Я даю тебе новое имя - часть вторая

II. Pomeriggio  - sera
 
— Прос­нись, прос­нись!

 — Сей­час, по­дож­ди ба­буля, сей­час. Уже ут­ро?

 — Еще ве­чер. Сол­нце са­дит­ся… И я не ба­буля… А ты кто, прек­расное ди­тя?

Ма­рия от­кры­ла гла­за. Пе­ред ней, об­ло­котив­шись на мшис­тую коч­ку, по­луле­жал нез­на­комый муж­чи­на. Си­ние, как ве­сен­нее не­бо гла­за с яр­ки­ми оран­же­выми кра­пин­ка­ми по краю ра­дуж­ки, слов­но сол­нечные зай­чи­ки, что иг­ра­ют на по­вер­хнос­ти во­ды в по­гожий день. Ру­сые во­лосы до плеч мяг­ки­ми ло­кона­ми спа­дали на бор­до­вую по­тер­тую кур­тку.

Она бы­ло дер­ну­лась, хо­тела вско­чить — но оде­реве­нев­шее со сна те­ло не слу­шалось. Ма­рия сму­щен­но поп­ра­вила зад­равшу­юся на ко­ленях юб­ку. Как дав­но он на нее смот­рел?

Сол­нце и вправ­ду уже кло­нилось к за­кату — в ле­су ста­ло тре­вож­но, прох­ладно и сум­рачно. Пти­цы за­лива­лись вов­сю — про­вожая ве­сен­нее вос­кре­сенье.

 — Вы кто?

 — Да ник­то. Прос­то шел ми­мо. Уви­дел твой ве­лоси­пед. Ты зна­ешь, что у те­бя ко­лесо пе­ред­нее про­коло­то?

 — Да? А вот по­чему так тя­жело бы­ло ехать…

 — Так ты все еще не ска­зала, кто ты.

 — Я — Ма­рия. Я жи­ву в до­лине.

 — Нет.

Он за­дум­чи­во пос­мотрел на нее.

 — Ка­кая же ты Ма­рия? Ма­рий ты­сячи. А ты та­кая — од­на. Ты Ма­ринел­ла — ду­ша мор­ских глу­бин. Ина­че от­ку­да у те­бя та­кие зе­леные гла­за? Как изум­рудные вол­ны, что бь­ют­ся о бе­рег теп­лых стран…

 — Вы пу­тешес­твен­ник?

 — Да. И нет. Прос­то про­хожий. Но мне снят­ся сны. Те­перь я ви­жу — иног­да они сбы­ва­ют­ся. Я за­меч­тался — и на­шел те­бя, на этом вол­шебном мес­те. Мо­жет, ты эльф? Мо­жет, те­бя за­были здесь твои ро­дичи — и те­перь рвут свои ни­ког­да не стри­жен­ные во­лосы — по­теряв свою ко­роле­ву?

 — Да нет же. Мне на­до ид­ти.

 — Я про­вожу те­бя. Уже смер­ка­ет­ся. Тут мо­жет быть не­безо­пас­но. Лес все же.

 — Да я в этом ле­су бро­жу с мла­ден­чес­тва. Тут мне ни­чего не страш­но.

 — Поз­воль мне прой­ти с то­бой. По­кажешь мне до­рогу. Мне то­же нуж­но в до­лину.

 — У вас там де­ла?

 — Мож­но ска­зать и так. Мой путь ле­жит даль­ше — но я хо­тел за­дер­жать­ся — от­дохнуть. Есть ли у вас трак­тир — что­бы снять ком­на­ту на ночь? Я третью ночь сплю под звёз­дной кры­шей… Ус­тал…

 — Нет, трак­ти­ра нет. Но мож­но к ко­му-ни­будь поп­ро­сить­ся. Хо­тя бы в са­рай то уж пус­тят. У нас ма­ло мес­та — но есть и дру­гие…

 — Тог­да пой­дем. Ма­ринел­ла…

 — По­чему вы зо­вете ме­ня так? Это нех­ристи­ан­ское имя.

 — Не­уже­ли? Ду­ма­ет­ся мне, что мо­ре есть вез­де — и в хрис­ти­ан­ских стра­нах, и в дру­гих то­же. Глу­по от­ри­цать то, что ви­дишь сво­ими гла­зами. Я ви­жу те­бя — я го­ворю те­бе об этом. Ди­тя та­инс­твен­ных, не от­кры­тых еще ми­ру лю­дей глу­бин. Ма­ринел­ла. Поз­воль мне взять этот твой дран­ду­лет. Тя­жело та­щить его по кор­ням.

 — Хо­рошо. Но лишь по­ка мы идем по ле­су. Не­гоже это.

 — Не­гоже по­мочь жен­щи­не до­тащить тя­жесть? Нет. Это единс­твен­но пра­виль­ное, что я мо­гу сде­лать. По-дру­гому я не умею. Прос­ти ме­ня.

 — За что?

 — За что что сму­тил те­бя, ди­тя. Ты не при­вык­ла, что те­бе го­ворят прав­ду? Не при­вык­ла что о те­бе за­ботят­ся? Горь­кая Ма­рия, что на­шеп­та­ли осен­ние листья. Но ты боль­ше это­го. Вы­ше это­го. Не бой­ся ле­тать, ди­тя — на это так ма­ло нам да­ет­ся крыль­ев. Так ма­ло перь­ев, так ма­ло вре­мени… Кон­чится вес­на, нас­ту­пит но­ябрь — и кто тог­да вспом­нит, гля­дя в се­дое не­бо, что ког­да-то оно то­же бы­ло си­ним? Ког­да пле­чи сгор­ба­тят­ся не­посиль­ным тру­дом — вспом­нишь ли ты, как уме­ла ле­тать? По­жале­ешь ли о том вре­мени?

 — Я не по­нимаю вас.

 — Это моя веч­ная бе­да. Не по­нятый, не про­щен­ный. Ни­чего. Пой­дем.

Они за­шага­ли бок о бок по лес­ной тро­пин­ке. Ма­рия — чуть впе­реди, Стран­ник — слег­ка от­ста­вая, шур­ша по прош­ло­год­ним листь­ям ко­леса­ми ве­лоси­педа. У Ма­рии ко­лоти­лось сер­дце пой­ман­ной пти­цей. Ни­ког­да она не го­вори­ла один на один с нез­на­комым муж­чи­ной. Толь­ко в цер­кви иной раз с ней здо­рова­лись пар­ни из со­сед­них де­ревень. Но ис­кать ми бы­ло не­чего — сер­дце ее мол­ча­ло. А те­перь…

 — Ты не­ров­но ды­шишь. Ты ус­та­ла?

 — Нет. Прос­то бо­юсь.

 — Бо­ишь­ся? Че­го? Се­рых вол­ков? Чер­ных мед­ве­дей? Бо­ишь­ся, что я и есть волк?

 — Да.

 — На­вер­ное ты пра­ва. На­вер­ное, я в чем-то волк. Но не опас­ный. Мо­жет быть, слиш­ком оди­нокий — но это не страш­но, это прос­то грус­тно.

 — У вас нет семьи?

 — Нет. Но бы­ла ког­да-то. Те­перь — нет.

 — Пос­лу­шай­те, мне жаль…

 — Не сто­ит. Они не умер­ли. Я прос­то стал им не ну­жен. Ес­ли дол­го блуж­дать во ть­ме — те­бя всег­да най­дут за­мену. Най­дут то­го, ко­му бли­же огонь, кто мо­жет за­палить на ночь све­чу.

Ма­рия по­ежи­лась. Лёг­кое сит­це­вое платье уже не спа­сало от на­пол­за­ющей сы­рос­ти.

 — Ты, я ви­жу, зяб­нешь. Возь­ми мою кур­тку. Мне не хо­лод­но.

 — Я не мо­гу…

 — Че­пуха. Пос­той…

Он снял кур­тку и ки­нул ей. Ма­рия ко­рот­ко поб­ла­года­рила и на­тяну­ла неп­ри­выч­но мяг­кую бар­ха­тис­тую ткань на за­мер­зшие пле­чи. Одеж­да все еще хра­нила теп­ло чу­жого те­ла. Бы­ло неп­ри­выч­но, и стран­но тя­нуло в жи­воте. Но это не бы­ло неп­ри­ят­но.

 — Итак, Ма­ринел­ла, что ты де­лала в ле­су? Уто­милась от днев­ной ра­боты?

 — Нет, се­год­ня я не ра­бота­ла. Се­год­ня бо­жий день. Я воз­вра­щалась с мес­сы. Вы бы­ли на служ­бе, сень­ор?

 — Я не сень­ор. И на служ­бе я не был — уже мно­го лет…

 — По­чему?

 — Для то­го что­бы мо­лить­ся, мне не нуж­ны сте­ны, выс­тро­ен­ные че­лове­ком. Ку­пола скры­ва­ют не­бо — а я хо­чу смот­реть в не­го.

 — Сень­ор — вы мо­жет быть, по­эт? Вы бро­дячий бард?

 — Мо­жет быть. Бро­дячий — это уж на­вер­ня­ка. Ты уй­дешь в своё се­ленье — а я на­пишу те­бе пес­ню — и вый­дя с ут­ра из до­ма, ты ус­лы­шишь ее — в рас­свет­ном воз­ду­хе и в кри­ках воз­вра­ща­ющих­ся до­мой птиц…

Они дош­ли до клю­ча. Ма­рия при­села воз­ле род­ни­ка и с ра­достью на­пилась.

 — Вы не хо­тите пить? Во­да здесь очень хо­рошая, чис­тая.

 — Из тво­их ла­доней — с удо­воль­стви­ем. Ты сде­ла­ешь ее еще чи­ще — еще сла­ще…
Ма­рия сму­тилась еще силь­нее, но от­ка­зать по­мога­юще­му ей нез­на­ком­цу не смог­ла. Наб­рав пол­ные при­гор­шни во­ды, она про­тяну­ла ру­ки к его ли­цу. Он при­пал к ее ла­доням и жад­но вы­пил все до кап­ли. Ма­рия по­чувс­тво­вала теп­ло и мяг­кость его губ и вздрог­ну­ла. На се­кун­ду зак­ру­жилась го­лова.

 — Еще.

Она наг­ну­лась к род­ни­ку и по­шат­ну­лась, ед­ва не упав. Он под­хва­тил ее и при­жал к се­бе.

 — Не упа­ди в во­ду, ди­тя. Во­да хо­лод­на, хоть и вле­чет в свой омут.

Как выш­ло, что он об­нял ее? Как выш­ло, что она от­ве­тила на объ­ятия? По­рядоч­ные де­вуш­ки не да­ют се­бя об­ни­мать. Ес­ли та­кое слу­ча­ет­ся — на­до бить на­от­машь — что­бы ох­ла­дить пыл нес­держан­но­го пок­лонни­ка. Но бить его Ма­рия не мог­ла. Мог­ла лишь под­ста­вить ему пы­ла­ющее ли­цо — под лас­ки, под по­целуи. Ее гу­бы са­ми рас­кры­вались навс­тре­чу его гу­бам — с прив­ку­сом лес­но­го род­ни­ка, тёп­лым и не­насыт­ным. А она толь­ко при­жима­лась к не­му силь­нее — что­бы по­чувс­тво­вать, что­бы не упус­тить. Сол­нце за даль­ним хол­мом, еле вид­невшем­ся за кро­нами де­ревь­ев, уже се­ло — а они все не мог­ли отор­вать­ся друг от дру­га.

 — Ма­ринел­ла… Ра­дость и боль… Те­перь ты моя…

— Не от­пускай ме­ня. Ина­че я взле­чу

 — Пря­мо к не­бесам? Ты — даль­няя мор­ская чай­ка, по­теряв­шая свой путь? Я не от­пу­щу те­бя, ина­че боль­ше не най­ду. Те­перь ты моя.

И оно бы­ло так. Те­перь она бы­ла его. На лес па­ли су­мер­ки. Они мед­ленно шли по до­рож­ке. Он од­ной ру­кой та­щил ее ве­лоси­пед, дру­гой — креп­ко об­ни­мал ее за та­лию. Ма­рия по­ложи­ла го­лову на его пле­чо. Рас­пустив­ша­яся чер­ная ко­са ще­кота­ла ей шею, не­пос­лушные вих­ры лез­ли на лоб. Ма­рия поп­равля­ла их од­ной ру­кой — вто­рая ру­ка ле­жала на его ла­дони, об­ни­ма­ющей ее стан.

 — У те­бя та­кие теп­лые ру­ки, Ма­ринел­ла мия. А го­вори­ла — хо­лод­но.

 — Бы­ло хо­лод­но. Те­перь — нет. Ты сог­рел ме­ня.

 — А ты — ме­ня. Зе­леный мой блуж­да­ющий ого­нек. Не ус­та­ла?

 — Нем­ножко. Дой­дем до кром­ки ле­са. Там есть ста­рый хлев — от­дохнем чу­ток там.

 — Хо­рошо. Вве­ряю се­бя те­бе. Ты, как свет­ля­чок, ос­ве­тишь на­шу до­рогу…