Не смеши людей, Кланька!

(Пьеса в трёх действиях с эпилогом)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Кланя - не худая женщина, (130х110х150), лицо - кровь с молоком, бойкая, она и на гармошке может сыграть "отвори да затвори" и частушку с картинками спеть, добрая, острая на язык, палец в рот не клади, - может откусить. Может поступить совершенно непредсказуемо. Работала в пригородном хозяйстве дояркой.
Паня - щупленькая, невысокого роста, постоянно носит платочек, - и  в церковь, и в повседневности. Любит свою подругу, следует за ней, как за лидером, но может так огрызнуться, что мама не горюй! Перенесла инсульт, оправилась от него, слава Богу!
Сашка, старший сын Пани. Высокий, худощавый, в зэковской кепке, и поведение - соответствующее - зэковсое.
Лёнька,  младший сын Пани. Мешки под глазами, одет неопрятно, весь помятый. На словах может нервно взбрыкнуть.
Аня, племянница Пани. Привлекательная конопатенькая молодая женщина. Немногословна. Прибита неустроенной жизнью. Может иногда выдать  по первое число.
Никодим из совета ветеранов. Дородный мужчина, морда, как решето. Видно, что из непростых людей. Самодовольный, с менторским тоном.
Майор полиции Бороушкин. Он, если даже сидит, и то может на всех смотреть свысока: он - власть и позволяет себе многое непозволительное в обращении с посетителями.
Ковка-Пятница, любитель искать всегда справедливость. Хотя сам назанимает у соседей денег, но забывает их отдать. Обещает отдать в пятницу, когда зарплату выдадут или пензию принесут.
А также родственники, соседи, знакомые, массовка.

Действие первое
Квартира Клани. В комнате посередине стоит круглый стол. На столе электрический самовар, сахарница, чашки с блюдцами, печенье. В переднем углу, ближе к окну - деревянная кадка с черёмуховыми обручами. В кадке - фикус. Выше его - в серебряных окладах иконы Николая Чудотворца и Богоматери. Под ними - лампадка. Слева от икон на тумбочке маленький телевизор. Вдоль одной стены комод, накрытый вязаной скатерью. На комоде - старая гармошка сметанинской работы. На стенах много разномастных фотографий и почётных грамот. Возле дальней стены, напротив окна, кровать с никелированными передней и задней спинками. На кровати - подушки мал-мала-меньше. Ниже - кружевной плетёный подзор. У входа в комнату - полуистёршееся кресло с деревянными подлокотниками и с высокой спинкой. В дальнем углу стоит кутуз для плетения кружев. На потолке круглый матерчатый оранжевый абажур с одной лампочкой. Часы-ходики с кукушкой. На тумбочке с салфеткой - чёрный телефон с диском. Работает радио: "В Москве 15 часов... в Петропавлоске-Камчатском - полночь! Передаём последние известия!"
Звонят в дверь.
Кланя: (в ярком, с крупными цветами домашнем халате, в кое-как одетой косынке):
     - Да, кто там, не заперто, входите!
Открывается дверь, входит Паня в пёстром полушалке и в смешном платке.
Кланя:
     - Панечка, здравствуй, ой, ты сегодня, право, как чудо в перьях!
Паня:
     - Спасибо, подружка, за комплимент! Посмотри на себя: ты безо всякого "как," - чудо в перьях!
Кланя:
     - Ну, вот обменялись любезностями. Опнись, отдышись! Ты ко мне пришла просто так или по делу?
Паня:
     - Сперва по делу, а там - какая вывезёт. Я тебе денюжку опять принесла.
Кланя подаёт ей расписную прямоугольную жестяную коробку из-под иностранного печенья, открывает, в коробке чувствуется стопка банкнот.
Кланя:
     - Помню, помню. ты ведь сначала на сохранение свои деньги носила каким-то знакомым. Что те "банки" лопнули что ли?
Паня:
     - Лучше не говори. Лопнули, да ещё как лопнули, как пирамида Мавроди! Решила вернуть деньги. Прихожу к одной знакомой, а та говорит, что я у неё сто лет и не бывала, мол, о чём речь. Вторая сказала, что деньги издержала, но восполнит их. А у третьей в "офисе" оказался неприёмный день, потому что к ней топ-менеджер, ну, тот, который всех топчет, или, как по-нашему, хахаль, пришёл, мол, не до меня. Так что дело - швах!
Кланя:
     - Храни у меня.  Всё будет в целости и сохранности. За мной, как за Кремлёвской стеной: и безопасно, и надёжно! Туда трудно попасть, и оттуда никто добровольно не выйдет, пока пинками не выпроводят или вперёд ногами не вынесут.
Начали чёвничать. Чай - индийский, со слоном.
Кланя:
     - Может, по стопочке оковыльнем?
Паня огляделась вокруг, потрогала руками под стулом, на котором сидела, подняла вязаную скатерть, посмотрела под столом и заявила подруге:
     - А здесь никто вроде бы и не возражает!
Хлопнули по стопочке. Раскраснелись. Кланя берёт с комода гармошку. Делает проигрыш "Отвори да затвори".
Кланя:
     - Начну я с частушки, которую всегда пел на подведении итогов года наш директор Африканыч, да, ты его знаешь!
Как закончилась неделя,
Не заметил пятницы,
Не одни доярки лады,
Лады и телятницы!
Паня:
     - Ну, ты, Кланька, и фулиганка! Про лад-то как хошь, так и понимай!
Кланя:
     - А бабам нравилось! Так это я для затравки, для разогрева публики!
И посмотрела на "публику" в лице своей подруги.
Паня:
     - Публика тебе отвечает, что надо что-нибудь помягше, понежнее, а то сразу - головой да и в ушат с дерьмом.
Кланя:
     - Так это художественный образ. Пожалуйста вот тебе и помягше, и понежнее:
Супостаточку свою
На безмене свешаю.
Если пять пудов не тянет,
То зарежу к лешему!
Паня:
     - И то! Теперь моя очередь:
Тут болит,
И там болит,
Только там и не болит,
Где милёнок шевелит!
Кланя:
     - Когда это милёнком-то сумела обзавестись?
Паня:
     - Так это тоже художественный образ. Приятно вспомнить, куда уж мне старой-старбени с милёнком-то?
Кланя:
Супостаточка Анютка
Увела милого в рожь,
Увела да и сказала:
Милый делай, чево хошь!
Паня:
С вологодского моста
Я пойду и утоплюсь,
А кому какое дело,
Куда брызги полетят!
Кланя:
    - Панечка, не нравятся мне сегодня твои художественные образы, не нравятся, - и всё тебе! Какие-то они висельные. А о себе, как о старбени, говорить ещё рано. Когда человек начинает стареть, ты-то как думаешь?
Возвращает гармошку на комод
Далее - спор о том, когда человек начинает стареть.
Паня:
     - Это ж и дураку понятно, что с восемнадцати лет, - окончилась юность, начинается взросление, старение.
Кланя:
     - А вот и нет! Старение начинается, когда женщина уже не может родить, пролетели годики!
Паня:
     - Может быть, когда человек выходит на пензию?
Кланя:
     - Может и так. Но мне кажется, когда он не может за собой ухаживать?
Паня:
     - Не правда твоя: когда он никому не нужен: не родным, не близким, не знакомым, не всему белу свету не нужен. Вот тогда!
Кланя:
     - И опять ты вернулась к своим грустным художественным образам. Фу, на тебя тогда!
     - Устала я, Кланя, устала, ох, устала!
Кланя:
     - За день утопталась что ли? Дел было много: то да сё, да курицы, а много ли куриц-то? А одна!
Паня:
     - КлАнюшка, не шути! Я всерьёз устала. От суеты сует устала. От жизни устала. Подумай-ко сама: старшой сын уехал за длинным рублём, и, как сквозь землю провалился, - ни слуху ни духу. Младшой пьёт беспробудно. Постоянно деньги вымарщивает, сперва клянчил, а теперь готов и угрожать матери. "Мам, дай денег!" А я ему говорю, мол, надо бы на похороны себе скопить. Гробовые деньги. Ведь, умру, так вы меня даже не закопаете. Он, знаешь, что ответил? Не знаешь! А он этакое вывёз: "Закопаем, мам, аккуратно и основательно, только дай на пузырь!"
Паня:
     - Хорошо у тебя, Кланя, но пора и честь знать! Что-то у меня голова закружилась не в ту сторону, пойду прогуляться, охолонусь немножко.
Кланя провожает подругу, что-то ей шепчет на ухо, а Паня отмахивается руками, мол, и сама знает. не первый год замужем. Кланя потом занимается кой-какими домашними делами, садится за кутуз. Работает телевизор. Она тихо, но очень жалобно напевает, побрякивая коклюшками:
Ромашки спрятались, поникли лютики,
Когда застыла я от горьких слов:
Зачем вы, девочки, красивых любите,
Непостоянная у них любовь.
Сняла решительно пиджак наброшенный,
Казаться гордою хватило сил,
Ему сказала я: - Всего хорошего, -
А он прощения не попросил.
С улицы доносятся сигналы машины "Скорой помощи".
Кланя:
     - Не к добру это, не к добру. Упаси, Боже! Однако не по наши души "скорая" пожаловала? Что-то сердце не на месте. Ноет, ноет ретивое. Не случилось ли чего?
Кланя собирается спать, вдруг заверещал телефон. Кланя берёт трубку. Голос Ани.  племянницы Пани (слышно из трубки):
     - Тетя Кланя, твоя подруга померла. Видать простудилась, да ведь помнишь, у неё был инсульт, и потому скоропостижно померла. "Скорая" не успела. Когда там узнали о её возрасте, наверно, на вызов ехали на черепахе.
Кланя:
     - Ой, моё сердце никогда не подводит!
И тяжело садится на кровать.
Занавес.

Действие второе
Квартира Пани почти такая же, как у Клани. Только без гармошки, и вещи расставлены немного иначе. Вместо фикуса стоит пальма в кадушке, а на столе вместо самовара - электрический чайник.
После похорон первой в комнату входит Кланя,
Кровать идеально застелена: подушки мал-мала-меньше. В "Красном углу" низко вместо икон висит большой, в серебряном окладе, портрет Пани в образе святой и с черной ленточкой на углу рамки. Под портретом - горящая лампадка.
Кланя встаёт на колени на простенький коврик.
Две женщины накрывают поминальный стол. В это время заходят все, кто был на похоронах, две женщины предлагают вымыть руки, одна над ведром поливает из ковшика, другая держит на плече чистые полотенца, все крестятся (кто по уставу справа налево, кто слева направо - им один хер), и беспорядочно рассаживаются за столом на скамейки, покрытые газетами.
Женщина у входа своей подруге:
     - Тань, ты ведро-то поставь на пол, чтобы не упало.
Подруга:
     - Пусть стоит на табуретке. Ничего ему не сделается. А, если и упадёт, то так оно и должно быть. Иначе для чего ведро на табуретке? Всё должно стрелять! Главное - чтобы это было к месту и по поводу!
А в это время Кланя перед иконой заводится, как воздушная сирена:
     Ой! Да, что ты удумала,
     Ой! Да, почему ты ушла-то?
     Дура ты дура!
     Не я ли тебе говорила, что надо одеваться теплее,
     Когда выходишь на улицу?
     А ты всё - свое: "Сама знаю, нашлась, командирша!"
     Вот такая ты и была всегда ершистая и непокорная
     Чево мне-то теперь без тебя делать?
     С кем делить радости,
     С кем мыкать горе?
     С кем чаи пить-распивать,
     С кем по-дружески поругаться,
     С кем обсуждать или осуждать кого-то,
     С кем тошное телевидение смотреть с вечными Малаховыми, Якубовичами да Масляковыми.
     С кем по праздникам стопочку грохнуть?
     Песенки попеть, поплакать-порыдать.
     Не с кем! Вот что ты наделала!
     Не можешь ответить. Потому и молчишь!
     И я не знаю ответа.
Кланя громко всхлипнула, вытерла платочком глаза и уже не на той высокой взрывной ноте стала ласково выговаривать:
     Панечка! Ладный гробик тебе сделали,
     В церковь в Архангельское свозили,
     Твой любимый батюшка Илия отпел.
     Упокоили тебя на высоком сухом  месте.
     Похоронили по-людски!
     Там тебе будет лучше,
     Там не будет ни болестей, ни горестей, ни воздыханий!
      Не то, что здесь у нас!
Своими причитаниями Кланя  привела присутствующих в шок.
К Клане подошла Аня.
Аня:
     - Тётя Кланя похоронили-то по-людски? У меня зарплата малюсенькая, сыновья Пани - не помощники. Я посмотрела тётину сберкнижку, - там несколько сотен лежало, обшарила все ухоранки, ничего больше не нащла. На что хоронять ума не могла приложить.
Кланя:
     - Аня! Да, ты напрасно тосковала, о чём Бог не велел! Я ж тебе принесла деньги. Паня у меня эти деньги хранила ровно четыре года. Каждый месяц приносила и лично клала в шкатулку по две тысячи. Каждый месяц!
     - Тётя Кланя, какое спасибо-то Вам. Вот выручили, так выручили! Тётя Кланя, ведь четыре года - это 48 месяцев, если по две тысячи каждый месяц приносила тётя Паня, то получается 96 тысяч, а Вы подали сто тысяч?
Кланя:
     - Аня, не обращай внимания, это я от себя четыре тыщи подложила, подложила для светлой памяти моей дорогой подружки !
Входит старший сын Сашка. Его присутствующие еле признают, но Кланя  первой признала.
Кланя:
     - А вот и явление Христа народу. Откуда, родимый? Мать о тебе все глаза выплакала, так и не дождалась. Где, Санька, странствовал столько лет?
Сашка:
     - По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах.
Кланя:
     - И много нарыл?
Сашка:
     - Тёть Кланя, этот презренный металл будет. Да, хотя бы, вот мамкину квартиру сбагрим. Золотишко найдётся, как пить дать, найдётся!
Кланя:
     - Ничего у тебя не найдётся, Паня квартиру не приватизировала, значит, она отойдёт городу, а не наследникам.
Сашка:
     - Тёть Кланя, ты - нехороший человек. Я сказал! Встал. Похлопал руками по коленям, по заднице, по подошвам. - Опца-дрыпца-опца-ца!
Люди  сидят напряжённо, как истуканы с острова Пасхи. Сашка и Лёнька за столом  вместе.
Лёнька:
     - Саша, а где ты эти все годы был? Мам так переживала, извелась прямо!
Сашка:
     - А как поедешь в Архангельск, так направо. Есть такое клёвое название - Ерцево. Вот в этом "санатории" я и был. Ломил, будь спок! Выйду за колючую проволоку ненадолго подышать свежим воздухом, да, и - опять в "санаторий".
Лёнька:
     - Для чего санаторию колючая проволока?
Сашка:
     - Чтобы с воли фраера всякие разные не лезли. Не о том речь! Вот что тебе, братишка, скажу, - не нравится мне тётка Кланя, что-то она не договаривает. Водятся у этой шалавы денежки, водятся! Наши денежки!
Лёнька:
     - Что же делать?
Сашка:
     - Что делать, что делать?
Приподнимает серую. как мышь, зэковскую кепку.
       - Голова-то дана не только для этого. Ты покумекай, подсуетись, может что-нибудь и придумаешь!
Лёнька:
     - Как ты узнал о смерти-то мамы?
Сашка:
     - Очень просто, мне с "санатория" маляву прислали. Там всё знают и действуют быстро. Из общака денег дали на проезд, суточные заплатили, - безо всяких проволочек,- всё сделано по понятиям! Не то что на воле, где никаких понятий! Действуют всё по "закону": воровать так миллионы, трахнуть так королеву! Никак остановиться не могут. У них уже миллиарды, а им ещё надо, надо, надо! Этому, у которого харя (харизма) в телевизор не входит, сказали, что тебя взяли в разработку, что тебя прослушивают, нет, ведь он попёрся сам за взяткой, взял чемодан с долларами, оставил на ручке чемодана свои пальцы. В нашем "мире" чище работают, аккуратнее и ... скромнее. Так что самые ярые преступники сидят не в "санаториях"! В общем, они без царя в голове. А что царь? Он что святой человек? Вот он и даёт своим чиновникам жить и припиваючи, и припеваючи. Царь, а царь, хочешь пирожное, хочешь мороженое? А он, тьфу-ты, ну-ты, ножки гнуты, а он? А к евонному приезду заборы повсеместно красят!
До первой стопки. Базар (порядочный). Каждый говорит, вставая, соблюдая очерёдность. Первым выступает Никодим:
Никодим:
     - Паня была прекрасной работницей, много грамот за это получила, двух сыновей вон каких выростила! Пусть будет ей земля пухом! Она это заслужила! И подруга её Кланя -молодец. Только бы, Кланя, надо было всё делать цивилизованно, прозрачно.
Кланя, взьерепенившись:
     - Что я сделала неправильно?
Никодим:
     - Да люди всякое говорят.
Кланя:
     - На чужой роток не накинешь платок.
Никодим:
     - Верно, но ты подумай, так ли всё сделала, чтобы до бОльшего греха не дойти.
Кланя проглотила слюну. далее стали говорить по очереди.
Массовка:
       - Мир её праху!
     - Светлая память Пане!
     - А Кланя-то умница! Вот что значит дружба женщин!
     - Царство небесное Пане, безобидный был человек.
     - Кланя, - сколь денег сохранила, а на что бы Паню-то хоронять?
После второй стопки - базар (расхлябаннее).
Массовка:
     - В сберкассе надо было деньги хранить, а не в кубышке. проценты бы получали.
     - Да, дура Кланя, круглая дура, такую сумму грохнуть, и кому? Пьяницам, преступникам?
После третьей стопки - базар (разнузданный).
Ковка-Пятница:
     - Согласен, что Паня хороший человек, верно, она родила и выростила двух сыновей, они  - настоящие проходимцы...
Его стали одёргивать за пиджак, что, мол, чепуху-то несёшь.
     - Так я и хотел сказать - настоящие выходцы из народа. А ведь и проходимцы - тоже выходцы из народа, не с Луны же они свалились!
Массовка:
     - Тут у нас уже не поминки, а ток-шоу!
     - Флешмоб здесь!
     - Не флешмоб, а бардак!
     - Собрались старые пердуны на халяву!
     - Кланька! Неси гармошку, щас споём!
Ковка-Пятница:
     - Ёпт! Ёпт! Ёпт! Вы люди или нелюди? Дошли до ручки. Дайте слово сказать паниному сыну! Лёньке дайте  сказать слово!
Лёнька встаёт и начинает:
     - Мам, мам, мам! Бьёт себя кулаком в грудь. Хорошая ты у нас была! Хорошая!
Делает паузу, подбирая слова. Все, на удивление, затихли, будто набрали воды в рот, ждут, что будет дальше.
Лёнька:
     - А ты, тёть Кланя, не все мамкины деньги отдала!
Падает оставленное у входа на табуретке пустое ведро, оно катится, громко бренча, - тем самым усугубляя и так непростую обстановку. Клане становится плохо. Аня заподруки выводит её из-за стола и направляется к дверям, со слезами на глазах, и неистово крича:
     - Тётя Кланя - хороший человек. Тётя Кланя - золото. А вы все - сволочи! Сволочи все, все, все!
Но её никто не слышит, разнузданный базар продолжается. Занавес.

Действие третье
Полицейский участок. По дороге к себе, Кланя заглянула в почтовый ящик, где нашла вызов участкового полицая придти к нему на беседу. Зашла в участок. Маленькое помещение, одно окно, выходящее на людную улицу. На окне - засаленная занавеска. На стенах плакаты: "Моя полиция меня бережёт!", "Столкнулся с корупцией? Позвони!","Переходи дорогу на зелёный, а то попадёшь на другой свет", "Увидел чёрный пакет. отдай полицейскому, они тоже люди!" и другие.
Кланя (вошла в закуток и ещё раз прочитала повестку):
     - Гражданка...! Приглашаю на беседу. И подпись: "Майор полиции Бороушкин".
Передаёт бумажку полицаю. Тот даже голову не поднял, лишь, не глядя, протянул руку к бумажке. И тут зазвонил телефон. Полицейский схватил трубку:
     - Участковый Бороушкин слушает, подскакивает со стула, становится во фрунт, так точно, господин подполковник! Никак нет. А как же? Вот и сейчас веду профилактическую беседу с гражданкой э-э-э. Обязательно, господин подполковник! Есть, господин подполковник!
Кланя:
     - Вот, товарищ милиционер!
Майор наконец-то поднял свои очи:
     - Называйте меня просто - господин майор!
Кланя:
     - Выходит, я крепостная крестьянка, раз Вы господин! Где уж нам дуракам чай пить! С господами-то! Вот, господин, я и пришла по вызову, как законопослушная гражданка. Хотя не поняла, по какому-такому поводу заинтересовала полицию, не воровала, не убивала, в драках не участвовала. Вас ведь господ, когда надо, так с собаками не сыщешь! А тут - на тебе: объявились не запылились. Вызывают на допрос. Так какой повод-то, господин полицай?
Майор:
     - Повод всегда можно найти.
Кланя:
     - Вы, хотя бы женщине сесть предложили бы!
Майор:
     - Не спешите! Сесть Вы ещё успеете! За нами дело не станет.   
Не отвлекаясь от писанины, не поднимая глаз на вошедшую, майор говорит:
     - Гражданка Виноградова, к нам поступило заявление от Гладина Эл., вы знаете его?
Кланя:
     - Никакого Эл я не знаю. Знаю пропойцу Лёньку Гладина.
Майор:
     - Так вот Эл. Гладин обвиняет вас в мошенничестве, связанном с деньгами своей матери. По его словам, Вы присвоили значительную часть её денег.
Кланя:
     - А кроме горемычного пьяницы, Вы-то в чём меня подозреваете?
Участковый от такого вопроса даже подпрыгнул:
     - "Подозреваете?!" - он подошёл к окну, отдёрнул занавеску и пригласил Кланю, - вон, видите, на улице люди идут? Вот они-то и есть подозреваемые! А Ваша песенка, гражданка, уже спета!
Кланя:
      - С каких-таких рыжиков?
Майор:
      - Про рыжики сегодня говорить не будем! Не до грибов! Вы хранили чужие деньги, то есть, занимались незаконной финансовой деятельностью. Раз! Насколько понимаю, у Вас не было никакого письменного договора с вкладчицей. Два! Вы не давали никаких расписок за получение денег. Три!Налицо - мошенничество в чистом виде.
Кланя:
     - Никаких бумаг у нас не было, это верно, но всё было по совести. Ведь мы же были подругами - лён не делён, не разлей вода!
Майор:
     - Совесть - категория не юридическая. На счёт льна и воды не знаю. Почему Вы вернули деньги?
Кланя:
     - Да, у меня других и вариантов-то не было. И думать не думала о чём-то ином! Принесла и принесла! Принесла и принесла! Всё!
Майор:
     - Возможно, но мы будем искать. Этого требует защита интересов граждан.
Кланя:
     - Да, я в жизни никогда за чужую соломинку не запинывалась, не то что у подруги украсть денежку.
Майор:
     - Это ничем не подтверждается!
Кланя:
     - Так надо головой думать, а не тем местом, на котором сидите! Эко обвинить женщину! И в чём?
Майор:
     - Гражданка Виноградова, Вы можете налететь сначала на административное наказание за оскорбление при исполнении! Нам думать не положено ни головой, ни чем ещё подобным, как Вы выразились, за нас начальство думает, нам положено исполнять!
Кланя:
    - Ах, вот как!
После этого Кланя встала, повернулась спиной к полицейскому, задрала платье и, хлопая ладонью по ягодицам, стала приговаривать:
     - Вот тебе, господин, от крепостной крестьянки, вот тебе, думающему жопой, вот тебе хренов защитничек интересов граждан, вот тебе исполнителю и твоему думающему начальству, вот тебе, пёс смердячий! - и неуверенной походкой выходит из полицейского участка.
Майор:
     - Ну и ну, гражданка э-э-э, это Вас нисколько не красит!

Эпилог
Квартира Клани. Всё то же самое, только кресло с деревянными подлокотникам и с высокой спинкой стоит в центре комнаты. Кланя в него села, тяжело выдохнув.  Стала анализировать своё поведение.
Кланя:
     - Стыдоба-то какая произошла! В моём-то возрасте! Да, причём здесь возраст? Я и по молодости была дурной. только тогда дурости делала намного быстрее. А сейчас такие же дурости делаю много медленнее, - вот и вся разница! Старею, старею!
Она попыталась закрыть глаза... Встрепенулась.
     - Ой, кажется, заснула! Посмотрела на часы-ходики. Те, как будто, застыли. Ведь и прошло-то несколько минут, а наснилась бочка арестантов! Она отмахивается обеими руками. - А привиделось мне сельское кладбище в Пятине. Вот поэтому и отмахиваюсь. Рано мне ещё туда, рано!
Далее - монолог Клани:
     Вижу - стоят две старушки (ужас какой!) - у моей, собственной бедной могилки, одна другую спрашивает:
     "От чего Кланя-то померла? Такая бойкуха была?"
     "Так, наверно от прожитых лет. И от этого, думаю, да, ты читай, что на венках-то написано: "От родных", "От соседей", "От ветеранов". Вот они-то все и помогли помереть! Многие при жизни её чуть с потрохами не сожрали."
     "Вот уж верно говорится: "Человек человеку друг, товарищ и враг". Ой, как бы нада, как бы нада любить себя и ближнего своего! Ан, вот не получается!"
     Тут, как будто, зазвонили колокола. Как сейчас, их слышу. И мой тятя, (как давно я не видела его во сне),  растолковывает: "Кланька! Слушай. Маленькие колокола частят так: "Были сани, да украли, были сани, да украли", а большой колокол, мы ещё его называли Иван Иванычем, тот серьёзно, басовито выговаривает: "Полно едрёна мать, полно едрёна мать!" Потом в бой снова вступает мелюзга, и опять - Иван Иваныч..."
     А тятя мне и говорит: "Кланька, ты там, наверху-то, не очень фордыбачь, не смеши себя, не смеши людей, не смеши жизнь."   
     И вот слышу, что маленькие колокола начали почему-то звонить по-другому: "Торопись делать добро, торопись делать добро!" Иван Иваныч тоже по-новому зазвучал: "То-то, едрёна мать, то-то, едрёна мать!" С чего бы это?
На самом деле слышен громкий звон местной церкви:
     А я продолжаю переводить звон колоколов на понятный язык: "Торопись делать добро, торопись делать добро!" Иван Иваныч своё говорит: "То-то, едрёна мать, то-то, едрёна мать!"
Кланя:
     Батюшки светы, так мне эти звоны-то совсем и не приснились? Они - на самом деле, на самом деле! Какая радость, какая благость! Как ты прав, тятя, со своими словами "Не смеши людей, Кланька!" Во истину, чего их смешить-то, они и так смешные, и жизнь - смешная штука! Ты  прав, прав, прав, тятя, тятя-я-я...! Охо-хо-хохонюшки! Кланя, сидя в кресле, широко зевает и под церковную музыку засыпает.
Колокольный звон продолжается. Включается свет в зале. Выходят артисты на поклон. Занавес опускается. Звон провожает зрителей до выхода из зала, постепенно затихая.


Рецензии
Интересно. Обычная русская жизнь. Не обманул ты, обманут тебя.

Юрий Власовец   27.05.2019 17:21     Заявить о нарушении
На это произведение написано 9 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.