Вздыхаю и глаза мутнеют

Что нас толкает в путь? Тех – ненависть к отчизне,
Тех – скука очага, еще иных – в тени
Цирцеиных ресниц оставивших полжизни –
Надежда отстоять оставшиеся дни.
………………………………………
О, ужас! Мы шарам катящимся подобны...

Шарль Бодлер. Плаванье. (Перевод М. Цветаевой).

Фрегат – современная копия деревянного судна петровского времени. Поднимаюсь на борт. Владелец, показывая дорогостоящую игрушку представителям творческой интеллигенции, по-купечески распахивает дверь отделанной синим плюшем каюты: «Пассажирская. Могу взять в плавание одного из присутствующих. Есть желающие?» Перестанем делать глупости, значит, состарились. «Я!» Писатель – профессия щегольская. Все равно, куда, зачем, лишь бы отправиться в путь. Присутствующие смотрят как на нахального камикадзе. Завистливо-злобная тишина. Правильно, с плохим настроением надо сидеть дома – дешевле. Всю жизнь непонятно чего ждем, затем оглядимся и видим, что впереди… тупик. У шокированного хозяина роскоши от удивления глаза округляются. Недовольство на его лице написано настолько сочными мазками, что после окончания презентации под названием «С миссией дружбы по Европе» многие гости из любопытства задерживаются. Пристальные взгляды, объективы телекамер. Руководитель похода, он же собственник корабля, учиняет небольшой допрос: «На яхтах плавали?» «Доводилось». «Как на счет здоровья?» «Не жалуются...»

Вечером, тринадцатого, шестипушечный парусник, загруженный по самую ватерлинию ящиками с национальным опьяняющим напитком и мешками с провиантом, отчаливает.

Лучшая погода – разнообразная: утром перекручивает винтом, качает и валяет в трех измерениях. Фрегат, оснащенный прямым парусным вооружением и небольшим двигателем, не очень успешно борется со штормом. В море характер и здоровье каждого обрисовываются яснее – ревнивых не укачивает. Таковых на судне: капитан, переводчик и... пассажир. Прочие лежат нетрудоспособным балластом. Руководитель дурпохода рвется вплавь добраться до берега, его супруга стонет: «Легче двойню родить, чем такую качку переносить». Стою на вахте, держусь за штурвал. Уши трепещут от ветра, как вымпела. Кошмар, небо с землей соединилось. Ныряем в волны. Ничего не нужно, кроме удачи. Сильный крен. Стресс пожирает силы. При хрупкой конструкции организма это может отрицательно сказаться на психике. Требуется восстановление. Испытываю странную форму морской болезни – напал жор. Уничтожаю презентационные продукты. Но, как говорит Карлсон: «Пустяки, дело житейское».

«Плывем на запад, солнцу вслед, покинув отчий край...» Через трое суток шторм немного стихает. Небольшой самолет облетает фрегат. Опознавательных знаков не разглядеть. Улетает, на прощание помахав крыльями. Начинаем искать спасательные средства. Находим два чемодана с надувными плотами. Никто не знает, как ими пользоваться, но на всякий случай ставим в кают-компании.

Слово «Русь» происходит от шведского «Роси». В «Сказании о призвании варягов» из Повести временных лет по Ипатьевскому списку под 862 г., говорится: «призванные править варяги (викинги, братья Рюрик, Синеус и Трувор) назывались Русью. И от тех Варяг прозвася Русская земля». Скандинавов в Византии звали «рос» (на греческом) или «рус» (на арабском). До сих пор финское слово Ruotsi используется для обозначения Швеции.

Море залечивает раны и очищает душу. Чтобы всласть налюбоваться молчаливыми гранитными шхерами, в Стокгольм следует прибывать со стороны моря. Переодеваемся в мундиры петровской эпохи. Пугая тихих шведов, палим из пушек. Стоянку получаем в роскошном месте – напротив Королевского дворца. Команда бросается собирать пустые железные банки и требует «экскурсию» на свалку.

Жизнь – бесконечные грезы. Забыв о прозе реальности, бродить по узким улочкам средневекового города, мечтая об упоительной романтике рыцарской любви и собственном замке.

На одной из этих крыш живет Карлсон – «красивый, умный и в меру упитанный мужчина, в самом расцвете сил!». Говорят, на дверях дома Астрид Линдгрен, было написано: «Без приглашения просим не беспокоить. Премии принимаются по четвергам».

Старый город, дворцы, чугунные решетки, воздушные новые кварталы. Набережные серебрят сердце. А как насчет поимки лосося килограммчиков на пять-десять? И чтобы от страха перед наказанием острога не выпадала из рук? И чтобы не в Тмутаракани, а в центре европейского города?

Венеция – дряхлеющая королева Адриатики, у которой дурно пахнет изо рта. Иерусалим – умудренный сединами старец-долгожитель. Стокгольм – молодящийся, поджарый джентльмен, лощеный и модно одетый, выглядящий на миллионы долларов. Все новое, с иголочки и… колется немилосердно.

10 декабря король Швеции вручает Нобелевские премии пяти самым выдающимся деятелям мира в области медицины, физики, литературы, химии и экономики. «Динамитная» премия, согласно завещанию Альфреда, не присуждается математикам – провинились: жена Нобеля ушла от него к математику. Если даже это и не так, то все равно придумано красиво.

Культура – среда обитания людей. В Стокгольме, в Швеции легко дышится. Может, потому, что в Швеции не было крепостного права?

Несколько шведов и один англичанин, гомосексуалисты, приехали на остров в районе Большого Стокгольма. Купаются, загорают, естественно, без всякой банальной одежды. Неожиданно появляется пароходик. Хватают полотенца, шведы оборачивают их вокруг бедер, а англичанин… прикрывает лицо. Действие жителя туманного Альбиона вызывает удивление шведов, англичанин парирует: «У нас в Великобритании людей узнают по лицу...»

Русский культурный центр. Выступление не собрало много публики. Присутствующие обыватели, ограниченные в средствах, но не пахнущие нафталином, в основном бипатриды. У каждого своя причина эмиграции, свой апокалипсис. Мнения разные.

«Больше не надо думать. Все за нас заранее продумано, разжевано и даже пережито. Надо спокойно жить и не реагировать, что никому не нужен в этой стране».

«Государство и родина – далеко не одно и то же. Нельзя любить страну, считать лучшей только за то, что ты в ней родился».

«Счастье, которое нам приписывают другие, только усугубляет тоску».

«Эмиграция не поиск удобств, не побег в нормально общество, это попытка второй жизни».

«Деньги – свобода. А свобода для человека искусства – жизнь».

Но все научились заявлять: «Мои бытовые проблемы – это проблемы правительства!»

Дантон утверждал, что родину нельзя унести на подошвах своих сапог, но многие даже пыль с сандалий стряхнули.

Альгаротти сказал: «Петербург – окно, через которое Россия смотрит в Европу». Затем Пушкин в поэме «Медный всадник» написал, что Петр - I прорубил окно в Европу (простим гению небольшой плагиат). Но, похоже, в это «окно» нашим соседям до сих пор неприятно сквозит...

Вальяжно развалившись в шезлонгах, сидим на огромном балконе на набережной Страндвэген, в самом престижном стокгольмском районе Эстермальма. Дом принадлежит моему собеседнику. Облизываю взглядом витрины лежащего у ног город. Любуюсь зданием театра, из которого Ингмара Бергмана в наручниках увезли сотрудники налоговой полиции: убийство и насилие – меньшие преступления, чем утаивание налогов. Хозяин философствует и возмущается: «Застеклил балкон, естественно, свалил на нем хлам, заставили сломать – вид фасада, видишь ли, испортился».

В Швеции в течение одного года можно ездить, имея водительское удостоверение, полученное в другой стране. Несколько иммигрантов из бывшего СССР, в шлюзовом лагере ожидавших получения вида на жительство, катались на машинах по всей Швеции без водительских прав. Останавливает полицейский, пожалуйста, предъявляет… комсомольский билет. Страж порядка смотрит – чем не российское водительское удостоверение: на корочке Ленин – нормально; раскрывает – фотография имеется, орденов целая шеренга (русских хлебом не корми, награди орденом), кроме круглой печати, напротив колонок цифр стоит несметное количество штампов – аккуратный налогоплательщик. Извините за беспокойство, езжайте дальше.

Человек никогда не знает, откуда на него обрушится удар. Каждый день приносит новый спектакль, новую сенсацию. Станция «Вылезай». Так не договаривались. Как часто действительность кажется неправдоподобной.

Русский приходит в Швеции в банк, просит ссуду – 1000 крон. Сумма небольшая, но банковский клерк говорит: «Нам нужна гарантия того, что вы вернете деньги». «Нет проблемы, оставляю в залог «VOLVO» модели «S90». Через месяц странный клиент появляется. Все без обмана: отдает ссуду, платит проценты с 1000 крон, они смехотворные, получает обратно автомобиль, пожимает руки, собирается уходить, но сгорающий от любопытства управляющий банка спрашивает: «Извините, пожалуйста, но я не понял, почему вы, имеющий такую отличную автомашину, следовательно, человек не бедный, брали у нас ссуду, да еще такую незначительную?». «Все очень просто – отвечает россиянин, – Мне надо было съездить на родину, автомашину оставить негде, а вы ее взяли и охраняли. Где бы я еще нашел такую дешевую стоянку-парковку?..»

Заботы убивают так же, как болезнь. От них надо держаться подальше. Вперемежку: аферисты всех мастей, ярко выраженные финансовые излишества соблазны сладкой жизни. Из всех эстрадных зрелищ сохранится только стриптиз. Очень много красивых женщин и все, как назло, молодые, а ты уже не тот… «Пью только минеральную. От водки мерещатся ужасы – дамочки с волосатыми лобками». Жизнь у нас одна, а потому прожить ее надо как можно приятнее. В «магазине» моего «Узи» такого патрона еще не было. Пузырюсь от навязчивой идеи. Погретая пятизвездочная постель. В молодости не такое вытворял…

Завтрак – «шведский стол». Куда, куда? Про запас! День только начинается. Притворяюсь глухонемым. Спасибо, хлеба у меня и дома много.

Все проходит. Комедия удовольствия, увы, часто оборачивается неприятностями. Нравится тратить деньги, но не до такой же степени. Такое ощущение, что Стокгольм ставит цель – разлучить вас с деньгами. «Почему так дорого, я всего лишь переночевал в гостинице, а не покупаю ее?» В кармане обнаружилась дыра: были бы деньги – потерял. Люблю создавать себе трудности. Повсюду есть люди, от избытка самомнения потерявшие способность быть добрыми. Выводят после того, как в знак протеста в холле отеля открываю ножницами банку килек в томате. Похоже, российские писатели здесь не в почете. Не беда. Роскошь укорачивает жизнь, да и мне в этой обдираловке порядком надоело.

Турист мечтает вернуться домой. Путешественник может никогда не вернуться.

При разговоре сотрудники посольства стоят красиво: ноги расставлены, руки за спину, только еще каблуками не щелкают. Деньги? Какие деньги?

Когда человеку нечего терять, он легче идет навстречу приключениям. Надо, чтобы не мы равнялись на моду, а мода равнялась на нас. Одежда должна придавать уверенность. Когда негде ночевать, необходимо, по крайней мере, быть одетым в костюм с хорошей родословной. Бедный, как тебя потрепал эмоциональный день.

Пока человек не сдается, он сильнее своей судьбы. В деловой век нужно уметь быть романтиком. Один из самых любимых периодов в году – бабье лето: матовое, дурманящее, рыжее. Толстый ковер ржавых, мокрых, наполовину затоптанных листьев, постепенно смешивается с землей. Закат переходит из оранжево-золотого в пылающе-багряный. Тихая вечерняя прохлада.

Контрасты привлекают. Если бы все были счастливы, никакой Бог не был бы нужен. Беда сплачивает людей лучше, чем удача. Самое безопасное место во всей Швеции. Торбочка со шведского стола пригодилась. В трезвом виде жизнь иногда невыносима. «Два виски в чистые стаканы». Веселость – лучшее из всех лекарств.

Смотрят на нас, точно на заморских попугаев. Шквал спокойствия. Наглость – лучшее средство в борьбе с законом. «А где же ночевать, как не у здания парламента – рассадника вашей пресловутой демократии? Ваша соотечественница сюда заманила…» Полиция предпочитает хватать безобидных.

Ничего у меня нет, кроме гадкого характера: ни кредитки, ни налички, а дорожную сумку предусмотрительно припрятал в камере хранения. Могу предложить туалетную бумагу в виде рулона евро. Убеждаюсь, что в любой части света бумажка – вещь нужная. Иностранные языки знают, но не понимают. «Написано, что путешествует убогий русский и ему надо помогать…»

Жизнь переменчива, колесо фортуны все время вертится. Такое хранят не в тисненной золотом записной книжке или резной шкатулке, а в потаенном уголке памяти, пересыпают мечтами, словно лепестками роз, и достают только в абсурдных случаях. Номер телефона солнечным зайчиком скачет в голове. Ворвался в вереницу однообразных зарешеченных часов, оживил знойные воспоминания. Счастливая улыбка в сочетании с нездешним взглядом удивляет и настораживает блюстителей закона, явных неудачников. Предвкушение колоритной встречи окрашивает настроение в благостный тон.

Советовали переменить обстановку: первая мысль – сменить любовника, но весьма распространено, хлопотно и больше в парижском духе, с грустью сменила… страну. В России коллекционировала чудаков – задвинувшихся писателей и художников, здесь у нее поместье под Стокгольмом, недалеко от замка Грипсхольм. В отличие от новоявленных российских богатеев, копающих и копающих свои дворянские корни, невзирая на то, что их предки жили за чертой оседлости, она настоящая баронесса.

В ней видна порода. Впрочем, легко роскошно выглядеть или иметь хороший вкус, когда у тебя много денег. Рыжее буйство, домашняя улыбка, удлиненные пальцы скрипачки, коленочки в черных чулочках и… защемило. «Приехал за поэтическим убежищем?» И вдруг слезинки-виноградинки засверкали на ресницах.

Путешествовать – значит жить. «Два билета с поправкой на профессию...»

«Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, несбывшееся позовет вас». Иногда бывает приятно, когда можно ни о чем не думать. Счастливы люди, которые могут свободно обращаться со временем, ничуть не опасаясь за последствия. Приятно сидеть на палубе неторопливо пробирающегося по шхерами парома, любоваться освещающим верхушки сосен заходящим солнцем и, перелистывая минуты, предвкушать, когда часы пробьют… активный отдых. Мечты, мечты вперемежку с горчинкой и любовью. Накрапывает музыка. Светлое пиво в запотелых бокалах, икра ряпушки, немного оленины. Пить вредно, зато приятно. «Без женщин отдых не впрок. Без тебя скучно даже в Стокгольме. Копенгаген приличный город?» «Твои письма спасительная соломинка, глоток свежего воздуха, талисман от неудач». Обволакивает сентиментальное настроение с привкусом меланхолии. Сентябрьская ночь: упоительная, пьянящая. Над головой небо темнеющее, рассыпающее алмазы, рядом камешек бриллиантовый. «Пахнешь ароматом цветов дальних стран и свободой».

Ночи любви пролетают на быстрых крыльях…

«Зачем мы люди, почему?». Жизнь выглядит как набросок. Воспоминаниями никто никого не удержал. Мчусь по освещаемому собственной глупостью ночному, пустынному шоссе. В Стокгольм не хочется вернуться, из него не хочется уезжать, однако предадим эту идею забвению… Всякое путешествие продолжается после того, как закончится, но никогда никуда не надо возвращаться. Идущая вкривь и вкось жизнь подобна красивой женщине, от которой всегда ждешь обмана.

Санкт-Петербург – Стокгольм – Санкт-Петербург – …