В баре

(репортаж из субботнего вечера)


I

Она сидела за столом одна, томными губами потягивая соломинку коктейля и украдкой постреливая глазами на парней в зале. Были парни явно лишённые перспектив на романтический вечер, прозябавшие в своих шумных компаниях и заливавшие пивом ставшую поперек горла страсть, пожирая её в ответ бесплодными взглядами. Другие молодые люди, со всеми в зале знакомые, у которых на танцполе выпадали из карманов опустошенные ноздрями зип-локи, не стесняясь вальяжно подкатывали к ней, гарцуя на месте как беспокойные кони.

Выходя с ними на воздух она слушала их, спелым фруктом обнажая свои губы в улыбке. Они курили у дверей бара, ехидно выделяясь меж собой и наматывая разговоры на веретено её упругой талии. Каждый стремился стать первым, кому эти бёдра будут ласково льнуть за разгадку своевременного прикосновения... Но она отошла. Дрожа от холода, с досадой закурив, парни потягивая пиво стали обсуждать происходящее внизу, в баре:

— Он заебал сосаться
— Он? С девушкой? ха-ха
— Прикинь, он сосется, а я нет!

Пустые бутылки загремели в урне. Покачивая обольстительными бёдрами, она элегантно ступала по лестнице вниз, озаряя взглядом поднимавшихся подымить полу-пьяных парней. Все желали овладеть ею, но одни робели перед её надменной сексуальностью, другие же были явно неподходящей парой...

Одета она была изысканно откровенно. Впрочем, фасон платья с глубоким декольте не смотрелся пошло на фоне её властной красоты и грациозного обаяния — достоинств, которыми она сияла, гордым лебедем плывя среди зала. Дефиле прервал молоденький мажор, самоуверенно заряженный отцовскими капиталами. Бахвальство его навязчивого флирта она свела к пустому, ни к чему не обязывающему разговору и давая понять о своем безразличии, залипла в айфон. Но парень не унимался, и она присмотрелась к нему внимательнее. О боже, кажется когда-то давно они подростками обжимались на вписке... Вспомнив об унизительном знакомстве, благодаря которому парень полагал, что имеет шансы на близость, она рассердилась и это немедля отразилось на её лице, что было неверно истолковано увлеченным собой ухажером.

Она захотела побыть одна и захватив клатч с косметикой и сигаретами, вышла на улицу. Стоя в стороне от бара, она с непонятной для себя грустью вдыхала влажный вечерний воздух. Над головой повисла слякотная тьма поздней осени и беспорядочно рядил снег, рассекавший гонимое ветром небо. Кислород в легких разгоняет кровь, её мысли улетают дальше, она видит свой дом, свою семью, скучную учёбу. Голова закружилась от обилия образующих её жизнь вещей. В негодовании ей захотелось выпить или как-то забыться оттого, что жизнь её не устраивала и изменить её, изменив себя, она не могла. Слишком привыкла считать себя идеальной...

Восхищаясь присущей себе грацией, она изящной рукой вложила сигарету в очаровательный ротик, но вдруг стушевалась, ища зажигалку. Под носом щелкнуло пламя. Прохожий мужчина не упустил случай сгалантничать. Благодарно поднимая глаза, внезапным испугом она оцепенела перед его пристальным взглядом, сползающим в беззастенчивую оценку. Сбросив человеческую маску, прямиком в душу ей заглянул оголённый, древний и страшный инстинкт неистово блудливого желания. Ей стало жутко и до дрожи неуютно, а сзади мурашками по хребту отчетливо прошуршала дорога: из потока машин угрожающе приближались густые басы сабвуфера.

Вызывающе дорогая, вороная иномарка с блатными номерами тормозит возле неё. Внутри сидят кавказцы и холодом стывшие, крепкие славянские лица светились на заднем сиденье. Хлопнули двери и озираясь она чует, что к ней подошли сзади, взяв её за руки чуть выше локтей. Она мгновенно обмякает и поджимает плечи, ноги на каблуках сами начинают перестукивать боком к открытой дверце, её сажают в середину и машина по мосту едет за город — в ресторан, в баню...

«Слушайте, здесь так мало девушек, пойдемте в другой бар! Да! Идёмте...Идешь с нами? Не знаю. Пошли! Нуу...Да пойдем сходим...Она с вами уходит?...весь вечер сидела с какими-то типами, а на меня даже не смотрит. А мы с ней вместе пришли и ещё с... Давайте и её позовём! Где она? Ушла. Мы её спугнули. Её обложили все. Девушек нет. Да. Никого нет. Давно началось? В девять. И всех так мало... Пойдемте, ребят! Подождите меня, я куртку возьму! О, ты с нами? Она с нами! Подруга твоя где? Не знаю, ушла. Куда? Хз. Не попрощалась даже...»



II

Он сидел к ней боком на неудобном, высоком стуле, нелепо раздвинув ноги в потертых застиранных джинсах. Перед своим крючковатым носом, обрамлённым неряшливыми усами, сквозь липкую пелену опьянения он видел хохотавшую Роксану, выкатившую грудь между стаканом водки и коробкой приторного сока, которые она высоко держала в руках. Он потянулся к коробке и коснулся её пальцев, когда она не глядя на него передала сок — к ней с другого бока бесцеремонно приложил голову захмелевший Вова.

«Я тут лишний», — подумал он и отравившись водкой, глотнул теплый сок из пошлой, полу-пустой коробки. Его сивый взгляд брезгливо остановился на сливовых губах смеющейся Роксаны, и он удручённо размышлял, с кем она успела пососаться перед тем, как влиться бухать в их общество. Ему двадцать девять, ей девятнадцать, она флиртовала одновременно с Вовой и с ним, и он не оставлял попыток отвлечь её на себя, на какие ломовые варианты замутить спидухи он знает выход...

Тут зашли эти двое и Роксана оживилась, по-кошачьи выгнув спину, отчего попа соблазнительно приподнялась над стулом, а рубашка чуть не лопнула картечью пуговиц под напором её вызывающего бюста. Ребята были молодые и она игриво кокетничала с ними, заключая их в нежные объятия и трепетно вдыхая чарующий аромат духов одного из них... Он же глухо предложил покурить, но никто не захотел с ним идти и он вышел один и давился дымом, глядя на сырой, валкий шум субботнего вечера, пока они там решали перебраться в другое место, пить и кутить дальше.

Вывалившись на улицу, Роксана размахивала руками и кричала, расталкивая прохожих и затевая ссоры, тут же забывая об этом шла вперёд, рвалась то в бар, то сперва в магазин, а сбоку на ней висел пьяный, горячо шептавший похабщину, пропивший аванс Вова, решивший, что терять теперь нечего. Он же, неловко потупившись, держался позади, то подходил, то уходил, пытаясь взять её под руку с другого бока, на что Вова ласково говорил ему:

— Саня съеби…

В баре он окончательно отвалился от их компании, предварительно собрав со всех денег на мутку. Вырубив порошка у знакомого барыги, он незаметно уехал, радуясь, что всё достается ему и не придётся делиться с Роксаной просто так, без варианта переспать с ней взамен угощения...



III

По жизни искавший соперников ради своенравной идеи борьбы — принципа, внушенного болезненной неуверенностью и эгоизмом; по этой же причине не имевший друзей — вечно стремясь утвердить себя в провокациях на споры и драки с окружающими; он вдруг заявился в бар, одетый в твидовый пиджак и очень скоро успел всем надоесть громким голосом и неуместным панибратством.

Он много пил и много тратился, угощая людей и требуя за это внимания к своей блистательной личности. После нескольких кружек, завуалированных насмешек и явного отсутствия интереса у девушек, его личность несколько померкла, и он решил, что люди оценят его за «обаятельную» беспардонность, какой направо и налево он начал бестактно расплескиваться. Плотоядно скалясь, парни гоготали, когда он пытался шутить и быть своим среди них, однако потешались они над ним, чего наш герой в упор не замечал.

Ослепленный мнимой популярностью, самовлюбленным павлином он выскочил освежиться на улицу. У входа курили две девушки, коим он также проставлял пиво. Одна была очень хороша — как раз в его вульгарном вкусе... Которому, увы, его бледная, вымученная харизма никак не соответствовала. Но казалось, взгляд девушки светился затаённым пламенем страсти, и он наивно полагал, что искрящийся призыв адресован... Кому же ещё, как не ему?! Гордому, волевому, независимому — от моды и мнений, оценок и плебейского конформизма принятых норм общения. К тому же, раз он проставлял алкоголь, то девушки обязаны ответной услугой...

Обращаясь к ней, плечами раскидываясь вширь и занижая тембр голоса, чтобы казаться мужественнее он, разумеется, выглядел глупо и неестественно. И быстро утратив инициативу в диалоге, он рассыпался под стрелами хитрой женской казуистики — в итоге, запинаясь и мямля, скатившись в посмешище. Ранив осколками ядовитого презрения, уже не в силах сдерживаться, подружки громкой издевкой расхохотались над его нелепым пикапом. И тут, словно лом проглотив, он неловко согнулся и запустил руку ей под юбку, шурша тканью, но не смея коснуться пылкого упругого тела.

— Ты чё ба-а-альной?!

Натянуто улыбаясь, он сжимал её предплечье взволнованно влажной рукой.

— Давай познакомь меня со своей киской!
— Уйди-уйди! Мерзкий, фу! Отвали! Помогите! Ай!

Случайный парень хлопнул его в челюсть. Он дёрнулся в драку, но получив по почкам, вдруг начал многословно оправдываться. Его прогнали и он упрямо стоял через дорогу и смотрел, что происходит у бара и ушёл куда-то лишь через полчаса, несмотря на всё убежденный, что он Личность, а ведомая лишь ему «правда» осталась за ним...



IV

Скучающий молодой актер перемещался из сумрака одного зала в другой, задерживаясь у барной стойки, и снова повторяя путь. Он пил мало, но много улыбался, позволял хлопать себя по плечу залётным друзьям (они клянчили выпить), пожимал руки равным, клал ладони на упругие, стянутые платьем бедра девушек, тянувшихся к щеке.

Все это он уже видел тысячу раз, но всякий раз, когда его приглашали (его всегда приглашали), он появлялся, ожидая от этих предсказуемых, как будни, одинаковых раскадровок кутежей удовлетворения того смутного стремления, которое однажды привело его на сцену.

Сидя за барной стойкой, как за монтажным столом, он внимательно просматривал каждый кадр, ожидая проявления того, что захватило бы его и вынесло за рамки сложившегося сюжета его жизни. Присматриваясь к каждой встрече, к каждой улыбке знакомого и незнакомого, готовый покинуть бар и уйти, уехать не зная куда.

Он любил разговаривать с барменом, потому что бармен был трезв, находился в центре событий, всё знал и тоже был внимательным зрителем. Бармен угостил его дорогим алкоголем. Он повернулся на стуле. Везде знакомые лица. Его друзья были разбиты на компании по разным залам, удовлетворенные собой, а он вечно хотел того, чего у него нет, поэтому он был жив и каждый считал своим долгом подойти и погреться у его огня…



V

«Молодежь беспринципная, именно беспринципная пошла. И пошлая!»

Изжёлта-бледный человек, с бородой и плешью Достоевского, согнув кости под бежевым советским плащом торопливо выбрасывал вперед палку, стремясь ковылять вывернутой как у дьявола ногой быстрее и дальше от баров и клубов, размалёванных девиц и рослых парней с мутными глазами, которых он боялся одинаково брезгливо. Женщины внушают ему сдавливающий горло ужас, чреслам перекрывая кровь и обрекая на позорное бессилие... Кулаки мужчин ему, никогда не бывшему в драке, тремором разбивали колени и слабели плечи от одного на них взгляда...

«Прочь, прочь! Центр ночью — кишка, переваривающая массы денег в кал, грязь, порок! Где Храмы-то!... Ээх и днём то его святость лицемерна! Порочный город, грязный, лживый, безбожный, богомер…»

Он торопился в свой чулан под горой, за монастырем. Отвлекаясь от своих тараканьих пороков, в пыли, в тиши среди книг он любил порассуждать о благотворности колокольного звона, мерило времени что нам отпущено ибо веселись юноша в юности своей...

Зайдя в пропахшие, косорылые сени коммунального жилья и украдкой пройдя тёмный коридор, вздрагивая перед дверьми, за которыми ревели пьяные или стонали любовники, он втиснулся в свой угол и не снимая плаща как-то весь пополам сложился и умер.


____________________________
ноябрь 2016 - март 2021


Рецензии