Как рушится легенда

В слабо освещенной комнате, на полу лежала Амо. Фредерик демонстративно расхаживал  из угла в угол. Изредка поглядывая то на нее, то на  стол с разными колбочками и инструментами.

–   Нет. Ничего нет в этом скверном мире. Вы жалкие создания, вы верите в сказки, мифы, богов. В любую идею, кроме единственно правильной.  Человек – гений, сверх сила, в недрах человеческого мозга твориться такое, что не снилось никому, разве что… Глебу… Ах, мой мальчик, я возлагал на тебя огромные надежды, но ты предал меня, дважды, первый раз, когда сказал, что взял крестьянку для работы и скрыл твои руки, стигматы на твоих ладонях, второй – смерть Порфисая…

–  Но у меня нет никаких способностей, вы же сами видели, я ни на чем не могу сфокусировать свое внимание.

–  Вот именно, я смотрел слишком плоско на решение проблемы. В тебе тоже это есть, ты, видимо и сама не знаешь. Твоя жизнь, она тебе никогда не казалась странной, ты не замечала, что от тебя исходит некое божественное благоухание?

–   Нет! – солгала Амадея.

–  Очень зря, наблюдательнее, надо быть, у Уби, у Коко, у «двойки», у всех характерный, очень ярко выраженный запах. И у Даниила такой же. Исходя из этого, я сделал вывод: ты – недостающее звено механизма, у тебя есть изъян – твои руки, но это никак не сказалось на развитии, это то, что мне нужно. Истинное сплетение внутренней и внешней красоты. Я не предполагал, что «гением» окажется женщина, которые вообще нужны были для отвода глаз. Признаюсь, надежды были и на Оди, но он слишком увяз в своих галлюцинациях, это явно отразится на здоровье других, в том числе его детей, не лучшим образом... Амо, хм… что за прозвище? Хоть  я и  люблю символику, но это, пожалуй, слишком, кто тебя так назвал? На какую-то долю секунды он отвернулся, и этого момента было достаточно, она схватила со стола тесак и рубящим сильным движением рассекла воздух:

–   Меня зовут Амадея, и я – дочь палача!!!

   Через мгновение  нож застрял в чем-то вязком, раздался крик, сопровождающийся хрипом. Открыв зажмуренные глаза, Амо увидела, что рукоятка торчит из груди наставника.

    Мужчина замахнулся, сделал шаг и рухнул на пол, его тело сделало несколько тяжелых вдоха, жадных, прощающихся с жизнью и застыло в неподвижности.

          Даниил, который все это время спокойно играл тряпичной куклой в углу, вдруг отвлекся, взглянул на безжизненное тело. Он подполз к отцу и принялся размазывать красную жижу по полу и одежде и лицу, он заливисто смеялся, и эта картина, была, самым страшным, что Амадея когда-либо приходилось видеть.

            Ее руки тряслись, голова шла кругом, вдоль стены лежал то ли мертвый, то ли еще живой Глеб. Амадея тихо ползла к нему боясь перевести внимание мальчика на себя. Но он заметил ее движение и направился к ней. Девушку охватил ужас, этот окровавленный, смеющийся ребенок подползал к ней, хаотично размахивая руками и ногами, при этом мыча нечленораздельные звуки.

             «Боже, Боже, это ведь не чудовище, это несчастный ребенок, который расплачивается за грехи своих родителей!» – вот какие мысли крутились у нее в голове. Амо заплакала, затем она протянула свои руки навстречу бедному мальчику. Он, еще сильнее улыбаясь, спешил в ее объятья. Даниил упал и прижался к ней, пытался обнять и утирать слезы, но его руки не слушались. Она уже рыдала в голос, и мир словно был расколот на тысячи кусков.

       Амо не слышала, как очнулся Глеб, он пододвинулся к ним и слегка обнял Амадею сзади за плечи.  Девушка вздрогнула и обернулась, в ее глазах застыл страх. Увидев же своего друга, она постаралась улыбнуться.

   Три покалеченные жизнью фигуры объединились для того, чтобы пережить этот нелегкий этап в судьбе каждого из них.

         За дверью послышались шаги. Раздался голос Оди, совсем не такой как обычно, голос дрожал и молил о помощи:

–  Фредерик, мне нужно это, пожалуйста, дай  мне немного. Мне больно, она опять приходила за мной… помоги,  иначе я умру! Ведь я же все сделал, как ты просил, я помог тебе, помоги теперь ты мне!

    Глеб, умеющий говорить разными голосами, собрался с силами, и, слегка откашливаясь,  произнес:

– Я просил не мешать мне, ты утолишь свою жажду. Даже больше, чем обычно, но не вздумай пить все сразу, это очень опасно…

    Мальчик схватил с полки бутыль с мутной жидкостью,  слегка приоткрыв дверь, выставил на пол, и  быстро захлопнул.

– Отправь Исаака и других избранных  на остров, сегодня великий день! Все ждите меня, я прибуду позже, сегодня пир Черносмертника.

          Но за дверью уже никого не было, видимо Оди совсем изнывал от боли.

–  Он умрет?  – с  тревогой спросила Амо.

   Сердце Глеба обожгло обидой, такое неравнодушие к судьбе настоящего подлеца, после всего!!! (Вот оно какое, поистине жалостливое, женское сердце). Он собрался с силами и произнес:

–  Его жизнь в его руках, если он примет свою обычную порцию, то будет жить еще столько, сколько отведено ему,  если же  жадность властвует над ним…то  ему не поможет ни Бог, ни черт.

     По щеке Амо текли  горячие слезы. Даниил спал на ее руках, и какое-то материнское чувство охватывало все ее существо.

–  Знаешь, мне отрезало два пальца цветком, а потом появилась Птица, и все само собой вернулось, может она сможет исцелить Даниила и… тебя?

Глеб явно был шокирован услышанным.

–  Она тебя исцелила, потому что ты избранная, если ты забыла, то это по ее милости Даня такой, а я … я же не проклят Зарья. Если бы мы ее поймали, то, возможно, она бы исполнила наши желания, а так  –  никогда!

    Амадея не верила своим ушам, после всего, что им довелось пережить, казалось, что Глеб струсил.

–  Нужно плыть на остров, мы должны попробовать, нам ведь нечего терять! Ты же сам говорил, что я должна помочь вам, поэтому я здесь! Разве не так, Глебушка, скажи?

    Он облил свое лицо какой-то вонючей водой, сделал несколько глотков. Порылся на столе, что-то пожевал и выплюнул. Амадея наблюдала за всем этим довольно недоверчиво.

–   Пошли, я возьму Даню на руки, давай запрем дверь, чтобы никто сюда не зашел. Надо переодеться, возьмем на заднем дворе лошадей, нужно спешить, сегодня там будут «все верноподданные зла».

     Он выглядел довольно бодрым, хотя еще недавно его тело казалось бездыханным. А может он притворялся? Но разобраться во всем этом не было ни сил, ни времени.