Моё. Шолохово

                Шолохово.
      Наш поёзд прибыл на станцию со странным названием: Чортомлык. Нас всех выгрузили со всем скарбом на платформу. Мы с Володей успели оббегать привокзальную местность, всё для нас здесь было необычно. Время от времени  раздавался откуда-то сверху громогласный голос, который вещал, что на станцию Чортомлык прибыл поезд такой то и от туда то. Потом тот же голос с неба говорил, что поезд отправляется, и так далее. Прямо из стены вокзала, торчали две трубы и из них текла вода горячая и холодная. Даже деревья здесь были  необычные, мы здесь впервые увидели шелковицу, абрикос. В привокзальных ларёчках чего только не продавали конфеты, какие хочешь и леденцы, и горошек, и подушечки, и в фантиках и без.
      Взрослые также как и мы знакомились со всем окружающим. Вскоре за нами приехали большие телеги-арбы с решетчатыми, в виде лестниц, боковинами, и мы продолжили наше путешествие. Вокруг, куда ни глянь, простилалась окружала степь, местами поделенная посадками  из акаций и абрикосов. 
      Населённые пункты следовали один за другим. Проезжая через посёлок с названием Рудник мы увидели громадные горы породы. К их вершинам по натянутому тросу ползали туда и обратно вагончики, высыпавшие породу на вершине. Между этими горами породы располагались шахты на высоких башнях которых крутились громадные колёса, качавшие воздух шахтёрам под землю. Кругом всё грохотало и скрежетало, дымилось и сверкало снопами искр. Из Рудника дорога резко уходила вниз к мосту на реке со скалистыми берегами, перед мостом висел указатель - Шолохово. Мы уже знали, что это и есть конечный пункт нашей поездки.
      Село Шолохово расположилось в месте слияния речек - Бузулук и Солёной. Вдоль речки Солёной село вытянулось аж на семь километров. Эта часть села так и называлась - Солёна. Солёна представляла собой две параллельные улицы; улица протянувшаяся возле реки называлась имени Ленина, верхняя, естественно называлась имени Карла Маркса. Дома здесь были сделаны из глины, обмазанные глиной побелённые и крытые камышом. Возле домов располагались хозяйственные постройки: это непременно летняя кухня, сарайчик, нужник и сад с огородом. За верхней улицей выше по склону виднелись ветряные деревянные мельницы, с громадными крыльями, в виде креста. За нижней улицей поблёскивала гладь реки, которая чем дальше мы ехали, тем шире она становилась, и достигла невероятных размеров - километра два три. Двигаясь по улице Ленина наш караван, то и дело останавливался, и последняя арба с переселенцами оставалась возле указанного дома, остальные ехали дальше. Так мы доехали почти на край села, где нашей семье достался длинный дом, разваленный с одной стороны. Возле дома стоял каменный погреб, подальше у забора высилась большущая верба, а под ней колодец. Сзади дома стояли высоченные акации, с торца дома росла роскошная шелковица. Вдоль дороги тянулся забор по местному - мур сложенный из камня- известняка, такой мур тянулся по всему селу, с этого камня здесь были выложены и колодцы и погреба и некоторые здания. Через дорогу как раз и стоял здоровенный домина, сложенный из известняка.
      Очень скоро стало ясно, что жить как жили раньше - одной большой семьей,  здесь не удастся. Так как мы с мамой и сестрой приехали нелегально - без билета переселенца, то мы сразу были обделены. Всем выдали деньги на устройство - взрослым по 300,а несовершеннолетним по 200рублей, нам ничего было не положено.
     Все сразу же приоделись, все кроме нас, конечно. Выдали также на первое время немного продуктов - картофеля, свеклы, крупы, и даже арбузов и дынь. Всё это выращивалось в колхозе, и не только это. Нам, естественно ничего не дали. Особенно обидно было за арбузы и дыни этих деликатесов мы раньше  не знали. Это было первое знакомство с непонятной несправедливостью.  Дом оказался тесным для такого большого семейства, на этой почве начались разногласия, в первую очередь это коснулось нас с мамой и сестрёнкой. Нам пришлось уйти на квартиру на край деревни, поближе к маминой работе - к свинарнику.
      Здесь в Шолохово многое для нас было ново, мы впервые увидели абрикосы и шелковицу, которые росли на каждом углу. Эти деревья хорошо рассевались и росли сами по себе. А сады ещё не насадили так как ещё не давно за каждое дерево драли налог. Старые сады пострадали ещё в войну что сгорело от пожара, а что сожгли сами в печах. А ещё здесь повсеместно рос паслён, это такие ягоды чёрного цвета, растущие на кустиках похожих на помидорные. Из этих ягод местные жители делали всё: вареники, пироги, компоты, варенья, кисель. Впервые здесь мы увидели электрические лампочки, которые висели домах, а также на столбах: у магазина, у колхозной конторы и на фермах, у свинарников, коровников пол громадными жестяными абажурами. В домах электричество было проведено, красивыми цветными проводами, на фарфоровых роликах, с круглыми чёрными выключателями и такими - же чёрными розетками и патронами для лампочек.
         Мы с мамой и сестрой Галей поселились на квартире, у старенькой бабульки, в небольшом двухкомнатном домике. Мы с Галей были предоставлены самим себе, мать очень рано уходила на работу, когда мы ещё спали. Хозяйка дома,  тоже не сидела дома, она куда-то уходила с самого утра запирая нас с наружи. Прибегала мать, кормила нас по-быстрому и убегала обратно на работу. От такой бесконтрольности  у нас случалось всякое. Однажды я решил затопить печь старыми газетами. Что-то сделал не так и у меня загорелись газеты прямо на полу, образовалось много дыма, Галя начала плакать. Я бросился к двери, чтобы открыть её, но дом оказался заперт с наружи как обычно. А окна были заделаны наглухо. На наше счастье в это время пришла мама, но она никак не могла открыть дверь, так как я нечаянно задвинул задвижку. Сестрёнка ползала по полу и истошно кричала, её рвало. У меня от дыма, нестерпимо болели глаза.  Прибежала мать и через дверь пыталась объяснить мне как открыть задвижку, но у меня ничего не получалось было темно и страшно. Наконец, изодрав до крови пальцы мне, как то удалось отодвинуть эту чёртову задвижку, и мы были спасены.      
      Мама мне всыпала  как  следует за пожар, а бабка стала ко мне относиться с недоверием, всё стала прятать от меня особенно спички. Но так как мы с Галей целыми днями были закрыты дома одни. Но вскоре я всё равно знал где что лежит.
        Однажды на печке в углу я нашёл мешочек, в котором находились сушёные абрикосы, а под ними ещё мешочек, в котором лежали бумажные деньги, половина из них была поедена мышами. Я уже знал, что деньги это хорошо, поэтому я взял несколько целых бумажек. Решив, что всё равно их едят мыши, а бабка о них наверно забыла. До магазина я деньги не донёс, у меня старшие пацаны сумели их выдурить, продав мне за них старые тетради с несколькими чистыми листами, и пару цветных карандашей.
      Свою бабушку мы постоянно навещали, а то и вовсе оставались у неё ночевать. Она всегда была дома и хлопотала по хозяйству: кормила свиней, коз и курей, копалась в огороде, готовила кушать. Галя копошилась возле бабушки , а мы с Володей тоже находили себе занятие по душе. Естественно, у бабушки всегда находилось что-то вкусное для нас.
        Дом Хотыны был приведён в порядок, свежее - побеленный и покрашены синькой окна. Одна дверь вела в сени, где стоял большой сундук под сыпучие продукты на стенах, разные шкафчики с посудой. Вдоль стены стояла лавка, на ней вёдра и тазики и ещё много всякой всячины. Вправо от входа была другая дверь в кухню. Там половину комнаты занимала печь, и пристроена к ней печка с чугунной плитой на два отверстия с кружками. Напротив печи окно. С кухни - напротив входа была ещё одна дверь в залу - спальню где стоял фанерный шкаф и  две железные кровати с кучей подушек, сложенных одна на другую. В этой комнате было два окна. Все окна в доме были тщательно законопачены от пыли, которой здесь было в избытке. Стоило проехать машине или бричке,  да и просто ветер дунет - и уже туча пыли. Такая почва странная на дороге летом в жару, на дороге лежал слой пыли по щиколотку. Вторая дверь дома вела в сарайчик. Там стоял деревянный загончик для поросят и второй для козы, здесь же находились насесты для кур, а ещё здесь жили ласточки, свив гнёзда по углам возле самого потолка. Ласточки нам с Володей не давали покоя, нас постоянно тянуло к ним, хотелось их потрогать или просто посмотреть вблизи. Они были такие чистенькие чёрненькие и блестящие, что у нас аж руки зудели от желания их потрогать. Но бабушка строго обороняла их от нас вплоть до применения розг. Дальше, где дом был развален,  находился небольшой сеновал и стояла лестница на Чердак дома. На чердаке в сене хранились арбузы, дыни и груши гнилушки.
      Как-то вечером, когда Галя уснула, я решил сходить к маме на работу. У свинарника лежала громадная куча сушёной рыбы, для корма свиньям. Рыба была вполне съедобная, но маленькая, мне удалось найти несколько штук более  приличного размера. Вскоре мне надоело копаться в рыбе и я полез на самый верх кучи. Над кучей был натянут провод с лампочками для  освещения. Одна лампочка не горела. Я заинтересовался этой лампочкой и отвернул её и ещё додумался сунуть вместо неё палец. У меня заморгало в глазах и я кубарем скатился вниз на землю и при этом видать ещё и вопил, потому что, когда я очнулся, то возле меня собрались все кто был недалеко. То  было моё первое знакомство с электричеством, и оно было закреплено хорошей поркой от мамы. 
        В самом свинарнике слышалось непрерывное разноголосое хрюканье и визжание. Вдоль прохода между досками загородок торчало множество поросячьих пятачков. А в самом конце в отдельных загородках лежали в соломенной подстилке громадные свиноматки, а возле них копошились стайки маленьких одинаковых поросяток. В воздухе стоял стойкий запах несколько неприятный. Но во время кормления начинал преобладать кисло-сладкий приятный дурманящий сильный запах силоса. Силос подвозили вагонетками которые скользили по закреплённому у потолка рельсу. А на полу был закреплён другой рельс по нему катали железную тачку для уборки помёта. Маленьких поросят подкармливали из бутылок с сосками как детей. Всеми  этими работами в совершенстве овладела моя мама, и вскоре за добросовестный труд колхоз ей выделил  дом, где мы и стали жить.
      Дом находился примерно посредине Солёной (так называлась эта часть деревни),через дом находился магазин, а через дорогу жил председатель колхоза со странной фамилией Шупта. Возле нашего дома располагался огород, а за домом росло несколько фруктовых деревьев. Между нашим и соседским домом рос ряд акаций, как забором разделявший наши участки. Вскоре в нашем хозяйстве появился выбракованный поросёнок, которого маме выдали как премию. Были в нашем хозяйстве куры и коза.
    Приехал из Сытницы Андрей в длительный отпуск за несколько лет и стали мы жить вчетвером. Первое время  Андрей ходил помогать на свинарник к маме, потом устроился в Руднике на шахту. Так как общественного транспорта никакого не было, то ему приходилось вставать очень рано, чтобы пешком добраться до места работы, а это 12 км. Если случалось свободное время Андрей читал книги, названия некоторых мне врезались в память, и потом через несколько лет я находил эти книги и с интересом читал их. Это были книги на которых большими были надписи: А С ПУШКИН, А П ЧЕХОВ,  ГОГОЛЬ, и др. причём я их воспринимал как: аспушкин, апчехов.
      А ещё Андрей любил рисовать и делал это очень неплохо, рисовал он в основном акварелью на больших листах фанеры, от упаковочных коробок из под спичек, которые покупал в магазине. Рисовал он по клеткам и вскоре я тоже мог рисовать таким способом. Моя память даже сохранила названия этих картин это были: Пушкин и Бенкендорф, Алёнушка, Шоколадница, Софья Перовская.
      В начале Марта в 53-ем году мы с мамой и Галей копались на огороде перед домом, и вдруг увидели как по улице бежала растрёпанная женщина без платка и что-то кричала. Когда она пробегала вблизи нас мы узнали от неё, что умер Сталин и что в 12 часов будет сообщение. На всех домах развесили чёрные флаги и все люди, которых я видел, плакали. В 12 у магазина, где на высоком столбе висел железный раструб-репродуктор, собрались жители Солёной и молча ждали. Стояла полная тишина, даже дети молчали. Вскоре из репродуктора раздался громогласный голос Левитана, он поведал что на 73-году жизни скончался великий вождь всех народов Сталин… . После траурной музыки опять воцарилась полная тишина, а потом народ стал плакать прямо навзрыд. Со всех сторон слышен был многоголосый гул, то гудели паровозы, заводы и шахты. Я мало что понимал в то время, но то, что все плакали, произвело на меня неизгладимое впечатление на всю жизнь!
 

Ручёнки в бок, а ротик до ушей,            Что был беспечен и немного глуп.
А рядом я в коротеньких штанишках.  Теперь уже задумался о многом-
Сестрёнки взор горит на сто свечей.    Ведь завтра в школу, ну а это труд.
А мой притух-, уже не тот мальчишка.   Гуляний меньше а уроков много.

Толик и сестрёнка Галя возле собственного дома в Шолохово. 1953год. Фото ;

 
    Как только начали появляться листочки на деревьях, маме в конторе выдали спичечную коробочку с личинками шёлкопряда, для выращивания. Пришёл работник из конторы собрал стелаж у нас в доме и объяснил, как и что делать. Надо было насобирать листочков шелковицы, нарубить их на мелкие кусочки и насыпать туда личинок, и потом постоянно подсыпать им свежие листочки по мере поедания. Мы с Галей часами сидели и смотрели, но вначале ничего вроде не менялось у личинок, похожих на зёрнышки мака и таких же чёрных. Но вскоре мы с Галей не успевали заготавливать листья. Личинки  превратились в неприятных червячков и страшно прожорливых. Уже листья не рубили а накладывали целыми, а червячки всё жирели и жирели. Постепенно они заняли весь стелаж, и клали мы им уже целые веточки, почти всю шелковицу обломали, а они всё росли. Теперь это уже были солидные толстые и короткие как мизинец у взрослого человека, существа, переливающиеся белым и розовым цветом. Существа шустро лазили по веткам и пожирали листья прямо на глазах. Приходилось держать запас веток в доме, так как они требовали ещё и ещё. Потом вдруг эти крепыши перестали жрать и стали только мотать головами сидя на одном месте, сооружая вокруг своего тельца из невидимой прозрачную материю, которая становилась всё плотней и плотней и уже напоминала по виду и по структуре крупный земляной орех - арахис. Приехали специалисты с большими плетёными корзинами, собрали все эти коконы и увезли на обработку. Рассказывали, что где то червяков внутри коконов усыпляли, затем разматывали шёлковую нить, на особом оборудовании. Спустя много лет мне посчастливилось увидеть весь этот процесс на фабрике ковров в Турции.
       В августе приехал Гриша с женой Машей и с сестрой жены Таней из далёкого загадочного города Кенигсберга, он там проходил военную службу, да так и остался там жить женившись на весёлой полненькой девушке Маше. Самое весёлое время провождение это было купание на речке. Лето в Шолохово было жаркое до 35 градусов, мы спасались в речке, вода в речке как парное молоко мы из неё почти не вылезали. Гриша привёз большие пластиковые мешки и резиновые буи, это ввело новые ощущения в наших купаниях. Что мы только не вытворяли, и в мешки залазили по одному  или по двое и так плавали, или сверху на буях пытались удержаться на их круглой поверхности. У Гриши был фотоаппарат и все фотографии в Шолохово делал он, спасибо ему за эту бесценную память. С Таней у нас был почти трагичный случай. За нашим домом росла громадная слива, и сливы на ней были очень вкусные, но почти недосягаемые. И вот Таня решила слазить за ними, она залезла довольно высоко и начала обрывать плоды а какие не доставала те стряхивала. Я внизу собирал падающие сливы и вдруг раздался треск и Таня вместе с обломившейся веткой обрушилась на меня. Чудом всё обошлось синяками и ссадинами, но слив наелись до отвала. А ещё на  этой самой сливе обосновалась птица сорокопут, которая ревностно охраняла свое гнездо. И если кто появлялся вблизи дерева, сорокопут пикировал сверху и клевал в голову, и это было больно. Надо  было прикрывать голову, или пробегать быстро опасное место. Особенно доставалось Андрею он не усевал убегать или забывал об опасности. И у него постоянно кровоточила ранка на голове. За то в наш двор и сад никто не лазил, боялись нашей птички.
    А ещё в нашем колхозе тогда выращивали хлопок, однажды привезли целую машину веточек с раскрытыми коробочками и мы сидели весь день отделяли хлопок от веточек. Как раз Гриша был со своими, соседи подключились, работа шла весело и быстро.
     Вечером накрыли стол прямо во дворе, весело с песнями просидели до полуночи. Потом  устроились спать под открытым небом, на мешках набитых пахучим сеном и ещё долго разговаривали. Рассказывали что-то друг другу  на перебой и никак не могли наговориться, глядя на загадочное звёздное небо. Всё меньше и меньше слышно голосов, вот уже кто то смачно захрапел, вот кто то начал подхрапывать. Звонко ровно непрерывно слившись в монотонный хор трещат кузнечики. С реки доносится разноголосое с эхом кваканье лягушек. Ну что это - с хлева робко проблеяла коза и, конечно же, ей подхрюкнула свинья, да их тоже понять можно сидят в полной темноте….
      А ещё в нашем доме появилась напасть: как только наступал вечер, в потолке или на чердаке начинало что-то шипеть и свистеть на разные голоса. Андрей всё там облазил, даже с лопатой, обыскал но ничего не удалось обнаружить, а вечером начиналось всё снова и если мы с Галей были дома одни, то  нас охватывал ужас, и мы даже плакали не помню как я, а Галя так точно. Нас как будто что-то изгоняло из этого дома.
     В конце лета, пришло моё время идти в школу в первый класс. Школа находилась недалеко от нашего дома, на верхней улице Карла Маркса.
Мне мама для школы приготовила белую рубашку обшитую цветным орнаментом на воротнике и на рукавах. Мою грудь распирала гордость, от ощущения, что наконец я пошёл в школу и от того что у меня такая красивая рубашка и пошитая мамой сумка на ремне в которой новенькие тетради и карандаши, и замечательный букварь.
      В школе мне очень нравилось, особенно когда в конце урока наш первый учитель Николай Григорович, вечная ему  Память, читал нам какую нибудь книгу. Казалось бы ничего особенного, мне и раньше приходилось слушать как читают книжку вслух. Но то были, как правило сказки, а здесь вроде ничего интересного, что-то о жизни, но Николай Григорович чтобы он нам не читал мы слушали затаив дыханье с большим интересом. С нетерпеньем мы ждали следующего дня чтобы слушать и слушать то что нам читал наш первый учитель. Потом, через много лет я нашёл ту книгу, она называлась «Повесть о далёком друге», но той магии того очарования я там не нашёл. Видать дело было в чём-то другом - в нас самих, в тех тогдашних, не избалованных бытом, в том времени, когда нам было доступно понимание того, что больше никогда не удастся понять. Когда мы удивлялись и восхищались самому обычному, что нас окружало. И верили только в хорошее.
         Удивительное дело - в школе, в коллективе хотелось, в чём то выделиться в чём то сравниться, а в чём то и подражать - в зависимости от отношения, симпатии или антипатии, к тому или другому человеку. Кроме друга по крови Володи моего дяди на пол года младше о меня у меня появился ещё друг - Алёша Захарчук, вот так образовалась наша троица закадычных товарищей. Мы все учились в одном классе, жили не далёко друг от друга примерно одного роста и достатка. Там - в школе впервые попробовали курить, поддавшись влиянию старших более продвинутых в этом вопросе. Во время большой перемены мы курили дешёвенькие папиросы «Огонёк», которые прятали  между камнями в муре у дороги. Но в нашей троице курение не нашло продолжения, мы бросили курить не начав, как следует, чем несколько уронили свой авторитет в глазах курильщиков. Наша дружба втроем приобрела более осмысленное интересное времяпровождение после уроков. Мы изучали нашу деревню и её окрестности, вместе лазили по садам, огородам, по баштанам, такое тоже случалось. Ходили в небольшие походы, в посадки, в балки, на шахты. Балки – это глубокие  и громадные канавы вырытые обильными дождями за много лет в довольно рыхлой почве. В одной мы обнаружили остатки какого-то рудного или кирпичного производства. Так как в этих местах проходили ожесточённые бои во время войн  то попадалось и оружие и патроны. А ещё далеко за селом был загадочный Гесов сад по рассказам старожилов это бывшая резиденция приближённого Гитлера Геса и мы несколько раз туда ходили, хотя это было очень далеко. Как только наша троица удалялась от села мы начинали горланить во весь голос все песни которые знали. В первую очередь были песни «Орлёнок», «По долинам и по взгорьям», «Матрос Железняк» и др…. Нападало какое-то лихое вдохновение и мы пели до хрипоты. По ночам ходили навестить или отнести еду деду Серию - Володиному отцу на баштан где он иногда работал сторожем. Уж мы там наедались арбузов и дынь до сыта, что потом несколько дней, не могли на них смотреть. Отпуск у Андрея кончался и мать приняла решение ехать опять в Сытницу, где работал Андрей.
     1953г На фото Толик и сестра Галя.