Компот из сухофруктов

                Подарок для моей единственной. Евы Браун
     Щи суточные. Суп полевой. Просо. Каша - сечка, залитая до самых бортиков подливкой из овощного рагу, без овощей, но с фруктами, маленькими кусочками сушеных яблочных долек, огорченно сморщенных на жарком августовском солнце. Черный хлеб. Белый хлеб. Серый хлеб. Пуля в затылок. Сраная трясучка, от которой ходуном ходят руки, плещущаяся внутри ненависть от бессилия хоть что - то изменить в этой поганой стране, где угораздило выиграть в лотерею - марафон батиных сперматозоидов, наперегонки несущихся к цели и за секунду заделавших меня, таким, какой я есть, гнусный человечишко, обожающий называть вещи своими именами, с недоумением всматривающийся в зеркало и видящий там всего лишь частично утерявшего волосяной покров примата, тупого, неоправданно агрессивного бабуина с кожей белого цвета и неправдоподобно зелеными глазами. Ждущая своего часа пуля, спящая в магазине, видящая сладкий третий сон, чувствующая медной оболочкой нервное трепетание бойка, готового шорохнуться и запустить необратимый процесс освобождения. Ветер за окном. Ледяной ветер, когда - то веселивший мерзкую бесталанную тварь Литвинову, помнится, она даже повизгивала от радости, читая смутные описания руин, сотрясающихся под порывами урагана в моей душе, ей было весело, сучке, очень. Мне тоже. Больше всего я веселюсь, когда чувствую свою близость и родственность с Чарли Мэнсоном и Андреем Чикатило. Славно было бы вскрыть глотку подлянке, омыть соленой черной кровью стынущие руки, унять озноб ярости и злобы на бездарей, ломающихся перед долбанными камерами говенного телевидения, наконец - то замеченного жирными ублюдками Запада, с изумлением обнаруживших в своем доме толпы шайтанов, доктора Геббельса, Ваньку - Каина, чухонского гения, снова победившего всех в борьбе со своим народом, медленно, но верно стираемого ластиком суверенной дерьмократии, обернутой лампасистыми штанами Каддафи и запрятанной в сундучок дембеля восемьдесят второго года, когда каждый, живущий здесь, понимал, что аллес, п...дец, всё, хоть вывернись, но это совдеповское дерьмо будет всегда, ползать, бродить, блевать, бить рожи, торжествовать, не видя зла и не осознавая свою вырожденческую натуру, как закономерный итог геноцида семнадцать - пятьдесят пять. Поэтому мне смешно, до колик, до истерики слышать мудрвоствования о жизни после нынешнего фюрера. Ни хера не изменится. Во - первых, не будет  " после ". Этот, по - любому, прихватит с собой весь мир, херякнув на прощание ядерным шквалом по спящему в свином сале выдуманного благополучия золотому миллиарду. Думаю, во - вторых после такого неожиданного решения не будет, а оно действительно неожиданно, кто может ожидать нечто такое после, например, Крыма ? Даже смешно как - то, граждане. Самые миролюбивые никогда не допустят. Есть же право. Право сдохнуть. И лево застрелиться за мгновение до вспышки сверхновой.
     Компот из сухофруктов. Чай с плавающими неразваренными чаинками, больше похожими на ветки осины, обломившиеся под тяжестью повешенного и обкончавшегося висельника, каплями мутной спермы рождающего мистический корень мандрагоры, с легкостью оборачивающийся жутким гомункулом - провидцем, нюхающим воздух тонкими ноздрями, вдыхающим вонь горелого мяса бывших людей, сладкий запах разлагающихся тел, дым и пепел. Кофе из наскоро обжаренной гастарбайтерами шелухи, необдуманно названный " Нескафе ", или " Чибо ", или еще как, словечком загадочным, нерусским ни х...я, впечатляющим изначально ненашенским ароматом бескрайних степей, забитых трупами, с парящими на недосягаемой высоте жирными грифами - стервятниками с оседлавшими их горбатые спины графами Невзоровыми, хохочущими над эпидемией СПИД, свалившейся на никак не умирающую родину, обугленными деревьями, страшными пальцами растопырившихся перед ржавеющими танками Африканского корпуса, остановленных нехваткой бензина за сотню миль до окончательной победы над собой, обломками рухнувших штурмовиков, испепеливших не одно поселение двуногих, согнувшись шакалами убегавших от неизбежного до ближайшей печи милосердного крематория бесчисленных лагерей и фабрик смерти, наскоро возведенных в конце времен на фундаменте ООН и ЮНЕСКО, околюченных шиповником и терном. Кислое молоко, кумыс, кефир, вино, вода, кровь. Кровь густая, почти черная, соленая, теплая, незасыхающая, несвертывающаяся, с небольшими частичками серых комков мозга, неторопливо плавающих в лужицах под тем же ветром, с которого все и началось, чумного ветра, несущего смерть.