Этого никто не увидет

   Сейчас её тёмные волосы походили на сплетённую шерсть; она похудела на двадцать восемь фунтов и весила не больше семидесяти пяти; при виде еды её сразу тошнило. В свои двадцать три года она смахивала на ведьму из тех злых комиксов ужасов, после прочтения которых человек боится спать с выключенным светом в ванной или боится монстра под своей кроватью. Клои снова курила тонкий "Уинстон", снова уплывала в пучину задумчивости, пока Амелия наливала чай.
   Они сидели на кухне. На столе, покрытом скатертью с цветами, лежала вазочка, забитая печеньями. Клои пыталась сохранить хоть что-то из прошлого (лучше бы она лишилась воспоминаний, чем привычного ей повседневного рациона), и на ум сразу приходили кресты, - четыре перпендикулярно вытянувшихся руки, слегка накрашенные слабым серым тоном с левого направления, - и то, как она сидела в школе у директрисы с розовым блокнотом в блёстках, в котором было столько различных крестов, что складывалось ощущение, будто это личный дневник экзорциста.
  Было ещё кое-что, о чём она никогда не хотела говорить. Это произошло в сентябре 2001-ого года, когда папа и мама снова поссорились. Клои было девять лет, и она училась в третьем классе. Сейчас она многое поняла из того фрагмента. Папочка просто сошёл с ума.
  - Удивительно, насколько меняется наша восприимчивость, - Клои пристально посмотрела на Афелию и тяжело вздохнула.
  Конечно, её до сих пор терзало что-то, не имевшее никакой оболочки. Что-то, что было причиной хронологически сбитой идеологии брака её родителей. Это был пустой воздушный шар, парящий над миром и волей случая запутавшийся в грозовой туче. В облаке.
  Они жили в небольшом двухэтажном доме. Клои находилась в своей комнате и рисовала кресты. Она рисовала их так превосходно, что её отец, Джонатан Фенгер, мог удивиться такому потрясающему таланту. Грифель карандаша плавно пересекал фон белого листа, образуя какие-то линии, пересекающиеся и отделяющиеся друг от друга. Теперь Клои знала, что кресты были предзнаменованием.
  Клои постоянно открывала этот блокнот.
  - Я была одержимой этими рисунками, - сказала она Афелии, - я не могла нарисовать ничего, кроме этого...
  Её мама, Мелисса Фенгер, тот день провела на кухне с книгой рецептов, включённой плитой, вставленный в розетку проводом микроволновой печи и стеклянной прозрачной тарелкой, в которую уже упаковала тысячу лепестков капусты и ровных прямоугольников моркови.
  - Ничего не предвещало беды, - вымолвила Клои, глубоко затягиваясь сигаретой.
  Джонатан Фенгер попросил Мелиссу погреть ему стакан молока, после чего уселся на диване в гостиной и включил телевизор. Шла очередная серия "Секретных материалов".
  - Тоже самое, что заглядывать в будущее. Ты слышала о людях, способных управлять предметами, не прикасаясь к ним, и читающих чужие мысли? - Афелия пожала плечами. - Так вот, за всю жизнь я выяснила, что всё нами движущее и есть нечто сверхъестественное. Предчувствие, развитая интуиция или же эти вещие сны, о которым мы вспоминаем, распознав то, что уже произошло. Мы застреваем в одном моменте.
  Клои пялилась куда-то вдаль. В тот раз, когда Джонатан Фенгер впервые увидел её рисунки, у него был странный взгляд, не питавший ни капли доверия или желания чем-либо интересоваться, - теперь, в эту самую секунду, Клои поняла, что это был за взгляд. - её отец в чём-то разочаровался.
  Возможно, этим разочарованием была Мелисса.
  Стоит посадить двух разных животных в клетку, они для начала проявят агрессию, что вполне характерно в такой ситуации, а потом съедят друг друга. Четыре процента, что они поладят.
  Она представляла кошку и собаку: кошка впивается в уже исполосованную кровавыми дугами морду собаки.
  Собакой был Джонатан, кошкой Мелисса.
  - В детстве я не могла ясно определить, что для меня значит предчувствие. Видимо, дар был прочно скрыт в коробке. Я не была в силах открыть эту коробку. Впрочем, они постоянно ссорились, и постоянно я цеплялась за основание итоговой сценки, где кто-то не выдерживает и съедает второго.
  Афелия не произнесла ни слова. Она была старше Клои на пятнадцать лет и выглядела куда моложе.
  Наконец-то она решилась и спросила:
  - В чём суть твоего рассказа?
  - Собственно говоря, суть в крестах. Они и стали моим билетом в мир паранормальной чертовщины. Ведь все те символы, знаки, стигматы, которые нам посылают, знакомят нас с последующим ходом событий. С помощью этого мы узнаем свое предначертание. Ракурс того, что произойдёт, сужается, пожирая нас нашим же ремеслом.
  - Наше хобби - лишь притворство, обманный манёвр. Это подступление к следующему шагу. Мы переходим через порог, наступая на новое препятствие, и так шаг за шагом. Наблюдая будущее, приближающееся к нам, мы это всё медленнее учимся признавать. Кресты были посланием, но в том возрасте они служили лишь занятием, которое мне нравилось. В двадцать лет, в тридцать и дальше этих постаний становится всё меньше по мере ходьбы естественной смерти.
  Клои задумалась, опустилась в пещеру своих воспоминаний. Кресты, огромные и маленькие, небрежно набросившиеся на чистые листы.
  - Я несу бред, не так ли? - и на это Афелия промолчала, задумавшись. - Какие-то посылы с того света, где яркие персонажи загробного мира всё за нас решили. Они смеют слать нам предупреждения. Множество предупреждений. Мы даже предположить не можем, что они подразумевают.
  - Мои родители всегда искали повод, чтобы поссориться. Я слышала почти все их разговоры. "Клои ещё совсем ребёнок", "Что ты делаешь?!", "Хватит"... я задумывалась над тем, что у них творится, там, за стеной. Нас отделяла какая-то тонкая стена, и сквозь неё я слышала, как мама плакала, а папа разбивал стакан за стаканом.
  Афелия попросила у Клои сигарету и пролепетала что-то, что Клои еле-еле разобрала:
  "Ты веришь в демонов?".
  Джонатан Фенгер был настоящим демоном. Нет, скорее всего, он превращался в демона. Он всё меньше спал, всё чаще зависал в конторе, всё реже целовал Мелиссу. Когда-то давно их поцелуи были страстными, когда-то они мечтали остаться вдвоём на необитаемом острове, и как бы это не звучало банально, они жили друг другом.
  - Только вот всё изменилось... - Клои положила на стол тот блокнот и улыбнулась. В этой улыбке было столько же искренности, сколько и в последних словах отца: "Я люблю её!". Улыбка могла и не врать, но, безусловно, она ставила под сомнения всё, что выдавала. Рожица, отправленная кем-то с целью насмешки. Но как можно быть в этом полностью уверенной?
  - Так ты веришь в бесов? - Афелия взяла зажигалку и прикурила. Она извергла позднее рассеянные клубы дыма. Эти клубы заставили Клои вздрогнуть.
  - Тут я на нейтральной стороне, - кивнула Клои. - Одно дело верить в них, другое дело верить в людей, сходящих с ума под видом одержимых. Ты сходишь с ума от музыки, я сходила с ума от крестов. Помешанные люди - те же демоны. Верить в то, что некто отворил клетку Ада и вызволил на свободу всех возможных чертей - смешно и глупо.
  - Твой папа был человеком, относящимся ко второму типу?
  - Не совсем... все мы относимся ко второму типу. Мой же отец, мне кажется, относился к первому.
  - Он был демоном? В прямом смысле?
  - Не знаю.
  Клои знала, вернее, была убеждена в этом. Джонатан обезумел.
  - Психоз - это противостояние души с пробирающимся в нее демоном. Не могу тебя уверять в том, что он был телом Сатаны, но он действительно помешался. Рациональное мышление - это мышка, и, если подумать, то когда-нибудь эту мышку догоняет голодный кот. Так мы сталкиваемся с иррациональной зоной. Сумасшествие - грань превосходства над всем нас окружающим.
  - Я много об этом прочитала после того случая... Спустя время... Мне надо было оправиться, - Клои и Афелия пересеклись взглядами. - Мне ничего не говорили. Я вычитала об этом в газете через полгода - я возненавидела кресты.
  Клои продолжила:
  - Я ничего не видела. Это хорошо. Через три месяца, в декабре, я уже пребываете в приюте. Самое главное, все, кроме меня, знали, что случилось с моими родителями. Абсолютно все. Все, кого бы я не встретила, утешила меня!
  - Я сама чуть ли не стала уязвима перед демонами. Меня усыновили, Дерек и Джек Филлипсоны. Они тоже ругались, разбивали посуду, ломали мебель - но всё это попадало под моё внимание, и было не настолько страшно. Все пары скандалят, расстаются. Везде есть свои изъяны, ошибки и те же пустяки, из-за которых такие, как мы, Афелия, вычитываем малоизвестные имена из некрологов. - о да, под этим малоизвестным именем таится чья-то жизнь. Это трагедия.
  - Если думать о каждой такой семье, то можно спятить, - вставила Афелия.
  - Каждый по-своему слетает с катушек рано или поздно. Чем раньше, тем больше шума, чем позже, тем больше врачей в белых халатах и строгих нотаций. То бишь, демоны равны человеческой натуре, раз способны её подавить.
  - У моего отца в канун того события чесались глаза. Знаешь, что-то вроде застрявшей соринки? Так он растёр их до крови, так, что глаза потеряли даже самый малый блеск. Он не спал ночами, жаловался на бессонницу и не отрывался от молока - пил его каждый божий день. Как инопланетянин, попавший в организм Роберта Патрика, пил воду, поскольку организму инопланетного создания требовалась влага. Моему отца требовались составные молока.
  - В общем, он...
  - Да! - проговорила Клои, словно не хотела слышать, что скажет Афелия. - Мама беспокоилась за него. Сильно беспокоилась.
  Сумасшествие - одна из главных причин самоубийства. Мне казалось, что папа хотел это сделать. В какие-то минуты он мог простоять с кухонным ножом с надрезанной кистью или засунуть голову в стиральную машину. Но если человек и вправду зациклен на самоубийстве. он стремится к этому, а не отталкивает очевидность своих желаний. В нём боролись две стороны: иррациональное и разумное. В дальнейшем, он так и не решился. Что только не залезает в голову, когда ты роишься в поискал безболезненного варианта самоубийства. Способ за способом.
  - Я сталкивалась с этим. Вследствие психоза идёт фрегат, наполненный разносторонними вариациями суицидного плана. Ты обращаешься к психиатрам, тебе выписывают препараты, и они тебе не помогают. И это тебе нет ещё тридцати.
  - Это всё из-за отца, так ведь? - Клои мотнула головой.
  - Не то, чтобы из-за отца. Детская травма, подростковые упрёки и комплексы. Всё вперемешку. Сейчас я об этом не думаю, потому что я знаю, что не сумасшедшая.
  - Бытовые проблемы - всегда страшно. Всегда есть последствия.
  Афелия кашлянула и спросила:
  - Что же произошло в сентябре?
  В сентябре Джонатан Фенгер допил подогретое Мелиссой молоко и отнёс его на кухню. Мелисса приготовила свой фирменный салат, а маленькая мисс дорисовывала крест, раскинувшийся на всю страницу.
  - Мы можем обсуждать это сколько угодно, - сказал Джонатан, поставив стакан в раковину и облизав губы. - В конце концов, ты сама устанешь от этой болтовни.
  Мелисса не выдержала и повернулась к нему, ударив по лицу лёгким шлепком.
  - Мой отец обожал мою мать. Затем он её возненавидел. Я слышала всё, о чём они говорили, отчётливо разбирала их крики. Мама доводила отца, попрекая его в том, что за полгода он так и не смог найти стоящую работу, - объясняла Клои.
  Он работал в конторе "Мейпрпл" личным шофёром Роберта Дженнигса, владельца местной прессы. Ему платили чертовски мало. Пятьсот пятьдесят долларов, половина из которых уходила на оплату дома, а половина на еду, школьные принадлежности и на одежду. Мать же вовсе не работала. Она играла, как она говорила, важную роль домохозяйки, на что папа отвечал, что в жизни нет никаких ролей. Следом за этими ответами шло игнорирование. А дальше ор.
  Они познакомились на пляже "Нот-Кэмпо". Они никогда не задумывались о том, что смогут расстаться. К тому же, в будущее не заглянешь, если это не предопределено...
  - Он убил её, так ведь? - Афелия озадаченно всмотрелась в Клои.
  - Я не считаю его виноватым, - поддакнула Клои, - хотя ему нет оправданий.
  - Так он убил её?!
  - Да. Я этого не видела. Я всё слышала. Стены такие тонкие, что сквозь них можно описать всю картину. Я не испытывала в тот день такого шока, от которого лицо становится мертвенно-бледным, руки без остановки трясутся, а ноги подкашиваются. Я испытала его, когда всё переосмыслила. В пору переходного возраста у меня приключился приступ. Я упала в обморок без причины. Я соотношу эти события к одному, иначе говоря, мне было тошно от этого спустя годы. Так взрослеет человек. Я жила с мыслью, что папа убил маму, а мама была в этом виновата. Она довела папу до белого каления. Именно она. Но я могу подвести черту с опровержением, предложить свой аргумент.
  - Какой аргумент? - поинтересовалась Афелия.
  - Почему папа не ушёл от мамы? Если так посудить, то он хотел её убить. А может. он хотел помириться...
  Джонатан Фенгер стерпел пощёчину Мелиссы.
  - Ты ничтожен, Джон! Сколько раз я просила тебя передать Бобу, чтобы этот ублюдок повысил тебе зарплату?! Миллион раз! А ты тряпка!
  - Не говори того, чего не знает. Я всё делаю для семьи, пока ты натираешь задницу, просматривая вечерние выпуски своих передач.
  - Да, да, да... - Мелисса оттолкнула его и помахала указательным пальцем перед его лицом, - я не должна работать. Чёртова работа не для меня! Как ты не поймёшь, Джон, женщины должны толстеть от своей лени! Мы же должны иметь хоть какое-то равноправие!
  - Причём здесь равноправие? - Джонатан схватил её за руки и крепко сжал.
  - При том, что каждый чёртов день, когда ты приходишь с работы, ты спрашиваешь: "Что ты сегодня делала, дорогая?". Я работала на кухне. Это моя работа. Мой долг перед тобой и Клои. Я обязана готовить для тебя и для нашей дочери!!! Вот представь на секунду: ты летишь с обрыва, и всё, что ты твердишь, чёрт возьми, это долбанная сменяющаяся пустота. Да, ты орёшь: "Спасите! Спасите! Спасите!", а к тебе относятся, как к табуретке! Тебе отвечают, дескать, нет, чёрт побери, мы уже летали с обрыва, мы уже испытывали это! С нами судьба дерьмово обошлась! Пропади всё пропадом, Джон, ты и являешься этими людьми, кретинами, которые не могут тебя понять, хотя сами прокатились по той же дорожке! И вот ты просишь их о помощи, а они отвергают вои мольбы, - о, спасибо, я же подохну скоро! Перевозить твоего шефа не тяжелее, чем готовить. но я не жалуюсь на то, что ты мне не платишь!
  - Мелисса...
  - Нет, Джон, хватит! Ты никчёмен! Ты ничтожество, которое только и может, что всем потыкать и пить своё дурацкое молоко! Ты болен и слаб! - она опять его оттолкнула.
  Клои каким-то сдавленным голосом сказала:
  - Единственное, что я увидела, это окровавленную микроволновую печь.
  Я боялась выходить из комнаты, когда крики прекратились. Был шум, состоявший из тридцати-сорока тупых ударов. Тупые удары. Тух-тух-тух. Я переволновалась и сжала карандаш до такой степени, что сломала надвое. В девять лет мы можем переживать, нервничать и бояться - повторюсь, я не была в глубоком шоке или траурк. Сидя в кабинете шерифа, я рисовала эти чёртовы кресты и мне было совершенно плевать, что там с матерью.
  Афелия выпрямила спину.
  - Это тоже можно назвать шоком, - протараторила она, - шоковое состояние. Маска равнодушия, - это свойственно, к тому же, ничего не понимающему ребёнку, девочке, потерявшей нить с...
  - Я не потеряла эту самую нить.
  Джонатан обнял микроволновую печь, вырвав провод из розетки, и со всего размаха ударил сорокафутовой машиной по лицу Мелиссы, сломав ей нос. Мелисса упала на пол, закричав от боли, прикрыв кровоточивший нос ладонями. Джонатан сломал её рёбра тремя ударами ноги.
  Она съёжилась. Он всё ещё держал микроволновую печь, с ухмылкой внимая, как жена, мать Клои, корчится, изгибаясь и переводя дыхание. Джонатан сел на колени рядом с ней и принялся опускать и поднимать микроволновку, с каждым ударом всё больше размазывая её расплывавшуюся физиономию. У неё потрескались щёки, и еще небольшой лоскут кожи со лба прилип к рычагу таймера. Он бил и бил, и стоны сдавливались, образовывались в скрежетание сплющенного металла. Кровь брызгала в разные стороны. Нос прилип к промежутку между глазами, верхняя губа искривилась и лопнула, как надувной шарик, обнажив затекающие кровью дёсны, а смятый подбородок вытянулся до верха её зелёной кофты. С двадцати ударов он катал по месиву, - куски мяса, прочищавшие лицевые выражения, будто примерзали к орудию убийства, - затемнённое тонированное окошко микроволновки было заляпано ошмётками уха, нижней губы и правого глазного яблока. Она ещё стонала. Не то, чтобы стонала, а производила какое-то жуткое карканье, жуткое и омерзительное, что Джон не мог остановиться. Когда он добил её до такого, что сквозь ткани головы просвечивала черепная коробка, она наконец-то замолкла, и Джонатан нанёс последний удар. сдавив её язык искривившейся пластмассой в горле и выбив последние четыре зубы. Её рот растянулся, и Джонатан отпустил микроволновку, рухнувшую на её грудь. Ему ещё мерещилось, что она наблюдает за ним. Он перевернул труп, вопрошая, почему не прибежала Клои.
  Он ударял по Мелиссе на протяжении трёх или четырёх минут. Микроволновая печь стала округлой, оставив в распухшей коже Мелиссы два прямых угла. Джонатана перекосило от отвращения. Он открыл холодильник, налил в стакан, всё ещё находившийся в раковине, молока и выпил его до дна залпом. Белая пенка протянулась вдоль его свернувшихся в трубочку губ.
  - В газете я нашла статью: "Ужасное убийство Мелиссы Харви-Фенгер". Там было написано, что средством столь потрясшего город преступления стала простая микроволновая печь.
  Я была в комнате и искала карандаш, чтобы нарисовать крест. Он так и прыгал в моей голове. Я была в комнате до тех пор, пока не приехала полиция. Сирены меня не испугали. В комнату вбежал молодой полицейский. Он вывел меня из дома. Мы проходили мимо кухни, и микроволновка...
  - Ты не разговаривала с отцом после этого? - спросила Амелия.
  - Я его не видела. Я не смогла ничего о нём узнать. Меня много раз спрашивали, видела ли я, как всё было. Я не отвечала. Мне было нечего ответить. Через три месяца я уже находилась в детском доме.
  - Так ты веришь в демонов?
  - Демонов?
  - Да...
  - Демоны - это, отнюдь. не разносторонний термин. Они могут существовать где-то внизу, прикрывающие своей сущностью пылающий огонь, а могут быть нами. Мы взрываемся, Афелия, в наших душах они находят дыры. Так они проникают в нас и заставляют делать то или иное. Не думаю, что они настолько жестоки. чтобы так убить человека. И я не думаю, что мой отец был сам по себе демоном. А может. и да. А может. он спятил. Никто этого не узнаёт, по крайней мере, я точно не узнаю.
  Когда та сдвинутая территория нашего мозга воспаляется, мы не может контролировать то, что делаем. Всё выходит из-под контроля, все наши действия смещаются. То, что стало с папой, что повлияло на него, - давление матери, помешательство или демон? - этого мы не увидим, как бы мы не старались.
  - Ты так считаешь?
  - Я знаю это, Афелия. Мы этого не увидим.