ЕСЛИ БЫ

               
     Конец 60-х годов прошлого столетия был периодом становления детской онкологии  в нашей стране. Уже было организовано отделение на базе Морозовской больницы, однако эффективно лечить детей в то время еще не могли. Скальпель, да устаревшее рентгеновское оборудование – были единственными методами терапии почти при всех онкологических заболеваниях у детей. Противоопухолевые лекарственные препараты тогда стали только-только появляться, и были в нашем отделении большой редкостью. Поэтому не удивительно, что большинство детей вскоре после госпитализации умирали, и лишь некоторых их них удавалось вылечить.
     Я недавно закончил университет,  и с большим энтузиазмом работал в детском онкологическом отделении. На приеме в поликлинике я отбирал больных, которых потом сам и оперировал. Естественно, по мере накопления опыта и результаты лечения становились лучше.
     Однажды мне показали девочку лет пяти, у которой мама заметила белесоватое образование размером с просяное зерно, располагавшееся  у крыла носа. Внешне это образование не было похоже на злокачественную опухоль, и я был уже готов отпустить ребенка домой под наблюдение. Однако в тот период времени в больнице работала врач их онкологического диспансера, которая серьезно занималась цитологическим изучением различных доброкачественных и злокачественных опухолевых заболеваний. Все, что ей показывали, она пунктировала тонкой иглой, затем делала мазки и отвозила их в диспансер, где окрашивала и рассматривала под микроскопом. В сомнительных случаях она консультировалась с более  опытными коллегами.
     Каково же было мое удивление, когда на другой день она мне позвонила и сообщила, что у ребенка – злокачественная опухоль под названием лимфосаркома. Мои сомнения были настолько велики, что я попросил ее еще раз показать препараты квалифицированным сотрудникам  диспансера, а сам пригласил девочку в наше отделение, чтобы ее посмотрели мои коллеги.
     Мнение сотрудников нашего отделение было однозначным: доброкачественный процесс. Ребенок нуждается лишь в наблюдении. Однако врачи-цитологи онкодиспансера настаивали на своем. Тогда заведующий детским отделением посоветовал мне удалить это образование полностью и потом уже тщательно исследовать его под микроскопом.
     Через неделю специалисты нашей больницы подтвердили наличие у девочки лимфосаркомы. Опухоль была уже удалена. Для профилактики ее повторного роста (рецидива) мы облучили область удаленной опухоли и посчитали дело сделанным. Нам казалось, что проведенное лечение было вполне достаточным, чтобы вылечить больную.
     Увы, мы глубоко заблуждались. Через три месяца, когда мать привезла ребенка  в отделение, на ней не было живого места. Опухоль распространилась на все группы лимфатических узлов, поразила печень, селезенку и  костный мозг. Попытки как-то приостановить процесс с помощью противоопухолевого препарата дали лишь кратковременный эффект. Вскоре мы ее потеряли. Эта печальная история время от времени всплывает у меня в памяти. Заболей та девочка сейчас, ее бы полностью вылечили после двух коротких курсов современной химиотерапии. Но это, если бы.