Листья падали. Глава 2. Место ссылки - ПТУ

               
               

      Сегодня вторник, а значит, у нас практика. На втором курсе у нас осталось мало общеобразовательных предметов. Три дня в неделю мы работаем в мастерской и два дня у нас обычные уроки. Прошлый год мы учились шить вручную и за швейной машинкой. У меня поначалу плохо получалось, машины у нас с ножным приводом, нажмешь посильнее, и строчка кривая выйдет. Но я стараюсь, и Тамара Ильинична – наш мастер швейного производства, она же классный руководитель, стала чаще меня хвалить. Наверное, строчка у меня, действительно, лучше стала выходить, потому, что мастер производственного обучения просто так никого не хвалит.
- Матюхина, что так и будем гулять?
Тамара Ильинична очень громко спросила Свету о вчерашнем пропуске, так, что об этом слышали все наши девочки, кроме Кати. Может быть, она тоже слышала, но никак этого не показала. Катя у нас особенная, у нее какое-то редкое заболевание, нам она ничего не говорит, а спрашивать неудобно.
-  Матюхина, голову подними и смотри в лицо, когда с тобой старшие разговаривают, - Тамара Ильинична сильно разозлилась, это было заметно. Бледное лицо ее вдруг стало красным, а еще я обратила внимание на то, что когда она злится, то начинает листать журнал. После месяца обучения журнал нашей группы можно было сдавать в макулатуру. Резкий хлопок по столу заставил меня вздрогнуть, наверное, не только меня. Лена – девочка, что сидит рядом со мной, больно укололась, вонзив иголку вместо ткани себе в палец.
Теперь уже никто не шьет, а все смотрят на Свету Матюхину, а она равнодушно взирает на Тамару Ильиничну.
-  Где ты вчера была?
Света что-то тихо ответила, я не расслышала. Люба Поленова, глядя на Свету, улыбнулась.
-  Гуляла! По-культурному выражаться начала. Для таких, как ты, есть более подходящее слова. - Тамара Ильинична окинула всех нас строгим взглядом, так, что, даже непричастные к Светиному прогулу, почувствовали себя виноватыми. -  Чего уставились? Заняться нечем? Насобирали вас тут, целое отделение Кащенко. С тобой, Матюхина, у меня будет разговор короткий. Бери ручку, лист бумаги и пиши объяснительную, в подробностях описывая, где ты вчера прогуливалась. А завтра, чтобы твоя мама была у меня.
-  Мама в больнице.
Тамара  Ильинична ничего не сказала более, лишь вздохнула.  Наверное, ей стало жаль Свету, которая положила перед собой ручку и бумагу, но продолжала шить. Рядом послышался смех. Лена Рыбина толкнула меня в бок и показала налево. Там, за последним столом, обычно сидит еще одна Света. Сейчас она громко храпела, несмотря на музыку, которую обычно включает на практике Тамара Ильинична. Наверное, Свете снился хороший сон, она чмокала губами и улыбалась. Когда я впервые увидела ее, то решила, что это – чья-то мама. Света Руднева выглядела очень взрослой, полная, невысокого роста, с вечно помятым лицом, она часто засыпала не только в мастерской, но и на занятиях в классе. У нее плохая память, но ее мама за ней почти никогда не приезжает, и Света делает, что хочет. Лена Рыбина говорит, что она несколько раз видела Свету в переходах метро, когда та занималась попрошайничеством. Мне кажется, это стыдно, стоять и просить, тем более, со слов самой Рудневой, она не из бедной семьи. А Света Матюхина отвечает, что вовсе это не стыдно, особенно, когда хочется, есть, а денег нет. Я догадываюсь, почему Матюхина Света не постеснялась бы просить. Она из многодетной семьи, папа их бросил, а мама вынуждена работать по две смены. Ей очень тяжело. Света маму свою жалеет, поэтому иногда ходит собирать бутылки, и потом их сдает. На полученные деньги Света покупает еду, но одна все не съедает, относит сестренкам, их у нее трое. Когда мы кушаем в столовой, Света часто набирает хлеба, его можно брать, сколько хочешь. Однажды я рассказала о ней бабушке, и бабушка предложила чем-нибудь вкусным Свету угостить. Мы купили шоколадку, но я так и не решилась отдать ее Матюхиной, сладость лежит у меня в рюкзаке еще с прошлой недели.
     Отвлеклась, и забыла о петельке. Тамара Ильинична велела, чтобы мы обязательно ее вшили, иначе прихватку не за что будет вешать.
-  Придется распарывать, а то получится неаккуратно, Арина.
Распарывать я не люблю, если делать это лезвием, то можно порезать ткань или собственные пальцы.
-  Давай вместе.
Это вновь Тамара Ильинична, и я потянулась за лезвием.
-  Лучше ножницами, Арина.
Для работы с тканью у нас имеются большие портняжные ножницы, ими мне ни за что не распороть. Я расстраиваюсь, и мастер производственного обучения замечает это по моему лицу, - Возьми мои, маникюрные.
С помощью преподавательницы по швейному мастерству я быстро справилась с задачей. Все замечательно, и Тамара Ильинична, кажется, больше не злится на Свету.
-  Руднева, проснись, - рука Тамары Ильиничны уже повисла в воздухе. Если она опустится, будет оглушительный грохот, только этим, вряд ли, разбудишь нашу Рудневу.
     Наконец прозвенел звонок, Света скорее его услышит. Никто не выходит из мастерской без разрешения мастера. Только Женя Аристова может ослушаться и сбежать. Вот и сейчас, пока мастер направилась будить Рудневу, Женя, пригибаясь, добежала до дверей и столкнулась на пороге с училищной медсестрой. Похоже, беглянку это не испугало, но путь к отступлению был отрезан.
-  Девочки, в пятницу у вас диспансеризация. Прошу никого не опаздывать. Тамара Ильинична поедет в поликлинику вместе с вами.
-  Аристова, вернись.
Тамара Ильинична заметила пригнувшуюся за мощной спиной медсестры Женьку. Сбежать ей не удалось, медсестра держала ручку двери. Но и возвращаться обратно не входило в планы Жени.
-  Мне надо в туалет.
-  Знаем мы твои туалеты, - Тамара Ильинична испепеляла Женю осуждающим взглядом.
-  Тогда я прямо здесь сделаю.
-  Села быстро на место! – злилась наша классная.
-  Можно мне выйти, - это уже я обратилась. Вообще-то, мне не за чем было отлучаться, я лишь хотела помочь Женьке.
-  Я посмотрю за ними, Тамара Ильинична, - хотя медсестра и имела строгий вид, все девочки знали, что она добрая.
-  Непременно присмотрите, Зоя Николаевна.
     Перемена закончилась, но у туалета, как всегда была очередь. Зоя Николаевна взглянула на нее и прошествовала мимо. Наверное, про данное Тамаре Ильиничне обещание она позабыла. Я встала последней в очередь, а Жени нигде не было, я не обратила внимания на то, как она быстро исчезла. Очередь двигалась медленно, на занятия никто не спешил.
-  Давайте быстрее, - впереди стоящие девочки не выдержали и постучали в закрытую дверь.
-  Отвяжись, сейчас ты у меня быстрее получишь, - раздалось из-за двери.
Услышанное мне очень не понравилось, и я пошла в мастерскую. На моем месте почему-то сидела Света Руднева, и занималась моей прихваткой. Мне захотелось стать незаметной, чтобы Тамара Ильинична не поинтересовалась у меня, где Женя? Только я подумала о том, чтобы попросить Рудневу вернуться обратно, на свое место, как что-то тяжелое упало на пол. 
-  Что вы там еще швыряете? – спросила наша классная руководитель, не отрывая взгляда от журнала. Тамара Ильинична не любила, когда ее отвлекали при его заполнении.
-  Тамара Ильинична, - тихо позвала мастера Маша Лапина, - Кажется, Аня в обморок упала.
Все, включая Тамару Ильиничну, посмотрели на Аню. Она лежала на полу точно мертвая.
-  Помогите, что смотрите!
Ближе всего к Тамаре Ильиничне и Ане оказалась Света Матюхина. Она, поддерживая Аню под руку, попыталась приподнять лежавшую без чувств, но ничего не вышло.
-  Что ты делаешь, бестолочь? Подмышкой берись.
Наверное, Света обиделась, и не стала бы помогать классной руководительнице, но надо было усадить Аню на стул.
-  Можно я помогу?
-  Иди, Арина. А ты, Матюхина, позови Зою Николаевну. Помнишь, где находится ее кабинет?
Света ушла, а мы с Тамарой Ильиничной, наконец, усадили Аню на стул. Голова ее безжизненно висела, и, наверное, Аня, скорее всего, вновь очутилась бы на полу, если бы Тамара Ильинична не служила ей чем-то вроде стенки.
-  Арина, неси еще стулья, быстрее, Лена Рыбина, помоги Арине.
Мы с Леной принесли по стулу, и Тамара Ильинична уложила Аню на них.
-  Так лучше, - пояснила мастер.
Никто не понял, почему, а Тамара Ильинична до прихода медсестры более с нами не разговаривала. Мне пришлось сесть на место Рудневой, но прежде я попросила Свету отдать мою прихватку.
-  Разве это твоя? Мне ее Тамара Ильинична дала.
Я знала, что Света говорит неправду, только как это доказать? – Я недавно выпарывала ткань.
-  Я тоже, - придумала Света на ходу.
Все прихватки шьются из одинакового материала, поэтому, определить, где, чья, очень трудно. Но у Рудневой была моя, в этом я была  уверена.
-  Белова, что встала, как истукан? Садись на место.
-  На моем сидит Света, - голос мой звучит виновато, будто это я сама прогнала Рудневу с ее места.
-  Руднева, живо пересядь, - Тамара Ильинична внимательно посмотрела по сторонам, - Где Аристова? Белова, возвращалась ли с тобой Аристова из туалета?
Я отрицательно покачала головой. На меня осуждающе смотрели Вика и Саша. Эти девочки, вместе с Женей, живут в детском доме, и, наверное, много знают о ее похождениях. Вика и Саша теперь станут считать меня предательницей. Обидно и страшно, потому, что я видела недавно, как они били Любу Поленову. Они делали это на улице, за училищем, на заднем дворе. Били сапогами по спине и груди, я ничего не могла сделать, для того, чтобы помочь Любе. Когда я рассказала обо всем увиденном бабушке, она обещала подойти к нашей классной и рассказать ей о девочках из детского дома. А мне бабушка посоветовала, никогда не подходить к этим девочкам, и даже не разговаривать с ними. Я помнила о бабушкином наказе, но через два дня не удержалась и расспросила о происшедшем Любу. «Я сама виновата. Лучше не лезь не в свое дело», - ответила она. «А как же твоя мама? Разве она не заметила, что тебе плохо?», - не удержалась я от вопроса. «Мама, что мне мама? Я с парнем живу, а без мамы мне спокойнее».
Хлопнула дверь, и внимание девочек переключилось на вошедшую медсестру.
-  Представляешь, сидела, сидела и хлопнулась. Может, скорую вызвать? – Тамара Ильинична советовалась с Зоей Николаевной.
     Девочки занимались шитьем, но на самом деле всем хотелось поскорее узнать, что же такое случилось с Аней? Зоя Николаевна послушала ее при помощи какого-то медицинского прибора, пощупала ей лоб и руки и сказала, - Надо позвонить в скорую, не нравится мне ее состояние. Тамара Ильинична, я отойду не надолго.
У меня в руках оказалась прихватка, только не моя, а Светы Рудневой. С этой прихваткой мне придется немало повозиться, материал наметан неаккуратно, придется распарывать, значит, опять пользоваться лезвием. Сзади послышался храп, Руднева заснула. И тогда я решила поступить так же, как и она. Почему Свете можно, а мне нельзя? Делая вид, что ищу лезвие, я подошла к столу, за которым сидела Руднева, и подменила прихватки. Сегодня вечером спрошу у бабушки, правильно ли я поступила?
    День тянулся невообразимо долго. Аню увезла машина скорой помощи. Когда наступило время идти обедать, я осталась. Мне совсем не хотелось, есть, и почему-то именно сегодня не пошла в столовую Света Матюхина. Мы одни сидели в мастерской. Я вшивала петельку и искоса поглядывала на Свету. Ее лицо показалось мне особенно грустным, не из-за того, что мастер обидно назвала ее, а из-за чего-то неизвестного для меня. У Светы был такой вид, будто она вот-вот расплачется. Света, почувствовав на себе мой взгляд, отвернулась. Я побоялась спросить у нее, что случилось?  Возиться с прихваткой мне ужасно надоело, рядом со столом лежал мой рюкзак, в котором была спрятана приготовленная для Светы шоколадка. Я старалась более не раздражать Свету, кажется, она позабыла о моем присутствии, лишь только однообразный звук работающей швейной машинки, напоминал, что я не одна.
    Хлопнула форточка, это ветер шалит. Если не закрыть ее, она так и будет открываться. Мне нетрудно было это сделать, хотя Света сидела ближе. Около окна я задержалась. На улице начинался дождик, случайные прохожие торопились укрыться под козырьком на автобусной остановке. Вот и 633 показался вдали. Кому-то из пассажиров повезет. Что это? Мне показалось, или я плохо закрыла форточку? Оглянувшись, я увидела, что мастерская опустела. Самое время положить шоколадку в сумку Светы. Так я и сделала, и сразу же вышла, не люблю находиться, где бы то ни  было одна. Прозвенел звонок, из-за угла, свернув в сторону мастерской, шли наши девочки. Среди них не было Вики и Саши. Почти следом за девочками показалась Тамар Ильинична. Когда все расселись по своим местам, она произнесла, - Достаньте дневники и запишите. Двадцатого октября в 18 часов в мастерской состоится родительское собрание. Явка обязательна для всех без исключения родителей. Руднева, - громко крикнула мастер, - Не тяни руку, тебя там не ждали. И запомните все, чтобы каждый из вас показал мне подпись родителей под этим объявлением.
-  Здравствуйте, - в мастерскую вошла какая-то учительница. Она не вела у нас никаких предметов, поэтому мне она была незнакома.
-  Вот, полюбуйтесь, Наталья Григорьевна. Группа Ш-1, всего четырнадцать человек, и то умудряются являться не в полном составе.
-  Много отсутствующих?
-  Соловьеву увезла скорая, Аристова сбежала, - Тамара Ильинична пересчитывала нас по головам. Остальные двое сбежали, не хватает Матюхиной, а она была. Кто видел Матюхину последней?
Я молчу, ведь оттого, что я признаюсь, ничего не измениться.       
-  Странно, сумка ее здесь, - Тамара Ильинична пристально посмотрела на меня, но ничего не добавила.
Та, к которой она обращалась «Наталья Григорьевна» произнесла, - Отсутствуют трое детдомовских, Соловьева…Матюхина. Должно быть девять, а девочек всего семь, где еще двое?
Встала Маша, наша староста, - Бойко и Загвоздина болеют. У них будут справки.
- В пятницу устроим родительское собрание, - словно, оправдываясь, произнесла Тамара Ильинична.
-  Я тоже приду, напомните мне, пожалуйста, - сказала Наталья Григорьевна и вышла.
-  Так, получается в наличие у нас Лапина, Руднева, Рыбина, Белова, Поленова, Морозова и Пигунова. Это не группа – это сплошное наказание, - сокрушалась Тамара Ильинична, - Чему я вас обучу, если каждый раз кто-нибудь отсутствует?
Сидящая напротив меня староста громко вздохнула. Маша не самая старшая из нас, но, по словам мастера, самая ответственная. Маша расстраивается не из-за прогулов девочек, ей жаль нашего мастера. Мы все, за исключением детдомовских, слушаемся Машу, точно так же, как и саму Тамару Ильиничну.
-  Надоели вы мне, хуже горькой редьки. Дождетесь, откажусь я от вас, бездельницы, - мастер всегда так говорит, когда нас воспитывает.
Но мне кажется, что она лишь грозится оставить нас. Наша группа самая малочисленная в училище, мы на уроках и в мастерской не нарушаем дисциплину. Я слышала, как мама Светы Рудневой сказала Тамаре Ильиничне, что той «грех жаловаться, в группе три инвалида», ей за нас, наверняка, доплачивают. Видимо, Светина мама перед разговором с мастером все о нас узнала, вплоть до фамилий тех, за работу с кем, Тамаре Ильиничне должны доплачивать. О взрослых не стоит думать плохо, так считает моя бабушка, но мама Рудневой, по моему мнению, сама думает плохо о нашей классной руководительнице. Наша мастер производственного обучения хорошая, мне кажется, что многие девочки из группы считают также.
-  Тамара Ильинична, у меня деньги из сумки пропали, - громко сказала Яна.
Мастер уже спешила к ней, - Давай проверим вместе. Может, ты переложила их в одежду?
Яна встала, и мастер показала ей на все ее карманы, но ни в одном из них искомого не оказалось.
-  Сколько денег у тебя пропало? – спросила классный руководитель, после того, как они с Яной обыскали ее сумку.
-  Тысяча рублей и пятьдесят евро.
-  О, Господи, да откуда у тебя такая большая сумма, да еще в валюте?
-  Это папа для мамы алименты на меня передал. Что мне теперь делать, Тамара Ильинична? Мама станет ругаться.
-  А я знаю, кто мог взять деньги, - это сказала Лена, Тамара Ильинична сразу же подошла к ней, взяла ее за руку и увела в свой кабинет, сообщающийся с мастерской.
     Я не могла дождаться, когда закончится этот несчастливый день. Только не подумайте, что у нас всякий день происходит нечто подобное. Обычно дни текут однообразной чередой, незаметно сменяя друг друга. Мне взгрустнулось, и почему-то опять вспомнилось о лете. В компании моих друзей на отдыхе я радуюсь, потому, что мы весело проводим время, во что-нибудь играем. Более всего мне нравится игра, в который каждый представляет себя тем, кем он желал бы стать, когда повзрослеет. Когда за одним столом собираются ветеринар, музыкантша, модель, журналистка и дизайнер мебели, моя бабушка радуется вместе с нами. А сейчас она чем-то расстроена. Прежде, чем проводить меня домой, она была в кабинете у Тамары Ильиничны. Наверное, они о чем-то важном разговаривали, бабушка мне ничего не сказала. Вечером, как обычно, мы не пошли с ней кормить бездомных животных, потому, что бабушка куда-то отправилась. Мне было неспокойно, не знаю, как выразить словами мое настроение? Хотелось поговорить с кем-нибудь, но папа был на работе, а мама, сославшись на головную боль, прилегла. Оставалось поведать Даше о своих дурных предчувствиях.
     Я гладила кошку, и размышляла о том, что им, наверное, живется проще. Кошки ни о чем не переживают, целый день спят, вкусно питаются, и ни за что не отвечают. Даше нравится, когда с ней разговаривают, она склоняет ближе ко мне свою голову, и кажется, что все понимает. Мы сидели с ней на диване, в нашей с бабушкой комнате до ее возвращения. Уставшая, она сразу же начала готовить ужин, сама кушать не стала. Мне пришлось есть в одиночестве, я не стала ждать папу. Бабушка приготовила сырники с изюмом, я съела почти полную тарелку, едва не позабыв, что еще папе надо оставить.
-  Арина, хочешь, кушай все. Я еще пожарю, - голос у бабушки грустный и вид несчастный.
-  Бабушка, скажи, что случилось?
-  Соседка сказала, что в «Мире спорта» имеются в продаже новые тренажеры, те, которые папа тебе давно собирался купить. А пошла, посмотреть, а там ничего похожего не оказалось.
-  Что ты из-за пустяка расстраиваешься, не надо мне новых тренажеров, - я подошла к бабушке и обняла ее, а она поцеловала меня ласково, как делала, когда я была маленькой. В детстве у меня часто болели уши, поэтому родные меня жалели и ласкали так, как, наверное, никого не ласкают.
     После ужина я закрылась в нашей с бабушкой комнате, включила магнитолу и села за тренажер. Конечно, крутить педали быстро надоедает, но я делала это под музыку «Блестящих» и «Корни». Вас не удивит, если я скажу, что почти всегда, когда звучит танцевальная музыка, меня тянет танцевать? Но сегодня мне этого не хотелось, я крутила педали для того, чтобы устать, и поскорее уснуть. С моими домашними явно что-то случилось. Мама легла спать очень рано, чего она обычно не делает, у бабушки расстроенный вид. Кажется, что про новые тренажеры она все выдумала. Наша соседка – старенькая бабушка, она ноги еле передвигает, и вряд ли, посещает такие магазины, как «Мир спорта». Родители не обсуждают со мной стоимость товаров, но когда мы с бабушкой идем в магазин, я замечаю, что буквально все подряд на глазах дорожает. Папа собирался покупать новый фотоаппарат, поэтому денег на тренажеры у нас нет. Что-то бабушка перепутала, или, быть может, это я не так поняла.
-  Арина, поздно, пора ложиться, - бабушка напоминает мне о том, что завтра рано вставать. Выключаю музыку. Жаль, но сегодня не было настроения на мой дневник. Записывать события текущего дня вошло у меня привычку. Как знать, может, через много лет, я буду перечитывать записи, и вспоминать, какая глупая я была тогда.
      Новые простыни скользкие и холодные, такое впечатление, что я лежу на льдине. Ворочаюсь, и все никак не могу уснуть. Обычно перед сном я стараюсь припомнить происшедшее за день, но сегодня в голову лезут картины из прошлого. Закрываю глаза, хотя в темноте это вовсе необязательно, и вижу себя…в инвалидной коляске. Из-за тяжелой болезни в детстве я почти не ходила, в школу я пошла в восемь лет, поэтому и оказалась на втором курсе в восемнадцать. Я слышала, как врачи уверяли маму, что я на всю жизнь останусь дурочкой, и даже советовали отдать меня в интернат для умственно отсталых детей, но мама не верила им. Наверное, с возрастом в лице у меня сохранилось что-то от той ужасной болезни, что обращает на себя внимание посторонних. Бабушка говорит, что это – излишняя доверчивость, я с этим не согласна. Врачам я до сих пор не доверяю, они заранее записали меня в психи. Моя подруга Таня считает, что у меня есть индивидуальность, во взгляде проскальзывает что-то «необычайно трогательное», а я не понимаю, что она имеет в виду. По-моему, я вполне обыкновенная, как все. Я желала быть, как остальные, даже собиралась поступить в художественную школу. С детства я рисую, особенно мне удаются цветы. После того, как бабушке сказали, что художника из меня не выйдет, я захотела стать моделью. Папа еще до училища говорил мне: «Арина, ты можешь представлять себя, кем угодно, легче от этого никому не станет, и трудностей не уменьшится. Девочка моя, любимая. Окружающие не всегда будут видеть в тебе хорошее. Сказка, которую ты себе сочинила, когда-то окончится. Тебе нужна реальная профессия, которая поможет тебе прожить лучше, чем на одну пенсию». Так я и оказалась в нашем училище. Швея-мотористка -  специальность, по которой я обучаюсь, востребованная. Можно после окончания училища устроиться на фабрику, где шьют что-нибудь несложное. Но я желала бы продолжить учебу дальше, например, заняться батиком – это искусство рисунка по ткани. Мама обещала, что пойдет учиться вместе со мной. Но это лишь в том случае, если найдутся лишние деньги, так она мне объяснила.
     Кажется, на меня смотрит бабушка. Наверное, она подошла к моей кровати для того, чтобы проверить, сплю я или нет? Я сделала вид, что сплю, а сама не могу уснуть. По глазам бьет яркий свет, хорошо, что бабушка  задвинула шторы. Теперь, что с открытыми, что с закрытыми глазами - все одно темно. И вновь я вижу инвалидную коляску с автоматическим управлением, она едет по сцене, а в ней сижу не я, а какая-то незнакомая девочка. Она демонстрирует одежду, но зрители, почему-то, в первую очередь, обращают внимание на коляску. Девочке обидно, она почти плачет, но зрители, как будто, этого не замечают. Мне жаль, я хочу утешить ее. Я стану любить эту девочку любой, даже в инвалидной коляске. Я подхожу к девочке, а коляска откатывается от меня все дальше и дальше. Я стараюсь идти быстрее, бегать я не могу. Спотыкаюсь и падаю, а когда поднимаюсь, на меня улыбаясь, смотрит Илья. На самом интересном месте я  засыпаю.