Игра в жизнь. Часть 4

В своём кабинете редактор газеты «Путь Октября», расчистив кусочек свободного пространства на заваленном всяким хламом столе, с красным карандашом в руках читал листы со свежеотпечатанным текстом. Надежда примостилась на краешке стула рядом.

По мере чтения лицо у редактора просветлялось; он то и дело бросал на Надежду озадаченные взгляды. Дочитав, редактор отложил листы в сторону, пристально посмотрел на девушку.  Та сделала «бровки домиком», старательно изображая почтение и готовность выслушать любую критику.

Редактор побарабанил пальцами по столу.

- М-да… Забавно… Это ты тоже сама писала?

Надежда закатила глаза, давая понять, как абсурден подобный вопрос.

- Тогда это какой-то феномен… – заволновался редактор. – Вот уже четвёртый материал – и каждый раз ты меня ставишь в тупик. Тебе ведь 18 лет, правильно? А такое впечатление, что пишет зрелый журналист с огромным опытом работы, ну, и просто с опытом… С жизненным, так сказать, багажом... У меня прямо раздвоение в мозгу начинается! Читаю – вижу за текстом автора: взрослую тётку, как минимум, свою ровесницу, умную, хорошо образованную, хваткую и, безусловно, талантливую… Открываю глаза – вижу тебя… И что я, по-твоему, должен делать?..

- Для начала покончить с испытательным сроком и взять меня на работу… – скромно потупила глазки Надежда. – Пока я не ушла в другую газету…

- Это шантаж! – возмутился редактор. – Иди и прямо сейчас оформляйся!

Надежда перестала дурачиться – кивнула головой и вышла из кабинета. Редактор любовно взял в руки листы с текстом и с блаженной улыбкой прижал их к груди.

- А это пойдёт у нас на первую полосу…

Затем он ещё раз пробежал глазами статью, удовлетворенно хмыкнул. Достал из выдвижного ящика стола зеркальце и принялся внимательно себя рассматривать. Увидев что-то в носу, редактор сорвался с места и быстро подошёл к окну. Задрав голову и скосив глаза, он пытался рассмотреть свой нос. Обнаружив то, что искал, редактор достал из нагрудного кармана пиджака маленькие щипчики и ловко выдернул не к месту выросший волосок. Тут же сморщился, чихнул, снова посмотрел в зеркальце и расплылся в довольной улыбке. Теперь всё было безупречно – почти так же, как написанная новенькой журналисткой статья…
***

Новый 1984 год Надежда встречала дома, с родителями и их гостями. Лена с Женей ушли к кому-то из родственников – договорились встретиться вечером 1 января. Улучив момент, нарядная «новогодняя» Надежда с мишурой в волосах сбежала из-за стола и скрылась в своей комнате. Подойдя к настенному календарю, она сорвала последнюю страничку – 31 декабря 1983 года.

Из-за закрытой двери доносились звуки застолья, крики «С Новым годом!», звон бокалов. Надежда с грустью смотрела на листик календаря.

Вот и закончился этот странный, безумный, удивительный первый год её новой старой жизни. Она так и не поняла, почему это случилось именно с ней; не смирилась с потерей детей. Невыносимо трудно было себя контролировать всё это время, ведь каждое неосторожное слово вызывало, в лучшем случае, недоумение близких, знакомых и незнакомых людей, а в худшем – желание упечь её в психушку. Но было и то, что постепенно примиряло Надежду со случившимся, – остался жив Женя; была (была, была!) надежда встретить Максима и начать всё «с чистого листа».

А ещё буквально за пару месяцев она стала местной знаменитостью, звездой воронежской журналистики. Каждая её новая статья в затрапезной некогда газетёнке «Знамя Октября» вызывала фурор у читателей – однажды пришлось даже печатать дополнительный тираж, а подписка на 1984 год увеличилась в три раза. Надежда ничего особенного для этого не делала – ну, может быть, её материалы оказались написаны чуть более смело, чем было принято в то время. Правда, и темы она затрагивала нетривиальные – никто до неё не писал о таких вещах, как наркомания среди молодёжи, детская преступность, насилие в семье. Предполагалось, что ничего подобного в Советском Союзе нет, но когда Надежда, вовсю используя своё обаяние, обращалась за информацией в управление внутренних дел, ей охотно шли навстречу, допуская к архивам. 

Дальше – больше. Ещё никому не удавалось брать такие искренние и откровенные интервью у известных людей. Впервые читатели узнавали не о надоях молока в колхозах Воронежской области и достижениях передовиков производства, а о том, что у одного орденоносца «случилось» параллельно две жены, а героиню социалистического труда бросил муж с тремя детьми на руках, и она устроила в своей квартире, полученной от государства, настоящий бордель, где всем заправляла её старшая дочь… Героями публикаций становились не картонные персонажи с агитационных плакатов, а живые людьми – со своими страстями, мыслями, чувствами, переживаниями и тайнами...   

Статьями Надежды зачитывались, их передавали из рук в руки и ждали свежий номер газеты «Путь Октября», выстраиваясь в день её выхода в длинные очереди у киосков. Когда стало известно, что автору – журналистке Надежде  Никольской – всего 18 лет, ажиотаж только усилился. Никто не мог понять, как ей это удаётся, а сама Надежда своих секретов не выдавала. Ну не будет же она, в самом деле, рассказывать, что давно съела на этом деле собаку, отработав в прессе более 25 лет; что прошла отличную школу создания с нуля и раскрутки своей собственной «Городской газеты» и хорошо знает, какую «кость» нужно бросить читателям, чтобы те её «проглотили». За плечами – выживание в условиях дикой конкуренции на рынке печатных средств массовой информации, борьба за читателя, который становился всё более искушенным. А в последние годы за внимание «целевой аудитории» приходилось сражаться с Интернетом, и удерживать своих подписчиков становилось всё труднее...

Всё это будет позже, а сейчас Надежда наслаждалась своей работой на не паханом ещё поле воронежских «масс-медиа», играючи «уделывала» маститых журналистов (ещё бы – ведь опыта у неё было, может, и поболе!), купалась в восхищении (иногда, впрочем, не совсем искреннем) своих коллег, но при этом ни на секунду не забывала о своей великой цели – о том, ради чего это всё…      

Смяв в кулаке листок календаря с такой силой, что ногти вонзились в ладони, Надежда прошептала:   

- Максим… Ты подлец… Всё было ради тебя – а теперь что?..
Тоска по мужу с каждым месяцем становилась всё сильнее. Ей физически не хватало тепла его тела, сильных рук, жадных губ. Ночами она иногда стонала от непереносимого желания, металась в кровати – чтобы ненадолго заснуть и хотя бы во сне испытать то, чего не было и не могло быть в реальной жизни. После таких безумных ночей она могла какое-то время жить и работать почти спокойно, стараясь загрузить себя по максимуму, чтобы убежать от несвоевременных и неуместных мыслей.

- Надюшка! – раздался из комнаты весёлый голос мамы. – Где ты там! Иди помоги – сейчас горячее будет!

Надежда смахнула слезинки с глаз – вот и ещё один положительный аспект ситуации: молодые, полные сил родители. Они давно помирились, и сейчас Николай Васильевич и Вера Ивановна чрезвычайно гордились неожиданными достижениями дочери на журналистском поприще. Их Наденька прославила фамилию Никольских на весь Воронеж – теперь и они стали почти такими же знаменитыми. Кроме того, существенно пополнился семейный бюджет – Надежда получала хорошие гонорары, а к ним ещё и премии. Родители не могли нарадоваться на дочь, а Вера Ивановна даже смирилась с тем, что у их Надюшки пока нет высшего образования. «Будет, непременно будет! – говорила она мужу. – Какие её годы…».   

Дни побежали, как в ускоренном кино. Надежда видела себя словно со стороны: вот она с блокнотом в руках на различных мероприятиях – при разрезании всевозможных ленточек (на открытии детского сада, Дома культуры, нового памятника); вот берёт интервью у каких-то важных персон; вот ходит с директором совхоза по кукурузному полю; держит на руках крошечного поросёнка на ферме; едет с милиционерами в раздолбанном УАЗике «на задание»; сидит, украдкой зевая, на каком-то совещании…

Редактор газеты, рассматривая очередную передовицу с материалом Надежды Никольской, довольно потирал руки: эта необычная девочка со взрослым взглядом – настоящий клад! Жаль, на него, своего непосредственного начальника, никакого внимания не обращает, хотя он и старался, как мог: глядя в своё неизменное зеркальце, то выдирал предательский седой волос из изрядно поредевшей шевелюры, то выдавливал невесть откуда взявшийся прыщик на подбородке, то причесывал специальной щеточкой косматые брови…

Впрочем, казалось, для Надежды вообще никого из мужчин не существует: она одинаково ровно держалась со всеми коллегами противоположного пола, не отвечала на ухаживания влиятельных начальников местного разлива, и вообще не давала ни единого повода усомниться в своей добродетели. Постепенно даже самые завистливые до чужого успеха и язвительные журналистки успокоились – Никольская ни у кого не собиралась отбивать парней и мужей, ни к кому не набивалась в подруги, никому не переходила дорогу. А то, что пишет не так, как все… Что ж – такое явление, как врождённый талант, ещё никто не отменял. Настоящий самородок – никакого образования, а пишет грамотней всех в редакции, даже корректоров поправляет…

Газеты со статьями Татьяны Никольской внимательно читали и в высоких номенклатурных кабинетах Воронежа. От важных партийных и государственных чинов то и дело можно было слышать: «Юное дарование…», «Талантливая девочка…», «Гений журналистики», «Откуда такая взялась…», «Надо бы её переманить…», «Настоящая красавица…», «Никаких покровителей…», «Всего добилась сама…».

Однажды один из секретарей Воронежского обкома, по служебным делам оказавшийся в Москве, случайно оставил в приёмной большого партийного руководителя газету со статьёй Надежды Никольской, а оттуда номер попал к Самому. Заметив на своём столе неведомую воронежскую газетёнку, тот уже собрался дать нагоняй секретарше, но неожиданно его заинтересовал один из материалов на первой полосе. Внимательно прочитав текст, задержавшись взглядом на фамилии автора, большой партийный начальник на некоторое время задумался, ещё раз внимательно перечитал статью с названием «Цыплят по осени считают» и решительно набрал номер на одном из пяти телефонных аппаратов, стоящих перед ним на столе.   

- Скажи-ка мне, любезный, – вкрадчивым голосом произнёс большой чин, вытянув перед собой левую руку и любуясь невзрачной с виду, но стоившей больших денег и некоторых услуг запонкой в манжете белоснежной рубашки. – Ты такую воронежскую журналистку Надежду Никольскую знаешь? Слышал, говоришь? Что слышал?

Некоторое время хозяин кабинета с невозмутимым видом слушал своего собеседника, а затем ледяным тоном спросил:

- А почему это юное дарование у тебя ещё не работает? Смотри, прощёлкаешь клювом…. Давай, забирай. Хочу видеть её у тебя. Квартиру предложишь – никуда не денется. Пора таких под крыло собирать – они нам скоро понадобятся. Время пришло... Через неделю доложишь.

Большой партийный руководитель положил телефонную трубку, взял газету со стола и снова уткнулся в статью.

- Однако… – пробормотал он озадаченно, потирая безукоризненно выбритый подбородок. – Однако…
***

Пасмурным октябрьским днём Надежда сидела за столом в своей комнате и двумя пальцами, но довольно быстро печатала на небольшой пишущей машинке. Купив с очередного гонорара это «чудо техники», Татьяна почти перестала ходить на работу – теперь она носила в редакцию уже готовые материалы, появляясь там раз в неделю на планёрках. Редактор не роптал – кто же будет подвергать гонениям курицу, несущую золотые яйца? Он вообще был готов на многое – лишь бы Надежда Никольская продолжала работать, но, к сожалению, случилось неизбежное, хотя и ожидаемое: его самую талантливую и успешную журналистку забирают в Москву, в одну из центральных газет…

Надежда набирала свой последний материал – интервью со старейшей актрисой Воронежского театра оперы и балета, которая под бутылочку сладкого кагора, распитого с симпатичной молодой журналисткой, приоткрыла занавес над своей полной драматических событий и любовных переживаний жизнью. В интервью фигурировали фамилии ряда известных людей, и некоторые из них, как понимала Надежда, многое бы отдали, чтобы эта статья не вышла...


Поставив последнюю точку в материале, Надежда откинулась на стуле и зацепилась взглядом за календарь, висевший на стене.  12 октября 1984 года… Что-то связано с этой датой… Что? 

Внезапно её осенило, она хлопнута себя по лбу.

- Как я могла забыть!

Девушка выбежала из своей комнаты – телефон стоял на журнальном столике у родителей. Схватив трубку, торопясь и не сразу попадая в правильные цифры, набрала номер Лены. 

- Алло… – раздался на другом конце провода грустный голос подруги. – Я слушаю…

- Ленуська, привет! – затараторила Надежад. – Как Женя? На учёбе? Молодцы! Лен, послушай, а это ведь сегодня в нашем Доме культуры «Осенний бал»?

- Да вроде сегодня – плакаты по всему городу висят. Обком комсомола проводит, но ты же понимаешь, нам сейчас не до балов…

- Леночка, я тебя очень прошу… – умоляюще проговорила Надежда. – Давай сходим! Мне очень надо! Очень!

- Надь, как ты себе это представляешь?! – возмутилась Лена.

Она стояла босиком в скромно обставленной комнате, переминаясь с ноги на ногу, в затрапезном домашнем виде, и разговаривала по допотопному телефону, висящему на стене. – Женька приходит с учебы, а меня нет, потому что мы с тобой ушли на «Осенний бал»…  Нормально, да? Без пяти минут муж – без ноги, а без пяти минут жена – без головы, по дискотекам бегает…

- Лена, ты пойми – это очень важно! – почти закричала Надежда. – Очень! Может быть, судьба моя решится! Если ты не пойдешь… Я… Я…

- Ты просто пойдёшь одна… – печально закончила фразу Лена. – Надюх, ну что я Женьке скажу? Он и так переживает, инвалидом себя считает… Это же моральное издевательство, верх цинизма – уйти от хромого мужа на танцы! Да еще с учёбой у него не особо получается… Хоть и на вечернем, а гоняют их там, как на дневном… Как я его оставлю? Может, ты всё-таки одна сходишь, а?

Надежда присела в кресло у журнального столика.   

- Леночка, ну пожалуйста… Я через неделю в Москву переезжаю – пусть это будет наш прощальный вечер! А Женьку я беру на себя! Хватит ему кукситься! Подумаешь – хромает чуть-чуть! Зато живой, Лен! Живой! А если бы в армию пошел, ты бы его похоронила! Сразу после моей свадьбы…. Так что надо жить и радоваться жизни! Всё, ничего не знаю – собирайся! Я за вами зайду!

Не желая больше слушать возражений, Надежда быстро нажала отбой. Лена некоторое время послушала короткие гудки и тоже повесила трубку.

- Сумасшедшая… – проворчала она. – Убили бы – не убили бы, кто об этом знает? А ноги, считай, нет… Свадьбу какую-то приплела… Точно что-то с головой у человека…. Ещё и жениха-то нет, а она про свадьбу…
***

Фойе Дома культуры им. 50-летия Октября было украшено в осеннем стиле – гирляндами из желтых листьев, разноцветными воздушными шарами. На стене висели большие красочные плакаты: «Осенний бал-1984» и «Добро пожаловать!». Кругом оживлённо сновали, подобно «броуновскому движению», нарядные молодые люди. Громко играла музыка – Надежда узнала свою любимую группу из тех лет – «Машину времени».

Они только что втроём вошли в зал – Женя с Леной всё-таки составили ей компанию: чтобы «уболтать» друзей, Надежде пришлось применить всё своё красноречие. 

Сама она выделялась на общем фоне и сразу привлекала к себе внимание необычным макияжем, прической и странным по тем временам нарядом – широким брюкам и длинной, ниже колена, шелковой тунике, перехваченной поясом в тонкой талии. Как обычно, была на высоких каблуках – уже могла себе позволить собственные туфли, а не брать «напрокат» у мамы.

Лена, одетая в скромное платье, в старых босоножках не по сезону и вовсе без прически, на фоне яркой Надежды чувствовала себя неловко. Зато Жене мероприятие пришлось явно по душе – он улыбался, вертел головой по сторонам, с кем-то здоровался.

На Надежду, Лену и Женю обращали внимание. Двое молодых людей неподалёку переговаривались, бросая в их сторону заинтересованные взгляды.

- Видишь тех троих? – спросил у своего приятеля высокий парень в очках. – Среди них та самая Надежда Никольская, из газеты...

- Да ты что! – воскликнул второй, маленький и пухлый. – Такая молодая?!

- Ага, красивая девка… – мечтательно протянул первый. – И не дура...

- У нее есть кто-нибудь? – деловито спросил второй, подбоченясь и втягивая живот.

- Даже не думай, – махнул рукой очкарик. – К ней на хромой кобыле не подъедешь. Многие пытались – бесполезно. Принца ждет….

- Никогда не поверю, – покачал головой пухлый. – Значит, чья-то любовница. Не может такая деваха одна быть!

- А вот же ж... У меня у друга сосед, так сестра его жены в этой газете работает. Они там сами все удивляются. Уже сколько к ней народу подкатывало...

- Ну, не знаю, – недоверчиво протянул толстяк, расслабившись и выпуская живот обратно. – Даже если она пока и одна, то это ненадолго. Такие долго в девках не засиживаются…

Парень в очках печально кивнув, таращась на Надежду. Он бы многое отдал, чтобы красавица обратила на него внимание, но понимал совершеннейшую бесперспективность своих мечтаний. Надежда Никольская казалась жительницей другой планеты... 

Лена придирчиво оглядела подругу, которая в этот явно кого-то высматривала в толпе.

- Ты, Надь, так странно одеваешься… – сказала она, пощупав ткать туники. – Я такого даже в журналах не видела... Но тебе идёт...

- Не могу носить то, что в наших магазинах продается, – рассеяно ответила Надежда, думая о чем-то своём. – Нашла хорошую портниху – я ей модели рисую, а она их воплощает в жизнь. И недорого выходит...

- Красивая ты, Надюшка... – вздохнула Лена. – Правда, Жень?

- Да красивая, красивая… – улыбнулся Женя, притягивая к себе Лену и целуя её в макушку. – Но ты всё равно лучше!

Лена вспыхнула и благодарно посмотрела на Женю, а Надежда, кажется, этих слов даже не услышала – она напряженно всматривалась в лица людей, словно пытаясь кого-то узнать.

Заиграла медленная мелодия, и Женя, прихрамывая, увёл Лену танцевать. Получалось у него это не очень ловко, но обоим было весело, и они то и дело смеялись.

- Здорово же, что мы сюда пришли? – шепнула Лена Жене  на ухо.

- Здорово! – хохотнул Женя, который в этот момент наступил Лене на ногу и чуть не свалился вместе с ней на пол. 

Надежда осталась у колонны одна. Она беспокойно оглядывалась, не замечая направленные на неё со всех сторон взгляды – завистливые женские и вожделеющие мужские, как вдруг что-то на мгновение ввело её в ступор...

Через зал к ней уверенно шёл высокий мужчина лет на 10-12 старше – красивый, хорошо одетый и весь как будто лощёный. Девушки смотрели на него с замиранием сердца, но молодой бонвиван направлялся к колонне, где стояла «инопланетная» красавица, не обращая внимания на произведенный эффект.

Всё поплыло у Надежды перед глазами. Она видела перед собой только этого мужчину, а в голове, словно в трейлере плохого фильма, проносились картинки из прошлого…

... Тот же «Осенний бал» – у колоны стоят Надежда с Леной, вдвоём, без Жени. Обе с скромных, далеко не новых платьях и туфельках, которые явно знавали и лучшие времена. Длинные вьющиеся волосы Надежды небрежно стянуты в «хвост» на затылке, у Лены короткая стрижка – после ухода Жени в армию она отрезала свои роскошные косы, и с тех пор полюбила такие прически.

- Меня Женька точно убьёт, когда узнает, что я без него по дискотекам шастаю! – вроде смущенно, но с довольным выражением лица проговорила Лена, с интересом разглядывая весёлую толпу молодежи в зале Дома культуры.

- Вали всё на меня! – беспечно отозвалась Надежда, пританцовывая под зажигательную песню из репертуара группы «Абба». – Ему ещё целый год служить, он про этот «Осенний бал» и не вспомнит! Зато смотри, как весело!

Увидев кого-то в толпе, она дёрнула Лену за рукав.

- Ой, смотри, кто это?! Неужели Денис Морозов?! Первый секретарь обкома комсомола!

- С ума сойти! – выдохнула Лена. – Точно, Морозов! Ой, Надька… Кажется, он к нам идет…

К Надежде и Лене через зал, с галантной улыбкой обходя других девушек, двигался   высокий красавец, словно сошедший со страниц книжки о сказочных принцах – настоящий герой девичьих грёз. Это действительно был 30-летний Денис Морозов, первый секретарь Воронежского обкома комсомола. «Осенний бал» для лучших студентов области был организован под его, как сказали бы сейчас, патронажем, и он не мог не прийти.

Пресыщенный женским вниманием и обласканный дамами бальзаковского (и не только) возраста, Денис всё больше тяготел к юным созданиям, и одно такое он вдруг углядел в зале у колонны. Не больше 18 лет, распахнутые голубые глазищи, светлые пушистые волосы небрежно забраны, тонюсенькая талия перехвачена пояском – и неожиданно большая, словно не с этого тела, грудь… Такое сочетание взволновало Дениса Морозова больше всего. 

Заиграла медленная мелодия – что-то из «Воскресенья», и Денис пригласил находящуюся в полуобморочном состоянии Надежду на танец. Та, не веря в происходящее, как завороженная подала ему руку – и в этот момент для неё всё перестало существовать. Она не видела потерянного вида безнадёжно влюблённого в неё Павлика Руденко с математического факультета, Лену, которая строила уморительные рожицы, и злых взглядов второго секретаря обкома комсомола 35-летней Ирины Волковой, которые та метала в их с Денисом сторону.  Надежда даже не слышала, какую именно песню исполнял ансамбль «Воскресенье», хотя наверняка это был обожаемый всеми «Скрипач»...

Надежда ощущала на своей спине под тонкой тканью платья – как раз там, где была застежка бюстгальтера, – горячую ладонь Дениса Морозова; его вторая рука лежала неприлично ниже её талии, и девушка вся сосредоточилась на этом новом для неё ощущении. Губы Дениса щекотали ей висок, его дыхание обжигало. А сам Морозов, всё крепче прижимая к себе хрупкую фигурку девушки и вдыхая запах её волос, удивлялся своему состоянию – прекрасную незнакомку больше не хотелось выпускать из объятий...         

С «Осеннего бала», к большому неудовольствию Лены и второго секретаря обкома комсомола Ирины Волковой, Денис ушёл вместе с Надеждой. Лена пыталась подругу удержать, но та, словно зомбированная, последовала за Денисом, приняв его приглашение пройтись по ночному городу. Во время прогулки Надежда с воодушевлением читала Денису стихи своих любимых поэтов Эдуарда Асадова и Николая Заболоцкого, не замечая его снисходительного взгляда; неумело отвечала на настоящие «взрослые» поцелуи… А когда Денис довёл её, совсем окоченевшую, до подъезда, уже была готова последовать за молодым человеком, который так внезапно ворвался в её жизнь, хоть на край света.

Чувство пронзило её внезапно, подобно молнии, но Надежда не сомневалась, что это и есть та самая любовь, о которой она столько раз читала в книжках. Ну не считать же, в самом деле, любовью их странную полудетскую дружбу с Павликом Руденко – когда Пашка недавно попытался её поцеловать, Надежда увернулась, и тот ткнулся носом куда-то ей в ухо, страшно смутившись, а она хохотала, как ненормальная...

С Денисом всё было по-другому. Уже под утро, в своей постели, так и не уснув, Надежда с замиранием сердца прокручивала в голове кадры вчерашнего вечера, и удивлялась: как она могла раньше жить без этих карих выразительных глаз в длинных пушистых ресницах, горячих губ, настойчивых рук, которые забирались ей в вырез платья, сводя с ума своими осторожными прикосновениями...

Это были совершенно новые, пока пугающие впечатления, и Надежда каждый раз, как только вспоминала холодные пальцы Дениса на своей пылающей коже, словно летела на американских горках куда-то вниз: у неё перехватывало дыхание, сердце было готово выскочить через горло, а внутренности сжимала сладкая волна, которая поднималась из каких-то неведомых глубин и заставляла кровь пульсировать быстрее...

Последующие дни прошли в каком-то любовном угаре: Надежда плохо соображала и почти не реагировала на внешние раздражители в виде родителей, Лены и преподавателей в институте: она ждала субботы, на которую Денис назначил ей свидание у себя дома, и твёрдо знала, что там-то «всё» непременно и случится.

Между тем, для Дениса Морозова события развивались куда более стремительно: обиженная и до глубины души оскорблённая Ирина Волкова подключила все свои связи и вытащила на свет божий историю с соблазнённой Морозовым ещё в прошлом году 14-летней Катей Никоновой. Связь первого секретаря обкома и восьмиклассницы длилась пару месяцев, пока не стала достоянием компетентных органов.

Тогда Дениса жёстко предупредили. В результате родители Кати неожиданно получили просторную квартиру в новом микрорайоне, сама Катя перешла в другую школу, а Морозов показательно переключился на перезрелую Ирину Волкову. И вот сейчас это его новое увлечение...

Ирина, внимательно рассмотрев на «Осеннем балу» соперницу, поняла, что на этот раз у Дениса всё серьёзно, и шансов у неё нет, и уже в среду на стол следователя легло заявление родителей Кати об изнасиловании их несовершеннолетней дочери первым секретарем обкома комсомола Денисом Морозовым. Следователь схватился за голову и помчался с этим заявлением прямо в кабинет ко второму секретарю Воронежского обкома партии – двоюродному дяде Дениса по материнской линии. В тот же день Денис получил новое назначение, а в субботу, став у себя в квартире для Надежды первым мужчиной, предложил ей, растерянной и счастливой, руку и сердце...               


Через месяц на свадьбе гулял весь обком комсомола, включая Ирину Волкову, нежданно-негаданно, но очень удачно занявшую место Дениса Морозова, который уходил в районный центр Богучары Воронежской области первым секретарем райкома партии.

Надежда в наряде невесты была дивно как хороша – гости не сводили с неё восхищенных глаз, Вера Ивановна тихо плакала от счастья, а Николай Васильевич ходил с гордым видом и «братался» с новой роднёй – двоюродным дядей жениха, устроившему непутёвому племяннику срочный перевод в Богучары, и его чванливой женой. Родителей Денис не помнил – его отец сбежал, узнав о беременности подруги, а мать умерла от перитонита, когда ему не было и двух лет. Вырастили его бездетные родственники, которые порядком устали от бесконечных похождений своего «мальчика». Но теперь, кажется, всё наладится – вон какую умницу и красавицу Денис отхватил. А школьница Катя... Ну, что Катя? Её родители получили новенькие «Жигули» без очереди и даже без денег, забрали заявление, а у Дениса начинается новая жизнь...   

Лена в алой ленте свидетельницы через грудь весь день наблюдала за подругой и не могла понять, что с той происходит: Надежда была крайне напряжена, иногда было видно, что она еле сдерживает слёзы, а за столом сидела с отрешённым видом, пугаясь криков «Горько!». Не выдержав, Лена выбрала подходящий момент и увела невесту в женский туалет.

 - Что случилось, подруга? – прямо спросила Лена. – У тебя сегодня свадьба или похороны?

- Лена, мне кажется, я поторопилась… – в отчаянии прошептала Надежда, оглядываясь на дверь.

- Да что ты! – не срывая иронии, всплеснула руками Лена. – Целый месяц с момента знакомства прошел! Куда уж больше!


- Наверное, уже поздно… – потерянно сказала Надежда. – Раньше надо было думать… Родители не поймут… Да и никто не поймёт….

- Да уж, такое трудно понять… – Лена обняла Надежду. – Куда ты опять вляпалась, горе моё...

Из-за двери раздались пьяные голоса:

- А где невеста?! Её что, уже украли?..

- Давайте искать невесту! Надя! Наденька!

В дверь кто-то начал ломиться, и Лена её открыла. На пороге стоял, покачиваясь, жених. Лена, смерив его недовольным взглядом, вышла. Денис ввалился в дамскую комнату и закрыл за собой дверь. Где-то шумела свадьба, а Надежда испуганно смотрела на пьяного мужа, который приближался к ней с недобрым видом.

- Может, скажешь, где была? – зло спросил Денис. – Где он тебя прятал?

- Кто? – удивилась Надежда. – Здесь была только Лена... Это вообще-то женский туалет...

- Да? – мерзко ухмыльнулся Денис. – Только Лена? И вы здесь закрылись вдвоём... Оригинально... Чего я ещё о тебе не знаю?

- Господи, Денис… – отшатнулась Надежда. – Что ты несёшь?!

- Я несу?! – Денис с угрожающим видом приблизился к Надежде. – По-моему, это вы со своей Леной что-то попутали... Ничего... Сейчас я тебе покажу, что такое настоящий мужик...

Надежда подумала, что муж хочет её взять прямо здесь, в туалете, и эта перспектива её совсем не обрадовала, но Денис вдруг несильно размахнулся и коротким ударом ткнул её под дых – так, что Надежда согнулась пополам и начала хватать ртом воздух.

- Еще раз так пошутишь – пожалеешь, – сказал Денис, открывая дверь туалета. – А на будущее держись от своей Савельевой подальше. И знаешь, что –улыбайся давай, у нас свадьба всё-таки, гости важные. А то сидишь с постной миной...

Денис ушёл, а Надежда, кое-как восстановив дыхание, прямо в белом свадебном платье бессильно опустилась на кафельный пол. Она с ужасом смотрела на красивое обручальное кольцо на безымянном пальце, а из глаз потоком лились слёзы...

Через неделю после свадьбы Надежда с Денисом в чёрной служебной «Волге» подъехали к зданию Богучарского райисполкома.  Водитель выскочил из машины, открыл дверь Денису. Из здания, как пуля, вылетел мужчина лет сорока с галстуком, сбившимся набок. Подобострастно поздоровавшись за руку с Денисом, он расплылся в улыбке:

- Добро пожаловать, Денис Аркадьевич! С новым вас назначением! Квартира уже готова – сейчас поедем, дорогу я покажу. А завтра сам председатель облисполкома представит вас товарищам – нам уже позвонили… Такая честь, такая честь...

Надежда из окна безучастно смотрела на всю эту комедию, и не понимала, что с ней происходит. Знала одно – мужа она не любит. Он оказался вовсе не тем принцем из сказки, каким показался поначалу. За броской брутальной внешностью скрывался избалованный развращённый циник с явными садистскими наклонностями, и Надежда не представляла, как будет с ним жить дальше.

Институт пришлось оставить – муж сказал, что диплом он ей организует и так. Что-то сказать родителям она не могла – не хотела их расстраивать. С лучшей подругой Леной Савельевой они после свадьбы ни разу не виделись – вчера вечером Надежда по телефону услышала душераздирающий крик подруги в телефонной трубке, что Женьку убили в армии, но даже после этого Денис её никуда не отпустил – на следующее утро они уезжали в Богучары...

За всю дорогу Надежда не проронила ни слова, и сейчас безучастно, словно откуда-то из космоса, наблюдала, как муж с надменным видом что-то выговаривает работнику райисполкома, а тот виновато разводит руками и прячет глаза. Мыслями она была с Леной, даже не пытаясь представить, что чувствует сейчас подруга, потерявшая любимого. А главное, что в такой невыносимо тяжёлый момент она не могла разделить с Леной её горе...

Через час они входили в просторную квартиру, обставленную новой импортной мебелью.

- Вот, жена, привыкай! – весело сказал Надежде Денис, на секунду превратившись в того самого харизматичного парня, который совсем недавно – меньше двух месяцев назад – потряс её воображение. – Теперь так будет всегда! Муженёк-то у тебя – б-а-альшой начальник! Повезло же некоторым, а?!

Надежда со странным чувством посмотрела на Дениса – как он может смеяться, веселиться, зная, что у её подруги такое горе? Да и у неё тоже – ведь Женька был одноклассником, близким другом и даже больше, чем другом. Впервые мелькнула шокирующая мысль, но она почему-то не удивила Надежду: «Я вышла замуж за чудовище...».   

...Через год Надежда с большим животом – была на седьмом месяце беременности – готовила на кухне ужин. Денис, уходя утром на работу, заказал тушёное мясо. Обедал он обычно в столовой райисполкома, в отдельном кабинете, а ужинать предпочитал дома, хотя в последнее время всё чаще и задерживался где-то допоздна – очевидно, «сильно» беременная жена его не вдохновляла. Но сегодня муж попросил Надежду постараться – была пятница, и вечером на рюмку коньяка к Морозовым должен был заглянуть какой-то важный человек, с которым предстоял конфиденциальный разговор.
Заканчивался 1985 год; в марте генеральным секретарем ЦК КПСС стал Михаила Горбачев, объявивший курс на ускорение. Страну будоражили перемены, уже прозвучало слово «перестройка», перетряхивались кадры – в Воронеже после апрельского пленума тихо убрали двоюродного дядю, и Денис Морозов кожей чувствовал, как зашаталось кресло и под ним... 

Надежда открыла банку для соли – там было пусто. Мясо тушилось на медленном огне – как учила мама, солить его необходимо было только в конце готовки, чтобы не получилось жёстким. Посмотрела на часы на стене – почти семь часов вечера. Если прямо сейчас спуститься в магазин, расположенный в соседнем доме, то можно даже плиту не выключать. Быстро, насколько ей это позволял живот, Надежда в прихожей оделась, с трудом натянула на отёкшие ноги зимние сапоги, бросила в авоську кошелёк и, захлопнув дверь, вышла из квартиры.

Уже через пятнадцать минут она, торопясь и поскальзываясь на обледеневшей дорожке, возвращалась из магазина – в авоське теперь лежала пачка соли. Надежда переживала за мясо – хоть оно и тушилось на медленном огне, но мало ли что. Подойдя к дому, она посмотрела на свои окна на втором этаже – в них горел свет и мелькал силуэт Дениса. Надежда облегченно вздохнула и вошла в свой подъезд.

У двери она попыталась открыть дверь ключом, но та оказалась заперта изнутри. Надежда позвонила – но Денис и не подумал открывать. Она принялась стучать, снова и снова нажимала на звонок – ответом ей была тишина.

Надежда искупалась: а вдруг с Денисом что-то случилось? Хотя она ведь только что видела его в окно! Растеряно прислонилась к стене у двери – это было что-то новое в их с Денисом отношениях. После того инцидента на свадьбе были и другие подобные – муж был ревнив, не сдержан, скор на расправу, и порой Надежда по нескольку дней не могла выйти из дома – ждала, пока сойдёт синяк под глазом или заживёт разбитый нос.

Дикость, но жаловаться было стыдно, да и некому: родители и Лена, тяжело переживающая гибель Жени, остались в Воронеже, а в Богучарах она подругами не обзавелась – муж этого не приветствовал. Но всё продолжалось ровно до того момента, пока, по словам Дениса, «живот не полез на нос». Тогда муж стал спокойнее, уравновешеннее, и всё чаще был похож на того Дениса, каким она его знала в тот очень короткий период до свадьбы, когда чувствовала себя влюблённой. 
 
Надежда, уже ни на что не надеясь, ещё раз нажала на звонок. Решила для себя: если Денис не откроет, попросится к соседям позвонить в милицию. Всё-таки её муж – не какой-то слесарь дядя Вася, а первый секретарь райкома партии, а это дело серьёзное, почти государственное. Но вдруг из-за двери донёсся приглушенный голос Денис – Надежда поняла, что муж вдребезги пьян.

- Иди туда, откуда пришла! Где шлялась, там и ночуй!

Надежда отшатнулась от двери, огляделась по сторонам – не слышали ли этот бред соседи? Она не верила в реальность происходящего.

- Денис, я за солью ходила, в магазин... – она старалась говорить тише. – Там мясо на плите...

- Мясо я выкинул – его есть невозможно... – заплетающимся языком пробормотал из-за двери Денис. – Встречи не будет... И вообще ничего не будет... Для меня всё кончено... Всё, отвали... Я спать пошёл... А ты можешь дальше гулять... Шлюха...

Надежда не знала, что ей делать. Это могло бы показаться неудачной шуткой, но она на седьмом месяце беременности, в руках авоська с пачкой соли, ноют распухшие ноги, сжатые сапогами, сильно хочется в туалет, а на часах почти восемь вечера. Замаячила перспектива ночевать в подъезде у двери собственной квартиры, но ведь это безумие... 

Держась за живот, Надежда медленно спустилась по лестнице. Идти ей было некуда – разве что к соседке по дому, которая тоже жила на втором этаже, только через стенку. Звали её Лариса, лет ей было за тридцать, и примерным поведением она никогда не отличалась, но зато была весёлой, доброй и очень компанейской. Собственно, так они и познакомились – у Ларисы постоянно собирались буйные друзья, которые частенько засиживались допоздна, и тогда Денис посылал жену «на разборки». Надежда шла в другой подъезд и робко просила хозяйку не шуметь. Нужно отдать должное, Лариса никогда не качала права: тут же разгоняла свою компанию, а потом, увидев соседку на улице, всегда приветливо с ней здоровалась.

Лариса встретила Надежду в тёплом домашнем халате и шерстяных носках – тапки она не признавала. Удивлённо посмотрела на девушку и даже обернулась – удостовериться, что гостей нет.

- Нет-нет-нет! – поспешила успокоить Ларису Надежда. – Всё в порядке! Кстати, добрый вечер...

- Привет... – протянула Лариса.

- Извините... Вы не могли меня... Временно приютить? Не могу попасть домой – дверь захлопнула, а ключ не взяла... В магазин бегала...

Для убедительности Надежда продемонстрировала авоську со злополучной пачкой соли.   

Лариса непонимающе смотрела на Надежду – никак не могла взять в толк, что от неё хочет беременная жена первого секретаря райкома Дениса Ивановича Морозова, редкого гнуса и придурка. Нет, мужик он, конечно, видный, как с картинки, но, как знали все в Богучарах, абсолютно гнилой внутри. Лариса была любимой дочерью крупного номенклатурного работника, поэтому и жила в этом «блатном» доме, в просторной однокомнатной квартире, и, кроме прочего, знала все городские сплетни. Знала она и то, что сегодня у Дениса Ивановича Морозова был последний рабочий день в его тёплой должности – лишившись поддержки и заступничества воронежского двоюродного дяди, он быстро с неё слетел...

- А муж? – на всякий случай спросила Лариса.

- А муж на работе... – постаралась быть убедительной Надежда. – Ещё не пришёл... Можно, я его у вас подожду?..
   
Лариса пожала плечами – полчаса назад она своими глазами видела, как Дениса Ивановича Морозова его уже бывший водитель выгружал из служебной «Волги» в совершенно невменяемом состоянии. Хотя, кто их, этих начальников, разберёт... Она посторонилась, пропуская Надежду в квартиру. Та с наслаждением сбросила сапоги, и, сильно смущаясь, первым делом помчалась в туалет – на седьмом месяце это приходилось делать чаще обычного.

Понимающе хмыкнув, Лариса пошла ставить чайник. Её собственный десятилетний сын давно воспитывался у бабушки с дедушкой, но свои ощущения в период его вынашивания Лариса помнила очень хорошо...

К полуночи стало понятно, что деваться Надежде некуда, и Лариса достала из кладовки раскладушку. 

- Я просто прилягу... – виновато лепетала Надежда, сгорая от стыда. – Живот что-то тянет... Потом схожу домой... Проверю... Муж волноваться будет...

Лариса усмехнулась – ага, как же, будет. Все Богучары знали, что у Морозова уже полгода ходит в любовницах 17-летняя Светлана – красавица-дочка уборщицы райисполкома тёти Маши. Девка и правда была необыкновенно хороша. Тётя Маша страшно гордилась связью Светочки с таким большим начальником и всячески её поощряла. Надо ли говорить, что уже через пару месяцев тётя Маша стала Марией Петровной и заняла должность райисполкомовского завхоза. Перед матерью и дочерью открывались большие перспективы – если бы не сегодняшние события, которые поставили крест на карьере Дениса Ивановича. Впрочем, больше всех в этой истории Ларисе было жалко наивную жену Морозова, которая до сих пор пребывала в святом неведении, не зная ни о похождениях мужа, ни о его отставке...


То, что произошло дальше, Надежда вспоминает, как страшный сон, – до сих пор, спустя столько лет, события тех дней вызывают у неё внутреннюю дрожь.

Сначала среди ночи раздался страшный стук в дверь – её чуть не выносили с петель. Испуганная Лариса, набросив на ночную рубашку халат, поспешила открыть – и в квартиру ворвался разъяренный Денис.

Надежда спала, не раздеваясь, – Лариса дала ей плед, и кое-как устроив свой живот на неудобной раскладушке, она накрылась им почти с головой.  Увидев жену, Денис сорвал с неё плед, свалил на пол и волоком, за шкирку, потащил к выходу. Лариса от неожиданности впала в ступор и пришла в себя только тогда, когда Денис уже вытолкал Надежду из квартиры и захлопнул за собой дверь. Лариса хотела бежать следом, но передумала – в конце концов, это их дело. Чужие семейные скандалы её не касаются.

Лариса выглянула в окно и увидела, как пьяный Денис Иванович Морозов тащит раздетую и разутую беременную жену по снегу в свой подъезд, периодически давая ей тумаков, а та рыдает и пытается закрыть руками живот. «Точно придурок...», – подумала Лариса, задёрнула штору и пошла убирать раскладушку. В свете новых веяний семья отныне опального Дениса Морозова была ей абсолютно не интересной. 

14 февраля 1986 года Надежда в Воронеже родила дочь Марину. После того кошмарного случая прошло два месяца, и всё это время молодую женщину не покидали два очень сильных чувства: животный страх перед мужем и отвращение к нему. Он, разумеется, потом, протрезвев, извинился, сославшись на стресс от неожиданного увольнения, но Надежда словно впала в оцепенение. Хотела уехать к родителям, однако Денис её не отпустил, а сам, между тем, почти открыто жил с любовницей и дома не появлялся – под предлогом, что улаживает дела после увольнения. Впрочем, этому Надежда была только рада – испытав страшный стресс, она физически, до тошноты, не переносила даже вида мужа...

Когда через месяц Денису предложили освободить квартиру, и им пришлось возвращаться в Воронеж, как-то само собой получилось так, что Надежда переехала к родителям, а Денис поселился у двоюродного дяди. Сначала речь шла о том, что она побудет у своих до рождения ребёнка, но и после роддома Денис привёз их с дочкой на старую квартиру родителей. Те были этому чрезвычайно рады и лишних вопросов не задавали, а Надежда тоже не настаивала на воссоединении семьи – без Дениса ей было намного спокойнее. 

Новоявленный папаша маленькую дочь не жаловал – он появлялся у жены с ребёнком всё реже и реже, иногда не навещая их месяцами. Надежде Денис говорил, что пытается найти нормальную работу, денег не хватает, поэтому надо немного потерпеть, но однажды Надежда шла с 9-месячной Мариной из поликлиники и увидела мужа, который подкатил к ювелирному магазину на новенькой «Волге». Из салона выпорхнула юная красавица Светлана, взяла радостного Дениса под руку, и пара скрылась в магазине. Надежда не стала ждать, пока они выйдут, – подхватила коляску и поспешила домой. 

С этого дня она стала избегать Дениса – очередной раз они увиделись только на бракоразводном процессе, когда Марине исполнился год. От алиментов Надежда отказалась – к огромной радости Дениса, который, оказывается, уже давно совсем не плохо устроился в Воронеже благодаря старым связям, получил трёхкомнатную квартиру как отец семейства – на жену и ребёнка, и перевёз туда любовницу… 

Больше они с Денисом никогда не встречались, хотя и жили в одном городе. До Надежды иногда доходили разные слухи – Светлана родила сына, лет через пять Денис отправил её обратно в Богучары и завёл себе очередную юную наложницу, кто-то от него периодически рожал, потом Денис ушёл в большой бизнес, в конце 90-х, спасаясь то ли от партнёров, то ли от бандитов, перебрался за границу, и следы его окончательно потерялись.

Надежда была счастлива, что у неё есть Марина, – дочка росла жизнерадостным, светлым ребёнком, унаследовав от отца только его роскошную внешность: огромные карие глаза в пушистых ресницах, точёный нос и крупные, словно нарисованные, губы. От Надежды же ей достались светлые вьющиеся волосы – «адская смесь», как говорили все, кто знал девочку, и с детства звали её «Маринка-картинка». Она и была настоящей картинкой... 

Перед глазами калейдоскопом промчались счастливые моменты исчезнувшей жизни: вот они всей семьёй провожают Марину с огромными белыми бантами и красивым портфелем в первый класс – Надежда уже замужем второй раз, и в коляске сидит годовалый Антон; а вот и школьный выпускной – весёлая Марина в красивом платье кружится в вальсе со счастливым дедом Николаем Васильевичем, а Надежда с третьим мужем Максимом, мамой и одиннадцатилетним Антошкой в числе других гостей взволнованно наблюдает за красавицей-дочкой, лучшей ученицей школы, и вытирает слёзы радости...

А вот Марина за празднично накрытым столом торжественно демонстрирует красный диплом журналиста – Надежда, Максим, Николай Васильевич, Вера Ивановна и повзрослевший Антон из рук в руки передают его по кругу, а потом все дружно поднимают бокалы с шампанским за молодого специалиста Марину Морозову... А вот уже март 2010 года: Надежда, набросив на плечи пальто, стоит у ворот дома и смотрит, как 24-летняя Марина садится в красивую спортивную иномарку. За рулём – симпатичный молодой мужчина. Это жених Марины, и через неделю его родители придут сватать дочь. Марина, звезда воронежского телевидения, – сказочно, ослепительно красивая в ярком макияже и коротком «коктейльном» платье под распахнутой норковой шубкой – садится в машину, открывает окно и машет Надежде рукой: 

- Я люблю тебя, мамочка! Не скучай! На днях вернусь!

Надежда с улыбкой грозит дочери пальцем: «на днях вернусь» – это их семейная шутка, на самом деле Марина всегда ночевала дома, ни разу не позволив себе до свадьбы остаться где-то до утра.

До сих пор в ушах звучит родной голос дочери: «Я люблю тебя мамочка! Не скучай! На днях вернусь...».

Нет. Марина не вернётся больше никогда. Или... Или всё-таки вернётся?..

...Надежда, словно вынырнув из небытия, смотрела, как к ней приближается Денис Морозов – удивительно молодой и как две капли воды похожий на Марину. Точнее, это Марина была как две капли воды похожа на отца....

«Господи, какой же он красивый... – мелькнула у неё мысль. – Неудивительно, что я тогда пропала... Пропала и «попала»…».   

- Я люблю тебя, мамочка! Не скучай!..

Надежда попыталась ухватиться за образ дочери, запомнить его, задержать в сердце, душе, памяти. Но голос Марины звучал всё тише, пока не остался только эхом, отзвуком былого счастья.

- И я люблю тебя, доченька… – прошептала Надежда сквозь спазм, сковавший горло. – Я уйду сейчас с ним – и ты родишься… Я сделаю это… Я смогу…

Денис подошёл. Он был бесподобен и уверен в своей неотразимости. Сделал лёгкий поклон, протянул руку.

- Разрешите? Вы ведь Надежда Никольская? Журналист? А я – Денис Морозов. Поклонник вашего несомненного таланта…

Надежда с ненавистью смотрела на Дениса – у неё даже сжались кулаки. Вдруг вспомнилось всё, как будто это было вчера, – незаслуженные обиды, боль, унижение, слёзы. Марина, так и не узнавшая родного отца. Больное сердце матери – скоропалительный первый брак дочери не прошёл для Веры Ивановны бесследно...

Пауза явно затягивалась. Рука Дениса уже неприлично долго висела в воздухе. Денис осторожно оглянулся по сторонам – не видит ли кто его фиаско – и убрал руку.

- Я так понимаю, что вы не танцуете… – пробормотал Денис. – Ну что же…

Музыка смолкла, танцующие разошлись, и теперь внимание зала было приковано к самой красивой паре вечера – известной журналистке Надежде Никольской и первому секретарю Воронежского обкома комсомола Денису Морозову, которые напряженно застыли у колонны напротив друг друга.

Женя и Лена не решились сразу подойти к Надежде и со стороны увидели, как она подняла руку и изо всех сил ударила Дениса по щеке. Денис дёрнулся, от неожиданности его голова откинулась в сторону, он ударился об колонну и стал падать. Женя, хромая, бросился к Денису, чтобы его поддержать, но Надежда остановила его жестом. Денис некрасиво, как мешок с картошкой, свалился на пол.

- Всю жизнь мечтала это сделать… – тихо сказала Надежда, но Денис её услышал. – Это тебе за всё…
 
- За что?! – изумлённо воскликнул он, сидя на полу и опираясь спиной о колонну. – Я ничего тебе не сделал!

- И уже не сделаешь, – презрительно бросила Надежда.

Денис, вытирая кровь с разбитого носа, недоумённо смотрел, как, вздёрнув подбородок, Надежда Никольская удалялась в сторону выхода. «Неужели журналисты разнюхали про Катьку?», – мелькнула безумная мысль, но Денис тут же её отогнал, к тому же к нему уже бежала, расталкивая толпу, эта влюблённая дура Волкова. Денис поморщился и попытался встать сам, но Ирина не дала ему этого сделать – она подхватила его и, как раненого бойца с поля боя, буквально на себе поволокла в кабинет заведующей, где уже были накрыты столы с напитками для руководства и организаторов «Осеннего бала».

Никто тогда ничего не понял. Денис хотел дать ход делу, но старшие товарищи настоятельно порекомендовали ему этого не делать – оказывается, на Надежду Никольскую имели большие виды в Москве, и уже через неделю её ждали в столице. Впрочем, Денис скоро и сам забыл о случившемся – через полгода он погорел на связи с очередной малолеткой, и сгинул где-то в мордовской колонии. Двоюродный дядя помочь на этот раз не смог – любимый племянник нарвался на 13-летнюю внучку прокурора...      

А Надежда в ту ночь, 12 октября 1984 года, лежала, свернувшись в клубок, в своей кровати, опухшая от слез, и шептала сквозь слёзы, кусая подушку, чтобы не закричать:

- Прости меня, Мариночка… Прости, доченька… Я не смогла… Ты была самой лучшей дочерью на свете… Я никогда тебя не забуду… Ты всегда будешь со мной… Я люблю тебя, девочка моя… Прости… Я верю, что там – в той жизни, в которой я осталась с тобой, ты счастлива... И я счастлива... И все мы счастливы... Прости...
***

Вот уже полгода Надежда жила в Москве. Ей предоставили однокомнатную меблированную квартиру на проспекте Мира, в относительно новом доме: довольно большая квадратная комната со стандартной «стенкой» и диван-кроватью служила ей и спальней, и гостиной; кухня радовала новеньким чешским гарнитуром; в прихожей имелась просторная кладовка.    

В комнате также имелся заваленный бумагами письменный стол с большой печатной машинкой; в углу стояла тумба с работающим без звука громоздким телевизором – в данный момент там что-то энергично вещал Михаил Сергеевич Горбачёв. В распахнутое окно влетал прохладный ветерок, раздувая, как паруса, занавески. Рядом с окном на стене висел неизменный друг и спутник Надежды – отрывной календарь: было 3 мая 1985 года.    

Надежда в длинной ночной рубашке и тапочках пришла из кухни с чашкой чая в руке, взяла со стола листок с текстом, пробежала его глазами. Подошла к окну, посмотрела на странно пустынный проспект Мира, по которому, абсолютно не мешая друг другу, проносились отечественные автомобили, – она так и не привыкла к виду московских дорог безо всякого намёка на пробки.

Раздался телефонный звонок. Надежда отпила глоток остывшего чая и сняла трубку.

- Доброе! – сказала она приветливо. – Да, всё готово, я привезу. Нет, не жёстко… Не переживайте вы так – у нас в стране уже объявлено ускорение! А скоро будет перестройка... Да почему дурацкое? Нормальное слово. Уже многое можно... Да будет у вас время на правку, будет! Уже еду.

«Я сама кого хочешь поправить могу…» – пробормотала Надежда, положив трубку.

Через час она стояла у входа в свежеоштукатуренное здание с вывеской «Редакция газеты «Время»». На Надежде был серый брючный костюм, красная блузка, туфли в тон костюму на неизменно высоких каблуках; в руках – большая красная сумка. Она всегда обожала сочетание серого с красным, вот только подобрать такой ансамбль оказалось непросто. В магазинах не было ничего стоящего, поэтому всё приходилось шить на заказ, даже сумку.

Две девушки, которые о чём-то оживлённо разговаривали на крыльце, резко замолчали и проводили коллегу восхищенно-завистливыми взглядами. Надежда улыбнулась – она уже привыкла к такой реакции окружающих. В 1985 году её внешность и наряды многим казались экзотическими...

В кабинете редактора газеты «Время» обстановка была дорогой, но аскетичной: ничего лишнего. Под портретом М.С. Горбачёва развалился в кресле респектабельный мужчина лет 50 и говорил по телефону. 

- Спасибо, что Никольскую нам порекомендовали. Это просто находка! Юный гений журналистики… Всего 20 лет, а такое выдаёт… Очень пришлась в нашем «Времени» ко времени… Извините за каламбур... – некоторое время он внимательно слушал собеседника на другом конце провода, затем продолжил. – Старой гвардии трудно перестроиться, а эта с лёту…. Только, знаете… Иногда она перегибает… Чересчур смело даже для нас… Вот, затеяла тему о перегибах. Ха-ха, опять каламбур! Какие-то примеры странные приводит – про борьбу с пьянством, про то, что виноградники у нас будут вырубать повсеместно, загубят селекционные сорта, которые десятилетиями культивировались… А с другой стороны, вроде правильно пишет – можно предположить, что так и будет, если за это дураки на местах возьмутся… Мы в сегодняшнем номере материал опубликовали…

Надежда постучала в дверь с табличкой «Главный редактор Усков Григорий Константинович».

- Входите! – донеслось из кабинета. – Сколько раз говорить, что здесь стучать не принято! О! Опять каламбурчик! Такой, своеобразный…

Девушка улыбнулась и вошла в кабинет.

- Я вам потом перезвоню… – поспешил закончить телефонный разговор Григорий Константинович. – Понял… Хорошо…

Редактор крупной московской газеты «Время» при виде Надежды невольно приосанился, пригладил коротко подстриженный ёжик волос.

- Ох, Надежда, как тебя вижу, сразу хочется лет двадцать сбросить… – не удержался он от неуклюжего комплимента. 

- Ничего, Григорий Константинович, скоро я вас догоню, – улыбнулась Надежда и положила на стол листы с отпечатанным на машинке текстом. – Посмотрите – это серьёзно...

- Да у тебя всё серьёзно... – в шутку проворчал редактор, надевая очки в тонкой оправе. – Как материал – так бомба. Или фугас… Что на этот раз?

- Вы ещё и стихами заговорили... – порадовалась за редактора Надежда, но потом сменила тон на деловой. – У нас действительно серьёзные процессы проходят сейчас в Средней Азии. Если всё оставить, как есть, последствия не заставят себя ждать. Через несколько лет будет пролито много крови… Есть такое место – Нагорный Карабах… Там нужен глаз да глаз со стороны спецслужб…

- Ты что, об этом пишешь?! – округлил глаза редактор.

- Ну, я так… – пожала плечами Надежда. – Осторожненько…

Редактор начал читать машинописный текст, затем схватился за голову, вскочил с кресла и принялся бегать по кабинету. Надежда смотрела на него с сочувствием. Устав бегать, тот плюхнулся обратно в кресло, обмахиваясь листами со статьей.

- Если бы мне ещё недавно сказали, что я подобное буду не то что печатать, а даже читать… – выдохнул редактор. – Ну, Никольская, подведешь ты нас всех под монастырь… А с другой стороны, может, ты и права… У меня знакомый журналист в Баку работает – тоже говорит, что не всё однозначно там… Нехорошие процессы происходят… Осторожненько, значит? А рискнём! Напечатаем!

Надежда молча кивнула головой. Гласность в стране ещё не объявили, но после апрельского пленума партии дышать определённо стало уже легче...

Между тем, в редакции газеты «Время» царила привычная суета. Надежда шла по коридору, на ходу просматривая листы – Григорий Константинович всё-таки внёс в текст существенные «идеологические» правки. Но Надежда была рада и этому – лишь бы материал вышел. Она не была наивной девочкой, но ей казалось, что кто-нибудь обязательно обратит внимание на её статью – сначала удивится, потом, возможно, возмутится, а потом сделает выводы. И, может быть, трагические события, точной даты которых она, к её глубокому сожалению, уже не помнила, удастся предотвратить... 

Вообще с этими датами была просто беда. Сколько раз она себя ругала, что когда-то так легкомысленно относилась к истории, – произошедшее отпечатывалось в памяти не числами, месяцами и годами, а ассоциациями. Например, о Народном Карабахе страна узнала уже после её знакомства со вторым мужем, но ещё до рождения Антошки. Какой же это был год – 1988, 89, 90? Сейчас она уже не могла точно ответить на этот вопрос. И так было почти со всеми датами громких событий...   

Задумавшись, Надежда не заметила, что дорогу ей перегородил симпатичный, весь в модной «джинсе» молодой журналист Саша Вилкин, и с разбегу налетела на парня.

- Ужель та самая Надежда?! – дурашливо воскликнул Саша, расставляя руки и не давая ей пройти.

- Вилкин, ты бы пластинку сменил, что ли… – поморщилась девушка. – Каждый раз одно и то же. Или придумай что-то своё уже, а не переписывай Пушкина…

- Тогда я снова буду неоригинален: а пойдем сегодня в кино? «Блондинка за углом» называется. Я уже видел, но ради тебя схожу ещё раз! Там симпатичная девушка играет, вот она как раз Татьяна – только Догилева...

- В другой раз, – попыталась пройти мимо Вилкина Надежда.

- Ты бы сама пластинку сменила – каждый раз «В другой раз»! – обиделся Саша. – Вот не пойму я тебя, Никольская. Уже больше чем полгода у нас работаешь – и постоянно всех динамишь! Мы такие гордые? Или у тебя кто-то есть?

- Кто-то есть, – искренне ответила Надежда. – Но тебя это не касается.

- Да понятно, что есть… – пробормотал Саша, пропуская Надежду и задумчиво глядя ей вслед. – Посмотреть бы хоть одним глазом на того счастливчика…

Надежда скрылась за дверью с табличкой «Творческий отдел», где формально за ней числилось рабочее место, но в действительности появлялась она там крайне редко, чем вызывала понятное раздражение остальных обитательниц просторного кабинета – Пожилой, Среднего возраста и Молодой. Конечно же, у всех них были имена, но про себя Надежда называла их именно так. Впрочем, со самой старшей журналисткой у неё за полгода сложились почти дружеские отношения.

Все трое работали и на приветствие Надежды ответили по-разному: Пожилая – с улыбкой, Среднего Возраста – сухо, а Молодая вообще никак не отреагировала, поскольку увлеченно долбила по печатной машинке.   

На своём столе Надежда увидела огромный букет роз. Она подошла, взяла его в руки, с наслаждением понюхала цветы и спросила:

- От кого на этот раз?

- О! – заметила, наконец, Надежду Молодая. – Привет! По-моему, это от того помощника министра, который тебя недавно с интервью подвозил.

- Да? – удивилась Надежда, осторожно укладывая розы на край стола. – А мне показалось, на нём обручальное кольцо было…

Журналистка Среднего Возраста, не переставая печатать, хмыкнула, а Пожилая сняла очки и принялась старательно протирать их носовым платком.

- Видишь ли,  деточка… – сказала она назидательно Молодой. – При виде такой красоты мужчины обычно теряют рассудок, а если к красоте прилагается ещё и ум… Жёнам можно только посочувствовать. Тут никакое кольцо не удержит...

- А вчера тебя тот кандидат наук караулил, помнишь? – не унималась Молодая. – Такой, в возрасте уже, лет сорока. Ты с ним пару месяцев назад на интересную тему схлестнулась – про научные разработки будущего. Он к нам сюда приходил...

Пожилая снова надела очки, приготовившись слушать.

- А, такой ушастенький! – вспомнила Надежда. – Забавный дядька…

- Он Надежду сначала слушал, раскрыв рот, а потом засмеялся и назвал фантазеркой, – пояснила Молодая коллегам. – Сказал, что если что-то подобное и придумают, то только лет через 200…

- Так и зачем я ему понадобилась? – спросила Надежда, открывая и закрывая ящики стола в поисках чистой бумаги. – Вот лет через 200 и поговорили бы...

Журналистка Средних Лет фыркнула.

- А ему кто-то статью из иностранного научного журнала перевёл – там как раз про то, что ты ему рассказывала, – сказала Молодая. – И пишут, что первые образцы уже выпущены. Какие-то вычислительные машины, что ли... Наверное, хотел узнать, как Никольская об этом узнала…

Пожилая снова сняла и надела очки.

- В наше время уже шпионаж бы «пришили», – снизив голос, заметила она. –  Да и сейчас не легче… Ты бы, Надюша, осторожнее, что ли. Я, конечно, всё понимаю – у нас ускорение, но ты и так со своими статьями как бельмо на глазу. Мало ли, как ещё всё обернется…

- Уже не обернётся! – весело воскликнула Надежда. – Теперь – только вперёд!

- Ох, не знаю... – с сомнением покачала головой Пожилая.
   
- Между прочим, за последние пару недель это уже пятый такой букет, – перевела разговор на другую тему Молодая. – И, главное, то от министра, то от генерала, то от директора универмага, то… Кто там ещё был? А! Артист!   Мне бы так…. Почему одним – всё, а другим – ничего?

Журналистка Средних Лет на секунду перестала печатать, с жалостливым презрением посмотрела на Молодую и снова уткнулась в текст. Надежда взяла трёхлитровую банку с подоконника и ушла в женский туалет за водой. 

- Кому много дано, с того больше и спрашивается… – заметила Пожилая Молодой. – Так что сиди в своем болоте спокойно и не квакай…

- Подумаешь! – дёрнула плечом Молодая. – Ещё посмотрим!

Что именно «посмотрим», она не знала, но ей было обидно, что с этой Никольской все в редакции носятся, как с писаной торбой, а ей только замечания делают. С другой стороны, ей и самой нравилось, как пишет Надежда, и тоже хотелось бы делать это так же талантливо – да только где ж его взять, талант...

Журналистка Средних Лет, так и не проронившая ни слова, бросила на Молодую снисходительный взгляд, вздохнула и закатила глаза, но через секунду снова вернулась к своему материалу – статью надо было сдать ещё вчера, но вчера почему-то «не шло»...   

Вечером уставшая Надежда буквально вползла в свою квартиру. Сбросила в прихожей туфли, прошла в комнату и прямо в костюме плашмя рухнула на диван. Зазвонил телефон. Надежда застонала и нехотя поднялась. В тысячный раз пожалела, что ещё нет мобильных телефонов с определителем номера, – сейчас бы она точно знала, брать трубку, или не стоит...

- Да, я слушаю… – сказала она. – Добрый вечер… Да, уже дома… Спасибо, не хочу… Нет, просто устала… Я не ужинаю... Спасибо, мне это неинтересно… И вы мне неинтересны… Я знаю вашу должность…. Нет, не наглею… Вот и не звоните сюда больше…

Надежда бросила трубку на рычаг и возвела руки к небу:

- Господи, когда же вы все от меня отстанете?! – воскликнула она.

Подошла к зеркалу и принялась задумчиво себя рассматривать. В голове вяло кружились мысли: «В прошлой жизни такого «аншлага» что-то не наблюдалось… Вот ведь парадокс. В 20 лет я была, оказывается, ого-го! – но мужики вокруг что-то не роились. Им явно чего-то не хватало... Наверное, мозгов… К 45 годам мозг уже в голову не помещался – но начала подводить внешность, и снова в пролёте… Теперь и красота при мне, и в голове всего хватает, и от мужиков отбоя нет… А мне это не нужно! Не нужно! Я Макса жду… И я его дождусь… Чего бы мне это ни стоило… Дождусь всем назло… А иначе тогда зачем это всё…».

Надежда бросила последний взгляд в зеркало, отстранённо отметила, какая же она всё-таки красавица, – у Максима Орлова не будет ни малейшего шанса устоять перед её чарами, когда они уже очень скоро встретятся, – и отправилась на кухню ставить на газовую плиту чайник. Предстоял ещё один тоскливый вечер в чужой Москве – без любимого, родителей и даже без лучшей подруги Лены...

***

В кабинете, подобные которому принято называть «высокими», находилось двое солидных мужчин в штатском. На огромном полированном столе лежало несколько номеров газеты «Время». Первый напряженно читал газету, второй в это время медленно ходит по кабинету, сложив руки за спиной.

- Обратите внимание на дату публикации, – тихо заметил Первый. – Статья про борьбу с пьянством вышла 3 мая, а Указ Президиума Верховного Совета «О борьбе с пьянством» опубликован 16 мая...

Второй посмотрел на дату выхода газеты.

- Вот как? – сказал он. – Интересно…

- Дальше еще интересней… – ответил Первый.  – Тот же автор публикует статью под названием «Национальный синдром». Почти открыто пишет о будущих столкновениях на национальной почве в республиках Средней Азии. Даже дату примерную называет: 88-89 год. А вы знаете, какая оттуда поступает информация…

- Поступает по закрытым каналам… – задумчиво произнёс Второй.

- Вот именно, – подтвердил Первый. – По чрезвычайно закрытым каналам. Если это утечка…

Первый солидный мужчина многозначительно посмотрел на Второго, не менее солидного. Оба на время замолчали, переваривая информацию. Затем Первый достал из огромного шкафа коньяк, бокалы, сам разлил ароматный напиток тридцатилетней выдержки. Молча, не чокаясь, они выпили.

- Это еще не всё, – продолжил разговор Первый. – Редактор этой газеты… (он кивнул на стол) …передал мне материал, который они планируют опубликовать на следующей неделе. Тот же автор пишет о кризисе политической системы в стране, о том, что начинаются центробежные процессы, и если уже сейчас не предпринять решительные меры по укреплению государственности, то…

Он взял со стола листы с машинописным текстом и прочитал: … «Это грозит распадом Советского Союза, что отразится на судьбах миллионов людей…». 

Первый отложил листы и ещё раз прошёлся по кабинету. Второй напряженно молчал, ожидая продолжения.

- Учитывая, что автор – двадцатилетняя девчушка без образования, возникает вопрос: кто за ней стоит? – выдал, наконец, Первый и продолжил, всё больше распаляясь. – Какие цели преследует, вкладывая в уста этой новой «Кассандры» подобную дезинформацию? Что вообще происходит, чёрт возьми?!

Первый снова плеснул коньяка в свой бокал и залпом выпил. Второй задумчиво листал газету, потирая подбородок.

- Но мы-то с вами знаем, что это – не дезинформация… – вкрадчиво произнёс он. – Здесь явно что-то нечисто. Юная девочка не могла это всё придумать и написать сама. Ею явно кто-то руководит. Кто-то из нашей системы. Мы должны вычислить этого человека. Речь идёт о безопасности государства. Предлагаю эту Надежду Никольскую взять в разработку. Вызывайте капитана Сологуба…

- А со статьей что делать? – спросил Первый.

- А что с ней делать? – удивился Второй. – Печатать. Никто не должен ничего заподозрить. Пусть работают, как работали…

Уже на следующий день в кабинете Григория Константиновича Ускова появился новый сотрудник – крепкий молодой мужчина по фамилии Сологуб.   

- Сейчас я познакомлю вас с вашей подчиненной, Никита Валерьевич… – с пафосом проговорил редактор. – Думаю, вы сработаетесь. Девочка, безусловно, очень талантливая… (В это время раздался стук в дверь). А вот и она! Никак не отучу стучать! Простите... За старый каламбур...

Григорий Константинович сильно смутился, прекрасно зная, из каких органов в редакцию прислали бравого капитана Никиту Сологуба, но в этот момент в кабинет вошла Надежда. Она была в ярком летнем платье и очень красивая – солнечная, лёгкая, воздушная.

Редактор видел, какое впечатление девушка произвела на Никиту, – тот был буквально потрясён, хотя и пытался это скрыть. Он, конечно же, видел фотографии своей будущей подопечной, когда получал задание, и знал, что она очень привлекательная, но действительность превзошла все его ожидания.

Довольный произведенным эффектом, Григорий Константинович удовлетворенно хмыкнул. Ещё один пропал... Сколько их тут уже "полегло", сраженных наповал броской внешностью его самой юной, но самой способной журналистки. А она молодец – со всеми держит дистанцию, и никого к себе даже на пушечный выстрел не подпускает. Посмотрим, удастся ли сломить эту крепость Никите Сологубу...   

- Знакомьтесь, Никита Валерьевич, – самодовольно сказал Григорий Константинович, словно Надежда была его дочерью на выданье. – Это наша звезда, феномен, уникум и просто очень красивая девушка Надежда Никольская. Наша… хм… надежда – простите мне и этот каламбур… А это наш новый заведующий отделом информации Никита Валерьевич Сологуб. То есть твой новый, Надюша, непосредственный начальник. Теперь все материалы – исключительно через него…

Надежда с интересом посмотрела на симпатичного молодого мужчину, словно сошедшего с советских агитационных плакатов: высокий, широкоплечий, с волевым подбородком, крупным ртом, прямым породистым носом, выразительными глубоко посаженными глазами стального цвета и светлым чубчиком густых волос над высоким лбом. «Ну, хотя бы не противный...», – подумала она, а вслух произнесла: 

- Очень приятно, рада знакомству. А с прежним начальником что случилось?

- Долго объяснять, – поморщился Григорий Константинович. – Одним словом, вместо него теперь будет Никита Валерьевич.

Надежда бросила делано равнодушный взгляд на красавца-мужчину и слегка пожала плечами. Никита в ответ широко улыбнулся – такого приятного задания у него никогда ещё не было.

- Никита Валерьевич… – обратилась к нему журналистка. – Раз уж вы теперь мой непосредственный руководитель… Вы отпустите меня в июле на две недели по семейным обстоятельствам? Я ведь вроде обязана заранее поставить вас в известность…

- А можно, Наденька, раз уж и я здесь, поинтересоваться, что за семейные обстоятельства? – поинтересовался Григорий Константинович. – Ты, часом, не замуж ли собралась?

- Свадьба не у меня, а у моих лучших друзей, – улыбнулась Надежда. – 12 июля, в пятницу. А потом мне нужно будет сразу уехать… То есть всего меня не будет ровно две недели – можно?

- А уехать куда? – спросил Никита. – Молодые, понятно, в свадебное путешествие...

- Я, можно сказать, тоже в свадебное путешествие... – вздохнула Надежда. – В некотором роде… Мне нужно до 20 июля обязательно найти одного человека… В другом городе. Но я не хотела бы вдаваться в подробности – просите, это личное…

Никита помрачнел – он сам не ожидал, что это известие его так расстроит. Всего через пять минут после знакомства! При выполнении задания государственной важности!

- Давайте посмотрим, как будет с работой, – строго сказал он. – Сегодня у нас только 10 июня – еще месяц в запасе. Если завалов не случится – то и на здоровье…

Григорий Константинович согласно кивнул головой:

- Лето, Наденька, сама понимаешь. Все в отпусках. Давай доживём до июля...

- Доживём, куда денемся, – мягко проговорила Надежда. – Всё, я могу идти?

- Да, конечно! – хором ответили Никита и Григорий Константинович, переглянулись и засмеялись.

«Начальнички…, – подумала Надежда, выходя из кабинета. – На мою голову…».

Никита проводил девушку задумчивым взглядом и сузил глаза: «До 20 июля найти одного человека… Что-то вроде свадебного путешествия… Ну-ну...».

- Вы что-то сказали, Никита Валерьевич? – просил редактор.

- Нет-нет, ничего… – спохватился Никита. – Это я просто громко думаю!

***

Месяц промчался очень быстро – Надежда не успевала за днями.

Вот она сорвала листок календаря с датой 17 июня 1985 года: утром сходила на интервью, днём поработала в редакции, поболтав с Молодой и Пожилой журналистками (Средних Лет, как обычно, больше отмалчивалась). Вечером сунула готовый текст Никите – пока тот читал, со скучающим видом сидела рядом и разглядывала потолок. Когда Никита, отдавая листы, случайно коснулся её пальцев, непроизвольно отдёрнула руку – Никита помрачнел, а Надежда этого даже не заметила...

А вот уже 28 июня 1985 года, пятница. Никита и Надежда, которая на ходу затолкала в сумку большой блокнот, быстро вышли из редакции. У входа их ждала машина главного редактора с водителем – молодые люди запрыгнули на заднее сидение, автомобиль сорвался с места. Никита словно невзначай положил руку на сидение за Надеждой. Девушка многозначительно посмотрела на Никиту – и тот смущённо убрал руку...

Закончился июнь, начался июль. В какой-то из дней Надежда снова сидела в кабинете Никиты и привычно ждала, пока тот прочтёт её материал. Никита встал из-за стола, подошёл к молодой журналистке, сел на стул рядом. Когда он начал ей что-то показывать в тексте, то будто нечаянно прижался плечом, и Надежда отодвинулась. Никита пристально посмотрел на девушку и медленно наклонился к ней с явным намерением поцеловать. Надежда бросила на Никиту насмешливый взгляд, поднялась, взяла у него из рук листы и молча вышла из кабинета. Никита с досадой стукнул кулаком по стулу.

В понедельник, 5 июля 1985 года, Никита сидел у себя в кабинете и читал очередной материал Надежды. По его лицу было видно, что он потрясён. Озадаченно побарабанив пальцами по столу, Никита нажал кнопку селектора:

- Пригласите ко мне Никольскую, пожалуйста.

Пока Надежды не было, Никита задумчиво смотрел в окно. Она вошла после короткого стука:

- Вызывали, Никита Валерьевич?

Никита бросил на девушку влюблённый взгляд, но быстро взял себя в руки. Он здесь не для того, чтобы амуры крутить...

- Надя… Я прочёл вашу статью. Честно скажу, озадачен. С чего вдруг такое внимание атомной энергетике? Это странно…

- Нет ничего странного, Никита Валерьевич, – пожала плечами Надежда. – Не мне вам объяснять, что такое атом. А любая атомная станция – это маленькая атомная бомба замедленного действия. И если, не дай Бог, случится авария…

- А почему вы в качестве примера приводите Чернобыльскую атомную станцию? Если честно, мало кто о ней даже слышал…

- Когда услышат – будет поздно! – воскликнула Надежда. – Я в этой статье пишу о том, что на всех атомных станциях страны должен осуществляться жесточайший контроль. А на Чернобыльской АЭС – в первую очередь, потому что… потому что…

Надежда стушевалась.

- Ну? – настойчиво спросил Никита. – Почему? У меня по содержанию сразу возникло два вопроса: во-первых, откуда вам известны такие подробности о работе атомных станций? Термины «энергоблок», «атомный реактор», «графитовые стержни» в нашей повседневной жизни, прямо скажем, не так часто встречаются, чтобы молодая девушка – не специалист в атомной энергетике – свободно ими оперировала…

- А я в библиотеку ходила! – в запале ответила Надежда.

- Да? – иронично прищурил глаза Никита. – В какую? Когда? Какой литературой пользовались?

- Это что, допрос? – вызывающе вскинула голову Надежда.

- Нет, – поморщился Никита. – Это всего лишь желание понять, откуда вы берете все эти темы… В прошлый раз вы принесли статью о терроризме. Мы просто не стали её опубликовать! Какой может быть терроризм в Советском Союзе?! Мы – единственная страна в мире…

- Нет-нет-нет! – протестующе замахала руками Надежда. – Я это уже слышала! Я вам ещё в тот раз сказала, когда вы мою статью «зарубили»: терроризм легче предотвратить, чем потом с ним бороться. Сейчас будущие террористы ещё совсем дети, а некоторые ещё даже не родились. Значит, именно сейчас необходимо сделать всё возможное, чтобы эти мальчики не стали боевиками, а девочки – шахидками… Чтобы потом не оплакивать их жертвы. Потому что терроризм направлен, прежде всего, против мирных жителей. И гибнут ни в чем не повинные люди – вот что страшно…

Никита с изумлением посмотрел на Надежду – та поняла, что наговорила лишнего, и резко замолчала.

- То есть, и эта статья – тоже?.. – уже более спокойно спросила она.

- Я пока не знаю… – задумчиво сказал Никита. – Я подумаю…

Спустя час капитан Сологуб сидел на лавочке у большого серого здания в центре Москвы и то доставал из портфеля листы с текстом Надежды Никольской про атомные станции, то убирал их обратно. Его раздирали противоречивые чувства: неожиданная, непрошенная, «не по уставу» любовь к молодой красивой журналистке – и верность присяге. Никита по-настоящему терзался. Он обхватывал голову руками, ерошил волосы, по сотому разу перечитывал статью…

Снова и снова Никита задавал себе вопрос: верит ли он, что 20-летняя девушка с ангельской внешностью может писать такие серьёзные, глубокие материалы на темы, о которых и подумать-то невозможно? И каждый раз сам собой приходил ответ: «Нет, не может». Он не верил, что Надежда делает это сама, по своей инициативе. Скорее всего, за ней действительно кто-то стоит, и этот «кто-то» преследует вполне определённые цели: нанести вред стране, подорвать мощь государства, внести смуту и посеять панику среди населения. Его, капитана Сологуба, для того к Никольской и приставили, чтобы пресечь вражескую деятельность и выйти на организаторов. Но вот Надежда...

Конечно же, она пала жертвой предателей. Не могла такая образцово-показательная девушка из хорошей, крепкой рабочей семьи действовать сама, по собственной инициативе! Скорее всего, её вовлекли, заставили – может быть, путём шантажа, или ей угрожали. И эти её статьи... Она пишет их сама – Никита лично проверял, наблюдая, как Надежда строчит на машинке в кабинете, – но ведь «поёт» явно с чужого, вражеского голоса. Может быть, заучивает «установки» наизусть...

Никита точно знал, что в рабочее время Надежда ни с кем подозрительным не общается и не встречается, хотя и круглосуточного наблюдения за ней пока не было. Если он даст ход этой статье, то Никольскую окончательно возьмут в разработку. Но хочет ли этого сам Никита?..    

Он вдруг вспомнил первую встречу с Надеждой, и её слова: «Мне нужно до 20 июля обязательно найти одного человека… В другом городе… Но я не хотела бы вдаваться в подробности. Это личное…» – и ему стало нечем дышать.

Никита решился: он убрал листки с текстом в портфель, встал, одёрнул светлый летний пиджак и направился в сторону серого здания. Надежде не нужно никуда уезжать из Москвы – это капитан Сологуб знал точно...

(Продолжение следует)...