За поворотами лет - 4

                ЗА  ПОВОРОТАМИ  ЛЕТ
                (Короткие зарисовки)

     Меня бабушка согласилась взять с собой на базар, но предупредила, чтоб я «держала рот на замке». Это значило, что при людях я не должна задавать глупых вопросов. «Дома спросишь…» Однако то, что интересовало меня, бабушка этого вовсе не замечала, так что все мои домашние расспросы часто сводились к одной фразе: «Та що вона понимае?.. Тилькы  голову мэни завертае…» Тогда я смекнула, что надо о том спрашивать, на что бабушка с интересом смотрела. Тут главное – не забыть вопрос. Вот, в тот памятный день, большой вопрос у меня нарисовался. И несла я его домой, как стакан воды, чтоб не расплескать.
     На базаре мы были недолго. Бабушка купила пару кружек творога, на вареники, газетный маленький кулёчек «бабковых листьев» (лавровый лист), и ещё чего-то по мелочи. Но среди множества людей бабушка встретила какую-то женщину, с которой они даже расцеловались. Понятно, что домой мы шли по другой улице, а это значило, что по пути мы зайдём на подворье к этой женщине и моя бабушка достанет из потайного кармана потрёпанную колоду карт и, где-то в укромном месте, они долго будут о чём-то шептаться. Мне же предстоит сидеть и скучать на завалинке и рассматривать хозяйских кур. И всё же я надеялась на что-то более интересное. И это «интересное» произошло.
     На чужом подворье меня угостили оставшимся после Пасхи пряником, дали кружку воды и, напомнили мне о том, что я «умная девочка». Это чтоб я никуда не лезла. А я и не лезла, даже с места не сошла, но чтобы лучше мне было видно, залезла на завалинку. Оттуда мне был виден яблоневый сад в соседнем огороде. Яблони цвели и в нашем огороде, и пчёлы на них так же жужжали, но там по тропинке ходил очень старенький дедушка в длинной полотняной рубахе и шитых валенках, воткнутых в галоши. Рубаха на нём была такая длинная, что я долго про себя размышляла: носит ли тот дедушка штаны или на босую ногу он был обут в мягких валенках? А ещё меня удивили длинные до плеч, седые волосы с лёгкой желтизной. Никто из мужчин в нашем селе не носил такую длинную рубаху и тем более длинные волосы. Значит, это был, точно чужак и тем он был интересен. А ещё этот старенький дедушка наклонял цветущую яблоневую ветку к себе и внимательно рассматривал каждый цветок. Пчёлы садились ему на рукава, на бороду и он о чём-то с ними говорил.
     Я так засмотрелась, что не услышала, как ко мне подошли моя бабушка и хозяйка подворья. Они посмотрели на дедушку, переглянулись.
     - Вышел проститься…
     - Ага, всё лежал-лежал. Думали – не встанет. А он, вот, ходит…
     - Всё уже, созревает… - со вздохом покачала головой моя бабушка и молча пошла к калитке. Я поспешила за нею следом.
     К концу недели к нам пришла женщина, дочь того старичка, и просила моего дедушку по-христиански похоронить отца.

                ***
     За нашим селом, среди поля, на котором из-за скудости почвы только клевер сеяли, был раскопан песочный карьер.  В выемке скопилась дождевая вода, а где есть стоячая вода, там и камыши разрослись. Однажды бабушка взяла серп и позвала меня, девчушку-подростка, идти в поле к карьеру, тот камыш жать. На нашем хлеву, где ночевала коза с козлятами и хрюкал поросёнок, прохудилась крыша. Длинный камыш, если его снопики плотно уложить, то получше соломы служит кровельным материалом. Вот только жать его в воде не очень-то приятно, да и обоюдоострые листья осоки руки режут. Но с моей бабушкой не поспоришь. Надо, так надо. Пошли мы ранним утром, как только козу проводили в стадо.
     Шла я тропинкой, вслед за бабушкой, через клеверное поле и то и дело вздрагивала от холодной росы, которая попадала на мои ноги сквозь узорные дырочки сандалий. Но когда мы дошли до карьера, и бабушка, подоткнув за пояс свою широкую юбку, вошла в воду, я тоже сняла сандалии и пощупала пальчиками ног воду. Вода оказалась тёплой.
     Бабушка жала, а я носила на берег длинные бодыля и рядком раскладывала подсыхать на солнышке. Мы так увлеклись работой, что и не заметили, как усилился ветер. Мы в карьерной котловине его просто не почувствовали, даже не особо-то обращали внимание на то, что потемневшие облака время от времени закрывали солнышко.
     Мы уже нажали довольно много камыша. Бабушка вышла на берег, размяла затекшую спину и стала мне помогать переворачивать подсохшие камышовые бодылки. Она, сперва, прошлась по длинному ряду, хворостиной стегая лежащий покос, чем немало насмешила меня, пока в одном месте, от удара, не выползла юркая змея, нырнула в воду и уплыла в заросли. Тогда и я, прежде чем брать в руки камышины, угощала их вербовым длинным прутом.
     Вскоре бабушка покинула меня и, выйдя в поле, стала рвать вьющийся мышиный горошек и скручивать из него перевясла. Снопики вязала бабушка потому, что моей силы ещё не хватало затянуть туго вязанку. Эти снопики были хоть и тоньше ржаных, но тяжёлые. А всё потому, что длинные и водой напитаны. Я волоком вытаскивала их наверх, к дороге. И, вот, в какую-то минуту, когда в просвет выглянуло солнце, совсем недалеко от того места в облаках, сверкнула молния и раздался прямо таки сокрушительный гром. С испугу я даже присела. Бабушка повернулась в ту сторону и стала истово молиться и класть земные поклоны. Много раз я видела, как бабушка с дедушкой молятся, но с таким усердием – это впервые. Испуганным котёнком я сжалась в комочек и с надеждой смотрела на бабушку. Понемногу бабушка успокоилась и уставшая села возле меня.
     - Это недобрый знак. Что-то где-то случится… - полушепотом сказала она.
     Оно и случилось, с нашим родственником, только в соседнем селе. Меня на похороны не взяли. Сказали, что мне ещё рано на такое смотреть. Током поразило мужика…
     А в тот день бабушка уговорила ездового с фермы, ехавшего косить клевер колхозным  коровам, чтоб отвёз наши камышовые снопики к нашему двору. Это было недалеко, и он согласился. Бабушка дала ему мятую трёшку, а мне велела ему насобирать яблок в нашем саду. Он этим яблокам больше денег обрадовался. Только мне гром и молния при солнечном свете запомнились больше.

                ***