Экзамен без шпаргалки. Глава 2. 1946 - 1950 годы

Война отгремела. Мама решает, что она во что бы то ни стало должна исполнить желание папы, и везёт меня в Москву «учить на профессора». Утром поезд остановился на большой станции, и я с чайником побежала за кипятком. На станции царило праздничное оживление, солдаты возвращались домой. Весёлые молодые голоса, смех и песни неслись из теплушек. Мне пришлось бежать вдоль длинного, озорного, ликующего состава.
И он шутил надо мной, одаривал воздушными поцелуями и самыми невероятными подарками. Руки у меня уже были полны платков, коробочек и пузырьков, когда передо мной возник рыжий вихрастый парень с охапкой тетрадей. Я, как вкопанная, остановилась перед ним. «Ты чего?» - спросил он. «Тетради», - прошептала я вожделенно. «Тебе нужны? Бери!»
Я опускаю на шпалы свои пёстрые дары, забираю тетради и, счастливая, бегу к своему вагону.
Синенький скромный платочек, - летит вдогонку.

Москва встретила меня не слишком приветливо. Мы поселилась у маминых родственников в Сокольниках. На следующий день я пошла в ближайшую школу. Еле-еле нашла к кому обратиться. Пышная, явно мечтающая об отпуске дама, вяло взяла мой табель.
- Приходи первого сентября. Только учти, мы не сможем взять тебя в шестой класс, ты же училась в провинции, тебе придётся ещё год просидеть в пятом. - Я в недоумении смотрю на неё.
- Но я же отличница.
- У нас такое правило.

Первого сентября я прихожу в школу, нахожу шестой класс, пустое место за партой и сажусь. Занятия начинаются с проверки присутствующих, и, конечно, выясняется, что моя фамилия в журнале отсутствует. Учительница с удивлением смотрит на меня. Я рассказываю летнюю историю и говорю, что отсюда никуда не уйду. «И правильно сделаешь, - говорит Лидия Семёновна, - я классный руководитель вашего класса и в обиду тебя никому не дам. Но ты обещаешь хорошо учиться?» «Честное пионерское», - отвечаю я.

С Лидией Семёновной мы подружились. Я не подвела её и училась на пятерки. Она часто приглашала меня в гости. Жила она рядом со школой, и если что-либо забывала дома, то просила меня на перемене сбегать к себе домой. У неё были редкой красоты комнатные растения. Особенно меня привлекали старинные учебники и прекрасно иллюстрированные учебные пособия по ботанике. Там, в одноэтажном деревянном домике у метро «Сокольники», началось моё увлечение ботаникой.

***
Когда я заканчивала седьмой класс, произошла трагедия. Мама погибла. У меня остались земля под ногами и небо над головой. «Учиться на профессора» дальше надо было самой. С пятёрочным аттестатом я могла без экзаменов поступить в любой техникум. Я обошла все техникумы Москвы и нашла самый для меня подходящий - фармацевтический. Называлось это заведение Московская фармацевтическая школа. Во-первых, я не хотела стать «техническим профессором», во-вторых, учиться в фармацевтическом техникуме нужно было три года, а не четыре, как во всех других, и главное - стипендия была довольно большой, поскольку студенты через день работали в аптеках.

Мне действительно хватало стипендии на жизнь. Но я знала, что в институте она будет значительно меньше, и приняла решение - надо зарабатывать. С двумя ребятами из моей группы мы стали по ночам разгружать вагоны на Ярославском вокзале.
Строго по расписанию в Москву приходит ночь. Я в костюме Гавроша бодро таскаю ящики. Ко мне подходит дядя Петя. «Иди, поспи» - шепчет он. «Нехорошо, дядя Петя, все ребята работают». «Так они меня и послали, говорят, груз сегодня тяжёлый».

В каморке у дяди Пети пахнет свежими мётлами. Я ложусь на роскошное ложе из тех самых мётел, покрытых телогрейкой и новым брезентом. «Только ты разбуди меня через час. Не позже!» Дядя Петя будит меня, наливает в железную кружку кипяток, кладёт большой кусок колотого сахара, достает французскую булку с хрустящей корочкой, садится напротив и, подперев рукой морщинистую щеку, смотрит на меня. «Почему ты всегда меня, жалеешь? - спрашиваю я его, - ведь я тебе никто!» «Я не жалею, а уважаю. Вот я, когда был таким же молодым и таким же голодным, пришёл на этот вокзал из Монино, и остался вокзальной крысой на всю жизнь. А ты на фармацевта учишься! Мне бы дочку такую, как ты. Да не послал мне Бог детей».

Мы выходим на перрон. Небо уже зарумянилось. Жгучий вокзальный воздух бодрит меня. Изрядно потрудившиеся ребята отдыхают, сидя на ящиках. Они тоже уважают меня, ведь я все напролёт трудовые наши ночи твержу им: «учиться, учиться и учиться». Все они после окончания фармшколы поступают в вузы.


На ночном вокзальном перроне своя жизнь. В ней много романтики и много опасности. Трёхлетняя романтика привела к тяжёлой болезни, которая случилась сразу после окончания техникума.

На выпускном вечере я хотела быть красавицей. Для этого мне не хватало туфель. Я побежала в ЦУМ. Он встретил меня полками, заставленными полу-женскими, полу-мужскими полуботинками. Петровка тоже ничем не порадовала, и я отправилась по Кузнецкому Мосту на Сретенку. Здесь в магазине «Обувь» я стала обладательницей внушительного номера очереди, нарисованного на моей ладони химическим карандашом. Он давал надежду на покупку пары обуви утром следующего дня. Перекличку проводили каждые два часа, так что ночь пришлось прогулять по бульварам между Чистыми прудами и Трубной площадью. Утром открылся магазин, я примерила подходящую мне пару и подошла к кассе. Здесь обнаружилось отсутствие кошелька в моем портфеле. В тоске и печали я покинула магазин и направилась к Садовому кольцу.

Я дохожу до Института им.Склифосовского. Здесь умерла мама. Вхожу во двор, прислоняюсь к дереву и вдруг начинаю громко и безудержно рыдать. Я никогда не плачу, но здесь я выплакала всё - и гибель мамы, и ночи Ярославского вокзала, и туфли. С красным дипломом фармацевта я могу без экзаменов поступить в Московский Фармацевтический институт или сдавать экзамены в любой другой вуз. Я решаю поступать на биофак МГУ, достаю программу, учебники. Но тяжёлая болезнь приводит меня на больничную койку. Слегка поправившись, отвожу документы в Фармацевтический институт.