Мяу или Только моя Вселенная смыслов

               
     Кастанеда много о чем не писал, в частности, он совершенно не упоминал " синдром товарища Конского ", лишь мимоходом осветил эпическую битву кальмаров и лангустов, до сих пор сотрясающую устои хрупкого междуподводного равновесия с курсирующим паромом " Керчь - Преисподняя ", искусно миновал скользкую тему наведения лоска на соску, ввергнувшую министерство культур - мультур в долгосрочный отпуск по болезни ума и записке от Фокса учительнице русского языка с густопсовым еврейским акцентом, смущающим умы недоразвитых учеников в ситуации грядущего перелома плечевых костей, и также он умудрился не заметить лежащую на поверхности сверхактуальнейшую проблему утопших в пучине безвременья мангустов, маленьких и гибких, словно юная Света Хоркина на толстеньком члене активного боевика " Дашнак - цутюн ", мерно вздымаемая волосатыми руками вверх и ритмично опускаемая вниз в восхитительном танго " Хутин - пуйло ". Можно сказать, что Кастанеда не оправдал доверия своих потенциальных читателей и вероятных почитателей сумбурного вместо музыки творчества сюрреалистического гламуриста печальной действительности, кроящейся, как всегда, в мелочах и нюансах, во всех этих обрывках трамвайных билетов, растекшемся шрифте " Фелькишер беобахтер ", звоне комариных укусов, досадно упивающихся иллюзорным доминированием над нереальной солидарностью Гарри Каспарова, базирующейся на тщательном разделении мух и котлет, когда мухи - роем, а котлеты покойно спрятаны в животике котенка по имени Гав, выросшего в наглого кота Яна Фабра, бездуховного кощунника перед лицом отче Ибрагимушки, спящего посреди пустоши тонким сном разума древних богов интернациональных Галактик с включенной в ареал обитания третьей планетой от зашедшего, наконец, солнца, донельзя замороченного псевдоуверенностью в хоть каком моем интересе к высочайшей персоне вселенной гладиаторов, ничтожных и унылых калоедов в блестящем ртутной поверхностью пруду Диты фон Тиз, бессменной и несменяемой хозяйки Медной горы, Саломеи новой эры хлеба и зрелищ в шарфике Айседоры Дункан и шелковых чулках Евы Браун, спешно выглаженных китайским утюгом Шаолиня в чащобах тройных смыслов аллитерированного сурдоперевода, по - прежнему возглашающего " Едем дас сейне " и отрицающего заинтересованность в маленьких различиях между соевыми сосисками и славно прожаренным шашлыком Андрея Чикатило. Кастанеда - он такой. Затейник. Между прочим, есть такая новелла - " Затейник ". Странная книжица об " эскадронах смерти ", пропитанных вонью сгнивших бананов и рваных карманов фавелах, купающихся в люках канализации подростках, богатых печальниках равноправия и расовой терпимости и о нем, Затейнике, жутком мутанте, разрывающем жертв в душной темноте южноамериканской ночи, потными капельками лежащей на усах перепоясанных пулеметными лентами повстанцев, кругленьких сиськах смуглокожих и разноцветных танцовщиц, держащих за кахонас народонаселение мужского пола и правильной ориентации, компасно и топористо показывающей на север с ушедшими почтальонами, перепутавшими магниты пингвинами и невесть как забредшим в торосы Гуимпленом, человеком с амбициями.
     Мне надоело делать один абзац и я мудро нажал на кнопку ноута, перепрыгивая ко второму, радуясь своей креативности и быстроте реакций. Действительно, с моим складом ума не нужно попадаться на дороге Гари Бьюзи и, уж тем более, нет никакого смысла пытаться модернизировать погруженный в призрачное безумие виртуальный мирок интернета, как всегда, забитый дерьмом, помойками из людей, полной херней и ахинеей, не интересной и абсолютно скучной, ввергающей меня в изумленную зевоту озадаченного невротика с психопатическими наклонностями Чезаре Борджиа, рано облысевшего поклонника зажигательных танцев на залитых кровью столах, протяжных песен казахских акынов и широко закрытых глаз Николь Кидман, голой и ништяковой тетки, вызывающей буйный стояк даже после часовой мастурбации на новости ближнего космоса и дальнего внеземелья, затерявшегося в безбрежном вакууме мыслительной деятельности.
       А вот тут я необъяснимо и хитро забахал третий абзац, упиваясь авторским правом послать на хрен глупых начетчиков и прожигателей прошлого, которого никогда не было и не будет, что внушает некоторую надежду и бережно сохраняемую эрекцию на любимых актрис тела, упивающихся явным превосходством и радостью жизни, что таится за порогом в ожидании неизбежного конца, увенчанного моей полной отвращения ухмылочкой требовательного гурмана, оглоушенного трэш - металл и многочасовой порноиндустрией, самым честным и чистым видом человеческой деятельности.