Полчаса

 Фары равнодушно шарили по обочине, периодически выхватывая из темноты склонившиеся под тяжестью снега еловые лапы и небольшие кустарники. Вечерняя метель превратила лес вдоль дороги в подобие старинной новогодней открытки. Некоторые кусты снег облепил так, что они издали, напоминали сказочных персонажей стоящих у дороги. Впрочем, для того чтобы принять склонившиеся ветви сосны за головы змея-Горыныча, кроме того что нужно иметь фантазию, нужно ещё и…смотреть по сторонам! А этим Артём себя не утруждал. Он смотрел только вперёд на дорогу, и то делал это рассеяно, скорее, по привычке, машинально. Он ездил тут два раза в день, уже несколько лет, и, кажется, мог бы проехать и с закрытыми глазами, настолько велика была сила привычки. Трасса ложилась под колёса подержанного, но вполне приличного седана то небольшими снежными перемётами, то затяжными участками гололёда. Ни попутных, ни встречных машин не было уже минут тридцать, и Артём, сам того не замечая, полностью переключился на внутренний диалог с самим собой.
  «Интересно, а о чём думают люди, создавая оружие? Можно догадаться, о чём думают конструктора машин. Допустим, как человек её купит, и будет наслаждаться её комфортом и скоростью. Как он будет любить, ну допустим, вот этот руль. Или как будет уходя оборачиваться, якобы проверить сигнализацию, а сам в это время станет исподтишка любоваться фарами, бампером, дисками. Можно представить, как человек будет утапливать педаль газа в полик, и как будет любить этот вжимающий в сидение рывок. Но о чём думает человек разрабатывающий, скажем, новый вид пули? Представляет себе как она входит в чьё-то тело, раскрывается в нём как ромашка, или разрывается на несколько частей и причиняет человеку немыслимые, адские боли? Нет, вряд ли конструкторы – оружейники представляют себе искажённые болью лица умирающих от их пуль, хоть происходит всё именно так».
 От размышлений Артёма отвлёк неясный отблеск, сверкнувший, где то вдалеке справа.
При приближении отблеск оказался лежащей в кювете вверх колёсами легковушкой. Артём притормозил рядом, и опустив стекло, прислушался. Не услышав ничего, кроме звука своего мотора, парень тронулся в путь, на ходу размышляя.
  - Блин! Вот спустись туда к нему, а машина возьмёт и взорвётся! И что тогда? И ему не помогу, и сам кони двину! И бросить не правильно, и помочь не чем! Первую помощь оказывать всё равно не умею…  Да и раненого на тканевые сиденья не положишь – их же потом не отстирать! Может в скорую позвонить? И куда я их вызову? Приезжайте на трассу? Адрес какой? Не знаю, но здесь сугробы и холодно… Я даже не знаю, на каком километре сейчас нахожусь! Тоже не вариант… Стоп! А ведь километров через пятнадцать есть пост ГАИ. Туда заеду и расскажу им. Или всё таки вернуться? А толку-то? Я кровь в последний раз в армии видел… Нет, всё верно, скажу ментам, а там они пускай решают, что да как!
 Артём, конечно же, прекрасно понимал, что нужно было спуститься к машине и хотя бы просто посмотреть, есть ли там вообще хоть кто-нибудь. Но ночью, в зловещем лесу, по сугробам, лезть в перевёрнутый автомобиль… В котором, возможно, лежит труп… Нет! Страх надёжно блокировал любую попытку рассудка вернуться к месту аварии. Примерно через десять километров совесть сдалась окончательно, и в пост ГАИ Артём зашёл уже с серьёзным видом, и с уверенностью в правильности принятого решения. Инспектор выслушал его, уточнил место и с мигалкой умчался в ночь. Второй инспектор переписал в блокнот данные Артёма и поинтересовался настолько холодным голосом, что с молодого человека вмиг слетела вся его уверенность в своей правоте.
  - Неужели так страшно было заглянуть? Там же могли быть люди, и им могла быть нужна помощь…
  - Я испугался… ночь… лес… - пробормотал парень.
  - А чего вы тогда нам, или на горячую линию не позвонили? Если сами так побоялись подойти, позвонили бы диспетчеру, и она бы нас немедленно направила туда. Для спасения пострадавшего важна каждая минута, а вы, возможно, бросили его без оказания помощи и в критическом состоянии…
  - Я… я… я растерялся… - запинаясь проговорил Артём – а мне за это ничего не грозит?
Инспектор кинул быстрый взгляд на молодого человека, перевёл его на блокнот, и протягивая документы ответил.
  - Счастливого пути, Артём Игоревич! Если ваша информация подтвердится, то с вами свяжется следователь. Езжайте!
На следующий день, около обеда Артём уже был в кабинете у следователя. Следователь, невзрачный полноватый мужчина лет пятидесяти с цепким пронизывающим взглядом, негромко рассказывал.
  - Парень, примерно твоих лет. Девушка, его жена чуть младше. Сын годовалый у них остался сиротой. Врач мне сказал, не хватило где-то полчаса. Т.е. когда ты аварию увидел, их ещё можно было спасти. Просто вытащив их из машины и вызвав врачей. Уж вену-то какой-нибудь верёвкой перевязать много ума не надо.
Артём смотрел в пол, на старый рваный в нескольких местах линолеум, сквозь который проступил серый безжизненный бетон.
«Интересно, сколько тысяч раз нужно наступить на линолеум, чтобы он порвался? – подумал Артём, но вслух спросил другое – Мне за то, что я их не вытащил, срок дадут, да?
  - Нет – равнодушно ответил следователь, продолжая что-то писать на листе – Ты же по закону не обязан её оказывать в силу своих профессиональных обязанностей. Так что сейчас объяснительную подпишешь, и гуляй на все четыре стороны. Хотя по-хорошему, лучше бы тебе всё-же месяц-другой на нарах посидеть.
  - Почему это лучше? – ошеломлённо поинтересовался Артём, разглядывая тот же линолеум.
  - Чтобы было чем-то от совести потом отмахиваться. Тебе же теперь с этим грузом, парнишка, всю жизнь жить – и протянув мелко исписанный лист добавил – прочти, подпиши, и живи себе дальше. Как сможешь.