О наживке и не только

Что может быть хуже на рыбалке, чем бесклёвье? Я вам скажу - закончившаяся насадка, когда идет клев. Точно. Любой подтвердит. В такие минуты самый дохлый червячок приобретает совершенно иной статус. Трепетные пальцы рыбака будут заботливо мять его до отёка, чтобы хоть в таком виде попробовать насадить малявку на крючок. Человек, мало-мальски понимающий в рыбалке, в поддержании затронутой темы отметит, что важно знать, когда, где  и на кого происходит рыбалка, а также тип используемой снасти. Это так. Кружки, удочка, финская донка, подпуска требуют особого отношения и различных наживок. Лучше всех устроились спиннингисты и нахлыстовики, избавленные от этой проблемы. Но сегодня речь не о них.
Мотыль. Мотыль - наживка универсальная. Рубиновые червячки, водруженные на мормышку, при ловкой игре способны соблазнить и окуня, и плотву и ерша.  Эту наживку с аппетитом  лопают не только обитатели природных водоёмов, но и вполне обыкновенные городские жители.  Два однокурсника, сидя в автобусе в ожидании лова,  закусили в полумраке бутербродами с «минтаевой икрой», уверенно намазав на хлеб баночку припасенного мотыля. Об ошибке узнали уже у лунки, когда рассвело. Про конфуз поведал как-то сам Игорь. Для исключения в будущем подобной ситуации, он  тогда вместо тоста  прочитал первую лекцию о мотыле и способах его нанизывания на крючок. Теперь на рыбалку все бутерброды мы готовим загодя, и при свете, а не тусклыми зимними сумерками. А любая из наших дам, прослушавших вводный курс, знает назубок, что жало крючка надо вводить во второй от головы членик.
Чепушим беленькую. Все мы часто живем привычками и стереотипами – так проще. Многие подходы опираются, на походя приобретенные знания, и тогда это называют опытом. Так, например, ежегодно приезжая на зимнюю рыбалку в Плетнево, мы привычно пользуемся  мотылем.  Мотыля старались приобрести наисвежайшего, покупая непосредственно перед отъездом. По обилию комаров, от которых приходится отбиваться всё лето, можно утверждать, что комар, а соответственно и мотыль, как таковой, не являются дефицитным в наших местах, вымирающим видом наживки. Его полно в иле каждого застойного водоёмчика, любой садовой бочки. При этом мотыля я в руках у местных любителей подледного лова не видел, хотя в мае-июне вечерний воздух буквально содрогается от звона вылупившихся из них комаров. На что ловят зимой рыбу туземцы, долгое время оставалось загадкой. Её разрешил, приобщившись к тайному знанию односельчан, тот же Гоша. Именно от него мы узнали, что «чепушить беленькую», это совсем не тоже самое, что гоношить на красненькое.  Долгими зимними вечерами мы упорно ломали целые снопы чернобыльника по плетневским пустырям и закоулкам, затем «чепушили» его стебли у Гоши на кухне, добывая из пористой сердцевины малюсеньких, как муравьиные яйца, личинок. Как-то Михайла, особо не вдаваясь в подробности, сообщил на звонок женушки, что до места добрался нормально, что вместе с Гошей сидят в машине, ждут электричку, а пока, чтобы скоротать время «чепушат беленькую». Возмущенная Светка сурово призвала к ответу: «Как же вы за руль сядете пьяные?» Науку «чепушить» жены проходили вместе с нами.
Флорентийский супчик. На ключевую рыбалку  длиной в летний отпуск наш плетневский спонсор  привозит  большое ведро отменных, смачных червей из собственного огорода. Не червяки, а загляденье – мерные, шустрые. Но даже в режиме самой жесткой экономии, при любом клеве,  ведра хватает лишь на неделю-полторы. Дальше наступает лютый червячный голод. Переключиться на другую насадку пытались не раз, но что-то мешало. К примеру, опарыш, разводимый на тухлятине, поначалу некондиционный и мелкий, чудесным образом успевал не только возмужать и окуклиться, но и разлететься по округе. Не лучше  складывалась  ситуация и с распариванием гороха. Каждый раз подгорает, стерва. Танцы с бубном, всяческие обряды у костра не спасали. Тогда непревзойденный мастер кулинарно-наживочной мысли решил изменить сам подход в целом. Варить нужно не горох, а некий «микс», смесь по-нашему. В дело пошла долежавшаяся до пыльной трухи овсянка, прогорклое, ещё с прошлого сезона пшено, нешелушеный  горох. Для усиления вкусовой привлекательности прикормки планировалось добавить жареных семечек, но в последний момент повара задушила коварная жаба – он ограничился лишь горстью налузганной шелухи. Запузырилась в кастрюле субстанция цвета детской неожиданности, забулькала. Черные лодочки подсолнечной шелухи медленно кружились в водоворотах густеющей жижи, то устремляясь вверх с пузырями, то исчезая с поверхности, увлеченные турбулентными потоками. Мы тем временем блаженствовали рядышком в тенечке, контролировали как идет процесс. Гошка тоже не бездельничал – вместе с нами пиво прохладное потягивал. 
Тут из палатки, наконец наигравшись в покер, выбрались дети. Кто в кустики побежал, кто купнуться, а Вовчик, заинтересовавшись происходящим, неосторожно замер у костра. «Что это тут у вас варится, дядя Гоша»,- спрашивает. Неназойливо так интересуется, больше для поддержания беседы. Разомлевший на солнышке от пива Гоша  внезапно встрепенулся, почувствовав рядом наивного агнца. «Видите ли, Владимир, - понёс он торжественно и очень издалека.- В древнем манускрипте нашим ученым удалось обнаружить рецепт необычайной питательности «флорентийского супчика». И для убедительности взялся помешивать варево обугленной веткой, подхваченной с песка. «Целебный омолаживающий эффект сверх всяких ожиданий! Попробуешь?» - неожиданно предложил Гоша и облизнулся. Широко распахнутыми глазами Вовчик заворожено смотрел, как поднятая со дна шелуха закружилась по поверхности. «Нет, что Вы! Мне это нельзя…», - залепетал он, пятясь от костра. Еще миг, и Вовчик бесшумно испарился. Пока мы веселились над Гошкиной импровизацией, искали пиво, чтобы поднять кружки за непревзойденного мастера разговорного жанра, суп подгорел. Так славно начавшемуся Флорентийскому дебюту было не суждено перейти в эндшпиль. И все из-за упущенных  по безалаберности мелочей.
На что клюет сом. Куда как тщательнее готовились всем волжским лагерем к поимке сома. Лов большой рыбы требовал от всех взвешенных решений и немалых усилий. Еще зимой Тёма  как-то в шутку вручил нашему любознательному другу книжку ценнейших советов на все случаи жизни. В ней разбирались абсолютно разноплановые вопросы типа «как повторно использовать перегоревшую лампочку». Брошюра также подробно объясняла, как смастерить действующий аккумулятор из сырой картошины, утыкав её гвоздями. Авторов не смущало, что для прикладной значимости необходимо пару самосвалов клубней и все их перемкнуть между собой. Там же было описаны целебные составы от мозолей и смеси для улучшения всхожести волос на лысине – не книга, а буквально кладезь околонаучной мысли. Гоша так увлекся этим занимательным чтением, что решил и в разделе рыбалки восполнить существующие пробелы. Выяснилось, что гроза пресных вод  сом  обожает уминать линючего рака, ценит мякоть пресноводных беззубок, как деликатес воспринимает  воробья, обжаренного прямо с перьями. При отсутствии воробья для соблазнения сома, по мнению авторов, годился ношенный  подпаленный валенок. В качестве жалкой альтернативы рассматривалась курочка гриль. Жарить воробьёв мы отказались сразу. Их тут, во-первых, нет, а во-вторых, рыболовным сачком их не изловить. Настолько кондового, как требовалось, пахучего валенка, на берегу тоже не нашлось. Да и с раками просто беда. Где они линяют, скидывая жмущие подросшее тело доспехи,  не известно. Пришлось ограничиться куриными окорочками и речными моллюсками. «Именно из-за неадекватной наживки сом попался мелковатый – лишь 12 кило!» - сокрушались рыбаки, настропаленные Игорем. Так ли это, уточнить нам не удалось. После неожиданной поимки сома замыло основную яму в протоке напротив лагеря, где они обитали. Поиски же другой сомовьей лежки требовали времени. Тратить на это отпуск желания не было. Любая рыбалка, подготовка к ней – не самоцель, а повод для дружеского общения. Результат важен, но вовсе не обязателен.
Окский клев. Всегда было непросто с наживкой и на Оке. На десятый день нашего островного пребывания, выбрав из навоза последних заморышей, Гошка закручинился. Вывод следовал один: «Хошь – не хошь, а хотеть надо!» «Нас спасет только экспедиция на материк в Носково! За пивом там…, лимонадом…» -  озвучил за завтраком неутешительные выводы министр рыбной ловли нашего островного государства. «Что-то червяков я там, в продаже не видела!» - засомневалась Наталья. «Село большое – должна быть ферма» - настаивал Игорь. А дальше логика Винни Пуха: «Это м-му-у-у неспроста. Если есть деревня – значит, наверняка есть коровы и ферма, где их кормят, коли их кормят, значит, должен быть и навоз… и т.д.» Одним словом, навозные черви в Носково быть просто обязаны.
Вскоре флотилия разноцветных резиновых лодок отважно устремилась через фарватер. Благодаря умелой работе гребцов через какую-то  четверть часа мы уже причаливали к высокому правому берегу. Один за другим посыпались на берег сначала мелюзга, затем их неспешные папаши и мамаши. Оставив дежурного с удочкой на берегу, пересчитавшись для порядка, принялись карабкаться на окские кручи. Выбравшись на луговину, присели отдышаться, да и замерли. Всюду, куда ни брось взгляд, россыпи ягод спелой полевой земляники. В отличие от лесной, её ягоды круглые, крупные, с плотно прилегающими чашелистиками. Мы как ненасытная безжалостная саранча налетели на сказочную полянку.  Убедившись в том, что даже таким отрядом нам с ягодами не справиться, решили пока отступить и выдвигаться дальше. Тропинка вела вдоль самого берега, от ватаги к ватаге. Так павловчане называют летние сараюшки для постоянного проживания рыбаков. Рыбу принято тут ловить исключительно крючками, на подпуска, используя в качестве наживки пропаренный горох. Ежедневный обильный улов складывают в своеобразный плавучий короб с дверцей, сколоченный из досок, где рыбу накапливают в ожидании оптовиков. Её дальнейший путь в коптильни и затем на городской рынок. Мужички за сезон зарабатывают на рыбе деньги на весь последующий год. На наш немой укор про горох: «Как же так?» Игорь дал путаное объяснение, что у них гранаты, то бишь горох не той системы и потому не подгорает.
Налюбовавшись на Оку с высот правого берега, спускаемся в обширные заливные луга. После весеннего паводка среди сочного разнотравья остались озерца. Во множестве на лугу пасутся коровы. У водоёмов буйно разрослись ивы и орешник. Полно дубов с раскидистой кроной. Но много и мертвых деревьев. Например, на склоне носковского холма погибла целая дубовая роща. Словно понурые шеренги пленных, высятся деревья, печально устремив в небо голые ветви. Гоша утверждает, что дубы погибли все разом, вымерзли в одну из лютых зим пару лет назад. Постепенно тропинка вывела нас на убогую грунтовку, взбирающуюся на холм. Дорога в село разворочена, начиная от самой воды. Раньше, в годы Советской власти в Носково существовала пристань. Ходили по расписанию «Ракеты» до Дзержинска и Мурома, причаливали небольшие суденышки с туристами из Павлово.  Об этом времени напоминают лишь искорёженные ржавые балки конструкций и разрозненные  блоки бывшего причала, заваленные щебнем и накопившимся мусором. Одним словом, разруха. Наш караван медленно-медленно втягивается в поселок. На полпути остановились напиться колодезной воды. Влага поднятая с глубины настолько холодна, что ломит зубы. Цедим не спеша. Отдышавшись, поползли еще выше по улице до старинного кирпичного здания с шелушащейся краской на фасаде и заложенными кирпичом арками окон – по виду бывшая церковь. Раз так, то это местный очаг культуры, центр так сказать. Сейчас это, вроде бы, сельский клуб или кинотеатр. Уточнить не удалось. Щербатая дверь придавлена засовом, закрытым на амбарный замок. Вывески нет. Судя по прошлогодним киноафишам, жизнь  тут остановилась не сегодня. Располагаемся в тенечке на некошенной сочной лужайке. Как хорошо! Осматриваемся. Перед нами, обеспечивая тень, как уже отмечено, церковь в анамнезе. За спиной ФАП (фельдшерско-акушерский пункт), слева магазины. Отправляем делегатов по последнему адресу. Первую порцию приобретенного пива выпиваем прямо на месте. Очень жарко. Дети дуют лимонад. Восстановив гомеостаз, контролируем диурез и еще раз заправляемся пивом, детям покупаем мороженое. По утверждению ряда опытных товарищей переносить пиво именно в себе -  оптимально. Благость остается, а лишняя влага свободно покидает организм. Теперь покупаем лимонад, хлеб, сахар и ещё пиво - оставшимся в лагере островитянам. Остается только набрать водички из колодца на спуске и всё. « Нет, не всё! - возмущается Игорь.- Вы, что забыли? Нам еще червей надо копать!» Всем нашим табором делать это не разумно. Решаем разделиться. Тёма с мамочками и всеми детьми возвращается к лодкам. Шура, Гоша и я остаемся в арьергарде копать червяков.
Провожаем взглядом товарищей и отправляемся на поиски фермы. Душным июльским полднем на улицах селения ни души. Спросить не у кого. Пробуем вновь применить логику. По пути никакого подобия фермы мы не встретили – это раз. Кроме того, в распутицу по этой скользкой глинистой круче молоко до трассы не навозишься. Значит, нам надо в другой конец села, тот, что ближе к цивилизации.  Неожиданно нам навстречу из проулка вывалились две не очень уверенно стоящие на ногах молодухи. Почему-то вспомнилась рябина, которая гнется и качается, но никак не переберётся к дубу. Не такие ли разудалые селянки навеяли этот образ поэту? Девицы замерли, даже слегка приободрились, увидев нас. «Ну что, красавицы! Где Ваши хлопцы тут червей копают?» - решительно взял быка за рога Гоша. Девки округлили свои осоловевшие и без того бессмысленные глаза, переглянулись. Помолчали и мы. «Ну, девоньки! Что про червей-то?» - не унимался Игорь. Одна из девиц, та, что казалась побойчее, икнула и выдала заплетающимся языком: «Дык, ты нам сначала налей…» «Налей, накорми, спать уложи!» - досадливо передразнил её  наш дружок. Девахи блаженно разулыбались, расценив, вероятно, это как предложение.  Следующие встреченные нами дамы были постарше, но в подобном же состоянии, и так же бессмысленны и немногословны. Похоже, тянутся с одного какого-то мероприятия. «Куры! Одно слово куры!» - шумел Игорь, возмущенный некомпетентностью собеседниц в таких стратегических вопросах  как черви.  Пробуем сообразить, что нынче за православный или светский праздник. Ничего не идет на ум.
Медленно продвигаемся вперед, тыкаясь, как телята в различные проулки. Везде дома, сады, подворья. На задах огородов в густых зарослях бузины и сирени притаились кривенькие бани. Никакого намека на ферму. Жителей тоже нет! У них, что всеносковская сиеста?
Обернулись на скрип. Одинокий велосипедист, неуверенным зигзагом катился в нашу сторону. Решили его дождаться.  На велосипеде, едва проворачивая педали, балансировал плюгавенький мужичок в застиранном кургузом сером пиджачишке и такого же вида брюках. Последние были заправлены в пыльные растоптанные кирзачи. Из ворота линялой, белой в розовую полоску рубашки, торчала загорелая кадыкастая шея. На этой шее непрочно держалась голова с редкими, сивыми волосиками. Лицо невыразительное, изрядно мятое, с лиловой сливой носа и широким беззубым ртом. Невнятные бровки, жухлые в сетке сосудов щечки, оттопыренные уши. Блеклые, словно полинявшие от времени глаза. Завершала конструкцию, давно утратившая форму, кепчонка-семиклинка, чудом удерживающаяся на затылке. Сзади велосипеда трусила, вся в репьях, неопределенного цвета лохматая собачонка. Время от времени она, не выдержав, ускорялась, беззлобно тявкала, и пыталась ухватить зубами подпрыгивающую, как блоху вилку  электрического удлинителя, волочащуюся на размотавшемся проводе в нескольких метрах за велосипедом. Дождавшись, когда мужичонка почти поравнялся с нами, Игорек пошел наперерез. Вынырнувший из глубокой хмельной задумчивости, селянин попробовал улизнуть, решительнее закрутив педали, но подвела техника. Ржавая цепь слетела с шестерни, шаркнула по спицам заднего колеса и безвольно обвисла. Чуть не свалившегося с железного коня ездока, удержал за ворот пиджака Гоша: « Погоди-ка, дядя! Не спеши!» Велосипедист от обращенной к нему речи, как-то съёжился, поник, и в обвисшем на сухоньких плечах пиджаке его стало совсем мало. Кое-как, ссыпавшись с велосипеда, мужичок подобрал провод размотавшегося удлинителя, привычно поправил слетевшую цепь, осадил на затылок кепку и замер в ожидании.
- Скажите, любезнейший, пожалуйста, где тут можно накопать червей для рыбалки, - подключился к разговору Шура.
-Чего, где? – не сразу понял сложных словесных конструкций захмелевший дяденька.
- Черви у вас тут где? Ферма с коровами? – продолжил наступление вслед за Шурой Игорь, упростив речь до минимума.
- Черви-то? Дык, на ферме!
- Ну и где это место? Не тяни, мил человек!
Убедившись, что Игорек не собирается выпускать из рук руль велосипеда,  мужик обреченно махнул рукой: «Ну, пошли». Оказалось, что нам, собственно, по пути. Ещё два-три проулка, широкий проход направо и мы на ферме. Несколько приземистых одноэтажных зданий под шиферной крышей за общим забором из деревянных жердей. Вокруг ярко зеленеет сочная трава. «Ну, все, мужик, спасибо! - стал прощаться Игорь и тут же, спохватившись, вновь его озадачил: - А вилы у вас тут есть?» Наш проводник заинтересованно обернулся: «Это зачем? Червей ковырять?» Гошка кивнул. « Ну, пошли…», - чуть доброжелательнее позвал он, и юркнул в боковые ворота ближайшего строения. Мы решительно нырнули за ним в полумрак хлева. После слепящего солнца, глаза не сразу привыкли к полумраку. Оказалось, что мы стоим на своеобразном деревянном пандусе. Скользкие, почерневшие от навоза доски матово лоснились. Справа и слева от нас, на тонкой подстилке из соломы, лежали худосочные, с выпирающим ребрами коровы. При нашем появлении они подняли головы, звякнули цепочки, и раздалось нестройное му-у-у. Как из трюма работорговца. Интересно, почему они все не на выпасе? Еще более странно в хлеву звучала разухабистая, перекрывающая прочие шумы музыка. Мы пошли на звук. В центре здания на таком же унавоженном помосте стоял длинный дощатый стол. На нем были выставлены тарелки со снедью: зеленью, какими-то салатами, вареной картошкой, было блюдо и с, нарезанной толстыми ломтями, полукопченой колбасой. В центре высилась бутыль с тонким горлышком, заткнутая скрученной газетой. «Четверть с самогоном!» - понял я по мутноватому содержимому и отчетливому запаху сивухи. Рядом со столом на полу, чуть притопленный в навозной жиже, примостился магнитофон. Из его-то хриплых динамиков и ревела музыка. В виду отсутствия розетки его подключили прямо к патрону от лампочки, свисавшему с потолка, разобрав вилку. Вокруг магнитофона в странном танце двигались бабешки. Ближайшая из них скользила по навозной слизи в белых лаковых танкетках на широком каблуке, выдавая коленца по типу фокстрота. Еще несколько дам, пригорюнились за столом. Наш проводник, по-видимому, был единственным мужичком на этом празднике жизни. Неожиданное появление свежих кавалеров вызвало оживление среди участников банкета. Оказалось, что сегодняшний кутеж - пятидесятилетие одной из доярок. Поздравив юбиляршу, категорически увернувшись от застолья, мы с вилами наперевес решительно ретировались. Любопытствующий велосипедист отправился за нами. Заглядевшись на нереально сочную зелень рядом с хлевом, Гошка решительно вонзил вилы в газон. Они неожиданно легко провалились по самую рукоять. Попытка копнуть вызвала у провожатого ехидное хихиканье.  « Думаешь, червь здесь? Хер тебе! - причитал он, от восторга и хлопал себя ладонями по ляжкам: - Ой, уморили!»  Оказалось, что зелень буйно разрослась на навозной жиже, где сухопутному червяку просто нечего делать. Вторая и третья попытки оказались также не результативны. Где же червяки? Все вокруг на многие метры оказалось заполнено навозом разной густоты и степени спелости. Есть коровы, ферма, навоз, а червяков нет!! Удостоверившись в нашей беспомощности, дядька в конце концов сжалился, и показал нам червячное место. В отдалении высились метра по три, не меньше холмы подсохшего продукта. Мы начали раскопки. Вскоре у нас было полведра шустрых навозников и здоровенных, в палец толщиной, выползков.  Гоша ликовал. Конечно это еще не Рыба, но боекомплект пополнен.  Появились потенциальные возможности, перспектива. Нас ждали увлекательные приключения и охота в поисках монстры! С чувством выполненного долга мы поспешили к нашим. Вилы, чтобы не смущать гуляющих на ферме носковцев оставили снаружи у хлева. Пятьдесят все-таки не каждый день бывает!

Что может быть хуже на рыбалке, чем бесклёвье? Я вам скажу - закончившаяся насадка, когда идет клев. Точно. Любой подтвердит. В такие минуты самый дохлый червячок приобретает совершенно иной статус. Трепетные пальцы рыбака будут заботливо мять его до отёка, чтобы хоть в таком виде попробовать насадить малявку на крючок. Человек, мало-мальски понимающий в рыбалке, в поддержании затронутой темы отметит, что важно знать, когда, где  и на кого происходит рыбалка, а также тип используемой снасти. Это так. Кружки, удочка, финская донка, подпуска требуют особого отношения и различных наживок. Лучше всех устроились спиннингисты и нахлыстовики, избавленные от этой проблемы. Но сегодня речь не о них.
Мотыль. Мотыль - наживка универсальная. Рубиновые червячки, водруженные на мормышку, при ловкой игре способны соблазнить и окуня, и плотву и ерша.  Эту наживку с аппетитом  лопают не только обитатели природных водоёмов, но и вполне обыкновенные городские жители.  Два однокурсника, сидя в автобусе в ожидании лова,  закусили в полумраке бутербродами с «минтаевой икрой», уверенно намазав на хлеб баночку припасенного мотыля. Об ошибке узнали уже у лунки, когда рассвело. Про конфуз поведал как-то сам Игорь. Для исключения в будущем подобной ситуации, он  тогда вместо тоста  прочитал первую лекцию о мотыле и способах его нанизывания на крючок. Теперь на рыбалку все бутерброды мы готовим загодя, и при свете, а не тусклыми зимними сумерками. А любая из наших дам, прослушавших вводный курс, знает назубок, что жало крючка надо вводить во второй от головы членик.
Чепушим беленькую. Все мы часто живем привычками и стереотипами – так проще. Многие подходы опираются, на походя приобретенные знания, и тогда это называют опытом. Так, например, ежегодно приезжая на зимнюю рыбалку в Плетнево, мы привычно пользуемся  мотылем.  Мотыля старались приобрести наисвежайшего, покупая непосредственно перед отъездом. По обилию комаров, от которых приходится отбиваться всё лето, можно утверждать, что комар, а соответственно и мотыль, как таковой, не являются дефицитным в наших местах, вымирающим видом наживки. Его полно в иле каждого застойного водоёмчика, любой садовой бочки. При этом мотыля я в руках у местных любителей подледного лова не видел, хотя в мае-июне вечерний воздух буквально содрогается от звона вылупившихся из них комаров. На что ловят зимой рыбу туземцы, долгое время оставалось загадкой. Её разрешил, приобщившись к тайному знанию односельчан, тот же Гоша. Именно от него мы узнали, что «чепушить беленькую», это совсем не тоже самое, что гоношить на красненькое.  Долгими зимними вечерами мы упорно ломали целые снопы чернобыльника по плетневским пустырям и закоулкам, затем «чепушили» его стебли у Гоши на кухне, добывая из пористой сердцевины малюсеньких, как муравьиные яйца, личинок. Как-то Михайла, особо не вдаваясь в подробности, сообщил на звонок женушки, что до места добрался нормально, что вместе с Гошей сидят в машине, ждут электричку, а пока, чтобы скоротать время «чепушат беленькую». Возмущенная Светка сурово призвала к ответу: «Как же вы за руль сядете пьяные?» Науку «чепушить» жены проходили вместе с нами.
Флорентийский супчик. На ключевую рыбалку  длиной в летний отпуск наш плетневский спонсор  привозит  большое ведро отменных, смачных червей из собственного огорода. Не червяки, а загляденье – мерные, шустрые. Но даже в режиме самой жесткой экономии, при любом клеве,  ведра хватает лишь на неделю-полторы. Дальше наступает лютый червячный голод. Переключиться на другую насадку пытались не раз, но что-то мешало. К примеру, опарыш, разводимый на тухлятине, поначалу некондиционный и мелкий, чудесным образом успевал не только возмужать и окуклиться, но и разлететься по округе. Не лучше  складывалась  ситуация и с распариванием гороха. Каждый раз подгорает, стерва. Танцы с бубном, всяческие обряды у костра не спасали. Тогда непревзойденный мастер кулинарно-наживочной мысли решил изменить сам подход в целом. Варить нужно не горох, а некий «микс», смесь по-нашему. В дело пошла долежавшаяся до пыльной трухи овсянка, прогорклое, ещё с прошлого сезона пшено, нешелушеный  горох. Для усиления вкусовой привлекательности прикормки планировалось добавить жареных семечек, но в последний момент повара задушила коварная жаба – он ограничился лишь горстью налузганной шелухи. Запузырилась в кастрюле субстанция цвета детской неожиданности, забулькала. Черные лодочки подсолнечной шелухи медленно кружились в водоворотах густеющей жижи, то устремляясь вверх с пузырями, то исчезая с поверхности, увлеченные турбулентными потоками. Мы тем временем блаженствовали рядышком в тенечке, контролировали как идет процесс. Гошка тоже не бездельничал – вместе с нами пиво прохладное потягивал. 
Тут из палатки, наконец наигравшись в покер, выбрались дети. Кто в кустики побежал, кто купнуться, а Вовчик, заинтересовавшись происходящим, неосторожно замер у костра. «Что это тут у вас варится, дядя Гоша»,- спрашивает. Неназойливо так интересуется, больше для поддержания беседы. Разомлевший на солнышке от пива Гоша  внезапно встрепенулся, почувствовав рядом наивного агнца. «Видите ли, Владимир, - понёс он торжественно и очень издалека.- В древнем манускрипте нашим ученым удалось обнаружить рецепт необычайной питательности «флорентийского супчика». И для убедительности взялся помешивать варево обугленной веткой, подхваченной с песка. «Целебный омолаживающий эффект сверх всяких ожиданий! Попробуешь?» - неожиданно предложил Гоша и облизнулся. Широко распахнутыми глазами Вовчик заворожено смотрел, как поднятая со дна шелуха закружилась по поверхности. «Нет, что Вы! Мне это нельзя…», - залепетал он, пятясь от костра. Еще миг, и Вовчик бесшумно испарился. Пока мы веселились над Гошкиной импровизацией, искали пиво, чтобы поднять кружки за непревзойденного мастера разговорного жанра, суп подгорел. Так славно начавшемуся Флорентийскому дебюту было не суждено перейти в эндшпиль. И все из-за упущенных  по безалаберности мелочей.
На что клюет сом. Куда как тщательнее готовились всем волжским лагерем к поимке сома. Лов большой рыбы требовал от всех взвешенных решений и немалых усилий. Еще зимой Тёма  как-то в шутку вручил нашему любознательному другу книжку ценнейших советов на все случаи жизни. В ней разбирались абсолютно разноплановые вопросы типа «как повторно использовать перегоревшую лампочку». Брошюра также подробно объясняла, как смастерить действующий аккумулятор из сырой картошины, утыкав её гвоздями. Авторов не смущало, что для прикладной значимости необходимо пару самосвалов клубней и все их перемкнуть между собой. Там же было описаны целебные составы от мозолей и смеси для улучшения всхожести волос на лысине – не книга, а буквально кладезь околонаучной мысли. Гоша так увлекся этим занимательным чтением, что решил и в разделе рыбалки восполнить существующие пробелы. Выяснилось, что гроза пресных вод  сом  обожает уминать линючего рака, ценит мякоть пресноводных беззубок, как деликатес воспринимает  воробья, обжаренного прямо с перьями. При отсутствии воробья для соблазнения сома, по мнению авторов, годился ношенный  подпаленный валенок. В качестве жалкой альтернативы рассматривалась курочка гриль. Жарить воробьёв мы отказались сразу. Их тут, во-первых, нет, а во-вторых, рыболовным сачком их не изловить. Настолько кондового, как требовалось, пахучего валенка, на берегу тоже не нашлось. Да и с раками просто беда. Где они линяют, скидывая жмущие подросшее тело доспехи,  не известно. Пришлось ограничиться куриными окорочками и речными моллюсками. «Именно из-за неадекватной наживки сом попался мелковатый – лишь 12 кило!» - сокрушались рыбаки, настропаленные Игорем. Так ли это, уточнить нам не удалось. После неожиданной поимки сома замыло основную яму в протоке напротив лагеря, где они обитали. Поиски же другой сомовьей лежки требовали времени. Тратить на это отпуск желания не было. Любая рыбалка, подготовка к ней – не самоцель, а повод для дружеского общения. Результат важен, но вовсе не обязателен.
Окский клев. Всегда было непросто с наживкой и на Оке. На десятый день нашего островного пребывания, выбрав из навоза последних заморышей, Гошка закручинился. Вывод следовал один: «Хошь – не хошь, а хотеть надо!» «Нас спасет только экспедиция на материк в Носково! За пивом там…, лимонадом…» -  озвучил за завтраком неутешительные выводы министр рыбной ловли нашего островного государства. «Что-то червяков я там, в продаже не видела!» - засомневалась Наталья. «Село большое – должна быть ферма» - настаивал Игорь. А дальше логика Винни Пуха: «Это м-му-у-у неспроста. Если есть деревня – значит, наверняка есть коровы и ферма, где их кормят, коли их кормят, значит, должен быть и навоз… и т.д.» Одним словом, навозные черви в Носково быть просто обязаны.
Вскоре флотилия разноцветных резиновых лодок отважно устремилась через фарватер. Благодаря умелой работе гребцов через какую-то  четверть часа мы уже причаливали к высокому правому берегу. Один за другим посыпались на берег сначала мелюзга, затем их неспешные папаши и мамаши. Оставив дежурного с удочкой на берегу, пересчитавшись для порядка, принялись карабкаться на окские кручи. Выбравшись на луговину, присели отдышаться, да и замерли. Всюду, куда ни брось взгляд, россыпи ягод спелой полевой земляники. В отличие от лесной, её ягоды круглые, крупные, с плотно прилегающими чашелистиками. Мы как ненасытная безжалостная саранча налетели на сказочную полянку.  Убедившись в том, что даже таким отрядом нам с ягодами не справиться, решили пока отступить и выдвигаться дальше. Тропинка вела вдоль самого берега, от ватаги к ватаге. Так павловчане называют летние сараюшки для постоянного проживания рыбаков. Рыбу принято тут ловить исключительно крючками, на подпуска, используя в качестве наживки пропаренный горох. Ежедневный обильный улов складывают в своеобразный плавучий короб с дверцей, сколоченный из досок, где рыбу накапливают в ожидании оптовиков. Её дальнейший путь в коптильни и затем на городской рынок. Мужички за сезон зарабатывают на рыбе деньги на весь последующий год. На наш немой укор про горох: «Как же так?» Игорь дал путаное объяснение, что у них гранаты, то бишь горох не той системы и потому не подгорает.
Налюбовавшись на Оку с высот правого берега, спускаемся в обширные заливные луга. После весеннего паводка среди сочного разнотравья остались озерца. Во множестве на лугу Вокруг во множестве пасутся коровы. У водоёмов буйно разрослись ивы и орешник. Полно дубов с раскидистой кроной. Но много и мертвых деревьев. Например, на склоне носковского холма погибла целая дубовая роща. Словно понурые шеренги пленных, высятся деревья, печально устремив в небо голые ветви. Гоша утверждает, что дубы погибли все разом, вымерзли в одну из лютых зим пару лет назад. Постепенно тропинка вывела нас на убогую грунтовку, взбирающуюся на холм. Дорога в село разворочена, начиная с самого берега. Раньше, в годы Советской власти в Носково существовала пристань. Ходили по расписанию «Ракеты» до Дзержинска и Мурома, причаливали небольшие суденышки с туристами из Павлово.  Об этом времени напоминают лишь искорёженные ржавые балки конструкций и разрозненные  блоки бывшего причала, заваленные щебнем и накопившимся мусором. Одним словом, разруха. Наш караван медленно-медленно втягивается в поселок. На полпути остановились напиться колодезной воды. Влага поднятая с глубины настолько холодна, что ломит зубы. Цедим не спеша. Отдышавшись, поползли еще выше по улице до старинного кирпичного здания с шелушащейся краской на фасаде и заложенными кирпичом арками окон – по виду бывшая церковь. Раз так, то это местный очаг культуры, центр так сказать. Сейчас это, вроде бы, сельский клуб или кинотеатр. Уточнить не удалось. Щербатая дверь придавлена засовом, закрытым на амбарный замок. Вывески нет. Судя по прошлогодним киноафишам, жизнь  тут остановилась не сегодня. Располагаемся в тенечке на некошенной сочной лужайке. Как хорошо! Осматриваемся. Перед нами, обеспечивая тень, как уже отмечено, церковь в анамнезе. За спиной ФАП (фельдшерско-акушерский пункт), слева магазины. Отправляем делегатов по последнему адресу. Первую порцию приобретенного пива выпиваем прямо на месте. Очень жарко. Дети дуют лимонад. Восстановив гомеостаз, контролируем диурез и еще раз заправляемся пивом, детям покупаем мороженое. По утверждению ряда опытных товарищей переносить пиво именно в себе -  оптимально. Благость остается, а лишняя влага свободно покидает организм. Теперь покупаем лимонад, хлеб, сахар и ещё пиво - оставшимся в лагере островитянам. Остается только набрать водички из колодца на спуске и всё. « Нет, не всё! - возмущается Игорь.- Вы, что забыли? Нам еще червей надо копать!» Всем нашим табором делать это не разумно. Решаем разделиться. Тёма с мамочками и всеми детьми возвращается к лодкам. Шура, Гоша и я остаемся в арьергарде копать червяков.
Провожаем взглядом товарищей и отправляемся на поиски фермы. Душным июльским полднем на улицах селения ни души. Спросить не у кого. Пробуем вновь применить логику. По пути никакого подобия фермы мы не встретили – это раз. Кроме того, в распутицу по этой скользкой глинистой круче молоко до трассы не навозишься. Значит, нам надо в другой конец села, тот, что ближе к цивилизации.  Неожиданно нам навстречу из проулка вывалились две не очень уверенно стоящие на ногах молодухи. Почему-то вспомнилась рябина, которая гнется и качается, но никак не переберётся к дубу. Не такие ли разудалые селянки навеяли этот образ поэту? Девицы замерли, даже слегка приободрились, увидев нас. «Ну что, красавицы! Где Ваши хлопцы тут червей копают?» - решительно взял быка за рога Гоша. Девки округлили свои осоловевшие и без того бессмысленные глаза, переглянулись. Помолчали и мы. «Ну, девоньки! Что про червей-то?» - не унимался Игорь. Одна из девиц, та, что казалась побойчее, икнула и выдала заплетающимся языком: «Дык, ты нам сначала налей…» «Налей, накорми, спать уложи!» - досадливо передразнил её  наш дружок. Девахи блаженно разулыбались, расценив, вероятно, это как предложение.  Следующие встреченные нами дамы были постарше, но в подобном же состоянии, и так же бессмысленны и немногословны. Похоже, тянутся с одного какого-то мероприятия. «Куры! Одно слово куры!» - шумел Игорь, возмущенный некомпетентностью собеседниц в таких стратегических вопросах  как черви.  Пробуем сообразить, что нынче за православный или светский праздник. Ничего не идет на ум.
Медленно продвигаемся вперед, тыкаясь, как телята в различные проулки. Везде дома, сады, подворья. На задах огородов в густых зарослях бузины и сирени притаились кривенькие бани. Никакого намека на ферму. Жителей тоже нет! У них, что всеносковская сиеста?
Обернулись на скрип. Одинокий велосипедист, неуверенным зигзагом катился в нашу сторону. Решили его дождаться.  На велосипеде, едва проворачивая педали, балансировал плюгавенький мужичок в застиранном кургузом сером пиджачишке и такого же вида брюках. Последние были заправлены в пыльные растоптанные кирзачи. Из ворота линялой, белой в розовую полоску рубашки, торчала загорелая кадыкастая шея. На этой шее непрочно держалась голова с редкими, сивыми волосиками. Лицо невыразительное, изрядно мятое, с лиловой сливой носа и широким беззубым ртом. Невнятные бровки, жухлые в сетке сосудов щечки, оттопыренные уши. Блеклые, словно полинявшие от времени глаза. Завершала конструкцию, давно утратившая форму, кепчонка-семиклинка, чудом удерживающаяся на затылке. Сзади велосипеда трусила, вся в репьях, неопределенного цвета лохматая собачонка. Время от времени она, не выдержав, ускорялась, беззлобно тявкала, и пыталась ухватить зубами подпрыгивающую, как блоху вилку  электрического удлинителя, волочащуюся на размотавшемся проводе в нескольких метрах за велосипедом. Дождавшись, когда мужичонка почти поравнялся с нами, Игорек пошел наперерез. Вынырнувший из глубокой хмельной задумчивости, селянин попробовал улизнуть, решительнее закрутив педали, но подвела техника. Ржавая цепь слетела с шестерни, шаркнула по спицам заднего колеса и безвольно обвисла. Чуть не свалившегося с железного коня ездока, удержал за ворот пиджака Гоша: « Погоди-ка, дядя! Не спеши!» Велосипедист от обращенной к нему речи, как-то съёжился, поник, и в обвисшем на сухоньких плечах пиджаке его стало совсем мало. Кое-как, ссыпавшись с велосипеда, мужичок подобрал провод размотавшегося удлинителя, привычно поправил слетевшую цепь, осадил на затылок кепку и замер в ожидании.
- Скажите, любезнейший, пожалуйста, где тут можно накопать червей для рыбалки, - подключился к разговору Шура.
-Чего, где? – не сразу понял сложных словесных конструкций захмелевший дяденька.
- Черви у вас тут где? Ферма с коровами? – продолжил наступление вслед за Шурой Игорь, упростив речь до минимума.
- Черви-то? Дык, на ферме!
- Ну и где это место? Не тяни, мил человек!
Убедившись, что Игорек не собирается выпускать из рук руль велосипеда,  мужик обреченно махнул рукой: «Ну, пошли». Оказалось, что нам, собственно, по пути. Ещё два-три проулка, широкий проход направо и мы на ферме. Несколько приземистых одноэтажных зданий под шиферной крышей за общим забором из деревянных жердей. Вокруг ярко зеленеет сочная трава. «Ну, все, мужик, спасибо! - стал прощаться Игорь и тут же, спохватившись, вновь его озадачил: - А вилы у вас тут есть?» Наш проводник заинтересованно обернулся: «Это зачем? Червей ковырять?» Гошка кивнул. « Ну, пошли…», - чуть доброжелательнее позвал он, и юркнул в боковые ворота ближайшего строения. Мы решительно нырнули за ним в полумрак хлева. После слепящего солнца, глаза не сразу привыкли к полумраку. Оказалось, что мы стоим на своеобразном деревянном пандусе. Скользкие, почерневшие от навоза доски матово лоснились. Справа и слева от нас, на тонкой подстилке из соломы, лежали худосочные, с выпирающим ребрами коровы. При нашем появлении они подняли головы, звякнули цепочки, и раздалось нестройное му-у-у. Как из трюма работорговца. Интересно, почему они все не на выпасе? Еще более странно в хлеву звучала разухабистая, перекрывающая прочие шумы музыка. Мы пошли на звук. В центре здания на таком же унавоженном помосте стоял длинный дощатый стол. На нем были выставлены тарелки со снедью: зеленью, какими-то салатами, вареной картошкой, было блюдо и с, нарезанной толстыми ломтями, полукопченой колбасой. В центре высилась бутыль с тонким горлышком, заткнутая скрученной газетой. «Четверть с самогоном!» - понял я по мутноватому содержимому и отчетливому запаху сивухи. Рядом со столом на полу, чуть притопленный в навозной жиже, примостился магнитофон. Из его-то хриплых динамиков и ревела музыка. В виду отсутствия розетки его подключили прямо к патрону от лампочки, свисавшему с потолка, разобрав вилку. Вокруг магнитофона в странном танце двигались бабешки. Ближайшая из них скользила по навозной слизи в белых лаковых танкетках на широком каблуке, выдавая коленца по типу фокстрота. Еще несколько дам, пригорюнились за столом. Наш проводник, по-видимому, был единственным мужичком на этом празднике жизни. Неожиданное появление свежих кавалеров вызвало оживление среди участников банкета. Оказалось, что сегодняшний кутеж - пятидесятилетие одной из доярок. Поздравив юбиляршу, категорически увернувшись от застолья, мы с вилами наперевес решительно ретировались. Любопытствующий велосипедист отправился за нами. Заглядевшись на нереально сочную зелень рядом с хлевом, Гошка решительно вонзил вилы в газон. Они неожиданно легко провалились по самую рукоять. Попытка копнуть вызвала у провожатого ехидное хихиканье.  « Думаешь, червь здесь? Хер тебе! - причитал он, от восторга и хлопал себя ладонями по ляжкам: - Ой, уморили!»  Оказалось, что зелень буйно разрослась на навозной жиже, где сухопутному червяку просто нечего делать. Вторая и третья попытки оказались также не результативны. Где же червяки? Все вокруг на многие метры оказалось заполнено навозом разной густоты и степени спелости. Есть коровы, ферма, навоз, а червяков нет!! Удостоверившись в нашей беспомощности, дядька в конце концов сжалился, и показал нам червячное место. В отдалении высились метра по три, не меньше холмы подсохшего продукта. Мы начали раскопки. Вскоре у нас было полведра шустрых навозников и здоровенных, в палец толщиной, выползков.  Гоша ликовал. Конечно это еще не Рыба, но боекомплект пополнен.  Появились потенциальные возможности, перспектива. Нас ждали увлекательные приключения и охота в поисках монстры! С чувством выполненного долга мы поспешили к нашим. Вилы, чтобы не смущать гуляющих на ферме носковцев оставили снаружи у хлева. Пятьдесят все-таки не каждый день бывает!