Моя дорогая тёща

     Во второй раз я поздно женился. Маня Марковна, так звали мою тёщу, была лет на 10 с небольшим старше меня. Вероятно, от родителей она унаследовала какую-то наивную бестолковость. И во многом из-за этого жизнь её преследовали сплошные неприятности и несчастья.

     Когда Маня Марковна была ещё ребёнком, её мама умерла от тифа. Отец женился во второй раз. У них родились две девочки и Маня Марковна превратилась в Золушку. Только в отличие от Золушки она, как это в жизни обычно бывает, не встретила принца. Она ухаживала за младшими сёстрами, помогала по хозяйству,  ей пришлось бросить учёбу. Так в постоянной работе по дому прошло её детство и юность. Её сёстры, которые получили и образование и материнскую ласку, смотрели на свою необразованную сводную сестру свысока и эти отношения остались у них на всю жизнь. Я сам был свидетелем, как кто-то из сестёр обижал Маню Марковну, и она принимала это как должное. Такие же отношения были у неё и с некоторыми другими родственниками. Её дочь, то есть моя жена, и я возмущались этими отношениями, но Маня Марковна не хотела ссориться с родственниками и просила нас не вмешиваться.
 
     Перед войной Маня Марковна вышла замуж и ушла из родительского дома, жизнь в котором была ей не в радость. И надо же было так случиться, что в ночь после свадьбы отец Мани Марковны решил сразу вернуться домой. Его уговаривали подождать хотя бы до утра. Но он по каким-то причинам не согласился. Грузовик, на котором он возвращался, попал в аварию и отец погиб.

      Когда началась война, мужа Мани Марковны забрали в армию, а Маня Марковна будучи беременной отправилась в эвакуацию. В дороге она родила мальчика, который прожил меньше месяца. Во время одной из бомбёжек с крыши вагона на него упала какая-то досточка и он погиб. Много ли надо крошке?

     После войны у неё родились ещё двое детей. Из-за слабого здоровья мужа все тяготы жизни легли на неё. Чтобы прокормить семью, ей приходилось браться за любую самую неблагодарную работу. Дом их во время войны сгорел и жили они сначала в домике с землянным полом, а потом в полуподвале, хотя и со всеми удобствами. Пережила она и голод, который оставил у неё на всю жизнь страх, что продукты кончатся, и привычку иметь холодильник всегда полным. Нелепые несчастья продолжали преследовать Маню Марковну. Очередь наступила за мачехой. Будучи в гостях у Мани Марковны, она не потушив огня подливала керосин в лампу. Керосин вспыхнул, загорелся пропитанный керосином передник, а за ним и остальная одежда. Через несколько дней от полученных ожогов мачеха умерла.
 
     Когда после женитьбы я перешёл к ним жить, их быт был уже более ни менее налажен. Должен сказать, что, в отличие от традиционного представления о тёщах, мы относились друг к другу очень хорошо. На меня она смотрела почему-то с удивлением. Я же относился к ней несколько иронично, не очень чувствуя разницу в возрасте. Меня забавляла её, как я уже говорил, «наивная бестолковость». Я почти с умилением наблюдал, как наблюдают за вознёй детей, как она, к примеру, возясь на кухне, вместо того, чтобы сразу взять подходящую посуду, сначала брала явно маленькую, а потом, видя, что в неё ничего не помещается, с серьёзным видом перекладывала содержимое уже в подходящую. Как-то мы купили пылесос и уговаривали Маню Марковну пользоваться им, но она больше доверяла венику и гордо отказывалась. И всё же, однажды, она молча взяла пылесос и с независимым видом ушла к себе в комнату. Наверное, час я слышал непрерывную работу пылесоса. Я пошёл посмотреть, что же можно убирать так долго. Когда я вошёл к ней в комнату, я увидел, как Маня Марковна старательно водит щёткой по ковру, а трубка от щётки вставлена в нагнетающее отверстие, и пылесос уже вместо того, чтобы всасывать, наоборот, нагнетал. Я демонстративно переставил трубку в нужное отверстие, но Маня Марковна даже не улыбнувшись, как будто ничего не произошло, продолжила чистить ковёр.

     Маня Марковна была добрая женщина, но внешне была строга и сурова, всегда ругала детей и мужа за на её взгляд различные провинности. Преданность её детям и вскоре появившейся внучке была беспредельна. Она не задумываясь в прямом смысле слова отдала бы жизнь за них, если бы это потребовалось. Когда кто-то из детей заболевал, она впадала в панику, сломя голову бежала выполнять просьбы заболевшего ребёнка, обращалась к нему только ласковыми словами, чего от неё в обычное время никогда не услышешь.

     К сожалению, мы прожили вместе недолго. Уже перед самым отъездом в Израиль у нас гостила племянница Мани Марковны. Она работала врачём и считала своим долгом всех обследовать. Она-то и обнаружила у Мани Марковны в груди подозрительное уплотнение. Онколог посоветовал оперировать. Зная нашу советскую медицину, я робко предложил делать операцию уже в Израиле, но по понятным причинам не настаивал, о чём потом горько жалел. Операция, как и следовало ожидать, началась неудачно: наркоз не подходил, а подходящего не было в наличии. Как будто Всевышний предупреждал не делать операцию. Решили повторить через несколько дней уже с подходящим наркозом. И опять я предложил всё-таки делать операцию в Израиле, но побоялся взять на себя ответственность и поэтому не настаивал. Кроме того, подумал я, операция, в конце концов, не сложная. Кто мог знать тогда, что при неаккуратно проведенной операции может появиться послеоперационный тромб? Так нелепо через несколько дней после операции, когда мы решили, что всё уже позади, неожиданно Маня Марковна умерла. На похоронах я плакал, как ребёнок, чего не было со мной даже, когда я хоронил своих родителей. Уж очень всё нелепо произошло.

     Неудачи преследовали Маню Марковну и после смерти. Почему-то именно под её памятником земля постоянно проседает. Приходиться периодически подсыпать землю. С памятника на меня смотрит удивлённое лицо Мани Марковны, как будто она удивляется тому, что произошло. Фотография меня притягивает. Глядя на неё я не могу сдержать слёз.

     С тех пор прошло много лет. У меня перед глазами всё ещё та фотография с памятника и удивлённый взгляд Мани Марковны. Он не даёт мне покоя. Описывая те события, у меня на глазах наворачиваются слёзы, они мешают мне писать, я стесняюсь их и стараюсь писать, когда никого дома нет.