Ч. 4. Гл. 3 В шкурах заблудших овечек

Языки пламени жадно лизали хворост и снопами ярких искр стремились в темное небо, к хаотично разбросанным на небесном покрывале желтым точкам звезд.


- Мой конь притомился, стоптались мои башмаки.
Куда же мне ехать? Скажите мне, будьте добры.
- До Красной реки, моя радость, вдоль Красной реки.
До Синей горы, моя радость, до Синей горы.
(Ночной разговор. Булат Окуджава)

Высокий сильный голос своим звучанием зачаровал небольшую компанию, собравшуюся у костра. Этот  голос звучал грустно, печаль от огня, казалось, стекала в шумящую под ветром высокую траву, что толстым ковром покрывала землю. Теперь, в сумерках, кричащие цвета травы были скрыты от путников, встретивших ночь в диком поле. И только царство огня и песни владело их мыслями, и чувствами.


- А где ж та гора, та река? Притомился мой конь.
Скажите, пожалуйста, как мне проехать туда?
- На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь.
Езжай на огонь, моя радость, найдешь без труда.


- Эту странную песню поют в вашей стороне? - спросил пастух, теперь, в ночи, он был вовсе не грозен, и не груб, как днем. Сложенный вчетверо кнут не довлел более над окружающими..
- Поют, - вздохнула Эли, уже с трудом вспоминая мир, который покинула только вчера.

 – Чудную песню сложила твоя младшенькая…
- Это не она. Это бард один, старейшина. Аксакал среди запевал.
- Старейшина вашего кантона. Вестимо, - понимающе кивнул пастух.

Оглянулся в сторону поля, откуда ветер нес сладкий травяной запах, и где спало уставшее за день стадо овец. Вместе с пастухом не спали  только две заблудшие овечки, неизвестно откуда прибившиеся к его стаду.

- И где Красная река и Синяя гора? Куда вас вести прикажете?
-Не знаю, - равнодушно ответила Эли. – Никуда идти не хочу…

А Женька тонким прутиком ворошила угли в костре и, как давным-давно на раскопе, в археологической экспедиции, завороженная ночью и огнем, пела и пела.

-А где же тот ясный огонь? Почему не горит?
Сто лет подпираю я небо ночное плечом…
- Фонарщик был должен зажечь, но фонарщик тот спит.
Фонарщик тот спит, моя радость, а я не при чем.

И снова он едет один без дороги во тьму.
Куда же он едет, ведь, ночь подступила к глазам?
- Ты что потерял, моя радость? - кричу я ему.
А он отвечает: Ах, если б я знал это сам.

- Какую странную песню поют в вашей стороне, - повторил пастух.

 После ужина, на который пошел последний, припасенный еще в родном кантоне старой пастуховой женой лакомый кусок вяленой баранины, суровый страж овец обмяк, и его тянуло на неспешную беседу у ночного костра.

– А у нас нонче не поют. Житуха нынче не та, чтоб петь.
- Что за житуха? – живо заинтересовалась Женя.
 - К зиме годное брюхо запоет, - помрачнел пастух.

- Что ж в твоем кантоне делали летом? – спросила Эли. - Это стадо вполне набралось жирка, зимой им не одно крестьянское семейство прокормится. Да и урожай трав этим летом явно отменный. Красный жмых, летица, сарапега, черебрица в самом цвету. Саравница колосится во всю. Уж как щедро это лето! К осени с мясом, запасами шерсти, медом, квасом, киселем и вином из трав, саравницким хлебом и щами вам зима одним днем покажется.

- Ииииыых! – со злостью воскликнул вдруг пастух, вскочил с места,  выхватил из кармана кожаного плаща кнут, закинул его в небо, поймал и снова яростно воскликнул. – Ииииыых!

Испугавшись этой неожиданной вспышки ярости, Женя  чуть не свалилась в костер. А Эли, казалось, ничего и не заметила.

Возмущенный ее спокойствием пастух запричитал:
- И охота тебе смеяться надо мной, чужая женщина! Уж и не знаю, из какого вы кантона, где течет ваша Красная река и высится Синяя гора, и кто вам разрешает бродить одним, без мужчин…

- Мы не одни путешествуем, - спокойно возразила Эли.
 – Наш… мужчина… - нашлась вдруг Женя, на ходу придумывая, кем признать Эля/Трофима. – Мой старший… Наш брат… Мы разминулись… потерялись с ним сегодня утром.

- Мясо, говоришь, шерсть, хлеб и кисель! – кричал пастух. – Саравница этим летом, так же как и прошлым, так же как и позапрошлым, дозреть не успеет, осень который год выгоняет лето раньше срока, а зима длится на месяц дольше. И желтый хлеб мы не ели уже два года. Других трав, может, и вдоволь в наших амбарах, нонче лето этого добра надарило от пуза. Да только ничего длинной зимой из богатых запасов нам  не достанется. Все, все - и это стадо, что я пасу, уже месяц не видя дома и своей старухи, все на исходе лета отберут всадники из Синего замка.

- Всадники Синего замка? – удивилась Эли. – Когда же дань из сотой части урожая  и приплода была так обременительна кантонам?

- Из сотой? – теперь удивился пастух. – Уж и не знаю, из какой вы стороны, а времена, когда от нас Синие принцессы требовали только сотой части урожая, миновали года три как тому назад. С тех пор, как сгинула одна из принцесс, лето стало короче, а зима длиннее, всадники Синего замка         рыщут по всем дорогам, всем кантонам, крушат все на своем пути, сжигают хутора, ловят и бросают в темницу замка всех недовольных (бродяг не осталось в наших краях), вычищают все кантоны подчистую. А не дашь, чего потребуют, как сын нашего старейшины, так тебя затопчут конскими копытами на глазах у отца с матерью.

-   Ужас! – воскликнула Женя.
- Неужели это правда? - Карие глаза Эли наполнились влагой. – Вчера вечером мы набрели на пепелище корчмы, в которой наш… брат искал своего друга.

- По Синей дороге сожгли все хутора, все одинокие лачуги и корчмы,  – пастух сел рядом с женщинами, с грустью взирая на пламя. - Окрестности замка одичали и обезлюдели. Хуторяне потянулись в кантоны. Когда наш старейшина умер с горя,  его преемник покорно согнул спину в поклоне, и потому пока  мы живем спокойно.
- Как тебя зовут, пастух? – спросила Эли.

- Робек. Робек из Прихтинского кантона, - печально ответил пастух. – А вы тут бродите совсем одни. Набреди на вас отряд всадников, в темнице сейчас, у решетки бросили бы свои шкуры…

- Робек, а знает ли обо всем, что творят всадники, Синяя принцесса? Как она  допускает эти злодеяния?

- О чем ты говоришь, чужая женщина? – закричал пастух. – Именем, ее именем, ее указами и верительными грамотами козыряют всадники из Синего замка. Всюду рыщут они в поисках врагов, что сгубили старшую из принцесс. Возмездие движет ими. Оно, может, и так. Горе ожесточило сердце младшей из принцесс.
 
- Горе здесь не при чем, - быстро возразила Эли.
- Только в кантонах искать виновника бед Синей принцессы бесполезно, никто из жителей кантонских не видел ни разу ни одной из принцесс, не то, что замыслил против нее злое дело. Горе принцессы – горе всем жителям нашей земли. Как вас зовут? И что ваш старейшина еще не платил дани за смерть Синей принцессы?
- Меня зовут… - начала Эли.
Но Женя, испугавшись, что ее спутница раскроет свое инкогнито, перебила:
- Ее зовут Элен.
- Имя какое странное.
- А меня… Джейн. - Жене вдруг вспомнилось давнее летнее путешествие по далекому миру Франции в паре с лжемонахиней Патрицией.
- А наш старейшина…

- Дела нашего старейшины нам неведомы, - теперь Эли перебила младшую подругу. – Робек, пока наш барт не нашелся, проводи нас в свой кантон, чтоб было потом, что рассказать нашему старейшине, передать… предостеречь…

- А теперь пора спать, дорога, верно не близкая. – Последние слова Эли произнесла не привычным для нее повелительным тоном, чем Женю немало поразила.

Расстроенный пастух ничего не ответил, но тут же затоптал пламя, забросал большой охапкой запасливо сорванной травы и улегся, завернувшись в плащ, на бугорок, с которого хорошо было видно заночевавшее в поле стадо овец.

Женщины тоже закутались в свои шкуры и легли в густую траву. Жене в эту ночь не спалось. Долго не знала девушка, как совладать с мыслями и с вопросами.

- Эли! – наконец, прошептала она,  не страшась больше разбудить свою спутницу. – Вы еще не спите?

- Нет, - немедленно отозвалась Повелительница бабочек.
- Никак не возьму в толк, зачем нам идти в этот кантон, за пастухом? А вдруг завтра Тро… Эль вернется и… не найдет нас. Может, наоборот, нам стоит путь держать в Синий замок?

- Нет! Ни в коем случае! – закричала Эли так громко, что Робек в отдалении шумно заворочался с одного бока на другой.

Женщины помолчали какое-то время, прежде чем Повелительница бабочек вновь заговорила шепотом.

- Я не помню. Я почти ничего не помню, только знаю наверняка: мне… нам нельзя сейчас быть в замке. Опасность... Страшная опасность…
- Но… - попыталась  возразить Женя.

- Я должна своими глазами увидеть, что творится в кантонах. Я должна узнать, что говорят о Синем замке крестьяне. А Эль не вернется. Забудь. Если бы мог, он бы уже вернулся. Боюсь, он в опасности, и нам  сейчас ничем помочь не в состоянии.
- Но… ваша сестра… Почему вы не можете обратиться к ней? – спросила Женя. - И узнать об истинных причинах гонений на этих несчастных крестьян со стороны ее воинов?

- Сестра… - Эли задумалась. – Не представляю, что значит «иметь сестру». Никаких ассоциаций. Пытаюсь представить ее лицо и …не могу.

- Обет забвения, - грустно произнесла Женя. – И что же нам одно лишь  остается – заблудшими овечками покорно следовать за стадом Робека? Ничего не зная о судьбе Эля, не пытаясь ему помочь?

- Мы не в силах сейчас ему помочь. Не беспокойся, он, в отличие от меня, со своей памятью в ладах. Он найдет выход.

За несколько часов до этого разговора, когда сумерки еще не опустились на землю и не сгустились чернильной краской, когда свет неизвестной автору Звезды еще  мерцал в небе, группа всадников Эвкура приближалась к крепостной стене Синего замка. Сердце Эля начало громко отстукивать ритм в унисон копытам его коня. Много лет назад (Эль задумался: сколько? Определенно - не меньше трех десятков) его сердце забилось в груди так же яростно, так же неистово, когда  взору пятилетнего мальчика открылся вид на огромный крутой, заросший разноцветными травами холм, носивший имя Овечьего  носа.

Холм перечеркнул линию горизонта. По нему подобно юркой, гибкой ящерице упрямо ползла коричневая крепостная стена. Стена петляла, то тут, то там зияла осыпавшимся с бойниц кирпичом, но сумела опутать холм в несколько рядов. А на самой вершине Овечьего носа высились величественные башни Синего замка. В лучах закатного солнца стены замка, и, правда, отсвечивали синевой, но сейчас, за несколько часов до заката, ничего не оправдывало его названия. Волнение Эля от этого, впрочем, не уменьшилось. Возвращение домой после долгой разлуки в чувствительных душах, которой, без сомнения, обладал и Эль, недавно известный автору и читателям под именем Андрея Трофимова, всегда вызывает трепет  и оживляет воспоминания. 

Элю почудилось, что цоканье копыт его коня о брусчатку моста через ров, заполненный зеленой водой, перед главными Золотыми воротами в Замок, напоминает победный марш. Как будто он возвращается в величественный замок правительниц Земли Эссков после кровопролитного сражения, завершившегося блистательной победой вассалов Синих принцесс. Почудилось, впрочем, всего на несколько мгновений. Когда массивный цепной механизм Золотых ворота со скрежетом закрылся за их небольшим отрядом, его персона наделала немало шума в Серой башне, населяемой воинами замка.

Эвкур торжествовал. Добыча этого дня превосходила все тюки с овечьей шерстью, связки лекарственных и питательных трав, туши овец, которые он и его воины отобрали у жителей близлежащих кантонов, все мешки с мелкими монетами, позаимствованные у владельцев придорожных харчевен и постоялых дворов. Добыча под названием Эль была куда ценнее. Эвкур уже предвкушал прием в Красной башне, в покоях Синей принцессы, уже видел Синюю звезду, высший знак отличия военачальника, на своем плаще.

В обеденном зале Серой башни на поздней трапезе в этот вечер было многолюднее, чем обычно. Каменные стены украшали живописные полотна, запечатлевшие доблестных воинов Синих принцесс. Сражения на мечах, переправа через бурную реку, роскошный бал в замке – на всех картинах неизвестный художник изобразил Синих воинов преисполненными красотой, удалью, силой и мужеством. Лучшие военачальники Синего воинства удостаивались собственных портретов. Трофим вспомнил, как в двадцать пятый день рождения с удивлением обнаружил свой портрет на стене в центре зала. Этот портрет и сейчас украшал северную стену зала, но теперь Трофим даже не повернул голову в его сторону.

Свет чадящих факелов мутно отражался на каменному полу. Длинные ряды деревянных столов в этот вечер, как и всегда, впрочем, ломились от разнообразных яств. Но главным блюдом было вовсе не овечье мясо, запеченное в листьях саравницы, не бочонки с квасом, и медом, а живой, настоящий Эль, верный слуга Элькуэньйи, уже три года считавшийся если не мертвым, то навсегда пропавшим без вести, так же как и Синяя принцесса. Глаза всех воинов были направлены на молодого человека в странной одежде.

Невиданные брюки (джинсы) и свитер так не походили на изысканные синие плащи с ярко красным подкладом, скрывающие черные рубахи и штаны из самого лучшего холста, высокие коричневые ботфорты и шпаги воинов Замка. На эфесе шпаги каждого воина красовалась мозаика из драгоценных камней с изображением герба знатной семьи, к которой принадлежал представитель славного Синего воинства.

Здесь были лучшие из лучших, белая кость, красавцы-великаны с правильными чертами лица и тщательно завитыми длинными локонами. Великая честь отдать своего пятилетнего сына в услужение Синих принцесс, в славное Синее воинство выпадала далеко не каждому. Каморка в Серой башне замка, форменный плащ, конь из конюшен Их величеств, шпага с драгоценным эфесом и… новое имя на букву Э, как у Их величеств, ожидали только молодых аристократов, происходивших из семейств, верных и преданных Синим дивам.

Эль пил свой квас медленными глотками, уставившись в грубую поверхность деревянного стола, прятался от множества любопытных взглядов и вспоминал, что и он когда-то был таким же блистательным воином. Так же тщательно завивал  волосы каждое утро, хвастался фамильной шпагой и всерьез расстраивался, если холст, из которого была пошита его нательная рубаха, стоил дешевле, чем у соседа. Как же это было давно, совсем в другой жизни!

- Эль! Где ты был все это время?
- И, правда, Эль!
- Похож!
- Да, не просто похож, это он! Сомнений нет!
- Каким ветром тебя унесло?
- И принесло?
- Как ты вернулся?

Молчание затянулось.
 
- Не томи, Эль! Мы теряемся в догадках! Не знаем, что и думать! Говори, где ты был все эти годы? – приказал Эвкур.

Эль тяжело вздохнул, отставил в сторону свою кружку, поднял голову и посмотрел на командиров отрядов Синего воинства, собравшихся вокруг его стола. Рядовые воины не смели приблизиться, но следили за ним с напряженным вниманием.

- Ты жил с дикарями, на побережье моря? – предположил Эрьз, командир отряда, служившего у Золотых ворот.

- Может, прятался в дальнем кантоне, в подоле у какой-нибудь грязной овцеводки? – проревел великан Эммин, главный конюший замка.

Гогот пронесся по всему залу. Эль подумал, что в той жизни, когда и он облачался в сине-красный плащ, он влепил бы наглецу оплеуху или того лучше окропил бы кровью Эммина свою шпагу.

В этой жизни он ответил просто и бесстрастно.

- Я путешествовал… по другому миру. Нас учили Их величества, помните, что миров – великое множество….
- По другому миру?
- Чем ты там занимался?

Эль на секунду задумался и ответил  совершенно честно.

- Сначала тем же, чем и здесь. Служил в местном воинстве, у огромных машин проверял запал. Ракеты называются. Приведешь такие в действие, и половина крепости неприятеля исчезнет в одно мгновение  без следа.

Стон удивления пронесся по залу.

- … Потом долго плутал, как неприкаянный. Пока не оказался среди ученых мужей в большем граде. Там  жил, как школяр, помолодев лет на десять, разбирал свитки и грамоты древние. Сокровища в поле искал – не нашел. Хотел разбогатеть – не получилось. Менял женщин. Красавицы, да все равно ни одна в жены не сгодилась. Сердцем заболел – так захотел снова увидать разноцветье трав полей Эсских и зубцы Серой башни Синего замка. И вот после веселой пьянки  проснулся сегодня утром, - глядь, а я в поле. До Синей дороги рукой подать. А тут и отряд Эвкура скачет. А другого мира нет, как не бывало, будто все сон, дурной и страшный…

Ахи, охи воинов, пораженных диковинным рассказом Эля, уже стихли, пауза продлилась долгое мгновение, прежде, чем раздался новый вопрос:

- А когда ты нашел Синюю принцессу?

Молодой воин, обратившийся к Элю, только что стремительно вошел в обеденный зал. Три Синие звезды украшали его плащ и свидетельствовали о высоком положении  в иерархии обитателей Замка. Но более всего поражало  идеально красивое лицо воина, в котором Эль с болью узнал собственные черты.

- Здравствуй, брат.
- Ну, вот и встретились…