Глава XIII. Приехали - ты лишний

 
Та социальная среда – партийных и государственных руководителей, преподавателей и слушателей ВПШ,  в которой довелось жить и работать многие годы – по праву может рассматриваться как региональная элита. Она обладала высокой способностью воспринимать и чувствовать  общественно-политические  настроения и веяния, где бы они ни  проявлялись, от заводской курилки или совхозной ремонтной мастерской до московских кабинетов. Вообще говоря, так оно и должно было быть, другое дело, какие из этого делались выводы и какие предпринимались шаги.

Предчувствия
Высокого совершенства достигло искусство читать между строк. Речь не идёт о каком-то особом эзоповском языке, всё дело в строгой дозированности официальной информации, её сверхтщательной  редакции, словесно-графической упаковке. О многом говорил, например, порядок размещения фамилий официальных лиц или их изображений на фотографиях и в газетных публикациях. А уж если кто-то пропадал из поля зрения СМИ – это сразу становилось предметом активного обмена мнениями. Обостряла восприятие и оттачивала такое прочтение информации череда похорон высокопоставленных деятелей в 80-е годы. Формировалась своеобразная атмосфера и соответствующие  настроения. В воздухе витала тревога за будущее страны, а с ним все связывали и личные судьбы, причем, не только в карьерном смысле.
Сохранялась тяга людей, особенно молодёжи, к изучению общественно-политических дисциплин, чтобы попытаться самостоятельно разобраться в происходящем и спрогнозировать свою жизнь. Ответить на их запросы было нелегко, а порой и невозможно. Полагаю, Ю.В.Андропов, вокруг имени которого сейчас много домыслов и споров, честно сказал, что мы не знаем общества, в котором живём. Преподаватели также искренне вели себя по отношению к слушателям, с которыми приходилось работать, хотя нам расписываться перед аудиторией в незнании было равноценным признанию в профессиональной несостоятельности.
Вспоминаю слова выпускника вечернего Университета марксизма-ленинизма (это был рабочий - машинист магистрального электровоза) после успешной защиты диплома. «Я понял, что в случае возникновения серьезных проблем, ни мне, ни моей семье  полагаться на партию не стоит. Не поможет». В другом случае женщина после завершения учёбы передумала вступать в партию. Действительно, партия не обещала успеха и процветания своим членам. И если кому не светила профессионально-должностная карьера, особых стимулов личного характера, кроме альтруистических устремлений осчастливить человечество, фактически не было. С другой стороны, принадлежность к партии сопровождалось   дополнительными общественными обязанностями и морально-этическими ограничениями. Хотя так было и раньше, даже намного строже.
Стали появляться анекдоты специфического содержания. Например, встречает секретарь парторганизации своего коммуниста: 
- Петров, ты почему не был на последнем партсобрании?
- Иван Иванович, ну не знал, что последнее, пришёл бы непременно!

Тревожные сигналы
Появились первые сигналы о добровольном выходе из партии. Причины были далёкими от политики. Через кооперативы и другие новые формы организации производства люди стали получать большие деньги. Партвзносы в размере 3,5% от заработка стали выражаться приличными суммами. Жалко стало. Некоторых ещё и жёны подзуживали: «Такие деньги отдаёшь, а что это даёт тебе лично?»
Появились тревожные обращения из районных комитетов партии. Собравшись в кабинете первого секретаря одно из крупнейших индустриальных районов города, мы откровенно обменивались мнениями, и они были далеки от благодушных. Но вопрос «Что делать?» оставался открытым. Разрушительные новации шли сверху, а дисциплина у коммунистов в крови.
Был участником группового выезда преподавателей ВПШ в Киселёвский горком партии Кузбасса. Район знаменателен  высокой концентрацией угледобывающих шахт, отчаянным составом работяг и свободомыслием интеллигенции. Именно отсюда в свое время от коммуниста Авалиани (кажется?) поступило Л.И.Брежневу письмо с предложением уйти на пенсию. Два-три дня пребывания в Кузбассе были поучительны и взаимно полезны. Побывали в шахте, ознакомились с рабочим бытом. Что можно сказать? Отличный соцкультбыт успешной отрасли. Но, видимо, этого было мало. Буза началась из-за нехватки мыла в душевой, которую шахтеры обязательно проходят после смены: работа пыльная. Разбор полётов проводил высокопоставленный руководитель из Москвы по фамилии Слюньков. Когда картинку дали по телевидению, в глаза бросился вопиющий контраст. Жилистые, худые, черные, как весенние грачи, шахтёры и дебелый расплывшийся телом, окруженный свитой москвич, да ещё с такой фамилией – просто разные породы людей, которым вряд ли суждено было найти общий язык. Так всё начиналось. Сейчас хорошо известно, как закончилось. В том  числе, ужасной катастрофой на шахте Распадская, которая входит как раз в эту промзону. А в промежутке события, которые похожи на действия враждебных оккупационных сил: массовое разукрупнение и закрытие предприятий, соответствующая по масштабам безработица. Доходили слухи, что некоторые закрытые выработки бутили. Фашисты в Донбассе ограничивались затоплением.
В ту памятную поездку было много откровенных разговоров, свободных дискуссий, все приходили к мнению, что происходит нечто совершенно неординарное, что требует соответствующих ответных шагов. Увы, конструктива было мало, в основном сходились к мысли о необходимости силовых действий.

Антисоветские настроения
Нужны серьезные исследования, чтобы выяснить причины активных антисоветских настроений в среде привилегированной части рабочего класса. Но вряд ли случаен тот факт, что запятнавший себя предательством Бакатин  - это бывший первый секретарь именно Кемеровского обкома партии. Отнюдь не «засланец» зарубежья, ранее работал где-то на Вологодщине. 
Дискуссии по актуальным политическим вопросам стали приобретать массовый публичный характер.  В огромном зале Дома политического просвещения (сейчас там филармония) собрались, как говорят, заинтересованные лица. Свободных мест не видно. Я в числе десятка экспертов, представляющих разные позиции, в президиуме. Мой оппонент из Академгородка выступает против 6-й статьи конституции, законодательно закрепляющей руководящую роль КПСС в советском обществе, и за провозглашение многопартийности. О чём спор? Я никогда не был связан обязательством отстаивать и защищать официальную позицию, которая зачастую сильно расходилась с точкой зрения науки. Поэтому откровенно сказал, что считаю принятие 6-й статьи не только некорректным, но и гибельным для партии.  К сожалению, уже ближайшие события подтвердили мою правоту. Увы, чувства удовлетворения не было и в помине.
Поверьте, я не подгоняю ответ задним числом. Лет за 10 до этого была у нас интереснейшая совместная поездка (и работа, разумеется) с профессором В.Фофановым – философом из Академгородка. Дело было в Краснозёрке – центре одного из наиболее, как сейчас говорят, продвинутых зерновых районов области.  Много говорили на вольные темы, с умным человеком интересно и полезно пообщаться. Я высказал ему тогда мнение, которое было воспринято всерьез. Хрущевское разделение партийных органов  на промышленные и сельскохозяйственные в свое время могло бы быть полезным и перспективным, если бы вылилось в создание второй политической партии социалистического типа – для крестьянства и аграрной интеллигенции. Под эгидой гегемонии пролетариата свершалось немало  несправедливых по отношению к крестьянству шагов и акций со стороны государства, и наличие альтернативной политической силы было бы полезно с точки зрения согласования и гармонизации классовых интересов. В конце концов, если  у американцев успешно работает двухпартийная система буржуазного типа, почему у нас не могло быть аналогичной рабоче-крестьянской?

Телевидение
Однажды попал на какую-то телевизионную тусовку. Впервые предстояли выборы на альтернативной основе, что было необычно и вызывало массу вопросов, разнообразие мнений. Среди 20-30 человек  участников вижу Любу Швец – доцента одного из вузов города, которая, будучи беспартийной (тогда это было большим плюсом), решила пойти в политику. Чувствуется, волнуется, как перед защитой диссертации. И чисто по-женски обращается к коллегам, чтобы пощадили одинокую маму и не досаждали каверзными вопросами. В конце концов Любовь Никитична успешно достигла политического олимпа, неоднократно избиралась в Государственную думу от КПРФ, стала одним из ведущих экспертов партийного руководства. На той передаче я тоже пытался подать голос. Когда о партии стали нести чушь и клевету, стало невтерпеж. Заметив мои усилия пробиться к микрофону, ведущий журналист Лаврушенко (работает до сих пор) быстро укротил мой пыл: «А тебя вообще никто не спрашивает!» К сожалению, подобный стиль дискуссии у нас и сегодня на ТВ не редкость, напротив: кто больше кричит, перебивая оппонента, тот считается более убедительным. Демократия, однако.

Поездка в Монголию
В мартовские дни 1990 года получил от ректора поручение: возглавить лекторскую группу для недельной поездки в Монголию, чтобы выступить в коллективах соотечественников, в том числе перед дипломатами нашего посольства. Послом был тогда Ситников В.И., в недалёком прошлом 2-й секретарь Кемеровского обкома, собственно, наш заказчик. В состав группы вошли юрист Цихоцкий, специализировавшийся на конституционном праве и сильно гордившийся участием в разработке новой Конституции страны, и политэконом Огородников, тот самый, что ещё задолго до краха пытался выйти из партии. Не знаю, задумывался ли над этим тот, кто формировал команду, или это получилось само собой. Добрались без особых проблем. Транссибом до Иркутска. Там из обкома по спецсвязи связались с посольством, уточнили маршрут и сроки. До Кяхты местным поездом, В вагонах слышны повышенные тона: подвыпившие ребята бурятской национальности громко заявляют, что они подлинные хозяева своей страны и ещё покажут всем, чего стоят. Поскольку нас было трое взрослых мужиков, до эксцессов дел не дошло. Большинство пассажиров славянской внешности подавленно молчали.
На погранпункте нас встречают с машиной. Формальные процедуры завершились быстро. Наши паспорта пачкой куда-то отнесли для отметки, и вот мы на сопредельной территории. Я вообще не заметил, чтобы с монгольской стороны кто-то был, граница выглядела односторонней. Причем, насколько она была серьезной,  убедился на обратном пути. Когда мы вышли с вещами из машины, а её отогнали на спецплощадку и подвергли детальному досмотру по полной программе.
Кяхта в своем роде знаменитый пункт, издавна связывающий Россию с Монголией и Китаем. Отсюда уходили и сюда возвращались знаменитые экспедиции Пржевальского, Козлова, Семёнова-Тянь-Шанского и других путешественников. Многое здесь связано с драмами гражданской войны и событиями на Халхин-Голе.  Но ничего особенного, за что бы зацепиться взору, кроме разве что храма – довольно впечатляющего. Возможно, отсюда, отстояв молебен, и отправлялись наши соотечественники в неведомый путь, для многих безвозвратный.
Наш путь лежал в Эрденет, на горно-обогатительный комбинат,
 построенный и эксплуатировавшийся при участии наших специалистов.. . Полторы-две сотни  километров по безжизненной зимней дороге, в окружении невысоких холмов, открывающихся один за другим, как театральные кулисы. Ни одного селения, никаких признаков человеческой деятельности и вообще цивилизации. Если не обращать внимания на редкие опоры линий проводной связи и электропередач, можно было бы забыть, в каком веке живешь. И на вершине очередного холма вполне можно было увидеть всадника в треухе на низкорослой лошади, разве что без пики или колчана за спиной. Тем неожиданнее и удивительнее было увидеть за очередным поворотом городок из белоснежных городских 9-этажек, современных зданий школ и дошкольных учреждений, дворца культуры, словом, вполне современного селения, которое на фоне такого пейзажа смотрелось как сказка. Вдали промышленные сооружения комбината. А.вокруг круглые юрты местного населения. Как бы не романтизировали их Н.Михалков в своем фильме и Хомутов в телепередачах, те, кто жил в них, сильно завидовали жителям многоэтажек, и при всяком удобном случае старались туда попасть. Это была одна из причин изгнания наших специалистов в последующие годы. Разумеется, производство без них быстро встало, источник заработка и дохода моментально иссяк, городок утратил смысл и возможность нормального существование. Но в те времена об этом ещё никто не думал, не гадал.

Встречи с соотечественниками
Для загранколлективов любая свежая весточка с Родины – событие. Пошли встречи, беседы, задушевные разговоры. Мои спутники нажимали на принципы разделения и независимости властей – один, на безграничные возможности рынка и застой советской экономики – другой. Я обращался к теме патриотизма и интернационализма, верности гражданскому долгу и героическим традициям советского народа. Далее диссонанс в наших выступлениях стал настолько заметным, что слушатели вполголоса обменивались мнениями примерно в том духе, что они там между собой разобраться не могут. А коллеги взялись за мое перевоспитание, причем, довольно в агрессивном тоне. Буквально, что я их позорю и дескридетирую  в глазах аудитории  своей косностью и догматизмом. Ни больше, ни меньше. Оба потом вошли в состав преподавателей нового учебного заведения, созданного на базе разогнанной ВПШ, но в рядах активных либералов ни того, ни другого сегодня всё же  не видно.
Перелёт до Улан-Батора занял около часа, и мог бы оставить самые замечательные впечатления, если бы не личные проблемы, о которых не хочется даже вспоминать.  Накануне по местным обычаям было грандиозное чаепитие без всяких кавычек: редкостная заварка, какие-то необыкновенные бублики – ну кто бы тут устоял? А хороший чай, как и кофе – это отличные мочегонные средства.  АН-2, на котором мы летели, увы, без тех самых удобств. Словом, когда Борис Николаевич как-то принародно оросил самолетное колесо, я его так хорошо понимал и совершенно не осуждал.
Тесен мир. Секретарь парткома посольства оказался лучшим другом моего близкого товарища. Бывает. Ознакомились с городом, выступили перед коллективом посольства, провели вместе воскресный день на загородной лыжной базе – пора домой. Пожелали нашим соотечественникам успехов – и в обратный путь, программа  выполнена полностью.


Вакханалия демократии
А дома новая волна вакханалии и бесстыдства. Появились, как из щелей, ранее безвестные активные деятели и организаторы беспорядков, для которых лучшей политической рекомендацией было сомнительное прошлое, вплоть до уголовного. Первым секретарем обкома был тогда В.П.Муха – настоящий мужик и крепкий руководитель, бывший гендиректор Сибсельмаша – флагмана новосибирской индустрии. Нужно сказать, что, пользуясь большим уважением земляков, он в дальнейшем и в губернаторы прошел вполне успешно на выборной основе. О его работе на этом посту говорит тот факт, что он был единственным в стране, кого Ельцин дважды отстранял и потом восстанавливал на своем посту. Так вот эта подзаборная оппозиция, обыгрывая фамилию руководителя, стала изображать на своих плакатах огромную жирную навозную муху – поистине для таких людей нет никаких нравственных ограничений. Виталий Петрович (увы, ныне покойный) это мужественно пережил, на провокации не поддался, а я думаю, зря. Если бы он накормил этих борцов демократии   котлетами с мухами, дольше бы пожил: стрессу надо давать выход своевременно. 
Начались массовые непрекращающиеся митинги на площади Ленина. В отличие от нынешних оппозиционных мероприятий – вокруг никакой милиции близко не видно. Запомнились выступления некоторых «прорабов» перестройки. Великим краснобаем был Николай Травкин. Заслушаешься.  Обращает свой взор, указующий перст и пламенную речь в сторону горисполкома. И слушатели проникаются негодованием против советской бюрократии, стоящей на пути прогресса и счастья народа.. Запомнились выступления нашего земляка, а в те времена одного из активных деятелей  ЛДПР Евгения Логинова.  Высокий, стройный до болезненной худобы, часто в армейской форме, он не без успеха эксплуатировал националистические струнки слушателей: честь русского офицера, интересы русского народа, уроки русской истории и далее в том же духе с раскатистым, как грохот автомата, р-р-р. Бывал Илья Константинов – тоже фигура в те времена известная.  Должен заметить, разговоры о магии коллективного сознания толпы – не пустые слова. Помню общее состояние готовности идти и немедленно перекрывать Транссиб. Долго сохранялось сожаление, что не было команды, и даже появлялась мысль, что командиры наши сдрейфили.  И вот что интересно. Тех ребят, что буквально брали массу в свои руки и быстро формировали готовность окружающих идти за ними в огонь и воду, я в дальнейшем не встречал и не видел.
Провинция общегосударственные вопросы не решает. В здании обкома заседал комитет защиты конституции, но, как я понимаю сейчас, они выжидали, как повернутся дела в Москве. Не дождались, увы.

Дефициты и очереди
Не было чувства личной опасности. Как-то притупился инстинкт самосохранения. За хлебом очереди – как в войну. За водкой – по талонам. Единственное неудобство – оказаться рядом со своим студентом или слушателем, неловко всё же. Стали исчезать продукты, полезли вверх цены. Моя хозяйка оказалась предусмотрительнее, заставила купить коробку макарон, каких-то круп. Балкон превратился в склад хранения НЗ.
Думаю, в нелестном отзыве о последнем ректоре А.К.Черненко в предыдущей главе преобладали эмоциональные мотивы. Сейчас вот вспоминаю его очень достойное поведение в постсоветские годы, его, увы, недолгую, как умногихмоих коллег, последующуюжизнь. А тогда – хорошо помню  какие-то попытки ректората адаптироваться к ситуации. ВПШ переименовали в социально-политический институт, до этого были ещё какие-то варианты. Несколько изменили состав кафедр. Пригласили из Академгородка специалиста по политологии Лифанова для ознакомления преподавателей с курсом политологии, очищенной от марксизма-ленинизма. 
Вообще говоря, вырисовывается интересная роль  СО РАН в формировании новой идеологии и воспитании её носителей. Я имею ввиду не только нашего скромного просветителя в области политических наук, но и таких корифеев, как Аганбегян с его АСУПами, Заславскую с концепцией бесперспективных деревнь, Гранберга,  рассмотривавшего застой как неизбежность социализма, Рывкину и других, помельче рангом, многие из которых уже действовали в рядах преподавателей и научных сотрудников ВПШ как в доску свои ребята.
 В последние месяцы  меня перевели на кафедру экономики и управления, что соответствовало профилю одного из моих вузовских дипломов и некоторому опыту работы в народном хозяйстве. К стыду своему, до сих пор не задумывался о подоплёке такого решения, но почему-то уверен, плохого мне никто не хотел. Отношения с новыми коллегами складывались самые доброжелательные. Здесь люди от производства, простые и сердечные, много профессиональных аграриев, имеющих кроме ученых степеней и званий богатый практический опыт. На кафедральных междусобойчиках проводили дегустацию и своеобразную оценку дачно-огородной продукции, всяческих солений. варений, маринадов. Но непревзойденным кумиром наших неофициальных товарищеских встреч была отварная картошечка – с лучком, укропчиком, солёными огурчиком, а порой и с груздочками. Кто не испытал – трудно понять это чувство: ты среди своих.
 
Нас закрывают
Начались юридические подкопы под основы существования организации. Об идеологических расхождениях никто не поминал. Оказывается, главным было то, что не оказалось надлежаще оформленных документов на право пользования зданием, где ВПШ размещалась с 30-х годов с перерывом на несколько военных лет, когда там был госпиталь.
До смертного часа не забуду день 6 апреля 1992 года. Наш институт закрыли в связи с ликвидацией. Не позволили даже закончить учебный год, хотя оставалось каких-то пару месяцев. Преподаватели – ладно, обойдутся. А обучавшиеся? Делаю вывод – значит, работали мы неплохо, иначе бы такой спешки не было. В конце дня в столовой – в одном из лучших помещений, занимавшем угол первого этажа, выходившего огромными окнами, прямо на площадь Ленина (разумеется, там сейчас чей-то супермаркет!), собрались на прощальный ужин. Это были похороны вместе с собачьей свадьбой. Сторонники нового режима, мнившие себя победителями, прямо таки бесновались – прыгали в диких плясках, орали, словом, вели себя неподобающим образом, словно помешанные. Недостойно. И среди них мой коллега, с позволения сказать, по монгольской поездке.
Сразу же началось формирование преподавательского состава нового учебного заведения, создававшегося взамен разогнанного. Эта процедура ликвидации и нужна была, чтобы очиститься от коммунистического духа. Вся бывшая кафедра партстроительства, переименованная под конец в кафедру теории государства и общественных организаций, оказалась на улице. За  исключением Арнольда Кунцмана, который даже получил какую-то должность в ректорате. Новым ректором стал Женя Бойко – молодой преподаватель, выпускник экономического факультета НГУ, заработавший право занять должность в качестве помощника народного депутата Гранберга. Он так объяснял логику своего поступка:  «Если придет человек со стороны, наломает дров ещё больше». Смысл в этом был. Сейчас, по истечении десятилетий можно уверенно сказать, что свое свою линию он выдержал успешно и много добрых традиций .прошлых лет сохранил в работе нового вуза. Его выпускники – настоящие патриоты Родины.

Попытка работать в вузе
В ближайшие дни я уже работал в соседнем институте народного хозяйства, где полтора-года два по совету и рекомендации коллеги имел полставки – обычное дело на преподавательской работе. Там меня моментально  перевели на полную – и дело с концом. С молодёжью работать интересно, особенно умными, пытливыми, думающими. Таких было немало. Однако, основные их помыслы – о профессиональной стороне образования. Политика их не интересовала. Исключение составляли не более 2-3 человек на группу, т.е. буквально один из десяти. Пришлось учитывать новую специфику, штудировать «Экономикс», Самуэльсона, Эрхарда Шредера, основательно освежать в памяти работы других авторов -  Джона Кейнса, Василия Леонтьева. Очень поучительными оказалась книги Генри Форда «Моя жизнь, мои достижения», небезызвестного Фредерика Тейлора о научной организации труда, многие другие, ставшие общедоступными. Однако, в таком положении были почти все преподаватели экономического профиля. К тому же, как раз в это время пошёл тотальный процесс пересмотра учебных планов. Вузовское руководство стремилось идти в ногу с  рыночным прогрессом: порой некоторые дисциплины выбрасывались прочь только потому, что в их  названии упоминались слова «планирование» или «управление». Освоил лекционный курс, вел практические занятия в закрепленных группах, принимал зачеты и экзамены – словом, всё, как обычно.
Заведующий Хальзов Николай Лаврентьевич был моей работой доволен, с коллегами установились хорошие деловые отношения. Так что аттестацию встретил без особых волнений и тревог.  Пока не спросили: «Где работал раньше?»  Услышав мой ответ, члены комиссии переглянулись, начали шушукаться. Слышу предложение одной дамы: «Может, дадим ему 15-й разряд?» Что означало на ступеньку ниже, чем коллегам. «Да нет, кафедра дает письменную рекомендацию на 16-й», - последовал ответ председательствующего, на чем процедура и завершилась.  Некоторое время спустя, когда началось распределение нагрузки на следующий год, мне выделили только полставки. Это при полунищенской преподавательской зарплате 90-хг одов. Всё ясно, дали понять, что надо искать другую работу.
Кстати, все кадровые вопросы решал сам ректор П.Шеметов (из Академгородка!), который ранее был членом бюро горкома партии. Доказывал кому-то свою лояльность?