Часть I. Глава первая. Сны Клавдии

ПЕСНИ   УЛЕТАЮЩИХ  ЛУН


Сказание  о   снах.



ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ.
            


Смотри: Повелитель Снов
ногами встал на излуки!

            Книга Толкователя Птиц





ГЛАВА  ПЕРВАЯ. СНЫ  КЛАВДИИ.



1.

Под проколотым звонницами синим небом дремлет в своих берегах река; качая упавшие листья ив и отражения облаков, моет тихую землю…

Имя реки - УжЕнь; неторопливо несет она свои воды с востока на запад, и плакучая ива касается ее глади распущенною косою. По утрам пряди согбенного дерева тонут в густом тумане, а по ночам над ними немые вспыхивают зарницы, отражаясь в быстрине, падают с неба звезды, и до рассвета на одном берегу реки, в темных чащобах леса, наперебой насвистывают соловьи, на другом ее берегу хищными воплями оглашает окрестности сыч, - а между двумя сторонами, точно во сне, тянется желтою рябью стежка лунного света…



2.

Однажды ночью, в конце июня, где-то вдали за Уженью, над которой всходили и, задевая за лесные верхушки, уплывали на запад тучи, родился неясный гул. Гул этот, робкий вначале, неумолимо крепчал, приближался к уснувшему на речном берегу местечку, и вот уже показалось: злобный змей-василиск летит по черному, в звездах, небу добывать Царицу-Луну, тянет к ней свои железные когти.

Луна вздрогнула; вслушиваясь, наклонилась в сторону шума, - когда хищный грохот поплыл над уже оглушенным местечком, заметалась между хатами и заборами. В последний момент наткнулась на незакрытые ставни, прыгнула в чье-то оконце.

Луна-то прыгнула - змей не успел: чуть не сломав ветку яблони и до смерти напугав проснувшихся кур, грохот рухнул на крышу.

От удара задрожал старый дом, где на убогой, обитой полуистлевшим сукном тахте спала старуха.

Старуха открыла глаза.




В хате было совсем темно, только луна, прячась от уже затихающего вдали самолета, липла к облупленной, с выступами глины, стене.

Клавдии Высатинской этой ночью снились кошмары, и она была даже рада, что ее разбудили. Спать уже не хотелось.

Покряхтывая, она поднялась с постели.

В комнате помимо луны и старухи никого не было. Бурый фанерный шкаф с треснувшей дверцей, сваленные у печи чугуны, доски пола с присохшей картофельной кожурой - все, что выглядывало из темноты, говорило о запустении и упадке.

В этом доме старуха жила с самого своего замужества, - в то время хата была ухоженной и богатой, часто слышался в ней смех. Потом осиротевший дом начал ветшать и захламляться, а сама Клавдия уже не снимала черных одежд, так что не одно уже поколение детей дразнило ее ведьмой.

Она и сейчас надела черные платье, платок и свиту; гонимая внезапно нахлынувшими воспоминаниями и тоской, вышла из дома в ночь. Так она поступала всегда во время бессонницы: прогулки, если и не спасали от горьких мыслей, то все-таки чуть успокаивали опустошенную горем душу.

Но, ох, не по-доброму сегодня моргнули Клавдии звезды июньской ночи…

Выплыв во двор из сада, дохнула в лицо старухи гнилая сырость: это над спящим местечком поднимался туман, он предвещал духоту и зной еще не родившемуся за Уженью дню. Оттуда-то, с луговин заречья, словно прося о помощи, с пугающей силой крикнули перепела. Сразу же с двух сторон: со стороны православной церкви и с верхних окраин местечка - отозвались на их крик совы. Жуткий ночной концерт продолжили зов коростеля и клекот ворона, громче и злее всех крикнула за рекой неясыть, - казалось, никто из птиц не спал этой ночью, и каждая, пытаясь предупредить местечко о чем-то страшном, хотела перекричать подругу…

И вот также внезапно, как началось, все стихло, лишь, выпуская старуху, пискнула слабо калитка, и они двинулись по местечку вместе: одетое в черное старая женщина и луна.


Последняя, впрочем, остановилась вдруг и опять задрожала всем своим хрупким телом: с восточной стороны неба приближался неумолимо гул нового самолета…





Уже умолк вдали гул пятого или шестого пролетевшего самолета, уже продолжившие свой путь старуха и перепуганная луна почти сделали по околицам полный круг, когда настала очередь Клавдии остановиться и со страхом уставиться на черные скаты крыш. Старая, лет пятнадцать назад появившаяся и, казалось, тогда же излеченная болезнь, как видно, опять возвращалась к ней.

Лет пятнадцать назад Клавдия Высатинская впервые обнаружила у себя странный и совершенно неожиданный дар: умение видеть чужие сны. Однажды ночью, проходя мимо дома самого важного человека в местечке, чекиста Якова Шейниса, она увидела с расстоянья в десять шагов, как во двор к нему заходит очевидно знакомая ей женщина. Клавдия пригляделась и ахнула: женщиной этой была недавно умершая жена Шейниса, тридцатипятилетняя красавица Геня. Высатинская, испытав в ту ночь неописуемый шок, долго болела и бредила, денно и нощно дежурила у ее постели соседка Мария Тасевич - и все-таки выходила. Однако через пару недель после выздоровления, не выдержав мук бессонницы, Клавдия снова отправилась на прогулку - и снова увидела заходящую в хату Геню.

Только через три месяца, когда Яков оставил на несколько дней местечко и ночные визиты Гени немедленно прекратились, Клавдия поняла, что умершая женщина снилась своему мужу, - человеку, известному всей округе небывалой жестокостью и случавшимися во время запоев приступами безумия.

Высатинская так и не справилась с гремучей смесью бессонницы, любопытства и ужаса, гнавшей ее по ночам из дома. Вскоре она уже знала, что хромому Меиру в нижнем местечке снится уехавший в Палестину брат, старой полячке Еве - шумная польская свадьба, а сыну Якова Шейниса, калеке от рожденья Семену - бегущие табуном серебристого цвета кони. Каждый раз после встречи с чужими снами у Клавдии болело сердце, расшатанные до предела нервы не давали заснуть, - и опять непобедимая сила толкала ее на улицу.

Измученная, она вспомнила ходившие в их семье рассказы о том, что прабабка ее была настоящей ведьмой - как видно, не за одну лишь одежду дали и ей в местечке такое прозвище! - и, решив, что виденья эти - наследственные, отправилась в Акапонь, где была еще не закрытая властями православная церковь. Священник отец Антоний был первым на земле человеком, которому Клавдия поведала о своих злоключениях. После недели поста и упорных молитв она причастилась Святых Тайн, замирая от взгляда держащего Чашу  отца Антония, ласково-строгих ликов святых и негромкого волнующего пения прихожан.

Сразу после причастия видения прекратились. Клавдия стала быстрее засыпать по ночам, ей уже реже снились кошмары, - и только по-прежнему не давала покоя боль под левою грудью, и иногда, проснувшись в поту, она долго лежала, держась рукою за сердце.

Теперь же все начиналось заново.

Прыгая с крыши на крышу, прямо по направленью к старухе бежал невысокий и узкоплечий мужчина, он поминутно оглядывался назад, лицо его кривилось от ужаса. Громадные лохматые лапы показались из-за кирпичной трубы, потом появились плоский звериный лоб и раскрытая пасть с клыками…
Мужчина разодрал рот в неслышимом крике и, спрыгнув с крыши, кинулся за сараи; тут же лапа и морда зверя исчезли. Старуха узнала: маленький человек этот был работник сельпо Степка Малюго; и наяву-то не отличавшийся особенной храбростью, он и во сне, как оказалось, все от кого-то бегал.
 
Минут пять Клавдия не двигалась с места, беспомощно глядя по сторонам. Наконец, решила, что надо как можно скорее рассказать обо всем акапоньскому батюшке, - и это решение придало ей силы. Наклонив голову и стараясь ни о чем больше не думать, Высатинская поспешно двинулась к дому.




Возле колодца стояли, прижавшись друг к другу двое. Первой была Ирка, младшая дочь перебравшегося в Москву Якова Шейниса, рядом неместный, незнакомый Клавдии парень. Ирка, что-то шепча, положила руки парню на плечи, но, увидев проходившую мимо Высатинскую, тут же отдернула их и замолчала.

Уже повернув за угол, Клавдия услышала взволнованный и злой Иркин голос:

-Ну и ночка сегодня! Самолеты разлетались, как будто случилось что, птицы орут, как очумевшие, - а теперь еще этой бабке не спится! У нас ее ведьмою называют: ходит всегда во всем черном, как будто и впрямь колдунья. Не к добру она мимо нас прошла!

Парень в ответ рассмеялся.И снова послышался взволнованный голос девушки:

-Ося, мне почему-то так страшно…

Дальше старуха не слышала: за щербатым низеньким частоколом, очевидно, разбуженный ее шагами, истошно заорал и захлопал крыльями чей-то петух, тут же, точно очнувшись, за речкой опять поднял крик невидимый перепел. Клавдия вздрогнула; еще ускорив шаги, заспешила домой.

-Мне и самой страшно… - тихо прошептала она.

…А над местечком уже поднималось утро; таинственно шевелились в его садах огромные тени. В заречьи то умолокали, то снова дробно кричали перепела. За польским костелом постепенно длиннела дорога: утренний сумрак уже с трудом закрывал ее уводящую в небо ленту.

Усталая и растревоженная прогулкой, Клавдия подошла к хате; ее рука, потянувшаяся было к завертке, задрожала и вцепилась в скрипнувшую калитку.

-О Господи… - прошептала Высатинская придушенным шепотом.

Из приоткрытых ставней старухиной хаты, неяркий, струился свет.

Привалившись к калитке, Клавдия смотрела на свои окна широко открытыми от страха глазами. Она помнила наверняка, что, выходя из дома, не зажигала ни свечей, ни керосиновой лампы… Что же все это могло значить?

Ужасом сдавило в груди больное старушечье сердце: Клавдия вдруг отчетливо поняла, что она еще один раз просыпалась сегодня ночью. Ей показалось, что в сенях скрипнула дверь и раздались чьи-то шаги, потом склонились над ней знакомые лица… Нет, это она уже снова заснула. Дальше все путалось, начинались кошмарные сновидения, - но эти скрип и шаги…

Едва дыша, старуха открыла калитку и, подобравшись к окну, встала на цыпочки. Несколько секунд всматривалась, застыв… потом из ее груди вырвался жалкий стон. Старуха отодрала голову от окна, попыталась и не смогла от дрожи перекреститься. Нетвердым шагом, точно слепая, вытянув руки перед собой, двинулась обратно на улицу.

-Господи, что же это… Господи, Господи, Господи…




-Маня, Маня!.. Господи…

В окно Тасевичей забарабанили часто и сильно.

-Ктой-то? - Мария Тасевич, в одной сорочке, подбежала к окну, с удивлением узнала соседку. Муж Марии, Супрон, уже стоял за спиной жены.

-Клава, да что с тобой? - Мария отворила окно. - Что случилось-то?

Высатинская задыхалась, глаза ее были широко раскрыты.

-Маня, Господи, там!.. Там, у меня в доме, Господи!!!

-Что, что там!? - перебивая, сама не на шутку испуганная, закричала Мария.

Клавдия вдруг оборвала свои всхлипыванья на полуслове. Зевнув, одной рукой она схватилась за сердце; бессильно скользя по стене другой, сползла на землю.

-Царица Небесная! - Мария схватила с табурета халат, на ходу застегиваясь, выскочила во двор. Супрон с топором в руке выскочил следом; не останавливаясь, побежал к дому соседки.

Клавдия лежала спиной в крапиве и смотрела на небо. Она была мертва. Луны уже не было: грубо разрушив приснившуюся сказку, над просыпающимся местечком висел самолетный гул.

Минут через десять вернулся раздосадованный Супрон: он не нашел в доме Клавдии ничего, что могло бы ее напугать. А днем по радио объявили, что началась война.