Лопнувшее терпение и др

                Лопнувшее терпение


      Я нашла толстый конспект, судя по всему, студента одного из ВУЗов. Мне показалось, что его писала девушка. Аккуратный, с выделенными названиями тем цветной ручкой, подчеркнутых волнистой линией важных мест. Обычно парни такого не делают. Но конспект не был подписан. Только вложенный в него лист, с заявлением на руководителя цеха одного из заводов, о предоставлении отпуска, подписанный Александром Ивановым. Заглянув в телефонный справочник, набрала номер цеха.
     – Добрый день, а Александр Иванов сегодня работает?
     – Да, – немного удивленно ответил женский голос.
     – Можно пригласить его к телефону?
     – Зачем? 
     Вкратце изложив серьезность звонка, чтобы не подумали, что я рабочего отвлекаю на левые разговоры, повторно попросила его пригласить.
     – А как вы будете с ним говорить?
     – Да, как и с вами, – ответив, хохотнула.
     – Вы хотите, чтобы я была у трубки? – после нескольких секунд молчания, спросила женщина, сделав ударение на «я».
     – Нет, как раз хочу, чтобы он был у трубки, – тут уже мне пришлось сделать ударение. На том конце провода воцарилось молчание.
     – Я передам ему все, что вы сказали.
     – Могу перезвонить в другое время, если он сейчас не может подойти. Или рабочим нельзя подходить к телефону? – спросила уже с вызовом.
     – Ждите, – с не меньшим вызовом ответила дама и бросила трубку на стол.
     Через пару минут трубку подняли.
     – Алло, Саша Иванов стоит рядом, – ответил все тот же голос. – Мне записывать то, что вы скажете?
     – Дайте же, наконец, ему трубку! – выкрикнула я, потому что мой тэрпэць урвався («лопнуло терпение» с укр.). Надо же, какая настырная тетя-секретарша у рабочего Иванова!
     – Но как вы будете с ним говорить?!.
     Я совершенно точно слышала, что со мной не шутят. Но не понятно было ее явное нежелание выполнить мою просьбу. А рядом с ней стоял парень, страдающий глухонемотой, и тоже не мог понять, чего от него хотят.
     Потом мы все смеялись от создавшейся непонятки. И оказалось, что конспект принадлежит девушке - однокурснице, а Саша попросил его на время, и очень переживал, что не сможет его вернуть.



                Новогодний подарок


     Тот Новый год мы встречали вдвоем с сестрой.
     Естественно, наготовили все традиционные блюда. Кроме пирога. До Нового года оставалось часа четыре. По телевизору начались соответствующие передачи одна за другой, нас ничто не обязывало…
     И мы решили не заморачиваться. Поставили варить сгущенку, с тем, чтобы уже в следующем году испечь коржи или просто намазывать ее на печенье «Днепр». Закрыли дверь кухни, комнаты, уселись перед телевизором и забылись в заэкранном действе.
     На кухне раздался шум, свист, взрыв, в общем, почти салют.
     Сгущенка! До Нового года оставалось несколько минут, а нас ждал за дверью, конечно же, подарок от Дедушки Мороза.
     На плите преспокойно стояла кастрюля закрытая крышкой. Она несколько почернела, но, в общем, выглядела пристойно. С тревогой заглянув в нее, мы обнаружили… ничего. Ничего не обнаружили!
     Ни на печке, ни на полу, ни на столе банку сгущенки мы не нашли. И только, подняв кверху взгляды, увидели коричневые брызги на потолке, стенах, шторе.
     Один из любимых наших с сестрой эпизодов повести «Трое в лодке (не считая собаки)» - попытка друзей открыть банку с ананасами. Шикарный эпизод двенадцатой главы, его стоит весь прочитать. Я же процитирую только конец: «Поперек ее верхнего донышка шла глубокая борозда, которая придавала ей сходство с ухмыляющейся рожей, и это привело нас в такую ярость, что Гаррис вскочил, схватил эту банку и со всего-размаху швырнул на самую середину реки; и когда она потонула, мы прохрипели ей вдогонку проклятия, сели в лодку, оттолкнулись от этого берега, и до самого Мэйденхеда нигде не останавливались».
     И конечно, мы его вспомнили, когда нашли нашу беглянку. Ее распоротое брюхо имело сходство с кривой ухмылкой, а внутри оставалось сгущенки на пару печенюшек.
     Этот Новый год мы встретили в прилично приподнятом настроении.



                А теперь…


     Рассказываю со слов сестры.
     Она впервые повела свою младшую дочь в цирк, когда той было, кажется, годика три. Народ рассаживался, отрывочно пиликали настраиваемые оркестровые инструменты, ярко горели прожекторы под куполом. Дали первый, второй, третий звонки. Постепенно все стихло.
     И вот, громко зазвучали фанфары, по манежу запрыгали цветные лучи и вдруг, музыка оборвалась, свет потух и в кромешной темноте и полной тишине раздался звонкий голос племяхи: «А теперь, всем спать!».