Из записных книжек. Слива

     День был безоблачный и жаркий.
     По улицам Вены стаей бегали беспризорные собаки. Они обнюхивали прохожих и бежали дальше. Люди пугливо расходились в стороны, уступая собакам дорогу, шумно реагировали, взвизгивали, смеялись, при этом, успевая снимать всё на телефоны. Дети радовались, тоже визжали, и тоже снимали собак на свои телефоны. Больше всех, казалось, радовались японские подростки, звуки, которые они издавали, были схожи с кряканьем мультяшных уточек.

     Местный полицейский равнодушно следил за передвижением собак, разговаривая с кем-то по телефону. Он выглядел самым толстозадым полицейским в мире и самым ленивым, ему было жарко и явно не хотелось двигаться.
     Я в сотый раз пожалел, что не надел шорты. До отправления поезда оставалось пару часов.

     Очень трудно убивать время, когда находишься в режиме ожидания, незримо присутствует мелкая нервозность. От этого постоянно хочется есть, благо вокруг полно разного рода закусочных, кафе, и уличных торговцев едой. Я перепробовал всё, что можно, хоть кусочек, но ещё съедал какой-нибудь, пахнущей на всю округу,  вкуснотищи. Присаживался на скамейки или ступеньки, ел, запивал пивом, а потом шёл дальше. Была бы рядом любимая, ещё бы и целовался.

     Смирно постоял, послушал уличных музыкантов, люди бросали в их коробку мелкие монеты, я не стал. С интересом понаблюдал за девушкой со стройной фигуркой и в короткой юбке. У девушки были ярко-голубые глаза, а на щеке белел длинный шрам.

     Увлечённо бродил по старому городу, напевая под нос «Дунай, Дунай, а ну, узнай…», проходившие мимо меня люди приветливо улыбались и поднимали вверх большой палец руки, но монет мне не бросали.
     Разглядывая местные поделки в сувенирных магазинчиках, часто замечал этикетки с надписью «Made in China» - ну, куда же без Китая. В одной из витрин был выставлен неудачно нарисованный портрет Деда Мороза, но оказалось, что это был портрет Карла Маркса.
     Название улиц или домов нормальному человеку прочесть невозможно, язык такой, что ногу сломишь. Чего стоит Фриденсрайх Хундертвассер, но это имя я давно знаю, и уже выучил.

     В очередной раз присев на скамейку, оказался в компании упитанной тётки неопределённого возраста, которая, окинув меня взглядом, крепко прижала к себе большой пакет с продуктами.
     Тётка вертелась, то, отворачиваясь от меня, то, поворачиваясь ко мне, словно ей неудобно было сидеть, натянуто улыбалась и ещё крепче прижимала к себе свой пакет, хотя ближе уж было некуда. Её внутренний дискомфорт достиг определённой точки, ёрзать туда-сюда надоело, она встала, отряхнула юбку и, подхватив пакет, удалилась. Но успела пробурчать (тихо, но слышно) что-то типа – как её достали наглые бесцеремонные испанцы. Ну, да…
     Когда она вставала из её пакета вывалилась большая фиолетовая слива. Тётка так старательно тискала свой пакет, что слива решила сбежать из её тисков. Слива была настолько красивой и манящей, что я, не задумываясь, схватил её. Отдавать её тётке я даже и не думал.
     Долго осматривал на предмет повреждений и скрытых диверсий, ещё дольше протирал салфеткой. Слива была целой, без трещин и вмятин, упругой, и от того, что я её долго натирал, стала пахнуть вчетверо сильнее. Я аккуратно (а вдруг брызнет) разломил сливу пополам, и из её чрева (тяжело и со стоном) выпала большая сухая косточка.
     Наслаждаясь каждым кусочком, медленно и тщательно пережёвывая, я съел трофейную сливу.

     Такое же чувство радости я испытывал в детстве, когда таскал фрукты из чужого сада. Перелезешь через забор, напихаешь яблок за пазуху, а потом ходишь, пол дня жуёшь, до оскомины. Украденное всё казалось вкусней.

     На земле лежала косточка от сливы, я поднял её, и, не целясь, забросил в урну, и не спеша направился в сторону вокзала.