Дым сигарет с ментолом

Отрывок из повести "Квадратик кварца"

То первое лето после школы было хлипким шатким мостиком между закончившимся детством и начинающейся взрослой жизнью, который мы наводили сами.
Взрослая жизнь оказалась совсем не такой, какой мы её себе представляли, какой её преподносили нам в школе.
      После прозрачной чистоты детства мы неожиданно вляпались в монстра, который назывался «взрослая жизнь». Там было всё непросто.
Но  это мы познавали постепенно.
     В первый момент, вырвавшись на свободу из тесноты школы, мы испытали чувства заключённого, вышедшего из тюрьмы; солдата срочной службы после дембеля; монаха, покинувшего стены монастыря, и вдруг увидевшего все краски и всю пестроту окружающего мира.
Мы почувствовали как лёгок и свеж ветерок, увидели великое множество тропинок, из которых нам надо было выбрать одну, свою. И при этом не ошибиться.Ведь эта тропинка должна была определить всю нашу дальнейшую жизнь.

     Я в то первое лето порхала беззаботным  мотыльком, радуясь наступившей свободе.
Мои одноклассники корпели день и ночь над учебниками, готовились к вступительным экзаменам в вуз. Я же открывала учебник, но ничто не шло мне в голову.За окном было лето, спелые вишни, солнце. . .
Неудивительно, что я провалилась на первом же экзамене.
Не было настроя.
Я решила, что поступать буду на следующий год. А пока поработаю.
Мать меня устроила через своих знакомых лаборанткой в Академию наук. Там собралась хорошая компания из таких же, как я, бывших абитуриентов, проваливших экзамены в вуз. Пока оформили нас временно. Все мы были блатные.
Просто так, с улицы, туда наверное и нельзя было попасть.
Нас было четверо: чёрненькая миниатюрная Земфира, красивая Таня, Генка Тараканов и я.
Я  ездила на работу через полгорода на троллейбусе.
В моей сумочке всегда лежал целлофановый пакетик с кисло-сладким разноцветным драже.
Приезжала рано, заходила в пустую комнату и пока никого не было, чтобы скоротать время, пела тоненьким срывающимся голоском модную в то время надрывную песенку из репертуара дворовых гитаристов «Дым сигарет с ментолом»:

«Дым сигарет с менто-о-о-лом,
Пьяный угар кача-а-а-ет.
В глаза ты смотришь другому,
Который тебя ласкает. .. .»


Иногда дверь приоткрывалась и кто-нибудь заглядывал. Наверное в коридоре был слышен мой голос. Петь у них разумеется не полагалось. Да и никому бы в голову не пришло петь на работе в серьёзном учреждении. Да ещё такую дворовую лирику. Однако, увидев желторотую девчонку, замечаний мне не делали.
Работали мы в сельскохозяйственном секторе экономического отдела. Меня прикрепили к коренастому башкиру, кандидату наук. Говорили, что его жена была балериной. Но я не могла представить воздушную балерину рядом с этим  человеком, как мне казалось, очень далёким от искусства.
Мы с ним часто ходили в какое-то сельхозуправление на угол К.Маркса и Пушкина ,в бывший дом купца Костерина с женскими мордочками на фасаде, в котором по картонным прямоугольным карточкам с выбитыми дырками,перфокартам, которые мой начальник почему-то  называл фишками,считывали поголовье коров, овец, свиней и прочего скота в башкирских колхозах.
А в своём отделе АН на Проспекте Октября работали на арифмометрах, считали всё тот же скот.
Мало кого я запомнила из того коллектива. Запомнилась невысокая молодая женщина из дальнего угла комнаты, которая привстав на цыпочки за своим столом, часто буравила меня голубыми льдинками глаз.
Народу в комнате сидело много. В основном мужчины.
Один новоиспечённый кандидат наук всё не мог найти себе невесту. И постоянно заводил об этом разговор. Говорил: « Она у меня ничего не будет делать. Дома большая библиотека. Пусть сидит книжки читает!»
Ему кивали на меня: « Вот, невеста!». А он отмахивался: « Она ещё ребёнок!». 
Позже он женился на Земфире, они были одной национальности. Но сидеть без дела, читать книжки ей не пришлось. А пришлось ухаживать за его больным отцом.
Характер у мужа был тяжёлый. Я в то время, несмотря на свою молодость и неопытность, сразу поняла, что он самодур.
Они постоянно ссорились. И,в конце концов, развелись. Земфира уехала в Москву.
     Об этом мне рассказала та самая голубоглазая женщина, которая так пристально приглядывалась ко мне.
Мы с ней познакомились через много лет в интернете,
Которого в годы моей юности не было. И мы даже не могли предположить такое. . .
    В Академии наук все что-то из себя строили, набивали себе цену. Даже в бухгалтерии работали высокомерные спесивые женщины. Возможно кто-то из них был родственницей важного начальника или учёного.
    Однако были и настоящие учёные, поглощённые своей работой,увлечённые ею. Вот эти люди были совсем другими.Они были скромными доброжелательными, в истинном смысле слова интеллигентными. Относились одинаково и к уборщице, и к доктору наук. Не делали между ними различий – не пыжились. Но таких было мало – единицы. Благодаря им, я поняла, что такое настоящая интеллигентность.

     Наша компания с трудом дожидалась обеда и бежала на улицу, в лето. Обедали мы обычно  в ближайшем кафе «Урал».
   От того времени мне остались на память фотки.
Как-то раз мы всей команией выбрались за город. Генка пришёл со своей собакой, огромной обученной овчаркой.
Мы по очереди, присев на корточки, вытягивали правую руку в сторону, а собака прыгала через эту руку. - Генка фотографировал. Всем было немного страшно.
  Ещё была общая фотка на фоне огромного стога сена. А куда мы тогда ездили, я уже и не помню.
   Мне быстро надоело считать поголовье скота башкирских деревень и я уволилась. Тем более, что и срок на который я была оформлена подошёл к концу.
Генка тоже ушёл. Он собирался поступать в Авиационный.
Остались Земфира и Таня. Они поступали на экономический факультет - работали по профилю.

***
Новую работу искать не пришлось. Отец моей школьной подруги предложил пойти ученицей чертёжницы в их Управление.
   В то время каждой организации давали план принять одного человека после школы. Со стороны, незнакомого, им брать не хотелось.
   Чертить я не умела и зрение у меня было плохое, но он меня уговорил. Я решила попробовать. Не получится – уволюсь. Всё равно на следующий год буду поступать в университет.
   В нашем отделе, или в секторе, как было принято у них говорить,  было пять человек. Мы сидели в большой светлой комнате. Народ был интеллигентный дружелюбный,
Обстановка тёплая. Меня никто не ругал за кляксы, криво проведённые линии, ведь я была ученица. Начальником нашей группы был инженер Гена Ветошкин. Уже начинающий слегка лысеть, с намечающимся брюшком, хотя ему не было и сорока. Чертёжницу звали Зоя. Ей было слегка за тридцать, но она не хотела, чтобы я её называла по отчеству. С Зоей мы дружили, вместе ходили на обед в ближайшие кафешки, много болтали  по дороге. У неё уже был двенадцатилетний сын.И она очень любила Есенина.
На этом наши интересы сошлись. Я тоже любила Есенина и Блока. Есенина  в те годы только начали издавать - до этого он был запрещён.
  А теперь его книги можно было купить в магазине, я же оформила подписку на трёхтомник ещё работая в Академии наук. Когда появилась  такая возможность, почему-то эту подписку все уступили мне.
   Этот трёхтомник до сих пор красуется в моём книжном шкафу, хотя в наше время люди больше читают электронные книги, а бумажные попросту выбрасывают, не дрогнувшей рукой.
  Но в годы моей юности книга была большой ценностью.     Редкие книги для гурманов от литературы можно было приобрести лишь на чёрном книжном рынке. Там продавались Булгаков, Бальмонт, Ахматова и Цветаева, Пастернак и Игорь Северянин – целые миры различных писателей и поэтов, которые были для нас  таинственной загадкой, нам казалось,  что в их книгах зашифрована  жизнь.
    Но поболтать о книгах мы могли только в обед по дороге в кафе.
 Как-то мы забрели в кафетерий при магазине «Чай» напротив Центрального рынка. Кафетерий был оформлен в русском стиле. Одна стена, расположенная напротив окна,  полностью под хохлому. На чёрном фоне вились яркие жёлтые цветы и листочки с небольшими осторожными вкраплениями красного цвета.
Зоя сказала: «И какой дурак догадался выкрасить стену в чёрный цвет?!». Я простодушно ответила: «Мой отец».
   Зоя смутилась. Она не предполагала, что этот художник имеет какое-то отношение ко мне.
А я сказала: «Ой, какие здесь вкусные пончики! Давай возьмём!».
  Отец был художником-декоратором, они оформляли магазины, рестораны, кафе. Специальности дизайнер в то время  в нашей стране не было.

     В тот день  с обеда мы опоздали. Но в комнате никого, кроме зав.сектором  Александра Генриховича Бонвеч,  ещё не было.  Александр Генрихович, очень мягкий, интеллигентнейший человек, из поволжских немцев, даже замечания нам не сделал. Только улыбнулся.
Он разговаривал с семейной парой Китайкиных, которые приехали с объекта. Раз в месяц они появлялись в Управлении.
Мы с Зоей сразу зашуршали калькой, ватманом – начали создавать видимость рабочей обстановки.

- Девочки!, - неожиданно обратился к нам Бонвеч.
-6 ноября у нас праздничный вечер. Он будет проходить в институте «Башнефтьпроект».
   Этот институт был расположен неподалёку. Мы подчинялись одному ведомству и обычно все праздничные вечера проводились там, потому что наше Управление размешалось в нескольких комнатах двухэтажного жилого дома на втором этаже. Актового зала у нас не было, не было и столовой. Иногда мы ходили на обед в тот же БНП, как мы его сокращённо называли.
 Праздничный вечер должен был состояться после сокращённого рабочего дня.
Одна из молодых сотрудниц Управления жила в этом же доме на первом этаже. Когда закончился рабочий день, мы все пошли к ней переодеваться в нарядные платья и накладывать косметику. На вечере должы были быть танцы!
Квартирка была тесная, нас много, началась торопливая толкотня.
В ноябре дни короткие. Уже стемнело. Свет выключили, чтобы нас не было видно из окна. В суматохе переодевания я нечаянно повернула голову влево и меня как обожгло: в полумраке тесной советской квартики я вдруг увидела ренуаровкую красавицу! Я никогда не видела такого пышного цветущего женского тела, такой нежности и белопенности. И остро ей позавидовала. Сама-то я была высокая худышка. Меня украшали только вьющиеся рыжеватые волосы.
Я и не подозревала о существовании такой женственности,  в которой мужчинам наверное хочется утонуть. Она была как река, как сугроб.В полумраке белели пышные плечи, грудь в обрамлении кружевной шёлковой комбинации, стянутая бюстгальтером. Я поспешно отвернулась. Мне стало неловко, я словно подглядела что-то чужое, тайное, не предназначенное мне.
   Переодевшись, все вместе мы пошли в БНП. В коридорах слышалась музыка, танцы уже начались.
А я и танцевать-то не умела. Пошла просто посмотреть.
Встретила свою школьную подругу с родителями. Поболтала с ними.
Когда спускалась по лестнице, меня окликнул Володька Торбеев, председатель нашей комсомолькой организации.
Спросил: « Почему ты до сих пор не встала на учёт?».
Я ответила: « Встану». А он торопливо сунул в мою ладонь записку и прошептал: «Потом прочитаешь!» и убежал.
А я осталась стоять на лестнице, и продолжала помнить прикосновение его руки, так меня ещё никто не касался.
Записку засунула в сумку и потеряла. . .
   Всё было хорошо на этой работе, но я решила уволиться.
Я поняла, что никогда не научусь чертить. Я и прямой линии-то не могла провести. А глаза по вечерам от постоянного напряжения  резало как ножом.
    Бонвеч попричитал немного, пожалел, что я ухожу, но отпустил с небольшой отработкой в две недели. Он и сам наверное понимал, что чертёжницы из меня не получится.
Единственное чему я там научилась, так это чертёжному шрифту, который мне вскоре очень пригодился. Потому что
Я устроилась работать в детскую республиканскую библиотеку.
***

  Где бы я ни работала, везде был интересный своеобразный коллектив. Вот и в библиотеке работали интересные люди.
Меня приняли в старший отдел и дали шестиклассников.
Работу я знала. Всю жизнь, начиная с 1-го класса, ходила в библиотеку. Мне доверяли самой записывать книги в читательский формуляр, а когда был большой наплыв читателей, я помогала библиотекарям.
Фонд тоже был знаком. Сама недавно читала все эти книги.
Зав. Отделом, Инна Александровна,  была женой папиного друга и сослуживца. Она говорила моей матери: « Света, как встала за стол, так и пошла работать. Учить не пришлось».
Работа в детской библиотеке – творческая работа. Любая работа с детьми – творческая. Я любила своих шестиклассников, а они любили меня. Дарили рисунки, поделки. Иногда подходили старшеклассники и с солидным видом заводили разговор о творчестве Есенина, о шахматах.
Старшим библиотекарем  отдела была Ольга Константиновна, выпускница Московского института культуры. Мы с ней спорили о Бунине. Она говорила:  «Как ты можешь любить Бунина? В его рассказах одни гробы!». Я очень удивлялась, я не замечала в рассказах Бунина гробы.  Намного позже, через два десятка лет, уже в другой библиотеке молодая девушка-библиотекарь мне сказала: «Как Вы можете любить Бунина. Там один секс!». И я поняла, что восприятие субъективно. В прочитанном тексте каждый видит что-то своё.
Помимо старшего отдела в библиотеке был младший, для малышей.
В этом отделе работала жена местного писателя Алибаева и ещё, пугающая меня своей худобой, женщина со странным именем Гита.
 Немного позже я устроила в наш отдел сестру жениха своей школьной подруги Римму - она взяла академ в авиационном. И замечательную Галку, с которой мы случайно познакомились в троллейбусе. В советское время люди были просты и знакомились просто. Галка в то время работала в трикотажном ателье. Я её сагитировала, она перешла в нашу библиотеку, позже окончила институт культуры.
В обеденный перерыв мы ходили в парк им. Ивана Якутова, который был расположен через дорогу, и качались на качелях.
     Библиотека устраивала для читателей встречи с уфимскими поэтами и писателями. Чаще всех приглашали Газима Шафикова. Он никогда не отказывал, приходил с большой радостью. Нам это было приятно. И читатели его любили. Общаться с ним было просто и интересно.
  Правда, иногда он приходил слегка под шафэ, но это было намного позже и не в детской библиотеке. Я тогда работала в ДК «Авангард», в профсоюзной библиотеке 161-го завода зав.передвижным фондом.
Мы пригласили его на встречу с молодыми работницами завода в общежитие на Красина. Встреча должна была состояться вечером по окончании рабочего дня. Пошли втроём: зав.библиотекой Нина Николаевна, я и Газим Шафиков.Газим Шафиков пришёл слегка под шафэ, его выдавал блеск глаз и излишняя разговорчивость.
   В женском общежитии, как в женском царстве, пахло пирогами, девушки не ходили, а плавали по коридорам в длинных домашних халатах. И на встречу с Шафиковым пришли в том же виде. Никому и в голову не пришло переодеться.
Он вдохновился, долго интересно рассказывал о Мажите Гафури, о своём творчестве. А потом запел. У него был красивый сильный голос.
 Но я забежала вперёд.
  Он был не равнодушен к женскому полу. И  той зимой он положил глаз на Галку. Но у Галки был парень.
А с Шафиковым у них постоянно случались нечаянные встречи, то в кафе, то на центральном рынке.
Он оставлял жену, подходил к Галке и они подолгу болтали.Но дальше дело не пошло. Может так проявлялась его безграничная, всем известная, общительность?
  Весной я уволилась и начала готовиться к вступительным экзаменам в Университет.

28.11.2016г.