Сын

Глава 1.
Пронзительный звон будильника не разбудил, а вытряхнул из состояния сна Алексея. Надо же китайцам сделать такой агрегат, даже не дает полежать в спокойном состоянии после звонка и пяти минут, а требует моментального подъема. Попробуй – не встань! Так он своим пронзительным звуком вытянет из тебя всю душу! Пришлось выбраться из теплой постели, сразу отключить ненавистный будильник и приняться за обычные утренние процедуры: туалет, зарядку, завтрак. Особенно Алексей не торопился; все его время было заранее рассчитано – так что если не подведет транспорт, он во время приедет на автовокзал. Вчера, вечером, он попрощался с женой и дочкой, и утром даже не заходил в комнату, боясь  потревожить их сладкий сон.
Почти каждый год свой отпуск Алексей проводил на своей Родине – в маленькой забытой всеми деревеньке. Правда, раньше это было большое село, но лет двадцать назад районное начальство изменило направление близлежащей дороги, ее для удобства движения перебросили на три километра в сторону; село Алексея сразу затерялось за полями и перелесками совхозных угодий. Люди, потихонечку стали переезжать в центральные усадьбы; его мать недавно умерла от каких-то женских болезней, а за нею от старости и одиночества последовала и бабка. Перехоронив на местном кладбище всех своих близких, он остался владельцем деревенской усадьбы: крепкого дома, участка земли, где росли пять сортовых яблонь и штук десять кустов смородины и крыжовника, картофельного поля и четырех  грядок  для выращивания овощей. Хозяйство ему досталось в хорошем состоянии: дом деревянный, рубленный, большой был построен его дедом Иваном; жаль, что  тому  пожить в своем жилище не пришлось… умер от военных ран. А мастер был на все руки – мог сделать и замысловатую игрушку внуку топором и этим же орудием легко построить крепкий сарай и баньку. Отца своего Алексей никогда не видел, все говорили, что погиб в сорок четвертом, когда партизанил в лесах; документов о его смерти дома не было. Правда, под иконой, на стенке, висела в рамочке старая любительская фотография, где была изображена группа подростков, девчонок и мальчишек, там,  в центре группы, стоял высокий светловолосый крепкий парень, а рядом – симпатичная девчонка, мать Андрея. Фотография была довоенная, как она сохранилась – одному богу известно! Их село два года было «под немцами», всю молодежь, которую не забрали в Армию, оккупанты угнали в Германию. Мать Алексея спаслась только потому, что со своим отцом была у партизан. Алексей родился в сорок пятом, что он помнит – маленькую темную землянку, какую-то черную дыру в земле, всю пропитанную дымом, а потом появился этот красавец-дом, где он и жил до Армии.
После смерти родни, жена предлагала ему продать свое хозяйство, но разве он мог отдать в чужие руки свою кровную память. Вот и приходилось Алексею каждый год ездить на свою Родину. Ездил, в основном, в отпуск или в выходные праздничные дни. После Армии он не вернулся в свое село, а устроился на работу в городе, на заводе. Поступил в техникум, где познакомился с симпатичной сокурсницей, которая стала его женой. Окончил техникум, и на заводе его назначили мастером, дали квартиру. Родилась дочка… и все, вроде, хорошо складывалось, но деревенские корни так и тянули его к себе. Если Алексей за два-три месяца не побывает в деревне, так вся душа изболится, он себе не находит места, становится раздражительным и может заболеть. Жена давно поняла его состояние и не запрещала этих поездок, но сама ездила с ним довольно редко.
Все эти воспоминания и мысли о прошлом бродили в его голове во время поездки на трамвае в сторону автовокзала. Ехать было минут тридцать; за окном в серой дымке дремал сонный город, рядом с ним пассажиры, похожие на засыпающих мух, вяло передвигались по салону или стояли в какой-то неестественной дреме. Было около семи утра и все кругом еще не отошли от ночных сновидений.
У входа в здание автовокзала стоял молоденький милиционер, он безразличным взглядом окинул фигуру Алексея и принялся за прерванную работу – рассматривание своих ладоней. Наверно, что-то знал о хиромантии и поэтому углубленно изучал каждую извилистую линию и складку на коже. О билетах Алексей не беспокоился, он всегда заранее их покупал. До посадки в автобус было еще минут тридцать, он походил среди притихших пассажиров, постоял около журнального ларька, изучив все рекламы и рассмотрев все фотографии артистов, Алексей пристроился на кончике железной скамьи. Нудный голос из громкоговорителя оповещал всех о прибытии и отъезде маршрутных автобусов. Недалеко от него на стене висело расписание и он, лениво шаря глазами по буквам и названиям городов и поселков, стал изучать географию путешествий. Самый далекий населенный пункт был где-то в часах пятнадцати езды. «Ничего себе, на какие огромные расстояния ездят пассажиры этих рейсов» - подумал он.
Ему надо было ехать часов восемь с остановками на междугороднем автобусе, машина была небольшого размера, туда всегда набивалось столько народу, что и повернуться на своем сиденье было практически невозможно. Вещи и всякий багаж не помещались в багажном отделении, и пассажиры втискивали их в салон. Алексей давно привык к таким поездкам и особенно не расстраивался от всяких неудобств. Правда, иногда и его терпению наступал конец, если какая-нибудь бабка, набрав огромное количество сумок, которые ей мешали не только двигаться, но и дышать, начинала соседу предъявлять претензии о том, что тот занимает часть ее законного места. От этой перебранки вся поездка, конечно, портится и приходится Алексею и всем пассажирам долго терпеть э ту сварливую особу. Устроившись на своем кресле, Алексей плотно затыкал уши, закрывал голову капюшоном из плотной теплой ткани и сразу засыпал. Он не любил, как другие пассажиры рассматривать в окно пробегающий пейзаж; за многие поездки Алексей мог легко определить, мельком  взглянув в окно, на каком километре автобус находится, и, потом, от долгого изучения убегающего пейзажа, у него начинала болеть голова. Поэтому, самое лучшее путешествие – это поездка в сонном состоянии, когда ты, то ли спишь, а может, дремлешь, а автобус мчит тебя в какую-то темную бездну. И только на коротких остановках ты выходишь из сонного состояния, что бы потом снова успокоиться в темной дреме. На последней остановке в автобусе остается немного пассажиров… почти все вышли раньше. Вот и в этот раз всего семь человек доехали до конечной станции. Выйдя из автобуса, Алексей сразу пошел в привокзальное кафе; он всегда туда заходил, что бы выпить крепкого чая и съесть пару пирожков. Пирожки он покупал только с капустой; еще с детства бабушка приучила его к этому лакомству. Конечно, в кафе  пирожки были вкусные, но сравнить их с домашними нельзя. Быстро перекусив, Алексей поспешил к кассам автовокзала; там уже стояла длинная очередь на автобусы местных направлений. Простояв минут тридцать, он приобрел билет на автобусный маршрут к своей деревни. Алексей мог, конечно, и на первом автобусе добраться до своего дома, но ему очень не хотелось идти пешком с тяжелым рюкзаком пять километров по разбитой дороге, да, еще под мелким нудным дождем. Поэтому он предпочитал доехать до областного центра, а там, на местном автобусе прикатить прямо к своему дому; от остановки пройти надо будет всего двести метров. В областном центре ему пришлось ждать целый час, за это время он сходил в магазин прикупил кое-каких продуктов. Когда он пришел на станцию, то увидел, что его автобус стоял на площадке, и около дверей столпилось человек пятнадцать пассажиров. Он пристроился в конец очереди; когда прошел в салон, свободных мест уже не было. Через двадцать минут неимоверной тряски его доставили к деревне. Алексей вышел из вонючего автобуса, пропитанного бензином, маслом и человеческим потом, глубоко вздохнул всей грудью чистым лесным воздухом, который своей силой выкинул из его тела всякую наносную городскую отраву, и сразу забыл о тяготах длительного путешествия. В деревне ничего не изменилось: та же грязная дорога, те же забитые окна в ближних домах. Соседи или редко приезжают, или забросили свое хозяйство. Алексей подошел к своему дому, осмотрел забор, который оказался сломанным в двух местах, наверно, местные бомжи искали легкого прохода к его дому. Эти «друзья» часто проверяют чужие дворы. Тащат все, что плохо лежит, особенно любят металлические изделия. Алексей весь ненужный металл раньше держал в куче за сараем, там его было килограмм на двести. Так эти приходящие санитары ухитрились утащить все, даже не оставили ни одного ржавого гвоздика. Хорошо еще, что у него забор деревянный, а не металлическая сетка, а то бы и ее сняли. В доме Алексей обнаружил еще мелкие недостатки: на крыше зияла небольшая дырка, наверно, ветром вырвало часть черепицы, одно стекло оказалось разбитым. Алексей особенно и не расстраивался по поводу этой мелочи. Он привык делать эти мелкие ремонты. Главное, дом стоит на своем месте: не сгорел, его не растащили на дрова. Пройдя по участку, он ничего плохого не увидел: деревья были целы, их кору зайцы, кабаны, лоси не обглодали. Это было уже хорошо, на его участке росли хорошие яблони, сливы. Очень было бы жаль их потерять. Несколько лет назад, то ли зайцы, а может соседские козы подчистили кору у молодых яблонь… те погибли. Поэтому у него забор по всему участку был отремонтированным. Вот и сейчас он проверил его целостность. В конце огорода, за рябинами, он увидел странное сквозное отверстие в ограждении. Как пилой было срезано часть деревянных досок: огромный кабан или лось протаранили ветхое сооружение. Сила их натиска была такова, что срезы на дереве не имели крупных изломов, а казались,  Попилиными  большой пилой. Его удивила силища лесных великанов, прошли и не заметили  преграды.
Двери дома были в полном порядке: ни кто не пытался проникнуть  внутрь. Это было удивительно: каждый год он видел следы попыток сломать их или открыть замок. А года два назад, окна на веранду разбили, и какой-то хулиган попытался влезть вовнутрь, порезался, оставил кровавые следы, куски материи от куртки. Недалеко от ворот была брошена и сама куртка; маленького размера, на ребенка двенадцати-тринадцати лет. Видимо, пьяные ребята решили позабавиться. С прошлого года Алексей изменил тактику охраны своего дома: он, как обычно, запирал все замки, которые сделал врезными, заменив навесные, их всегда срывали ломиками; развесил на окнах объявления-предупреждения, что данный объект находится под охраной такого-то отдела милиции и за грабительство его, виновные понесут наказание – два года тюрьмы. Может это и подействовало на ребят, но в этом году его хозяйство не подверглось нападению варваров.
В самом доме было холодно, сыро и неуютно, по углам комнат висела паутина, на полу виднелись следы крысиного помета. Дом, как и человек, имел свою душу – хозяина! Если нет хорошего владельца, то нет и хорошего дома. Поэтому Алексей быстро сделал поверхностную уборку, почистил помещения от грязи и паутины, затопил печь, и жилище приняло жилой вид. Тепло быстро растекалось по всем закоулкам помещений. Дом – оживал, и принимал своего хозяина.
В доме Алексея никогда не было колодца, его дед все собирался вырыть его, но все чего-то не хватало: то денег для бетонных колец, то свободного времени. Так и приходилось им ходить за водой или к соседям, или на колонку. К соседям было близко, какие-то пятьдесят метров, но там была застоялая вода, имевшая запах тины. К колонке надо пройти метров пятьсот по бугристой дороге. Алексей не стал долго думать и пошел в сарай за тележкой с бидоном. Свежая чистая вода была предпочтительней застоялой колодезной жидкости. Пройдя недалекий путь к колонке, он не встретил ни одного жителя деревни. Даже коты, которые часто любят перебегать дорогу, куда-то исчезли. Правда, от соседнего двора был слышен звук тявканья какой-то мелкой собачонки, но и он вскоре прекратился. «Странно, почти все дома дымят трубами, а народу на улице – не видно!» - подумал он. Нажав на рычаг колонки, наливая воду в большой бидон, он бесцельно водил взглядом по пустынной улице. Вдруг Алексей увидел микроавтобус, который выделывая смешные повороты, объезжая канавы и лужи, старался добраться до центра деревни. Этим центром считался магазин, от колонки он находился в метрах пятидесяти. Проехав за магазин метров двадцать, автобус остановился, на сухом возвышенном месте. Из него стали выходить степенные, хорошо одетые люди; около них суетилась молодая девица. Она что-то лепетала, часто заглядывая в лица пожилых людей. Те, не обращая на нее ни какого внимания, переговаривались между собой, показывая руками расположение каких-то линий вдалеке. «Иностранцы приехали. Наверно, немцы! Когда-то воевали здесь; вот их и потянуло посмотреть на свое прошлое, вспомнить молодость, погибших друзей! Обычная ностальгическая картина для всех пожилых людей» - подумал Алексей.
Из толпы иностранцев отделился один человек и направился в сторону Алексея; за ним быстро засеменила молодая переводчица. Подойдя к колонке, он пристально посмотрел на Алексея, как будто, что-то хотел увидеть в его лице. Потом перевел взгляд на пенящуюся воду и знаком попросил ее попробовать. Алексей тоже знаком руки предложил испить ее. Иностранец, попробовав немного воды, что-то быстро стал говорить переводчице. Та с удивлением посмотрела на немца, потом перевела взгляд на Алексея и неуверенно ему сказала: «Господин Генрих просит  разрешения посмотреть на твой дом. За беспокойство он обещает хорошо заплатить». Алексей,  имевший дело с иностранной валютой, быстро сообразил, что при помощи этого иностранца он сможет сделать хороший подарок своей жене, купив в «Березке» что-нибудь дефицитное и оригинальное. В простых магазинах хороших вещей ни когда не достанешь, а валютный магазин предлагал широкий ассортимент необычного товара. Поэтому он не задумываясь, согласился и предложил следовать за ним. Пока они пробирались по измученной дороге к дому, Алексей сказал переводчице, что этот дом является его дачей, куда он приезжает не часто, а живет он в городе с женой и дочкой. Дом этот ему достался от матери, которая недавно умерла, а построил его дед – мастер на все руки! До войны у них был небольшой домишко, но отступающие немцы его сожгли, и им пришлось жить в землянке. Он и родился в то время в ней, и вместе с бабушкой и мамой там прожили до прихода деда из Армии. Переводчица, прыгая с кочки на кочку, боясь испачкать свои импортные сапожки, все это передала важному господину, который сначала пытался тоже обходить грязные места дороги, но у него ничего не получилось. И немец отважно стал перемешивать грязь своими чистыми красивыми ботинками. Наконец они добрались до калитки, Алексей вежливо пропустил их вперед на свой двор. Иностранец  мельком посмотрел на захламленный участок и попросил разрешение познакомиться с внутренним устройством жилища. Алексей еще раз извинился в неубранности помещений, сославшись на то, что он приехал часа два назад до их прихода. В большой комнате немца заинтересовала русская печь, он похлопывал ладонями по ее мощным стенкам, заглядывал во все отверстия  и с восхищением о чем-то говорил. Переводчица сказала Алексею, что это строение спасло ему жизнь в лютую военную зиму. Потом иностранец стал рассматривать внутреннее убранство дома, погладил руками старинный самовар, посидел на самодельной кровати, долго изучал потемневшие от времени иконы и, наконец, замер у стены, где были развешены семейные фотографии. Алексей подошел к нему и стал рассказывать о каждой: это – дед и бабушка, дальше висят изображения их дальних и близких родственников, а вот фотография его и матери сразу после войны. Видно было, что эта картинка его больше всего заинтересовала. После просмотра всей семейной хроники, Генрих с улыбкой на лице спросил, почему все его родственники темноволосые и невысокие, а он светлый и рослый. Алексей охотно ответил, как говорила мать, его погибший отец имел высокий рост и русые волосы и показал фотографию парня с матерью.  Правда, есть  их школьное фото, где они были изображены еще в третьем классе, но оно в плохой сохранности, поэтому убрано в альбом. Немец закивал головой в знак согласия, потом задал через переводчицу еще несколько незначительных вопросов и пошел к выходу. Во дворе он поблагодарил Алексея за интересную экскурсию, достал большой бумажник и вытащил из него пять сотен марок. Алексей не хотел брать такую большую сумму денег, но переводчица ему сказала, что нельзя обижать иностранца. Перед уходом немец достал небольшой фотоаппарат и сфотографировался с Алексеем.

ГЛАВА 2
Пожилой баронессе фон Корф не спалось. Она лежала на огромной старинной кровати. Ее взгляд бесцельно бродил по темному пятну потолка, далее спустился вниз по стене в сторону слабого светлого пятна ночника. Его свет выхватывал на стене часть бронзовых фотографических рамок, которые располагались над ее маленьким письменным столом. Большая фотография, где она была изображена с маленькими детьми и мужем, выделялась ярким золотым блеском. Баронесса стала внимательно рассматривать эту картинку. Фотография была сделана в далекие тридцатые годы. Детям, мальчикам, исполнилось: десять – Генриху и Отто -  одиннадцать лет. Они стояли в центре, она с мужем немного сзади. Все были счастливы, радостные улыбки украшали их лица. Фотограф изобразил их на фоне старинного дома, около которого были целые заросли роз. Она всегда любила эти цветы, которые в ее саду занимали центральное место. Сейчас на дворе – семидесятые годы, много воды утекло, много произошло изменений. Ее старший сын – Отто, погиб на войне с русскими, в сорок третьем году. Лет пять назад – умер муж. Сейчас она живет вместе с младшим сыном в своем огромном старинном доме. Это все, что осталось от их родового замка. А она еще помнит и сам замок: огромные каменные стены, большую башню, рвы снаружи, заполненные тухлой водой, тяжелые толстые ворота и этот старинный красный дом.  Рядом  была  небольшая площадка и несколько хозяйственных построек. Цветов в замке не было, они росли снаружи, вдоль рва, скрывая от глаз болотистый берег. Две прошедшие войны оставили только этот кирпичный дом с небольшим садиком и красивой металлической решеткой. Позади дома, высокий деревянный забор скрывал небольшое их предприятие, где ремонтировали автомобили и делали какую-то мелочь по заказам больших заводов. Основал эти мастерские ее муж, большой любитель всякой автомобильной техники. Он и детям привил эту любовь. Сейчас этим предприятием руководит Генрих, младший сын. Семейная жизнь у него не сложилась: два раза был женат; первая жена умерла при родах, погиб и ребенок, а со второй не сошелся характером, поэтому и расстались. А баронессе так хотелось внуков! Что бы этот старинный дом заполнился детскими голосами, а не холодным звоном бронзовых часов. Но Генрих не особенно торопится исполнить ее просьбу, завести третью жену, его больше интересуют машины. Вот Отто был другим человеком, красивым высоким широкоплечим балагуром, около которого всегда было много подружек. Но Господь решил не так как хочется простым людям – он взял из этой жизни Отто, а Генриху предоставил право выбирать разные действия в жизни. Подумав так, баронесса перекрестилась, отбросила из головы всякие мысли и снова попыталась уснуть. Что ей удалось сделать только к утру.
В девять часов баронесса и ее сын всегда завтракают вместе. Этот порядок был заведен так давно, что они и не помнят иного времяпровождения. Их отцы и матери тоже по утрам и вечерам встречались вместе за обеденным столом. Генрих, красивый сухощавый мужчина, подтянутый и энергичный с аппетитом поглощал свой завтрак, когда в столовую вошла его мать. Поприветствовав ее, он продолжил заниматься своим делом. Баронесса пожаловалась ему на плохой сон, Генрих, как всегда, только кивнул головой; этим жестом говоря, что же вы хотите иметь в свои годы. Тогда она обратилась к своей прислуге – немолодой маленького роста русской женщине, которая уже тридцать лет постоянно проживала в их доме и выполняла роль кухарки, прислуги и просто приятельницы, скрашивая одиночество старой женщины. Они заговорили о погоде, о здоровье, о прошлых годах, когда все было иначе, чем сейчас. Генрих, закончив с завтраков, встал, поблагодарил прислугу и, обратившись к матери, сказал: «Мой старый приятель собирается поехать в Россию на пару недель и приглашает меня посетить места, где мы вместе воевали. Как вы думаете мне принять его предложение?» Баронесса от удивления и неожиданности застыла на полуслове в разговоре с прислугой, потом внимательно посмотрела на сына и тихо сказала: «Идея эта, конечно, не плохая. Но это так далеко! С другой стороны, ни кто из нас никогда не был на могиле Отто. Может она сохранилась, а если нет, то хоть землицы привезешь с места захоронения!»
Через восемь дней Генрих уже был в России в городе Великий Новгород. Пока его друг занимался своими делами, он с группой немцев знакомился с великим наследием старинного города. Через три дня, оформив нужные документы и заказав микроавтобус с экскурсоводом, они поехали в сторону Демянска, маленького городка, где в сорок втором году проходили тяжелые бои с русскими войсками. Там Генрих воевал около года, в этих местах погиб его старший брат. Шофер, веселый молодой парень, оказался жителем этих краев, поэтому он знал, куда надо ехать. Предупредив иностранцев, что дорога будет не из легких, часа два придется потрястись, так что удовольствия от путешествия они не получат. Микроавтобус – это не огромная машина для путешествий, в которой есть все удобства и, где можно, откинувшись на спинку кресла, лениво посматривать в окно. Два часа поездки вымотали всех иностранцев до предела: два раза останавливались для отдыха. Эта ужасная дорога, с разбитым полотном, напомнила Генриху годы войны, когда их, молодых солдат, из Новгорода везли на машинах на замену уставшим измотанным в боях немецким войскам, которые закрепились на линии Демянск – Лычково. И не было у тех сил прорываться дальше в глубину России, ближе к Москве. Немецкие войска застряли в болотах, устроились в мелких деревнях, вылавливали партизан и собирались с силами для дальнейшего наступления. Русские особенно не напирали, видимо, имели свои планы на будущие бои.
Наконец, они въехали в нужную деревню. Генрих сразу узнал это место по каменистой дороге. Она удивила его еще тридцать лет назад. Надо было додуматься какому-то помещику, что бы сделать у себя вечную дорогу. Он заставил своих крестьян, каждого у своего дома, обложить землю камнями, размером в человеческую голову. Сверху ее присыпали песком,  и получилась великолепная дорога, похожая на старые дороги Рима. Конечно, при Советской власти она претерпела некоторый урон – из ее полотна на какое-то строительство вытащили камни и там образовались ямы-лужи, которые водитель микроавтобуса, чертыхаясь и кляня все на свете, пытался проскочить или объехать. Шофера попросили остановиться в центре деревни, у какого-то холмика. Генрих вышел первым из машины. Его удивила тишина и какая-то пустота на улице. Ни одной живой души; птиц и тех не было видно. Немцы собрались в кучку и стали  переглядываться и высказывать крайнее удивление увиденному. Приятель Генриха увидел в конце улицы, на изгибе, колонку, у которой с бидоном стоял молодой мужчина, и сказал всем: «Наконец-то появился первый абориген. Генрих, иди, познакомься с ним». Генриху самому хотелось побыстрей получить ответы на волнующие его вопросы, и он решительным шагом направился в сторону колонки. Чем ближе он подходил к мужчине, в его душе появлялась какая-то непонятная тревога. В самой фигуре он почувствовал  знакомые черты: вот мужчина выпрямился и повел плечом, как бы сбрасывая с тела накопившуюся усталость, потом он машинально провел рукой по светлым густым волосам. Генрих даже приостановился, ему показалось, что это он сам стоит у колонки и набирает воду. Какой-то детский страх напал на него. Он не понимал, что произошло с ним. Подойдя поближе, Генрих увидел перед собой молодого мужчину, высокого, широкоплечего, русые волнистые  волосы и тонкие черты делали его красивым, голубые глаза приветливо смотрели на подошедшего. Внутренний голос подсказал Генриху еще раз – смотри – это же ты в молодости! Генрих молча обошел колонку, как будто изучая ее строение, а сам старался посмотреть на левое ухо мужчины; он был уверен, что увидит там, на шее, родимое темное пятно. Это пятно там присутствовало! И тогда Генриху стало все ясно – перед ним стоял его родной сын! Это родимое пятно было у его отца, брата и у него. Волнение сразу улеглось, спокойствие и теплота охватили его душу. На ломаном русском языке он спросил о церкви. Мужчина его понял и ответил на таком же ломаном языке, что их машина стоит у холма, который и есть основание бывшей церкви. Генрих поблагодарил и направился к своей группе. Его память лихорадочно работала – где, когда он смог допустить в молодости такое действие – зачать ребенка! Постепенно картина стала проясняться: в эту деревню в сорок втором году их подразделение прислали для борьбы с партизанами. Генрих и Отто служили в одном взводе и часто в ночные наряды для охраны деревни братьев посылали вместе. В один из холодных ноябрьских вечеров они патрулировали деревенские улицы. Чтобы не замерзнуть на промозглом ветру, Отто водил Генриха отогреваться в деревянную баньку, всегда натопленную для этих целей. Там всегда хранились продукты, и была припрятана бутылка самогона для «внутреннего согрева», как шутил старший брат. Выйдя из баньки, они заметили какую – то фигуру,  пробирающуюся к ближайшему дому; Генрих пошел за фигурой, а Отто зашел со стороны. Около дома они захватили человека; осветив фонариком лицо, братья увидели, что перед ними стоит, трясущаяся от страха, девчушка четырнадцати-шестнадцати лет. По правилам того времени они должны были отвести захваченного в комендатуру, для выяснения его личности. Но Отто, разгоряченный выпитым самогоном, поступил иначе: потащил девочку в баньку. Там, обыскав ее и не найдя ничего опасного, он провел обычный допрос: почему в комендантский час она находилась на улице, что ее надо сдать в руки начальства, и ее должны будут направить в концлагерь. Отто довольно сносно говорил  по-русски, и девчонка поняла, что попала в неприятную историю. С ней случился истерический припадок. Отто налил в стакан самогон и силой влил ей в рот горячую жидкость, при этом, сам не забыл подлить себе и Генриху. Через несколько минут самогон подействовал на девушку, она почти успокоилась и, сжавшись, со страхом ждала решение своей участи. Воспользовавшись своей силой, солдаты ее грубо изнасиловали, потом, сунули ей кое-какие продукты, отправили домой. Позже Генрих несколько раз видел ее на улицах деревни, но ни когда не пытался с ней заговорить. Вот и все, что память рассказала Генриху об этом случае.
Генрих попросил экскурсовода поговорить с мужчиной у колонки о посещении его дома, так как ему очень захотелось увидеть фотографии той далекой беззащитной девочки. Мужчина охотно пригласил его к себе домой, рассказал о своей семье. От него Генрих вышел с каким-то смешанным чувством – волнения, страха и тихой радости. В далекой холодной России у него есть сын, и хотя он никогда не признается ему, что он является его настоящим отцом, но все же какое-то внутреннее удовлетворение появилось в душе Генриха. Он – отец, пусть тайный, но все же настоящий отец этого русского мужчины!
Вернувшись к автобусу, он узнал, что в этой деревне была одна церковь, и она была разрушена еще в пятидесятые годы, когда русское правительство боролось с религиозными взглядами населения. На месте могилы Отто стоял покосившийся сарай, который принадлежал магазину. Сквозь выбитые доски, внутри были видны стеллажи из ящиков, рулоны бумаги и несколько пустых бочек. Генрих постоял рядом с этим строением, грустные воспоминания прошлого постепенно заполнили его душу. Его брат погиб на этой земле. Случайной его смерть не назовешь. На войне все предопределено! Русские войска прорвали оборону. Их небольшое подразделение пыталось удержаться в этой деревне. Дрались отчаянно, но силы были не равны, и им пришлось отступить. Всех погибших, а там оказался и Отто, похоронили за церковью, в лесу. Прошло тридцать лет – нет церкви, нет могилы! Все исчезло с этой земли. Генрих взял немного глинистой почвы, положил ее в спичечный коробок и убрал в дорожную сумку. Потом  прочитал молитву и пошел к автобусу.
В автобусе весь обратный путь он сидел с закрытыми глазами и думал о той несправедливости, которая окружает человека. Одна рука, сверху,  все дает, другая рука – все отнимает! Правильно сказано в Библии: «Ни с чем приходишь – ни с чем и уходишь!»