The Astonishing. Music is the gift

По мотивам метал-оперы The Astonishing группы Dream Theater. Особая благодарность Игорю Ройзману

Пролог
Звёзды давно уже мерцали над деревней Рэйвенскилл, осыпая холодным серебристым свечением ветви деревьев. Однако в эту ночь тревожный сон молодого генерала Ариса длился недолго, и причиной тому был вовсе не холодный ветер, веявший в хижину через раскрытое окно.
Тихий голос Габриэля мгновенно вырвал Ариса из забытья, словно звук самого оглушительного выстрела, потому что ожидание этих судьбоносных слов длилось уже не первый час...а этой ночью каждый час, казалось, стал дольше любой вечности.
- Арис...он...он вернулся.
Глаза генерала были на удивление ясны, когда он, проснувшись, медленно поднял взгляд на брата. Габриэль сидел неподвижно, точно изваяние, и блик пламени свечи играл в его бездонных тёмных глазах, выражение которых было мучительно тяжело определить...тут же с брата взгляд Ариса резко, почти лихорадочно метнулся на рэйвенскиллского медика, твёрдо выпрямившегося рядом. Бледное лицо медика было измождённым, и глаза...глаза поблёскивали в полумраке именно той безучастной усталостью, которую так боялся увидеть Арис. Будто сильный электрический разряд промчался сквозь тело генерала - он знал, что услышит, и больше всего жаждал, чтобы происходящее оказалось всего лишь ночным кошмаром...этого ведь не может быть, не может!
- Генерал, мне жаль...ребёнок жив, но...ваша жена...я ничего уже не могу...
Прежде чем он смог договорить, внезапный порыв ветра, такой холодный и недобрый, незваным гостем вторгся в хижину, и пламя свечи, бессильное перед этим безжалостным ветром, тотчас угасло, погрузив комнату во тьму, но Арис этого не заметил. Забыв обо всём на свете, в один миг утратив всё своё самообладание, он рывком вскочил из-за стола и почти бегом бросился в спальню, которую только что покинул медик. Сердце бешено колотилось о грудную клетку, отдаваясь гулкими толчками в висках, и всего одна отчаянная мысль снова и снова пронзала разум подобно лезвию ножа: этого просто не может быть.
Евангелина, жена Ариса, неподвижно вытянувшаяся на кровати, выглядела пугающе неестественно, словно окаменевшая - жуткая восковая бледность заливала обрамлённое шелковистыми тёмными волосами лицо, красивее которого Арис никогда в жизни не видел...но самым страшным и одновременно самым прекрасным было то, что её глаза были открыты - такой любимый, такой согревающий свет, шедший из их глубины, был совсем не виден за страшной белой пеленой, и этот опустевший взгляд поверг Ариса в бессильный панический ужас, леденящей волной пробравший тело...
- Евангелина, - прошептал он, задыхаясь, и ноги отказали ему. Стоя на коленях возле кровати, он отчаянно трясущейся рукой взялся за безжизненно лежавшую на простыне белую как полотно руку жены. Разум просто не мог воспринимать этот кошмар, и всё кругом выглядело размытым и отдалённым, точно во сне. Всё, кроме её глаз, взгляд которых медленно, точно с усилием коснулся глаз Ариса. Его сердце пропустило удар...сотни и тысячи слов кипели в груди, безудержно стремясь вырваться, но язык словно налился свинцом. Всё, что смог Арис - это вновь мертвенным полушёпотом произнести её имя, и на этот раз каким-то непостижимым чудом она нашла силы ответить ему.
- Арис...прости...не могу больше...держаться... - каждый вдох давался Евангелине всё с большими усилиями, и голос изменился до неузнаваемости, но та теплота, что слышалась в нём, больно ранила сердце Ариса, и жгучие слёзы вскипели в его глазах при осознании того, что он слышит эту драгоценную теплоту в последний раз. Неконтролируемо он с силой сжал холодную руку Евангелины, не в силах отвести полного ужаса взгляда от её безжизненного, застывшего, словно маска, лица. Что-то в сердце Ариса мучительно рвалось, раскалывалось на части, горело безжалостным невыносимым пламенем - такой боли он не чувствовал никогда...
- Спасибо...спасибо, что ты рядом... - новое лезвие жестоко полоснуло по сердцу, когда он снова услышал этот пугающий голос, совсем ослабевший, тающий...
- Я...я бы всегда отдал всё, чтобы быть рядом с тобой, - с усилием сглотнув слёзы, непохожим на себя дрожащим голосом проговорил он едва слышно. Больше всего на свете ему хотелось обнять Евангелину, прижать к груди и не отпускать, но тело совершенно окаменело, не подчиняясь, словно принадлежало не ему...время остановилось, и мир кругом исчез за стеной тумана - того тумана, что застилал глаза Евангелины. Арис чувствовал, как неумолимо тонет в этом страшном тумане...
- Пожалуйста...Евангелина... - он оборвал себя, из последних сил борясь со слезами. Сколько слов он должен был сказать сейчас - и не мог...не мог...
- Арис...позаботься...о Ксандере...вырасти его...таким же, как и ты...пусть наш сын будет...всегда счастлив...прошу, пообещай мне...
"Ксандер. Последнее, что останется...последняя мысль, последняя её надежда...которую она возлагает на меня, на меня одного..."
- Я обещаю, - голос Ариса даже немного окреп, но боль, искажавшая его лицо, была непередаваема словами. На своём веку Арис через многое прошёл, научился никогда не терять силу духа, долгая и жестокая борьба Рэйвенскилла с мощным врагом не сломила его, и во многом это была заслуга Евангелины. Он всегда обещал жене, что его народ победит, что жители деревни снова заживут мирной жизнью, но сейчас всё было уничтожено. Сейчас Арис чувствовал, что просто не сможет одержать победу, если потеряет Евангелину...
Огромным усилием воли он отогнал эту ужасную мысль, теперь всё его сознание было направлено на сына. Ксандер едва родился, и Арис ни разу его не видел, но чувствовал, чувствовал всем сердцем - его глаза...они уже были глазами Евангелины. Арису не нужно было большего, чтобы в одно мгновение найти в себе силы жить дальше.
Сил говорить у Евангелины уже не осталось. Но последней улыбке, которой она с трудом одарила Ариса в следующий миг, уже не суждено было изгладиться из его памяти - никогда. Эта улыбка надолго осталась перед его мысленным взором - он едва слышал последний судорожный вздох Евангелины, едва осознавал, как её глаза - эти незабываемые, эти самые прекрасные, самые лучезарные глаза - навсегда остекленели, когда жизнь покинула их...а осознав, уже не мог сдерживать себя. Теперь всё рухнуло, и впервые за много лет по лицу Ариса неудержимо потекли слёзы бессильного отчаяния и горя, а сердце раскололось, болезненно опустошив его, пронзив каждый атом тела неописуемой болью утраты, от которой так хотелось умереть самому...он ещё долго сжимал руку умершей, дав волю слезам, бессвязными обрывками шепча те невысказанные слова прощания, чувствуя, что на время перестал принадлежать этому миру...
Он очнулся лишь с лучами рассвета - от протяжного плача маленького Ксандера за стеной. Тело Ариса сильно затекло, но всё же он поднял голову, приходя в себя. Краем глаза он заметил силуэт Габриэля, сидевшего рядом, краем сознания почувствовал его руку на своём плече, но все его мысли сейчас были где-то далеко, и пустота внутри медленно развеевалась, сменяясь тупой жгучей болью, от которой, казалось, он уже никогда не мог отойти. И всё же сквозь туман боли в разум генерала пробилась необычайно твёрдая и ясная мысль, навсегда оставившая отпечаток.
"Наш сын будет счастлив, Евангелина. Я буду оберегать его всегда, любой ценой, чего бы мне это ни стоило. Так же, как оберегала бы его ты...как я оберегал тебя".

Глава I
- Избранный, вот как? - циничная усмешка, так контрастирующая с резким осенним ветром, завывающим за окнами дворца, скользнула по губам императора Нафариуса. - Я боюсь, такое самомнение Рэйвенскилл до добра не доведёт. Впрочем, пусть грезят, коли им так нравится, рано или поздно должно ведь у них хватить ума понять, что все их разговоры об Избранном...скажем так, далеко не самая здравая мысль, я ведь прав?
Невысокий советник с кривой чёрной бородёнкой усмехнулся в знак согласия. Император был прав, все эти громкие разговоры о молодом жителе Рэйвенскилла, который якобы поёт настолько прекрасно, что певчие птицы замолкают, чтобы послушать его, звучали, мягко говоря, сомнительно, хоть и были сейчас слышны на каждом углу как самой деревеньки, так и великой Северной Империи. Впрочем, о Рэйвенскилле здесь и без того давно ходили любопытнейшие слухи - поначалу потрясавшие до глубины души даже самого императора, теперь, спустя годы, они были не более чем пустым звуком.
Нафариус, казалось, подумал о том же самом.
- Просто очередная причуда сельчан, не более того, - небрежно заговорил он, беспечно постукивая пальцами по подлокотнику трона; сухая ухмылка всё ещё держалась на его старческом и в то же время мужественном лице, отмеченном резкой чёрточкой шрама, прорезавшей скулу. И тем не менее какое-то смутное, почти неприметное беспокойство, уловимое лишь для зоркого взгляда ближайшего советника, гнездилось в глубине его холодных глаз.
- Не более чем причуда, - уже чуть более тихо и задумчиво повторил император, - провокация...конечно, возомнили себя заправскими бунтарями с их откровенными музыкальными замашками, а теперь ещё и пытаются нас провоцировать, ведь так?
Несмотря на проблеск беспокойства в глазах Нафариуса, звук его голоса источал всё ту же привычную ледяную иронию.
- Честно говоря, поражает, что люди вообще до сих пор говорят о музыке, - осторожно высказал советник мысль, преследовавшую его с тех самых пор, как он услышал первые разговоры о так называемом рэйвенскиллском сопротивлении.
- Вот и я о том же, друг мой! Такая самоуверенность и в то же время такая глупость! Чтобы какой-то юнец взял и на радость им расправился с армией номаков? Сразу видно деревенщину!
И хотя этими словами Нафариус, как на миг показалось советнику, пытался успокоить самого себя, идея об Избранном звучала действительно абсурдно. Каждый прекрасно знал, что время музыки, во всём мире находившейся теперь под суровым запретом, давно миновало. Теперь, в две тысячи двести восемьдесят пятом году, миром правили нойз-машины, называемые сокращённо номаками - каждый день эти странные на вид механические шары показывались в небе, облетали города и деревни, генерируя громкие беспорядочные шумы, заглушавшие и уничтожавшие любую музыку.  Да, в первые годы этой новой эры многие теряли рассудок от почти непрерывного хаотичного жужжания номаков, но император Нафариус, в чьих руках было величайшее в мире войско шумовых машин, всегда закрывал на это глаза. "Это хороший знак, - говорил он не раз, - им кажется, что нойз-машины лишают их разума, но на самом деле они лишь очищают его от всего того, чем прежде засоряла и паразитировала его музыка. Скоро весь мир будет благодарен мне за это".
И вот теперь, в расцвет эпохи бесповоротной власти номаков, в захолустной деревушке Рэйвенскилл, возглавляемой знаменитым генералом Арисом, вновь заговорили о музыке. По новым законам мира даже эти разговоры должны были жестоко караться властями Империи, однако Нафариус, хоть и был поражён откровенностью жителей деревни, никогда не воспринимал эти слухи всерьёз, а после того, как имперцев достигли напоминавшие фантастическую легенду слова о младшем брате генерала Ариса, которому якобы суждено спасти человечество и вернуть миру музыку, и вовсе презрительно посмеивался в ответ.
- Люди Рэйвенскилла ведут себя как маленькие дети, - почти что скучающим тоном заключил он. - всего лишь пытаются привлечь к себе внимание, корчат из себя спасителей всего мира...знаешь, что надо делать с детьми, которые так поступают? - обратился он к советнику. - Игнорировать, и не более того. Деревенька маленькая, неприметная, едва ли номаки как следует патрулируют её - вот у Ариса с его народом и гнездятся в голове грязные помыслы о музыке. У меня и без этих мнимых мятежников дел по горло, не стоит тратить на них время из-за каких-то слухов...
- А ты точно уверен в этом, отец? - вкрадчивый голос рядом прозвучал, как всегда, негромко, но отчего-то не услышать его было невозможно. Советник даже вздрогнул от неожиданности - Дариус, сын императора, оказался рядом как всегда предельно незаметно, он прямо-таки подкрался к трону отца, беззвучно, словно тень. Нафариус, которого этот визит тоже застал врасплох, с некоторым недоумением посмотрел на сына, на чьих губах поигрывала лёгкая неоднозначная улыбка. Принц Дариус с его поистине необыкновенной хитростью, рассчётливостью, бесчисленными неразрешимыми тайнами и способностью видеть людей насквозь всегда умел с лёгкостью ввести в замешательство кого угодно. Внешне он всегда выглядел спокойным, даже хладнокровным, никогда не позволял себе терять самообладание, но вместе с тем весь его вид в любой ситуации источал знакомую отцовскую иронию - поневоле возникало ощущение, будто что-то недоброе, недоступное никому, происходит на уме у имперского наследника, и от этого ощущения по коже то и дело пробегал холодок...пожалуй, во всей Империи не было никого, кто мог бы долго смотреть в глаза принцу Дариусу - один его взгляд, чуть надменный и как-то по-нехорошему загадочный, на любого нагонял тревогу, и ни одна из его прохладных, порой беспричинных и почти что коварных улыбок никому не внушала доверия.
- Я понимаю, всё, что ты говорил, звучит действительно неправдоподобно, - негромким и таинственным тоном начал свою речь Дариус, открыто показывая отцу, что слышал каждое его слово, стоя за дверью тронного зала. На какой-то краткий миг наследник ухмыльнулся чуть шире, довольный промелькнувших в глазах Нафариуса неожиданностью. На советника сын императора даже не взглянул, не позволяя себе отвлекаться от главной своей цели, пока ещё известной лишь ему одному. Лёгким, почти небрежным движением откинув с лица прядь волос, странным образом от рождения седых, как у отца - со стороны показалось, что это движение было сделано лишь для усиления эффекта, чтобы немного оттянуть продолжение речи, оставив слушателя в недоумении - Дариус заговорил вроде бы и непринуждённым, но в то же время каким-то слегка зловещим голосом:
- Конечно, легко понять твои сомнения - Рэйвенскилл и без этих сплетен ведь всегда был скоплением людей вызывающих...пожалуй, слишком вызывающих. Ты ведь думал об этом?
- К чему это ты клонишь, Дариус? - на этот раз император посмотрел на сына внимательным серьёзным взглядом, быстро оправившись от минутного замешательства - он знал как никто, что к словам его наследника, как правило, стоит прислушиваться, однако пока что понятия не имел, чего ожидать.
- Позволь мне объяснить. - Дариус уселся на свой трон, стоявший рядом с троном Нафариуса, и, оперевшись о подлокотник, всё с той же лисьей улыбкой продолжил говорить: - Как ты считаешь, отец...только ли громкая слава Рэйвенскилла сейчас разносит красивый миф об Избранном во все края Империи? - умело выдержав эффектную паузу, Дариус коротко, наигранно вздохнул:
- Всё же генерал Арис содержит неглупых людей, хотя конечно, оказывать сопротивление Империи - величайшая глупость, на какую только сейчас способно человечество. Я имею в виду...ты ведь знаешь, музыка глубоко засела народу Ариса в головы, так зачем же им распостранять эти слухи, которые ни к чему не приведут?
Как обычно, говорил Дариус много и красноречиво, однако он ходил вокруг да около, нагоняя нотку напряжения, и уловить его мысль возможно было лишь тогда, когда он сам прямо выскажет её в глаза императору, хотя делать это так быстро он определённо не собирался. Нафариус весь обратился в слух, пытаясь заранее ухватить суть речи сына, но даже ему это было не под силу.
- Все угрозы должны устраняться прежде, чем станет слишком поздно, ведь так? А я считаю рэйвенскиллское сопротивление угрозой, отец. - Ну наконец-то откровение. Последние слова Дариус сопроводил многозначным взглядом в глаза императору, и даже он спустя несколько мгновений отвернулся, не произнося ни слова, хотя только что различие между его мнением и мнением сына стало очевидным. Что и говорить, в общении с наследником Нафариус всегда менялся до неузнаваемости.
- Тебе известно не хуже меня, что люди Рэйвенскилла не станут ничего делать просто так, - таинственно понизив голос и улыбаясь теперь куда более сдержанно, всем видом показывая, что наконец-то переходит к делу, продолжал принц, - они в самом деле недовольны новым складом жизни. Что поделаешь, разочарованные находятся всегда, но в нашем случае они действительно не намерены сидеть сложа руки. Слишком они свыклись с проклятой музыкой. И, как ты верно заметил, слишком безответственно отнеслись к их деревне номаки. В самых забытых и потаённых местах и рождаются угрозы, подобно тому, как крысы в тёмных углах прогрызают ходы сквозь стены, медленно разрушая дом.
Невольно советник подумал о том, как странно это выглядит со стороны. Будто сын сейчас учил отца жизни и правлению Империей, в то время как их роли должны были быть прямо противоположны. При этой мысли советник даже поморщился. Дариус никогда ему не нравился, всю жизнь он был каким-то...не таким, ничуть не похожим на человека, которому можно верить, и казалось, что всё в его натуре противоречит тому, каким должен быть будущий правитель Северной Империи. От Дариуса веяло угрозой, и советник был уверен, что ничуть не хочет жить под покровительством такого императора, когда настанет его черёд - хотя кому было дело до мнения советника?
Нафариус, чувствуя, что дело идёт к чему-то серьёзному, повёл бровью, показывая, что готов слушать дальше. Дариус вдруг поднялся с трона и несколько мгновений хранил слегка напряжённое молчание, и весь его вид предупреждал: императорский сын вот-вот произнесёт свою главную мысль, которая и толкнула его на эту длинную речь. На мгновение советник застыл в ожидании, и вот наконец Дариус произнёс то, что должен был сказать так давно. Странно, но мгновенно вся витиеватость и загадочность его речи тут же сошла на нет, голос стал куда более сухим и твёрдым, а на лицо словно упала тень.
- Отец, мне едва ли верится, что сплетни о брате генерала Ариса - всего лишь сплетни. Рэйвенскиллцы слов на ветер не бросают, и если они заговорили о человеке, способном вернуть в мир музыку, значит, у них были на то причины. Я полагаю...вероятно, тебе следовало бы лично отправиться в Рэйвенскилл. Своими глазами увидеть Избранного. Оценить угрозу, которую он может нести. И чем скорее, тем лучше. То, что происходит в Рэйвенскилле, может вести к серьёзнейшим последствиям, и ты знаешь об этом.
Император, казалось, всеми силами старался скрыть впечатление, которое произвели на него эти слова - сын впервые давал ему подобный совет, больше напоминавший настоящее указание. Пара секунд прошла в странном молчании, потом Дариус снова улыбнулся уголком рта, его глаза снова хитровато сузились, приветствуя взглядом никому не известную таинственную мысль, пришедшую ему на ум.
- Впрочем...это всего лишь моё предположение. Прислушиваться ли или нет - право выбора только за императором. Благодарю.
Прежде, чем Нафариус смог ответить, он стремительно развернулся и неслышной походкой покинул тронный зал.
Что и говорить, мало кто во всей Империи умел так управляться со словами, как Дариус. Как и следовало ожидать, речь принца заметно впечатлила императора - взгляд его был задумчив, саркастичная усмешка давно сошла с лица, и в голове наконец начала выстраиваться целостная картина всего того, чего он по странной самоуверенности и легкомыслию не замечал всё это время - с тех самых пор, как в Империю проникли первые разговоры о рэйвенскиллском сопротивлении...

Глава II
Рано утром, едва взошло солнце, Рэйвенскилл в считанные минуты наполнился движением, звуком бесчисленных шагов и возбуждённых голосов. Небо было ясное, воздух - холодный и чистый, и ни у кого сна не было ни в одном глазу, особенно у резвых стаек мальчишек, как один стремящихся на главную площадь деревни. Как и всегда, переполненных радостного предвкушения детей возглавлял, конечно же, Ксандер, теперь уже девятилетний сын генерала Ариса. Сегодня для Ксандера был особенный день, и несмотря на все усилия, прикладываемые, чтобы выглядеть достойно, его так и распирали волнение и гордость: всё же далеко не каждому выпадает честь приходиться родным племянником человеку, голос которого сейчас идёт услышать вся деревня! И конечно, Ксандер с друзьями оказался на главной площади одним из первых. Площадь несомненно была самым красивым местом деревни  - выложенная плитами светлого мрамора, сквозь которые каждую весну пробивалась изумрудная трава, и в жаркие летние дни всегда находившаяся в прохладной тени...какое-то особенное чувство всегда посещало людей в этом месте: взглянешь на небо - и какой бы ни была погода, оно кажется куда более завораживающим, в разы прекраснее и бесконечнее, чем если смотреть из любой точки Рэйвенскилла. Ксандер не мог объяснить это, но он точно готов был проводить час за часом, глядя отсюда, с площади, как солнце медленно пересекает небосклон...
Габриэль, прислонившийся к сюрреалистичной мраморной статуе, предназначения и смысла которой Ксандер никогда не понимал, беседовал с Арисом, и его лицо - за прядями волнистых чёрных волос, достигавших плеч, оно выглядело странно бледным - было встревоженным.
- ...должен признать, это так странно, - донёсся до Ксандера странно подрагивающий голос дяди. - Я ведь уже говорил тебе об этом - все кругом, куда ни глянь, продолжают видеть во мне...человека, призванного всё изменить...и всё же я чувствую, что я...на моём месте должен быть кто-то другой...
Голос Габриэля был невероятно красив, и Ксандер в очередной раз поразился тому, как прекрасно он звучит абсолютно в любом эмоциональном спектре. Сложно было сказать, в чём именно была причина, но этот голос Ксандер готов был слушать вечно, пожалуй, за всю жизнь ни один голос не приносил ему такого наслаждения - как и каждому из жителей деревни, именно поэтому и направлявшихся сюда.
- Брат, - тихий голос Ариса, напротив, был решителен, - я понимаю, каково тебе. Я знаю, ты можешь и не видеть в себе Избранного, такое громкое звание - это тяжёлое бремя для любого из нас. Но попытайся понять - каждый из людей Рэйвенскилла на твоей стороне...
- Номаки! - пронзительно вскрикнул один из мальчишек за спиной Ксандера, и жутковатое молчание затопило площадь - в одну секунду или в одну долю секунды, словно по мрачному волшебству. Арис и Габриэль словно окаменели, возведя глаза к небу.
Да...такой знакомый и такой ненавистный клин тёмных точек показался в небе над горизонтом. Пока что нойз-машины были слишком далеко, чтобы можно было различить их шумы, но весь Рэйвенскилл уже замер в трепетном ужасающем ожидании. Понемногу до жителей деревни начало долетать жужжание - в первые секунды показавшееся монотонным и однообразным, меньше чем через минуту оно превратилось в абсолютно беспорядочный механический шум, напоминавший то помехи, то сбивчивый гул, то гудение роя разгневанных пчёл...и ужасно громкий - болезненно, нестерпимо громкий, словно впивающийся в самый мозг...почти что физическая боль отразилась на лицах рэйвенскиллцев, когда номаки, превратившиеся теперь во внушительных размеров сферы из слепяще сверкавшего на солнце металла, мучительно медленно пролетали прямо над ними, накрыв всю деревню зловещими гигантскими тенями. Шумы становились поистине страшными, раздирая барабанные перепонки и будто бы понемногу высасывая силы из тела каждого. Ксандеру показалось, что его с головы до ног окатило ледяной водой, так его затрясло, когда оглушительные звуки, издаваемые нойз-машинами, нещадно врезались в его череп...
Жителям Рэйвенскилла показалось, что миновал век, прежде чем ужасные шумы начали стихать, а затем и вовсе растаяли вдали. Однако это невыносимое жужжание, пробиравшее до мозга костей, всё ещё стояло в ушах рэйвенскиллцев. Впрочем, уже не первый год это жуткое нашествие повторялось здесь изо дня в день, поэтому им не понадобилось много времени, чтобы отойти от пережитого. Единственным, кто ещё не пришёл в себя, был Габриэль - держась за статую, он тяжело дышал, словно после быстрого бега, и руки у него отчётливо дрожали.
- Габриэль? - тихо окликнул брата Арис, в лице которого всё ещё не было ни кровинки. - Ты в порядке?
Сглотнув слюну, Габриэль с трудом перевёл дыхание, молча кивнул и окинул взглядом площадь. Ксандер, пытающийся унять дрожь, всё ещё колотившую тело, вдруг заметил, что площадь полна людей, кольцом столпившихся вокруг центра площади, где стоял Габриэль - полна так, что похоже, будто и вправду вся деревня собралась здесь! Арис, спохватившись, что-то быстро сказал брату и быстрым шагом направился в толпу - подсознательно Ксандер отметил, как он прошёл мимо передних рядов, пропуская вперёд себя стариков и детей, и инстинктивно поспешил следом за отцом в гущу толпы. Каким-то образом ему посчастливилось встать неподалёку от Ариса так, чтобы прекрасно видеть происходящее в середине кольца. Примерно минуту рэйвенскиллцы шумно переговаривались, затем на площади воцарилась тишина ожидания, и все до единого взгляды устремились на Габриэля, одиноко стоявшего в центре.
- Жители Рэйвенскилла, - наконец звучно начал тот, делая не особенно уверенный шаг вперёд. Ещё пару секунд он молчал и смотрел в землю, словно не находя слов, затем снова поднял взгляд и произнёс спокойно и уверенно: - Забудем то, что только что видели и слышали.
Он опустил веки и сделал глубокий вдох...а спустя мгновение мир кругом вдруг преобразился в сказку, в чудесную мечту, в какой-то невероятный, незабываемый чарующий сон, когда голос Габриэля волшебным переливчатым потоком песни заструился сквозь утренний воздух навстречу светлому безоблачному небу. Ничего прекраснее этого Ксандер никогда не слышал и не мог и мечтать, что однажды услышит. Прикрыв глаза, он чувствовал, как тело словно отделяется от земли - это ни с чем не сравнимое, неописуемое пение будто бы вырастило крылья за его спиной, и мальчик почти вживую ощущал, как встречный ветер несёт его сквозь небо, откидывая волосы со лба...он чувствовал, как растворяется в этой магической песне, сливается с ней в единое целое - голос Габриэля продолжал течь божественной рекой, такой изменчивой и в то же время такой неизменно прекрасной, нежной и в то же время сильной...это было то, чего уже никогда не забудешь, и в какой-то момент Ксандер не смог сдержать слёз...это пение словно переносило его назад во времени, возвращая к самым лучшим моментам его жизни - он был так счастлив, как давно не был, эмоции переполняли его, и хотелось прыгать, в голос смеяться и кричать от радости, но прервать эту священную песню, красоту которой, казалось, невозможно выразить никакими словами, теперь было для него преступлением, и Ксандер позволил себе расслабиться и утонуть в звуке голоса Габриэля - ощущения менялись с невероятной скоростью, и на этот раз он чувствовал себя так, словно тёплые морские волны несли его по кристально прозрачной воде, неважно, куда, и неважно, откуда - в эти минуты он забыл обо всём...
Из сладостного забытья его вывел внезапный шум прямо за его спиной - люди в задних рядах горячо перешёптывались, а краем уха Ксандер слышал звук...цоканья копыт? Он отдал бы всё на свете, чтобы и дальше в неземном блаженстве слушать песню Габриэля, но сейчас детское любопытство всё же пересилило. Открыв глаза и обернувшись, Ксандер застыл, как громом поражённый.
- Пап!.. - громко прошептал он, дёрнув Ариса за рукав. - Карета!
- Ксандер, не сейчас...подожди, что ты сказал? - отец почти рывком обернулся на звук, и его глаза как-то странно расширились. Большая, поблёскивающая сталью карета, запряжённая двумя тщательно отполированными кибернетическими подобиями лошадей, которых использовали для передвижения несколько столетий назад, стояла прямо рядом с площадью. Один из механических коней издал короткий электрический звук, и оба остановились совершенно неподвижно. Ксандер смотрел на карету как заворожённый - он в жизни не видел такой роскошной конструкции.
- Пап, можно я подойду посмотреть? - задав этот вопрос, Ксандер тут же понял, что терпения ждать ответа нет. Ловко снуя между людьми, он подбежал поближе к карете. Великолепный яркий блеск, мерный звук работающего двигателя новейшей модели, механически стилизованный орнамент, украшавший корпус - всё это влекло его и требовало внимания. Почти сразу же его взгляд уткнулся в иллюминатор.
Из-за начищенного до блеска стекла, отражавшего солнце, на него смотрел человек: его лицо не было старым, но почему-то волосы уже отливали серебром, а его взгляд...странный колющий холодок пробежал по плечам мальчика, словно кожу присыпало инеем, когда он встретил этот холодный и ироничный взгляд - казалось, в нём не было и тени человечной доброты и тепла, которые Ксандер так привык видеть в глазах жителей Рэйвенскилла...странное неприятное ощущение проскользнуло где-то под ложечкой - неужели недоброе предчувствие?..
- Ксандер! - раздался сзади резковатый оклик отца, и Арис поспешно втащил сына обратно в толпу, схватив за плечо. Он всё ещё говорил полушёпотом, но в лице у него появилось нешуточное беспокойство. - Лучше стой здесь...взгляни на эмблему!
Ксандер снова обернулся на карету - и в самом деле, увидел отмечавший её размашистый золотой знак, который прежде не заметил из-за ярких отсветов солнца. Очень и очень знакомый знак.
"Северная Империя?!"
- Что им здесь нужно? - вслух спросил он в непонимании, чувствуя, как в сердце тенью закрадывается нарастающая тревога, близкая к страху.
- Знаешь, будет лучше, если я узнаю это сам, - с той же непривычной резкостью произнёс Арис вполголоса, его зеленовато-серые глаза настороженно блестели. - Не волнуйся, просто постой, где стоишь.
Слегка хлопнув Ксандера по плечу, он твёрдым шагом направился было в сторону кареты, однако в этом не оказалось нужды. Широкоплечий пожилой мужчина с изборождённым морщинами лицом и перечёркивавшим скулу шрамом вышел из кареты в сопровождении высокой женщины с аккуратно собранными на затылке пепельного цвета волосами и неподвижным строгим лицом, напоминавшим маску. Следом за ними из кареты показалась молодая стройная девушка в длинном чёрном платье, расшитом самоцветами, волосы цвета яркой фуксии струились по её плечам. А рядом с ней шагал тот самый не по возрасту седой человек с нагоняющим тревогу взглядом, оказавшийся на голову выше неё. Одинаковые причудливые короны украшали головы всех четверых, но Ксандер, от изумления и неожиданности потерявший дар речи, и без корон догадался бы, кого видит перед собой.
Император Нафариус...императрица Арабелль...Фэйт, юная наследница трона...и...неужто...принц Дариус?!

Глава III
Выглядело это очень странно - ощущение было такое, будто вернулись номаки, только почти абсолютно беззвучно. Снова над площадью тенью повисла тишина. И хотя человек, возглавлявший шествие, пока был довольно далеко от центра площади, Габриэлю понадобилось меньше секунды, чтобы узнать в нём императора Нафариуса, и этого было достаточно, чтобы заставить его прервать песню и застыть в оцепенении. Этот визит определённо не сулил ничего хорошего. Каждый нерв в теле Габриэля, казалось, натянулся до предела. Он во все глаза смотрел на императора и его спутников, и вихрь тревожных мыслей кружился в его голове. Вмиг замолкшие жители деревни поспешно расступались перед Нафариусом, не произнося ни слова.
- Чудесный выдался денёк, не так ли, Рэйвенскилл? - выразительно махнув рукой на безоблачное небо, самым беспечным тоном громко заговорил он со странно великодушной ухмылкой. - О, можете не кланяться, не стоит, вы ведь пришли сюда преклониться совсем не передо мной. Могу поспорить, нашего визита вы и вовсе не ждали, прошу прощения за это...генерал Арис! Мне в радость видеть вас лично...
Невольно Габриэль слегка вздрогнул, услышав имя брата. Арис - единственный, кто не тронулся с места - выглядел так, словно вкладывал все силы в попытку скрыть свою настороженность, и всё же вид у него был неспокойный. Тем не менее он стоял распрямившись, твёрдо глядя в лицо императору, одаривавшему его сомнительной дружелюбной улыбкой.
- Ваш визит - большая честь для моего народа, ваша светлость, - проговорил он абсолютно ровным голосом, слабо и неправдоподобно улыбнувшись в ответ. - Не сочтёте ли непочтением узнать, что привело вас в нашу скромную деревню?
- О, пожалуй, не более чем любопытство, генерал. Откровенно говоря, о вашей деревне порой говорят небезынтересные вещи...что ж, как видите, я заинтригован.
После этих слов Габриэль вдруг начал догадываться, на что намекает император, но меньше всего на свете он хотел верить в эти догадки - на несколько секунд его вдруг обуревал едкий страх...пару мгновений голос Нафариуса долетал будто издалека, хотя тот подходил всё ближе к центру площади:
- Должен признать, выглядит это собрание впечатляюще...полагаю, люди Рэйвенскилла полны надежд? И, с вашего позволения...Габриэль, если не ошибаюсь?
Застигнутый врасплох, Габриэль резко вскинул голову и лишь неловко кивнул, боясь сказать хоть одно лишнее слово. Сердце с силой заколотилось о грудную клетку. Под пристальным взглядом холодных серых глаз императора он чувствовал себя совсем беззащитным, будто стоя под острыми порывами ледяного ветра...
- Вот уж о ком действительно говорят... - взгляд Нафариуса сделался изучающим, а в улыбке словно бы появился оттенок лёгкого недоверия. Затем он обернулся на жителей деревни, замеревших в таком же трепете, как при явлении номаков. - Рэйвенскилл...сегодня я разделю с вами это чудное зрелище. Сдаётся мне, будет на что посмотреть...и что послушать. Прошу вас, не стесняйтесь, как-никак вы здесь хозяева, сегодня я и моя семья всего лишь ваши гости. Габриэль... - он снова взглянул на него, на этот раз почти что с живым интересом...и тем не менее на миг от этого сбилось дыхание - казалось, что выражение глаз Нафариуса меняется каждые несколько секунд.
- ...не обращай на нас внимания. Просто продолжай, будь самим собой, как будто ничего не произошло - знаете ли, иногда пышные манеры и чрезмерное почтение мне совсем не по душе...
Да, сегодня поведение императора было крайне необычным. Однако Габриэль чувствовал, что ничуть ему не верит. Какая-то опасность затаилась за этой маской добродушия, точно хищник в засаде, достаточно было считанных секунд и одного-единственного взгляда, чтобы это понять...
"Что он замышляет на самом деле?" - спросил у себя Габриэль, тут же с ужасом осознав, что не может ответить на этот вопрос. Страшнее всего была неизвестность - он просто не знал, чего ожидать в следующее мгновение...и чувствовал, что не может справиться с нарастающим внутри него страхом. Больше всего ему сейчас хотелось покинуть центр площади, затеряться в толпе - что угодно, лишь бы скрыться от пронизывающего взгляда императора.
Он не помнил, сколько секунд - или минут - прошло в неестественном молчании. Случайно он перехватил взгляд брата - предостерегающий, но в то же время словно бы призывный, вселяющий хоть и слабую, заглушённую ошеломляющим эффектом от появления Нафариуса, но всё же веру в себя. Порой взглядом Арис мог выразить куда больше, чем словами - Габриэль не знал больше никого, в чьих глазах настолько ясно отражалось всё то, что по каким-то причинам не могло быть выражено вслух...
Заставив себя собраться с мыслями, Габриэль наконец решился. Отчаянно надеясь, что голос от волнения не подведёт его, он снова начал петь. Ещё несколько мгновений - и хватка когтей тревоги, сжимавшая его сердце, начала понемногу ослабевать: пение всегда приносило Габриэлю покой и душевную гармонию, как бы тяжело ни было на душе - должно быть, именно за этим когда-то существовала музыка...однако присутствие императора Нафариуса было препятствием, не позволявшим этим когтям окончательно разжаться, и Габриэль старался не смотреть в сторону императора, чтобы не сбиться с дыхания, хотя и с новым приступом тревоги мельком подумал о том, что ведёт себя крайне непочтительно по отношению к правителю...однако спустя некоторое время он почти забыл о его присутствии - когда он пел, его всегда посещали необычайные мысли, то, до чего он бы никогда не додумался в тишине, и это было сравнимо с переносом в другой мир, где жизнь устроена совсем иначе, и...и где, возможно, до сих пор правит музыка...стоит признать, порой Габриэль думал, что отдал бы всё, лишь бы жить в таком мире. Каждый день он видел высоко в небе номаков, слышал их ужасные шумы, призванные заставить людей забыть о музыке, и это напоминало самый страшный ночной кошмар. Габриэль не мог о ней забыть. Даже звук собственного пения пробуждал в нём самые великие, самые светлые чувства, которые он только мог испытать...и кажется, весь Рэйвенскилл разделял эти чувства. Но мысль об этом всегда пугала Габриэля ничуть не меньше, чем сегодняшнее появление так странно настроенного императора. Именно с Габриэля началось рэйвенскиллское сопротивление, и сейчас жители деревни как один называли его не иначе чем Избранным, похоже, искренне веря, что он способен вернуть в мир музыку...однако всё это звучало чистейшим безумием, иначе Габриэль выразиться не мог. Да, может, по наставлениям Ариса он и старался выглядеть уверенным в своих силах, чтобы вселить веру в рэйвенскиллцев, но...в такие минуты, когда все они собирались вокруг него, он всегда вдруг начинал чувствовать себя как никогда одиноким. Всем своим существом он чувствовал, что он не тот, кого они так ждут. Он просто не был готов к такому, он знал, что у него никогда не хватит сил совершить нечто, что изменит мир. Не мог быть тем человеком, на кого все так надеятся. И совсем не мог быть Избранным...
И вот тогда, стоило ему в очередной раз с горечью осознать собственное бессилие, произошло нечто, навсегда оставившее неизгладимый след в его жизни. Посреди песни его блуждающий взгляд вдруг случайно встретил...то, чего Габриэль уже никогда не мог забыть.
Время и пространство замерли, когда он увидел лицо стоявшей в передних рядах юной принцессы Фэйт, обрамлённое ярко-розовыми волосами, под солнцем залитыми необычайным золотистым свечением. Но не только этот свет на необычайного цвета волосах делал её такой заметной среди собравшейся толпы - нет, в тот момент взгляд Габриэля мгновенно приковали её глаза, большие и сияющие, а их цвет...Габриэль никогда не видел такой яркой лазури в человеческих глазах - словно две частички бескрайнего чистого неба в самый разгар лета, несмотря на прохладный осенний ветер, веявший по площади, словно два безбрежных океана, полных света и тайн...что-то в этом взгляде поразило Габриэля до самых сокровенных глубин души, заставив кровь разогнаться в жилах. Какая-то необыкновенная, тихая и завораживающая сила лучилась в небесно-голубых глазах принцессы, и Габриэль вдруг понял - её взгляд, направленный прямо на него, был полон необъяснимого неземного восхищения, заставлявшего её глаза сиять этим волшебным светом...да, все присутствовавшие здесь всегда слушали пение Габриэля с подобным затаённым восторгом, наполнявшим надеждой их сердца. Но раньше Габриэль ничего толком не чувствовал, когда пел для них, и уж точно никак не мог разделить этой надежды. Однако теперь...теперь, едва встретившись взглядом с принцессой Фэйт, он почувствовал всем своим существом - всё меняется. Окружавший его мир отдалился от него, словно во сне, и сейчас он точно знал, что в этот раз его песня звучит только для неё, для человека, никогда не имевшего дела с какой-либо музыкой, для девушки, выросшей под ужасной властью нойз-машин...мысль об этом сжала сердце Габриэля от внезапного сострадания - как же страшно, должно быть, прожить так всю жизнь...кажется, только тогда он впервые по-настоящему осознал давно услышанные слова Ариса о том, что возвращение музыки в мир и избавление людей от власти нойз-машин - это святая цель Рэйвенскилла. Святая цель...произнеся эти слова, Арис также прибавил, глядя в глаза брату горящим привычной решимостью взглядом, что именно Габриэлю суждено совершить эту революцию. Тогда эти слова не вызывали ничего, кроме страха, но сейчас в мгновение ока всё изменилось. Сейчас, когда он видел лицо девушки из Империи, впервые в жизни услышавшей настоящую песню, что-то взмыло в его сердце, словно вознеся его к самым облакам - какое-то незнакомое, невероятно тёплое чувство, наполнявшее каждую клетку его тела неописуемой лёгкостью и светом, заставлявшее забыть обо всём на свете - он видел лишь лицо принцессы Фэйт, её необыкновенные ангельски ясные глаза цвета летнего неба, её восторженную и счастливую улыбку, и готов был петь бесконечно, лишь бы эта улыбка не сходила с её губ...неведомая прежде сила как-то незаметно зазвучала в голосе Габриэля, его глаза разгорелись, и впервые за многие месяцы, если не годы, ему хотелось смеяться от счастья.
"Но почему?" - подсознательно спросил он у себя в какой-то момент. Что за загадочная сила вдруг наполнила его сердце этим цветением, и что заставило мир кругом так преобразиться, стоило ему увидеть наследницу имперского престола? Что заставило его всей душой верить, что его песня сейчас звучит для неё одной? Но ему было всё равно - сейчас он словно видел перед собой ангела, потрясающее видение, от которого замирало сердце и все страхи переставали существовать...окружающее превратилось в сон, о каком он никогда не мог и мечтать, и меньше всего ему сейчас хотелось просыпаться...

Песня Габриэля в этот раз продлилась необычайно долго и прозвучала с необычайной силой, уверенностью и верой - так, как не звучала никогда прежде. Когда затихла последняя нота, Арис с жаром присоединился к нарастающим аплодисментам, раздававшимся со всех концов площади вместе с радостными и одобрительными криками. Вне сомнения, сегодня песня его брата произвела куда большее, чем обычно, впечатление на рэйвенскиллцев и на самого генерала. Голос Габриэля всё ещё звучал у него в голове, и утренний патруль номаков был уже почти начисто стёрт из памяти, воспринимаемый как не более чем давно увиденный плохой сон, да и вообще все тени, все отголоски отрицательных мыслей и эмоций просто растаяли под влиянием этого волшебства. Арис даже на время забыл о присутствии на площади императорской семьи, чувствуя лишь то же блаженство и восхищение, что и остальные жители деревни...
- Довольно! - вдруг грянул яростный вопль императора Нафариуса. Должно быть, меньше чем в одно мгновение площадь снова накрыла неестественно резкая, оглушающая тишина, а с лиц мгновенно бесследно исчезли улыбки, сменившись ужасом и непониманием. Все взгляды, только что прикованные к Габриэлю, как по волшебству одновременно метнулись на Нафариуса - глаза императора метали молнии, искажённое лицо побледнело от гнева, и весь его вид словно источал волны страха, заставлял каждого присутствовавшего чувствовать себя совершенно беззащитным - беззащитным, как цветок перед первыми свирепыми снежными бурями...
Напряжение было так сильно, что казалось, будто звенящая тишина продлилась много часов, прежде чем Арис решился заговорить, пытаясь сохранять спокойствие:
- Ваша светлость...
- Я сказал, молчать! - в бешенстве гаркнул Нафариус, и его горящий неистовой злобой взгляд устремился в толпу - тем не менее каждому из жителей Рэйвенскилла показалось, что император смотрит этим сжигающим взглядом только на него, и это повергло каждого в страшное смятение, от которого замерли сердца...
- Кем, хотелось бы знать, вы себя возомнили?! Великими мятежниками, спасителями человечества?! Да как вы посмели затевать такое прямо передо мной?! - от ярости голос Нафариуса начал напоминать рычание, он прямо ударил по слуху, когда император снова заговорил, в гневе неконтролируемо меряя площадь резкими шагами. - Не иначе как все вы совсем потеряли голову из-за этой мерзости, которую называете великим даром вашего Избранного! Вы зашли слишком далеко, Рэйвенскилл! Следуя за Арисом, вы забыли, кто на самом деле ваш повелитель, не так ли?! Ну так я охотно напомню вам - какими бы особенными вы ни считали себя и генеральского брата, это я, император Нафариус! И вы жестоко ошибались, думая, что я просто так смирюсь с тем, что вы творите здесь, в вашей жалкой деревне!
Он остановился, с трудом переводя дух; казалось, что он едва сдерживается, чтобы сейчас же не обрушить на жителей деревни всю ту адскую бурю ненависти, что сейчас бушевала внутри него. Спустя, казалось, ещё одну вечность мучительного молчания, отдававшегося отчаянным шумом в разуме жителей деревни, он снова заговорил, на этот раз ярость в его голосе была чуть более сдержанной, контрастируя с жестоким стальным презрением, направленном на всех сразу и на каждого в отдельности:
- Вместо того, чтобы прислушаться к своему разуму и подчиниться мне, вы преклоняетесь перед вашим Габриэлем, но вы слепы в своих ничтожных стремлениях! Вы видите в нём бога, а на самом деле он - угроза для всего человечества! Я знаю, вы уже слишком погрязли в этих отвратительных музыкальных грёзах, чтобы осознать это самостоятельно, поэтому вы избавитесь от этой угрозы по моему приказу! Пора наконец спуститься с небес на землю!
"По его приказу?! Что он собирается делать?!" - промелькнуло в мозгу Ариса, в невольном ужасе не сводившего глаз с разъярённого императора. Однако спустя несколько секунд грозная ярость в лице правителя неожиданно сменилась каким-то злобным торжеством, пугающим куда больше, чем весь былой неукротимый гнев. Его губы искривились в презрительной усмешке, и голос теперь едва различимо вздрагивал от жуткой недоброй радости, словно уже приветствуя победу. Тирада, произнесённая Нафариусом после этого, на мгновение потрясла генерала Ариса до глубины души, заставив землю покачнуться под ногами.
- Я даю вам три дня, Рэйвенскилл - всего лишь три дня, чтобы выбросить наконец из головы все эти глупые и запретные мысли о музыке и признать наконец мою власть над всеми вами! Мне достаточно одного лишь слова, чтобы все вы были жестоко казнены, однако я даю вам шанс избежать этого! Поступайте с вашим Избранным как желаете, избавьтесь от его великого дара как вам угодно, но если по истечении трёх дней ваши никчёмные попытки к сопротивлению не будут остановлены, поверьте слову императора, вы пожалеете об этом! В считанные минуты ваш родной Рэйвенскилл будет разрушен, камень за камнем, а вы подвергнетесь заслуженно суровой каре Империи, все до единого, и никакой пощады!
В завершение рокового монолога Нафариус вдруг разразился жутким, ужасно злым раскатистым смехом, какой можно услышать только в ночном кошмаре...всеобъемлющий ужас охватил рэйвенскиллцев от всего безумия, всей неправдоподобности происходящего перед ними, однако по-прежнему никто не решился издать ни звука. Несколько секунд Арис, сам толком не зная почему, лихорадочно отыскивал взглядом Ксандера среди ошеломлённой толпы, затем над площадью снова грянул громоподобный голос Нафариуса, на этот раз полный нескрываемого алчного торжества:
- Ты встретишь эту участь первым, генерал, а что до Габриэля...что ж, даже если вам придёт в голову укрыть его и защитить от наказания Империи, поверьте моему слову - ему никогда от меня не спрятаться! Я всё равно избавлю мир от его музыки, раз и навсегда! А теперь прощайте!
Как только отгремели последние слова, взгляд Ариса упал на брата - Габриэль, замерший в центре площади, окаменел, от ужаса не смея, казалось, даже дышать, страх и потрясение плескались в его тёмных глазах, только что горевших победным и счастливым светом...толпа снова поспешно расступилась - Нафариус со своими спутниками быстрым шагом направлялся обратно к карете, сопровождаемый десятками полных страха взглядов, и с его лица не сходила жутковатая бессердечная ухмылка.
- Через три дня мы снова встретимся, сборище заигравшихся детей, - произнёс он, обернувшись через плечо на оцепеневшую толпу, прежде чем войти в карету, - и если вы так и не образумитесь за это время...Рэйвенскилл падёт!
Короткое время, прошедшее в застывшем молчании, Арис вместе с рэйвенскиллцами смотрел, как механические кони с резким лязгающим шумом бросились прочь, унося карету из деревни. Затем понемногу страшный смысл всего только что произошедшего начал достигать разума сельчан, и в несколько секунд площадь наполнилась шумом, после долгой тишины показавшимся неимоверно громким - теперь в звенящих голосах людей не слышалось ничего, кроме страха и шока. Возможно, всё увиденное и услышанное сейчас и было в некоторой мере предсказуемо - в конце концов, всем было известно, как император Нафариус ненавидит музыку и что-либо связанное с ней, но...такого кошмара не мог ожидать никто. Несколько секунд Арис, с усилием взяв себя в руки и повысив голос, пытался что-то сказать, чтобы хоть немного успокоить захваченную ужасом толпу, однако в поднявшемся шуме едва слышал собственные слова, не говоря уже о рэйвенскиллцах, на фоне всего только что пережитого, похоже, забывших о его существовании. Впрочем, несмотря на это, сейчас здесь был один человек, нуждавшийся в нём в разы сильнее всех остальных. Убедившись, что все его попытки что-то донести до сельчан тщетны, Арис развернулся и резвым шагом направился к Габриэлю. Тот по-прежнему стоял, как громом поражённый, и одного взгляда на него хватило, чтобы понять - произошедшее никак не укладывается у него в голове, ему просто не верится в то, что только что случилось перед ним...
- Габриэль, - по возможности спокойно окликнул Арис, осторожно тронув брата за плечо. Тот даже не ответил, лишь молча посмотрел на генерала расширившимися и застывшими от ужаса глазами - казалось, что даже его взгляд был парализован страхом...
Жители деревни, увидев Ариса в центре площади, стали понемногу затихать, и вскоре генерал смог во всеуслышание обратиться к народу.
- Сейчас всем нам нужно собраться с мыслями, - сказал он и отпустил сельчан по домам, назначив новое собрание на площади на этот вечер. Теперь и у него, и у каждого из рэйвенскиллцев было время, чтобы осмыслить всё произошедшее и попытаться, подавив страх, решить, что делать дальше, хотя окончательный план действий и будет составлен только на вечернем собрании с участием всей деревни. Сейчас каждый должен был прийти в себя.
Ксандер, растерянный и перепуганный до ужаса, кое-как пробился к Арису сквозь толпу рэйвенскиллцев, начавших постепенно покидать площадь.
- Папа, ты слышал это? Что теперь будет?! - выкрикнул он вопрос, терзавший сейчас разум каждого из жителей деревни, и в особенности Габриэля. Арис был единственным, кто хоть в какой-то мере сохранял спокойствие, стараясь успокоить брата, однако стоило ему услышать голос сына, как и на его лицо упала тень тревоги...
- Увидим, Ксандер, - негромко вздохнул он и ничего больше не прибавил. Лишь мягко повёл прочь от площади Габриэля, от пережитого ужаса по-прежнему лишённого дара речи. Однако на миг Ксандеру показалось, что в глубине души отец уже принял какое-то решение, известное пока что лишь ему одному. А ещё - что отступать от этого решения, каким бы оно ни было, он не намерен.

Глава IV
Солнце медленно клонилось к горизонту, окрашивая наплывшие облака в тёплый розовато-золотистый цвет, но в то же время неприязненный холод понемногу окутывал Рэйвенскилл. Близилось время вечернего собрания, но генерал Арис почти забыл об этом - его главной и единственной целью сейчас было привести в чувство Габриэля, который до сих пор был сам не свой после произошедшего на площади. Его взгляд всё ещё был таким же рассеянным и отчуждённым, и он почти не разговаривал, словно боясь теперь звука собственного голоса. Сразу после ухода с площади Арис, отведя домой Ксандера, направился к брату, всерьёз встревоженный, но всеми силами старающийся совладать с волнением.
- Габриэль, ты как? - в очередной раз негромко спросил он, садясь рядом с братом на скамью у окна. И тогда Габриэль наконец-то решился вернуться к страшным утренним событиям. Он судорожно вздохнул, прежде чем приглушённо ответить, запинаясь и не отрывая глаз от вечернего неба за окном:
- Я...не знаю, как теперь быть...я виноват в том, что случилось...
- Конечно, нет. - Арис старался говорить как можно увереннее. Он несколько запутался в собственных мыслях и чувствах, пробудивших безумный шторм в его душе, но тем не менее какая-то частица его сердца уже подсказывала ему, что делать дальше, и он знал, что говорит. - Нафариус в любом случае всё узнал бы. Не вини себя.
От этих слов Габриэль на миг поморщился, словно от боли. Ему тяжело было вспоминать о случившемся, и его глаза с невероятной чёткостью отражали слепящее отчаяние, прямо сейчас стремительно поглощавшее его изнутри.
- Арис... - не решаясь взглянуть на брата, снова тихо и безжизненно выдохнул он. - Ты слышал, что он сказал...теперь я...я...
- Даже не думай об этом, - против своей воли резко оборвал его Арис и, придя в себя, вновь ровным и спокойным голосом продолжил, ободряюще взяв Габриэля за руку: - Я понимаю, что ты чувствуешь, брат. Я знаю, как тебе тяжело, но...просто задумайся, рано или поздно это должно было произойти. Ты ведь знаешь...это и есть начало той революции, которой все мы так долго ожидали.
После этих слов Габриэль с силой вздрогнул, как будто от удара по уязвимому месту. Устало опустив глаза, он долго молчал, но Арис мог без труда почувствовать жестокую битву в его сердце. Куда тяжелее сейчас было подобрать нужные слова, чтобы выразить мысли генерала. Успокаивая брата, он почти забыл о собственном страхе, чувствуя, как новое стремление начинает волной вздыматься внутри. С каждым своим словом он всё больше верил в то, что говорил. Теперь главным было передать эту веру Габриэлю, а вслед за ним и всей деревне - только тогда у них могли быть шансы победить. С ранних лет своей жизни Арис твёрдо знал: в мире нет большей силы, чем человеческая вера, а с недавних пор благодаря брату он убедился, что в мире также не существует лучшего источника веры, чем музыка, ничто так не разжигает сердца людей. До сих пор генерал никак не мог понять - почему император Нафариус так упорно отрицает эту силу, пытаясь противостоять ей? Откуда взялось это безумное решение - навсегда уничтожить музыку, для многих ставшую единственным смыслом в жизни? Он не знал ответа на этот вопрос и сомневался, что однажды сможет узнать, но...какую бы цель ни преследовал этим Нафариус, он совершил ошибку. Пусть он император, пусть в его руках весь Рэйвенскилл и величайшая в мире армия нойз-машин, но он не добьётся желаемого! Музыка воплощала в себя и несла в себе неизмеримые надежды, стремления и мечты многих тысяч людей, а это ведь именно то, что нельзя уничтожить никакими усилиями и не затмить никакими шумовыми механизмами, никогда!
- Революции?.. - вдруг переспросил Габриэль, очнувшись, и снова обречённо вздохнул, устремив задумчивый взгляд в неведомую даль за горизонтом. - Арис, мы не можем больше сопротивляться Империи...это...это слишком опасно...будет лучше, если мы сдадимся, и...
- Я не позволю Нафариусу поработить Рэйвенскилл, - горячо заверил Арис, радуясь, что, кажется, наконец-то нашёл нужные слова. Его мысли, подобные разгорающимся искрам ярчайшего пламени, сами собой отражались в его речи. - И как бы он ни угрожал нам, ты мой брат, и я буду бороться, чтобы защитить тебя. Да и не только я. Все мы будем за тебя бороться.
Казалось, на этот раз что-то дрогнуло в глубине тёмных глаз Габриэля. Какой-то едва приметный огонёк, первый отголосок той самой возрастающей с каждым мгновением великой веры самого Ариса...
- Поверь, - снова начал генерал, положив руку ему на плечо, - Нафариусу не сломить нас. Каждый из жителей Рэйвенскилла будет по-прежнему верен тебе и сделает всё, что в его силах, чтобы помочь тебе одержать победу в этой борьбе.
Габриэль вдруг резко поднял голову и впервые за всё это время посмотрел прямо в глаза брату. Его взгляд словно ожил, в нём больше не было окаменелой пустоты безнадёжного ужаса, однако этот взгляд всё ещё был наполнен смятением, близким к отчаянию, и словно бы беззвучно умолял о помощи...
- Нет...я не смогу! - вырвалось у Габриэля. Однако Арис был готов к такому. Должно быть, готов был даже до того, как сегодня утром в деревне появился Нафариус. Всё-таки каким-то краешком сознания он ожидал этого рокового дня - с самого начала рэйвенскиллского сопротивления. Он знал, как никто другой, как всё это время Габриэль терзался гнетущими сомнениями, боясь взглянуть в лицо судьбе, и как каждое утро он просыпался с одной-единственной мыслью, непосильной тяжестью ложившейся на его сердце: это не его судьба, у него нет ответа людям, так надеящимся на него, и ему никогда не справиться с той целью, что была поставлена перед ним - избавить человечество от нойз-машин...конечно, Арис не раз и не два пытался переубедить брата, помочь ему воспрянуть духом и поверить в себя, но до сих пор это было ему не под силу. Может быть, именно в этом и крылась причина - в неизвестности? Ведь до сегодняшнего дня Габриэль жил в ужасном страхе перед будущим, а сегодня утром все маски в считанные минуты были сброшены...теперь Арис мог быть куда более откровенен с братом, чем обычно - и может быть, теперь ему удастся?
Слегка сжав лихорадочно подрагивающее плечо Габриэля, Арис продолжил говорить тепло и понимающе:
- Ты просто недооцениваешь себя, брат. Пойми, ты владеешь величайшей в мире силой, большей, чем у любого из нас, и большей, чем у императора. Ты владеешь силой музыки. Будь это иначе, мы бы никогда не задумались о сопротивлении. - Несколько секунд оба брата молчали. Арис почувствовал, что Габриэлю нужно время, чтобы справиться со словами. Да и вообще это было то, что всегда удавалось генералу лучше всего и было на самом деле его наивысшей целью в противостоянии Империи - пробуждать надежду в жителях Рэйвенскилла, вселять пламенную и неугасимую веру в каждого из них. До сих пор ему не удавалось помочь воспрянуть духом одному лишь Габриэлю, на чью долю выпала в этой борьбе самая тяжёлая доля из всех. Однако сейчас именно это генерал и должен был сделать. Сейчас или же никогда. Сподвигнуть брата верить, что он не один, и что с такой силой, как у него, нет ничего невозможного.
- У нас всё получится, Габриэль. Если мы встретим сражение вместе, то никогда не будем повержены. Да, у всех нас впереди нелёгкая борьба, но ты с нами, а я с тобой, и я никогда не оставлю тебя. Только не сдавайся, и однажды придёт день нашей победы.
- Я бы хотел верить в это... - осторожно отозвался Габриэль. Однако Арис не мог не заметить - и в его голосе, только что едва слышном и сломленном, снова зазвучала некая жизнь, хоть и ничуть не покинутая страхом и тревогой. - Я хотел бы быть сильным...но...мне никогда не было так страшно, Арис...я подверг опасности весь Рэйвенскилл, и расплачиваться за это должен только я...
- Нет. Мы выстоим, что бы ни говорил Нафариус. И я никогда не позволю ему навредить ни тебе, ни моему народу. - Глаза Ариса уже вовсю полыхали знакомым огнём, способным в мгновение ока вдохнуть неистовую надежду и вдохновение в сердце каждого - он чувствовал, что наконец-то и душа его брата, осознав истину, теперь начинает верить в его слова. - Услышь меня, Габриэль. Ты - наше спасение, ты Избранный, и все мы верим в тебя. С нашей помощью, с нашей верой и защитой ты вернёшь нам свободу. И я всегда буду с тобой.
Золотисто-янтарный луч солнечного света упал на бледное лицо Габриэля, ярко заискрившись в его глазах. И тогда Арис понял, что наконец-то видит в них такой долгожданный свет - свет надежды, слабой и несмелой, но всё же надежды. А значит, у него всё-таки получилось, и он чувствовал себя так, словно первый шаг на пути к победе Рэйвенскилла уже сделан.
- Ты и в самом деле веришь...веришь, что я могу сделать это? - тихо спросил у него Габриэль. И Арис не колебался с ответом ни секунды.
- Я никогда и не сомневался в этом. Ты справишься, брат. - При этих словах он от души улыбнулся и увидел, как глаза Габриэля вмиг стали ещё живее, ещё ярче и лучезарнее, наполнив оба сердца ещё большим теплом. - Я знаю, ты освободишь нас от покровительства этого тирана. Мы не подведём тебя, как бы ни было тяжело. Просто поверь, что ты можешь, выпусти свою силу на свободу, и ты всё преодолеешь.
На этот раз впечатление от этих слов было так велико, что Габриэль даже нашёл в себе силы одарить брата ответной улыбкой - доброй, светлой и от всего сердца, какой обладал только он один. А после этого он наконец-то произнёс те самые слова, которые так отчаянно стремился услышать его брат.
- Знаешь...ты прав...я забылся...я верю тебе, Арис.
Генерал воодушевлённо вздохнул, когда услышал это и понял, что это правда. Всего его страха как не бывало. Все эти годы он ничуть не ошибался, говоря, что Габриэль с его даром подобен вечному источнику божественного света, который и ведёт каждого из рэйвенскиллцев по пути к победе над нойз-машинами. И если Габриэль искренне поверил в эту победу - то поверят и все до единого жители деревни. Арис одобрительно хлопнул брата по плечу и почти что радостно проговорил, словно в качестве заключительного штриха:
- Теперь главное - не теряй эту веру, братец. Не теряй веру, и благодаря тебе все мы однажды начнём жить лучшей жизнью, в мире без войны, без зла и без номаков.
Теперь глаза Габриэля, отражающие золотые солнечные блики, так и излучали завораживающий свет, такой же чистый и прекрасный, как и его голос. Он молча кивнул Арису, и улыбка не покидала его лица, и более того - теперь помимо надежды в ней появилась и решимость и настоящая готовность бороться. А значит, мрак обречённости и бессилия, наполнявший Рэйвенскилл с минуты отбытия в Империю Нафариуса, не был непроницаем. Откуда-то издалека уже исходил свет - свет, знаменовавший свободу, лучшую жизнь, за которую Арис, а теперь и Габриэль, готов был бороться до последней капли крови.
- Пойдём, - позвал брата Арис, взглянув на висевшие на стене часы, и решительно поднялся на ноги. - Собрание начинается через несколько минут. Ты готов поделиться с Рэйвенскиллом тем, во что сейчас поверил? Помни, все они надеятся на тебя, но только всеобщая вера по-настоящему поможет нам победить!
- Я готов, - спокойно и уверенно ответил ему Габриэль, и этого хватило, чтобы в одно мгновение поверить окончательно: победный свет уже зовёт его за собой, и совсем скоро сердце каждого из сельчан разделит этот заветный зов...

Был примерно полдень того же самого дня, когда семья Нафариуса снова достигла дворца Северной Империи. И хотя на небе уже начали показываться медленно тяжелевшие облака, солнце всё ещё ярко светило, заливая ослепительным стальным блеском внушительные имперские строения, преимущественно имевшие форму причудливых куполов и соприкасавшихся, как порой казалось со стороны, с самыми облаками. Сейчас это могло бы быть привычной и неизменной картиной, как всегда, своим величием любому внушавшей лёгкий благоговейный трепет - но только не для принцессы Фэйт. Для неё всё в этот момент было иначе, чем прежде. И хотя она прожила всю свою жизнь в стенах Империи, отчего-то здесь, в этом вечном царстве номаков, стального блеска железа и переплетений проводов, она никогда не чувствовала себя дома. И, наверное, ещё никогда окружавший её мир не казался ей таким незнакомым, таким чужим, как сегодня. Непривычно резким и слепящим был в этот раз свет солнца на металлических стенах зданий, непривычно больно впились в слух жужжащие шумы номаков, несмотря на то, что вплоть до сегодняшнего дня всё это сопровождало её практически каждую минуту с самого рождения...сейчас она словно смотрела на свой дом глазами совсем другого человека, никогда прежде не имевшего дела с подобным. Человека вроде жителей Рэйвенскилла?.. Фэйт отказалась думать об этом, воспоминания о деревне странно и остро задевали её сердце. Стоит признать, едва прибыв этим утром в Рэйвенскилл, она была до глубины души потрясена увиденным. Никогда прежде ей не приходилось видеть людей, проводящих свои жизни в такой бедности. Они жили в невысоких, сложенных из камня домах, их главная площадь была выложена мрамором - подумать только, мрамором! - многие дети стояли босиком, и даже предводитель сельчан генерал Арис был одет в поношенную кожаную форму, а стальная рукоять меча, висевшего у него на поясе, была покрыта ржавчиной...
Одно это произвело сильное и почти что гнетущее впечатление на принцессу, которой до сих пор как-то через силу верилось, что в мире вообще существует иная жизнь, кроме той безмерно богатой и непринуждённой жизни, что всегда вела императорская семья. Что ж, если говорить откровенно, это богатство и власть никогда не было Фэйт по душе - она не могла сказать, в чём именно была причина, но с самых ранних лет она сердцем чувствовала, что вовсе не в этом её призвание. Все эти громкие титулы, почтение, которое оказывал ей буквально каждый, а вместе с тем и все соответствующие обязанности будущей правительницы - по каким-то причинам всё это всегда заставляло её чувствовать себя странно одинокой...и она точно знала, что нисколько не хочет прожить так всю жизнь. То, как она должна была жить и кем ей суждено было стать, просто никогда не было предназначено для неё. И всю жизнь Фэйт втайне от всего мира провела в отчаянном поиске ответа на один-единственный вопрос: если не это её роль в жизни, то что тогда?
Отцу лучше было побыть наедине с собой. Он всё ещё не успокоился окончательно после увиденного и услышанного в Рэйвенскилле. А самой Фэйт сейчас многое нужно было обдумать. Дариус, снова оказавшись во дворце, в одиночестве удалился куда-то в сторону панели, на которую нойз-машины через встроенные в них высокоточные камеры непрерывно транслировали всё, что происходило в патрулируемых местностях - за этим принц мог наблюдать часами; императрица Арабелль о чём-то негромко переговаривалась с мужем на пути к тронному залу, но Фэйт не прислушивалась к её словам. Едва достигнув сводчатого белого коридора с высокими зеркальными стенами, ответвления которого вели к покоям членов императорской семьи, она тут же свернула и закрылась у себя, пробормотав матери что-то о том, что сильно устала после путешествия. Однако на самом деле всё было не так. На самом деле, несмотря на внешнее спокойствие, сейчас на душе у Фэйт бушевал неистовый фонтан эмоций, прятать которые ей удавалось с немалыми усилиями. Сев на краю кровати, она наконец-то дала волю мыслям, от которых до сих пор ограждала разум, наконец-то позволила своей памяти перенестись ко всему произошедшему этим утром в Рэйвенскилле...
Габриэль. Это имя неожиданно ярко вспыхнуло в её сознании. Она как вживую снова услышала его голос - как только первые ноты песни коснулись её слуха, всё в одно мгновение изменилось. Никогда в жизни Фэйт не могла представить себе ничего прекраснее этого пения, не смела верить, что подобное вообще может существовать...она будто перенеслась в рай, стоя на той площади под звуки песни, оградившей её от всего мира, от всех её тревог и тяжёлых мыслей - неведомые прежде чувства, не передаваемые никакими словами, расцветали в ней, она наслаждалась каждым мгновением, чувствуя такое счастье, что едва сдерживала слёзы и абсолютно забыла обо всём на свете...а когда глаза Габриэля, тёмные и в то же время необычайно искристые и согревающие, встретились с её глазами...в тот момент само её сердце замерло в неописуемом благоговении, ей показалось, что былой мрак на душе вдруг озарил луч божественного света, и всё прежде невидимое для неё стало ясным, как небо над Рэйвенскиллом...до сих пор она жила, будто погрузившись в непробудный мрачный сон, тщетно и лихорадочно пытаясь отыскать ответы на свои вопросы, своё настоящее предназначение, не в силах пробудиться, а сейчас...сейчас она поняла - всё это время ответ был прямо здесь. В деревне Рэйвенскилл. И в глазах того самого Избранного, Габриэля...сейчас Фэйт уже точно знала - с того момента, как их взгляды пересеклись под звуки песни, она вдруг по-настоящему прозрела, и её жизнь никогда не будет прежней.
Почти подсознательно принцесса поднялась на ноги, приблизилась к окну, из-за которого на её лицо проливался яркий солнечный свет - подумать только, даже этот свет в бескрайнем нежно-синем небе сейчас напоминал ей о Рэйвенскилле, о переливчатом голосе Габриэля...она просто не могла перестать думать об этом - эти воспоминания настолько сильно овладели её разумом, пробуждали в ней такие чувства, что попытаться забыть об этом хотя бы на мгновение было свыше её сил. Такого с ней ещё никогда не было.
Фэйт решительным движением отодвинула штору, скрывавшую край подоконника - здесь она прятала свою недавнюю тайную находку, случайно обнаруженную несколько дней назад во дворцовом складе. У принцессы была странная привычка в минуты раздумий то и дело просто бродить по дворцу, иногда незаметно для себя попадая в самые потаённые его места, но она никогда и подумать не могла, к чему это способно привести её. Сперва, увидев эту маленькую вещь, уже давно забытую и покрытую пылью, она несколько минут рассматривала находку со всех сторон - небольшой экранчик, несколько кнопок с непонятными обозначениями, а на обратной стороне нацарапано чем-то острым одно лишь слово - "Жук". Сначала Фэйт ничего не поняла, но стоило ей всмотреться и напрячь память, как она замерла, не в силах поверить своим глазам. Потому что в её руках был музыкальный плеер, настоящий, уцелевший, неведомым чудом попавший сюда из тех далёких времён, когда весь мир ещё был полон музыки...тогда Фэйт без колебаний забрала его к себе, сама не зная, зачем - к музыке она тогда относилась с навязанной годами опаской, стараясь верить словам отца о том, какое зло она в себе несёт, но что-то вроде интуиции, некого шестого чувства толкнуло её сохранить этот плеер у себя. Возможно, дело было и в любопытстве - она ведь тогда и предположить не могла, что такое эта музыка, что за угроза таится в ней? И тем не менее тогда она отчего-то побоялась всё-таки включить плеер, решив, что время для этого ещё придёт, и теперь...теперь время пришло.
Несколько минут ушло на то, чтобы распутать провода наушников, присоединённых к плееру - руки у Фэйт дрожали, и сердце билось всё сильнее и сильнее от осознания того, что сейчас она вновь услышит настоящую музыку, вновь её душа унесётся в этот рай...
То, что она услышала, когда наконец-то смогла включить музыку на плеере, было просто невозможно передать словами. Аккорды, переливы, звуки многообразных инструментов, ныне давно забытых, говорили с ней без слов - то таинственные и завораживающие, то пламенные и яростные, будто пожар, то нежные и исполненные любви ко всему миру...казалось, будто она смотрит в зеркальную гладь самого времени и воочию видит мысли и чувства давно не живущих людей, сокровенные образы из их сознания. Время остановилось, и Фэйт, снова не в силах думать ни о чём, кроме музыки, как в лихорадке перелистывала песню за песней, ловя каждую ноту, каждое мгновение этих самых прекрасных моментов её жизни, уже не удерживая слёз, катившихся по её лицу...эта неописуемая красота затронула самые сокровенные глубины её души, введя её в сладостное беспамятство, и когда она наконец очнулась, справившись с первой всепоглощающей волной неземного восхищения, солнце за окном уже начинало клониться к горизонту.
Теперь всё стало ясно. В одно мгновение Фэйт поняла, что теперь, должно быть, впервые за всю жизнь, уже точно знает, что ей делать дальше. Решение пришло без малейшей тени сомнения. Её сердце больше не могло выносить напора металлических дворцовых стен. В её силах сейчас было помочь Рэйвенскиллу избежать того, чем грозил им сегодня её отец. И она готова была на всё, на любое безумие, лишь бы ещё раз хотя бы на мгновение увидеть Габриэля, услышать его завораживающий голос, какие бы препятствия ни вставали на её пути. Наконец-то, спустя долгие годы, для неё пришло время пробуждения, время начала новой жизни - и никогда ещё она не чувствовала себя такой живой, а мир вокруг ещё никогда не казался ей таким безграничным...и тем не менее сейчас она точно знала, куда лежит её путь.

Императрица Арабелль была у себя в покоях, когда её дверь вдруг без стука открылась, и негромкий ровный голос произнёс с нехорошим оттенком мрачной тревоги:
- Я прошу прощения за беспокойство...
- Здравствуй, Дариус. - Арабелль обернулась на сына, который стоял в дверях и смотрел на неё, нахмурившись. Пару секунд она в молчании пыталась догадаться, что могло послужить причиной этому странному и неожиданному визиту - если память не изменяла ей, ещё ни разу принц не приходил, чтобы поговорить с ней один на один - но никакие предположения не шли ей на ум.
- Что-то случилось? - обеспокоенно спросила она.
- Боюсь, дело не терпит отлагательств, - ушёл от прямого ответа Дариус, нагоняя ещё большую невольную тревогу, и прибавил, отступив на шаг от двери: - Изволишь проследовать за мной?
- Но о чём ты говоришь? - снова попыталась добиться своего императрица. - Что...
- Это касается Фэйт. Будет лучше, если ты увидишь всё своими глазами.
Эти слова принца произвели необычайно внушительное впечатление на Арабелль - то, каким тоном он это произнёс, повергло её почти что в страх, однако она смогла несколько совладать с этим гнетущим ощущением и без лишних слов вышла вслед за сыном в зеркальный коридор. Дариус шёл быстрым и твёрдым шагом, неотрывно глядя только вперёд и не произнося больше ни слова. Арабелль следовала за ним, слыша, как каждый её шаг отдаётся долгим звенящим эхом под металлическими сводами коридора, и на душе у неё снова становилось всё неспокойнее. Фэйт...этим утром Арабелль не могла не заметить того, что во мгновение ока произошло с её дочерью, воочию увидевшей Избранного и услышавшей его голос. Всю обратную дорогу до дворца Фэйт смотрела в окно кареты как-то непохоже на себя, чересчур отрешённо и задумчиво...и Арабелль могла поклясться, что все её мысли тогда были только о нём, о Габриэле. Сердце принцессы уже было во власти того самого великого чувства, способного толкнуть на любое безрассудство, и краем разума императрица уже предчувствовала, что именно это и произошло, хотя и опасалась предположить, чего именно сейчас следует ожидать...
Спустя около минуты переходов по бесчисленным коридорам Дариус привёл мать в зал наблюдения - это помещение было просторным, практически пустым и не освещалось ничем, кроме парившего над полом посередине огромного, источавшего голубоватое сияние жидкокристаллического экрана, разделённого на множество отдельных секторов - именно здесь отражалось всё, что передавали во дворец камеры, встроенные в механизмы нойз-машин. Однако Дариус сейчас молча указал на тот сектор, что был соединён с номаками, висевшими в воздухе прямо по бокам главных дворцовых ворот. И первым же, что бросилось в глаза Арабелль, была фигура в достигавшем земли чёрном одеянии с накинутым капюшоном, движущаяся вниз по лестнице от входа во дворец. Капюшон был надет с заметным старанием, чтобы полностью скрыть лицо, и тем не менее, когда этот некто тревожно оглянулся, одна прядь волос предательски упала на грудь. Очень выделявшихся на фоне чёрной ткани волнистых ярко-розовых волос.
Арабелль невольно отпрянула от экрана.
- Что это значит?! - вырвалось у неё.
- Я оказался здесь как раз вовремя, верно? - тихо откликнулся Дариус, беззвучно приблизившись к ней сбоку и пристально глядя в экран; голубоватый плазменный свет отражался в его чуть прищуренных, бледно-серых, совсем как у отца, глазах. - Она явно не хотела быть замеченной...и знаешь, куда она держит путь? Я случайно увидел маршрут, проложенный на карте. Взгляни...
Он слегка коснулся экрана, приостановив трансляцию, и теперь Арабелль могла отчётливо разглядеть в руках Фэйт развёрнутую карту окрестностей Северной Империи. А когда Дариус ещё одним прикосновением приблизил изображение, увидела на ней и проведённую от руки яркую линию, которая начиналась в точке, обозначавшей имперский дворец, и уходила, причудливо изгибаясь...ну конечно же, именно туда.
- Рэйвенскилл... - незаметно для себя выдохнула Арабелль и отвернулась. Ей следовало ожидать этого...и сейчас она вдруг на удивление ясно поняла, что будет дальше, словно своими глазами заглянула в будущее дочери.
- Ты не попытаешься удержать её?! - вернул императрицу к действительности голос сына.
- Дариус... - вздохнула она в ответ. - Я не смогу её удержать. И никто не сможет. Это её решение.
- Ты...просто отпустишь Фэйт в лагерь врага?! - воскликнул Дариус. Арабелль не была уверена, что знает, как объяснить ему всё то, что только что прояснилось в её разуме. Отчего-то весь, или почти весь её страх теперь угасал. Она видела в Рэйвенскилле достаточно, чтобы понять - несмотря на всё случившееся этим утром, её дочь будет там в безопасности. И кроме того, только там сможет жить по-настоящему, а не так, как до сих пор во дворце...Арабелль видела, как тягостна для принцессы былая жизнь, которую она теперь оставила позади и на которую не собиралась больше оглядываться...
- Мой принц, ты так и не увидел главного. - Лёгкая улыбка невольно проступила на лице императрицы. - Габриэль ей не враг.
- Габриэль?! Избранный? - Казалось, эти слова окончательно сбили Дариуса - он смотрел на мать с таким замешательством, какого его глаза ещё, должно быть, не выражали.
- Твоя сестра сегодня нашла новый смысл в жизни, - на этот раз совсем спокойно заговорила Арабелль, хотя и не была уверена, что Дариус поймёт её. - Сейчас она следует за зовом своего сердца. И поверь мне, оно её не обманет. Более того - именно оно поможет ей предотвратить эту войну.
- Предотвратить? - переспросил принц с непониманием. - Что ты имеешь в виду? Отец ведь уже говорил...
- Я не хочу войны, Дариус. Когда-то я уже была свидетелем того, как революция безжалостно уносит бессчётное количество невинных человеческих жизней. - Арабелль помрачнела от тяжёлых воспоминаний и постаралась снова сконцентрировать все свои мысли на дочери. Она уже скорее мыслила вслух, обращаясь к Дариусу. - Но твоего отца мне не переубедить. Что если глядя на то, как Фэйт найдёт в Рэйвенскилле свою судьбу, он сумеет что-то понять...или же у неё самой хватит силы духа вернуться к нам - и тогда ей удастся убедить твоего отца не развязывать это ненужное кровопролитие. Я знаю, он должен прислушаться к ней.
Это была чистая правда. Наверное, ни к кому больше Нафариус не относился с такой прекрасной трепетной нежностью, как к Фэйт - с самого своего рождения она была для него величайшим сокровищем, большим, чем все бриллианты в его короне. Ради неё он готов был на всё, хотя за всей возложенной на себя ответственностью и не видел, как угнетает дочь жизнь во дворце - она жила здесь словно запертая в клетке птица, которая теперь наконец-то вырвалась на волю. И если она заговорит о предотвращении войны - Нафариус просто не сможет оставить без внимания её слова. Даже мнение Дариуса, которому император доверял больше всех, не значило для него так много.
- Но... - принц, казалось, несколько отошёл от замешательства, но не без труда подбирал нужные слова. - Ты ведь знаешь, как опасна дорога в Рэйвенскилл! Даже если она и доберётся туда, генерал Арис встретит её как врага! Отец дал сельчанам три дня, но если Фэйт окажется в их власти...
Арабелль опомнилась - как всегда, Дариус увидел то, чего каким-то образом не разглядела она. О генерале, теперь отвечающем за поставленную под страшную угрозу деревню, она и в самом деле не подумала. Да и путь до Рэйвенскилла...действительно, было бы просто безумием отпустить Фэйт одну в такую даль! Но было ли ещё время предпринять что-то?
- Ты прав, - с вновь ожившей в голосе тревогой произнесла она и заговорила, обращаясь скорее к себе, нежели к сыну: - Кто-то должен последовать за ней...проследить, чтобы ничего не случилось...
- Нельзя посылать вслед стражу, - серьёзно заметил принц, как всегда, с поражающей точностью угадывая мысли императрицы. - Если она узнает, что за ней следят, то почти наверняка повернёт назад, верно? А если всё так, как ты говоришь, этого нельзя допустить. - Он понизил голос и добавил как-то странно, будто бы стараясь навести на какую-то мысль: - Идти должен кто-то один, а время не ждёт...
Тревога Арабелль была уже близка к смятению. Это была правда, время истекало, и Фэйт уже начала свой путь, действовать стоило немедля...времени извещать кого-либо о произошедшем просто не было, тем более что Нафариус, узнав о случившемся, точно немедленно вернул бы дочь во дворец...несколько секунд были потрачены впустую в стремительно пронёсшихся в мозгу Арабелль раздумиях и противоречиях, прежде чем правительница наконец сдалась и внимательно посмотрела в лицо сыну. Похоже, что выход был лишь один.
- Дариус...я могу доверить это тебе?
Что-то изменилось в лице принца. Он почти улыбнулся, услышав эти слова, как будто это была вовсе не тяжёлая ответственность, вдруг упавшая на его плечи, а желанная награда, которую он надеялся получить не первый день.
- Несомненно, - на изумление уверенно ответил он.
- Ты уверен, что справишься? - Арабелль уже не могла сдержать тревоги в голосе, да и неожиданная реакция сына отчего-то несколько насторожила её. - Ты должен уберечь Фэйт от всего, что может встать на её пути, и остаться при этом незамеченным...
- Доверься мне. Она доберётся до цели невредимой, даю слово, - всё так же смело и без тени сомнения ответил ей Дариус и, кажется, эти слова помогли ему осознать, на что он идёт - понемногу выражение его лица начало вновь сменяться на серьёзное и сосредоточенное. Тогда и Арабелль больше не раздумывала. Дариус всегда умел держать своё слово, и кроме того, обладал необыкновенным навыком присутствовать рядом, ничем не выдавая своего присутствия. Он был идеальным кандидатом на эту роль.
- Спасибо тебе, мой принц. Удачи.
Как только были произнесены эти слова, Дариус быстро кивнул и стремительным шагом покинул зал наблюдения - они и без того потеряли немало драгоценного времени. Солнечный свет, ударивший в глаза после долгого пребывания в полумраке, на несколько секунд ослепил принца, однако он ничуть не убавил шаг, а минутой позже, уже покидая дворец, Дариус не мог спрятать своей обычной холодной улыбки. Всё шло именно так, как он хотел. Стоит признать, этим утром он был немало разочарован решением отца дать рэйвенскиллцам шанс сдаться. Ведь хватило одного взгляда на них и на Избранного, чтобы понять - по доброй воле они никогда не отступят. А Габриэль...едва услышав его песню, Дариус понял: у этого человека и в самом деле есть все шансы противостоять номакам, и было безумием просто оставить всё как есть, пусть даже и всего лишь на три дня. Однако сейчас - не иначе как по воле судьбы - принцу представилась заветная возможность вернуться в Рэйвенскилл и своими глазами увидеть, что намерены делать дальше люди генерала Ариса...а если понадобится, ещё и предпринять нечто большее - да если откровенно, неважно, что именно - чтобы окончательно утвердить торжество Северной Империи. Утвердить прежде, чем истекут три роковых дня...

Глава V
Путь по отмеченному на карте маршруту отнял у принцессы Фэйт весь остаток дня, а после этого и целую ночь. Она совсем выбилась из сил, однако сопровождавшая её всю дорогу музыка с плеера со странной надписью "Жук" и воспоминания о волшебном голосе и бездонных глазах Габриэля не покидали её буквально ни на мгновение, необыкновенно окрыляя её, и она остановилась на отдых лишь раз за всё это время - в забытом и заброшенном месте вблизи моря, называемом Райской бухтой. Отсюда до Рэйвенскилла оставалось не так уж много, и мысль об этом придавала Фэйт сил. Она продолжила свой путь, увидев, как полная луна начинает медленно бледнеть в холодном ночном небе, и спустя недолгое время очутилась в затемнённой рощице. Теперь почти ничто не отделяло Фэйт от Рэйвенскилла, однако тут же она с тревогой поняла, что не знает, в какую именно сторону идти, чтобы достигнуть деревни. Единственным выходом было спросить у кого-нибудь дорогу, и ей повезло - почти сразу навстречу ей из-за деревьев вышел человек, лицо которого было плохо различимо во мраке, однако для принцессы это был светлый луч посреди тьмы.
- Простите, сэр... - робко начала она, но к её удивлению, незнакомец просто прошёл мимо неё, не сказав ни слова. Поразмыслив некоторое время, Фэйт несмело направилась в ту сторону, откуда появился он - в конце концов, едва ли это был не один из жителей Рэйвенскилла, поблизости ведь не было больше никаких деревень. Прохладный предрассветный ветер с шумом перебирал листья окружавших её деревьев, однако этот шум не имел абсолютно ничего общего с нойз-машинами - напротив, этот чистый природный шум ласкал слух Фэйт, заставлял её чувствовать себя необычно умиротворённой...совсем не как в имперском дворце. Здесь, вблизи Рэйвенскилла, она всё больше чувствовала себя по-настоящему дома, и сейчас будто бы неведомое доброе предчувствие вело её вперёд, всё дальше и дальше. И похоже, что она не ошиблась с направлением - меньше чем через минуту впереди показался ещё один силуэт, однако по-прежнему не было видно самой деревни.
- Сэр, - снова окликнула Фэйт в растерянности . - Прошу прощения, мне нужна ваша помощь...
- Извините, я тороплюсь, - человек поспешно свернул в сторону, ничего больше не прибавив. Снова неудача...чувствуя, как яркое пламя надежды в сердце начинает меркнуть, Фэйт ещё какое-то время скиталась по роще, уже начиная бояться, что ходит кругами...отчего-то с каждой минутой атмосфера леса теперь всё больше угнетала её - то и дело ей мерещились неподалёку чьи-то шаги, пару раз ей показалось, что краем глаза она видела движение прямо за своей спиной...она уже почти готова была сдаться, когда вдруг наконец увидела впереди свет. Бросившись к этому спасительному свету, Фэйт наконец-то выбежала из тени леса, увидела знакомый пейзаж со скромными каменными домами -Рэйвенскилл! - и почувствовала, как тяжесть упала с её сердца. И словно по какой-то причудливой иронии судьбы, её взгляд вновь упал на жителя деревни, который стоял на краю безлюдной, заросшей травой дороги, глядя на неё с недоумением.
- Извините за беспокойство, - начала Фэйт, стараясь выровнять дыхание после бега. - Вы не могли бы мне помочь? Я ищу здесь одного человека...
- Вы не из здешних мест? - поинтересовался рэйвенскиллец, внимательно глядя на неё. Фэйт не была уверена, что хочет, чтобы её узнали - перед тем, как отправиться в путь, она специально тщательно собрала волосы, чтобы было легче скрыть их капюшоном...но прежде чем она успела подумать о чём-то, сельчанин продолжил: - Думаю, вам стоит обратиться к генералу Арису. Уверен, он поможет вам найти кого угодно.
И с этими словами он продолжил идти вдоль дороги, не обернувшись, когда Фэйт поблагодарила его за указания. Этот человек дал ей хороший совет, но она так и не узнала, куда теперь идти...она долго осматривалась по сторонам, подумывая о том, чтобы выбрать дорогу наугад, как вдруг, в очередной раз взглянув вперёд, туда, где продолжалась та самая дорога, она вдруг увидела возникшего будто из ниоткуда маленького мальчика с растрёпанными тёмно-русыми волосами. Чертами лица он кого-то напомнил Фэйт, но она так и не поняла, кого. Несколько секунд они просто молча смотрели друг на друга, а потом, когда принцесса уже вдохнула, собираясь что-то сказать, мальчик вдруг выпалил с улыбкой:
- А я знаю, где искать генерала Ариса!
- О, ты и вправду можешь помочь мне его найти? - с облегчением воскликнула Фэйт, не в силах поверить, что после долгого и трудного пути наконец-то стоит у самой цели.
- Конечно, - мальчик приблизился к ней и с гордостью прибавил: - Он мой отец! Я Ксандер, а кто ты? И откуда ты пришла?
Фэйт глубоко вздохнула. Всё-таки ей придётся сказать правду. Пожалуй, именно этого момента она опасалась больше всего, в то же время понимая, что этого не избежать.
- Я...меня зовут Фэйт, - запнувшись, произнесла она, одновременно снимая капюшон с головы. Ксандер непроизвольно шарахнулся назад, глаза у него округлились, а улыбка исчезла с лица, сменившись страхом.
- Вы действительно...действительно принцесса Фэйт?! - вскрикнул он; Фэйт испугалась, что его могут услышать - посторонние наблюдатели сейчас только ухудшили бы положение, и она поспешно заговорила, стараясь, чтобы голос прозвучал успокаивающе:
- Пожалуйста, не бойся. Я одна, и император не знает, что я здесь. Я пришла с мирными намерениями.
- Но ведь... - от волнения Ксандер начал заикаться, глядя на неё потрясённым немигающим взглядом. - Я помню, как...как император сказал нам, что...
- Прошу, поверь мне, - взмолилась Фэйт. Сейчас от её слов зависело всё, и она чувствовала, что и сама не может не поддаться страху. - Я не такая, как он. И я не хочу оставаться на его стороне. Я хочу присоединиться к вам, к Рэйвенскиллу.
- Но...почему? - только и сказал Ксандер, всё ещё не решаясь снова к ней подойти. Как ответить на этот вопрос, не вызвав новых, Фэйт не знала, поэтому лишь произнесла как можно спокойнее и ласковее:
- Ты всё узнаешь. Пожалуйста, отведи меня к твоему отцу. Честное слово, я не замышляю ничего дурного.
Показывая своё доверие, она протянула мальчику руку, и к её удивлению, он взялся за неё своей маленькой тёплой рукой и повёл Фэйт вглубь деревни. Некоторое время они шли молча, и от принцессы не укрылись беспокойные взгляды, которые Ксандер то и дело бросал на неё, словно в любую секунду ожидая нападения.
- Ну же, не стоит бояться, - улыбнулась она и проговорила, словно одновременно убеждая саму себя: - Забудь о том, кто я такая. Забудь об императоре...я могу помочь вам, и я обещаю, я сделаю для этого всё.
- А ты не похожа на него, - внезапно сказал ей Ксандер.
- Правда? - удивлённо переспросила она и прибавила: - Приятно слышать.
- Ты и правда не хочешь быть такой, как император? - спросил Ксандер с любопытством. И Фэйт, тяжело вздохнув, искренне ответила ему, не замечая, насколько откровенно говорит:
- Я люблю его как отца, и знаю, что должна уважать то, что он делает. Но...я помню песню Габриэля. У твоего дяди и вправду потрясающий дар. Знаешь, когда я услышала его пение...я поняла, что мой дом не там, откуда я пришла. Мой отец ненавидит музыку и живёт среди тех, кто так же её ненавидит, а я...я полюбила её.

Генерал Арис, чьё волевое лицо моментально выдавало родственную связь с Ксандером, сидел на крыльце дома, со звоном натачивая свой ржавый меч о брусок, и настолько ушёл в какие-то раздумия, что даже не заметил, как к нему подошёл сын с принцессой. Сердце Фэйт уже билось как безумное от волнения - что если генерал не поверит ей и не позволит находиться в Рэйвенскилле? Что если ей больше не суждено увидеть Габриэля? Такого она бы не вынесла...
- Пап? - позвал Ксандер. - Это принцесса Фэйт, она искала тебя.
- Кто?! - Зеленоватые глаза Ариса вдруг вспыхнули с почти что пугающей внезапностью, он рывком вскочил, сжимая меч, и с гневом воскликнул: - Ты! Что тебе здесь надо?!
- Я...я пришла с миром, я клянусь! - Фэйт в страхе отступила на шаг от разгневанного генерала, испепелявшего её враждебным взглядом - такой агрессии она не ожидала.
- Папа, она... - попытался вмешаться Ксандер, однако генерал резко оборвал его и снова с яростью обратился к Фэйт:
- Ты дочь императора Нафариуса! Этого деспота, повелевшего уничтожить музыку и мой народ! Это случилось в твоём присутствии, и ты ещё смеешь смотреть мне в глаза?!
- Генерал, вы ошибаетесь! - как можно бесстрашнее выкрикнула Фэйт, хотя её сердце и сжималось от страха. - Я проделала долгий путь сюда втайне от своей семьи, и я хочу помочь вам!
- С какой стати?! - вибрирующим от гнева голосом отрезал Арис. - Ты одна из них!
- Нет, это не так! - в голосе Фэйт зазвучало нарастающее отчаяние. - Я не желаю зла вашим людям, правда! Я могу исправить ошибки моего отца!
На этот раз генерал несколько секунд колебался, молча глядя в лицо Фэйт, и ей показалось, будто пламя в его глазах начало ослабевать, но тем не менее он ответил ей с ничуть не меньшей, хотя и сдерживаемой яростью:
- Почему я должен верить тебе? Как я могу знать, что ты не в сговоре с императором?
Следующие слова рванулись у Фэйт горячим неконтролируемым потоком - она уже не пыталась сдерживать эмоций, и её голос поднялся чуть ли не до крика:
- Я пришла сюда безоружной, в одиночестве, и я разделяю не ненависть к музыке, а ваше стремление к свободе! Генерал Арис, умоляю, позвольте мне остаться здесь! Здесь моё место, и вы можете доверять мне! Обещаю, я помогу вашему народу!
На секунду молчание снова натянутой нитью повисло между ней и генералом. А затем...затем словно огонь охватил её изнутри, стоило ей услышать рядом тот самый голос, ради звука которого она готова была отдать всё.
- Арис, прислушайся к ней. Она говорит правду.
- Габриэль?! - Арис в замешательстве оглянулся, и Фэйт вместе с ним. Словно огонь волной пронёсся по её телу, когда её взгляд вновь пересёкся со взглядом Избранного. Габриэль стоял рядом почти в таком же длинном чёрном одеянии, как у неё, но со скинутым капюшоном, и его волосы развевались на лёгком утреннем ветру, но самым главным, самым волшебным и притягивающим снова были его глаза - те же пронизывающие тёмные глаза с согревающими золотыми искорками солнца...только сейчас Фэйт поняла, что прямо за её спиной из-за горизонта начинает подниматься солнце. И не только там - с появлением генеральского брата она почувствовала этот прекрасный, сказочный рассвет и в своей душе, и теперь, как и тогда на площади, весь остальной мир словно исчез...
- Не бойся, - мягко обратился к ней Габриэль, и её сердце затрепетало, переполняемое светом. - Мы примем тебя.
- Габриэль, - воскликнул Арис, опомнившись. - Её отец - Нафариус!
- Но ведь она говорит от всего сердца, - просто ответил Габриэль. - Неужели ты не видишь? Её душа чиста.
Может быть, дело было в его необыкновенном голосе, затрагивавшим, казалось, самое сердце, а может, роль сыграл его взгляд...но отчего-то опровергнуть его искренние слова сейчас было невозможным.
- Но что если нет? - всё же попытался настоять на своём Арис, хотя его голос теперь звучал совсем не так уверенно, как прежде. - Что если она несёт угрозу для тебя?
В ответ на губах Габриэля проступила лёгкая, светлая улыбка, словно по-доброму смеясь над нелепостью предположения чересчур осторожного брата.
- Я так не думаю. Посмотри, что у неё с собой. - С этими словами Габриэль кивком указал на плеер в руке Фэйт. До этого момента она и не замечала, что всё ещё держит этот магический прибор - от её прикосновения он уже настолько нагрелся, что словно слился с ней самой. Арис, увидев плеер, на мгновение совершенно остолбенел, отказываясь верить в увиденное, потом произнёс каким-то странным, не своим голосом:
- Но...постой...откуда это у тебя?!
Взгляд Фэйт всё ещё был прикован к Габриэлю. Она просто не могла отвести глаз от его лица, залитого светом восходящего солнца, и едва ли понимала, о чём говорит генерал. Отчего-то дар речи начал отказывать и ей, и она не без труда сдерживала странную дрожь в голосе:
- Это...это долгая история...
Габриэль, казалось, прочёл её мысли.
- Ей можно верить, Арис, - серьёзно заговорил он, и Фэйт снова растворилась в божественном звуке его голоса, едва дыша, словно боясь спугнуть хрупкий дух этого волшебства, чудесного сна, окружавшего её. - Она не несёт никакой угрозы, поверь мне. Ты ведь и сам видишь, она на нашей стороне.
- И ты считаешь...мы должны приютить её у себя? - с неизменным отзвуком недоверия спросил Арис; его растерянный взгляд теперь переходил с брата на Фэйт и обратно. Габриэль ответил коротко, спокойно и без тени сомнения:
- Я сам это сделаю.
- Габриэль... - едва слышно выдохнула Фэйт против своей воли, слишком взволнованная и переполненная слишком необъятными чувствами, чтобы контролировать свои мысли и речь. Несколько секунд генерал Арис ошеломлённо молчал, потом произнёс, понизив голос:
- Ты уверен в том, что делаешь? Я доверяю тебе, но...то, что происходит, не кажется тебе слишком странным?
- Не беспокойся, - уверенно отозвался Габриэль. - Её путь сюда дался ей тяжело, и он не должен стать напрасным.
- Если ты так считаешь, то...так тому и быть, - наконец сдался Арис и тихо прибавил: - И всё-таки будь осторожен. Собрание состоится на закате.
- Хорошо, Арис. До встречи, - снова улыбнулся Габриэль, а затем почтительно обратился к Фэйт: - Принцесса, прошу...
Он жестом пригласил её следовать за ним, и осознание того, что он и в самом деле снова смотрит на неё и говорит с ней, ещё больше преобразило окружающее. Незабываемый голос Габриэля в прохладном утреннем воздухе, солнечные отблески на его волнистых волосах, чёрных как вороново крыло, отражение светлеющего неба в его глазах...всё это и в самом деле было словно во сне, но совсем не в таком, в каком Фэйт провела всю жизнь до сегодняшнего дня - в этот раз ей не хотелось просыпаться...
- Габриэль, я... - у принцессы перехватило дыхание, и несколько секунд ушло на то, чтобы справиться с волнением, прежде чем она продолжила: - Зови меня Фэйт. Просто Фэйт. Я...я никогда не любила свой титул.
- Поэтому ты здесь? - негромко спросил Габриэль. Они шли рядом, направляясь куда-то к окраине деревни, но Фэйт едва сознавала собственные шаги, по-прежнему глядя с тихим трепетом только на него. Она уже знала, что до конца жизни не забудет ни слова из этого разговора.
- Отчасти... - ответила она, невольно запинаясь; отчего-то её обдавало жаром, словно в разгар летнего дня. - На самом деле я...я здесь потому, что теперь я одна из вас.
- Да, я слышал, как ты говорила с Арисом, - кивнул ей Габриэль. - Ты очень смелая, раз решилась отправиться сюда.
От этих слов и от теплоты, с которой он смотрел на неё, что-то взмыло внутри Фэйт. Она не сразу нашлась, что ответить, но то, что происходило в её сердце, теперь норовило в любой момент вырваться наружу.
- Знаешь, я не осмелилась бы так рискнуть...если бы не услышала тогда, как ты пел на площади...
- Правда? - Что-то, несомненно, изменилось в голосе Габриэля, отчего-то одна едва уловимо дрогнувшая нота сделала его ещё прекраснее. Когда он продолжил говорить, его слова зазвучали как-то странно нерешительно, теперь и он невольно осекался, не отводя своего неописуемого взгляда от Фэйт: - Ну что ж...я думаю...я думаю, в этом и есть сила музыки. Сподвигать людей на то, что может казаться непосильным...
- Это действительно так! - с неожиданным жаром ответила Фэйт. - И за это я должна быть благодарна только тебе!
Улыбка снова расцвела на лице Габриэля, словно бы сделав лучи солнца вдвое ярче и теплее, а деревню вокруг - красивее. Где-то вдали послышалось чистое, мелодичное журчание ручья, пересекавшего Рэйвенскилл, и лёгкие наполнил прохладный, кристально свежий запах воды. Впервые за долгие годы Фэйт от души радовалась просто тому, что живёт. А это могло значить лишь одно - её новая жизнь начиналась так, что лучше и пожелать было нельзя. Ей даже показалось, будто мрачные воспоминания о прошлом, оставленном в стенах Империи, уже начинают медленно, но верно блекнуть в её разуме. Теперь дом Фэйт был здесь...
Придя домой к Габриэлю, они несколько часов подряд вместе слушали музыку с плеера, благоговейно вслушиваясь в каждый звук, в каждое мгновение, и тёплое сияние в глазах Габриэля постепенно становилось всё ярче, а его ощутимое счастье было и счастьем Фэйт, сердце которой ликовало. Никогда ещё она не чувствовала такой веры - веры в лучшую жизнь, за которую ей предстояло бороться на стороне рэйвенскиллцев. Это могло бы внушать страх, но Фэйт твёрдо знала, что не отступит, и что теперь, когда она рядом с Габриэлем, для неё нет ничего невозможного.
Постепенно неимоверная усталость после бессонной ночи начала давать о себе знать, и принцесса, успокоенная и воодушевлённая этими мыслями, с окрыляющей лёгкостью на сердце, прикрыла глаза и медленно погрузилась в глубокий сон, опустив голову на плечо Габриэлю, который даже не пошевелился, боясь потревожить её покой.

Всё это время принц Дариус неотступной бесшумной тенью следовал за сестрой, мастерски избегая взглядов жителей деревни. "Собрание состоится на закате" - он запомнил эти слова генерала Ариса и теперь знал наверняка, что обязан узнать причину этого собрания - разум подсказывал ему, что каким бы ни было решение рэйвенскиллцев относительно приказа императора, именно этим вечером они и начнут осуществлять свои планы, а этого Дариус упустить не мог. Едва ли теперь имело смысл продолжать следить за Фэйт - теперь он был более чем уверен, что сестре ровным счётом ничего не грозит, и мог сконцентрировать все силы на своей главной цели. Затаившись в тени неподалёку от площади, скрытый от чьих-либо глаз, Дариус терпеливо ждал судьбоносного заката, погрузившись в раздумия обо всём увиденном. Понемногу, стоило ему как следует разобраться в потоке воспоминаний, он вдруг осознал всю вопиющую нереальность произошедшего. Фэйт, держа в руках музыкальный плеер, клялась генералу, что поможет Рэйвенскиллу победить, на глазах принца она предала своего отца и всю Империю - как такое может быть правдой? Внезапно Дариус ощутил прилив ярости. Принцесса Фэйт, наследница самого Нафариуса, перешла на сторону мятежников с их Избранным, чей прославленный голос совершенно лишил её разума - теперь сельчане точно не отступят, что бы ни предпринимал император. Она всё разрушила...она никогда не была верна своему долгу, а в этот раз она совершила против него настоящее преступление. Если сегодня Избранный сподвиг на такое безумие саму принцессу, кто знает, сколько людей так же слепо последует за его голосом завтра?
В этих раздумиях, становившихся всё мрачнее с каждой минутой, Дариус и сам не заметил, как пролетело время до вечера. Похоже, в какой-то момент он забылся сном, так как, следуя за Фэйт, не смыкал глаз всю эту ночь - очнулся он от гула голосов рэйвенскиллцев, когда солнце уже скрылось за горизонтом, а собрание, судя по всему, было в самом разгаре. Долгое время принц почти ничего не мог разобрать в этом шуме, однако он сразу же заметил - то и дело кто-то из жителей деревни покидал площадь, а спустя некоторое время возвращался, неся в руках...арбалет? Дариус не поверил своим глазам. Он начинал догадываться о дальнейших планах Рэйвенскилла, хотя пока что и отвергал все свои мысли о таком.
"Они не посмеют, - твердил он себе. - Не посмеют!"
Но произошло именно то, во что ему так не хотелось верить.
- Теперь всё, что нам нужно - это дождаться номаков, - донёсся до него голос генерала Ариса, со звуком которого в считанные секунды утихли все остальные голоса. - Ради вашей безопасности начинать стрелять разрешено только после моей команды. Но сочту нужным ещё раз подчеркнуть - тем самым мы все берём на себя огромный риск, и если кто-то из вас почувствует, что не готов к такому, ему всегда дозволено покинуть площадь. И всё же чем больше нам удастся уничтожить за то время, что ночной патруль пройдёт над Рэйвенскиллом, тем лучше.
Меньше всего Дариусу хотелось слушать дальше. Теперь уже вне себя от гнева, он зашагал прочь от центра деревни, с трудом сдерживаясь, чтобы сию секунду не схватиться за рукоять меча на поясе.
Так вот к чему подстегнуло сельчан неожиданное союзничество со стороны императорской дочери! Такая дерзость превышала все ожидания Дариуса. Теперь рэйвенскиллское сопротивление перерастало в настоящий, неприкрытый мятеж против нойз-машин, а значит, и против Империи - и виновата в этом была Фэйт! Если бы она не появилась здесь сегодня и не объявила в глаза генералу Арису о своём переходе на сторону врага, всё могло бы быть иначе! А теперь...теперь было слишком поздно. Кто знает, сколько нойз-машин они уничтожат прежде, чем сведения об их замыслах дойдут до императора? Нет, сейчас действовать нужно было немедленно. Все рэйвенскиллцы как один по-прежнему следуют за Избранным, без него все их шансы на совершение революции утеряют всякий смысл. А это может значить лишь одно - сейчас перед принцем Дариусом вставала задача своими руками смести эти шансы до единого. Своими руками покончить с Избранным раз и навсегда - только тогда Северная Империя наконец сможет снова восторжествовать.
"Но как? - тут же подумал Дариус. Машинально он снова начал уходить в воспоминания, перебирая в разуме всё, что видел и слышал в деревне с сегодняшнего утра, тщетно пытаясь отыскать какие-то зацепки, но все его мысли раз за разом сводились к одному и тому же: - На стороне Габриэля весь Рэйвенскилл...каждый из них оберегает его, как может, и уж точно не позволит ему навредить, и в особенности - генерал Арис..."
Казалось, что безрадостные мысли Дариуса начинают образовывать замкнутый круг безнадёжности, когда внезапно его озарило. Похоже, он нашёл в памяти то, что искал...в несколько секунд вся былая ярость принца почти что угасла, сменившись чувством, близким к радости, когда он понял, насколько просто всё вдруг оказалось.
Невзирая на относительно тёплую погоду, медленно наступающая осень уже начинала брать своё, и на Рэйвенскилл необычайно быстро спускалась ночная темнота. Сельчане так и не покидали площади, ожидая номаков, и в этом стремительно сгущавшемся мраке деревня выглядела странно безжизненной - вдали от центра не раздавалось ни звука, за исключением тихого стрекотания просыпающихся цикад, все дома были пусты и казались холодными и покинутыми словно бы давным-давно.
Все, за исключением одного. В одном из окон Дариус мгновенно увидел яркий свет, невольно притягивавший взгляд на фоне остальных, и этот дом был знаком ему. Не удержавшись от хладнокровной усмешки, принц без раздумий направился туда, чувствуя, как внутри просыпается предвкушение. Теперь уже ничто не могло остановить его, и желанная победа вдруг оказалась на удивление близка - во всяком случае, ближе, чем сейчас казалось ничего не подозревающим жителям Рэйвенскилла...

Одним из тех единиц, что не присутствовали сейчас на площади, был сын генерала Ксандер. Конечно, во время этого патруля, как и каждую ночь в его жизни, номаки не дали ему заснуть. Его сердце взволнованно билось, когда он, сидя у окна, смотрел, как с площади в тёмное небо вновь и вновь взлетают стаи пламенеющих стрел, видел, как номаки один за другим медленно, но верно выходят из строя, теряя навигацию, и их ужасные шумы теперь звучали не так, как обычно, не так, как должны были звучать - они словно бы становились всё глуше, всё разбалансированнее с каждой минутой, и это внушало неописуемую надежду, окрылявшую Ксандера и не позволявшую ему отводить взгляд от окна. Всей душой он был там, рядом с отцом, он словно вживую слышал его звучные крики, раз за разом призывавшие людей деревни целиться и пускать стрелы, и мысленно вторил этим крикам, чувствуя, как незнакомое светлое чувство разгорается в его сердце. Неужели и вправду Рэйвенскилл сможет одержать победу?
Ксандера вернул к реальности стук в дверь. Он не сразу различил его за доносившимся с площади сбивчивым жужжанием номаков, но стоило ему понять, что стук не прекращается, как всё его радостное волнение сменилось озадаченностью. Он думал, что вся деревня собралась в центре, но даже если это и не так, кому он сейчас мог понадобиться? Может быть, Фэйт? Но разве она не осталась у Габриэля? Подойдя к двери, Ксандер несколько несмело обратился к человеку снаружи:
- Доброй ночи...кто это?
Он пришёл в ещё большее недоумение, услышав из-за двери совершенно незнакомый хрипловатый голос:
- Простите за столь поздний визит...могу я поговорить с генералом Арисом?
Кем бы ни был говоривший, он явно пришёл сюда не просто так. Голос был напряжённый и даже немного прерывистый, а слова, услышанные Ксандером, звучали очень и очень странно. Разве есть кто-то, кто не знает, где сегодня ночью искать отца?
- Но... - растерянно отозвался Ксандер. - Арис сейчас не дома, он там, на площади, возглавляет восстание!
- Вот как, восстание?.. - переспросил голос из-за двери и будто бы как-то странно дрогнул. Это окончательно сбило с толку. Ведь о восстании было известно всей деревне! Даже если каким-то образом кто-то и не знал об этом заранее, ведь происходящее на площади прекрасно видно со всех концов Рэйвенскилла! Несколько секунд стояло молчание, показавшееся Ксандеру настолько долгим, что он уже собирался было отвернуться от двери, когда голос вдруг снова заговорил.
- Прошу прощения...в таком случае...может быть, ты позволишь мне дождаться его у тебя? Мне очень жаль, что вынужден причинить такое беспокойство, но до моего дома далеко, а я непременно должен увидеть генерала...- судорожный вздох прервал последние слова, и в голосе вдруг зазвучала боль: - Проклятые нойз-машины...мне так плохо от этих шумов...
Ксандер опомнился. Да, то, что он слышал, звучало странновато, но загадочный человек за дверью нуждался в помощи, а значит, медлить было нельзя. В непростых ситуациях Ксандер всегда старался думать, как поступил бы на его месте отец, и сейчас знал, что действует именно так, как должен.
- О, подождите, конечно, я сейчас открою! - не теряя больше ни секунды, он отодвинул засов на двери. Отчего-то ему было немного не по себе при мысли о том, чтобы оставаться наедине с этим таинственным незнакомцем, но ведь это только до прихода отца?..
- Ну что ж, здравствуй, и спасибо тебе за это.
Ксандер не сразу понял, где уже видел лицо стоявшего на пороге человека, эти недобрые льдисто-серые глаза, теперь, казалось, пронзавшие его насквозь. Лёгкая усмешка на губах принца Дариуса не предвещала ничего хорошего, почему-то от одного её вида Ксандер почувствовал, как задрожали руки, а тело пробрал холодок. Происходило что-то очень плохое, он с первого мгновения почувствовал это. Сам не зная почему, он отступил к противоположной от двери стене. Страх нарастал в его груди, заставляя кровь быстрее бежать по жилам. Необычно сильный, лишающий воли, парализующий страх.
- Что, узнаёшь меня, генеральский сынок? - Дариус преспокойно переступил порог и неслышно закрыл за собой дверь, не сводя с Ксандера пугающего хищного взгляда. - Приятно снова тебя видеть, но прости, мне бы и вправду больше хотелось повидаться с твоим отцом, если только ты не возражаешь. - Его усмешка стала шире, теперь в ней читалось настоящее злорадство. - Впрочем...на самом деле твоё мнение мало меня интересует.
Жуткий стальной блеск наполнил глаза имперского наследника, и в следующее мгновение он, как стервятник, бросился на Ксандера. Непроизвольно мальчик в панике закричал, когда рука Дариуса железной хваткой схватила его за плечо, придавливая к стене, и изо всех сил рванулся, пытаясь освободиться. Однако крик мгновенно оборвался, стоило Дариусу почти что неуловимым движением выхватить меч из ножен и резко приставить к горлу Ксандера лезвие, показавшееся холоднее льда.
- А вот сейчас советую прислушаться ко мне, - негромко заговорил он, хотя Ксандер был настолько напуган, что смысл страшных слов с трудом достигал его сознания. - Чем больше сейчас будешь кричать и сопротивляться, тем больше мне придётся огорчить твоего папочку, когда он вернётся, поверь мне как наследнику имперского трона...
Ксандер в бессилии застыл, прекратив попытки вырваться, от смертельного страха его всего трясло, сердце бешено колотилось, а от осознания собственной беззащитности на глаза навернулись слёзы. Одного взгляда на принца хватило, чтобы понять, насколько серьёзны его намерения, и что за следующую попытку вырваться Ксандер мгновенно заплатит жизнью. Чувствуя отсутствие сопротивления, Дариус начал оттаскивать жертву в затемнённый угол комнаты, ни на миг не убирая холодного острия меча от горла оцепеневшего от ужаса мальчика.
- Что ж, а теперь я всего лишь дождусь генерала Ариса... - он с холодной ухмылкой посмотрел за окно, где небо вдали всё ещё прорезали бесчисленные стрелы, и нечто, напоминающее гнев, на секунду скользнуло по его лицу. - И думаю, он пожалеет о своей нелепой затее с восстанием. Поймёт, что не стоит оставлять ребёнка в одиночестве в такую важную ночь...

Глава VI
Это восстание несомненно было чем-то за пределами самых смелых ожиданий рэйвенскиллцев. Эта ночь до конца жизни запомнилась каждому из них. Когда в небе появились номаки, было странно и неестественно стоять на месте, глядя прямо на них. Здесь, в центре деревни, можно было с лёгкостью почувствовать, как дрожит под ногами земля, не в силах устоять перед их сокрушающей силой, и краешком души каждый из собравшихся на площади ощущал в себе тень страха и сомнения. Но тем не менее недавняя воодушевляющая речь, произнесённая Арисом, и несмолкаемый отголосок чарующей песни Габриэля в разуме каждого из них сделали своё дело: все они до единого готовы были пойти на этот риск, дать достойный ответ императору Нафариусу. Больше половины сельчан стояло ровными рядами, вскинув арбалеты на изготовку, каждый с колчаном стрел за спиной, остальные, стоя рядом, поджигали пропитанные смолой стрелы пламенем факелов. Один Арис метался со своим арбалетом по всей площади с того момента, как подал сигнал о начале восстания, и его лицо, освещённое пламенем, источало большую решительность, чем когда-либо прежде. Генералу пришлось повысить голос до крика, чтобы его команды были различимы за беспощадными гудящими шумами, исходившими от номаков, и вот горящие стрелы строем взмыли навстречу металлическим сферам. Было тяжёлой задачей целиться точно в центр механизмов, единственное место, не защищённое непробиваемым металлом, главным образом из-за нарастающего шума, заслоняющего собой весь разум и не позволяющего концентрироваться, но понемногу арбалеты в руках жителей Рэйвенскилла будто бы начали сливаться с ними, движения становились быстрее и уверенее с каждой минутой, а глаза, отражая пламя, игравшее на летящих стрелах, сверкали всё большей жаркой решимостью. Среди присутствовавших был и Габриэль - на протяжении жизни ему редко доводилось браться за арбалет, однако он вкладывал все свои силы в каждый выстрел. Уже почти что инстинктивным движением вновь и вновь натягивая тетиву, он старательно намечал цели, но подсознательно все его мысли были где-то далеко - он ни на минуту не мог забыть о принцессе Фэйт, образ её светлой улыбки не покидал его, а её голос звучал у него в голове каждое мгновение, заглушая зловещие механические шумы. Габриэль давно не чувствовал такого прилива сил - да что там, вероятно, никогда ещё ему не выпадало счастье испытывать что-то подобное. Роковая угроза со стороны Империи, ещё вчера повергавшая его в ужас, теперь вызывала в сознании лишь бледный призрак этого страха, слабый и уязвимый перед той незнакомой прежде силой, что переполняла Габриэля, стоило ему на мгновение вспомнить о сказочной лазури в глазах Фэйт и о той музыке, под звуки которой принцесса засыпала у него на плече. Она была на его стороне, и это вселяло веру. Какая-то часть Габриэля, запрятанная в глубинах его сердца, сейчас раз за разом целилась по пролетавшим над деревней нойз-машинам только ради Фэйт, он ни секунды не сомневался в этом.
Площадь наполнили торжествующие крики, когда нойз-машины, большая часть которых уже была объята огнём, перестали быть ровным клином - их направления стали разрозненными, и шумы звучали теперь совсем иначе, чем прежде, они были уже куда менее болезненны для слуха, и это было потрясающе. Теперь жители Рэйвенскилла точно знали, что невозможное возможно, что у них есть силы противостоять безжалостной механической мощи, с давних пор отравлявшей каждый день их жизни. И даже когда номаки почти миновали деревню, им вслед ещё долго летели остатки стрел, молниеносные струйки жара и света посреди непроглядной ночной темноты. Габриэль понемногу разгорячился настолько, что даже не заметил, как его колчан опустел. А спустя ещё около минуты номаки, оставляя за собой след из клубящегося чёрного дыма, скрылись за горизонтом, унося прочь своё монотонное прерывающееся гудение, почти не ударявшее по слуху по сравнению с прежними всепоглощающими шумами.
- И пусть весь мир теперь узнает правду - больше мы не будем прятаться от борьбы! - пронёсся по площади победный крик Ариса, за которым было едва слышно отдаляющееся жужжание, и рэйвенскиллцы, наконец опустив арбалеты, снова разразились почти что ликующими возгласами в ответ. С удивительной лёгкостью в груди Габриэль огляделся кругом: несмотря на глубокую ночь, площадь казалась совсем светлой, и отчего-то он сомневался, что дело было в одних лишь факелах. Куда ни бросишь взгляд - исполненные уверенности улыбки, сияющие глаза без тени усталости...и почти все сейчас смотрели на него. То, что они только что совершили общими усилиями, было так рискованно, но они решились на это, решились начать долгое, тяжёлое и непредсказуемое сражение за музыку, и сейчас никто больше не чувствовал страха...неужели всё-таки это было его заслугой?
Арис, незаметно появившийся рядом с братом, по одному лишь взгляду в точности угадал эти мысли.
- Видишь? Не я сподвиг их на это, - негромко проговорил он с улыбкой. - Ты ведь знаешь, ни я сам, ни они не решились бы на такое без тебя. Честно говоря, я не знаю, что ждёт нас теперь, но то, как все они верят в свои и в наши с тобой силы...лучшего начала этой революции и пожелать было нельзя. Я горжусь тобой, брат.
"Не знаю, что ждёт нас теперь" - если эти слова и пробудили отзвук тревоги, зловещей тенью затаившейся в сердце, этот отзвук моментально замолк, заглушаемый эхом победоносных криков рэйвенскиллцев. В этот раз Габриэль не боялся.
- Я рад слышать такое, Арис, - искренне ответил он, - и поверь, твоя заслуга в этом ничуть не меньше. Мы не справились бы без такого предводителя, как ты. Так значит, мы не остановимся на достигнутом?
- Ни в коем случае. Мы продолжим восстание с появлением утреннего патруля, а сейчас всем нам нужно набраться сил. Увидимся утром, Габриэль.
- До встречи! - Габриэль, улыбнувшись на прощание, развернулся и направился в сторону своего дома. Небо над деревней было на удивление ясным и бескрайним, улицы залиты холодным звёздным светом, но на душе у Габриэля было тепло, как в разгар лета. Это было странно - он знал, что все его мысли сейчас должны быть о будущем, об этой судьбоносной революции, об огне, охватывающем замысловатые механизмы нойз-машин, но...сейчас он снова мог думать только о Фэйт. Он жаждал, чтобы мир снова озарила её завораживающая улыбка, жаждал вновь позволить сердцу блаженно раствориться в синеве её ангельских глаз. И когда он наконец снова встретился с ней взглядом на пороге своего дома, ему показалось, что его душа пускается в полёт, от которого захватило дух, а на лице сама собой проступила улыбка.
- У вас получилось! - восторженно воскликнула Фэйт, и Габриэлю вновь захотелось смеяться от счастья.
- Да, - просто ответил он словно бы ощутимо искрящимся от радости голосом и прибавил как-то незаметно для себя: - По правде говоря...мне кажется, я наконец-то начинаю верить, Фэйт. Верить, что мы сможем.
- Разве ты не верил до сих пор? - спросила она с тенью непонимания. И Габриэль ответил, не колеблясь ни секунды, тем, что до сих пор не решался доверить никому, кроме Ариса:
- Я должен признаться тебе - нет. Мне казалось, что я...что не в этом моя судьба. Я никогда не хотел быть Избранным, Фэйт. Но...
- Но времена меняются, ведь так? - Тепло, прозвучавшее в её голосе, было бесценно. Его сполна хватило, чтобы мир вокруг Габриэля снова преобразился в одно мгновение. Весь его страх, все сомнения и тревоги исчезли, словно никогда и не существовали. Фэйт сказала ему всего лишь несколько слов, однако этого было достаточно, чтобы понять, насколько всё меняется в эти бесконечно прекрасные мгновения. И хотя Габриэль ещё не догадывался об этом, на самом деле в тот момент, ставший в его жизни судьбоносным, в корне изменилось всё, изменилась судьба всего человечества. Потому что после этих слов, произнесённых принцессой Фэйт, Габриэль наконец по-настоящему нашёл в себе силы.
На этот раз он и вправду понял то, чего не видел всё это время. Понял самое главное и самое роковое, без тени страха осознал истину, которую до сих пор страшился принять. Всё было не так, как казалось ему раньше. Что если стать Избранным, стать спасителем, за которым последуют все - это и есть его предназначение, его долг, который он обязан исполнить во благо всех, кто так надеется на него и на его дар? Раньше он боялся ответа на этот вопрос, но только не теперь. Теперь он знал и чувствовал всем своим существом: принцесса Фэйт видит в нём свет, видит надежду на лучшую жизнь, он - тот самый человек, ради которого она решилась распрощаться со всей своей прежней жизнью...и это стало для него причиной верить. Верить по-настоящему, всей душой, так, как не верил никогда прежде, что он и в самом деле Избранный, человек, способный противостоять самому императору и вернуть в мир сокровенную музыку...несмотря на ночной мрак, царивший за окнами, в несколько мгновений сердце Габриэля вдруг озарил свет неизмеримой, неописуемой надежды и любви, сильнее которого он не чувствовал за всю жизнь - теперь ему было за что бороться. И к своему удивлению, он вдруг необыкновенно ясно понял, что именно должен делать дальше. А ещё - что ему ни за что не справиться без Фэйт.
- Мы откроем глаза твоего отца, - уверенно произнёс он. - Сейчас он ненавидит всех нас лишь потому, что боится. Боится моего дара. Того, во что так верят в Рэйвенскилле. Но с твоей помощью, Фэйт...мы сделаем это. Вместе мы положим войне конец, я обещаю.

Что же до генерала Ариса...он отправился домой сразу после того, как попрощался с Габриэлем на площади. Сегодняшнее собрание не прошло даром, как-никак ночной патруль номаков был повержен почти полностью, и шагая по молчаливым ночным улицам деревни, Арис чувствовал лишь безмерную гордость за свой народ. Вера в себя и в силы Рэйвенскилла переполняла его сердце, как никогда, несмотря на сильную усталость, и в глубине души он уже предвкушал триумфальный час победы, ощущал, как эта вера возносит его до небес.
"Мы на пути к победе, Евангелина, - произнёс он про себя, - придёт день, и с номаками будет покончено, как я и обещал. Вместе с Габриэлем мы доведём это сражение до конца. Ради тебя, ради Ксандера...ради лучшей жизни".
Погружённый в мысли, он не заметил, как дошёл до дома. И вот тогда...уже тогда он почувствовал, что что-то не так - какая-то странная, напряжённая тишина вдруг воцарилась кругом. Это было настолько неожиданно, что Арису понадобилось несколько секунд, чтобы понять, чем вызвано это нехорошее предчувствие - он ведь ожидал увидеть на пороге дома Ксандера...что-то тревожное всколыхнулось в душе, когда он понял, что не видит сына и за окном. Казалось, что дом просто пустует, несмотря на исходящий изнутри свет. И вдобавок к этому щемящему ощущению пустоты Арис вдруг заметил, что дверь дома чуть приоткрыта...но ведь он совершенно точно помнил, как Ксандер запер её сразу, как только он отправился на площадь! Этого было достаточно, чтобы недоброе предчувствие Ариса достигло своего пика. Теперь уже всерьёз обеспокоенный, он быстрым шагом направился к двери, наверное, впервые в жизни боясь подумать, что ждёт его там. Мысли в голове, казалось, превратились в водоворот вопросов, ответы на которые он был не в силах найти - что произошло здесь в его отсутствие, почему дом не заперт и выглядит таким покинутым, и главное, что с Ксандером, почему он не вышел поприветствовать отца? Арис уже жалел, что оставил сына здесь на время своего похода на площадь...невольно он вспомнил, как этим вечером Ксандер просил разрешения тоже отправиться на восстание, и как расстроился, хотя и старался не подавать виду, когда получил отказ. С самого начала Арис в глубине души сомневался в своём мятежном плане, опасался непредвиденных последствий - никто в Рэйвенскилле ведь почти ничего не знал о нойз-машинах, и можно было лишь гадать, чем закончится идея пускать в них стрелы. Поэтому Арис был немало удивлён, когда жители деревни горячо поддержали этот рискованный план, однако риск оправдался - хотя шумы номаков и были поистине ужасны, в конце концов рэйвенскиллцам удалось вывести из строя больше половины из них, и никаких негативных последствий. Конечно, если бы Арис заранее знал о столь успешном исходе своей сомнительной идеи, он без тени раздумия взял бы Ксандера с собой, но тогда он не на шутку волновался о безопасности сына. Так же, как и сейчас. Сейчас его волнение нарастало с каждым шагом, приближавшим его к открытой двери дома. Казалось, что окружавшая его тишина ощутимо давит на него. Такого волнения Арис не чувствовал даже при недавнем прибытии в Рэйвенскилл императора Нафариуса - в первую очередь потому, что сейчас какой-то внутренний голос буквально кричал генералу, что произошло что-то серьёзное. Его сын не мог вот так беспричинно исчезнуть. Даже если он и не заметил возвращения отца, то как тогда объяснить открытую дверь? Нет, что-то определённо случилось, пока Арис командовал восстанием на площади, и чем бы это ни было, оно точно не предвещало ничего хорошего.
- Ксандер? - напряжённо окликнул Арис, войдя в дом. Одну или две секунды, показавшиеся ему вечностью, он слышал лишь собственное оглушающее сердцебиение. Он уже собирался снова позвать сына, когда негромкий прохладный голос внезапно произнёс откуда-то сбоку:
- Моё почтение, генерал.
Вздрогнув всем телом от неожиданности, Арис рывком развернулся в сторону голоса, и словно сильный ток пронзил его изнутри. Сын императора Дариус - а это несомненно был именно он! - стоял, с ухмылкой прислонившись к стене, держа Ксандера за сведённые вместе запястья. Лицо мальчика было залито слезами, расширившиеся глаза застилал всепоглощающий ужас, а на побелевшем горле резко выделялся свежий, слегка кровоточащий след от лезвия меча. Шок был настолько силён, что Арис лишился дара речи. Увиденное просто не укладывалось у него в голове. Он многое повидал на своём веку, он привык стойко держаться перед любыми неожиданностями, но то, что происходило сейчас, заморозило кровь в его жилах, заставив оцепенеть и сбивчиво бормотать, с потрясением переведя взгляд с Ксандера, от страха тоже лишённого воли и способности двигаться, на цинично усмехавшегося Дариуса:
- Ты?! Н-но...но...что ты...как...как ты мог...как ты мог, ты...
- Я так посмотрю, ваше восстание против нойз-машин удалось на славу? - в голосе Дариуса так и сквозила убийственная ледяная ирония, граничащая со злорадством. - Твой сын, знаешь ли, тебя заждался...да и моё терпение было уже на исходе, ещё пара минут задержки - и вряд ли бы он вообще смог когда-нибудь дождаться тебя...
Арис вдруг пришёл в себя, и в считанные секунды все его мысли и чувства были сметены яростью. Не помня себя, утеряв власть над телом, он почти подсознательно выхватил меч из ножен.
- Убирайся из моего дома! Как ты посмел тронуть Ксандера, имперская тварь?! - в неуправляемом гневе закричал он. Ему было всё равно, с кем он говорит - да будь перед ним хоть сам император, он не пытался бы сдерживаться. Дариус пробрался к нему в дом под покровом ночи, словно вор, причинил боль Ксандеру - всё остальное не имело значения. Однако ни один мускул не дрогнул в лице Дариуса. Угроза генерала ничуть не взволновала его.
- Как предсказуемо...боюсь, ты не сильно впечатлил меня. - Он неспешно извлёк из ножен собственный меч, при этом красноречиво переведя взгляд на Ксандера. Словно ледяная волна прошибла тело Ариса, и почти неконтролируемо он снова закричал:
- Не смей! Я сказал, отпусти моего сына, монстр!
Он собирался крикнуть ещё что-то, и возможно, даже занести меч, но весь его пыл в одно мгновение остыл, превратив ярость в ужас, стоило Дариусу дотронуться острием меча до пореза на горле Ксандера.
- Успокойся, просто успокойся... - всё так же спокойно и скептично проговорил принц, словно насмехаясь над снова застывшим в оцепенении Арисом. - Ты ведь понимаешь, в таком состоянии нельзя вести переговоры. Лучше послушай меня. Я предупреждаю в последний раз, генерал - ещё одно резкое движение...
Вместо лишних слов он начал медленно вдавливать лезвие меча в горло Ксандера. От неожиданной боли того невольно передёрнуло, и отчаянный тихий стон вырвался из его груди, но Дариус и не думал убирать меч.
- Не-ет! - в ужасе вскрикнул Арис, не в силах вынести этого. - Нет, нет, остановись!
- Ага, вот это мне больше по душе... - Имперец мгновенно ослабил давление лезвия, однако по-прежнему слегка касался мечом горла Ксандера, а в его взгляде, теперь устремлённом на Ариса, начал загораться зловещий огонь. - Ну что, понял теперь, с кем имеешь дело?
Арис не замечал, как пальцы начинают дрожать. Сердце билось так, что, казалось, ещё немного - и оно пробьёт грудную клетку, а накрывавший его ужас становился безысходным и почти паническим.
- Почему ты это делаешь?! - подрагивающим голосом обратился генерал к Дариусу, с усилием сглотнув слюну. - Он ведь всего лишь ребёнок, он ничего тебе не сделал!
- Вижу, ты наконец-то готов выслушать меня. Прекрасно, - невозмутимо отозвался принц Империи с неизменной сухой усмешкой. - В таком случае стой там - и никаких внезапных фокусов, если действительно дорожишь сыночком...
Казалось, что взгляд Дариуса проникает прямиком в разум Ариса, что императорский сын подбирает идеальные слова и действия, чтобы каждый миг держать его в леденящем кровь ужасе - при последних словах он вновь, будто невзначай, провёл лезвием меча поперёк шеи Ксандера, вызвав у того новый слабый стон, раскалённым железом ударивший по сердцу генерала...
- Нет! Прошу, прекрати, не делай ему больно! - снова безудержно закричал Арис.
- О, боюсь, придётся, если ты не выслушаешь меня как следует и...и не выполнишь некоторые мои условия, Арис. - Холодный огонь в глазах Дариуса теперь горел, казалось, в полную силу, а улыбка стала по-настоящему пугающей. Он помыкал генералом, как ему хотелось, и наслаждался этой обретённой властью - в этом он вдруг стал как две капли воды похож на императора Нафариуса.
- Для начала брось меч, - негромко приказал он, и после колебания, продлившегося меньше секунды, Арис подчинился.
- Вот так-то лучше. Итак, о деле... - теперь уже с чуть более сдержанной улыбкой начал Дариус. Мозг Ариса с бешеной скоростью обрабатывал происходящее, всеми силами пытаясь унять растущий с каждой секундой страх. Дариус что-то хотел от него, за этим он и пришёл сюда, и если его требования будут выполнены, он отпустит Ксандера. Решение пришло мгновенной вспышкой - к чему бы ни стремился таким образом имперский принц, он своего добьётся. Арис готов был пойти на всё, лишь бы только спасти сына. Он постарался ни о чём больше не думать, чтобы не начать терзаться сомнениями, и весь обратился в слух, не сводя глаз с Дариуса.
- Начнём с того, что я, скажу тебе откровенно, не большой любитель убивать невинных, - начал тот свою речь, так же впившись обжигающим иронией взглядом в глаза Ариса. - Смертная казнь предназначена лишь тем, кто действительно её заслуживает, не правда ли? Поэтому...я оставлю этому мальчику жизнь. Но, как ты уже слышал, лишь в том случае, если ты примешь мои условия. Иначе же...твой сын умрёт, - после короткой, возымевшей ошеломляющий эффект паузы спокойно закончил он.
Такая прямота на короткое время выбила Ариса из колеи, заставив снова поддаться заглушившему все прочие эмоции страху.
- Я сделаю всё, что ты захочешь...пожалуйста, не трогай Ксандера!.. - предательски дрогнувшим голосом проговорил он, начиная понемногу терять всё собранное мужество - Дариус нанёс свой страшный удар в самое уязвимое место в его сердце, и сейчас, впервые за долгие годы, крепиться и ничем не выдавать своего страха было свыше сил генерала.
- Ты и в самом деле сделаешь всё, что я скажу? - Дариус усмехнулся и скептически приподнял бровь. - Надеюсь, Арис, надеюсь - не то чтобы я горел желанием проливать детскую кровь, но знаешь ли...сейчас это зависит только от тебя. Только твоё решение определит судьбу твоего ребёнка.
То, как он тянул со своими условиями, непринуждённым ровным тоном произнося ранящие в самое сердце внушительные речи, лишь усиляло и без того близкий к слепящему ужасу страх Ариса.
- Говори...что тебе нужно? - не в силах больше терпеть этого ожидания, тихо обратился генерал к имперцу. Каждая мышца в теле Ариса, казалось, дрожит от напряжения. Он отмёл мысль о том, что начинает всерьёз опасаться ответа на свой вопрос - он обязан был спасти Ксандера, всё остальное не имело значения.
- Давно бы так. - Спустя ещё одну короткую паузу, для Ариса продлившуюся вечность, Дариус вдруг заговорил совсем иначе - теперь его голос звучал сухо и жёстко, а улыбка почти сошла с лица.
- Мне нужен Избранный, генерал.
Возможно, каким-то потаённым уголком сознания Арис и ожидал, что речь пойдёт о Габриэле - в конце концов, что ещё могло привести принца Северной Империи в Рэйвенскилл? И тем не менее от услышанных слов сердце Ариса пропустило удар, и будто новая молния жестоко ударила по его сердцу...
- Что?! - вырвалось у него прежде, чем он успел в полной мере осознать ужасные слова наследника.
- Ты дал мне слово, что готов на всё, так ведь? - Дариус выжидающе смотрел на него похолодевшим взглядом. В следующий миг страшный смысл услышанного с силой врезался в разум Ариса, мгновенно разодрав сознание надвое. Да, до сих пор он и сам уверял себя, что готов на всё - но теперь понял, что только не на это...непостижимая борьба начала медленно разгораться в его мозгу, и Дариус, казалось, с лёгкостью увидел её.
- Смелее, Арис, - негромко произнёс он со знакомой ноткой железного цинизма. - Это же такой простой выбор...просто подумай о судьбе твоего бесценного Ксандера...
- Я...я...Габриэль... - несколько секунд Арис даже не слышал собственного голоса, не замечал, что мыслит вслух - рассудок вырвался из-под его контроля, и он чувствовал себя так, словно вся боль мира сейчас наполняет его сердце при осознании того, какой чудовищный выбор перед ним поставлен...
- Я не могу! Он мой брат! - наконец в отчаянии выкрикнул генерал. Однако Дариус словно и не заметил этого.
- Вынужден признать, мой отец недостаточно понимает ту опасность, которая скрыта в твоём брате, - по-прежнему совершенно спокойно заговорил он, словно речь шла о чём-то незначительном, - но я не таков. Чем быстрее мы выкорчуем эту заразу, тем лучше будет и для вас, рэйвенскиллцев. Я понимаю, такие слова непросто принять, но это Габриэль однажды погубит твой народ, а вовсе не номаки. Впрочем, тебя бесполезно убеждать, это мне уже известно...не будем отвлекаться от главного. Пожалуй, буду краток. Либо завтра ночью ты приводишь Избранного в Райскую бухту, где я лично положу конец этой изящной истории с его божественным даром...
- Как ты можешь так поступать?! - не в силах сдерживать кипевшее в венах безумное отчаяние, снова вышел из себя Арис. - Ты чудовище! Ты отвратительное бездушное чудовище! И я никогда, слышишь, никогда не предам Габриэля, даже из-за имперского наследника, ты понял меня, бессердечный... - он оборвал себя, с ужасом осознав, что только что натворил, забывшись...
- ...либо же ты больше никогда не увидишь своего сынка живым... - тихо закончил свою речь Дариус. - Вижу, ты только что сделал свой выбор.
Новый сдавленный крик боли Ксандера моментально заставил Ариса забыть обо всём на свете. Весь горевший в мозгу огонь угас, словно свеча под порывом ветра, и снова осталась лишь пустота и затмевающий всё леденящий кровь страх.
- Нет, нет, не надо, прекрати! Что угодно, только пощади его!
Крик оборвался, и снова воцарилась неестественная тишина, заглушаемая лишь частым дыханием Ксандера, похоже, из последних сил державшегося, чтобы не потерять сознание от ужаса, и странным пронзительным звоном в ушах Ариса.
- Пожалуйста, прошу, не делай этого, - теперь уже совсем упавшим, чужим голосом проговорил генерал. Волны холода пробегали по его телу; он почти не осознавал смысла собственных слов. - Я согласен, согласен на всё!
Дариус снова алчно усмехнулся, на этот раз почти неконтролируемо, и всё его лицо словно просветлело, когда он понял, что наконец-то добился желаемого.
- Да неужели? Ну что ж, ты сам это сказал...итак, завтра ночью, Райская бухта. Приведёшь своего брата, скажешь ему, что я намерен переговорить с ним о возможном перемирии - тогда получишь сына живым, слово наследника Империи. И чтобы без лишних свидетелей, ты понял? До следующей ночи я буду наблюдать за каждым твоим шагом, Арис. И если притащишь с собой хоть кого-нибудь, кроме Габриэля, не сомневайся, я буду первым, кто узнает об этом. А вторым...что ж, вторым об этом узнает твой сын, - добавил он, будто бы с намёком сузив глаза. - Итак, не смею больше тратить твоё время.
И он, увлекая за собой Ксандера, шагнул к двери. На миг Арис, которому по-прежнему едва верилось в реальность происходящего, встретился взглядом с сыном - в глазах Ксандера, так похожих на глаза Евангелины, уже не блестели слёзы, их взгляд был отрешён и будто окаменел от страха...
- Ксандер, - невольно прерывающимся голосом обратился он к сыну, и Дариус, услышав его, остановился у самой двери. - Ты сильный мальчик...держись...ничего не бойся...я не позволю ему навредить тебе, я клянусь!
Ксандер не ответил, его ужас был настолько силён, что высосал из него силы даже говорить, но всё же Арису показалось, что в глубине его светлых глаз затеплился едва различимый огонёк надежды...
- Хотелось бы верить, - иронично хмыкнул Дариус, обернувшись через плечо. - А теперь...ты знаешь, что делать. Что ж, до встречи в Райской бухте, генерал...
Произнеся эти слова, он бесшумно вышел за дверь и через мгновение исчез вместе с Ксандером в холодном полуночном мраке.
Со знакомой мучительной болью что-то разбилось в сердце Ариса - второй раз в жизни. Он в изнеможении упал на колени, судорожно втягивая в себя воздух. От всего пережитого голова шла кругом, и он никак не мог избавиться от ощущения, что проваливается куда-то. В глазах слегка поплыло, и он устало опустил веки, отгородившись от окружавшего его мира. Постепенно, всё чётче и чётче, картины из прошлого начали вырисовываться в его мозгу, отголоски давно произнесённых слов зазвучали в ушах - его собственный голос и чарующий, судьбоносный голос Габриэля, сдавленный и вздрагивающий от сдерживаемого страха.
- Мне никогда не было так страшно, Арис...я подверг опасности весь Рэйвенскилл, и расплачиваться за это должен только я...
- Нет. Мы выстоим, что бы ни говорил Нафариус. И я никогда не позволю ему навредить ни тебе, ни моему народу. Услышь меня, Габриэль. Ты - наше спасение, ты Избранный, и все мы верим в тебя. С нашей верой, с нашей помощью и защитой ты вернёшь нам свободу. И я всегда буду с тобой.
В следующее мгновение эти голоса утихли, с болезненной резкостью сменившись другим - тем голосом, что Арису уже никогда не суждено было услышать. Голосом Евангелины в последние минуты её жизни, ставшие первыми минутами жизни Ксандера...
- Вырасти его...таким же, как и ты...пусть наш сын будет...всегда счастлив...прошу, пообещай мне...
- Я обещаю... - словно в бреду шёпотом повторил Арис слова, много лет назад навсегда изменившие всю его жизнь. Роковую клятву, неизменным пламенным рубцом отпечатавшуюся на его сердце. Оберегать Ксандера во что бы то ни стало, любой ценой. "Любой ценой..." - эхом прозвучали в мозгу судьбоносные слова, и впервые с того страшного дня, когда из жизни ушла Евангелина, на глазах генерала выступили слёзы бессилия и отчаяния.
"Габриэль, брат...прости меня...прости...если только сможешь..."

Глава VII
Ночь выдалась на удивление холодная, и выйдя следующим утром из дома, Габриэль мгновенно увидел траву, занесённую лёгким первым снегом. Солнце, похоже, только что взошло над деревней - небо было монотонно-серым от затянувших его облаков, и всё же кругом было достаточно светло, чтобы разглядеть едва заметные снежинки, порхавшие в холодном воздухе.
"Откуда взялся снег так рано?" - невольно удивился про себя Габриэль, направившись по заснеженной траве в сторону площади. Похоже, что эта зима, пришедшая в Рэйвенскилл так неожиданно, прямо как император Нафариус два дня назад, обещала быть необычайно суровой...
Как и ожидал Габриэль, ещё с расстояния он услышал шум возбуждённых голосов рэйвенскиллцев, уже собравшихся в центре деревни в ожидании утреннего патруля номаков. А чуть позже, уже почти достигнув цели, он вдруг увидел Ариса, быстрым шагом направлявшегося к нему от площади.
- Арис! Рад снова видеть тебя, - Габриэль улыбнулся брату, однако улыбка тут же сменилась выражением беспокойства. Генерал выглядел так, словно совсем не спал по крайней мере весь остаток ночи: лицо было бледным и измученным, движения - будто бы немного скованными, а глаза, обведённые чуть заметными тёмными кругами, блестели не то устало, не то как-то напряжённо...
- С тобой всё в порядке? - осторожно поинтересовался Габриэль, подсознательно уже гадая, отчего же Арис, всегда собранный и полный сил и решимости, мог выглядеть сегодня настолько...непохоже на себя - никогда прежде Габриэль не видел брата таким. На миг возникло ощущение, будто с того момента, когда они попрощались этой ночью, некая изматывающая, отнимающая все силы мысль преследовала Ариса, ни на минуту не давая ему покоя - и эта мысль, чем бы она ни была, однозначно не несла в себе ничего хорошего...но что именно могло так повлиять на генерала? Ведь ночное восстание закончилось успехом, и впервые за долгое время Арис выглядел невероятно воодушевлённым этим революционным прорывом, сподвигая Габриэля на такой же светлый и победный настрой...
- Всё хорошо, Габриэль. Просто...бессонница, не более того. - Арис, как показалось, через силу улыбнулся в ответ. От глаз Габриэля не укрылось, что взгляд генерала при этих словах был направлен куда-то в сторону, что повергло его в лёгкое замешательство - раньше при любом разговоре Арис всегда смотрел прямо в лицо собеседнику...и теперь Габриэль был более чем уверен - на самом деле этой ночью определённо произошло нечто, уже не на шутку взволновавшее его. Нечто, что так странно и неожиданно переменило Ариса...но вот что? Прежде чем Габриэль решился спросить, брат снова обратился к нему:
- И знаешь что? У меня хорошие вести. По пути домой я встретил принца.
- Принца Дариуса?! - глаза Габриэля расширились от изумления. Он не знал, что именно ожидал услышать, но никак не это. - Но что ему понадобилось в Рэйвенскилле?! Неужели Фэйт...
Он так и не успел закончить тревожную мысль, вспыхнувшую в его мозгу.
- Не знаю, почему он пришёл сюда один, - продолжил Арис каким-то непривычным, неестественно безмятежным тоном, - но ты не поверишь, Габриэль - он принёс согласие на возможное перемирие.
Ещё одно известие, на короткое время повергшее Габриэля почти что в шок. В первый миг он и в самом деле не поверил услышанному. Он даже не нашёлся, что на это ответить, и лишь в потрясении неотрывно смотрел на брата, всё так же странно избегавшего встречаться с ним взглядом.
- Да... - рассеянно обронил Арис с застывшей на лице натянутой улыбкой. - Он хотел с тобой переговорить...втайне от императора, сегодня ночью в Райской бухте. Я пойду с тобой, Габриэль. Ведь это же...это же наш шанс!
Габриэль собрался с мыслями, не без труда отбрасывая сомнения. Да, всё это выглядело сверх меры странно, противоестественно и, стоит признать, вселяло всё большее беспокойство, но он знал точно: если он слышит это от Ариса - это правда от первого и до последнего слова. И всё-таки в этот раз генерала словно подменили, настолько неузнаваем он вдруг стал. В его глазах не было и отблеска былого пламени, ни когда началось новое восстание с прибытием утреннего патруля нойз-машин, ни когда их снова охватило пламя и жители деревни огласили площадь новыми приветственными криками. И хотя Габриэль и чувствовал всем своим сердцем, что что-то не так, что бы ни говорил ему Арис, он и представить себе не мог, что на самом деле происходит прямо сейчас в разуме брата...

Около пяти лет назад, в две тысячи двести восьмидесятом году, ненастной осенней ночью Арис проснулся от жалобного вскрика, прозвучавшего из соседней комнаты. Практически не соображая, что происходит, с затуманенными сном глазами он поспешно встал, не без труда зажёг свечу подрагивающими руками и с тревогой направился на звук. Ксандер, тогда ещё совсем маленький и сильно отличавшийся от себя в настоящем, не спал, он смотрел на отца со страхом, и всё его тело сотрясала нескрываемая дрожь.
- Что случилось, Ксандер? - Арис шагнул в комнату, обеспокоенно глядя на сына, однако тот лишь глубоко вздохнул и отрешённо помотал головой. Казалось, что он с трудом сдерживает слёзы, и причина могла крыться лишь в одном.
- Тебе что-то приснилось?.. - осторожно поинтересовался генерал, уже зная наверняка, каков ответ.
- Страшный сон... - едва слышно пролепетал в ответ Ксандер, заикаясь от страха. - Как будто...ты исчез...
Сердце Ариса невольно дрогнуло. Не раздумывая, он отставил свечу, сел рядом с сыном и обнял его. Некоторое время они сидели молча, слушая, как колотится в окно разбушевавшийся ливень. Где-то вдалеке протяжно прорычал гром. Ксандер вздрогнул и теснее прижался к отцу, и тот почувствовал, как часто бьётся его сердце.
- Всё хорошо, - ласково проговорил Арис. - Теперь я рядом. Я всегда защищу тебя.
В ту ночь генерал твёрдо решил для себя: у его сына доброе сердце, которое ничто не должно охладить с годами, но в то же время он обязан воспитать Ксандера сильным и стойким, научить его самостоятельно бороться со страхом и сомнениями. Со следующего же дня Арис начал обучать сына искусству рукопашного боя - каждое утро они тренировались по нескольку часов, и каждое новое достижение заметно придавало Ксандеру уверенности. Все разученные движения навсегда остались в его теле, он на удивление быстро научился мгновенно и безупречно реагировать на каждую из многочисленных отцовских команд во время поединков. Вне зависимости от того, когда и при каких обстоятельствах он слышал такие команды, нужные движения, казалось, в ту же секунду удавались ему как по велению инстинкта. Но всё-таки, пожалуй, временами он теперь становился чересчур уверен в себе. Несколькими годами позже, в середине необычайно холодной зимы, случилось так, что неугомонные мальчишки из деревни задумали пробраться втайне от взрослых в лесную рощу на границе Рэйвенскилла. И конечно, Ксандер без тени сомнения направился с ними, с неугасимым детским азартом приветствуя новую опасность - всем деревенским детям было известно, насколько рискованно уходить в неизведанный лес в мрачные морозные сумерки. Впрочем, к счастью, многие из них уже были знакомы с частью леса и каким-то чудом смогли вернуться в Рэйвенскилл спустя около часа, совсем не чувствуя холода после долгой ходьбы. Однако Ксандеру тогда не повезло. Когда начало темнеть, в окрестностях деревни разыгралась сильная метель - она задела Рэйвенскилл самым своим краешком, но этого оказалось достаточно, чтобы Ксандер сбился с пути и отстал от товарищей, затерявшись в жестоком ледяном буране. Невольно на мальчика напал жуткий страх, и он долго блуждал, отчаянно пытаясь найти дорогу домой, но безуспешно. Когда шокирующие вести о том, что Ксандер так и не вернулся из леса, достигли Ариса, этот страх стал и страхом генерала. Не медля ни минуты, он ринулся в лес на поиски и не сдавался до тех пор, пока наконец не нашёл сына, продрогшего до костей и совсем выбившегося из сил, в самой его глубине. Сложно описать словами то счастье, что почувствовали оба, наконец-то снова увидев друг друга. И хотя Арису следовало разозлиться на сына за безрассудство, в ту же минуту он решил, что ночные скитания по лесу в лютую пургу послужат Ксандеру лучшим уроком на будущее. Метель явно усиливалась. Вдвоём они долго пробирались сквозь лес обратно к деревне, борясь против безжалостного режущего ветра и снега, непрерывно летевшего в глаза. В какой-то момент Ксандер, совсем потеряв надежду, просто остановился, неистово дрожа всем телом и чуть не плача, и пробормотал сквозь стук зубов что-то о том, что спина и плечи совсем окоченели и каждый шаг даётся всё с большим трудом. И Арис, не колеблясь, снял тёплую куртку и накинул на плечи сына, силясь не обращать внимания на острый ледяной холод, мгновенно закравшийся под кожу. Мороз не позволил передохнуть и нескольких минут, и отец с сыном продолжили путь - на этот раз Арис едва справлялся с дрожью, завывающий ветер снова и снова пронзал его, однако он стиснул зубы, твердя себе, что бывал и не в таких ситуациях, что всё это - пустяки и он обязан не останавливаться ни на минуту, пока не достигнет деревни, хотя бы ради сына.
- Тебе холодно, - вдруг робко проговорил Ксандер. Вновь прислонившись к ближайшему дереву, он начал было стаскивать с себя куртку, однако Арис остановил его, ответив как можно твёрже:
- Ничего, Ксандер. Я перетерплю. Надень, тебе нужнее.
После короткого колебания Ксандер нехотя подчинился, не переставая бросать беспокойные взгляды на отца. И всю оставшуюся дорогу Арис думал лишь об одном: однажды его сын станет по-настоящему достойным предводителем Рэйвенскилла - уже сейчас, в такую нелёгкую минуту, он нисколько не жалеет себя ради других...а тем временем метель понемногу стихала, и когда генерал с сыном наконец достигли заветного выхода из леса, она почти успокоилась. И первым, кого увидел Арис в просвете между деревьев, был ни кто иной, как Габриэль - он стоял с зажжённым ручным фонарём в руках, встревоженно глядя на брата, и с облегчением вздохнул, увидев, что оба путника благополучно добрались до деревни.
- Наконец-то! - воскликнул он. - Арис, я так волновался, ты ничего мне не сказал...
В его тёмных глазах было живое мерцание отражённого огня фонаря, и их взгляд, казалось, по-настоящему согревал в этот беспощадный мороз. Взглянув на брата, Арис не смог сдержать улыбки.
А в настоящем, в судьбоносном две тысячи двести восемьдесят пятом году, генерал с трудом боролся со слезами, перелистывая в памяти страницы прошлого. Что бы ни происходило с ним, Габриэль всегда стремился оказаться рядом, помочь и поддержать, он словно вживую чувствовал, когда брату тяжело...
Арис заставил себя отгородить сознание от этих мыслей, теперь причинявших неизмеримую боль. Слишком поздно было о чём-то жалеть. Он принял решение, и пути назад уже не было. Этой ночью чудесная надежда рэйвенскиллцев на Избранного и на жизнь в лучшем мире навсегда исчезнет, а сам генерал проживёт остаток своих дней с невообразимой тяжестью вины и горя утраты - но как бы ни было больно, Ксандер должен жить. Жертва Евангелины не должна стать напрасной.

Фэйт, попрощавшись с Габриэлем, покинула Рэйвенскилл ещё с приближением утра. Сейчас она держала путь домой, во дворец Северной Империи, и в её сознании прочно крепилась одна-единственная ясная и чёткая мысль - хотя сейчас это и могло показаться невыполнимым, она должна поговорить с отцом. Убедить его прислушаться к Габриэлю. Каким образом, она не знала. Всё, что было перед ней в этот момент - это цель, и то и дело она повторяла про себя: она сильная, и Габриэль надеется на неё, она обязана справиться во что бы то ни стало. Для него и для всех жителей Рэйвенскилла. С этими мыслями дорога пролетела куда быстрее и незаметнее, чем в прошлый раз, и Фэйт показалось, что спустя всего лишь около часа после отбытия она уже стояла у дверей тронного зала. Дворец, освещённый утренним солнцем, то и дело скрывавшимся в облаках, казался пустым, сверкающим и ещё более огромным, чем когда-либо. Фэйт было страшно, мысли путались, и кровь глухо стучала в висках от волнения. Что она сейчас скажет отцу? Как передать словами то, что творится в её душе и разуме? Как он примет то, что услышит от неё? Однако она заставила себя не сосредотачиваться на этих вопросах, чтобы не поддаваться ещё большему страху. Каждая минута промедления делала только хуже. Спустя ещё несколько секунд, каждая из которых отчего-то длилась дольше и дольше, Фэйт вызвала в памяти голос Габриэля, представив, что тот рядом и верит, что у неё всё получится. Затем сделала глубокий вдох, протянула руку и нажала на кнопку, открывавшую дверь зала.
- Отец? - окликнула она. - Мы можем поговорить?
Он, как обычно, сидел на троне рядом с императрицей Арабелль, вид у него был задумчивый и даже немного отрешённый, но стоило ему увидеть в дверях Фэйт, как его холодные глаза цвета отполированной стали снова заискрились, мгновенно наполнившись отцовским теплом, таким странным и непривычным для постороннего взгляда.
- Конечно, Фэйт, как тебе угодно, - непохоже на себя, почти что с лаской в голосе ответил он. - О чём ты хочешь поговорить?
Фэйт заставила себя собраться. Этот момент настал, и она должна быть сильной. Сейчас её голос не должен дрогнуть ни на миг. Она снова глубоко вздохнула, глядя прямо в глаза отцу.
- О Габриэле.
На несколько нескончаемых секунд повисла пронзительная тревожная тишина. Император смотрел на Фэйт озадаченно.
- Боюсь, я неправильно понял тебя... - наконец заговорил он как-то нерешительно, и Фэйт, окончательно отрезая себе путь к отступлению, произнесла, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно и твёрдо:
- Нам нужно поговорить о Габриэле, отец. Это на самом деле важно, я хочу, чтобы ты выслушал меня...
- Об Избранном?! - Казалось, что Нафариус лишь сейчас осознал смысл сказанного дочерью. Он выглядел изумлённым, хотя и заметно старался ничем этого не выдавать, но в его голосе уже появились пугающие напряжённые нотки: - Стоит признать, я не ожидал этого от тебя. Что ж, я слушаю.
- Я понимаю, то, что я говорю, может потрясти тебя, - начала Фэйт, собравшись с духом и осторожно подбирая нужные слова. Её сердце неистово колотилось, несмотря на отчаянные попытки справиться со стахом. - Но пожалуйста, прислушайся ко мне. Я думаю, ты незаслуженно жестоко обошёлся с ним. И со всеми людьми из Рэйвенскилла.
Закончив говорить, она судорожно сглотнула - горло, казалось, горело огнём от волнения. Она чувствовала себя так, будто только что сказала непозволительную, преступную дерзость, и не сомневалась, что именно так её слова и прозвучали для отца...император смотрел на неё теперь совсем иначе. Что-то холодное снова появилось в его глазах, хотя он и вкладывал видимые усилия, чтобы выглядеть спокойным.
- Что ты имеешь в виду, Фэйт? - Принцессе показалось, что его голос слегка дрогнул на этих словах...от чего? От попытки спрятать пробуждающийся гнев? Фэйт почувствовала, что начинает дрожать, и ничего не могла с этим сделать. Но тянуть было нельзя. Сейчас она обязана была не бояться. Пересилив себя, она наконец ответила отцу:
- Ты тогда так разгневался, услышав его песню. Я не думаю, что ты был прав.
- И что же заставляет тебя так считать? - теперь уже с нескрываемой резкостью поинтересовался Нафариус, железно выпрямившись на троне. Странно, но этот холод в его облике почему-то ничуть не усилил страха Фэйт - напротив, каким-то образом он придал ей смелости. Отвечая ему в этот раз, она даже решилась повысить голос.
- Ты ведь и сам слышал! Я не понимаю, почему ты так поступил с ними!
- Почему?! - переспросил император, недобро хмурясь, и его голос так же начал наполняться силой. - Да потому что только такого приговора они и заслужили! Их неповиновение Северной Империи, мерзкие заговоры о музыке...Избранный...ты видела всё это своими глазами, а теперь ещё и спрашиваешь меня, почему я так поступаю?
Теперь страх, одолевавший Фэйт, слабел с каждым его словом, сменяясь нарастающим стремлением доказать свою правоту. Она поняла, что не отступит, пока не добьётся своего. Она больше не та, что была прежде, до того, как впервые услышала музыку, и сейчас она просто не позволит себе отступить.
- У них есть все основания для этого! - решительно ответила она. - Неужели ты не понимаешь, сколького ты лишил людей, когда запретил музыку?
- ЧТО?! - Нафариус рывком поднялся с трона, и его глаза вдруг вспыхнули гневом. Императрица, вздрогнувшая от его крика, переводила тревожный взгляд с него на дочь, но не произносила ни слова.
- Как ты можешь не замечать этого?! - горячо воскликнула Фэйт, продолжая храбро смотреть на императора. - Ты и сам слышал Габриэля!
- Не ослышался ли я?! Ты на самом деле защищаешь Избранного?!
- Потому что он нам не противник! У тебя нет никаких причин так ненавидеть его!
Последние слова застали Нафариуса врасплох - несколько мгновений он молча смотрел ошеломлённым, но по-прежнему всё более испепеляющим взглядом на принцессу, в чьих глазах тоже уже вовсю горело синее пламя.
- Вынужден признать, ты шокируешь меня, Фэйт! - произнёс он голосом, начинающим напоминать рычание. - Как ты смеешь говорить такое мне в глаза?! Ты на стороне этих мелких мятежников?! Подумай о том, как все они закончат совсем скоро!
- Отец, ты должен меня выслушать! - продолжила настаивать Фэйт, не замечая, как даёт всё больше воли эмоциям. - То, как ты думаешь о жителях Рэйвенскилла - это просто абсурд!
- И ты говоришь это после того, как сама видела угрозу для Северной Империи в лице этого Избранного?! - в гневе отозвался император. - Одумайся наконец, пока я даю тебе шанс, Фэйт! Ты моя дочь и моя наследница, и я не хочу обвинять тебя в предательстве!
"Угрозу? Он всё ещё говорит об угрозе?!" - невольно Фэйт почувствовала прилив ярости. Ведь теперь она знала не понаслышке, насколько страшно и несправедливо её отец на самом деле обошёлся с Габриэлем, и знала, что должна предотвратить это, неважно, как и какой ценой. Отец должен был наконец понять: Избранный - вовсе не тот, за кого он его принимает!
- Но ты не прав! Я не видела никакой угрозы, отец! И я не знаю, почему ты принимаешь талант Габриэля за угрозу!
- Замолчи! - отрезал Нафариус. - Откуда тебе знать, что они замышляют против Империи? Против всех нас и против тебя самой?
Следующие слова вырвались у Фэйт практически против её воли...и тем не менее она ни секунды не сомневалась, что всё же должна была сказать об этом.
- Потому что я была в Рэйвенскилле, - ответила она. - Я видела Габриэля и говорила с ним, и поверь мне, они не замышляют ничего плохого! - На мгновение император вновь обмер от неожиданности, и Фэйт с жаром продолжила, воспользовавшись моментом: - Они никогда не пошли бы на сопротивление, если бы ты не вынудил их, и сейчас печальнее всего смотреть, как ты хочешь снова отнять у них всю их надежду!
- Ты заблуждаешься! - жёстко возразил Нафариус, опомнившись. - Печальнее всего смотреть, как ты теряешь разум и идёшь против меня и всей Империи ради нашего главного врага! Ради человека, которого едва знаешь!
- Но что мне остаётся, если ты ничего не желаешь слушать?! - Ярость Фэйт начинала постепенно брать верх над рассудком, и ей пришлось сделать усилие, чтобы осознать свои последние слова. - Эту войну нужно остановить! Неужели ты не способен ни на что, кроме как проливать кровь ни в чём не повинных людей?!
- Ты сказала "ни в чём не повинных"?! - в бешенстве прорычал император, делая угрожающий широкий шаг в сторону Фэйт, однако та не дрогнула.
- Прошу, отец, хотя бы дай им шанс на новое начало! Ты не можешь взять и разрушить всё, во что они верят!
- Не тебе судить, что я могу, а что нет! Они не подчинились Северной Империи и будут наказаны за это, независимо от того, что ты говоришь мне!
- Почему ты даже не попытаешься понять меня?! - выкрикнула Фэйт чуть ли не с надрывом, чувствуя, как горячий гнев начинает перерастать в отчаяние. - Я не говорила бы всё это, если бы у меня не было причин! Ты должен лично переговорить с Габриэлем! Прислушайся хоть раз к тем, кого бездумно приговариваешь к казни!
Это было очень похоже на указание, и здесь Фэйт, пожалуй, зашла слишком далеко. Какая-то звериная ярость исказила побледневшее лицо Нафариуса, стоило ему услышать эти слова.
- С какой стати я должен его слушать?! Мне прекрасно известно и без всяких переговоров - они уже перешли все границы, и я больше не намерен терпеть их нежелание подчиниться своему императору!
- Ты просто слепой гордец! - вырвалось у Фэйт почти неконтролируемо. Переполнявшие её эмоции становились слишком сильными, чтобы совладать с ними хоть немного. - Они такие же люди, как и ты, у них есть цели, стремления и вера, а ты хочешь уничтожить всё это только из-за собственной жажды власти! - Взгляд принцессы внезапно обратился к матери, молчаливо замершей на своём троне. - Хоть ты скажи ему, как он ошибается, раз моё мнение ничего для него не значит!
- Успокойся, Фэйт, - ровным и уверенным голосом проговорила Арабелль, поднимаясь с трона. - Нафариус...
- Так значит, это я ошибаюсь?! - Император тоже впился горящим взглядом в жену. - Арабелль! Объясни ей наконец...
- Нафариус, послушай меня, - невозмутимо и почти мягко взяла слово императрица, и в одно мгновение тронный зал снова наполнился тишиной. Светло-карие глаза Арабелль пронизывали спокойным взглядом разгневанного императора, словно заглядывая в сокровенные глубины его души.
- Тебе стоит задуматься, - наконец негромко заговорила она. - Неужели ты забыл, каким ты был когда-то?
- И ты теперь против меня?! - яростно взвыл Нафариус, рывком развернувшись к ней. Это показалось Фэйт странным - ощущение было такое, словно Арабелль затронула уязвимое место. - Не говори мне об этом! Всё давно в прошлом!
Однако императрица не собиралась сдаваться. Она осталась спокойной и неколебимой, никак не отреагировав на крик Нафариуса.
- Подожди, прежде чем обрывать меня, - возразила она на удивление твёрдо. - В последние годы ты стал сам на себя не похож. Подумай об этом и вспомни - в прошлом ты ведь был совсем как Фэйт...
- Я сказал, не нужно об этом говорить! - рявкнул император. - Это бессмысленно!
- Прости мне мою прямоту, - словно не услышав этого, продолжала Арабелль. - Но если бы ты просто помнил об этом, всё могло бы быть иначе.
Фэйт затаила дыхание, прислушиваясь к словам матери. Императрица говорила о чём-то важном, о чём-то, чего Фэйт не знала. О чём-то, касающемся прошлого её отца. И те слова, что Арабелль произнесла дальше, на время стали настоящим шоком для неё.
- Разве не так давно ты не любил музыку? Разве она не успокаивала тебя в тяжёлые минуты лучше, чем что-либо ещё?
Такого Фэйт определённо ожидала меньше всего. Она застыла, широко раскрыв глаза, не в силах говорить и лишь потрясённо глядя то на Нафариуса, всё ещё пытавшегося справиться с бешенством, то на Арабелль, которая спокойно продолжала говорить, неотрывно глядя в глаза императору:
- Почему сейчас ты так безжалостно стираешь из чужой жизни то, что когда-то было смыслом твоей? Я помню те времена, Нафариус, я помню, как ты находил силу и утешение в музыке...я помню, как для тебя не было большего удовольствия, чем самому проводить часы в одиночестве, оставаясь наедине с музыкой. Ты сочинял песню за песней, отражал в музыке все свои чувства и надежды...а теперь...почему теперь ты лишаешь этого других? Ни ты сам, ни они ничем не заслужили этого. Да и нет смысла в этой войне. Может, ты и отгородил весь мир от музыки, но ведь ты как никто знаешь её силу...разве не так? - она вдруг улыбнулась доброй и мудрой улыбкой, и в её глазах, казалось, вдруг замерцали искорки золота. - Ты не мог представить своей жизни без неё, когда ещё был молодым наследником престола по прозвищу Жук...
"Что?!! - в первую секунду Фэйт решила, что ослышалась. От изумления у неё перехватило дыхание, и мозг вдруг заработал с невероятной скоростью. - Но тогда...та надпись на плеере...нет, не может быть!!!"
- Это правда?! - вскричала она. - Жук...Жук - это ты, отец?! Так значит, это...принадлежало тебе?!
Трясущейся рукой она выхватила плеер из кармана, и Нафариус, как показалось, едва не вскрикнул, увидев его.
- Как...как это возможно?! - проговорил он, придя в себя. - Где ты нашла мой плеер?!
- Ты ведь знаешь, что это не просто случайность, - не переставая улыбаться, ответила за дочь Арабелль. - Прислушайся к своему сердцу, Нафариус. Ты можешь стать лучшим человеком.
Император в безмолвном смятении отступил на шаг назад, опустив голову. Теперь он выглядел так, словно разбередили его старую рану, вынудив его бороться с внезапной внутренней болью. С тяжёлым вздохом он опустился на трон, устало закрыв глаза рукой, и долго молчал, окаменев под пристальными взглядами Фэйт и Арабелль.
- Я... - наконец заговорил он негромко. - Ну хорошо, можете считать, что убедили меня! - он снова выпрямился, и в его голос вернулась стальная нотка раздражения. - Передайте вашему Избранному, что я согласен на встречу с ним! Не позднее и не раньше, чем завтра на рассвете, в Райской бухте - и то, что я скажу там, останется моим последним словом, это ясно?
Фэйт чуть было не засмеялась от радости, почувствовав, как незримый груз упал с её плеч. И Арабелль, казалось, ощутила то же самое.
- Твоя наследница вся в тебя, - с не сходящей с губ улыбкой сказала она императору. - Она умеет добиваться желаемого.
- Это же великолепно, отец! - воскликнула Фэйт. Её начинала наполнять энергия, и она поняла, что больше не может просто стоять здесь. Нужно было действовать. - Я иду в Рэйвенскилл! - громко произнесла она, разворачиваясь.
- Подожди, Фэйт! - возразила императрица. - Ты ведь едва вернулась оттуда. Останься и наберись сил, тебя ждёт длинный путь.
- Но только до вечера, - неохотно согласилась Фэйт, понимая, что иначе мать может просто не отпустить её. И она уже сомневалась, что у неё хватит терпения дождаться вечера. Она должна передать Габриэлю слова отца. И от того, что произойдёт в Райской бухте с наступлением утра, теперь зависит всё.
Однако Фэйт тогда и не догадывалась - на самом деле император думал совсем иначе. Недобрый замысел, всё так же направленный против Избранного, уже успел зародиться в его разуме и теперь рос и расширялся с каждой минутой, стремясь вырваться на волю.
Пусть Фэйт и дальше думает, будто он согласился на мирные переговоры. То, как поработил её голос Габриэля, на какие слова он сподвиг её, было уже слишком, и Нафариус твёрдо решил не останавливаться, пока не освободит её, а заодно и весь мир, от музыкального плена. Да, может, давным-давно и были времена, когда он скорее согласился бы умереть, чем жить без музыки, но...однажды - казалось, что буквально вчера, хотя на самом деле с тех пор минул не один год - всё навсегда изменилось. Когда-то давно страшное проклятие кровавой гражданской войны упало на окрестности Северной Империи. В те времена Нафариус ещё не был императором - он был молод, кровь кипела в его жилах от неистового желания хоть как-то помочь жителям Империи в этой ужасной войне, подобной той, что сейчас назревала в Рэйвенскилле. Однако всё, что тогда было у Нафариуса - это музыка. С ранних лет он обладал поистине необычайным музыкальным слухом и ни на минуту не расставался с плеером. Кроме того, у него были прекрасные творческие способности - то и дело он закрывался у себя в комнате, переполняемый вдохновением, и чувствовал, как музыка начинает вести его за собой. С тихим восторгом он создавал всё новые и новые песни, и слава о его таланте вскоре разлетелась во все концы Северной Империи, невзирая на войну. Даже более того - в один день песня, сочинённая Нафариусом, сопровождала войска имперцев по пути на роковую битву. За годы войны ничто больше не смогло так поднять их боевой дух, как эта песня, ничто не принесло им такой веры в безоговорочную победу...
Но в том бою жители Империи потерпели поражение.
Ни одна битва до того страшного дня не унесла столько человеческих жизней, сколько эта. Практически все, кто тогда был дорог Нафариусу, так и не вернулись из этого сражения, и что-то в сердце будущего императора разбилось на части. С того дня его миру уже не суждено было стать прежним. В тот день он осознал - как бы ни казалось на первый взгляд, музыка не несёт в себе ничего, кроме зла и потерь, она лишь ослепляет людей перед опасностью, туманит их рассудок, а потом безвозвратно забирает их. Став правителем Северной Империи, он понял, что больше не может допустить такого. И сейчас, спустя годы, ради блага каждого из своих подданных он обязан был раз и навсегда избавить мир от вновь ожившей музыки. Было пустой тратой времени пытаться вести переговоры с рэйвенскиллцами. Как только наступит утро, император приведёт свой страшный приговор в исполнение, и никакие слова Фэйт не остановят его.

Глава VIII
Мерный, умиротворённый плеск моря в Райской бухте был жестоким противоречием холодному пламени отчаяния, бушевавшему в душе Ариса. Одиноко стоя на берегу, он отрешённо смотрел, как волны снова и снова омывают прибрежную гальку, уже отполированную морской водой настолько, что блеск каждого из камешков казался в ночном мраке слабым свечением. Это выглядело странно, почти фантасмагорично, однако главная причина не покидавшего Ариса ощущения нереальности происходящего крылась совсем в другом.
Не пройдёт и часа, как Габриэль будет здесь. На какое-то время Арис буквально отстранился от мира, чувствуя, как безжалостная боль с новой силой нарастает в душе. Понемногу сердце билось в груди всё быстрее и неистовее, точно сопровождая его стремительно сменяющие друг друга смятенные мысли - Ксандер...Габриэль...Ксандер...Габриэль...
Измученный взгляд Ариса обратился к лунной дорожке, точно разделявшей бескрайнее море на две части - так же, как разрывалось сейчас надвое и всё существо генерала. В очередной раз он, теперь уже почти устало и безучастно, как человек, уже точно знающий, что пути назад нет, мысленно проклял Дариуса, этого ужасного бессердечного тирана, во сто крат ужаснее, чем его отец император...и тот предатель, в которого наследник превратил Ариса, был отвратителен и вызывал ничуть не меньшую ненависть...
"Я не могу поступить иначе...не могу... - снова и снова твердил себе Арис, пытаясь хотя бы на миг ослабить страшное давление льда, болезненно сковывавшего его изнутри. И понемногу этот безмолвный лихорадочный шёпот перерос в беззвучные крики - сводящие с ума крики отчаяния и безысходности, вновь и вновь отдающиеся оглушительным эхом в мозгу. - Я не могу поступить иначе! Мне ведь не оставили выбора! Я никогда не хотел обрекать на смерть родного брата, никогда! Но...но...я должен спасти Ксандера! Я должен! Я не могу допустить, чтобы он погиб, я этого не перенесу, я уже ничего не могу изменить...ничего...не могу изменить..."
Последние слова, так и не сошедшие с губ генерала, стали переломными. Он застыл, словно изваяние, неподвижно уставившись в горизонт широко раскрытыми глазами. Но ведь...то, что он сейчас говорил себе, было ложью...
Ведь когда-то в Рэйвенскилле он слышал подобные слова постоянно - надежды нет, никто не в силах что-либо изменить...так было до тех пор, пока люди не услышали пение его брата. Но ведь в первую очередь именно возрождение веры в людских сердцах всегда было главной целью и святым долгом Ариса. Однажды он поклялся, что сделает всё для победы Рэйвенскилла над нойз-машинами, и долгие годы он вкладывал все силы, чтобы доказать людям, что надежда есть, что утрата веры в победу равносильна поражению...и самое главное, что он всегда говорил жителям деревни - да, наступили тёмные времена, и рано или поздно каждый будет видеть вокруг себя лишь темноту. Непроницаемую темноту...но выход на свет есть всегда. И даже когда тебе кажется, что ты безнадёжно заблудился в окружающем тебя мраке, всегда возможно отыскать спасительный свет - в твоём сердце...так Арис утверждал не один год, считая, что искренне верит своим словам. Но теперь...теперь всё было иначе. Сейчас он совершал именно то, от чего все эти годы так рьяно оберегал свой народ - он сдавался, сдавался той тьме, которая накрывала его...и он ни на миг не прислушивался к голосу своего сердца. Панический страх за Ксандера настолько ослепил его, что он перестал быть собой. Он обратился в изменника, заключающего договоры с врагом, обманывающего самого себя и своего брата, которого собственными руками вёл на страшную и ничем не заслуженную гибель...
Стоило Арису наконец-то осознать это по-настоящему, как всё вокруг в одно мгновение в корне преобразилось, приобретя наконец свой истинный ужасающий смысл, каким-то образом прежде почти невидимый для его взгляда.
Пусть даже ради спасения сына, но он обрёк Габриэля на верную смерть - обрёк на смерть человека, ближе которого у него не было! Это было просто ужасное, неизгладимое преступление, и Арис знал, что ему никогда не искупить этой чудовищной вины перед Габриэлем и перед самим собой...однако тьма не была беспросветной.
В следующий миг Арис ощутил горячую волну, медленно поднимающуюся в груди. Мысли понеслись в другую сторону. Да, он совершил страшную, безумную ошибку, которая теперь может стоить Габриэлю жизни - в этот миг Арис понял, что никогда, ни за что, никакой ценой не может этого допустить...так же, как и потери сына.
"Ещё не поздно всё исправить! - эта мысль молнией озарила сознание Ариса, превратив волну внутри в неукротимое жгучее пламя. - Я спасу Ксандера, чего бы мне это ни стоило! Мне, а не Габриэлю!"
Пальцы сами собой с силой сжали холодную рукоять меча на поясе, и Арис почувствовал, как пламя в груди разгорается всё сильнее с каждым мгновением, разгоняя неодолимую силу по венам, наполняя сердце жаром ненависти и решимости. В одну-единственную секунду страх покинул генерала, сменившись неистовым гневом на Дариуса, которому почти удалось вынудить его предать брата и Рэйвенскилл...наконец-то прозрев и осознав всё, что натворил, теперь Арис готов был на всё - но знал, что никогда не поступит с Габриэлем так, как едва было не поступил. Никогда!
- И снова привет тебе, доблестный генерал.
Знакомый голос со стороны прозвучал неожиданно, показавшись неправдоподобно громким среди ночной тишины, но Арис даже не вздрогнул. Он лишь отвёл глаза от рассечённого сияющей лунной дорожкой моря и молча обернулся на голос. Дариус появился на берегу словно из ниоткуда, и лунный свет делал его похожим на не сулящее ничего хорошего призрачное видение, однако света было достаточно, чтобы отчётливо видеть знакомую ледяную улыбку на его лице. Серые глаза Дариуса блестели недобрым блеском, невольно выдающим сдерживаемое отвратительное предвкушение расправы. Одной рукой он обхватывал поперёк горла трясущегося от страха и холода Ксандера, выглядевшего измученным и едва держащимся на ногах - должно быть, на протяжении суток его морили голодом...сердце Ариса сжалось от боли, когда он встретил полный ужаса и мольбы взгляд сына, не смевшего произнести ни слова, однако он приказал себе собраться с силами. Роковой час настал. Пламя снова вспыхнуло в груди с удвоенной силой, и с каждым мигом Ариса захлёстывало всё более сильное и неконтролируемое желание выхватить меч из ножен и изо всех сил обрушить этот яростный огонь на Дариуса, но сейчас нельзя было чем-либо выдать это желание. Пока ещё не время...чтобы окончательно усыпить бдительность врага, Арис убрал руку от меча и, недолго думая, шагнул навстречу имперскому наследнику. Дариус, кажется, ничего не подозревал - в его улыбке был лишь холодный скептицизм и всё то же плохо скрытое кровожадное предвкушение. Пару секунд он даже обыскивал глазами бухту, насколько хватало взгляда, затем снова негромко и удовлетворённо, будто тихо усмехаясь тому, что всё идёт по плану, обратился к Арису:
- Я ни секунды не сомневался, что ты сдержишь своё слово. Твой брат идёт сюда?
- Да. Габриэль уже в пути. - Арис прикладывал все силы, чтобы голос звучал ровно, но долго скрывать мысль, терзвашую разум, ему не удалось. - Дариус, ты обещал мне отпустить Ксандера...
Возможно, в последних словах, несмотря на все усилия, всё же прозвучал отголосок гнева, бушевавшего внутри генерала, но едва ли Дариус заметил это - его острый ироничный взгляд ничуть не изменился, а голос был по-прежнему уверенным и чуть высокомерным:
- Ах да...я и не солгал. Я с радостью верну тебе мальчика, сразу же, как только избавлюсь от Избранного - ты ведь понимаешь, уговор есть уговор.
- Конечно...я понимаю...
От наглых прямолинейных слов императорского сына новый порыв ярости взмыл в душе Ариса. Как же хотелось позволить эмоциям вырваться на волю! Усилием воли Арис подавил и этот порыв...однако как он ни старался, самообладание пребывало с ним всего лишь несколько секунд.
- Но знаешь что, Дариус? - тихо заговорил генерал, чувствуя, что теперь ему всё равно - слишком сильна была ярость, накалившаяся в нём добела. - Твой план был прекрасен, я не могу этого отрицать. Но теперь я вынужден сказать тебе...кое-где ты всё же просчитался.
На последних словах голос Ариса уже неудержимо дрожал от гнева, но его это не волновало. Этот имперец похитил и мучил его ребёнка, заставил самого Ариса совершить ужасное преступление против собственного брата и всего народа и теперь ожидал Габриэля, чтобы хладнокровно убить...никого в жизни Арис не ненавидел так сильно, как Дариуса, и безудержное желание заставить его ответить за всё совершённое теперь стало всепоглощающим. Арис сдерживался из последних сил, хотя незаметно для себя уже снова сжимал рукоять меча - на этот раз с такой силой, что костяшки пальцев побелели.- Что? - небрежно отозвался Дариус. Однако со стороны показалось, будто в его глазах промелькнула лёгкая тень настороженности, тут же исчезнувшая за новой циничной ухмылкой, и голос зазвучал чуть ли не с любопытством. - Что-то не так? Надо же, какое смелое заявление...ну и в чём же, по-твоему, моя ошибка, а, генерал?
После этого мгновения Арис не мог больше терпеть. Ослеплённый яростью, он почти до боли стиснул рукоять, готовый в любую секунду выхватить меч, и заорал, наконец-то дав волю эмоциям, многократно усиленным томительным ожиданием этого момента:
- Только в том, что я не предатель! Никогда не прощу себе того, как едва не поступил по твоей милости с родным братом!
На несколько мгновений Дариус застыл от неожиданности. Ксандер, бледный как полотно, в ужасе смотрел то на него, то на отца, по-прежнему парализованный страхом. На миг Арису показалось, что он почти услышал, как неистово бьётся сердце сына, и дикая ярость на Дариуса стала ещё беспощаднее. Широкими шагами Арис двинулся на врага, не замечая, как начинает доставать меч - бешенство пылало в нём с нереальной силой, и тело действовало само собой.
- Ты повёл себя как последний подлый трус, используя ни в чём не повинного маленького ребёнка! - снова закричал Арис, и полыхавший внутри него пожар рвался наружу вместе с криками, опережая разум - он готов был на любое безумие, лишь бы отомстить ненавистному имперцу, заставить его страдать так же, как страдал он сам в ожидании этого часа. - И покуда кровь течёт по моим жилам, тебе не удастся отравить её изменой, никогда, так и знай! И пока я жив, ты и пальцем не посмеешь тронуть ни моего брата, ни моего сына!!!
Чувствуя, как теряет жалкие остатки самоконтроля, выкрикивая в лицо врагу последние слова, он молниеносно выхватил меч - и снова встретил взгляд сына, ставший теперь почти что паническим. Меньше чем в секунду единственно верное решение вспыхнуло в мозгу Ариса.
- Ксандер! - крикнул он, рывком занося меч. - Удар, перехват и к земле!
Ну конечно, одна из боевых команд, разученных во время тренировок несколько лет назад. Этих слов было достаточно, чтобы зажечь надежду в глазах Ксандера. И хотя всё произошло в считанные секунды, в глазах Ариса время словно замедлилось - он отчётливо видел, как сын стремительным, годами отточенным движением изо всех сил ударил Дариуса ногой по голени, одновременно с этим ловко перехватывая его руку; от внезапной боли потерявший бдительность Дариус на миг ослабил хватку, и этого крошечного мига Ксандеру хватило, чтобы резко пригнуться, выскользнув из-под его руки, и отскочить далеко в сторону; и в ту же самую секунду Арис, широко размахнувшись мечом и целясь в ближайшую к ножнам руку Дариуса, нанёс удар, однако не рассчитал атаку до конца - силой толчка вырвавшегося Ксандера Дариуса шатнуло назад, и лезвие, со свистом рассекавшее воздух, лишь задело его плечо. Принц не смог сдержать хриплого вздоха боли, когда из свежего рубца по его коже заструилась кровь, взблёскивая в лунном свете. Отведя взгляд, Арис увидел, как Ксандер, в чьих глазах снова был лишь ужас, бегом бросился к нему, подальше от врага, однако генералу показалось, что слабость и нервное потрясение не позволят мальчику убежать далеко. Ни секунды не медля, Арис, метнувшись назад, поспешно заслонил Ксандера собой - стремление защитить сына теперь опередило все прочие чувства. Он уже вдохнул, то ли чтобы спросить Ксандера, как он, то ли чтобы велеть ему бежать отсюда, но отчего-то осёкся, встретившись взглядом с Дариусом, чьё лицо теперь не выражало ничего, кроме холодного гнева.
- Вот значит как - пока ты жив? - голос Дариуса моментально стал совсем другим, теперь он клокотал от сдерживаемой ярости, как и голос Ариса минуту назад. - А ведь за нанесение ранения наследнику престола тебе по закону полагается смертная казнь.
Он стремительным движением извлёк из ножен собственный меч, прекрасно заточенный и отполированный дворцовыми мастерами до того безупречно, что краем глаза Арис увидел отражение лунной дорожки в его гладком лезвии. Однако это лишь усилило и без того безумную ярость Ариса, вскипятило и без того бурлящую в жилах кровь, и чтобы вызвать ещё больший гнев у Дариуса, он отрывисто и почти издевательски рассмеялся ему в глаза:
- Ха, да неужто у тебя хватит смелости?! Давно пора! Мне плевать на твою императорскую кровь, Дариус - за то, что ты сделал, тебе придётся пролить её немало, это я тебе обещаю!
Это определённо было уже слишком. Неведомый прежде зловещий огонь загорелся в глазах Дариуса, изменив его до неузнаваемости, и теперь весь его облик источал куда более откровенную и страшную угрозу, чем обычно - казалось, что жаркие волны ответной ненависти исходят от наследника, распространяя зной по всей бухте.
- Вот как ты теперь заговорил? А я-то думал, хоть капля рассудка у тебя ещё осталась... - теперь уже с такой же, как у Ариса, рвущейся наружу яростью, произнёс он обратившимся в лёд голосом. - Ведь такими речами ты только что сам подписал себе приговор...что ж, раз так, охотно приведу его в исполнение!
Арис увидел, как сверкнуло в воздухе лезвие, отражая сияние луны. Свободной от меча рукой он оттолкнул подальше Ксандера, но снова не успел ничего ему крикнуть - удар Дариуса чуть не обрушился на генерала, едва успевшего парировать атаку. А затем, стоило ему самому с яростным кличем замахнуться мечом, в считанные доли секунды намечая горящим взглядом цель, в мире не осталось ничего, кроме него и принца Дариуса, чьи глаза точно так же полыхали бешенством. Никогда в жизни Арис не чувствовал такого безумного гнева, захлёстывающего его подобно мощной, неудержимой, ничем не контролируемой волне. Наконец-то он готов был по-настоящему излить на врага всю боль, всё отчаяние, всю ярость, накопившуюся в измученном сердце, и ничто не могло остановить его. Ему было наплевать, что Дариус, всю жизнь обучавшийся у лучших имперских мастеров, наверняка владел мечом куда лучше него и должен был иметь намного больше шансов на победу. Сейчас Арис бился вовсе не за себя - он сражался за Габриэля, за Ксандера, за весь народ Рэйвенскилла, а возможно, и даже больше; он чувствовал, что в этой битве просто не может не одолеть врага, и ничто не могло угасить безжалостное, затмевающее все чувства пламя праведной ярости и жажды мести в его душе...

Чувствуя, как мышцы во всём теле словно окаменели, стоявший поодаль Ксандер беспомощно смотрел, как отец и Дариус сходятся в страшном поединке - какая-то часть его сознания кричала ему немедленно развернуться и бежать за помощью в Рэйвенскилл, и как можно скорее, какая-то часть разума твердила о стремительно уходящих секундах, но...нет, он просто не мог этого сделать, не мог оторвать взгляда от разворачивавшегося перед ним сражения. Это было сильнее него. Происходящее походило на самый страшный ночной кошмар - словно какая-то ужасная неведомая сила удерживала Ксандера на месте, приковывая взгляд округлившихся от страха глаз к отцу. С каждым мгновением всё более всеобъемлющий ужас охватывал мальчика, и разум просто отказывался воспринимать как реальность то, что он видел. Пронзительный звон клинков, вскрики боли и ярости рвали в клочья ночную тишину. Отчего-то время шло медленно, болезненно медленно, и Арис, чьи глаза, словно светящиеся в полумраке, были полны ненависти, наносил удар за ударом, однако принц, безупречно быстро и ловко орудуя мечом, умело отражал большинство из этих атак, и всего лишь один или два раза генералу удалось скользящими ударами оставить неглубокие, но кровавые рубцы на его теле. Однако со стороны Ксандер не мог не заметить - хотя Арис и наступал на врага со страшной яростью, он ни разу не нацелился мечом в сердце или в голову Дариуса, не стремился нанести ни одного ранения, которое могло бы оказаться смертельным, хотя это и не мешало ему заставить принца медленно, но неотвратимо отступать к кромке морской воды. Глаза Дариуса по-прежнему выражали одну лишь ледяную ярость. Спустя какое-то время, для Ксандера длившееся мучительно долго, он, уловив момент, когда Арис в очередной раз заносил меч, мощно размахнулся своим; несмотря на внезапность атаки, Арис попытался уклониться, но остро заточенный клинок всё же не прошёл мимо, оставив резко алеющую полосу на шее генерала. Новая вспышка леденящего ужаса пронзила Ксандера, когда Арис, не сдержавшись, сдавленно вскрикнул от неожиданной боли.
"Беги!" - снова оглушительно зазвенело в мозгу, но и сейчас Ксандер проигнорировал этот внутренний голос.
"Я не оставлю отца!" - твёрдо сказал он себе, тщетно пытаясь побороть новую волну парализующего страха, готовую накрыть его с головой.
"Нет! Ты ничего не можешь сделать! Беги!"
"Я не брошу его наедине с Дариусом, ни за что!"
"Но ты должен, должен! Спасай свою жизнь, дурак!"
"Я не могу..."
"Отец справится! Беги, не теряй времени!"
"Я просто не могу!!!"
Эта жестокая борьба разгорелась и угасла в мозгу Ксандера, должно быть, в одну-две секунды. Напуганный до оцепенения, не в силах отвести взгляд, он смотрел, как Арис, ещё не до конца опомнившийся от боли, едва успел парировать новый удар Дариуса, на этот раз нацеленный в область солнечного сплетения. Снова звон ударившихся друг о друга клинков - и теперь уже Арис непроизвольно отступил на шаг, сдерживая яростный напор Дариуса, чьё лицо искажало ужасающее, почти безумное бешенство, и он ничуть не сдерживал своего гнева, орудуя мечом с очевидной и куда более страшной целью, чем Арис...холод протёк вдоль позвоночника Ксандера, когда он осознал, что горящий взгляд имперского наследника - это взгляд убийцы, настоящего убийцы, который ни перед чем не остановится. От этой мысли голова у Ксандера пошла кругом, и поле зрения словно заволокло лёгким белым туманом. Бессильный страх за отца словно разъедал его изнутри, беззвучный вопль безысходного отчаяния бился в мозгу, и Ксандер чувствовал, что ещё немного - и ноги откажут ему. Зрелище битвы становилось поистине невыносимым. Дариус перешёл в настоящее наступление, и боль боролась с яростью в глазах Ариса, который теперь прикладывал все усилия, чтобы защищаться от ужасных смертоносных ударов меча наследника, не в силах уловить мгновение, чтобы атаковать самому. Гулкий голос, призывающий Ксандера бежать в сторону деревни, кричал теперь вдвое громче - отец нуждался в помощи, и только Ксандер мог сейчас сделать что-то, чтобы помочь ему. Но в то же время каким-то уголком подсознания мальчик понимал, что даже если он как-то и заставит себя отвернуться и бежать, у него может просто не хватить сил достигнуть Рэйвенскилла - сильная слабость в сочетании с превышающим все границы нервным напряжением уже заставляла его почти что балансировать на грани обморока, и он боялся, что попытка бежать может просто не даться ему. И он стоял в смятении, с безумно колотящимся сердцем, удары которого отдавались толчками во всём теле, и панические мысли метались в его голове, словно разбрасываемые во все стороны жестоким ураганным ветром. Если бы он только мог проснуться от этого кошмара! Никогда Ксандеру не было так страшно - и никогда он не чувствовал себя настолько беспомощным. В мыслях он ругал себя за свою слабость, свою трусость, противоречивые чувства с каждой секундой всё сильнее и глубже врезались в его разум.
"Решайся же наконец! Как ты вообще можешь позволять себе медлить?! Беги! Сейчас!!!"
Снова резкий, режущий слух звон клинков - мечи отца и Дариуса скрестились в неистовом противостоянии, и теперь генерал что было сил сдерживал давление клинка наступавшего имперца. Стоило Ксандеру на миг увидеть, как дрожат от напряжения руки Ариса и как тень страха - невозможного, шокирующего страха, какого Ксандер ещё никогда не видел и не мог представить на отцовском лице - начинает медленно проступать в глазах генерала, как все его сомнения начали стремительно отступать, и сознание словно озарилось ярким светом, затмевающим слепящую панику. Ксандер по-прежнему с трудом держался на ногах, но в одно мгновение он понял - внутренний голос победил. Он не мог больше стоять здесь и смотреть на то, что перед ним происходило, и он обязан был помочь отцу - во что бы то ни стало! В самом деле, как он мог всё это время бездействовать?! Время шло, и его отец сражался, теряя силы - сражался в том числе и за него, а он до сих пор просто стоял в стороне! Нет, сейчас он должен был пересилить себя - более чем должен! Он уже готов был развернуться, сорваться с места и бежать, бежать не останавливаясь, каких бы усилий ему это ни стоило...и вот тогда, в тот самый миг, когда пламя стремления уже вспыхнуло внутри него...краем глаза он увидел то, что в одно мгновение превратило пламя в лёд - в болезненный, беспощадный, всепоглощающий лёд...
Уже когда Дариус совершенно непредсказуемым движением отвёл меч в сторону, готовясь нанести очередной удар и на миг выведя генерала из равновесия, одного взгляда хватило, чтобы понять - на сей раз этот удар будет решающим, последним...и тем не менее ещё долго разум Ксандера был просто не в силах верить тому, что произошло в следующие мгновения, мучительно растянувшиеся словно до бесконечности.
Неудержимый дикий крик Ариса, когда меч вошёл ему прямо в сердце, разбрызгивая свежую кровь, был подобен мощнейшему, сводящему с ума разряду электричества, промчавшемуся сквозь каждый атом тела Ксандера, тысячам раскалённых игл, глубоко впившихся в каждый сантиметр кожи...безумным, остановившимся взглядом он смотрел, как окровавленный клинок вышел почти наполовину за спиной генерала, пронзив его тело насквозь...затем ещё один короткий задыхающийся крик. Ксандер видел, как невыносимая боль искажает побелевшее лицо отца, как страшный ледяной туман заволакивает его глаза, а бледная трясущаяся рука, сжимающая рукоять меча, конвульсивно сжимается изо всех сил, а затем понемногу начинает разжиматься...Дариус, сузив глаза, небрежным движением выдернул залитый кровью меч из раны, снова оросив землю ярко-алыми брызгами, и колени генерала подкосились. Несколько секунд тело Ариса отчаянно содрогалось в агонии, затем затихло, безжизненно вытянувшись на земле, хотя грудь всё ещё судорожно вздымалась, и его хрипящие прерывистые вдохи теперь стали единственным, что нарушало ужасную тишину...Дариус тяжело дышал и тоже был неестественно бледен, но пугающая алчная ухмылка уже начала медленно расползаться по его лицу. Резко выдохнув, он опустился на одно колено перед Арисом и, слегка постукивая лезвием меча по ладони и оставляя на коже кровавые следы, заговорил тихо и спокойно, точно ничего и не произошло:
- Лучше бы ты этого не делал...кто теперь защитит твоего драгоценного брата? - Воспоминание о Габриэле заставило Дариуса ухмыльнуться ещё шире, глядя прямо в затуманенные глаза генерала. Смысл его слов едва доходил до Ксандера, даже когда Дариус заговорил о нём: - Да и твой сын, понимаешь ли, теперь здесь лишний...я ведь уже говорил, свидетели мне в этом не нужны...хотя знаешь, довольно разговоров. Я уверен, рэйвенскиллцы сохранят почётную и светлую память о тебе, генерал Арис.
Таким же резким и внезапным движением, как и при последнем ударе, он вдруг занёс меч и снова с силой, в которую он теперь вложил всю свою безумную ненависть, вогнал его глубоко в свежую рану в груди Ариса. На этот раз Ксандер даже не увидел, как брызнула кровь - зрение внезапно начало быстро размываться, и он лишь слышал мучительный стон отца, смутно видел, как его тело в последний раз передёрнулось...и как полные боли и белой мглы глаза Ариса, устремлённые в тёмное небо, вдруг остекленели, став до ужаса пустыми, бездонными...и застыли, отражая звёзды над Райской бухтой. Застыли навсегда.
Земля ушла из-под ног Ксандера...несмотря на сопротивление разума, не смевшего хоть сколько-то поверить в только что произошедшее, осознание увиденного пришло к нему жестоким, нестерпимым ударом, от которого что-то разбилось внутри Ксандера. В глазах у него потемнело, и какое-то время он словно падал в пустоту, чувствуя, как всё внутри него рушится, будто карточный домик под порывом ветра...то, что он сейчас увидел...этого ведь не могло произойти...не могло происходить на самом деле, это сон, ужасный ночной кошмар...Арис не мог умереть...но даже повторяя про себя эти отчаянные мольбы, Ксандер понимал, что это реальность, от которой не проснуться и которой не изменить...в одно мгновение это уничтожило всё. Ничего не осталось, кроме пустоты и боли - такой боли, какой Ксандер никогда и представить не мог...неконтролируемый душераздирающий вопль, сродни предсмертному крику отца, вырвался из его груди, но Ксандер даже не услышал его. Задыхаясь, он упал на колени, разрываемый изнутри безудержными рыданиями. Так отчаянно и безутешно он не плакал никогда в жизни.
"Пожалуйста, нет, нет..." - всё ещё лихорадочно твердил он себе, из последних сил умоляя весь мир, чтобы не было никогда этого нереального, невозможного кошмара, чудовищно искалечившего всё, всё его существо, всю его оставшуюся жизнь...но сбежать от действительности было далеко за пределами его сил. Отец покинул его, чтобы больше не вернуться. Ушёл туда, откуда его уже не дозовёшься. Никогда...

А Дариус стоял, победно выпрямившись и оперевшись на меч. Сердце принца всё ещё билось с необычайной скоростью, в венах всё ещё бурлил адреналин...это было нелёгкое, но славное сражение, и Дариус чувствовал, что ещё долго будет праздновать победу. Не в силах сдержать улыбки, он постепенно приходил в себя после битвы, глядя, как лужица тёмной крови начинает растекаться вокруг покинутого жизнью тела генерала, в чьей обмякшей руке всё ещё покоился меч, тускло поблёскивая под луной. Маленький сын погибшего дрожал с головы до ног, от охватившего его нового приступа слабости почти что подползая к трупу. Лицо Ксандера было словно восковая маска, широко раскрытые, полные слёз глаза напоминали холодные тёмные провалы и не выражали ничего, кроме ужаса и шока. Наверняка поверить не может, что только что потерял...
"И чего ты добился своим последним безрассудством, генерал? - холодно усмехнулся про себя Дариус. - Сделал из ребёнка сироту, бросил Рэйвенскилл на произвол судьбы...и оставил брата, идущего на смерть..."
- Что ты наделал!!! - истошный крик мальчика был так внезапен, что Дариус даже вздрогнул, вырванный из мыслей. Голос Ксандера, дрожащий и срывающийся от слёз, был неузнаваемо искажён неизмеримым горем, а глаза, внезапно вспыхнувшие, пронзали Дариуса безумной испепеляющей ненавистью, сравнимой с той, что он только что видел в лице генерала. На миг наследнику стало не по себе от того, как в пару секунд изменился весь облик этого только что сломленного, задыхающегося от слёз ребёнка. Однако беспокойство тут же сменилось странным нарастающим торжеством. Дариус сам не понимал, что с ним происходит - огонь, уже начавший было угасать в крови, вдруг разгорелся с новой силой, заставляя его терять контроль над мыслями. Взгляд его упал на лезвие меча, с которого на землю стекала кровь поверженного врага, и улыбка стала ещё шире. Давно на душе у Дариуса не было так легко. Отец император гордился бы им, если бы видел. Да, он долгое время прислушивался к его советам, доверял ему, как никому...но сейчас Дариус впервые в жизни по-настоящему показал себя достойным сыном Нафариуса - делом, а не словом. Генерал Арис был мёртв, а Избранный уже сам направлялся в ловушку. Уже можно было считать, что с рэйвенскиллским сопротивлением покончено - раз и навсегда. Вклад Дариуса в деяние отца и всей Империи, то, с какой лёгкостью он избавился от помех безоговорочной победе, запомнят надолго. Он никогда больше не будет бледной тенью Фэйт в глазах отца. Одна мысль об этом снова вскипятила кровь в жилах принца. Он ликовал, наслаждаясь предвкушением окончательной победы над врагом, ликовал настолько, что даже не сдержался и удостоил маленького Ксандера ответом на его крик отчаяния:
- Какие амбиции...вылитый Арис. - Он издал сухой смешок, впившись взглядом в горящие прямо-таки отцовской яростью глаза мальчика, и прибавил, не в силах сдержать злорадства в голосе: - Знаешь, не советую тебе брать с него пример. Он получил то, что заслуживал.
- Нет!!! - с надрывом закричал Ксандер. Новые ручейки слёз потекли по его лицу, постепенно превращая вопль в бессвязный поток рыданий. - Нет, нет, нет!!!
Казалось, что этот крик исчерпал все его оставшиеся силы. Он уронил голову, и его плач стал почти неслышным, а ярость в глазах померкла, снова превратив его в беззащитного ребёнка, лишившегося отца и не знающего, что теперь делать и как жить. Огненная буря, бушевавшая в крови Дариуса, несколько ослабла, но унять растущую в груди гордость и странную, почти маниакальную радость он не мог.
- Дитя, я убил твоего отца не из жестокости, - с наигранной мягкостью обратился он к мальчику. Почему-то сейчас ему казалось важным объяснить это - наверное, он просто чувствовал, что должен защищать свою честь и честь своего народа даже перед маленьким мальчиком. - Если бы только он повёл себя разумнее, если бы ему вдруг не ударила в голову идея нарушить договор и бросить вызов Империи...думаю, он выжил бы. Но сделанного не вернёшь. - Недобрая улыбка, которой он сам от себя не ожидал, снова проступила на лице Дариуса. - Ксандер, пока ты жив, ты должен извлечь урок из того, что видел...
Он оборвал себя на полуслове, чувствуя, как новое пламя взметнулось в груди. Боковым зрением он увидел возникший словно из воздуха силуэт на другом краю бухты. И хотя лицо пришельца было скрыто капюшоном, Дариусу хватило одного крошечного мгновения, чтобы понять - настал тот час, которого он так долго ждал. Тот час, что прославит его имя и Империю. Тот час, когда будет навсегда стёрт последний след рэйвенскиллского сопротивления и власть нойз-машин вновь станет безграничной...какой-то дикий восторг, от которого голова пошла кругом, захлестнул Дариуса, когда он понял, что считанные мгновения остаются до его триумфа. Чувство торжества переполнило его настолько, что когда он шагал по направлению к застывшей в молчании фигуре, жутковатый неконтролируемый смех вырывался из его груди. Очевидно, Габриэль успел заметить труп генерала - он стоял неподвижно, словно изваяние, и не издавал ни звука, его лица всё так же не было видно, но Дариус знал, что сейчас его искажает такой же ужас и шок, как и у Ксандера. Ничего, уже вот-вот ему суждено воссоединиться с братом по ту сторону бытия...при этой мысли Дариус окончательно утерял контроль над собой и над полыхающим внутри пламенем. Ещё доля секунды - и с Избранным навсегда будет покончено.
- Да!!! - непохожим на себя голосом закричал Дариус, торжествующе смеясь. - Никто не смеет вставать на пути Северной Империи!!! Слава Нафариусу!!!
Выкрикивая в полный голос последние слова, он сильным смертоносным махом полоснул мечом по груди пришельца, и не думавшего оказать какое-либо сопротивление. Всё было кончено. Новый пронзительный вскрик боли разнёсся по Райской бухте, новые брызги крови окрасили землю алым...но...этот крик совсем не был похож на голос Габриэля. Замешательство и непонимание, отразившиеся на лице Дариуса, мгновенно превратились во всепоглощающую панику. Он понял, что натворил, когда фигура безвольно упала к его ногам, открыв взору длинные ярко-розовые волосы, выбившиеся из-под капюшона.
"Фэйт!"

Глава IX
Первым, что бросилось в глаза Габриэлю, была кровь. Больше крови, чем он видел за всю свою жизнь. Морская пена и прибрежные камни, окрашенные алым. Брызги крови на лице и на лезвии меча принца Дариуса, с потрясением на лице стоявшего над неподвижным телом Фэйт. Ксандер, безутешно рыдающий рядом с бездыханным Арисом, лежавшим в тёмной луже крови...
"Ангелы свыше...за что вы так жестоко обманываете мои глаза?" - было первой мыслью Габриэля. Казалось, что кто-то другой на бесконечную минуту овладел его телом и сознанием - разве могло то, что он сейчас видел, быть реальностью?..
Должно быть, он и в самом деле не больше минуты простоял молча, неотрывно глядя на ужасную, невозможную картину, развернувшуюся перед ним...но сопротивление реальности было недолгим. Осознание случившегося обрушилось на Габриэля добела раскалённым лезвием меча, словно пронзившим и его тоже, и разум прояснился, взорвав сердце безумной болью, заставив мир кругом раскалываться на куски...
- Почему, Дариус?.. - произнёс он дрожащим шёпотом, не слыша себя. - Почему? За что? Скольким ещё суждено погибнуть...прежде чем ты одумаешься? Чем Арис и твоя родная сестра заслужили это?
Он был не в силах даже обернуться на брата, навсегда опустевшими глазами смотревшего в ночное небо. Арис...Габриэлю захотелось кричать. Ни одного дня своей жизни он не провёл без Ариса, брат всегда поднимал его с колен, никогда не жалел себя ради него...если бы Габриэль мог, он, ни мига не раздумывая, отдал бы свою собственную жизнь, лишь бы только ещё раз услышать голос Ариса, увидеть, как горят его глаза...и Фэйт...неужели такое могло произойти и с ней?! Даже в самых страшных ночных кошмарах Габриэль не мог представить ничего подобного, он был просто не в силах поверить в это, он знал, что не сможет жить, потеряв их обоих...Габриэлю показалось, будто перед глазами молниеносной вспышкой пронеслось всё, что он пережил и испытал с того момента, когда впервые увидел Фэйт на главной площади Рэйвенскилла - то, как восхищённо она смотрела на него, видя в нём спасителя, отражение неба в её глазах, затем её внезапное появление в деревне, их первый разговор о музыке, и яркий, как никогда, свет в его сердце...он не мог вот так лишиться её после всего этого! В ней он нашёл всю свою веру, своё стремление и свою силу, и он знал, что потеряв Фэйт, он потеряет всё...всю свою жизнь...
На миг ему вдруг послышался едва различимый стон боли, вырвавшийся из груди Фэйт...неужели? Чувствуя, что больше не может держаться на ногах, Габриэль рухнул на колени перед окровавленным телом принцессы и судорожно схватился за её руку, не в силах сдерживать слёз, ручьями хлынувших из глаз...
- Фэйт, - отчаянно прошептал он. - Фэйт, умоляю, ответь мне...
Однако её веки по-прежнему оставались сомкнутыми, а лицо медленно заливала страшная восковая бледность...Габриэль почти чувствовал на собственных руках её горячую кровь, неумолимо вытекавшую из рубца, перечёркивавшего сердце, и тем не менее всё его тело медленно сковывало страшным холодом...её жизнь таяла у него на глазах, и та боль, что он чувствовал, была самым ужасным, самым невыносимым, что он только мог испытать...
- Прошу, Фэйт... - не в силах сдержать дрожь паники, бушевавшей в душе, снова лихорадочно зашептал Габриэль в исступлении и шоке. - Не сдавайся, только не сдавайся, только живи...не оставляй меня...
С трудом сознавая, что делает, он робко прикоснулся к её холодной шее - и едва-едва ощутил пульс под пальцами. Это было ужаснее, чем совсем не почувствовать его, потому что Габриэлю хватило секунды, чтобы понять - надежды на спасение уже не было. Сердце Фэйт отсчитывало последние мгновения жизни. Он опоздал...
- Нет, Фэйт, нет...хотя бы один вдох...пожалуйста...
Но даже умоляя её каким-то чудом держаться и не покидать его, теперь он до ужаса ясно и отчётливо понимал, что в этот раз она не в силах ответить ему. Не в силах больше бороться с тем мраком нескончаемого сна, что окружал её. И Габриэль уже ничего не мог сделать, чтобы спасти её жизнь.
"Нет...нет! Это просто невозможно...это...это не может быть конец..."
Боль и безысходное горе, не сравнимые ни с чем, что он когда-либо чувствовал, захлестнули всё его существо и вдруг вырвали отчаянный несмолкающий вопль, казалось, из самого сердца...этот крик нечеловеческой боли и страдания утих лишь тогда, когда в лёгких не осталось ни капли воздуха, переходя в новые рыдания. Беззвучные рыдания.
- Прости... - тихо произнёс Габриэль, обращаясь к Фэйт, и на этот раз его голос прозвучал неузнаваемо глухо, мертвенно и едва слышно - всего лишь шёпот на ветру. От его божественного дара, от того света, что вёл за собой весь Рэйвенскилл, теперь ничего не осталось. Но для Габриэля уже ничто не имело смысла. Он потерял Фэйт...потерял брата...всё, ради чего жил и боролся...всё было разрушено навсегда, вся его жизнь была уничтожена, сердце растерзано в клочья, а глаза застилала пелена тьмы, и ни один луч света не мог пробиться сквозь неё...
Ему было уже всё равно, что происходит вокруг. Смутно, точно из-за каменной стены, он услышал чьи-то приближающиеся шаги, хруст прибрежной гальки, а затем вдруг громкий голос императора Нафариуса, на сей раз не вызвавший ровным счётом никаких эмоций:
- Дариус! Что ты здесь делаешь?! Что произошло?!
Со стороны могло показаться, что Габриэль не заметил появления императора - он сидел возле тела Фэйт совершенно неподвижно, точно изваяние, бессильно уронив голову, и не пошевелился даже тогда, когда взгляд Нафариуса упал в его сторону, и ещё один ужасный, безумный крик внезапно разлетелся по бухте.
- Фэйт!!! - в панике закричал Нафариус, не в силах оторвать глаз от бледного, словно бы слегка светящегося во мраке лица дочери, забрызганного свежей кровью. Императрица Арабелль за его спиной пошатнулась и медленно осела на землю, задыхаясь от слёз.
- Нет...нет, нет, не-е-ет! - успела выкрикнуть она, прежде чем слова слились в безудержный поток мучительных стонов и рыданий. Нафариус окаменел, чувствуя, как и его глаза впервые за много лет наполняются горячими слезами. Все его мысли словно замерли от непостижимого, заслоняющего весь мир ужаса, и на долгое мгновение в мире не осталось ничего, кроме него и истекающей кровью принцессы, его Фэйт, сокровища дороже которой он никогда и пожелать не мог...
- Ч-что...как... - взгляд императора снова метнулся на Габриэля, и в следующую секунду ужас перекрылся диким, животным бешенством. - Ты!!! Ты убил мою дочь!
Лица Габриэля всё так же не было видно, но в ответ он не произнёс ни слова. Казалось, что он вдруг и в самом деле обратился в камень, настолько неподвижна и безмолвна была его фигура. Ещё секунда - и должно быть, запредельная ярость на Габриэля и страшное горе, душившие императора, окончательно взяли бы верх над рассудком, но...
- Дариус... - горько простонала за его спиной Арабелль, которая теперь безудержно плакала, закрыв лицо руками. - Как ты мог?
В одно мгновение что-то будто бы сломалось внутри Нафариуса, когда он увидел кровь, тяжёлыми каплями падающую на землю с лезвия меча принца, и ярко-алые брызги на камнях между ним и безвольным телом Фэйт. Дариус, бледный и ошеломлённый, молча отвернулся, стиснув зубы, и руки у него отчётливо затряслись.
- Я доверял тебе... - Нафариус не сознавал, что говорит. Его разум всё ещё боролся с чудовищной, непередаваемой словами невозможностью происходящего. - Я думал, что ты станешь правителем Северной Империи...но ты...ты безумен! - голос императора снова перерос в неистовый вопль, полный боли и такого невыносимого отчаяния, какого никто ещё не слышал и не мог даже вообразить в его голосе. - Как ты мог, как ты осмелился...почему?! Почему ты совершил это?! Что заставило тебя?!
- Я...это ошибка... - так же совсем непохожим на себя, тихим и дрожащим голосом проговорил Дариус, не глядя на отца. - Я бы никогда в жизни...
Он не закончил фразу, поняв, что это бессмысленно - Нафариус уже не слышал его, оглушённый собственным горем. Ноги отказали императору, он опустился на колени рядом с Арабелль и короткое время просто так же рыдал, сотрясаясь всем телом. Слишком внезапным и сокрушительным был этот удар, слишком непосильной была борьба с раздирающей изнутри болью...его собственный сын, его бесценный наследник, своими руками отнял жизнь у родной сестры, совершил неизгладимое преступление перед всей Империей...
Неизгладимое преступление...
Когда утих первый поток слёз, Нафариусу показалось, будто эти слёзы смыли пелену с его глаз...как иначе объяснить всю ту ясность, с которой он вдруг начал видеть происходящее? Ту жестокую, болезненную ясность...
- Это моя вина... - выдохнул он, глядя парализованным и опустошённым взглядом на Фэйт. - Моя...с ней не случилось бы такое...если бы я просто прислушался к ней... - Внезапная ненависть к самому себе начала расползаться в его душе, и это было сравнимо с  неугасимым пламенем, медленно пожирающим сердце императора, долгие годы будто скованное льдом. - Моё слепое высокомерие, жажда безграничной власти...я ничего не понимал...
Краем сознания он почувствовал, как рука Арабелль легла на его плечо. Ручейки слёз блестели в лунном свете на бледных щеках императрицы.
- Нафариус... - вполголоса произнесла она, с трудом превозмогая новую волну рыданий. - Ты не виноват в том, что произошло...
- Нет, виноват! - Голос императора надломился, и невольно он снова беззвучно заплакал, отвернувшись от жены. - Ты и сама знаешь, что я натворил...я был таким...таким тираном...не только с ней, но и со всеми моими людьми...
Отчего-то поднять глаза на недвижимый силуэт Габриэля вдруг стало свыше его сил. Нафариус не знал, в чём причина, но сейчас, спустя столько времени, он вдруг словно прозрел. Теперь его сердце разрывало безжалостное, нестерпимое чувство вины, от которого нигде не спрятаться...кем был тот бессердечный человек, повелевший человечеству избавиться от музыки, чья армия нойз-машин медленно сводила мир с ума...и кем был тот деспот, приговоривший дервеню Рэйвенскилл к уничтожению, впервые за много лет едва услышав настоящую песню?
"Это был не я, - в отчаянии подумал Нафариус, - Не настоящий я..."
Почти не замечая, что делает, он трясущимися руками снял с себя причудливую золотую корону, а затем его пальцы разжались, и она, сверкая под луной, со звоном упала в прибрежную морскую пену. Но императору было всё равно. Он уже ненавидел себя и свой титул всей душой.
- Габриэль... - хрипло прошептал он, не в силах больше сдерживаться, с усилием поднимая взгляд на Избранного, который снова не шевельнулся и никак не отреагировал, но Нафариус уже был просто не в силах остановиться и совладать со словами. - Всё это время Фэйт была права...а я ничего не хотел слышать...я ошибся в тебе...нет смысла продолжать вражду, победа за тобой...
Следующие слова он произнёс уже во весь голос, хотя и снова с трудом сдерживал слёзы. Те слова, что должен был сказать давным-давно, но отказывался из-за своей непростительной гордыни - и вот чем он заплатил за это теперь...
- Ведь ты и в самом деле Избранный...ты был избран, чтобы найти свет и во мне...если бы только я признал это раньше...
С тяжёлым горестным вздохом он умолк и отвернулся. Небывалая боль, раскаяние и безысходность поглощали его, грозя в любой момент унести в холодную тёмную бездну. И теперь он уже точно, как никогда прежде, знал, что заслужил эти мучения...всё, что произошло в Райской бухте этой ночью, было его роковой ошибкой, которую он совершил, затерявшись во тьме, будучи ослеплённым собственной жаждой власти, и ответить за это он уже не сможет до конца своей жизни - жизни, теперь навсегда перечёркнутой и сломленной его ужасной и непоправимой утратой...впервые за долгие годы Нафариус вдруг понял, что не знает, как теперь жить. Без дочери и с этим страшным, невыносимым грузом вины на сердце он просто не знал, что делать. Он не хотел больше жить ни одного дня - да и было ли у него право после всего, что он совершил?
- Фэйт... - внезапно донёсся до него словно издалека дрожащий голос императрицы. Арабелль сидела возле Габриэля, робко склонившись над окровавленным телом дочери, и слёзы снова покатились из её глаз, но уже не от безнадёжного горя и скорби. - Она ещё жива, Нафариус...
- Что?! - Император вздрогнул всем телом, и его глаза, только что казавшиеся пустыми и угасшими, вдруг снова заискрились ярким лунным серебром. - Неужели...неужели правда?!
Его сердце вспыхнуло, когда он понял, что ещё не слишком поздно, осознал этот судьбоносный последний шанс исправить хотя бы одну, самую страшную свою ошибку. Слабый свет, как никогда прежде чистый и согревающий, вдруг ожил в его измученном болью сердце. И снова он на изумление ясно понял, что должен для этого сделать. Его взор вновь обратился к Габриэлю, чьё лицо по-прежнему скрывал мрак, а в оцепеневшей фигуре не было видно ни капли жизни.
- Габриэль, сын мой... - император несмело дотронулся до его плеча и горячо заговорил негромким и ровным голосом, в котором снова затеплилась искорка надежды: - Я признаю, я был неправ, и мою вину перед тобой и перед Фэйт уже ничем не загладить. Я пойму, если ты не простишь мне всего, что я наделал, я и сам никогда себе не прощу... - у него предательски перехватило дыхание, и он, сделав глубокий вдох, произнёс вновь утерявшим твёрдость голосом: - Но я отдал бы всё на свете, отдал бы мою жизнь, чтобы вернуть Фэйт...ты всё ещё можешь спасти её, ты Избранный, и только ты способен ей помочь! Используй свой дар, умоляю!
Он почувствовал, как Габриэля внезапно передёрнуло, словно от болезненного удара, однако тот снова не ответил и даже не поднял головы.
- Ты ведь любишь её... - услышал Нафариус тихий голос Арабелль, прозвучавший на удивление мягко и тепло, хоть и с нескрываемой дрожью затаённого страха. - Ты изменил ей всю жизнь...прошу, Габриэль, будь смелее, помоги ей жить дальше! Ты её единственная надежда!
Но и ей Избранный ответил лишь жестоким, гнетущим молчанием. Казалось, что он и вовсе не услышал её. И хотя его лица не было видно, это затянувшееся молчание делало весь его облик каким-то неестественно безжизненным, и теперь это внушало серьёзную тревогу.
- Габриэль?.. - позвал Нафариус, чувствуя, как разгорающаяся внутри надежда снова начинает сменяться пробирающим до мозга костей страхом. И тогда он услышал это. Едва слышимый, покинутый жизнью, тающий шёпот, от звука которого его словно обдало леденящим холодом.
- Надежда уже мертва...
- Что?! - вскрикнул Нафариус в ослепляющем страхе, резко взмывшем внутри него от этих слов. - О чём ты говоришь?!
Габриэль наконец-то поднял голову - медленно, словно через силу. Его красные от слёз глаза были до ужаса холодными и пустыми, напоминая нескончаемые беспросветные пропасти, и лицо, залитое точно такой же пугающей бледностью, как и лицо Фэйт, было потерянным и безучастным, но самым страшным был его голос - голос, исчезнувший уже почти бесследно...
- Вы сами слышите... - прошептал Габриэль, глядя неподвижным отсутствующим взглядом на Нафариуса. - Ваша светлость...простите...моего дара больше нет...
- Но...но... - Император оцепенел, и весь свет в его душе в одно мгновение угас, снова оставив лишь мучительное отчаяние и всепоглощающий ужас перед неотвратимым. - Пожалуйста, сделай что-нибудь!
Казалось, что у Габриэля не осталось сил уже ни на что. Он снова опустил голову, и дрожь заколотила его тело.
- Если бы я действительно мог... - выдохнул он глухо и почти беззвучно, однако на этот раз нескрываемая страшная боль прозвучала в его призрачном голосе. - Если бы у меня что-то осталось...я сделал бы всё, чтобы спасти Фэйт...я клянусь...
- Пожалуйста, Габриэль...я не переживу, если она умрёт! Я не смогу! - Нафариус уже едва мог говорить от слёз, и его голос готов был сорваться на новый крик. Он не мог верить в то, что слышал. Не мог верить, что и вправду нет никакой надежды на спасение...всё-таки ему придётся ответить за свою прежде неколебимую жестокость, ослепившую его настолько, что он забыл обо всём...но всё это время ни один из его самых потаённых страхов даже близок не был к этому кошмару, к этому ужасному, погубившему всю его жизнь проклятию, ставшему ценой за содеянное...
- Мне жаль... - прошептал Габриэль, устало опустив веки. - Я ничего не могу сделать...ничего...
Так, в считанные минуты, долгая вражда перестала существовать. И не было ни победителя, ни проигравшего. Всему просто пришёл конец.

Несколькими минутами раньше, чем отзвучали последние страшные слова, произнесённые Габриэлем, откуда-то со стороны донёсся сдавленный детский всхлип, и Арабелль, обернувшись, увидела маленького сына погибшего генерала - присутствие этого убитого горем мальчика она едва ли заметила прежде. Ксандер, если она верно запомнила это имя, смотрел на неё, едва дыша, боясь говорить, и ей страшно было представить, какая боль легла на его хрупкое сердце этой ночью...
Арабелль заставила себя собраться с мыслями. Странно, но тот ужас, прежде подобный беспощадной волне, захватывавшей всё её сознание, начинал слабеть. Сейчас она знала, что должна быть сильной - ради своей семьи. В этот раз она ни за что не могла позволить Фэйт уйти. Это звучало просто нереально, но если Габриэль, единственный Избранный и спаситель, не в силах помочь, она обязана сделать что-то...и после нескольких мгновений отчаянного поиска решения Арабелль вдруг поняла, что именно. Мысль, озарившая её, была сомнительной и ненадёжной, но сейчас императрица была готова на что угодно, и времени на раздумия не было - в любую минуту жизнь Фэйт могла ускользнуть навсегда...сердце Арабелль снова сжалось от боли, и она, с трудом поднявшись на ноги, поспешным шагом приблизилась к Ксандеру, который, ничего не понимая, растерянно смотрел на неё всё ещё блестящими от слёз глазами.
- Беги в Рэйвенскилл, - негромко и твёрдо сказала она ему. - Приведи помощь.

Глава X
Выход из темноты на свет есть всегда.
Всегда возможно отыскать спасительный свет в своём сердце.
И в тот момент безнадёжности и боли, посреди темноты, более холодной, всепоглощающей и беспросветной, чем когда-либо прежде, вдалеке вдруг снова забрезжил свет.
Десятки тёплых огоньков мерцали, приближаясь, в лесной роще близ Райской бухты. Сначала из рощи вышел Ксандер, а затем появился и звук шагов - множества и множества приближающихся шагов, из звука сминаемой травы понемногу перерастающий в хруст прибрежных камней. Жители Рэйвенскилла - мужчины, женщины и дети, ни один из которых не остался в деревне - один за другим появлялись на морском берегу, направляясь к оцепеневшему Габриэлю, и их лица, освещаемые ручными фонарями, были встревоженными, но в то же время полными уверенности. По дороге сюда Ксандер успел рассказать им обо всём произошедшем, и сейчас каждый из них точно знал, что делать. И хотя то потрясение и горе, что принесло ужасное известие о смерти генерала Ариса, были непередаваемы никакими словами, сейчас ни один из рэйвенскиллцев не позволил себе думать об этом. Габриэль, их спаситель, их источник силы и веры в победу, на этот раз как никогда нуждался в них. После всего, чем они были обязаны Избранному, пришло их время стать светом для него. И чего бы это им ни стоило, не позволить ему лишиться того последнего, что осталось у него после потери брата - принцессы Фэйт. Они должны были возродить его дар.
Может, кто-то из них и сказал что-то, может, и нет - Габриэль не слышал их. Пережитое этой ночью было слишком жестоко, и страшная всеобъемлющая пустота в его искалеченном сердце уже начинала превращаться в лёд. Без Ариса и Фэйт мира Габриэля теперь просто не существовало, и он не хотел ничего больше видеть, слышать, не хотел больше жить. Даже если кто-то из жителей деревни и окликал его по имени, говорил что-то, стараясь утешить его, всё было напрасно. Этим ранам никогда уже не суждено было затянуться...
Габриэль невольно содрогнулся, внезапно на изумление отчётливо услышав посреди мертвенного молчания чьё-то тихое, несмелое, прерывистое пение...и это было сильнее любых слов. Он мгновенно узнал эту мелодию, потому что всё это время не мог забыть ни на миг - та самая песня, под звуки которой он когда-то впервые встретился взглядом с Фэйт...песня о надежде, о борьбе и свободе, о лучшей жизни, время которой однажды непременно придёт, если не отступать, несмотря ни на что, не терять веру, каким тяжёлым ни казался бы твой путь...как искренне Габриэль тогда поверил в свои слова, какая пламенная надежда переполняла его сердце! Та надежда, за которую всю жизнь так боролся его брат...
В холодном морском воздухе звучал, повторяя ту прекрасную судьбоносную песню, уже не один и не два голоса - с каждым мгновением всё больше и больше людей Рэйвенскилла присоединялись к этому хору надежды, и постепенно песня звучала всё живее, всё многограннее и светлее, обретая всё больше великой неведомой силы. Каждое сердце, каждая клетка тела и каждая частичка воздуха теперь словно бы излучали эту непостижимую, неописуемую силу, не знавшую преград и границ, способную обратить в свет даже самую кромешную темноту...
Габриэль поднял голову, с трепетом чувствуя, что наконец-то начинает пробуждаться. Мир вновь обрёл реальность. Он всё ещё был здесь не один. Жители Рэйвенскилла, Ксандер, императрица Арабелль и сам Нафариус - все они стали его спасителями, его светом во тьме, их голоса сливались воедино, соединялись в нечто прекрасное, вечное и незабвенное, ощутимо разгонявшее весь мрак, всё горе и безысходность...
И тут Габриэль наконец понял. Ничто ещё не потеряно. Пока открыты сердца, пока не угасает человеческая вера, будет жить и надежда на спасение. Жизнь Фэйт всё ещё возможно спасти, и только он способен на это. Все эти люди были здесь, рядом с ним, появившись в самый тёмный час, и верили в него, по-прежнему всей душой верили, что он Избранный...в считанные секунды новый яркий свет, чистый и окрыляющий, вспыхнул в его сердце с такой силой, с какой не горел ещё никогда прежде. Почти ослеплённый этим светом, захватившим всю его душу и разум, Габриэль поднялся с колен и, вдохнув полной грудью, запел так громко, звучно и незабываемо, как не пел ещё никогда, позволяя всем охватывавшим его чувствам неистовыми волнами вырваться на свободу из самого сердца. Казалось, что само время замерло в благоговейном трепете в пронизанном невидимым сиянием воздухе, и звук песни слившихся в одно целое голосов взмыл к небесам...и вот тогда все увидели - глаза Габриэля и в самом деле излучали свет. Чудесный свет, шедший прямо из души. Свет, который должен был вывести душу Фэйт из тьмы...а затем они поняли - это было отражением света солнца, теперь медленно и величественно поднимавшегося из-за горизонта. Первые лучи упали на берег, прогоняя остатки ночного мрака, заиграв на морской воде золотыми бликами, несущими с собой жизнь и тепло, и переплетение в утреннем воздухе света и музыки было похоже на рай на земле...
Все сердца до единого забились с удвоенной силой, когда веки принцессы Фэйт дрогнули и разомкнулись, и жизнь снова заискрилась в её небесно-голубых глазах. В несколько секунд волшебная песня затихла, плавно растаяв в воздухе, но её завораживающие отзвуки остались в разуме и в сердце каждого присутствовавшего, должно быть, уже на всю жизнь.
- Габриэль?.. - тихо выдохнула Фэйт, приподнимаясь, и Габриэль, упав рядом на колени, отчаянно обнял её, не в силах совладать с новым потоком слёз.
- Я...я так боялся тебя потерять...я не пережил бы такого... - сдавленно проговорил он, и его голос теперь звучал совсем как прежде, а может, и ещё прекраснее...
- Габриэль, я люблю тебя, - дрожащей рукой Фэйт от всего сердца обняла его в ответ, теперь и в её глазах блестели слёзы счастья. -Я никогда больше тебя не оставлю, обещаю...
Когда они снова увидели восход солнца в глазах друг друга, на несколько мгновений показалось, что никогда и не было никакой вражды. Император Нафариус, стоявший рядом, тоже смаргивал слёзы с глаз, никак не находя нужных слов, чтобы выразить хотя бы малую часть тех неведомых прежде великих чувств, что переполняли его. Но жителям Рэйвенскилла не нужны были его слова, чтобы понять - войне и в самом деле пришёл конец. После всего, что им пришлось пережить, этот день всё-таки настал. Как они и мечтали и молились столько лет, сила музыки наконец-то победила. И если бы генерал Арис был жив, он сказал бы своим людям, что его гордость за каждого из них не передать словами...

Последние минуты номаков стали незабываемыми как для Северной Империи, так и для любого из рэйвенскиллцев. Когда Нафариус своими руками поочерёдно поворачивал в техническом отделе имперского дворца рычаги, отключавшие нойз-машины, и когда их выжигающие рассудок шумы наконец-то затихли, чтобы никогда больше не повториться, каждый чувствовал всем своим существом - с того часа всё навеки изменилось. Теперь напоминавшее ночной кошмар торжество нойз-машин было окончено, и должно быть, никогда ещё у людей из Рэйвенскилла не было так легко на сердце. Никогда ещё солнце не светило над их родной деревней так ярко, потому что каждый из сельчан знал - больше тени номаков не будут заслонять его свет. Впереди были новые горизонты, новая жизнь в лучшем мире, лучшем, чем они когда-либо мечтали. И Габриэлю и принцессе Фэйт, уже твёрдо решившей провести жизнь бок о бок с ним в Рэйвенскилле, теперь предстояло построить этот прекрасный новый мир музыки - в память о генерале Арисе и ради блага всего человечества они должны были изменить всё к лучшему, и они точно знали, что смогут сделать это. Ведь всё это время у Габриэля были силы для этого, и лишь собственный страх помешал ему признать себя Избранным, в которого так верили - однако теперь всё обещало быть иначе.
Принц Дариус всё ещё выглядел подавленным и едва осмеливался поднимать глаза от земли - во всяком случае, так казалось со стороны. Императрица Арабелль долго не решалась заговорить с сыном, а когда наконец решилась, её голос звучал по-матерински тепло и даже будто бы сострадающе.
- Думаю, ты и сам до конца жизни будешь жалеть о содеянном, Дариус, - сказала она, - и это будет лучшим уроком для тебя. Но на твоём сердце лежит ответственность, которая была бы непосильным грузом для многих из нас, и было бы бесчеловечностью не попытаться понять тебя. Сегодня ты прощён.
Изменился и сам император Нафариус. Угроза гибели Фэйт, нависшая над ним этой ночью, и в самом деле помогла ему прозреть и открыть в себе другого человека, лучшего, чем он был прежде. И теперь он точно знал, как ошибся прежде, знал, что музыка не несёт в себе зла, напротив - она способна сподвигать людей на настоящее чудо, и её прекрасной силе нет конца. Он никогда больше не будет тираном, никогда не оглянется на своё тёмное прошлое, от которого теперь остались лишь страшные воспоминания. Как и Арабелль, он нашёл в себе силы простить то, что сделал Дариус: в конце концов, ему ли было не знать, каково это - потерять верный путь во тьме, овладевшей сердцем...
Должно быть, единственным человеком из Рэйвенскилла, не испытывавшим счастья от долгожданной победы, был Ксандер. И хотя он заметно старался улыбаться, когда встречался с кем-то взглядом, в его глазах была неизмеримая боль, на самом деле не позволявшая испытывать даже малую часть той радости, что сейчас переполняла всех вокруг него.
Когда солнце уже поднялось на вершину неба, Рэйвенскилл выглядел как никогда полным жизни - многие из сельчан просто бродили по улицам, наслаждаясь чудесным утром и осознанием того, что больше им не придётся трепетать от страха, видя на горизонте зловещие тени номаков, прятаться от их хаотичных гудящих шумов, жестоко вторгающихся в мозг...теперь отовсюду, приветствуя новое начало, звучали голоса, словно бы искрящиеся радостью, но в то же время потаённая тяжёлая тень печали не покидала их вместе с именем генерала Ариса:
- Ты только подумай - всё-таки этот кошмар закончился!
- Не верится, правда?
- Если бы Арис был здесь с нами...
- Верно...мне будет не хватать его...
- Перестань, что бы он сказал, если бы знал, как мы печалимся в такой счастливый час?
- Он многому научил меня, благодаря ему мне было за что бороться всё это время...как жаль, что он уже не увидит нашей победы...
В какой-то момент, когда в очередной раз отзвучали слова, похожие на эти, Габриэль вдруг заметил краем глаза: Ксандер, в одиночестве сидевший на траве неподалёку, резко встал и, глядя в землю, быстрым шагом направился к лесной роще - прочь от Рэйвенскилла. И Габриэль моментально понял, куда именно. Он вспомнил: каменистый морской берег в Райской бухте всё ещё хранит следы пролитой крови погибшего генерала. От этой мысли новая страшная боль вдруг ожила в сердце Габриэля, и сам того не замечая, он развернулся в сторону Ксандера, неотрывно глядя ему вслед. Фэйт, шедшая рядом, остановилась и сочувствующе тронула Габриэля за руку, без слов понимая ту скорбь, что вновь начала безмолвно терзать его сердце.
- Фэйт, прости, я скоро вернусь, - тихо пробормотал он и словно по велению инстинкта неслышно зашагал за Ксандером вглубь леса. Сейчас они нуждались друг в друге, и вернуться на место смерти Ариса они должны были только вместе.
В Райской бухте всё так же ярко светило солнце...и в то же время что-то неуловимо изменилось. Не только здесь, но и словно бы во всём мире - что-то, не имевшее отношения к окончанию войны. Без Ариса ничто уже не будет прежним. Габриэль и Ксандер долго стояли на берегу молча, и Габриэль видел, с каким трудом тот снова борется со слезами, окидывая взглядом искрящиеся под солнцем просторы моря. Должно быть, слова здесь были не нужны - существуют ли такие слова, чтобы успокоить боль утраты в сердце осиротевшего ребёнка?..
Долгое время Габриэль молча предавался воспоминаниям. Не так давно Ксандер рассказал ему всю правду о последних днях жизни Ариса, и теперь он не знал, что и думать. Ему не хотелось задумываться о том, что совершил Дариус, и мысли путались, теряясь в потоке болезненного горя.
"И всё-таки как внезапно окончилась эта борьба, - подумал он, - не только для Ариса, но и для всех нас..." Сейчас казалось, будто минула целая вечность с того дня, когда Нафариус, появившись в Рэйвенскилле, объявил сельчанам о начале открытой вражды...и всё же Габриэль отчётливо помнил - должно быть, единственным, кто не дрогнул перед лицом новой страшной опасности, был Арис. Теперь могло бы показаться, что уже тогда генерал точно знал - этот день, день победы, непременно придёт...и ведь это была чистая правда. Он и в самом деле знал, что Рэйвенскиллу суждено одолеть врага. Не просто надеялся, а действительно твёрдо знал об этом. Он всегда верил в свой народ. И всегда по-настоящему верил в Габриэля...
Ксандер, стоявший рядом, тяжело вздохнул, так ничего и не сказав, и Габриэль вместе с ним. Недавняя возносящая до небес радость об окончании войны начинала меркнуть, снова затмеваемая ужасной, неугасимой скорбью...
"Да...мы смогли победить, но...во что же теперь превратится жизнь без тебя?.."
- Брат...услышь меня... - звучный голос, отдающийся в голове глубоким и мелодичным эхом, вдруг зазвучал в мозгу Габриэля. Именно так, именно в мозгу - Габриэль был более чем уверен, что этот голос раздаётся не извне. Он словно не принадлежал этому миру. Однако Габриэль сразу же узнал его - и застыл, поражённый до самых сокровенных глубин души, слёзы подступили к горлу, когда он осознал, что каким-то образом, каким-то непостижимым чудом снова слышит брата...
- Арис? - выдохнул он, откуда-то точно зная, что никто, кроме генерала, сейчас не способен услышать его слов, - Это...это и правда ты?..
- Ты же знаешь, я не могу уйти, не попрощавшись с тобой. - Голос Ариса был спокоен и полон необыкновенной теплоты и сострадания. А спустя мгновение...словно волна пламени пробежала по телу Габриэля. Он не поверил своим глазам, когда увидел его - прямо здесь, у самой кромки воды. Облик Ариса был каким-то неестественным, отчего-то он выглядел странно отчуждённым и абсолютно не гармонировал с окружавшим его миром, и от одного взгляда на него сердце затрепетало в груди Габриэля, но всё-таки это был он. Серебристо-зелёные, точно покрытая первым инеем листва, глаза Ариса сияли ярче всех звёзд в ночном небе, а на его лице была необыкновенно светлая и лучезарная улыбка...никогда ещё Габриэль не видел такого тепла и такой искренней, такой пламенной любви в его улыбке. Долгие годы Арис возглавлял тяжёлую борьбу, отдавая все силы на вселение надежды в сердца жителей Рэйвенскилла и в первую очередь в сердце самого Габриэля, и сейчас он выглядел так, словно наконец-то сбросил с плеч непосильный груз и не верил своему счастью, приветствуя новую свободу...однако в то же время улыбка Ариса была исполнена какой-то затаённой тихой печали и отрешённости, словно его мысли сейчас были где-то далеко, словно прямо сейчас генерал видел то, чего не мог видеть никто другой...
Рядом с Габриэлем тихо ахнул Ксандер - он смотрел прямо на Ариса заворожённым и потрясённым взглядом, поднеся отчаянно дрожащую руку ко рту, и его широко раскрытые глаза в одно мгновение заполнились слезами. Арис подошёл к брату с сыном; солнечный свет, заливавший его фигуру, создавал видение неземного золотого свечения, исходившего от него. Габриэль замер, каждая клетка в его теле трепетала от смешанных чувств счастья и невыносимого горя, когда он смотрел на призрачную ауру брата, чьё остывшее и залитое кровью тело давным-давно забрали в Рэйвенскилл...и хотя мерцающий взгляд Ариса, обращённый теперь на оцепеневшего Ксандера, был яснее и красноречивее любых слов, спустя мгновение генерал снова заговорил, на этот раз не в силах сдержать горькой печали в своём неуловимом для чужого слуха голосе:
- И не могу просто так оставить сына без отца...Ксандер, мне так жаль... - Он с тяжёлым скорбным вздохом опустился на одно колено перед сыном и крепко сжал его трясущуюся руку, заставив его вздрогнуть и снова беззвучно заплакать. Голос генерала начал вздрагивать и прерываться, словно и он с усилием удерживался от слёз...
- Когда ты едва родился, в последние минуты жизни твоей матери...я поклялся ей и себе всегда защищать тебя, чего бы мне это ни стоило...но вместо этого...вместо этого теперь я могу лишь сказать - береги себя...
Секунду или две Ксандер молча боролся с собой, стиснув зубы и ни на миг не отрывая красных от слёз глаз от отцовского лица. Невольно в глубине души Габриэль поразился, насколько этот мальчик похож на самого генерала...а спустя несколько мгновений Ксандер заговорил - он не мог перестать тихо рыдать, и его голос неудержимо срывался:
- Папа...я никогда не забуду того, что ты сделал, чтобы спасти меня...спасибо тебе за всё...
- Всё будет хорошо, Ксандер. - На лице Ариса снова расцвела улыбка - слабая, сквозь боль, и всё же ласковая и утешающая. - Ты стоишь на пороге нового мира, того мира, за который я боролся все эти годы...Рэйвенскилл всё-таки победил, и ты проживёшь счастливую жизнь...именно такой жизни и желала тебе твоя мать...и я тоже...
В секундной тишине Габриэль почти слышал учащённое сердцебиение Ксандера, сражавшегося с ураганом эмоций внутри себя...однако когда мальчик снова обратился к отцу, его дрожащий голос будто бы несколько окреп, и слова звучали почти твёрдо, почти как у самого Ариса в тяжёлые для Рэйвенскилла минуты:
- Без тебя моя жизнь не будет прежней, отец...но я буду сильным. Как ты. Я ведь не останусь один...
- Ну конечно. - Арис ласково погладил сына по волосам и медленно поднял на брата свой грустный, надеящийся и согревающий взгляд. - Габриэль...
Договаривать до конца не было нужды. Габриэль всё понял задолго до того, как Арис заговорил с ним. Знакомая жестокая боль вновь начала нарастать в его сердце, и всё же он заставил себя обратиться к Арису, ровно и уверенно, как только мог, невольно повторяя судьбоносную клятву, принесённую некогда самим генералом:
- Не беспокойся. Я позабочусь о Ксандере, обещаю.
- Спасибо тебе. - Арис поднялся на ноги, посмотрел долгим, светлым и печальным взглядом прямо в глаза Габриэлю, словно читая его мысли, и тихо прибавил: - Прошу, не печалься...
Его рука, странно холодная и будто бы какая-то нематериальная - прикосновение чувствовалось словно сквозь тонкий слой стекла - мягко легла на плечо брата, и после этого Габриэль уже не мог сдерживаться. Слёзы боли и горя ручьями потекли из его глаз, и слова отчаяния начали вырываться неконтролируемыми обрывками, опережая разум:
- Я...Арис, я никогда и представить не мог...я так мечтал встретить победу вместе с тобой...
- Пожалуйста, не плачь..и я ждал, что разделю с тобой победу, но...здесь я бессилен, - Голос Ариса невольно дрогнул, и он произнёс уже куда тише, утирая слёзы с лица Габриэля: - Я едва было не предал тебя, брат...ты сможешь простить меня?..
От этих слов у Габриэля перехватило дыхание, а на глаза непроизвольно снова навернулись слёзы, когда он увидел тяжёлое, болезненное сожаление, раскаяние и горечь в лице Ариса, и на миг попытался представить, каково брату вспоминать обо всём, что произошло в последние дни...
- Я...я всё понимаю правда... - он с трудом собрался с силами, заставив слёзы больше не течь по лицу. Тьма отчаяния, застилавшая его разум, начала понемногу развееваться. Новый мир, лучший, чем прежде, лучший, чем когда-либо...без Ариса мир Габриэля уже никогда не мог окончательно смениться на тот самый лучший мир, что сейчас так радостно приветствовали все кругом. И тем не менее Арис был прав. Рэйвенскилл одержал такую долгожданную победу, и теперь начиналась новая жизнь - та жизнь, о которой Габриэль всегда мечтал и которую обязан был прожить так, чтобы каждое мгновение навсегда оставило светлый след в памяти...
- Арис, - начал он тихо и необычайно уверенно, чувствуя, как с каждым мгновением сердце наполняет великая надежда. - Ты самый близкий и бесценный для меня человек, и я клянусь...в новом мире будет вечно царить музыка, не будет больше войны...так, как ты этого хотел...
Искренняя окрыляющая улыбка вновь осветила лицо Ариса, и этого было достаточно, чтобы мрак отчаяния, заволакивавший сознание Габриэля, был в одно мгновение озарён необыкновенно ярким и чистым светом веры и надежды.
- Я тоже люблю тебя, Габриэль...я никогда не покинул бы тебя, если бы мог... - Арис коротко судорожно вздохнул, теперь его усилия, вкладываемые в попытку сдержать слёзы, стали заметными, хотя его по-прежнему счастливая и одновременно такая печальная улыбка так и не сходила с губ. - Спасибо, что ты всё-таки сделал это, спаситель Рэйвенскилла...благодаря тебе я могу уйти со спокойной душой. И...Ксандер...
Его взгляд вновь встретился со взглядом сына. Ксандер всё ещё беззвучно плакал, но очевидно чувствовал всё ровно то же самое, что и Габриэль. Когда он снова заговорил, его голос звучал с небывалой твёрдостью, за которой почти не было слышно прежней всеобъемлющей скорби:
- Ты ведь всегда будешь рядом, верно?.. Ты и мама...вы будете гордиться мной, отец, я обещаю. Покойся с миром.
- Я уже горжусь тобой, Ксандер, - тихо ответил Арис и снова обнял сына за плечи. Голос генерала вновь начинал дрожать, но глаза всё так же сияли, в них не было и следа слёз. - Ты не представляешь, насколько. Однажды ты станешь великим предводителем Рэйвенскилла, и уж точно лучшим, чем я...я счастлив, я по-настоящему счастлив слышать такое от тебя. Я знаю,  ты сможешь оправиться от пережитого. Ты сильнее, чем думаешь, хотя я и понимаю, каково тебе сейчас. Пожалуйста, прости меня за эту боль...но ты своими глазами видел, на что способна музыка, и поверь мне, теперь твоя жизнь будет... - на несколько секунд он замялся, не в силах найти нужных слов, затем произнёс теперь уже совсем спокойно и умиротворённо, словно сбрасывая остатки старого груза со своего небьющегося сердца: - ...воистину поразительной. И твоя тоже, Габриэль. Пусть даже и без меня...
Скорее всего, после этих слов, навсегда огнём отпечатавшихся в разуме и в душе каждого из них, все трое почувствовали - время на исходе. Ксандер молча с жаром обхватил шею Ариса и уткнулся в его плечо, позволив телу сотрясаться от плача. Сердце Габриэля дрогнуло с неистовой силой, на миг вновь наполнив всё его существо болью, и он тоже тепло обнял Ариса, в эти незабываемые последние минуты изливая всю свою неизмеримую любовь, свою непередаваемую словами благодарность за всё, что Арис сделал для него и чем без колебаний жертвовал и рисковал ради него на протяжении всей своей нелёгкой жизни...душа Габриэля словно разрывалась надвое, по лицу вновь покатились горячие слёзы, и сердце таяло с каждым мгновением не то от мучительной скорби, не то от любви и веры...
Может быть, в этом неземном отрешении минуло несколько мгновений, а может, и несколько часов...но в какой-то момент Арис осторожно отстранился, и Габриэль увидел, что он уже не удерживает слёз, застилающих его лучистые изумрудно-серые глаза.
- Что ж, мне пора... - Он с глубоким вздохом обвёл взглядом брата и сына, всё так же лучезарно улыбаясь, хотя губы у него и начинали дрожать от слёз. - Ксандер...Габриэль...у меня не было никого ближе вас. Спасибо, что сделали меня таким, какой я есть. Не надо долго скорбеть обо мне. Ваша жизнь продолжается, и скоро всё снова будет хорошо. Лучше, чем было во времена власти нойз-машин, вы ведь знаете. А я могу уйти спокойно, видя, какое светлое будущее вас ожидает...
Продолжать было уже бессмысленно. То, что происходило сейчас на уме у Ариса, было неподвластно никаким словам. От нового потока слёз всё поплыло перед глазами Габриэля, когда рука брата соскользнула с его плеча, и он видел точно сквозь залитое дождём окно, как тот медленно развернулся и уверенным широким шагом направился к морю, не оставляя ни малейшего следа на берегу. Ксандер и Габриэль молча смотрели вслед генералу, не в силах произнести ни слова, но какая буря рвущихся наружу слов бушевала внутри них...сияющие глаза Ариса устремились вдаль, отражая чистое утреннее небо, и весь его силуэт будто слился со скользящим по морю ослепительно искрящимся солнечным лучом...
- Я иду к тебе, Евангелина... - едва различимый, прерывающийся от слёз шёпот Ариса был последним, что услышали Габриэль и Ксандер; каким-то неописуемым чудом этот шёпот воплощал в себя всё - всё, что чувствовал сейчас генерал, всю его душу...эти последние слова были тем, что никогда не изглаживается из памяти, и Габриэль ещё долго слышал их несмолкающее эхо после того, как призрачная фигура Ариса тихо и незаметно растворилась в солнечном сиянии...
Габриэль вдруг почувствовал себя так, словно только что очнулся после необычно долгого сна - мысли не подчинялись ему, тлея и рассыпаясь, как зола, окружающий мир выглядел странно отдалённым, и тело на время будто бы стало чужим...но тем не менее он по-прежнему был в Райской бухте, на берегу моря, пронизанного узорами солнца и волн, и ничто здесь не возвещало о только что произошедшем, точно и не было ничего. И всё же Габриэль просто знал - было. И было наяву.
Ксандер, стоявший рядом с ним, сдавленно всхлипнул, прикрыв глаза ладонью. Без лишних слов Габриэль обнял его и сам сморгнул слёзы с ресниц, неотрывно глядя в бескрайний горизонт. На долю генерала Ариса выпала тяжёлая судьба, ноша ответственности, с какой смог бы справиться далеко не каждый; он погиб как герой, сражаясь за своих близких и за свой народ, и он ушёл из жизни с единственной и неизменной мыслью - лишь бы самые дорогие ему люди были счастливы  и никогда не теряли веру...стоило Габриэлю наконец-то осознать это в полной мере, как самая безжалостная волна внутренней боли начала ослабевать, и разум прояснился, как небо после затяжного ливня, а вместе с ним начали проясняться и затуманенные слезами глаза.
"Прощай, брат. Спасибо тебе, что ты был в моей жизни."
Его мысли удивительно совпали с мыслями Ксандера. Слова здесь были ни к чему. Тот точно так же смотрел в спокойную синюю даль моря, и на душе у него понемногу становилось легче, несмотря на зиявшую в сердце рану, уже никогда не способную зажить окончательно. Впереди была новая эра - та, о которой совсем недавно человечество могло только мечтать. Жертва его отца не была напрасной, остальное не имело значения. И Ксандер был более чем уверен - даже несмотря на страшную утрату, навсегда оставившую роковой и неизгладимый след в его сердце, жизнь в этом новом светлом мире возрождённой музыки, гармонии и свободы обещала быть воистину поразительной.


Рецензии
Прекрасно, выразительно написано! Думаю, что авторы оперы могут только гордиться таким изложением их произведения. Все характеры раскрыты, созданы очень яркие образы, чудесный язык. Великолепный дебют! Желаю творческих успехов и наград :)

Седутрэ   29.11.2016 20:23     Заявить о нарушении