ЕЖИК

Это история произошла давным-давно. Время стерло лица, выветрила имена участников событий, но память до сих пор живет во мне и не дает покоя.  Теперь все по порядку.
Мне было тогда пять лет. Я была взрослым и самостоятельным человеком, которого можно было со спокойной совестью отправлять одну за тысячу километров от дома. Ну, почти одну.  В начале, во время путешествия в самолете меня сопровождали друзья родителей, а в аэропорту встречал дядя с моей двоюродной сестрой. Но, по сути, я путешествовала одна. Ведь мамы и папы не было со мной рядом. Как бы то ни было, но родители каждый год, на все лето отправляли меня отдыхать в деревню к родственникам. Вы уже, наверное, поняли, что я жила в доме у брата отца. По мнению родителей, городской и тем более северный ребенок должен напитаться южный солнцем и запастись витаминами на весь год. Витамины росли там кругом – в саду на деревьях, в огороде на грядках, на бахче. Да, и со своими братьями и сестрами, неплохо было бы пообщаться. Вновь окунуться в другую культуру, вспомнить и выучить новые слова для меня иностранного, но родного для моего отца языка.
Как же замечательно было жить в деревне. Кажется, что жаркий, яркий, солнечный день никогда не закончится. Совершенно безоблачное, выбеленное небо без намека на дождь. Быстротечная, черная ночь, которую освещают яркие звезды и луна. Ночь приносит прохладу и свежесть.
Громадные участки огорожены плетеными заборами, вдоль которых растут кусты ежевики. Они разрослись, оплели забор и стали его неотъемлемой частью. Дорогу с улицы во двор преграждает калитка, которая никогда не закрывается на засов, а если хозяева уходили, то привязывали дверь к перекладине и подпирали толстой палкой.
Все дома в деревне построены по одному и тому же проекту – небольшие одноэтажные саманные дома прячутся под крышами покрытыми шифером или соломой. С одного бока на кирпичных подпорках возвышается балкон с деревянной, резной оградой и лестницей. Плетеный сарай, обмазанный глиной, где кудахчут куры и поют по утрам петухи. Огороженный жердями загон для отары овец, а вдоль забора стойло для буйволов. За домом располагается громадный сад.
Как же замечательно там было. Сад, напоминающий собой непроходимые джунгли. Основная дорога, ведущая от дома в сад, проходила мимо дерева, стоящего недалеко от дома, разделялась на две части – одна убегала далеко в сад, а вторая, сделав небольшой поворот, упиралась в пруд, где брали воду для питья и других хозяйственных нужд. Вода в пруду была мутная и темная от глинистых берегов, и, разумеется, ее в самом начале фильтровали, а потом уже можно было использовать по назначению. Она после очистки становилась прозрачная и такая холодная, что от холода даже зубы сводило. Пруд тоже был огорожен невысоким плетеным забором, с калиткой и небольшой, деревянной площадкой. Чтобы можно было набирать воду в ведра. Ива опустила в воду свои ветки, а вокруг пруда росла высокая трава, в которой  на все голоса квакали лягушки, над водой летали комары и стрекозы, а по воде скользили водомерки. В зарослях крыжовника, в жару прячутся змеи, которых в саду было огромное количество -  начиная от ужей и заканчивая гадюками. По утрам на ветках распевают птицы, замолкающие днем. Им тогда не до песен. Нужно птенцов выводить, кормить, растить, а потом учить летать. Над цветами жужжат пчелы и шмели, хлопают своими разноцветными и почти прозрачными крылышками легкие, воздушные бабочки, над травой летают пучеглазые стрекозы, не умолкая, стрекочут кузнечики. Когда  темнота опускается на землю и наступает вечер, сверчки начинаю звенеть своими песнями, а в траве то там, то здесь загораются, своим внутренним светом, светлячки. Летучие мыши вылетели на ночную охоту, а вокруг включенных на балконах и во дворах лампочек порхают легкомысленные мотыльки,  обжигают свои нежные крылышки и замертво падают на землю.
Воздух становится плотным, наполненным пьянящими запахами. Легкая прохлада опускается на землю и становится легко дышать.
Все вокруг были занятыми своими каждодневными делами. Они были и у меня. Утром я убирала загон для овец – брызгала его водой и подметала, потом вместе с сестрой ходила в сад и серпом  срезали траву, клали ее в мешок, а когда он под завязку наполнялся травой - возвращались домой. После чего, я была в  полном своем распоряжении. Иди куда хочешь и делай, что заблагорассудится. И я пользовалась своей свободой. Мне тогда никто не был нужен. Я любила в одиночестве бродить по саду и полю. Я не просто бродила, я исследовала мир, который находился рядом со мной, жил своей независимой ни от кого жизнью. Мне очень нравилось гулять по полю, которое  начиналось сразу за садом. Вернее сад плавно переходил в поле. Какое оно было громадное – с началом, но без конца. Дикое, всеми заброшенное поле. Наверно раньше на нем выращивали хлопок, но со временем поле истощилось и перестало родить, и про него совсем забыли на долгие годы.  Земля высохла и потрескалась от отсутствия дождей и искусственного полива. На такой земле может расти только чертополох, который щедро разбросал свои семена, пророс и стал полноправным хозяином поля. Среди чертополоха растет хмель, немного ковыля и еще какая-то трава, стелющаяся по земле, создавая небольшой защитный покров от дальнейшего  высыхания земли. На небольших холмиках разрослись кусты ежевики. Независимо от жары и отсутствия воды, они всегда усыпаны спелыми, сочными, кисло-сладкими ягодами. Хотя, не созревшие они тоже хороши только очень кислые.
Я, над головой жгучее солнце и купол неба, а рядом со мной ежевика. Иногда, прямо у самых ног проползают змеи. Я их совсем не боялась, и смело шла своей дорогой. Редко, вдали видела, как скачет заяц. А вот, и ежик – маленькое смешное, ушастое, колючее чудо. Бежит себе потихоньку, слегка переваливаясь с ножки на ножку. Посмотрела, полюбовалась на него и пошла себе дальше, каждый раз задерживаясь у очередного куста ежевики, чтобы полакомится ягодами.
Жарко и с каждой минутой становится все горячее. Воздух вместе с солнцем обжигает кожу, становится трудновато дышать. Вот и спасительный арык. Мутная вода, для полива садов и огородов, весело бежит, трется своими боками о глинистые берега. От воды веет прохладой. Вот бы искупаться. Но девочки обычно не купались в арыках, это была прерогатива мальчишек. Я оглянулась вокруг – никого, значит можно искупаться. Я сняла сандалии, и прямо в сарафане полезла в воду. Войдя в воду, где поглубже – поплыла по-собачьи. Медленно плыла по течению, вода несла меня, а я наслаждалась прохладой. Совсем рядом со мной проплыла змея. Это был уж. Бедненький, ему тоже было жарко. Лягушка спрыгнула с берега, задвигала своими лапками и исчезла с поля моего зрения. Я развернулась в воде, и поплыла против течения. Оно было не сильное. Но мне тогда казалось, что это быстротечная, бурлящая река. Мне пришлось прикладывать силы, чтобы преодолевать течение. Напоследок поплескалась в воде, с головой окунулась в воду и вылезла из арыка. Берег был глинистый, а я мокрая. Пока вылезала, то умудрилась испачкать в грязи ноги и сарафан. Что делать? Пришлось выходить на дорогу, которая вела в деревню. Туда, где она с помощью моста перешагивала через арык. Мост низко весел над арыком. Я села на него и опустила ноги в воду. ПО бултыхала ими в воде, а где дотянулась рукой – помыла. Потом просто сидела на мосту. Смотрела на воду и ждала, что вот пройдет немного времени, и я увижу золотую рыбку. Но, увы, она так и не появилась. Откуда мне тогда было знать, что золотая рыбка не водится в мутной воде, и тем более в каком-то арыке. Ей нужна морская вода. Увидела только еще одного ужа. Как красиво он плыл, само изящество. Намного лучше, чем я.
Подняла голову и посмотрела на небо. Солнце опустилось  и своим телом зацепилось за макушку самого высокого тополя, который рос у дороги. Казалось, что это не дерево, а стражник стоит на охране границы. Хватит сидеть, нужно идти домой. Меня уже наверно ждут на ужин. Я только завтракала, и обедать не приходила. Зачем,  ведь кругом столько всего вкусного – сливы, груши, алыча, ежевика, инжир и еще много всего разного. Я встала и быстро пошла в сторону деревни. От долго отсутствия дождей и постоянной жары, земля высохла и превратилась в дорожную пыль. Ноги утопали в горячей пыли, если бы ни сандалии, идти было бы совсем невозможно. С каждым шагом, пыль вырывалась из-под ног,  поднималась вверх и стояла столбом. Я ушла далеко, а там, где я проходила, а легкая пыль так и не легла обратно на дорогу, продолжая витать в воздухе.
Настроение было замечательным. Шла, и громко пела песню. Слуха у меня нет, но это совершенно не важно. Главное, настроение певучее. Вдали замаячил знакомый поворот, еще немного и я буду у цели. Подходя ближе к дому, я увидела, что на площадки перед дверьми собралось много детей разного возраста. Половины из них я не знала и никогда не видела.  Хотя все они были моими двоюродными, троюродными и невесть еще какими родственники по отцовской линии, а возможно и седьмая вода на киселе. Они собрались в тесный кружок, и о чем-то мирно  беседовали.
 Подойдя поближе, я увидела в руках самого старшего из мальчиков маленького ежика. Ежик видно очень испугался, свернулся в клубок и ощетинился своими колючками. Мальчик посмотрел на меня, что-то сказал, но из всего сказанного,  я и половины не поняла. Все засмеялись, и я машинально улыбнулась ему.  Потом несколько человек, где-то  быстро набрали веток, сложили костер и разожгли его. Я подумала, что они сейчас станут запекать картошку, которую я очень люблю. Но, как потом оказалось, костер они разожгли совершенно не для этих целей. Мальчик взял и запихнул ежика в костер. Он хотел его пропихнуть подальше, но пламя не дало ему это сделать. Это было ужасно. Внутри костра что-то вспыхнула, выстрелило, и он разгорелся с еще большей силой. Я рванулась к костру, чтобы вытащить ежика, но там, куда его запихнул мальчик, ветки обрушились и завалили окончательно ежа. Попыталась палкой, которая лежала рядом разгрести и вытащить ежа, но было уже поздно. Из костра раздавался душераздирающий писк ежа, потом все стихло, и запахло горелым мясом. Я стояла и плакала, мальчишки смеялись, а некоторые девчонки тихо хихикали. Посмотрела на них, обвила всех злым взглядом и громко сказала; «Вы все дураки, гадкие и противные. Я вас всех ненавижу». Потом подскочила к мальчику, который убил ежика, и со всей силы, в которую вложила всю свою ненависть и злобу, ударила его. Он не удержался на ногах и упал. Быстро встал на ноги и полезь на меня в драку. Я лупасила его по тому, куда могла достать, но и он не оставался в долгу. Удары так и сыпались на меня со всех сторон. Мы колотили друг друга почем зря. Потом упали, поднимая пыль, катаясь по дороге, продолжали бить друг друга. Прибежали взрослые. Среди них был и мой дядя. Как они все оказались рядом с нами я не знаю. Может быть, увидели или их кто-то позвал. Это уже совсем неважно.  Они с трудом нас разняли. Я еще долго не могла успокоиться, и все время вырывалась из рук дяди. Мне тогда хотелось еще сильнее поколотить дрянного мальчишку, чтобы он почувствовал всю степень боли, которую испытал умирающий ежик. Хотя дядя и крепко держал меня в руках, но мне удалось вывернуться из его рук. Я подлетела к мальчишке, и со всей дури врезала ему кулаком прямо в глаз. И вдруг, этот смельчак, разревелся как девчонка и убежал. Я не стала догонять его, повернулась и пошла домой. Проходя мимо толпы зевак, обмерила их всех презрительным взглядом. Многие не выдержали его,  потупили свой взор и перестали улыбаться.
У меня болели руки, кровоточили ободранные коленки и горел глаз. Смотреть им  было больно. Тетя встретила меня и ужаснулась. Сарафан на мне был в некоторых местах порван, волосы растрепались и стояли дыбом, вся в ранах и ссадинах и с громадным фингалом вокруг правого глаза. Она не стала меня ругать за мой вид и поведение. Взяла за руку, и молча, повела мыться. До этого, я никому  и никогда не позволяла себя мыть. Все всегда делала сама, а сейчас стояла и не сопротивлялась. Настроение было подавленным, мне было плохо, но плакать я не могла. Тетя вымыла меня. Переодела и позвала ужинать. Я пошла, села за стол, но есть не могла. Меня тошнило от одного вида и запаха еды. Мне казалось, что все пахнет горелым мясом. Молча сидела и смотрела, как еда потихоньку исчезает со стола. Тетя все время уговаривала меня покушать, но я не могла заставить себя даже взять вилку. Посидела еще немного, сказала всеми спасибо и ушла из-за стола.
Во дворе стояла большая собачья будка, в которой жила очень добрая собака. Я с ней дружила. Пошла и залезла к ней будку. Нам вдвоем хватило места. Обняла ее, а она положила свою голову мне на плечо. Мы очень долго сидели обнявшись. Меня начали искать и звать. Вылезать совсем не хотелось. Да и что мне там делать? В мире, где вот так, запросто, можно взять и убить живое существо. Я еще немного побыла в будке. На прощанье поцеловала собаку и  пошла в дом.
После этого случая, я  перестала разговаривать со всеми мальчишками и девчонками, которые тогда хихикали. А мальчишку, который был виноват в смерти ежика, я всегда старалась поколотить, когда он попадался мне на пути. Закончилось все тем, что он стал десятой дорогой обходить меня. Я никогда им всем не прощу смерть маленького ежика.
Повзрослев я поняла, что детям свойственно быть жестокими. Но это не потому, что они все поголовно  злые и бессердечные люди – просто они пока еще не знают что такое смерть, сложно сопереживать чужой боли. Им кажется, что все это игра. Она закончится и все останется по-прежнему. В жизни так не бывает…. Смерть - она  навсегда…