След на земле Кн. 2, ч. 2, гл. 41 Особисты

Глава 41  Особисты
(сокращенная версия романа)

1
        Начальник контрразведки дивизии подполковник Шапиро получил ответ на свой запрос от соединения партизанских отрядов. Там подтвердили, что оба офицера, и старший лейтенант Кобликов и капитан Ногтев, в указанный период с марта по июль 1943 года, находясь на оккупированной территории, входили в состав соединения и вели активную борьбу с немецко-фашистскими захватчиками. Старший лейтенант Кобликов воевал в составе партизанского отряда полковника Кочета, а капитан Ногтев возглавлял собственный партизанский отряд под координацией командира соединения. Оба офицера характеризовались положительно. Более того, за боевые заслуги в составе партизанского соединения они награждены боевыми орденами «Красного Знамени». В характеристиках, присланных на них, указывалось, что и тот, и другой преданы Родине и коммунистической партии, что оба храбрые и умелые командиры.
        Такие характеристики подполковника не устраивали. Ни таких характеристик он ожидал, особенно на капитана Ногтева, который ему сразу не понравился. И что теперь выходит? Выходит, что он перестарался, отстранив обоих от командования и переведя в рядовые. Теперь придется восстанавливать их и в званиях, и в должностях. А с такими характеристиками даже повышать в должностях. Шапиро испытывал крайнее раздражение по этому поводу. Ну не нравились ему эти парни. «Пропадали где-то вдали от боевых действий, за деревьями и кустами прятались, как зайцы, а их ещё героями выставляют. А этот Ногтев ещё с гонором, в бутылку лезет, о правах заявляет, сукин сын, - злился Шапиро. – Слишком высокого о себе мнения. Я ему ещё покажу, чье мнение выше».
        Шапиро повертел ответ на запрос с характеристиками и… сунул их в нижний ящик стола. «Пусть пока полежат, а мы еще присмотримся к героям». Но через неделю пришел очередной запрос из полка. Второй по счету. Командир полка интересовался, когда же закончится проверка и можно будет восстановить офицеров в должностях. Командиров не хватало, особенно таких опытных, как Ногтев и Кобликов.
        Прежде чем отвечать командиру полка Шапиро вызвал к себе уполномоченного особого отдела этого полка старшего лейтенанта Зазулю.
        - Что ты, старший лейтенант, можешь сказать мне о примкнувших к полку в конце июля бывших партизанах Ногтеве и Кобликове. Я давал тебе время присмотреться к ним, просветить нутро. А то здесь новый комполка торопится восстановить их в должностях и в званиях, ни хрена о них не зная. Как, на твой взгляд, они себя вели, что говорили, что у них внутри?
        - А вы, товарищ подполковник, вчерашнюю армейскую газету разве не читали?
        - Нет еще. Да и ничего интересного там для себя обычно не нахожу. И что там?
        - Ну, там о подвигах рядового Кобликова целых пол-полосы написано, - чуть ли не восхищенно заявил старший лейтенант.
        - Ты особо не радуйся и журналистам не доверяй. Они обычно из мухи слона делают, а наша задача на слоне муху разглядеть, - наставительно урезонил младшего коллегу Ярослав Янович. – Так что там пишут о нем?
        - После того, как по вашей рекомендации его включили в орудийный расчет 76-ти миллиметровой пушки наводчиком, он в одном бою сумел подбить три вражеских танка. Согласно положения, его тут же представили к правительственной награде. Но потом я напомнил, что он находится под проверкой и они не рискнули отсылать наградной лист. Всё-таки он под подозрением. А вдруг, шпион? Тогда они и отослали вам первый запрос. По моим наблюдениям он тоже крамольных разговоров не вел, недовольства не проявлял. С бойцами себя не выпячивает, офицерством своим не кичится. Короче, остался он без награды. А второй его подвиг вообще всех удивил, - Зазуля, было видно, что и сам находится под впечатлением, но сдерживал свои эмоции. – Когда его пушку подбили и он остался, как бы не у дел, он попросился в полковую разведку. Убедил командира, что в партизанах не раз ходил в рейды, тот и разрешил. Тем более у разведчиков случились потери. В ночь на пятое ноября начальник штаба полка поставил разведчикам боевую задачу: проникнуть в расположение противника, посмотреть, что у них делается и добыть ценного «языка». На всю операцию разведке отводилось всего два дня. И представьте, они свою задачу выполнили. Даже с лихвой. В расположение фашистов проникли, все там выведали и, как по заказу, штабного «языка» с собой прихватили, офицера связи. Трое разведчиков потащили этого «языка» в полк, а Кобликов и ещё двое отстали, чтобы прикрывать отход.  Потом они заметили, что по дороге в сторону Киева идет немецкая агитмашина. Мужики, не долго думая, ее захватили. Двух немцев и одного нашего русского предателя связали, и на машине въехали в лес. Когда стемнело, выехали из леса и вклинились почти посредине в немецкую автоколонну. Умышленно стали сдерживать ехавшие за ними машины. А потом свернули на проселочную дорогу, ведущую к расположению полка. А весь хвост этой автоколонны свернул за ними и, таким образом, тоже приехали в полк. Шестнадцать машин с оружием, боеприпасами и провиантом сами приехали к нашим. Командир полка так расчувствовался этим героическим поступком Кобликова, что снял с себя часы и подарил их ему, да при всех пообещал представить его к званию Героя Советского Союза. Особенно рад был технике. Вы же знаете, как у нас везде катастрофически не хватает транспорта, а тут целых шестнадцать исправных грузовиков, да ещё загруженных пулеметами, автоматами и патронами к ним. На двух последних, так вообще деликатесы оказались: кофе, шоколад, консервы разные и даже ящики с коньяком и шнапсом. Представляете, как полку повезло?  Ну и помимо всего прочего, в дополнение к штабному «языку» ещё тридцать пять «языков» на машинах. Вот так отличился Кобликов, товарищ подполковник. Потому комполка второй запрос к вам и сделал.
        - М-да, лихо. Ничего не скажешь. Да, собственно к Кобликову у меня особых претензий и не было. В полтавских лесах он был под присмотром Кочета, и тот дал весьма приличную на него характеристику.
        - Значит, ответ на запрос от партизан пришел? Здорово, - обрадовался Зазуля.
        - Да, вот только вчера поступил. Отзывы вполне удовлетворительные. Завтра же напишу командиру полка «добро» на восстановление Кобликова в звании, ну а должность пусть он сам ему подбирает достойную.
        - А, как в отношении связиста Ногтева, товарищ подполковник?
        - На него тоже пришел, но если Кобликов был под присмотром, то Ногтев в лесах хозяйничал сам по себе. И здесь одной характеристики недостаточно. Вот, что ты мне о нем скажешь? За это время пока был под твоим наблюдением, что удалось собрать на него?
        - Так и Ногтев тоже геройски отличился.
        - Как так? Он же рядовой связист.
        - Ну, комполка временно, захотел использовать его опыт и решил назначить его исполняющим обязанности командира взвода связи. Ногтев категорически отказывался. Можно сказать, упирался. Посчитал для себя эту должность унижением. Ну и на вас ссылался. Мол, если, вы приказали рядовым, значит, будет только рядовым, пока официально не восстановят. Тогда командир отправил его рядовым связистом во второй батальон. А  третьего ноября в бою под Киевом, батальон, если помните, попал в засаду. Комбат и начальник штаба были тяжело ранены. Замполит тоже крепко контужен. Немцы напирают. Батальону вот-вот конец будет. Тогда-то рядовой Ногтев, которого никто толком не знал, принял командование на себя. Он погасил панику, и повел людей в контратаку. И таким образом, спас положение, вывел батальон к Днепру. И что еще важно, первым форсировал реку. А батальон, следуя его примеру, закрепился на другом берегу и держался до подхода главных сил. Сами понимаете, что командир полка и начштаба высоко оценили поступок Ногтева. А замполит предлагал представить его к высокой правительственной награде.
        - Чудно получается, - саркастически усмехнулся начальник контрразведки Шапиро. – Подозреваемые в шпионаже, как минимум в измене Родине, в вашем полку котируются, как герои. Может, это все специально так представляется? Может, в натуре все было по-другому?
        - В том-то и дело, что так. Мы опросили почти всех, кого могли и все это подтверждают. Все говорят о нем почти одно и то же. К тому же…
        - Что «к тому же»? Договаривай, - ухватился за сомнительную интонацию Ярослав Янович.
        - Какой-то генерал оказался свидетелем действий Ногтева. Уже на том берегу разыскал его, похвалил, записал его фамилию к себе в блокнот и номер части. Наверное, сообщит о нем сюда, в дивизию, а то и выше. Кто знает, может, сам пошлет на него наградной лист? Говорят, такие случаи бывали.
        - Как фамилия генерала?
        - К сожалению, я узнать не мог. Бойцы, что были в батальоне на том берегу, говорят только, что был генерал, а фамилии его не знают.
        - Ладно, подождем, как будут развиваться события, но насчет Ногтева ещё повременим, понаблюдаем. Прикажут сверху восстановить, восстановим, а нет, повременим пока, - резюмировал подполковник задумчиво. - Что-то тут не складывается. Рядовой принял на себя командование батальоном. Что, в батальоне, совсем других офицеров не осталось? В ротах, во взводах не осталось офицеров?
        - Ну, он же командовал партизанским отрядом. Значит, навык остался. Может, у него в крови «командовать». А во взводах молодые лейтенанты, не нюхавшие пороху, ни рыба, ни мясо, что они могли без опыта?
        - А ты не задумывался, почему батальон попал в засаду? А не он ли, этот Ногтев, дал наводку немцам о маршруте батальона? Или немцы, ни с того, ни с сего, засады устраивают?
        - Ну, у немцев тоже разведка работает, - стал рассуждать Зазуля. – И потом, если бы Ногтев был шпион и передал немцам информацию, то почему тогда повел людей в бой и, рискуя жизнью, форсировал реку, да ещё держал оборону. Ведь там они положили больше двухсот фашистов. Эти данные подтверждены похоронной командой. И пленные потом дали показания, что засада была организована спонтанно. Шли на позицию, сделали привал, заметили нашу колонну и напали, когда батальон приблизился.
        - А, что говорит по этому поводу сам Ногтев? – продолжал морщить лоб Шапиро.
        - А никто его не спрашивал. Да и о чем спросить? Почему принял командование на себя? Как-то ни того… получается, - стушевался особист полка.
        - А ты его спроси. Найди слова. Это твоя работа. «Ни того» быть не должно. Таким, как он реверансы не нужны, - прибавил голосу строгости подполковник. – В общем, так…. Приглядись к нему получше. Расширь круг информаторов, комсорга, парторга, да всех с кем общается. Объясни, что нужно для дела. Никто не откажет. Времени мало.
        - Есть! Понял вас товарищ подполковник.

2
        Старший лейтенант Кобликов вскоре после этого разговора был восстановлен в звании и отозван отделом кадров армии в их распоряжение. С Ногтевым сложилось иначе.
        И причиной всему было то, как он повел себя при первой беседе с уполномоченным контрразведки дивизии, тогда еще майором Шапиро. Был излишне раздражителен и резок. Это поведение задело самолюбие въедливого и мстительного начальника контрразведки, и не просто вызвало антипатию к Ногтеву, но гораздо сильную неприязнь. У Шапиро возникло желание проучить строптивого капитана. «Походит в рядовых полгодика, поймет от кого и что зависит, - решил он. – Будет ему урок на будущее».
        Время шло. Подвиг рядового связиста Ногтева под Киевом, при форсировании реки Днепр, постепенно стал забываться. На фронте это естественно. Сегодня один отличился, он герой дня, завтра другой, и уже к другому внимание. Вчерашние события отходят на задний план, а позавчерашние, тем более, меркнут. Все внимание к новым подвигам, к новым героям. Тем более у газетчиков хорошо получается, чтобы сверкала новая фамилия героя. Порою, они сильно приукрашают и раздувают до подвига вполне рядовое событие.
        Вспомнили о Валерии Николаевиче Ногтеве только спустя четыре месяца после геройского поступка. Случилось это, потому что подполковника Шапиро перевели с повышением в армейскую контрразведку соседней армии, а на его место пришел новый блюститель политической преданности майор Дымов. Разбирая бумаги предшественника, он наткнулся на ту самую характеристику командования партизанского соединения, которую прислали на запрос. Ознакомившись с делом, прочитав заметку в газете о его подвиге, он  распорядился о восстановлении Ногтева в звании и должности. Но спустя месяц, проводя совещание с подчиненными уполномоченными особых отделов полков, у него состоялся разговор с капитаном Зазулей, который случайно коснулся темы повышенного внимания к Ногтеву. Зазуля, прибывший из госпиталя и встретивший капитана Ногтева в офицерском обличии был немного удивлен этому и, хотя не имел к капитану враждебных чувств, но доложил Дымову о сомнениях подполковника Шапиро.
        Майор Дымов был несколько удручен такими сведениями. «Действительно, неспроста же подполковник Шапиро тянул с этим восстановлением. Видимо были сомнения в этом Ногтеве. А что, если окажется, он был прав и Ногтев умело замаскированный предатель? Случись что, именно с Дымова спросят, почему он проявил близорукость к этому неблагонадежному элементу, который был под «колпаком» у предшественника». Тут же снова распорядился восстановить за Ногтевым слежку. Снова потребовал докладов о том, что, где и когда Ногтев говорил или делал, как ведет себя по службе, не имеет ли каких-то шифров, не подает ли подозрительные сигналы, и нет ли у него другого передатчика, как часто и надолго ли отлучается из расположения, нет ли на стороне скрытых связей. Все это он завуалировал требованиями ко всем офицерам полка, но к Ногтеву потребовал повышенного внимания с записью всей добытой информации в отдельную тетрадь с датами, временем и даже с указанием интонации, если Ногтев говорил о командирах, Советском строе, Красной Армии и Коммунистической партии. Ведь иногда интонация в голосе является лучшим показателем сущности человека.
        Подозрительность, вызванная у окружения Ногтева старшим уполномоченным особого отдела столь длительное время, стала утомлять многих. Некоторые тоже решили, что все это имеет под собой основание и стали даже провоцировать капитана на откровенные разговоры, построенные на недовольстве и критике порядков, командования и даже  Советской власти. Все эти попытки и наблюдения были пустой тратой времени, ибо никаких признаков недовольства, тем более критики, капитан Ногтев себе не позволял. Но посеянные зерна подозрительности и недоверия к человеку у некоторых «товарищей» вошли в привычку, отчего сказанное капитаном старались истолковывать по-своему, приписывая ему то, чего он не говорил и даже не думал говорить.
        Слежка эта длилась почти год, до ноября 1944 года, когда полк с боями прошел всю Белоруссию и половину Польши.
        В ноябре капитан Ногтев получил письмо от двоюродной сестры, проживавшей в небольшом городке районного значения, где проживало семейство Ногтевых. В письме родственница сообщила, что его отец, пятидесятичетырехлетний Николай Федорович Ногтев скончался от той же болезни, которой болели, а потом  умерли его братья Иван, Павел и мать Фёкла Федосеевна. Капитан понял, о какой болезни шла речь. Перечисленные его братья и мать умерли в 1933 году от голода. Двоюродная сестрица, зная о цензуре в армии, таким образом замаскировала причину смерти. Валерий Николаевич прочитав письмо, сильно расстроился.
        - Как же так? – рассуждал он вслух, негромко для себя, не стесняясь слёз. – Им столько было сделано для Родины, для партии и народного хозяйства, а они заморили его голодом. Где же справедливость?
        Этих слов, сказанных в минуту душевной депрессии, не для чужих ушей, а для себя, но услышанных одним из доброхотов, приставленных следить, было достаточно, чтобы капитана Ногтева снова разжаловали в рядовые с лишением наград и осудить на десять лет тюремного заключения по 58 статье «Измена». Его не направили в штрафную роту. Даже её он оказался недостоин, чтобы не мог искупить содеянного кровью. Его отправили на Колыму, в далекий суровый край, как опасного государственного преступника.
        А доброхотом этим явился ни кто иной, как родной брат председателя сельсовета, уморившего отца Ногтева голодом, парторг полка капитан Ратушный, который был земляком Ногтева и первым председателем, по вине которого умерли родственники начальника связи. Судьба-злодейка свела их снова вместе за тысячи верст от родимых мест.

(полную версию романа можно прочитать в книге)