Глава 21. Пунктики или У кого чего болит Продолжен

Итак, островитянам два дня спустя открылась истина! Нельзя сказать, чтобы все ликовали и бросали вверх шапки! Скорее всего, хмурое ожидание повисло в воздухе. Происшедшее с трудом усваивали, переваривали. Быстрота, натиск и неожиданность - с которыми им подменили действительность,- произвели ошеломляющее впечатление! Утрата связи с близкими, родственниками, знакомыми компенсировалась пока неподдельным интересом к новому светлому миру; жаждой непознанного и неизведанного; заманчивыми желаниями иметь больше, отдавая меньше; ни чем и ни кем не скованными возможностями широкого обустройства хозяйства; мгновенно разрешающимися проблемами жилища; отсутствием принятых условностей и строго зафиксированных кодексов закона, наказания; даже отсутствием  возможности насилия, ибо речь на новой земле шла уже о сохранении человека, как вида; и нанесение даже мелкой травмы, как синяк, порез, ушиб, могло рассматриваться, как преступление против человека! Добавьте к этому  - красоту природы! Причудливые кристаллоподобные образования неизвестных горных пород! Янтарные камешки, выносимые морем на берег! Тонкий пьянкий воздух, от которого у всех кружило голову! Девственные леса и луга, горы и водопады; и почти воздушные замки, мгновением волшебной палочки, выросшие из земли, словно грибы после дождя, под цепким и зловещим прицелом глаз инженерного гения! Всё это выглядело совсем не дурно, но многообещающе! Кому бы захотелось бежать из чудного сада под синью небес в чадящий фабриками и заводами, дышащий радиоактивной пылью реакторов, содрогающийся от землетрясений, наводнений, войн и социальных катаклизмов машинный мир - компьютерных программ и биоустановок; нервных психологов, терапевтов, аналитиков, колдунов, вещуний, чумных и сглаженных!
Весьма двоякий взгляд на вещи определял положение островитян. Разве что, стоило им обидеться на пустопорожние словопрения упивающегося собой Сани! Он открыто поставил себя над ними и диктовал им некие правила поведения; возносившие его, и отчасти, действительно, имеющего на что-либо право Феди, как изобретателя; и умалявшие достоинства их,  - так называемых,  верноподданных, - в Саниной формулировке. Но всё это не шло, ни в какое сравнение, против перечисленных «прелестей» цивилизации!
И самое главное всё же в том, что здесь они были более в безопасности, чем где-либо! Поэтому требовать возвращения назад никто не торопился! Напротив, как в порядке вещей, неторопливо обсуждались вопросы быта, обустройства, распределялись комнаты в замке, шла их уборка, дизайн интерьера,  готовились завтраки, обеды и  ужины. Дослушивались и дочитывались листки писателей худ. произведений, от слова «худых», после чего посрамлённые рецензиями Сани творцы, шли защищать свои авторские видения и права. Но достучаться или чего – нибудь добиться от его светлости не представлялось возможным, ибо он, считая, что эта пьеса сыграна, спал мертвецким сном! К тому же при нём постоянно дежурили Лахундра и Артанс, пробиться через заслон которых было совсем не просто.
***
Притчей во языцах стала неоконченная повесть Детинушки – Нинзи, написанная в духе китайского боевика с любовною приправой. Выглядело это примерно так.
«Проснувшись палящим утром, танцовщица на саблях и ножах, Мяу Дзинь- Дзинь зажмурилась. Прямо в правый глаз ей светил луч солнца. Мяу Дзынь – Дзынь подпрыгнула, сделала в воздухе йока – гири и встала перед окном в стойку тигра. Так и есть, это бравый парень Дуло Рыло – Шило пускал ременной бляхой солнечных зайцев. Вдруг сзади раздался выстрел! Не оборачиваясь, глядя в отражение стекла, она дала ребром ладони в переносицу между глаз сзади стоящего. Так и есть, у её белых ног, около правой пятки лежал ненавистный Суп Дунь – Плюнь. Раненый в левое бедро правой ноги её возлюбленный Дуло  Рыло – Шило подпрыгнул, сделав в воздухе тройное сальто, и всем своим стокилограммовым весом обрушился на второго гангстера, который уже нацеливался выстрелить в ненаглядную Мяу из крупнокалиберного «базуки»! В этот момент полицейский инспектор Линь Жень - Шень страшным ударом ноги вышиб дверь и в мгновение ока с профессиональным мастерством надел наручники на обоих налётчиков!  «Чистая работа!» - произнёс Дуло Рыло – Шило, нежно обнимая за талию прекрасную Дзинь  - Дзинь! Они улыбнулись друг другу и прошли мимо инспектора, который уже мысленно прикидывал в уме, какой срок он накрутит обоим негодяям».
Поперёк явно недочитанной повести было начертано короткое резюме: «К свиньям!» И если вы не согласились с читательским вкусом Сани, все претензии к нему.

***
Директриса, на вид самоуверенная, яркая женщина, на самом деле очень мнительная и сомневающаяся во всём и вся, животрепещуще описала один из своих страшных снов. Ей часто снились кошмары, не чуждые логики.  Вообще о своих снах она могла рассказывать часами, изумляя слушателей причудливой изворотливостью мысли, описанием событий, столь ярких и ощущений столь тонких, что подчас её самой приходилось сомневаться – были это только сны?..  или в самом деле, подобное могло ею переживаться в неком многомерном мире, находящимся над обыденными представлениями о пространстве и времени!
Но скептик может возражать, доказывая, что сон – это результат деятельности части мозга, перерабатывающего информацию, полученную днём!  Это эмоции, впечатления, переживания, трансформирующиеся в процессе заключений, во вторую реальность! Биолог может дать более точное определение без налёта фантастического флера. Их право. Но у директрисы так работали мозги, что вторая реальность для неё ярко существовала в результате некой загадочной деятельности части от целого, не мешая, но помогая соотносить себя с материальным миром, направленная параллельно ему. Реальность, в которой она могла видеть себя в образе человека, птицы, зверя, рыбы, вещи. Её тело помнило, что когда-то она была берёзой, которой любо было перебирать по ветру листками и ветками. Как она радовалась весне, солнцу и лёгкому дождику, нежно умывающему её!  Потом она медленно старилась и помнила себя сломанной на двое, когда часть её отмирала, а другая болела, истекала берёзовым соком по чёрным резаным ранам и скрипела на ветру: «Не могу! Не могу больше! Я больше не хочу!..» Она помнила себя полуразобранной детской качалкой в деревянном городском парке, одиноко дожидающейся общения, а после шумного отдыха детей, жаждущей тишины и покоя. Она видела во сне плывущую рыбу и знала, что это она плывёт в милом мире морской воды и водорослей, спасаясь от ужасной щуки, со страхом, и надеждой на спасение, переживая погоню, не позволяющую ни на минуту остановиться, чтобы перехватить головастика или кусочек от вкусного планктона, мелькающего на её пути. Помнила бешеный ритм воды, проходящей сквозь жаберные щели. Она по-человечески задыхалась, и у неё перехватывало дыхание во сне!
Бывало, она поднималась над землёй и с высоты птичьего полёта любовалась ухоженными крестьянскими хатами, и раскинувшимися во всю ширь лесами, полями, лугами, озёрами и реками! Летала она и чайкою над морской волною, позволяя брызгам достигать лапок и белоснежного живота!
Была она и загнанной лошадью, мчащейся во весь опор, с пеной у  рта, когда в нежные бока и живот врезались колючие шпоры безжалостного хозяина. Лошадью, внезапно вдруг сознающей, что скоро всё кончится, близок смертельный миг, встающей на дыбы с гордым своим седоком и… послушно, с последним горестным отчаянным ржанием прыгающей под твёрдой рукой хозяина в пропасть, испытывая неожиданное победное счастье от их любовной и смертельной связки!
Видела она себя и одинокой учительницей, кутающейся в шаль, вечно проверяющей беспечные тетрадки учеников; вдруг осмелевшей от осточертевшей  постылости бытия, и страха за будущий день; и внезапно нашедшей счастье любви, в открытии дверей, как ей думалось,- вору, а на самом деле, случайному гостю с поздним визитом, бородатому Робинзону, путешественнику во времени!..
А ещё раньше её часть от целого знала себя бравым матросом, который однажды пришёл из плавания и узнал, что его любимая отреклась от него. Мучимый вопросом – кого она предпочла – он делает попытку отыскать этого дружка, и застаёт её с новым ухажёром, который тут же отказывается от неё, опасаясь крепкого кулака соперника. Со смехом и презрением освобождается он от чувства любви. И посрамлённая своим выбором девушка, понявшая, что потеряла, уже не может его вернуть! Только море зовёт его к себе, храня верность! Морю он себя и отдаст, всего, до конца!
То были её светлые сны, кои она любила, с любопытством всматривалась в них, узнавая себя и о себе. Её кошмары были поистине страшны. То ей выпадала участь, выкармливать уродливых карликов паразитической цивилизации, обрушивающейся на человечество! То содрогаться от ужаса, под взглядами оживающих на глазах гипсовых статуй в парке!  То иметь счастье жить с пропавшим более двадцати лет назад и неожиданно возвращающимся из небытия супругом, временами теряющего слух, зрение и речь, в жилах которого к тому же не течёт кровь и заразиться от него этой странной мертвецкой болезнью! То вместе с другими бежать неведомо куда от объявленной ядерной войны, и остановиться, понимая бессмысленность бега и невозможности спасения! То  усилием воли вырываться из-под струи воздуха, засасывающей её соотечественников в гигантское жерло космического корабля – хищника! То спасаться бегством от гигантских ящеров – рептилий, динозавров или просто ото львов, быков, орлов, медведей, волков, собак или тигров… Больше  всего она боялась кошмаров про детей и животных! Однажды ей приснилась женщина, замерзающая на льду бесконечного озера, от изнеможения и холода, ползущая по снегу в лёгком платье,  в бессильном желании спасти, кутающая в тонкую кофтёнку маленького замерзающего младенчика… Последним усилием воли она доползла до проруби с холодной бездушной водой, которая сейчас была такой бесполезной… но лучше бы она не смотрела в ту сторону… какое отчаяние и боль, упрёк, страдание, бессилие стояло в её взгляде… или когда ей приснилось, что у всех кроликов вместо глаз пустые кровяные глазницы…
О некоторых своих снах она не решилась бы сказать никому. На этот раз ей снились странные гадания. Была протянута тоненькая ниточка, по которой двигалась бусинка. Вправо – «да». Влево – «нет». Все загадывали желания. Загадала его и Караваевская Валечка, которой случилось попасть в сон Директрисы, и очень волновалась она по поводу исполнения своего желания, но по всему выходило, что желанию не сбыться! И тогда Директриса взяла ножницы и перерезала нитку. Этим она навлекала на себя неприятности от скрытых сил, но зато желание Валечки должно было исполниться! Исполниться во имя любви! (Отнюдь не привычек, морали и долга!) Радоваться счастью другого и пострадать за другого – не это ли истинное проявления братства и любви к ближнему – не это ли утопия, отказаться от себя ради другого?
Но теперь в её сны вторгались скрытые от ярких глаз солнечного Бога ужасы. В полночь следующих суток к ней под дверь явился окоченевший покойник с мертвящим взглядом открытых глаз. И хотя их разделяла дверь, она не являлась для этого взгляда преградой. Глаза доставали через неё и были единственной живой частью на мёртвом теле. Он проторчал там до утра. Утром ожил. И позвонил в дверь уже живым человеком. И только глаза выдавали его. Они были мертвы. И стекленели всё более с каждой минутой. Что может быть страшнее живых глаз на мёртвом теле? Ответ: мёртвые глаза в живом теле! Она увела беду от дома. Она вышла и пошла с ним. Вскоре он совсем ослеп. Они оказались, словно, в школьной раздевалке, помещении  - предбаннике, сродни чистилищу перед входом в…  преисподнюю. Там он остервенело шарил руками по воздуху и натыкался на рогатые, счастливо поставленные ряды вешалок… наконец, сильное чувство животного страха и желание вырваться из западни разбудило её. Проснувшись в холодном поту, она с радостью обнаружила другую реальность, или даже мнимо реальность вокруг себя, и возблагодарила господа за то, что всё это только сон.
Написанная от первого лица, жуткая вещица вполне годилась для какого – нибудь прощелыги от искусства, помешавшегося на фильмах ужасов, и заставила передёрнуть плечиками прочитавших её. Валечка же после этого стала считать Директрису первой подругой и всем с ней делиться, хотя вообще к женской дружбе относилась более чем прохладно. Невдомёк было ей, что и сама она поучаствовала в формировании новых точек опоры  в мировоззрении  Директрисы! И слепою любовью своею, разбила представления той о Караваеве, как об идеальном мужчине!  Рыцаре Мира, кристально честном, непогрешимом и порядочном! Удивительно, что когда дело касается нашей любви, мы готовы простить прогрешения против брачных уз Гименея, ну случилось, что жизнь поторопилась соединить встретивших друг друга раньше, чем довелось родиться и быть узнанными нам! Но если, дело касается нас с другой стороны своей медали, и хотят подвинуть нас, то тут мы горазды призывать гнев Божий на головы и бывших возлюбленных, и их новых партий! Забывая о великом даре прощения, снисхождения к человеческим слабостям, обладаем которыми и мы сами! И отсюда – «в любви, как на войне», «от любви до ненависти один шаг», «клин клином»…

Валечка.

Её откровенное горячее смелое признание в любви к мужчине – идеальному и единственному публичное заявление о своих эксклюзивных правах на него действительно несколько шокировало, но и восхищало! Так прямо возвещать, и открыто бороться за свою любовь мог только человек, который не строил мостов к отступлению, который желал приобрести в одном человеке весь мир, и мог потерять весь мир в лице одного. Для этого требовалось мужество и безрассудство! Каноны о девичьей чести и гордости теряют смысл там, где ими становится любовь безоглядная, единственно возможная! Только она и бывает по-настоящему свободной – от догм и предрассудков, но удел её чаще – драма и трагедия! Потому что любит безоглядно один, а другой лишь позволяет себя любить, пользуется чужим теплом до поры до времени! Любой мужчина мог бы завидовать Караваеву, а он бежал её и боялся, желал и уходил; ведь дома ждала семья – родная, созданная его трудами, жена – пусть не такая красивая, но тёплая и такая своя, как собственная рука, и четверо сыночков – как вторая рука. И зло, которое ему было на роду написано приносить Валечке, губя её судьбу, было её трудным счастьем, которое она складывала в одно большое чудо по минуткам, по часам. Этим чудом любви, которой не должно было быть, но она была, и светился листок, казавшийся белее прочих, и навевал на всех смутное волнение.
На некоторое время он стал считаться для островитян эталоном любви, и мужья капризно вопрошали своих жён: «А ты из-за меня потеряешь ум и совесть?» На что жёны резонно замечали: «А что ты тогда будешь во мне любить?»
Однако рукой султана Марта было начертано ниже: «Назначается хранительницей очага для прохожих и путников в таверне «Волшебная лампа Адальбина».

***
Был ещё один странный листок, заполненный символикой «чёрного знания» - роза и сердце, чаша и змея, раздвоенная триада – звезда Соломона, голова козла и краб… Выполненные графически рисунки дополнялись вязанками слов, преследующих мысль, что всё в мире взаимосвязано.
Слова складывались в некое подобие стихотворного заклятия, и на запуганных островитян подействовали угрожающе. Едва поняв, что им подсунула мамаша – шкатулка, все единодушно отказались и слушать, и читать её колдовские заповеди. Несмотря на известные уже раскрытые секрета, островитяне были сыты по горло своей ночью и общением с привидениями!
А жаждущая признания достоинства своего литературного произведённого отрока, а также своих некоторых наклонностей к живописи, которые продолжились в её детях, мамаша как бы обиделась, ведь стихи – заклятия сопровождал определённый предметно – буквенный смысл. Она сообщила собранию, что подготовит ещё одно произведение искусства, удалилась, и через час вернулась с трактатом о пользе уреи, попросту мочи. И так как и это, к её непониманию, слушать и читать, а тем более исполнять живописуемые процедуры из настоев, отваров и концентрированных, собранных путём выпаривания, веществ, - отказались; она попросту объявила всех невежественными ослами и гордо удалилась, - попробовав всё же увести с собой Грифа,- самым бесстыжим и дурацким образом, оголив прямо у него перед носом ноги, путём поднятия подола платья вверх! И аппелировала она в своём выступлении особенно к нему, считая его персоной, от которой зависит признание её истины, собственно доказывая, что от выполняемых процедур, ноги у неё стали красивее, чем у молодой были. Когда же она наконец, ушла, а Март стал сватать его за неё, прикалываясь, конечно, говоря по народному, то Федя долго плевался и повторял всё: «Вот ведь старая ведьма!» - а про себя думал, что надо как-нибудь втихаря от Сани, сходить до неё и заценить ножки поближе, но так, чтобы этот прощелыга ничего не пронюхал! Со старыми то оно как-то спокойней. У молодых слишком много претензий! И вдруг от этих мыслей ему стало очень не по себе… вот те раз! Он поймал себя на мысли, что теперь-то, будучи в собственных палатах, он должен рассуждать по-другому, и не тянуться к таким женщинам, которых и на земле-то подбирал, что помойных кошек, жалостных без претензий. И даже, когда пробовал быть с ними джентльменом, они, что такие кошки, не могли заценить тёплого молока в тарелочке, зато с жадным урчанием бросались на солёную селедочную голову. Они могли обозвать запросто подаренный им букет цветов веником, и даже отхлестать его по мордасам, а пили больше, чем он, и требовали ни ласки, а денег, денег, денег…
    

***
Жгучий интерес вызвало письмо от Шерлока Холмса, которым, как выяснилось, оказалась расторопная Марьюшка, успевшая во всё сунуть свой остренький, как скальпель, носик и произвести им определённое медицинское действие, что над поросями. Письмо было озаглавлено: «Что? Где? Когда?» - а содержало в себе, примерно, следующее: «Судари и сударыни! Не безынтересно будет Вам узнать, кто и как проводит своё время! Гном заглядывается на Валечку! Потенциально опасна! Всем улыбается! Всех соблазняет! Когда Рома «дрых» – звал во сне маму! А мама рыжих – подозрительная особа! Стибрила с телевизора мелочь! А Ангелина – девушка не в себе! Разговаривает сама с собой! А Нинзя – ел мёд «впотихушку» в кладовой! А его братец подглядывал в женскую комнату! А жена – целовалась с Селёдкиным! А его жена похожа на лошадь, а готовит вкусно! А Караваев что-то знает, но скрывает! Хэллоу, друзья! Холмс».
На письме значилось красным: «Глаза и уши граждан – есть глаза и уши нации и государства, и должны служить своему народу, нации и государству! Наш интерес в ваших интересах!»
- Так!.. – сказал Нинзя. – Враки! Я мёд не ел!
- Типичный коммунальный синдром! – подытожила Директриса. – Пойдём, я тебе всё объясню…
Жена – лошадь незаметно смахнула слезинку с глаз. А её муж вытер платком выступивший вдруг пот с лица. Он эти сочинения даже мельком не видел. Откуда ему было знать, кто чем литературно побалуется, какой гной вскроет и что на это отписать изволит султан Саня?!
Будто вода в тихой заводи помутилась или поднятая пыль стала медленно оседать, а между людьми замелькали маленькие искорки электрических разрядов. В воздухе повисло затишье, как перед грозой!
- Послушай, Селёдкин, почему-то всех прочитали, а до моих стихов так и не добрались. Это несправедливо… - теребила за рукав незадачливого поэта Ангелина. – Вот, послушай:
«Лики светлые любви,
Иль как хочешь назови,
Смотрят в душу, вопрошая, -
Ты своя нам иль чужая?..»
- Иди ты, знаешь куда…