Листья падали. Глава 3. О том, как я стала изгоем

               


     -  Девочки, где образцы, что вы делали вчера? – Тамара Ильинична влетела в аудиторию, где у нас проходил урок географии, точно ураган.
Все наши оторвали взгляд от карты и посмотрели на нее. Может быть, кто-то из посторонних удивился бы, глядя на Тамару Ильиничну, но мы уже успели привыкнуть к ее внезапным вторжениям.
-  Чего?
Это проснулась Света Руднева. Видимо, ей привиделось нечто ужасное, скорее всего, уроки Маргариты Федоровны.
-  Руднева, очнись, - Тамара Ильинична отыскала взглядом Машу Лапину и нравоучительным тоном изрекла, - А ты, староста, что так плохо справляешься со своими обязанностями?
-  Скоро звонок будет?
Лучше бы Руднева молчала, как Маша Лапина, но первой не хватило благоразумия.
-  Руднева, встань. Остаток урока проведешь, стоя, - лицо Тамары Ильиничны приняло благодушное выражение. Недолго пришлось гадать, для кого. – Извините, Ольга Николаевна, в понедельник состоится выставка работ, а у нас еще конь не валялся.
Это любимое изречение Тамары Ильиничны, иногда вместо коня она припоминает лося или слона, но лучше она не забывала бы, что скоро конец семестра, и большинство девочек хотели бы иметь хорошие отметки. Все, что мы не успели рассмотреть на уроке, Ольга Николаевна задала нам на дом. Перемена между первым и вторым уроком короткая, дойти из учебного кабинета до нашей мастерской быстро не получится, а я собиралась предложить свою вышивку, ту, которую мы сделали вместе с мамой, но я об этом Тамаре Ильиничне говорить не стану.
     Только я успела подняться на четвертый этаж, как по коридору пробежал дядя Коля – наш охранник. Он быстрее меня попал в мастерскую.
-  Тамара Ильинична, - я приоткрыла плотно затворенную дверь, - Я хотела…
-  Подожди, Арина, за дверью, - мастер была взволнована.
Не прошло и полминуты, как она, подхватив меня под руку, увлекла за собою вниз. – У вас сейчас какой урок?
-  Безопасность жизнедеятельности.
Мы спустились на первый этаж, к стенду с расписанием. Может быть, Тамара Ильинична мне не поверила. -  Арина, жди меня у раздевалки, никуда не уходи.
Пока я терпеливо ожидала классного руководителя, холл первого этажа постепенно заполнялся. Учеников становилось все больше и больше. Я многих из них не знаю, хотя учусь уже второй год. Дело в том, что разные массовые мероприятия у нас проходят нечасто. Тамара Ильинична говорит: «Это как Наталью Григорьевну осенит». Наверное, именно сейчас ее посетило вдохновение.
-  Девки, смотрите, дурочек тоже собирают, значит, чего-то серьезное случилось, услышала я рядом с собой.
Зря считают, что мы, то есть наша группа Ш-1, не обижаются. Никому не понравиться, если его будут называть дураком. Я не стала возражать, если бы здесь, в холле, не было Ильи. Он, конечно же, все слышал. В моей душе боролись два чувства: неприязни к тем, кто смеется над нами и жалость к ним. Мои одноклассницы точно такие же, как и все остальные, ни хуже, ни лучше. Бабушка в подобных случаях советует: «Прости и тебе самой станет легче». Обычно я стараюсь следовать бабушкиным советам, но в данный момент не получалось.
Явились все наши, и Наталья Григорьевна велела всем организованно выходить на улицу. Я недоумевала, погода в ноябре неподходящая для массовых гуляний.
-  Девочки, идем в парк, живенько, - Тамара Ильинична старалась говорить бодро, будто ничего не случилось, и гулять среди учебного дня – для нас привычное занятие.
     Нас выстроили и повели. Некоторые оглядывались назад, я крепко держала за руку Катю. Вдруг по нашим нестройным рядам пронеслось, - Где Елена Ивановна с К-2?
Наталья Григорьевна кинулась назад, к дверям училища. Девчонки из соседних групп, обычно шумные и говорливые, угомонились.
-  Тамара Ильинична, а что случилось?
-  Не знаю, девочки, мне ничего не объяснили.
Мы уже пересекли пустырь, на котором стояло наше училище, когда кто-то из девочек заметил несколько автомашин, притормозивших у его дверей. И тут среди собравшихся прошелся слух: «Наверное, бомбу искать приехали».
-  Ну, девчонки, сейчас в парке веселые старты устроим.
Никто не воодушевился предложенному. К нам в строй усиленным порядком подтягивалась еще одна группа. Двое мальчишек, заметных в общей массе, что-то пытались изобразить. Идущим рядом с ними девочкам было не до веселья, зато неожиданно рассмеялась Руднева. Глядя на нее, многие заулыбались. Мне было не до смеха, я сегодня легко оделась и успела замерзнуть.
-  Белова, что стучишь зубами? – Маргарита Федоровна, учительница физкультуры обратила внимание на то, как я, опустив голову, надвинула на нее капюшон и обхватила себя за руки.
-  Наверное, лишние есть, - ответил за меня другой учитель физкультуры.
-  Ей давно пора их пересчитать, - тихо, чтобы слышала только я, произнесла Саша Мезенцева.
Моя подруга Катя посмотрела на меня. Я часто пыталась отгадать, что несет с собой взгляд ее голубых глаз, но не могла. Катя, как будто, сквозь меня смотрела, просвечивая мои внутренности, словно рентген. Может быть, пыталась сосчитать мои зубы? Напасть, которая на нас всех свалилась, называлась диспансеризация. Хотелось закрыть глаза, и проснуться уже в выходные, чтобы не видеть ни больничных стен, ни испытующего взгляда медсестры, которая выдавала на руки наши медицинские карты. Лучше мерзнуть в парке, невольно прислушиваясь к пустой болтовне девочек, изображать активную болельщицу в состязаниях. Но рядом не было мячей и ракеток для игры в бадминтон, и лишь Тамара Ильинична, всякий раз, когда мы выходили из очередного кабинета, пересчитывала нас, словно опасалась, что мы останемся в каком-нибудь из кабинетов.
-  Где Поленова и Матюхина? Еще трех врачей осталось пройти, а эти клуши не торопятся, - сокрушалась наш классный руководитель.
Она вновь по головам пересчитала девочек, и, скорее всего, сделала бы это еще раз, если Маша Лапина не сказала, - Люба еще не выходила, а Светы не было с самого утра.   
-  Маша, проследи за всеми, а я пойду, потороплю Поленову.
Когда Тамара Ильинична исчезла за дверью 26 кабинета, Яна устало поинтересовалась, - А каких врачей нам осталось пройти? Кажется, всех тех, которые в прошлом году были, мы уже посетили.
Маша, согласно возложенным на нее функциям, ответила, - Еще к хирургу, гинекологу, и этому, который нервами занимается надо.
Наконец, вышли из кабинета классный руководитель и Люба. У Тамары Ильиничны было озабоченный вид, а Люба казалась испуганной.
-  Что-нибудь случилось, поделилась я своими предположениями с Машей.
-  А тебе, Белова, больше всех надо?
Мне не надо было гадать, кто это прошипел, стоя ко мне спиной. Детдомовские за что-то на меня злились. Хотелось стать незаметной или спрятаться за мощной спиной Рудневой. Я выбрала последнее.
     У двенадцатого кабинета, на первом этаже очереди не было, сидело всего лишь двое женщин. Одна из них, неприязненно взглянула на нас, и отвернулась. Может быть, мы ее задерживаем? Мне не всегда удается понять,  чего желают окружающие, но чтобы ожидающие приема у врача не расстраивались, я бы их пропустила. 
-  Аристова, Мезенцева, Дядькова, живо в кабинет.
Девочки не тронулись с места. Мне показалось или нет, кажется, они вызывающе взглянули на Тамару Ильиничну.
-  Вы плохо слышите, или мне вас за руку отвести?
-  Я не пойду, - решительно ответила за всех троих Аристова.
-  Тебя не спрашивают, хочешь ты или нет? Диспансеризация обязательно для всех, и для тебя в том числе.
-  У меня задержка, - громко ответила Женька.
-  Вот сейчас врач и проверит, - Тамара Ильинична схватила Женьку за руку и потащила за собой в кабинет, - А вам, Дядькова и Мезенцева, особое приглашение нужно?
-  Маша, а почему Женя не хотела идти к врачу?
Не успела Маша ответить на мой вопрос, как вмешалась Люба, - Вот когда тебе, Арина, скажут раздеться снизу и велят раздвинуть ноги, посмотрим, что ты заговоришь. Ой, девчонки, - после паузы добавила Люба, - Я боюсь идти туда.
-  Все должны, Тамара Ильинична проверяет, чтобы мы в каждый кабинет ходили, - сказала Маша.
Я расстроилась, то о чем с вызовом говорила Люба, мне было противно. Почему я должна это делать, почему? Вечером я спросила об этом бабушку
-  Ариночка, все девочки должны посещать гинеколога. У тебя когда-нибудь может родиться ребенок, вот, чтобы он родился здоровым, надо регулярно проверяться.
Дома, вспоминая стыд, который мне пришлось пережить, сидя в специальном кресле, я не могла сдержать слез. В меня тыкали какой-то стеклянной палочкой, я говорила врачу, что мне больно, но она мне не верила.
-  Ну, что ты, девочка, все туда ходят, и я, и мама, - заметив мой вопросительный взгляд, бабушка поправилась, - Я хожу к гинекологу, чтобы проверить здорова я или нет.
Мне не хотелось разговаривать не с кем на эту тему. Только не подумайте, что я до сих пор не догадываюсь, откуда берутся дети. По телевизору сейчас разное увидишь. То, что я чувствую, когда вижу себя в большом зеркале, слишком личное, и я не желаю, чтобы даже близкие люди знали об этом. Кто может польститься на девушку с неуклюжим телом, слегка сутулую, с заурядным лицом, отличающуюся от остальных наличием слухового аппарата и невнятным говором? Кому я такая нужна, ни один парень на меня не посмотрит, а без мужчин детей не бывает. Правда был среди них, тот, который любит меня такой, какая я есть. Это – мой папа. Он самый лучший мужчина, мамочке повезло. Папа очень сильно любит ее, а я люблю их обоих. Папа совсем перестал появляться дома, говорит, что много работы. Это здорово, когда в человеке нуждаются, а Вика Дядькова говорит, что детдомовские и инвалиды некому не нужны, и, вообще, после окончания училища мы, вряд ли, кому-нибудь сгодимся. Я с ней не спорю, она упряма, и все еще обижается на меня за что-то. Может быть, из-за скандала, который они учинили возле кабинета гинеколога?
     В пятницу, как и обещала Тамара Ильинична, состоялось родительское собрание. От нашей семьи на нем присутствовала мама, она возвратилась расстроенной. На мои расспросы, о том, что говорилось на собрании, она бросила: «Ничего особенного», и ушла готовить ужин.  В дневнике я этим вечером записала: « Близкие люди часто не понимают друг друга, наверное, из-за того, что потерять легче, чем найти твердят, что я уже взрослая, а обращаются со мной, как с ребенком. Не понимаю, что надо делать, чтобы меня воспринимали за равную?»
     Заснула сразу же, как только моя голова коснулась подушки. Проснулась неожиданно, в комнате нашей с бабушкой ярко горел свет, вокруг моей кровати стояли все домашние, и даже Дашка старалась быть ко мне поближе.
-  Ариночка, как ты нас напугала.
-  Что случилось, мама?
-  У тебя был приступ, - мама присела на край кровати и ласково гладила меня по голове, - Мы вызвали врача.
-  Мама, что со мной было?
-  У тебя были судороги. Детка, может, тебе попить принести? – это спрашивает бабушка.
Пришедший врач скорой помощи тоже задавал мне вопросы, но я ничего не помнила и не знала, что именно произошло.
-  Ты знаешь, какое сегодня число, месяц?
Я задумалась, но не над этим вопросом, а над тем, почему доктор не спросил: «какой сейчас год?». Странный он какой-то, будто сам не знает.
-  Десятое ноября…2005 года, - на всякий случай добавила я.
-  Это, несомненно, эпилептический припадок. Вот, чем он спровоцирован, - врач вопросительно взглянул на моих родителей, - но, чтобы не послужило причиной, я считаю, вам необходимо обследовать дочь, сделать ей энцефалограмму мозга.
Все, теперь начнется. Я и так нахожусь под впечатлением от диспансеризации, и ежегодного прохождения ВТЭК, а еще…
-  А сейчас, доктор?
-  Ограничимся таблеткой. Лишь установив причины, можно попытаться избежать возникновения рецидива.
Иногда мне кажется, что моя память удивительно избирательна. Я долго помню хорошее, например, мои дни рождения, они всегда случались, когда мы были на даче. Приходили мои друзья с подарками, и мы вместе устраивали импровизированные концерты. Маша играла на гитаре, а Глаша пела, часто все остальные ей подпевали. Костя показывает фокусы, не хуже тех, что демонстрируют по телевизору. Катя выступает со своей дрессированной собакой Джесси, а я танцую, и никто из моих друзей не смеется. Это замечательно, что меня воспринимают такой, какова я есть. Обычно, люди ждут друг от друга большего, и если этого не происходит, наступает разочарование, а от него и до обид недалеко. Я стараюсь не обижаться, но у меня это не всегда получается. Бабушка говорит, что обидеться можно на человека достойного, равного тебе, а на остальных надо не обращать внимания. Не знаю, права она или нет, но не замечать Свету Матюхину, которой сейчас приходится несладко, я не могла. На ее месте, когда в заботе нуждаются близкие люди, я, скорее всего, поступила бы также. Тамара Ильинична считала по-другому. В понедельник, пересчитывая нас, она сокрушалась, - Ну, вот только Загвоздина и Бойко вышли, так Соловьева и Матюхина пропали.
-  Аня в больнице, - исправно доложила Маша, а Светы нет дома. Когда я звоню, к телефону подходят ее младшие сестренки.
-  Тамара Ильинична, я принесла работы на выставку.
-  Очень хорошо, отдашь на перемене. Кстати, из-за вашего поведения наша группа может быть отстранена от участия в конкурсе «Умелые руки». Вот, чего вы добились своими прогулами.
В мастерской стояла мертвая тишина, но не потому, что все внимательно слушали нашего мастера. Взгляды девочек были обращены к двери, где на пороге застыла Матюхина. Она имела виноватый вид.
-  Почему не присутствовала на занятиях?
-  Навещала маму в больнице, отвозила ей лекарства, и с сестренками надо было заниматься, - Света так и не решилась войти без приглашения.
-  Заходи.
-  Тамара Ильинична, я хотела поговорить с вами, в вашем кабинете, - немного погодя добавила Света.
Классный руководитель повернула ключ в замке и взглядом пригласила Свету.
-  Занимайтесь кроем и не шуметь, - Тамара Ильинична посмотрела на старосту, и та все поняла без слов.
-  У Матюхиной что-то случилось, - поделилась своими предположениями Лена Рыбина.
-  У Соловьевой точно случилось.
-  Откуда тебе известно? – это Маша спросила у Любы.
-  Обычно после того, как девушка живет с парнем, это частенько происходит, - заметив вопросительные взгляды, Любка вздохнула и произнесла, - Она беременна, и родители ее ни о чем не догадываются. Именно поэтому Соловьева в обморок грохнулась.
Девочки молчали, слушая Любу.
- Замолчи!
Все посмотрели на Наташу Загвоздину, даже внезапно очнувшаяся Руднева.
-  Это почему же? Кто мне запретит, ты что ли?
-  Неужели, ты не понимаешь, что такие дела касаются лично каждого. Ты заставляешь всех нас подглядывать за человеком. Это – нехорошо.
-  Слишком правильной хочешь казаться? – Люба улыбалась, глядя в лицо Наташи, но ее улыбка была злой. Насмехалась она над Загвоздиной. Тогда я решилась помочь ей, - Девочки, ничего страшного не случилось.
-  Чего встреваешь? Молчала бы, - громко, чтобы слышала не только я, сказала Вика Дядькова, - Воровка.
Хорошо, что я сидела, иначе, как и Аня Соловьева, упала бы в обморок. Катя положила руку мне на колени, но мне не стало от этого легче. Не представляю, до чего мы договорились бы, если не вернулись Тамара Ильинична и Света.
-  До свидания, Светочка, поняла, что я сказала?
Света кивнула головой и быстро вышла. Перемена, происшедшая в отношениях классного руководителя и Светы, не осталась незамеченной для большинства из нас. Я не побоюсь ответить за всех, девочки желали получить объяснение происшедшему. Наверное, они позабыли даже о словах, брошенных мне Викой.
-  У Светы случилось несчастье. Кто хотел бы ей помочь?
Поднялось несколько рук, в том числе, и моя. Тамара Ильинична улыбнулось, лицо ее, обычно мало привлекательное, стало удивительно добрым.
-  Свете и ее сестренкам необходимы теплые вещи, еда, лекарства для больной мамы. Приносите, что можете мне, а я передам нуждающимся.
-  А что со Светиной мамой?
-  У нее обнаружена страшная, неизлечимая болезнь.
-  И она может умереть?
-  Не знаю, девочки.
-  Что тогда будет со Светой?
На этот вопрос Лена Бойко так и не дождалась ответа. Девочки сидели расстроенные, наверное, представляли, каково сейчас одной из них. Тамара Ильинична не сделала нам за урок ни одного замечания, это было так непохоже на ее привычное поведение. Если бы подобное произошло со мной, не представляю, чтобы я делала. Уходя, Света как-то странно взглянула на меня, только на меня, я это заметила. Мне показалось, что в глазах ее стояла вина.
     Работа за швейной машинкой отвлекла меня от грустных мыслей. Строчка выходила неровной. Я потянула вперед, расправляя ткань, но поняла, что мешает мне вовсе не это.
-  Арина, почему ты плачешь? – шепотом спросила Катя.
Почему? Я сама не знала. Жалость к себе сменилась сочувствием к Свете, и вскоре получила совершенно неожиданный выход. Все-таки, мне было стыдно, признать это позднее, что больно мне было именно за несправедливо брошенное мне в лицо: «воровка». Не хотелось ничего объяснять и говорить с кем бы то ни было, но Катя, обычно молчаливая и безучастная ко всему, не унималась.
-  Ты заболела?
-  Нет, Катя, - ответила я, но вовремя спохватилась, что Катя не отстанет, в случае отрицательного ответа, - Да, у меня болит зуб.
 -  Морозова, чем занимаешься?
Катя уткнулась в образцы тканей и более меня не отвлекала. Я была благодарна Тамаре Ильиничне за невольную помощь.
     Может быть, я жестокая, думать о себе, когда у человека такое горе! Вечером мы с бабушкой выберем что-нибудь из тех вещей, которые мне стали малы и отдадим их сестренкам Светы. Только бы ее не исключили из училища. За прогулы могут. В прошлом году так поступили с одной из девочек. Все знают, что пропускать занятия плохо, но куда податься ученице, которую исключили посреди года? Еще не всякая школа примет такую. Сейчас я мысленно повторила слова Тамары Ильиничны. Она была недовольна решением педагогического совета, но нашего классного руководителя тогда никто не стал слушать. А все-таки, почему Света так странно посмотрела на меня?
-  Белова, куда ты смотришь? Ты, что не видишь, что нитки кончились?
И вновь, как в зоопарке, все обернулись, привлеченные бесплатным зрелищем, словно швейной машинки никогда не видели. Пока я искала катушку с нужным цветом ниток, я заметила, что рядом со мной, кроме Кати Морозовой никто не сидит. Меня сторонились. Прозвенел звонок, и все отправились в столовую.
-  Пойдем, а то не достанется, - потянула меня Катя.
Сказать ей, что мне страшно бок о бок встречаться с одноклассницами, я не отважилась. Катя не болтлива, но, как я не умеет за себя постоять. Если увидят нас вместе, но подобное отчужденное отношение ждет и ее.
-  Катя, мне не хочется. Иди одна.
Я осталась в мастерской в одиночестве. По правде говоря, я не отказалась бы пообедать. От чувства голода у меня может разболеться голова. Я слышала, как врач объяснял маме, что мне надо чаще кушать.
-  Белова, что это ты не отправилась со всеми вместе? – Из своего кабинета вышла Тамара Ильинична. Надо же, я совсем позабыла о ее присутствии.
-  Не хочется что-то, - неуверенно ответила я.
-  Не лги. Ты детдомовских боишься, я заметила. Запомни, Арина, стоит им показать свой страх, и с покоем можно распроститься. Пойдем со мной.
В столовой параллельными рядами стояли столы. У каждой группы отдельный стол, но постоянного нет, обычно, та группа, что придет первой, выбирает стол ближе к раздаточной, чтобы далеко не ходить с посудой. Сегодня наша группа сидела в центре зала. На столе кастрюля, в ней половник, рядом подносы со вторым и компот.
-  Так, - Тамара Ильинична прошлась взглядом по сытым лицам девочек, - Не вижу порции Беловой. Считать хорошо умеете? – Тамара Ильинична заодно проверила и собственную способность к счету, еще раз пройдясь по опущенным  головам, - Вас одиннадцать, а на подносе четырнадцать тарелок. Спрашивается, чьи лишние три?
Девочки молчали. Я стояла за спиной Тамары Ильиничны. Обед подходил к концу, соседние столы постепенно пустели, дежурные относили в раздаточную грязную посуду. Лишь наша Ш-1 оставалась на местах.
-  Долго будем молчать? Лапина, кто съел лишнюю порцию?
Я незаметно ушла, затерявшись в толпе отправляющихся в учебные классы и мастерские учащихся. После разбирательства девочки еще больше возненавидят меня, как Тамара Ильинична этого не понимает?
     На лестнице меня кто-то сильно толкнул в спину. Обернувшись, я увидела Илью, а рядом с ним светловолосую девушку. – Ах, извини, не заметила, - девушка рассмеялась, глядя мимо меня.
Обидно, что он не обратил на меня никакого внимания. Лестницу я преодолела в рекордно короткое время. Мастерская была закрыта. Я отошла к окну, которое находилось в конце коридора. Оно было огромным, словно витрина в магазине. На улице опять шел дождь, такое впечатление, что он никогда не кончиться. К нему привыкли все, казалось бы, даже, суетливые вороны занимались своими привычными делами. Дождь капал с большей охотой, чем мои слезы. Они, будто выжитые, медленно стекали по щекам, из-за чего казалось, что за окном не дождь, а целый потоп.
-  Белова, что стоишь, окно подпираешь? Живо в мастерскую.
У меня не было при себе носового платка, он остался в рюкзаке, а я не желала показывать некому, что я плакала. На четвертом этаже, рядом с нашей мастерской, располагался учительский туалет. К счастью, он был свободен. Я провела там несколько минут, пока не успокоилась, и слезы мои не высохли. И все равно, мне было страшно заходить в мастерскую.
-  Арина, я тебя потеряла. Где ты ходишь?
-  У меня заболел живот. Я была в туалете.
Кажется, Тамара Ильинична не поверила. Она взяла меня за руку, и мы вместе с ней вошли в мастерскую. Весь остаток дня я старалась казаться незаметной. Наметала, прошила очередной шов и более ни о чем не думала. Состояние внутреннего ожидания чего-то пугающего не покидало меня и дома. Сидя за письменным столом, повернувшись к бабушке спиной, я целиком посвящала себя своему дневнику. Когда я открыла его, то не знала, о чем стану писать, подобное не часто бывает. Может, стоит пожаловаться на то, что меня никто не любит, что я никому не интересна со своими проблемами, и что со стороны они кажутся просто смешными. Моя рука нетвердо вывела: «Я не желаю быть инвалидом. Я желаю учиться в нормальной школе, я хочу быть, как все…» и все. Но от того, что я излила душу на бумаге, ничего не изменится. Даже бабушка так и будет сидеть, уставившись в телевизор. Я не сводила с него пристального взгляда. Прошло полминуты, на экране появилась заставка рекламы, и лишь тогда бабушка, наконец, вспомнила о моем присутствии. 
-  Арина, ты не можешь сделать домашнее задание?
-  Нет, бабушка, - я ожидала дальнейших расспросов, но их не последовало.
Закончилась реклама, и бабушка целиком растворилась в мексиканских страстях. На кухне мама готовила ужин. Жареная картошка с сосисками мне надоела, хотелось что-нибудь нового. Мама неверно истолковала мой пристальный взгляд,
-  Кушать хочешь, Ариночка? Сейчас, помоги мне накрыть на стол, - мама передала мне тарелки с вилками.
-  Мама, я не желаю более учиться на швею.
Наверное, мама не расслышала  сказанного, потому, что ничего мне не ответила.
-  Скоро придет папа. Он любит, чтобы к его возвращению с работы все необходимое стояло на столе. Арина, поставь салфетницу и принеси мне три помидора из холодильника.
Я выполнила мамину просьбу, и хотела, чтобы она выслушала меня. Но тут раздался звонок в дверь, и мама пошла, встречать папу.
-  Арина, милая, пойди, взгляни, что принес тебе папа.
В руках у меня оказалась книга о Грине Потькине, это была пятая книга из этой серии «Гриня Потькин и секретные службы». -  Спасибо, папа, - увесистая книга перекочевала на мой письменный стол.
За ужином, когда наша семья была в полном сборе, я вновь хотела начать разговор об училище, но мама с папой упоенно обсуждали рост цен, а бабушка – свои любимые сериалы.
-  Арина, почему ты так плохо ешь, к сосискам почти не притронулась? Ты не заболела, детка?
-  В твоем возрасте у меня был зверский аппетит, - добавил папа.
Судя по той быстроте, с которой опустела его тарелка, у него и теперь аппетит не хуже, - Я не голодна, можно я пойду?
Уже в коридоре я слышала, как папа пояснил маме и бабушке, - Отправилась читать о Грине Потькине, сейчас ее и за уши не оттащишь от книги.
Вопреки папиным предположениям, я не накинулась на нее. Очень кстати под рукой очутилась Дашка. Я гладила ее, и мое плохое настроение постепенно покидало меня. Вот, кто мой настоящий друг. Даша никогда не задает мне вопросов, не смеется мне вслед, и, наверное, любит свою хозяйку. Жаль, что животные не умеют разговаривать. Внезапно хорошая идея пришла мне в голову. Я выглянула в коридор, на кухне вовсю шло чаепитие, значит, родительская спальня свободна. Здесь находится еще один мой друг – компьютер. Обычно я не пользуюсь им без ведома папы. Включает компьютер и подключает его к Интернету именно он. Но я и сама могу с этим справиться. После появления окна, я набрала «Модельные агентства» и щелкнула мышкой «найти». На экране появлялись названия, одно причудливее других. Я остановилась на «Fashion», может быть, потому, что на первой странице именно это слово было написано на иностранном языке. На сайте агентства было размещено много фотографий красивых девушек. Как бы я желала, быть немного похожей на них. Наряды красавиц были также привлекательны, как и они сами. Внизу страницы я заметила объявление: «Познакомлюсь с красивой девушкой моделью, или только мечтающей быть таковой». Ниже стояла подпись: «Айвенго». Фотографии желающего познакомиться не было, как не было никаких сведений о нем. Я  запомнила это незнакомое для имя и решила ответить. Скорее всего, имя вымышленное, а раз так, значит, я назовусь…к примеру, Гаврилидой, так звали героиню книг о юном волшебнике. В ответ на призыв Айвенго я написала: «Привет. Хотела бы с тобой переписываться. Мне восемнадцать лет, я почти красавица и модель». Более я ничего не стала придумывать о себе, надо дождаться ответа от Айвенго.
-  Что это делает, моя милая дочурка?
Я щелкнула по мышке и закрыла почтовый ящик. Не хочу, чтобы папа увидел мою переписку. Ничего не случится, если я немного сочиню, придумаю о себе, - Искала курсы батика.
-  Обещаю, что после нового года вы с мамой будете их посещать, - папа сел в кресло напротив меня.
-  Папа, как ты считаешь, меня можно назвать уродиной? Только не жалей меня, скажи всю правду.
-  Ты у меня самая красивая.
-  По-моему, ты меня успокаиваешь.
Папа снял со стены круглое зеркало и приблизил его к моему лицу, - Скажи, что тебе не нравится?
Я взглянула на себя в зеркало. Обычное, простое лицо, немного испуганный взгляд. Могу ли я понравиться? Но так хочется, чтобы тебя любили. Для себя я решила – почаще смотреть в зеркало, может быть, я сама себе когда-нибудь понравлюсь? Засыпая, я старалась думать о чем-нибудь приятном, ведь завтра опять придется идти в училище. Неизвестно, что меня там ожидает? Интересно, а как бы поступил на моем месте волшебник Гриня? Наверное, взмахнул своей волшебной палочкой и наслал бы на недругов запрещающее заклятье, или, может быть, приготовил усыпляющее зелье? А я стану ждать ответа от Айвенго.