Рекурсия сна

        Веселов лежал рядом с женой и не мог уснуть. Он уже начал куда-то проваливаться, когда жена захрапела, и Веселов очнулся, слегка испугавшись. Его сердце забилось со скоростью белки в колесе. Он повернулся к жене и раскрыл глаза, чтобы оценить обстановку. Жена спала на спине. Когда Веселов повернулся к ней, храп прекратился. Но стоило ему закрыть глаза, как храп возобновился с удвоенной громкостью. Веселов медленно подсунул ладонь под спину жены, стараясь ее не разбудить, и попытался использовать ее как рычаг, чтобы развернуть на дальний от себя бок. В таком положении жена могла перестать храпеть вовсе или, по крайней мере, храпеть в противоположную от Веселова сторону, отчего храп стал бы не столь слышен. Сначала жена не реагировала, а потом, действительно, развернулась на бок, но в сторону мужа. Веселов отвернулся от жены и стиснул зубы, готовясь к бессонной ночи. И вдруг неожиданно для себя погрузился в сон.
       
        Веселову приснилось, что его, наконец, уволили со службы. Он давно гадал, как именно это произойдет. Придут ли к его столу незнакомые официально одетые бюрократы в сопровождении охранника (на случай оказания сопротивления) и попросят немедленно покинуть здание? И если он спросит, за что, они отреагируют на его притворное недоумение, – потому что в глубине души Веселов прекрасно знал причину, – ледяным молчанием. А если Веселов продолжит упорствовать со своими нелепыми вопросами, отвернутся от него, – чтобы у него не оставалось надежды войти с ними в неформальный контакт, – и четко повторят свое распоряжение. Но все произошло иначе. Пропуск, в обычные дни отпирающий турникет, утратил свои чары. Веселов не ожидал подобного поворота – точнее, его отсутствия – и больно ударился о вертушку нижней частью тела, так что верхняя чуть не перелетела кувырком на другую сторону. И когда он спросил у сидящего в проходной охранника, в чем, собственно, дело, тот ответил, что пропуск Веселова больше не действует, потому что его обладатель отныне не является сотрудником данного учреждения. Веселов вышел на улицу, испытывая странное чувство. С одной стороны, увольнение вызывало облегчение: не только оттого, что Веселову опостылела служба, но еще и потому, что он давно предчувствовал подобный исход, который, став реальностью, больше не вызывал неопределенную и оттого не прекращающуюся и изматывающую тревогу. С другой, – он чувствовал стыд. Не от увольнения как такового, но потому что ему придется объяснять причины жене и родителям и делать вид, что он не замечает их полные упрека и тревоги взгляды и не слышит горькие вздохи. Он сел на скамейку, чтобы обдумать тактику поведения по отношению к родным. Можно было утаить от них случившееся, но как долго это могло продолжаться? Ему пришлось бы рано уходить каждое утро и бесцельно слоняться по городу до вечера. На протяжении нескольких дней или, от силы, недели это могло быть занятно, но потом превратилось бы в тяжкую рутину – гораздо хуже работы. Следовало во всем признаться, чтобы оставить неприятное позади. Но от одной мысли о ежедневных упреках жены Веселову становилось не по себе. Он продолжал соображать, но поскольку ничего дельного в его голове не вырисовывалось, глаза Веселова начали слипаться. «Точно как на работе!» – успел сравнить Веселов и заснул.
       
        Веселову приснилось, что он идет по огромному универмагу. Вернее, праздно прохаживается, потому что ему здесь ничего не нужно. Он даже испытывает некоторое чувство стыда или, по меньшей мере, смущение, так как знает заранее, что ничего не купит. Веселову встречаются красивые молодые люди. Они одеты с иголочки. Что-то тревожит его. Некоторые мужчины похожи на женщин, а женщины на мужчин. Но причина не в этом. Вдруг Веселов понимает, что люди здесь напоминают манекены. Черты их лиц правильны, а мимика отсутствует. Пропорции и формы их тел безупречны, но быстро наскучивают своим однообразием. Походка механична и ритмична. Веселову становится ясно, что эти люди не только похожи на манекены. Они и есть манекены. Он заглядывает в роскошные витрины магазинов, ожидая обнаружить их покинутыми и пустыми. Но это не так: в витринах тоже стоят манекены. Но с ними что-то неладно. Веселов пристально всматривается в них. За стеклом стоят живые люди. Их лица и тела неподвижны, но время от времени невольная дрожь мускулов и едва заметные изменения позы выдают их истинную природу. Впрочем, существа по обе стороны витрин почти не отличаются друг от друга. Веселов хочет поразмыслить над значением данного феномена, но у него не получается. Его голова совершенно пуста. В ней ни одной мысли. Он продолжает озираться по сторонам, надеясь испытать какую-нибудь эмоцию: раздражение, презрение, восхищение, очарование. Но зрелище оставляет его равнодушным. Блеск магазинов с детально продуманными интерьерами не радует и не огорчает его. Вскоре тело Веселова, – как прежде его душа и ум, – становится пустым и легким, словно он космонавт в невесомости. Он опускается на один из диванов, что расставлены с регулярными интервалами для отдыха клиентов, и засыпает.
       
        Веселову снится, что он сидит в качалке на веранде загородного дома. На дворе осень. Сквозь нарядное убранство деревьев сквозит светлое серое небо. Накрапывает тихий легкий дождь. Из труб соседних домов, едва различимых в еще густой листве, медленно поднимается густой дым, щекочущий ноздри упоительно-горьким ароматом. Откуда-то из глубины дома доносится мелодичный звон посуды. Это подруга Веселова – обворожительная, веселая и мудрая, как синтез Афродиты и Афины в сосуде одного женского тела. Сейчас она выйдет на веранду к Веслову и сядет рядом с ним. А пока он пьет крепкий чай с печеньем, и ожидание не тяготит его. Нежность задумчивого осеннего дня обволакивает его. Это и есть настоящее позднее счастье, в котором спокойная радость умножается уверенностью в прочности бытия. Хотя ничего прочного в этом мире, конечно, нет. И все-таки в эту минуту, которая, кажется, продлится вечность, выстраданное счастье представляется незыблемым. Сейчас к Веселову придет она, задающая своим невидимым присутствием тон этому радостно-печальному дню. На веранде негромко играет пластинка: бархатная вышивка струнных на шероховатой канве потрескивания. Наверное, это поздний квартет Шуберта. Веселов закрывает глаза, чтобы переполняющая его гармония не выплеснулась наружу... и засыпает.
       
        Ему снится страна не исполняющихся желаний. Желания здесь возникают редко и не сбываются никогда. Веселов замечает красивую женщину и бежит за ней вслед. Но женщина исчезает, словно растворившись в воздухе. Ну, и ладно, – сразу примиряется он. Веселов назначает свидание у ратуши другой женщине. Он приходит заранее и нервно расхаживает вокруг готического здания с часами. Часы бьют назначенный срок. Веселов ждет еще пять минут и с облегчением уходит. Он чувствует голод, но рестораны закрываются у него перед носом. Тогда Веселову приходит в голову хитроумная мысль: желать наоборот. Он трет глаза, чтобы проснуться, в глубине души рассчитывая заснуть, чтобы ускользнуть из этого проклятого места. Но тут притворством никого не проведешь. Веселов действительно пробуждается.
       
        Он сидит на веранде и ждет ту, что замешкалась в глубине дома, поминутно бросая взгляды на настенные часы, с назойливым тиканьем отвоевывающие мгновения у будущего. Ему уже не терпится увидеть ее, потому что в душу закралось сомнение: а придет ли она? И она ли это вообще, хлопочущая за пределами зримого? И чем сильнее его желание увидеть ее, тем больше страх, что этого не произойдет никогда. Он уже не замечает блаженства вокруг: осеннего вечера, дыма из труб, музыки Шуберта. А звон посуды нещадно режет слух. Звон все громче, а она как будто дальше. Тревога Веселова достигает такой степени, что он просыпается.
       
        Веселов полулежит на диване в универмаге. Интересно, сколько он проспал? Его тело ломит от неудобной позы. Он встает и догадывается, что ему не мешало бы что-нибудь купить жене: сделать ей приятный сюрприз, заглаживающий какую-то смутную вину перед ней. Он заговаривает со стройным манекеном в мини-юбке. Вы не подскажете, где здесь можно найти ювелирный магазин? – спрашивает он вкрадчиво, чтобы смягчить непрошеное вторжение подчеркнутой вежливостью. Половина четвертого, – отвечает она, улыбаясь и оставляя Веселова в замешательстве. Он смотрит на запястье левой руки, но его часы стоят. Не подскажете, сколько сейчас времени? – спрашивает он у молодого человека с правильными чертами лица. Сразу за поворотом, налево, – с готовностью отвечает тот. Веселов идет в противоположную сторону, и сворачивает направо. Там действительно ювелирный магазин. Он выбирает на прилавке обручальное кольцо с бриллиантом: подарок жене, но и кому-то еще, чьего имени и наружности Веселов не знает: она словно воспоминание о мелькнувшей и исчезнувшей тени, тонкой, как звон хрусталя. Он слышит этот звон, растущий и уже напоминающий звон будильника... и просыпается на скамейке.
       
        Как ему все-таки лучше сообщить семье новость об увольнении? Может, взять на себя дополнительные обязанности по дому (например, стирку?), чтобы никто не подумал, что он сам ушел с работы ради легкой жизни. Нет, сегодня он не упомянет о случившемся. Он обдумает все завтра, на свежую голову. Веселов сладко потягивается, обрадованный отсрочкой, и ощущает в нагрудном кармане посторонний предмет. Он извлекает на свет маленький футляр, обитый темно-синим бархатом, и с опаской приоткрывает его, точно шкатулку Пандоры. Там золотое кольцо с огромным бриллиантом. Помимо футляра в кармане сложенная квитанция. Веселов разворачивает ее и видит чудовищную сумму, уплаченную им за кольцо неизвестно кому. Что за экстравагантная выходка, вдвойне нелепая в контексте увольнения? Нужно немедленно вернуть кольцо в магазин. Он смотрит на адрес в квитанции и не верит своим глазам: адрес заграничный. Но лбу Веселова выступают капли пота в размер бриллианта. От ужаса он пробуждается.
       
        Веселов лежит в кровати рядом с женой. От ерзанья с бока на бок, простыня под ним сбилась в складки. Хорошо бы встать и расправить ее. Но сил на это нет. Веселов неподвижно лежит на спине с открытыми глазами, взвинченный безуспешными попытками уснуть и парализованный отчаянием человека не способного добиться желаемого результата. Он смотрит на будильник: до рассвета еще далеко. Нужно успокоиться и заснуть. Мои веки тяжелеют, – внушает себе Веселов, – члены становятся ватными, тело расслабляется... Кажется, заклинания начинают действовать. Но что-то не дает ему покоя. Не понимая, зачем, Веселов тянется к тумбочке, открывает ящик и пытается нашарить там какую-то маленькую коробку с бархатной обивкой. Его рука наталкивается на банку с затычками для ушей. Он извлекает две и начинается скручивать их, чтобы вставить в уши. Вдруг жена всхрапывает так, что Веселов вздрагивает и просыпается.
       
        Он лежит на луге с травой в человеческий рост. Или выше. Трудно оценить высоту в горизонтальном положении. Трава перемежается с цветами, обладающими деликатностью полевых и вальяжностью садовых. Над головою Веселова мерцает зеленое небо с лиловыми облаками. В нем отсутствует солнце, но само небо излучает мягкий изумрудный свет. Где-то рядом струится ручей. А с другой стороны через траву проглядывает болото с черно-золотой водой, из которой доносятся утробные звуки какого-то земноводного. Ишь, куда его занесло! Внезапно Веселов понимает, что всегда наслаждался природой не только потому, что все живое обречено любить среду своего обитания (ибо иначе существование превратилось бы в пытку), но и оттого, что природа тесно переплетена со сказкой. Не с тем скучным и окончательным загробным миром религий или туманной нирваной, подозрительно смахивающей на небытие, но волшебной сказкой, в которой добро уравновешивается злом, а зло нуждается в добре; и где вместо движения по прямой имеет место бесконечное вращение по кругу, потому что апофеоз одной сказки перетекает в завязку другой. Веселов лежит среди травы и любуется на огромные полевые цветы и изумительно зеленое небо. Мир над головой настолько интересен и прекрасен, что Веселов встает на ноги, чтобы стать к нему ближе. И просыпается.
       
        Он стоит на мраморной плоскости без конца и края. Даже в пустыне путника не покидает надежда, что за очередным барханом откроется оазис, или пустыня закончится. Но здесь лишь ровная поверхность, покуда хватает зрения. И за его пределами, вероятно, тоже. Вокруг темнота, но мраморный пол (или площадь, или просто пространство) излучает тусклое свечение. Высоко над головой такая же ровная плоскость, но черная, едва отражающая свет, струящийся снизу. Таким образом, Веселов находится между двумя горизонтальными стенами, а стены вертикальные заменены беспредельностью, делающей движение невозможным, ибо бесполезным. Потому что это движение, – даже самое быстрое, – не смогло бы изменить местоположения Веселова. Возможно, в качестве поблажки серый мрамор пола разлинован на квадраты со стороной примерно в пол человеческого шага. Значит, Веселов все-таки может изменить свои координаты в системе отсчета отдельно взятого квадрата: встать ближе к центру или одной из сторон. Но он этого не делает. Вместо вариаций в горизонтальной плоскости, он принимает решение перемещаться в вертикальной и ложится на пол в отчаянии. Но отчаяние быстро сменяется ужасом. Веселов вскакивает, но тут пугается еще сильнее: как бы ему не проснуться от паники в еще более чудовищную реальность (или иллюзию – на этот счет у Веселова нет убеждений). Он понимает, что ему нужно успокоиться, и снова опускается на пол. Он закрывает глаза, но тут же открывает их, потому что в темноте еще страшнее. Полная неподвижность всего вокруг представляется более жуткой, чем если бы две плоскости сближались, грозя раздавить Веселова, потому что тогда он хотя бы мог рассчитывать на избавление. Нет, он никогда не сможет заснуть. Но тут к Веслову проявляют снисхождение. То ли его присутствие здесь нежелательно, к примеру, потому, что образует ложный центр у того, что не должно иметь такового, или по иной причине, но Веселов внезапно засыпает, да таким крепким сном, что проскакивает сквозь зеленое небо и высокую траву, которая лишь задевает его по щеке, оставляя на ней порез, и оказывается в постели рядом с женой.
       
         Веселов смотрит на будильник.  Будильник показывает полшестого утра. Слава богу, – думает он, – можно уже не спать. Скоро рассвет, а когда забрезжит день, бояться будет нечего. Как все-таки страшно спать: утрачивать сознание, беспомощно проваливаться в иную реальность. У Веселова зудит щека. Наверное, он поцарапал ее во время бритья. Тем лучше: так будет труднее заснуть. Жена снова начинает громко сопеть, и Веселов даже радуется этой дополнительной помехе, удерживающей его в зоне бодрствования. Радуется и расслабляется. Он поворачивается на левый бок и засыпает.

         8 Октября 2016 г. Экстон.