Василия не хватает

  Редко случается мне  в последнее время посещать наше районное почтовое отделение.  А тут выпала  нужда  послать маленькую бандероль родственнице в Москву.

  Еще с советских времен встречи с Сберкассой и Почтой меня не очень радовали. И если Почта еще как-то вызывала добрые чувства, хотя бы  мягким своим названием, благородным происхождением и назначением (телеграммы, письма любимым), а также связанной с ней романтикой (разлука, снег, пурга и почтовые кареты с  ямщиками, замерзающими в степи глухой), то Сберкасса ассоциировалась только с деньгами.   И, стало быть, с чем-то тайно-постыдным,  как посещение чужой жены,  вынужденно терпимым  и  лицемерно не любимым государством и его гражданами. Богатым  быть было стыдно, почти что греховно и небезопасно.  И, наоборот, хорошим тоном считалось  одалживать деньги  друг у друга  «до получки».   И хотя  Почта и Сберкасса в разной степени имели отношение  к деньгам,  сами их не видели и жили по принципу: подержал -  передай другому.  Другому  передавалось все,  до копейки,   ничего ни к чему не прилипало, особенно, боже упаси, к рукам.

  Но,  как не крути и себя не обманывай  - нет денег, нет повода для радости.  Посему, атмосфера  в чреве этих заведений была одинаково скучной, унылой и требовала  от посетителей отменного терпения,  и, по возможности, здоровых нервов,  обладателей коих мне в моей жизни  приходилось встречать  не так много, да и то не в очередях. Единственной радостью и развлечением,   опять же  нервной разрядкой,  было нахамить кому-нибудь или назидательно, с жесткими модуляциями голоса, призвать  теток по ту сторону окошечка  повысить производительность труда, что, впрочем, тоже являлось скрытой разновидностью хамства,  закамуфлированного под  требовательность, принципиальность, а чаще всего под правду.  И этот пас  туда, за барьер   с окошечком,    там тоже долго не задерживался,  и мастерски отфутболивался обратно  на поле противника.  Очередь всегда имела  лицо терпеливо-унылой скорби. Люди стояли вплотную, почти  интимно прижавшись друг к другу, как на  фресках храмов Кхаджурахо,  дыша друг другу в затылок дыханием различной степени свежести.  Ни о каком личном пространстве никто и не ведал. Была одна общая забота не допустить вклиниться  в очередь кого-нибудь из  проворных,  желающего, якобы, задать всего один вопрос. И тогда    выковырять нахала   обратно  не было возможности никакими силами, ни уговорами, ни взыванием к совести строителя коммунизма, ни угрозами. Иногда, разве что, крепким словом, с  визуальной    демонстрацией убедительного кулака, или даже скрытым тычком последним в бочину нахальствующего.

  С тех пор много времени утекло и многое изменилось. Точнее, изменилось  все, по крайней мере, в случае со «Сбербанком» (Сберкассой),  которому удалось, став хозяином,   пойти  в ногу со временем, держа руку на его пульсе.  И самое главное, удалось  встать поперек большой денежной реки, создав плотину и образовав «водохранилище» с возможностью самому решать,  как деньгами распоряжаться,  пропуская через плотину. Кому давать, кого подвинуть, а кого и послать…  восвояси. Очень вежливо и культурно.

  Всем стало веселее.Замечательные свеженькие девушки в зеленых платочках на шее  и парни с аккуратными прическами  и  в   белоснежных рубашках, моментально подгребают при твоем появлении.  С лучезарной улыбкой, неправдоподобным  радушием  и вниманием интересуются,  чего, мол, изволите.  Хотите расстаться с наличными, мы всегда рады вам помочь, и это не займет много времени. И хотя твоя рука, как прищепка, еще продолжает  инстинктивно  зажимать карман, и  это человеколюбие, столь для тебя не привычное, напрягает,  наводя на подозрения о мошенниках вокруг,  ты уже потек и доверился.  Вот ты уже сидишь на удобном диване, вот на табло высветился твой номер и ты пересаживаешься  на стул прямо перед ней…  Она улыбается, смотрит на тебя своими глазами, чуть томными и насмешливыми,  голубыми или  наоборот, бархатисто-карими, с умело подкрашенными, вытянутыми и подогнутыми ресницами.  И оказывается, что ты изволишь доверить банку деньги под самый наивыгодный для тебя процент, и ради тебя банк готов даже потерять чуток, так он тебя полюбил. Ой, перед молодой и красивой девушкой  мужчина в любом возрасте  лох,  а  уж если возраст  клиента превышает количество годков девушки  вдвое, а то и  втрое, то лохом  он становиться в квадрате или кубе, соответственно. Нет, бывают  исключения, но такие мужчины обычно не несут  свои деньги в Сбербанк, а как-то уж  сами  справляются с  хранением и приумножением своих сбережений, нажитых непосильным трудом, потом и кровью (случается и не своей).  И  красивые девушки обычно не сидят перед ними  по ту сторону барьера с зелеными шарфиками на шее,  скорее в непосредственной близости и в бриллиантах.    Все прочие трудящиеся и всякие там поэты, музыканты, художники,  сами, как женщины, влюбляются в образы  ими же самими   придуманные, подсмотренные   из плохих кинофильмов  или  выстраданные собственной фантазией, умноженной на особенности психики,   точнее,  ее болезности.  А для этого вполне годится девушка напротив   с правильно «заточенным» взглядом и  в ладном наряде, скрывающем недостатки фигуры.

  Каким легким становишься ты, покидая банк,  всецело доверившись  ему, и  держа в руке вместо наличности  бумажку в файлике, где прописана и заботливо подчеркнута зеленым маркером сумма, приумноженная процентами, дабы сфокусировать твой взгляд на  заветной  выгоде.  И ты не догадываешься, что легко тебе вовсе не из-за  этой цифры, а из-за того, что ты хотя бы на время избавился от  назойливых мыслей сохранить и не потерять своей копеечки.  При этом, конечно, ясно  сознавая, что банк тебя все равно, «чуток обул», но это уже его проблемы, и грех  на его совести, которая  нынче все чаще устремляется  в прошлое, на свидание к  вымершим мамонтам.  Вот почему нормальному человеку (тоже уходящему к предкам слонов)  так приятно дарить  или отдавать. Это инстинктивное избавление   от   кандалов несвободы,   отнимающих  бесценное время жизни  и заставляющих совершать суетливые, мелкие и бесполезные телодвижения.  Ты своим деньгам начальник и они должны подчиняться, уважать и не покидать. Плохо, если начальником становятся они.

  Почтовой службе в условиях изменившегося времени повезло значительно меньше, чем сестренке Сберкассе,  вернее братишке Сбербанку. И в спектакле под названием «Принц и нищий»  роль последнего досталась ей.

  Судите сами,  какую такую плотину с водохранилищем  можно выстроить на пути  перед ящиками и коробками  с посылками, бандеролями,  редкими письмами  (на деревню дедушке), открытками, календариками и изданиями желтой прессы, чтобы они конвертировались в какие-никакие наличные.   Да тут еще компьютер с интернетом со всякими электронными примочками  (газетами, журналами,  переводами и платежами) и, главным образом, почтой электронной. Все норовят подставить ножку старушке Почте,   «отжать» у нее реальную прибыль   и увести продвинутых и молодых клиентов с их проклятыми гаджетами (точнее было бы – «гад же ты») в мир виртуальных денег и таких же взаимоотношений.

  Такие мысли посетили меня до того, пока я не добрался до здания районного отделения почты, расположившейся на первом этаже  пятиэтажной «хрущевки». Театр начинается с вешалки, а учреждение с вывески. Последняя   ничем новеньким не порадовала.    Слева от железной двери гаражного типа красовалась замызганная вывеска с днями и часами работы почты,  а  справа от двери имелось уточнение написанное на  выцветшей, заскорузлой от дождей и времени  картонке,  приклеенной к кирпичной стене, вероятно  почтовым клейстером.  Информация на картонке справа по некоторым позициям  опровергала  данные вывески слева. Но посетители предпочитали доверять данным на замызганной вывеске больше по причине их лучшей читаемости, и  искренне недоумевали, появляясь в неурочный час и не попадая внутрь помещения.

  Единственным встречающим оказалась стальная дверь   с вредной пружиной,  которая при закрывании  с медвежьей галантность втолкнула меня в темноватый коридор,  вдоль которого расположились ячейки для писем и газет.  Ячейки, сдававшиеся  когда-то в аренду жителям района, по разным причинам  не желающим  делиться  своей корреспонденцией с соседями по подъезду,   сейчас  почти пустовали.

  Из-за  бесконечного ремонта все отделы почты располагались только  в одном большом помещении. И когда я в него вошел, увидел картину совсем безрадостную, можно сказать, тоскливую.   Поначалу почудилось,  что в помещении проходит районный слет пенсионеров, которых доставили сюда общественным транспортом,  на котором они обожают ездить,   «амортизируя» льготные проездные документы. И  я увидел то самое, до боли знакомое,   единение очереди, с тем же выражением  лица, но уже без фресок храмов Кхаджурахо.   Вскоре обнаружилось,  что очередей здесь несколько и самая длинная выстроилась там, где принимают  коммунальные платежи, переводы и т.п. Именно там пожилой люд торопился избавиться от значительной части своей пенсии, до жути опасаясь   начисления штрафа, с не очень благозвучным и каким-то  незавершенным названием - пени.   С моей бандеролью дело обстояло  значительно лучше. Перед стойкой оказалось всего три человека, за последним из которых я и пристроился, прогрессивно сохранив личную дистанцию.  Желая скоротать время, я увлекся созерцанием окружающего пространства.

  Было на удивление тихо и только допотопные принтеры нарушали тишину своим скрипучим зудением, как мухи в спичечном коробке (из воспоминаний детства). Мониторы, надо отметить, справедливости ради, оказались новехонькими, правда кто-то от широкой души, махнул белой краской инвентарные номера на половину их черных спин.  Слева от меня располагался колченогий столик с двумя стульями с обеих сторон. Больше мебели для посетителей в помещении не было.  На одном из стульев сидела старушка в громадном, распушенном розовом берете и с черными скобами бровей, нарисованными не очень аккуратно,  судя по фактуре, мелко - дробленым углем,  каким-то  образом к лицу приклеенным. Бабуля, вероятнее всего, проводила на почте свободное время, ища себе развлечений с приключениями. Рядом с ней стояла «сидячая» коляска с бутузом годков двух, который уже успел раскраснеться, хныкал и выкручивался,  пытаясь освободиться от пристегнутого ремня коляски. Впереди «моей» очереди, первой стояла высокая, крупная женщина среднего возраста и  садоводческого вида,  за  ней молодая,  по постоянной оглядке похоже,  мама бутуза, и потом плотный мужичок с внешностью прораба, в  расхлестанной легкой куртке с логотипом на спине, и сдвинутой на затылок фуражке.  «Нашего» кассира – оператора за стойкой, судя по надписи  прикрепленного к кофточке шильдика, звали Галя.  Гале было, наверное, лет от 30 до 40. Точнее возраст мешала определить невнятная прическа светлых волос и  беспросветно-безразличное выражение лица.  «По умолчанию»  Галя  показалась мне симпатичной, и если бы дать ей немного влюбленности, «нормальных» денег, и  стилиста со вкусом, вполне могла потянуть и на красивую. Она щелкала по клавишам клавиатуры компьютера, вытаскивала и убирала какие-то бумажки, делала пометки и снова щелкала клавишами, потом снова доставала бумажки, их перебирала, чего-то искала, находила  и… снова теряла.

  Прошло минут пятнадцать. Бутуз стал хныкать громче, норовя перейти на плач. Бабка в розовом берете  взяла на себя функцию волонтера, достала мешочек с печеньками  и начала уговаривать малыша потерпеть, тыкая ему в рот печеньку .  Женщина - «садовод» все также стояла с видом соляного столба, молодая мамаша достала свою выпечку и стала помогать бабушке, мужик  нервничал, поминутно глядя на часы и многозначительно поворачиваясь ко мне толстым вспотевшим  лицом, ища понимания и сочувствия. Галя тоже чего-то искала. Прошло еще минут десять. Малыш выкрутился из коляски и стал бегать по залу, а бабка за ним, «Соляной столб» стоял на месте, мамаша устремилась за бабкой, и я, наконец, услышал от мужика первые тихие матерные слова, но он нашел в себе силы вполне корректно попросить Галю, по возможности ускориться. Галя тоже ровным голосом сообщила ему, что программист ввел в компьютеры новую программу и поэтому быстрее не получится. По отсутствию возражений, я понял, что «отмаза обкатана и проканала».  В переводе с подросткового птичьего языка, который я почерпнул, неоднократно проходя мимо близстоящей школы, это означает, что такая отговорка всех устраивает. Наконец, Галя выдала «столбу» чек и на душе у всех начало легчать. Но та попросила у Гали еще журнал «Садовод», Галя сказала, что этих журналов очень много, и ей нужен конкретный индекс и достала толстый каталог. Мужик передо мной заскрипел зубами, завибрировал, и побежал, унося с собой и роняя по дороге слова ненормативной строительной лексики, которой,  там, на улице, и вытошнил.

  Наконец «садовода» с одноименным журналом отпустили. С посылкой молодой мамаши  Галя разобралась довольно быстро,  но оказалось, что та должна еще и забрать посылку с туфлями.  Галя начала шарить по всем стеллажам-нарам в поиске туфелек, начав, почему-то,  с самых огромных коробок. 
- Девушка, я же сказала, что посылка с туфлями - занервничала молодая.
- Так, я и ищу с туфлями
- Зачем смотреть  самые большие коробки?
- Да, больно я знаю ваш размер.
- У меня нормальный размер.
- Я - то, почем знаю, может они на каблучке.
  Наконец, с помощью коллеги по почтовому цеху посылку обнаружили  и вручили. И я, повеселевший, выдвинулся на передний край, на первую позицию со своей маленькой бандеролью.
  И тут раздался дурной мужской голос, требующий заведующую. Откуда мужик взялся и вынырнул я так и не понял. Выглядел он довольно уютно, как слезший со льдов и отогревшийся чаем полярник.  Возрастом он  был лет пятидесяти с дубленым обветренным лицом, густыми кучерявыми волосами с проседью, давно не тронутыми ножницами и отпущенными на свободу. На нем была надета выцветая серая безрукавка, с множеством карманов,  поверх клетчатой байковой рубашки. Лицо казалось добродушным, и  только туговатые, и тусклые  глаза, выдавали  человека мышлением не глубокого и не быстрого.  Потому, как он беспомощно вопил, как фальшиво и неумело форсировал голосом гнев, было видно, что человек он незлобный, и уж совсем никудышный актер. Оказалось, что его бандероль с наложенным платежом, получил кто-то другой  и мужик требовал справедливости и начальника. Начальника не оказалось на месте, и вышла  заместитель.  Ее тревожный и напряженный взгляд сразу успокоился, распознав в мужчине простака.  Она начала ласково морочить ему голову, пообещав справедливость, и сразу обнаружила, заглянув в бумажки, что его бандероль  выдала кому-то другому… Галя. Найдя виновного, начальница еще более успокоилась.
- Галя, это твоя подпись? -  снисходительно - спокойно поинтересовалась зам. зав.
- Вроде, как моя -  до упора помедлив, решила признаться Галя.
- Как же так, Галя?
- А, ну,  я припоминаю, приходил тут глухонемой
- Ладно,  Галя, разбирайся тут -  заведующая, развернулась, унося с собой удовлетворение.
- Мужчина не волнуйтесь, я сейчас все найду - не уверенно обнадежила Галя.
- Да, как же найдете, когда вы ее уже выдали
- Ну, вот, нашла…  Его звали Олег Дмитриевич Сергеев… - обрадовалась Галя.
- Ну, вот, а меня зовут Николай Иванович Сергеев, у него и имя,  и адрес другие.  Как  же вы ухитрились перепутать?
- Откуда я знала, может это ваша жена, или родственник какой – нашлась Галя.
- Да, как же мою жену могут звать Олег Дмитриевич? – снова занервничал мужик.
- А, я - то откуда знаю, как зовут вашу жену, сами с ней разбирайтесь.
- Вы что, не могли у него спросить  адрес?
- Я же говорю, он - немой.
- А чей,  мой что ли?
- В смысле, не говорит. 
- Так, паспорт же у него был. 
- Главное, с наложенным платежом и не приходит, не возвращает -    уходя от главной темы и переадресовывая вину, прокомментировала Галя.
- Василия Виссарионовича на вас не хватает, достали уже совсем - вдруг взвыл мужик в новом приливе гнева.
- А это кто?
- Кто, кто – Сталин.
- Его, по-моему,  Иосифом звали.
- Да, на вас и Василия хватило бы!  Дайте бумагу, жалобу буду писать
   Галя принялась перебирать и тасовать  бумажки, затем встала и ушла. Не было ее минут 10, после чего вернулась с упаковкой бумаги для принтера и снова принялась озабоченно теребить картотеку.
- Долго мне еще ждать? -  слабеющим голосом спросил мужик.
- Кого ждать? - удивилась Галя.
- Бумагу.
- Возьмите - через долгую паузу, смиренно  и очень медленно Галя протянула мужику листок бумаги.
- Спасибо - воспитанно поблагодарил мужчина.
- Пожалуйста - также вежливо ответила Галя.
- Извините, а ручку можно? - заискивающе и виновато попросил мужчина.
  Галя долго искала ручку, наконец, нашла ее у себя под рукой и, как при замедленной съемке, отдала мужику.
- Спасибо, а как зовут вашу заведующую?
- Сейчас, я только отпущу мужчину, он давно ждет.
- Фамилия у нее какая? - потребовал мужик, вновь состряпав строгий взгляд.
  Галя принялась тихо и невнятно бормотать фамилию заведующей, мужик все переспрашивал, ошибался, портил листки, просил другие, снова портил и извинялся, благодарил, искал свою квитанцию (им  заполненную с росписью), которую отдал Гале, не находил, Галя тоже искала и не находила (это она умела). Затем он засобирался домой, чтобы там, на чистовую, переписать жалобу. В дорогу Галя его успокаивала, что глухонемой обязательно придет и вернет его бандероль с радиолампой (зачем она ему с наложенным платежом).

  Как только Галя приняла мою бандероль и выдала  чек, за спиной раздался жуткий грохот, послышалась возня, стоны, причитания, охи–ахи. Это бабка с антрацитовыми бровями облокотилась на хроменький столик и обрушилась вместе с ним. Она  пыталась  выползти из-под столика, и очередь коммунальных платежей ей в этом усердно помогала. Весь пол был усеян растоптанным печеньем. Ей, все-таки,  тоже удалось найти свое приключение.

  Я был приятно удивлен, когда неделю спустя получил от родственницы из Москвы  электронное сообщение, о том, что мою бандероль ей сегодня доставили. Значит мой ямщик в этой степи, все-таки, не замерз.

                Ноябрь 2016 г.
               

               


Рецензии
Должен признаться, дорогой Борис, что в вашем опусе я готов согласиться практически со все, кроме одного. С чего это вдруг вы свалили в одну кучу тоскливое посещение казенных учреждений, где нет ничего радующего ни душу, ни тело, с посещением любовницы, где все как раз наоборот: радость и телу и душе. И ничего , простите, стыдного, лично я в этом не нахожу. Вот не иметь подобной отдушины - это и стыдно, и неправильно со всех точек зрения.ИМХО.
Что же касается советских учреждений и советского самого ненавязчивого сервиса в мире(не нравится - иди на..., в..., к..., по выбору, то, как мне кажется, вы абсолютно правы, хотя, возможно, и несколько сгустили краски. Ведь все-таки ваше отправление привезли на место. Мне, например, дочка отправила посылку из Флориды с подарком к новому году за два месяца до его наступления. В марте следующего года, я начал по номеру отправления эту посылку искать и выяснилось, что она наконец-то поступила... в Люксембург???
Еще ччерез два месяца посылка , наконец, приблизилась к Санкт-Петербургу и уже была в Баку???Затем методом приближения она последовательно побывала в Москве, Подольске, Туле и, ну, не может быть, ! добралась до Питера( правда, почему-то не в то почтовое отделение, куда полагалось. Пришлось ехать, благо не очень далеко и получать там. Поскольку Новый год был уже не за горами(разумеется, следующий), то подарок оказался кстати и мы были благодарны дочери. К чему это я? А к тому, что, оказывается, не только наша российская почта так работает, но и за рубежом тот же бардак!. И подобной бедой, увы, страдают не только почты и банки, но и все, кто имеет дело с нами, как с клиентами. У меня есть давний рассказик на близкую тему
http://proza.ru/
Юрий Яесс   01.08.2019 19:35     Заявить о нарушении
Жизнь сама преподносим нам затейдивые сюжеты. Пусть они не всегда нам приятны, зато рассказ может получиться забавный. И у Вас, Юрий, это отменно получается.

Борис Цветов   02.08.2019 07:44   Заявить о нарушении
Благодарю за теплые слова. С уважением, Ю.Я.

Юрий Яесс   02.08.2019 11:22   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.