Ярослав 72

Солидное пятиэтажное здание с внушительным парадным входом и с рядами и окон в  начале Московского проспекта. Это центр Харькова, здесь почти рядом здание Горисполкома, книжный  магазин, магазины «Детский мир», «Живопись», «Ноты». В общем административный и культурный центр.
В этом здании в молодости работала мама. Тогда здесь был «Союз технических культур». И вот я хожу по тем же коридорам, открываю двери в те же комнаты.
В конце короткого зимнего дня зажигаются яруса окон, за которыми кипит творческая инженерная мысль. А в 17.45 после окончания рабочего дня здание покидает почти 2000 сотрудников. И возможно кто-то из прохожих бросит реплику: «Сколько бездельников!».
Сколько сатириков оттачивали своё остроумие на счёт проектных институтов. Складывается представление, что тут в основном заняты разгадыванием кроссвордов, дымят папиросками в туалетной, и забыли, а чем же они занимаются. Да и алкашей там изрядно.
Да и сами инженеры не прочь пошутить на свой адрес.
Но внутренняя жизнь проще, скучнее и жёстче.
Внутри этих стен существуют планы и плотные  графики, в которые необходимо уложиться. И несмотря на их плотность в Советское время ещё жила инициатива принятия соцобязательств о  выполнения на пару дней раньше. Укладывались и в эти сроки, но как же не хватало этих двух дней для более тщательной отделки и проверки отправляемой на объект документации. А потом заказчик слал телеграммы с претензиями, и исправление огрехов отымало гораздо больше времени,  чем было сэкономлено.
Среди телеграмм по нашему профилю однажды пришла такая, что поставила меня в тупмк: «Ваша сотрудница Рыбникова пыталась провести в самолёте кремы (или что-то там ещё)  в аэрозольной упаковке. Просим сообщить нам о принятых мерах в отношении этой сотрудницы». Фамилия Рыбникова мне была незнакома. В отделе кадров выяснил, что это к нам направляется молодая специалистка. Тон телеграммы грозный, приказной.
Чтобы отвязаться дал ответную телеграмму: «Для проработки Рыбниковой просим направить наш адрес полный перечень как предметов, разрешённых для перевозки, так и запрещённых».  Стоит от кого-то что-то потребовать, м можно быть уверенным, что переписка будет прекращена. Текст моего ответа был немного издевательский, и я предполагал, что на какой-то стадии подписей её задержат. Но она благополучно прошла все инстанции и была отправлена.

Ну, а на счёт выпить?
Ходили легенды о каком-нибудь герое неумеренного пития, но это было где-то, за пределами нашего этажа.
Конечно, и на нашем пятом этаже и Новый год, и 8 марта, и 1 мая, и вообще все советские праздники и дни рождений сотрудников отмечали дружеским застольем. Чаше по комнатам (по секторам), иногда всем отделом на наши пол-этажа. Пили скромненько по 30-граммным чарочкам. После 2-3х слегка хмелели, вспоминали легкоэротичные анекдотцы, иногда уточняли в каких-то случаях проблемы взаимоотношений.
Впрочем стать притчей во языцех – это дело случая.
ГИП (Главный инженер проекта) выехал с  командой из представителей разных специальностей для заключенья договора со станцией на будущий год. Моя часть договора в  принципе была готова, но вот по какому-то текущему вопросу никак не мог застать представителя одной из служб. А вечером ГИП в своей квартире устроил маленький сабантуйчик по случаю благополучного заключения договора. Было человек 20. Мест за столом не хватало, сняли с петель дверь, опёрли края на столы и все удачно разместились.  Инженеры вообще народ малопьющий, а у меня правило – две чарочки по 50 и достаточно. Выпив свою норму почувствовал, что толи питие какое-то с повышенной градусностью, толи в комнате было душновато, но решил возвращаться в гостиницу.
А на улице поздний тёплый вечер, уличные фонари освещают малочисленных прохожих, и такой приятный воздух после душной комнаты. Голова чуть-чуть кружится, но стараюсь идти ровненько, держать статуру прямо. Миновал автобусную остановку с небольшой толпой, ожидающей автобус на третью смену. И в конце-концов добрался до своего номера в гостинице.
А утром наконец поймал  нужного мне начальника. Обсудили мой вопрос, он всё подписал, а потом присматривается ко мне:
- А это ты?
Я не понял, что он имеет в виду.
- Ты ж меня вчера вечером чуть не протаранил головой в живот на автобусной остановке.

А служебные романы?
Да кого-то с кем-то вязали сплетни. Хотя часто за этим скрывалось  простое доброжелательное отношение. Возможно, где-то это переходило в более глубокие интимные отношения, но что это меняло? Не избежал и я незначительных коридорных обсуждений, и шутя подогревал нездоровый интерес к своей персоне. Но всё это несло с собой какие-то сложности, проблемы. А проблем у меня и так хватало.
В общем, типичный быт одного из проектных институтов, которых в Харькове где-то до двух десятков. Из  будничных рабочих комнат мы вырывались в тарифный отпуск, в командировки на объекты и  командировки на сельхоз работы.
Тарифный отпуск для меня – это чаще всего тоже сельхозработы только на своём огороде.

Начальником у меня Георгий Липович Зискин. Как он часто подсмеивался над своей фамилией, произнося цитату из «12 стульев»:
- Зискин, Залкинд, Малкинд…
В нашем общении я был Ярослав, он Жора.
Мужик он был ничего, с юморком, со здравым подходом к жизненным ситуациям. Поцапались две наши дамы, сошлись почти в смертельном клинче. Он как рефери на ринге командует «Брэк!» произнёс:
- Ну, в этих кухонных склоках ни один прокурор не способен до конца разобраться. Поставлю вопрос о переводе вас в разные сектора.
И буря сразу сменилась абсолютным штилем.

В случае какого либо огреха в выданных проектах, , мы с ним не тратили время на выявление кто тут больше виноват, а сразу включали мозги, как исправить положение.
Правда как то так случилось, что почти вся рутинная повседневная работа оказалась на мне:  тут и составление тех заданий, и руководство исполнителями,  разработка заданий смежникам, и ответственность за своевременный выпуск узлов, и ответы на письма и телеграммы заказчиков.
Он же обкладывался журналами  и знакомился с последней информацией по атомной тематике. В какой-то мере это было оправдано, так как он кроме начальника сектора был ещё и главным специалистом. Но мне то каково?

Это не было угнетением по национальному признаку, просто естественное желание спихнуть рутинную работу подчиненному. В одном из журналов я как-то прочитал, что руководитель должен стараться работать не сам, а заставить работать подчинённых. 
Но в одном аспекте он был незаменим. Он участвовал в совещаниях, где распределялись деньги по разным отделам. Я этой кухни не знал, и уверен, что он это делал лучше чем делал бы я.

У меня ведь тоже было около десяти подчинённых, но вот мне не удавалось переложить часть своей нагрузки на них.  Уже в годы горбачёвской разрухи, когда рушились все структурные системы, попал в мою группу молодой человек, Игорёк. Вот уж право по поговорке: «где на него сядешь, там и слезешь». Тратишь на него время, растолковываешь детали. Проходит время и узнаёшь, что он не сделал ни одного штриха на бумаге.
От скуки он пробовал тайком от меня читать книги, но я был начеку. Зная как мучительно долго длится время при безделье предупредил:
- Игорёк, бездельничаешь – бездельничай. Но если увижу, что в рабочее время читаешь книгу – отберу!
Пробовал болтаться по коридорам, тоже томительно.
На сельхозработы его тоже нельзя было послать: он запасся необходимым количеством медицинских справок.
Он не был отнюдь каким-нибудь тупоголовым, просто валял дурака.
Одна из сотрудниц решила его смутить и при всём честном народе задрала подол платья обнажив филейные части:
- Игорёк! Как тебе нравятся мои новые стринги? Хотел бы такую женщину?
Он на полном серьёзе:
- У меня самоотвод.
Меня восхитил тон и находчивость, с которой он с честью вышел из расставленной ловушки.
И всё же нужно было от него избавляться. Разлагающее действие на окружающих было очевидно. В общем, когда Жора был в отпуске, вызвал его на собеседование и как можно тактичнее предложил:
- Игорёк, увольняйся по собственному желанию. Будет нехорошо, если тебя подловят на том, что ты часами где-то болтаешься и уволят за нарушение трудовой дисциплины.
Потом мне передавали от него привет:
- Спасибо Ярослав Игоревичу, что он меня уволил. А то терял бы дни своей жизни в бессмысленном  просиживании в стенах института.
В новые времена всеобщей разрухи он стал успешным бизнесменом.

Как-то Жора привёл нового сотрудника, Юру Макаревича.  Жора стал натаскивать его на атомную тематику, постепенно оттесняя меня на обочину..

Кстати, благодаря Юре меня повысили в должности. Я никогда не ставил вопрос о повышении, но вот приводят к нам товарища с улицы. Ничего не умеет, ничего не знает, графика весьма слабая, аналитическое мышление ближе к женскому.
Это у меня такой критерий. Если женщина делает расчёт, она скрупулёзно следует  методике. Мужик же, в силу своей лени, постарается методику упростить до алгоритма, сокращая путь от ввода исходных данных до получения конечного результата.
Но, если не судить строго,   нормальный мужик, сыпит одесскими прибаутками и анекдотами, лёгкий в общении.
И начал Зискин натаскивать Макаревича на роль начальника. Посылает постоянно в командировки за исходными данными в Горький, в Москву.
Привозит эскизы оборудования вплоть до установочных чертежей токарных и сверлильных станков. Будто в Харькове трудно получить такую информацию.
А мне постоянно звонят с объектов:
-Яковлев! У тебя,  что жопа свинцовая! Не можешь от кресла оторвать? Ну,  неужели нельзя приехать на пару дней, вопросов накопилась уйма!
Я к Зискину
-Необходимо съездить! Будут жаловаться!
-Да тебе только по командировкам разъезжать! Работы столько!
А для Макаревича никаких проблем. А когда его ещё и сделали руководителем группы, я не выдержал, пошёл к начальству рангом повыше. Начальник несколько растерянно:
-Так ты бы раньше сказал. Я полагал, что тебя всё устраивает, заработок у тебя приличный. Но если хочешь, пожалуйста!
Так благодаря ему я стал руководителем группы.
Но не было между нами ревнивого чувства соперничества, по крайней мере у меня.

И вот с этим Юрой возникла история.
Как-то подходит ко мне в коридоре сотрудница:
-Ярослав Игоревич, Вы это видели, - протягивает мне вырезку из газеты, где сообщается, что наш сотрудник Макаревич. провожал сестру, отъезжающую в Израиль, до Бреста.
-Ну, провожал, так провожал, наше какое дело?
-Да нет. Предполагается проводить собрание, где мы должны осудить поступок Макаревича.
-А что осуждать-то? Это– наш товарищ, никаких антигосударственных разговоров не вёл. За что осуждать? Глупости это всё.
Через некоторое время по поводу этой заметки вызывает меня начальник отдела и одновременно парторг, предлагая мне выступить с  осуждением. Я возмутился:
-Что за глупости! Почему брат не имеет права проводить сестру, отъезжающую за границу! Да ведь неизвестно, когда он вновь её увидит. И я не знаю, о чём он разговаривал с ней в вагоне. Да может, он до самой границы отговаривал её от необдуманного поступка! Я никогда не слышал от Макаревича никакой антигосударственной агитации. Анекдоты я не считаю таковыми. А если он скрытый враг, так что ж Вы проспали врага у себя под носом. И самое главное, я не против отъезда евреев в Израиль. От них постоянно слышны необоснованные упрёки в антисемитизме русских, что ставит нас в неловкое положение. Массовый отъезд в какой-то мере разрядит ситуацию.
Закончился разговор тем, что он попросил меня не выступать. А поскольку в комнате была ещё женщина экономист, то суть нашего разговора волнами распространилась вдоль служебных коридоров, и я в какой-то мере получил репутацию защитника евреев. А меня просто возмутил такой подход, что за идиотизм?  Прорабатывать брата за то, что он провожал сестру.
А что потом?  Затем судить Юрину жену  на её работе, затем сынишку в детсадике!

Никто из моих женщин не выступил с осуждением, а осуждал мой начальник еврей Зискин, который совсем недавно устроил Макаревича  к нам на работу. Казалось бы это возмутительно, да ему то некуда было деться, только осуждать. 

Вот   такая глупая история с проводами сестры Макаревича. Я искренне ему сочувствовал.
 Макаревич же спустя год после всех этих разборок рассчитался и потом уехал в Израиль.