Воскресное утро

Амадея открыла глаза, хорошенько потянулась. Не без удовольствия медленно рассмотрела себя в настенном зеркале: пшеничные локоны чуть спадали на плечи, смеющиеся серые глаза блестели в такт солнечному дню. Она слегка улыбнулась, и на левой щеке тут же возникла милая ямочка. Вдруг девушка вспомнила, что сегодня воскресенье. Выпрыгнув из постели, поспешила надеть любимое платье: белоснежное,  расшитое пурпурными нитями, такие наряды носили лишь богатые дамы, ей же подарил отец.
 
Подмигнув своему отражению, она выбежала из комнаты. В лицо повеяло вкуснейшими ароматами ванильной выпечки.
– Что на завтрак, мамуль? – потирая один глаз, спросила Амадея, входя в просторную кухню.

Возле печки стояла ее мама:  женщина с грушевидной фигурой неопределенного возраста с пухленькими руками, в льняном фартуке и платке.  Сколько Амадея себя помнила, мама всегда улыбалась.

Стол выглядел празднично и буквально ломился под натиском различных кушаний. Посередине,  переливаясь в изобилии жира, в зелени петрушки воцарился кабанчик, запеченный с яблоками.

– Зачем столько еды, мама?! Ты же знаешь, что в деревне полно бедных крестьян! Они даже никогда не видели столько пищи, а ты приготовила все это… на один только обед отцу! – Амадея взяла печеное яблоко из пасти кабанчика.

– Да, ты, и сама не сильно барыня, прям и за переживала вся! Как говаривала твоя бабушка: «Ешь – пока рот свеж!» – ответила женщина с явной обидой за неоцененный ее труд.

– Ну, извини, мам. Просто сердце кровью обливается, когда я вижу на улице  голодных людей. Я не буду завтракать. Лучше, отдам свою еду  и…

– Доченька, опять твои штучки!!! Смотри, отец прознает – худо будет! Сама-то, вон, погляди – одни мощи, воскресное платье как на тебе висит, – глаза женщины округлились, – Боже!!! Ты почему не в церкви?! Это конец! Никакого завтрака, беги скорее, еще, может, успеешь к службе! – с этими словами мать схватила цветастый  платок и протянула дочери.

Но та даже не шевельнулась, она смущенно опустила глаза:

– Мам, я ведь уже опоздала…зачем куда-то идти, можно ведь дома помолиться? Я больше не хочу ходить в храм! Бывает, стоишь, думаешь о Господе, а только и слышно как за спиной тебя обсуждают, разве это не грех, разве на это воля Божия?

– Ишь, чего удумала! – с лица женщины исчезла улыбка, – Ты, поди, у нас итак выделяешься среди других: на гулянья не ходишь, ничем не интересуешься, кроме своих дурацких книг! К примеру, даже наволочку расшить не умеешь! В храме тебя, может, присмотрит какой богач, женится, будешь жить, как у Христа за пазухой! А ведь замуж пора!

– Да, откуда там богачи, мама?! Одни только крестьяне неотесанные, безграмотные… мне бы в город поехать …

– И думать об этом забудь! – женщина энергично замахала руками.

– Мы не просто крестьяне, мы – семейство Палачевых, жили, и будем жить, здесь, в фамильной деревне.

И женщина величественно возвела указательный палец к потолку.

– Да я ненавижу свою фамилию! Дочь палача! Меня все презирают, называют убийцей, почему отец не стал кузнецом или плотником, таким ремеслом можно гордиться! А убийствами разве можно, ты гордишься? – с этими словами девушка опустилась на стул, закрыла лицо руками. Из глаз полились горячие слезы.

[Мать поняла, что это были слезы протеста, правоты, несправедливости Мира сего, которые часто проявляются в столь юном возрасте].

Сделав вид, будто ничего не произошло, женщина расплылась в свойственной ей манере простодушия. Она положила руку на плечо дочери и с улыбкой сказала:
– Ну хорошо, если не идешь в храм, чтобы не расстраивать отца, мы сейчас вместе приготовим что-нибудь вкусненькое, десерт.

Она уже рылась в своих шкафах, подыскивая подходящую для ее задумки посуду.

– Ты должна знать, что путь к сердцу мужчины – лежит через его брюхо, вот-вот!

Так обычно говорят. Тебе, конечно, в скором замужестве пригодятся  проверенные рецепты.

Женщина бросила взгляд в сторону дочери, но на стуле, где та только что сидела, обнаружила лишь  надкусанное яблоко и запачканный кровью платок.


                ***

      В воскресный день на улице много народа. Амадея шла по дороге к храму, радуясь солнечному теплу.

      Вдруг кто-то из соседских мальчишек крикнул вслед: «Палачиха»!

      Один из них бросил ей в спину ком грязи, промахнулся и бросил снова, на этот раз удачно.

      Крестясь, она пробежала мимо церкви, и, обогнув островки полевых цветов, вышла к берегу  реки.  Девушка хотела спрятаться в траву и снять там платье, чтобы хоть немного очистить грязь. В густые заросли можжевельника почти не проникал свет, она тотчас передумала переодеваться и поспешила вернуться на видное место.

Раздался хруст веток, Амадея быстро попятилась назад, споткнулась обо что-то мягкое. Посмотрев вниз, она обнаружила тело человека в  светлой одежде, свободного покроя. Из спины торчал огромный стальной тесак, от чего одежда казалась скорее алой, нежели светлой. Одна его рука была запрокинута над головой, а рядом,  поблескивая в траве, лежал резной цветок из золота и драгоценных камней.

Рука потянулась к украшению,  в этот момент что-то с  силой  набросилось на ее спину. От испуга и неожиданности ноги подкосились, девушка рухнула на землю рядом с телом. Амадея заглянула в глаза убитого, и увидела в них леденящий кровь ужас.

Опять удар в спину!!! Потом  знакомое чавканье и сопение.

– Цезарь!!! – пришла в себя девушка – ты напугал меня, ух!!! – это был ее любимый пес, видимо, бежал за хозяйкой от самого дома.

Неподалеку раздались голоса людей. Слегка засомневавшись, стоит ли брать золотую диковину с собой, девушка быстро приколола брошь с изнаночной стороны подола. И они двинулись в обратном направлении, выбираясь из кустов.

Амадея хотела насладиться шумом прохладной реки. Она вошла в воду. Как назло, Цезарь высоко подпрыгивал, облизывая ее лицо.

– Эй, ты! – окликнул Амадею кто-то.

Собака начала рычать,  на ее хребте вырос угрожающий массив, однако двигалась она не на человека, а все больше прижимаясь к хозяйке.

– Какой огромный трус! – сказал  мужчина, в нелепой одежде: красные лакированные сапоги (в цвет обветренному лицу), белая рубашка с жабо и странная шляпа с большими полями. – Мы подданные Ее Королевского Величества, хотим спросить у тебя, крестьянка, не видела ли ты, чего необычного вчера ночью? – он обернулся к стоящему рядом с ним круглолицему юноше, удостовериться  записывает ли тот.

– Я ничего не видела… –  она замялась, не зная, какое слово будет правильнее подобрать для этого господина, и, вспомнив свою любимую книгу о рыцарях, добавила:
– Сэр!

– Сэр!? Ха-ха! – залился смехом тот, – Откуда, ты, взяла такое слово?! Наверное, много общаешься с иноземцами, ха-ха!!! В общем, впредь, обращайся ко мне – высокоблагородие! – он вновь глянул на писаря. – Это не пиши, мало ли, что деревенщине в голову взбредет, может, приснилось, ни к чему лишние пересуды.

И они, смеясь, пошли прочь от реки.

– Деревенщина! Тоже мне благородие! Облезешь, ты…ты… –  красномордие!

Теперь Амадея не на шутку разозлилась, день был полностью испорчен. И она поплелась домой, а за ней вприпрыжку, радостно виляя хвостом,бежал ее пес.

Шагая по своей улице с "гордо опущенной головой", Амадея приготовилась выслушать целый шквал оскорблений.  Внезапно, соседский мальчишка, который недавно бросил в девушку грязью,  протянул ей белую лилию, когда она уже стояла на крыльце своего дома.

«Все-таки странная штука жизнь!» – подумала она. – «Только что эти люди меня ненавидели, а теперь,  полюбили?!»

За круглым столом восседал большой небритый мужчина с залысинами. Он чавкал, загребая огромными руками большие порции еды, отправляя в рот тарелку одну за другой. Мама хлопотала тут же.

– О, вот она! – взревел он, – Где шастаешь?! Я  о твоем будущем пекусь, а женихам и представить некого, говорю: «Скромная, никуда не ходит, только вот в храм», по сторонам гляжу, а ее нет! – он подскочил на месте, и тут же сел, словно пытаясь совладать  с собою.

– Ну, будет, отец, не ругай ее. Мы для будущего зятя  учились пироги, да яблоки печь.

Мужчина недоверчиво метнул взгляд на дочь, затем скосил глаза на вишневый пирог и выражение лица  смягчилось.

– Ну ладно, тогда, – уже остыв, сказал он. – Нашел-таки тебе мужа – Ибн Булж, знатный мужик, правда, в возрасте, но это ничего, ха-ха, быстрее скопытиться! И он громко загоготал, широко открыв рот с не пережёванной  пищей, которая высыпалась сквозь редкие зубы  на стол. Мама сразу все вытерла и запричитала, что, мол, аккуратнее надо быть.

От такого ужасного зрелища любой человек бы поморщился, но не Амадея. Она выросла в обычной крестьянской среде и за долгие годы привыкла ко всякому. Вообще, в деревне на манеры никто не смотрит.

– Правда на него делает ставку еще и трактирщик. Его дочь, как раз, была в церкви. Мари, кажется. Она и впрямь красавица: белокурая, румяная, а как играет на рояле, если бы вы только слышали…

– Если б, ты, меньше захаживал в трактир и оплатил дочери городского учителя музыки, наверное, знали! – не выдержала женщина и, загремев тарелками, вышла из кухни.

– Дочка, ты знакома с  Мари, вы ведь с ней одного возраста?

– Так, видела… – опустив глаза, добавила, – Говорят, она очень заносчива и хвастлива.

      Тут девушка вспомнила  неприятную  историю из своего детства.

(Когда она была еще совсем маленькой, к ним в деревню привезли породистых собак. Продавали их по высокой цене. Никто из местных жителей  не мог позволить себе такую роскошь, кроме зажиточных крестьян – палача и трактирщика.  Амадея и Мари сразу  выбрали себе по щеночку. Девочки громко кричали, доказывали торговцам, что их папы любят своих дочек больше всего на свете и не пожалеют никаких денег,  чтобы их порадовать. Они долго упрашивали мужчин пойти с ними домой и взять деньги у родителей. А так как больше никто не собирался покупать собак, двум торговцам пришлось пойти с детьми.

Магат Амадыч, отец Амадеи, хоть был человеком зажиточным, но жадным. Любил к тому же сыто поесть, да чтоб рюмочка на столе стояла. Еще грешным делом мог в картишки  в трактире  перекинуться…   
Услышав стоимость щенков, тут же замахал своими огромными ладонями и принялся кричать:

– Грабеж, средь бела дня, они, что из золота!? Никогда!

Девочка тянула его за полы от одежды, но он даже не стал ее слушать. Торговец махнул рукой в их сторону и пошел прочь от дома палача. В тот момент Амадее стало очень стыдно, впервые в жизни, за своего отца. Она опустила голову и заплакала, говоря ему:

– Папа, ты меня не любишь! Тебе жалко денег на собачку, а я так хочу собачку, больше ничего, я же никогда у тебя ничего не просила…

И даже палач, будучи человеком крайне жестким, почувствовал, как сжалось его сердце. Он уже жалел, что не купил щенка:
– Конечно люблю, дочка, просто… когда ты вырастешь, то поймешь меня, – и тихо добавил, – надеюсь.

А торговцу уже не хотелось тратить понапрасну время и идти с другой девочкой, но узнав, что ее отец –  хозяин трактира, сразу воспрянул духом, в надежде пропустить стаканчик - другой.

Трактирщик оказался человеком среднего роста, с каким-то хитроватым прищуром и мелкими редкими зубами, про таких в народе говорят: «гладкий как кот». 
Еще издали завидев свою дочь в компании «заморских гостей», смекнул, что это неспроста.  Расплывшись в неестественно добродушной улыбке, сразу налил две кружки пенного пива.

– За счет заведения, столь почетным особам! Чем обязан такому визиту? – он посмотрел на Мари, тискавшую лохматого щеночка.

– О, у тебя новый друг, беги, придумай ему скорее имя, а мы тут с дядями посудачим.

Девочка радостная, тотчас умчалась хвастаться перед соседскими детьми.

[УАмадеи же, в детской душе загорелась искорка зависти, которая порой может жечь очень сильно, больно и горячее любого другого чувства, свойственного испытывать когда-либо человеку].

Вот и сейчас из глаз выступили слезы воспоминаний, Амадея поспешила вытереть их, чтобы отец не заметил, но этого не потребовалось – он  сопел здесь же, за столом, видимо, перебрав за обедом.

Девушка пошла в свою комнату, хотела отдохнуть, но в голову лезли самые разные мысли.
На пороге своего семнадцатилетия она, неожиданно для себя,  начала задумываться о своем предназначении в мире. Многие ее ровесницы уже вышли замуж, родили детей, жили также как их родители и деды, трудились от зари до зари, и их все устраивало.

      Их! Но не ее!

      Ее душа всегда стремилась к чему-то большему, высшему. Хотелось создать иную жизнь, настоящую, сказочно-красивую, пусть даже с рыцарями, о которых она так любила читать.

      Книги, как сказала мама, ее страсть.
Амадее очень повезло, так как МагатАмадыч был «на хорошем счету» у разных знатных особ, поручения которых, приходилось выполнять, уезжая в город. За исполнение таких вот заданий знать часто дарила книги. Книга – это очень дорогой подарок, который, естественно, дарят "ровне". Простому крестьянину книга-то на что!? Разве, что печь разжигать!

      Подумав об этом, Амадея ухмыльнулась, и сразу устыдилась своей улыбке, помня, что гордиться собой, сравнивая с другими, такой же грех как чревоугодие и воровство.

Крестьяне в деревне были малограмотными, но так как мать Амадеи росла служанкой в одной знатной семье,  она немного умела читать,в детстве учила буквам  и дочь.

      Вскоре отец начал уезжать в город все чаще, так как в королевстве постоянно вспыхивали мятежи, и мать, опасаясь, что он в очередной раз не вернется, принялась осваивать секреты "заморской" трапезы. Тщательно укладывать узлы с продовольствием мужу в дорогу, и совсем помешалась на этой готовке. А отец, до этого сильный и подтянутый мужчина, в свою очередь, вскоре обленился и обрюзг. В глубине души ему тоже не нравилось, то чем он зарабатывал себе на хлеб, но против судьбы не попрешь, считал он.

Так они вели свою размеренную деревенскую жизнь и были, пожалуй,  даже счастливы.

Правда по воскресеньям отец еще мог напиться и, в порыве злости, «казнить» кого-нибудь. Или же, напротив, разрыдаться от отчаяния, зная, что некому продолжить его дело. Он всегда мечтал о наследнике – сыне, продолжателе фамилии.

Девушка сама выучилась читать и с жадностью заглатывала книги одну за другой. Книг было немного, но все очень хорошие, здесь был и Шекспир, и Аристотель, и мифы древней Греции. Амадея перечитывала их уже столько раз, что многие знала наизусть.

     Однажды в деревню приехал необычный театр. Амадее очень понравились куклы, выступающие в представлениях. Они были   необыкновенными:  не безжизненными созданиями, а каждая, словно живая, которая смотрит на тебя с чувством. Их лица выражали  определенные  человеческие эмоции. Все образы неповторимые, яркие и очень своеобразные.

      Тогда-то девушка поняла, чего она хочет больше всего на свете, чем бы могла заниматься в жизни. Она решила, во что бы то ни стало, сделать себе великолепных кукольных  персонажей, таких, или даже лучше.

      Пока актеры жили в их деревне Амадея, “подкупив” одного старого кукольника мамиными яствами, узнала секрет изготовления театральной куклы. Оказалось, делают их, преимущественно из муки, воды и бумаги. Затем покрывают специальными лаками и красками, которые можно достать  лишь в больших городах, и которые стоят очень дорого. Затем из разных материй, бус и камней шьют им костюмы.

      Еще старик раскрыл девушке старинный секрет всех истинных мастеров: кукла, чтобы представление получилось интересным,  должна быть настоящей,  выглядеть как живая. Ей, создатель дарит кусочек своей души. Когда ее делает, обязательно поет или проговаривает ласковые слова - заклинания. Если песня веселая, то и кукла будет радостной, если грустная, то она навсегда останется печальной.
Все это так заинтересовало Амадею, и она решила стать настоящим мастером кукольного дела.

      Конечно, бумаги не было во всей деревне, не считая книг у нее дома. Тогда, поняв, что искусство требует жертв, она взяла на кухне немного муки и принялась рвать  любимые народные сказки на мелкие кусочки.

Амадея рисовала контуры на страницах, вырезала по ним фигуры. Затем оклеивала заготовку большим количеством бумаги, тщательно намазывая каждый последующий слой мучным раствором. После долгой просушки обрезала все неровности – и кукла оживала, (но только в глазах Амадеи, точнее в ее фантазиях.

        Куклы становились очень твердыми, как дерево, но, к сожалению, совсем  не живыми. Им  не хватало цвета. Однажды девушка вспомнила сказку про обыкновенного колобка, и решила непременно сделать его. Но даже этому герою не хватало румянца и красок.

        Сомнений больше не оставалось. Амадея понимала,  оставшись здесь,в ближайшее время ее выдадут замуж, судьба  станет такой  как у других. Она, скорее всего, остаток жизни будет доить коз и коров, растить детей и "откармливать" своего супруга. От подобных мыслей сердце сжималось сильно и больно, затрагивая самые громкие струны ее души.

[Именно сердце, непрерывно-пульсирующий клапан, способный  вобрать в себя всю жизненную силу, заглушить голос разума и предрассудков, именно сердце делает человека героем, способным на подвиг].

      Сердце шептало, что она должна заниматься милым ее душе делом: создавать великолепных кукол, каких еще не видел  белый свет.

          Амадея обхватила свою голову обеими руками. Так она сидела неподвижно, и мысли, самые разные будоражили ее юное сознание. Неожиданно она вспомнила драгоценную брошь. События вихрем пронеслись у нее в голове: вот она покупает краски и расписывает своих кукол, вот с ними выступают в театре, их покупают богатые люди, а может, и короли.

     Она почувствовала, как трепет охватывает все ее тело, как она словно взлетела,  в ушах зазвенела трель, и все это происходило, будто наяву.
Она впервые в жизни ощутила счастье от того, что делает, даже не делает, а только собирается сделать. Девушка поняла – это мечта, которая обязательно должна сбыться. Тогда отец сможет ей гордиться, и в их роду, возможно, больше не станет палачей.

     Прекрасное чувство сменилось досадой, пронизывающей сознание насквозь. В висках судорожно пульсировало: «Сейчас или никогда! Сейчас или никогда!»

     Амадея резко собрала своих кукол, сложила в обложку израсходованной книги, перевязала бечевкой.

      Тихо прокралась на кухню, взяла пирожков и жареного цыпленка. Быстро вернулась, переоделась, вновь приколола брошь к подолу  платья и легла в постель.
      Решила уйти под покровом ночи.