В мутном небе звезды виднеются

В подвале, который пропитан запахом гнили и пота не было луча надежды, а лишь холодный мрак, осколками врезающийся в кожу.
Каменные стены, смердящие грязью и звериным страхом, давно заменили душистый запах цветов, растущих неподалеку на лугу. Теснота душила, сводя с ума. Это место - пристанище для умалишенного, а жертва - кукла в большом и безумном спектакле. В этом спектакле не было занавеса, зато были антракты. Начало было весьма пугающим для нее, интригующим, стены снова начинали впитывать страх, вызванный скрипом двери и глухим стуком подошвы ботинок: в подвал вошел он.
Начало.

Он не прикасался к ней, а лишь останавливался в паре шагов, смотрел оценивающим взглядом, будто бы мог что-то увидеть. Страх, подпитываемый неизведанностью заставлял дрожащие губы сжиматься в тонкую линию, а пальцы непроизвольно подгибаться. Девушка вздрогнула, словно ее ударило током, когда он громко поставил поднос с едой прямо перед ней. Она учуяла его запах. В отличие от этого места, он пах... приятно. Она разглядела синюю рубашку с расстегнутым воротником, а под ней белая майка, пахло это обычной стиранной одеждой, она позабыла, что такое приятный аромат и сама того не осознавая, приблизилась к нему чуть ближе, вдыхая больше, словно опиум, удерживая аромат в ноздрях и с шумом выдыхая. Девушка осеклась, когда глухую тишину прервал тихий смех. Быстро отстранившись, она отползла обратно в угол, увлекая поднос с едой с собой. Хотелось жить. До отчаяния хотелось жить. И, будучи в таких условиях, она не хотела доставить удовольствие ему, демонстрируя свою смерть. Она ела то, что он приносил. Пила воду, которую он давал, молчала, пока он молчал. Девушка была послушной собакой, которая боялась своего хозяина. Еще ее можно было назвать картиной, к которой владелец не смел прикасаться, а лишь изредка вытирал пыль. Обычная, ничем не привлекательная картина, дешевка, каких миллион. Она никогда не понимала, почему человек держит подобное у себя, если может достать лучше? Зачем он держит ее, если вокруг полно других девушек, которые с лихвой могли бы стать новыми жертвами.
- Почему я? - слова с ее губ сорвались быстрее, чем она успела подумать, стоит ли вообще это произносить.
Шуршание одежды прямо возле нее - мужчина садится рядом, облокачиваясь о стену. Рука потянулась к ней, убирая прилипшую грязную прядь волос с ее мокрого от пота лица.
- Мне просто нравится, - он сжимает губы в тонкую линию, а затем снова продолжает - смотреть, как боль и отчаяние отражается на твоем лице.
В груди девушки что-то надломилось. Ответ, словно пощечина, которая оставила ярко-алый след на щеке. Ответ, словно ураган, смел все на своем пути, оставив лишь руины.
- Что? - ее голос предательски вздрогнул, она отказывается понимать смысл сказанной фразы, пытается повторить его слова, но язык заплетается, она ощущает, как по ее телу проносится крупная дрожь, а желудок завязывается в тугой узел. Захотелось рвать.
- Ты знаешь, у других странная борьба за жизнь, - он хмурится, переводя взгляд в пол, - они швыряли еду в стену, переворачивали ее ногой, а иногда вовсе оставляли так, как есть, что еще больше удивляло меня. Они хотят выбраться, но не борются. Они хотят выжить, но не едят. Они хотят убежать, но сил нет. Ты - другая. Ты знаешь, как нужно выживать. Это делает нашу игру интересной. Это дает тебе шанс выжить, в то время как другие его упустили. Вот, почему именно ты. - он с фальшивой улыбкой переводит взгляд на нее, казалось бы, в его глазах на минуту мелькает искренность, но девушка мысленно одергивает себя, ссылаясь на сильную усталость.

В его игре нужно выживать.
Он, словно безумец, за которым не уследили врачи, желает, чтобы в этой игре жертва одержала победу, а он с интересом будет наблюдать, что она делает, как старается. И в конце концов, будет сам же убит. Безумец, вовлекший в свой мир невинного. Глухой топот ботинок теперь отдаляется от нее. Девушка бросает испуганный взгляд на исчезающий в дневном свете силуэт мужчины.
- Ну, - он оборачивается, смотря на нее с фальшивой искренностью, - еще увидимся.
Металлическая дверь с грохотом закрывается. Но щелчка замка она так и не услышала.
Антракт.

У маньяков есть свое собственное понятие о любви: отмечать жертву шрамами, которые свидетельствую о ее принадлежности насильнику. И не дай боже кто-нибудь позарится на его «любимую».  У нее шрамов не было. Грязь, сплошная грязь, но нет шрамов, нет ран. В этой игре были свои правила, и в одном из них он запрещал себе прикасаться к своей жертве до того, как она проиграет партию. Каждый проигрыш сопровождался бы адской болью, не без помощи одного из его любимых оружий. Думать об этом страшно, а проиграть - еще страшнее. Она не знала, в какой момент нужно будет бежать или выбираться отсюда, она ждала сигнала от него, но ничего не было. Все как раньше: темнота и тишина. Девушка доела еду, которую он принес и уже была готова вырвать ею. Страх отбивал все желание питаться, а боль в желудке была практически невыносимой.  Она поджала под себя ноги, обнимая руками, прижимая подбородок к коленям. В подвале было холодно, а рваная одежда, взмокшая от пота, не согревала. Она соскучилась по теплу, по солнцу, по свежему воздуху, прикрывая глаза, она мечтала о том, как выберется отсюда, как побежит со всех сил, чтобы он не смог ее догнать, как забудет это заточение, словно долгий и очень страшный кошмар, она убедит себя в этом. Как только выберется отсюда. Девушка переводит взгляд на металлическую дверь, и в ее глазах мелькает надежда. Она смотрит на нее, выжидает, когда он придет, скажет ей, что игра началась, даст сигнал, хоть какой-нибудь намек. Чувства обостряются до предела, она в очередной раз проводит языком по треснувшим губам, ей кажется, что за дверью кто-то есть.

Жертва совершенно не догадывается о том, что дверь открыта. Нужно лишь было просто подойти и проверить. Чисто из любопытства, но она не подошла. Ее глаза возгораются надеждой на спасение, она приподнимается с пола, держась дрожащей рукой за каменную стенку, дыхание сбивается, сердце начинает бешено колотиться. Секунда длинною в вечность, и она с громким выдохом падает на землю, когда ноги не в силах больше держать вес тела. Возле двери стоит он, дневной свет делает картину перед ее глазами четкой и ясной: он стоит перед ней, держа в руке нож, который сверкает в луче пробиваемого солнца. Обреченная, она забивается в угол, со страхом осознавая:

- Партия проиграна, - сообщает он, издевательски улыбаясь, делая шаг в ее сторону. Топот ботинок, шуршание одежды, а затем громкий и протяжный крик, эхом отчеканивающийся от стен; на грязный каменный пол падает пара капель крови, - моя дорогая!