И невозможное возможно

 
В то воскресное сентябрьское  утро Юля испытала неодолимую потребность уйти подальше от мучительно повторяющегося бега по кругу:  работа, дом -  дом, работа. Да тут еще и проблемы дочери. Уже  не ждала от жизни ничего хорошего. Хотелось подумать на свободе. И, может,  в кои веки побаловать себя.  Посетить салон красоты,  совершить шопинг, пусть маленький. Пока  премия еще цела и деньги не  перетекли к дочери.

Маленькая, но все еще изящная и очень женственная, Юля, несмотря на склонность к полноте, казалась моложе своих  пятидесяти. Никто бы и не догадывался, что за ее безмятежной улыбкой скрывался груз одиночества, хроническая нехватка времени и денег, проблемы с дочерью.  С ней они уже семь лет жили раздельно, но в одном доме, что, однако, ничего не изменило в жизни Юли.

Накануне,  в субботу, она опять весь день провела у   дочери. Занималась с внучкой, писали с ней прописи.  У дочери  не хватало терпения  на эту, как та считала,  «безделицу». Понятно, у  нее, как всегда, - мигрень, вечно нет настроения. А Юля-то  знала, как эти прописи нужны для внучки. Развивают трудолюбие, улучшают характер. 

Потом пришлось еще убрать  квартиру, а потом сбегать в магазин и приготовить обед.

А вечером  поругалась с зятем. Он вернулся из  своей художественной мастерской поздно, да к тому же «подшофе».

Дочь    рассердилась на нее.
-  Ну что тебе все не нравится, все ноешь, ноешь, все тебе не так, - говорила она Юле.   - Займись лучше собой. Сходи в бассейн, сделай массаж,  сбрось свои килограммы. У тебя,  в конце концов, есть мы. Радуйся тому,  что ты бабушка.   
Слова  дочери обидели. Внутри заплескались слезы, но сдержалась, ушла к себе.

Там, у  двери, ее встретил    друг,  рыжий,  пушистый Васька. Но не подошел, чувствовал,  что не до него. Только внимательно следил за ней. «Опять расстроена. И чего ей надо? Холодильник  полон. Вчера опять притянула полную сумку продуктов».

Юля, покормив Ваську,  подумала, подумала и  твердо решила, что  дочь права. У нее действительно своя жизнь.  Пора  отлепиться от нее.

Она взглянула в окно,  посмотрела на одинокую березку, свою давнюю спутницу  жизни. Подсвеченные  фонарем, еще  не облетевшие желтые листочки серебристо и трепетно мерцали, как бы соглашались  с ней. 

  Утром, наспех  позавтракав, Юля поторопилась уйти из дома.  И тут же  в глубине квартиры раздался  звонок. «Опять дочь! Кому я еще нужна в такую рань? Меня уже нет», - сказала она себе. Быстро  вскочила в подошедший лифт, уже там застегнула пальто,  поправила шляпку.  В зеркале   кабинки  увидела  растрепанное  бледное  лицо  с  упрямо сжатыми  губами.

Она впервые решилась уйти  из дома, не поставив  дочь в известность. Сбежала,  как маленькой девчонкой сбегала  в мир своих детских фантастических приключений.
Выйдя из подъезда,  вдохнула свежий, упругий воздух, и улыбнулась.
Полной грудью втянула в себя его живительную  силу,  и задышала легко,  в  свое удовольствие.

Во дворе было  по воскресному тихо и пусто.  Только шуршали  под ногами скрюченные серо-желтые  листья, уже без признаков багрянца, и даже намека на былую красоту осени. С недовольным щебетаньем взлетела стайка воробьев.
Мрачный свод неба давил. Неприветливый, тусклый, похожий на утреннюю овсянку, серую и безвкусную. «Как  и моя жизнь…», - подумала Юля.

Юля  вышла на  улицу,  где несся нескончаемый поток машин.  В лицо бил неприветливый холодный ветер, резал слух неприятный визг тормозов. Хотелось тишины.

Перешла на  липовую  аллею с редкими прохожими.  Там, в еще не  облетевших кронах деревьев, шумел  ветер. «Как много они видели на своем веку»,- смотрела на них Юля.. «Но нет у них  голоса. Молчат. И не спросишь у них совета. Да и  какой совет  они могут дать? Как облегчат  горечь утраченных иллюзий?».
 
Рядом трусил пристроившийся к ней бездомный пес. В надежде на угощение он заглядывал ей в лицо.   Юля нашла для пса завалявшееся в сумочке печенье. «Бедный попрошайка, никому ты не нужен, - подумала, глядя на него, Юля. - А у меня есть и дом, дочка, и внучка. И я им нужна.   И этим должна быть счастлива.

 Но счастливой  Юля  себя давно уж не чувствовала  - с тех самых пор,  как  окончательно    поняла,   что обманута  и брошена мужем.
 

Роман с Эдиком был  бурным,  ярким  и чувственным.  Оба  программисты, только что закончившие институты,  они встретились на  международной  выставке. Веселый, красивый южанин быстро покорил ее сердце. Покорил своей легкостью,  открытостью. Романтичным ухаживанием, признанием в бесконечной любви. Склонностью к неожиданным сюрпризам,  что сыграло в их  отношениях такую большую роль. 
В гражданском браке прожили два счастливых года. В ее трехкомнатной,  унаследованной от родителей, современной квартире. А когда  родившейся дочери исполнилось два  месяца,   он вдруг заявил, что уезжает в Израиль. Потому что, как муж и отец, обязан достойно содержать «своих любимых девочек». Туда зовет его друг,  тоже программист. Он устроился там прекрасно.

 Юля обиделась. Бурно, резко. Эдик был категоричен. 
-  Я  заберу вас, как только устроюсь.

И бесследно исчез,  оставив их без денег -   и Юлю,  и трехмесячную Асю. Пронесся бурей по ее жизни, все перевернул в ней. Горькая, саднящая рана заживала долго. Надежда на его возвращение теплилась в ней еще много  лет,  пока случайно не узнала, о его благополучии и женитьбе. Это поставило жирную точку в ее розовых мечтах. 

Пришлось много и напряженно работать. По ночам  не спала, вспоминала их жизнь. Подушка–подружка уже высохла от слез.

К шести  месяцам  дочку пристроила к бабушке–соседке, потом были ясли, детский сад.

Все  горело  в ее руках. Подумать о себе не  хватало времени.
Когда  Юля смотрела на себя в зеркало,  то  удивлялась  свежести  еще молодого лица. Внутри  же ощущала себя пожухлой старухой.
 
В конце аллеи  купила себе хризантемы, желтые, растрепанные осенью. «Гулять, так гулять»! Зарылась в их  осеннюю свежесть, в приятный горьковато–терпкий запах.
Осень на улице, осень в душе…

 Мысли текли своим чередом.  Скоро Юля  опять станет бабушкой.  Это, конечно, прекрасно, но личная жизнь ее,  считай, закончилась. Все хорошее в ее жизни уже случилось. Страстная, пылкая любовь,  рождение  дочери, внучки. Три подарка судьбы,  составившие счастье всей ее  женской жизни.  После молодости, насыщенной событиями и эмоциями, прежде полноводная река ее жизни превратилось  в маленький, слегка журчащий ручеек. Раньше, хотя ей всегда было некогда, она  чувствовала себя,  как рыба в воде, свободно плыла по  своей реке жизни,  легко  решая все  проблемы.

Теперь  Юля  изменилась, стала уставать.  Ее не радовал уютный дом, где когда-то царила  непередаваемая атмосфера интима, любви, страсти и умиротворения. Где всегда пахло вкусным благополучием.

Свыклась с мыслью, что бабий век короток. Она чувствовала,  что теряет прежнюю  форму. Тело с годами полнеет, а душа теряется в мелочных бытовых хлопотах. Черствеет, как позабытая корка хлеба. И даже  постепенно вымораживается.  Живет без удовольствия,  порою через силу.  Незаметно превращается в ту самую  усталую загнанную лошадь,  которой хочется  только  лежать и  тупо смотреть  в «ящик».

Она  давно не  была  ни в театре,  ни на концерте, ни на выставках.  Туда ходила дочь. Юля оставалась  с внучкой. А долгими вечерами  -  одна,  в  полутемной гостиной,  смотрела  на жизнь с экрана опостылевшего телевизора. «Своей жизни  - нет, да видно, и не будет» - решила она. Книга прочитана. Начало было многообещающим,  но   дальнейшее, увы, так банально! «Брошенка».  Эта мысль  давно  ядовитой змеей вползла в ее сознание,  и прочно устроилась в ней.  Что ж, такова судьба.   

Внезапно  ее мысли прервали требовательный вызов   мобильника.   Машка, ее подруга, захлебываясь, приглашала   на выставку  Айвазовского в Третьяковку.
 -  У  Борьки на работе аврал.  Билет пропадает . У тебя времени -  час. Жду. Иначе -  продаю.

Юля обрадовалась. «Айвазовский,  салон красоты,  шопинг с Машкой,   -    что может  лучше заполнить пустоту свободного дня». Юля успела.   Народа много, очередь вытянулась длинным хвостом. А у Машки билет был заказан  заранее,   по интернету. 

В залах галереи столпотворение.  Вокруг благостные,  интеллигентного вида бабули, много молодых, воодушевленных лиц,  мамаши с маленькими детьми. Мужчин мало. У них уставший вид, и  им явно скучно. Как на насесте, они пристроились на стульях у стенки, зевали в ожидании своих  более любознательных половин. Многолюдье   вызвало у Юли раздражение. Хотелось музейной тишины.

Машка тут же пристроилась к группе с гидом,  а Юля отправилась  «в свободное плавание». 

У  входа в большой зал  столкнулась с  цепким взглядом  черных   глаз  молодого Айвазовского. Казалось, он смотрит в  ее душу -   «Я не зря прожил жизнь, и, несмотря на все  сложности,  сумел  быть счастливым».    Юля горько  усмехнулась.
 
  «А  я  вот  вырастила дочь. И внучку. Но счастья нет»,   - грустно подумала она, и чуть не заплакала – «Говорят, что  начать все сначала никогда не поздно.  Все бросить и жить заново». Мысль эта казалось ей смешной и нелепой. «Что бросить?   Дочь?  Это тебя саму бросили. А того, кто бросил,  давно пора забыть». 
Сердце ее не принимало  уже никого.  Не верила она мужчинам.

Дождавшись, когда народ поредел, прошла в зал.  И от увиденной красоты  пришла в восторг.

На всех полотнах – море, но какое разное! И всюду – массы воды в движении. Волн - то тихих, нежно плещущихся о песчаный берег, то бурных, ревущих, звучащих, с таким рокотом, с такой силой! Это были живые картины, искрящиеся, брызжущие, с невероятной игрой света сквозь толщи воды, пены и рассыпающихся облаков, звучащие, как волнующая симфония.  Море  во время штиля, утреннее и ночное, с удивительным сиянием лунных и солнечных дорожек, всколыхнуло Юлины воспоминания о черноморском отдыхе с родителями, еще в юные ее годы.

Особенно долго она вглядывалась в картину «Черное море», где море и небо были показаны в их вечном противоборстве и в вечном единстве, с размеренным дыханием неотвратимо накатывающихся волн. И необъятное небо над этой могучей стихией. 
От увиденного глубоко и радостно вздохнула. Художник показал свой мир, который ему был дорог, который он хорошо знал и любил. Его картины были наполнены светом, воздухом, брызгами волн до такой степени, что порой они слепили, или от них хотелось заслониться, чтобы не замочить одежду.

Перед Юлиными глазами бушевал мир, созданный художником непостижимым образом наложенными мазками. Его море завораживало.

 Потом она долго стояла у картины «Радуга».  Ее поразила  мощь океана, противоборство человека и беспощадной, безудержной  стихией. Сила разбушевавшейся  природы, неумолимого и неодолимого рока, и сила противостоящих ему людей, даже в этих обстоятельствах не теряющих надежды на спасение. Огромные волны уже выбросили их корабль на каменистый берег,  разбили его о подводные скалы.  Только горстка еще пытается спастись на небольшой лодке,  но волны и ее несут на камни, как щепку. Гибель кажется неминуемой!  Но  гребцы не теряют надежды, потому что в небе появилась спасительная радуга, как предвестник скорого прекращения этой страшной бури.    Значит, надо продержаться. Еще можно спастись.
 
«Да, нельзя терять надежду. До последнего вздоха», -  подумала Юля.

И вот  - знаменитый «Девятый вал».  Опять бурное море и люди, терпящие  кораблекрушение. Позади страшная ночь,  но   идет новое испытание - девятый вал, по легенде  самый мощный, самый страшный из всех. Он  изображен художником с такой силой, что, кажется, нет от него никакого спасения.  Их гибель кажется  неотвратимой.  Вот-вот он накроет людей, уцепившихся за обломок мачты. Но они не теряют надежду на спасение.  В очертаниях мачты Юля угадывает Крест Спасителя.   Ей кажется, что она слышит их мольбу о помощи. Даже в эту страшную минуту люди верят – Он поможет им. С Его помощью они выдержат и этот страшный вал. За грозной гигантской волной уже видно, как небо окрашивается  теплым,  желтовато–оранжевым светом. Светом спасения. Светом Солнца!  Он  проникает в саму толщу воды, добирается до терпящих бедствие. Вот оно, их спасение! Черные,  синие и зеленые тона    пятятся,  отступают…

Юля всматривалась в картину, как завороженная. «Да, надо бороться, бороться  до последних сил!», - повторяла, она, как заклинание. «Ведь так и  в жизни. Море и жизнь – одна стихия. Наверное,  у каждого  человека есть  свой девятый вал.  Важно  -  выжить! Нет ничего ценнее жизни. Думать,  видеть,  чувствовать,  ощущать,  дышать, просто жить - это так много! 

Она нашла  Машку, которая, отстав от экскурсии,  рассматривала   портрет второй жены Айвазовского. 

- Представляешь, у него это был второй брак, но  брак счастливый.  Когда он женился  на ней, ему было шестьдесят, а  ей -  двадцать шесть. Смотри, какие у нее красивые черные глаза.

 Машку,  до сих пор несостоявшуюся в   замужестве,  интересовала, прежде всего, эта сторона жизни. С Борькой у нее не все ладилось. Она считала Юлю счастливой  и тайно завидовала, что та имеет дочь.

- Ты чего такая скучная? - спросила она,  мельком взглянув на Юлю, и, не дождавшись ответа, рассказала то, что о чем говорил гид:
-  Первая жена его -  красавица, англичанка. Она родила ему четырех дочерей. Но оказалась капризной и взбалмошной, да еще и нервно-больной.

Машка явно жалела художника.
- Ей, видите ли, скучно было  с ним  в Феодосии, так она предпочитала подолгу бывать с детьми то в Италии,  то во Франции. Представляешь,  он их четырнадцать лет  содержал,  и при этом даже  -  не видел! Сколько терпения надо было иметь! - говорила  Машка. – От хандры он  спасался  работой, писал  холст за холстом. Мог написать картину  за сутки. Вот это – мужик. А талант какой! Но зато вторая жена была местная, из Феодосии, армянка. С ней-то он и был по-настоящему счастлив.

Юля,  вспомнила почему-то о зяте – художнике, и о своем пропавшем Эдике. И о том, что ей только пятьдесят, и впереди еще целая жизнь…

Они  опять разошлись с Машкой по разным залам выставки.

Юля присела в раздумьях. «Чтобы быть счастливой в этой жизни, надо попытаться  сделать невозможное» - неожиданно всплыла в памяти  когда-то прочитанная фраза.  Глаза наполнились    слезами.  «Ну  зачем  мучить себя вопросом -  почему  меня бросили?  Есть жизнь! Это главное! Есть еще большой  ее кусок. Его надо прожить и прожить  достойно. А  значит -  счастливо. Вот у Айвазовского, во всех бурях, сквозь самые грозные тучи, всегда проглядывает луч света, как символ жизни,  надежды и веры.  Я  тоже должна найти в себе этот свет.  Не смиряться. И не опускаться. Пусть дочь живет своей жизнью, не надо ей мешать. А у меня будет своя. Новая.

Настроение Юли изменилось. Ушло отчаяние. Она  обязательно справится  со своим серым одиночеством. Найдет себя. 

Подошла  Машка.
- Ты чего улыбаешься, Юль? Понравилась выставка?
- Очень. Спасибо, тебе, Маша.
- Тогда с тебя буфет, - потребовала она.
- Будет. Я сегодня богатая. Премию получила.
- Прелесть ты моя! Так давай скорее,   передохнем и продолжим. Я еще многое не успела посмотреть.

  Машкины  синие глаза, окаймленные густыми ресницами под темным разлетом бровей, потемнели, а щеки налились румянцем.  «Какая хорошенькая,  и  куда мужики смотрят?» - подумала Юля. 

  По дороге в буфет,  на первом этаже,   Машка продолжала  восхищаться, рассказывая, как интересна была жизнь Айвазовского,  как насыщена путешествиями, приключениями  и впечатлениями. И неожиданно спросила:
 -  А у нас с тобой? У тебя хоть был муж. Ты дочь вырастила. А у меня  -  работа - дом,  дом -  работа.   Мужика стоящего до сих пор не  могу найти.
 
 - Ну, не говори так. Вот эта выставка - она может  помочь,  многое  решить в жизни.  И у тебя много интересного. Хотя бы вспомни, как путешествовала  в Египет, сколько интересного мне рассказывала. Да и не обязательно путешествовать в погоне за своим счастьем. Его можно найти  и здесь.

 Юля,  пропуская вперед бабушку с палочкой, продолжила: 
 - Нет, подруга. Счастье в нас, и найти его – зависит от нас. Я уверена в этом. Надо хотя бы попытаться сделать это. Найти себя,   найти,  чем занять свою душу. В жизни нет ничего невозможного.  Теперь я в это верю…