Инструменты

 
        Мужчине было за сорок. Он был невысокого роста, в меру упитанный, и в правой руке держал большой чемодан, гремевший при каждом его шаге. Он медленно плёлся по красной аллее, усеянной жёлтой листвой. Ковровые дорожки простилались по всему парку. Осень выдалась весьма прохладной. Пасмурная погода отдавала серый оттенок, сочетавшийся со здешними красками.
     Похрамывая, мужчина еле-еле доковылял до близлежащей скамейки и присел. Он понял, что клочок твёрдой самоуверенности был ничем по сравнению с содержанием чемодана. Кошмар, впечатливший массу параноиков - вот, что там было. Мужчина огляделся. Никого рядом не было. У него не оставалось выбора, кроме как открыть чемодан. Заклятие Ромаса, наложенное на мужчину, повлекло за собой немыслимые страдания, и каждый раз, когда упоминалось имя лучшего мастера на всём белом свете, гайки черепной коробки нервно подрагивали.
          Каждый раз.
     И он открыл чемодан. Изнутри повалил горячий пар, и мужчину ослепило. Отвёртка вкрутила три болта в щёки, забрызгав кровью фланелевые штаны. Молоток вбил два шестидюймовых гвоздя в коленные чашки, раздробив их, расколов их, раскромсав их. Дрель просверлила в правом ухе четыре дырки одинаковым диаметром в миллиметр. Мужчина кричал, но никто не слышал. Его уже никто и никогда не услышит.
     Он вообразил себя мастером, хозяином своего дела, тем божественным ремонтником, чьё искусство могло быть не меньше, чем необыкновенностью или волшебством. Он создал свой собственный фокус, разозлив Ромаса, заказавшего кухню в агентстве. Эти инструменты, лежавшие в чемодане, в проклятом ящике кошмаров, были заколдованы. Ромасом. Кем же ещё? Каждый раз он вздрагивал, хватаясь за уши, слыша, как внутри шуршат маленькие работники, ломающие маленькими молоточками его кости. Он слышал, как они, эти профессионалы, дробили его суставы. Слышал, как…
     Не было ничего, за исключением жёлтого цвета. Лиственный осенний занавес, застилавший предсмертную судорогу, раздражал и в то же время искушал. Мужчина попытался приподняться, но рухнул на асфальт, холодный, может, даже ледяной. Дрель с алмазным сверлом просверлила в его левой ляжке дырочку, проталину его самодостаточности и самовлюблённости, из которой струей брызгала кровь. Кровь была повсюду. Кровь и только кровь.
     Грязное убийство. Мистическая провокация. Неведанное жертвоприношение. Прежде, чем крик мужчины сбился, до того, как он устал орать, что-то твёрдое и тяжёлое опустилось на его пах. В ушах заводилась бензопила, вскоре распилившая его ступни и левую ладонь. Инструменты выбрались из чемодана, увеличились в объёме, глумились над ним, бедным мастером, угощали новыми порциями боли. В его глазах оставался отпечаток, осквернённый самолюбием, знанием своей превосходности. Это его и погубило.
     Крик сдавливался. Сумерки сгущались над парком. Становилось всё темнее и темнее. Инструменты плясали возле мужчины, постепенно лишая его дара речи и возможностей хоть как-то шевельнуться. Они истребляли в нём человека, ломали его гордость, убивали в нём себя.
     Посланный Ромасом чемоданчик вспарил в воздухе. Чемодан смеялся, хлопал крышкой, ликовал, а инструменты, дребезжащие, жужжащие, сверлящие, убивали мужчину. В парке прохладным вечером, когда никого не было, умирал сорокачетырёхлетний или сорокапятилетний рабочий, захлёбываясь в криках, крови и слюнях.
     Но никто его не слышал.
     Каждый раз гайки черепной коробки подрагивали. Он кричал, а они подрагивали. Эти гайки. Он искал ответы, почему заслужил такой жестокой участи. Искал и кричал, а инструменты ремонтировали его самого, избавляя от дурных мыслей. Они чинили его.
     Они чистили его.
     Кровавые квадраты, словно батарейные панели на заводящихся игрушечных куклах, неаккуратно и криво вырезались на коже. Они покрывали его тело. Мужчина упёрся о правую руку, но бензопила отпилила её. Этот звук, поразивший его за минуту до смерти, громкий прерывистый звук, показался осенним шёпотом, сдавленно пронёсшемся мимо.
     Он так и не понял, от чего именно умер. Ромас был инопланетянином, сверчком среди землян, ненавидевшим человеческое превосходство, зависть и лицемерие. Скапливание негативных человеческих факторов, плохих помыслов и мысленных унижений - он вложил в чемоданчик с инструментами. Мужчина, который открыл чемодан, весь в крови, лежал у скамейки. Красную аллею завешивала желтизна, словом, как и орудия удачной починки.