Лезвие

Сашка с тоской глядела в школьное окно. За чертой двора неуместно желтело осенней листвой заброшенное кладбище. За девять лет учёбы вид старого погоста стал настолько привычным, что давно не взывал к философским размышлениям о тщете земного бытия. Тоску навевали низкие давящие тучи, бесприютно рыскающие над увядающим пространством, да беззаботный смех одноклассниц, доносившийся из коридора.
Саше было тоскливо. Одиноко и тоскливо.
– Слышь, Загорская! – нарисовался рядом с её партой одноклассник. – Ты что мне за фигню в сочинении написала?
Подавив вздох, десятиклассница нехотя оторвалась от созерцания кладбища и подняла глаза на Пашку.
– Я, между прочим, тройбан из-за тебя получил!
– Покажи, – попросила девушка.
Потрепанная тетрадь небрежно шлепнулась на парту.
– Угу, так, всё понятно. Паша, – позвала Саша одноклассника. – У тебя мой черновик с собой? Разве там написано «литафора» вместо «метафора»? А куда ты дел мои запятые? Вот здесь, здесь и здесь?
– У меня просто почерк такой, – пробурчал Пашка и выхватил у девушки из рук тетрадь.
– Переписывай, пожалуйста, внимательнее, – сухо попросила она.
Вот так, пиши им сочинения! Она подперла висок ладонью и обиженно уставилась в окно.
– Свет, а давай эту долбаную географию прогуляем, – заныла своей соседке девочка, сидящая позади. – Не хочу опять эту скучищу слушать.
– Ну не знаю, – протянула Света.
– Я хочу прогулять географию, – повернулась к ним Сашка. – Надь, возьмёте меня?
– Шурик, ты чего? – округлила глаза Надя. – Ты ж никогда не прогуливала!
– Почему? Прогуливала иногда. Просто никто не знал, – покраснела Саша. – Можно с вами? Ну пожалуйста!
– Да в лёгкую! – заулыбалась зачинщица. – Побежали?
Сашка побросала в портфель тетради с учебником и, ликуя, поторопилась за девчонками, на ходу застегивая пальто. Наконец-то она не одна!

Девчонки направились в дальний конец школьного двора. Там, за длинным кирпичным зданием, храбро курили трое мальчишек из их класса. Среди них был Пашка.
– Ааа, и Загорская с вами, – сквозь зубы процедил он. – А ты чего пришла?
– Просто, – пожала плечами Сашка. – Географию не люблю.
– Географию она не любит, прикинь! – толкнул Пашка одноклассника. Тот с готовностью хохотнул.
– Слышь, ты, – прищурился Пашка. – Мыша заумная! Давай чеши отсюда поскорее. Сдать нас, наверное, хочешь?
– Паш, ну ты чего? – испугалась Надя. – Чем тебе Шурка мешает?
–  Я... Я разве когда-нибудь?.. – растерялась Саша.
– Ты чё, не слышала? – рявкнул Павел, подбирая с земли обломок кирпича. – Ща как получишь у меня!
Он угрожающе продемонстрировал Саше своё оружие, в поисках восхищения поглядывая на мальчишек. Один отвернулся и старательно рассматривал забор. Второй сосредоточенно колупал носком ботинка вросший в землю камешек.
Механически, будто повинуясь неслышной команде «кругооом», Сашка развернулась и зашагала прочь.
«За что?» – стучало у меня в голове. – «Что я им… ему сделала? Нет, правильно, им?»
Она кралась через школьный двор, боясь наткнуться на кого-нибудь из учителей, и едва не плакала от обиды, несправедливости и одиночества. Почему за неё никто не заступился? Как ей завтра идти в этот класс? Пашка наверняка растреплет всем о своём героическом поступке. На неё будут глядеть с презрением и, может быть, жалостью… И то, и другое казалось убийственным.
Убийственным.
Девушка представила себе, как по дороге домой её сбивает грузовик. Раз – и всё. И больше не надо идти в школу. Терпеть издёвки. «Раз – и всё… Раз – и всё», – умоляющим шёпотом повторяла она. 
Никого не встретив, Сашка вышла со школьного двора. Обычно она ходила домой через кладбище, но сегодня, после дождя, тропинку размыло.
– А у меня где-то было лезвие, – озарило её. – Лезвие!
Школьница сняла рюкзак и нащупала в кармашке заветный четырёхугольник. Сердце похолодело и замерло, будто от металлического прикосновения; перехватило дыхание и ослабли колени.
Чавкая сапогами по глинистой земле, Сашка заковыляла по кладбищу. Навязчивая мысль, что никто из одноклассников не будет сожалеть о её смерти, только придавала ей решимости.
Убедившись, что никто за ней не идёт, Сашка спряталась за кустом сирени. Полуголые ветви хищно щетинились, и вряд ли скрыли бы её от чужих глаз. Но в непогоду никто никогда здесь не ходил.
Сашка села на корточки, комком собрав подол пальто на коленях. Закатала левый рукав. Вывернув кисть, долго смотрела, как невинно голубеют под кожей тонкие реки.
Открыла рюкзак. Достала из кармашка лезвие. Открыла уголок обертки. Пощупала пальцем скругленный угол тёмного гибкого металла.
На синей обертке лезвия желтел трехмачтовый парусник.
«Нева, – прочитала Сашка и повторила шёпотом, – Нева… Нева».
Внезапно она вспомнила, как завороженно и мечтательно когда-то рассматривала фотографию разведенных мостов над синью ночной Невы, по волнам которой расплавленным золотом струились отражения фонарей.
Если она умрёт, она никогда не увидит разведенных мостов, легендарного крейсера, памятника Петру.
– Я хочу в Петербург, – удивлённо сказала себе Сашка. – Я поеду в Петербург. Вот хотя бы летом, на каникулах.
–  Родители скажут, что нет денег, – тоскливо возразила себе девушка.
– Тогда я сама поеду, – зло пообещала она и резко поднялась, набросив рюкзак на плечо. – Окончу школу, заработаю денег и поеду!
Сашка почти бежала по кладбищу, втаптывая в грязь опавшую листву, и желание – такое огромное, что не помещалось в груди, – жгло и рвало её изнутри, струилось едкими слезами по озябшим щекам. Перед глазами сияли синие речные волны.

Следующим утром Сашка тихонько зашла в класс и невидимкой скользнула на своё место у окна. Когда она выкладывала на парту тетради с учебником, к ней подошел Пашка.
– Шурик, а Шурик, – тихо позвал он.
– Чего тебе? – недоверчиво взглянула Саша на одноклассника.
– Дай английский списать, а?
– Списать? – задохнулась девушка.
Её язык уже прижался к нёбу, чтобы извлечь мстительное «нет».
И тут она вспомнила синие волны, и обида её показалась смешной и ничтожной.
– Списывай, – усмехнулась Сашка и протянула Пашке тетрадь с заданием.
– Спасибо тебе, Шурик, – умоляюще посмотрел на неё одноклассник. – Ты это… Извини. Ну, за вчерашнее.
– Проехали, – ответила Александра, глядя в окно.
Над кладбищем лениво поднималось сонное осеннее солнце.