Сломанные крылья Роман

                В Л А Д Л Е Н   Г Р А Б У З О В
               







         С Л О М А Н Н Ы Е   К Р Ы Л Ь Я   
                Р О М А Н










                г.Талица

               

    












    Судьба… С давних времён люди вкладывали в это слово определённый смысл, утверждая, что с момента своего рождения человеком управляют некие высшие силы. И всё, что происхо-дит с ним на протяжении его жизни – хорошее и плохое  -  предопределено заранее. И сам че-ловек ничего не может изменить. Особенно в этом преуспели апологеты религий, на протяже-нии веков уповая на божественное предначертание в судьбах простых смертных. В то же время находились мудрецы, отвергающие этот постулат. Они трактовали, что никакой судьбы нет, что есть только стечение обстоятельств, которое и управляет жизненным циклом человека. И каждый может повернуть свою линию судьбы так, как захочет сам. Вспомним наше недалёкое прошлое, когда одним из жизнеутверждающих принципов бытия в социалистическом обществе было утверждение, что человек сам творец своей судьбы. Вероятно и в будущем отношение к этим истинам будет неоднозначным, ибо противоречие есть суть даже самой  незначительной неопределённости… И совсем не соответствует высшему предначертанию сам факт, когда под-лое ничтожество являет собою пример хозяина жизни, а на добропорядочного человека сып-лются беды и несчастья. Мы же при этом глубокомысленно изрекаем сакраментальное: «судь-ба»…  В этом произведении автор ничего не хочет навязывать читателю. Пусть каждый сам осмыслит то, что произошло с главным героем: судьба или просто стечение обстоятельств…               
                От   автора
    В 60-х годах прошлого столетия, мне, командиру самолёта АН-2, или «Ан-нушки», как звали на Севере эту трудягу-машину, пришлось перегонять один из бортов для планового ремонта в Хабаровск. И тут погода преподнесла нам своеобразный «подарок», заставив проторчать почти две недели в небольшом посёлке Чумикан, что расположен на побережье Охотского моря, в его самом «гнилом» юго-западном углу. Выносы тумана заблокировали кусок побере-жья основательно, ничего не оставалось делать, как только ждать. В комнате маленькой гостинице, где разместился наш экипаж, проживал ещё один по-стоялец. Мужчина в потёртой кожаной лётной куртке оказался командиро-вочным из Дальневосточного управления ГВФ и тоже ожидал первой воз-можности улететь в краевой центр. Для нас, молодых, он казался совсем уж пожилым человеком, хотя на тот момент ему не было и пятидесяти лет. С резкими чертами, словно вырубленное из камня, лицо, с сединой на висках, никак не вязались с этим фасонистые усики и голубые глаза, смотревшие на мир с молодым задором.  Шли дни ожидания, но туман не думал отступать. Как-то придя утром после посещения метеостанции и находясь в довольно унылом состоянии – рыжий синоптик «обрадовал», что туман не рассеется ещё несколько суток – я наткнулся на прищуренный взгляд нашего соседа по комнате. Он какое-то время разглядывал мою унылую физиономию, потом поинтересовался сегодняшним числом. Я угрюмо буркнул, что с утра вроде бы как «восемнадцатое»… Юрий Семёнович - так звали нашего соседа – на-смешливо продолжал смотреть на меня. Между прочим, заявил он через ми-нуту, сегодня праздник - День Авиации. И каждый уважающий себя человек, если имеет отношение к этому роду человеческой деятельности, отмечает эту дату. И верно, мы совсем забыли о празднике с этим проклятым туманом. При этом упоминании оживился и мой экипаж - второй пилот и техник, раз-вив бурную деятельность. В поселковом магазинчике купили бутылку спирта – ничего другого из спиртного там не оказалось. Соорудили праздничный стол с немудрёной закуской и уже через час сидели с разинутыми ртами, не отрывая глаз от нашего соседа. Юрий Семёнович оказался человеком неор-динарной судьбы. Бывший военный лётчик, он во время войны перегонял американские самолёты, поставляемые нам по ленд-лизу, с Аляски в Союз. Попал на фронт в конце войны и сумел за короткий срок сбить восемь враже-ских самолётов. Затем боевые действия в Корее. Служба лётчиком-инспектором в ВВС, сначала в Москве, затем в Приморье. В начале шестиде-сятых годов по здоровью был списан из боевой авиации. Не мысля себя без работы, перешёл в гражданскую, где сейчас и работает в краевом Управле-нии ГВФ…
    Так и потекли дни, скрашиваемые рассказами нашего соседа. Он был не-плохим рассказчиком, истории он описывал так красочно и с такой достовер-ностью, что перед глазами вставали, чуть ли не реальные, с «картинками», воздушные бои с немецкими асами и американцами в Корее. Полёты в суро-вых условиях Чукотки, Якутии и Сибири, когда малейшая неисправность са-молёта и непредсказуемая погода зачастую приводила к трагическим послед-ствиям. Как-то вечером он поинтересовался: верим ли мы в судьбу? Я пере-глянулся со своими парнями и неуверенно пожал плечами – мол, всё это ерунда. Он усмехнулся и сказал, что знал одного лётчика со странной и тра-гичной жизнью, которая так жестоко и несправедливо обошлась с ним, хотя он был прекрасным человеком, отличным пилотом и совершенно не заслу-жил этого. Да и жизнью своей я обязан ему, заметил он при этом. Какое-то время Юрий Семёнович помолчал, невидяще смотря куда-то, потом начал свой рассказ…   
    Ныне, с высоты своих прожитых лет, я несколько по-иному оценил исто-рию этого человека, вспомнив её. Что-то из того, о чём повествовал наш то-гдашний рассказчик, забылось, но в основном я постарался передать эту гру-стную историю лётчика, которым тот был, как говорят, от бога. И которому другие люди сломали жизнь, основой которой было его стремление летать, и без чего он себя и не мыслил…   
















                Чему быть, того не мино-               
                вать. А что случилось,  того          
                уж не изменишь…
                Харуки Марокане

                Каждый должен пройти               
                предначертанный путь по
                лабиринтам судьбы: находя,
                но теряя, ошибаясь, но веря.
                Никому не дано предугадать,
                что будет завтра, но каждый
                может  поднять  глаза  и 
                увидеть звёзды, дарящие
                надежду…


                п р о л о г
    Ярко, по-весеннему, светило солнце, отражаясь в оконных стёклах, дроби-лось бликами в схваченных ночным морозцем кусочками льда на неровном асфальте улицы, играя зайчиками в мелких лужицах на прогретых участках тротуара. Вездесущие воробьи, отогревшись от зимнего холода, радуясь теп-лу, весело чирикали, группками и в одиночку носясь над землёй или прыгая по асфальту под ногами редких прохожих. Оживление этих пичуг видимо передавалось молодому парню, он негромко насвистывал популярную мело-дию из последнего кинофильма, ловко гоня перед собой кусок льда носком сапога. Сдвинув назад лётную фуражку, отчего наружу выбился светлый волнистый чуб, и расстегнув верхнюю пуговицу солдатского ватника, он ли-хо подмигнул двум молоденьким девчонкам, переходившим улицу рядом с ним. Те сначала конфузливо хихикнули, заинтересовано посмотрели на него, затем одна что-то шепнула подруге, и они откровенно рассмеялись, стрель-нув на парня озорным взглядом. У того настроение совсем улучшилось. Он широко улыбнулся, взгляд его серых глаз остановился на шагавшем ему на-встречу военном патруле. Что-то ему не понравилось во взгляде шедшего впереди лейтенанта с красной повязкой. Тот смотрел на приближающегося парня с какой-то неприятной усмешкой на бледном лице. Сзади него топали сапогами двое низкорослых солдата в старых шинелях, с закинутыми за пле-чи карабинами.
    - Молодой человек! – окликнул его лейтенант, дождавшись, когда парень подошёл к патрулю. – Предъявите документы
    - Документы? – удивлённо переспросил обладатель лётной фуражки. – А что случилось? Зачем вам мои документы?
    - Здесь я задаю вопросы! – лейтенант заиграл желваками на худом лице. Видимо, его недовольство передалось рядовым, они с нескрываемой непри-язнью уставились на парня.  Один из них даже скинул с плеча карабин, ви-димо для большего психологического воздействия.
    Пожав плечами, молодой человек сунул руку за пазуху, отчего лейтенант насторожился, его правая рука легла на кобуру нагана, висевшего на ремне.
    - Вот. У меня только заводской пропуск. – Парень протянул картонный прямоугольник начальнику патруля. Лейтенант уткнулся внимательным взглядом в документ.
    - Ястребов Роман Демидович? – он вскинул глаза на хозяина пропуска.
    - Он самый. – Усмехнулся парень. – Что, не похож, что ли? – спросил он, имея в виду фото на пропуске.
    - Похож… - протянул лейтенант. – Где работаем? На каком заводе? – вроде бы ненароком спросил он, продолжая рассматривать пропуск.
    - «Ага, так я тебе и сказал…». - Так там всё написано, - он пожал плечами, усмехнувшись про себя. Он хорошо помнил бумагу о неразглашении, что подписал, когда оформлялся работать на авиазаводе.
    – Тут только номер почтового ящика, да какой-то штамп с буквами «ОТО». – Заметил лейтенант, переведя взгляд на парня.
    - А я не обязан всем рассказывать, где я работаю. – Подняв подбородок, с вызовом ответил тот, протянув руку за пропуском.
    - Это ты молодец! – одобрительно кивнул лейтенант, протягивая ему до-кумент. – Только вот дай-ка мне свою фуражечку, и ответь, - он лязгнул ме-таллическим голосом, - на каком основании ты её носишь?
    - Это…это фуражка моего отца! – расправив плечи, с гордостью ответил парень.
    - Отца, говоришь… Вот пусть отец и носит её. А ты в таком виде не име-ешь права. – И на глазах изумлённого Романа вытащил из околыша красную звёздочку в обрамлении листьев, с тульи содрал «курицу», как называл лёт-ную эмблему отец - золотым шитьём раскинутые крылья с золотой звёздоч-кой посредине.  Лейтенант удовлетворённо глянул на результаты своего тру-да и протянул фуражку парню. – В таком виде можешь носить. А это, - он вложил в руку ошарашенного Романа эмблемы, - поставишь на место, когда сам станешь лётчиком. Будь здоров, Ястребов Роман. – Он вскинул ладонь к козырьку, ухмыльнулся и, кивнув солдатам, пошёл дальше, обойдя стоявше-го столбом парня.
    Роман перевёл недоумённый взгляд с удаляющегося от него патруля на ру-ку, в которой рубиново алела пятиконечная звезда в придачу с золотистой «курицей». Запоздало вспыхнули румянцем щёки, он вскинул голову и сер-дито посмотрел на ушедших патрульных. «Тоже мне, нашли нарушителя… - Он какое-то время постоял на месте, размышляя. - Хотя, наверное, лейтенант прав».  Засунул эмблемы в карман, надел фуражку и, как бы продолжая раз-говор с начальником патруля, упрямо сдвинул густые брови: «а лётчиком я непременно стану, вот тогда посмотрим…», не подумав, что вряд ли в буду-щем они вновь смогут встретиться. В молодости мелкие неприятности забы-ваются быстро, и уже через пару минут он шёл прежней дорогой, весело на-свистывая. Для хорошего настроения было немало причин: война подходила к победному концу, значит, скоро вернётся отец с фронта; неделю назад он занял первое место в городских соревнованиях по боксу среди юношей, через месяц выпускные экзамены в вечерней школе. Да и просто ярко светило солнце, а встречные девчонки ему улыбались.
    Он гулко простучал сапогами по лестничному маршу на второй этаж, по-тянул за ручку входную дверь, та послушно открылась. «Опять мама не за-крылась…», подумал недо- вольно Роман и тут взгляд его остановился на вешалке – сердце у него радостно заколотилось. Кожаная меховая куртка и шапка со звездой. «Батя прилетел!» - радостно мелькнуло у его в голове.
    С воплем: - Батя! - он ринулся к двери в комнату, распахнул её и… замер на месте. За столом сидела мама, судорожно сжимая рукой накинутый на плечи пуховой платок. С другой стороны замер мужчина в лётной форме, по-вернув голову в сторону ворвавшегося в комнату Романа.
    - Дядя Коля… - Удивлённо, но и радостно протянул тот, взволновано глядя на друга и сослуживца отца. – А я подумал, что это батя приехал. Но всё рав-но здорово! – он подошёл к столу и тут только обратил внимание на бледное лицо и заплаканные глаза матери.
    - Ты что, мама? – спросил он, не узнавая родное лицо, осунувшееся и бо-лезненно-белое. И невольно почувствовал, как что-то холодное тисками сжа-ло сердце. Роман повернулся в сторону лётчика.
     - Дядя Коля? Что случилось? Что-то с папой? – он глядел на друга отца, всегда такого весёлого. Но сейчас тот молча смотрел на него грустными гла-зами, словно не решаясь говорить. Потом встряхнул густой шевелюрой с ранней сединой на  висках и расстегнул  воротник кителя, словно ему было трудно дышать.
   - Ты, сынок, сядь… сядь…  Вот сюда, к столу. – Просипел он вдруг сразу осевшим голосом. С хрустом сжал кулаки, отчего побелели костяшки паль-цев и, словно бросаясь головой в омут, проронил:
    - Крепись, сынок… Нет больше твоего отца, Рома… Мой друг и командир погиб, выполняя свой воинский долг. – Помолчал и тихо добавил: - Вечная ему память…
    Слова дяди Коли доходили до Романа обрывками, словно через ватные пробки забитые в уши, теряя смысл и хаотично крутясь в голове. «Погиб… погиб…  Батя погиб… Как же так…». Он потряс головой, словно хотел вы-плеснуть воду из ушей, и уставился на друга отца с немой просьбой: «Навер-ное, я не так понял, дядя Коля? Ведь отец жив? Верно?». И тут же поник го-ловой – дядя Коля грустно смотрел на него, затем качнул головой, протянул руку – ладонь легла на голову парня:
    - Ты поплачь, сынок, поплачь… Не держи  боль в сердце. Поверь, легче станет…
     Роман сглотнул горький комок в горле, на глазах стало мокро. Он сжал зубы, чувствуя, что сейчас не выдержит и разревётся, как в детстве, когда кто-то незаслуженно его обижал. Смежил с силой веки, по щекам покатились слёзы, всхлипнул, мотнул головой и застыл…
    Мать, теперь уже вдова, ушла в спальню, накапав валидола в стакан. Ка-кое-то время Роман просидел у кровати, глядя на её бледное лицо и осторож-но гладя ей руку. Дождавшись, когда мама уснула, вернулся к гостю. Потом они вдвоём сидели в маленькой кухне. Дядя Коля вновь налил из фляжки в серебряную рюмку водки, что достала из буфета хозяйка. Поднял её, смор-щился и тихо произнёс:
    - Ты будь спокоен, Демид… Я позабочусь о твоих, не сомневайся. Как до-говаривались...
    С маху выплеснул водку в рот, закусил кусочком хлеба с тушёнкой из бан-ки, которую он называл «вторым фронтом», тяжело вздохнул. Роман, сидев-ший молча и смотревший невидящим взглядом в сумеречное окно, повернул к нему голову.
    - Дядя Коля, расскажи, как погиб батя. Пожалуйста…   - Он упрямо по-смотрел на лётчика. – Я должен знать.
    Тот вновь налил водки, выпил, закусывать не стал. Вытащил из портсигара папиросу, покрутил пальцами, разминая, но не закурил. Положил на стол.
    - Перед Берлином немцы создали мощную оборонительную линию на Зее-ловских высотах: минные поля, противотанковые рвы, доты, дзоты, закопан-ные в землю танки, множество артиллерии и глубокоэшелонированная сис-тема ПВО. Нам, нашему полку была поставлена задача по подавлению огне-вых средств немцев. Твой отец сам повёл полк в первом вылете. – Лётчик смолк, лицо его исказилось от внутренней боли. – Я попытался его отгово-рить. Сказал, что полечу я.  Да где там… - Он безнадежно махнул рукой. – Отец-то у вас был упрямым. Если уж что-то решил – баста, не свернёшь… - Помолчал минуту, уставившись в стену напротив. – Из восемнадцати машин треть назад не вернулось. Четыре не дотянули до аэродрома, сели на вынуж-денную. Остальные сгорели там, на этих проклятых высотах  В том числе и твой отец, гвардии полковник Ястребов. Как рассказывали лётчики одного экипажа, вернувшиеся на аэродром, зенитные снаряды попали в его самолёт прямо на пикировании. «Пешка» взорвалась, обломки рухнули на огневую позицию немецких зенитчиков. – Николай трясущейся рукой плеснул в рюм-ку из фляжки, расплескивая водку, и махом выпил. Отвернулся, рукой провёл по глазам. После схватил лежащую на столе папиросу, прикурил от зажигал-ки и жадно затянулся.
    Они долго молчали, каждый занятый своими думами.  Потом, словно оч-нувшись, лётчик недоумённо посмотрел на окурок, зажатый в руке, смял его в пепельнице. Негромко кашлянул, посмотрел на Романа, сидевшего напро-тив с тоскливым выражением на лице. Тот поднял голову и Николай увидел в его глазах непереносимую боль. Он вновь кашлянул и, желая как-то приглу-шить скорбь в глазах сына своего погибшего друга, спросил:
    - Ты, вроде, нынче школу заканчиваешь? – и когда тот кивнул головой, по-интересовался. – Что думаешь делать дальше?
    - Хочу стать лётчиком, как отец. В лётное буду поступать.
    Николай удовлетворённо кивнул: - Это хорошо, что решил стать лётчиком. Отец был бы доволен. А на чём хотелось бы летать? На каких типах? На бомбардировщиках, штурмовиках или истребителях?
    - Только на истребителях! – твёрдо заявил Роман.
    - А почему не на бомбардировщиках, как отец?
    - Потому что истребитель - это король в воздухе! – воскликнул парень, – Он один в машине и всё решает сам. Размером небольшой и менее уязвим в бою. Знаешь, дядя Коля, к нам на завод приезжал Покрышкин. Я был на встрече с ним. Как здорово он рассказывал о воздушных боях! - глаза Романа загорелись. – Вот тогда я решил, что буду только истребителем. – Он упрямо сдвинул брови.
    «Боже, как он похож на отца – тот же упрямый взгляд, и так же хмурит брови. И жесты такие же!..» – удивлённо усмехнулся про себя Николай.
    - Решил, так решил. – Примирительно кивнул он. – А поступать-то будешь в Сталинградское лётное? То, что в Толмачёво?
    - В него. Удобно, совсем рядом. – Подтвердил Роман. - И от мамы недале-ко.
    - Это хорошо. Теперь ты у неё один остался. – Помрачнел друг отца. – Только по окончанию училища придётся уезжать туда, куда пошлют. Ты бу-дешь военным лётчиком, а это значит, что всегда нужно выполнять приказ.
    - Я знаю. Папа мне тоже говорил так. Но это же будет не скоро? Правда же? – совсем по-детски, почти жалобно, спросил парень.
    - Не скоро. – Согласился Николай. – Думаю, что лётные училища перейдут на довоенные нормы подготовки лётчиков, а это не менее трёх лет. Да и в не-го ещё поступить нужно. Как сам думаешь, поступишь? С учёбой-то как? Неудов много?
    - С этим всё нормально. Неудов нет. Больше половины – пятёрки. Вот только по немецкому тройки бывают.
    - Ну, это не смертельно. Тем более, что с фрицами мы уже разобрались. Осталось только дожать недобитых в ихнем логове.  Они на столетия вперёд зарекутся связываться с русскими.  – Николай оценивающе осмотрел креп-кую фигуру парня: - Ну, а со здоровьем как? Выглядишь неплохо, не слабак вроде. 
    - Да нормально… Первый юношеский  по боксу. Неделю назад выиграл городской чемпионат. Нокаутом. – Не без гордости добавил он.
    - Это ты молодец. Хвалю. – Одобряюще улыбнулся лётчик. – Только мой тебе совет – завязывай с боксом.
    - Это ещё почему? – удивлённо посмотрел на него Роман.
      - Помнится, медицинскую комиссию в лётное училище вместе со всеми проходили трое крепких ребят. Как оказалось – боксёры. Никто и не сомне-вался, что они пройдут. Ан нет… Прошёл только один. У них выявили какие-то нарушения с координацией. Как сказал председатель комиссии, всё это было следствием пропущенных ударов по голове. Вот так-то, сынок. Делай выводы.
    Роман смущённо почесал затылок: - Знаешь, дядя Коля, я как-то и не ду-мал об этом. Спасибо, что подсказали.
    - И ещё… Займись тренировкой своего вестибулярного аппарата. Делая за-рядку, крути головой влево-вправо. Ещё можно на голове стоять минут по десять, или на качелях качаться. Очень помогает. Усёк?
    - Усёк, дядя Коля. – Слабая улыбка впервые при этой горестной встречи скользнула по лицу парня. – Всё сделаю, как вы советуете.
    - Вот и хорошо. – Кивнул лётчик. Он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. – Совсем было забыл. Я сейчас.
  Через минуту он вновь появился на кухне, неся в руке внушительный чемо-дан. Ни слова не говоря, щёлкнул замками, крышка откинулась. Николай вы-тащил лётный шлемофон и протянул его Роману.
    - Держи, отцовский… Он словно знал, что ты захочешь стать лётчиком. Поступишь, в первый самостоятельный полёт оденешь его.
    Роман взял шлемофон и бережно прижал его к груди. Невольно крякнув, Николай смущённо отвернулся к чемодану – на глазах у парня сверкнули слёзы. «Не скоро заживёт эта рана. Ох, не скоро… Да  что там говорить - по-терять отца в таком возрасте очень тяжело. Он же для парня был живым примером доблести и геройства. А тут как обухом по голове…». - Лётчик только головой покачал. Ещё какое-то время для вида покопался в чемодане, потом повернулся к Роману:
    - Тут личные вещи отца, да кой-какие подарки для тебя с матерью. Потом разберёте. У тебя найдётся лист бумаги и ручка?
    - Сейчас принесу. – Отозвался тот и, не выпуская драгоценную ношу из рук, вышел из кухни. Пошелестел чем-то в комнате, вернулся назад и поло-жил на стол ручку с чернильницей и бумагу. Какое-то время Николай поду-мал, уставившись взглядом в стенку, затем решительно пододвинул лист к себе поближе и ткнул ручку в чернильницу. Через некоторое время критиче-ски посмотрел на текст, вытащил из лежащей на стуле полевой сумки кон-верт, вложил сложенный лист внутрь, прошёлся языком по краю конверта и заклеил его. Размашистым почерком что-то написал на конверте. Подержал в руках, посмотрел на Романа.
    - Когда будешь поступать в лётное, передашь этот конверт в приёмную на-чальника училища. В ней просьба личного состава гвардейского полка о приёме тебя в курсанты. Бери, сынок. Надеюсь, что ты не посрамишь память своего отца и  наших лётчиков…
   …Седой моложавый генерал прочитал последние строки письма, хмыкнул, посмотрел строгим взглядом на стоявшего у стола парня.
    - Тут целый полк просит, чтобы тебя приняли в училище. – Констатировал он, вновь пробежав по написанным строкам. – Такое впервые на моей памя-ти. Аттестат при тебе?
    - Да. Вот. – Роман протянул генералу аттестат зрелости.
    - Так, так… - Протянул начальник училища, просматривая документ. – По-хвально. Очень даже приличные результаты. Только три четвёрки. Неплохо. – Он помолчал немного. Затем взял его заявление и крупным чётким почер-ком написал: «При положительном результате медицинской комиссии в ис-ключительном порядке зачислить курсантом без экзаменов». И поставил дату и подпись.
    - Отнесёшь документы в приёмную комиссию. – Он вновь строго глянул на Романа.- И помни, станешь курсантом – не забывай о своём отце и доверии лётчиков, которые просят за тебя. Это многого стоит… Ты всё понял?
    - Так точно, товарищ генерал! – чётко, по-военному, ответил будущий кур-сант.
    Взгляд генерала потеплел:
    - Надеюсь, что у тебя всё будет хорошо. Шагай, сынок… 



   
      
      




















                ГЛАВА 1
    Красноносый истребитель «Як-9» зарулил на стоянку по указанию встре-чающего техника, резко затормозил и слегка клюнул носом. Откинулся фо-нарь, опершись об окантовку лобового бронестекла, из кабины выбрался лёт-чик, спрыгнул на землю. Из зарулившего следом другого истребителя вылез и подбежал к нему курсант. Остановившись в двух шагах, вскинул руку к сбитому на затылок шлемофону, из-под которого торчал вихор светлых взмокших волос:
    - Товарищ капитан! Курсант Ерофеев выполнил проверочный полёт. Раз-решите получить замечания?
    Капитан посмотрел на стайку курсантов, стоящих у «квадрата» в ожидании своей очереди, перевёл взгляд на лицо парня. Передёрнул щегольскими уса-ми под внушительным носом, лицо приняло скучающее выражение.
    - Ну что сказать, курсант Ерофеев…  На виражах слабовато тянешь, слиш-ком большой радиус. Перегрузок боишься, что ли? Вроде с виду не слабак.   В реальном бою срежут, как куропатку, не успеешь глазом моргнуть. Я у те-бя всё время висел на хвосте, заметил? То же самое на вертикалях… Поэнер-гичнее нужно, поэнергичнее… Понял, курсант?  - он ухмыльнулся. И тут  внимание его привлёк подошедший инструктор, старший лейтенант,  корена-стый крепыш с заметными пятнами давних ожогов на скуластом лице.
    - Так вот, старший лейтенант…  Усеки на будущее…  Посильнее гоняй своих курсантов в зонах, на пилотаже.  Понял? Слабовато они держатся на пилотаже. Скованные, какие-то… Или недокормленные… Лётной нормы не хватает? – хохотнул он.
    - Наверное, давит на них то, что вы боевой лётчик, товарищ капитан. Вот они и тушуются. - Попытался сгладить негативное впечатление капитана ин-структор. – Сами понимаете, молодёжь…
    Инспектор внимательно посмотрел на старшего лейтенанта, усмехнулся: - Из тебя неплохой адвокат бы получился. Ладно, кто там у тебя следующий?
    Инструктор повернулся в сторону стоявших курсантов:
    - Ястребов! Давай сюда!
    Что-то рассказывающий друзьям, отчего те сдержано похохатывали, па-рень в синем комбинезоне прервал своё повествование и резво подбежал к ним. Заметив кивок инструктора в сторону капитана, Роман кинул ладонь к пилотке:
    - Товарищ капитан, курсант Ястребов к проверочному полёту готов! – вы-палил он, спокойно смотря на инспектора. Тот оценивающе оглядел курсан-та, отметив при этом крепкую фигуру, внимательный взгляд и независимое выражение лица. Усмехнулся – тот чем-то походил на него в пору своей бывшей когда-то курсантской жизни.
    - Давай, Ястребов, двигай в кабину. Готовься. Посмотрим, что ты за птица. – Хмыкнул он, явно намекая на фамилию курсанта. – Покажи, чему тебя нау-чили местные асы. Можешь отбросить все ограничения по пилотажу. Пред-ставь, что перед тобой в качестве противника не инспектор, а какой-нибудь там Фриц или Ганс, и который хочет вогнать тебя в землю. Усёк, курсант? – похоже, что это словечко было одним из востребованных в лексиконе капи-тана.
    - Так точно усёк, товарищ капитан! – с весёлой злостью ответил Роман, что не укрылось от инспектора. Тот удивлённо ухмыльнулся при этом. «Похоже, паренёк с гонорком. Ну-ну, в воздухе я тебя заставлю поплясать «камарин-ского». И не таких обламывали. Посмотрим, посмотрим…».
    - Вот и ладушки. – Кивнул инспектор. – Давай, иди, готовься. А я пока пе-рекурю. – Он кивнул инструктору и не спеша пошёл в сторону «квадрата», где сидели свободные от полётов инспектора.
    - Ну, что скажешь, капитан? – встретил его вопросом полковник со звездой Героя на груди - председатель инспекционной комиссии. – Какие впечатле-ния от выпускников?
    Капитан не спеша прикурил «беломорину»: - Сыроватый материал, това-рищ полковник. В основном середнячки. Пока ни один не заставил основа-тельно попотеть. Есть серьёзные замечания в адрес инструкторского состава, о чём при разборе я обязательно доложу.
    Полковник одобрительно кивнул: - Для этого мы сюда и направлены, что-бы выявить слабые стороны подготовки пилотов. Что, очень ощутимые огре-хи? – тут же поинтересовался он, внимательно вглядываясь в лицо капитана. Остальные инспектора, сидевшие тут же, невольно прислушивались в разго-вору.
    - Что есть – то есть. – Заявил капитан, мусоля в зубах папиросу. – И на го-ризонталях, и на вертикалях… Словно у курсантов силёнок не хватает на пе-регрузки. Вы, товарищ полковник, и сами знаете, что это стоит жизни в на-стоящем бою. Недорабатывают инструктора… Хотя, как я понял, они в ос-новном из боевых лётчиков. Должны это сами понимать.
   Председатель комиссии, слушая инспектора, согласно кивал головой. «Что ж, придётся вести нелицеприятный разговор с начальником училища, указы-вая на недостатки.  Вот так-то Фёдор, друг ты мой сердечный».
    Генерала он знал с курсантских лет, в своё время вместе заканчивали лёт-ную школу в Крыму, в далёкие тридцатые годы, «Качу», родную альма-матер для многих знаменитых впоследствии лётчиков. «Как там говорили древние? Платон мой друг, но истина дороже», - вспомнилось к месту знаменитая фра-за.
    - Сам-то себя помнишь, капитан, на выпускных экзаменах? – неожиданно спросил он, хитро прищурившись. – Не напоминают нынешние курсанты те-бе себя в такое же время?
    - Да как сказать, товарищ полковник… Много общего… Только вот мне повезло тогда в том, что инструктор у нас в группе был «зверь». Пилотаж за-ставлял выполнять так, что кости трещали от перегрузок. За что я ему без-мерно  благодарен. Впоследствии это помогло остаться в живых, когда попал на фронт в начале сорок пятого.
    - Не понял… – Удивлённо приподнял брови полковник, снимая фуражку и вытирая платком влажный лоб. – Ты же, как мне помнится, школу закончил в сорок первом?
    Капитан досадливо поморщился и выкинул окурок в закопанную бочку: - Закончить-то закончил, только до фронта не добрался. Эшелон, в котором я ехал в полк, попал под бомбёжку под Киевом. Очнулся в госпитале, прова-лялся там почти десять месяцев, еле выкарабкался. Думал, спишут… Но про-несло… Из запасного полка попал в перегоночную дивизию полковника Ма-зурука, гонял «Аэрокобры» с Аляски в Сибирь. Ну, помните, по ленд-лизу? Вот и пришлось «воевать» в тылу.
    - Как же, как же…  Наш знаменитый ас Александр Покрышкин именно на «кобре» столько супостатов завалил. Так что та твоя «война» многого стоила нам. А у тебя сколько на счету сбитых? – поинтересовался полковник.
    - Успел восьмерых к земле отправить. – Скромно заявил капитан, передёр-нув усами.
    - Неплохо, неплохо для такого короткого срока. – Заметил собеседник. – Чуток не дотянул до Героя. Ещё пару-тройку и пришлось бы начальнику штаба оформлять на тебя наградной лист.
    - Не судьба… - Согласился капитан. Посмотрел на небо, потом в сторону самолётной стоянки.
    - Разрешите идти, товарищ полковник? А то курсант в кабине, наверное, уже потом изошёл, меня ожидаючи.
    - Разрешаю, капитан. И вот что: проверку этого курсанта проведёшь над «точкой». Чтобы местные инструктора посмотрели на свои, так сказать, ог-рехи. Понял? – он хитро прищурился.
      - Хорошо. – Кивнул инспектор. – Сделаем, так сказать, в лучшем виде. Пусть полюбуются местные асы на свои недоработки.
    … В это время старший лейтенант напутствовал, как он считал, своего лучшего курсанта:
    - Главное, не дай ему зайти тебе в «хвост». Вспомни наши с тобой полёты. Если будешь делать так, как мы с тобой оттачивали все элементы пилотажа, у тебя всё получится. И ещё… Трое до тебя «погорели» именно на виражах.  На виражах тяни до последнего, только не сорвись в штопор. Если удастся оторваться от него, и он вдруг тебя потеряет,  попытайся атаковать со сторо-ны солнца. Ну, а коль ухватишь его за «хвост» - держи, не выпускай, что бы он не вытворял. Повторяй всё, что он будет делать. И помни, Ястребов, я на тебя надеюсь. И вся страна тоже… - Шутливо добавил инструктор, обод-ряюще подмигнул ему, проверил затяжку привязных ремней. Хлопнул по плечу Романа. – И не тушуйся перед ним, что он капитан, что воевал и всё такое… Понял?

    - Так точно, товарищ инструктор. – В какой-то момент курсанту просто стало жаль старшего лейтенанта, который столько сил потратил на их обуче-ние, был терпелив, выдержан. Никогда не срывал на курсантах свой гнев, не-довольства, когда из-за них ему доставалось на «орехи» от начальства.  И Роман, желая как-то успокоить его, кивнул в знак согласия со всем, что ему говорил инструктор: - Всё будет хорошо, я постараюсь…
    - Уж постарайся, Ястребов. От того, как ты с ним «пободаешься», будет зависеть твоя судьба. Да и моя тоже… - Тихо добавил он для себя.  Посмот-рел на соседний Як – капитан уже взялся  рукой за окантовку фонаря кабины. Заметив, что инструктор смотрит в его сторону, крутанул указательным пальцем: «запускайтесь!»..
    - Давай, запускай двигатель! – крикнул старший лейтенант. Роман нажал кнопку запуска. Двигатель заворчал, рыкнул, выплюнув из патрубков сизый дым, и победно загудел.  Воздушный винт крутанулся, затем запел, увеличи-вая обороты и превращаясь в прозрачный диск. Инструктор  ещё раз хлопнул курсанта по плечу и соскочил с крыла. Ястребов закрыл фонарь кабины, за-щёлкнув его, и поднял руку. Выпускающий техник сноровисто выдернул тормозные колодки из-под колёс шасси и вытянул руку в направлении стар-та. Роман добавил обороты и, когда истребитель  нехотя тронулся с места, плавно нажал на тормоза. Машина качнула носом,  затем  целеустремлённо покатила к началу взлётной полосы.
   …Он крутил головой, вглядываясь в окружающее пространство. Особое внимание уделял задней полусфере,  логично полагая, что капитан в первую очередь должен будет появиться именно там. Пару минут назад он доложил на КП, что занял тысячу метров. Следом за подтверждением с земли в науш-никах раздался хрипловатый голос инспектора:
    - Работаем над точкой! Понял, курсант?
    «Хочет разделаться со мной на виду у всех…», - понял Роман.
    - Так точно! – коротко ответил тот, наливаясь весёлой злостью.   
    - Так что готовься, сейчас начну тебя общипывать, ястребок! Ты у меня попляшешь «камаринского»! – пророкотало в шлемофоне.
    «Ну и откуда ты начнёшь, курощуп? - курсант вовсю закрутил головой. Но красноносого «Яка» нигде не было видно. – Ведь где-то ты подкрадываешься ко мне…». Внезапно какая-то тень прикрыла фонарь кабины – Роман повер-нул голову и похолодел – пристроившись своим самолётом чуть выше его истребителя, на него насмешливо смотрел капитан через стрекозиные лётные очки.. Казалось, до него можно было дотронуться рукой, так близко он при-тёр свою машину к «Яку» Романа.
    - Даю тебе фору, курсант. Начинаем схватку. Расходимся! – и тут же исчез из поля зрения, словно растворившись в воздухе. Роман потряс головой, пе-ревёл дух от той неожиданности, с которой появился рядом инспектор. Уви-дев, что выходит за воздушные пределы аэродрома, резко положил машину на крыло – параметры района боя нужно было выдерживать, и в секунды раз-вернул истребитель на сто восемьдесят градусов, смотря на обозримое про-странство. Кинул взгляд через плечо и вздрогнул – красноносый «Як» выско-чил сзади, словно тот черт из табакерки. Секундное замешательство у Романа исчезло. Он вновь свалил машину на крыло и ввёл истребитель в крутой ви-раж. Чувствуя, как многократная перегрузка наваливается на плечи, вдавли-вая его в кресло, он кинул взгляд на указатель крена и скольжения – шарик словно прилип к средине прибора – и удовлетворённо хмыкнул про себя - многочисленные тренировки не пропали даром. Стало быть, капитану не удастся поймать его на вираже в прицел – радиус разворота сейчас самый минимальный.  «А вот как развернёмся к солнцу – сделаем свой коронный финт. И посмотрим, кто будет плясать «камаринского», товарищ инспек-тор!». Курсант сжал зубы, кося взглядом на величину крена сквозь кровавую пелену в глазах от предельной перегрузки.
    Капитан в этот момент, испытывая ту же тяжесть на теле, не мог понять, как это ему не удаётся  поймать в прицел «Яка» своего противника. Казалось, не хватало самой малости, чтобы  силуэт самолёта курсанта лёг в перекре-стие коллиматорного прицела. Он потянул было ручку управления, стараясь ещё больше уменьшить радиус виража, но машину резко затрясло – пред-вестник штопора – и он ослабил усилие. «Смотри-ка ты, держит вираж на пределе», удивлённо констатировал для себя инспектор, испытывая двоякое чувство. С одной стороны он был доволен, что местные инструктора стара-ются привить курсантам необходимые навыки воздушного боя. С другой стороны, он был слегка раздосадован. Какой-то «птенец», хотя и имеет звуч-ную фамилию Ястребов, никак не хочет признать себя побеждённым. Как-никак, лётчик, имеющий на счету восемь побед, имеет явные преимущества перед зелёным курсантом. «Ничего, я тебя  всё равно защучю… Не сейчас, на вираже, а на чём-нибудь другом, и никуда ты от меня не денешься…», - ус-покоил себя инспектор. В тот же миг он невольно прикрыл глаза – яркое солнце стегнуло через фонарь кабины по зрачкам огненным хлыстом. Когда же их открыл, то вновь неприятно удивился – машины курсанта впереди не было. «Птенец» исчез….
    Все находившиеся на аэродроме напряжённо всматривались в начавшуюся  карусель в воздухе: два истребителя крутились в бешеной круговерти над их головами. Особенно переживали друзья Романа и инструктора училища.
    - Давай, Ромка, не поддайся капитану. Он тоже не автомат, где-нибудь да проколется… Тяни, Ромка, тяни… не подставляй «хвост»… - И много ещё чего советовали друзья-курсанты.
    Старший лейтенант, его инструктор, сжав кулаки и побледнев, отчего пят-на от ожогов на лице сделались ещё ярче, что-то шептал, не отрывал взгляда от пары истребителей, исполнявших  вверху своеобразный танец.
    - Да не переживай ты так, старлей. – Стоявший рядом командир звена, ка-питан, насмешливо смотрел на него. – Можно подумать, что от твоего Ястре-бова  сейчас зависит твоя жизнь.
    Инструктор перевёл взгляд на командира звена. – Почти, командир! Ведь это моя первая выпускная группа. Если и Ястребов не выиграет, значит, грош цена мне, как инструктору. Что тут непонятного? Придётся мне написать ра-порт о переводе в регулярный полк. Я так решил. – И он упрямо вновь уста-вился взглядом вверх. Капитан только иронически хмыкнул на его слова.
      - Сейчас он «сделает» очередного курсанта, - авторитетно заявил один из инспекторов, капитан, иронически глядя на схватку в небе. – Что ни говори, а боевой опыт многого стоит. Верно, товарищ полковник? – он повернулся к сидевшему рядом и так же напряжённо всматривающегося вверх командира группы инспекторов.
    - Да что-то пока у инспектора не вытанцовывается с этим курсантом. – За-метил тот, вновь снимая  фуражку и вытираясь платком. – Похоже, на этот раз ему достался крепкий орешек…
    - Да достанет он его, никуда парню не деться.. – Хмыкнул капитан. – Он ещё щенок по сравнению с боевым лётчиком.
    - Похоже, у этого щенка, как ты сказали, капитан, уже острые зубы проре-зались. – Встрял в разговор ещё один инспектор. – Ставлю пару бутылок ар-мянского коньяку, что у капитана ничего с этим парнем не получится. Что скажешь, коллега?
    - Можешь прямо сейчас отдать их мне. – Засмеялся тот, не сомневаясь в конечном результате показательного боя.
    Полковник недовольно посмотрел на инспекторов:
    -  Вы мне тут ещё тотализатор устройте, как на ипподроме.
    - Да мы шутейно, товарищ полковник! – начал отрабатывать «задний ход» капитан. –  О-о! – вдруг воскликнул он, вновь глянув на небо. – Надо же, вы-вернулся парень. Ну и ну… - Протянул он, заметив, как «Як» курсанта, пре-рвав вираж, резко ушёл на правый боевой разворот, а красноносая машина майора, замешкав, вышла из виража и заметалась, ища пропавшего против-ника. Но тот не упустил удачного момента. Перевернув истребитель вверх брюхом, он косо спикировал и вывернулся прямо в «хвосте» инспектора..
    «Чёрт знает что… - промелькнуло в голове капитана. – Как это он исхит-рился? – неприятное осознание того, что курсант оказался у него в «хвосте», да ещё на виду у всех, там, внизу на земле, разозлило инспектора не на шут-ку. – Ну, держись, птенец! Сейчас ты увидишь небо с овчинку!». И он рванул ручку на себя, двинув РУД* за защёлку до упора вперёд. Взревел форсиро-ванный двигатель, машина завертелась в восходящих «бочках». Одна… вто-рая… пятая… Заметив критическое падение скорости, свалил самолёт на крыло. Работающий на максимале двигатель мгновенно разогнал машину. Последовал ряд фигур на предельных перегрузках: косая петля, иммельман, боевой разворот после выхода из пикирования, В верхней точке сознательно сорвал истребитель в штопор. Один виток, другой, третий…   Выйдя из што-
----------------------------------------------
*РУД – рычаг управления двигателем. (Авт.)

пора, завернул вираж, да так резко, что машина вновь задрожала и он осла-бил усилие на ручку – слишком мал запас высоты. «Ну и где ты, птенчик? – ухмыльнулся он, осматриваясь. Он ни на секунду не сомневался, что курсант не выдержал такой каскад фигур. Его удивлению не было предела -  знако-мый «Як» висел сзади…
    - Ай да Ромка…  Знай наших… Молодец, Ястреб!.. – вопили на земле его друзья. Ликованию курсантов не было предела. Один из них даже колесом прошёлся по земле под восторженные крики.
    - Ну, ты скажи… - С завистью заметил командир звена, глядя на инструк-тора. – Укатал-таки твой Ястреб инспектора. Готовь дырки на погонах. Точно теперь капитана получишь. И на моё место! Я же осенью двину в Академию.
    Ничего этого старший лейтенант почти не слышал. Он не сводил взгляда с истребителя  курсанта, который, как привязанный, висел на «хвосте» инспек-тора… «Держись, Роман… Не отрывайся от него. Ты уже победил…», - шеп-тал он про себя, чувствуя, будто сам сидит рядом  с Ястребовым в кабине «Яка».
    «Ну, ты скажи… Вцепился, как репей в собачий хвост. – Злился инспектор. – И как это у него получается? – недоумевал он, оглядываясь на преследо-вавшего его истребителя. – Посмотрим, удержишься ли на этот раз…», он решился на последний шаг, дабы избавиться от  назойливого преследователя, и что неоднократно применял в боях с фашистскими асами. В какой-то мо-мент, на вираже, когда с законцовок крыльев стекали струи уплотнённого воздуха, он перевернул машину и ринулся вниз, в отвесном пикировании, и тут же начиная выходить из него с предельной перегрузкой. Рассчитывая, что противник среагирует с запозданием и отцепится от него…
    А на земле восторженный шум не утихал. Шутка сказать – курсант Ястре-бов «завалил», как выразились некоторые местные инструктора, инспектора, боевого лётчика. Чего никогда не было в прошлой истории училища. По-следний эпизод схватки, когда капитан попытался «стряхнуть» со своего хвоста настырного курсанта, выйдя из пикирования на небольшой высоте, и не возымел результата, поставил последнюю точку в этой схватке. Полков-ник, проводив взглядом промчавшийся над аэродромом красноносый «Як» инспектора и не отстававшего от него истребителя курсанта, рявкнул сидев-шему рядом капитану:
   - Скажи РП, пусть инспектор прекратит эту карусель. После посадки его и курсанта немедля ко мне…
    Сидящие в «квадрате» инспектора и инструкторы училища с любопытст-вом и каким-то нездоровым интересом смотрели на курсанта  Ястребова, смущённого таким вниманием. В голове у того вихрились разные мысли. «Может, я что-то не то сделал … Что они так смотрят на меня? Будь-то я их в чём-то обманул… Его утешало одно – его инструктор незаметно для всех поднял кверху большой палец.


    Полковник поднялся со скамьи, подошёл к нему. Некоторое время внима-тельно разглядывал его,  подмечая следы пота на лице и замешательство во взгляде. «Волнуется парень. Да и есть с чего… Не каждый же день курсант  в воздушном бою побеждает инспектора».
    - Что ж, курсант Ястребов! – полковник  улыбнулся. – Ваш зачётный полёт выполнен на «отлично». Нужно отдать должное вашему инструкторскому составу, они тут не зря хлеб едят.  Как вы думаете, товарищ капитан?  –  он повернулся к инспектору. Тот передёрну усиками,  крутанул потной головой  с торчащими прядями волос.  Глянул на своего недавнего противника, потом обезоруживающе улыбнулся:
    - Вполне согласен, товарищ полковник! Если найдётся ещё с полдесятка таких вот хватких парней, как курсант Ястребов, то наши ВВС могут быть спокойны. У боевых пилотов есть достойная смена.
    - Как тут не согласится, коль у инспектора до сих пор пар от головы валит. Будто только что из баньки вывалился… - Съехидничал  подошедший пол-ковник – начальник штаба училища.  Капитан, было, взъерошился, но тут же нашёлся:
    - А что!? И не холодно! – под дружный смех сидевших в «квадрате», он пригладил волосы и повернулся к Роману: - Молодец, курсант! А то я до тебя думал, что все у вас середнячки. Вижу – ошибался! Спасибо тебе, Ястребов. Достоин этой фамилии. Вот так и держись, и сам чёрт будет тебе не брат! Те-бе всегда и во всём  удачи… – И крепко пожал ему руку …
            
    
                ГЛАВА   2
    Молодой лейтенант в лётной форме подошёл к входной двери и нажал на кнопку звонка. Прозвучала приглушённая трель, за дверью послышались лёгкие шаги и знакомый женский голос – голос мамы - прозвучал для него милее любой музыки на свете:
    - Иду, иду! Сейчас открою! – тут же дверь распахнулась и на него глянули родные глаза. При виде его они удивлённо и радостно раскрылись, и  Нина Георгиевна всплеснула руками:
    - Господи, Рома! Родной мой! – она невольно пошатнулась и оперлась на косяк двери. Роман бросил чемодан на пол и, шагнув к ней за порог, крепко и нежно обнял её.
    - Приехал… - Мама подняла на сына глаза полные слёз, подняла руку и провела по его щеке: -  Колючий какой… И похудел… Вас что, плохо кор-мят?
    - Ну что ты, мама! Кормят нас, как на убой. По пятой «а» реактивной нор-ме. В дни полётов, а мы летаем почти каждый день, выдают по плитке шоко-лада. Я тебе почти полчемодана шоколада привёз. А что небритый, так в по-езде неудобно бриться, мама! Болтает сильно… - Он перехватил материн-скую руку и поцеловал её. Пахла она знакомым земляничным мылом и ещё чем-то очень домашним. Да и в квартире пахло сдобой, и Роман невольно сглотнул слюну.
    Нина Георгиевна улыбнулась, заметив это: - А я как будто знала, что ты приедешь - пирожков напекла. Твоих любимых, с луком и яйцами, да с кар-тошкой. Сегодня же воскресенье…
    Она с любовью смотрела, как он уплетает домашние пирожки, запивая крепким чаем и постанывая от удовольствия. Заметив её взгляд, Роман замер с надкусанным пирогом в руке: - Что ты так на меня смотришь, мама? Я здо-рово изменился?
    Нина Георгиевна кивнула: - Возмужал, сынок… Ты сейчас так похож на отца. Вот таким я его увидела впервые. В двадцать шестом году мы с ним по-знакомились. Он тогда только окончил лётную школу. Пришёл к своим друзьям в красивой лётной форме. Все девчонки в общежитии были в него влюблены. – Она улыбнулась. – А он меня выбрал…
    Роман допил чай, поставил стакан на стол и, опершись на руку, – мама чуть не застонала, увидев эту позу, как у мужа, - с любовью глядя на неё, по-просил: - Расскажи ещё что-нибудь про батю…
    Засиделись они почти до полуночи. Нина Георгиевна рассказывала, как они жили в разных гарнизонах, то на Севере, то на Кавказе. Потом  - Москва, где муж учился на двухгодичных командных курсах. Оттуда его направили командиром эскадрильи в Сибирь. Перед войной майор получил назначение в штаб Сибирского военного округа. А с первых дней войны добился назна-чения на фронт.
    - За войну он только один раз был здесь. Да и то двое суток… - Нина Геор-гиевна  горестно вздохнула. – Ты помнишь это?
    - Конечно, мама. – Кивнул Роман. - Он мне тогда привёз свою фуражку и лётный планшет. И две плитки французского шоколада. Как батя сказал – трофейный.
    - Помню, как ты разделил плитку на три части и заявил, что не притро-нешься к нему, если мы тоже не возьмём. – Она грустно улыбнулась и, видя, что сын замолчал, спросила:               
    - Сколько ты дома будешь? Весь отпуск?
    Роман замялся, виновато посмотрел на неё: - Знаешь, мама… У нас недав-но проходили ученья и командование за хорошие результаты объявило мне благодарность. И выделили путёвку в военный санаторий, в Сочи.
    - Что ж, сынок… Я горжусь тобой. – Нина Георгиевна улыбнулась  - И ко-гда нужно ехать?
    - Через неделю, мама. Ты только не расстраивайся. По приезду из санато-рия пробуду у тебя ещё неделю.
    - Хорошо, сынок. – Повеселела мать. – Значит, ты на хорошем счету у ко-мандования. 
    - По-другому мне никак нельзя, мама. Я в долгу перед батей, да и перед лётчиками его полка. Это они дали мне путёвку в лётную жизнь.
    - Вот и не забывай об этом, сынок! – она кивнула головой, гордясь им.
… Неделя проскочила быстро. Встречи со старыми друзьями, походы на реч-ку, купанье в ещё прохладной воде, танцы в городском саду. Посетил он и лётное училище, где ему дали путёвку в небо. Встретился там со своим инст-руктором, который стал командиром звена. Побывал с ним на аэродроме, где на стоянках выстроились новенькие учебно-боевые реактивные «МиГи» - училище перешло на новую технику.
    - А у вас в полку какая техника? – поинтересовался капитан Олег Светлов, бывший инструктор Романа.
    - Тоже «МиГи», только боевые. Мне повезло. Наш полк первым в Примо-рье получил эти машины в прошлом году. Говорят, что американцы прозвали их «Фаготами», товарищ капитан.
    - Ну и как вам они?
    - Да уж с «Яками» или  «Лавочкиными» не сравнишь. И скорость, и пото-лок будь здоров, да и вооружение помощнее. А скороподъёмность!?  Нет, это совершенно новый этап в авиации, товарищ капитан.
    Светлов поморщился: - Перестань брать под козырёк, лейтенант. Давай на «ты»! Как-никак ты мой счастливый билет. После твоего триумфального по-единка с инспектором у меня по службе всё образовалось. Ты вот лучше ска-жи, как там у вас? Супостаты шалят? Нарушают  наши границы?
    - Бывает…  На аэродроме всегда дежурит две пары. Как только локаторы засекут такого – команда с КП: «воздух!». Сразу поднимают «пару», и впе-рёд!.
    - Ну и как? Сбивали кого-нибудь ваши парни? -  поинтересовался капитан.
    - Пока ни одного не сбили. Они особо не наглеют, идут вдоль границы. Как только заметят наши самолёты – сразу отваливают в другую сторону.
    - М-да, - протянул капитан, - неспокойно там у вас. Хороши бывшие союз-нички, нечего сказать…
    - Прощупывают наши возможности, скорее всего… Выявляют частоты ра-диолокационных станций, возможность наших ПВО перехватывать их само-лёты. – Роман пожал плечами. – Так нам объясняет наше командование.
    - Наверное, так оно и есть. Так что ты, Роман, и твои однополчане держите там  ухо  востро.  Ну, а мы здесь  будем ковать вам новые кадры.  Договори-лись? – и капитан Светлов, залихватски подмигнув,  дружески ткнул Романа в бок кулаком…
    … - Так что, Ромка, завтра на юга? В Сочи? – улыбнулся крутоплечий здо-ровяк с курносым носом и весёлым взглядом карих глаз на круглой физио-номии. Они стояли у входа на танцплощадку в городском парке, поглядывая на проходящих мимо девушек.
    - Да, поезд в восемнадцать сорок. – Кивнул Роман, провожая взглядом стайку девушек, с весёлым смехом сбегающих по небольшой лестнице. Не-сколько парней хулиганского вида, в хромовых сапогах и кепках-восьмиклинках, модных среди приблатнённой молодёжи, проследовали за ними, нагло поглядывая на окружающих.
    - Я бы тебя проводил, да завтра у меня вечерняя смена. – Вроде бы винова-то заявил Семён, друг и соратник Романа по работе в прошлом на авиазаводе.
    Лётчик усмехнулся: - Забудь… Я, что, девица, чтобы меня провожать? Ты лучше скажи, Кузьмич также работает? Или на пенсию вышел?
    - Ты что? Какая пенсия? – засмеялся Семён. – Он в бригаде всех в кулаке держит, несмотря на возраст. Да и начальство его уважает. На первое мая в торжественной обстановке его наградили орденом «Знак Почёта». Сам сек-ретарь обкома партии вручал. Понял!? Вот такой наш Кузьмич.
    - Передай от меня привет. Скажи, что лётчики нашего полка шлют благо-дарность рабочим завода за классные самолёты, что выпускает завод. Ведь немалая толика труда вложена в них и его бригадой.
    - Обязательно передам. Он будет рад услышать твои слова. Да и остальные мужики тоже.  – Кивнул друг. Мимо них, смеясь, уходили парочки, покидая танцплощадку. Семён глянул на часы: - О-о, уже полдвенадцатого… Не пора ли и нам покинуть этот весёлый уголок? Что скажешь?
    Роман рассеяно кивнул, провожая взглядом проходящих девушек. – Давай, пошли…
    Они вышли на центральный проспект города. В зданиях  кое-где светились огоньки, в основном же тёмные окна домов равнодушно взирали на слабо ос-вещённое уличными фонарями пространство. Друзья молча прошли пустын-ный квартал, мимо них только проследовал милицейский патруль. Через сот-ню шагов они остановились, здесь пути их расходились. Семён сворачивал направо, а Роману нужно было пройти прямо ещё минут десять.
    - Завидую я тебе, Ромка. Будешь живот греть на южном солнце, да в тёп-лом море бултыхаться. Пивко пить в ларьках, да с девушками знакомиться. – Грустно вздохнул друг.
    - Так в чём дело? Бери отпуск и со мной в славный город Сочи! – улыб-нулся Роман.
    - Рад бы в рай, да грехи не пускают. – Пожал плечами Семён. – Мой отпуск запланирован в сентябре. Да и кто тогда будет вам самолёты клепать, а? Да-вай пять, Ромка! Хорошего тебе отдыха.  За меня там поплавай, да погрейся на солнце.
    - Договорились, Семён! Приеду с югов, обязательно встретимся. – Он стиснул руку другу, и они разошлись.
    Проходя мимо дома с колоннами, чем он и был знаменит на проспекте, Роман внезапно услышал короткий сдавленный и испуганный женский вскрик. Он остановился, разглядывая полутёмное пространство между ко-лоннами, и заметил там какое-то неясное шевеление.
    - Помог… - Вновь прозвучал полузадушенный прерванный возглас и Ро-ман, сделав несколько шагов, остановился: две неясные тёмные тени, бормо-ча, суетились рядом с колоннами. Раздался треск разрываемой ткани, и вновь женский крик.
    - Эй! Вы что тут делаете? – крикнул Роман, всматриваясь и понимая, что здесь происходит гнусное преступление, надругательство над беззащитной женщиной. – Ну-ка, прекратите сейчас же! – рявкнул он.
    У одной из теней вдруг обозначилось светлое пятно, оно придвинулось к Роману и при свете уличного фонаря он увидел молодое лицо с надвинутой на уши кепкой.
    - Иди своей дорогой, фраерок! – злобно прошипел тот, оскалившись сверкнувшей жёлтой коронкой. – А то ненароком попишу тебе морду – мать родная не узнает…  - Незаметное движение руки и в ней блеснуло зловещее узкое лезвие ножа.
    Бухавшее сердце заработало в обычном ритме, и Роман успокоился, как прежде на ринге, увидев пред собой противника из плоти и крови, а не какой-то там неясный призрак. Парень в кепке молниеносно выбросил вперёд руку со сверкнувшим клинком, нацелив его в живот Роману. Но тот был готов к такому развитию ситуации. Развернулся корпусом влево, пропуская сбоку удар ножа, и резко ударил правой ему в челюсть снизу вверх. Не ожидавший такого, парень нелепо подпрыгнул и грохнулся на асфальт, где и остался ле-жать без движения. В своё время тренер говорил  про особенности Романа, как бойца, что тот одинаково бьёт обеими руками и в каждом кулаке у него таится по нокауту.
    Разделавшись с одним противником, лётчик сделал шаг в сторону  второй тёмной тени. Тот, увидев неподвижно лежащего подельника, махом отпрянул от жертвы и вьюном скользнул за колонну. Затем послышался дробный то-пот, и второй налётчик исчез за углом здания. Подивившись прыти насиль-ника, лётчик повернулся к  светлому пятну у колонны.
    - Как вы? С вами всё в порядке? – обратился Роман к девушке – глаза при-выкли к полутьме и он различил, что молодая особа, всхлипнув, молча кив-нула головой.
    - Вы где живёте? Давайте я вас провожу. – Предложил он, сознавая, что пережив нападение этих подонков, в таком состоянии ей будет страшно од-ной дойти до дома. Девушка вновь кивнула, тихо пролепетав дрожащим го-лоском, что она живёт в следующем доме.
    «Надо же, оказывается мы соседи», ибо его дом был очередным после её.
    - Идёмте! – предложил он, беря её за локоть. – Вы вся дрожите. – Ночь бы-ла тёплая, и он понял, что эта дрожь вызвана пережитым нападением. Она опасливо отодвинулась от лежащего тела насильника, когда они проходили мимо, и невольно придвинувшись к своему спасителю, спросила всё ещё дрожащим голоском: - А он живой? Вы его не убили?
    - Ничего ему не сделается… - Резко ответил он. – Эти уроды живучи. Вот полежит немного и очухается. Хотя по-настоящему его надо бы сдать в ми-лицию. Припаяли бы ему, да и его приятелю лет эдак по десять, чтобы в бу-дущем неповадно было нападать на людей. – С ожесточением произнёс он. – Только где сейчас найдёшь нашу доблестную милицию…
    - Идёмте! Не нужно никого искать. Я, кажется, сейчас сойду с ума со стра-ха. - Пролепетала она жалобным тоном, вновь прижимаясь к Роману.
    - Что же вы одна ходите ночью по городу? – выговаривал он ей на правах защитника. – Пора бы знать, что ходить в такое время небезопасно, особенно одной, по ночным улицам. – Сердито добавил Роман. – И как только вас ро-дители отпускают…
    - Задержалась у подружки… - Вздохнула девушка. - А когда схватилась, уже одиннадцать вечера наступило. Позвонить домой, что я останусь ноче-вать у неё, было невозможно. Телефона у них нет . - Она вновь тяжело вздох-нула. - Вот я и побежала домой. А тут эти… - И лётчик почувствовал, как по её телу вновь пробежала дрожь. Через минуту она остановилась: - Я – дома. Вот мой подъезд. – Она повернулась к нему и неожиданно положила руку на его плечо:
    - Я даже не знаю, как вас благодарить за спасение… - И прежде, чем он что-то ответил, потянулась к нему и поцеловала в щёку. Он в краткий миг почувствовал нежный запах её духов, она  слегка сжала его плечо и сказала:   
     - Спасибо вам, что спасли меня… Не знаю, как бы я жила дальше, если бы не вы…
    Оказавшись впервые в такой роли, Роман даже растерялся от проявления благодарности от этой юной и, как он успел рассмотреть, очень привлека-тельной особы. С большими глазами и маленькой родинкой на щеке. Единст-венное, что он пробормотал после этого поцелуя, что может проводить её до квартиры.
    - Нет-нет, теперь всё в порядке. – Заявила девушка. – В подъезде есть де-журная. Здесь я в безопасности, не беспокойтесь. Ещё раз благодарю. И спо-койной вам ночи! – она кивнула, улыбнувшись, и пошла к двери, опустив го-лову. Он подождал, пока она не скрылась за тяжёлой дверью, и пошёл к сво-ему дому, чуть слышно насвистывая полюбившуюся мелодию из популярно-го фильма… 
    … Тук-тук… тук-тук… - стучали на стыках вагонные колёса – Тук-тук… тук-тук… Роман часами лежал на верхней полке купе, смотря на проплы-вающий за окном пейзаж. Лесостепная полоса Западной Сибири сменилась яркими картинами гор южного Урала. Пассажирский состав то изгибался, следуя параллельно берега реки, текущей по узкому ущелью, то вдруг влетал на короткое время в тёмный провал тоннеля. Через пару-тройку минут вновь выскакивал в мир, наполненный ярким солнечным светом. Тащивший состав паровоз, выбрасывая из трубы чёрный столб дыма, временами натужено пыхтел, преодолевая плавный подъём пути с тем, чтобы забравшись наверх, победно заявит об этом сиплым, словно простуженным, звуком гудка. За ок-ном проплывали полустанки, с почерневшими от времени строениями, со стоявшим дежурным  с флажком в руке. Небольшие станции и фундамен-тальные вокзалы крупных городов с древними водонапорными башнями, воздвигнутые, судя по внешнему довольно обветшалому виду, во времена строительства стальной магистрали в прошлом веке, проплывали перед его глазами..
    На крупных станциях, где состав простаивал не менее получаса, а то и больше, когда нутро паровоза заправляли водой и чёрным углём, а паровоз-ные бригады меняли друг друга, Роман выходил из душного вагона на пер-рон. Щурясь от яркого солнца, обдуваемый лёгким ветерком, он оказывался в галдящей толпе вокзальных торговок. Не торгуясь, покупал свежие огурчики, зелёный лук и редиску; пахучие пшеничные калачи, отварную картошку, по-сыпанную укропом. Завершал покупки варёным цыплёнком или бутылкой холодного молока. Купленного хватало на определённый отрезок пути,  ибо молодость предполагает здоровый аппетит.
    На остановке в Омске вышедших пассажиров заменила троица представи-тельных мужчин. Были они хорошо одеты, пахло от них «шипром», при этом курили дорогие папиросы «Герцеговина Флор». Стоило поезду покинуть этот сибирский город, как они попросили проводника принести три стакана. Кто-то из троицы достал из кожаного портфеля бутылку армянского коньяка, ку-сок розоватого окорока, банку чёрной икры и кирпичик хлеба. Разлили по стаканам коньяк, пригласив для приличия и Романа. Тот вежливо отказался и, дабы не смущать соседей, вышел в коридор. Простоял не менее часа, лю-буясь проплывающим пейзажем и, полагая, что попутчики завершили трапе-зу, вернулся в купе. И действительно, вместо кулинарных изысков на столе лежал расчерченный лист бумаги, в руках соседи держали игральные карты. Пустая коньячная бутылка сиротливо стояла под столиком. Один из игроков поинтересовался – не изъявит ли желание молодой человек составить им компанию в преферанс. И в какой-то мере был огорчён, услышав, что Роман кроме как в «подкидного дурака» больше ни во что не играет.
    И вот уже третий день – игроки делали перерыв в игре только на сон, да ресторан, - он ехал под аккомпанемент странных слов, доносившихся до него со стороны столика: вист… пас… шесть червей… восемь пик… мизер на тёмной… двойная бомба. А иногда игроки произносили загадочные фразы типа: «знал бы прикуп – жил бы в Сочи»; «поплачь – карты слёзу любят» или «карта не лошадь, к утру повезёт», и прочие забавные истины.
    И был совсем ошарашен, когда перед прибытием в Сочи, троица взялась за подсчёты, которые заняли у них не менее получаса. Тут-то Роман и оказался свидетелем расчёта между игроками. Лысый мужчина в очках один оказался в выигрыше. Когда он огласил с кого сколько имеет, лётчик изумился: выиг-рыш  удачливого игрока составил не менее двухгодичного оклада лейтенан-та, коим был Роман. Но ещё сильнее удивился он, поняв, что проигравшие совсем не были огорчены таким результатам. И пришёл к выводу, что его попутчики или воры, или крупные мошенники, что, впрочем, одно и то же.
    Через какое-то время он совсем забыл об игроках, об их выигрышах и про-игрышах – поезд преодолел последний перевал и изумлённому Роману пред-стала изумрудно-голубая гладь, протянувшаяся до самого горизонта. Ему, выросшему в Сибири, впервые открылось в своей красе море. «И почему лю-ди называют его Чёрным? Совсем непонятно… Какое же оно Чёрное, когда вот такое голубое!», думалось ему, жадно взирающему на эту красоту. В Приморье их аэродром отстоял от моря в семидесяти километрах от побере-жья, и лётчики, конечно же, видели его, но только с большой высоты. А тут вот оно, рядом… И Роман даже зажмурился от предвкушения предстоящего свидания с этим чудом.

                ГЛАВА   3    
    Оформление в санаторий заняло совсем немного времени. Дежурная мед-сестра провела его  на третий этаж, открыла дверь своим ключом, посетовав, что его сосед опять унёс ключ от палаты, не сдав его внизу дежурному адми-нистратору.  Он совсем не слышал её, подойдя к большому окну и уставив-шись, как зачарованный, на голубую поверхность. Санаторий был располо-жен у самого побережья. Только небольшая зелёная полоса, состоящая из свечей-кипарисов, каких-то раскидистых деревьев с толстыми стволами серо-зелёного цвета, да цветущего яркими лепестками низкорослого кустарника протянулась между водой и жилым корпусом. В открытое окно вливался воз-дух, напоенный пьянящими ароматами субтропиков.
    - Любуешься? – хрипловатый голос вырвал Романа из восторженного со-стояния. Он обернулся – посреди комнаты стоял молодой парень в светлых брюках и распахнутой до пупа голубой рубашке.
    Роман согласно кивнул: - Как тут не залюбуешься! Красота-то какая!
    - Верно! Что красота, то красота – ничего не скажешь. Ты откуда и кто? – неожиданно спросил сосед, осматривая его с ног до головы.
    - Приморье! Лейтенант Роман Ястребов. Иа* ПВО страны! – отрекомендо-вал он себя.
    - И-а… и-а… и-а!.. - проорал парень на манер орущего ишака,  Заметив за-мешательство Романа, расхохотался: - Я тоже из иа, только с Североморска. Слыхал про такой?
    - Кольский полуостров… Наслышан… Мой дружок по распределению по-пал туда два года назад. Звать-то тебя как?
    - Разве я не сказал? – удивился тот. Церемонно протянул руку и попытался щёлкнуть каблуками. Только стука не получилась – обут был в сандалии: - Старший лейтенант Виктор Горбач. Будем знакомы! – он посмотрел на свои часы.- Слушай! Нам пора на обед. Тебя же ещё не поставили на довольствие?
    - Да я только что приехал. Ещё не успели меня определить.
    - Тогда придётся  дать тебе провозные… Айда в столовую. Держись меня,
----------------------------------------
*Иа (аббревиатура) – истребительная авиация.(Авт.)

Рома, со мной не пропадёшь! – весело заявил он, увесисто хлопнув его по плечу. – Здорово, что тебя поселили ко мне. А то представляешь, если бы вместо тебя какой-нибудь толстый полковник или лысый генерал здесь поя-вился? – в притворном ужасе он выкатил глаза. – И пришлось бы мне ходить строевым шагом и всё выполнять только по команде. Представляешь? Подъ-ём! На зарядку – становись! В столовую – марш!  Отбой! Бр-р-р – Виктор комично затряс головой, и они оба весело расхохотались…
    Так и потекли дни санаторной жизни военного лётчика Романа Ястребова. Когда он прошёл необходимые процедуры для обследования и посетил после этого врача, тот посмотрел на все эти данные и заявил ему:
    - У вас, молодой человек, идеальное здоровье. И всяческие ванны, лечеб-ная вода, массаж и прочее вам ни к чему. Оставьте это настоящим больным. Вам же могу прописать  солнечные и морские ванны. Первые – с осторожно-стью, вторые без ограничений. И побольше в рационе фруктов и овощей. Что же касается общения с прекрасным полом, то тут уж я вам не советчик. – Се-дой врач усмехнулся. – Всё будет зависеть от ваших способностей. Только особо не переусердствуйте, ибо всё хорошо в меру. – Заявил он смущённому лётчику. Этот вопрос изначально был для Романа всё ещё белым пятном. Па-ра-тройка встреч с представительницами женской половины человечества мало чем обогатило бравого пилота. И хотя кто-то потом искал с ним новых встреч, он избегал их. И вопрос стоял не в том, что женщины были не при-влекательны, или не молоды. Просто  он смущался обстоятельствами первых с ними контактов. Тут, в санатории, он завидовал Виктору, который с первых дней своего пребывания легко завязывал знакомства с дамами. И нередко Роману приходилось одному ночевать в палате. Северный «донжуан» обычно являлся к завтраку, сонный и, вернувшись из столовой, заваливался на кро-вать восстанавливать силы для новых свершений, как он объяснял соседу по палате.  И на вопрос Романа - с кем он проводит ночи, Виктор поднимал вверх палец, довольно щуря свои зелёные кошачьи глаза, и изрекал: «Сие есть великая тайна…». После этого Роман перестал интересоваться ночными похождениями любвеобильного соседа. Только продолжал выполнять его просьбу: открывать оконный шпингалет  в туалете на первом этаже, чтобы тот мог попасть в корпус таким путём, когда входные двери закрывались на ночь.
    Сам же Роман целыми днями валялся на пляже санатория. В пасмурные дни, или когда накатывал на побережье шторм, ходил по городу, посещал «Дендрарий», для разнообразия заходил в кафе или просто гулял по набе-режной. Заглядывал на городской рынок,  ходил по рядам, заваленными  все-возможной зеленью, ранней клубникой и черешней. Нагрузившись кульками с таким невероятным изобилием даров юга, возвращался в палату. Виктор, уминая принесённые вкусности, говорил с восторгом, что сам бог прислал ему такого соседа.
    Однажды утром, придя на пляж после завтрака, Роман с огорчением заме-тил трепещущий на свежем ветру на шесте флажок и на доске снизу цифру «три». При шторме в три балла посетителям пляжа купаться запрещалось. Он уныло оглядел пустынный пляж, рваные тёмные облака, несущиеся по небу и серые со светлыми гребешками валы, с шумом накатывающиеся на берег. Как сейчас бы здорово было покачаться на таких волнах, подумал он. Но как человек военный и приверженец дисциплины, естественно, отбросил эту крамольную мысль. Сожалея лишь о том, что этот день можно считать поте-рянным для водных процедур и солнечных ванн.
    Полюбовавшись минут пять  разнузданностью стихии, Роман пошёл в сто-рону калитки и вдруг услышал чей-то крик со стороны соседнего пляжа. Обернулся назад и увидел вдали мечущуюся по гальке пляжа пару – женщи-ну и мужчину. Они что-то кричали, но порывы ветра и шум волн заглушали слова. И, тем не менее, поняв, что там происходит что-то неладное, он ки-нулся к стальной решётке, что разделяла соседние пляжи.  Эти сто метров показались ему самыми длинными в мире. Подскочив к прутьям, Роман крикнул, стараясь перекричать этот дьявольский шум:
    - Что случилось? Что вы кричите?
    Его услышали… Пара повернулась в его сторону, затем они переглянулись между собой и бросились к нему. Первым подбежал мужчина, в годах, седые волосы трепал ветер. Запыхавшись, он схватился  за решётку с той стороны и попытался что-то сказать, но  сил ему хватало только умоляюще смотреть на него, тяжело дыша.
    - Что, что? – не понимая в чём дело, пытался добиться от него Роман, глядя на трясущиеся  губы пожилого человека..
    - Наша дочь… не может… спасите… - В его руку вцепилась подоспевшая женщина. – Там… - Она протянула руку в сторону моря. Повернувшись, он увидел метрах в пятидесяти чью-то голову, равномерно исчезающую в лож-бинах между валами воды.
    - Она не может выйти на берег… - Послышался рядом дребезжащий голос мужчины. – Её всё время стаскивает в море очередная волна… Я ничем не могу ей помочь. – С раскаянием пробормотал он. – Спасите её… просим вас… - На Романа умоляюще смотрели две пары глаз, мокрые то ли от вод-ной пыли, то ли от слёз…
    Он медлил недолго. Мгновенно сбросил сандалии на гальку, за ними сле-тели рубашка и брюки. Дождавшись, когда очередная волна, шипя, поползёт от берега, бросился за ней и торпедой ушёл под гребень следующего, закру-чивающего поверху светлыми барашками, вала. Выскочив на поверхность, он засёк направление, где то пропадала, то появлялась женская головка, и равномерно заработал руками,  стараясь, чтобы лицо не захлёстывалось вер-хушками волн. Ему хватило несколько минут, чтобы добраться до девушки. Очередной вал ударил в неё, и подоспевший Роман увидел бледное лицо и расширенные от ужаса её глаза. Что-то промелькнуло в его сознании и тут же исчезло, когда он увидел её умоляющий взгляд, а руки бедняжки вцепились в его плечо с невероятной силой.
    - Не бойтесь! Держитесь лицом в сторону пляжа. И не хватайтесь за меня руками! - завопил он, пытаясь отодрать от себя одну из её рук. – Иначе оба утонем! Слышите!?
    Лихорадочные её глаза, словно у сомнамбулы, казалось, совсем не воспри-нимали смысла его слов, она продолжала обеими руками цепляться за него. Он уже подумывал, а не шлёпнуть ли её по лицу, чтобы привести в чувство, как вдруг в глазах появилось что-то осмысленное и, сморщившись, она жа-лобно пролепетала:
    - Спасите… прошу вас… - И обессилено повисла у него на плече. Очеред-ной вал в свою очередь подхватил их и понёс в сторону пляжа. Затем сле-дующий, ударив со всей мощью им в спину - отчего Роман хлебанул порцию солёной воды, приблизил на несколько метров к вожделенной цели – берегу. Отплёвываясь, он изо всех сил грёб к берегу свободной левой рукой, которая от напряжения наливалась тяжестью.
    - Сейчас нас понесёт к берегу! – крикнул он. – Будьте готовы удержаться! Как только  почувствуете под ногами дно, старайтесь наклониться вперёд. Нас потащит назад… Но вы упирайтесь! Только вместе! Слышите!? – пытал-ся наставлять он девушку, понимая, что вряд ли до неё доходят его слова. Неподалеку от берега на них сверху рухнула очередная волна, захлестнув их с головой.  Отплёвываясь, он ухватил девушку за руку, слыша, как она каш-ляет, наглотавшись воды. И тут с радостью почувствовал ногами дно. Только радость быстро испарилась – масса воды, достигнув берега, ринулась назад, вымывая гальку из под ног и таща их вместе с собой.  Следом их вновь на-крыла волна, швырнув в сторону берега. И вновь уволокла назад, как не упи-рался Роман. Девушка совсем ослабла, повиснув на нём тяжестью своего те-ла. Ещё одна попытка не увенчалась успехом – вода вновь утащила их назад. У него самого от напряжения дрожали ноги. «Ещё пара попыток и у меня не останется сил… - Пронеслось у него в голове. – И тогда нам обоим каюк….», - равнодушно подумал он, словно эта мысль была не о них, а совершенно о других людях, находящихся на краю гибели.  И когда очередной вал накрыл их с головой и откинул в сторону берега, Роман, уловив момент, хрипло крикнул: - Падаем! – и тут же рухнул вниз, таща за собой девушку. И когда вода вновь ринулась от берега назад, обтекая их и разочаровано шипя от бес-силия, он понял, что они победили. Поднявшись на трясущихся ногах, он чуть ли не волоком, напрягая последние силы, потащил девушку. И всё же ещё один вал настиг их, но был уже бессилен и только слегка толкнул, об-ласкивая ноги тёплой водой. Но даже этого толчка было достаточно, чтобы ноги у него подкосились и он рухнул на гальку, почувствовав сквозь охва-тивший его дурман, как к ним подбежали родители девушки, причитая от ра-дости, что дочь жива.
    Временное помутнение длилось недолго. Роман сел, помотал головой, из-бавляясь от воды в ушах,  взгляд его остановился на лежащей девушке, около которой хлопотали родители. И у него вдруг закралось опасение, что она могла захлебнуться, пока они выбирались на берег. Он на четвереньках под-полз к ним, хрипло спросил, ожидая услышать самое страшное: - Она жива?
    И с облегчёнием услышал от повернувшегося к нему отца: - Всё обошлось, только вот воды нахлебалась.- Старик облегчённо вздохнул. – Жена в моло-дости работала врачом на скорой помощи, так что она знает, что нужно предпринять в таких случаях. Вы-то как себя чувствуете?
    - Со мной всё нормально. – Кивнул Роман. Он вновь покрутил головой, по-тряс ею, выливая остатки воды из ушей. – Всё в порядке.
    - Молодой человек! – отец с жаром пожал ему руку. – Я даже не представ-ляю, как мы…можем вас отблагодарить. Света у нас поздний ребёнок и если бы её не стало, нам не для кого было бы жить. – Он невольно всхлипнул, ху-дые плечи его затряслись, и он отвернулся, прошептав: - Извините…
    Увидев, что девушка поднялась на ноги и поддерживаемая родителями, побрела к стоящим шезлонгам, Роман перелез через решётку, и быстро одевшись, выбрался с пляжа.. Взглянул на часы – время до обеда достаточно, чтобы принять душ, высохнуть, погладить брюки с рубашкой. И если Виктор в палате, то можно будет сгонять с ним партию на бильярде. «Пора с ним по-квитаться», - воинственно подумал Роман, вспомнив о своих последних по-ражениях в партиях с соседом…
    Он даже с Виктором не поделился о происшествии на пляже, подумав, что это может быть расценено, как хвастовство. Но через пару дней ему об этом напомнили. Отойдя от киоска с надписью «пресса», где он постоянно поку-пал газеты, Роман в предвкушении открыл журнал «Техника – молодёжи». Кроме обозрения о новинках в области науки и техники - в первую очередь его интересовали материалы об авиации, там регулярно печатали отрывки из фантастических произведений, до которых он был большим любителем.
    - Молодой человек! – послышалось рядом. Роман, увлечённо рассматри-вающий журнал, не расслышал этого обращения. И только услышав вторич-но, оглянулся. В нескольких шагах он увидел пожилую супружескую пару и рядом красивую молодую девушку. В паре он сразу узнал родителей спасён-ной им молодой особы. Но вот в той, что стояла рядом с ними, глядя на него голубыми глазищами, он никак не мог представить девицу, что провела с ним  десяток минут среди бушующих волн. Та была вся мокрая, дрожащая, с искажённым от страха лицом. А сейчас перед ним стояла, смущённо улыба-ясь, высокая красивая девушка в лёгком розовым сарафане. У него в голове родилось смутное ощущение, что он будто бы видел эту девушку раньше. Но, где? Одно он точно знал, оно никак не связано с этим происшествием.
    - Вы так быстро тогда ушли с пляжа, что мы не успели толком вас побла-годарить. - Пожилой мужчина благодарно вновь пожал ему руку. Роман по-чувствовал себя не в своей тарелке, смущённо пробормотав, что в этом слу-чае любой бы кинулся на помощь.
    - Если бы вы только знали, что мы пережили в тот момент. – Женщина по-дошла к нему с глазами полными слёз. – Погибает твой ребёнок, а ты не мо-жешь его спасти. Вас сам бог послал в тот момент. Если бы не вы… - Мать всхлипнула, схватила Романа за руку и с жаром затрясла её. Потом поверну-лась к дочери: - Света! Что же ты стоишь? Поблагодари же своего спасителя.
    Роман был готов провалиться сквозь землю от проявления такой искрен-ней благодарности, хотя он понимал, что все эти слова высказывались в его адрес от чистого сердца. А тут ещё прохожие, сновавшие мимо их, с любо-пытством оглядывались, замедляя шаг. Лётчик смутился ещё больше, ощутив на шее сомкнувшиеся девичьи руки, горячие губы прикоснулись к его щеке. Он почувствовал запах духов, показавшийся ему почему-то знакомым. А ко-гда девушка, в свою очередь смущённо отошла, залившись румянцем, в глаза
ему бросилась небольшая родинка на щеке. И тут его словно обухом стукну-ло по голове. Он вспомнил родной город, ночное возвращение с танцев и де-вушку, звавшую на помощь.
    «Странно… Неужели возможно такое…  Вновь встретиться с ней бог знает где – в Сочи! Просто невероятно!», - сумбурные мысли хаотично крутились у него в голове и, видимо, заметно отражались на его лице.
    - Что-то случилось? – обратился к нему отец Светы. – У вас странное вы-ражение лица. Вы словно чем-то обеспокоены… Кстати, а как вас зовут? А то просто неудобно обращаться к вам «молодой человек», тем более, что мы познакомились при таких обстоятельствах. Согласитесь?
    - Звать меня Роман. Я отдыхаю в военном санатории.
    - Меня зовут Нил Артемьевич, моя супруга – Любовь Ивановна. Дочь – Светлана. Ну, это вы уже знаете. Так вы военный? – благосклонно посмотре-ли на него родители девушки. – Вот что значит быть военным, дорогая! – с пафосом воскликнул отец.- Такие люди всегда готовы прийти на помощь. Они совершенно другого склада, нежели штатские. В каких войсках изволите служить? И где, если не секрет?
    - Военная авиация. Я – лётчик. Служу в Приморье. – Был вынужден отве-тить Роман, чувствуя на себе изучающий взгляд Светланы. Она смотрела на него так, словно вспомнила, что это не первая их встреча. Но когда и где она произошла – никаких предположений у неё не было. В Приморье же она ни-когда не была. В её понятии это был самый край света, насколько она помни-ла по урокам географии
    - О-о, Роман! У вас такая романтичная и мужественная профессия! – заме-тила мама Светы. – И вам не страшно там? – она кивнула на небо.
    С тех пор, как он стал лётчиком, ему не раз приходилось отвечать на по-добные вопросы. «Почему-то все люди, не связанные этой профессией, счи-тают, что лётчику страшно в полёте». Роман улыбнулся:
    - Да нет, не страшно. По-моему, если человек боится, то ему просто нечего делать в небе. Это не его работа. Потому что, каждый раз, уходя в воздух, ему придётся преодолевать свой страх.  Как сказал один лётчик-испытатель, что если лётчик идёт в полёт, как на подвиг, то он не готов к полёту. Лучше не скажешь. Не правда ли?
    - Наверное, правильно. – Согласился Нил Артемьевич. – Кстати, вам не кажется, что на нас обращают внимание прохожие? Вам в какую сторону, Роман?
    - Мне – туда! – кивнул тот в сторону тенистой аллее, что вела к санаторию.
    - Оказывается, мы с вами соседи. – Заявила Любовь Ивановна и на немой вопрос Романа пояснила: - Дом отдыха, где мы находимся, расположен чуть дальше вашего санатория.
    - Корпус с колоннами за поворотом аллеи, так?
    - Верно. Поэтому и наши пляжи рядом. – Она взяла мужа под руку и все, не спеша, пошли по аллее. Получилось так, что Роман и Светлана оказались рядом, сзади родителей. Он, чувствуя её взгляд на себе, ломал голову, как бы задать вопрос насчёт её ночной прогулке по городу. В том, что это была она, у него уже не было сомнений. И он решился:
    - Скажите, Света, почему вы пошли купаться в такую погоду?
    Она не успела ничего сказать, за неё ответил отец: - Самонадеянность мо-лодости. – Сердито буркнул он. – Наша дочь чувствует себя в нашей реке, как рыба в воде. А здесь она решила, что это море ей по колено в любую по-году.
    - Но, папа… – Возмутилась дочь.
    - И не перебивай, когда говорят родители! – повысил голос отец. – Как мы с мамой тебя отговаривали не лезть в воду? И что ты ответила? Молчишь? И правильно делаешь!  Тебя за такие поступки следовало бы примерно нака-зать, хотя ты уже большая и учишься в институте. Молодой девице в твоём возрасте должно быть стыдно. Да-с, моя дорогая! – под конец он завершил свой монолог, словно гвоздь забил.
    - Купаться в такую погоду то же самое, что гулять в городе одной, да ещё по ночным улицам. –  Изрёк Роман, поглядывая искоса на идущую рядом Свету. Результат превзошёл все его ожидания:  пухлые розовые губки приот-крылись, глаза и без того большие, изумлённо расширились,  девушка резко остановилась, словно поражённая громом. Да и было ей отчего удивиться. Она изумлённо посмотрела на стоявшего рядом лётчика и тут  вдруг вспом-нила непокорную прядь волос, падающую на высокий лоб парня. У её спаси-теля, тогда, ночью, была точь-в-точь такая же. А тут ещё эта самая фраза, что она услышала от него по поводу ночных прогулок в одиночку. Решение ро-дилось у неё сразу:
    - Пригласите меня сегодня вечером в кино. – Шепнула Света удивлённому таким оборотом Роману У него забилось сердце – девушка первая назначила ему свидание. – Мне нужно с вами поговорить наедине.
    - Молодёжь, что-то вы отстаёте! – наполнили о себе её родители. Молодые переглянулись, словно заговорщики, и быстрыми шагами догнали их. Роман не стал тянуть время.
    - Любовь Ивановна и Нил Артемьевич! – торжественно начал он. – Разре-шите мне пригласить вашу дочь сегодня в кино. В парке «Ривьера», в восем-надцать ноль-ноль, идёт фильм «Кубанские казаки». Говорят, что очень ин-тересная комедия.
    Родители удивлённо переглянулись и явно замялись, не ожидая такой пры-ти от молодого человека. Но тут жена вспомнила, что они обязаны Роману спасением дочери и незаметно ткнула его в бок:
    - Конечно, мы не против. Только вот как Света… Ты согласна? – посмот-рела она на дочь, и ей сразу стало ясно – та радостно улыбнулась и кивнула в ответ.
    - С вами, Роман, мы отпускаем дочь без всяких опасений. Знаем, что вы сможете  оградить её от опасности. Только домой не позже десяти вечера. – Строго напомнил отец.
    - Не беспокойтесь, пожалуйста. В обиду никому вашу дочь не дам.  Дос-тавлю к вам к двадцати двум ноль-ноль в полной сохранности. – Заверил   лётчик и тут же заявил, что билеты купит заранее и будет ждать Свету в пять у входа в их Дом Отдыха.
    Ровно в пять вечера Роман сидел на садовой скамейке перед большой клумбой в аллее, неподалёку от входа в корпус. Через несколько минут из-за колонн появилась стройная девичья фигурка. Она быстро спустилась по ле-стнице, подбежала к Роману, который встал при виде её. Девушка недовер-чиво и строго оглядела его, вроде бы всё ещё сомневаясь, что это действи-тельно тот человек, который дважды приходил ей на помощь в таких страш-ных для неё ситуациях. Видимо, сомнения исчезли, потому что в следующий момент лицо разгладилось, она приветливо улыбнулась ему:
    - Что? И билеты есть? Впрочем, даже если нет, всё равно можно просто погулять, верно? – она тряхнула белокурыми волосами и доверчиво взяла его за руку, отчего сердце Романа вдруг ухнуло куда-то вниз. – Пошли?
    - Идём! – согласился он, ощущая в руке тёплую девичью ладонь. И они на-правились по тенистой аллее, наполненную цветочными ароматами. Девушка была хороша собой: довольно высокая – на полголовы ниже лётчика, с высо-кой грудью, тонкой талией и стройными длинными ногами. В ярком пёстром платье она привлекала взгляды встречных мужчин, которые невольно обора-чивались, провожая её взглядами.
    Роман, боковым зрением пилота почувствовал взгляд Светы, обернулся и наткнулся на её улыбку.
    - Скажите, Роман, разве в жизни бывают вот такие совпадения?
    - О чём это вы? – спросил он, уже понимая, о чём пойдёт речь.
    - Как о чём? – удивилась она. – Меня дважды спасает один и тот же чело-век. Тогда в городе, и здесь, на море. Разве это не удивительно?
    - Наверное, это судьба… - улыбнулся лётчик. – И я очень рад этому. Иначе я бы вас не встретил.
    - Вы рады этому? – недоверчиво спросила Света, глядя на него. Но та ис-кренность, с какой он произнёс эти слова и его взгляд красноречиво говорили об этом. Она невольно зарделась, и почувствовала, как учащённо забилось сердце. И сама призналась себе, что ещё в городе, когда он спас её от ночных подонков, она ругала себя за то, что не узнала ничего о нём и не спросила: кто он и откуда, даже как его зовут. И часто вспоминала о нём, чувствуя при этом, как волнение охватывает  её. А тут судьба преподнесла ей такой пода-рок – он пришёл на помощь ещё раз.
    - Ещё как! – восторженно воскликнул Роман. -  Прийти на помощь такой девушке…
    - Какой такой? – лукаво глянула на него Света. – Что-то вы не договари-ваете, товарищ лётчик. – Засмеялась она, не сводя с него глаз.
    - Такой… красивой и отважной! – нашёлся он, смущаясь.
    - Ну уж и отважной… Если бы вы знали, как я перетрусила… - Она не-вольно сжала его руку, потом опомнившись, выдернула свою ладонь из его. – Да вы и сами, наверное, помните, какой у меня был вид от страха. А сейчас просто не хотите об этом говорить.
    - Вы бы знали, Света, как я испугался! В первую очередь не за себя, а за то, что не смогу вам помочь. Если уж честно, то мне в тот момент было не до выражения страха на вашем лице. В голове было одно – как выбраться на бе-рег. В какой-то момент мелькнула мысль, что ничего не получится и море нас не отпустит. – Откровенно признался Роман.
    Эти его слова вновь заставили её взять ладонь парня в свою руку. Он вос-торженно посмотрел на неё и, страшась своей смелостью, предложил:
   - Света! Давайте перейдём на «ты». Мы уже довольно долго знакомы. Правда, же?
    - Давайте! – без раздумий согласилась она. – Я согласна. Особенно после моего второго дня рождения! – и она ласково посмотрела на него.
    - Какого второго дня рождения? – не понял он.
    - Дня, когда ты спас меня здесь!
    - Тогда не «давайте», а «давай»! – поправил её Роман. Девушка рассмея-лась и потащила его за собой: - Пошли быстрее, а то в кино опоздаем… Да, и ещё… Прошу тебя, никогда не рассказывай моим родителям о той ночи… Мне бы не хотелось лишний раз их расстраивать. Они уже такие старенькие и здоровьем не отличаются…



                ГЛАВА   4
    Последнюю неделю его отдыха они провели вместе, расставаясь только на время обеда и ужина.  Валялись часами на пляже, купались- Светлана при этом держалась рядом с Романом, хотя он не единожды убеждался в её спо-собностях. Как-то на спор - кто быстрее доплывёт до буйков, она обошла его на метр. И столько было у неё восторга по поводу этой небольшой победы, что он только хитро улыбался, специально проиграв в этом соревновании. Доплыв до буйков, ныряли, добираясь до самого дна, и тут он убедился, что в этом  девушка его легко обставляет. Вечерами бродили по городу, забегая иногда в кафе, выпить чашечку крепкого кофе. Светлана просто обожала би-сквитное пирожное, и маленький лукуллов пир обычно заканчивался вазоч-ками с шариками мороженного, политых сиропом. Один раз посетили танц-площадку, где их появление ознаменовалось проявлением  такого интереса со стороны мужского контингента к Светлане, что Роман впервые ощутил укол ревности. Чуткая по натуре, она сразу же это отметила  - у него всё бы-ло «написано» на лице - и предложила покинуть танцплощадку, заявив, что она устала от этих любителей потанцевать с ней, что было с энтузиазмом встречено её кавалером. Она же, увидев это, только улыбнулась про себя - проявление ревности только утвердило её в том, что она ему небезразлична. Родители Светы не препятствовали их встречам, убедившись в порядочности и искренности Романа в отношении их дочери.
    Как-то Светлана с шумом ворвалась вечером в комнату родителей с боль-шой охапкой ярких цветов и плюшевым мишкой в руках. Отец, читавший  в кресле газету,  внимательно посмотрел поверх очков на свою любимицу.
    - Любаша! Тебе не кажется, что бравый лётчик совсем вскружил голову нашей дочери? – обратился он к жене, занятой рассматриванием своего гар-дероба. – Надо полагать, что этот букет преподнёс он.
    Жена с любовью посмотрела на дочь: - И что ты видишь в этом плохого? - вопросом на вопрос ответила его половина. – Хороший парень, и как мне ка-жется, очень увлечён нашей дочерью. Скажи, Света?
    Та прижала букет к груди: - Он очень славный, мама. И очень надёжный…
    - И похоже, ты в него влюбилась… - Заметила мать.
    Дочь уткнулась покрасневшим в смущении лицом в букет: - Когда я его вижу, мне становится радостно на душе и сердце готово выпрыгнуть наружу.
    - Точно влюбилась! – отец с треском сложил газету. – Ну, а если это так, то храни эту любовь, дочка. Она не каждому выпадает в жизни. Роман не верто-прах какой-то, сразу видно серьёзного человека. К тому же – лётчик, а это предполагает твёрдость характера, мужество и верность долгу и чувствам.
    - Давай твой букет. Мы его в вазу поставим. – Любовь Ивановна втянула запах цветов. – Боже, какой аромат! Помнишь, Нил, какой букет ты мне по-дарил, когда мы впервые приехали отдыхать в этот город? – она укоризненно посмотрела на мужа. - Забыл… - Тот покачал головой, усмехнулся: - Такое разве забудешь!? – он повернулся  к Светлане:
    - Представь, дочь, парочку: девица в матроске и юбке клёшем, а он в сати-новых штанах и рубашке «апаш». И оба в парусиновых туфлях, которые чис-тили зубным порошком. И это притом, что я перед этим свадебным путеше-ствием опубликовал свой труд о творчестве  Пушкина. Каково? – он минуту помолчал, посмотрел на жену и дочь. – Зато мы были честолюбивы, полны грандиозных планов и главное – молоды. И букет я тебе подарил из роз. Раз-ве нет?
    Любовь Ивановна согласно кивнула, обняла его  - Спасибо тебе за память, дорогой мой…
    Света подошла к отцу с другой стороны, обняла и поцеловала  в щёку: - Папка! Да вы у меня ещё такие молодые и я вас так люблю!
    - И мы тебя любим! А этот зверь, откуда у тебя? – спросил отец, кивнув на игрушку.
    - Это приз! – засмеялась дочь. – Вы знаете, какой Роман сильный! – в вос-торге воскликнула она -  Мы были сегодня в парке, так там есть такой ат-тракцион - «силомер». Нужно сильно стукнуть большим деревянным молот-ком по основанию и на вертикальной доске вверх прыгает указатель силы. Так вот, многие молодые люди стучали и без толку. А Рома подошёл и так ударил, что указатель улетел на самый верх. И ему вручили этот приз. А он тут же отдал мне. - Похвасталась она по-детски, прижимая к себе «мишку».
    …Его постоянное отсутствие днями не осталось незамеченным соседом. Как-то утром, одеваясь, Виктор глядя, как тщательно тот оглядывает себя в зеркале, поинтересовался:
    - И какая же красавица закружила голову нашему молодцу? Я её знаю? Что, из обслуживающего медперсонала? Или кто-то из молодых «поварё-шек»?
    - И не первое, и не второе… - Откликнулся Роман.
    - Значит, со стороны. – Резюмировал «донжуан». – И на какой стадии ваши отношения? Довольствуетесь поцелуями? Или как?
    Роман скептически посмотрел на него: - Откуда такое любопытство? Как мне помнится, ты не особенно откровенничал со мной по поводу своих по-хождений. Или нет?
    Виктор почесал затылок: - Согласен. Было такое. Каюсь. Ты сегодня как? Снова исчезнешь?
    - После пляжа идём в «Дендрарий», после обеда в «Ривьеру». А что?
    - Так сегодня ваш покорный слуга покидает этот гостеприимный город. – Виктор притворно всхлипнул и смахнул ладонью несуществующую слезу.
    - Как? Уже?  -  удивился Роман
    - Ты чему удивляешься? Три недели я провёл как в раю. И пролетели они махом. Теперь буду греться воспоминаниями в краю белого безмолвия и по-лярной ночи.
    - Ну да, а ещё умываться слезами и нелестными эпитетами в свой адрес покинутых поклонниц.
    «Донжуан» возвёл плутоватый взгляд вверх:
   - Видит господь, что всё делалось по обоюдному согласию и без обещаний.
 Если вру, то пусть Всевышний отсобачит мне язык на этом самом месте. Да! – он глянул на Романа. – Надеюсь, ты проводишь своего соседа?
    Тот было заколебался, потом  понял, что будет совсем некрасиво с его сто-роны не прийти на вокзал. И он согласно кивнул головой.
    - Можешь прийти вместе со своей зазнобой. - И, увидев, что сосед нахму-рил брови, весело оскалился: - Да ты никак боишься, что отобью?
    - Ничего я не боюсь! – буркнул Роман.
    - И правильно делаешь! Я у своих друзей девушек не отбиваю. Можешь быть спокоен. Просто мне хочется увидеть ту, которая сокрушила такую не-приступную крепость, как лейтенанта нашей доблестной авиации.
    - Балабол ты, Виктор! – усмехнулся Роман. - Лучше скажи, во сколько от-ходит поезд.
    - Мой экспресс на благословленный Север изволит отойти в четырнадцать сорок пять местного времени. Так что, сударь, я надеюсь, что вы со своей спутницей соизволите прийти вовремя. – Он дурашливо наклонил голову.
    - И что тебя понесло в авиацию? По-моему в тебе умер гениальный актёр. – Подколол его Роман.
    - Горацио, ты неправ!  Авиация – это любовь на всю жизнь. Театральное творчество - в свободное от полётов время. Чем и занимается ваш покорный слуга в местном Доме Культуры. Ву компране, месье?
    Роман расхохотался: - Да ну тебя! Идём уже в столовую. А то, я смотрю, с тобой можно остаться без завтрака…   
    На вокзале стояла обычная сутолока и разноголосый шум, прерываемый изредка свистком паровоза или шумом выпускаемого пара из стальных чре-сел огнедышащей машины. Люди сновали туда-сюда на привокзальной пло-щади, внутри вокзала, на перроне. Толпились возле билетных касс, тащили чемоданы, сумки. Вокзальные носильщики в фартуках, с бляхами на груди толкали перед собой тележки, нагружённые доверху багажом, время от вре-мени зычно покрикивая: - «Берегись!». Владельцы чемоданов, сумок, свёрт-ков, громоздящихся на тележке, суетливо или преисполненные важности се-менили рядом, ревностно поглядывая на свою кладь. Вокруг расстилалась характерная для таких мест картина.
    Роман, держа за руку Светлану,  проталкивался  сквозь толпу к выходу на перрон. До отхода поезда оставалось десять минут и он, выйдя на перрон, устремился в сторону головы поезда.
    - А в каком вагоне едет твой друг? – дёрнула за его руку девушка, едва по-спевая за ним.
    - В третьем! Да вот он! – воскликнул Роман, увидев стоящего друга, кото-рый, вытянув шею, кого-то высматривал в толпе пассажиров.
     - Эй! Вот и мы! – он хлопнул по плечу приятеля. Тот обернулся, хотел что-то сказать язвительное по поводу опаздывающих друзей, но увидев Светлану, осёкся.
    - Познакомьтесь! Это Светлана! А это Виктор, о котором я тебе рассказы-вал. - Церемонно представил их друг другу Роман.
    - Здравствуйте, Виктор! – девушка, улыбаясь, протянула руку. Ступор у «донжуана» прошёл, он, пожав её, воскликнул:
    - О-о, богиня, затмевающая солнце! Не обойди милостью своей ничтожно-го раба, осмеливающегося взглянуть на тебя, о луноликая! – и театрально по-клонился, взмахнув рукой.
    - Ну, понесла нелёгкая… - Пробормотал Роман, а девушка весело рассмея-лась серебристым колокольчиком:
    - Да вы просто актёр! А Рома говорил, что лётчик, как и он.
    - Это он от чёрной зависти к моему таланту, о драгоценная жемчужина! – продолжал  ерничать Виктор, не скрывая своего восторга от красивой девуш-ки.
    - Эй, Станиславский! Закачивай свой затянувшийся монолог. Занавес уже опустился, и последние зрители покидают зал! – усмехнулся Роман, кивнув на пассажиров, поднимающихся в вагон после объявления о пяти минутах до отхода поезда.
    Виктор поднял руки: - Всё, ребята! Закончен бал, погасли свечи… Я рад был познакомится с вами, Света! Именно такую девушку должен был вы-брать мой суровый друг из Приморья! А ты, Рома, не упускай из рук свою жар-птицу. На твоём месте я бы увёз её сразу с собой! А то глазом не успе-ешь моргнуть, как кто-нибудь умыкнёт.
    Света рассмеялась: - Разве я вещь, которую может кто-то забрать без моего согласия?
    -  В этом мире всякое бывает. Впрочем, мне пора. Прощайте, Света, и бе-регите своего верного рыцаря. Он надёжный товарищ и верный друг! - он по-вернулся к приятелю: - Ром! Проводи-ка меня до трапа!  – и чуть они отошли от девушки, Виктор проронил: - Вот что я тебе скажу… Если любишь её – держи обеими руками. Найдётся много желающих отнять её у тебя или про-сто соблазнить. Таких женщин мало, ты уж поверь моему опыту.
  - Поднимайтесь в вагон, молодой человек, поезд отправляется. - Полная женщина с флажком в руке неодобрительно смотрела на неугомонного пас-сажира. Виктор прыгнул на ступеньку и, перебивая шум отходящего состава, крикнул Роману:
    - Помни, что я тебе сказал! Не упусти…
    Они не спеша шли по пустому перрону. Света, прижавшись к Роману, рас-смеялась:
    - Какой забавный парень, этот твой друг. – Она внезапно остановилась, по-вернулась к нему. Глаза её вдруг потемнели, ставшие чуть ли не синими. – Он сказал, что бы я берегла тебя. Я буду тебя беречь, что бы с нами не слу-чилось. – Света потянулась к нему, обняв за шею, и он медленно стал тонуть в её широко открытых глазах. Девушка прильнула к его губам, и он ощутил теплоту и сладость её губ – сладость их первого поцелуя, на глазах немного-численных пассажиров на перроне сочинского вокзала.
    День накануне отъезда Романа они провели, как обычно, вместе. Купались, загорали, бродили по городу. А вечером, провожая Светлану, он впервые оказался в номере Дома  отдыха, чтобы попрощаться с её родителями.
    Супружеская чета расположились в большой комнате. Нил Артемьевич сидел в полюбившемся кресле-качалке с газетой в руках,  а Любовь Ивановне вязала что-то розовое на спицах.
    - А-а, вот и наши гулёны заявились! – приветливо засмеялась мама Светы, откладывая в сторону вязанье. – Ты посмотри, отец, кто к нам пришёл! А мы уж и не чаяли снова увидеть вас, Роман!
    - Да не хотелось вас как-то тревожить… - Смущённо оправдывался он. – Сегодня пришёл попрощаться. Завтра уезжаю…
    - Как, уже? – даже как-то растеряно проговорила Любовь Ивановна. – В таком случае без чая мы вас не отпустим. – Засуетилась она, подойдя к буфе-ту и гремя там чашками.
    - Всё когда-то заканчивается. – Философски проронил Нил Артемьевич. – И куда отсюда? Прямо в Приморье?
    - Да нет, несколько дней проведу в Сибири,  у мамы. А оттуда уже к себе, в полк.
    - Ну, да… Света говорила, что мама живёт в том же городе, что и мы. – Ро-дители были просто удивлены, когда выяснилось, что они живут с его мамой в соседних домах на проспекте. И огорчились, что Романа уже не будет в го-роде, когда они вернутся из Сочи.
    - Надеемся, что приехав домой в следующий отпуск, вы обязательно при-дёте в гости вместе с мамой. Приглашаем заранее… - Сказал приветливо   Нил Артемьевич.
    - Большое спасибо. Мне тоже хочется вас познакомить. – Роман незаметно переглянулся со Светой. У них уже всё было оговорено. Девушке оставалось учиться ещё год в институте. Роман приедет в очередной отпуск на следую-щий год и попросит её руки у родителей. Сыграют свадьбу и уедут к нему, в Приморье. С работой для неё в военном городке проблем не будет. Дипломи-рованные преподаватели иностранного языка  были очень востребованы.
    - Кстати, Роман, вы сегодня знакомились с прессой? – Нил Артемьевич, сделав глоток чая из чашки, посмотрел на него поверх очков.
    Роман отрицательно качнул головой: - Как-то не получилось… Киоск был закрыт на обед, а когда потом пришёл – газет уже не было.
    - Можете полюбопытствовать… Вот возьмите «Правду». – Роман взял протянутую ему газету. На  первой странице бросился заголовок, набранный крупным шрифтом: «Сообщение ТАСС». Пробежав несколько строк, он по-смотрел на сидевших за столом: И невольно тревожно выдохнул:
    - Война… в Корее.
 
    - К сожалению так. – Нил Артемьевич снял очки, потёр переносицу паль-цами. – Надеюсь, что нашему руководству хватит мудрости не влезать в это.
    - Северная Корея наш естественный союзник. И Советский Союз  будет помогать ему… Вот только в каком виде? – размышлял Роман. – Что дело идёт там к войне, было давно ясно. Полгода назад начальник политотдела дивизии так и сказал, приехав к нам в полк, что война будет. И вот нате вам…
    - А ты служишь далеко от границы? – спросила Светлана, тревожно глядя на него.
    - Наш аэродром в ста двадцати километрах от неё.
    - При современных технических возможностях это почти ничто. Даже я, не разбирающийся в военном деле, это понимаю. – Заявил её отец. – А ведь американцы обязательно полезут в эту заварушку.
    - К нам они точно не полезут. Особенно теперь, когда у нас есть атомное оружие. - Роман вновь уткнулся в газетную статью.
    - Так-то оно так… - Нил Артемьевич покачал головой. – Только вот их территория расположена за морями-океанами, а вокруг нас их военные базы. Ох, как бы это не ввергло их в искушение разделаться с нами. Они давно зу-бы точат на Россию.
    Роман поднял голову, посмотрел на отца девушки: - Будем надеется, что этого не произойдёт. А если полезут, то что ж… костьми ляжем за свою зем-лю.
    И все за столом примолкли после этих слов Романа, осмысливая опас-ность, нависшую над миром…
    - Я буду часто писать тебе… - Шептала ему Света на следующее утро на перроне у поезда. – Обещай, что будешь осторожен в полётах. 
    - Клянусь…  - Роман посмотрел в её глаза, налитые влагой. Внезапно она всхлипнула и прижалась к нему так плотно, что у него закружилась голова. – Не плачь, любимая… Ты словно меня на войну провожаешь… - Он крепко обнял девушку и стал осыпать поцелуями щёки, глаза, губы… солёные от слёз. Она  вдруг потянулась к его уху и тихо прошептала такое, отчего у него загорелось лицо, и он еле нашёлся ответить, что у них всё ещё впереди. Лёт-чик долго смотрел из двери вагона на медленно удаляющуюся стройную фи-гурку девушки, одиноко стоящую на перроне, и печаль тяжело давила на его сердце. Глаза щипало то ли от попавшей в них угольной пыли, то ли от ску-пых мужских слёз… 

                ГЛАВА   5
    Аэродром  «Воздвиженка», расположенный в пяти километрах от одно-имённого посёлка, был типичным для этих мест. Со всех сторон его окружа-ла дальневосточная тайга и соединяла с Большой Землёй, словно пуповина, извилистая лесная дорога, обрывающаяся у околицы селенья. Построенный в начале тридцатых годов, он должен был прикрывать административные и промышленные центры Приморья от возможных посягательств  японцев, ок-купировавших  в те годы северо-восток Китая. Но после разгрома Квантун-ской армии японцев и окончания войны, с образованием Китайской Народ-ной Республики и Корейской Народно-Демократической республики угроза с этого направления была снята, и аэродром вошёл в состав дивизии ПВО, обеспечивающей безопасность морских рубежей СССР со стороны Японско-го моря.
    Роман выбрался из грузовой кабины ЛИ-2, на котором прилетел из краево-го центра по счастливой случайности. Тот вёз запчасти к самолётам на их аэ-родром и Роману не пришлось долго уговаривать командира самолёта. Весо-мым аргументом оказалась бутылка коньяка из двух, что он прикупил в Во-енторге.
    Он окинул взглядом стоянки со сверкающими на солнце рядами «МиГов», здание КДП*, над которым торчали антенны радиостанции и вяло шевелился полосатый «колдун» - визуальный указатель направления ветра. Ближе к ВПП высился зелёный домик радиопеленгатора, инструментальная площадка метеостанции. Кажется, всё как обычно. Но нет, Роман острым взглядом  увидел, что увеличилось количество зенитных орудий и автоматов, располо-женных по периметру лётного поля. В глаза бросились земляные брустверы вырытых щелей и окопов вблизи стоянок, строений ТЭЧ и у КДП. Чуть в стороне, в тридцати метрах от полосы, на отдельной стоянке, вместо обычно двух прижались к бетону четыре «МиГа» дежурного звена.  Домик для пило-тов оказался раскрашен камуфляжными пятнами.
    Роман быстрым шагом прошёл мимо часового на КДП, по дорожке под-нялся к стоящему на пригорке штабу. Войдя в коридор, отдал честь знамени полка, у которого неподвижно стоял часовой. Тот только глазом повёл, про-вожая взглядом пилота с чемоданом в руке. Войдя в кабинет дежурного, лей-тенант увидел сидевшего за столом майора Кузьмина с красной повязкой на руке. При стуке двери командир эскадрильи оторвал взгляд от какой-то ле-жащей на столе бумаги.
    - Товарищ майор! Лейтенант Ястребов прибыл из очередного отпуска. За-мечаний нет! – отрапортовал Роман,  стоя навытяжку. Глаза майора потепле-ли: - Здравствуй, лейтенант! Помню, что ты у нас в отпуске был. Вон как за-горел! Как там море? Тёплое?
    - Здравия желаю, товарищ майор! – он улыбнулся. – Ещё какое тёплое…
    - Значит, отдохнул ты неплохо. Теперь пора и за работу приниматься. С новыми силами… – Майор откинулся на спинку кресла, с удовольствием смотря на загорелого пилота.  И тут с ним произошла сущая метаморфоза. Он чуть ли не подскочил на стуле:
    - Заболтался я с тобой, лейтенант. Сегодня тобой интересовался командир полка. Узнав, что ты в отпуске, приказал тебе прибыть к нему, как только
--------------------------------------------------------
*КДП – командно-диспетчерский пункт. )Авт.)

вернёшься на службу. Так что давай, топай к нему в кабинет прямо сейчас. Понял?
    - Так точно понял, товарищ майор! Есть прибыть к командиру полка! – Роман потоптался на месте, потом  негромко поинтересовался: - Товарищ майор! А вы не знаете, зачем меня «батя» вызывает?
    - Ты ещё здесь? Выполняйте приказание, товарищ лейтенант! – повысил голос майор. – Там тебе всё объяснят.
    Ломая голову над этой оказией,  Роман по коридору вновь прошёл мимо знамени с часовым, автоматически отдал честь, поравнявшись с ним. Вошёл в приёмную, вотчину  адъютанта командира полка  старшего лейтенанта Хвостова. Отменный служака по части утрясываний всяческих проблем у командного состава и почти непреодолимая преграда для доступа к «телу», то есть к командиру полка, который был бог и царь в местном гарнизоне. По-этому большинство из обитателей городка старались сохранять дружеские отношения со старшим лейтенантом, который этим частенько пользовался для своей выгоды. Досужие местные злопыхатели за глаза называли его «хвост» и не только из-за его звучной фамилии.
    - О-о! Кого я вижу! Наш летний отпускничок явился! Загорелый и живой! – чуть ли не приплясывая, Хвостов прошёлся вокруг стоявшего Романа. – Непорядок, товарищ лейтенант, непорядок! – продолжал он тарахтеть, выпи-сывая вокруг него круги.
    - Почему непорядок? – недоумённо спросил тот, еле успевая следить за крутившимся вокруг него адъютантом.
    - Непорядок в том, Рома, что ты должен был явиться из летнего отдыха на море не таким, какой ты сейчас.
    - Что значит не таким? – нахмурил брови Роман.
    - Таким здоровым и весёлым.
    - Это ещё почему?
    - Из такого отпуска ты должен был приехать с ввалившимися глазами и впалыми щеками, ну и на трясущихся ногах. – Ухмыльнулся  Хвостов.
    - Поясни… - Удивился лётчик, глядя на него, «мол, что это он придумал сейчас?..».
    - Да потому что в такой период там, на берегу тёплого моря, полно ску-чающих дам бальзаковского возраста, и не только, жаждущих любви вот та-ких молоденьких лейтенантов – здоровых и неутомимых в любви. – Хвостов скептически осмотрел Романа, пренебрежительно скривился: - А таких, как ты, следует отправлять в отпуск зимой. Да ещё на какой-нибудь захудалый курорт, где лечат свои недуги престарелые женщины. Понял?
    Роман усмехнулся – «хвост» был в своей тарелке: циник и балабол. Он по-правил фуражку и, придав голосу твёрдость, заявил:
    - Прошу доложить командиру полка, что в приёмной ждёт вызова лейте-нант Ястребов. И незамедлительно, товарищ старший лейтенант! – чуть не добавив: «об исполнении доложить», но понял, что это будет перебор.
    Хвостов разинул рот от такой, как ему показалось, наглости этого … это-го… он просто не смог подыскать подходящий эпитет…
    …А в это время в кабинете «хозяина» местного гарнизона шёл разговор между ним и прибывшим из штаба ВВС майором. На столе высилась стопка папок с личными делами лётного состава полка, несколько из них сиротливо лежали отдельно.
    - Николай Иванович! – майор захлопнул очередную папку. – Это была по-следняя. Я отобрал троих, которые подходят. С боевым опытом, имеют лич-ный счёт сбитых вражеских самолётов. И на «МиГах» солидный налёт. С ними и буду вести разговор.  – Он погладил щегольские усы, вытащил из пачки «беломорину»». Задумчиво покрутил её пальцами, тяжело вздохнул:
    - Задал мне задачку Иван Никитич, нечего сказать. Где я ему наберу столь-ко лётного состава для воздушной дивизии, если с одного полка  подбираю пару-тройку подходящих пилотов.  –  Щёлкнул замысловатой зажигалкой – подарок американского пилота, которого он спас во время одного из послед-них воздушных боёв над Берлином  Каким-то образом американец потом нашёл его и во время встречи подарил эту зажигалку.
    - Постой, постой…  ты хочешь сказать…- Командир полка откинулся на спинку стула.
    - Да, да, дивизией этой будет командовать полковник Кожедуб. – Кивнул майор. – Но это только между нами.
    - Об этом можешь не напоминать, Юрий Семёнович. Ты вот лучше скажи, будут наши в это дело вмешиваться?
    - В эту войну? – майор пожал плечами. – Кто его знает, что думает наш Верховный…
    - Я полагаю, что корейцы полезли через тридцать восьмую параллель – границу между Севером и Югом – с его одобрения. Сами бы не решились на такое. – Убеждённо заявил полковник.
    - Скорее всего… Что же касается нас, то мы люди военные, нам прикажут – мы «вперёд!». Коль завертелось дело с формированием этой дивизии, зна-чит могут быть разные варианты. Не исключено конечно, что могут влезть американцы. Вон как прут северокорейцы, уже подходят к Сеулу. Читали, что в ООН делается? 
    - Как же, как же… Штаты протащили резолюцию о создании войск ООН из двадцати государств для отражения агрессии Северной Кореи, как они го-ворят… Заваруха будет ещё та… - Помрачнел полковник. – И мы тут под бо-ком. Командующий ПВО приказал держать уши востро. Американцы могут начать провокации. Вон у них сколько баз в Японии понатыкано. Одних только авиационных десятка полтора.
    - Что сейчас гадать, Николай Иванович… Пусть думают там, наверху. - Майор, так и не закуривший папиросу, сунул зажигалку в карман. - Лучше подскажите мне, как лучше справится с этой задачей по формированию ди-визии.
    - Даже не знаю, что тебе сказать. Со своей стороны отдаю лучших пило-тов. Впрочем, - полковник на минуту задумался, хмыкнул, как бы рассуждая сам с собой, потом махнул рукой. – Могу предложить ещё одну кандидатуру.
    - Кого? Я же вроде просмотрел все лётные дела. – Воззрился на него май-ор.
    - Его дела здесь нет. Ты же сказал предоставить только с боевым опытом. А этот из молодых, да как говорят, из ранних. Лейтенант Ястребов. Не усту-пит этим, которых ты отобрал. – Командир полка заметил, с каким интересом слушает его посланец Кожедуба.
    - Ястребов… Ястребов… Знакомая фамилия… - Задумался майор, морща лоб. Потом качнул головой: - Нет, не помню. И чем же он знаменит? – поин-тересовался он.
    - Первым из молодых пилотов освоил «МиГ». На недавних учениях ко-мандующий ПВО объявил благодарность и наградил путёвкой в санаторий. Хваткий лётчик. В учебных боях кладёт на лопатки опытных пилотов.
    Майор хмыкнул: - Если сам командир полка так отзывается о своём пило-те… Как бы с ним поговорить, Николай Иванович?
    - Сейчас выясню. Вообще-то он должен завтра выйти из отпуска.  – Пояс-нил полковник, придвигая к себе телефон: - Старший лейтенант! Срочно уз-най, прибыл ли из отпуска лейтенант Ястребов. Как? Он здесь? Скажи ему, пусть заходит. – Командир полка положил трубку. – Как говорят – на ловца и зверь бежит! Войдите! – крикнул он, услышав стук в дверь. Она распахну-лась, и на пороге появился молодой парень в лётной форме. Он закрыл за со-бой дверь и, сделав пару шагов вперёд, кинул ладонь к виску:
    - Товарищ полковник! Лейтенант Ястребов по вашему приказанию при-был!
    - Вижу, что прибыл! Как отпуск, лейтенант? Впрочем, что это я спраши-ваю! - улыбнулся полковник. – Вижу по твоему виду, что отдых удался. – Он внезапно посерьёзнел: - Вот что, лейтенант. С тобой хочет поговорить това-рищ майор из штаба ВВС.
    И тут Роман увидел сидевшего за столом майора.  Тот с неподдельным ин-тересом смотрел на него, потом вдруг передёрнул усами, и Роман в тот же миг узнал в нём инспектора, который принимал у него экзамен по технике пилотирования на выпускных экзаменах  в лётном училище.
    - Здравия желаю, товарищ майор! – радостно поприветствовал он своего бывшего экзаменатора. Тот в свою очередь улыбнулся, встал и, подойдя к Роману, протянул руку:
    - Ну, здравствуй, лейтенант Ястребов! Рад тебя видеть! – и крепко пожал ему ладонь.
    - Да-да, товарищ полковник, - сказал он, заметив промелькнувшее удивле-ние на лице командира полка. – Мы с лейтенантом старые знакомые. Я про-верял его технику пилотирования на выпускных экзаменах в училище. И уже тогда увидел у него неплохие задатки воздушного бойца. Судя по вашей ха-рактеристики - у вас он так же на хорошем счету. Это радует…- Он повер-нулся к полковнику: - Если вы не против, то я сейчас и поговорю с лейтенан-том.
    Командир полка гостеприимно повёл рукой: - Юрий Семёнович! Распола-гайтесь в кабинете, как у себя дома. А я пока пройдусь по территории. Нужно дать кой-какие распоряжения на местах. Сейчас подошлю адъютанта, и он вызовет для беседы остальных пилотов. …
    …Война на Корейском полуострове набирала силу. Через пару месяцев ожесточённых боёв части Народной армии северян заняли значительную территорию Южной Кореи и её столицу – Сеул. И тогда США пошли на эс-калацию этого конфликта. Так называемые вооружённые силы ООН были брошены против северокорейских войск. Маховик кровопролития продолжал раскручиваться. Большая группировка сил ООН, в первую очередь амери-канцев, были переброшены с баз в Японии на оставшийся незахваченным се-верокорейцами небольшой район на юго-востоке Корейского полуострова. На побережье, вблизи Сеула, был высажен бронетанковый корпус американ-цев, поддержанный крупными военно-морскими и военно-воздушными си-лами. Нанеся мощный удар в тыл и фланг неприятелю с двух направлений, американцы освободили Сеул. Неся большие потери, Народная армия севе-рян начала отступление, похожее на бегство. К концу года войска коалиции ООН  практически подошли к государственной границы Северной Кореи с СССР и Китаем. Москва и Пекин не могли допустить такого развития собы-тий, когда армия США  захватила почти весь Корейский полуостров, создав очаг напряжённости непосредственно у их границ. По совместной догово-рённости китайские вооружённые силы, так называемые «китайские добро-вольцы» группировкой до трёхсот тысяч солдат перешли границу с Кореей и вступили в сражение с американскими войсками. Советский Союз, кроме во-енных советников в Народной армии, привлёк к боевым действиям свои авиационные силы. В том числе дивизию полковника Кожедуба…

                ГЛАВА   6
    - Итак, товарищи… - Полковник Кожедуб одетый, как и все, в светло-зелёную китайскую форму, прошёлся перед рядами скамеек с сидящими на них лётчиками. – Не буду повторяться о том, почему мы все оказались здесь, на китайском аэродроме Аньдун в составе 324-ой авиадивизии. Вашему 176-му полку стоит задача прикрывать промышленные предприятия, находящие-ся в радиусе действия ваших «МиГ–15бис», преимущества которых перед прежней модификацией истребителя вы уже почувствовали, когда переучи-вались.
    - Ты только подумай, Ромка, - сидевший рядом с ним старший лейтенант Селивёрстов, ткнул соседа кулаком в бок. – Перед нами ходит настоящая ле-генда – сам Кожедуб! Ей богу, глазам своим не верю…
    - И не Кожедуб вовсе, а Крылов. Забыл, что нам сказали? – раздосадовано
прошипел в ответ Ястребов. – Не мешай слушать.
    - Кроме этого, вам придётся прикрывать каскад электростанций и мосты через реку Ялуцзян, по которой проходит китайско-корейская граница и че-рез которую  перебрасываются подкрепления для китайских добровольцев и помощь Корее. Сами понимаете насколько важно не допускать бомбардиров-ку этих жизненно важных в условиях боевых действий объектов. – Некото-рое время полковник помолчал, вглядываясь в лица сидевших пилотов. – Те-перь о противнике. Основными вашими целями будет американские бомбар-дировщики Б-29, так называемая  «Сверхкрепость» и истребители сопровож-дения и прикрытия этих «крепостей». Это Ф-80 «Шутинг Стар», Ф-84 «Тан-дерджет» и Ф-86 «Сейбр». Тактико-технические характеристики всех этих машин вы знаете – при переучивании вам рассказывали наши специалисты. Из этой троицы истребителей наиболее опасен «Сейбр», хотя по некоторым возможностям он уступает нашим «МиГам». Наши лётчики, встретившиеся впервые с «сейбрами», столкнулись с неприятным для себя тактическим приёмом. Если «МиГ» заходил ему в «хвост» - американец выпускал воз-душные тормоза, резко терял скорость и тут же бил из всего бортового ору-жия по проскочившему «МиГу». – Кожедуб вновь прошёлся взглядом по ря-дам пилотов. Выражение их лиц, видимо,  его вполне устроило, и он так же неторопливо возобновил хождение вдоль сидевших лётчиков. – На ваших машинах теперь такие же воздушные тормоза, так что тут вы с противником на равных. А вообще-то не тушуйтесь – все эти «крепости» и прочие «эФы»  очень даже неплохо горят. А три пушки «МиГа» это наша весомая фора пе-ред их пулемётами, даже если их шесть, как у «Сейбра». – Кожедуб сдвинул фуражку без эмблем на затылок и широко улыбнулся. – Используйте пре-имущества своих  машин в маневренности, скоростных характеристиках и вооружении и всё будет в порядке. А так же накрепко запомните, что вам за-прещено уходить на юг за тридцать восьмую параллель – линию границы Се-верной и Южной Кореи, а так же удаляться более чем на двадцать пять-тридцать километров в море от береговой черты – там болтается немало аме-риканских кораблей. Получить в свои руки советского пилота для американ-цев было бы неплохим козырем для обвинения нашей страны в ООН в по-собничестве агрессии на стороны северокорейцев против юга. Думаю, что до этого не дойдёт. Я уверен в вас, товарищи. Желаю вам боевых успехов. А сейчас, если нет вопросов,  переходите в распоряжения командиров эскадри-лий.            
    Кожедуб приветливо кивнул и неторопливо что-то стал объяснять подо-шедшим к нему начальнику политотдела  дивизии и начальнику штаба.
    Майор Акимов, командир первой эскадрильи, встретившись взглядом с Романом, передёрнул усами и крикнул, перекрывая грохот от взлетевшей па-ры китайских истребителей:
    - Учите язык, парни! Иначе к полётам не допустят!
    Мрачного вида худой капитан, крутя в руке выданный русско-корейский разговорник, витиевато выругался: - Заставить бы их учить эту абракадабру!
    - Кого ты, капитан, имеешь в виду? – спросил его Иван Селивёрстов, шагая рядом с Романом.
    - Кого…кого… - Буркнул тот. – Этих мудаков, что придумали такую хрень. Самих бы заставить это выучить! Нет, вы только посмотрите, что тут написано! – он возмущённо потряс разговорником. – Не слова, а какое-то чи-риканье: нень… вань… сунь… - Чуть не плача, проронил он несколько слов..
    Несмотря  на серьёзность момента, шедшие лётчики дружно захохотали, глядя на расстроенного капитана. Тот обижено посмотрел на них и, не вы-держав, засмеялся сам.
    - Смех-то смехом, а кое-что кверху мехом, как говорят у нас, в России. – Невысокий брюнет с крупным носом – капитан Крамаров из Кубинки, где ба-зировался ранее 176-ой гвардейский авиаполк,  даже остановился: - Вы слы-шали, что сказал начальник штаба?
    - Ну и что он сказал? – спросил его вальяжного вида замкомэска, капитан Воронов.
    - Как пользоваться этим разговорником в воздухе. Неужто не слышали? – ехидно поинтересовался брюнет. – И это говорит зам. командира нашей славной эскадрильи… Боже мой, куда мы катимся! – он комично закатил гла-за вверх.
    - Хватит болтать и подрывать авторитет командования эскадрильи! – рявк-нул капитан.- А катимся мы сейчас в своё расположение, капитан Крамаров. И извольте пояснить, что такого рассказал начальник штаба.
    Остальные пилоты посмеивались, смотря на это представление. Иван на-клонился и шепнул Роману: - Эти капитаны, оба из Кубинки, закадычные друзья. Они ещё в самолёте устроили цирк, когда мы сюда летели на «дугла-се». Народ от смеха со скамеек сползал…
    - А он так пояснил, товарищ капитан. – Ухмыльнулся брюнет. – Берёте лист бумаги, выписываете самые необходимые, учтите, в воздушном бою выражения на нашем богатом и могучем, пишите с транскрипцией слова на этом птичьем языке, как выразился наш уважаемый коллега, - он отвесил це-ремонный поклон в сторону худого капитана. - Затем кладёте лист в план-шет, который закрепляете на коленке. В воздухе, когда вам необходимо что-то сообщить, сдвигаете очки со светофильтрами вверх, изящно наклоняете свою головку вниз, с трудом разбираете свои каракули, что сами и нацарапа-ли, и выдаёте в эфир. На это уходит соответствующее время… Когда же вы после этого, осматриваясь, крутите головой назад, то к своему удивлению видите у себя в задней полусфере пристроившегося вам в «хвост» нашего американского «друга», который с удовольствием собирается вас изрешетить из четырёх пулемётов. А может из шести, если это будет «сейбр». – Он вновь ехидно ухмыльнулся. -  Ну, и как вам всем нравится эта картинка?
    Лётчики переглянулись. Картина вырисовывалась и в самом деле не из
        приятных.
    - Интересно, чем они там думали, когда разрабатывали это положение? -  неизвестно кому адресовал свой вопрос замкомэска.
  - Чем.. чем… - Взорвался худой лётчик. – Своей штабной толстой ж…, на которой сидят. Не знаю как остальные, а я лично клал на эту хрень с прибо-ром. Я сюда приехал не чирикать, а драться!
    - У них с этой своей секретностью уже «чердак» съехал. А мы тут голову ломай! - поддержал его Иван Селивёрстов.
    - Я думаю так, парни…  - Капитан Воронов оглядел пилотов. – Мы с вами люди военные, а стало быть, дисциплинированные. Приказы надо выполнять, коль они дадены. Предлагаю: список сделать, засунуть в планшет. А как там наверху поступать, будет видно по обстановке…
    … - Лейтенант! – Роман, стоящий у плоскости своего «МиГа» и разгляды-вающий карту района боевых действий, поднял голову. Майор Акимов, в лётной кожаной куртке поверх китайской формы,  подошёл к нему, держа в руках планшет.
    - Изучаешь? Как с корейским? – поинтересовался он.
    - Сложно, товарищ майор. Карту-то я могу нарисовать с закрытыми глаза-ми, а вот с языком хуже. Плохо запоминается. – Виновато ответил Ястребов.
    - У меня тоже не лучше. – Признался комэск. – Был у нас разговор с ко-мандиром дивизии. Он тоже понимает, что всё это филькина грамота. Как и с фамилиями… Вот твою фамилию на их лад нужно произносить так: Яс – тре – бов. Или мою: А – ки – мов. Нет у них таких фамилий. Намудрили наши умники с этой секретностью. Самолёты с корейскими опознавательными знаками, лётчики – русские, в китайской форме, а язык корейский. Одним словом – ерунда! - подвёл итог майор. – Послушай, Роман! Сегодня первый боевой вылет. Держись меня, как тогда, в училище. Ты мой ведомый и этим всё сказано. Мы с тобой, как иголка с ниткой. Усёк?
    - Так точно, товарищ майор! – вытянулся лейтенант.
    - Ты это… - Майор махнул рукой, - перестань передо мной изображать ярого служаку. Мы с тобой боевая пара, значит – друзья. – Голос его потеп-лел. – А сейчас бегом за кожаном, вдруг придётся лезть на «потолок» - эти «крепости» порой до десяти тысяч залазят. А там дубовато, хотя машина и герметична, и с обогревом. Давай, шевелись. А то дадут красную ракету  - и полетишь сопли морозить…
    …Из голубого небо приняло сначала синий, потом тёмно-синий цвет. Стратосфера… температура за минус пятьдесят. Редкие барашки облаков с этой высоты казались комочками ваты разбросанные по коричнево-зелёному гобелену земли. Тоненькие замысловатые узоры рек, словно голубые жилки на человеческом теле. Солнце всё ещё льёт на землю свои лучи, а далеко на востоке, где угадывается линия горизонта, сквозь темноту наступающей ночи искорками вспыхивают пока ещё редкие звёзды.
    Резким диссонансом и чужеродным элементом в этой идеалистической
картине стали появившиеся с юга пушистые, похожие на нити из белой шер-сти, инверсионные следы от летящих на большой высоте группы американ-ских самолётов. Судя по курсу, бомбардировщики Б-29 «Сверхкрепости» следовали на лакомую для них цель – одну из ГЭС на реке Ялуцзян. В науш-никах раздались резкие щелчки, сначала Роман насчитал четыре с ин-тервалами - в группе шло четыре Б-29. Следом прозвучало двенадцать быст-рых щелчков – столько истребителей прикрытия насчитал ведущий майор Акимов.
    Эскадрилья «МиГов» неслась наперерез американцам со скоростью почти тысяча километров в час. В шлемофоне вновь раздался резкий щелчок: по этому кодовому сигналу шестёрка под командованием капитана Воронова ринулась вверх, занимая господствующую высоту перед атакой. Остальные следовали прежним курсом, чуть ниже высоты бомбовозов. По команде «сброс» пилоты «МиГов» освободились от подвесных баков. 
    «Так,  восемь пулемётов  и одна двадцатимиллиметровая пушка в шести огневых точках по фюзеляжу сверху, снизу и в хвосте. – Лихорадочно вспо-минал Роман оборонительное оружие «Сверхкрепости», не отрывая взгляда от самолёта ведущего. - Экипаж до десяти человек и девять тонн бомб. Почти как ежик с иголками. Только иголки уж больно колючие. Но есть мёртвая зо-на, я это помню». В этот момент майор вошёл в правый разворот – Роман тут же повторил его манёвр. Секунды и группа командира эскадрильи оказалась в километре от замыкающей строй «крепости».
    В этот момент в шлемофоне раздалось два щелчка – группа Воронова на-чала атаку сверху. Шестёрка «МиГов», оказавшиеся незаметными для истре-бителей прикрытия, спикировала  на строй «крепостей». При прорыве через боевой порядок «сейбров» и «тандерджетов», заговорили пушки советских лётчиков. Американские лётчики, заметившие пикирующие сверху «МиГи», кинулись в разные стороны. Пара Ф-84 «тандерджет», замешкавшись с укло-нением, моментально вспыхнули. Завалился набок один Б-29 и со снижением пошёл к земле - из обоих двигателей на одном крыле выбились шлейфы яр-кого пламени. И тут вступила в дело вторая группа «МиГов» майора Акимо-ва. Разогнавшись со снижением до максимальной скорости, машины резко пошли вверх, оставаясь в мёртвой зоне «крепостей». Майор, вогнав в прицел тушу бомбардировщика, открыл огонь из пушек с двухсот метров. Трасси-рующие фугасные снаряды вонзились в брюхо Б-29, круша фюзеляж. Опаса-ясь столкновения, комэск отвернул в сторону и Роман, проскакивая в полсот-ни метрах от поражённого бомбовоза, заметил язычки пламени стреляющих снизу спаренных пулемётов и отваливающий хвост «крепости». Выполнив косую петлю – лейтенант, как привязанный, следовал за комэском, - Акимов оказался в клубке сцепившихся в смертельной круговерти противников. Небо полосовали трассёры пушечных и пулемётных очередей, вспышки разрывов снарядов при попаданиях в летящие цели. Внизу белели зонтики спускаю-щихся парашютов… Кому-то из экипажей повезло остаться в живых. Две ос-тавшиеся «крепости» с разворотом в снижении, на максимальной скорости улепётывали на юг, сопровождаемые вывалившимися  из схватки истребите-лями.
    После посадки лётчики не досчитались одного из своих. Командир эскад-рильи Акимов, выбравшись из кабины, подошёл к своим пилотам, молчаливо стоявшим у машины капитана Крамарова. Не доходя до них, он сразу заме-тил вспоротую обшивку левой плоскости крыла. Рваные клочья дюраля тор-чали  вверх зазубринами, напоминая собой домашнюю тёрку больших разме-ров. Косая линия рваных дырок пересекала фюзеляж в районе хвостового оперения. Поглядев на мрачные лица стоявших лётчиков, комэск хрипло спросил:
    - Кто?
    Крамаров поднял голову и майор увидел в его глазах такую боль, что у не-го заныло сердце и перехватило горло.
    - Мой ведомый… Костя…  Старший лейтенант Сергеев. – Машинально поправился он.
    - Как? – выдавил из себя майор.
    - После первой атаки я погнался за «тандерджетом», и тут на Костю сверху свалился «сейбр»… Ну и по его кабине из всех пулемётов… только осколки стекла полетели. «МиГ» полёз вверх и тут же свалился в штопор… Видно, Костя был сразу убит… - Капитан опустил голову. – Не успел я его при-крыть…
    Комэск тяжело вздохнул. Радостное возбуждение от несомненной победы в бою моментально исчезла. Старший лейтенант Сергеев… Он хорошо пом-нил тот момент в Липецке, когда старший лейтенант так горячо уговаривал взять его в полк. Да и местное начальство нахваливало… «Вот и первая по-теря… Сколько их ещё впереди? И кто будет следующим?
    - А это кто тебя так? – спросил он, кивнув на пробоины в самолёте.
    - Я кинулся за тем «сейбром», а тут подоспела ещё их пара. Зажали…  Ус-пел закрутить вираж. Они за мной, сначала по крылу очередь стеганула, по-том по хвосту. Машину затрясло  – думаю всё, каюк. Но видит бог – повезло мне. Кто-то из наших - на знаю кто, увидел, как меня стараются добить. Вдруг один из «сейбров» крутанулся, как собака, которая хочет свой хвост зубами ухватить, из сопла дым трубой. Затем его перевернуло, и он пошёл вниз, дымя, как паровоз. Второй тут же исчез…  А я еле дотянул до полосы… Трясёт и ручка, как пудовая. – Капитан смолк, трясущимися руками достал папироску и еле прикурил, обламывая спички одну за другой… Майор гля-нул на своих парней:
    - Всем отдыхать! Позднее разберёмся со всеми нюансами.  Сбор в восем-надцать ноль-ноль.
    …Роман лежал на койке, уставившись в потолок. Закрыл глаза, а перед ними одна и та же картина: небо, исполосованное трассирующими снаряда-ми, разваливающийся Б-29,  самолёт с дымным хвостом, падающий к земле и белые зонтики парашютов внизу…  Улыбающееся лицо старшего лейтенанта Сергеева, Кости… Был молодой парень, скромняга и большой любитель книг. Приволок сюда из Союза «Войну и мир» Толстого. Говорил, что теперь у него здесь будет достаточно времени, чтобы наконец-то прочитать этот ве-
ликий роман до конца. Не дочитал… Эх, Костя… Костя… - Он скрипнул зу-бами и почувствовал, как защипало глаза и что-то тёплое скользнуло по ще-ке. Вытер ладонью мокрую щёку, тяжело вздохнул. Усталость и переживания сделали своё дело – минуты, и  он как-то незаметно провалился в тяжёлый сон…
     - Мы должны взаимодействовать с китайскими и корейскими лётчиками. – Акимов снял с головы кепи, потёр пальцами лоб,  – В чём оно будет заклю-чаться… - Майор обвел взглядом своих пилотов. - В их прикрытии, когда они идут на задание, ну и соответственно во время схватки. Помните знаменитую «этажерку» Покрышкина? – увидев, как некоторые пилоты кивнули, продол-жил: - Порядок такой: они взлетают – мы тоже, только с обратным курсом. Делаем разворот, догоняем их и занимаем высоту на пол или километр выше их. Сковываем действия истребителей прикрытия, в то время, как наши со-юзники долбят бомбардировщики. Вот такая схема.
    - Стало быть, мы выступаем в роли нянек для этих узкоплёночных… - Ху-дой капитан по фамилии Ярощук скривил в ухмылке узкогубый рот. – Может ещё и сопли им будем вытирать?
    Майор передёрнул усами – признак раздражения, как поняли его лётчики: - Надо будет, будем вытирать, капитан Ярощук! – прогремел его голос. – Мы всё будем делать для того, чтобы война не вспыхнула на наших границах. Вам ясно, славные сталинские соколы? Или для кого-нибудь нужно повто-рить отдельно? – все молчали, только худой капитан что-то недовольно про-бурчал себе под нос.
    - Вот и славно… - Усмехнулся комэск. – Не забывайте, что их подготовка хуже нашей. Без нашего прикрытия американцы быстренько с ними разде-лаются. А этого никак нельзя допустить. – Он хмыкнул. - Вот как днями они отличились… Взлетели, не поставив в известность наше командование. На бомбёжку шла группа «крепостей», прикрытая тремя десятками истребите-лей. Китайцы их перехватили на высоте шести тысяч. Командир полка, что вёл своих лётчиков, уровнял свою скорость с «крепостями». А его остальные пилоты, обстреляв на ходу Б-29 и завалив при этом пару машин, на скорости ушла вперёд. За ними кинулись «сейбры». Оставшись один, командир полка пошёл в атаку: сбил одну «крепость»… вторую… третью… Вернувшаяся па-ра американцев тут же подожгла его. – Акимов покачал головой. – С одной стороны, он вроде как герой. А если с другой, то дурак. Никакого взаимодей-ствия в полку. Вот где был его ведомый? А остальные? Бросили своего ко-мандира и вперёд… Уж больно они безрассудные и увлекающиеся. Поэтому и нужно за ними присматривать.
    - А что с ним? – спросил капитан Крамаров. – Ну, с этим командиром пол
ка? Живой?
    Майор пожал плечами: - Неизвестно… Бой шёл над морем. Его «МиГ» шлёпнулся на отмель у побережья. Его хвост там так и торчит. А самого не нашли… Видно катапультировался неудачно. А может америкосы в воздухе убили, или парашют подожгли. Говорят же, что так некоторые из них посту-пают с пилотами противника.
    - А как же неписаное правило, чуть ли не кодекс чести рыцарей неба? – го-лубоглазый брюнет капитан Крамаров воззрился на майора.
    - Так фашисты поступали в своё время, - заметил капитан Воронов. – Мое-го дружка, Вовку Николаева расстреляли, когда он из горящего «Яка» вы-прыгнул.
    - Так то фашисты… - Протянул кто-то из пилотов.
    - А эти чем лучше? - возразил комэск. – Вы сами видите, что они сделали здесь своими «ковровыми» бомбёжками. Все города, даже деревни преврати-ли в руины. Говорят, что когда северокорейцы в начале войны чуть не сбро-сили их в море, америкосы хотели применить атомное оружие. Вот так-то! А вы говорите о каких-то рыцарей неба. Сказки всё это, пропаганда. Не более того. И чем больше мы собьём ихних «крепостей», тем меньше они натворят бед на этой земле. Я так думаю… 
    - А отсюда какой вывод? - капитан Воронов глянул на лётчиков. – Крутить головой на триста шестьдесят градусов и прикрывать друг друга в бою.


                ГЛАВА   7
    Роман сидел в кабине «МиГа» и, наверное, в десятый раз перечитывал письмо от Светы.
    В нём она сожалела о том, что от него так редко приходят письма. Что она очень скучает. Ждёт с нетерпением его приезда в отпуск. Что в тайне от ро-дителей, набравшись смелости, познакомилась с его мамой. Она  очень при-ветливая и славная. Время от времени забегаю к ней, и мы говорим и гово-рим обо всём. И в первую очередь о тебе. Она мне рассказала о твоём детст-ве. О том, как ты решил стать лётчиком, таким, как твой отец. О твоём реше-нии пойти работать на завод во время войны. Словом, теперь о тебе я знаю очень многое. – Он улыбнулся, читая эти строки. «Какая же ты молодец, мой светлый лучик», - подумал он с радостью, что она познакомилась с его ма-мой. В другой половине письма она сообщала о своих студенческих ново-стях, о подготовке к очередной сессии, походах с подружками в театры и ки-но… Что скоро начнёт работать над дипломом. Словом обо всём, что было в её нынешней жизни. А между строками её письма ему грезилось, он даже чувствовал её слова: люблю… люблю… люблю…
    Он снова счастливо улыбнулся и бережно положил письмо в нагрудной карман куртки. Лётчики сидели уже более получаса в кабинах своих истре-бителей по команде «готовность №1».  Минут десять назад по рации майора Акимова вызвали на КДП. Когда они бежали к самолётам, Роман увидел куч-ку людей у командного пункта и сразу узнал среди них командира дивизии. «Зачем-то комэска вызвали… Может комдив ставит перед ним другую зада-чу? Как знать…». Но домыслить он не успел, в наушниках прозвучало слово «отбой». Он расслабился, закинул голову и стал рассматривать причудливые очертания небольших кучевых облаков, медленно ползущих по голубому не-бу. Вот одно похожее на парус, рядом очертания поросёнка, а тут словно башня крепости с бойницами. Неизвестно, до каких картин довела бы его буйная фантазия, как внезапно раздался резкий рвущий воздух треск и гул-кие хлопки – открыли огонь зенитные автоматы по краям лётного поля. Сви-стящий вой ударил по ушам. Между полосой и стоянками самолётов вспухли шапки разрывов, смещаясь в другую сторону, где были расположены китай-ские и корейские самолёты и вся их инфраструктура аэродрома. Тут же над аэродромом стремительно пронеслись на небольшой высоте четыре сверк-нувшиеся на солнце силуэта. Над срединой полосы от них отделились сереб-ристые сигары. По пологой дуге они упали на лётное поле и огненно-чёрные грибы вспучились па месте падения.
    «Напалм»… Лётчик ошеломлённо смотрел на эту апокалипсическую кар-тину. Тут ступор прошел, и холодок прополз между лопаток – он принял ре-шение. Повернул голову и выглянул из кабины – авиатехник стоял у крыла и, разинув рот, смотрел вслед улетевшим самолётам.
    - Ефрейтор!  Как только я запущу двигатель, убирай колодки. Ты понял меня? – Роман, увидев в глазах солдата осмысленный блеск. Руками с обеих сторон включил тумблеры на боковых панелях. Загорелись сигнальные лам-почки подключения напряжения.
    Роман нажал кнопку запуска. Завыла, раскручиваясь, турбина. Через се-кунды двигатель взревел, выходя на минимальные обороты. В тот же миг лейтенант щёлкнул тумблером, переходя на бортовое напряжение. Увидев стоящего у левой плоскости авиатехника, резко взмахнул руками – подал ко-манду «убрать тормозные колодки». Тот нырнул под крыло и через мгнове-ние появился снова, показав большим пальцем, что колодки убраны.  Роман закрыл фонарь и двинул РУД вперёд. На скорости занял лётную полосу, по-глядывая в противоположную сторону и ожидая появления «пантер».
    «Чего ждать… Нужно успеть взлететь, пока они полосу не расковыряли», - и решительно перевёл РУД за защёлку… 
    Пережидавшие в окопе у КДП налёт вражеских самолётов командир диви-зии с офицерами мрачно наблюдали, как безнаказанно крушили аэродром американцы.
    - И откуда они только взялись, эти зверюги? – поинтересовался начальник политотдела дивизии, намекая на названия американских машин, полковник с одутловатым лицом, опасливо поглядывая на небо.
    - Давно я не испытывал такого «удовольствия», сидя под бомбами в щели. – Кожедуб жёстко посмотрел на офицеров. – Последний раз в сорок пятом, в Германии. Вот вам и хвалёный противозенитный зонтик. Как случилось, что локаторщики прозевали эти самолёты? Кто мне ответит?
    - Товарищ полковник! Схема ПВО аэродрома типовая и была согласована в нашем Министерстве обороны с учётом опыта прошедшей войны. – Заявил комендант аэродрома, майор с загорелым лицом.
    - Сейчас другие реалии, майор. И пятьдесят первый год, а не сорок пятый, к вашему сведению. Вы оперируете устарелыми категориями. И мы сейчас имеем то, что имеем. – На эти слова майор только развёл руками.
    - Вы только посмотрите! Кто это!? – неизвестно к кому обращаясь, вос-кликнул подполковник Смирнов, начальник штаба дивизии, выглядывая из окопа.
    - Что там такое, Михаил Петрович? – обернулся к нему Кожедуб. 
    - Так на полосе «МиГ» стоит! – воскликнул тот. – И, похоже, собирается взлетать!
    - Что за чёрт! – Кожедуб поднял голову над бруствером. – И верно! Это что за ухарь? Майор! Надо полагать, кто-то из твоих! Ну, не китайцы же!? – сердито проронил он, обращаясь к Акимову.
    Комэск  сам терялся в догадках, что за смельчак собрался взлететь под бомбёжкой. И когда взревела турбина истребителя, и «МиГ» помчался по по-лосе, он разглядел на носовой части фюзеляжа номер «12».
    - Это…это мой… ведомый… - Заикаясь, ошеломлённо проронил он. – Лейтенант Ястребов! С ума сошёл, не иначе…
    - Собьют же на взлёте, как куропатку! Самоубийца! – Кожедуб, качая го-ловой, проводил взглядом мчащийся по ВПП истребитель. – Ястребов, гово-ришь… -  Он задумался, что-то вспоминая. Но вот морщины на лбу разгла-дились и он удовлетворённо кивнул головой: - Вспомнил я, откуда мне так знакома эта фамилия…
    - Может, по училищу, Иван Никитович? Или лётчик из твоего полка на фронте? – предположил начальник штаба, прислушивающийся к разговору.
    - Не было в нашем полку лётчика с такой фамилией. Я бы сразу вспомнил. – Заявил майор Акимов, бывший ведомый Кожедуба.
    - И не по училищу. В сорок пятом в Германии мы базировались на одном из бывших аэродромов «люфтваффе» под Франкфуртом, как мне помнится.  Вместе с нами стоял полк «пешек», пикирующих бомбардировщиков «Пе-2». Так командиром этого полка был полковник Ястребов. – Вспомнил полков-ник.
    - Возможно, однофамилиц… Мало ли в России людей с такими фамилия-ми. - Начальник политотдела  дивизии скептически глянул на комдива.
    - Вот вернётся лейтенант, мы и спросим его. – Предложил Акимов.
    - Если вернётся… - Мрачно проронил начальник штаба.
    - Типун тебе на язык… Что ты парня раньше времени хоронишь? – не-одобрительно посмотрел на него Кожедуб. – Тоже мне, провидец…
    - Я не лётчик, но всё равно вижу, что у него мало шансов уцелеть. – Гнул тот своё… - Один против четверых. Расклад явно не в его пользу.
    - Поживём – увидим… - Прервал полемику комдив. – Лучше пожелаем ему вернуться…
    Роман, оторвав «МиГ» от взлётной полосы, стал разгонять скорость, не пе-реводя машину в набор высоты. У него был только один вариант – уйти на «петлю». «А там посмотрим, кто кого…», - шептал он про себя, прошаривая взглядом небесное пространство по курсу взлёта.. Всё внутри у него сжалось, когда он увидел появившиеся четыре точки впереди – истребители-бомбардировщики американцев пошли на повторный заход. «Боже, пусть они меня сейчас не заметят… - Он сжал зубы. – Уйду на «петлю» – только меня и видели… Хрен догоните…».
    «250… 300… 400…450… «Пора!», - он энергично потянул ручку управле-ния на себя. Чудовищная перегрузка вдавила его в кресло, словно на плечи легли многокилограммовые мешки с песком. Краем глаза, сквозь красную пелену в глазах от прилива к ним крови, заметил на акселерометре - указате-ле перегрузки - красную черту у цифры «восемь» - получалось, что вес его собственного тела равен более полутоны. «Нормально… - мелькнуло в голо-ве. – На тренировках и до «десятки» доходило… Ничего, выдюжим…»  Ис-требитель достиг высшей точки «мёртвой» петли, перегрузка исчезла. И только машина опустила нос, уходя на пикирование, он мгновенно выполнил «полубочку» - впереди, как на ладони, появилось лётное поле со стоянками, коробочками зданий и клубами чёрного дыма в восточной части аэродрома – следы первого удара американских самолётов.
    «МиГ» скользил по наклонной траектории, Роман внимательно осматривал местность под собой. И чуть не вскрикнул, заметив четыре силуэта, подкра-дывавшихся к аэродрому на малой высоте. Пилоты истребителей-бомбардировщиков, идя низко над землёй, хотели свести на нет возможности их обстрела зенитными автоматами. Рассчитывая поразить цели и мгновенно исчезнуть. Но этот план был разрушен одиноким «МиГом», сумевшим взле-теть  с аэродрома во время этой атаки.
   Стремительно сблизившись с «четвёркой», которая уже готова была нанес-ти новый удар по аэродрому, Роман наложил перекрестие прицела на силуэт головной машины штурмовиков «пантера», откинул предохранительную скобку гашетки на ручке управления и нажал кнопку электроспуска. Корот-кий залп из трёх пушек буквально изрешетил боевую машину. Левое крыло оторвало, и груда огненных обломков, кувыркаясь и чадя дымом, рухнула на землю. Остальные штурмовики, ошеломлённые внезапным нападением и ги-белью ведущего группы, кинулись в разные стороны. Роман двинул РУД вперёд, наметив очередную жертву. Выбранный им «американец» ринулся
в сторону морского побережья, рассчитывая незаметно ускользнуть. Растоя-
ние между самолётами сокращалось, и вот огненная трасса коснулась фюзе-ляжа противника. У хвоста «Пантеры» сверкнула вспышка, траурный дым-ный шлейф потянулся лентой за обречённой машиной. В следующий миг штурмовик вздыбился, потерял скорость и свалился в неуправляемый што-пор. Мгновение - и на земле вырос багрово-чёрный султан огня при ударе самолёта о землю.
    Роман огляделся, но остальных штурмовиков и след простыл. Он глубоко вздохнул, усмиряя стучащее сердце, осмотрелся, определяя своё местонахо-ждения. Затем выполнил стандартный разворот на ста восемьдесят градусов, отыскал серую полоску ВПП на аэродроме и довернул «МиГ»  к четвёртому развороту…
    - Вы только посмотрите! Он второго завалил! – в восторге воскликнул на-чальник штаба дивизии, обращаясь к остальным офицерам. Покинув окоп, они столпились у здания КДП, обсуждая детали произошедшего на их глазах воздушного боя.
    - Ну вот, а ты его, было, похоронил! – напомнил Кожедуб начальнику шта-ба. - И где же ты откопал себе такого ведомого? – командир дивизии повер-нулся к майору Акимову.
    - Лейтенанта Ястребова, товарищ полковник?
   - Кого же ещё?  Что-то уж слишком молодого взял ты себе в ведомые, Юрий Семёнович, - заметил командир дивизии.– В боевых действиях  он не участвовал, это ясно, как божий день. Молод больно…    
     - Я его знаю с училища. Принимал у него выпускной экзамен по технике пилотирования. Он так вцепился мне в «хвост», что я ничего не смог сделать. Представляете?  В Приморье мне его командование полка рекомендовало, как одного из перспективных пилотов. И они, и я в нём не ошиблись. – Улыбнулся комэск. – Да вы сами только что в этом убедились.
    - Да уж… куда ещё нагляднее… Как только он сядет, давай его на КДП. Хочу посмотреть на этого парня…
    Роман вылез из кабины, похлопал рукой по дюралевой обшивке фюзеляжа, словно благодаря машину. Авиатехник, вынырнув из-за хвоста, подошёл к нему.
    - Товарищ лейтенант! Самолёт осмотрен, внешних повреждений нет. Ка-кие будут замечания по матчасти?
    - Замечаний нет. Нужно будет дозаправить топливом, да боезапас попол-нить.
    - Сейчас сделаем в лучшем виде, товарищ лейтенант! – авиатехник рас-плылся в широкой улыбке, рот до ушей: - Дозвольте вас поздравить с такой победой! Наблюдали, как вы разделались с этими стервятниками!
    - Спасибо, Алексей! Машина не подвела, так что в этой победе и твоя доля есть. – Улыбнулся в ответ Роман. Он посмотрел на противоположную поло-вину лётного поля, где поднимался дым. Там всё ещё что-то горело. Дым был чёрный, штурмовики, видимо, подожгли или ёмкости с маслом, или ремонт-ные мастерские.
    Послышался шум двигателя, резко взвизгнули тормоза – у «МиГа» остано-
вился штабной «додж». Капитан, адъютант комдива, вышел из машины, по
правил кепи, с любопытством посмотрел на пилота:
    - Лейтенант Ястребов?
    - Так точно!
    - Давай в машину! Комдив хочет посмотреть на тебя! Это ты двух «амери-косов» только что завалил?
    - Было дело… -  Смущённо подтвердил Роман.
    - Тогда верти дырку на груди – орден точно получишь. – Непререкаемым тоном заявил адъютант. – Да и очередное звание тоже… Может даже и в от-пуск отправят.
    Пилот не успел ответить, машина затормозила у КДП. Вслед за капитаном Роман миновал узкий коридор и вошёл в просторное помещение, в котором находилось не менее десятка военных.. Он сразу заметил Кожедуба, рядом с ним стоял командир полка. Майор Акимов ободряюще кивнул ему и поднял кверху большой палец. В наступившей тишине Роман сделал пару шагов в сторону комдива, приложил руку к кепи:
    - Товарищ полковник! Лейтенант Ястребов в воздушном бою над аэродро-мом сбил два американских штурмовика. Материальная часть в порядке.
    Комдив некоторое время молча смотрел на молодого лётчика. Возможно в этот момент он вспомнил себя на Курской дуге, когда одержал свою первую победу в воздухе, сбив фашистский «Юнкерс».
    - Благодарю за мужество, лейтенант! За то, что сумел сорвать вторичную атаку штурмовиков. За два сбитых!  - Кожедуб протянул ему руку. 
    Роман не верил своим глазам… Ему, никому неизвестному лейтенанту, жмёт руку сам Кожедуб, героический ас прошедшей войны. Он осторожно пожал протянутую комдивом жёсткую руку,
    - Скажи, лейтенант… Среди твоих родных есть лётчики? – неожиданно спросил полковник, тепло глядя на него.
    - Так точно, товарищ полковник. Мой отец… Он был командиром полка пикирующих бомбардировщиков и погиб в апреле сорок пятого при штур-мовке Зееловских высот под Берлином.   – Тихо ответил Роман,  опуская го-лову.
    - Я знал твоего отца, лейтенант. Но что он погиб... - Кожедуб вздохнул, по-качал головой, - узнал, только сейчас от тебя. Что ж, светлую память о твоём отце будут хранить живые.  А тебе желаю, лейтенант, новых побед. Михаил Петрович! – он повернулся к начальнику штаба. – Заполните наградной лист на лейтенанта о ходатайстве награждения его орденом Красного Знамени за две победы в воздушном бою.
    Роман стоял и не верил своим ушам – сам Кожедуб ходатайствует о его на-граждении орденом Боевого Красного Знамени…
                ГЛАВА   8
    Заненастило… Низкие рваные тёмные тучи нередко разрождались хлёст-ким дождём. Порывистый ветер трепал ветви деревьев, пытаясь сорвать с них пожелтевшие листья, крутился среди потемневших от влаги строений городка,  вороша и гоняя по земле всякий хлам, стучал надорванной дранкой на старых крышах, разбойником посвистывал в расчалках  антенн, навевая тоску.
    В бывших японских казармах, внутрь которых, завывая голодным волком, пытался проникнуть через невидимые щели холодный ветер, было тепло. Исправно работали железные печки,  время от времени жадно заглатывая очередные порции каменного угля, которыми щедро кормили их лётчики. Отдавая тепло комнатам, они малиновым сиянием своих раскалённых боков и приглушённым гудением создавали своеобразный уют спартанской обста-новке. Железные кровати с матрасами, набитыми рисовой соломой, плоские подушки с такой же начинкой,  накрытые тонкими солдатскими одеялами, коротконогие тумбочки, где лётчики хранили необходимые домашние вещи немудреного походного быта. У боковых стенок высились шкафы с вешал-ками для одежды и решётками внизу для обуви. Между окнами висели ци-новки с рисунками на азиатские мотивы: дерево с коряво изогнутыми ветвя-ми, усыпанными белоснежными соцветиями. Водная гладь, по которой скользит лодка. Гребец в конической соломенной шляпе, стоя, держит в ру-ках весло, погрузив лопасть на половину в воду, вдалеке видна гора с бело-снежной вершиной. Старцы, в таких же шляпах, с белоснежными бородами мудро взирают на окружающий мир. Молодые женщины с высокими причёс-ками из иссиня-чёрных волос, проткнутых длинными заколками, томно гля-дят поверх красочных вееров раскосыми глазами под удивлённо приподня-тыми тонкими ниточками бровей. На другой картине девица в кимоно, пере-тянутая по тонкой талии широким поясом, завязанным сзади пышным бан-том, изящно изогнувшись, наливает из чайника в стоящие на низком столике чашки. Перед ним сидит, подогнув под себя ноги, лысый мужик в халате, с театрально изогнутыми бровями над узкими глазами, с чёрными усами, кон-чики которых печально свешиваются вниз мышиными хвостиками.
    - Как ты думаешь, Роман… - Лежащий на соседней кровати Иван Селивёр-стов повернул голову в его сторону. – Я уже в который раз пытаюсь понять этот сюжет.
    - Что? – тот не расслышал его слова, заглушённые взрывом хохота игроков в карты, сидящих за столом в проходе между кроватями.
    - Да я о той вон картине. Где баба с мужиком… Она его ещё чем-то поит.
    Роман улыбнулся над словами своего соседа, отложил книжный том в сто-рону.
    - Мне кажется, Иван, здесь изображена так называемая чайная церемония. Это классический японский сюжет.
    Иван недоумённо поднял брови: - И что в этом необычного?
    - Как бы тебе объяснить… У японцев веками создавался своеобразный мир ритуалов, условностей во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, в семьях, между бедными и богатыми, правителями и подчинёнными и так далее. Вот к примеру эта картина…Это может быть семейная пара, но скорее всего гейша обслуживает богатого посетителя.
    - Гейша? Это кто такая? Проститутка, что ли? – воззрился на него Иван.
    - Нет, Ваня… -  Усмехнулся Роман. – Назвать гейшу проституткой в корне неверно. Эти женщины во все времена обладали высокой образованностью, могли поддержать беседу на разные темы, вплоть до высокой философии, были очень сведущи в церемониальных вопросах, услаждали слух посетите-лей игрой на музыкальных инструментах. Чтобы стать гейшей, нужно было учиться этому искусству несколько лет. Что же касается чайной церемонии, то здесь каждый жест гейши, взгляд, как она наливает чай, подаёт чашки, во всём заложен определённый намёк, смысл. Ведётся эдакая игра чувств, намё-ков, приглашений… И не всякий посетитель может понять смысл этой иг-ры…
    - И что? Никакого при этом трали-вали? – разочаровано протянул Иван.
    - Тут всё зависит от гейши. Она может пойти на трали-вали, как ты гово-ришь, при условии, если ей понравится этот мужчина. А это может произой-ти лишь в том случае, если он в общении с ней будет деликатен, вежлив и понимать язык жестов и взглядов гейши.
    - Больно всё сложно… - Иван откинулся на подушку, вновь обратив взор на картину.
    - Это совершенно другой мир, Иван. Со своей древней историей, людски-ми отношениями, которые развивались в ограниченном пространстве япон-ских островов. Японцы были изолированы веками от внешнего мира, и толь-ко во второй половине девятнадцатого века они начали проявлять интерес к другим странам, их культуре, техническим достижениям мировой цивилиза-ции, открыв доступ в свою страну представителям этих государств.
    - И откуда ты всё это знаешь? – вновь повернулся к нему сосед. – Ты гово-ришь так, будто жил там.
    - Да нет же… Конечно, там я никогда не был. Кое-что читал… У бати был школьный товарищ, который много лет изучал историю этих стран. Часто бывал там, знакомясь с жизнью людей, их нравами, бытом, взаимоотноше-ниями между людьми и окружающим их миром. Когда он приходил к нам и начинал рассказывать, я сидел с открытым ртом, слушая его. Кое-что с тех пор и осталось в памяти…
    За столом вновь раздался хохот, затем послышалось петушиное - «ко-ко-ко»!
    - Эй, друзья! – послышалось оттуда. – Ваша очередь! Тут некоторые поки-дают арену. Идёте?
    Друзья переглянулись, слезли с кроватей: - Ещё как идём!
    За дощатым столом сидели двое. Высокий блондин, со старым шрамом на лице, отчего веко левого глаза было слегка опущено, и придавало зловещий вид его обладателю, был штурманом их эскадрильи. Майор, участник войны, он был хорошим специалистом и добрейшим человеком, за что пользовался большим уважением  среди пилотов. Штурман окинул взглядом подошедших к столу друзей, пригладил ладонью редкую шевелюру.
    - Ну, я думаю, этих птенцов мы быстро ощиплем! - пророкотал он басом, кивая своему напарнику, капитану Крамарову.
    - Ощиплем, и в суп! – поддержал тот партнёра, хищно раздувая ноздри по-родистого носа и плотоядно ухмыляясь.
    - Цыплят по осени считают, товарищ майор. – Заметил Иван, занимая ме-сто за столом.
    - Ершистый нынче молодняк пошёл… Заметь, капитан! – удивился штур-ман.
    - Ничего, покукарекуют – станут шёлковыми! – кивнул Крамаров, тасуя колоду. - Значит так… Правила вы знаете. И всё-таки напомню. Пять игр… Кон заканчивается «погонами» - досрочная победа. Продуваете три подряд – в свободный полёт с соответствующим музыкальным сопровождением. Нач-нёте мухлевать – получите колодой по носу и позорное изгнание из-за стола. Усекли?
    - Ничего нового для нас. – Хладнокровно заметил Роман. - Сдавайте уже… - Он сдвинул колоду, смотря, как майор профессионально раздаёт карты.
    Первую партию они проиграли, хотя первый ход сделал Иван. Вторая за-кончилась с таким же результатам. Лицо майора приняло скучное выраже-ние:
    -  Ну, никакого интереса…- Заявил он, небрежно тасуя колоду. – Школяры, да и только. Скажи, Фёдор?
    - Согласен… Гонору много, а толку мало. Что с них возьмёшь? Слабаки… - Поддакнул, ухмыляясь, Крамаров.
    Друзья переглянулись – «кукарекать» под столом им явно не хотелось. И незаметно Роман подмигнул партнёру. Был у них выработан условный код при игре в «дурака»: у партнёра губы в трубочку – ходи с червей, глаза под лоб – с крестей и прочее. И дело пошло – третью партию они выиграли.
    - Случайность… - Заметил штурман, беря колоду в руки. – Своего рода вам фора, птенчики. Просто, мы слегка расслабились.
    - Фора, так фора… - Согласился Иван, подмигивая Роману.
    Пятая подброшенная карта – козырная пиковая дама – оказалась роковой для капитана, он был вынужден забрать все сброшенные карты. Выйдя преж-девременно из игры, Иван с неослабленным вниманием  смотрел за её про-должением, тревожно поглядывая на партнёра. А когда тот отдал майору ко-зырного туза, а затем прихлопнул на плечи Крамарову  две шестёрки, не вы-держал и победно поинтересовался: - Так кто тут слабаки?
    Их соперники вылезли из-за стола с постными лицами. Не глядя в сторону своих победителей, пошевелили плечами, разминаясь от долгого сиденья за столом.
    - Ну, что, Фёдор? Пожалуй можно слегка вздремнуть до ужина? – при-творно зевая, спросил штурман напарника.
    - Есть смысл… - Ответил тот, отодвигаясь от стола. – Минут эдак триста…
    - Э-э… Товарищ майор! Товарищ капитан! А как же «петушка» испол-нить? – напомнил им, ухмыляясь, Иван. – Правила есть правила… Не так ли?
    Капитан было слабо кукарекнул, но противники были неумолимы: - Про-сим под стол!
    Майор глянул на победителей: - Боже мой! Никакого уважения к сединам. Какая безжалостная молодёжь пошла. Скажи, Фёдор!?
    - Да… да… вот такие они нынче. Никакого снисхождения к ветеранам… - Согласился с ним капитан, с кряхтением вползая под стол вслед за брюзжа-щим  майором.
    Привлечённые невиданным зрелищем, к столу со смехом подошли другие парни и принялись стучать кулаками по столу, заглушая сиплое кукареканье снизу.   
    - Что это тут происходит? – раздался голос и к веселящей компании подо-шёл майор Акимов, стряхивая с плаща воду.
    Лётчики перестали шуметь, отступили от стола, и комэску предстала за-бавная картина: из-под стола, сопя и что-то ворча себе под нос, вылезли с багровыми лицами штурман и капитан Крамаров. Увидев смотревшего на них комэска, который уже догадался о происшедшем, оба сконфуженно ух-мыльнулись.
    - Та-а-к… - Весёлые чёртики прыгали в глазах майора: - Боже мой! Кто это вас разделал под орех? Какие такие силы загнали вас под стол, славные ста-линские соколы, а? – ехидно поинтересовался он, под дружный смех осталь-ных .
    - Да нашлись тут некоторые… - Буркнул недовольно штурман, невольно наткнувшись на взгляд весело скалившего зубы Ивана.
    - Да уж, нашла коса на камень… - Весело заметил комэск, осматривая столпившихся лётчиков. Взгляд его упал на весёлые лица двух друзей: - Уж не эта ли парочка вас потрепала? – спросил он, повернувшись к «старикам».
    - Они самые… - Недовольно признался Крамаров.
    - Отрадно заметить, что молодёжь пошла зубастая. Они не только сбивают самолёты, но и головой думать умеют. Радоваться нужно, майор Стариков. Хорошая смена растёт. А ты вроде и не рад… Нет?
    - Всё путём, товарищ майор. – Кивнул штурман. – Как сказал в своё время Соломон: «всё проходит, пройдёт и это». А то, что парни хваткие, так это нам не во вред, наоборот. Пусть у «ооновцах» голова болит.
    - Вот и разобрались… Впрочем, пошутили и хватит. – Посерьёзнел комэск. - Дождь закончился.  Синоптики говорят, что через пару часов облачность
может подняться. Я сейчас был у «соседей», с ихнем  командованием утрясал вопросы по взаимодействию. Так технический состав у них готовит «керо-синки» к вылету. Наверное, хотят нанести визит на какой-нибудь аэродром «янки».
    - Неужто полетят на По-2 бомбить? – удивлённо спросил кто-то из пило-
тов. - Самоубийцы, да и только.
    Акимов усмехнулся: - Не скажите… Вот вы не знаете, а они на той неделе ночью совершили  налёт на аэродром Сувон и  сожгли на земле девять «сейбров». При этом не потеряли ни одного самолёта, все вернулись на базу. Так-то, братцы… Вот вам и «керосинки»… Они используют опыт наших де-вушек во время войны…  И очень результативно, надо сказать… Впрочем, что это я.  Чуть самое главное не забыл… С трёх часов мы выделяем дежур-ное звено. Итак… - Он пробежался взглядом по лицам пилотов. - Первая па-ра:  капитан Крамаров, старший лейтенант Селивёрстов; вторая: капитан Ярощук и… - комэск затянул паузу, решая кого поставить ведомым капита-ну. Взгляд его наткнулся на Романа. – Коль твой напарник сейчас в госпита-ле, капитан, то на время дежурства отдаю тебе своего. Можно сказать, отры-ваю от сердца. Ястребов! Пойдёшь ведомым к капитану. Понял?
    - Так точно, товарищ майор! Понял! – ответил лейтенант, вытянувшись.
    - Вот и славно…  - Он глянул на часы: - Через десять минут вы должны быть в «дежурном» домике. Ужин вам доставят. Выполняйте!
    …К зданию штаба подъехал «додж» командира дивизии. Полковник Ко-жедуб пружинистым шагом вошёл в комнату оперативного дежурного.
    - Товарищи офицеры! - зычным голосом рявкнул подполковник Петров, командир 176-го полка и в данный момент дежурный по дивизии. Он, было, открыл рот, как полковник махнул рукой: - Вольно! Что тут у вас?
    - Товарищ полковник! С пункта ВНОС поступило донесение, которое сей-час уточняется: Локаторы засекли большое количество целей, которые дви-жутся с юга- востока, видимо стартовавшие с прибрежных аэродромов.  Уда-ление от нас двести пятьдесят километров.  И идут они курсом на переправы и ГЭС на реке Ялуцзян. Под удар попадает аэродром Намси, где сосредото-чены китайская  и наша 151-я воздушные дивизии  – Доложил Петров.
    Кожедуб схватил телефонную трубку: - Дежурный! Это Крылов! – он на-звал себя кодовой фамилией. – Срочно соедините меня с «первым»! – «пер-вым» значился командир воздушного корпуса генерал-майор Лобов.
.    Телефон ВЧ тренькнул – Кожедуб своим неповторимым басом доложил обстановку и своё решение поднять на перехват всю дивизию. Затем поло-жил трубку:
    - Красная ракета! Готовность номер один!.. – он глянул на Петрова, на дру-гих офицеров: - Оставить на аэродроме  десяток машин для прикрытия. Ди-визию на перехват поведу сам! И без разговоров! Но об этом – никому! Яс-но?.. 
    Аэродром стал похож на растревоженный муравейник. Из расположения, в сторону самолётных стоянок, бегом спешили пилоты, занимая свои места в кабинах «МиГов». Минут через пятнадцать почти полсотни истребителей во главе с командиром дивизии по команде с земли неслись на перехват враже-ской армады.
    Роман, находясь в левом пеленге пары,  с восторгом смотрел на чёткий строй сверкавших в солнечных лучах боевых машин.  Впервые наяву он оце-нил мощь своей воздушной дивизии
   В наушниках зашуршало. Мягкий голос негромко доложил на русском языке: - Цель: два десятка больших и более полсотни малых. Идут на  высоте девять… Удаление восемьдесят. Вам набор девять пятьсот, курс двести де-сять.
    В наушниках щёлкнуло – ведущий дал понять пункту наведения, что ин-формацию принял. «Два десятка Б-29 и почти сотня истребителей прикры-тия…». По спине Романа прополз холодок, когда он представил себе эту воз-душную армаду противника, что несла в себе смерть и разрушение. Он до-вернул «МиГ», по-прежнему держась сзади и левее Акимова и продолжая вслед за ним набор.
    Несколько минут, и косяк истребителей занял заданную высоту. По ко-манде полковника пилоты сбросили пустые подвесные баки. Роман, как урок, мысленно повторял тактику боя, которую довёл до всех пилотов ещё на зем-ле командир дивизии: «Подходим выше, со стороны солнца. Атакуем с пики-рования, через строй истребителей прикрытия. Потом каждая пара действует самостоятельно. Главная цель – бомбардировщики». Он глянул вперёд, в сторону машины полковника, которая находилась на острие атакующего клина «МиГов», стремительно сближающаяся с целью на скорости тысяча километров в час.. Взгляд левее и ниже – и лейтенант увидел белые жгуты инверсионных следов множества вражеских самолётов:  оператор наведения грамотно вывел группу перехвата на цель. Небольшой доворот вправо и че-рез минуту командир дивизии покачал крыльями своего «МиГа» – общеизве-стная команда у пилотов: «делай, как я…». Пятьдесят истребителей ринулась вниз, проскакивая через строй американских истребителей. По ходу сбив полдесятка «сейбров» и «тандерджетов», ошеломлённых появлением «Ми-Гов» и не попытавшихся уклониться от их атак, в отличии от других, бро-сившихся в стороны, истребители Кожедуба атаковали «летающие крепо-сти».
    Чуть не столкнувшись с подбитым «сейбром», Роман резко двинул ручку от себя, нырнув под повреждённую машину, и ища взглядом своего ведуще-го. В небе творилось невообразимое: несколько Б-29 горели, вниз летели го-рящие обломки,  тёмные комочки отделялись от обречённых бомбардиров-щиков, чтобы внизу расцвести белыми куполами парашютов – члены экипа-жей «крепостей» и подожжённых истребителей пытались спасти себе жизнь. Трассирующие очереди пронизывали воздушное пространство, зачастую на-ходя себе цели. Подавленные потерями, оставшиеся «крепости», огрызаясь от атакующих «МиГов» всем своим бортовым оружием,  ринулись со сниже-нием в сторону моря, их маршрут проходил неподалёку от побережья.
     Роман крутил головой, пытаясь отыскать «МиГ» майора, бросая истреби-тель из стороны в сторону и отворачиваясь от паутинок пулемётных и пу-шечных трасс. Перед ним внезапно вырос громадный силуэт Б-29, тащивший за собой тёмный шлейф дыма от горевших двигателей. Лейтенант отвернул в сторону, увидел в паре сотен метров другую «крепость» и с ходу нажал на кнопку гашетки. Расстояние было небольшое, и он отчётливо увидел, как  снаряды попали по эмблеме – белой звезде, разрывая фюзеляж. Он изумлён-но смотрел, как, словно в замедленной съёмке, отваливается хвост «крепо-сти» и она, опустив нос, медленно заваливаясь на крыло, заскользила вниз. Что-то тёмное пронеслось рядом с его «МиГом», ступор от вида сбитого им самолёта привело его в чувство. И тут же он чуть не вскрикнул от радости, увидев машину с номером «10». Он мигом двинул РУД за защёлку и через десяток секунд занял своё место сзади «МиГа» комэска…
    Потом американцы назвали этот день в конце октября пятьдесят первого года «чёрным вторником» для своих ВВС. В этом бою советские лётчики сбили почти десяток «летающих крепостей»  и полтора десятка истребителей прикрытия, потеряв при этом четыре «МиГа». Остальные «крепости», не дойдя до целей, спаслись бегством, потеряв при этом, уже на пути к своей базе, несколько повреждённых и горевших машин.
    Такие потери оказали отрицательное психологическое воздействие на ко-мандование ВВС, и только через месяц американцы решились вновь прощу-пать систему ПВО в районах, контролируемых «МиГами». Несколько  Б-29, сопровождаемые десятками истребителей прикрытия, попытались нанести удар по переправам через реку Ялуцзян в районе Анджу.  Полтора десятка «МиГов» перехватили эту группу на подходе к цели. Все «крепости» были сбиты. У советских лётчиков потерь не было. И командование ВВС США в дальнейшем отказалось от применения  Б-29 днём. Теперь «Сверхкрепости» отваживались совершать рейды для бомбёжки объектов только в ночное вре-мя…    

                ГЛАВА   9
    Погодные условия зимой вносили свои коррективы в боевую работу авиа-ционных частей. Низкая облачность нависла над землёй, изливаясь морося-щим дождём. Зачастую дождь сменялся мокрым снегом, падая часами и пре-вращая почву в слякотное месиво. Уныло смотрели на серый мир, наводящий тоску, шеренги «МиГов» на стоянках, краснея заглушками на воздухозабор-никах двигателей да стопорными фиксаторами крыльев и хвостового опере-ния. Даже вездесущие воробьи забились под крыши аэродромных строений. Редкие вороны время от времени напоминали о себе мрачным карканьем, си-дя, нахохлившись, на верхушках столбов и временами злобно щёлкая изогну-тыми клювами. Поживиться им особо было нечем, но они упорно ждали мо-мента, когда распахнётся задняя дверь столовой и в мусорную яму польются пищевые отходы. Стоило человеку уйти с пустым бачком, как самые нахра-пистые, спикировав с ближайших столбов, накинулись на помои. Когда же  одна из опоздавших ворон, с кривыми вытянутыми лапами, попыталась про-тиснуться между товарками, самая быстрая и злобная из них, оторвавшись от трапезы и враждебно щёлкнув клювом, что было силы тюкнула нахалку по приплюснутой голове. С истошным воплем  та подпрыгнула над ямой и, жа-лобно каркая, плюхнулась на размокшую землю в паре метров от пирующих.
    - Всё, как в этом мире… - Философски заметил Иван, заметив свалку ворон у помойной ямы. – Сильные в первых рядах… Слабым, что останется.
    - Идём уже, мыслитель… - Роман втянул голову в воротник куртки. Глянул на серое небо, лужи и пузыри на их поверхности от падающего дождя. – По-хоже, что осадки не скоро закончатся.
    - На метео сказали, что и завтра нас ждёт то же самое. – Удручённо проро-нил Иван. – У меня уже бока болят от постоянной лёжки на наших спартан-ских кроватях.
    - А ты предпочёл бы пуховую перину? – глянул на приятеля Роман.
    - Ага, а под бочком какую-нибудь Машу или Глашу… - Ухмыльнулся тот.
    Ястребов покачал головой: - Я смотрю у тебя прям зубы режутся, что у то-го младенца. Ничего, через полчаса политзанятия. Замполит быстро повернёт тебе голову в нужном направлении. Забудешь и Машу, и Глашу. Да и Дашу тоже… - Скаламбурил он, посмотрев на скривившегося при упоминание о политзанятиях друга.
    - Да уж… Замполита хлебом не корми, дай только языком поработать. – Проворчал Иван, автоматически передвигая ногами в сторону клуба. – Сей-час заведёт бодягу часа на три. Пока словарный запас у него не закончится.
    - Ничего, потерпишь… Работа у него такая.
    - Эй, друзья! – послышалось сзади. Они обернулись – капитан Воронов до-гонял их, шлёпая по лужам так, что только брызги летели. – Куда это вы спешите?
    - На политзанятия, согласно распорядка. – Ответил Иван.
    - Отставить! Для вас политзанятия отменяются. Вам двадцать минут на всё про всё – вы в составе дежурного звена. Пары те же, что и прежде: Крамаров – Селивёрстов, Ярощук – Ястребов. Понятно?
    - Так точно! – дружно ответили друзья, переглянувшись. Перспектива из-бежать занудного бормотания  майора Хватько привела их в хорошее на-строение. – Разрешите выполнять?
    - Валяйте! – не по уставу ответил капитан, махнув рукой. Глядя им в след, он позавидовал парням. В дежурном домике тепло, можно сгонять партию в шахматы, или забить в «козла». Полистать старые журналы, подшивки газет. А тут придётся идти в клуб - политзанятия обязательны для всего личного состава полка, в том числе и командного. Капитан тяжело вдохнул, глянул на «прохудившиеся» небеса – никакого просвета – и направился в сторону при-земистого здания, куда стекались редкие фигуры людей…
   …Шестёрка «МиГов» шла на высоте восемь тысяч метров, прикрывая группу китайских истребителей. Двадцать минут назад с КП дивизии сооб-щили, что локаторщики засекли  группу истребителей-бомбардировщиков, следующих  в сторону переправ в районе Анджу. Майор Акимов только крякнул с досады – большую половину эскадрильи полчаса назад увёл на пе-рехват капитан Воронов. На стоянках осталось шесть боеспособных машин. Так и сообщил он на КП. В ответ дежурный объяснил, что нужно прикрыть китайцев, которые и будут основной ударной силой при перехвате.
    Внизу и чуть впереди рой китайских самолётов внезапно раздвоился на две половины. «Что это они задумали?», – ломал себе голову комэск, следя за манипуляциями союзников. Каждая часть их самолётов двинулась своим, только известным им самим, курсом.
    «Соратнички, мать вашу… - выругался он в адрес китайцев. – Когда вы только научитесь соблюдать договорённости!?». И тут майор увидел впереди и значительно ниже россыпь блестящих на солнце строй самолётов, следую-щих в их сторону пересекающимся курсом. Он повернул голову и убедился, что его парни неукоснительно следуют за ним.  Комэск отдал команду сбро-сить подвесные баки и перевёл истребитель на снижение. Только теперь он понял задумку  китайских лётчиков – атаковать американцев с обеих сторон, внести сумятицу в их ряды и завязать маневренный бой.  «Стратеги хрено-вы…», - прошёлся он вновь нелестными эпитетами в их адрес.
    Завязавшийся воздушный бой с самого начала не задался для китайцев. Сбив один американский самолёт в первые минуты схватки, они тут же поте-ряли три машины. Строй рассыпался на поединки парами, а то зачастую бой в одиночку – китайские лётчики предпочитали такой вид воздушного боя. Видя, чем может обернуться для них  такая тактика, комэск коротко бросил в эфир: - Атакуем!
    Выбрав в качестве жертвы «сейбр», который гнался за китайским истреби-телем и, желая помочь союзнику, Акимов открыл огонь с удаления метров триста. Светящаяся трасса снарядов пронеслась перед носом американца, ко-торый резко отвернул в сторону. Сделав поправку на скольжение противни-ка, майор вновь открыл огонь и удовлетворённо заметил попадание своих снарядов в «сейбр» - от того полетели какие-то куски. И тотчас что-то  с си-лой простучало по фюзеляжу, он почувствовал резкий удар в бронеспинку сиденья, словно кто-то навернул по ней кувалдой. «МиГ» затрясло, он стал заваливаться влево, ручку управления заклинило. Взвыла сирена, на прибор-ной доска вспыхнула багровым светом лампочка и загорелось табло - «пожар двигателя». Акимов двумя руками попытался сдвинуть ручку управления, но все усилия оказались безуспешными. Самолёт входил в неуправляемую спи-раль, увеличивая угловое вращение. Поняв бесполезность своих попыток, майор снял ноги с педалей,  сбросил фонарь кабины,  вжался в спинку кресла и рванул рычаг катапульты. Пороховой заряд выбросил кресло с пилотом из фюзеляжа. Секунды задержки… автоматически отделилось кресло. Ещё се-кунды… и раскрылся купол парашюта. Лётчик огляделся - вверху вершилось то, что называется «собачьей» свалкой: парами и в одиночку самолёты гоня-лись друг за другом, слышалась трескотня пулемётов «сейбров» и «тандерд-жетов», скороговорка пушек «МиГов». Светящиеся трассы перечёркивали небо в разных направлениях. Тень скользнула рядом с куполом его парашю-та, и холодок опасности  пополз по спине Акимова – «сейбр», который его сбил, видимо, решил срезать своей плоскостью его купол, но промахнулся – вражеский пилот явно не придерживался принципов рыцарей неба. Майор схватил рукой часть строп и потянул вниз, надеясь ускорить спуск парашюта, внизу белела спасительная пелена облачности.
    «Не успею…», - тоскливо пронеслось в голове. «Сейбр» развернулся и те-перь мчался прямо на него. Секунды… и огненная трасса пронеслась под но-гами висевшего лётчика, он инстинктивно поджал под себя ноги. Вновь про-скочив рядом с ним, самолёт пошёл на второй заход. До спасительного слоя облаков оставалось совсем немного, и у Акимова билась в голове только од-на мысль: «успею долететь или американец начнёт стрелять?..».
    И вдруг «сейбр», довернувшись в его сторону, мотнулся вбок, что-то заис-крилось на его крыле. Затем плоскость задралась кверху, самолёт опустил нос и пошёл  вниз, закручиваясь в штопоре. Сзади его обозначился ещё один силуэт - «МиГ» проскочил в полсотни метров от комэска, качнул крыльями и Акимов рассмотрел его номер – номер «12».
    «Роман… Ястребов…», - он радостно улыбнулся, избежав смертельной опасности. И тут влетел в облачность. Вокруг потемнело, по лицу потекли капельки влаги. «Боже, как здесь спокойно… - подумалось ему. – Висеть бы так и висеть… Ни тебе «сейбров», ни смертельного свинца вокруг…». Но че-рез пару минут посветлело, и он покинул серый и сырой покой. Осмотрелся – вокруг никаких самолётов. Устроился поудобнее в подвесной системе и стал разглядывать землю внизу – куда его нёс небольшой ветер…
    …Отстегнув парашют, Роман выпрыгнул из кабины. Ещё на рулении он заметил, что в шеренге «МиГов» на стоянке нет двух машин. А  сел он одним из последних в эскадрильи. Ещё в воздухе,  возвращаясь на аэродром и вспо-миная эпизоды жёсткой схватки с американцами, лейтенант даже не знал, что комэск был подбит и покинул повреждённую машину. И благодарил … впрочем он не знал кого благодарить, когда внезапно почувствовал внутрен-нее беспокойство и оглядевшись, увидел, как один из американцев пытается разделаться с парашютистом. Кто это был – наш или китаец, он не знал. Знал только одно: убить беспомощного лётчика, покинувшего гибнущий самолёт, мог только бесчестный человек, подлый и беспринципный. И он кинулся вслед «сейбру», моля только об одном – успеть!  И когда тот, выйдя из раз-ворота, видимо, был готов прошить маленькую фигуру под куполом из своих пулемётов, Роман, кипя от гнева  и ненависти, выпустил залп из пушек с длинной дистанции. Он не был уверен, что его снаряды поразили «сейбр», хотя тот почему-то свалился в штопор. Возможно, пилот прибёг к уловке, имитируя повреждение машины. Главное, что парашютист остался цел.
    - Алексей! – спросил он своего техника. – Кто не вернулся?
    - Товарищ майор и лейтенант Каргин. – Бесцветным голосом  ответил тот,
отведя глаза в сторону, словно он был в этом виноват.
    Лейтенант помрачнел. Неделю назад майор взял себе другого ведомого, объяснив Роману, что хочет побыстрее помочь новичку, прибывшему из Союза, адаптироваться в боевой обстановке. Что Роман уже сам вот-вот ста-нет ведущим, как только придёт приказ о присвоении ему очередного воин-ского звания. И вот на тебе – оба не вернулись. В круговерти «собачей свал-ки» трудно уследить за деталями боя. Тут главное для ведомого - следовать за ведущим, охранять его со стороны задней полусферы. И не забывать о собственной безопасности – постоянно крутить головой, помня, что сзади может подкрасться супостат. В воздушном бою не лови мух, иначе всё может кончиться для тебя плачевно. Он был уверен, что останься ведомым у майо-ра, всё было бы нормально. Но Акимов рассудил иначе, доверив свой «хвост» молодому необстрелянному ведомому – лейтенанту Каргину. И вот результат… Картина для Романа была ясна: сначала сбили неопытного лей-тенанта, потом «сейбр» атаковал майора из задней полусферы. 
    В столовой пилоты сидели молча, ковыряясь в тарелках. Аппетита не бы-ло, не помогли даже сто грамм боевых. Только один из молодых, как и Кар-гин, недавно прибывший на замену в эскадрилью и, ещё не отошедший от горячки боя, что-то пытался доказать остальным за столиком, размахивая ру-ками. Роман, сидевший за соседним столом,  заметил, как сосед лейтенанта мрачно посмотрел на того и негромко, но таким голосом, словно забивал гвозди, сказал: - Хватит! Заткнись! До тебя не дошло, что комэск не вернул-ся? И твой друг тоже?
    На что «говорун» замолк на полуслове, посмотрел вокруг обиженным взглядом и вдруг покраснел, поняв, отчего все молчат.
    Он лёг на кровать поверх одеяла, открыл том Толстого. Попытался читать, но вместо строк вставало лицо майора Акимова. Горечь утраты исподволь вползала в грудь пудовой тяжестью, не давая свободно вдохнуть. Роман от-ложил книгу на тумбочку, вынул из внутреннего  кармана фотографию  Све-ты и долго смотрел на неё.  Неизвестный ему фотограф ухватил удачный мо-мент: девушка смеялась, поправляя причёску рукой, слегка наклонив голову. Между приоткрытых  полных губ светилась полоска жемчужных зубов. «Всё будет хорошо, моя любовь… Я обязательно вернусь. Ты только подожди не-много и мы тогда будем вместе… Навсегда…», - про себя шептал он ей, лю-буясь девушкой, её светлыми пушистыми волосами, лучистой улыбкой больших широко открытых глаз.
    Тягостную тишину комнаты прервал топот ног и стук входной двери. Внутрь влетел капитан Воронов. Окинув взглядом лица лётчиков, смотрев-ших на него с немым вопросом, - мол, чего шумишь? – он радостно прокри-чал:
    - Парни! Наш комэска жив!
    Наступила тишина – минуту, не больше. Потом послышался грохот – лёт-чики повскакивали с кроватей, не веря ушам своим и недоверчиво глядя на
капитана, обступили его со всех сторон.
    - Как?.. Где?.. Откуда?..  – вопросы градом сыпались на Воронова.  Тот только головой вертел, не зная, на какой отвечать. Шум и гам стоял неимо-верный – весть о спасении майора вызвала такой взрыв эмоций, что капитан, было, растерялся. Потом взмахнул рукой и, перекрывая шум, рявкнул:
    - Смирно! – команда подействовала на лётчиков, как удар хлыста. Растеря-но улыбаясь, не глядя друг на друга, они пристыжено притихли, глядя на ка-питана. Тот же, качая головой, нахмурился:
    - Ну, вы, парни, даёте… Как дети, ей-богу.
    Кто-то за спинами негромко проронил: - Так мы от радости, что комэск жив…
    - А я, что, по-вашему, не рад, что ли? – недовольно прошёлся по их лицам капитан. – Ещё как рад! – повысил он голос. – Но мы с вами военные люди… И должны держать свои нервы в кулаке. Ясно?
    В ответ он услышал только неясное бормотание. Потом вперёд выдвинулся капитан Жук, оглянулся на лётчиков, потом вперил свой ироничный взгляд в Воронова:
    - Капитан! Давай не будем заниматься вопросами воспитания личного со-става эскадрильи. Для этого у нас есть замполит, за свою работу он деньги получает. Лучше скажи, как там наш комэск? Жив, здоров? Не ранен? И где он сейчас находится?
    Воронин недовольно посмотрел на Жука, мол, что ты подрываешь автори-тет заместителя командира эскадрильи. И тут же понял, что совсем не к мес-ту такие вот мысли, что нужно всё рассказать парням.
    - Позвонили с КП дивизии. Наш командир был подбит. Катапультировал-ся. На земле попал к местным крестьянам, которые его слегка побили. При-няли за американца. Но, слава богу, всё обошлось, разобрались. Завтра дол-жен добраться сюда. - Воронов устало вздохнул. – Вот всё, что я знаю…
    - А про Саньку Каргина ничего не слышно? – послышался взволнованный голос.
    Капитан молча покачал головой. Спросивший его молодой лётчик, обвёл всех растерянным взглядом и ни к кому не обращаясь, спросил:
    - Скажите… как мне теперь сообщить об этом его родителям? Мы же с ним в одном дворе выросли…  Вместе в лётное поступили… И сюда вме-сте…
    Ему никто не ответил. Радостная эйфория сменилась молчанием. Лётчики разошлись по своим места. Кто знает, какие мысли возникают у этих парней в такие вот минуты… Возможно, даже такие - кто будет следующим в этом списке жертв необъявленной войны на чужой земле…
     Акимов объявился на аэродроме на следующий день, к вечеру. Усталый, в грязной форме, с изрядным синяком под глазом. Сидя на стуле в лётной ка-зарме, под взглядами смотревших на него с радостными лицами лётчиков, рассказывал о своих злоключениях. Под конец своего повествования отыскал глазами Романа:
    - За то, что я сейчас сижу перед вами, хочу поблагодарить лейтенанта Яст-ребова. Это он отогнал тот «сейбр», который хотел меня расстрелять, когда я болтался в воздухе на парашюте. Спасибо, лейтенант… - Майора слабо улыбнулся, глаза его повлажнели. – Я теперь твой должник на всю жизнь. – Дрогнувшим голосом добавил он.
    Роман смущённо улыбнулся: - Я не знал, товарищ майор, что это были вы… И рад, что успел. 
    - Вот ты успел. Я же не смог защитить своего ведомого, лейтенанта Карги-на. – Акимов поднял голову и посмотрел на своих пилотов. – Не заметил, что его зажали в клещи, а он промолчал, не позвал на помощь. Не снимаю с себя вины за его гибель.
    - Не казни себя, командир. – Подал голос капитан Крамаров. – Это война… И на ней иногда убивают.- Жёстко добавил он. - Просто невозможно за де-сять дней сделать бойца из рядового пилота. У войны свои правила. Сам зна-ешь, порой всё решают секунды…

                ГЛАВА   10    
    - Что-то мудрят наши отцы-командиры… - Прозвучало сзади. Роман огля-нулся. К нему спешил Иван Селивёрстов, прикуривая на ходу. Он затянулся с такой блаженной улыбкой, что Роман невольно улыбнулся –  в этот момент старший лейтенант был похож на ребёнка, который добрался до соски.
    - Товарищ лейтенант! Что там? – окликнул его шофёр машины АПА, сто-явшей у его самолёта – комэска и его ведомый запускались в первую оче-редь.
    - Пока «отбой», - пожал плечами лейтенант, поворачиваясь к Ивану. – И чем вы недовольны, товарищ старший лейтенант? Что отменили вылет? Так я думаю, что впереди таких вылетов у нас вагон и маленькая тележка. Согла-сен?
    Иван прищурил глаза, снял подшлёмник с головы, пригладил светлый чуб-чик и улыбнулся: - Всё хорошо в меру, особенно в нашей работе. Ну что тол-ку, в таком дежурстве?
    - Ну и к чему ты это сейчас приплёл? – поинтересовался  Роман, наблюдая, как тот, достав из кармана расчёску, старается привести в порядок усы. Росли они жидковатые, светлые и как подозревал он, Иван завёл их под впечатле-нием  от усов комэска. Закончив колдовать  у себя под носом, дунул на рас-чёску и сунул в карман.
    - Я о том, что только настроишься пощипать подлых агрессоров и тут бац! – «отбой». Сегодня это который раз?  Правильно. Третий… - Ответил он сам себе. Действительно, за сегодняшний день три раза отменяли вылет. Воз-можно, поднимали эскадрильи с аэродромов Дану или Мяогоу, что были ближе  по данным радиолокаторов к целям налёта, то ли ещё по каким при-чинам.
    - Да ладно, Иван! – приобнял Роман друга. – Не о чём жалеть. Ещё навою-емся… Пошли в столовую, компота попьём. Вон, видишь, все наши парни туда направились. Давай, шустрее, а то они весь компот выдуют.
    Но компота они не успели попить. Едва поравнялись с КП, как раздался вой реактивных двигателей. Не сговариваясь, они повернулись в сторону пролетавших над полосой самолётов. Из-под их фюзеляжей посыпались тём-ные предметы, послышались бухающие звуки и по лётному полю расцвели вспышки разрывов.
    - Это палубники! Опять «пантеры» с авианосца! Они же всю полосу раско-выряют! - выкрикнул Роман и кинулся к самолётной стоянке.
    - Куда!? Стой! Они сейчас вернутся! – завопил вслед ему Иван.- Вернись, дурак!
    Но Роман не слышал. Он подбежал к стоянке, увидев торчащие из-под АПА ботинки водителя, пнул их. Солдат, с искажённым от испуга лицом, выполз наружу и непонимающим взглядом уставился на лейтенанта.
        - Давай, запускай агрегат! Быстрее! – тот поспешно закивал головой и полез в кабину. Пилот бросился к «МиГу» и молниеносно оказался в самолё-те. Защёлкнул парашютные ремни, набросил и крепко подтянул привязные. Завыла, раскручиваясь, турбина. Стрелки оборотов резво поползли вправо, он защёлкал тумблерами, покачал ручкой управления и подвигал педалями руля направления. Кажется, всё в порядке…  Подал знак технику, тот мигом выдернул тормозные колодки из под колёс «МиГа». 
   В стороне китайских стоянок послышались бухающие звуки – «пантеры» вернулись, продолжая штурмовку аэродрома. Отработав по аэродромным строениям, обе пары разошлись в разные стороны. Зенитные автоматы, не успевая за скоростными целями, в бессилии полосовали небо огненными трассами.
    - Восток! Я – Кедр 12, разрешите занять полосу! – звонким от возбуждения голосом Роман запросил КП.
    В наушниках какое-то время кроме шороха ничего не было слышно. Затем  послышался знакомый глуховатый голос командира полка, тот зачастую ис-полнял обязанности руководителя полётов и всем лётчикам были известны на слуху все его интонации: от радостно-возбуждённого до гневного. На этот раз он был спокоен, даже доброжелателен:
    - Кедр 12, руление запрещаю. Выключайте двигатель. «Пантеры» ушли на базу. Их не догнать.
    Роман с досадой стянул с головы шлемофон. «Не повезло…». Вернул тумблеры в исходное положение и выключил двигатель. Глянул наружу – техник Алексей вопросительно смотрел на него. Лейтенант недовольно мах-нул рукой, тот молча полёз под самолёт ставить колодки..
    …Ни о чём другом не хотелось думать. В голове крутилась только одна мысль: «нет больше Ивана… Слегка наивного, чудаковатого и доброго… Хорошего лётчика и бескорыстного друга». И обрывки из мгновений того боя…
    Он закрыл глаза и картинки той схватки замелькали перед глазами, как в калейдоскопе... Они возвращались парой после фотографирования аэродрома американцев под Пхеньяном. И ничего не предвещало опасности до момента, когда на восьми тысячах на них свалилась сверху шестёрка «сейбров» и с хо-ду открыли по ним огонь с дальней дистанции. Иван – он был ведущим их пары – с ходу пошёл вверх, явно планируя после разворота на «горке» выйти на встречный курс американцам. Те кинулись догонять пару «МиГов», рас-считывая на скорую и лёгкую победу. И завертелось… В какой-то момент Иван вновь пошёл вверх, видимо, рассчитывая вновь повторить тот манёвр, но пара «сейбров» уже караулила там. Скорость «МиГов» в верхней точке упала, и Роман увидел, как пулемётные трассы американцев сошлись на са-молёте Ивана. Тот вздыбился, затем резко скользнул на крыло и пошёл вниз. Время на точное прицеливание не было, и Роман открыл огонь по вражеским машинам наобум. Те шарахнулись в сторону, а мимо его «МиГа» пронеслись светлячки - нижняя четвёрка американцев мчалась за ним по пятам, ведя по нему огонь из крупнокалиберных пулемётов. В тот же миг самолёт Романа бросило в сторону, крутануло, он опустил нос и начал вращаться.
    В шлемофоне зашуршало, послышались обрывки фраз голосом Ивана, ко-торый он не сразу узнал: - Рома… подбили… голова… больно…
    У него всё захолодело… «Боже… Иван подбит… ранен…», - он нажал кнопку передатчика:  - Ваня! Уходи в облака… слышишь? Уходи-и-и!
    Вращаясь в штопоре – три попытки вывести не дали результата, он смот-рел на высотомер, стрелка которого крутилась, отсчитывая сотни метров. Неумолимо приближалась земля, до неё осталось полторы тысячи метров.
    «Сейчас не выйду – буду катапультироваться…», - решил он, вновь ставя рули на вывод. И тут «МиГ» прекратил вращение, Роман отдал ручку от себя, чтобы быстрее увеличить скорость. Идя к земле в отрицательном пике и ви-дя, как земля неумолимо несётся ему навстречу, он крутанул полубочку и что есть силы потянул ручку на «себя». Огромная сила навалилась на плечи лей-тенанта, непроизвольно кряхтя от чудовищной перегрузки, – ломило поясни-цу, веки наполовину прикрылись, а земля виделась в красном тумане от при-лива крови - он не ослабевал давления на ручку.
    Из пикирования самолёт вышел в горизонтальный полёт между двумя ря-дами сопок. Деревья мелькали под ним, сливаясь в сплошной зелёный ковёр. Роман оглянулся – за ним следовала только одна пара «сейбров». Как потом сообщили корейцы, четыре самолёта непосредственно пикирующие вслед за его «МиГом», врезались в землю. Пилоты «сейбров» не учли одного – им, как более тяжёлым, просто не хватило высоты для вывода из пикирования.
    Машину трясло, и она плохо слушалась управления. Отчего, он не мог по-нять…
    …А в это время на аэродроме разыгрывалась трагедия. Пара истребителей, возвращаясь на базу, заметила одиночный «МиГ», который летел в сторону аэродрома, совершая непонятные эволюции: то снижаясь, то уходя вверх, кренясь то в одну, то в другую сторону.
Ведущий пары сообщил, что на самолёте цифра «15».
    - Так это старший лейтенант  Селивёрстов! – майор Акимов тревожно пе-реглянулся с РП, командиром полка. Потом схватил микрофон и крикнул, предчувствуя неладное:
    - Кедр 15!  Я – Кедр 10! Что случилось? Как ты?
    В динамике захрипело, что-то забулькало, и искажённый голос проронил с перерывами:
    - Перехватили… нас…я    меня подбили… - Вновь что-то забулькало и го-лос стих.
    - Худо дело… - Заметил РП. – Он тяжело ранен… Может не дотянуть до аэродрома.
    Комэск вновь нажал кнопку микрофона: - Иван! Держись, дорогой! Что с ведомым?
    Вновь томительная минута ожидания и тот же голос прохрипел между паузами:
    - Остался… сказал… «уходи»…
    - Лейтенант Ястребов… - Кивнул Акимов. – Сам погибай, а товарища вы-ручай… По другому он себя не мыслит.
    РП забрал у него микрофон: - Кто рядом с «пятнадцатым? Ваши позыв-ные?
    - Маки! «Семёрка»  и «восьмёрка»!
    - Ребята из 196 авиаполка. – Пояснил РП майору. И вновь спросил в мик-рофон. - Где вы?
    - На подходе к третьему развороту…
    - Как он? – спросил РП о повреждённом «МиГе».
    - Пока идёт… Мы рядом. Наблюдаем множественные повреждения фюзе-ляжа, дыры в фонаре кабины, из левой плоскости подтекает топливо…
    РП обменялся взглядом с майором, вновь поднёс микрофон ко рту: - Сын-ки! Нужно ему помочь… Постарайтесь завести его на посадку. Подскажите выпустить шасси, закрылки…Нацельте его на полосу… Словом всё, что де-лаете сами. Поняли? Как у вас с керосином?
    - Восток! Я – Мак 7! Сделаем всё, что нужно. О топливе не беспокойтесь, до своей базы хватит. - Акимов, глядевший в бинокль, встрепенулся: - Ви-жу… Вон они, подходят к третьему… 
  Командир полка нажал на кнопку пульта:  Внимание! Срочно! Пожарная, техпомощь и медицина на полосу! Посадка аварийного самолёта!   
    - Командир! Я – туда! – майор поспешно шагнул к лестнице и скатился вниз. Солдат, сидевший за рулём штабного «доджа», вопросительно глянул на майора.
    - Давай на полосу! – кивнул Акимов, садясь рядом. – Да побыстрее!..
    …Они молча смотрели, как вырастает в размерах блестящий силуэт само-лёта, приближаясь к земле. Уже были различимы выпущенные шасси, за-крылки. Но если второй «МиГ», идущий чуть выше и левее, летел строго по глиссаде снижения, то первый раскачивался из стороны в сторону, и вверх-вниз. Словно управлял им не профессиональный пилот, а зелёный новичок, неизвестно как попавший в кабину истребителя.
    Пара «МиГов» пронеслась мимо стоявших у торца полосы машин и людей. Первый - «пьяный» - стукнулся о полосу левым колесом о бетон полосы, на-кренившись, отскочил, тут же каким-то чудом выровнялся. Затем упал с по-луметровой высоты на полосу, проскочил метров сто, левое шасси подломи-лось. «МиГ» накренился, законцовка крыла чиркнула по бетону, высекая ис-кры и машина, загребая крылом, стала уклоняться в левую половину полосы. Скорость упала, самолёт выскочил с бетона на боковую грунтовую полосу,  прочертил опущенным крылом полукруг, развернулся  носом в противопо-ложном направлении и замер. Из-под крыла появилась небольшая струйка дыма. Она-то и стала сигналом для людей, застывших в ступоре у машин. Первым опомнился майор. Он прыгнул в «додж» и крикнул водителю:
    - Давай к самолёту! Чего рот раззявил! – гаркнул он и тут же устыдился. Не было в его правилах орать на тех, кто ниже по званию. Слыша за спиной рокот других машин, он смотрел на самолёт, напоминающий подбитую пти-цу, и не видел никакого шевеления в районе кабины. На фюзеляже были вид-ны рваные дыры пробоин, киль был прошит пулемётными очередями. Верх-няя часть его представляла из себя рваные искорёженные лохмотья. Машина дёрнулась, взвизгнули тормоза и Акимов выскочил из «доджа». Подбежал к фонарю кабины – в глаза бросились две большие дыры в её остеклении. Пи-лот неподвижно сидел в кресле, опустив голову в шлемофоне. Комэск схва-тился за пролом в стекле и попытался сдвинуть фонарь, но ничего не вышло.
    - Товарищ майор! Разрешите! – молодой техник оттёр его плечом, сунул руку в одну из дыр в стекле, поколдовал и фонарь отодвинулся назад. Аки-мов притиснулся к фюзеляжу, рукой приподнял голову Ивана, чувствуя что-то липкое на пальцах - правая половина лица Ивана была залита кровью. Но вот лицо его дрогнуло, глаза открылись. Он посмотрел перед собой, потом взгляд переместился на Акимова. Слабая улыбка скользнула по  его лицу, гу-бы шевельнулись: - Командир… я… сел… Роман… - Чуть слышно прошеп-тал он, слова давались ему с трудом.  В горле у него забулькало, чёрная струйка потекла из уголка губ, глаза потухли, и голова Ивана безвольно опустилась, тело повисло на привязных ремнях. Острая боль вошла в сердце комэска. Он посторонился, освобождая место врачу. Тот попытался нащу-пать пульс, затем оглянулся на Акимова и молча покачал головой. Непо-слушными руками майор стянул с головы кепи, глядя на мёртвого пилота. Потом поднял голову, посмотрел на бездонное небо над головой, и непроиз-вольно поднял сжатые кулаки над собой, то ли моля кого-то о чём, то ли гро-зя кому-то…
    …Роман мчался между сопок, чуть не касаясь верхушек деревьев – РУД давно был выведен на максимум тяги. «Сейбры» не отставали, он видел вспышки от выстрелов пулемётов, как только оглядывался назад, но в «МиГ» они не попадали, видимо, из-за малой высоты радиодальномеры искажали дистанцию стрельбы.
    Впереди показалась голубая гладь реки, и лейтенант облегчённо вздохнул – до аэродрома теперь рукой подать. В зоне зенитной завесы он завалил пра-вый крен. Стал выводить из него – самолёт затрясло, рули действовали не-эффективны. А до неприветливой тёмно-серой земли угрожающе близко - по спине Романа прошёлся холодок опасности. После всех перипетий сего-дняшнего полёта совсем не хотелось «целоваться» с ней. И всё же машина выровнялась, он в очередной раз посмотрел назад – трассы зенитных автома-тов отсекли его от «сейбров». Не желая испытывать больше судьбу, амери-канцы резким боевым разворотом на форсаже покинули зону аэродрома.
    Сердце Романа забилось, когда он увидел на боковой грунтовой полосе безопасности прилёгший на одно крыло «МиГ» с цифрой «15» на фюзеляже. «Жив Иван… Молодец… Дотянул таки до аэродрома…», - он улыбнулся, облегчённо вздохнул и откинул фонарь кабины, вздыхая полной грудью све-жий воздух… 
    - Товарищ лейтенант! – он обернулся. На него с изумлением смотрел тех-ник.
    - Что случилось, Алексей? – спросил его Роман.
    - Идёмте сюда! – воскликнул тот, махнув рукой и подзывая его. «Так вот почему так плохо слушалась управление машина», - понял он, глянув на пра-вую плоскость – та по всей длине пошла гофром.         
    - Это ещё не всё! – Алексей, удивляясь, только качал головой. Зализы зад-ней кромки левой плоскости крыла отошли от фюзеляжа сантиметров на де-сять-пятнадцать. Вновь запоздалый холодок смертельной опасности коснулся спины лейтенанта. Кто знает, сколько он мог бы ещё продержался бы в воз-духе, пока его «ласточка» не сложила бы крылья. «Это что же получается? Конструкция не выдержала, когда я выводил «МиГ» из пикирования, что ли?..», - он непроизвольно покрутил головой.
    - Что ты говоришь, Алексей? – переспросил он техника, не расслышав его слова.
    - Я говорю, товарищ лейтенант, что кто-то здорово на вас ворожит! – по-вторил тот. – Можно сказать, что вы в рубашке родились. 
    - Может и ворожит кто-нибудь… - проронил Роман, и перед глазами вста-ло лицо его Светы, как на той фотографии – солнечный «лучик» его сердца…
    - Вы не волнуйтесь, товарищ лейтенант! Нашу «ласточку» мы к завтраш-нему дню приведём в порядок. Крыло переклепаем, стыки с фюзеляжем под-тянем на место. Сейчас машина придет, и отбуксируем нашу бедолагу в ТЭЧ.
    - Что я хотел спросить тебя… - Взгляд Романа остановился на лице техни-ка. – Что, старший лейтенант Селивёрстов? Сильно ранен?
    Тот переступил с ноги на ногу, отвёл глаза в сторону. Сглотнул слюну, от-чего на тонкой шее Алексея дёрнулся кадык, и как-то нелепо передёрнул плечами.
    - Так, это… - Промямлил он - слова явно давались ему с трудом. – Стар-ший лейтенант Селивёрстов сел на повреждённой машине и…  – Он вновь сглотнул слюну, - умер… прямо в кабине…
    Ноги у Романа стали ватными, он невольно ухватился за кромку крыла и недоумённо посмотрел на Алексея:
    - Как… умер?.. – он повторил это слово, не вдаваясь в его смысл. – Иван… умер? – вновь повторил он, чувствуя, как какая-то безжалостная ледяная рука сжала его сердце. – Этого не может быть… Иван не мог умереть… - Бес-смысленно бормотал он, словно надеясь, что всё это неправда. Вот сейчас придёт в лётную казарму, а Иван сидит на своей кровати и встретит его сло-вами: «что это вы, товарищ лейтенант, так задерживаетесь? Я давно тебя до-жидаюсь! Где это ты пропадал?» Или что-нибудь в этом роде…
    И внезапно до него дошло, что всё правда…  И Ивана больше нет…


                ГЛАВА   11
    Время, заполненное постоянными боевыми буднями, пролетало быстро. Ожесточённые воздушные схватки сменялись днями ожидания, когда нена-стная погода сводила на нет боевую деятельность лётчиков на аэродроме Аньдун. Часы пребывания в дежурном звене чередовались с отдыхом в ка-зарме. Радостные минуты одержанных побед в воздушных боях менялись на часы и дни горечи и боли от потерь, список которых медленно рос. В один из дней, вернувшись из боевого вылета – они полутора десятками «МиГов» су-мели отразить очередную атаку  американских ВВС на каскад гидростанций на реке Ялуцзян, не потеряв ни одной машины и сбив полдесятка вражеских самолётов – увидели на аэродроме тройку транспортных «Ли-2». Прибыла долгожданная замена личного состава для их эскадрильи. Началась сума-тошная работа по вводу в боевой строй прибывших пилотов. Сначала отраба-тывали слётанность пар, знакомили с районом боевых действий, особенно-стями взаимодействия с китайскими и корейскими лётчиками, вводили в курс тактики вражеской авиации, слабые и сильные стороны американских самолётов. Да и многому чему другому, что может помочь в воздушных бо-ях, обучали прибывших новичков. Наконец наступил день прощания с теми, кто оставался здесь противостоять продолжающимся налётам американских самолётов на истерзанную землю Северной Кореи. Всё прошло очень скром-но и быстро. Да и обстановка не позволяла обставлять это событие какой-то особой пышностью. Командир дивизии полковник Кожедуб произнёс крат-кую речь, подчеркнув заслуги улетавших на родину лётчиков и техников. Почтили минутой молчания тех, кто отдал свои жизни за эту чужую землю, во имя солидарности и свободы этой земли и  дружественного народа.  Уле-тавшие  разместились в  «Ли-2» и под сопровождением  шестёрки  «МиГов»,  которые барражировали над ними до государственной  границы, уже через несколько часов прибыли в знакомый краевой центр в Союзе.
    Из всех последующих событий Роману запомнился день, когда получал свою награду из рук командующего ВВС Дальневосточного округа.  Участ-ник войны,  боевой лётчик, тот знал цену боевым наградам, особенно таким. Вручая ему орден боевого Красного Знамени вместе с погонами капитана, генерал тепло поздравил лётчика и пожелал ему дослужиться до звания Ге-роя Советского Союза.  Кося взглядом на золотую звезду, сияющую сверх разноцветья орденов и медалей на генеральской груди, он ответил кратко, со-гласно устава. Чётко повернулся и пошёл к своему месту, чувствуя на себе взгляд прославленного генерала.
    Лётчики решили отметить награждения в ресторане, который находился в нижнем этаже гостиницы, в которой их поселили после прилёта из Кореи. Разбитной капитан, Глеб Борков из Кубинки, награждённый орденом Крас-ной Звезды, заказал на вечер столик. Когда шестеро лётчиков вошли в зал ресторана и заняли свои места, своей формой и сверкающими наградами на груди невольно привлекли внимание посетителей ресторана.
    Обозревая сервированный стол, щедро заставленный закусками, подпол-ковник Акимов – он также получил повышение -  удовлетворительно кивнул:
    - Вижу, Глеб, что это задание ты выполнил превосходно. – Он одобритель-но кивнул капитану Боркову. Тот приосанился, ухмыльнулся типа, «мол, кто бы в этом сомневался…»,  и, принимая замечание, как должное, несколько хвастливо заявил:
    - Так ведь мы тоже не лаптем щи хлебаем, товарищ майор. Кое-что могём!
    - Не могём, а могем, товарищ капитан! – усмехнулся в ответ Акимов. Он повёл взглядом по залу, заметил стоящих у стенки официантов. Поднял руку, щёлкнул пальцами – молодой парень нахального вида с чёрными усишками под вислым носом и галстуком-бабочкой, изогнулся перед ним. Подполков-ник шепнул ему на ухо и что-то сунул в руку. Подобострастно кивнув, офи-циант, лавируя между столиками, двинулся в сторону оркестра. Незатейливая мелодия, которую наигрывали музыканты, резко оборвалась. Минута… и бравурные звуки авиационного марша заполнили зал ресторана. Не обращая внимания на любопытные взгляды с соседних столиков, Акимов потёр ладо-ни:   
    - Однако, начнём, пожалуй… - Он оглядел своих пилотов, отметив какую-
то скованность и даже смущение на их лицах. Впрочем, ему было понятно их состояние. Одно дело крутиться в воздушном смертельном поединке, когда перегрузки готовы раздавить тебя, а светящиеся трассы вражеских пулемётов в мгновение могут изрешетить твой истребитель и тебя в придачу, и неиз-вестно, вернёшься ты живым на землю или нет. И совершенно другое дело сидеть в этом незнакомом мире, где звенит хрусталь, сверкают столовые при-боры, звучит нежная музыка, а зал полон красивых молодых женщин. И где раньше никогда не был. Поневоле будешь чувствовать себя не в своей тарел-ке. «Нужно парням расслабиться, а то сидят как на политзанятиях», участли-во подумал Акимов.
   Он тихо стукнул вилкой по фужеру, привлекая внимание парней:
    - Итак… Как старший по званию и по возрасту, принимаю командование на себя.
    - Так мы разве против, Юрий Семёнович! – воскликнул Борков. – Ты нами командовал в воздухе, тебе и здесь карты в руки.
    - Тогда в чём дело, Глеб? –  с укором посмотрел на него комэск. – Рюмки пусты, а ты и ухом не ведёшь… Пора бы уже приступить к священному ри-туалу… 
    Борков удивлённо глянул на Акимова и, заикаясь, проронил:
    - Так… это… команды не было, отец родной!
    Тот рассмеялся: - Ладно тебе… Разливай нашу горькую…  - Потом поднял наполненную рюмку, оглядел пилотов и тихо сказал: - За то, что вернулись домой! Живыми и здоровыми… - И медленно выцедил терпкую жидкость.
    Вторую выпили за тех, кто остался в Корее, продолжая делать смертельно опасную работу и за то, чтобы поскорее закончилась эта война. Потом под-полковник Акимов встал из-за стола: - А теперь, парни, третий тост, святой для всех… - И он, помрачнев,  произнёс: - За тех, кто не вернулся из полёта… Кто погиб, служа небу и людям на земле… Вечная им память от живых. – За-стучали стулья – лётчики отдавали дань памяти погибшим. Друзьям, которые ушли по ту сторону небытия: Костя Сергеев… Александр Каргин…Иван Се-ливёрстов… Четверо парней из второй эскадрильи… - Комок застрял в горле, Роману вдруг стало тяжело дышать, он посмотрел на скорбные лица стояв-ших лётчиков и стиснул зубы. Подполковник выпил, сел и, увидев, какое впечатление произвело напоминание о погибших,  сказал по-домашнему:
    - Садитесь ребята…  Не хочу вас пугать, но в своей жизни вы ещё не раз будите поднимать третий тост, коль сами выбрали такую профессию. И ещё… - Он усмехнулся: - Не помню, кто сказал эти слова, но в данный мо-мент они кстати: «…мирно спи в земле усопший, жизни радуйся живущий». – Продекламировал он и глянул на невесёлых парней. – Мы сюда пришли отметить наши награды, какими отметила нас Родина. Верно? – не дожидаясь ответа, добавил, как приказал: - Вот и давайте отмечать! Капитан! – он по-вернулся к Глебу: - Забываешь свои обязанности! Всё-то тебе напоминать нужно!
    - Сей момент, Юрий Семёнович! – тот, чуть не подскочив на стуле, с по-спешной готовностью схватился за бутылку.
    Дождавшись, когда Глеб разлил водку, Акимов вытащил из кармана четы-ре офицерских звёздочки и осторожно опустил их в фужер Романа: - Этих тонкостей до сих пор ты не знал,  капитан Ястребов. Я предлагаю тост за не-го, самого молодого из нас, и уже капитана. Он заслужено перепрыгнул через очередное звание… Так вот, удачи тебе и чтобы эти звёздочки со временем  стали значительно больше по размерам! – он весело подмигнул ему, наблю-дая, как тот выпил водку и губами вытащил звёздочки. – Вот теперь ты на-стоящий капитан!
    На то она и молодость, чтобы с течением времени забывать жизненные или служебные неприятности. И не будем лукавить, даже гибель своих друзей. Ну, не то чтобы совсем забыть, а просто на какое-то время задвинуть печаль-ный факт в дальние уголки памяти.  Этому  способствовало и сама обстанов-ка: тесная компания единомышленников за ресторанным столом; повод, по которому они оказались здесь; веселье вокруг, навеваемое музыкой, присут-ствие женского пола. Всё это будоражило молодых, здоровых, полных сил парней, ещё недавно решавших каждый день один и тот же вопрос: «быть или не быть?..». И не последним решающим фактором был алкоголь, вкус которого они совсем забыли в этой необычной командировке.
        Они «обмыли» награды каждого, помещая по очереди ордена в фужеры и заставляя награждённого выпить до дна. Так что вскоре обстановка за сто-лом стала раскованной, временами взрываемая смехом от анекдотов Глеба, которых он знал неимоверное количество и шуток остальных.
    На окружающих они не обращали внимание. Не замечали они и компанию женщин за столиком наискосок от себя, которые время от времени бросали заинтересованные взгляды на лётчиков. Нужно отметить тот факт, что в те годы отношение к военным у нашего народа было однозначным. Недавно прошедшая война, великая победа над фашизмом отождествлялась именно с человеком в погонах. И не важно, что было на них – какие звёзды. Это был защитник нашей земли, это он спас всех от коричневой чумы.
    За столиком сейчас сидели не просто военные, а лётчики, профессия кото-рых была всегда окутана ореолом романтики и героизма. Ещё свежи были в памяти имена сталинских соколов, во время войны снискавших себе любовь и обожание миллионов советских людей. И когда был объявлен белый танец, стайка женщин вспорхнула из-за своего столика и окружила живым цветным кольцом бравых  пилотов.
     - Капитан! – Роман обернулся – на него смотрели лукавые карие глаза на свежем личике эффектной брюнетки. – Белый танец! Я вас приглашаю! – и протянула ему руку.
    Он встал и беспомощно огляделся на друзей. Но тем было не до него – они вели своих дам на свободный пятачок у оркестра.
    - Ну что же вы? – недоумённо посмотрела на него девушка, изогнув тон-кую бровь.
    Покрасневший лётчик пробормотал: - Извините, но я не умею танцевать… - Слукавил он, просто ему в самом деле не хотелось демонстрировать свои слабые способности в танцах – последний раз он занимался этим почти два года назад в отпуске. И теперь просто не помнил, как это делается.
   Девушка рассмеялась дразнящим смехом, встряхнула смоляными кудрями: - Это не смертельно! Я вас научу! Ну же… - Потребовала она, заметив, что он колеблется.
    Роман взялся за горячую ладошку и покорно пошёл вслед за брюнеткой, чувствуя себя в роли бычка, которого ведут на заклание. Девушка взяла ру-ководство на себя. Водрузила одну его руку себе на талию, во вторую вло-жила свою ладонь, положила другую ему на плечо.
    - Расслабьтесь, капитан… - Шепнула она, прижимаясь к нему высокой грудью . – И слушайте своё тело… Оно подскажет, что делать. А я вам помо-гу… - И девушка своей рукой сдвинула застывшего на месте лётчика. – И раз… и два… и три…   
    Роман двинулся в сторону, куда тянула его учительница, стараясь, глав-ным образом, не наступить на её туфельки сапогами. Но тут музыка оборва-лась и он, было, собрался отвести свою даму к её столику – он точно знал, что так нужно делать. Но брюнетка осталась на месте, как и другие пары.
    - Не торопитесь, капитан. – Улыбнулась она. – Сейчас будет новый танец, и мы продолжим… Или вам больше не хочется учиться?
    Больше всего на свете ему хотелось бы очутиться за столом, но природная деликатность не позволяла его огорчить эту красивую девушку: - Ну, что вы… - Промямлил он, ругая себя за косноязычность в обращении с прекрас-ным полом. «Совсем одичал в этой Корее…», - попенял он себе. В этот мо-мент оркестр заиграл какую-то знакомую быструю  мелодию, чему он был рад, не нужно было продолжать свои нелепые объяснения. Пары задвигались в быстром ритме, и девушка вновь взяла на себя роль ведущего: - Это фокст-рот… «Рио-Рита».  Ничего сложного: два шага в сторону, три назад или впе-рёд… затем снова два в сторону… Поехали! – и потянула Романа к себе. И тут случилось маленькое чудо – его тело, вернее ноги, вспомнили ритм дви-жений фокстрота, когда-то знакомого для него.
    - Ну, вот! – воскликнула девушка, почувствовав лёгкость, с которой он те-перь вёл её в танце. – Или вы способный ученик, или разыгрываете меня, что не умеете танцевать. – И она в шутку погрозила его пальчиком.
    - Как, Ром? – хлопнул его по плечу Глеб, когда они провожали своих дам к столику. – Тяжело? – и когда тот кивнул, коротко хохотнул в ответ: - Это те-бе не «сейбры» сбивать! Тут ногами нужно думать. – И наклонившись к сво-ей партнёрше, что-то такое ей сказал, отчего пухленькая блондинка с высо-ким модным валиком светлых волос на голове захихикала и игриво ткнулась плечиком ему в грудь. 
    - О чём это сказал ваш друг, я не поняла? – поинтересовалась девушка, ос-танавливаясь.
    - Это он просто пошутил так. – Пояснил лётчик, меняя тему разговора. – Как вы слышали, меня звать Романом. А вас?
    Брюнетка улыбнулась, пухлые губы приоткрылись. – Меня, как этот та-нец…
    Он тут же сообразил: - Рита… Рита, Рита… Маргарита! – победно заявил он.
    - Маргарита мне не нравится, лучше – Рита!
    - Рита, так Рита! Мне тоже так больше нравится. – Кивнул он.
    Они ещё не раз танцевали в этот вечер. Как-то, двигаясь под тягучую ме-лодию танго, Рита, откинув голову, провела пальчиком по  рубиновой эмали ордена на груди Романа:
    - За что тебя наградили?
    - Да так… за успехи в боевой и политической подготовке… - Уклончиво пояснил он.
    Девушка иронично посмотрела на лётчика: - Я понимаю, что это военная тайна. Но не считай меня дурочкой. У моей подружки брат вернулся из Ко-реи. Такой же загорелый и с орденом, как у твоего друга.
    - Да ладно, какая же ты дурочка… - Рассмеялся он, прижав её к себе. На что она в шутку стукнула кулачком по его груди. Потом прижалась к нему теснее, отчего он почувствовал её всю  и тяжкое волнение охватило его. Рита подняла на него потемневшие глаза:
    - Ты проводишь меня домой? 
    Он, весь во власти томительных ощущений, только молча кивнул в ответ.
    За столиком лётчики подшучивали друг над другом по поводу знакомств с женщинами.
    - Ну, Роман… Похоже, ты попал в перекрестии прицела….  – Посмеивался Глеб, разливая  водку. – И, похоже, собьют тебя первой очередью…
    - Кто бы говорил… - Отбивался тот. – Вон, смотри, твоя блондиночка так и шпарит короткими очередями в твою сторону.
    - То-то я чувствую жжение в спине. – Согласился бравый капитан. – Ниче-го, вывернусь! Да как зайду ей в «хвост»! – и первым захохотал над дву-смысленностью своих слов.
    Акимов посмотрел на смеющихся лётчиков, глянул на часы:
    - Давай, парни, выпьем на посошок! Мне завтра утром в окружной штаб ВВС, а вы, смотрите, не опоздайте на поезда. Да будьте внимательны, про-вожая своих дам. Не нарвитесь на неприятности…
    Роман глянул в сторону женского столика и, наткнувшись на взгляд Риты, кивнул. Всей командой лётчики вышли из ресторана в фойе. Подполковник попрощался  с каждым, задержал руку Романа в своей:  - Помни, капитан, я – твой должник. Если что, обращайся…
    - Спасибо за всё, Юрий Семёнович! – не по уставу попрощался он с быв-шим комэском. Тот ободряюще кивнул всем и направился к лестнице…
    … Вот мой дом! – девушка подняла голову. – Видишь, три тёмных окна на втором этаже?  Вон те, угловые?
    - Вижу… - Отозвался Роман, разглядывая фронтон здания. Какие-то фигу-ры по углам и башенки наверху. – Интересный домик. А что, ваши уже спят?
    - Так никого нет… Папа в командировке, мама уехала к бабушке в Сара-тов. Брат в экспедиции на Севере. Я – хозяйка в квартире… - Она крутану-лась на каблуках и чуть не упала, не поддержи он её. Девушка всей тяжестью обвисла в его руках, подняла голову и лётчик увидел в её глазах немой при-зыв. Он склонился и приник к её губам, те приоткрылись – сладость поцелуя ошеломила Романа. Рита оторвалась от него и хрипло прошептала: - Не спе-ши, мой капитан. У нас целая ночь впереди… Идём… - Схватила его за руку и потащила к входной двери…
    Они начали целоваться, едва закрыв за собой дверь. Голова у него кружи-лась, было ощущение, что ещё немного и он взорвётся от невыносимого на-пряжения. Видимо, его состояние передалось ей. Рита вдруг отстранилась от него, внимательно посмотрела ему в глаза.. Слабая улыбка коснулась её губ и она буднично, словно они были давними супругами, сказала: - Раздевайся… Прими ванну – вторая дверь направо по коридору. На вешалке большое розо-вое полотенце.  А я сейчас поколдую на кухне… - И ушла вглубь квартиры.
     Он какое-то время потоптался в прихожей, потом торопливо снял форму, повесил на вешалку, стянул сапоги. И чувствуя прохладу деревянного пола, направился на поиски ванны. Стоя под секущимися струями душа, он в пред-чувствии предстоящего, старался представить, как нужно себя вести. Конеч-но, об истинных отношениях мужчины и женщины знал он давно. А вот опы-та у него, можно сказать, не было. Не считая пару случаев... Когда он работал на авиазаводе, его как-то пригласила на свой день рождения знакомая дев-чонка. Там он познакомился с её подружкой, которая была старше Романа на несколько лет. За столом они выпили немного самогона, которого привезла мама именинницы из деревни. Он впервые в жизни выпил спиртного и, хотя был парнем здоровым, от непривычки захмелел. Потом они танцевали, игра-ли в «бутылочку». Как они вдвоём оказались в каком-то чулане, он не пом-нил. Она сначала целовала его, крепко прижимаясь всем телом, потом уме-лыми руками сняла с него одежду. Легла на пол и потянула его к себе. Он слепо повиновался ей, голова шла кругом.  Впившись ему в губы поцелуем, она руками блуждала по его телу. Оторвавшись от его губ, и горячо дыша, жалобно прошептала: - Ну же, миленький, давай… я уже не могу… 
     И он, ощутил что-то горячее, там, внизу… Ничего не соображая, во власти неистового желания, инстинктивно задёргался на ней. Тёмная жаркая волна поднималась по его телу, и вдруг захлестнула его всего… Он вскрикнул от неизвестного ранее ощущения, разноцветные круги поплыли перед глазами. Находясь во власти полного дурмана, не заметил, как она ушла. Очнувшись, дрожащими руками натянул одежду и, шатаясь на ослабевших ногах, по-плёлся на шум в  комнату. Первое, что  увидел там, так это свою партнёршу по чулану. Та сидела на коленях у другого парня и самозабвенно целовалась с ним в засос. Заметив вошедшего Романа, смерила его каким-то нехорошим взглядом и отвернулась. Этот её взгляд словно вышвырнул его из комнаты, заставив покинуть шумную компанию.
    На работе как-то столкнулся с «именинницей», стоявшей в кругу подру-жек. Заметив его, что-то шепнула им, отчего те вдруг уставились на него, на-смешливо разглядывая и хихикая. Почувствовав, как загорелось лицо, он круто повернулся и больше никогда не заходил в этот цех. Встречаясь с ней ненароком, он невольно отворачивался, будто не заметив.
    Второй случай произошёл с ним в лётном училище. С чем-то пустяковым он оказался в медсанчасти. И там его, лежащего в одиночестве в палате, как-то вечером, совратила дежурная медсестра, жена старшины из хозвзвода. Де-ловито, и мимоходом… Он раньше слышал разговоры среди парней, что эта симпатичная бабёнка любит приобщать молодых курсантов к азам плотской любви, ничего не требуя взамен. И вскоре сам убедился в этом.
    … Всё это он вспомнил, стоя под струями воды. Обтёрся полотенцем, за-крутился им и пошёл искать кухню. В ней Риты не оказалось. С жадностью выпив залпом стакан воды, он отправился на её поиски. И нашёл в одной из комнат, лежащей на кровати. Взгляд её карих глаз просто гипнотизировал его. Она молча протянула ему руки, и он, чувствуя, как бешено заколотилось сердце, подошёл к ней. Девушка, не сводя с него глаз, развязала полотенце, которым он был окручен, и лётчик предстал перед ней во всей своей наготе. Кошачьим движением Рита облизала розовым язычком пунцовые губы и от-бросила покрывавшую её простыню. Глаза девушки потемнели…
    - Иди ко мне, мой капитан… - прошептала она хриплым и оттого волную-щим голосом. - Покажи, как ты можешь летать…
    Как сомнамбула, лётчик подошёл вплотную к кровати, нагнулся над Ритой и утонул в глубине её глаз. Дальше началось невообразимое… Он то воспа-рял над бездной, то рушился в её сладострастные глубины. Хриплое дыхание обеих менялось на приглушенные стоны и вскрики, полные животного на-слаждения. Временами он впадал чуть ли не в обморок, качаясь на ласковых волнах забытья. Приходил в себя от нежных прикосновений её рук и жадных поцелуев, которыми девушка осыпала его тело. И всё начиналось сначала…
    Под утро он забылся мёртвым сном, словно провалившись в тёмные глу-бины чуть ли не до обморока. Еле очнулся, одурманенный ночными бдения-ми, сначала даже не сразу сообразил, где он и что с ним. Вспомнив, повер-нулся на кровати и наткнулся на её взгляд, – девушка лежала, закинув одну руку  за голову, отчего грудь её победно вздёрнулась кверху. Некоторое вре-мя Рита глядела на него с непонятным выражением. Нежная рука погладила его по груди, поиграла завитками тёмных волос на ней, затем неторопливо двинулась ниже.  Девушка глубоко вздохнула, ласково посмотрела на него.
    - Ты хороший ученик… Всё схватываешь на лету, - промурлыкала она. – Как говорят? Повторенье – мать ученья? Давай, закрепим пройденное… - За-метив, как у него учащается дыханье, удовлетворённо засмеялась и за руку потянула его к себе…
    В полдень они сидели на кухне, и она с улыбкой наблюдала, как он жадно уплетает  омлет с колбасой. Скормила ему стакан сметаны, посыпав её щедро сахаром, затем поставила перед ним большую чашку кофе.
    - Люблю смотреть, как едят настоящие мужчины. – Пояснила она, увидев его вопросительный взгляд. – Да, кстати… Кто это Света? Ночью ты меня так называл несколько раз… когда мы друг друга любили… - Добавила она и усмехнулась, заметив его смущённый вид.  – Жена или девушка?  Да ты не волнуйся, я не ревную…  Может, она ещё будет благодарна мне за то, что я кое-чему тебя научила. – И откровенно засмеялась, заметив его замешатель-ство.- Чудной ты какой, мой капитан!  Словно большой ребёнок… 
    Он допил кофе, поставил чашку в раковину, где Рита мыла посуду, ласково потёрся щекой о её плечо. Она повернулась к нему, он нежно коснулся её губ своими, почувствовал запах её кожи. Глаза девушки затуманились, рукой она провела по его шевелюре, взлохматила волосы. Он обнял её за талию и при-тиснул к столику, она невольно охнула, почувствовав его напряжение. Не медля, Роман молча схватил её за руку и потащил из кухни – дорога была из-вестна.
    - Нет! – воскликнула она, пытаясь вырвать свою ладошку из его руки. – Нет… - Повторила она, переступая порог спальни. – Нет… нет… - Чуть слышно шептала она, когда её пальцы помогали ему расстёгивать пуговки женского халатика…
    Потом они лежали нагие, раскинувшись на кровати, умеряя бешеный стук своих сердец. Рита протянула руку, провела пальцем по потной груди лётчи-ка.
    - Кажется, я разбудила в тебе дикого зверя… Знаешь, ты из тех мужчин, за которыми гоняются бабы. Их будет много у тебя, поверь… - Немного помол-чала, потом, будто моля его,  проронила: - Я не прошу тебя быть со мной, прошу только об одном – оставь мне маленькое место в своём сердце. Боль-ше мне ничего не надо…
    В прихожей он обнял её, поцеловал крепко в губы. Она обессилено повис-ла на нём, обхватив за шею. Глаза, обрамлённые тёмными полукружьями – следы дикой страсти, припухшие от жарких поцелуев губы и дрожащие руки – такой Рита запомнилась ему надолго. Женщина, встретившаяся и подарив-шая ему незабываемую ночь любви.
    - Я не приду провожать тебя на вокзал. – Сказала она, отстраняясь от него. – А то не выдержу и изнасилую тебя прямо на перроне. - И грустно улыбну-лась. - А теперь иди. Иди, иди! И вспоминай иногда меня… - Захлопнула за ним дверь и прислонилась к ней спиной. Роман, шагнувший к лестнице,  ус-лышал какие-то приглушённые звуки, похожие на рыдания…
      
         
                ГЛАВА   12
    Последние часы перед прибытием в родной город Роман не находил себе места. Он то выходил в коридор и долго стоял, глядя на проплывающий за окном пейзаж, то вновь заходил в купе, садился на диван. Но через несколько минут вскакивал и вновь всматривался в окно, словно боясь пропустить что-то.
    - Роман! Ты чего мечешься туда-сюда? – с верхней полки свесилась взлох-маченная голова Глеба Боркова. Он таращился припухлыми со сна глазами на однополчанина, не понимая его нервозности.
    - Знаешь, Глеб, как-то не по себе… - Признался Роман, плюхаясь на мяг-кую полку.
    - И с чего бы это? – иронично поинтересовался капитан, спрыгивая на пол.
    - Сам не понимаю… - Пожал плечами тот. -  Словно опаздываю на первое свидание.
    Глеб сладко потянулся, аж кости хрустнули. – Давненько я так не придав-ливал.
    - Идёшь на рекорд?
    - Хочу отоспаться за всё время. Когда ещё выпадет такой случай. – Борков посмотрел на столик, словно чего-то ища. Но тот был девственно чист, стоя-ли только стаканы в подстаканниках. Капитан сглотнул слюну, покосился на выбритого соседа, потянул воздух носом: - От тебя, что ли, так «шипром» не-сёт?
    - Не несёт, а пахнет. Чувствуешь разницу?
    - Ну да… ну да… - Глеб кивнул в знак согласия и опять покосился на стол. – Слушай, Ром, пошли в ресторан? Вдарим по пивку, а? Как ты?
    Роман усмехнулся: - Это уже без меня. Я через полчаса выхожу.
    - Как? Уже? – с огорчением заметил Глеб. – Что же ты меня не разбудил пораньше?
    - Ты так сладко спал, что мне стало жалко тебя будить. – Роман обнял его за плечи. – Так что будем прощаться…
   - Жаль расставаться… - Заметил Глеб. – Что ни говори, а это время, в Ко-рее, останется в памяти навсегда…   
    - Ничего, ещё встретимся. Мы где с тобой служим? В авиации… Глядишь, ещё и в одном полку окажемся… О-о! – воскликнул Роман. – Смотри! Мой родной завод… Видишь полосу? А дальше ангары, заводские цеха… В войну завод выпускал «Яки». Я потом в училище на них начинал… - Роман с улыб-кой смотрел в окно. – Там прошла моя юность…
    Показались домики небольшой пригородной станции, с левой стороны раскинулось ровное пространство, обнесённое колючей проволокой – лётное поле авиазавода, на котором в войну он работал.  Потянулись корпуса, анга-ры, заводские склады. Несколько высо- ченных труб тянулись вверх, словно гигантские пальцы. Стояли высокие ажурные стальные мачты, обрамлённые по бокам гроздьями белых изоляторов, с провисшими между ними толстыми проводами – отсюда начинался город, названный западными аналитиками русским Чикаго. Город большого количества предприятий, в основном рабо-тающих на оборонку с соответствующим количеством рабочего люда высо-кой квалификации. Город науки с множеством вузов и средних технических заведений, вливающих ежегодно свежую кровь в промышленные и научные предприятия. Это был город, который хорошо знал и любил капитан Ястре-бов.
    - Что, щемит сердечко? – понимая его настроение, спросил Глеб.
    - Есть немного…
    - Это, дружище, пройденный этап. Как были училище, полк, Корея… Впе-реди вся жизнь… И кто знает, что ещё впереди нам предстоит… - Вздохнул Борков. И действительно, кто бы знал, что нынешний капитан Борков станет лётчиком-испытателем и погибнет через пять лет при испытании экспери-ментального самолёта. Но это будет потом… А сейчас они в экспрессе подъ-езжали к вокзалу,  где выходил капитан Ястребов,  а Глеб ехал до Москвы. 
    Поезд медленно, словно подкрадываясь, подтягивался к станции. Прополз виадук, переброшенный через центральный городской проспект. Двухколей-ный путь стал разветвляться, словно река в своём устье делится на рукава. По бокам появились пакгаузы, станционные постройки, сменившие жилые дома. Между путями, плотно заставленными товарными составами, тут и там тор-чали столбы различного предназначения, мачты со штырями громоотводов вверху. Вот горделиво проплыла высоченная водонапорная башня, стоявшая перед перроном. Пахло паровозным дымом, смазочным маслом и другими ароматами, специфичными для железнодорожных станций. Маневровый па-ровоз, пыхтя, осторожно толкал перед собой вереницу грузовых вагонов, время от времени гукая и выпуская белые шапки пара. Гулко провернулись колёса трогающегося состава, паровоз, шипя и окутываясь такими же белыми клубами, с большой красной звездой на выпуклом лбу и буквами «ИС», пару раз проревел торжественно и поплыл навстречу подходящему экспрессу. За-скрипели тормоза  - пассажирский поезд замедлил ход и вскоре совсем замер перед внушительным зданием железнодорожного вокзала..
    Подождав, когда проводник вагона протрёт поручни, Роман нетерпеливо сошёл на перрон, держа в руках чемодан.Сошедший следом за ним Глеб с любопытством осматривался по сторонам, особо обращая внимание на жен-щин.
    - Ничего себе тут вокзал, не хуже московских! – заявил Борков. – Да и си-бирячки, смотрю, дадут фору москвичкам! – он залихватски подмигнул двум проходящим мимо и высматривающим кого-то среди пассажиров девушкам. Услышав его слова, одна из них, яркая брюнетка, окинув насмешливым взглядом Глеба и фыркнув, что-то сказала подружке. Та оглянулась на дру-зей, обронила несколько слов в ответ и, захихикав, девицы поплыли дальше, лавируя среди пассажиров.

    - А вон и мои! – воскликнул Роман, увидев идущих в их сторону  маму и Свету, державшую в руках яркий букет цветов. Он повернулся к однополча-нину: - Будем прощаться! Всего хорошего тебе, брат! Высокого неба! – он крепко обнял друга. Тот стиснул плечи Романа и кивнул в ответ: - Будь здо-ров, Ром! Пусть судьба будет к тебе добра!
    Ещё раз сжав руку Глеба, Роман повернулся к подходившим женщинам. Некоторое время они взволновано смотрели друг на друга, потом Нина Геор-гиевна  обессилено прошептала:
    - Сынок… Рома… дорогой мой… - И пошатнулась, не сводя с его лица по-влажневших глаз. Чемодан, выпавший из его рук, стукнулся об асфальт, он шагнул вперёд и обнял худенькие мамины плечи.
    - Я вернулся, мама… Вернулся… - Прошептал он, осыпая поцелуями её мокрое от слёз лицо. Она отстранилась от него, посмотрела на сына счастли-выми глазами и, словно что-то вспомнив, улыбнулась:
    - Со Светой-то поздоровайся …
    Роман повернулся к девушке, прижимающей к груди букет, и утонул в её ласково смотревших на него глазах. Притянул её к себе и нежно прикоснулся к тёплым губам. На мгновение Светлана прижалась к нему, отчего у него за-мерло сердце, затем, опомнившись, смущённо отпрянула и, протянув цветы, прошептала: - С приездом… 
    Он смотрел на её раскрасневшееся лицо, большие голубые глаза, востор-женно смотревшие на него, пухлые губы, ореол пышных светлых волос и в его сердце входило радостное чувство: «это моя девушка… моя радость… моя любовь на всю жизнь…».  Роман невольно придвинулся к ней и услы-шал, вернее, угадал слова произнесённые шёпотом:
    - Не смотри на меня так, мой капитан… У меня от твоего взгляда ноги сла-беют.
    Это её обращение - «мой капитан» - внезапно напомнило ему другую женщину, и ту страстную ночь любви, что подарила ему  Рита; её неистовые ласки и… женские рыданья по ту сторону двери, когда он уходил. Но это бы-ло в другом мире, уже в прошлом, которому  нет места в настоящем. Буду-щее заключено в облике этой молодой и красивой девушке, стоящей сейчас перед ним и он решительно исключил из памяти  облик той, другой… Без сожаления, без угрызения совести…
    - Роман! – услышал он за спиной. Обернулся и увидел в проплывающим мимо вагоне стоявшего в тамбуре Глеба. Тот кивнул в сторону Светланы и в восхищении поднял вверх большой палец, одобряя его выбор.  – Прощай, друг! Будь счастлив!
    Он, провожая взглядом фигуру друга, молча вскинул руку в прощальном приветствии. Невольно вздохнул, словно предчувствуя, что больше никогда они не встретятся в этой жизни и обернулся к стоявшим рядом женщинам: - Это Глеб… Мой друг и однополчанин.
    - Сынок! А что же ты не пригласил его побыть у нас? – укоризненно спро-сила мама.
    Роман улыбнулся: - Мам! Так он тоже домой спешит, к своим родным. Как и я, давно не был в родных краях.
    Нина Георгиевна  поднесла к глазам кружевной платочек: - И верно… Что же это я не подумала… Там его мама тоже ждёт – не дождётся…
    Сын вновь обнял её, уткнувшись лицом в пахнущие ромашкой волосы. Мама погладила словно маленького, как в детстве, его по голове и прошепта-ла: - Идём домой, сынок…
    Свадьбу сыграли в просторной профессорской квартире родителей Светы. Гостей набралось десятка три: дочь старшей сестры профессора с мужем, не-сколько коллег Нила Артемьевича по университету с супругами; соседи по лестничной площадке, группа бывших сокурсников Светы. Со своей стороны Роман пригласил своего бывшего инструктора в лётном училище капитана Светлова, Семёна Дружинина – друга по работе на авиазаводе и Кузьмича,  в бригаде которого он работал.
    Тостов было сказано немало, так же, как и криков «горько!», после кото-рых счастливые молодожёны вставали и смущённо улыбаясь, целовались под хмельные выкрики гостей. Вставший из-за стола Кузьмич, подкрутил кончи-ки пышных усов, держа в руке полную рюмку. Подождав, когда стихнет шум за столом, он строгим  взглядом посмотрел на молодых:
    - Хочу вас поздравить, ребята, с таким великим днём в вашей жизни! Бере-гите друг друга, свою любовь! Желаю прожить вместе не меньше, чем мы с моей Марией Петровной. Через пару лет исполнится сорок годков, как мы вместе. – Он глянул на свою жену, сидевшую рядом, потом вновь подкрутил ус: - Ну, и побольше вам ребятишек! А тебе, Роман, хочу вот что сказать. Вы, лётчики, там, на Дальнем Востоке, не давайте спуску всяким супостатам, ко-торые суют свой длинный нос в наш дом. А самолётов для этого мы вам сколько надо построим. И самых лучших в мире… так-то вот. Передай от нас этот наказ своим друзьям и командирам! И ещё…  Отхватил ты себе такую паву, что можно только позавидовать. Будь я помоложе, да холостым, уж по-старался бы отбить её у тебя! – ухмыльнулся Кузьмич под смех других гос-тей. – Да, да! Отбить… Только вот вряд ли бы у меня получилось… - Он по-скрёб затылок и переждав взрыв хохота за столом, добавил: - Разве можно отбить у такого орла!? Да ещё орденоносца! – Кузьмич покосился на свер-кающий эмалью орден на груди лётчика. Потом поднёс рюмку ко рту, глот-нув, скривился. – Что-то горьковата водка налита…  - И хитро усмехнув-шись, гаркнул: - Горько!
    Призыв был поддержан другими гостями. Роману со Светой пришлось вновь вставать с мест. Прижавшись к губам жены, Роман услышал её стону-щий шёпот: - Господи! Когда только всё это закончится… - Оторвавшись от губ, заглянул в её глаза,. – Хочу поскорее остаться только с тобой, и чтобы больше никого… - Прошептала Света, обволакивая его  взглядом, полным любви. Опускаясь на стул, он вновь перехватил неприязненный взгляд одно-го из парней, пришедшего с сокурсниками Светы. Одетый в замысловатую двухцветную куртку с красным галстуком-бабочкой, глянцево блестевшие волосы, свисавшие до плеч, торчали надо лбом коком. Этим внешним видом он отличался от остальных  девушек и парней, пришедших на свадьбу. Не отрывала от него взгляда сидевшая рядом девушка в пёстром платье и с густо намазанными яркой помадой полными губами. Да  чуть не заглядывал ему в рот сидевший по другую руку тщедушный парень и ловивший каждое его слово.
    Внезапно «пижон», как окрестил его про себя Роман, встал и демонстра-тивно постучал вилкой по бокалу. Мазнув по молодожёнам хмельным взгля-дом, он скривил узкогубый рот в ухмылке:
    - Я не буду желать долгих лет совместной жизни этой паре… Наоборот… - «Пижон» театральным жестом поправил причёску. – Отстань! – он откинул руку своей соседки, дёргающую его за рукав. - Желаю тебе, Светик, побыст-рее бросить этого… - Он пренебрежительно кивнул в сторону Романа. – И что ты, такая утончённая девушка, нашла в нём? Что? Узкий лоб солдафона и болтающую у него железку на груди?
    Шум вокруг стих, над столом нависла тишина. Чувствуя, как к лицу при-ливает кровь, Роман, было, хотел привстать, но тяжёлая рука Семёна опусти-лась на его плечо:
    - Не надо тебе этого делать, Рома… Я сам разберусь с этим хамлом… - Он поднялся с жалобно скрипнувшего стула и в этот момент тишину нарушил громкий, но спокойный голос профессора: - Молодой человек! Вы ведёте се-бя недостойно. Я, как хозяин квартиры, требую, чтобы вы незамедлительно покинули наше общество. И впредь не докучали нам своим присутствием. – Видя, что тот даже не пошевелился, Нил Артемьевич встал и указал на дверь:      - Извольте выйти вон, сударь!
    Подошедший Семён, что-то шепнул на ухо «пижону». Тот, оглянувшись, посмотрел на внушительную фигуру парня. Видимо, осмотр оказался для не-го весомым аргументом. Он выпил рюмку, встал, вытер рот салфеткой и швырнул её на стол. Глянул на гостей, задержав взгляд на Светлане, ехидно скривился. Почувствовав, как пальцы Семёна сдавили ему руку, вытаскивая из-за стола, он дёрнул плечом и прошипел:
    - Только без рук, быдло… - И сопровождаемый им направился к двери. Повернулся к гостям и вскинул руку. – Адью, господа!
    Девица в пёстром платье и молодой тщедушный парень, даже не попро-щавшись, выскочили вслед за своим кумиром.  За столом поднялся шум, все разом заговорили, удивлённые поведением этих гостей.
    - Вот это молодёжь! И откуда только такие берутся… Куда только комсо-мол смотрит… А где родители… - Словом, поведение «пижона» послужило поводом для всяческих разговоров.
    Через несколько минут вернулся Семён и заметив взгляд Романа, широко ухмыльнулся и успокаивающе махнул ладонью: «мол, всё в порядке, прово-ды состоялись…».
    - Боже мой… Какой стыд… - Невеста приложила ладони к пылающим ще-кам. -  Зачем... зачем я согласилась с Ленкой… - Чуть не плача, шептала Све-та.
    Роман успокаивающе положил ладонь ей на руку:
    - Перестань, моя хорошая,… Что за Ленка?
    - Которая за ним побежала… Мы с ней учились в университете. Она с пер-вого курса была в него влюблена, как кошка…  А он об неё только ноги не вытирал. У меня попросила разрешения прийти с ним. Я и согласилась… Боже мой… - Света покачала головой.
    - А… этот? Кто он?
    - Вадим… Его выгнали со второго курса за прогулы. Подвизается на под-мостках нашего оперного театра. Считает себя непризнанным гением, вели-ким артистом. А сам всего-навсего артист миманса.
    - А это что за зверь такой? – пошутил Роман, не зная, как её успокоить.
    Света недоумённо посмотрела на него, словно осуждая, как, мол, можно не знать этого:
    - Участвует в спектаклях, в массовке. – Света, колеблясь, говорить – не го-ворить, жалобно посмотрела на мужа. Потом решительно тряхнула головой: - Он и за мной пытался ухлёстывать. В театр приглашал, цветы дарил…
    - А ты что? – поинтересовался Роман, любуясь возбуждённым лицом же-ны.
    - Как что? – недоумённо переспросила она, негодующе посмотрев на него. Неужели он может сомневаться в ней?.. – Конечно же, отвергла все его по-пытки завязать отношения. А как могло быть иначе?
    - О чём это вы тут шепчитесь? – звонко смеясь, к ним подошли подружки Светы. – Что это у тебя слёзы на глазах? – одна из девушек обняла подругу. – Радоваться нужно, а ты плачешь. Из-за этого урода Вадима, что ли?  Так он, наверное, специально сюда пришёл, чтобы вам праздник испортить. Даже думать об этом забудь. А вы, товарищ лётчик, - хохотушка с слегка вздёрну-том носиком обратилась к Роману, - не давайте нашу Свету в обиду. От слёз цвет лица портится. Ясно?
    - Так точно, товарищ командир! – шутливо отозвался  он, беря жену за ру-ку. – Любого обидчика  сразу к барьеру!
    - Вот это правильно! – подхватила Люся, так звали весёлую девушку. Она кокетливо повела глазами на лётчика. – Если бы Света не была моей лучшей подругой, отбила бы у неё такого бравого мужчину.
    - Ты что такое говоришь, Люся? – негодующе посмотрела на неё округ-лившимися глазами за очками девушка с короткими кудряшками на голове . – У Светы праздник, а ты тут такое несёшь…
    Люся иронически глянула на неё: - Всё то ты принимаешь серьёзно, а я сказала шутейно. Правда, Света… Я тебя ещё раз поздравляю. – Она обняла её и поцеловала в щёку.
    Голос Нила Артемьевича прервал их разговор. Он посмотрел на гостей, слегка задержал взгляд на молодых: - Мы с женой приносим гостям свои из-винения за неприятный инцидент. Давайте забудем об этом… этом невоспи-танном человеке.
    - Ты только не расстраивайся, дорогой! – Любовь Ивановна положила руку на его ладонь. – Помни о своём сердце…
    Профессор, усмехнувшись, посмотрел на жену: - Не волнуйся, моя хоро-шая. Со мной всё в порядке. Главное, чтобы у наших детей всё было хорошо. Не правда ли, Нина Георгиевна? – он повернулся к седевшей рядом матери Романа.
    - Я так рада за них… Они такие счастливые… - Кивнула в ответ она, смот-ря на молодожёнов. – Если бы был жив отец Ромы… - С грустью прошептала Нина Георгиевна.
    Но старый профессор, услышав эти слова, только сочувственно покачал головой. В этот момент загремела музыка – кто-то из молодёжи включил му-зыкальный проигрыватель, привезённый Нилом Артемьевичем  из Швеции, где он участвовал в международном симпозиуме. Застучали стулья, пары за-скользили по полу под звуки вальса.
    Танцы сменялись застольем, которое прервалось задорной пляской. Кузь-мич, выделывая ногами замысловатые кренделя, попытался переплясать Се-мёна. Но тот, несмотря на свой внушительный вид, дробно сыпал перестуком по паркету, да с таким ритмом, что старый мастер не выдержал и, шумно дыша, обессилено рухнул на стул рядом с женой.
    - Ну, Сёмка, ну, шельма… - Тяжело выдохнул он. – Силён, однако…
    - Куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй… - Сердито проворчала его жена. – Ну, вот куда ты против молодых-то лезешь, спрашивается?
    - Хе, хе… Не ругайся, старая, - беззлобно проронил Кузьмич, наблюдая, как  выскочившая в круг Люся, задорно выстукивает каблучками перед Се-мёном. – Есть ещё порох в пороховнице! - он крутанул ус и легонько ткнул свою половину локтем в бок.
    - Да ну тебя, балабол… - Покраснев, отмахнулась от него Мария Петровна, глядя на плясунов. Те же старались вовсю: Семён то выкидывал коленца, бу-хая каблуками по полу, то крутился вьюном вокруг Люси, заложив руку за голову. Девушка, подняв подбородок и размахивая платочком, плыла по кру-гу, постукивая каблучками и задорно поглядывая на парня…
    Гости стали расходиться к полуночи. Родители настояли, чтобы молодые шли отдыхать в квартиру Ястребовых, объясняя это тем, что нужно будет здесь всё привести в порядок. А молодым негоже этим заниматься в день свадьбы.
    Провожая их, Любовь Ивановна даже всплакнула, а Нина Георгиевна, при-держивая её под локоть, украдкой перекрестила вслед. Профессор только ка-чал головой, глядя на расчувствовавшихся матерей. Махнул рукой, вернулся к столу, украдкой налил рюмку коньяку и спешно выпил, поглядывая на дверь.  Когда женщины вошли, он сидел в своём любимом кресле и вроде бы рассматривал газету.
    Роман и Света медленно шли к соседнему дому, потом так же, не спеша,  поднимались по лестнице на третий этаж, как бы оттягивая время, когда они останутся наедине в квартире. Открывая ключом входную дверь, Роман за-метил, что у него слегка дрожат пальцы. Он даже рассердился на себя за это и, пропуская вперёд Свету, ущипнул кожу на своей руке. Смущённые тем об-стоятельством, что впервые оказались наедине, да ещё в качестве мужа и же-ны, они,  стараясь  избегать  взглядов  друг на  друга,  кружили  по  квартире. То Света попросила рассказать ей о фотографиях, что висели на стене, то ей захотелось выйти на балкон и посмотреть на ночной город. Роману захоте-лось пить, он пошёл на кухню, а когда вернулся,  услышал из спальни голос Светы.
    Она стояла у разобранной кровати и, испугано глядя на него, попросила помочь ей снять свадебное платье. Затем, прижимая к груди пышный белый ворох ткани, дрожащим от волнения голосом, сказала, что пойдёт в ванну. Он, чтобы её совсем не смущать, ушёл вновь на кухню. Прислонившись лбом к прохладному стеклу, бессмысленно смотрел на ночное небо, ругая себя за то, что как-то неправильно себя ведёт со Светой, теперь уже женой. И как признался сейчас, что гораздо спокойнее чувствовал себя там, в Корее, всту-пая в смертельные схватки с «сейбрами». Роман усмехнулся про себя при этом сравнении, услышал, как стукнула дверь в ванной, и увидел в приот-крытую дверь промелькнувший в гостиной силуэт…
    Первое, что увидел он, войдя после душа в спальню, большие глаза жены, смотревшие на него с испугом и надеждой. Света стояла у кровати в полу-прозрачной комбинации, скрестив руки и прикрывая ими грудь. Он подошёл к ней, желая её как-то успокоить, она, не отрывая взгляда от его лица, мед-ленно подняла руки и стянула с плеч бретельки комбинации. Лёгкая ткань соскользнула с неё, упав на пол невесомым комочком, и Света безвольно опустила руки вниз.
    Сердце, казалось, выскочит у него из груди. Не чувствуя ног, Роман сделал шаг к ней, рукой провёл по бархатистой коже плеча жены. Пальцы скользну-ли ниже, и уже не владея собой, он ощутил высокий и упругий холмик груди. Света, коротко всхлипнув, простонала, он ощутил, как дрожь прошла волной по её телу. Глаза её полузакрылись, она качнулась к нему всем телом, и сквозь звон в ушах он услышал её слабый шёпот:
    - Милый… Будь нежен со мной… Прошу тебя…
    Те же слова он услышал от неё ещё раз, когда подхватил её на руки и бе-режно опустил на прохладную простынь постели… 
                ГЛАВА   13
    1953 год оказался непростым не только для страны, да что там страны – всего мира. В марте скончался не просто руководитель великого государства, но лидер мирового масштаба, слово которого меняло судьбы иных госу-дарств. Стоило только вспомнить результаты второй мировой войны – карта мира была основательно перекроена. И основная заслуга в этом была заклю-чена в одном имени человека – И.В. Сталине, который скончался в марте. Вместе с ним ушла из мировой истории целая эпоха. В июле месяце в мес-течке Пханьмыньчжон, на Корейском полуострове, было заключено согла-шение о прекращении огня. Война, унёсшая более двух миллионов жизней, закончилась там же, где и начиналась – на 38-ой параллели, границе раздела Северной и Южной Корее.  И хотя смерть вождя было воспринято большей частью простого народа как великая трагедия, а война в Корее особенно не афишировалась присутствием там наших военных,  этими двумя событиями дело не закончилось. Летом влиятельный министр внутренних дел Берия, на-чал прибирать власть в стране к своим рукам. По его инициативе была про-ведена повальная амнистия, в основном уголовников. Сотни тысяч воров, на-сильников, бандитов и убийц были выпущены на свободу. Страну захлестну-ла волна преступности. Видимо, Берия решил использовать это обстоятель-ство для установления в стране личной жестокой диктатуры. Но оппоненты в руководстве партии поняли, к чему приведёт такая деятельность министра и Берия, обвинённый в предательстве и для большей убедительности – в шпио-наже, был арестован и вскорости расстрелян.
    …Аэродром «Воздвиженка» жил своей обычной жизнью.  Взлетали и са-дились «МиГи», по стоянкам неторопливо полз пузатый топливозаправщик к очередному самолёту. Возле стоявших боевых машин суетились авиатехни-ки, проверяя  их и готовя к очередному полёту. От здания ТЭЧ двое солдат везли в сторону стоянок на специальной тележке баллон голубого цвета со сжатым воздухом. Дежурный синоптик, скатившийся по лестнице с КДП, направился к метеоплощадке для снятия данных с приборов. Полосатый ко-нус бессильно повис на мачте, слабый ветерок был не в силах его оживить.
    Четвёрка пилотов дежурного звена сидели на скамейке у стены домика, приоткрыв дверь, чтобы можно было слышать динамик. Роман нагнулся, со-рвал молодую травинку, потер пальцами и поднёс к носу. Вдохнул запах зе-лени и невольно прикрыл глаза, улыбнувшись. Старший лейтенант Карпов, ведущий второй пары, удивлённо хмыкнул, заметив его улыбку.
    - Что-то вспомнил, Роман?
    - Не что-то, а кого-то…
    - И я догадываюсь - кого… - Заметил тот, улыбаясь. – Небось, жену вспомнил?
    - Ничего-то от тебя не утаишь, Василий. Ты, впрямь, как Вольф Мессинг, всё знаешь.

    Карпов посмотрел на небо в редких барашках белых облаков, откинулся спиной к стенке домика и мечтательно проронил:
    - Мне бы такую же способность, как у этого человека…
    - И зачем бы тебе это? – Роман приоткрыл один глаз и посмотрел на лётчи-ка.
    Карпов пожал плечами: - Я бы знал про всех, кто чем дышит…
    - И? – капитан выпрямился на скамейке и заинтересовано посмотрел на Василия.
    - Что – и? – тот почесал затылок. – Вот, например, идёт наш командир эс-кадрильи, а я уже знаю, что он думает, кого куда послать и всё такое. Или встречается сержант с продсклада и я знаю, что он хочет оттуда дёрнуть.
    Роман рассмеялся: - Боже, какая проза! Услышал бы это великий маг! Да он бы был так разочарован таким примитивным применением волшебного дара. Вот когда мы были у него на сеансе…
    - Как? Ты видел его? – Карпов выпрямился на скамейке. – Не обманыва-ешь?
    - Да нет же… Он приезжал в наш город. Мы со Светой попали на сеанс благодаря её отцу. Надо сказать, то, что он демонстрировал, просто неверо-ятно. Потрясающе!
     - Вот я и говорю – мне бы хоть толику его способностей. – Вздохнул он. – Тогда я бы точно знал, что думает про меня вон тот хмырь.
    - Какой хмырь? – не понял Роман.
    - Да вон, наш особист, майор Дроздов. Видишь, техников о чём-то рас-спрашивает. Гроза шпионов… - С издёвкой произнёс Карпов.
    - Не очень-то ты его жалуешь, как я посмотрю. – Засмеялся капитан. – Чем он перед тобой так провинился?
    Василий досадливо плюнул. – Как-то вызвал меня к себе и давай расспра-шивать про отца: как тот оказался в оккупации, чем занимался. Стал наме-кать, что он сотрудничал с немцами. Представляешь? – лётчик гневно засо-пел. – Отец состоял в группе подпольщиков, среди них оказался предатель. Всю группу арестовало гестапо. Если бы партизаны не совершили налёт на тюрьму, то отца точно бы расстреляли. А эта гнида намекает на что-то. Ну, я ему и высказал, что о нём думаю. Представляешь, Роман, он пошёл к нашему командиру и стал ему говорить, что органы сомневаются в моей благонадёж-ности. И что не следует меня ставить на боевое дежурство. Это мне потом рассказал адъютант Хвостов.
    - Да ты что? – удивлённо глянул на него Роман. – А что наш «батя»?
    - Сказал, что тот пусть ищет шпионов, а со своими лётчиками он сам раз-берётся – кого куда посылать. Так что ты с ним будь поосторожнее. Это ещё та сволочь! Всюду свой нос суёт… Заметил, какоё он у него острый? И ещё… Ходят тут разговоры, что он не одну юбку не пропускает мимо. Как-то прихватил его однажды капитан Сергеев – тот приставал к его жене. Ну и спустил со второго этажа по лестнице. Сволота… - Вновь сплюнул Карпов, - гнида эмгабэшная… 
    - Ты скажи… - Капитан покачал головой. – Вот тебе и гроза шпионов. От-куда он только взялся?
    - Пока ты воевал в Корее, тут многого чего произошло... Этого прислали вместо нашего Капитоныча, майора Гуськова. Тот в отставку ушёл, по воз-расту. Да и сердце стало у него пошаливать.
    - Славный был человек, хоть и из МГБ…
    - Так нормальные люди везде есть. – Согласился Василий. – Только этот нынешний краснопёрый не из них. Только заявился, так сразу стал кричать на всех углах, что работал в СМЕРШе и здесь выявит всех вредителей и са-ботажников. Понял, что за гнус здесь появился?
    - Да уж…- Роман проводил взглядом взлетевшую пару «МиГов». – Кстати, ты слышал, что нам скоро новые машины пригонят с завода?
    Карпов усмехнулся: - Об этом все уже наслышаны. Говорят, что новый «МиГ» по всем параметрам на голову выше наших нынешних.  Глядишь, за-морские супостаты начнут остерегаться прощупывать наши границы.
    - Это вряд ли… - Капитан Ястребов щелчком отправил на землю жучка, который деловито полз по его сапогу. – Наглые они… Понимают только то-гда, когда по сопатке получат. Вот с новыми машинами познакомятся по-ближе, глядишь и поумнеют.
    - Может быть, может быть… – Протянул Василий. - Как говорят: «пожи-вём – увидим». Нет, ты только посмотри на этих молодцов-близнецов? – он посмотрел на ведомых, дружно сопевших на другой скамье. – Интересно, что они ночами делают, если сейчас так дрыхнут во время дежурства?
    - Так что спим, товарищ старший лейтенант! – улыбнулся один из лейте-нантов, открыв глаза. – Поступаем по принципу: солдат спит – служба идёт.
    - Правильно понимают службу. – Засмеялся Карпов. – Ты кто? Пётр или Никита?
    Лейтенант усмехнулся: - А вам кто нужен?
    - Мне нужен мой ведомый – лейтенант Никита Костин. – Сердито посмот-рел на него Карпов.
    - Так это он. – Лейтенант тряхнул за плечо брата: - Ник! Кончай ночевать, командир зовёт. – Второй близнец, даже не успев открыть глаза и спросонья ничего не поняв, подскочил на скамейке:
    - Что, тревога? Я – готов!
    Старший лейтенант только головой покрутил, глядя на взъерошенного лейтенанта. Ястребов, давя в себе смех, который раз удивлялся причудам природы. Надо же было произвести на свет двух одинаковых парней, как по лекалу. И ничего такого, что могло отличить их друг от друга.
    - Послушай, лейтенант! – обратился он к своему ведомому – Петру Кости-ну. «А может это не Пётр, а Никита? И эти двое разыгрывают нас?». Он с по-дозрением посмотрел на улыбающееся лицо парня:
    - Скажи, пожалуйста, а как родители вас различают?
    - Батя не может, а вот мама, да, никогда не ошибается. – Лейтенант тепло улыбнулся, вспомнив родных.
    - Не говорила, как у неё получается?
    - Я как-то спросил, так она только улыбнулась и ничего не сказала.
    Тут ожил динамик в домике. Прохрипел простужено, что им идёт смена, а они до утра могут быть свободными. И действительно, через десять минут пришла четвёрка пилотов. Перебросившись несколькими незначительными фразами со сменщиками, лётчики звена капитана Ястребова  направились к КПП* аэродрома…
    Роман вошёл в ДОС**. Двухэтажное деревянное строение – пристанище офицерских семейных пар авиагородка – являло собой внешне довольно вет-хое сооружение. Кое-где на стенах выделялись ржаво-серые пятна, в местах обвалившейся штукатурки. Заплатки на крыше, покосившиеся косяки вход-ных дверей и оконных рамы с облупившейся  краской придавали зданию до-вольно непрезентабельный вид. При всех этих недостатках его обитатели це-нили дом за главное качество: летом в нём было прохладно, а зимой он со-хранял тепло и в декабрьские морозы, и в февральские ветра.
    Капитан стремительно взлетел по скрипучей лестнице на второй этаж. Вторая дверь направо – их со Светой свой мир. Круглый стол посреди комна-ты, два стула, у стены кровать с панцирной сеткой, над которой висел наряд-ный заграничный гобелен - средневековый замок на фоне заснеженных ост-роконечных вершин, - свадебный подарок родителей
Светы. Особой гордостью Романа была сколоченная им собственноручно книжная полка,
висевшая на свободной стене над тумбочкой. Среди художественных изда-ний скромно приютилось несколько книг, скупо представляющие авиацион-ную науку, да несколько учебников по педагогике. По одну сторону двери стоял платяной, переделанный из канцелярского, шкаф с инвентарным номе-ром – своего рода подарок  начальника штаба полка молодожёнам. Вешалку для одежды преподнесли соседи – инженер эскадрильи капитан Владимир Серов с женой Верой. С побеленного потолка свисал розовый абажур с кис-тями – подарок мамы Романа. Оконные шторы,  занавески, скатерть на столе, салфетки на тум-
бочке – всё это привезли молодые из своего города, как напоминание о хло-потах перед отъездом сюда, в Приморье. Ещё одной достопримечательно-стью комнаты был стальной
крючок, торчащий из потолка. Как пояснил сосед, на нём прежние постояль-цы крепили зыбку маленькой дочери.
    На стук двери подняла голову Светлана, склонившаяся над стопкой тетра-дей. При виде вошедшего мужа глаза её засветились радостью, она подхвати---------------------------------------------
*КПП – контрольно-пропускной пункт.
**ДОС – дом офицерского состава.(Авт).

лась со стула, подскочила к нему и бросилась на шею. Осыпая лицо мужа поцелуями, она так прижалась к нему, что он только счастливо жмурился, слегка удивлённый таким взрывом чувств – они расстались только утром.
    - Ну, вы, молодые, даёте… - Раздался с порога пронзительный женский го-лос, заставивший их разомкнуть объятия. – Милуетесь, словно свадьба была только вчера. Даже завидно…
    На пороге стояла ещё одна соседка -  жена майора Киселёва, штурмана полка. Худая особа, с острым носиком молниеносно обшарила цепким взгля-дом комнату.
    - Вообще-то принято стучаться, прежде чем войти. Не так ли, уважаемая Лидия Николаевна? – вежливо напомнил Роман, недолюбливающий соседку за вечное любопытство к чужой жизни и длинный язык. По приезду  в гарни-зон он посоветовал жене особо не откровенничать с ней, когда они стали со-седями. Стоило только той что-нибудь узнать, как новость тут же, обрастая невероятными деталями, становясь достоянием немногочисленного населе-ния городка.
    - Да перестань, капитан! – соседка заулыбалась, обнажив мелкие и острые, как у щуки, зубы. – Как-никак мы же соседи… Светик, одолжи соли. – Она окинула её взглядом - нет ли каких перемен во внешнем облике жены капи-тана. Что бы тут же поведать об этом всем. И разочаровано поджала губы, ничего не обнаружив. Взяв пакетик с солью, испарилась из комнаты, словно её и не было. Удивлённо посмотрев друг на друга, хозяева разом засмеялись. Роман посмотрел на дверь:
     - Знаешь, Светик мой! Похоже, что пришла пора сделать на дверь крючок. Ты не находишь?
    - Давно пора, мой господин. А то чувствуешь себя в своей комнате, как на сцене.
    - И то верно. Завтра же у меня выходной. Вот и сотворю этот шедевр тех-нического прогресса назло некоторым соседкам. И не только им… - Добавил он, любуясь Светланой.
    - Я так соскучилась о тебе. – Она снова потянулась к мужу. – А ты всё не идёшь и не идёшь… - Грустно проронила она. Ему ничего не оставалось, как поцеловать её глаза и прижать к себе. Внезапно она отстранилась и, взглянув ему в глаза, спросила:
    - Может, ты не пойдёшь сейчас в свою столовую? А со мной поужинаешь? – глаза её засветились. – Я нажарила картошки с салом. А Вера угостила со-лёными грибочками. – Ну, пожалуйста… - Жалобно попросила она. У Романа кольнуло сердце. «Вот же как получается, даже этой самой малостью – вме-сте посидеть с любимой за ужином, приходится жертвовать».  Жертвовать,  подчиняясь инструкциям,  которые требуют неукоснительного выполнения  в отношении качественного питания лётного состава реактивной авиации. Да-же в выходные дни пилоты должны питаться только в лётной столовой. Ибо работа  такого лётчика  требует  идеального здоровья.  И не от хорошей жиз-ни  были приняты такие вот приказы и распоряжения Генштаба Министерст-ва обороны.
    - А-а! Где наше не пропадало… нарушим инструкцию. Хоть и доложат завтра нашему полковому эскулапу, что капитан Ястребов не посетил вече-ром столовую и предстоит нелицеприятный разговор с ним – наплевать! – бесшабашно  махнул рукой Роман.
    Света радостно улыбнулась, подошла к тумбочке и, достав бутылку шам-панского, торжественно водрузила её на стол. Муж удивлённо уставился на неё:
    - Не понял!? У нас какое-то торжество?
    Улыбка Светы сползла с лица, она укоризненно  посмотрела на него:
    - Боже мой! У меня такое ощущение, что мы с тобой уже прожили не один десяток лет. Ты похож на охладевшего супруга, который всё забыл…
    «Что это я забыл?» - он мучительно перебирал всё, что было связано с их совместной жизнью, и никак не мог вспомнить. На ум так ничего не пришло, и он виновато посмотрел на Светлану. – Прости, милая… Видимо, что-то с памятью моей неладно. – Пошутил он.
    Жена, тяжело вздохнув, подошла к нему и взлохматила его густую шеве-люру:
    - Эх, ты, мой славный капитан! Сегодня полгода, как мы поженились…
    Роман удручённо мотнул головой, взял в руки её ладони, поцеловал и со словами: - Прости меня, солнышко… - Прижал их к своему лицу. 
    - Да ладно… - Прошептала Света. – Ты так просишь, что невозможно отка-зать. Только в следующий раз не забывай ни о чём. Хорошо?
    Он оторвался от её ладоней, благодарно покивал головой. Посмотрел на бутылку:
    - Если бы ты только знала, как мне хочется выпить бокал шампанского. – Он мечтательно посмотрел на неё. – Почувствовать, как пузырьки сначала лопаются на языке, а потом иголками покалывают горло…И остаётся только одно желание: пить…пить…пить..
    - Да ты, я смотрю, просто поэт алкоголя! – со смехом воскликнула Света. - Так в чём же дело? Давай, открывай её! А я сейчас принесу картошку и гри-бы. Из тумбочки достань шоколадку. Да, да! Твой лётный шоколад! – она обернулась у двери.- Будешь мне постоянно его приносить – растолстею, как продавщица Рая в Военторге. – Дурашливо показала ему язык и, хихикнув, выскочила за дверь. Положенный по пятой «а»  реактивной норме питания  шоколад он приносил домой, Света складывала его в тумбочку. Они как-то отправили небольшую посылку с ним  Любовь Ивановне, которая его очень любила, в отличие от мамы Романа…    
                ГЛАВА   14
    - Товарищи офицеры! – заместитель по лётной подготовке подполковник Седых строевым шагом подошёл к вошедшему в комнату разборов команди-ру полка. – Товарищ полковник! Лётный состав вверенного вам авиационно-го полка, кроме дежурного звена,  собран! Происшествий нет! - зычным го-лосом доложил он.
    - Вольно! – кивнул полковник Рябинин. – Прошу садиться. - Загрохотав стульями, лётчики рассаживались за столами, гадая, для чего собрали их сю-да. Обычно это происходило в преддверии какого-нибудь торжества. Только никакого праздника в обозримом будущем не намечалось.
    Полковник прошёлся взглядом по сидевшим пилотам:
    - Хочу вам сообщить приятную новость, товарищи пилоты! Завтра в полк приходит первая четвёрка новых истребителей. Перегоняют их к нам заво-дские лётчики-испытатели. Они же и займутся тренировками командно-инструкторского состава полка. Что сказать о новой машине? В сравнении с нашими самолётами «МиГ-17ПФ» более скоростной и высотный. На нём стоит новинка для нас – радиолокационный прицел, который поможет найти цель на удалении до семи километров. В том числе ночью и в сложняке.. Кроме этого на нём установлена система предупреждения о облучении чу-жими радарами. Вооружение на нём такое же, как и у наших «МиГов». Вот всё, что я могу вам сообщить. О всех тонкостях этого истребителя вам рас-скажут испытатели. Есть вопросы?
    Вверх взметнулась чья-то рука: - Разрешите, товарищ полковник?
    - Слушаю!
    - Капитан Ястребов! Для переучивания будут «спарки»?*
    - Насколько я знаю, машин этого типа пока нет. Придётся вылетать на бое-вой машине самостоятельно. Естественно, после сдачи зачётов по новой мат-части.
    В комнате зашумели лётчики, обсуждая эту новость. Кто-то иронично хмыкнул, понимая сложность такого переучивания. Одно дело, когда сзади сидит инструктор, который всегда вмешается в управление, поможет испра-вить ошибку. Другое - когда пилот должен рассчитывать только на себя, по-мочь советом ему смогут только с «земли».
      Командир полка понял значение этого оживления среди пилотов - он сам   был лётчиком. Переглянулся со своим замом и вновь обвёл всех взглядом. Дождался, когда в комнате наступит тишина. Слегка улыбнулся:
    - Думаете, не справимся? – вновь возникший шум подтвердил его домыс-лы. - Вспомните, как мы переучивались с поршневого на реактивный истре-битель! Это потом, через год, получили «спарки». И ничего, освоили новые машины. Думаю, что и на этот раз приручим этот перехватчик. Тем более, что он очень близок по своим данным к нашему прежнему самолёту. Как я говорил, есть новшества. Лётчики-испытатели помогут разобраться. У меня нет никаких сомнений, что с таким опытом, как у вас, мы преодолеем все трудности переучивания. Командование верит в нас, и не забывайте, что мы с --------------------------------------------------
* «Спарка» - двухместный учебно-тренировочный истребитель. (Авт)
.
вами находимся на переднем крае противостояния с враждебными силами в 
лице самолётов-нарушителей наших границ. И чем качественнее мы освоим новый перехватчик, тем спокойнее станет на наших воздушных рубежах. Так что, товарищи офицеры, желаю вам успехов в переучивании на новый тип самолёта. Надеюсь, что мы с этой задачей справимся в кратчайшее время. Товарищ подполковник! – он повернулся к заму. – Продолжайте работать с личным составом согласно дневного распорядка… 
    Возбуждённые лётчики расходились, оживлённо обсуждая эту новость между собой. Да и то сказать, предстоявшее переучивание в корне отлича-лось от повседневной, хотя также сложной и опасной, лётной деятельности. Прежний самолёт был хорошо изучен, освоен лётным составом полка. Почти все лётчики были допущены и к ночным полётам, и к полётам в сложных ме-теоусловиях днём и ночью. Более половины из них были пилотами первого класса. Поэтому командование дивизии ПВО было уверено, что лётчики это-го полка освоят новый перехватчик в короткий срок…
    … Рано утром в дверь кто-то робко стукнул. Роман открыл глаза и встре-тился взглядом с женой.
    - Кто это? – спросил он хриплым, со сна, голосом, глядя на будильник. Шесть утра… Света пожала голым плечиком. Потом соскочила с кровати и поспешно накинула халатик:
    - Сейчас посмотрю… - И танцующим шагом направилась к двери. Отбро-сила крючок – работа Романа – и отступила в сторону. В проём просунулась голова соседа – капитана Серова. Он смущённо глянул на Светлану, потом взгляд его переместился на лежащего Романа. Укоризненно покачал головой:
    - Это, называется, договорились… Вставайте, граф! Вас ждут великие де-ла! - с пафосом произнёс он, улыбаясь. Роман сначала непонимающе погля-дел на него, «мол, что в такую рань приходишь к соседям. Мало ли чем мы здесь занимаемся…», потом, слез с кровати, виновато улыбнувшись.
    - Извини, Володя… Совсем запамятовал вчера.
    - Да уж ладно, - засмеялся тот, глядя на соседей. – Сам был молодожёном, понимаю…
    Светлана при этих словах слегка покраснела – до сих пор всё ещё смуща-лась, когда кто-то напоминал об их семейной жизни.
    - Рома! А о чём это вы договаривались? – полюбопытствовала она. – Ты мне ничего не говорил!
    - Мы в лес едем. Нужно дрова на зиму заготавливать. А то замёрзнем в расцвете лет… - Засмеялся он, натягивая старые брюки.
    - Ой! Я тоже в лес хочу! А то кроме школы и этого городка, ничего не ви-дела. Даже в селе не была. Возьмите меня с собой?
    Мужчины переглянулись:
    – А что! Давай жён возьмём. – Предложил Владимир. - Пока мы с дровами будем возиться, глядишь, они ягод или грибов поищут. - Он глянул на часы.
– Машина будет в семь. Так что успеете ещё и чаю попить. Да не забудьте денег взять, за дрова рассчитаться. – И дружески подмигнув им, закрыл за собой дверь.
    И верно, в семь утра к подъезду подкатил видавший виды американский «студебеккер», поставляемый Союзу по ленд-лизу во время войны. Солдат вышел из кабины, с интересом посмотрел на стоявших женщин, потом гля-нул на мужчин:
     - Мне нужен капитан Серов. 
    - Это я! – кивнул Владимир.
    - Товарищ капитан! – шофёр кинул ладонь к виску: - Прибыл в…
    - Перестань… - Досадливо перебил его инженер. – Ты же не в казарме. По-ехали…
    Роман с женщинами залезли в кузов, Владимир сел в кабину. По дороге за-ехали в село, и шофёр притормозил у неказистой избы, стоящей на окраине одной из улиц. Сосед кликнул Романа, и они вместе направились во двор. Небольшая лохматая собачонка при их появлении несколько раз звонко гавк-нула и тут же полезла в конуру, видимо, решив, что свою обязанность ис-правно выполнила. На лай дверь сеней заскрипела, и на крыльцо вышел бо-родатый дед, с лохматой шапкой на голове, несмотря на тёплое утро.
    - Здорово, дед Пахом! – поприветствовал его Владимир. Тот, не ответив, осмотрел их  с ног до головы и  только после этого неприветливо буркнул:
    - Чё надо?
    - Дрова продаёшь?
    Дед сплюнул в сторону, шмыгнул носом: - Ну, продаю…
    - Почём поленница? – деловито поинтересовался инженер.
    - Четыреста…
    - А две за шестьсот?
    Старик сдвинул шапку на затылок: - Не… не пойдёт… мало.
    - За сколько отдашь?
    Тот долго шевелил губами, соображая, потом выдохнул: - Семь сотен и не меньше.
    Владимир повеселел: - Ром! Давай триста пятьдесят!
    Отсчитав свои, отдал пачку старику. Тот долго мусолил деньги, считая так и сяк. Наконец засунул их в карман, и неожиданно басом гаркнул:
    - Санька! Собачий сын! Иди, ирод, сюды! – дверь скрипнула ещё раз, и на пороге появился мальчонка лет десяти. Вытащив палец из носа, молча по-смотрел на деда. Тот махнул рукой, подзывая его к себе. А когда мальчишка подошёл, неожиданно схватил его за ухо скрюченными пальцами.
    - Покажешь энтим дрова. Две поленницы… Те, что за ручьём. Понял? – визгливо заорал дед. – Да не перепутай, как в тот раз. Ухи пообрываю… - И отпустив его ухо, треснул ладонью мальчишке по затылку. – Иди ужо, лихо-имец!..
     Лесная дорога петляла по тайге, среди высоченных деревьев, окруженных разнообразным подлеском. Ели и пихты стояли стройными тёмными конуса-ми, резко выделяясь среди осин и берёз. Солнечный свет прожекторными лу-чами пробивался между кронами деревьев, пятная дорогу матовыми блика-ми. Зелёная трава, покрывающая землю сплошным ковром, скрывала комли деревьев. Кое-где виднелись поваленные великаны с вывороченными неис-товой силой стихии корнями. Другие, переломанные на высоте, словно спич-ки, верхней частью валялись на земле, оставшиеся обломки торчала вверх, словно гигантские пальцы. Тут и там из зелёного ковра торчали большие рас-кидистые веера папоротника. Яркими шапками ягод пламенели кусты ряби-ны. Неожиданно впереди, из травы, выпорхнула большая птица тёмного цве-та и, тяжело махая крыльями, перелетела через дорогу и скрылась среди гус-того кустарника.
   - Видели!? – из дверцы кабины высунулся Владимир. – Это глухарь! Нужно было ружьё с собой взять. Могли бы такое жаркое сварганить. Скажи, Вера?
    Та с улыбкой посмотрела на мужа: - Эх, ты, охотник! Кто бы его ещё под-стрелил!- засмеялась она, повернувшись к Светлане. – За всё это время, что мы здесь, принёс несколько зайцев да уток.
    Та рассеяно кивнула в ответ, во все глаза глядя на красоты тайги:
    - Боже мой, какая здесь красота…. – Прошептала она, прижимаясь к Рома-ну. – Какие краски… Жаль, что я не художник!
    Он в ответ улыбнулся, с любовью глядя на жену. – Я тебя понимаю… Зна-ешь, я тоже был очарован всей этой красотой, когда впервые попал в тайгу.
    Дорога пошла под небольшой уклон и вскоре машина, вздымая колёсами воду, преодолела по каменистому дну неглубокий ручей. Пофыркивая, по-лезла на пригорок, свернула в сторону и, вихляясь между деревьями, вскоре остановилась у поленницы сложенных чурок. Из кабины выпрыгнул Влади-мир, потянулся, по-хозяйски осмотрел дрова.
    - Ну и долго вы будите сидеть там?- обратился он к пассажирам в кузове. – Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагон. – Хохотнул инженер. По-том посерьёзнел, глянул на часы. – Роман! Нам пора грузиться. А вы, наши милые, - обратился он к женщинам, - можете посмотреть вокруг – вдруг что-нибудь да найдёте. Вот Санька вам поможет. Верно, парень?  Наверное, зна-ешь, где тут грибы да ягоды?
    Санька помедлил, потом поняв, что эти тётки ждут от него помощи, важно произнёс:
    - Айда за мной… Покажу…
    Жёны неуверенно глянули на мужей. Те, не теряя времени, отбросили борт кузова и принялись за погрузку чурок.   
    - Так вы идёте или чё? – насупившись, спросил мальчишка.
    Вера со Светой переглянулись и, видя, что в этот момент мужьям не до них, пошли за ним. Усмехнувшись,  мужчины продолжали грузить дрова.
    - Не бойтесь! – крикнул им вслед Роман. – Санька в лесу, как дома. Глав-ное – не отрывайтесь от него и далеко не уходите. Вон, гляньте! Наш води-тель малину ест. Почти рядом!
    Солдат, отойдя метров двадцать от машины, в упоении рвал спелые ягоды, отправляя их тут же в рот. Услышал шорох впереди и, думая, что это подо-шли женщины, решил их оповестить:
    - Собирайте… Тут этой ягоды – завались. – Он раздвинул кусты и… оне-мел – навстречу ему высунулась лохматая медвежья морда. Медведь выта-ращил на человека похожие на коричневые пуговицы глазёнки и, шевеля но-сом, схожий на свинячий пятачок, жадно втягивал в себя воздух. Секунды они очумело смотрели друг на друга. Первым очнулся солдат – внезапно он подпрыгнул и дикий вопль, а вслед за ним и звериное рявканье, разорвали тишину.
    Все замерли: Роман с очередной чуркой в руках, в кузове машины, Влади-мир, стоящий у поленницы; женщины с Санькой. Правда, они в этот момент были совсем в другой стороне от машины. В той стороне, где был шофёр, раздался треск, кто-то стремительно ломился через кустарник. Потом к гру-зовику выскочил солдат, с выпученными глазами и перекошенным от страха лицом. Хватая разинутым ртом воздух, подскочил к машине и молниеносно оказался в кабине, захлопнув дверцу.
    - Медведь! Ей богу, медведь!- крикнул Владимир. В этот момент взревел мотор машины, она дёрнулась, отчего Роман в кузове еле удержался на ногах и, проскочив несколько метров, воткнулась в густые кусты. Взвыла двигате-лем и заглохла. Роман, соскочил на землю, подбежал к дверце шофёра и рас-пахнул её. Солдат смотрел на него остекленевшим взглядом, его руки, лежа-щие на баранке, мелко тряслись.
    - Всё…всё… успокойся… - Капитан, оглядываясь, похлопал по руке води-теля. – Мишка убежал, испугался твоего крика. Всё уже позади. – Он вновь попытался успокоить солдата, хотя самому было тоже как-то не по себе.
    Послышался топот, к машине прибежали испуганные женщины и почему-то совсем спокойный Санька. Через пару минут к ним присоединился Вла-димир.
    - Что это было? Какой-то зверь? Что с нашим водителем? – посыпались вопросы на Романа. Услышав, что солдат столкнулся с медведем, они, озира-ясь со страхом по сторонам, стали просить мужей поскорей убраться отсюда.
    - Дорогие наши жёны! Успокойтесь! – попытался их образумить Влади-мир. – Медведь убежал бог знает куда. Я сходил на то место. Вы бы только видели, какую он там кучу навалил со страха, да простят меня дамы за эти подробности. – Он рассмеялся. – Мишка-то от крика нашего солдата так ло-манулся через тайгу, что только треск стоял. Неужели не слышали? – и, видя, что эти аргументы мало действуют на испуганных женщин, пустил в ход по-следний довод: - Вы посмотрите на Саньку. Видите, какой он спокойный… А ведь совсем ещё ребёнок.
    - Саня! – Роман потрепал его по волосам. – Что, совсем не испугался?
    На что тот дёрнул плечами, и небрежно произнёс:
    - А чё бояться-то? Ведмедь, он и есть ведмедь. Они летом на людей не на-падают. Их только бабы боятся. – Солидно произнёс он и с независимым ви-дом цвиркнул слюной на землю.
    - Ну вот, видите… - Владимир развёл руками. – Так что бояться нечего. Сейчас догрузим машину и поедем. Да вот, похоже, и наш солдатик в себя пришёл. – Они оглянулись на водителя. В глазах у того появился осмыслен-ный блеск, он даже попытался неловко улыбнуться, понимая, что в глазах женщин себя показал с не лучшей стороны.
    - Ну, что, пришёл в себя? – спросил Владимир. И когда тот молча кивнул, добавил:
    - Давай заводи мотор и сдавай назад, к поленнице. Нам осталось немно-го… И сразу домой. Понял? Давай, дорогой…
    Им пришлось повозиться ещё с полчаса, чтобы забрать все дрова. Женщи-ны наотрез отказались снова идти искать грибы и ягоды. Наоборот, залезли в кузов и стали помогать Роману раскладывать чурки. Разумно полагая, что медведь точно до них не доберётся. Видя, что они вполне справляются с этой нехитрой работой, он слез с машины в помощь Владимиру. Загрузив «студе-беккер», они накинули на дрова брезент и перевязали их верёвкой. Залезли сами и, окончательно пришедший в себя водитель медленно тронулся в об-ратную дорогу.
    Выходной день соседи потратили на колку дров и укладку в поленницы. Быстро таяла гора чурок под ударами двух колунов. Если Владимиру иногда приходилось несколько раз колотить непокорный швырок, то Роман с маху разваливал толстые берёзовые чурки. Звенел колун, хекал дровосек, нанося точный удар, и покорно разлетались звонкие половинки. Стало жарко, Роман скинул старую форменную рубашку и продолжил колоть, блестя мускули-стым  смуглым торсом.
    - Ну и здоров же ты, сосед! – послышался голос Владимира. Роман огля-нулся – тот смотрел на него с явно скрытой завистью. Сам он был худощав, со слабо выраженными мышцами. Вера, его жена, подшучивая над ним, го-ворила: «тонкий и звонкий, как гвоздь».
    - Я не понял, что ты сказал… - Распрямился Роман, держа в руке колун.
    - Говорю, что на тебе пахать и пахать нужно! – почему-то сердито буркнул сосед.
    - Так оно и есть! – согласился лётчик. – А мы с тобой что делаем? Па-шем… И не только днём, но и ночью… - Ухмыльнулся он и с размаху разва-лил очередную чурку.
    В ответ сосед только головой покрутил, думая, что же тот имел в виду от-носительно ночи. «Ну да, это он о ночных полётах сказал… А что? Прав, ко-нечно. Бывало, придёшь с ночных полётов, как будто отработал смену на тя-жёлом производстве. Хотя сам и не летаешь. А лётчикам, там, в ночном небе, совсем нелегко приходиться, что тут неясного…».
    - Эй, дровосеки! Помощь нужна? – из подъезда выскочили Света с Верой и, смеясь, подошли к мужьям. Те остановились, глядя на них. Потом огляну-лись на поленницы под навесом. Там сиротливо белели остатки прошлогод-них запасов – пару рядов поленьев.
    - Хотите помочь? – воинственно помахал колуном Владимир. – Здесь для вас широкое поле деятельности.. Нужно поленья складывать вон туда. – И колуном показал на навес.
    - Устал, мой хороший? – Светлана платочком промокнула пот на лице му-жа, ладошкой провела по выпуклой груди. Оглянувшись на соседей и видя, что те о чём-то шепчутся, игриво покрутила завитки волос.
    - Девушка… Не будите во мне зверя… - Смеясь, прошептал ей на ухо Ро-ман и чмокнул в щёку. – Не торопитесь… Ещё не вечер…
    - Да ну вас, лётчики-налётчики! – смущённо хихикнула она, принимая иг-ривый тон. – Вечно у вас глупости на уме. А я девушка скромная, и не позво-лю надо мной насмешничать. – И она шутливо шлёпнула его по руке.
    - Эй, эй!.. Работнички! Кончайте амуры разводить! – погрозил им Влади-мир. - Любезничать дома будите, ближе к ночи. Нужно бы до дождя закон-чить работу. Видите, туча подбирается?
    И верно, на западе, где ещё час назад голубел небосклон, потемнело. Ис-синя-чёрное пятно раскинуло перья своих крыльев по горизонту, захватывая на глазах всё новые участки неба.
    Вновь застучали колуны, женщины поспешно принялись перетаскивать поленья, формируя под навесом аккуратные поленницы. Роман, работая ко-луном, поглядывал на раскрасневшуюся Светлану. «Милая моя, милая… Как же тебе тяжко приходится привыкать здесь ко всему… Тебе, профессорской дочке… Всю свою, правда, недолгую, жизнь прожившую в городе, в кварти-ре со всеми удобствами. Где родители не могли надышаться над своим един-ственным ребёнком. Где всё было, в первую очередь, для тебя. Где приходя-щая прислуга делала всю домашнюю работу… - Он ласково кивнул жене, ко-торая бросила  на  него  любящий  взгляд, набирая  очередную  охапку поле-шек. – И вот появляется,  как сказала она, лётчик-налётчик и увозит в далё-кую Тмутаракань. Где ни нормальных квартирных удобств; клетушка, вместо профессорских хором. Где нужно топить печь, стирать бельё, приносить те же дрова, мыть полы, готовить еду.  Где нет театров, филармонии и прочих атрибутов культуры. А единственный очаг такой вот жизни – местный Дом офицеров. Он же театр, где иногда ставят спектакли самодеятельные арти-сты; где крутят раз в неделю фильм, привозимый из районного центра; по-мещение, где проходят все торжества. – Роман, поставив очередную чурку, опёрся на неё колуном. – А ведь могла бы выйти замуж за одного из своих многочисленных поклонников. Могла бы… А что их было вагон и маленькая тележка – ему было понятно сразу. И жила бы спокойно в городе, пользуясь всеми доступными городскими благами. – Он, очнувшись, с маху хватил по чурке. Схватил и поставил на попа очередную…. Но мысли продолжали сверлить его голову. – Но вот нет же… Связала свою жизнь с жизнью рядо-вого военного лётчика. Уехала с ним в этот медвежий угол и безропотно тя-нет эту лямку жены человека, судьбу которого решает не он сам, а какие-то дяди с большими звёздами на погонах в далёких штабах. И за все эти месяцы ни разу не пискнула… Ни разу не пожаловалась, что ей тяжело… Что это? Большая любовь? Или просто благодарность за своё двойное спасение? – он недовольно крутанул головой, сердясь на себя за то, что до сих пор не может найти ответ на этот вопрос. – Да нет же… Конечно, она меня любит! Это чувство просто невозможно так талантливо играть, так притворяться. Я бы почувствовал… Да она и сама бы выдала себя  каким-нибудь неосторожным словом, безразличным взглядом или ещё как-нибудь. Но я ни разу ничего по-добного не замечал. – Он вновь замер, уставившись куда -то вдаль.
    - Сосед! Эй! – он тряхнул головой, и повернувшись, увидел недоумённый взгляд Владимира. – В каких-таких высотах витаешь, товарищ капитан? Всё ли с тобой ладно? – насмешливо поинтересовался тот.
    - Извини… Задумался… - Нехотя признался Роман, ища глазами чурки. Удивился, найдя  около себя единственную, не расколотую.
    - Неужели всё? А где наши помощницы? – поинтересовался он, озираясь по сторонам.
    Сосед так и покатился с хохота: - Ну, ты даёшь…  Они уже с полчаса, как ушли. Вон, посмотри, какую красоту сотворили наши жёны. – Владимир кивнул в сторону навеса.
    И верно, там красовались две поленницы дров, отсвечивая белыми среза-ми. Роман подошёл, провёл ладонью по торцам, вдыхая смолистый запах древесины. – Думаешь, хватит? – повернулся он к нему.
    Тот покачал головой: - Нет…Придётся как-нибудь ещё раз съездить. Что-бы хватило на весь отопительный сезон с гарантией.
    - Надо, так надо. – Согласно кивнул Роман, надевая рубашку. – Как снова договоришься насчёт машины, скажешь…
    - Замётано… Слушай…там жёны готовят званный ужин. Надо бы отметить наши трудовые достижения. Что скажешь, сосед? У меня и бутылочка припа-сена.
    Роман почесал затылок, глянул на часы:
    - Знаешь, мне нужно в столовую сгонять. Вы начинайте, а я подойду по-позже.
    - А без столовой нельзя? Обидишь женщин…
    - Не моя прихоть, Володя.  Как-то пропустил ужин, так на следующий день пришлось целую лекцию от начмеда выслушать. Не хочется лишний раз по-падаться ему на глаза. Начнут потом склонять на полковых разборах…
    - Ну, с горы виднее… - Уклончиво заявил инженер. И с явным неодобре-нием…   
                ГЛАВА   15
  Жизнь военного лётчика регламентирована инструкциями и суточным рас-порядком. Гораздо проще лётчикам, не обременённым семьёй. Утром не про-спишь – в районе шести утра в каждой комнате лётного общежития начина-ют трезвонить звонкие будильники. Тут, хочешь - не хочешь, поневоле про-снёшься. Зарядка, туалет и вот уже стайки молодых пилотов, среди которых затесались закоренелые холостяки – как те ископаемые мамонты, - тянутся в одну сторону – в лётную столовую. А потом кто куда: в медсанчасть, если твоя фамилия занесена в плановую таблицу лётного дня; на теоретические занятия – специфика лётной работы изначально предполагает круглогодич-ную учёбу, с дальнейшей сдачей всевозможных зачётов. А возможно и в спортзал, инициатором занятий в котором стал начальник медсанслужбы полка, полковник Седых. В зависимости от обстановки на рубежах государ-ства, в полках ПВО была своя специфика в отличии от рядовых полков ВВС – круглосуточное боевое дежурство. Пилоты, в составе звена, или пары по четыре часа находились в дежурных домиках в готовности «номер один» и ожидании команды «воздух». После которой нужно было срочно занять ме-сто в кабине перехватчика и по команде с КП взлететь для выполнения бое-вой задачи – перехват или сопровождение потенциального нарушителя воз-душной границы государства.
       Такой распорядок службы, конечно же, вносил некий диссонанс в семей-ные отношения. Не всякая женщина сможет вынести все перипетии такой жизни. Хотя, нужно отдать им должное – в большинстве своём терпеливо не-сли на своих хрупких плечах нелёгкую эту ношу. Кухня, забота о детях, кого в ясли или в садик, всё в быстром темпе, если жена ещё и работает. Нужно позаботиться о своём внешнем виде, ибо женщина всегда и в любых обстоя-тельствах остаётся женщиной. Хочется ей встретить своего уставшего благо-верного, когда он вернётся со службы, не в затрапезном виде, а как полагает-ся ещё молодой женщине: нарядной, и не в старом халате; с губами, слегка тронутыми помадой и припудренным носиком, и чтобы пахло от неё не под-жаренным луком, а чуть уловимым ароматом духов. Что бы муж по достоин-ству оценил, с какими ухищрениями всё это достигалось, учитывая хрониче-ский дефицит в торговле послевоенного времени и специфику этих медвежь-их мест. Но кто-то из жён не выдерживал этих тягот, ломался. Дело заканчи-валось распадом семейных пар и бегством половины ближе к цивилизации. При наличии детей другие женщины иногда превращалась в некое неряшли-вое создание,  встречающая мужа в замызганном халате сверх мятой сорочки, волосы в бумажных бигудях,  да в стёртых тапочках на босу ногу. Попада-лись и такие, что от безделья и скуки пускались во все тяжкие грехи, заводя романы на стороне. Что греха таить, среди мужского сословия в удалённом гарнизоне находилось немало «ловцов» женских душ, вернее тел, которые с упорством заядлых донжуанов тут же делали «стойку», обнаружив новую цель своей неуёмной страсти. А присутствие молодых и здоровых обитателей лётного общежития вносило в это негласное соревнование некую неопреде-лённость: кто был охотником, а кто – жертвой. Вот, поди же, разберись…
    Жизнь в таких городках проходит на виду. Поэтому возникшие отношения недолго держатся в тайне. Кто-то что-то видел, кто-то слышал, и пошла гу-лять по городку новость, обрастая всё новыми и новыми подробностями. Распространителями «жареных» слухов в таких вот компактных проживани-ях всегда были женщины. То ли по сути своей любители чужих тайн, считая большой несправедливостью хранить рот на замке; то ли особы, не получив-шие в своё время  достаточного мужского внимания и чувствующие себя в этом обездоленными, что вызывает у них комплекс неполноценности и тай-ную зависть типа «кому-то всё, а кому-то – ничего».  И как уже подмечено, муж или жена узнают об этом  в последнюю очередь. И тут уж как бог на душу положит… Ибо никто не может знать, как тот или иной человек вос-примет измену своей половинки…
    …Переучивание на новый перехватчик шло своим чередом. Первыми по-лучили допуск к простым полётам командный и инструкторский состав пол-ка. Заводские лётчики-испытатели, отлетав с ними программу ввода, со спо-койной душой улетели к себе, с чувством выполненного долга. И теперь тре-нировками рядовых пилотов занялись свои отцы-командиры. Сами же подо-шли к самому сложному виду тренировок – к ночным полётам и в СМУ.*       
    Ночь выдалась звёздная. Роман вышел в коридор из штурманской, где проходили предполётную подготовку лётчики перед ночными тренировками. Капитан Мишин, командир звена из первой эскадрильи, стоял у тёмного ок-на, уставившись куда-то взглядом.
    - Ты чего такой смурной, Пётр? – обратил внимание Ястребов на осунув-шиеся лицо, запавшие и тусклые глаза лётчика. – Не заболел?
    Тот отрицательно мотнул головой, бледная улыбка скользнула по его лицу.     – А-а, - махнул рукой и, не сказав больше ни слова, сгорбившись, прошёл мимо Романа к выходу. И тут он вспомнил, как однажды придя домой, столкнулся в коридоре с соседкой Лидией, выскочившей из дверей их комна-ты.
    - Привет, сосед! – изобразив на остроносом личике приветливую улыбку, она, что-то напевая, скрылась на кухне.
    - Чего это она приходила? – спросил он жену, которая, увидев входящего  Романа, счастливо улыбаясь, выскочила из-за стола. Он чмокнул Свету в щё-ку, фуражку повесил на вешалку, стянул сапоги и сунул ноги в мягкие тапоч-ки, стоявшие у порога.
    - Соли попросила… - Жена как-то по-особенному посмотрела на него. Ро-ман сел на стул и мягко притянул её к себе. – Ну, как ты тут? – он уткнулся лицом ей в грудь и почувствовал, как  она тяжело задышала, прижимая к себе его голову.
---------------------------------------------------------
*СМУ – сложные метеоусловия. (Авт)   

    Роман откинулся на спинку стула, посмотрел на неё:
    - Накинь крючок… - Шепнул он ей и, глядя, как она, пряча вспыхнувшее румянцем лицо, пошла к двери, стал раздеваться…
    Потом они лежали, прижавшись друг к другу, умеряя неистовое биение своих сердец. Света посмотрела на него и, чему-то улыбнувшись, потёрлась щекой о его плечо:
    - Знаешь, милый, что мне рассказала Лидия?
    - Да уж могу себе представить, что она могла тебе рассказать. – Усмехнул-ся он. – Очередную сплетню, что же ещё. Ты её поменьше слушай, иначе превратишься в такую же…
   - Нет, такой я никогда не стану. Просто…просто я не могу иногда понять поступки людей. – Она внимательно глянула ему в глаза: - Здесь всё на ви-ду… Почему  люди не задумываются о том, что все об этом узнают?
    Роман пожал плечами: - Видимо, им на это наплевать.
    - Ты, наверное, знаешь лётчика, по фамилии Мишин?
    - Конечно. Капитан Мишин - командир звена, как и я, только в другой эс-кадрильи. А что с ним такое?
    - Да не с ним, а с его женой. Она  в Доме офицеров занимается художест-венной самодеятельностью.
    - Знаю я её … - Он вспомнил эту вертлявую особу, которая однажды, когда он был ещё холостяком, как-то на вечеринке пыталась его соблазнить. При-гласила его на белый танец и так прижималась к нему, что он почувствовал себя неловко, помня, что тут же за столом сидит её муж, такой же лейтенант. Потом, при встречах, она ехидно улыбалась, явно досадуя, что её домогания были отвергнуты. – И что?
    - Ну… В общем уборщица увидела, как она с каким-то офицером занима-лась в костюмерной… - Светлана  запнулась, видимо, подыскивая подходя-щее выражение.
    - Чем занималась? Репетицией, что ли? – прикинувшись простачком, спро-сил Роман, уже для себя представляя, чем могла заниматься жена Мишина с каким-то офицером.
    - Ага, репетицией… Как бы не так…- Заметив его усмешку, рассердилась и кулачком стукнула его по груди. - Да ну тебя…
    - Ладно, ладно… Успокойся. – Он обнял её и поцеловал. – Я уже понял, что они там делали среди костюмов. Что за офицер-то был?
    - Из штаба. Лидия его называла… как-то странно… - Светлана наморщила лоб, вспоминая. – Он не лётчик, но какой-то важный…
    Роман перебирал в памяти всех офицеров штаба. – «Не он… этот тоже не подходит…» Внезапно его словно шилом ткнули:
    - Может, соседка сказала - «особист»?
    - Да-да! Она так и назвала его.

    Муж усмехнулся:  - Майор Дроздов в своём репертуаре. А ведь ты его зна-ешь, моя милая…
    - Откуда? – посмотрела на него Света.
    - Помнишь, на девятое мая вечером мы были в Доме офицеров на танцах?
    - Да, танцы помню.
    - Он тебя приглашал… Ты, потом, сказала, что у него рыбьи глаза, и вооб-ще он неприятный тип. И ещё что-то о его взгляде…
    Света удивлённо округлила глаза: - Так это он?
    - Он, он… Ещё тот тип. – Кивнул Роман. – Гроза шпионов «майор Про-нин» и женский волокита в одном флаконе. Ему уже доставалась от мужей, к жёнам которых этот гарнизонный ловелас проявлял интерес. И которого му-жья прихватывали в довольно двусмысленных ситуациях со своими жёнами.
    - Наверное, они сами давали повод для его притязаний. Хотя… - Она вспомнила, как несколько раз сталкивалась с ним на улице. И этот его лип-кий, раздевающий взгляд, которым он смотрел на неё. – Она невольно со-дрогнулась.
   -Что с тобой? – спросил муж. – У тебя такой вид, как будто ты что-то вспомнила, связанное с этим хмырём.
    - Пару раз видела его на улице. Городок-то у нас маленький. Можно столкнуться с одним человеком несколько раз за день.
    - Это верно, городок у нас маленький… - Согласился Роман. – И что? Пы-тался за тобой приухлестнуть?
    - Да нет, просто этот его взгляд… Словно пытается съесть тебя.
    - Подавится… - Процедил муж.
    Светлана засмеялась: - Верно, мой Отелло. Мы ему не по зубам…
    … Этот разговор вспомнил Роман, глядя в спину уходящего капитана Ми-шина. Случилось это ночью, в самый накал полётов. Риск… Он всегда при-сутствует в таком виде человеческой деятельности, как лётная работа. Тем более, если это военная авиация, и особое место в этом диапазоне риска за-нимают пилоты истребителей. В экипаже бомбардировщика, как правило, два пилота, штурман, бортмеханик, радист. В одноместном истребители обя-занности целого коллектива выполняет один человек – его пилот. Таким об-разом, в полёте риск для него возрастает многократно. И если пилот хорошо подготовлен, устойчива его психика, то возникающие сложности он решает своевременно, грамотно, сохраняя при этом хладнокровие, сосредоточен-ность и уменье. То есть уменьшается риск развития аварийной ситуации. Но если в голове постоянно свербит одна и та же мысль, не имеющая никакого отношения к полёту и человек не может избавиться от неё,  то жди беды.
    Истребитель капитана Мишина, грамотного пилота и  опытного ночника, заходил на посадку. Вот он вышел в створ приводных радиостанций, и начал снижение  по глиссаде. Голубой луч посадочного прожектора хлестнул по посадочной полосе, разрывая ночную темноту. Что послужило толчком для его ошибки, потом приходилось только гадать аварийной комиссии. Скорее всего, это была пресловутая «бытовуха», гвоздём засевшая в голове обману-того мужа, о чём, конечно же, никто не подумал. При выполнении захода на посадку всё решают доли секунды, особенно у самой земли. Капитан заторо-пился, рано перевёл РУД в положение «малый газ» и потерял скорость. Ма-шина закачалась и свалилась на крыло. Зацепив им землю, самолёт закувыр-кался, разрушаясь, не дотянув до полосы какую-то сотню метров.
    Роман, закончивший тренировочную программу, находился на КДП, на-блюдая за полётами других лётчиков. В какой-то момент, огни фар и АНО* на концах крыльев истребителя нырнули вниз и исчезли, и тут же беззвучная вспышка огненным клубком взбугрилась неподалёку от торца полосы… Об-ломки истребителя разбросало на десятки метров,  среди них и было обнару-жено обгоревшее и изуродованное тело капитана Мишина.
    Едва рассвело, как на месте катастрофы стала работать комиссия, рассле-довавшая обстоятельства, повлекшие за собой гибель лётчика и разрушение нового истребителя. Члены комиссии рассматривали следы столкновения са-молёта с землей, пропаханную глубокую борозду, скорее всего, крылом, ме-сто взрыва. Обменивались между собой мнениями вполголоса, словно боясь кого-то потревожить.
    Картина катастрофы по разумению комиссии выглядела следующим обра-зом: допустив ошибку, капитан Мишин отреагировал с запозданием. Теряя скорость, а она была около двухсот километров в час, он двинул РУД вперёд, но замедленная приёмистость реактивного двигателя не дала эту ошибку тут же исправить. Самолёт, задевший крылом землю, перевернулся, ударился ка-биной о землю, фюзеляж разрушился, вспыхнуло топливо
    Как было на самом деле, уже никто никогда не узнает. Может быть так, как сделала свои выводы комиссия, а может быть и нет. Самолёт превратился в груду обгорелых обломков, пилот погиб и уже ничего не расскажет.
.    Командир полка ходил с почерневшим лицом. Бог бы с ним, с потерянным самолётом,
на заводе сделают другой, это поправимо.  Погиб человек, которого в этот живой мир не вернуть. И неважно, что кому-то он, возможно, не нравился, был не всегда угоден началь -
ству, ссорился с близкими… Но был живой человек – целый мир, и теперь его нет.
    В полдень из краевого центра прилетело начальство. Стали ворошить до-кументы, показывающие уровень подготовки лётного состава в полку, в пер-вую очередь капитана Мишина, техническую документацию самолётного парка. Словом, искали причину аварии и, конечно же, виновных. Вспыхива-ли жаркие перепалки, споры. Высказывались предполо-
жения, что были неполадки с самолётом. Естественно, инженерный состав полка отрицал такую возможность,  возмущённо доказывая, что подготовка   
матчасти всегда велась согласно документам, а причину нужно искать в орга-
--------------------------
*АНО – аэронавигационные огни на самолёте.(Авт). 
низации полётов. Лётное командование в свою  очередь  утверждало,  что ка-питан Мишин был на  хорошем  счету,  своевременно проходил  тренировки,  проверки, подтверждая  квалификацию.  Всё это  зафиксировано в соответст-   
вующих документах. Но никто даже и не подумал о его душевном состоянии. А ведь это могло быть основной причиной катастрофы.
    Закрытый гроб, обтянутый красной материей, с лежащей на нём лётной фуражкой, был установлен в Доме офицеров. Тонкий ручеёк жителей воен-ного городка тёк мимо скромного постамента в тишине, нарушаемый иногда лёгким шепотом, да шагами людей. Роман с женой прошёл мимо гроба, в из-головье которого стояла вдова, одетая во всё чёрное. Он посмотрел на её спокойное лицо без единой слезинки на глазах, и внезапно его охватила такая ярость и злоба на эту подлую бабу, что он стиснул зубы и непроизвольно сжал руку жены, отчего Света чуть слышно ойкнула. «Бездушная стерва… Хотя бы на людях не показывала своё безразличие в отношении мужа…И тем более к его смерти…». Он отвёл взгляд от неё и постарался не смотреть в её сторону и на кладбище. Мелодия небольшого гарнизонного оркестра плы-ла щемящей волной в воздухе, наполняя сердца грустью и тоской. Громых-нул троекратный залп отделения солдат роты охраны аэродрома, ветер разве-ял дым выстрелов и на небольшом холмике свежевырытой земли встал скромный памятник – стальная пирамидка с красной звездой наверху – по-следний приют и память о капитане Мишине.
    Гибель лётчика и его похороны так потрясли Светлану, что придя домой с кладбища, она горько разрыдалась. Роман едва смог её успокоить. Глядя на заплаканное лицо жены,  он, обняв её за содрогающиеся от рыданий плечи, шептал: 
    - Успокойся, моя родная, прошу тебя… Ну, же, радость моя, перестань… Не плачь…
    Она, посмотрев на него глазами, затуманенные слезами, простонала:
    - Если с тобой что-то случится, я не переживу… Слышишь? Без тебя не смогу дальше жить… - И горько заплакала вновь, уткнувшись головой ему в грудь. А ночью, ласкала его так, как будто хотела отлюбить за всю остав-шуюся жизнь.


                ГЛАВА   16
    Роман накрутил несколько цифр, набирая телефон гарнизонной школы.
    - Алле? – раздался жеманный женский голос. – Учительская у аппарата.
    - Целая учительская? – усмехнулся он. – А небольшой кусочек от неё мож-но услышать?
    На другом конце наступило молчание, кто-то осмысливал сказанное.
    - Непонятно, что вы хотите? – уже недовольно спросил всё тот же голос, явно ничего не поняв.
    - Позовите к телефону Светлану Ястребову. Пожалуйста… – Добавил он, поняв, что женщина явно не в ладах с юмором. И улыбнулся, услышав такой родной голос жены.
    - Здравствуй, моя родная! – не скрывая радости, сказал он.
    - Рома? – прозвучало в ответ. – Что-то случилось?
    - Да нет… Просто ухожу на дежурство, и встретить тебя дома не смогу. Вот, решил тебя предупредить.
    В трубке тяжело вздохнули: - Спасибо, что позвонил. Будь там поосторож-нее…
    - Я всегда осторожный. Не беспокойся… Когда-то давно мне нагадала цы-ганка, что я доживу до глубокой старости. – Решил успокоить её Роман 
    - Цыганки все обманывают, им бы только деньги выманить. Неужели со-ветские лётчики верят этим ворожеям? – подколола его Света.
    - Всем не верят, но тогда была не просто цыганка, а сербиянка. – Уточнил он.
    - Ну-у, если сербиянка, то это другое дело… - Засмеялась Света. – И всё равно, будь, пожалуйста, поосторожнее… Там, наверху… - Уточнила она.
    - Хорошо, мой генерал! –  он шутливо гаркнул в трубку. – Мы им покажем, пусть только сунутся!
    - Ты только возвращайся… - Грустно прозвучало в ответ и ему вдруг стало стыдно за этот грубый юмор.
    - Я тебя люблю… - Произнёс он нормальным голосом. – Очень…очень…
    - И я тебя… - Тихо прозвучал её голос. – Прости…  Мне нужно идти, урок начинается…  Я буду ждать тебя…
       Дежурная пара – капитан Ястребов и лейтенант Костин - один из близне-цов - коротали время за шахматной доской. Роман почесал затылок, глядя на неприглядную ситуацию, складывающуюся для его короля. Через несколько ходов намечался мат. И тут из динамика послышался голос РП:
    - Дежурной паре занять боевую готовность!
    Лётчики переглянулись и, схватив шлемофоны, кинулись к стоянке пере-хватчиков. Заскочив в кабину, Роман щёлкнул застёжкой парашюта, подтя-нул привязные ремни кресла, подсоединил связь и проверил подачу кислоро-да в маску. И тут же в наушниках прозвучала команда: - Пятнадцатому и двадцать первому – «воздух»!
    Тронув свой «МиГ» с места, он краем глаза увидел выруливающего за ним  ведомого. Грохот взревевшего реактивного двигателя напрочь отмёл из соз-нания все земные мысли. Оторвавшись от полосы, Роман ввёл перехватчик в правый разворот, логично полагая, что идти придётся на юго-восток. И не ошибся, штурман наведения не заставил себя долго ждать: -  «Стрижи»! Курс сто двадцать, высота шесть тысяч! Я – «Астра».
    Пара шла на форсаже, глотая километры ночного неба – впереди была цель, которую нужно было обнаружить. А обнаружив, заставить сесть на на-шей территории. При неподчинении - применить оружие, другого не дано. В этом и заложен смысл боевого применения авиации ПВО.
    - «Стрижи»! Курс сто тридцать пять, высота десять! Переходите на вторую кнопку – данные принимайте от станции на побережье. Позывной – «Аргус»! Как поняли? -  вновь послышалось в наушниках.
    - «Стрижи» поняли, переход на вторую кнопку. – Отозвался Роман, дово-рачивая «МиГ» на новый курс. Он перешёл на другую фиксированную ра-диочастоту и нажал кнопку передатчика: - «Аргус»! «Стриж-15» на приёме! Жду указаний.
    Через шорох и треск в шлемофоне раздался басовитый мужской голос:
    - «Стриж-15», я – «Аргус»! Вас вижу. На высоте десять курс сто шестьде-сят пять.
    - «Аргус»!  «Стриж-15» понял, курс сто шестьдесят пять. – Он свалил ис-требитель на крыло и тут же выровнял – стрелка гирокомпаса зафиксирова-лась на заданном курсе. Капитан оглянулся назад и удовлетворённо улыб-нулся – близнец следовал за ним, как привязанный, сзади и чуть левее.
    «Ясно… Нарушитель следует с северо-западным курсом на большой высо-те. Штурман выводит нас в точку  перехвата». Он на миг представил себе ра-диолокационную станцию неподалёку от побережья, блок управления, за-темнённую комнату со светящимся экраном, по которому вращается луч раз-верстки. Помощник оператора вносит данные по самолёту-нарушителю и па-ре перехватчиков, фиксируя время, их курс, высоту и скорость на прозрач-ный лист большого планшета.  Глаза офицера внимательно всматриваются в зеленоватое свечение, ища на нём яркую точку засветки цели. Цели, которая приблизилась к границам страны с явно недружественными намерениями. И которую нужно заставить убраться отсюда, или уничтожить, дабы другим неповадно было.
    Пара перехватчиков мчалась к побережью Приморья. Ровный, чуть слыш-ный гул двигателя, полная луна, льющая сверху блеклый свет, белый слой облаков внизу и вокруг спокойный безмятежный воздух -  всё навевало чув-ство умиротворения. Роману, оцепенело смотревшему на это великолепие, внезапно пришла в голову странная мысль, что он один в этом мире, ничего больше в нём нет. Ни тебе земли внизу,  ни моря впереди, ни самолёта-нарушителя – только он подвешен в этом эфемерном пространстве в тонкой ненадёжной скорлупке. От этой мысли у него пробежали мурашки по спине. И вспомнил слова своего первого инструктора: «Иногда в ночном полёте мо-гут возникнуть странные ассоциации, проще – зрительные и психологиче-ские иллюзии: потеря реальности происходящего или пространственного по-ложения. Это опасное явление. Нужно на короткое время посмотреть вниз, на пол кабины. Проверенное средство, запомни…».
    «Что за бред…», - он тряхнул головой, зафиксировал в руке ручку управ-ления и глянул вниз: «вот мои ноги, на педалях; дюраль пола, отполирован-ная до блеска каблуками…».
Перевёл взгляд на приборы – стрелки не шелохнутся. Вновь оглянулся назад – «МиГ» близнеца на своём месте.
    - «Двадцать первый»! Как ты? – спросил он лейтенанта.
    - Всё в норме! – мгновенно отозвался тот. «Вот и хорошо, и у меня ника-ких иллюзий…». Капитан бросил взгляд на приборы – самолётные системы работали без отклонений. Размышления прервал голос штурмана наведения:
    - «Стриж -15»! Цель вошла на нашу территорию. Следует тем же курсом со скоростью пятьсот. Предположительно РБ-29.Удаление до точки перехва-та  сорок пять. Сближение под углом восемьдесят градусов. Готовьтесь… Я – «Аргус»!
    - «Стриж-15» понял! - капитан включил подсветку радиолокационного прицела, отбросил предохранительную планку с гашетки пушек. «Мы, как пионеры, всегда готовы! Старый знакомый по Корее…», РБ-29…Он усмех-нулся, вглядываясь в ночное небо – нарушитель должен появиться впереди слева. Силуэт для него не новый – сколько раз он видел эти американские самолёты под разными ракурсами и днём, и ночью. Всмотрелся в прицел – ничего. Вновь до рези в глазах стал просматривать квадрат неба, где должен нарисоваться вражеский разведчик.
    - «Стриж-15»! Цель выполняет левый разворот и начинает уходить в сто-рону моря. Вероятно, они вас обнаружили. Через десять минут уйдут в ней-тральную зону.  Я – «Аргус»!
    - Вас понял, я – «Стриж-15»!  Продолжаю преследование!
    - Между вами - тридцать! Нарушитель снижается. Следуйте тем же кур-сом!
    - Выполняю!
    В какой-то миг ему показалось, что видит в лунном свете серебристый крестик проекции самолёта-нарушителя и тянущийся за ним дымный след от двигателей. Он сжал на мгновение веки, потом вновь всмотрелся – ничего. Глянул в прицел и увидел на обрезе экрана маленькую светящуюся точку. «Вот ты где, голубчик…», - обрадовался, было, он, но тут же понял, что до нарушителя шесть километров. И сближение идёт медленно, несмотря на то, что скорость его «МиГа» в два раза больше. А это значит, что перехват не со-стоялся. С досады хотел плюнуть, но вспомнил, что на нём кислородная мас-ка. Утешало одно – нарушитель убрался восвояси с нашей земли.
    - «Стриж-15»! Нарушитель покинул нашу территорию. Разворот влево на курс триста двадцать пять! Следуйте на свою базу! Я – «Аргус»!
    - «Аргус»! Разворот на триста двадцать пять. Выполняю. Я – «Стриж-15»! – Роман завалил самолёт в левый крен…
     Луна над горизонтом резво скакнула в правую сторону. Метнувшиеся синхронно вслед за ней звёзды заняли свои места. Он облизал сухие губы – следствие вдыхаемого кислорода, - выключил прицел, вспомнив просьбу ин-женера эскадрильи беречь бортовое радиоборудование. «Через пятнадцать минут сядем». Он даже зажмурился при мысли, как он придёт домой и жена при встрече обнимет его горячими руками и сонно прошепчет: «ты принёс мне звёздочку с неба?»…
    …За дверью вовсю гремела музыка. В коридоре Роман смёл снег с кро-личьей шубки жены, стряхнул свою шапку и расстегнул шинель. Послышал-ся смех, дверь распахнулась и на пороге появилась виновница торжества. Жена командира эскадрильи Оксана, жизнерадостная украинка. Высоко взбитые волосы по моде, выщипанные брови и сочно накрашенные губы,  яркое платье из японского шёлка плотно облегало пышные формы молодой женщины. При виде очередной пары гостей она мило улыбнулась, подстави-ла щёку для поцелуя. Восторженно вскрикнула, развернув газету, в которую был завёрнут подарок – коробочка духов «Красная Москва», которую Света привезла с собой. Духи появились в продаже совсем недавно и пользовались бешеной популярностью. Роман протянул «довесок» - бутылку шампанского.
    - Добрый вечер, ребята! – в дверь высунулась голова Николая Рябова, му-жа именинницы: - Оксаночка! Ты почему держишь гостей в «предбаннике»?
    - Мы только что зашли, Сергей Иванович! – объяснил Роман, помогая жене снять шубку. – Полчаса назад вернулся с дежурства и сразу к вам.
    - Давайте, давайте! Только вас ждём. – Глаза комэска возбуждённо блесте-ли. Было видно, что муж, в преддверии веселья, уже успел слегка прило-житься к рюмке.
    - И куда это ты спешишь, лышенько мое? – всплеснула полными руками Оксана. – Як тот голый у баню. У кого день рождения? Хто тут сёдня коман-дуе? – она подбоченилась и грозно посмотрела на него.
    - У тебя, моя королева! – он шутливо вздёрнул вверх руки. – Ты – коман-дир!
    - То-то же! – погрозила супруга пальчиком. Подхватив под руку Светлану, она проследовала в комнату, где стоял накрытый праздничный стол, а вокруг гомонили гости. Приглашённых было десятка полтора. В основном семейные пары, и только двое  холостяков: штурман наведения - полноватый блондин - капитан Истратов; да командир ОБАТО – отдельного батальона технического обслуживания – майор Углов. Если капитан был закоренелым холостяков, то майора сделала таковым жена. После поездки в санаторий, она через неделю собрала вещички и укатила из гарнизона. Как объяснил майор - не вынесла тягот и лишений местной жизни. Злые языки утверждали совершенно другое, мол, променяла она майора на моряка. Ходил тот в загранку, привозил ей модные шмотки и месяцами не был дома, что её вполне устраивало. Коль жена его была женщиной, не лишённой некоторых слабостей, то такой муж позволял ей разнообразить личную жизнь в шумном портовом городе без всяких ограничений. И она этим пользовалась на всю катушку. Майор в душе даже порадовался, что расстался с ней, когда до него дошли слухи о её пове-дении со слов своего сослуживца, который и рассказал ему всю подноготную о бывшей…
    Новых гостей встретили возгласами и шутливыми замечаниями. С шумом разместились за столом, и веселье началось. Череда тостов сопровождалась взрывами хохота и весёлыми, порой довольно смелыми, высказываниями. Мужчины бурно это комментировали, иногда вгоняя в краску жён, что было в начале застолья, потом степень подогрева градусами сделало своё дело – разговоры пошли непринуждёнными, взгляды более чем откровенными. И события стали разворачиваться совсем неуправляемо. Хмельной весёлый гул стоял в квартире комэска. В жизни лётчиков такое встречается довольно ред-ко, учитывая специфику их работы. Для таких случаев выбирали обычно субботу, потом следовало воскресенье – выходной день. Понедельник же в авиации – день матчасти, этот временной период позволял привести свой ор-ганизм в нормальное состояние для прохождения врачебного осмотра перед полётами. Конечно, были прецеденты, когда иногда и выпивали среди неде-ли, как говорили, при закрытых ставнях. Но это были единичные случаи. Везло с весельем не всем. Кто-то должен был осуществлять боевое дежурст-во, кто-то обеспечивал работу в это время на земле – как кому везло при рас-кладе.
    Хмельное сделало своё дело, душе гостей затребовалась музыка. Стол придвинули к стене, кто-то завёл патефон и голос Вертинского поплыл в воз-духе своим неповторимым тембром – «В бананово-лимонном Сингапуре…». Несколько пар, покачиваясь, плыли по полу в такт слащаво-грустной мело-дии. Женщины, обмахиваясь платочками, оживлённо обсуждали последние гарнизонные новости, не забывая при этом зорко подмечать наряды соседок. Мужчины по очереди выходили в коридор покурить.
    - Вот ты скажи мне, Роман… - Капитан Карпов, глядя на него хмельными глазами, ухватил его за пуговицу кителя. – Ты воевал в Корее… Что за вояки эти америкосы? Стоящие?
    Роман улыбнулся, заметив взгляд Светы, стоявшей рядом с именинницей. Повернулся к собеседнику и пожал плечами: - Как тебе сказать… При чис-ленном превосходстве лезут нахрапом. На равных же в драку стараются не влезать, а поскорее убраться. Что касается выучки, то подготовка наших пи-лотов не хуже, а кое  в чём даже лучше.
    - В чём же? – не отставал он него тот.
    - Послушай, Василий! Давай поговорим на эту тему в другой раз. А то же-на рассердится, что не приглашаю её на танец. Договорились?
    Карпов развёл руками: - О чём разговор, Рома! Жена – это святое… Валяй, а то кто-нибудь опередит. Тут многие не прочь ухлестнуть за хорошенькой чужой женой. А у тебя она даже очень …  – Он мотнул головой. – Кстати, вон один из них! Лёгок на помине…
    Роман проследил за его взглядом и увидел майора Дроздова. В штатском костюме и при галстуке, тот подойдя к Оксане, что-то сказал ей, вручив свёр-ток, отчего именинница, зардевшись, повела рукой, приглашая нового гостя за стол. От внимания Романа не укрылось и то, что лицо майора потемнело при виде «особиста». Но положение хозяина дома обязывало проявлять гос-теприимство, и комэск, любезно улыбаясь, пожал тому руку.
    Гости вновь заняли места за столом, опоздавшему налили «штрафной» стакан. Тот разлился соловьём, хваля хозяйку и откровенно пялясь наглыми глазами на её пышный бюст, отчего у майора задвигались желваки на скулах. Закончив тост, «особист», манерно оттопырив мизинец, осушил стакан и, ух-ватив солёный огурец из чашки, сел.
    Зазвенели рюмки, застучали вилки, и застолье покатило по накатанной ко-лее. Тут и там гости, дружно организовавшись в маленькие компании по ин-тересам, неспешно вели разговоры, не забывая подливать себе и соседям спиртное. Отрывки разговоров со всех сторон свивались в клубок,  в котором трудно было уловить что- то законченное.
    - Капитан! – на плечо Романа легла рука и он, повернувшись, наткнулся на нетрезвый взгляд соседа – штурмана наведения. - Скажи, капитан! Ты везу-чий? Веришь в судьбу?
    Роман оглянулся на Светлану – та была занята беседой с именинницей. И он вновь повернулся к штурману: - Сложно ответить… Скорее всего – везу-чий, а вот насчёт судьбы… - Он пожал плечами. – Не знаю… Скорее всего – нет.
    Штурман сморщился, словно от зубной боли: - Знаешь, капитан, я тоже ко-гда-то не верил…  Думаешь, я родился штурманом наведения? – он хмыкнул и помотал пальцем перед собой. - Не-а…Я тоже был истребителем  Начинал на «Яках», последний выпуск училища конца войны. Попал вот сюда, на войну с косоглазыми …  - Он, проливая водку на стол, налил рюмку себе и Роману.   
    - Нашу шестёрку зажали под Порт-Артуром десятка два японских «Зеро», были у них такие истребители. – Он икнул и глянул на Романа осоловелым взглядом: - Японцы не досчитались восьмерых сбитыми.  Из наших выжил я один. Серёгу Николаева и Пашку Звонарёва убили, когда те выпрыгнули из горящих машин. Расстреляли в воздухе, под куполами парашютов. Представ-ляешь, капитан? Безоружных…болтающихся на стропах… Гниды косогла-зые…- Он взял рюмку и махом опрокинул её в рот. Хрустнул огурцом. – Вот скажи? Как это можно? Поймать в прицел беспомощного человека и нажать гашетку бортового оружия? В голове не укладывается…Подлые скоты… Уб-людки… - Штурмана затрясло. Он пошарил глазами по столу, дрожащей ру-кой схватился за бутылку. Роман мягко забрал её: - Позволь, я налью… - На-полнив рюмки, он поднял свою:
    - Давай, капитан, помянем твоих погибших друзей! Не чокаясь…- Выпил  и увидел благодарный взгляд штурмана. Тот медленно выцедил водку. Вы-пив, и не закусив, продолжил свой рассказ, найдя в Романе благодарного слушателя. Видимо, давно ему хотелось излить свою душу, просто не было подходящего случая.
   - Меня подожгли под занавес, последним.  Но перед этим я успел сбить па-ру косоглазых. Потом они навалились скопом и изрешетили мой «Як», слов-но в тире. Когда выпрыгнул, то затянул прыжок, перед войной занимался в парашютном кружке. Это меня и спасло. Упал в море и чуть не утонул. Из воды вытащили моряки с торпедного катера. С пробитой грудью и перебитой ногой. Так и закончилась моя лётная жизнь. - Штурман стукнул кулаком по столу, отчего зазвенела посуда. На звон обернулся хозяин, но заметив успо-каивающий жест Романа, отвернулся.
     - Видно, я и в самом деле оказался везучим. С тех пор верю в судьбу. Да-да, капитан, верю. И ещё уяснил одно: никогда не играй с ней в очко. Всегда будешь в проигрыше…Так-то, капитан… - Он мрачно посмотрел на собесед-ника влажными глазами. Видно, воспоминания прошлого - особо гибель дру-зей, и выпитое так повлияло на штурмана, что он расчувствовался почти до слёз. Роман сочувственно посмотрел на него, отлично понимая его состоя-ние. Ему, совсем недавно, в Корее, пришлось переживать подобное. Он вспомнил погибших парней, и в первую очередь – Ивана Селивёрстова…
    - Некрасиво отказывать в такой мелочи, моя дорогая. Тем более этому мужчине, он же у нас на особом положении…- Певуче послышалось рядом. Сочетание слов «на особом положении» насторожило Романа и он повернул-ся в другую сторону. Рядом с его женой стоял «особист», внимая словам именинницы, на тонких губах змеилась ухмылка. Светлана повернулась к мужу с немым вопросом. И он, виня потом себя за то, что позволил ей пойти танцевать с майором, пожал плечами, «мол, решай сама». Колеблясь, жена поднялась со стула и под музыку знаменитого танго «Утомлённое солнце» вошла в круг танцующих пар сопровождаемая «особистом». Роман отвернул-ся к столу, взял в руку рюмку, но выпить не успел – послышался звонкий звук пощёчины и гневный дрожащий голос жены: 
    - Как вам не стыдно!  Вы хам, майор!
    Музыка стихла, в комнате нависла гнетущая тишина. Светлана быстрыми шагами, с пылающим румянцем на щеках, вернулась к столу, села и…заплакала. Роман, ошеломлённый этим, положил руку на содрогающееся от рыданий плечо жены: - Что случилось, родная?- спросил он, понимая, что его жену обидели. И что виновник этого – «особист».
    Волна гнева ударила ему в голову. Ещё не зная, как поступить, он встал, ища взглядом обидчика. А когда увидел его, рядом стоял хозяин, командир эскадрильи. Внешне спокойный, но было видно, что с трудом сдерживает се-бя – гневные глаза, на скулах перекатываются желваки. Он ухватил Дроздова за руку:
    - Я не потерплю, майор, чтобы здесь обижали моих гостей. Тем более женщину, жену моего лётчика. Ты сейчас попросишь у неё прощения и уй-дёшь. Понял?
    «Особист» вырвал локоть, пригладил волосы, ехидно ухмыльнулся:
    - Ты чего тут выпендриваешься, комэск? Я буду просить прощения? У ко-го? У этой, что ли? – он кивнул в сторону Светланы, всхлипывающей за сто-лом, и скривил губы в презрительной улыбке:
    - Да ты, видать, с дуба рухнул, майор… – Дроздов отступил на шаг назад и демонстративно смерил его с ног до головы. – Хочешь проблем на свою зад-ницу? – и, видя, как багровеет лицо майора, ехидно добавил: - Сядь и сопи себе в две дырки, пока я не рассердился. А то я могу напомнить про кой-какие твои художества. – И злорадно расхохотался, заметив, как краска схлынула с лица хозяина. Вокруг послышался ропот. Такого никогда не бы-ло, чтобы на вечеринке обижали кого-нибудь, да ещё и женщину. И при этом угрожали мужу именинницы.
    …Посмотри на него… ни стыда, ни совести… представитель органов, на-зывается… гнать таких надо… - Неслось со всех сторон. Дроздов внезапно почувствовал, как чьи-то пальцы, словно клещи, вцепились в руку.
    - Эй, ну-ка пусти! – заорал он, пытаясь вырваться. Оглянулся назад и уви-дел гневное лицо Романа. – Пусти, говорю!
    - Идёмте, товарищ майор! – спокойно произнёс тот, но таким тоном, что «особист» невольно поёжился. – Как видите, вам здесь уже не рады. Идёмте, идёмте… - Повторял он, таща упирающегося майора к двери. – Мне вам нужно сказать пару слов. – Открыл дверь и, вытолкав особиста в коридор, услышал голос комэска:
    - Капитан! Держи себя в руках!
    Роман молча кивнул, захлопнул дверь и повернулся к майору. Отпустил его руку, тот, кривясь, потёр её, шипя сквозь зубы: - Синяк теперь будет… Что тебе от меня надо, летун? Может, на дуэль вызовешь?
    Капитан хмыкнул: - На дуэль, говоришь? – и покачал головой. - Таких на дуэль не вызывали. Таким просто били морду.
    - Да было бы за что… - «Особист» гнусно ухмыльнулся. – Подумаешь, же-ну твою по ж… погладил. Не выдержал, уж больно аппетитная…- Ехидно проронил он, прищурившись. – Не полезешь же ты за это в драку? Да ещё на представителя органов? – в этих словах отчётливо послышалась угроза. 
    - Ну, ты и мразь!.. – Роман, поняв намёк Дроздова, просто не выдержал. Левой рукой схватил его за лацкан пиджака и вполсилы ударил в скулу пра-вой, без размаха. Улетев в угол на ящики с картошкой,  тот головой свалил на себя цинковую ванну, которая со звенящим грохотом упала на пол.
    Открылась дверь, в проём высунулись любопытные лица гостей. Командир эскадрильи только покачал головой, увидев эту картину: майора Дроздова, сучащего на полу ногами и, пытающегося встать и стоящего над ним капита-на Ястребова со сжатыми кулаками.
    - С него хватит, Роман. Остынь… Потом вони не оберешься. Айда за стол! – и видя, что тот медлит, громко рявкнул: - Капитан Ястребов! Отставить! Ко мне, шагом марш!
               
    Когда тот подошёл к двери, обнял его за плечи и почти втащил в комнату. Перешагнув порог, Роман оглянулся. «Особист» наконец-то встал и, злобно глядя на него, прошипел:
    - Я это тебе припомню. Ты ещё будешь у меня в ногах валяться! А твою бабу в своё время я поимею… - И он обеими руками продемонстрировал свой намёк. Роман, было, дёрнулся назад, но комэск твердо пресёк его наме-рение: - Плюнь и разотри…
    
                ГЛАВА   17
    - Это покушение на представителя органов военной контрразведки! – визг-ливо проорал Дроздов, машинально поглаживая опухшую щёку. – Я… я тре-бую отстранить от полётов майора Рябова и капитана Ястребова, арестовать обоих и передать дело в трибунал.
    - С чего бы это? – полковник неприязненно смотрел на развалившего в кресле майора. – На каком основании?
    - Этого вам мало? – тот ткнул рукой в синяк и скривился от боли.
    - И что? - командир полка удивлённо посмотрел на него. – Вижу синяк… А при чём тут мои лётчики? – разыграл он недоумение. Хотя об инциденте на квартире майора Рябова он уже знал – жена его проинформировала ещё в воскресенье: гарнизонное агентство  ОБС – «одна баба сказала» -  работало оперативно. И полковник приготовился к неизбежному разговору с Дроздо-вым.
    - Это они меня избили! – заявил тот.
    - За что?
    - Они…они порочно отзывались о методах работы наших органов. – Врал напропалую «особист», «главное – посеять недоверие, а там – посмотрим» - такое вот кредо было на вооружении этого представителя контрразведки.
    - Ты… это… - Полковник погрозил ему пальцем. – Ври, да не завирайся. Если бы тебя отмутузкали эти два лётчика, то ты сейчас не сидел бы здесь, рассказывая свои бредни, а валялся на койке в госпитале. И вообще! – рявк-нул он. – Что ты тут развалился, как в пивной на базаре? Ты находишься в кабинете начальника гарнизона в звании полковника! А ну, встать!
    - Но-но! – злобно ощерился «особист», не делая даже попытки подняться. – Не забывай, что звание майора в органах безопасности соответствует об-щевойсковому полковнику. Так что мы с тобой на равных. – Заявил он, нагло глядя на хозяина кабинета.
    - Что-о-о!? А ну пошёл отсюда вон! - рявкнул тот. Пошарил в столе и вы-тащил…ТТ.  На глазах обалдевшего майора, передёрнув затвор, дослал па-трон. Глядя в его лицо, посеревшее от страха, поднял и наставил на него пис-толет:
    - Вот шлёпну тебя прямо сейчас и заявлю, что ты пытался меня завербо-вать на службу американской разведке.– Почти ласково проворковал коман-дир полка. - Что скажешь?
    Опешивший Дроздов пришёл в себя: - Ну и шуточки у вас, товарищ пол-ковник! Я чуть не поверил. – Начал он отрабатывать задний ход.
    - А я не шучу, майор! И впредь советую заниматься своей работой – ло-вить шпионов, если таковые здесь появятся. А не заниматься поклёпами на славных советских соколов.
    - Значит, вы отказываетесь привлечь этих соколов к ответственности? – вновь начал гнуть своё «особист».
    - Иди, иди отсюда! Не доводи до греха… – Полковник сунул пистолет в стол. – И больше не приходи со своими идиотскими измышлениями. Понял?
    Дроздов поднялся с кресла: - Зря ты так, полковник… Со мной нужно дружить, а то как бы не пришлось потом… - Не договорив, он ухмыльнулся и вышел из кабинета.
    Какое-то время полковник смотрел на дверь, потом подошёл, рывком от-крыл её. Сидевший в приёмной капитан Хвостов, его адъютант, вскочил с места.
    - Найди майора Рябова и капитана Ястребова! И срочно ко мне! – рявкнул командир полка, неодобрительно глядя на него. Вернее, на его отросшие во-лосы и расстегнутый воротник кителя. – Приведи себя в порядок, капитан! Ещё раз увижу тебя в расхристанном виде, да с этой копной на голове – со-шлю в роту охранения. Понял?
    - Слушаюсь! – адъютант лихорадочно пытался застегнуть пуговицу – сво-его начальника он давно не видел таким разъярённым. «Не завидую я мужи-кам, достанется им на орехи», мелькнуло у него в голове.
    - Да смотри лоб не расшиби! – ехидно заметил полковник, глядя на стоя-щего столбом капитана. Тот, наконец, справился с непокорной пуговицей.
    - Разрешите выполнять, товарищ полковник? - втянул голову в плечи тот.
    - Живо! – вновь гаркнул командир полка. – Одна нога здесь, другая – там! По ходу дела пригласи ко мне замполита.
    … Некоторое время он смотрел на стоящих посреди кабинета офицеров с непонятным выражением. Зато с явным осуждением отнёсся к этому скан-дальному происшествию замполит полка подполковник Большаков. Затя-нувшееся молчание прервал он.
    - Что же получается, товарищи офицеры? – начал он с характерной для его интонацией уже решённого вопроса. Для него всё уже было ясно, осталось озвучить имена виновных.
    - Организовываете пьянку, на которой избиваете своего сослуживца. Как это расценивать?
   Майор Рябов побагровел: - Во-первых – была не пьянка, а юбилей моей жены; во-вторых… Я не считаю майора Дроздова своим сослуживцем. Такие офицеры только дискредитируют звание советского офицера.
    Замполит нервно раздул ноздри – признак явного неудовольствия. Ещё бы, намечалась перспектива перейти в политотдел дивизии, а это повышение в
звании, и перевод из этого захолустья в город. И на тебе, эта неприятная ис-тория. Там, в дивизии, могут не понять. И прощай тогда карьера, да и жена постоянно нудит и грозится уехать к родителям в Ростов. Он шумно вздох-нул.
    - Вы, майор, видимо, не до конца понимаете всю сложность возникшей си-туации. Приглашаете человека в гости, затем избиваете. И не просто там ка-кую-то личность, а офицера военной контрразведки, из ведомства генерал-полковника Абакумова! – замполит поднял вверх палец. – Вы представляете, какие могут быть последствия?
    Майор мрачно посмотрел на него: - Во-первых, его никто не приглашал. Сам припёрся…как тот татарин. Я одно представляю, товарищ подполковник - таким офицерам, которые пренебрегают офицерской честью, не место в ар-мии.
    Большаков едва сдерживал себя, «из-за таких вот, как вы и рушится карье-ра нормальных людей». Он с сожалением посмотрел на стоящих лётчиках:
    - Ну, кому место в армии, а кому нет – не вам решать, майор. Я смотрю, вы так ничего и не поняли, товарищи офицеры. Думаю, что коммунисты полка дадут справедливую оценку вашего морального разложения. На днях созовём партийное собрание и там посмотрим.– Подвёл он итог разговора. 
  - Ну, насчёт морального разложения, это ты загнул, Михаил Юрьевич! Да сразу и собрание созывать! – загремел полковник. – Вот скажи мне, как бы ты поступил, если твою жену кто-то начал лапать? Да ещё прилюдно и на твоих глазах?
    - Ну, это ещё надо разобраться,  лапал или нет, - до замполита дошло, что он, пожалуй, перегнул палку. – Да если что-то и было, зачем доводить дело до рукоприкладства?
    - А что было делать капитану Ястребову? Писать заявление в парторгани-зацию? Мол, накажите этого сукиного сына, он приставал к моей жене! – ехидно поинтересовался полковник, насмешливо глядя на своего «комисса-ра». – Я бы на месте капитана ещё сильнее начистил морду этому мерзавцу. А ты, Михаил Юрьевич, вместо того, чтобы поставить на место зарвавшегося «особиста», начинаешь клеить ярлыки на достойных офицеров. К моему глу-бокому сожалению. – Добавил он, глядя на лётчиков. – Считаю инцидент ис-черпанным. Можете дальше продолжать службу, товарищи офицеры. Сво-бодны!
    - Есть, товарищ полковник! – ответили донельзя довольные таким оборо-том дела лётчики и, повернувшись,  вышли из кабинета.
    - Что, Федул, губы надул!? – хохотнул командир полка, глядя на недоволь-ного замполита. И тут же посерьёзнел: - Ты что хотел? Чтобы я пошёл на по-воду этого хлюста? И испортил биографии двум своим отличным лётчикам? Эдак мы быстро разбросаемся  нашими кадрами. А ты подумал, кто будет охранять воздушные границы нашей страны? Может, ты с этим любителем женских юбок? Молчишь? И правильно делаешь… - Закончил, остывая, свою отповедь полковник. Замполит нервно дёрнул головой: - Может, ты и прав, Николай Иванович, но зачем же тыкать меня носом при личном составе? Мог бы и с глазу на глаз пояснить мне мои ошибки. Согласись, что это только вредит психологическому климату в полку и подрывает авторитет партийно-го руководства.
    Полковник удивлённо откинулся на спинку стула, его «комиссар» повер-нулся для него с неожиданной стороны. И непросто - с неожиданной, можно даже сказать, с неприятной.
    - Знаешь, Михаил Юрьевич, что-то в последнее время я перестал тебя по-нимать. И откуда это у тебя бюрократические замашки? И этакая казёнщина?
    - Ты о чём, командир? – недоумённо приподнял брови замполит. – Не по-нимаю…
    - Что тут понимать… Ты вот только что назвал этих парней личным соста-вом, всего-навсего…  Я же их всегда называю иначе: мои лётчики, мои тех-ники, мои парни наконец-то… Чувствуешь разницу? А ведь ты, комиссар, должен быть знатоком человеческих душ и соответственно к ним относиться. Тебе это положено по роду твоей деятельности. А ты в первую очередь пе-чёшься о чистоте своего мундира, о карьере, а не о людях думаешь. Разве я не прав, Михаил Юрьевич?
    Лицо замполита пошло пятнами, он вновь дёрнул головой: - Не придирай-ся к словам, Николай Иванович. Не спорю, неправильно я дал оценку этому случаю. Ну, не так выразился в отношении лётчиков. Согласен. Только и ты пойми, что эта ситуация с майором Дроздовым ещё как нам аукнется. Он же так это не оставит. Обязательно накатит «телегу» своему начальству. Вот по-этому нам и нужно как-то реагировать.
    - Но не так, как ты предложил. Нужно помнить, что будущее личного со-става, как ты выразился, в наших с тобой руках. Вот это и не нужно нам за-бывать. Что же касается этого хлюста… - Полковник хитро прищурился. – А мы сработаем на опережение. – Он придвинул к себе телефон и набрал на диске несколько цифр:
    - Центр связи? Соедините меня с командиром дивизии. Это срочно…
    …Жизнь в отдалённом гарнизоне среди дикой дальневосточной тайги шла своим чередом. Ревели реактивные двигатели, серебристые машины со ско-шенными назад крыльями, стремительно взмывали вверх, разрывая воздух рвущимся с треском и свистом звуком.
    Уходили в зоны пилотажа, отрабатывая элементы маневренного боя, слё-танность пар и звеньев, кто-то на потолке возможности этих машин постигал премудрости перехвата учебной цели. На земле также кипела работа: враща-лись решетчатые лепестки антенн обзорных радиолокаторов, на КДП опера-торы всматривались в зеленоватые экраны, контролируя воздушную обста-новку. РП* внимательно наблюдал за движением самолётов в зоне взлёта и
------------------------------------------------------
*РП – руководитель полётов. (Авт.)
посадки, кратко и своевременно отдавая команды или отвечая на запросы пилотов. Техники копошились у истребителей, занимаясь своей работой по их обслуживанию, устраняя возникающие дефекты, при необходимости за-правляя прожорливое нутро крылатых машин топливом, маслом, гидрожид-костью, сжатым воздухом. В зимнее время пополняли бачки антиобледени-телем, коим считался спирт. А посему расход этой популярной жидкости вёлся строго, с учётом расхода, зависимый от погодных условий и времени, в течение которого приходилось применять эту систему для обеспечения безо-пасности полёта. Словом, всё происходило в соответствии с теми инструк-циями и циркулярами сверху, коими и регламентировалась вся деятельность таких вот винтиков в громоздкой машине, какой являлась армия.
     Катаклизмы и потрясения, происходящие там, далеко, отзывались здесь ослабленными отголосками. Самым значимым в этом году  событием, кото-рое коснулось почти каждого жителя громадной страны, явилась кончина Сталина. С этим именем связывали многое, и не только в стране, которая на-зывалась СССР, но и за рубежом. Это и превращение аграрной в индустри-ально мощную державу, в короткий исторический срок. Победа в самой кро-вопролитной войне в истории, унёсшей миллионы и миллионы жизней. Вос-становление из руин тысяч городов, посёлков, деревень, промышленных предприятий, по которым многотонным катком прошёл молох войны. Вос-становление ядерного паритета, монополистами которого несколько лет яв-лялись американцы. И с ним же связывали жестокие репрессии, которые волнами прокатывались по стране с двадцатых годов, вплоть до его смерти и под которые попали миллионы людей, зачастую совершенно невинно. Сеть исправительных лагерей накрыла страну от лесов Мордовии и Карелии до Приморья и Чукотки.
    В то же время люди в стране занимались обыденными делами: восстанав-ливали разрушенные фашистами города, промышленные предприятия, рас-тили хлеб, варили сталь, добывали нефть и уголь. И этот народ, эту землю нужно было защищать и оберегать от всякого рода недругов. Этим и занима-лись люди в форме, постоянно учившиеся и поддерживающие готовность дать отпор любому врагу на земле, в воздухе, на воде. Среди них небольшим звеном в громадной цепи сторожевых рубежей на самом краю русской земли занимал место аэродром «Воздвиженка».
     …Мурлыча себе под нос незатейливую мелодию, Роман, отсоединив зад-нюю панель радиоприёмника, по очереди проверял рукой лампы, пытаясь обнаружить неисправность. Конечно, можно бы отнести этот агрегат в ТЭЧ, к радиотехникам. Уж там бы местные «кулибины» враз разобрались бы с де-фектом, но прежде он сам решил всё проверить. Отказал приёмник пару дней назад и им, привыкшим к нему, как к члену семьи, стало просто не хватать его. Как было здорово, поздно вечером, включив его, крутить ручку настрой-ки. Уютно светилась в темноте комнаты зелёная лампочка шкалы диапазо-нов, слышалось потрескивание и шорохи динамика. И вот уже из них звучит музыка или прорезается человеческий голос, не обязательно говорящий на родном языке. Здесь, в Приморье, эфир был основательно забит радиостан-циями юго-восточной Азии, начиная с Японии и охватывая огромные терри-тории до Индии включительно. Передачи на азиатских языках перемежались англоязычными. И неудивительно… После завершения войны американцы заполонили своими военными базами эти земли и, естественно, расположили на них центры вещания. Иногда Света, по его просьбе, переводила что-нибудь с английского. И он удивлялся многообразию мира и людей, насе-ляющих его. Но в основном им нравились передачи из Москвы. Можно было послушать музыкальные и песенные концерты знаменитых артистов из сто-личных залов. Но больше всего им полюбилась передача «Театр у микрофо-на». Пьесы русских классиков, авторов времён войны и современников они слушали с неослабленным вниманием, по ходу событий сопереживая персо-нажам. Льющиеся из приёмника голоса, насыщенные событиями сюжеты так иногда завораживали, что дослушав спектакль до конца, они с удивлением замечали, что время перевалило уже далеко за полночь… 
    Он проверил все разъёмы, прощупал электрический шнур. Включил при-ёмник и удовлетворённо улыбнулся, услышав приглушённый голос в дина-мике. Стукнула дверь, Света перешагнула порог. Роман, предвкушая, как же-на радостно удивится его маленькой победе, повернулся к ней:
    - А я почи… - И осекся, увидев её заплаканные глаза и услышав судорож-ные всхлипывания, вырывающиеся у неё из груди.
    - Что… Что случилось, родная? – он соскочил со стула и, подойдя к ней, приподнял ей голову и взял в ладони её лицо. Покрасневшие глаза и боль в них потрясли его, он прижал жену к себе и почувствовал, как рыдания вновь начинают сотрясать её тело.
    - Перестань, моя хорошая … Что с тобой? Тебя кто-то обидел? Кто? – до-пытывался он, уже начиная предполагать, что сейчас услышит.
    - Схватил меня… там.. – Она всхлипнула. – Шла… мимо общежития… го-ворит… не уйдёшь от меня… всё равно я тебя…- Бормотала она между ры-даниями. – Не могу это сказать… гадко… грязно… Ты… с муженьком… за-платишь… натурой… не сейчас… так позже…- Светлана оторвалась от него и, продолжая всхлипывать, опустилась на стул, закрыв лицо ладонями. Ро-ман, чувствуя, как злость и ненависть душат его изнутри, засунул ноги в са-поги, накинул шинель и, схватив шапку, выскочил из комнаты.
    Он не помнил, как проскочил эти две сотни метров, и пришёл в себя перед входом в лётное общежитие. И тут он словно ткнулся в стенку, приказав себе остановиться. Как когда-то перед схваткой на ринге, а позднее, перед воз-душным боем, разум начал осмысливать ситуацию хладнокровно. «Спокой-но, дружок… Действуй быстро, но разумно. Не наломай дров, капитан. Сде-лай так, чтобы эта тварь навсегда запомнила урок…». Он решительно открыл входную дверь. Комната, в которой обитал «особист», находилась в конце коридора. Был уже поздний вечер, за дверьми слышались разнообразные зву-ки: чьи-то спорящие голоса, музыка, песни… Словом – всё, что характерно для мира холостяков.
    Роман остановился перед дверью, в отличии от остальных обшитой чёр-ным дерматином и, не стучась, рванул ручку. Не медля, заскочил внутрь и закрыл за собой дверь. Майор Дроздов, сидевший за столом, повернул голову и лётчик заметил всю гамму чувств отразившуюся на его лице: недоверие, что видит его; удивление, сменившееся злобой; страх… И ещё заметил, как его рука шарит вслепую по койке, где лежала портупея с кобурой пистолета.
     Скользящим шагом, как на помосте между канатами, капитан подскочил к «особисту», левой рукой перехватил его запястье, не давая дотянуться до оружия; правой схватил его за горло. Нависнув над ним и глядя в белёсые глаза, где плескался страх, прохрипел:
     - Слушай меня, гнида… Бить тебя сейчас я не буду. Встретишь мою жену – обходи её стороной. Если хоть раз что-то ей скажешь, или сделаешь – убью…Понял меня, ублюдок? – Роман, едва сдерживая себя от желания ещё сильнее сдавить ему шею, услышать, как хрустнет она под пальцами и, чув-ствуя, как рука «особиста» судорожно царапает рукав шинели, ослабил хват-ку. – Я спрашиваю, понял?
   И когда тот, выпучив глаза и с ужасом глядя на него, кивнул, лётчик убрал руку. «Особист» хрипел, хватая ртом воздух. Роман минуту постоял над ним, презрительно глядя на это человеческое отродье, и вышел в коридор, с силой хлопнув дверью.
    «Надо было разок приложить ему промеж глаз… Так сказать, для памя-ти…». Рассуждал он, возвращаясь домой сквозь вечернюю тьму и глядя на падающие снежинки. Откуда-то из глубины подсознания внутренний голос напомнил ему, что таких подлецов просто так не остановить. Они ждут под-ходящего момента, чтобы отомстить. И могут ждать годы, а то и десятиле-тия.  А  когда  дождутся,  то сделают всё,  чтобы раздавить,  уничтожить с особой жестокостью, иезуитски наслаждаясь мучениями жертвы.    Он ото-гнал от себя эти мысли, запахнул шинель и пошёл быстрее, вспомнив, в ка-ком состоянии оставил жену.
         
                ГЛАВА   18
    - Благодать! – блаженно выдохнул старший лейтенант Костин, потягива-ясь, словно тот мартовский кот. – Командир! Ты только посмотри на небо! Звёзды-то какие!..
    Роман, снисходительно улыбнувшись на мечтательный тон своего ведомо-го, запрокинул голову. И действительно, там, наверху, было на что посмот-реть. Тёмный бархат ночного неба был усыпан множеством звёзд. Одни, словно искорки, едва были различимы, скромно поблёскивая среди сонма своих ярких мохнатых соседок, мерцающих разноцветными всплесками на раскинутом полотнище звёздного небосклона. Одни пылали ярко, то и дело меняя цветность, другие, словно стыдясь чего-то, мерцали приглушёнными огоньками, просвечиваясь через прозрачную кисею Млечного Пути, светлой бахромой тянущуюся дугой через всю видимую небесную сферу с юга-запада  на восток.
    - В звёздах-то ориентируешься, Пётр? -  поинтересовался капитан, рассея-но глядя вверх.
    – Да так, в общих чертах… По школьной программе… Например, вон По-лярная звезда. – Лётчик ткнул пальцем вверх. – Стало быть, там север.
    - Верно… - Согласился Роман. – А ещё?
    Костин пожал плечами. – Ну, ещё рядом Большая Медведица. Ковшик…
    - И всё? – насмешливо глянул на него Роман.
    Тот смущённо поскрёб макушку и тяжко вздохнул. – Трояк у меня по ас-трономии был.
    - Это я уже понял. А как же ты будешь ориентироваться? Вот представь себе: оказался ты один на море, или в тайге. Например, пришлось тебе поки-нуть самолёт. И что?
    Старший лейтенант снисходительно посмотрел на своего ведущего: - Так у нас в спасательном комплекте есть компас. А с ним я умею обращаться.
    - Ну, а если потерял его?
    Пётр неуверенно пожал плечами. Капитан осуждающе покачал головой.
    - Всё нам нипочём, пока жареный петух не клюнул в одно место. Непоря-док, товарищ старший лейтенант. Подозреваю, что эта проблема не только у тебя. Нужно будет подсказать нашему штурману, что бы он провёл занятия по этой тематике.
    - Ну, хорошо… - Насупился тот. – А как сам-то? Не плаваешь среди звёзд?
    Роман усмехнулся: - Хочешь проверить? Давай…  - Он вновь посмотрел вверх. – Вот смотри… Проведи  влево черту через две внутренних звезды ковша Большой Медведицы и увидишь яркую светлую звезду Вегу, созвез-дия Лиры. А севернее Полярной звезды видно созвездие Кассиопеи – дубль вэ. За ней – Андромеда. Если внимательно всмотреться, то можно заметить среди её звёзд небольшое светлое пятнышко. Это туманность Андромеды, такая же Галактика, как наша, только удалённая от нас на расстоянии многих миллионов световых лет. А если опуститься вправо вниз, то у самого гори-зонта видна самая яркая звезда северного полушария – Сириус, в системе Большого Пса. Рядом, в сторону Полярной звезды,  видно ваше с братом со-звездие – Близнецы. А вон смотрят сюда -три близнеца Ориона, три звезды одинаковой яркости. Если смотреть от Сириуса в сторону севера, то видна самая большая звезда – красный гигант Бетельгейзе. Её радиус соответствует размерам нашей Солнечной системы.
    - И откуда это всё ты знаешь, командир?
    - В своё время увлекался этим. Даже подумывал стать астрономом. По возможности посещал астрономический кружок при городском планетарии.
    - Здорово!  -  восхищённо произнёс ведомый, тараща глаза на звёздное ве-ликолепие.
    - Любуйся, любуйся… Только вот эта красота ненадолго.
    - Это ещё почему? – удивился Пётр. – Куда они денутся?
    - А ты перед дежурством интересовался прогнозом?
    - Так я сразу после столовой сюда прибежал, чтобы не опоздать. – Винова-то произнёс старший лейтенант. – Сегодня на КДП дежурит зам. по лётной. А вы его знаете: стоит на минуту опоздать, так сразу запишут в нарушители и отстранят от боевого дежурства.
    - А ты как хотел? Мы же на передовом рубеже. Тут разгильдяям не место! – заметил капитан. – Что же касается прогноза…. Я был на метео. К утру нас должно накрыть туманом. Восточная часть Приморья вся уже им накрыта. Так-то вот… Супостатам это наруку. Могут и к нам полезть. С них станет-ся…
    Он, как говорится, словно в воду смотрел. До конца дежурства оставался час, когда простужено прохрипел динамик и им было приказано занять го-товность номер один. Забравшись в кабину, Роман пристегнулся, подсоеди-нился ко всем необходимым системам, одновременно прослушивая инфор-мацию с КДП. А она оказалась не из простых. Разведывательный самолёт американцев прошёл над Курилами, вдоль восточного побережья Сахалина и теперь двигался на юго-запад, углубившись на нашу территорию. Все аэро-дромы на островах и в Приморье были закрыты туманом. Самым близким от нарушителя оказался этот, и теперь от лётчиков «Воздвиженки» зависело од-но – останется безнаказанном это наглое вторжение на территорию суверен-ного государства или нет. Когда штурман наведения сказал, что дальность до нарушителя составляет почти тысячу километров, Роман чуть не присвист-нул от удивления.  И тут же успокоился, представив себе картинку происхо-дящего и сделав простейшие расчёты. Они пойдут навстречу этим наглецам под небольшим углом и встреча состоится почти на полном радиусе действия их перехватчиков с подвесными баками. А это составляет почти семьсот ки-лометров.
    И тут в наушниках прогремело:
    - «Стрижи»! Пятнадцатый и двадцать первый! Вам – «воздух»! Взлёт па-рой, разрешаю! При обнаружении нарушителя и отказа подчиняться  - унич-тожить!
    Роман двинул РУД вперёд, и нажал кнопку рации: - «Стрижи» поняли! За-нимаем полосу и взлетаем парой.
    Вой взревевшего двигателя отрезал всё прежнее, подчинив рассудок толь-ко одной мысли – найти нарушителя. Что будет дальше, подскажет обстанов-ка. Огни светового старта слились в полоски по краям ВПП, перехватчик отошёл от земли, которая моментально ушла вниз, в темноту. Впереди рас-пахнулись небесные врата, усыпанные звёздами, и осталось только время и путь в ночной мгле.
    Роман понимал сложность предстоящего перехвата. Полёт на полный ра-диус, обнаружение цели ночью, когда от тебя будет зависеть всё: своевре-менное выполнение команд штурмана  наведения,  правильное  использова-ние  радиолокационного  прицела, точность  применения бортового оружия, если придётся его применить, что является апофеозом перехвата самолёта-нарушителя.
    - «Стрижи»! Цель скоростная, высотная! – прозвучало в наушниках. – Предположительно самолёт американской радиоэлектронной разведки РБ-47. Ваш курс семьдесят пять, набор восемь. Я – «Астра».
    Капитан накренил «МиГ» - картушка гирокомпаса медленно закрутилась, отсчитывая градусы.
    – «Астра»!  «Стриж -15» понял! На курсе семьдесят пять, восемь тысяч до-ложим! – он выровнял перехватчик, понимая, как сейчас напряжены там, на земле. Напряжён штурман наведения, рассчитывая курс сближения с целью, диктуя планшетисту данные для фиксирования воздушной обстановки. На-пряжён РП, пославший их на перехват, и вполне возможно, да Роман был уверен, что рядом с дежурным сейчас мерит шагами пространство вышки «батя». Так было всегда, когда в воздушное пространство вторгались незва-ные гости.
    Он оглянулся назад – второй «МиГ» висел рядом, чуть сзади. Пара шла на форсаже левым пеленгом, стремительно идя вверх.
    - «Астра»! На курсе семьдесят пять высоту восемь занял! – скупо доложил Роман, бросив взгляд на приборную доску.
    - Следуйте тем же курсом! По данным станций на побережье между вами удаление шестьсот. – Донеслось сквозь усиливающийся треск затухающий голос штурмана.
    - Выдерживаем восемь на прежнем курсе. Я – «Стриж 15»! – ответил капи-тан, тревожно вслушиваясь в голос с земли. Не нравилось ему то, что  твори-лось со связью. Он выкрутил полностью вправо верньер громкости – усилил-ся свист и треск в наушниках. Сосредоточился на данных самолёта-нарушителя. «РБ-47… Шесть  турбореактивных двигателей под крыльями. Потолок двенадцать тысяч… скорость девятьсот пятьдесят. Вооружён двумя двадцатимиллиметровыми пушками в хвостовом отсеке.  Напичкан элек-тронной аппаратурой…Почти двадцать человек вместе с экипажем. Опасная птичка… Очень опасная…». Сидят внутри полтора десятка операторов и электронными «ушами» прослушивают и просматривают всё вокруг себя на многие сотни километров. Прощупывают всевозможные диапазоны, на кото-рых могут работать советские радиолокационные станции, стараясь засечь их частоты и местонахождения. А также в зоне их внимания связь земли и само-лётов, радиоответчики «свой-чужой», перехват разговоров в звуковом диапа-зоне между командными пунктами и подразделениями армии и флота, да и многое чего другое. Словом всё, что составляло государственную тайну.
    Он ясно представлял себе этот самолёт: обтекаемый фюзеляж, скошенные назад крылья с двигателями под ними, высокий киль, две пушки. Светло-серая окраска, под цвет океана. Очень даже внушительная машина… Учиты-вая наличие огневых установок, приближаться сзади к нему очень даже опасно.
    Плохо различимые слова подтвердили опасения Романа – информацию штурмана наведения трудно уже разобрать. «Так и нарушителя можно упус-тить…, - пронеслось у него в голове. - Но это же невозможно! Дать шанс безнаказанно нарушить нашу границу, собрать секретные сведения и спо-койно удалиться?!».
    Решение пришло мгновенно. Капитан нажал на кнопку рации:
    - Двадцать первый! Я – пятнадцатый!
    - Двадцать первый на приёме! – отозвался старший лейтенант.
    - Двадцать первый! Разворот на сто восемьдесят и срочно в зону нормаль-ного приёма «Астры». Будешь транслировать сообщения. Как понял?
    С минуту Костин молчал, потом неуверенно спросил: - Мне разворачи-ваться? Я правильно понял?
    - Правильно! – крикнул капитан. – Иначе упустим нарушителя! А это до-пустить нельзя! Понял? Давай назад, и побыстрее… - В своём решении он был уверен. В такой ситуации больше нечего другого не придумать.
    - Двадцать первый, выполняю! – послышалось в наушниках и, обернув-шись назад, Роман увидел, как АНО на законцовке крыла  перехватчика старшего лейтенанта описало полукруг, и тут же  красный огонёк исчез во тьме. Он глянул на приборы и нажал кнопку сброса подвесных баков – топ-ливо из них выработалось полностью. Минут через пять послышался голос Костина:
    - Пятнадцатый! Я – двадцать первый! «Астра» сообщает: цель снижается, подворачивает южнее. Вам курс девять пять, занять высоту четыре. Между вами расстояние триста двадцать. Как поняли?
    - Отлично понял! – с воодушевлением ответил капитан. – При хорошей слышимости «Астры» стань в вираж. Понял, Пётр? – спросил он не по пра-вилам фразеологии.
    - Слышу «Астру» на четвёрку, я в вираже с малым креном. Удачи! – от-кликнулся тот. Сзади появился диск луны, заливая пространство бледным светом. Роман посмотрел за борт, где-то внизу,  справа, под блестевшим сплошным покрывалом тумана,  берег океана. А под самолётом – горы и тай-га, мирно спящие в ночи.
    Через несколько минут он получил указание через Костина увеличить курс до  ста пятнадцати градусов и занять высоту две тысячи метров. Видимо, на-рушитель ещё сильнее подвернул к побережью, маневрируя с какой-то опре-делённой целью. Между ними расстояние сократилось до пятидесяти кило-метров. Роман, выполняя разворот на новый курс и снижаясь, включил  ра-диоэлектронный прицел и откинул предохранительную скобу с гашетки пу-шек. Экран прицела засветился зеленоватым свечением. Луч развёртки скользил по сектору с кольцами, но расстояние было слишком большим, что-бы на нём могло что-то появиться, какая-нибудь отметка. Он шарил взглядом по поверхности тумана, понимая, что с минуты на минуту там должен про-явится призрачный крестик цели. И хотя её пока не было, капитан явственно её представлял – уменьшенная копия силуэта самолёта с плаката в лётной комнате штаба полка. Такая, какой и должна быть проекция РБ-47.
    «Господи! – взмолился он, даже не думая, почему это вдруг из подсозна-ния вырвалось это обращение, чуждое для него, но дремавшее внутри, как наследие своих предков-староверов. - Господи! Хоть одним глазком помоги увидеть его, а там уж я от него не отцеплюсь…».
    В наушниках сквозь треск и шорохи – после снижения связь ухудшилась основательно – послышались  едва различимые обрывки сообщения: - … ле-ние…десять..   сниж… пересе… юг…  сто сор… - В этих помехах и обрывках фраз, чутьём он уяснил для себя главное: до цели десять и ему нужно взять курс сто сорок градусов. Он соображал, а руки делали своё: прибрали РУД и ввели «МиГ» в правый разворот. Секунды – он вывел самолёт из крена, мельком глянул на экран прицела и едва не вскрикнул:  в левой половине эк-рана на зелёной поверхности высветилась белая точка.
    «Удаление шесть…», - автоматически зафиксировал он и перевёл взгляд через фонарь кабины влево и вниз. Внутренне он был готов увидеть врага на-яву, но всё равно сердце вдруг учащённо забилось, когда там, на фоне сереб-ристого тумана, появился силуэт самолёта, летевшего в центре сверкающего цветового нимба. Сочетание несколько факторов: полная луна, внизу ровный слой блестящего тумана и ракурс, под которым самолёт-нарушитель был ви-ден Роману, создало эффект «гало», помогая ему найти цель.
    РБ-47 увеличивался на глазах, идя курсом наперерез советскому перехват-чику. Он отчётливо разглядел блестевший в лунном свете фонарь пилотской кабины, скошенное крыло с сигарами двигателей внизу, на фюзеляже видне-лись опознавательные символы ВВС США. Аэронавигационные огни на концах крыльев и хвостовом оперенье не светились – вору ни к чему было объявлять о себя в чужом доме.
    Решение пришло в голову мгновенно. Он двинул РУД вперёд, нырнул под тушу разведчика и выскочил в сотне метров впереди его. Трижды мигнул АНО, покачал крыльями, этим показав экипажу сигнал: «вы – нарушитель, следуйте за мной.. При невыполнение приказа – открываю огонь!». Тут же вошёл в правый разворот. Затем выровнял «МиГ» иоглянулся назад – нару-шитель в свою очередь стал разворачиваться, но влево.
    Роман стиснул зубы: «Значит так, не хотите по-хорошему…». Он развер-нулся в сторону разведчика, прошёл под ним, вывернулся левее фюзеляжа и нажал на гашетку. Короткая очередь трассирующих снарядов прошла левее самолёта-нарушителя. Роман увеличил скорость и, выскочив вперёд, вновь выполнил предыдущую процедуру. Но нарушитель, видимо, решил побыст-рее покинуть запретную территорию.
    «МиГ» сбавил скорость, пристроился сзади и чуть ниже, в его, как рассчи-тывал Роман, «мёртвой» зоне. Но он не совсем  точно определил сектор об-стрела кормовых пушек РБ-47 -  в «хвосте» забилось пламя, сдвоенные свер-кающие  трассы снарядов прошли впритык с фюзеляжем. Огненная струя хлестнула по перехватчику, вспорола левую плоскость крыла. Удары по фю-зеляжу и окантовке лобового бронестекла сотряс «МиГ» - оно зазмеилось се-тью трещин, но выдержало. Машину  основательно тряхануло, и капитан с трудом восстановил равновесие..
    «Ну, сволочи…», - его затрясло самого, то ли от внутреннего напряжения, то ли передавалось от  повреждённой машины. Он увеличил скорость, укло-няясь вправо от пушечных трасс и, поймав в прицел сдвоенные двигатели под крылом, всадил в них длинную очередь из всего бортового оружия. Ро-ман видел, как гасли трассёры, впиваясь в сигары двигателей, Затем из них выбилось пламя и дымный хвост, как траурное полотнище, вытянулся над «МиГом». Капитан слегка нажал левую педаль и, хотя машину трясло, во-гнал ещё одну пушечную очередь в фюзеляж разведчика, со злобной радо-стью наблюдая,  как снаряды прошивают обшивку самолёта, взрываясь внут-ри. Туша нарушителя стала заваливаться вправо и вниз, из горевших двига-телей вырывались огненные языки вперемежку с густым дымом. Он зачаро-вано смотрел, как горящий самолёт скользит вниз. Минута… и пелена тумана поглотила его, словно и ничего не было – ни скоротечной схватки в ночном небе, ни горящего нарушителя.
    Лётчик тряхнул головой, избавляясь от этой картины. С трудом ввёл «МиГ» в разворот, ручка управления словно налилась пудовой тяжестью. «Ко всему ещё и бустерная система повреждена…». Повернул голову влево – картина вспоротого снарядами крыла оптимизма ему не добавила. А тут ещё посторонние звуки в работе турбины и непроходящая тряска. Он глянул на показания приборов, и ощущение опасности холодком прошлось по спине – температура газов приблизилась к красной ограничительной черте на прибо-ре. «Всё-таки зацепили основательно…», - пронеслось в голове. И тут же, как подтверждение его мысли, вспыхнула багровым светом лампочка, сигнали-зирующая о пожаре в двигателе. Он, было, нажал кнопку противопожарной системы, но вспомнил, что сначала нужно выключить двигатель. Учитывая, что предпринимать это бесполезно – за бортом ночь, внизу – туман. Да и времени на раздумье нет. Осталось одно – покинуть обречённую машину.
    Роман, разгерметизировав кабину, выровнял «МиГ». На всякий случай со-общил в эфир всё, что произошло, и что он покидает самолёт. Затем отсоеди-нил себя от самолётных систем и, пересиливая сопротивление ручки управ-ления, перевёл машину в набор. Увидев, что скорость снизилась до миниму-ма, и самолёт вот-вот свалится в штопор, снял ноги с педалей и, вжавшись в кресло, дёрнул ручку катапульты…

                ГЛАВА   19
    Находившиеся на КДП напряжённо вслушивались в звуки динамика. Но кроме треска и шороха из его овала ничего не доносилось. Нарушил молча-ние штурман наведения, полноватый капитан с залысинами на голове. Он глянул на часы, висевшие на переплёте оконной рамы  и, не обращаясь ни к кому конкретно, заявил:
    - Прошло десять минут, как должен был произойти перехват.
    Встрепенувшийся командир полка, грузно шагая по полу вышки, остано-вился, словно наткнувшись на препятствие, и боднул воздух крупной голо-вой, глядя на него:
    - Что ты хочешь сказать?
    - Нужно возвращать ведомого на базу. Иначе ему не хватит керосина на возврат.
    РП, - подполковник Серов - заместитель командира полка по лётной под-готовке - согласно кивнул: - Товарищ полковник! Штурман дело говорит. Иначе можно его потерять…
    Командир полка махнул рукой и раздражённо сказал:
    - Так отзывай! Ты же РП здесь… – Подошёл к продавленному диванчику у стены и плюхнулся на него.
    Подполковник взял в руку микрофон:
    - «Стриж-21»! Я – «Астра»! Вам следовать на базу. Как поняли?
    Динамик ожил: - «Астра»! «Стриж-21» понял – следовать на базу.
    - «Двадцать первый»! Что, так и не было ответа от «пятнадцатого»?
    - Никак нет… - Прошелестело в динамике.
    - Ясно… - Вздохнул тяжело РП. – Как у тебя с керосином, сынок?
    Лётчик ответил не сразу, видимо, прикидывал для себя. Потом послышал-ся искажённый помехами молодой голос:
    - Должно хватить… - Неуверенно произнёс он. – Остаток топлива минут на двадцать.
    Штурман оторвался от тубуса экрана радиолокатора:
    - До него двести восемьдесят вёрст. Идёт впритык с таким остатком… - Удручённо заявил он, пригладив редкие волосы на голове.
    РП неприязненно глянул на него:
    - Ты ещё тут нам накаркай!  И без тебя тошно…
    Капитан пожал плечами:
    - Я констатирую факт. Как говорится: «не прибавить, не убавить»…
    - Хватит вам уже! – рявкнул командир полка. – И нечего живьём хоронить. Я не верю, что капитан Ястребов мог так просто подставиться этим америко-сам… Боевой лётчик, тактически грамотный пилот. – Он помотал головой. – Нет, там что-то случилось неординарное…
    - Товарищ полковник! Николай Иванович! – его зам. мотнул головой. – Вы же сами знаете, как это бывает… Вспомните войну! Один снаряд, или что-то ещё и вот вам трагический финал… Ну, разве не так? А тут ночь, связи нет, этот чёртов нарушитель… Да мало ли что? И передать капитан просто не имел возможности. А если рация отказала? А вдруг он сейчас сюда идёт без связи?
    - Думаешь? – командир полка ухватился за эту мысль, как тот утопаю-щий… «А вдруг и в самом деле… Чем чёрт не шутит…», - мелькнуло в голо-ве у полковника. Он подошёл к штурману. Тот невольно встал перед ним.
    - Капитан! – воззрился на него «батя» - Ты не на меня смотри. Ты смотри вон туда! – он ткнул пальцем в экран локатора…. И всё время простоял за его спиной, ожидая, что тот ему доложит о появлении на экране метки от «Ми-Га» капитана Ястребова. Но так и не дождался…
    Через пятнадцать минут старший лейтенант Костин доложил, что у него горят лампочки критического остатка топлива, и он просит обеспечить ему посадку с прямой, без всяких там схем захода.
    РП тут же подтвердил ему, что заход с прямой ему разрешён.
    - Как только «двадцать первый» сядет, его сюда, на КП. – Приказал пол-ковник. – Я хочу услышать от него последнюю связь с Ястребовым.
    Они увидели через стёкла КП, как луч посадочного прожектора лёг голу-бой полосой вдоль ВПП, как вспыхнули белыми блюдцами фары снижающе-гося по глиссаде «МиГа». Вот он коснулся бетона в начале полосы и помчал-ся по ней, блестя фюзеляжем в лучах прожектора…
    Штурман вновь глянул на часы, оглянулся на командира полка.
    - Ну, что там у тебя? – хмуро спросил тот, обратив внимание на его выжи-дающий взгляд.
    - У капитана Ястребова уже должно закончиться топливо. – Сообщил штурман, отводя глаза, словно сам был виноват в этом
    Полковник молча отвернулся, а РП, хмыкнув, проронил: - Умеешь ты, ка-питан, утешить, нечего сказать…
    Капитан было открыл рот, но сказать ничего не успел – дверь распахну-лась и на пороге выросла фигура старшего лейтенанта Костина.
    - Извините, товарищ полковник! Двигатель заглох на полосе, закончился керосин в баках. Поэтому и задержался. – Доложил старший лейтенант,  держа в руке шлемофон.
     Командир полка некоторое время молча смотрел на него, думая о том, ка-кие же у него в полку лётчики. И не просто отважные пилоты, а просто ге-рои. Взять хотя бы вот этого старшего лейтенанта Костина… Возвращался с остатком топлива, не зная точно, хватит его дотянуть до аэродрома или нет… Сядет или придётся катапультироваться в ночь, да на тайгу.  Можно только представлять себе, что он чувствовал, глядя на эти чёртовы красные лампоч-ки аварийного остатка топлива.
    - Спасибо за службу, сынок! – и он крепко пожал его руку. – А теперь под-робно вспомни то, что ты слышал последнее от капитана Ястребова.  Он тебе сообщил, что обнаружил цель?
    - Никак нет товарищ полковник! – покачал головой старший лейтенант. – Последнее сообщение от него было то, что он снижается до двух тысяч и бе-рёт курс сто пятнадцать градусов. И всё…
    - И всё? – разочаровано протянул тот. – Точно?
    - Больше ничего… - Пожал плечами пилот. – Минут через семь что-то прошуршало в наушниках, но я не понял, что это было. Просто шум, или что-то другое… Непонятно… - Снова повторился он.
    Полковник тяжело вздохнул, молча постоял минуту, потом поднял глаза на своего зама:
     - Позвони в узел связи, пусть соединят со штабом дивизии. Нужно доло-жить генералу о случившемся…
    На следующее утро в штабе все были в подавленном состоянии. Даже ка-питан Хвостов, адъютант, и тот сидел в приёмной, хмуро уставившись на ле-жащую перед ним бумагу. Весть о том, что капитан Ястребов, вылетевший на перехват самолёта-нарушителя, не вернулся из полёта на базу, мгновенно об-летела весь гарнизон.
    Светлана сидела перед зеркалом, приводя себя в порядок после сна. При-дирчиво разглядывая своё отражение, она удовлетворённо заметила, что лет-ние каникулы в школе пошли ей на пользу. Исчезли едва заметные тени под глазами, уставшие глаза блестят. Да и сообщение накануне Романом новости, что командование дало согласие на его поступление в Военно-воздушную академию, привело её в восторг. Ещё бы! Академия, а это значит – Москва! С её проспектами, площадями, парками, музеями, театрами и прочими достоя-ниями цивилизации. Кроме того – ресторанами и кафе, магазинами и ателье. Она счастливо зажмурилась, представив себе всё это великолепие. А что её Роман поступит в Академию, она ни на минуту не сомневалась. Он такой ум-ный, на хорошем счету у командования, да ещё участник войны в Корее и орденоносец. Кто же ещё достоин учиться там, если не её муж? Всё  склады-валось, как нельзя лучше… Она с улыбкой посмотрела на себя в зеркале. И невольно рассмеялась, вспомнив сказку, как одна известная особа спрашива-ла зеркало: «кто на свете всех милее, всех румяней и белее?».
    Но тут же улыбка сползла с лица, она вновь посетовала на мужа. Спраши-вается, почему он до сих пор не пришёл домой? Ну, ушёл на боевое дежурст-во в полночь. Так что? И раньше было такое… Отдежурит и приходит домой. Что же сегодня случилось? Она оглянулась на висевшие ходики -почти де-вять утра. А его всё нет. Странно…Какое-то нехорошее предчувствие охва-тило её. Возможно, что-то задержало его на службе. Мало ли что,.. он чело-век военный. Она ухватилась за эту мысль, как за спасательный круг. Другой причины быть не может… Ну, не мог же он, например, пойти в лётное об-щежитие. Какие могут быть для этого причины, чтобы пойти туда под утро. Бред… Саму мысль о том, чтобы её Роман мог завязать интрижку с какой-нибудь местной дамой, она сходу отмела. Её муж не такой, он слишком лю-бит свою жене, чтобы изменить ей. Нет, это не то… И она решительно трях-нула головой, избавляясь от таких нелепых мыслей. Но тогда где же он? По-чему ещё не дома, с ней?
    В дверь негромко постучали. Света соскочила со стула и бросилась к две-ри, улыбаясь. Это же Роман пришёл! Она отбросила крючок и распахнула дверь, улыбка тут же исчезла с её лица. Соседка Лида, поводя острым носом, мгновенно обшарила её взглядом с ног до головы. И осталась, видимо, впол-не довольная этим.
    - Ты что, только встала? – поинтересовалась соседка.
    Света пожала плечами: - Да… Я же в отпуске… Спешить некуда.
    Глаза жены штурмана злорадно блеснули, она первая сообщит новость этой красотке: - И ничего не знаешь?
    - А что я должна знать? – нахмурилась Светлана.
    Та всплеснула руками: - Ну, вы скажите! Весь городок знает, что её муж не вернулся с перехвата, а она спокойно спит себе…
    Глаза хозяйки квартиры удивлённо расширились: - Как...  не вернулся? Почему, Лидия?
    - Почему, почему… Кто его знает…. -  Буркнула та, отводя взгляд в сторо-ну.
    - Что же мне теперь делать? – растеряно прошептала Света, не чувствуя, как глаза стали набухать влагой, а внутри всё сжалось от предчувствия беды.
    - Что делать, что делать… - Проскрипела соседка. – Ждать! А ещё лучше – сходить в штаб, к полковнику. Что он скажет… Он знает больше, чем кто-то другой.
    - Да-да… Конечно… Я сейчас, сейчас… – Света повернулась и, словно во сне, пошла к столу, шепча: - Не вернулся…не вернулся…
    Лидия посмотрела ей вслед, покачала головой и с чувством выполненного долга захлопнула дверь.
    Она не помнила, как оделась и вышла из дома, как добралась до штаба, не замечая любопытных взглядов встречных людей в это раннее летнее утро. Опомнилась только в приёмной, увидев вставшего из-за стола адъютанта.
    - Мне необходимо видеть полковника. – Пролепетала она как в бреду.
    Узнав в красивой женщине жену капитана Ястребова, Хвостов метнулся к двери кабинета. Через минуту появился и распахнул дверь:
    - Проходите… Товарищ полковник вас ждёт.
    Командир полка встретил её у порога. Увидел её заплаканные глаза и по-нял, что она уже всё знает.
    - Здравствуйте, Светлана   э-э.. –  Он на миг запнулся.
    - Светлана Ниловна… - Прошептала она, глядя на него покрасневшими глазами.
    - Да-да, Светлана Ниловна! Прошу вас, присядьте вот сюда. – Полковник Григорьев подвёл её к столу и предупредительно пододвинул стул. Сам сел напротив.
    - Товарищ полковник! – Света прижала руки к груди, глядя на него с наде-ждой. - Скажите, что с Романом? Где он?
    - Пока нет никакой определённости, Светлана Ниловна. Ваш муж, капитан Ястребов, был послан на перехват самолёта-нарушителя. Как вы понимаете, это его работа. Он должен был его перехватить на большом удалении от нас. Второй пилот, его ведомый, остался на средине маршрута, чтобы мы могли поддерживать с капитаном связь. Что там произошло, никто пока не знает. Никаких сообщений от вашего мужа не поступило. Это можно объяснить од-ним – нарушитель, а следовательно и капитан Ястребов, снизились. Поэтому старший лейтенант и не смог его услышать. Скорее всего, он был вынужден покинуть самолёт. С рассветом  в том районе должны начать поиск погра-ничники. Трудность в одном - туман, который вторые сутки захватил обшир-ные территории. В том числе и там. Как только погода улучшится, к поиску подключится и авиация. Мы все надеемся, что ваш муж жив и скоро услы-шим хорошие новости. Так что, Светлана Ниловна, прошу вас заранее не расстраиваться, а верить в хорошее. Как только что-то будет известно, сразу вам сообщим. Капитан Ястребов… - Полковник не договорил. Скрипнула дверь и в кабинет вошёл начальник штаба с широкой улыбкой на лице.
    - Николай Иванович! Из дивизии пришло сообщение, что один из погра-ничных нарядов на побережье увидел ночью, как над ними, в тумане, про-грохотала какая-то большая тень с отблеском огня в сторону моря. Есть предположение, что это был горевший нарушитель. Стало быть, его сбил ка-питан Ястребов. Время наблюдения как раз совпадает со временем появления там нашего перехватчика. – Радостно заявил он.
    Полковник незаметно кивнул ему в сторону Светланы:
    - Владимир Степанович! Познакомься, это Светлана Ниловна, жена капи-тана Ястребова.
    Тот приветливо улыбнулся: - А мы со Светланой Ниловной знакомы. Она классный руководитель у моего оболтуса. Я как-то был на родительском соб-рании, если помните.
    Светлана рассеяно кивнула: - Да-да… конечно… вспоминаю. – Мысли её были сейчас только о Романе. Она почти ничего не слышала, что говорили ей два самых больших начальника в этом городке. Что-то о том, что если Роман катапультировался, то он обяза-тельно выберется из тайги, или выплывет, если попадёт в океан. Что он в прекрасной физической форме и сможет всё вынести, все трудности и лишения. Что только нужно ждать и надеяться… А командование бросит все средства и силы, чтобы спасти его.
    Придя домой, она поставила перед собой свадебную фотографию и долго смотрела на его лицо, такое радостное и немного смущённое, словно он не верил до конца в своё счастье. Она легонько прикоснулась кончиками паль-цев к его изображению, как бы пытаясь передать свою надежду и любовь. Влить ему свои силы, защитить от всего, что могло ему угрожать. «Помни, что я с тобой, - шептала она, не замечая, как по щекам катятся слёзы. – Пусть моя любовь придаст тебе силы, оградит от всех опасностей… А моя вера, что ты жив, поможет преодолеть боль и отчаяние, когда у тебя иссякнут силы бороться и побеждать. Мои руки прикоснутся к тебе, обнимут, мои губы прильнут к твоим, вдыхая в тебя надежду, когда у тебя от усталости и бесси-лия станет меркнуть в глазах. И ты услышишь мои слова, и встанешь, даже если не будет сил подняться. И ты почувствуешь, что это говорю я, твоя род-ная и единственная на свете, как ты мне говорил, твой светлый лучик во мра-ке, твоя Света…».


                ГЛАВА   20
    Небольшие свинцовые волны слегка покачивали на своих пологих плечах крохотную спасательную лодку. Туман ватным одеялом лежал на воде. И та-кой густой, что в нескольких метрах даже не просматривалась вода. Впро-чем, при таком тумане это было естественно - рассвет ещё не наступил. Он посмотрел на фосфоресцирующий циферблат часов – полчетвёртого. Ни ду-новения ветерка, только слабые шлепки по резиновым бортам. Роман поднял воротник кожаной куртки. После купания в воде от промокшей одежды по
телу временами пробегала дрожь. Конец июля, а вода в море всё-таки не та-кая тёплая, как в Сочи. Он невольно улыбнулся при этом воспоминании и энергично замахал руками, пытаясь согреется. Стало немного теплее, он по-удобнее подобрал ноги. Размеры лодчонки не позволяли вытянуть ноги пол-ностью. Впрочем, жаловаться не приходится. Спасибо и на том, что в своё время конструкторы позаботились об этом, оснастив спасательным комплек-том, в котором и поместили миниатюрную лодку. А если бы не было этой лодки, и он плюхнулся бы так же в воду? И что дальше?  Сколько бы он смог продержаться? Во-первых намокшая одежда и сапоги стали бы тянуть его вниз; во-вторых вскоре бы наступило переохлаждение. И всё… От этой кар-тины по телу вновь пробежала дрожь и он, разогреваясь, снова стал крутить руками.
    Конечно, чтобы согреться, можно было бы начать грести этими игрушеч-ными вёслами, но только куда грести? Определиться будет можно, когда рас-светёт. А рассветёт часа через полтора, не раньше, учитывая этот туман. Он втянул голову в плечи и закрыл глаза, резонно рассудив, что будет для него подарком, если какое-то время попытается подремать. Видимо, организм, по-теряв солидную порцию нервной энергии во время этой, насыщенной затрат-ными событиями ночи, потребовал их восполнения в виде сна. И капитан как в яму провалился…
    Глаза у него открылись, как от какого-то внутреннего толчка. Он вскинул-ся, сразу не поняв, что с ним и где находится. Память услужливо напомнила о себе, цепь логических ассоциаций соединила видимую действительность с временными интервалами сознания, и он сразу всё вспомнил: ночной полёт, цель-призрак, огневой контакт, катапультирование и падение в воду.
    Стало светлее. Он поёжился, покрутил плечами, сбрасывая с себя объятия сна, взглянул на часы. И удивился – на циферблате стрелки показывали шес-той час. Оказывается, проспал более полутора часов. Он завёл часы, прило-жил к уху – несмотря на купание в океанской воде, они исправно тикали. И невольно обрадовался: какой-никакой, а всё-таки есть надёжный товарищ, что в его положении значило немало.
    В том, что его будут искать, он не сомневался. Представил себе, какой пе-реполох начался в полку, когда он не вернулся на аэродром. Что ни говори, а это серьёзное ЧП - самолёт не возвратился на базу из полёта на перехват воз-душного нарушителя. Жаль, что старший лейтенант Костин не расслышал его последнего сообщения. Эта информация помогла бы командованию в его поисках.
    Роман вспомнил спасательную операцию, когда в первый год его службы пропал самолёт командира второй эскадрильи. Тот также был поднят на пе-рехват нарушителя и пропал с экрана радиолокатора после сообщения, что атаковал цель, и нарушитель со снижением ушёл в сторону моря. Перехват-чиком был поршневой истребитель Ла-11 с маломощной радиостанцией. И когда стало ясно, что он не вернётся - запас топлива закончился, в тот район были посланы вертолёты. Они осматривали квадрат за квадратом тайгу и го-ры день за днём, но ничего так и не нашли. Ни пилота, ни останков самолёта при падении. Через неделю лётчик – живой и здоровый -  сам вышел на по-бережье Японского моря к одной из пограничных застав. На следующий день его доставил на аэродром спасательный вертолёт. Майор вышел из него со счастливой улыбкой на исхудавшем и заросшем лице. Как рассказывал он потом, истребитель был обстрелян нарушителем. Ответным огнём он поджёг вражеский самолёт, который, дымя, покинул нашу территорию.. Майор раз-вернул машину курсом на аэродром, но через минут её стало трясти. Прибор показал, что масло в двигателе на нуле, и вскоре его заклинило. Видимо, во время обстрела на его самолёте был повреждён маслопровод. Посадить само-лёт было практически невозможно, внизу гористая местность, поросшая тай-гой. И он был вынужден покинуть самолёт. При приземление парашют заце-пился куполом за высокую сосну, и он битый час болтался на стропах, пыта-ясь ухватиться за само дерево. Помог в этом большой сук, по которому он перебрался на дерево, а потом на землю. Рассудив, что самым разумным бу-дет выйти к морскому побережью и, имея при себе только пистолет – ава-рийный запас остался при парашюте, висевшем высоко над землёй, и он, оп-ределив по солнцу стороны света,  пошёл в сторону побережья. Питался в пути ягодой и грибами, поджаривая их на костре. В мелких речушках  ловил рыбёшку с помощью самодельной остроги, если посчастливилось там обна-ружить добычу. Ночевал рядом с костром, устроив постель из хвойных лап, зарядив пистолет, на случай появления какого-нибудь крупного хищника. И не было,наверное, человека счастливее его, когда он, после недельных скита-ний по дальневосточной тайге, взобравшись на вершину очередной горы и шатаясь от усталости, увидел впереди светло-голубую гладь моря. Так удач-но закончилась недельная эпопея майора. Потом было награждение орденом Красной Звезды, денежная премия и внеочередной месячный отпуск. А самое главное –  безмерная радость его жены и детей, которые вновь обрели мужа и отца живым и здоровым. И непоколебимая вера всех остальных в полку, что при таких вот сложных обстоятельствах основное и главное – верить и наде-ется, что всё будет хорошо.
    Мысли Романа  вернулись к жене. Что она может чувствовать, узнав о его исчезновении… Зная её эмоциональную натуру и постоянный страх за его жизнь в связи с его опасной работой, он только мог себе это представить. Самое страшное – неопределённость. Где он и что с ним? Вот те вопросы, на которые никто ей не даст ответа. А она будет постоянно думать об этом, пла-ча по ночам, уткнувшись в подушку. И так изо дня в день, из ночи – в ночь… Пока не выяснится, что же случилось с капитаном Ястребовым. Он не тешил себя иллюзиями. За что зацепится  тем, кто будет его искать? На земле нет никаких следов: ни от него, ни от самолёта. Его «МиГ» успокоился на мор-ском дне, он же болтается на этой скорлупке среди волн. Плотный туман на-дёжным занавесом оградил его от неба, сводя на нет усилия поисковиков – никакой взгляд не сможет проникнуть сквозь это толстое покрывало. И когда туман исчезнет – неизвестно. За это время ветер, волны и течения могут его отнести бог знает куда. Откуда капитану было знать, что он сам и его хруп-кое резиновое судёнышко находится во власти течения, которое, отразив-шись от побережья Приморья,  несёт их на юг, в сторону Японии.
    Откуда придёт спасение, ему трудно было догадываться. Приходилось рассчитывать на счастливый случай. Эта морское пространство было доволь-но оживлённым, по нему проходило множество транспортных путей, соеди-няющие прибрежные территории примыкающих к нему государств. Может же какое-нибудь судно пересечься с ним своим курсом? Вполне может… Нужно только, чтобы поскорее рассеялся этот проклятый туман. А уж он бу-дет смотреть в оба глаза по сторонам, приготовив для такого случая сигналь-ную ракету с цветным оранжевым дымом. И кто-нибудь на борту судна обя-зательно заметит этот сигнал. А морская международная конвенция обязыва-ет команды всех судов оказывать помощь всем, терпящим бедствие на воде. Он также не будет сидеть сложа руки. И хотя скорость передвижения с по-мощью этих вёсел ничтожно мала – он скептически посмотрел на них – всё рано он будет это делать. Вдруг это поможет сократить расстояние до кораб-ля, с которого его смогут заметить. 
    Перед такой работой следовало подкрепиться, что Роман и сделал, сжевав треть плитки шоколада из аварийного запаса. Ограничил себя двумя глотка-ми воды из резиновой «грелки», как прозвали её лётчики. Вставил вёсла в миниатюрные проушины на бортах  и, глядя на компас, про который он по-началу забыл, развернул свой оранжевый «крейсер» на северо-запад. Вроде бы и лопасти вёсел игрушечные, однако через час такой работы заломило в плечах, чему капитан очень даже удивился. Слабаком он себя никогда не считал, с ранних лет занимался спортом. Неплохо преуспел в боксе, ещё в школьные годы, став чемпионом города среди юниоров. Потом отошёл от него, вняв предостережению друга отца – желание стать лётчиком пересили-ло. В лётном училище, потом в полку регулярно посещал спортзал, поддер-живая спортивную форму, но без всяких перегрузок.  А тут, казалось бы, по-махал детскими лопастями и на тебе – перебор. Поэтому он решил для себя: полчаса работает, полчаса отдыхает. Через некоторое время глянул на часы – прошло сорок минут отдыха. Некоторое время посидел в раздумье… Тут почти к месту вспомнилось знаменитое изречение: «спасение утопающих – дело рук самих утопающих…». Возможно, мудрость и не совсем для его слу-чая, но тем не менее… И он взялся за вёсла. И-и раз… и-и раз… - «крейсер» медленно пополз туда, где, как он полагал, был берег родной земли…
    Между тем обстановка вокруг слегка изменилась. Стало светлее, круг ви-димой водной поверхности увеличился, на глаз где-то метров до тридцати. Хотя это было спорное предположение, ибо зацепится взглядом за что-то, что помогло бы определить расстояние, не было возможности. Всё также медленно приподнимались и опадали пологие волны, в воздухе не чувство-валось ни малейшего дуновения ветра.
    Он повернулся, осматриваясь, насколько это было возможно, и взгляд его выхватил что-то отличимое среди волн. Ещё мгновение и Роман различил горлышко бутылки, которая равномерно то поднимаясь, то опускаясь, при-ближалась к лодке. Он гребнул одним веслом, и выхватил бутылку, когда та проплывала мимо борта. Бутылка оказалась пустой, никакой записки там не было, которую он нафантазировал, заметив её в воде и вспомнив прочитан-ную когда-то книгу Жюль Верна «Дети капитана Гранта». На ней красова-лась яркая этикетка, и он сделал вывод, что её выбросили в воду совсем не-давно. Надписи были на английском языке, это он сразу понял, как-никак жена преподавала его в школе. Он так же выяснил, что содержалось в ней ранее виски. Кто-то опустошил бутылку и за ненадобностью выкинул её за борт. Возможно, какой-нибудь пассажир с теплохода, или забулдыга-матрос с грузового судна, вылакав втихаря от начальства и избавившись от конкрет-ной улики. Необходимости в пустой стеклянной таре у него не было, и он решил снова бросить её в воду. И тут его как будто стукнуло – появилась не-большая, пусть даже ничтожная возможность оставить напоминание о себе. Капитан был реалистом, и вполне осознавал, что в его положении нужно быть готовым ко всему. Если поднимется шторм, то уцелеть при этом будет очень проблематично, учитывая ненадёжность его плавсредства. Удержаться в этой лодочке при большой волне практически невозможно. А это значит… - Он невесело усмехнулся - то и значит… Из нагрудного кармана кожаной куртки вытащил подарок жены – небольшую записную книжку с каранда-шом. Его невольное купание при падении в воду было коротким, и бумага не пострадала. Затем осторожно отсоединил из средины  несколько листков. Крупными печатными буквами кратко написал: кто он и как оказался в море и попросил того, кто найдёт бутылку, сообщить о нём на его родину, то есть в Советский Союз. Вытащил пробку, потряс бутылку вверх дном. Несколько капель вытекло из неё, и он убедился в своём предположении – из горлышка отчётливо запахло спиртным. Хотел уже затолкать свёрнутое в трубочку по-слание внутрь, как ещё одна здравая мысль посетила его. Вытащил серебри-стую фольгу из шоколадки, аккуратно завернул в неё письмо и поместил в бутылку. Затем заткнул пробкой, критически осмотрел ёмкость с посланием и, оставшись довольным увиденным, опустил в воду…
     Шёл пятый день его морской эпопеи. Накануне, во второй половине дня, туман, наконец-то, поднялся вверх, образуя низкую облачность. Роман, край-не обрадованный этим обстоятельством, позволил выпить воды на глоток больше обычной нормы, заметив, что осталось её катастрофически мало, как и шоколада с сухим печеньем. Оставались до сих пор почти нетронутыми лишь кубики кофе, да пакетики соли.
    За все эти дни пару раз он слышал отдалённые гудки. Их, видимо, подава-ли с судов, для своего обозначения, чтобы хоть как-то обезопасить себя от столкновения с другими кораблями. Звуки были глухими, и он даже не мог определить направление, откуда они доносились, туман делал их размытыми и какими-то неопределёнными. Он прислушивался,  глядя по сторонам, но определиться так и не смог. Вот если бы не было этого тумана, тогда бы он знал, хотя бы приблизительно, откуда доносятся гудки. Возможно, даже бы увидел корабль. И всё равно он был просто рад подтверждению, что он не один в этой морской пустыне. Что совсем рядом были люди, и он слышал их…
    …Шкипер Адзума был доволен. Хоть и скрипел всеми заклёпками и шпан-гоутами его старый краболов «Исоки-мару», переваливаясь с борта на борт, его трюм был более чем наполовину набит добычей. Двое суток и они от-швартуются в родном Отару. Шкипер, заложив руки за голову, поудобнее устроился на тростниковой циновке, и довольно улыбнулся. Всё складыва-лось как нельзя лучше. Крабы в трюме были отменного качества, панцири с добрую суповую тарелку, а каждая нога с клешнёй длиной не меньше чело-веческой руки по локоть. Такой товар перекупщики в порту с руками ото-рвут. Так что этот рейс будет поистине золотым, ибо он не помнит подобного успеха за последние несколько лет. Ему, как владельцу судна, крабовых ло-вушек и всего, что необходимо для ловли, положено семь долей добычи. Так было всегда, и он в этом не исключение. Да и в команде каждый получит столько, сколько заработал. Больше всех причитается боцману, немного меньше – механику, остальным четверым по равной доле. Эти четверо были только рады, что смогут заработать такие деньги, что другим не снилось в родном порту. Они были новичками, которых нанял шкипер перед рейсом, иначе бы у них и этого не было. На судне шкипер – хозяин, не терпящий ни-каких возражений. Боцман, который ходил на этой посудины с хозяином ещё до войны, как-то обмолвился новичкам, что Адзума был капралом в Кван-тунской армии и даже провёл несколько лет в плену у русских в Сибири. Вернулся оттуда злым на весь мир и его работники млели от страха, когда тот смотрел на них пронзительным взглядом через щелочки век, топорща густые усы, высказывая тем самым своё недовольство. А недовольным он был почти всегда, за редким исключением…
    … Роман смотрел на блики, скачущие по гребням небольших волн и сразу даже не понял, что за посторонний звук назойливо зазвучал в его ушах. Сла-бое тарахтение понемногу усиливалось и он, обернувшись, с изумлёнием увидел небольшое судно, идущее чуть ли не на него в нескольких сотнях метров. Оцепенело глядя на приближающую посудину, он вскоре пришёл в себя и неистово закричал, махая руками:
    - Эй! Люди! Сюда! Я здесь! – он радостно смотрел на приближающееся судёнышко сквозь невольные слёзы на глазах. «Наконец-то… я спасён…». Что это было за судно, кто стоял на палубе – его не интересовало. Главное, что это были люди, которые пришли ему на помощь…
    - Са-а… - Изумлённо протянул один из рыбаков, заметив впереди оранже-вое пятно. Он вышел на палубу облегчиться с борта и, пустив на воду струю, блаженно закряхтел. А когда застегнул штаны и поднял голову, увидел впе-реди это. Разинув рот, рыбак смотрел на приближающее маленькую яркую лодку и человека в ней, машущего рукой.
    - Адзума-сан! Адзума-сан! – завопил он, прыгая на палубе. – Идите сюда! Скорей!
    - Чего орёшь, будто тебя морская змея укусила!? – прорычал шкипер, вы-лезая из  кубрика и недовольно топорща усы.
    - Лодка и человек в ней! – продолжал кричать рыбак, тыча рукой в ту сто-рону.
    - Сам вижу, не слепой… - Адзума внимательно всматривался в прибли-жающуюся оранжевую крошечную лодку, но более всего в человеческую фи-гуру. «Кто это может быть? Непонятно… И одет странно. Ничего, сейчас разберёмся…». Он повернул голову и, увидев, что стоящий у штурвала в рубке боцман, также вглядывается в лодку, рявкнул:
    - Савада! Что рот раззявил? Глуши мотор, подруливай поближе! – и, обер-нувшись к рыбаку, скомандовал: - Тащи верёвку! Живо!
    Глядя, как потерявшая ход «Исоки-мару» медленно приближается к чело-веку в лодке, шкипер смотал верёвку в круг. На палубу вылезли встревожен-ные члены команды, привлечённые криками шкипера и заглохшем мотором.  Последним вылез из моторного отсека замасленный механик, вытирая гряз-ные руки тряпкой.
    Роман с надеждой глядел на маленькое судно. Вот слабый порыв ветра развернул тряпку, бессильно свисавшую на верху мачты, и лётчик вздрогнул. Красный круг на белом полотнище не вызывал у него сомнений. «Японцы… И что теперь? Махнуть рукой, чтобы плыли дальше? – лихорадочные мысли роились в голове. – Плыть с ним в Японию? А там? Обратиться в посольст-во? Как до него добраться, где его искать? Да и местная власть вряд ли по-может… Как-никак, бывшие враги…Да и Япония вся оккупирована амери-канцами. А уж те так просто не отпустят, тем более русского военного лёт-чика. Нет, попрошу у них воды и поплыву дальше сам». Он вспомнил про пистолет, висевший на поясе и, вытащив его из кобуры, поспешно сунул в карман брюк.
    Шкипер, подождав, когда человек в лодке приблизится к борту шхуны, швырнул верёвку и удовлетворённо крякнул, когда та точно легла прямо по-перёк лодки.
    - Эй! Кто-нибудь!- рявкнул Адзума, увидев, что человек ухватился за трос. – Хватайтесь, мы его вытащим на палубу через слип! Да живее!
    Лодка проскользнула вдоль борта «Исоки-Мару» и подтянутая к слипу – наклонной части палубы на корме до уровня воды – была втянута тремя па-рами рук.
    Роман с трудом вылез из лодки, разминая затёкшие ноги. Он и члены ко-манды краболова с интересом уставились друг на друга. Одетые кто во что горазд японцы изумлённо смотрели на небритого мужчину в коричневой ко-жаной куртке, зелёных брюках и в сапогах.
    - Са-а… - Удивлённо проронил боцман, подняв с днища лодки лётный шлемофон. – Адзума-сан! Так это лётчик! И явно не амеко… – Так японцы звали американских  оккупантов.
    - Сам вижу, что не амеко! – буркнул шкипер. – Если не амеко, то значит русский. Других таких в этих краях нет.  И что с ним теперь делать?
    Он подошёл к лётчику и наставил на него палец:
    - Э-э… Рюски? Сибир? – оскалив зубы и топорща усы, спросил он, с тру-дом вспоминая те русские слова, что выучил в плену.
    Роман, глядя в жёлтые, едва видимые глаза-щелочки японца, видимо, старшего в этой команде, согласно кивнул головой: - Русский я… лётчик…
   - Со, со… - Закивал в свою очередь шкипер, обшаривая его прищуренным взглядом. – Рюски… Осень есть хоросё.  Э-э… Тавай-тавай… уотка… пей… - И он захохотал, скаля крупные, как у лошади, жёлтые зубы.
    - Да-да! Пить! – лётчик поднёс воображаемый стакан ко рту, другой рукой ткнув себя в грудь. Для убедительности облизал сухие губы.
    - Со, – вновь кивнул шкипер и громко что-то гаркнул. Стоящий рядом с ним щуплый японец в клетчатой куртке махом юркнул в пристройку на па-лубе и принёс кружку с водой. Руки у Романа дрожали, когда он взял её и мгновенно осушил, чуть ли не одним глотком, вызвав удивление у рыбаков.
    - Са-а! – переглядываясь, удивлялись они, а тот же японец, растянув в улыбке рот до ушей, вновь принёс воды. На этот раз лётчик пил не спеша, смакуя каждый глоток, словно это была не просто вода, а божественный нек-тар. Шкипер же обшаривал острым взглядом фигуру выловленного из воды русского, подспудно прикидывая – нельзя ли из этого события извлечь ка-кую-нибудь выгоду для себя?
    Роман кивком головы поблагодарил и протянул пустую кружку худому. За его спиной боцман ковырялся в немногочисленных вещах в лодке лётчика, время от времени удивлённо издавая свистящее - са-а… Вот он нахлобучил на голову шлемофон и гортанно что-то крикнул, выпучив глаза и вскинув ру-ку. Рыбаки дружно заржали, хлопая себя по коленям и сгибаясь от хохота. Криво усмехнулся и лётчик, посмотрев на боцмана: «клоун хренов…». Вот только шкипер даже не улыбнулся, что-то обдумывая.
    «Чем они могут мне помочь? Вернуться домой не помогут, это и к бабке не ходи. Наивно так думать… Разве что попросить у них воды? – он посмотрел на стоящего перед ним японца. – Не окажут же в этом? 
    - Уважаемый, дайте мне воды, и я поплыву домой. – Для убедительности он вновь поднёс воображаемую кружку ко рту, потом ткнул себя в грудь и рукой показал в сторону моря. Похоже, японец его понял. Он со свистом втя-нул в себя воздух сквозь зубы, потом неприятно оскалился и отрицательно помотал головой:
    - Твоя…  э-э… ходи Джапан… есть холосо… Твоя моя понимай? – прищу-рился шкипер, внимательно глядя на лётчика и явно гордясь своим русским.
    - Не-е-т… - В свою очередь не согласился Роман. – В Джапан мне никак нельзя. Понимаешь?  Меня там в тюрьму посадят. – Он сложил клетку из пальцев и показал японцу.
    Этот аргумент тот проигнорировал, а возможно и не понял. Шкипер бод-нул воздух головой и вновь повторил прежнее, но уже с рычащими нотками:
    - Ходи-ходи Джапан.   – Он вновь затопорщил усы. Затем, не сводя с него взгляд, коротко гаркнул, отчего остальные рыбаки, переглянувшись, двину-лись в сторону лётчика, явно не с добрыми намерениями. Роман побледнел – дело принимало для него совсем скверный оборот. «Что он задумал, гнида узкоглазая? Сдать меня своим властям и что-то от этого поиметь?». – Поду-мал он, пятясь назад от надвигавшихся рыбаков. И тут он вспомнил об ору-жии – сунул руку в карман и выхватил ТТ.
    - Са-а! – протянул кто-то из японцев, которые резко остановились, словно наткнувшись на непреодолимую преграду.
    - То-то же… - Перевёл дух лётчик. – Дайте мне воды… И разойдёмся по-хорошему. Вам -  в ваш Джапан, - он махнул пистолетом в сторону, как он полагал, Японии, а мне – туда! -  показал Роман в противоположное направ-ление. Он вдруг уловил в глазах шкипера едва уловимый торжествующий огонёк, но чем это было вызвано, не понял - резкая боль ожгла шею, в голове взорвался рой разноцветных огней и мир куда-то исчез…


                ГЛАВА   21
    Жизнь в военном гарнизоне шла своим чередом. С аэродрома доносился грохот реактивных  двигателей,  боевая учёба продолжалась  согласно уста-новленных планов,  так же дежурили боевые пары, готовые по команде с КП «воздух» произвести взлёт и настичь воздушного супостата, коли таковой появится у наших воздушных рубежей. Но вот уже вторую неделю, с того памятной ночи, когда не вернулся капитан Ястребов, в воздухе было спокой-но и никто из потенциальных нарушителей не приближался к дальневосточ-ной морской границе.
    Командир полка сидел за столом, просматривая плановую таблицу на сле-дующий день, когда зазвонил телефон и рокочущий голос командира диви-зии прервал его размышления.
    - Здравствуй, Николай Иванович! Как жив-здоров? Как дела в полку?
    - Здравия желаю, товарищ генерал! Вашими молитвами! – отозвался пол-ковник, гадая, что означает этот звонок, и что можно ожидать хорошего или плохого. – В полку идёт плановая учёба. Никаких происшествий нет. Всё спокойно… Похоже, капитан Ястребов отбил охотку у наших друзей совать свой длинный нос в наш двор. Ни одной попытки за последнее время на на-шем участке.
    - Ну-ну… Я, собственно, и звоню тебе в связи с этим инцидентом.
    У полковника перехватило дыхание: - Что-нибудь нашли, товарищ гене-рал? Ястребова или самолёт?
    - Нет, Николай Иванович. Пограничники, вместе с местными жителями, прочесали весь квадрат, где мог упасть самолёт. Вертолёты и самолёты про-смотрели кусок моря – никаких следов. Правда, один из экипажей вроде бы видел масляное пятно на воде, но посланный туда катер ничего не обнару-жил. Да и то сказать, за те четыре дня, что держался туман, течением всё давно унесло. Вот так-то. А звоню я тебе вот почему. – Генерал вдруг над-рывно закашлялся, в трубке что-то засвистело, стукнуло. Полковник недо-умённо посмотрел на трубку в руке. Но вот через треск послышался знако-мый голос.
    - Извини, полковник, кашель задушил. Вроде бы лето, а вот где-то про-сквозило. Впрочем, всё это ерунда. Так вот… Американцы пару дней назад обратились к нам по официальным каналам с просьбой. Мол, такого-то числа самолёт ВВС США, направлявшийся с Аляски в Японию сообщил об отказе навигационного оборудования. После чего на связь больше не вышел и в пункт назначения не прибыл. В их сказки, насчёт отказа штурманского сна-ряжения, верится с трудом. У них на этих машинах тройное дублирование всех систем, и чтобы все они сразу вышли из строя? Ерунда всё это, на ду-рачков рассчитано.  Наши спецы разложили по полочкам движение самолёта и пришли к выводу, что, судя по времени, этот самолёт как раз и был тем са-мым нарушителем. Нет сомнения, что капитан сбил именно этот самолёт. Что скажешь?
    - А у нас никто и не сомневался, что Ястребов сбил нарушителя, товарищ генерал. Только вот что с ним случилось, непонятно. – Тяжело вздохнул ко-мандир полка. – Жена его с ума сходит. Да как её не понять, поженились - года ещё нет…  А тут такое…
   - Что поделаешь, Николай Иванович… Мы – солдаты. И этим всё сказано.  Металлические нотки прорезались в голосе генерала. - Как кто-то сказал:
 «кто, если не мы?..». Родина нас поставила на этот рубеж, твёрдо веря, что свой долг выполним до конца. – Голос его вдруг потеплел: - Вы уж там не оставьте жену капитана без внимания. Она чем занята?
    - Учительница английского… Дирекция школы хвалит, да и родители до-вольны.
    - Молодец, полковник, что даже знаешь о жёнах своих лётчиков. Похваль-но!
    - А как по-другому! У нас здесь гарнизон маленький, все друг о друге зна-ют.
    - Да-а, жаль, если с капитаном что-то случилось. Но поиски пока не закон-чены, глядишь, что-нибудь, да выяснится.
    - Будем надеяться, товарищ генерал. До боли жаль, если Ястребов погиб. Один из лучших лётчиков полка. Должен был поступать в Академию.
    - Я помню, сам подписывал ему аттестацию. Хороший из него командир мог получиться. Ладно, давай не будем хоронить его заранее. Будь здоров, полковник…
    …Светлана безучастно смотрела на фотографию. Похудевшее бледное ли-цо, безжизненные глаза… Почти всё время она проводила в комнате. Выби-ралась на улицу по необходимости что-нибудь купить в магазине. Шла по улицам городка, машинально кивая, завидев знакомое лицо. Сделав покупки, вновь скрывалась за своей дверью. Вера часто забегала к ней, старалась от-влечь от тяжких дум, но Светлана отвечала односложно, не поддерживая раз-говор, и соседка, посидев какое-то время, тяжело вздыхая, уходила к тебе. Состряпав что-нибудь вкусное, она несла ей, весело щебеча о новостях го-родка, и вскоре умолкала, видя бесплодность своих попыток как-то расшеве-лить убитую горем жену капитана.
    Как-то, идя из магазина, она столкнулась с идущем ей навстречу, вроде бы знакомым, майором. Тот остановился и, участливо глядя на неё, проронил:
    - Светлана Ниловна! Я начальник финчасти полка майор Силин. Зайдите завтра в штаб и получите зарплату за мужа. Если вас устроит, подходите к десяти утра. Я распоряжусь…
    Она поблагодарила его тусклым голосом и пошла  к дому, а майор, покачав головой, ещё некоторое время стоял, смотря ей вслед. На следующее утро, собираясь в штаб, подкрасила слегка губы. Потом, глядя на себя в зеркало, вдруг схватила платочек и резкими движениями стёрла помаду. В штабе, по-ка шла по коридору к кассе, она не замечала взглядов, попадающихся ей на-встречу военных. Трое офицеров, стоящих у окна, также обратили на неё внимание. Один из них, старший лейтенант, когда-то на одном из вечеров в Доме офицеров пригласившей её на танец и отвергнутый ею, потому что был изрядно навеселе, ехидно заметил:
    - Гляньте на неё… Ещё мужа не похоронила, а уже в штабе ошивается. Не-бось, очередного себе присматривает взамен. Все они, сучки, одинаковые…

    Ничего этого Светлана не слышала. А другой из кампании вдруг сгрёб ска-завшего гадость про женщину  за китель и, смотря на него гневными глазами, заявил:
    - Слушай, ты, урод! Для тебя, как я вижу, нет ничего святого… Тогда хоть вспомни, что твоя мать тоже женщина. – Увидев, что по коридору идёт зам-полит, он разжал руки, пригладил старлею смятый китель и пошёл к выходу. Тот, ошалевший от неожиданности, поправил фатовские усики под вислым носом и, словно ища сочувствия, заявил:
    - Псих, да и только… Таким лечиться надо.
    Третий собеседник крутанул у виска пальцем: - Ты бы сначала подумал, прежде чем что-то сказать, Жорж. А то так можешь схлопотать по физии, дружок. Понял?
    - Да пошёл ты… - Презрительно посмотрел на него тот, отворачиваясь к окну.
    - Ну-ну… - Усмехнулся  приятель. – Мне отмщение и аз воздам. – Туманно произнёс он, и, надев фуражку, в свою очередь направился к выходу…
    … В голове шумело... Роман открыл глаза, пытаясь понять, что с ним и где он. Повернул голову и чуть не вскрикнул от боли в шее. Пол, на котором он лежал, слегка покачивался и вибрировал. Откуда-то доносилось негромкое тарахтение. В узкую щель небольшой дверцы пробивался свет, и он смог раз-глядеть окружающую обстановку. Помещение было небольшим, в углу стоя-ло несколько вёдер, палка с ветошью на конце, кучка циновок, ещё несколько деревянных ящиков. Эта конура, по-видимому, использовалось в качестве кладовки.
    Он притронулся рукой к шее и почувствовал с левой стороны опухоль. «Кто же так меня приложил? – вспоминал он. – Они все подходили ко мне, намереваясь схватить… Ещё один был сзади. Тот, который напялил себе на голову шлемофон… Значит, это он меня ударил, скотина. Умеет бить… Только чем? Возможно, он один из тех, кто обладает приёмами японской борьбы. Как её там? Джиу-джитсу, что ли? – вспомнил он одну из книжек, где было упоминание об этом виде борьбы. – Получается, что он ударил меня чем-то, возможно даже ребром ладони, если он специалист. Ну и ну…. – Удивился лётчик. – Что же дальше?». Перспектива, что он может оказаться в Японии, совсем ему не подходила. Она отодвигала на неопределённое время возможность вернуться на Родину. И даже вероятность не вернуться никогда. Это было гораздо хуже, чем плыть в маленькой резиновой лодочке по морю. Хотя и нахождение в ней давало мало шансов на конечный благоприятный исход для него. Он невольно застонал от этой безысходности. И в этот мо-мент он осознал, что на нём нет его куртки. Его лётной куртки, предмета за-висти всех штабников, ибо выдавалась она строго по спискам и только лёт-ному составу. Да и предназначение она имела самое что ни есть важное – ин-дивидуальное противопожарное средство лётчика. Ибо кожа куртки пропи-тывалась специальной огнеупорной краской. И немало было случаев, когда эта одежда спасала от ожогов при пожаре на самолёте. В её карманах нахо-дилось несколько ценных для него вещей: записная книжка с карандашом – подарок Светы, нож из аварийного комплекта, компас… И вот теперь ничего этого нет вместе с курткой. Впрочем, нет и часов на руке. Их тоже сняли «радушные» хозяева, видимо, как плату за его спасение. «Чтоб вам ими по-давиться…», - от души пожелал он им. Лётчик прислонился спиной к пере-борке. Хорошо ещё, что сапоги не сняли с ног, мрачно подумал он. Послы-шались голоса,  кто-то подошёл к двери и открыл её. Яркий свет ударил по глазам и Роман невольно смежил веки. А когда открыл их, то увидел стояще-го над ним шкипера, с любопытством смотревшего на него. В руке тот дер-жал алюминиевую миску, от которой шёл вкусный запах. Изголодавший лёт-чик невольно сглотнул слюну, и японец это заметил. Он ухмыльнулся, оска-лив зубы, и поставил миску на пол у его ног.
    - Э-э…Кусать мал-мала… холосо…  давай-давай…  - Он присел на кор-точки и кивком головы указал на миску, «мол, давай, наваливайся, не стес-няйся».  Роман взял миску, ощутив тепло исходящее от металла. Сверху гор-ки варёного риса лежали какие-то белые кусочки и половина тонкой лепёш-ки. Сбоку приткнулись две деревянных палочки. Он взял их в руку, повертел и отложил в сторону. Как ими пользоваться, он понятия не имел. Выхода не было, отломив кусок лепёшки, и используя его, как ложку, подцепил горстку риса. Для голодного человека эта еда казалась королевским блюдом, белые кусочки по специфическому вкусу что-то ему напоминали. И он вспомнил консервы из крабового мяса, что продавались в «Военторге» под названием «снатка», с изображением краба на этикетке. Они частенько покупали их со Светой. Ему хватило пять минут, чтобы расправиться с едой. Кусочком ле-пёшки он выскреб дно миски и протянул её японцу.
    - Са-а… - Протянул тот, изумлённо наблюдая, как быстро лётчик  всё съел. Он выпрямился и громко крикнул. В дверь протиснулся тот самый худой ры-бак. Выслушал тираду хозяина, подобострастно поклонился и исчез. Через минуту вернулся и протянул Роману кружку, накрытую сверху куском ле-пёшки. Что это был чай, он понял сразу.
    Шкипер снисходительно потрепал его по плечу, «мол, молодец, правильно себя ведёшь, в драку не лезешь», и вышел из кладовки, прикрыв дверь напо-ловину. Видимо решил, что русский лётчик смирился, да и, собственно, куда он может деться с этой шхуны.
    Он съел лепёшку, запивая маленькими глотками чуть сладковатого чая, и почувствовал себя более-менее нормально. «А теперь, дружок, давай будем думать, как нам отсюда убраться подобру-поздорову. Думай-думай, время работает против нас…, - приказал он себе. – Итак, что мы имеем… Шхуна идёт в Японию. У хозяина на меня какие-то виды… Мне нужно отсюда уби-раться, и как можно скорее. Что у меня для этого есть? Да, ровным счётом, ничего… Только пара рук. Пистолет и всё остальное у японцев… Нужно как-то выяснить, где моя спасательная лодка. Куда-то засунули, возможно, в тот же трюм. По возможности посмотрю на палубе, а вдруг лежит где-нибудь в углу. А что? Сейчас и начнём… Воспользуемся, что дверь не закрыта».
    Он встал на ноги и пригнулся – голова упиралась в потолок, открыл дверь и вышел на палубу. Тут же на него уставились с немым вопросом три пары глаз – рыбаки курили, стоя у борта. Он жадно вдохнул свежий морской воз-дух. В кладовке  - железной конуре – было душно от нагретых солнцем пере-городок. А тут слабый ветер приятно освежал лицо. Скрипнула дверь и из кубрика вышел боцман, в его кожаной куртке. Увидев лётчика, ухмыльнулся и что-то сказал, рыбаки подобострастно захихикали, глядя на пленника. А один из них, желая выслужиться, стукнул себя по шее ребром ладони, мол, теперь будешь знать, кто тебя так ловко ударил. Боцман принял это, как должное, и снисходительно кивнул Роману, мол, что надо? Если по делу, то давай, спрашивай, если нет – ползи в свою конуру.
    - Мне бы в гальюн… - Сказал Роман, думая, поймёт или нет этот хмырь. И тут увидел на его руке ещё и свои часы. «Так вот кто меня ударил по шее, - понял лётчик. – И за это шкипер отдал ему мои вещи, как награду. Ладно, по-стараюсь отдать долг по возможности побыстрее…», - решил он и притушил злость в своих глазах.
    - Со… - Протянул боцман и махнул рукой, направляясь на корму. В палу-бе, у поручня. оказался люк, японец со скрипом откинул его и специфиче-ский запах подтвердил явное предназначение этого места. Замешкавшийся лётчик почувствовал толчок в бок - боцман кивнул на люк. Роман опустился по короткой железной лестнице вниз и тут люк над головой с грохотом  опустился на место, а сверху раздался довольный хохот японца.
    «Развлекаешься, скотина… Ну-ну… - Он сжал зубы в бессильной ярости. – Ничего, отольются кошке мышкины слёзки. Посмотрим, кто будет потом смеяться…». Сделав свои дела, он стукнул кулаком снизу по люку. Но тот не открывался и Роман с остервенением вновь и вновь стал лупить по нему. Грохот ударов разнёсся по всей шхуне, вверху раздался недовольный голос шкипера. Люк раскрылся, и лётчик выбрался наверх, щурясь от солнечного света. В двух шагах стоял боцман с виноватой физиономией, а шкипер с не-довольным видом что-то ему втолковывал, тыча пальцем то в него, то в Ро-мана. Пока шёл этот односторонний диалог, Роман огляделся. В глаза броси-лась деревянная лодка, болтающаяся за кормой шхуны на верёвке. Его оран-жевой спасательной лодчонки нигде не было видно, похоже, её куда-то за-прятали, скорее всего, в трюм. Ничего интересного для себя он больше не обнаружил и, увидев, что шкипер продолжает читать нравоучения боцману, самостоятельно направился к кладовке. Голос сзади внезапно смолк и он, обернувшись, увидел обоих японцев, смотревших ему вслед. «Да, вы пра-вильно думаете, что я смирился со своей участью. – Усмехнулся про себя Роман, подходя к двери. – Так и думайте дальше. Это мне на руку…».
    После ужина шкипер заглянул в рулевую рубку. Убедившись, что «Исаки-Мару» следует должным курсом, а барометр показывает на «ясно», Адзума успокоился. Глянув на часы, прикинул, что через полтора суток, если ничего не случится и Аматэрасу Омиками – солнечная богиня - будет благосклонна к ним, они вернутся домой, к семьям. Отдав рулевому приказание разбудить его в два ночи, и сунув тому под нос мосластый кулак, пообещал, что если тот заснёт за штурвалом, то попадёт на корм акулам. Заметив его испуганное лицо, и заверения, что Адзума-сан может быть спокоен, шкипер одобритель-но кивнул, похлопал его по плечу и направился в свою каюту.
    Растянувшись на циновке, он вновь вернулся к размышлениям о русском лётчике. Что же с ним делать, когда они придут в свой порт Отаро? Он чув-ствовал, он был уверен, что решение где-то рядом. Уставившись взглядом в низкий потолок каюты, никак не мог ухватить мысль, которая бы решила эту задачу. Со-о! Шкипер аж подскочил на циновке. Ну, конечно же! Как только раньше не догадался! Он вспомнил об американце, который вот уже несколь-ко месяцев навещал их дочь Намико каждую субботу. Приходил этот амеко не с пустыми руками, то нейлоновые чулки ей принесёт, то духи подарит. И обязательно с бутылкой виски. Адзума знал, как расплачивается его дочь за эти приношения. Выпив виски, он оставлял их наедине в спальне дочери, стараясь побыстрее заснуть. Но как назло сон не приходил, а стенки в япон-ских домиках такие тонкие. И слыша стоны дочери, страдающей под тушей этого борова Джека, которые не заглушали ни храп спящей рядом жены, ни прижатые к ушам ладони, он только стискивал зубы, понимая, что ничего изменить не может. Как-то Намико ему сказала, что Джек работает в амери-канской кемпейтай – военной контрразведке. Если он преподнесёт на блю-дечке этим амеко русского военного лётчика, они же осыпят его зелёными бумажками с изображением дяди Сэма. Он счастливо захохотал, представив себе эту картину. Самое сложное будет пройти в порту таможню. Но шкипер был уверен, с этим у него также не будет проблем. В ней служит его старый знакомый, унтер-офицер Савада Куоми. Полдесятка крабов в виде презента и он сквозь пальцы посмотрит на лишнего рыбака в экипаже, даже если тот бу-дет негром. 
    Совсем другие мысли в это время одолевали Романа. Что он должен кар-динально изменить ситуацию в эту ночь, у него не было сомнений. А что ес-ли захватить эту шхуну? Конечно, это смахивало на сумасшествие. Для этого нужно заблокировать двери кубрика, где спят рыбаки, и каюту шкипера. Но как? Подпереть двери? Чем? Он осмотрел кладовку. И ничего не нашёл, что можно было использовать для этой цели. Вот если бы двери в кубрик и у шкипера открывались внутрь… Тогда можно было их заклинить, засунув че-рез ручку двери палку, хотя бы вот эту. Он взял в руку черенок с тряпкой на конце, повертел и со вздохом прислонил к стенке. Этот вариант не подходит, как это не печально. Остаётся одно: глухой ночью осторожно пробраться на корму, отвязать лодку, что тащится на буксире и шхуна уйдёт вперёд. А там будь, что будет…  Другого выхода он не видел, а попасть в Японию для него было равносильно смерти. Предателем он никогда себя не мыслил, лучше помереть от жажды и голода в открытом море. Какое-то время он покрутился  на тонкой циновке, что принесли ему вместе с ужином, и незаметно задре-мал..
    Сколько было времени, когда он внезапно проснулся, он не знал. Лежал, прислушиваясь к звукам: приглушённо тарахтел двигатель шхуны, за перего-родкой был слышен храп кого-то из рыбаков, доносился плеск волн о борта. Роман приподнялся, осторожно, по миллиметру, отодвинул дверь. Затем вы-шел наружу и осмотрелся. Дверь в кубрик была приоткрыта, оттуда и доно-сился храп. Слой тумана висел над морем,  над самой поверхностью воды, сквозь него размытым пятном просвечивал лунный диск. Где-то на корме за-скрежетало, и в полумраке обозначилась человеческая фигура, двигающаяся  вдоль борта в сторону палубной надстройки. Как всегда, в минуты опасно-сти, Роман успокоился, словно перед боем на ринге или в воздушном бою. Он отступил от двери и двинулся навстречу, сжав кулаки. Когда же тень приблизилась вплотную и, вскинув голову, что-то пробормотала, лётчик уз-нал боцмана. С того тут же слетел сон, когда он увидел, кто стоит перед ним. Выпучив глаза, разинул рот, намериваясь крикнуть, но не успел. Сокруши-тельный удар под ложечку согнул японца пополам, а его нижняя челюсть вошла в соприкосновение с коленом Романа. Обмякшее тело свалилась вниз, как тряпичная кукла. Лётчик увидел главное – свою кожаную куртку на боц-мане. Тут же сдёрнул её с лежащего тела, не забыв снять с его руки и часы, пробормотав, «поносил, и будет…» Надел куртку и внимательно прислушал-ся. Так же мерно стучал мотор шхуны, ни шагов, ни разговора не было слышно. Для очистки совести нащупал у лежащего боцмана пульс. Всего-навсего рядовой нокаут, понял он, от этого не умирают… Минут через пят-надцать придёт в себя – цену своим ударам лётчик хорошо знал.
     Но, тем не менее, медлить было нельзя… Он, стараясь не стучать сапога-ми, осторожно спустился по наклонной части палубы к корме. Светлая киль-ватерная дорожка  уходила от кормы, теряясь в тумане. Нащупав верёвку, за-вязанную на кольце, ввёрнутом в палубу, Роман стал подтягивать лодку. Впереди обозначилось темное пятно, и вот лодка ткнулась в корму шхуны. Не раздумывая, он перебросил в неё ногу, и, оттолкнувшись второй, призем-лился на её дно. Посудина медленно отошла от кормы, плавно покачиваясь на пологой волне. Чертыхнулся, было, нащупав узел троса, к которому она была привязана. Но тут же сообразил, что нужно всего-навсего дёрнуть за свободный конец. Что тут же и сделал – трос соскользнул со стального полу-круга на носу, и шхуна стала отдаляться. Через минуту растворилась в тума-не, вместе с красным огоньком на вершине мачты, словно тот знаменитый Летучий Голландец. 
    То, что он сбежал от японцев, окрылило Романа. Перебравшись на середи-ну лодки и осмотрев её, был тут же вознаграждён – к одному из бортов были аккуратно привязаны два весла. Нужно было спешить, он отвязал их и вста-вил в уключины. Вспомнив, как проектировалась луна по отношению к курсу шхуны – над правым бортом, он развернул нос лодки, логично рассчитав, что двигаться к своей земле нужно, оставляя лунный диск с правой стороны  ближе к корме. Сожалел об одном, что не было видно звёздного неба -Полярная звезда точно бы указала, куда держать путь. Ничего, успокаивал он себя, взойдёт солнце, и определимся точнее. А сейчас нечего размусоливать, пора за дело приниматься. А то хозяева этой посудины вдруг кинутся в пого-ню… И он озорно ухмыльнулся, представив их изумление и знаменитое «са-а», когда обнаружат, что ни пленника, ни лодки нет. Но больше других будут сокрушаться двое: шкипер и боцман. Первый – что уплыла золотая «рыбка», второй - из-за потери своих трофеев. Он  взялся за вёсла и сделал первый гребок – первый шаг по долгой дороге домой… Роман не задумывался, на-сколько она будет долгой. Главное – он снова свободен…


                ГЛАВА   22
    - Я тебя понимаю, Николай Иванович! Один из твоих лучших лётчиков… Но что поделаешь, если нет никаких результатов. Хотя заканчивается четвёр-тая неделя поисков ... И на земле, и на море всё прошерстили. Упади он в тайгу – нашли бы остатки самолёта. Да и сам за это время мог бы выйти к людям. Скорее всего самолёт лежит на морском дне. Катапультировался ка-питан или нет, никто не знает. - Генерал вздохнул.- Знаешь, полковник… Возможен и такой вариант. Он был обстрелян, машина повреждена, сам тя-жело ранен, и не смог покинуть самолёт. Ну и… - Голос командира дивизии посуровел: - Словом, из округа пришло указание – поиск капитана прекра-тить. Бесполезная трата сил и средств. Так-то вот…
    - Получается, что Ястребова списали из числа живых. – Хмыкнул полков-ник. - Ну, да… Мавр сделал своё дело – сбил нарушителя, о нём теперь мож-но забыть… - С горечью произнёс командир полка.
    В трубке было слышно, как генерал недовольно засопел:
    - Ты из себя христосика-то не строй! Один ты, видишь ли, радеешь за сво-их людей! А мы сплошь чёрствые солдафоны с толстой шкурой носорогов. – Разозлился не на шутку командир дивизии. – Посмотри на реальность, пол-ковник! – загремело в трубке. – Ну, ничего не смогли обнаружить! Понима-ешь? Ни-че-го! Нет никаких следов! Словом, всё… Я тебе объяснил решение округа. И ещё… Постарайтесь как-то поделикатнее, что ли, объяснить это жене капитана Ястребова. Понял? Ну, всё, бывай… - Буркнул генерал и по-ложил трубку.
    Командир полка долго сидел, уставившись в какую-то точку на столе. Раз-думья его прервал капитан Хвостов, вошедший в кабинет:
    - Разрешите, товарищ полковник?
    Тот поднял голову и недовольно посмотрел на адъютанта:
    - Чего тебе?
    - Командно-лётный состав полка собран в методическом кабинете соглас-но вашему указанию. Начало разбора через пятнадцать минут. – Доложил ка-питан, вытянувшись по стойке «смирно». Какое-то время полковник смотрел на адъютанта невидящим взглядом, отчего тот растеряно повторил: - Все уже собраны, начало через пятнадцать минут.
    Видимо, до полковника дошли его слова:
     - Хорошо. Передай подполковнику Серову, пусть он сам проводит разбор. Ко мне пригласи замполита. Прямо сейчас, он должен быть там же.
    … Что-то случилось, Николай Иванович? – подполковник Большаков встревожено посмотрел на командира.
    - Случилось, Михаил Юрьевич, случилось… Четвёртая неделя идёт, как случилось. – Кивнул тот.
     - Что-то новое о капитане Ястребове? – сразу понял замполит. – Оттуда? – он ткнул пальцем в потолок.
    - Откуда же ещё… - Тусклым голосом отозвался полковник. – Округ пре-кратил поиски. Там посчитали дальнейшее продолжение поисково-спасательной операции бессмысленным занятием. Так-то вот…
    - Коль до сих пор ничего не обнаружили, это следовало ожидать. – Пожал плечами замполит. – Их тоже можно понять. Такое обширное мероприятие обходится государству в копеечку.
    Полковник с сожалением посмотрел на него:
    - Не ожидал я от тебя такого торгашеского отношения, Михаил Юрьевич. Не ожидал…
    Замполит недовольно скривился:
    - Там, - он закатил глаза к потолку, - не хуже нас разбираются: что, когда и почему…
    - Вот-вот… Получается, что жизнь человека измеряется у нас деньгами, а я-то, грешным делом полагал, что другими ценностями.
    - Всё это дешёвая демагогия, командир. – Брякнул подполковник, не поду-мав, что может этим обидеть командира полка. Тот же слегка усмехнулся, подосадовав, что замполит так и не стал ему союзником в основном – в от-ношении к людям.. Какое-то время они молча сидели, явно недовольные друг другом, пока полковник не вспомнил, для чего он вызвал к себе замполита.
    - Я пригласил тебя не для дискуссии. Сейчас пойдём с тобой к жене капи-тана Ястребова и ты объяснишь ей, почему прекращены поиски её мужа. – Жёстко сказал командир полка, глядя в переносицу подполковника.  – И без дешёвой демагогии. – Мстительно добавил он, глядя, как лицо замполита по-крылось бурыми пятнами…
    … Светлана сидела за столом, безучастно смотря в окно. На столе стояла тарелка с пирожками, которые принесла Вера, но она так и не притронулась к ним. Вера, увидев, что соседку затошнило при виде пирожков, и та еле добе-жала до туалета, предположила, что она беременна. Свете такое и в голову не приходило, да и мысли её были заняты одним – ожиданием известий о судьбе мужа. Она похудела, аппетита не было совсем. Вера заставляла её что-нибудь съесть, хотя бы самую малость. Покорно поев немного, она замыкалась, ни на что не реагируя. Вера только качала головой, утверждая, что она просто себя убивает. И  Света была рада, когда та оставляла её одну – никому не нужно было ничего объяснять. Дни для неё тянулись медленно, и с каждым из них таяла надежда, что Роман жив и не сегодня-завтра придёт сообщение о его спасении.
    Раздался осторожный стук в дверь, потом ещё, пока она не поняла, что нужно открыть, кто-то пришёл. Она поднялась со стула, медленно подошла к двери и открыла. Двое военных, уже отошедшие от двери, повернулись.
    - А мы хотели уже уходить, Светлана Ниловна. Подумали, что вас нет до-ма. – Произнёс командир полка и снял фуражку. – Вы позволите пройти?
    Женщина посмотрела на второго офицера и, сначала не вспомнив, хотя лицо его было ей хорошо знакомо, тихо проронила: - Проходите… - «Это же замполит… Он всегда выступал на торжествах …», - вспомнила она.
    Она дождалась, когда гости сядут на стулья, сама присела на краешек кро-вати. Глянув на осунувшееся лицо жены капитана и её тусклые запавшие гла-за, у полковника внезапно сжалось сердце. «Господи… как меняются люди, столкнувшись с таким горем. Бедная, бедная  женщина…». Он хорошо пом-нил, какой фурор она произвела в городке, когда капитан привёз её сюда. И её стали считать первой красавицей в гарнизоне. А как ей завидовали осталь-ные жёны офицеров, считая высокомерной и зазнайкой. И тайно надеялись, что она всё равно как-нибудь себя скомпрометирует, когда видели, как кру-тились вокруг неё местные донжуаны на танцах в Доме культуры. Просто они не понимали, что она беззаветно любит только своего мужа, и других мужчин для неё просто не существует.
    - Я слушаю вас… - Подняла она на них глаза, со слабой искоркой надеж-ды. Замполит негромко кашлянул, пытаясь скрыть замешательство от такой неблагодарной миссии, что выпала им на долю – сообщать близким дурные вести.
    - Видите ли, Светлана Ниловна, - осторожно начал он, глядя куда-то в сто-рону и боясь столкнутся с её взглядом, – к сожалению, мы пришли  к вам с не совсем хорошими новостями. За эти четыре недели поисков, в судьбе вашего мужа, капитана Ястребова, ничего не прояснилось. И командование округа решило прекратить спасательную операцию.
    При этих словах искорка в её глазах потухла, и она опустила голову. То, что они говорили потом – о героизме и мужестве мужа, то, что он всегда бу-дет примером для других; что нужно пережить это горе и её никогда не оста-вят одну в такой беде. Слова эти проскакивали мимо её сознания, в голове же стучало только одно: «не нашли…не нашли… погиб…боже мой… Ну поче-му?.. За что?..». Она даже не заметила, как гости поднялись со стульев и на цыпочках, словно здесь оставался тяжело больной человек, вышли из комна-ты. Слёзы сами по себе текли по её исхудавшим щекам.
    Начало темнеть, Светлана сходила на кухню, налила стакан воды. Хлопо-тавшая у своего керогаза Лидия, заметив её заплаканные глаза и потухший взгляд, покачала головой и, подойдя, погладила её по плечу:
    - Я вот что скажу тебе, девонька… Ромку твоего уже не вернуть. Понять это нужно, голубушка. Впереди у тебя целая жизнь. Так что выбрось из голо-вы всё, что произошло и живи дальше. А то так и зачахнешь… - И, видя, что её слова не доходят до убитой горем женщины, недовольно проронила. – Ну, как знаешь… Больно гордая…
    Вернувшись в комнату, Светлана щёлкнула выключателем и невольно вскрикнула – в комнате она оказалась не одна. На стуле, положив ногу на но-гу, развалился нежданный гость, которого она никак не думала здесь уви-деть. Презрительная улыбка кривила рот майора Дроздова. Глядя на опе-шившую женщину, он злорадно спросил:
    - Что, не ожидала меня? А зря… - Он пружинисто вскочил, и оказался ме-жду ней и дверью.
    - Что вы здесь делаете? – дрожащим голосом спросила она. – Что вам нуж-но? Уходите!
    - Так ты ещё не поняла? - ноздри «особиста» нервно вздрагивали, он обша-ривал наглым  взглядом её стройную фигуру. – Разве твой муженёк тогда не сказал, что вы мне задолжали, а? Вот я за этим  и пришёл.
    - О чём вы? Какой долг? – ничего не понимая, она недоумённо глядела на него широко открытыми глазами. – Мы никому ничего не должны…
    - Ой-ё-ёй… Она, видите ли, ничего не помнит... Да-а, и муженёк твой уже ничего не скажет. Ау! Капита-а-а-н! Ты где? - глумился майор, злорадно гля-дя на неё. - Нет его! Он уже давно крабов кормит  на дне. Так что тебе одной придётся отдуваться за всё.
    - Я ничего не понимаю… - Её трясло от присутствия этого человека. От него исходило чувство неизбежной беды. – Уходите… Или я буду кричать. – Пролепетала она, отодвигаясь от приближающего к ней «особиста».
    - Кричи… Тебе тут никто не поможет. Так что, хочешь-не хочешь, а долги нужно отдавать, красавица. 
    Чувствуя, как от ужаса, охватившего её, подгибаются ноги, она, стискивая руками ворот халатика, простонала: - Не прикасайтесь ко мне… Вы не смее-те…
    - Ещё как смею… - Он отвёл её руки в стороны и рванул полы халата. Ткань затрещала, на пол посыпались пуговицы.
    - Нет… нет… - Шептала потрясённая женщина, глядя на него полными слёз глазами.
    - Ну, что, сучка? Добровольно дашь, или силой взять? - майор гнусно ух-мыльнулся, пожирая глазами обнажённую упругую грудь жертвы. – Хотя не-которым нравиться сопротивляться… - Бубнил он, тесня её в сторону крова-ти.
    - Нет! – вскрикнула она и, собрав все силы,  вдруг молниеносно вцепилась
ногтями в лицо насильника.
    - Ах ты, сука! – взревел «особист», отбросив её руку. Вид крови на ладони, когда он провёл ею по своему лицу, привело его в ярость. Он наотмашь, с си-лой ударил Светлану по щеке. Голова женщины мотнулась, и она упала на постель. Не сводя с неё похотливого взгляда, он расстегнул брюки, приспус-тил их и, как был в сапогах, так и  рухнул на лежащее перед ним обнажённое тело. …Насиловал её долго и злобно, наслаждаясь беспомощной покорно-стью своей жертвы, вымещая на ней всю свою ненависть за унижение, кото-рое, как он считал, нанесла ему эта пара тогда, на юбилее. Увидев, что она открыла глаза, не понимая, что с ней происходит, он схватил её пальцами за подбородок и прохрипел, глотая слова и чувствуя приближение кульмина-ции: - Смотри…сюда…я… вот так… вот так…вас обоих…сука…
    Услышав приглушённый мужской голос, доносившийся из квартиры Яст-ребовых, Лидия осторожно подошла к двери и прислушалась. «Кто же это у неё? Да так поздно… - Недоумённо подумала она. – Неужто Роман объявил-ся?»  Вот чуть слышен дрожащий и кого-то умоляющий голос Светланы. «Ничего не понимаю… Кто это там у неё? Странно… - Какой-то звонкий хлопок и короткий женский вскрик за дверью насторожил её. Любопытство до такой степени обуяло сплетницу, что она не выдержала и, выждав немно-го, осторожно потянула ручку двери, которая оказалась не заперта. В образо-вавшуюся щелку ей бросились в глаза несколько ярких деталей, происходя-щего на кровати: голая мужская задница, прыгающая вверх-вниз, безвольно откинутая в сторону белая женская рука и сапоги, торчащие между прутьями кровати. Да ещё какое-то бессвязное мужское бормотание…
    Лидия, в изумлении приоткрывшая рот, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. От увиденного у неё чуть не выскочили  глаза наружу. Она  за-жала рот ладонью и удивлённо пробормотала про себя: «Ну и ну… Ай да ти-хоня наша !.. Мужик пропал, а она уже с каким-то кобелём кувыркается на супружеской кровати! Господи, помилуй нас грешных… - Она шустро осе-нила себя крестом. – Обожди, обожди… Чё она тогда кричала, ежели по со-гласию? – и тут её осенило. – А ведь он её ссильничал… Ей богу ссильни-чал… Но кто же это такой? – этот вопрос занозой засела у неё голове. – Я бу-ду не я, если не узнаю…». Она снова прислушалась. Вот перестала скрипеть кровать, послышался стук сапог…
    «Особист», спрыгнув с кровати, приводил себя в порядок, не сводя глаз с обнажённого женского тела. – Я-то думал, ты горячая… А ты бревно-бревном, сучка  Что молчишь? Неужто мой малыш тебе не понравился? Раньше никто не жаловался, все хвалили. Ничего, в следующие разы повто-рим… - Довольный содеянным, что сполна отомстил этой паре, да ещё таким способом, бормотал он, со злорадством глядя на Светлану, отрешённо смот-ревшую в потолок.  Майор повернулся на стук двери. В неё влетела остроно-сая женщина со словами: - Света! Я хо… - Не договорив, она наиграно вскрикнула. – Ой, я не во время, извините… – В мужчине, застёгивающего
ширинку брюк, она узнала майора Дроздова, начальника Особого отдела полка.
    - Ты кто такая? – прорычал недовольно «особист». – Ну-ка, пошла отсюда вон!
    - Ухожу, ухожу, - примирительно махая перед собой руками, пропела Ли-дия. – Простите… - И юркнула в дверь. Дождавшись, когда бухнула входная дверь, она вновь направилась в комнату к Светлане. Та, как лежала на крова-ти, так и осталась лежать. Соседка подошла к кровати, присела  на край и, ахнув, всплеснула руками, заметив кровь на её лице: - Какая же он сволочь! Вы только посмотрите… Бить по лицу такую красоту! - она взяла платочек и стала стирать кровь. Глаза её так и зыркали по лежащей Светлане.   
    - Да-а… Мужиков можно понять… Вон ты какая фигуристая, да гладкая. Сиськи торчат, как у молоденькой козы. - Проронила она с завистью, глядя на обнажённую женщину, - Этот кобелина ни одну юбку мимо не пропустит. Он тут половину местных баб уже оприходовал. Ей богу! Ежели глаз на ка-кую положил – пиши пропало. Пользуется, что из «энкэвэдэшников»… И управы на него нет. Хоть бы кто из ентих рогатых мужиков ему ноги пере-ломал… Так смелых нет! – тарахтела соседка. Увидев, что Света совсем не реагирует на эти слова, продолжая глядеть вверх мёртвыми глазами, она прикрыла её нагое тело полами халатика    - Я вот что тебе скажу… Ты так не убивайся. Не ты первая, не ты последняя… Не убыло же от тебя… Мы, бабы, крепкие на это дело. Всё проходит… Ты только не думай об ентим, а то моз-ги свихнутся. – Лидия глянула на будильник и тут же подхватилась с места: - Ой, мне пора к себе. Вот-вот мой вернётся, а у меня ужин ещё не готов. А ко-гда он голодный, то сам не в себе. Чисто тигра лютая… Так я побежала. Ты уж давай здесь, не горюй. Перемелется – мука будет…
    …Глаза её блуждали по потолку, пытаясь зацепиться за что-нибудь, что могло помочь ей как-то определится в этой реальности. Появляющиеся мыс-ли гасли, как пламя свечи на ветру, воспалённый мозг плодил массу призрач-ных видений. Эфемерные фантомы ползли из потаённых уголков подсозна-ния, сплетаясь в немыслимые сочетания, гася остатки разума. И не было сил сопротивляться этому жуткому нашествию. Вкрадчивый голос изуверским шепотом подталкивал к чему-то запредельному, выдавливая из сознания ос-татки воли. Бессмысленный взгляд скользил по белой поверхности потолка, и внезапно, как удар слепящей молнии, в голове прорезалась и вонзилась в мозг спасительная мысль для истерзанной и измученной душе – небы-тие…Забыться навеки, покинув мир мрака и безысходности. Это последний этап, пройдя который, можно будет навсегда уйти из этого бесчеловечного и жестокого мира, с его предательством, подлостью, где грубая животная сила ломает душевный мир обыкновенного человека, где такие понятия, как бла-городство, долг, нежность, любовь растаптываются грубым сапогом насилия, вероломства и цинизма. Больше не будет взаимного чувства единения двух душ, для которых этот их маленький мир был необъятной вселенной. Все-ленной, в которой гармонично сочетались понимание друг друга с полуслова, а иногда было достаточно одного взгляда. Тревоги и волнения, ежедневные заботы, понимание и восторг при свершении небольших житейских побед и, конечно же, любовь. Любовь, которая не требует ничего взамен, когда она взаимна, когда каждый чувствует другого до мельчайшей клеточки, когда не требуются слова, а лишь прикосновение друг к другу. И этот мир был разру-шен жестоко, грубо и цинично злой волей  в  одночасье.  Теперь  же  радости и надежды остались где-то там,  в прежней жизни и которые больше не вер-нутся никогда в их мир. Так для чего теперь жить?
    Что-то мелькнуло в зрительном восприятии нависшей над ней плоскости потолка, мысль заметалась, пытаясь вновь найти потерянное, и она чуть не вскрикнула, когда взор сумел вернуть это – стальной крюк в потолке стал для неё последней чертой, за которым уже не будет ничего. Она уцепилась за не-го, как утопающий хватается за спасательный круг перед неминуемой гибе-лью. Обласкав его взглядом, в котором вновь пробудился огонёк разума, Светлана встала с кровати. Словно сомнамбула подошла к шкафу и доста- ла оттуда бельевую верёвку. Слабая улыбка бродила по её бледному лицу, когда она соружала из неё петлю. Затем поставила стул, влезла на него. Свободный конец верёвки закрепила на крюке, дотянувшись до него, накинула петлю на шею. Прошлась прощальным взором по комнате, где была счастлива рядом с ним, единственном на белом свете… Взгляд зацепился за свадебную фото-графию, стоящую на тумбочке, на ней они смущённо и счастливо смотрят в своё будущее. Отрешённо заметив, как Роман глядит на неё с такой надеждой и нежностью, она утвердилась в одном, что просто не может его обмануть. «Я иду к тебе, любимый… Теперь мы навсегда будем вместе… И ничто нас не разлучит…». Грустная улыбка невесомым облачком скользнула по её ли-цу, и она решительно отшвырнула от себя стул...


                ГЛАВА   23
    Он невольно схватился за левую сторону груди, почувствовав, как смер-тельный холод внезапно сжал в своих объятиях его сердце. «Что же это?..  – недоумённо пронеслось в голове. Роман вскинул голову к звёздному небу и увидел, как чиркнула по чёрному бархату светящаяся полоска и исчезла. – Как говорят в народе – звезда упала, значит, оборвалась чья-то жизнь…», - вдруг вспомнилось ему. На душе стало неуютно, да ещё эта внезапная боль… Пару минут он прислушивался к внутренним ощущениям, и вот неприятное чувство сошло на нет, оставив после себя состояние беспокойства и тревоги.
    Прошло почти неделя с тех пор, когда он сумел сбежать с японской шху-ны. За это время несколько раз наблюдал проходящие вдали корабли. Один даже пересёк его курс на расстоянии с полкилометра. Он прыгал, махал ру-ками и кричал, чуть не сорвав голос, но никто из экипажа, видимо, не заме-тил этих попыток привлечь к себе внимание. Когда силуэт неизвестного суд-на исчез за горизонтом, он обессилено сел и в отчаянии, обхватив голову ру-ками, чуть не заплакал. Если бы у него был в тот момент фальшфейер, то уж точно на том корабле заметили бы этот сигнал. Но ракета красного огня ос-талась на шхуне вместе с другими вещами из аварийного набора. А как она была необходима в его ситуации сейчас…  Но тогда, в момент бегства, у него просто не было возможности её найти на шхуне. Да и где он там мог бы её отыскать. Скорее всего, шкипер прибрал её в рулевую рубку.
    Впрочем, на везение ему грех жаловаться. Если перечислить всё, что с ним случилось за последнее время, то следует отметить благоприятное для него стечение обстоятельств. Что уж греха таить, и факт обстрела с нарушителя, когда его даже не ранило; да и катапультирование с повреждённого «МиГа» могло обойтись боком. Ан нет, живой и даже невредимый… Потом плавание на резиновой шлюпке, до встречи с японскими рыбаками. И что сумел сбе-жать… А то, что он обнаружил на лодке бочонок пресной воды, сушёную рыбу и ящик сухарей, видимо, рыбаки держали  как неприкосновенный запас на случай непредвиденных обстоятельств. Разве это не везение? Что и гово-рить, с морем шутки плохи. И шхуна-то у них не первой молодости, всё мо-жет случиться. Для этого и была у них эта лодка. Да и с погодой везёт, что ни говори… До сих пор никаких тебе штормов и бурь. Так что небеса, похоже, к нему благоволят.
    Он вновь поднял голову и отыскал Полярную звезду, своего путеводителя в этом вынужденном путешествии. Представив себе в воображении карту побережья, Роман прикинул своё положение и развернул нос лодки так, что-бы направление на север оставалось правее. Взялся за вёсла, прикинув, что ещё час можно будет погрести, и экономно расходуя силы,  погнал лодку к далёкому берегу…
    Ничего не предвещало беды. С утра установив распорядок, при котором полчаса грёб, потом полчаса отдыхал, Роман мог похвалить себя в точном его исполнении. С той ночи, когда он сумел сбежать от японцев, а прошло по его подсчётам восемь дней, при его предположении сумел приблизиться к цели если не наполовину, то на треть точно.И каково было бы его разочаро-вание, узнай капитан истинное положение вещей. То самое течение, в кото-рое он попал ещё на спасательной лодчонке, за сутки оттаскивало его от род-ных берегов почти на такое же расстояние, что ему удавалось выгрести на вёслах. Поэтому-то он тогда и встретил шхуну. Японские рыбаки использо-вали это течение во все времена, возвращаясь из рейса от берегов Куриль-ских островов, экономя, таким образом, время и топливо.
    И ещё он заметил, что к концу своего рабочего дня последнее время стал выматываться настолько, что перестав грести, длительное время сидел, ощу-щая дрожь в теле и тяжело дыша. Силы, потраченные на эту монотонную и требующую запаса сил работу, восстанавливать в полном объёме было не-чем. Сушёная рыба и сухари для этого не содержали достаточного количест-ва питательных веществ. Да и те их запасы таяли, чуть ли не на глазах, когда он доставал из ящиков очередную порцию еды.
   Временами на него находило отчаяние, и мозг долбила одна и та же мысль, а не плюнуть ли на это махание вёслами, не зная в действительности, на-сколько он близок к своей вожделенной цели – берегу Родины. А что? Бро-сить эти опостылевшие вёсла в лодку  и отдаться на волю волн. А там уж, как говорят, куда кривая вывезет… А вывезти эта кривая могла и в Японию, что никак не входила в его расчеты. Он смотрел на мозоли, которые образова-лись на ладонях от постоянной работы на вёслах, и ему становилось стыдно за эти  моменты малодушия.  Как-то вспомнился  отрывок  из  произведения,  кажется,  Горького. Там  говорилось,  что одни,  попав в шторм на море,  бросают  вёсла и их разбивает о прибрежные скалы.  Другие же продолжают  грести из последних сил и выходят победителями в борьбе со стихией. И он снова брался за вёсла и, стиснув зубы, продолжал монотонно грести.
    Это небольшое светло-серое облачко на горизонте он заметил во второй половине дня и сначала не обратил на него внимание. Но так как сидел к не-му лицом, работая вёслами, то через пару часов заметил, как оно стремитель-но разрастается по горизонту, меняя цвет и становясь тёмно-серым валом, неотвратимо двигаясь в ту же сторону, что и он. Только вот скорости их движения были несопоставимые - уже не облако, а туча стремительно наго-няла его, вызывая беспокойство. Да  и то сказать, за все дни своего невольно-го путешествия по морскому простору он ещё ни  разу не сталкивался с  этой стихией в её  разгневанном виде. Роман перестал грести, внимательно осмот-рел своё немудрёное хозяйство, задвинув ящики с едой и бочонок с остатка-ми воды под настил на корме. На глаза попался моток верёвки и он, ещё не думая для чего она может пригодиться в этих обстоятельствах, положил её себе под ноги.
    Ветер вдруг поменял направление и из бокового стал попутным и порыви-стым.  Роман на всякий случай застегнул куртку на молнию, температура воздуха ощутимо стала падать. Разглядывая приближающую тучу, заметил огненные высверки внутри её и туманную завесу, застилавшую горизонт. Это идёт дождь, понял он, и не просто дождь, а ливень. Жаль, что нет какой-нибудь ёмкости, можно было бы пополнить запас питьевой воды, в бочонке её оставалось не более трети. Небольшое ведро из брезента, что было в лодке и предназначение которого он сразу не понял, лежало под носовым навесом.
    Волны стали выше, закручиваясь на гребешках пенными валиками, с силой подбрасывали корму, прокатывались под днищем, затем корма оседала меж-ду валами, в свою очередь вверх вздымался нос. И так раз за разом… Как на качелях: вверх-вниз, вверх-вниз... Вестибулярный аппарат лётчика был в по-рядке и никакого дискомфорта от таких качаний он не испытывал.
    Внезапно ветер мгновенно усилился, набросившись на лодку с остервене-нием, словно испытывая на прочность, и срывая пенные клочья с верхушек волн. Как трактует наука метеорология - это явление называется «шквальный воротник», вспомнил он занятия в училище и этот самый вопрос, который попался ему в билете на выпускных экзаменах.
Катится этот «воротничок» перед грозовыми облаками с большой скоростью и силой ветра, но по времени занимает небольшой промежуток. Затем насту-пает кратковременное затишье перед самой бурей. И чем ближе подкатывала гроза, тем беспокойнее становилось на душе у лётчика. Одно дело, когда ты сидишь в кабине самолёта и можешь в любой момент уйти от разбушевав-шейся стихии вверх или в сторону, избежав опасных для себя последствий. Другое дело, когда ты находишься в этой деревянной скорлупке  и возмож-ности избежать бури нет, то поневоле чувство опасности овладевает челове-ком, попавшим в такую ситуацию. Ибо предсказать последствия для себя не-возможно.
    И действительно, через несколько минут ветер значительно стих, только волны продолжали накатываться на корму с тем же постоянством и силой. Надвигающаяся туча мимоходом проглотила солнечный диск и сразу же во-круг резко потемнело. Внутри лохматого чёрного покрывала раздалось глу-хое ворчание, фиолетовая ослепительная вспышка  разорвала небесный свод ветвистыми молниями с таким оглушительным грохотом и треском, что Ро-ман невольно зажмурился и пригнулся. Первые крупные капли с силой за-щёлкали по днищу, по куртке и голове, да так ощутимо, что он схватил бре-зентовое ведро и нахлобучил его на голову. Через минуту вода хлынула сверху сплошным потоком, собираясь на дне лодки в лужу, к ней добавля-лись пенные брызги, перехлёстываясь через корму. В первую очередь его за-ботило главное – не дать возможность ветру поставит лодку бортом к вол-нам. Отчётливо понимая, что стоит этому случиться и очередная вздымаю-щаяся стена воды махом перевернёт лодку. Что за этим последует, было пре-дельно ясно - шансов остаться в живых почти не оставалось. В то же время он с тревогой наблюдал за другой опасностью, видя, как неуклонно растёт  уровень воды в лодке. Он сдёрнул с головы ведро и стал вычерпывать воду за борт. Над головой грохотало постоянно, вода по-прежнему лилась сверху по-током. Как одержимый, он лихорадочно работал ведром, не обращал внима-ния на то, что ливень барабанит по голове, по спине текут струйки воды, а лодку швыряет вверх-вниз. Сколько это продолжалось, он не помнил… Для него главное было – это не допустить, чтобы уровень воды на дне рос. И от-чётливо представлял, что произойдёт дальше. Критическая масса воды сведёт плавучесть на нет и. всё… Почувствовав, что льющаяся с небес вода стала слабее стучать по голове, Роман осмотрелся. Основная масса аспидно-чёрной тучи с рыхлой нижней кромкой сваливалась в направлении далёкого матери-ка, по-прежнему взрываясь огненными всплесками молний и оглушительным грохотом. Сквозь дождевые полосы, там, за кормой, робко проглядывала не-бесная синь. Волны, продолжая вздыматься тёмными сине-зелеными горба-ми, продолжали раскачивать лодку, отяжелевшую от воды, но уже не с такой силой.
    Выбросив за борт пару десятков вёдер свалившегося с небес балласта, Ро-ман выпрямился и облегчённо вздохнул. Опасность вновь отодвинулась от него. Ещё через десяток минут солнце вновь вынырнуло из-за рваного края грозовой тучи, внутри которой продолжали перекатываться раскаты грома. Лучи солнца приятным теплом ласкали лицо, он расстегнул куртку и ворот-ник гимнастёрки. Затем снял куртку и положил на носовой настил. До вечера ещё несколько часов и промокшая одежда должна подсохнуть. Ветер про-должал дуть в корму, и он подосадовал, что рыбаки не догадались оснастить свою лодку небольшим парусом. А как было бы славно сидеть на корме и смотреть, как ветер надувает парус и журчит вода вдоль бортов плывущей лодки. И тут же одёрнул себя – нечего предаваться бессмысленным фантази-ям. Нужно брать в руки вёсла и продолжать грести вслед за тучей. И ему ста-ло грустно, когда он предположил, что через сколько-то часов туча достигнет берега, до которого ему грести и грести. Хватит ныть, оборвал он себя. И глядя на весёлые солнечные зайчики, скачущие по гребням волн, решительно схватился за вёсла…
    …Был полдень, когда вахтенный матрос на борту советского сухогруза  «Байкал», следовавший из Петропавловска-Камчатского в Находку, шаря окулярами бинокля по водной глади, внезапно громко завопил, словно тот матрос Колумба, когда увидел впереди землю после многомесячного плава-ния: - Впереди, слева по борту, на воде предмет! 
    - Да что ж ты так орёшь, Курочкин? – поморщившись, укоризненно по-смотрел на него старпом. – Экая глотка у тебя лужёная…
    - Извините, товарищ старпом! – ухмыльнулся тот. – У нас в деревне все та-кие горластые, как те петухи.
    - Это я заметил… Ты точно соответствуешь своей фамилии.– Хмыкнул тот, наконец-то заметив в бинокль то, о чём кричал вахтенный. – И не просто предмет, Курочкин, а лодка. Нужно идентифицировать точнее, когда что-то видишь! – назидательно произнёс старпом, продолжая внимательно рассмат-ривать качающуюся на волнах лодку.
    - А что это такое – инди.. финцир… - Сконфужено произнёс Курочкин, со-всем запутавшись в странном слове.
    - Идентифицировать, Курочкин… - Рассеяно сказал старпом, не отрываясь от бинокля. – Это… Я тебе как-нибудь потом объясню. Сейчас не до этого…  - Он оторвался от окуляров и, нагнувшись к переговорной трубе на мостике, скомандовал  - Малый ход! – переводя ручку машинного телеграфа  – На ру-ле! Левее десять!
    - Есть левее десять! – рулевой крутанул штурвал и тут же доложил: - На курсе двести тридцать.
    - Так держать! – удовлетворённо кивнул старпом. Поднял трубку телефо-на: - Кирилл Петрович! Левее курса обнаружена шлюпка на удалении ярдов триста. Я изменил курс и снизил ход. Подойдём ближе, посмотрим. Если в шлюпке пусто, пойдём дальше.- И согласно кивнул головой. – Конечно! Я тут же сообщу, если что…
    - В шлюпке кто-то есть, товарищ старпом! – радостно крикнул Курочкин.
    - С чего ты взял? – удивлённо покосился на него тот.
    Вахтенный ухмыльнулся: - Видите на борту лодки светлое пятно?
    - Ну, вижу… И что?
    - Это человеческая рука!
    - Рука? Ну-ка, ну-ка… - Старпом прильнул к биноклю. Потом повернулся к матросу:
    - Ну, ты даёшь! Хоть ты и Курочкин, а взгляд как у орла. Молодец!
    - Мы, пскопские, все такие, товарищ старпом! Семеро одного не боимся! Семером от одного завсегда отмахнёмся! – заржал Курочкин.
    Старпом на тираду вахтенного только усмехнулся и перевёл ручку машин-ного телеграфа на «стоп». Потом нагнулся к микрофону:
    - Вахтенной команде спустить шлюпку номер два по левому борту. Стар-ший по команде – боцман. Осмотреть найденную лодку и результат доло-жить!
    Прошло минут двадцать ожидания и шлюпка, буксируя лодку, подошла к борту, где висел сброшенный штормтрап.
    - Ну, что там, Архипыч? – нетерпеливо окликнул боцмана старпом, пере-гнувшись через леер.
    - Так это… - Растеряно развёл руками тот, задрав голову. – Похоже, наш лётчик.
    - С чего ты решил?
    - Так форма наша военная, и кожан на нём. У меня сосед по квартире ле-тун, так у него точно такая куртка.
    - Он живой?
    - Пульс есть, слабый… Видать, он долго болтался в море, вон какая борода выросла. Да и исхудал, бедолага.
    Старпом покачал головой: - Надо же… Ладно, Архипыч, потом турусы бу-дем разводить. Поднимайте его на борт, я сейчас доложу капитану и вызову на мостик доктора.
    … В палате судового лазарета капитан и старпом с изрядной долей состра-дания смотрели на человека, лежащего на кушетке. Копна отросших тёмных волос, короткая борода и усы, загорелое худое лицо, ввалившиеся глазницы – всё говорило о том, что на его долю выпало немало страданий.
    Судовой врач с озабоченным лицом держал его за руку, прощупывая пульс. Услышав шёпот у двери, обернулся и, увидев несколько моряков, с любопытством взирающих на происходящее из проёма двери, сердито про-шипел: - Ну-ка, закройте дверь. Вам здесь что, цирк?
    Старпом повернулся  и показал кулак – дверь тут же тихо закрылась. Врач опустил руку и, раздвинув веки у лётчика, обследовал глаза.
    - Ну, что с ним, док? – озабочено спросил капитан сухогруза, вытирая лы-сину платком.
    Врач выпрямился: - Обезвоживание организма и истощение. Сейчас он без сознания. Я поставлю ему капельницу с питательным раствором и глюкозой. И сделаю всё, чтобы он очнулся. Организм у него здоровый, коль он лётчик. Думаю, что опасности для жизни нет.
    - Ну, слава богу… - Облегчённо произнёс капитан. – Как только он придёт в себя, дайте знать.
    - Всенепременно… - Кивнул врач. – А сейчас я попрошу вас, товарищи, освободить лазарет. Больному нужен покой. – Непреклонно заявил он и по-дошёл к шкафчику с лекарствами и медицинским оборудованием.
    - Да-да! – согласился капитан, поднимаясь со стула. – Идём, Виктор Ива-нович.
    Кучка моряков, собравшиеся на корме, оживлённо обсуждали происшест-вие. В центре сидел боцман, крутоплечий здоровяк с носом картошкой и хит-рым взглядом голубых глаз. Плутоватого вида матрос, поглядывая на друзей и смоля папиросу, загадочно улыбался. Докурив, выкинул окурок за борт и повернулся к боцману:
    - Иван Архипыч! Как думаешь, выживет мужик? Или ласты склеит?
    Боцман неодобрительно глянул на него: - Балабол ты, Пятнашкин, право слово… Ласты склеит… - Передразнил он матроса. – И где ты только таких слов нахватался, Пятнашкин? Каркаешь тут… Вот ты бы, на его месте, точно бы склеил… - Хмыкнул он под дружный смех остальных.
    - Это ещё почему? – обиделся матрос.
    Боцман скептически глянул на его худую фигуру: - Да ты только посмотри на себя – глиста на глисте и глистой погоняет. А на камбузе трескаешь за троих. И куда только всё у тебя деется? – он переждал хохот моряков. – Ну, ежели серьёзно… Лётчик-то здоровый мужик. Хоть и исхудал, а мы вдвоём, вон, с Нестором, - он кивнул в сторону такого же здоровяка, - еле его подня-ли. Да и то сказать, осмотрел я лодку: бочонок под воду пустой и пара сухих рыбёшек в ящичке. Намаялся, бедолага, что и говорить…
    - Интересно бы знать, что с ним случилось… - Задумчиво произнёс Не-стор.
    - Видать, что-то с его самолётом… Оттого и сверзься оттель. – Боцман   глянул на небо. – Что ни говори, а отчаянный народ летуны. И как только ду-ха хватает туда забираться… - Он покосился на худого матроса. – Это тебе, Пятнашкин, не на  корабле ходить по морям-океанам, да за борт поплёвы-вать.
    - У нас работа тоже не из простых, - оживился тот. – А вот скажи, Иван Архипыч… Может он не один в самолёте-то был, а? А остальные не спас-лись… Как думаешь?
    - Это ты, Пятнашкин, в точку попал. – Крякнул боцман. – Этого пока никто не знает… Вот очухается мужик – расскажет. Только меня ещё одно интере-сует… - Он загадочно посмотрел на моряков. – Очень даже странное обстоя-тельство…
    - Это ты о чём, Архипыч? – заёрзал на месте Нестор.
    - Вы обратили внимание, что на лодке и бочонке иероглифы? Стало быть она японская. Где это он лодку раздобыл? И откуда у него сушёная рыба? – боцман оглядел притихших моряков. – Вот то-то и оно… Сплошные замо-рочки… - Что-то вспомнив, он вытащил из кармана часы-луковицу. Щёлкну-ла и открылась крышка и в воздухе поплыла мелодия марша «Прощание сла-вянки».
    - Да-а, - протянул Нестор, заворожено глядя на часы. – Знатный механизм у тебя, Архипыч, знатный. Всё хочу спросить, откуда они у тебя?
    - От деда достались.. А ему эти часы вручил командир линкора «Слава» ещё в Первую мировую войну.
    - Ух ты! Это за какие-такие заслуги? – вытаращился на него Нестор.
    Боцман хитро прищурился: - А вот за такие… Дед был комендором на линкоре. В морском бою, в Ирбенском проливе, от его меткой стрельбы по-шёл ко дну немецкий крейсер. Вот так-то вот! – горделиво заявил он.
    - Геройский у тебя был дед, нечего сказать. – Покрутил головой моряк. – И часы ему под стать.
    - На том стоим! – усмехнулся боцман, глядя на часы. – Пойдём, ребята! Пора заступать новой вахте. А ты, Пятнашкин, сходи в лазарет и узнай, ок-лемался наш летун или нет. Да поаккуратней там. Понял?
    - Сей момент, Иван Архипыч! – дурашливо вытянулся матрос. – Я уже там… - И растянув рот в улыбке, вьюном скользнул в сторону палубной над-стройки.
     Капитан и старпом в корабельной рубке обсуждали появление на их сухо-грузе спасённого лётчика. Прикидывая, что они должны будут предпринять до прихода в порт
    - Как только выясним его данные, сразу же нужно будет сообщить в паро-ходство. - Капитан взял корабельный журнал и внимательно прочёл послед-нюю запись. – Всё правильно, Виктор Иванович. Сообщение о лётчике со-ставишь сам и отдашь радисту. Договорились?
    - Само собой, Кирилл Петрович. Там сообщат, кому положено. – Согла-сился старпом. - В Находку прибудем через двое суток, утром. Если погода не изменится, то отшвартуемся к причалу в восемь с хвостиком..
    На пульте прозвучал вызов внутрикорабельной связи. Капитан снял труб-ку: - Отлично! Сейчас будем. – Он повернулся к старпому. – Это наш эску-лап. Лётчик пришёл в себя. Пойдём к нему.
    - Хорошая новость! – кивнул тот. – Один момент, товарищ  капитан. Штурман! – позвал он и из-за штурманского стола поднялся молодой парень в форменной рубашке.
    - Слушаю, Виктор Иванович!
    - Выдерживайте этот курс! Мы с капитаном в лазарет. Ясно? Если что – звони туда.
    - Понял, товарищ старпом! – штурман посмотрел на свои незавершённые расчёты и направился к рулевому…
    …- Я, капитан советского сухогруза «Байкал» Кирилл Петрович Быстров. Это мой старший помощник Савушкин Виктор Иванович. Мы идём в Наход-ку с Камчатки. Кто вы?
    Человек, лежащий под простыней на кушетке и напряжённо наблюдавший за моряками лихорадочно блестевшими глазами, успокоился. Он повернул голову в сторону врача и облизав губы, прошептал: - Воды, пожалуйста… Дайте воды… 
    Доктор тут же налил из графина полный стакан, подошёл к нему, припод-нял голову и приложил стакан к губам. Тот, едва не захлёбываясь, выпил во-ду. Опустив его голову на подушку, доктор промокнул пот с его лба. Губы человека дрогнули и оба моряка наклонились вперёд, чтобы разобрать его шёпот.
    - Лётчик-истребитель авиаполка ПВО аэродрома «Воздвиженка» капитан Ястребов.- Чуть слышно проронил он, тяжело дыша. - В ночь на восьмое ию-ля я был поднят на перехват самолёта-нарушителя. Когда предложил экипа-жу американского самолёта следовать на наш аэродром, они открыли огонь и повредили мою машину. – Он смолк, видимо, ему совсем не хватало сил да-же на разговор. Какое-то время лётчик лежал с закрытыми глазами. Моряки воззрились на доктора. Тот в ответ лишь пожал плечами. Но вот ресницы спасённого затрепетали, и он вновь открыл глаза. Доктор вновь промокнул его лоб марлевой салфеткой и поднёс стакан с водой ко рту. Сделав пару глотков, он продолжил рассказ:   
    - Ответным огнём я поджёг их, и они ушли со снижением в сторону моря. Продолжить полёт на повреждённом самолёте не было возможности, и я ка-тапультировался. Восемь дней на спасательной лодочке, потом меня выта-щили из воды японские рыбаки. Они хотели увезти меня в Японию. Мне уда-лось сбежать, забрав у них лодку. Потом кончилась вода, и ничего не оста-лось из еды. А потом я потерял сознание… - Он замолчал и обессилено отки-нулся на подушку.
    - Извините, капитан… - Старпом приподнялся со стула и наклонился над лётчиком. – Я правильно понял, что это произошло с вами восьмого июля?
    - Да… в ночь на восьмое … - Подтвердил лётчик. Оба моряка изумлённо переглянулись и снова уставились на него.
    - А вы знаете, какое сегодня число? – капитан корабля удивлённо глядел на него.
    - Нет… Я как-то сбился со счёта… Потом стало всё равно.
    - Сегодня семнадцатое августа. Вы провели на море сорок дней…
    - Сорок дней… - Эхом откликнулся лётчик. – Сорок дней… - Ещё раз прошептал он.
    Доктор, обеспокоено наблюдавший за разговором, подошёл к нему и снова промокнул пот со лба: Повернулся к морякам: - Вам сейчас лучше уйти. Он ещё очень слаб, и как знать, какую реакцию выдаст его организм после ва-шей беседы. Давайте, давайте… - Поторопил он, глядя на замешкавших мо-ряков. – Завтра ему будет значительно лучше. Я надеюсь на это… 
    Оба моряка, выйдя из лазарета, остановились.
    - Что скажешь, Виктор Иванович? – капитан, вытащив платок, обтёр голо-ву.
    Старпом крутанул головой: - Невероятная история, скажу я вам. Сорок дней в море… С минимумом воды и еды.
    - Заметь, под конец вообще без всего. А тут ещё и японцы… Молодец, что сбежал. – Капитан уставился на старпома: - Знаешь, это что-то фантастиче-ское… Расскажи кому – не поверят. Да! Ты запиши по горячим следам его данные, чтобы не забыть. Всё запомнил?
    - Не беспокойся, Кирилл Петрович! У меня фотографическая память. Сей-час пойду и составлю сообщение, и тут же передам радисту.
    - Давай, Виктор Иванович, поторопись. Нужно, чтобы на земле узнали о нём побыстрее. Родные, небось, уже его похоронили…


                ГЛАВА   24
    ….Генерал  как-то странно посмотрел на него и почему-то отвёл глаза. Су-етливо передвинул по столу пепельницу, взял из стакана цветной карандаш, повертел его пальцами и сунул обратно. Молчание прервал резкий телефон-ный звонок. Командир дивизии спешно схватил трубку, словно боясь, что капитан начнёт что-то его спрашивать. Отвечая однотонно «да», он вскоре положил трубку и скупо улыбнулся:
    - Повезло тебе, капитан. Из округа летит к вам инспектор на пограничном Ан-2, хочет проверить подготовку лётчиков полка. Новый, недавно перевёлся из Москвы. Так сказать столичная штучка… – Похоже, командир дивизии не очень-то жаловал представителей из центра. - Кстати и познакомишься с ним. Говорят, что он тоже был в Корее. Отметишься дома и давай в окруж-ной госпиталь. Сам понимаешь, - генерал развёл руками, - медицина. Соглас-но инструкции, пилот после катапультирования обязан пройти медицинское освидетельствование, чтобы вновь приступить к полётам. С врачами, брат, не поспоришь. А у тебя, вдобавок, ещё и непростой морской круиз. – Он, было, коротко хохотнул, но тут же смолк, вспомнив что-то. – Как знать, что там у тебя с психикой случилось…  Нужно проверить. – Провёл ладонью по ежику седых волос, испытывающе глянул на Романа: - Сейчас тебя отвезут на аэро-дром. – И нажал кнопку на селекторе:
    - Майор! Мою машину к подъезду. Срочно!..
    … - А я-то голову себе ломаю – какого это важного пассажира мы тут ждём? -  на Романа, улыбаясь, смотрел полковник Акимов. Они дружно ухва-тились за жёсткие сидения в салоне – взревел двигатель и Ан-2 помчался по взлётной полосе. Небольшой разбег, толчок и биплан повис в неспокойном ветряном небе.
    - Так вы снова к нам, товарищ полковник? Надолго? – поинтересовался ка-питан.
    Тот передёрнул усами: - К вам в полк – на неделю. А вообще сюда, навер-ное, надолго…
    - А что так? Из столицы да к нам, на край земли?
    - Да как сказать… - Прищурился полковник. – Надоело там сидеть в каби-нете да бумажки перебирать. Посидеть в кабине истребителя выпадает с гулькин нос. Да и то, в основном, в Кубинке, так сказать, при «дворе»… По-дал рапорт главкому ВВС и, как только освободилась должность главного инспектора в округе, мне её предложили. Вот так-то…Ну, а ты как? Что в ди-визии делал?
    Ястребов пожал плечами: - В дивизии  оказался по случайности… А так – служу…
    Акимов внимательно смотревший на него, на его похудевшее лицо, вдруг удивлённо округлил глаза: - Послушай, Роман? Уж не ты ли тот самый капи-тан, что сбил нарушителя, а потом пропал, а?
    Тот на какое-то время смущённо замешкался, потом обречённо кивнул: - Ну да, я тот самый…
    Акумов гневно засопел и хлопнул себя по коленям: - Ну ты скажи… В ок-руге один из наших «дубов» мне пояснил: мол, летишь в полк, где один ка-питан  пропал после перехвата. И назвал мне фамилию - Орлов. Представля-ешь? - аж крякнул с досады полковник. И, глядя  на него, добавил. – Ах ты, боже мой… Так это ты…
    - Видимо, тот перепутал эти две птичьи фамилии. – Усмехнулся Роман.
    … Некоторое время полковник сидел молча, уткнувшись взглядом в пол грузового салона, потрясённый  его рассказом. Потом поднял голову и пока-чал головой:
    - Да-а, Роман… Нахлебался ты полной ложкой… Не всякий на твоём месте смог бы такое выдержать.    Что уж тут говорить…
    Тот откинулся к стенке фюзеляжа: - Да я-то что… Не представляю себе, что за это время передумала моя Светланка. Столько времени никаких сведе-ний обо мне. Представляете себе, Юрий Семёнович? Ведь так свихнуться можно… Я, как только пришли в Находку, позвонил в штаб полка, чтобы знали, что я нашёлся, и успокоили жену. Представить себе не могу, как при-ду сейчас домой, а она меня встретит. – Роман счастливо заулыбался.
    Акимова словно резануло по груди. «Он же ничего не знает… Мне же ска-зали, что жена капитана покончила с собой… - Полковник незаметно поко-сился на Романа, сидящего с отрешённо-счастливым выражением на лице. – Боже мой… За что же это ему? После возвращения, можно сказать, с того света, теперь ещё такой удар…», - он смежил веки, чувствуя, как тяжёлый комок подкатил к горлу,  а глаза предательски защемило…
    …- Смотри-ка ты, командир полка нас встречает. – Акумов оторвался от иллюминатора. Двигатель Ан-2 смолк, сержант-техник открыл дверь салона и прицепил лесенку.
    - Спасибо, старший лейтенант! – полковник кивнул пилоту, вылезшему из пилотской кабины, и встал с сиденья.. – Ну, что. Роман? Идём! Негоже, что-бы хозяин ожидал.
    - Здравия желаю, Николай Иванович! – Акимов радостно пожал руку ко-мандира полка.
    - С прибытием вновь на нашу землю, Юрий Семёнович! – радушно, и в то же время как-то скованно поприветствовал тот инспектора из округа. – Мне сообщил о тебе генерал.
    От Акимова не скрылось напряжение в голосе полковника, да и смотрел он в это время не на него, а скорее на Ястребова. И совсем  не радостным  был его взгляд, когда капитан вскинул ладонь к козырьку фуражки: - Товарищ полковник! Капитан Ястребов вернул…
    Но договорить ему командир полка не дал, прервав на полуслове:
    - Ну, здравствуй, наш пропавший… - Проговорил он внезапно охрипшим голосом, совсем не по уставному шагнул к нему и крепко обнял. И инспектор смущённо заметил, как заблестела влага в глазах закалённого лётчика. Ещё раз тряхнув за плечи Романа, он отстранился от него, взглянул в лицо и пока-чал головой. – Эк, как тебя пообтесала судьбинушка… Ну, ничего… Как го-ворят: были бы кости, а мясо нарастёт. Да, ладно… - Вдруг засуетился он. – Идёмте в штаб!
    - Товарищ полковник! Разрешите мне домой забежать, хотя бы на пять ми-нут? А то там жена, наверное, с ума сходит… - Просительно-жалобным то-ном сказал капитан, глядя на командира полка. Тот замер на месте, страдаль-ческая судорога прорезала на миг его вдруг побледневшее лицо. И, не глядя на Ястребова, решительно сказал, как отрезал:
    - Нет! Сначала в штаб. – И как бы желая смягчить суровость своего ответа, добавил:
    - Так надо, капитан… Долго задерживать не буду. Сразу же отпущу.
    Ястребов, смотревший на него как-то по-детски обиженно, покорно кив-нул:
    - Есть сначала в штаб!
    В кабинете полковник какое-то время молча смотрел на Романа, отчего у того вдруг внутри появилось и стало расти беспокойство. «Что это он так внимательно меня рассматривает? Что-то связанное с моей будущей служ-бой? Что врачи могут списать меня с лётной работы? Или решили, что я не поеду поступать в академию?». Всякие мысли роились у него в голове, но ему и в голову не приходило, что тот мучается одним, как сообщить ему о гибели его Светланы.
    Видимо, полковник понял, что дальше молчать бессмысленно и в любом случае нужно сообщить капитану эту ужасную весть. Он глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду или с парашютом и решился:
    - Послушай меня, сынок… Тяжело мне  говорить тебе это.  – Предчувствие беды ознобом охватило капитана, он недоумённо посмотрел на командира полка.
    - О чём это вы? Что случилось, товарищ полковник? – в голове скользнула догадка – «неужели что-то с мамой?», - он тревожно смотрел на него. У него даже не шевельнулась мысль, что что-то страшное могло случиться с женой.
    В следующий миг ему показалось что само небо рухнуло ему на голову, в одно мгновение раздавив, расплющив, распылив его на мельчайшие частич-ки, когда тот сказал это.
    - Мужайся, капитан… Нет больше твоей Светланы… Держись, сынок…
    Звон раздался в его ушах. Звуки голоса доходили до него словно сквозь толщу воды, теряя смысл слов. «Что он говорит? Почему нет моей Светы? Ничего не понимаю…». Он потряс головой, непонимающе глядя на полков-ника. С трудом выталкивая слова из враз пересохшего рта, он прохрипел:
    - Как это…нет? Что с ней? – ожидая с ужасом, что услышит далее, и зара-нее страшась этого.
     - Умерла твоя жена… - Тусклым бесцветным голосом произнёс полков-ник, и тут же резко добавил, словно вбил последний гвоздь: - Руки на себя наложила…
    Оглушённый этим страшным известием Роман перевёл недоумённый взгляд с него на сидевшего у окна Акимова, потом вновь недоверчиво уста-вился на командира полка.
    - Как …это… умерла?..  Моя… Света… умерла?.. – спросил он еле воро-чающим языком. И увидел качающего головой, словно китайского болванчи-ка, полковника в подтверждении его слов. В голове всё усиливающимся на-батом стучало одно: наложила руки… наложила руки… наложила руки… И чтобы не слышать этот раздирающий мозг звон, он зажал уши ладонями и опустил голову. «Этого не может быть… не может быть… слышите!?», - без-звучный вопль, обращённый неизвестно кому, скорее всего себе, рвался из него. Он глухо застонал и, не отрывая ладоней от головы, стал бездумно рас-качиваться из стороны в сторону. «Умерла… Нет больше её… нет…».
    Роман поднял голову, глянул на стоящего над ним полковника, не пони-мая, что тот от него хочет. Слова, словно продираясь сквозь что-то вязкое,  едва доходило до его сознания: - Выпей, сынок! Слышишь! Выпей… А то сердце может не выдержать… - Он послушно взял стакан и, не чувствуя ни запаха, ни вкуса, проглотил коричневатую жидкость и уставился на какую-то точку в полу.
    Прошло какое-то время… Капитан, не замечая тревожных взглядов обоих полковников, поднялся и неуверенной походкой молча направился к двери. Командир полка, было, дёрнулся за ним, но Акимов покачал головой:
    - Не нужно, Николай Иванович… Ему сейчас надо побыть одному. По-верь… - Тот потоптался на месте, тяжело вздохнул и, вытащив из стола пач-ку папирос, закурил, хотя курить бросил год назад.
    Капитан не помнил, как дошёл до своего ДОСа, поднялся на второй этаж. В коридоре всё было, как прежде: на своих местах: висели банные тазики, всякие хозяйственные вещи занимали прежние места, домотканая дорожка тянулась строго по центру. Сердце застучало сильнее, когда он увидел дверь в их комнату. Подошёл к двери, взялся за ручку. В воспалённой голове рои-лись хаотичные мысли, но превалировала основная: он дома и сейчас увидит её, свою единственную…  Он на миг счастливо зажмурился, представляя, как он сейчас зайдёт и как радостно вскрикнет Света. «Конечно, так и будет! А то несут какую-то чушь про мою родную… Наверное, хотели подшутить на-до мной, разыграть…, - он дёрнул дверь к себе, но та не открылась. Дёрнул ещё раз – безрезультатно. – Наверное, Света куда-то вышла. Может, на кух-ню? Ну, конечно же, на кухню… Готовит ужин для меня…». Он двинулся по коридору, чуть ли не на цыпочках, чтобы она не услышала прежде его шаги. Поравнялся с дверью Серовых, внезапно она открылась, и на пороге выросла Вера. Глаза её изумлённо раскрылись, женщина испугано ойкнула и чуть ли не попятилась назад.
    - Рома… - Прошептала она, не сводя с него глаз, в которых одновременно, как в калейдоскопе, отражалось и недоверие, и испуг, и боль. – Вернулся, до-рогой …наконец-то… - Она всхлипнула и, протянув к нему руки, подошла и слепо уткнулась головой ему в грудь:
    – Голубка… наша… не дождалась… тебя… - Содрогаясь от рыданий, бор-мотала она, вцепившись пальцами в его куртку. Он отрешённо гладил её по голове, никак не вникая в слова Веры и слегка досадуя на неё. Оглядываясь в сторону кухни, он отстранил Веру от себя и слегка тряхнул её за плечи. Гля-дя в её зареванное лицо, Роман сморщился:
    - Перестань, Вера. Вот он я, вернулся… Живой и здоровой… - Неловко, словно извиняясь, провёл рукой ей по плечу: - Извини… Я тороплюсь, меня на кухне Света ждёт.
     Вера, всхлипывая, удивлённо всмотрелась в него, недоверчиво покачала головой:
    - Ты что, Рома? Какая Света? Нет её больше… - Снова вцепившись в него и бешено тряся, как безумная, за отвороты куртки, срываясь на крик, она как отрезала: - Слышишь! Умерла Света! – и обессилено опустила руки, безволь-но повисшие вдоль тела.
    Капитан сердито посмотрел на неё: - Да что вы в самом-то деле! Все, как сговорились… Вот сейчас увидите, что всё это чушь какая-то…  - Он быст-рыми шагами подошёл к двери кухни и рывком открыл её. Окинул взглядом пустую кухню, недоверчиво оглянулся на молчаливо стоящую Веру и расте-ряно проронил: - В самом деле Светы тут нет. – И тут словно что-то щёлкну-ло в его голове. Он внезапно побледнел, боль исказила лицо. Покачнулся и, чтобы не упасть, схватился рукой за косяк двери.
    - Так это правда… Светы больше нет…  Больше нет… - Бессвязно и горько повторял он. Внезапное понимание чудовищной утраты поразило его так, что он не выдержал.  Глаза его наполнились слезами, потом потекли по исхуда-лым щекам. Он стоял неподвижно, отрешённо глядя куда-то. Это его молча-ливое горе до глубины души потрясло соседку, она подошла к нему, взяла его за руку.
    - Идём к нам, Рома. Идём… Негоже сейчас оставаться тебе одному. Скоро Володя придёт со службы, с нами побудешь… – Она потянула его за собой, и он покорно пошёл, почти совсем не соображая,  где он и что это с ним.
    …Владимир молча вытащил из шкафчика бутылку коньяка, налил больше половины стакана, пододвинул к Роману. Немного плеснул себе и Вере.
    - Давай, Роман… Помянем твою жену.  Она так любила тебя, что дальше просто не могла жить, уверовав, что ты погиб. – Инженер посмотрел, как ка-питан выпил всё до конца, и повторил. – Так любила, что без тебя не мысли-ла жить дальше. Жертвенная любовь… - Он покачал головой, то ли осуждая, то ли восхищаясь ею. -  Не все способны на такое. А твоя Светлана оказалась из таких… - Поднял стакан, задумчиво посмотрел на свою Веру. - Пусть зем-ля будет ей пухом… - И одним глотком выпил.
    Роман сидел, погружённый в свои горькие думы. Нет больше той, которая была для него не просто близким человеком, женой. А существом, являю-щимся по сути безграничной Вселенной, ради которой он жил, летал, любил, ненавидел… Она была той путеводной звездой, что ярко освещала его путь среди взлётов и падений, побед и разочарований, свершений и поражений. И вот теперь её больше нет…
     Он вспомнил её слова, когда погиб капитан Мишин. Света тогда сказала, что не сможет жить дальше, если с ним случится что-то подобное… И, не выдержав известия о его исчезновении, покончила с собой.  Как теперь жить ему? К чему стремиться? Какие цели перед собой ставить? Да и ради чего?.. Его отчаянию  не было предела. Он чувствовал себя в положении человека, который попал в лабиринт и, тычась то в одну, то в другую сторону, пытает-ся найти выход, то и дело попадая в тупик. Потеряв при этом ту путеводную нить, которая могла привести его к желанной цели. Но нить потеряна,  а впе-реди только тёмное пространство безысходности и тоски.
    Он так глубоко завяз в пучине тягостных переживаний, что не услышал оклика Веры. Ей пришлось назвать его пару раз, прежде, чем он повернулся в её сторону. На его немой вопрос она, теребя в руке край скатерти, тихо про-молвила:
    - Тебе нужно хорошо отдохнуть после всего этого… Послушай, Рома… Останься у нас. Поспишь здесь, на диване. А уже завтра пойдёшь к себе.
    Роман отрицательно качнул головой: - Нет…Спать я буду дома. Света бы не одобрила, если останусь у вас на ночь.  – Он помолчал немного. – Где по-хоронили Свету? Никак язык не поворачивается спросить об этом, всё наде-юсь, а вдруг? Хотя разумом понимаю, что чудес не бывает…
    - Её увёз с собой отец. Сказал, что они не могут оставить её здесь. – Отве-тила Вера.
    Роман потрясённо посмотрел на друзей: - Как? Нил Артемьевич приезжал? Но как же они узнали?
    - Ты забыл, что я работаю на почте. Как-то Света звонила родителям, и я запомнила номер – он у них простой и легко запоминается. А когда это слу-чилось, я тут же сообщила им. Вот отец и приехал… - Вера тяжело вздохну-ла. – Бедные, бедные люди…  Отец просто почернел от горя. И жена его, ста-ло быть, твоя тёща, дома слегла, как только они получили это известие. И так, видно, здоровье у них не ахти какое, а тут дочь потерять. Врагу не поже-лаешь такого – хоронить дитё своё.
    - И по тебе очень сокрушался… Всё говорил: что, мол, скажу маме Романа. И какое это для них горе, сразу потерять обоих детей. Славный старикан…- Владимир мрачно смотрел на стакан, крутя его в руке. – Тебе бы завтра до-мой позвонить надо, чтобы мать твоя успокоилась. 
    - Да, конечно… В первую очередь это сделаю. – Согласно кивнул Роман.
    - Я всё думала – говорить тебе или не говорить… - Вера стиснула руки, тревожно глядя на него. – Володя требует, что бы я сказала.
    - О чём ты, Вера? – капитан устало посмотрел на неё. – Вряд ли чем ты те-перь меня можешь удивить. Говори уже…
    - Я думаю… - соседка обеспокоено посмотрела в сторону мужа. - Света была беременна. Последние две недели её частенько тошнило. А она на это не обращала внимание. Да и все мысли были у неё о тебе. Я попыталась с ней поговорить об этом, но Света меня совсем не слышала  С тем и ушла из жиз-ни… Так-то вот, Рома. У вас должен был родиться малыш…               
    Капитан вновь схватился за голову. «Боже мой,  ещё и это…Почему же ты, Света, не подумала, прежде чем сделать этот роковой шаг…»,  - он глухо за-стонал, вспомнив, как они с ней мечтали о ребёнке. И которого она забра-ла с собой, туда, откуда нет возврата…
    На его плечо легла рука Владимира:  - Понимаем твоё горе, Роман. Но прошлое ни вернуть, ни изменить никто не в силах. А жить нужно дальше… Ты – мужик, и этим всё сказано. Поэтому сожми себя в кулак, не поддавайся горю, иначе оно тебя заживо съест. По-другому нельзя… Погибнешь… Пом-ни, мы с тобой, и в горе, и в радости. Можешь на нас рассчитывать.
    Роман кивнул: - Я понял, ребята.  Спасибо вам за всё… За приют, за под-держку… Извините меня, но я пойду к себе. – Он виновато улыбнулся. – Что-то голова кружится…
    Спал он урывками. Только измученный разум проваливался в спаситель-ную колыбель сна, как перед глазами вставали яркие видения пережитого: то японцы вновь надвигались на него стеной; то он лихорадочно выплёскивал воды из лодки, глядя на бушующие волны, готовые захлестнуть утлое судё-нышко; то он отчаянно кричал, увидев проплывающий неподалёку корабль. От этого он вскакивал на постели, озираясь по сторонам и, вспомнив, где он находится, вновь со стоном падал на кровать.
    Под утро сон кратковременно овладел им основательно, он словно в яму провалился. А когда открыл глаза, солнечные лучи робко легли на противо-положную стену, отразившись зайчиком от висевшего зеркала.
    Вспомнив, что должен в первую очередь позвонить маме, он встал, привёл себя в порядок. И собрался уже выходить, как в дверь осторожно постучали. В какой-то мере был удивлён, когда на пороге увидел соседку Лидию, помня, что всегда относился к ней с неприязнью из-за её длинного языка. Да и она это отлично знала, поэтому старалась не приходить к ним, когда капитан был дома.
    По привычке Лидия зыркнула взглядом по комнате, будто убеждаясь, что в ней больше никого нет, и только тогда уставилась на него:
    - Здравствуй, Роман! Войти можно?
    Понимая, что соседка пришла посмотреть из чистого любопытства на него, да ещё учитывая произошедшее в их семье горе, он заведомо проникся к ней чувством, с каким смотрят на неизбежное препятствие на дороге, как канаву с грязью или большую лужу.
    Но чувство вежливости пересилило, и он гостеприимным жестом повёл рукой:
    - Входите, Лидия… У вас что-то срочное? А то я спешу. – Холодно произ-нёс он, давая ей понять, что обсуждать вертевшиеся у неё на языке вопросы, он не намерен. Она это сразу поняла, но совершенно не обиделась, ибо нико-гда не обольщалась в его отношении к себе. И  Роман был крайне удивлён, услышав её.
   - То, что я тебе сейчас поведаю, ты здесь ни от кого не услышишь. Этого никто не знает. Знают только двое: я и ещё один… - Она склонила голову на-бок, словно сорока, зорко глядя на капитана, словно стараясь понять, какое впечатление произвели её слова.
    - Это  имеет отношение ко мне? – сухо проронил он, силясь понять, что же она желает сообщить ему эдаким таинственным тоном. Скорее всего, это ка-сается смерти Светланы, решил он, глядя на возбуждённое лицо Лидии.
    - Правильно ты понял, Роман. Это нужно тебе в первую очередь.
    - Ну, так говорите…Я слушаю вас, Лидия. «Давай, выкладывай, что у тебя есть, да проваливай отсюда», - неприязненно подумал он.
    - Светка твоя наложила на себя руки не потому, что ты пропал, а… - Что-то брякнуло в коридоре, и она испугано покосилась на дверь, прервав себя.
    - О чём это вы? – спросил Роман, настораживаясь.
    - О чём, о чём… О том! Ссильничал он её, вот она и решилась. Заступить-ся-то некому было, ты пропал. Ну, а тот энтим воспользовался…
    Капитана словно холодной водой окатило. Не веря своим ушам, он смот-рел на Лидию, чувствуя, как тёмная волна поднимается изнутри, захлёстывая всё его существо. Не владея собой, он схватил её за руку и прохрипел: - Кто-о-о? Ну-у-у?
    «Дура я… Может, не надо было ему говорить. Вон, совсем бешеным стал…». Лидия испугано смотрела на искажённое гневом лицо Романа, чув-ствуя боль от его пальцев, стиснувших её руку, словно клещами.
    - Пусти руку, бугай! – взвизгнула она. - Совсем сдурел, что ли? Вот теперь синяк будет… - Плачущим голосом проронила она, потирая ноющее пред-плечье.
    - Кто? –  глядя на неё чуть ли не с ненавистью, глухо спросил он.
    - Ентот… энкэвэдэшник… - Выдавила из себя Лидия. – Она, голубка, не поддалась бы ему, да он сперва её оглоушил…  А опосля и ссильничал.
    - Значит, «особист», майор Дроздов… - Кровь ударила ему в голову, он сжал до боли кулаки. – Всё верно, как ты говоришь?
    - Он самый, - кивнула она. – Можешь не сумливаться. Я  торкнулась к ней за солью, - слукавила она по привычке, - а он её уже завалил на кровать и …Сам понимаешь… - Она прикусила язык и истово перекрестилась. - Видит бог, всё так и было.
    Роман закрыл глаза и глухо простонал. «Так вот почему она покончила с собой… Не вынесла, бедная моя, насилия, позора над собой. Боже мой, но за что же  выпало всё это на её долю?.. В чём же она провинилась перед людь-ми? – кровь молотом стучала в виски, бешено колотилось сердце. Он не ви-дел, как Лидия глядя на  искажённое ненавистью и гневом его лицо округ-лившимися от страха глазами, попятилась к двери и выскочила из комнаты. Роман бессильно опустился на стул. Сколько так просидел, он не помнил. Постепенно пришёл в себя, приводя в порядок мысли, хаотично крутящиеся в голове.
    «Эта тварь не имеет права ходить по этой земле. Он своей поганой кровью заплатит за твою смерть, любовь моя… За твою смерть и смерть нашего не-родившего ребёнка… И это будет справедливо!  - вынес он свой вердикт. – А там будь, что будет…». - Собственное будущее его больше не интересовало. Всё остальное выжигало пламя ненависти и гнева, и подчинено было единст-венному чувству – возмездию. Он совершенно забыл о том, что хотел в пер-вую очередь сообщить своей маме. О том, что жив…
    Он окинул взглядом комнату, какое-то время пристально посмотрел на крюк  в потолке, словно укрепляя себя в уверенности, и решительно вышел из комнаты. Расстояние до штаба он прошёл быстро, отвечая кивком на при-ветствие встречавших людей, смотревших на капитана с изрядной долей лю-бопытства. В это раннее утро коридор был пуст, и он подошёл к кабинету «особиста», не встретив никого из офицеров штаба. Рванув на себя дверь, вошёл в кабинет.
    Майор, стоявший у стола и рассматривающий себя в висевшем зеркало, находился в отличном расположении духа, мурлыкая незатейливую мело-дию, под звуки которой он гарцевал прошедшую ночь в страстных объятьях жены одного из инженеров полка, который был в командировке. «С виду ти-хоня, а сколько в ней скрыто страсти и распутства. Нужно будет снова посе-тить её. Ведёт себя словно сучка во время течки…». Он дёрнул себя за мочку уха  и самодовольно ухмыльнулся. Стук двери прервал его сладострастные воспоминания.
    - Ну, кто ещё там? – недовольным тоном проронил он,  и внезапно увидел в зеркале лицо вошедшего капитана Ястребова.
    Он медленно повернулся, и Роман увидел на его побледневшем лице це-лую гамму чувств: удивление, растерянность, страх. И не просто страх, а вы-ражение ужаса…  Самодовольное выражение как водой смыло. Что полно-стью утвердило капитана в подлинности слов соседки.
    - Ты-ы… -  Заплетающим от ужаса языком  выдавил из себя майор, прочи-тав на лице капитана себе приговор. Дрожащая рука «особиста» поползла к кобуре пистолета. Он выхватил его, но подскочивший к нему Роман успел перехватить руку. Какое-то время  они смотрели друг на друга: Роман с пре-зреньем и ненавистью, Дроздов – злобно и со страхом.
    Гулко ударил выстрел, пуля с визгом отрикошетила, вдребезги разнеся оконное стекло.  В тот же миг капитан выкрутил руку «особиста». Насту-пившую тишину разорвал дикий вопль майора – спусковая скоба сломала ему палец. Пистолет упал на пол. Свинцовый кулак обрушился на посерев-шее лицо сластолюбца и насильника, опрокинув его на стол.
    - Тварь… тварь… Это тебе за Свету…Это за ребёнка… За нашу сломан-ную жизнь… - Хрипел Роман, вкладывая в каждый удар своё презрение, не-нависть и ярость. Ворвавшиеся в кабинет на звук выстрела офицеры штаба еле смогли оттащить рассвирепевшего  капитана  от ворочающегося сломан-ной куклой на столе с кровавыми пузырями разбитого рта и свёрнутого носа майора Дроздова…
    …Председатель военного трибунала полковник с красными пятнами на худом лице с явным неодобрением выслушивал командира полка.
    - Послушайте, полковник! Капитан Ястребов один из лучших наших лёт-чиков. Орденоносец, боевой офицер. Награждён орденом Боевого Красного Знамени. Воевал в Корее. Войдите, наконец, в его положение. Сбил наруши-теля наших границ, катапультировался с повреждённого самолёта. Провёл сорок суток в море, едва живого его подобрали наши моряки, Жена капитана не выдержала и, думая, что он погиб, наложила на себя руки. Представьте его состояние, когда он полуживой вернулся в полк и узнал о смерти своей лю-бимой жены.
    - Никому не дано право избивать старшего по званию. Кто бы он не был – орденоносец, лучший специалист, или просто нормальный человек. – Про-лязгал механическим голосом председатель трибунала.
    Полковник Акимов, молча наблюдавший за этим словесным поединком, не выдержал:
    - Я был с ним в Корее. Благодаря ему, я сейчас сижу здесь. Он мне спас
жизнь в воздушном бою. На деле был привержен девизу: «сам погибай, а то-варища выручай», что неоднократно доказывал в схватках с американцами. И не зря его наградили боевым орденом. Я бы ему за боевые заслуги Героя дал. За то, что уже здесь сбил нарушителя, остался в живых после пережитого на море. Вы же должны при рассмотрении дела учитывать все стороны его лич-ности, как боевого офицера, наконец-то как человека. Можете себе предста-вить, каково это – потерять после всего пережитого ещё и жену? Не можете?
    - Не могу… - Согласился тот. – Поэтому трибунал исходит из конкретных фактов. Ваш, э-э, герой, зверски избил своего сослуживца, сломав ему че-люсть, палец, да ещё и нос. Да за такое во время войны или ставили к «стен-ке», или, в лучшем случае, отправляли в штрафбат. Вот так-то товарищи ад-вокаты. – Он с треском захлопнул папку с делом капитана Ястребова, не скрывая своего раздражения.
    - Полковник! Ну, не будь формалистом. Сам видишь, в каком состоянии находится капитан. Если вы его осудите, то просто сломаете ему жизнь. Жизнь талантливого лётчика! Понимаете? – командир полка сверлил предсе-дателя трибунала тяжёлым взглядом.
    - Не надо тут делать из него херувима. Не надо… Я пытался выяснить мо-тив зверского избиения им своего сослуживца. Но он молчит! И никто не может мне сказать ничего вразумительного по этому дикому случаю. В том числе и вы, его защитнички… - С изрядной долей сарказма заявил желчный полковник. – Оправдать это злодеяние, значит поставить под сомнение мо-ральные устои социалистического государства! И не забывайте о моральном облике советского офицера! - патетически воскликнул он, подняв вверх ука-зательный палец. – И приходится только сожалеть, что данный поступок не только не осуждается  вами, товарищи офицеры, а наоборот, находит чуть ли не явную поддержку с вашей стороны, что очень прискорбно слышать. Я бу-ду вынужден сообщить об этом своему непосредственному начальству.
     От такой дешёвой демагогии и скрытой угрозе скривился Акимов. А ко-мандир полка только головой качал, слушая разглагольствования представи-теля военной Фемиды. И когда тот смолк, полковник, борясь со своими со-мнениями, решил пустить в ход последний козырь.
    - Вот ты говоришь, что Ястребов молчит. Видимо, он не хочет, чтобы при рассмотрении всех обстоятельств этого дело было затронуто имя его жены. Между тем в гарнизоне идёт слушок, что этот майор Дроздов изнасиловал жену капитана, когда были прекращены его поиски и все решили, что он по-гиб. Поэтому она и покончила с собой. А когда Ястребов вернулся, то, есте-ственно, до него дошли эти разговоры. И вот вам результат… - Выдал на од-ном дыхании командир полка.
    - Ну и что трибуналу делать с этими бабьими сплетнями? Есть свидетели самого факта изнасилования? – и, увидев, что тот неуверенно пожал плечами, победно заявил:
    - Советую, полковник, оперировать конкретными фактами, а не досужими
домыслами. Да-да, именно домыслами. Все эти разговоры без подтверждения называется болтовнёй и не являются предметом обсуждения. Таким образом они никак не могут повлиять на приговор. Надеюсь, я вам популярно объяс-нил точку зрения трибунала?
    …Заседание военного трибунала проходило в закрытом режиме и заняло непродолжительное время. Роман сидел на стуле, опустив голову и отрешён-но глядя в пол. Секретарь трибунала монотонно читал изложенное на бумаге уголовное дело капитана Ястребова. Потом полковник зачитал приговор. В нём говорилось, что в связи с тем-то и тем-то, согласно статей Дисциплинар-ного Устава Вооружённых сил СССР, капитан Ястребов Р.А. лишается зва-ния, всех наград и приговаривается к пяти годам лагерей. Приговор оконча-тельный и обжалованию не подлежит. Командир полка и Акимов, допущен-ные в порядке исключения на заседание, не отрывали взглядов от сидевшего с бесстрастным лицом капитана. Оба испытывали свою беспомощность, го-рестно глядя на него.
    Ни одна чёрточка не дрогнула на лице Романа, словно речь шла не о нём, а совершенно о другом человеке. Он не сказал ни слова, когда председатель поднял его с места, когда сняли с него погоны, покорно позволил надеть на себя наручники и вышел, ни на кого не взглянув, сопровождаемый двумя конвойными…
    Два полковника долго сидели молча перед опустевшей бутылкой водки, избегая смотреть в глаза друг друга. Происшедшее в трибунале непомерным грузом легло на их плечи. Немым укором стояло перед ними отрешённое ли-цо капитана Ястребова, осуждённого на пять лет за то, что он хотел наказать зарвавшегося «особиста», поправшего честь и достоинство семьи советского офицера, что привело к смерти жену капитана.
    Командир полка снял трубку с телефонного аппарата:
    - Соедините меня с командиром дивизии. Срочно! – помолчал минуту, по-том побагровев,  гаркнул. – У вас что, сержант, плохо со слухом? Я сказал – срочно! - и швырнул трубку. Заметив удивлённый взгляд инспектора, серди-то засопел. Но сказать что-то не успел – заверещал звонок и он тут же схва-тил трубку.
    - Товарищ генерал! В связи с известными вам событиями в полку ходатай-ствую перед вами о замене начальника особого отдела. Я теперь не гаранти-рую его личной безопасности. Вскрылись такие подробности его «худо-жеств», что дело может кончиться для него очень даже плачевно. Да и я не смогу работать дальше вместе с такой мразью. Прошу вас понять меня пра-вильно. Да и вторая такая история обойдётся нам боком. – Замолчав, он не-которое время слушал, видимо, не совсем приятные высказывания своего ру-ководства. Даже попытался вклиниться в речь генерала, но не смог, и в тече-нии десятка минут покорно её выслушивал. Видимо, запал командира диви-зии иссяк и полковник,  вытерев лоб платком, облегчённо вздохнул:
    - Так, ведь, я не боюсь, товарищ генерал! Коль встанет так вопрос – поеду к себе, на Кубань, цветочки высаживать, да рыбу ловить в речке. Что теперь мне руками махать. Да, виноват! Виноват, что не сумел вовремя эту сволочь ухватить за это самое… Из-за него и произошла такая трагедия …  – Он вновь смолк, слушая генерала, время от времени кивая головой.
    - Да, на пять лет… - Мрачно проронил он в трубку. – Погибла молодая женщина, полк потерял прекрасного лётчика. Да-да, я понял. Спасибо, това-рищ генерал за понимание.
    Он положил трубку на аппарат, грустно посмотрел на инспектора:
    - Вот так-то, Юрий Семёнович…  Хреновые из нас с тобой получились ад-вокаты. Что и говорить…
    - Что, генерал лютует? – сочувственно спросил Акимов.
    - Так его тоже можно понять. Генерала то нашего… - Хмыкнул командир полка. – Ну, устроил мне выволочку! Ну, пригрозил отставкой… Мне-то всё выйдет малой кровью. А ему холку будут тереть те, кто давно на него зуб то-чит. Там, наверху… - Полковник кивнул головой вверх. – Вот и постараются свести сейчас с ним счёты. А он мужик не из лизоблюдов, говорит то, что думает. А это не всем нравится, особенно тем, у кого широкие лампасы, там, в Москве… - Помолчав, добавил. – Жаль, если съедят. С ним легко работа-лось…
    Полковник заметил пустую бутылку, криво усмехнулся:
    - Знаешь, Юрий Семёнович, пойдём-ка ко мне домой, а? Моя Клавдия Петровна такой борщ сварила – за уши не оттянешь.  А вареники с ягодами? – заметив, что тот  отрешённо смотрит в окно, тяжело вздохнул: - Знаю, что сейчас кусок в горло не полезет. Не тот случай… Понимаешь, душа горит…
    Не услышав ответа от Акимова, посидел немного, опустив голову и уста-вившись тупо в пол. Потом потряс головой, решительно встал: - И всё-таки, пошли ко мне! А то маловата оказалась эта посудина для нас двоих. – Он вновь кинул взгляд на бутылку. – Знаешь, бывает такое – душа требует! Нам с тобой сейчас нельзя по-другому… 



                ГЛАВА   25
    Снежная круговерть, закручиваясь белыми хвостами, завывала между при-земистыми бараками, рядами колючей проволоки по периметру лагеря, за-ставляя щуриться и утыкаться носами в воротники овчинных полушубков охранников на вышках. Время от времени они водили лучами прожекторов по снежному пространству между рядами «колючки», перебрасывая светлые пятна лучей в промежутки между бараками и прочими хозяйственными по-стройками, на всякий случай просматривая пространства промзоны, хотя она после окончания трудового дня заключённых, была покинута зеками и сто-рожевыми на вышках. Охранники понимали, что просветить все «мёртвые» зоны лагеря в снежную пургу практически невозможно, да и какой зэк в та-кое время может попытаться совершить побег. Разве что тот, кто без царя в голове. Ибо решиться на такое, значит обречь себя на неминуемую гибель. То есть или замёрзнуть в заснеженной тайге, или быть растерзанным мест-ными злобными хищниками. Но охранники чтили инструкцию, а посему ис-правно просвечивали лагерь прожекторами, блеклые лучи которых вязли в снежных вихрях, просматривая мизерные участки зоны.
    Наступила только середина ноября, но природа постаралась на совесть. Полуметровые сугробы снежным саваном накрыли дальневосточную тайгу, а мощные циклоны, родящиеся на просторах океана, продолжали исправно за-хватывать эти районы крыльями неистовых ураганов, несущих с собой плот-ные массы снежных зарядов. А в короткие передышки между циклонами температура зачастую опускалась до минус тридцати. Поэтому дежурные в бараках всю ночь пополняли прожорливые пасти печей крупными поленья-ми, припасёнными впрок с вечера.
    Роман лежал наверху двухэтажных нар, задумчиво глядя на мерцающий в полутьме барака гудящий огонь в печи. К вою пурги за бревенчатыми стена-ми, которые сотрясались под порывами штормового ветра, прибавлялись храп, простуженный надрывный кашель, зубовный скрежет во сне и неволь-ные стенания спящих вокруг зэков. Светло-жёлтые язычки пламени в щели дверцы завораживали своей гротескной пляской. И вот уже не слышно ни за-вывания ветра, ни звуков внутри барака – перед его затуманенным взором медленно проплывают картины прошлой, а потому кажущейся сейчас нере-альной, жизни. Жизни, разделённой, скорее всего разрубленной, пополам… Там, позади остались работа на заводе, лётная школа, полк, война в Корее, полёты на перехват нарушителей. И, конечно же, Света и всё, что связано с ней – светлое и прекрасное.
    Вторая половина началась не с момента заседания трибунала, совсем нет. С того дня, а вернее, с тех минут, когда по нему был открыт огонь с амери-канского самолёта-нарушителя. Да-да, именно с того времени его жизнь стремительно пошла под откос. Повреждение «МиГа» заставило его ката-пультироваться. Потом падение в море, японские рыбаки, многодневное оди-ночное плавание, его спасение советскими моряками. И как завершающий этап при возвращении домой – смерть Светы. Далее – нереальное восприятие происходящего, обморочный туман перед глазами,  избитый им до полусмер-ти «особист», трибунал и… Дальлагерь №7 где-то в глухой тайге.
    Он плотнее закутался в телогрейку. Несмотря на яростно горевшие три пе-чи в бараке, температура внутри помещения заставляла обитателей кутаться во всевозможные одежды и тряпьё. Лётная кожаная куртка под ватником всё же как-то сохраняло тепло, и он вспомнил, что ему стоило отстоять её от по-сягательств других.
    Первый раз это произошло в пересыльной краевой тюрьме, когда он попал туда после оглашения приговора трибунала. Камера с одним зарешёченным окном и двухъярусными нарами по обеим сторонам прохода, с длинным сто-лом посредине, напоминала преисподнюю и была заполнена разношёрстной публикой. Где только можно висело на просушку бельё, носки, вонючие ис-парения, казалось, осязаемо роились в спёртом воздухе переполненной каме-ры. Мешанина из специфического запаха карболки, немытых тел, отхожего места являло собой такую гремучую для обоняния смесь, что непривычный к такому  воздуху человек с непривычки мог свободно грохнутся в обморок  Примерно, такое состояние ощутил Роман, когда за ним захлопнулась метал-лическая дверь, со скрежетом провернулся надзирательский ключ и взвизг-нул засов. На вошедшего никто из обитателей этого круга ада не обратил внимание. Их занимало действо, происходящее за столом посреди камеры.
    За столом сидела четверка колоритных фигур, держа в руках потрепанные карты. Верзила в тельняшке с маленькими глазками на рябом лицом при-стально поглядывал на партнёров, видимо, соображая продолжать игру или бросить карты. Второй, в потрепанном офицерском френче, нервно подёрги-вал верхней губой со щёточкой усов, напряжённо по миллиметру сдвигал од-ну карту с другой.  Ещё один, в клетчатой кепке, но по пояс голый, весь из-рисованный наколками, на данный момент держал банк, мусоля в руках ко-лоду. Рядом громоздились вещи, составляющие в игре кон: светлого металла портсигар, карманные часы с цепочкой, мужской перстень и несколько мя-тых кредиток. Последний из четвёрки сидел спиной к двери. Голый череп, отсвечивающий желтизной, пересекала сзади по центру затылка тёмная ма-терчатая полоска. Его правая рука отбивала пальцами по столу какой-то странный танец, то ли такт одного ему известного марша, то ли что-то нерв-ное от игры. На тыльной стороне ладони синела вытатуированная стрела с нанизанными на неё несколькими картами – знак профессионального шуле-ра.
    Остальные заключённые делились на две половинки. Одна наблюдала за игроками,  оживлённо комментируя ход игры, остальные занимались кто чем. Кто-то просто лежал на нарах, уставившись взглядом вверх,  кто-то спал, время от времени взрываясь рокочущим храпом.  Неясная фигура, си-девшая внизу на нарах, ритмично качалась взад-вперёд, словно совершая не-кий ритуал. Справа от двери за невысокой стенкой виднелась раковина  с
медным краном над ней, и оттуда несло специфическим запахом обществен-ного туалета. Из-за стенки на остановившегося  у двери Романа уставилась морщинистая физиономия с совиными глазами – местный обитатель завис над «торчком».
    Разноголосый шум в камере разрезал басистый похабный набор слов – «матрос», так окрестил владельца тельняшки Роман, затребовав карту, злоб-но оскалившись, бросил карты на стол. Обладатель офицерского френча на-конец-то сдвинул карту, в раздумье пожевал губами и, решившись, нетерпе-ливо протянул короткопалую руку, бросив:       
    – Ещё!
    Карта птичкой слетела с руки ухмыляющегося «банкира», её почти на лету подхватил очередной претендент на банк и вновь занялся «миллиметровщи-ной».От нетерпения пальцы лысого увеличили темп ударов, «матрос» хищно передёрнул носом, впившись взглядом в лицо играющего, видимо, желая угадать по его выражению, какой у него получился расклад.  Он радостно  ухмыльнулся,  когда обладатель френча витиевато и грязно выругался и с треском шваркнул картами об стол – «перебор!». 
     Рука лысого перестала отстукивать по столу, почесала затылок. Держав-ший банк кивнул ему: «мол, желаешь ещё?». Утвердительный кивок привёл в действие колоду. Неуловимым движением тот отправил её по адресу. Затаив дыхание, остальные игроки и зрители вокруг стола, уставились на лысого. Через мгновение тот нервно дёрнул головой и сдвинул карты: - Себе! – ко-ротко каркнул он.
    «Банкир» перевернул обе карты перед собой - все зрители с интересом воз-зрились на них: дама пик и восьмёрка. Ухмыльнувшись, он выкинул сле-дующую: выпал валет. Улыбку  стёрло с его физиономии. Глядя на лысого, дрожащей рукой вытянул ещё одну из колоды, перевернул и только после взглянул на карту: шестёрка. Облегчённо выдохнул и победоносно глянул на противника: - Девятнадцать! Что ты предъявишь?
    - Тут ваши не пляшут! – сипло пророкотал тот и по очереди выбросил на стол короля и шестёрку. – И доска! – ухмыльнулся он, выкидывая под зана-вес десятку. – Против твоих девятнадцати, мои двадцать! – и, не ожидая от-вета, сгрёб  к себе лежащие на кону вещи. Затем забрал колоду из руки по-давленного неудачей обладателя клетчатой кепки, придвинул перстень к сре-дине стола:
    - Продолжим?
    Игроки переглянулись. «Матрос» кивнул и, оскалившись, ткнул пальцем на сверкнувшую жёлтым коронку во рту. «Офицерский френч», поколебав-шись немного, сунул руку во внутренний карман, пошарил немного и явил игрокам свёрнутые трубочкой деньги. Те уважительно уставились на неви-данное в тюрьме – живые деньги. Но никто не поинтересовался, каким обра-зом хозяин сумел их сберечь после всевозможных шмонов, когда попал за решётку. Здесь было не принято этим интересоваться. Сумел, значит, су-мел…
    «Френч» бросил деньги на стол: - Здесь три куска… Годиться? – поинтере-совался он у лысого. Тот в нетерпении тасовал колоду, и на вопрос партнёра молча кивнул головой. Явно медлил с ответом «расписной» зэк. Похоже, ста-вить на кон ему было нечего. Он огляделся вокруг и тут его взгляд упал на застывшего у двери Романа. Вернее, он увидел не самого человека, а кожа-ную куртку на нём. Что это ценная вещь, он понял сразу, глаза его алчно сверкнули, и он пружинисто вскочил с места.
    - Щас, брателлы, подгоню свою долю! – он кивнул картёжникам и, скри-вив тонкие губы в ехидной ухмылке, танцующей походкой направился к стоящему у двери Роману. Сидящая за столом компания урок и остальные зэка дружно развернулись в сторону двери в ожидании разворачивающегося спектакля
    - Это хто такой к нам в гости пожаловал? – зэк подошёл вплотную к нему, глядя широко расставленными тёмными глазами, словно пытаясь загипноти-зировать. Но увидев, что новичок  даже не изменился в лице, смотря словно сквозь его, блатной изменил тактику. Он схватил цепкими пальцами за рукав куртки, оценив качество одежды, и глумливо заржал, обернувшись к зэкам и видя, что зрители одобряют его представление. Что ни говори, а такой спек-такль вносил разнообразие в унылую жизнь зэков
    - Бля буду, брателлы! У этого чмо клёвый клифт! – он угрожающе оска-лился на Романа.
    - Ты знаешь, куда попал, фраер? – и, принимая молчание новичка за тру-сость, прорычал:
    - Так и быть, пропишу тебя под своей шконкой! Только за прописку запла-тишь. Скидывай свой клифт, чмо болотное! – перед глазами Романа сверкну-ла сталь узкой заточки. – Ну, что, гниздюк, заплатишь за место под шконкой?
    Только сейчас, увидев перед глазами сверкнувшее лезвие, до лётчика дош-ло, что дело принимает смертельный для него оборот. Всплеск ненависти вырвался из затуманенного рассудка, молниеносный удар его кулака при-шёлся по ухмыляющейся физиономии налётчика. Заточка выпала из его ру-ки, звякнув о цементный пол, а он сам, пролетев несколько метров, и чуть не сбив сидевшего лысого, приземлился на стол, нелепо задрав ноги вверх.
    Камера замерла. Первым опомнился «матрос», незаметно кивнул и на при-жавшегося к двери Романа, кинулись двое из ближайших сокамерников. Он встретил их прямыми ударами обеих кулаков, и хотя  бил без размаха, цели они достигли. Вертлявый парень с полуопущенным веком на одном глазу врезался затылком о стальной стояк шконок и смиренно затих. Второй, кре-пыш с наколотым собором на мокрой от пота груди, вьюном крутанулся во-круг и улетел под стол.
    - А ну, ша! – грозно прозвучало от окна. Стоящие толпой зэки расступи-лись, и к столу подошёл высокий урка с коротко стриженой шишкастой го-ловой и жилистыми руками. На груди виднелись татуировки в виде портре-тов, на плечах синели погоны. Это уже потом Роман узнал, что эти символы говорят о высоком положении владельца в преступной иерархии.
    - Я кому сказал, ша! – властно и угрожающе прорычал он, услышав чей-то недовольный ропот и обшаривая вокруг недовольным взглядом. Зэка, на кого падал этот свирепый взгляд, невольно опускали глаза и смолкали.
    - Что тут за херня  такая? Это кто тут беспредел творит? – он повернулся к «матросу». – Кто тут нулевика взялся принимать вместо смотрящего? Я тебя спрашиваю, брателла?
- Так, ты же, «Кенгуру», вроде спал… – Начал отрабатывать задний ход «матрос». – Мы хотели, чтобы этот «мужик» сразу понял, куда он попал и
знал своё место. А общество решило повеселиться.
   Смотрящий ухмыльнулся: - Ты, «Точило», вроде не знаешь, что за такое веселье бывает… - Он знал, что всякое непотребное поведение любого из во-ровского общества должно быть наказано. - Что за базар ты тут мне впялива-ешь? Ты знаешь, что за такое бывает, когда фуфло гонят смотрящему? – он угрожающе склеил губы, превратив их в тонкую щель между квадратным подбородком и толстым носом в сине-красных прожилках. – Ты же знаешь, что по понятиям нулевого в хате встречает смотрящий. Проверяёт его, опре-деляет масть, находит место, где тот будет размещаться. И никто не может изгаляться над обыкновенным «мужиком». Или у тебя крыша протекла?
    - Хорош, «Кенгуру»! – заискивающе проронил «матрос». – Этот блудняк заварил «Шкет», сука! Ему на кон нечего было ставить, вот он и разглядел клифт у нулевого.
    «Кенгуру» посмотрел на сползшего со стола урку. Тот страдальчески мор-щился, осторожно трогая скулу, красно-синее пятно с потёками крови на не-приглядной физиономии делало его похоже на циркового клоуна. Вот он по-пытался открыть рот, ойкнул и выплюнул кровавый сгусток себе на ладонь. Изумлённо потрогал пальцем и жалобно взвыл:
    - «Кенгуру»! Этот чмо мне зуб выбил. Да не просто зуб, а с фиксой… Бля буду! – и в доказательство  продемонстрировал кровавый осколок зуба с ко-ронкой.
    Смотрящий захохотал: - Вот ты, сявка, сам себя и наказал. И не пузырь на меня свои чичи, а то за твой блудняк общество может тебе деревянный клифт смострячить, грёб твою мать. Если хозяин «санобработку» у нас впарит, то спрос с тебя будет. А сейчас  канай под шконку, на ней теперь нулевой будет отдыхать. Понял, в натуре? – и напоследок издевательски хмыкнул. – Ты же  не имел, что на кон поставить. Теперь у тебя рыжьё на руках. Глядишь, отыг-раешься…
    «Шкет» обречённо кивнул головой, но успел мазнуть злобным взглядом Романа, так и продолжавшего стоять у двери со сжатыми кулаками.
    - Иди за мной, мил человек. – Уставился на него жёстким взглядом смот-рящий. И видя, что тот медлит, добавил: - Что ты духарик, обществу в цвет. В остальном вокруг тебя сплошь непонятки. Побазарить надо… Вот ты нас и просветишь…
    И Роман, почти физически ощущая на себе угрюмые взгляды сокамерни-ков, молча шагнул за смотрящим в сторону окна по коридору из потных тел. У самого окна стоял ещё один стол, несколько меньших размеров, за кото-рым вольно расположилось несколько урок, хотя камера была основательно переполнена. Казалось, перед столом проходила невидимая черта, за пределы которой заходить разрешалось не всем, а только избранным.
Таков был порядок, установленный по всем зонам и тюрьмам воровским за-конам. Тюремный мир делился на две категории – блатных, то есть настоя-
щих людей по понятиям, своего рода тюремная аристократия, и остальное
стадо, то бишь быдло.
    Сидящие за столом встретили «нулёвого» оценивающими взглядами, мелькнули зрачками, словно неслышно сработали шторки объективов фото-аппаратов, мгновенно зафиксировав облик новичка. «Срисовав» и сделав для себя первоначальный вывод.
    - Ты присядь! Не тушуйся… - Смотрящий измерил остановившегося у сто-ла Романа, раздумывая, то ли сразу отправить его на освободившуюся от «Шкета» шконку, то ли провести опрос нового сокамерника по всем прави-лам. Нарушать воровские правила себе западло, общество может не понять. «Кенгуру» глянул на Романа, отметив про себя широкие плечи «нулевого» и его бойцовскую сноровку, когда тот за десяток секунд сумел вырубить троих зэков, далеко не худяков. «А что? Из этого фраера неплохой боец получит-ся… Нужно будет это обмозговать с «блаткомитетом». Такие воровскому со-обществу ой как нужны, чтобы быдло в стоиле держать».
    - Так скажи нам, как в этой хате нарисовался? Какова у тебя погремуха? Какую масть держишь – вор или сука? А может ты из петушиного сословия или чушкарь? – зрачки смотрящего вонзились в переносицу новоиспечённого зэка. Роман равнодушно отбубнил информацию о себе:
    - Ястребов Роман Демидович, 1927 года рождения, бывший военный лёт-чик. Статья восемнадцать прим  Дисциплинарного Устава Вооружённых сил СССР. Пять лет лагерей.
    Смотрящий от удивления разинул рот, кустистые брови домиком поползли вверх. Он глянул на сидевших за столом авторитетов – те пребывали от слов «нулевого» не в меньшем замешательстве.
    «Кенгуру» потряс головой, сбрасывая с себя оцепенение, и внезапно визг-ливо захохотал: - Грёб твою мать! За свои три ходки впервые чалюсь с лету-ном! Что скажите, кенты? – обратился он к братве.
    - Что тут за непонятки? Всё в цвет, как на духу! – коренастый авторитет со шрамом через всю щёку, пожал мощными плечами: - «Мужик»! И погоняла ему будет «Летун»!
    - Гы-гы-гы! – заржал голый по пояс верзила с выдающимися вперёд над-бровными дугами и лысым скошенным назад черепом, что делало его похо-жим на гориллу. Его могучий потный торс напоминал картинную галерею, разрисованную наколками в сине-багровых тонах. Храмы и купола, погоны на плечах и звёзды с перечёркнутыми лучами, кинжалы и кресты, топоры и могилы, разорванные цепи и парусник на локтевом сгибе. А когда тот повер-нулся спиной, то ошарашенному Роману бросились в глаза не менее красоч-ные картинки на мощной спине: на одной лопатке кот в цилиндре с прищу-ренным глазом, на второй – оскаленная морда злобного тигра. Между ними острием вниз свисал обоюдоострый кинжал обвитый змеёй. – Гы-гы-гы! – продолжала ржать тюремная обезьяна, ощупывая маленькими красными угольками глаз новичка. – «Летун»! 
          Внезапно он резко оборвал смех и, раздув широкие ноздри, зловеще бросил:
    - Ты, «мужик»! Знай своё место в хате. Будешь возбухать и нести всякую херню - полетишь с верхней шконки на бетон вниз головой! – и вновь идиот-ски заржал: - «Летун»!
    «Кенгуру» недовольно глянул на него. Тот своим «базаром» явно подры-вал авторитет смотрящего, главную фигуру в хате.
    - Брателла! Ты чё волну гонишь? – веско спросил он. – Тут я решаю, кто чего стоит, кому куда падать. Я здесь масть держу. Ты чё, в натуре, мне предъяву лепишь?– у смотрящего вздулись  желваки  на небритых щеках,  он оскалился.  Казалось, ещё мгновение и из жёлтых дёсен по бокам выскочат волчьи клыки и он, не раздумывая, вцепится ими в мускулистую шею авто-ритета.
    - Я чё, волчара позорный, или не врубаюсь с кем мазу шпилить? Или на кого балан катить? – разобиделся тот, дёргая щекой в кровянистых шишках.
     - Ты правильный братишка, «Голем». - Миролюбиво заметил «Кенгуру». - Но «нулевому» и всем честным бродягам, что заходят в путевую хату, я рас-кидываю масть, чтобы в блудняк не вписаться. Да и остальные  наши кенты должны верняка держать. А ты, «Летун», - смотрящий тяжёлым взглядом по-смотрел пристально Роману в лицо, - запомни для себя: здесь, в этом нашем воровском мире, основная маза такова: не верь, не бойся, не проси. А сейчас занимай шконку «Шкета» и отдыхай… 
    - Стой! – поменял своё решение «Кенгуру», едва Роман приподнялся со скамьи под взглядами авторитетов. – Расскажи-ка, «Летун», что это за статья такая, по которой тебя засунули в нашу хату? За что тебе пять лет чалиться? – несколько пар глаз вновь уставились на нулевого. – А то мы в непонят-ках…
    Роман обвёл взглядом  зэков, усмехнулся про себя, заметив их неподдель-ный интерес к себе: -   Восемнадцатая прим… Избил старшего по званию, сломал ему челюсть… - Нехотя проронил он, потом добавил: - И нос…
    Авторитеты переглянулись, затем вновь уставились на него с каким-то не-понятным выражением. Затем один из них, на лице которого внезапно про-явилось человеческое выражение, с погонялом  «Дуболом», заинтересовано глянул на него:
    - И что это был за фраер? Ну, которому ты фотку попортил?
    - Гэбэшник… - Процедил Роман сквозь зубы.  – Ну, это как начальник оперчасти в тюрьме.
    - «Кум», что ли? – расплылся в удивлённой улыбке смотрящий.
    - А кто он – кум, сват или брат – не знаю.  Не интересовался…
    «Дуболом» растянул рот в легушачьей улыбке: - А что, братва? Вроде пра-вильный братан к нам залетел. Эх, я бы нашему «куму» в натуре «весло» за-делал.
    Вновь подал голос Галем, но уже не накатывая балан на новичка: - А что, брателлы, «Летун» в цвет говорит. Хоть и «мужик», а не фуфло гонит. Я фуфлыжников за версту чую. Похоже, деловой…
    Смотрящий посмотрел на авторитетов, видно, их оценка новичку совпада-ла с его, да и последнее слово всегда оставалось за паханом.
    - Лады… - Кивнул он, – пусть живёт «мужиком» и спит на третьей шкон-ке…
    …Сидя на корточках, Роман с наслаждением глотал свежий воздух, словно хотел надышаться им на всю оставшуюся жизнь. Вокруг него в такой же позе находилось несколько десятков зэков. Прожекторные лучи с трёх точек ос-вещали квадрат перед вагоном, слепо взирающим на белый свет бельмами зарешёченных окон и тёмным провалом двери-рта. Длинные тени охранни-ков с автоматами рассекали массу зэков на светлые сектора. Коротко и злоб-но взлаивали овчарки, сидящие в настороженной готовности прыгнуть, вце-питься в человеческую плоть, разорвать в клочья, стоило только конвоиру подать команду и опустить поводок.
    Вперёд вышел старший конвоя и перекрывая шум локомотивов, гудки, шипенье выпускаемого пара, зычным голосом прогремел:
    - Внимание, зэка! Шаг в сторону от освещаемого периметра считается по-пыткой к бегству. Конвой применяет оружие без предупреждения! Приказы конвойных выполнять быстро и незамедлительно. Всё это применительно и при этапировании в вагон. При этом никаких лишних и резких движений де-лать запрещено. Всем ясно?
    В ответ донеслось лишь глухое ворчание заключённых.  Кто-то побойчее, растягивая слова, проронил: - Начальник! Гони скорее в «столыпку», а то ко-лени занемели!
    - Разговоры прекратить! – рявкнул капитан, идя вдоль сидевших зэков и выискивая острым взглядом спросившего. Но больше никто не проронил ни слова и старший конвоя, разочаровано сплюнув на перрон, вновь остановил-ся у его кромки:
    - Этапирование по списку! Руки держать на виду! По команде – бегом по одному! Для непонятливых – при нападении конвой стреляет сразу.
    - Развёл тут чмошный базар… - Просипел сидевший рядом с Романом зэк. – Сучара позорный…  Попался бы ты мне в тёмном переулке, засадил бы те-бе жало под шкуру.
    - Молотишь языком, как метлой. Пустой базар, брателла… -  Зыркнул на него взглядом зэк, жадно глотая едкий табачный дым из самокрутки. Зату-шив окурок пальцами, сунул его за отворот шапки. Тем временем капитан открыл папку и повернул её к свету прожектора:
    - Аничкин!
    - Сергей Иванович! – откликнулся кто-то из сидевших. - Четырнадцатого года рождения, село Копки Омской области, статья сто сорок вторая, часть первая, срок семь лет.
    - Пошёл! - Невысокая фигура выросла из серого слоя зэков и прыжками подскочила к развёрзнутой пасти вагона. Двое конвойных у лесенки махом помогли ему забраться внутрь.
    - Ахметов!
    - Пошёл!
    - Борисов!
    - Пошёл!
    - Громов!
    - Пошёл!
    Очередной зэк потрусил в сторону входа в вагон. Эта его неспешность взъярила капитана.
    - Сержант! – рявкнул он. – Ну-ка, поторопи эту черепаху!
    Тот, немедля, дал слабину поводка овчарки и та, захлёбываясь рыком, сгу-стком злобы кинулась вперёд. Но зубы  клацнули впустую – зэк от неожи-данности нелепо подпрыгнул, что, впрочем, спасло его от острых клыков ов-чарки и, под хохот охраны, в несколько прыжков оказался у спасительного зева вагона.
    Оставшийся в одиночку Роман, при озвучении своей фамилии, не медля, оттарабанил свои данные и при команде: «пошёл!», мигом заскочил в вагон.
    …Состав набирал скорость. Вагон с зэками, находящимся в хвосте, не-щадно мотало из стороны в сторону. В него с обрешёченными окнами набили не менее шести десятков заключённых. Что это был специальный вагон для заключённых Роман понял сразу, зайдя внутрь. Запахи те же, что и в тюрьме: вонь пропахшей специфическим ароматом одежды, немытые тела зэков, из-рисованные похабными рисунками и исписанные матерными словами стенки вагона. Те же, в основном, бандитские рожи скалились с захваченных нахра-пом нижних полок. На верхние неспешно ползли неавторитетные заключен-ные: хулиганы, презираемые опущенные, гомики и прочие. К этой категории негласно причислялись простые зэка – «мужики».
    В зарешёченном купе, на пороге которого остановился Роман, уже находи-лось с полдесятка заключённых. Нижние полки занимали незнакомые ему двое босяков, с обрисованными кистями рук, синие наколки выползали из одежды и струились по шеям зэка. Только один из остальных заключённых был ему знаком. При появлении лётчика из затемнённого  угла купе выдви-нулась одноглазая физиономия с чёрной повязкой на глазу: «Туз», как он именовался в той камере, был знаменитым «каталой», что ставило его на чуть ли высшую ступень воровской иерархии. Только его положение среди воров было шатким. Стоило ему проколоться в игре со своими однокамерни-ками, то есть погореть на шулерских приёмах, расплата следовала незамед-лительно. Могли покалечить, в первую очередь переломать руки, или вообще отрубить одну, дабы в будущем не смог объегоривать честных бродяг, коими считали себя истинные воры.
    «Туз» испытывающе сверлил одним глазом Романа, видимо, прикидывая, что тот будет делать. Лётчик вспомнил наставления смотрящего, который перед отправкой его на этап проинструктировал, как он должен себя вести. «Ты – «мужик», но не «перхоть» там какая-то. У тебя есть права, не такие же, как у воров, но лучше, чем у опущенных и прочей шелупони. Запомни, твоё место не у параши. Как себя поставишь на зоне, так к тебе и будет относить-ся общество. Не прогибайся перед беспредельщиками, если хоть раз усту-пишь: пиши-пропало. Попадёшь на зону – предстань перед смотрящим, что спросит – не таись, фуфло не канает, а это тяжкий поступок, за который мо-гут смертельно наказать». Отчего смотрящий так высказал к нему своё рас-положение, Роман не понял, но в какой-то мере был ему признателен за про-свещение о поведении в воровской среде.
    - Ну, и какого хера ты тут застыл? – на него уставился злобным взглядом один из босяков, сидевший на нижней полке. Близко посаженные глаза, во-лосы клочьями торчали на продолговатой голове, похожей на дыню. – Канай наверх, чмо! Там твоё место.
    Роман кинул свой тощий мешок на самый верх, где на верхней полке уже лежали такие же мешки остальных, но сам туда не полез, а не спеша опус-тился на свободную часть нижней полки, рядом со злобным зэком – он хо-рошо усвоил наставления смотрящего. От этого неслыханного поступка тот взъярился, глумливая усмешка перекосила его небритую физиономию.
    - У тебя, чё, уши дерьмом забиты, или тебе их прочистить? Кому сказано – канай наверх! – В следующую минуту глаза его чуть не выскочили наружу. Нагло севший рядом с ним, по его понятиям, чмошник, спокойно спросил:
    - А ты кто такой борзой будешь?
    От этого простого вопроса у зэка отвисла челюсть, он удивлённо обернул-ся к сидящему напротив второму босяку. Тот понимающе ухмыльнулся:
    - Сделай ему предъяву, «Барсук», он чего-то не догоняет. А за непонятки стребуй с него клифт. – Он оценивающе осмотрел куртку  на Романе. – Ниш-тяк кожан, тебе будет в цвет.
    Первый зэк всем корпусом развернулся к лётчику, решив круто поменять разговор:
    - Ты чё гонишь? У тебя чё, котёл потёк, мудила? – и протянул к нему кос-тистую лапу, видимо, решив её наложить на его лицо, то есть сделать «смазь». Не медля,  Роман перехватил запястье зэка, и резко ударил его пра-вой в переносицу. Затылок «Барсука» треснулся о стенку, глаза закатились и незадачливый «законник» свалился на полку, захлёбываясь собственной кро-вью. Его корефан, хищно оскалившись, потянулся к голенищу сапога, но на-клонившийся  к нему «Туз» что-то шепнул ему на ухо. Тот отдёрнул руку, потёр небритую щеку, не скрывая злобную ухмылку и рассматривая в упор этого «мужика», который одним ударом отправил «задуматься» его дружка.
    - Зря ты его так сильно приласкал, - вроде бы миролюбиво промолвил он через пару минут, почувствовав настрой Романа. – У него в последнее время крыша потекла: то своих родных видит, и даже базар с ними ведёт, в натуре, то как-то утром на меня накинулся. – Урка коротко хохотнул. – Принял меня за «вертухая» и, было, в глотку вцепился. Еле его клешни от себя оторвал. Таскали его к тюремному «лепиле», да толку никакого. – Он вздохнул. – Жаль корефана… Мы с ним уже не одну зону топтали вместе. Вот теперь едем в очередную. Только как с ним дальше будет, непонятки…  - Вновь глянул на неподвижно лежащего другана. Тот заворочался, затуманенным взором осмотрелся вокруг.
    - Я чё ли, со шконки навернулся? – было видно, что с памятью у него про-блемы. Бессмысленным взглядом посмотрел на сидевших рядом зэков, по-тряс головой. Видимо, боль от удара Романа дала себя знать – он поморщил-ся и ладонью провёл по лицу. С удивлением заметил кровь на руке, шмыгнул распухшим носом:
    - Брателлы… Как же это я? Ничё не помню… будто кайф словил. А ото-шёл и на тебе – лежу с кровавой мордой. Надо же… - Простонал он так жа-лобно, что Роману даже стало его жалко. «Похоже, переборщил я с ответом. Нужно было вполсилы стукнуть… Впрочем, где уверенность, что он тут же не пустит в ход нож? С таких, как он, станется. Так что свою жалость прибе-реги для кого-нибудь другого, дружок…», - попенял он себе.
    Не сказав ни слова, залез на вторую свободную полку, подсунул под голо-ву свой вещевой мешок и закрыл глаза, в пол-уха слушая трёп попутчиков. Собственно, это был не просто трёп. «Туз», впервые попавший в эти края, интересовался у другана «Барсука», куда направляется этап.
    - На этой узкоколейной тропе впереди три зоны. – Просвещал его тот. – «Двенадцатая», там сплошь чалятся «суки». – Он презрительно сплюнул на пол. – Через полста вёрст находится «тройка». Там всякая «перхоть» и шелу-понь: бакланьё, петушня и козлы. Есть «мужики» и КаэРы*, но их немного. Самая последняя, в тупике на этой тропе – «семёрка». Это настоящая  воров-ская  зона. Воры в авторитете,  есть «мужики» и  КаэРы. Смотрящим там крепкий пахан, погоняло – «Седой». Я с ним корянку не ломал, но слыхал от свободных бродяг, что держит он зону крепко. Думаю, что нас всех гонят ту-да.
    Закончив свой ликбез, «Туз» глянул на лежащего Романа и, заметив, что тот лежит с закрытыми глазами, негромко поведал напарнику:
    - Я тебе говорил о нём. За него в крытке мазу стал держать «Кенгуру», только внепонятках, с какого такого бодуна. Этот «мужик», погоняло ему – «Летун», чем-то приглянулся ему. Надо сказать, махаться он мастак, трём братанам навешал от души и махом. Только мне он  не в масть. – Зло сплю-нул на грязный пол «Туз».
    - Ничё! В зоне сотворим разборняк, там за него мазу некому держать. То-гда с него и спросим… – Прошипел дружбан «Барсука». – Я  «Летуну» на-помню об энтом часе. За своего брателлу любому пасть порву. Век воли не видать…
    По вагону зазвенело железо, один из конвойных шёл по коридору, щёлкая ключом о решётки отсеков:
--------------------------------------
*КаэРы – политические зэка, статья 58-я.(Авт.)

          - Эй, бакланьё! Кончай базарить! Всем – отбой!
  Болтало всё сильнее, состав мчался по узкоколейки, набирая скорость. Луч
прожектора пробивал впереди поезда светлый, узкий коридор в густой массе снежинок. По обеим сторонам пути выплывали из снежной круговерти дере-вья, покрытые белым саваном, чтобы через мгновение исчезнуть позади в сумеречной мгле. Время от времени паровоз пронзительно гукал, заставляя вздрагивать всякую лесную живность по обе стороны узкоколейки, да будо-ражить людей в зарешеченном вагоне. Перемена мест всегда таит в себе мас-су неожиданностей, особенно если люди едут в неизвестное не по своей воле.



                ГЛАВА   26
    Этот лагерь ничем не отличался от десятков других в системе наказаний, опутавших незримой сетью шестую часть земного шара. Ограждение по пе-риметру колючей проволокой с наблюдательными вышками среди глухой дальневосточной тайги, непременная  промзона  по обработке древесины, ко-торую доставляли туда те же зэки с лесных делянок.
Готовый лесоматериал вывозился  по той же узкоколейки, лагерь был край-ней точкой этого железнодорожного пути. Контингент лагеря после смерти Сталина претерпел весомые изменения: амнистия Берии значительно умень-шила количество зэков. Правда, положение это сохранилось ненадолго. Че-рез непродолжительное время количество заключённых стало расти за счёт прежних отпущенных. Большинство из них недолго гуляли на свободе. Стоило вдохнуть этот пьянящий воздух, как многие тут же принялись за зна-комое дело: воровать, грабить, убивать. Следом арест, суд и вот она знакомая дорога на зону. Через пару лет по всей стране стали работать Комиссии по пересмотру дел политических заключённых. Выяснилось, что среди громад-ной массы посаженных за решётку оказалось множество невиновных, осуж-дённых по навету, ложной клевете, за незначительные проступки, когда ка-рательная система страны творила форменное беззаконие. Поэтому в лагерях постепенно уменьшалось количество политических заключённых, что на-блюдалось и в этом отдалённом Дальлаге №7.
    … Целый день махать топором, обрубая сучья лесин, кажется не такая уж тяжёлая работа с первого взгляда, но к концу рабочего дня Роман вымотался основательно, хотя слабаком себя не считал, наоборот, был сильнее многих соратников по несчастью. По истечению первой недели он пришёл к неуте-шительному для себя выводу, что за те пять лет заключения, что определил ему трибунал, тут можно определённо загнуться, учитывая местный рацион питания: пятьсот грамм чёрного хлеба и жидкий приварок. Это еда совер-шенно не восстанавливала силы, потраченные на махание топором на лесо-секе. С другой стороны,  если станешь  не особо напрягаться,  то не сможешь
выполнить дневную норму, что определялась  бригаде. А это означало авто-
матическое  снижение всем пайки хлеба до четырёхсот грамм на день. Посе-му бригадир зорко смотрел за работой «мужиков», которые и составляли трудовой костяк. Числящиеся в списке бригады воры, или, как они себя на-зывали, свободные бродяги, палец об палец не ударяли, придя на лесосеку. Утро для них начиналось с чефира у костра, где они и кантовались весь ра-бочий день. перекидывались в картишки, исхитрялись даже придавить на свежем воздухе. Из трёх десятков зэков в бригаде воров было пять человек. Они составляли своего рода аристократию местного масштаба и были кара-тельным органом внутри бригады. Если кто-то из «мужиков» начинал арта-читься, сачковать в работе или «возникать» в общении с бригадиром, то рас-плата происходила незамедлительно. Провинившегося могли отмутузкать до полусмерти, если же проступок был из ряда вон выходящим, то несчастный мог ненароком попасть под падающую лесину, или кто-то вроде бы «нечаян-но» мог стукнуть его обухом по голове, что кончалось для бедняги печаль-ным образом. Заработанные каторжным путём несчастные деньги ополови-нивались у трудяг бригадиром, которые он отдавал  ворам-дармоедам.         Те же передавали этот «свой» заработок смотрящему, который и являлся хранителем воровского «общака». Им распоряжалась воровская сходка: ко-гда, кому и сколько дать, естественно только тем, кто являлся свободным бродягой. Или же эти средства шли на проведение воровских мероприятий типа подготовки побега, или поддержки каких-либо социальных процессов, как проведение голодовок, неподчинение режиму. Словом, здесь, в отдель-ном исправительном лагере подтверждалась в небольшом масштабе мировая концепция – деньги правят миром.
    Роман оказался в бараке со своими попутчиками по вагонзаку. Хотя его место на нарах было в другом конце барака, он стал замечать неусыпное внимание к себе с их стороны. А что оно было осознанным и за ней таилась определённая цель, для него было очевидно. Причиной могло быть одно – инцидент в вагоне. Зэки мстительны по своей натуре и рассчитывать на за-бывчивость не стоит. Даже если сам потерпевший не помнит об этом, то его «брателла» уж точно постарается отомстить обидчику, то есть ему, Роману. И не обязательно своими руками. Как-то во время ужина напротив его сел за стол, брякнув по нему чашкой с кашей, угрюмый детина. Что он вор, было видно по его наколкам на тыльной стороне ладоней,  Роман уже стал пони-мать смысл этих «картинок».  Некоторое время тот буравил его своим злоб-ным взглядом, отчего Роман внутренне напрягся, зная, что от этой публики можно было ожидать всё что угодно. И не ошибся… В какой-то момент зэк протянул свою короткопалую руку, схватил его миску, отхаркнулся, плюнул в неё и со злобным гоготом швырнул её Роману – «на, мол, жри теперь!». Сидевшие рядом остальные зэка уставились на бывшего лётчика с непод-дельным интересом.
    Кровь отхлынула от лица Романа. Он понял, что его сознательно провоци-рует на конфликт эта татуированная обезьяна. И не думая о последствиях, он схватил чашку и резко взмахнув ею, залепил остатками каши в злобную фи-зиономию громилы. Перестали стучать ложки других заключённых, прекра-тилось их чавканье и сопенье. Наступила мёртвая тишина. Неслыханное дело – «мужик» посмел оказать сопротивление вору. По их понятиям случай из ряда вон выходящий. За коим следует расправа над непокорным.
    - Ах ты, гниздюк! – взревел вор, вскакивая на ноги и стирая с морды при-липшую кашу. Вид у него был угрожающе-нелепым и он невольно вызвал хохот у остальных сидевших за столом. Этот смех вызверел его окончатель-но, он злобно прошипел  – Сейчас я тебя буду убивать, чмо болотное!
    Он нагнулся над нешироким столом, взмахнул рукой со сверкнувшей в ней длинной заточкой, непонятным образом очутившейся в сжатом кулаке. Ро-ман инстинктивно отпрянул в сторону и зэка с маху вонзил заточку в стол. Удивлённо хрюкнул и через мгновение глаза его чуть не выпрыгнули наружу  - мощный удар Романа правой с разворота расплющил ему нос. Коротко взревев от резкой боли, он опрокинулся назад через скамейку на пол. Неко-торое время ошеломлённо лежал, суча по лавке ногами, потом встал на чет-вереньки и, увидев кровавые пятна на  полу, поднялся на ноги, отыскивая обидчика налитыми кровью глазами. Нагнув голову, сделал шаг к столу, от-швырнув лавку и… невольно замер, услышав за спиной резкий голос.
    - Эй! Что тут у вас? – по проходу между столами в их сторону, не спеша, шли двое надзирателей, угрожающе крутя дубинками в руках.
    Кто-то потянул Романа за полу ватника, и он услышал шёпот соседа по на-рам:
    - Сядь! А то быстро в кондей попадёшь! Сядь, говорю! – Роман послушно сел на скамью, чувствуя дрожь в напряжённом теле и сжатых до боли кула-ках.
    - Я спрашиваю, что за шум? – рявкнул один из надзирателей, плечистый здоровяк с сержантскими лычками на погонах. – Кто нарушает порядок?
    - Да всё путём, гражданин начальник! – примеряюще проговорил сосед Романа. – Тут один наш брателла запнулся, да нос разбил об пол. Вот из-за этого и шухер приключился.
    - Ну-ну! – сержант, постукивая дубинкой по своей ладони, внимательно осмотрел всех. Увидев окровавленную физиономию зэка, покрутил головой:
    - Сдаётся мне, что вы тут фуфло гоните. Этот шнырь сам упал? – он недо-верчиво глянул на громилу, хлюпающего разбитым носом. – Да его и кувал-дой с ног не собьёшь! – несогласно фыркнул он.
    - Кувалдой – не кувалдой, а в ногах запутался. – Стоял на своём зэка. – Всё ништяк, начальник, век свободы не видать! Всё так и было…
    - Сержант! Идём уже… Сам видишь, всё здесь в порядке! – не выдержал его напарник, скучающе оглядывая заключённых.
    - Ладно… Смотрите тут у меня! – угрожающим тоном протянул тот и, не скрывая раздражение, вдруг хлёстко вытянул дубинкой вдоль спины выско-чившего из-за стола  перед ним зэка в нелепой шапке с торчащими ушами. От неожиданности тот взвизгнул, согнулся и визгливо-слёзным голосом за-вопил:
    - За что, начальник?
    - А то ты не знаешь, гнида! Команды встать не было! Или тебе уши про-чистить? – зловеще прорычал сержант, вновь постукивая дубинкой по ладо-ни.
    - Всё, начальник, всё… - Втянув голову в плечи, пробормотал заключён-ный, пятясь, и плюхнулся на скамейку.
    - То-то же… - Сержант вновь двинулся вдоль столов, высматривая очеред-ную жертву…
    - Вот же паскуда… - Тихо проронил сосед Романа, провожая злобным взглядом фигуру сержанта. – Лупить зэков этому сучаре прямо в кайф. Вот бы кому даже я засадил бы жало под его толстую шкуру.
    Роман покосился на перекошенную злобой физиономию соседа:
    - Ты поосторожней с такими выражениями. Не ровен час дойдёт до их ушей.
    - Это ты, «Летун», с этой минуты будь настороже. – Хмыкнул сосед. – Эти урки так просто от тебя не отступят. Любую подлянку могут подстроить. Или пойти на «мокрое», завалить тебя при удобном случае. Понял?
    - Да я и так всё время настороже. – Устало проронил Роман, краем глаза смотря на громилу со следами крови на лице. Тот сверлил его тяжёлым взглядом своих маленьких глаз глубоко спрятанных в глазницах – этот взгляд ничего хорошего в будущем ему не обещал.
    Была глубокая ночь, когда чутко дремавший Роман услышал тихий шорох шагов по проходу. Он открыл глаза и увидел на слабо освещённом пятачке у яростно гудевшей печи три тени. Вот одна из них протянула руку в его на-правлении. «Неужто по мою душу пришли?», - холодок пробежал по его спине. Он осторожно протянул руку к стене и достал из незаметной выемки в ней деревянный нож из лиственницы. Делал он его тайком целую неделю и довёл его лезвие до такой степени остроты, что пропороть им ватник или че-ловеческую плоть было секундным делом. Если дело коснётся жизни и смер-ти, то хоть одну тварь я с собой точно заберу, решил он, делая себе вроде бы смешное оружие.
    От троицы отделилась одна из теней, подошла к нарам и тронула рукой его за ногу. Он приподнялся на месте, сжимая в руке своё деревянное оружие.
    - Эй, «Летун», - просипела тихо тень. – Одевайся, пойдёшь с нами. – И ви-дя, что Роман даже не пошевелился, коротко хмыкнул: - Да не бзди, корефан. Мы к тебе без предъявы. Тебя смотрящий видеть хочет. Давай, слезай…
     «Похоже, на самом деле так, как он говорит. Если бы пришли убить, то сделали по другому. А-а, была - не была…». Он слез с нар, обул валенки, на-кинул ватник и двинулся вслед за пришедшими. Он уже перестал всему удивляться, но то, что дверь, закрываемая на ночь на замок караульными, оказалась открытой, была для него неожиданностью. Впрочем, он сразу со-образил, что какие-то замки для местного контингента не было особым пре-пятствием, учитывая, какие виртуозы воровского мастерства здесь обитали. Так что все эти запоры были для них плёвым делом, посему аристократы ме-стного воровского «рая» свободно перемещались ночами из барака в барак. То повидать своих давних брателл, пивнуть чиферка, перекинуться в карты на интерес, а то и провести разборки по понятиям, или обсудить план по реа-лизации скачка из зоны. Естественно, никто из лагерной администрации в ночное время не бродил по зоне, тем более по одному. Такая прогулка была смерти подобна, в прямом смысле.
    Зона спала… Жизнь продолжалась только на кухне. У громадных котлов, стоявших на плитах, крутились повара – к утру нужно было приготовить массу еды для всей зоны, включая холостой комсостав, конвойно-охранную роту, больных, трутней-воров и прочую шелупонь, типа отказников. Впрочем они и составляли основную рабочую силу при кухне: топили печи, чистили овощи, потрошили замороженную рыбу, шинковали капусту, вытаскивали отбросы на свалку. Проходя мимо неё, Роман и сопровождающие его по-сланцы невольно остановились при виде жирных и наглых крыс, пирующих среди зловонной массы отбросов. Мерзкие животные взвизгивали, яростно сражаясь за обладание лакомыми для них отходами, совершенно не обращая внимания на стоявших в нескольких шагах от них людей.
    - Видели бы их днём, - проговорил один из зэков, - при ярком свете они ещё кошмарнее смотрятся, не то, что сейчас, когда снег идёт. А вон видите, тёмная масса? Это вороны… Их меньше, поэтому ждут своего часа, когда эти твари насытятся. Вот тогда настанет и их время поживиться, набить свою ут-робу, да ещё и впрок. Я как-то видел схватку между ними, когда силы были примерно равны. Так шум стоял, прям  Ледовое побоище. – Хмыкнул зэк. - Перья от ворон летели, да визг стоял неимоверный. Зубы против клевошни-ков… Так эти чёрные вдовы накидали хвостатым по первое число. Бац клю-вом, и очередная тварюга лежит вверх копытами. Ещё та мясня была, на за-гляденье…
    - Бля буду! Всё как у двуногих, кто сильнее – тот в кайфе! – сплюнул вто-рой. – Харэ пялиться на эту тему. «Седому» ждать не в масть, может такую предъяву выставить, мало не покажется. Айда уже…
    Прячась в тень от бараков, стараясь не попасть на прямую видимость часо-вым на вышках и в луч прожектора между строениями зоны, они подошли к бараку между колючкой Промзоны и котельной.  Дверь в него неслышно от-крылась, и Роман переступил порог между двумя сопровождающими. Впере-ди шествовал коренастый зэк, заложив руки в карманы, как выяснилось по дороге, с погонялом «Тормоз». Сзади дышал в затылок Роману длинный вер-зила с чернявой бородой на широком лице – «Цыган». Ни слова не говоря, они прошли длинным коридором мимо двухэтажных нар, на которых храпе-ли,  кашляли, что-то  бормотали,  отходя  от  трудового дня,  заключённые. И
дойдя до конца барака, Роман с удивлением увидел совершенно другую кар-
тину. На небольшом пространстве у торца барака посредине гудела и свети-лась розовыми пятнами чугунная плита, возле которой на табурете сидел зэк. Несколько одноярусных шконок, на которых лежали люди, по видимому, так называемые авторитеты преступного мира. Других личностей, типа шнырей, «шерсти» и петухов здесь быть не могло по определению – это был мир хозя-ев зоны. Во всяком случае, так понял он, уже представляющий себе стру-ктуру преступного мира..
    В самом углу на табурете стоял фонарь, освещая ярким светом страницы книги, которую держал в руках мужик, лежащий на шконке. Заметив вошед-шую троицу, он отложил книгу и сел. В свете фонаря Роману бросилась в глаза абсолютно белая голова. «Значит, это и есть местный смотрящий, или зэк по прозвищу «Седой». Интересно, зачем это я ему понадобился?», - ло-мал он голову, видя, как тот внимательно прощупывает его острым прищу-ренным взглядом. На фоне седой головы контрастно смотрелись мохнатые чёрные брови. Одна, левая, была разделена пополам белым рубцом, на щеке багровой изломанной чертой виднелся рваный шрам, отчего угол глаза был слегка опущен вниз, придавая лицу зловещий вид. «Да уж, дядя, видок у тебя ещё тот, как у злодея в картине про пиратов», - подумал Роман, вспомнив трофейный фильм, как-то демонстрировавшийся в гарнизонном Доме Куль-туры.
     - Ну, что встал, мил человек? – хриплым голосом спросил тот, продолжая буравить его лицо пронзительным взглядом. – Проходи сюда, садись на та-буретку. Как говорят, в ногах правды нет. – Осклабился он, наблюдая, как новичок, помедлив, прошёл мимо печи, которая приятно обдала его теплом и, сняв шапку, сел с независим видом, глядя на «Седого».
    - Кто таков, за что чалишься здесь? – вроде бы невинно спросил он. Роман вспомнил наставления «Кенгуру» и без хитрости коротко сообщил смотря-щему о себе. Какая-то искорка вспыхнула в глазах «Седого», когда он сооб-щил ему о своей профессии, но значения этому в тот момент Роман не при-дал.
    - Был лётчиком, говоришь? – вроде бы удивлённо спросил тот, даже по-давшись ближе к нему. – А ты тут мне не фуфло гонишь? – прищурился смотрящий.
    - Какая мне от этого выгода? – пожал плечами Роман.
    - И то верно… - Согласился тот. – От этого никакой выгоды здесь не по-имеешь. Просто я за свои четыре ходки на зону ещё не встречал здесь лету-нов. Ты - редкостная фигура для этих мест, поэтому я и послал за тобой, по-смотреть на бывшего летуна. Как тебе тут? Не обижают? Есть просьбы? Го-вори, не стесняйся…
    Но Роман помнил заповедь для заключённого, знаменитые три «не»… По-этому он мотнул отрицательно головой. И это, как потом сказал ему «Се-дой», сыграло свою роль в его дальнейшей судьбе здесь, на зоне.
    - Тебя куда «хозяин» определил? – спросил смотрящий.
    - На лесоповал.
    - И чем занимаешься в бригаде?
    - Сучья обрубаю. Поменял штурвал на топор. – Невесело усмехнулся Ро-ман.
    - Жалеешь? – с каким-то двойным смыслом спросил «Седой», внимательно глядя на него. – Если бы вернуть время назад, поступил бы по-другому? Что-бы не попасть сюда?
    - Это вряд ли… По-другому нельзя было. Я бы тогда предал дорогого мне человека. – Твёрдо сказал Роман, сжав до боли кулаки.
    - Значит так легла тебе карта в жизни … - Согласился зэк. – Ты новичок здесь. Мой тебе совет: на рожон с «мусорами» не лез. Здесь ты человек под-невольный, маленький винтик в громадной машине. Если поведёшь себя не так, как нужно тем, у кого здесь власть – всё для тебя может плохо закончит-ся. На работе старайся выполнять норму – иначе подведёшь бригаду, а это не прощается. Тебя «кум» вызывал к себе на беседу?
    - Пока нет. – Он знал, что под этим именем значился среди заключённых начальник оперативного отдела лагеря.
    - Будь внимателен в разговоре с ним. От этого «мусора» можно ждать все-го что угодно, любое фуфло может тебе залепить. Сам же потом и виноват будешь.
    Роман кивнул, понимая, что смотрящий предупреждает его, имея на него какие-то свои резоны. Правда, какие именно, он пока понять не мог.
    - А что случилось с тобой в столовой? – неожиданно спросил «Седой», и Роман был изрядно удивлён осведомлённостью смотрящего о делах в зоне. Увидев, что новичок медлит с ответом, он недовольно сощурил глаза. – Не удивляйся, «Летун». Всё, что делается здесь, меня касается в первую очередь. И запомни: махаться в зоне западло.
    Роман понимал, в какой он сейчас находится ситуации – перед ним сидел местный пахан, назначенный на это место преступным сообществом и обла-дающий теневой властью в лагере. Что он со своей стороны мог казнить и миловать любого заключённого, невзирая на официальную власть админист-рации. Но согласиться с этими доводами он не мог.
    - А что мне оставалось делать? Ждать, когда он меня тут же прирежет? – невинно спросил он, не отрывая взгляда от зловещего лица «Седого».
    После небольшого молчания тот криво ухмыльнулся:
    - Что не скис – похвально. Только хорошо запомни: что, почему и зачем  здесь делается только с моего согласия. Эта горилла, как ты его назвал, под-писался наказать «чмошника» за случай в вагонзаке с «Барсуком», которого ты спровадил на пол. И решил устроить своё толковище прямо в столовой, а это уже беспредел. Потому что без моего согласия. Хотя и получил по рогам. Мы тут с честными бродягами перетёрли это дело и решили «Хорьку» - это погоняло гориллы - предьяву объявить. Потому что он нарушил воровские
понятия в отношении  «мужика».  А это у  нас не канает, особливо  в отноше-
нии новичка.
    - И что это для меня значит? – спросил Роман.
    - Будет сходка. На ней и решим. – Уклончиво ответил смотрящий. – Для разбора придёте оба. А сейчас тебя проводят в барак. За тобой придут в своё время. – И он вновь взял в руки книгу, давая понять, что аудиенция окончена.
    …Безбрежное море тайги простиралось на сотни и тысячи километров. Прорезаемая речушками и реками, которые тысячелетиями поддерживали в этом зелёном пространстве водный баланс, являясь преградой на пути лес-ных пожаров, нередко слабой. Возникают они по природным причинам, за-гораясь в сушь от удара молнии, или, зачастую, по вине самого человека. И горит, бедная, оставаясь после такой катастрофы чёрным пятном пепелища на десятки, а порой и сотни километров. При этом живьём сгорают бесчис-ленное количество зверья и птицы, и немало пройдёт лет, когда природа вновь восполнит понесённые потери при страшном катаклизме.
    Роман в полётах постоянно видел необозримый зелёный ковёр под собой. И возможно когда-то пролетал над этой зоной, не подозревая, что настанет время, и он станет одним из её обитателей под определённым номером. И в составе бригады будет заниматься уничтожением этого зелёного богатства, обрубая сучья у поверженных лесных великанов.
    В оцеплении горят костры, ибо они просто необходимы в зимнее время. При тяжёлой работе от тебя даже пар идёт, но стоит немного остыть, как хо-лод начинает проникать через солдатский бушлат. И единственная защита от него или вновь начинай махать топором, или подойти к костру. И как здоро-во в обеденный перерыв пристроить у огня задубевшую пайку хлеба, а когда он поджарится, то становится невыразимым лакомством, особенно в мороз-ный день.
    Шёл сильный снег, было безветренно. Очередная лесина, которую Роман очистил от сучьев, готовилась к погрузке, и он, справедливо полагая, что следующая «заготовка» для него будет не скоро, пошёл к костру – у него бы-ла обязанность в бригаде поддерживать костёр в надлежащем виде. Подки-нув несколько толстых сучьев в огонь и положив рядом с костром топор, он сел на кучу лапника и прислонился спиной к стволу толстой кривой сосны, которую оставили стоять из-за её нестандартности.
    - Бойся-а-а-а! – раздался в отдалении привычный крик кого-то из вальщи-ков леса. Послышался шелестящий звук, словно скорбящий стон повержен-ной души спиленного дерева, взметнулось облако серебристого снега. Слегка содрогнулась земля, пружинисто приняв на свою снежную пелену очередную жертву. От этой картины с её звуковым фоном предостерегающих криков, падающих хлопьев снега на душе Романа разлилось такое забытое чувство успокоение, что он невольно прикрыл глаза. Что-то зашуршало неподалёку, то ли с дерева свалилась снеговая шапка под лёгким порывом ветра, то ли кто-то неслышно прошёл неподалёку. Он невольно приоткрыл глаза и вне-запно увидел сквозь занавес падающего снега какой-то неясный человече-ский силуэт в нескольких метрах  по ту сторону костра, рядом с  разлапистой елью. Вот силуэт взмахнул рукой, и Роман увидел, словно в замедленной съёмке, как какой-то предмет, вращаясь, летит в его сторону. Он инстинк-тивно, и также медленно отклонился в сторону, не сводя глаз с предмета. Се-кунды… и сосна содрогнулась от мощного удара. Ошеломлённый Роман ско-сил глаза вбок  и вздрогнул, страх холодной змейкой скользнул по спине – глубоко вонзившись лезвием в кору дерева, из  ствола дерева торчал топор. Он вскочил на ноги – человеческая тень юркнула за ель и словно провали-лась сквозь землю. Никого там не обнаружив, вернулся к сосне и еле вырвал топор из ствола. Изумлённо поняв, что его чуть не убили собственным топо-ром. Возвращаясь в зону с лесоповала, он незаметно обшаривал вниматель-ным взглядом остальных заключённых, пытаясь выяснить, кто мог поку-шаться на его жизнь. Но к определённому выводу он так и не пришёл. А ко-гда рассказал про этот случай соседу, тот понимающе пожал плечами:
    - А я что тебе говорил в тот раз? Ходи, да оглядывайся. Будь всегда начеку, иначе за твою жизнь я и копейки не дам.
    - Спасибо, утешил… - Хмуро буркнул Роман, в то же время понимая, как был прав сосед. Он и сам осознавал, что жизнь его и в самом деле висит на волоске.
    При входе в зону к начальнику конвоя подошёл капитан и что-то сказал. Тот прошёлся взглядом по колонне, нашёл Романа глазами:
    - Заключённый Ястребов! После ужина к майору Грибову. Ясно?
    - Так точно, гражданин начальник! Заключенный Ястребов понял!
    «Вот оно… О чём и предупреждал меня «Седой», встреча с «кумом», - размышлял он, механически передвигая ногами. Болели руки, болели плечи. Последнюю неделю его перевели на погрузку и, несмотря на неплохую фи-зическую форму, первые дни ему пришлось несладко. Да и скудная норма еды не очень-то способствовала восстановлению сил. Обычно на такие рабо-ты ставят заключённых с небольшими сроками, так что его назначение было вполне оправданным. И вот теперь его вызывает к себе кум для профилакти-ческой беседы. Многое чего говорили о таких вызовах, нередко беседа за-канчивалась содержанием в карцере. Другие говорили, что местный «кум» иногда пускал в ход кулаки.
    Майор Грибов, он же начальник оперативного отдела зоны, сидел в каби-нете, уткнувшись взглядом в папку – дело заключённого Ястребова. Себя он считал хорошим специалистом в своём деле, учитывая, что в тридцать лет обладать такой властью над людскими судьбами, как у него, дано не каждо-му. Тот факт, что «семёрка» находилась в медвежьем углу, куда можно было добраться только по узкоколейки, да не за сутки, ещё ничего не говорило. А «кум» считал, что этим его назначением начальство в краевом управлении проявляло уверенность в его способностях содержать лагерную дисциплину на должном уровне. И он из кожи лез, доказывая это в своей повседневной деятельности. Одним из щепетильных вопросов при этом было нахождение среди лагерного сброда, как он называл зэка, потенциальных стукачей. У «кума» было множество сексотов среди бригад и подразделений зоны. Но все эти придурки не давали нужного результата. Информации они предоставляли много, но не ту, которая была необходима начальнику оперативного отдела зоны. Он никак не мог найти того, кто бы мог сообщать ему о том, что тво-рится вокруг смотрящего зоны «Седого». «Кум» понимал, что власть в зоне держат две силы: администрация и смотрящий. Но если все действия первой, в большинстве своём, были на виду, то «теневая» власть действовала тайно и зачастую более эффективно, чем первая. И подобраться к этой номинальной фигуре никак не получалось. Нужно срочно найти такую фигуру, какую-нибудь сознательную сволочь… Но найти такого стукача из всей этой лагер-ной шушеры, как-то из КаэРов, предателей, всякого рода политических от-щепенцев, уже не говоря о ворах и бандитах - дело непростое. Он листал ки-пы папок с личными делами заключённых и … ничего! Нужен был человек, вернее зэка, не просто индивидуум, но сознательный, с определёнными ду-шевными качествами, патриот, даже имеющий такую черту характера, как добровольное содействие усилиям администрации по поддержанию порядка в зоне. «Кум» перелопатил не одну сотню папок, и тут на его глаза попало дело зэка под номером 0654. «Вот оно! Нашёл! Дело оставалось за малом – объяснить этому бывшему лётчику и офицеру, что сотрудничество с ним  очень даже благополучно отразится на его дальнейшей судьбе. А этот «па-хан» точно им заинтересуется, не будь я начальником оперативного отдела. Кое-что есть такое у Ястребова, что заставит его пойти с этим бывшим офи-цером на контакт. А уж потом я этого летуна так прижму, что он информа-цию о местном «пахане» сам мне в клювике принесёт. - Майор самодовольно заухмылялся, представив себе эту, как ему показалась, блестящую комбина-цию. – Таким образом я буду в курсе всех планов и настроений местного во-рья. Ну, и как следствие проделанной работы, а краевое начальство по досто-инству должно оценить её, в перспективе возможен мой перевод из этой глу-хомани в краевой центр. – И майор азартно потёр руки, представляя себе от-крывающиеся  перед ним в будущем перспективы служебного роста.   
    Дежурный сержант многозначительно хмыкнул, когда Роман сказал, что пришёл по вызову майора Грибова. Войдя в кабинет, он доложил, как поло-жено, о себе. За стандартным канцелярским столом сидел узколицый блон-дин с одной звездой на погонах. Чёлка спелой соломы свисала на узкий лоб, блеклые глаза внимательно вглядывались в стоявшего перед «кумом» зэка. Копна волнистых волос, небольшая курчавая бородка и усы, глаза, с затаён-ной болью смотревшие на мир. Солдатский бушлат, из-под которого торчал ворот кожаной куртки, ватные брюки и зажатая в кулаке шапка-ушанка. Та-ков был внешний вид заключённого номер 0654. Майор, скривив узкие губы, перевёл взгляд на личное дело, лежащее перед ним на столе. Вновь, не спе-ша, перелистал страницы тощей папки.
    - Итак, бывший советский лётчик, бывший капитан, бывший орденоносец,
бывший участник войны в Корее… Бывший…бывший…бывший… - «Кум» захлопнул папку.  – Отличное начало жизни и… заключённый лагеря №7. Пять лет колонии… - Он причесал жиденькую чёлку, дунул на расчёску и сунул её в нагрудной карман френча.
    - Что скажешь, зэка номер 0654?
    Роман пожал плечами:
    - А что я должен сказать, гражданин майор?
    - Ну, например, как это угораздило сталинского сокола «приземлиться» в нашем лагере?
    - Так в деле всё сказано… - Неохотно ответил Роман. «Скорее бы он отвя-зался от меня… Устал я, да и спать хочется, а в шесть опять подъём сыгра-ют». – Мелькнуло в голове, и он с теплотой подумал о своём уголке на нарах, так захотелось очутиться там, чтобы забыться в тяжёлом сне до утра.
    - Дело делом, а хотелось бы услышать, так сказать, от первоисточника. – Воззрился майор на Романа.
    - Мне больше нечего добавить, гражданин майор. – Вновь уклончиво отве-тил Ястребов, глядя на висевший на стене портрет Дзержинского. – В деле написано всё правильно.
    Майор сузил глаза, резко бросил карандаш в стоящий на столе стакан. Ог-лядел Романа с ног до головы, презрительно хмыкнул: - Стало быть, не жела-ешь откровенничать с представителем администрации. А зря, заключённый Ястребов… Ой, как зря! Со мной дружить надо. Я, ведь, могу облегчить тебе жизнь здесь. Если, конечно, ты со своей стороны проявишь благоразумие. – И он многозначительно поднял вверх указательный палец.
    - Я не понимаю, гражданин майор, что вы подразумеваете под благоразу-мием?
    «Кум» внимательно вглядывался в непроницаемое лицо бывшего лётчика. «Он что, в самом деле не понимает или дурку гонит?», - начальник оператив-ной части встал из-за стола, подошёл к замерзшему окну. Постоял какое-то время молча, вглядываясь в темноту, затем повернулся к стоящему зэку и, подрагивая желваками на скулах, вкрадчиво заявил, глядя на него с прищу-ром:
    - Ты же офицер, Ястребов… Хотя и бывший… А бывших офицеров, как говорится, не бывает.- Он подошёл ближе и доверительно пояснил. – Знаешь ли ты, что за сброд содержится здесь? – и, видя, что тот совершенно не реа-гирует на эти слова, продолжил. – Махровые враги советской власти, контр-революционеры, участники заговоров, бывшие полицаи при фашистах, бен-деровцы. Ну и убийцы, бандиты и прочая уголовная сволочь. Нам необходи-мо знать, чем они, так сказать, дышат. Не замышляют ли противоправные действия в зоне в виде бунта, не готовят ли побег. Нам, администрации, нуж-на любая информация о настроениях среди зэков. И её можешь, даже должен, сообщать нам ты.
   «Вот оно, ради чего он и приказал прийти сюда мне. Стало быть, видит во
мне потенциального сексота. И даже не помышляет, что я могу отказаться».         Роман презрительно хмыкнул:
    - Вербуете меня в стукачи, гражданин майор? – спросил он, глядя в упор на майора.
    - Ну, зачем же так? Мы называем таких заключённых информаторами. – Ничуть не смущаясь, заявил тот. И только сейчас лётчик понял, на кого был похож «кум». Невыразительное лицо со снулыми глазами, эта редкая чёлка над узким лбом, белёсые брови. И узкие губы, постоянно кривившиеся в пренебрежительной ухмылке, как бы говорившие, что для их обладателя весь контингент заключённых всего-навсего мусор, люди второго сорта. Что главное для него это информация, которую они могут ему дать. А похож он был на ту сволочь, начальника особого отдела авиаполка майора Дроздова.
    - Ну, что скажешь, заключённый Ястребов? Мы с тобой договорились? – спросил «кум», нисколько не сомневаясь в положительном ответе.
    - Не могу сразу дать ответ, гражданин майор, - Уклончиво ответил Роман. – Подумать надо. - «Будь хитрее, дружок. Отказать сразу будет неразумно». – Напутствовал он сам себя. Наживать врага в лице начальника оперативного отдела зоны совсем неосмотрительно. И небезопасно. Но и давать согласие на сотрудничество с ним – западло, как говорят зэки. Стать стукачом  прети-ло ему, его жизненным и моральным принципам. Даже при том, что нужно будет передавать сведения о тех, кто никогда не вызывал у него симпатии.
    «Кум» сузил зрачки, злобно посмотрел на строптивого заключённого, не желавшего сразу принять его предложение. «Кобенишься, сука? Ничего, куда ты денешься? Всё равно будешь работать на меня, шелупонь лётная…».
    - Что ж, подумай, подумай, Ястребов…- Процедил майор, не ожидавший от него отказа.
    - Только недолго думай, днями я тебя вновь вызову. Надеюсь, что ты про-явишь благоразумие и не станешь так категорично отказываться от сотруд-ничества со мной.   



                ГЛАВА   27
    «Что делать?.. Что делать?... – эта мысль постоянно терзала Романа, где бы он не находился: на лесной ли деляне, в бараке, в столовой ли… Особенно донимал этот вопрос после отбоя, когда остальные зэка уже вовсю храпели, стонали, кашляли, ворочаясь на своих местах на нарах. Он лежал в своём уголке, уставившись взглядом в темноту над головой и голова раскалывалась от невесёлых дум. А что они были невесёлые, то уж тут, как говорят, и к баб-ке не ходи. Если после вызова к «куму» степень опасности пока не вырисо-вывалась, то попытки отомстить ему со стороны урок явно говорили ему, что в покое они его не оставят. И сколько ещё этих попыток будет – неизвестно. Во всяком случае ухо нужно ему держать востро и спать вполглаза. Всё вре-мя нужно быть готовым к неожиданному нападению. Стало так горько от всех этих дум, что он невольно застонал, да так, что рядом зашевелился со-сед.
    - Ты чё, «Летун», заболел что ли? – раздался его хриплый шёпот. Не ожи-дая ответа, он чем-то пошуршал в изголовье и ткнул Романа в бок:
    - Накось, подыми, может полегчает…
    - Что это? – недоумённо повернул тот голову.
    - Конвойный здоровенного бычка выкинул, когда возвращались из лесу. А я усёк… ну и подобрал.
    - Да не курю я, Семён. Хотя и спасибо…- Тепло ответил Роман, удивлён-ный таким вот проявлением сочувствия со стороны этого заключённого.
    - Зря отказываешься. Глядишь и на душе бы полегчало…
    - Знаешь, я как-то к этому зелью не пристрастился. Хотя в лётном училище попытался начать курить. Но через пару месяцев понял, что это не моё и без особого сожаления бросил. – Роман помолчал немного, потом усмехнулся: - Так что, Семён, думаю, не стоит вновь начинать, тем более здесь.
    Зэк покряхтел, ожесточённо поскрёб голову – вторую неделю их не водили в баню.
    - Ну, как говориться, с горы виднее… Вижу, маешься… Думаю, авось по-легчает.
    - Да нет, легче от этого не станет, Семён. Во всяком случае мне. – Убеж-дённо сказал Роман, и как бы желая ответить добром на проявленное к нему участие, спросил:
    - За что ты здесь и сколько ещё тебе лес валить?
    - Два года осталось. Это у меня вторая ходка на зону. Получается, что я те-перь – рецидивист. - Невесело усмехнулся тот.
    - А в первый раз за что?
    - В сорок четвёртом работал на комбайне в колхозе, в карманы штанов на-сыпал несколько горстей зерна. Двое маленьких братишек с голоду пухли. Кто-то увидел и стуканул в правление. Домой прихожу, а у нас сидят предсе-датель и оперуполномоченный из района. На меня уставились, а председа-тель эдак ласково говорит:
    - Ну, что, Сёмша? Выворачивай карманы… Ну, я и вывернул. Впаяли мне «пятерик» и вперёд, на зону, лес валить.  Это вместо фронта, осенью меня должны были призвать в армию. – Он вновь невесело усмехнулся. – Ещё по-везло… В соседнем колхозе мужику за колоски десять лет дали. Ребятишек полная изба, сам инвалид – в тридцатом году ему руку оторвало на локомо-биле, когда обмолачивал снопы. Так не посмотрели на увечье, и что ребятни куча – туда же, на зону. Вот так-то, «Летун»…
    - Меня Романом зовут… - Проронил негромко бывший лётчик, нынешний зэка.  – А сейчас-то за какие грехи?
    - После отсидки взяли меня в МТС, шоферить. А заведующий, вместе с механиком, как я уже понял на суде, сплавляли запчасти налево. Меня с же-лезяками и тормознула милиция на станции, куда я их и повёз для передачи в ремонтную мастерскую. Эта парочка свалила всё на меня. Мол, ворюга, и всё тут. Втихаря таскал детали и отвозил, а денежки припрятывал. Правда, при обыске ничего не нашли, да и что можно было найти в нашей нищей избе. Снова «пятёрка» и вот я тут, рядом с тобой на нарах.
    Роман покрутил головой: - М-да… История не из весёлых, что и гово-рить…
    - Самое обидное, что не за что здесь парюсь. – Тяжело вздохнул Семён. – Но ничего… - голос его посуровел: - Эти двое, что меня подставили… Они, видно забыли, что я вернусь. И вот тогда-то я с них стребую должок за эти мои пять лет. – Произнёс он с таким ожесточением, что Роману стало ясно – он не отступит. И разубеждать его в этом он не стал, вспомнив свою эпопею.
    - Эй, бакланьё! Кончай базарить, не даёте шконку помять… - Рыкнул на них кто-то из воров, лежащих неподалёку. – Закрывай варежку, чмошники, а то рога пообломаю.
    - Давай спать, а то завтра начнут эти разборки устраивать. – Шёпотом предложил Семён. – Вони не оберешься…
    - Хорошо. – Согласно кивнул Роман, поворачиваясь на спину. Но сам за-снул не сразу, с завистью слыша, как сосед уже через десяток минут самозаб-венно засвистел носом.
    Несколько дней прошло для него без происшествий. Но ночью за ним пришли от «Седого» и, понимая, что изменить он ничего не в силах, тем бо-лее отказаться нет возможности, покорно направился за провожатыми. На этот раз они шли молча и не крадучись, как в прошлый раз, боясь попасть под луч прожектора с вышек. Вьюга крутила снежными вихрями такой силы, что в нескольких шагах ничего не было видно. Так же вошли в барак, про-шли его и Роман оказался в том углу, где обитал «Седой». В углу этом было не так душно, не несло барачным зловонием, распаренными вонючими пор-тянками и прочими характерными запахами.
    Так же стояли по стенкам одиночные шконки, на которых в свободных по-зах сидели хмурые зэка, и как понял он, не просто воры, а аристократы зоны. Было их с десяток, они молча уставились на пришедших, и в первую очередь на Романа. Его сопровождающие незаметно исчезли, словно их ветром сдуло, и он остался один перед этим внушительным сборищем, ещё не понимая, для чего его доставили сюда. Сидевшие с непонятным интересом рассматривали чуждую для них фигуру, и он понял, что ждали именно его. Он внутренне подобрался, чувствуя, как холодок опасности прополз между лопаток, и внутри у него всё сжалось комом – ничего хорошего для себя в этой ситуа-ции он не видел.
    «Седой» сидел один на своей шконке, прислонившись спиной к коврику на спине - знаменитая картина Шишкина с медведями в бору, названная каким-то лагерным острословом «мишки на лесоповале». Был он хмур, отчего опу-щенное веко глаза ещё сильнее подчёркивало зловещую атмосферу вокруг. Роман, осязая эту гнетущую тягостную тишину,  внезапно для себя вдруг произнёс:
    - Всем доброй ночи… - Словно зашёл на огонёк к своим старым друзьям.
    - Гы-гы-гы! – заржал утробным гоготом сидевший верзила с грубым лицом в глубоких морщинах, упёршись ладонями в колени. Он даже затрясся всем своим крепко сбитым телом, так его насмешило приветствие Романа.  – Для кого добрая, а для кого как посмотреть! По-всякому может прикинуться! Кто-то и не своими  ногами может выйти отсюда. Гы-гы-гы!
    - Усохни, «Клешня»! – подал голос «Седой». – Придержи свою метлу.
    - Я чё? Я ничё… - Заюлил зэк. – Забавный фраерок в нашу хату залетел. Отчего не посмеяться… Всё путём, «Седой! – он примеряющее вскинул ру-ки. – Я – могила!      
    Смотрящий потёр пальцами переносицу, его тяжёлый взгляд остановился на лице Романа: - К тебе, «Летун».  есть предъява от братвы. Один из брателл требу с тебя хочет взять, за ту мясню в вагонзаке. По нашим понятиям ты должен за это держать ответ. Сечёшь масть?
    Роман сжался, чувствуя придвинувшуюся вплотную смертельную опас-ность для себя.
    - Первым я никого не трогал, только защищался. – Как можно спокойным и твёрдым голосом ответил он, выдерживая взгляд «Седого». – Кто мне что предъявляет?
    Смотрящий повернул голову:
    - Вылазь на свет божий, «Хорёк»! Давай свою предъяву.
    Из тёмного угла, точно тот упырь из сказок, появился ещё один персонаж, в котором Роман узнал громилу, напавшего на него в столовой. Маленькими глазками, краснеющими от отблесков огня в горящей печи, он злобно уста-вился на него.
    - Ну-у! Не гони пургу, дело мети! – уставился на него «Седой».
    - Дык… он моего брателлу «Барсука» сделал, как последнего фраера. Да я его, суку, на куски порву. – Проревел зэк, угрожающи нагнув голову.
    - Я не трогал его брателлу, тот первый стал ко мне цепляться. – Упрямо повторил Роман. – А когда он своей лапой потянулся ко мне – ударил. Друго-го выхода у меня не было. Вы у «Туза» узнайте, он при этом присутствовал. А этот, - он мотнул головой в сторону громилы, - накинулся на меня в столо-вой, хотел заточкой ударить.
    - Всё так было? – недобро прищурившись, спросил смотрящий у «Хорька». 
    - А чё, я не должен был за «Барсука» мазу держать? Это, «Седой», не по понятиям! – громила ехидно скривил губы, вызывающе глядя на смотрящего. Тот спокойно посмотрел на него,  взглядом прошёлся по остальным автори-тетам.  Те тихо переговаривались между собой, да так, что не разобрать, вы-жидающе поглядывали на смотрящего, что скажет он навыпад «Хорька» в свой адрес.
    - Та-а-к… - Протянул он, вроде бы удивлённым взглядом смотря на зэка. –
Это кто тут у нас объявился такой смелый, что без разрешения уважаемых бродяг толковище устраивает самостоятельно? Ты кто такой, «Хорёк»? Что тут за базар ведёшь? Ты, никак, мне, смотрящему, предъявить хочешь, что я поступаю не по понятиям? – нахмурив брови, ощерился «Седой». От его слов повеяло скрытой угрозой, и это понял «Хорёк». Он посерел на глазах, пере-ступил с ноги на ногу. Бросить вызов смотрящему может только тот, кто на все сто уверен в своих обвинениях. И «Хорёк» понял, что перегнул палку. Он было разинул рот, но его опередил смотрящий.
    - Что скажите, братва? Как поступим? – обратился он к сидящим авторите-там.
    - Что тут говорить… - Цедя слова, проговорил с тяжёлой челюстью и бри-той наголо круглой головой пожилой зэк, крутя в руке гвоздь. – У брателлы своя правда, у «мужика» - своя.  Пущай помахаются у нас здесь, на глазах, там видно будет.
    - А по мне так: кто верх возьмёт – тот и прав. – Черноволосый, похожий на цыгана, авторитет, остервенело поскрёб голую волосатую грудь, глянул на Романа. – С другой стороны вору махаться с мужиком – западло. – И он по-жал вислыми плечами.
    - По мне как «Седой» скажет – так и будет! – пролязгал ещё один, потирая толстую шею. – Он у нас смотрящий, ему и масть в руку. А что касаемо «Хорька» за его гнилой наезд на «Седого», то опосля спросим за это сполна.
    - Кто ещё как мыслит? – смотрящий прошёлся внимательным взглядом по лицам своих приближённых. Обвинение его в нарушении воровского закона ударило по его положению в воровской иерархии и могло подорвать автори-тет смотрящего. И теперь он должен свести счёты с этим «Хорьком», ибо ос-тавь этот вызов без ответа, можно лишиться того положения среди воров, что было наработано годами. «Седой» оценивающе посмотрел на Романа, сможет ли тот выдюжить против «Хорька». Громила был здоровым бугаём, с мощ-ными плечами и длинными руками, чуть ли не до колен. Но выхода у смот-рящего не было и он решился.
    - Я выслушал вас, братаны… - Скучным голосом сказал «Седой». - Реше-но: хоть и западло в хате махаться, пусть решит мясня - кто прав, кто неправ. И никакого железа в руках… У тебя что там в карманах, «Хорёк»?
    Тот что-то прикинул и отрицательно мотнул головой, радостно раздув ноз-дри.
    - Я этого гниздюка без соли схаваю. Чистый я…
    - Смотри, «Хорёк», за базар ответишь по полной. – «Седой» глянул на Ро-мана.
    - Ты всё понял, «Летун»?  Выхода у тебя нет – будешь махаться с «Хорь-ком». А там, как кривая вывезет. У тебя-то точно ничего нет? – и заметив, что тот непонимающе смотрит на него, пояснил: - Ну, там, заточки, пера или железяки какой?
    - Нет ничего такого… - Ответил Роман, понимая, что наступил ещё один
момент реальной опасности для жизни. Страха за свою жизнь он не испыты-вал, это чувство у него за последний год не просто атрофировалось, оно ис-парилось, исчезло. Видимо нервная система своеобразным образом  отреаги-ровала на всё случившееся с ним за последнее время, отключив этот челове-ческий атавизм – опасение за собственную жизнь. Он снял с себя ватник и куртку, отбросив их к свободной стене барака. – Я готов!
    - Ну, ты, сучара? Заказал себе деревянный клифт? Он тебе сейчас точняк будет в тему! «Хорёк»,  нагнув голову и сжимая пудовые кулаки, медленно двинулся к Роману. Тот стоял в обычной боксёрской стойке:  левая нога и  левое плечо  выдвинуты  вперёд, поднятая левая же рука прикрывала скулу и подбородок, правая – чуть приподнята в район солнечного сплетения. Он внимательно всматривался в горящие злобой глаза противника, по их выра-жению можно было определить, что тот замышляет предпринять в после-дующий миг. Нырнув под размашистый удар правой руки, он запоздало от-клонился от левой, за что и расплатился ударом вскользь по голове, да таким, что отлетел в сторону, еле устояв на ногах. Он тряхнул головой… «Будь внимательнее, дружок, видишь, какие у него рычаги?», - попенял он себе, внимательно смотря за «Хорьком».
    После краткого успеха вора, на шконках оживились, послышались репли-ки, типа:  куда «мужику» тягаться с брателлой… щас он сделает этого «чмошника»… давай, братан, мочи «мужика»… и многое чего. Тут же дела-ли ставки, в основном авторитеты предпочитали «Хорька». «Седой» не уча-ствовал в прогнозах, следя за поединком. Внешне он был спокоен, только иногда дёргалась бровь со шрамом, выдавая напряжение хозяина.
    Ещё один удар пропустил Роман, уходя от крюка справа. Левый кулак про-тивника врезался в его правый бок, да так, что на миг у него перехватило ды-хание. Заметив это, «Хорёк» злорадно усмехнулся, поднял кулак и в этот мо-мент Роман увидел сзади вора горящую печь. Решение пришло мгновенно – он, превозмогая боль, скользнул в его сторону и правой прямым ударил в грудь. «Хорёк» потерял равновесие, попятился назад и… через доли секунды раздался дикий вопль – он с маху плюхнулся задом на раскалённую плиту.
Словной  подброшенный  нечеловеческой силой,  подскочил,  вопя, и  закру-тился вьюном, держась руками за дымящийся зад. Ошеломлённые таким обо-ротом схватки авторитеты дружно захохотали, наблюдая за нелепыми прыж-ками незадачливого противника Романа.
    Тот вдруг притих, видимо острый пик обожжённого тела прошёл, налитые кровью глаза нашли врага. «Хорёк» сплюнул, ноздри раздулись. Не сводя бешенного взгляда с противника, он нагнулся и выхватил из-за голенища са-пога сверкнувшую заточку:
    - Щас я из тебя, сука, буду ремни нарезать! – и с истошным воплем кинул-ся к нему. В последний миг Роман шагнул в сторону и, когда тот пропорол заточкой воздух в сантиметре от  его бока, провёл свой коронный удар с раз-ворота в челюсть. Глаза «Хорька» едва не выскочили из орбит, зубы клацну-ли и он снопом рухнул на деревянный пол барака. Рука разжалась, и стальное остриё покатилось в сторону.
    После короткого молчания подал голос «Седой»:
    - Что думаете, братва? -  он посмотрел на одевавшего куртку Романа, вни-мательно оглядел переглядывающихся между собой воров. Одни пожимали плечами, глубокомысленно хмыкали, другие чесали затылки, третьи удив-лённо качали головами. Судя по их выражением лиц, никто не думал о таком развитии событий.
    - Чего молчим, бродяги? Или что-то не канает?
    - Да всё в тему, «Седой»! – подал голос черноволосый зэк. - «Летун» свою правду прогнал по всем статьям. Хоть и «мужик», а духарик.
    - Я не о том, «Узда»… Что будем делать с «Хорьком»? Он не просто нако-сячил, он фуфло нам впялил со своей заточкой. А это уже по понятиям – бес-предел. Метла впереди нас выставит счёт, что будем делать?  «Клешня»? Что скажешь?
    Осмотрительный зэк потёр корявой ладонью физиономию, глянул на сто-явшего Романа, потом повернул голову в сторону лежащего «Хорька». Он нюхом почуял, чего добивается от него смотрящий:
    - С «Хорька» спрашивать, как с гада, только время терять. Он беспредел стал творить здесь. Ссучился! В параше его утопить мало!
    - Верно! – Поднял голову зэк с морщинистым лицом. – За такой косяк его на перо!
    - «Хобот»?
    Плотный здоровяк с внушительным сизым носом согласно кивнул:
    - Все видели и слышали… Он сука!
    - «Гвоздь»?
    - Сука, он и есть сука! Таких мочить надо!
    Всем стало ясно, к чему клонит смотрящий. То, что он решил примазать свою предъяву к нему за намёк о несоблюдении воровских правил, все при-няли, как должное. На то он и поставлен воровским сообществом смотрящим в этом лагере.
    - Кто хочет держать за него мазу? – «Седой»  вновь  прошёлся вниматель-ным взглядом  по сидящим  на  шконках  зэкам.  Но никто не подал  голоса в защиту так и лежавшего без сознания вора. «Седой» повернул голову к Ро-ману:
    - «Летун»! Подними заточку! – и когда тот нагнулся и взял в руку смер-тельное жало, коротко сказал:  - Добей его! Имеешь право…
    Роман оглядел авторитетов, потом его взгляд остановился на «Седом»:
    - Я не палач… - Твёрдо сказал он и бросил заточку на пол. Смотрящий су-зил было глаза, потом крутанул головой, нашёл взглядом одного из авторите-тов.
    - «Гвоздь», ты знаешь, что делать с сучившимся. Давай…
    Тот не спеша поднялся, подошёл к лежащему «Хорьку», вставил ему в ухо
гвоздь, который не выпускал всё время из рук, и резко ударил ладонью по шляпке. Стальной штырь по шляпку провалился в ухо лежащего зэка. Глухо простонав, «Хорёк» дёрнулся, затрясся всем телом, засучил ногами. Изо рта полилась кровь тонким ручейком, масляно блестя лужицей на полу. Ноги пе-рестали дёргаться и он затих.
    Роман с ошеломлённом  видом смотрел на эту расправу. «Бог ты мой, что за страшный мир такой, где чужая жизнь  не ценится совсем…». И тут же внутренний голос напомнил ему, что при другом раскладе он мог сейчас ле-жать на полу вместо мёртвого «Хорька».

      
                ГЛАВА   28
    - Значит, отказываемся, бывший офицер! – «кум» сузил рыбьи глаза, заи-грал желваками на выпирающих скулах. Сказать, что от отказа зэка Ястребо-ва он был в бешенстве, было бы неправильно. Своим отказом тот разрушал стройную комбинацию, которую выстраивал начальник оперативной части лагеря «семёрки». Она должна была протянуть мостик к смотрящему зоны, а уж информацией, что должна была идти к нему оттуда, он распорядился бы с умом. И главной целью этого должен был стать его перевод из этой Тмутара-кани в краевой центр, это как минимум. А там глядишь, и ещё дальше… - «Кум» мечтательно закатил глаза вверх. Но тут же вернулся на грешную зем-лю, с ненавистью глядя на зэка с номером 0654.
    - С администрацией, то есть со мной, сотрудничать не желаем, а желаем ходить в «шестёрках» у «Седого». Браво! - майор поднял руки и несколько раз театрально хлопнул в ладоши. – Куда же ты скатился, Ястребов? С кем дружбу завязываешь? С отпетым рецидивистом! Тварь ты позорная!
    - Ничьей «шестёркой» я не собираюсь быть, гражданин начальник. Ни той, ни этой… - Твёрдо ответил Роман, упёршись взглядом в пол.
    - Боком тебе это выйдет, сука! Ты у меня из карцера не будешь вылазить! Я тебя заставлю кровью харкать и сапоги мне лизать! Понял, гавнюк! – май-ор подскочил к нему, бешено потрясая кулаками, вопя и брызгая слюной из перекошенного рта. – Ты здесь никто! Пыль лагерная! Захочу - и ты исчез-нешь! Как будто тебя вообще не было. Понял?
    - Как не понять, гражданин начальник Тут всё в вашей власти: кого – каз-нить, кого – миловать. – Со скрытой издёвкой произнёс Роман, глядя на пе-рекошенное злобой лицо майора.
    - Да я тебя… Да ты у меня вообще из лагеря не выйдешь! Здесь и сгниёшь, падаль! Ты думаешь, я не знаю, кто мочканул «Хорька»? Да тебе десятку без булды добавят.
    - Не понимаю, о чём это вы, гражданин начальник? – невинным взглядом посмотрел на «кума» Роман: - Какой «Хорёк»? Кто кого замочил?
     Майор злобно засмеялся: - Умника из себя строишь, мразь? Я всё знаю…
И как ты оказался в бараке у «Седого», и как махался с «Хорьком», и как его замочил.
    - Путаете вы что-то, гражданин начальник. Ни в каком бараке я не был, а про заключённого, что свалился с верхних нар и шею себе свернул, наслы-шан. Так это и был «Хорёк», что ли? – хмыкнул он, холодея от сознания, что майор осведомлён обо всём, что произошло в бараке смотрящего. «Значит среди этих бандюганов «Седого» кто-то стучит майору». Понял он простую для себя вещь.
    «Кум» так и затрясся в злобе, уже не владея собой, размахнулся и кулаком  хотел ударить непокорного заключённого. Но тот перехватил руку майора, сжал её так, что тому показалось, будто кисть попала в тиски. Невольно пи-скнув от боли, глядя испугано-злобным взглядом в гневные глаза Ястребова и, срываясь на истошный визг, заорал:
    - Конвой! На помощь!
    В кабинет ворвались два красномордых верзилы-сержанты. Один из них огрел Романа по голове дубинкой, второй отточенным движением сбил его с ног и оба принялись охаживать его свирепыми ударами. Тот, защищаясь, об-хватил голову руками, поджал колени к животу.
    - Научите эту суку Родину любить! И администрацию уважать!– прошипел с ненавистью «кум», массируя занемевшую кисть. Затем подскочил к ним и визгливо заорал на одного из сержантов:
    - Пус-сти-и-и! Я сам! – и с выпученными глазами и прыгающей чёлкой на лбу принялся избивать ногами лежащего на полу беззащитного заключённо-го. Силы его быстро иссякли, он вытер ладонью мокрый лоб и, видя, что сержанты продолжают лупить неподвижного зэка, рявкнул:
    - Харэ! Я кому сказал, хватит! – покрутил головой, тяжело дыша, подошёл к столу, вытащил папиросу и жадно стал затягиваться. Заметив, что избитый не шевелится, подошёл, не выпуская изо рта папиросу, нагнулся и приложил пальцы к его шее. Ощутив слабый толчок, выпрямился и. глядя с удовлетво-рением на неподвижное тело, вновь запыхтел папиросой.
    - Куда его? – спросил один из сержантов, широкоплечий здоровяк с круг-лым лицом и совиными глазами под белёсыми бровями, постукивая дубин-кой по широченной ладони:  – В барак или…
    - Или… - Прокаркал «кум». – А то ты, Карпенко, не знаешь, куда напра-вить несговорчивого зэка после нападения на представителя администрации. – Он, гнусно улыбаясь, посмотрел, как эти дуболомы за ноги вытащили зэка из кабинета, подошёл к зеркалу, пригладил чёлку и, сев за стол, с сосредото-ченным видом уставился на противоположную стену кабинета, постукивая карандашом по портсигару.
    В бараке смотрящего был у него информатор, который и поведал ему про-исшедшее ночью в бараке. Но тот не являлся приближённым близкого круга «Седого», и вряд ли сможет стать таким в будущем. Так что делать ставку на него было делом бессмысленным. После такого фиаско с бывшим лётчиком он прикидывал разные варианты воплощения своего плана по поиску нужной фигуры, но ничего придумать не смог. Зэка номер 0654 подходил для вопло-щения задуманного, как нельзя лучше. Дело было за небольшим – его согла-сием. Но тот упёрся рогом, и ни в какую… «Ничего… я подожду. И не такие ломались. Вот поморозит сопли в карцере – шёлковым станет. А если и на этот раз откажется – повторим внушение ещё раз. За нами не заржавеет… Всё равно будет по моему, не будь я начальником оперативного части». И донельзя довольный собой, он открыл сейф, вытащил бутылку спирта, налил полстакана и, задержав дыхание, махом проглотил огненную жидкость. Вы-пучив глаза, сделал выдох. Чувствуя, как огненный ком провалился в желу-док, а на глазах выступили слёзы, потянул из портсигара папиросу и закурил. В голове приятно зашумело, он расслабленно осел на стуле. Помял руку, сжал кулак… Почему-то тот показался ему огромным и он, покрутив его пе-ред собой, произнёс:
    - Вот вы где все у меня, шелупонь лагерная… Здесь я и бог, и царь! Захочу – дам дышать, захочу – сгною. А всяких там бывших летунов – к ногтю, только щёлкнет…   
 …Очнулся Роман от холода и не сразу понял, что с ним и где он, пока ус-лужливая память не напомнила ему перипетии происшедшего с ним. Он по-шевелился и сразу был вознаграждён болью. Она гнездилась в каждой кле-точке избитого тела и представляла собой один болезненный комок. Поднял руку, приложил к голове и невольно зашипел от резкой боли, нащупав на ней большой влажный колтун из шишки и налипших на ней комок мокрых от крови волос. Отнял руку – на ладони  темнели пятна крови, да и тыльные стороны кистей представляли сплошной синяк. Потом уже он обнаружил рассечённую скулу и содранную кожу на лбу. Что собой представляло ос-тальное тело, он мог только представить. Маленькая лампочка чуть рассеи-вала мрак, и он смог осмотреться. Бетонная каморка два на три метра, ма-ленькое зарешеченное и закуржавевшее инеем окно под потолком, деревян-ный топчан у стены с охапкой соломы. Роман приподнялся, заметил рядом лежащую арестантскую шапку. Поднял её и, превозмогая ноющую боль во всём теле, доплёлся до топчана. Залез на него с ногами и сжался, обхватив колени руками и уткнувшись в них носом. Отрывочные картинки прошедше-го времени мелькали, как в калейдоскопе: как он попал в барак смотрящего; схватка не на жизнь, а на смерть с «Хорьком»; смерть громилы от зэка по кличке «Гвоздь». Потом возвращение в свой барак и спокойная неделя, пока он не был вызван к начальнику оперативного отдела зоны майору Грибову. Всё, что произошло там, он помнил отчётливо до момента, когда потерял сознание под ударами конвоя – тех самых дуболомов-сержантов. И очнулся уже здесь, в карцере…
    Дни за днями медленно тянулись в этой промозглой клетушке, промёрз-шие бетонные стены высасывали последние крохи тепла из измученного те-ла. Иногда ему казалось, что промёрз весь мир, что кроме дикого холода, льда и снега на этой планете ничего нет. Раз в сутки, обычно после полудня, по ту сторону двери слышались шаги, они замирали у двери. Затем раздавал-ся скрежет сдвигаемого засова, звякала дверца  небольшого окошка в двери, пара глаз внимательно осматривала пространство камеры. Удостоверившись, что арестант на месте, на дверцу ставилась пол-литровая кружка с водой, не неё трехсотграммовый кусок чёрного хлеба – суточный рацион наказанного зэка. Как некую драгоценность Роман осторожно откусывал небольшими ку-сочками хлеб, стараясь не потерять ни одной малейшей крошки, запивал не-сколькими глотками холодной воды, грея её во рту. Остаток ставил на топчан из расчёта, что это ему нужно растянуть на ужин и завтрак.
    За десять дней отсидки в карцере на таком рационе он исхудал настолько, что выйдя из блока на свежий воздух, чуть не свалился на землю. В глазах потемнело, закружились зелёные мухи, ноги затряслись, и он невольно ухва-тился за конвоира. Молодой солдат, видимо, недавно призванный в армию, опешил и срывающимся баском растеряно спросил:
    - Э-э… Ты, чё, дядя? – не понимая, как ему поступить при этом – то ли стрелять вверх и звать кого-нибудь на помощь, расценивая это, как нападе-ние на конвоира. Но видимо система ещё не вытравила из его сознания про-стых человеческих чувств, как сочувствие и жалость. Поэтому стрелять и орать он не стал, а закинув карабин за плечо, поддержал зэка с землисто-зелёным лицом за руку.
    - Прости, браток, в глазах потемнело… Сейчас оклемаюсь… - Благодарно произнёс Роман, понимая, что ему повезло с конвойным. Тот не завопил бла-гим матом, не перекрестил прикладом по спине, как мог бы поступить какой-нибудь тупой бугай из старослужащих, который из-за скуки, или просто пришла блажь покуражиться над зэком, мог и выстрелить, или заорать, дабы другие знали, как он исправно несёт службу, а то и огреть прикладом по хребту бедолаги.
    Глубоко вздохнув, он кивнул конвоиру: - Со мной всё в порядке.
    - Тогда, дядя, пошли… - Ответил ему солдатик совсем не так, как должно быть при несении службы. Оглянувшись вокруг и не увидев никого, кто мог бы заметить несвойственную для конвоира слабость, он успокоился и, скинув карабин, взял его наперевес.  Придав лицу суровое выражение, как ему само-му показалось, потопал по тропинке вслед за медленно шаркающим разби-тыми валенками по утоптанному снегу заключённым.
    …Задребезжал телефон и майор, уловив длинную трель, понял, что звонок междугородний и означать он может разное: от разноса начальства до сооб-щения от кого-нибудь из близких родственников. Он осторожно снял трубку и солидно пророкотал:
    - Майор Грибов у аппарата!
    - С вами на связи краевое управление КГБ. – Прозвучал в трубке властный голос.
    «Кум» мгновенно вспотел, лихорадочно перебирая в памяти о последних
событиях в лагере, что могло заинтересовать это учреждение.
    - С-с-слушаю вас! – проблеял объятый волнением начальник оперативного отдела.
    - Ха-ха-ха! – раскатистый смех озадачил майора, тревога отошла в сторо-ну. – Что, Серёга, обос…ся?  Не узнал?
    Тот перебрал в памяти знакомых офицеров, но голос был совершенно не знаком.
    - Что-то не припоминаю… - Промямлил он, озадаченно морща узкий лоб.
    - Видно много воды утекло, коль не признаёшь своего давнего дружка, - с некоей долей обиды прозвучало в трубке.
    Волнение у майора притихло, и он вальяжно развалился на стуле, продол-жая вспоминать прежних друзей, но на памяти никто не вырисовывался.
    - Эх, ты, Серёга… Серёга… - Вновь обижено проговорил абонент. – Вспомни нашу сибирскую альма-матер, выпускной взвод лейтенанта Крав-цова. Наши койки стояли рядом все три года.
    - Витька… Дроздов! Ты что ли? – чуть не захлебнулся от восторга майор, вспомнив своего однокашника по училищу НКВД.
    - Ну, наконец-то… Я это, я… - загоготал его прежний дружок. – Как жи-вёшь-можешь?
    - Ну, надо же… - Удивился Грибов. – Как же это ты меня вычислил?
    - Забываешь, Серёга, в какой конторе я работаю. – Важно напомнил  ему Дроздов.
    - Верно, Витёк, забыл. Вы, если понадобится, и с того света кого надо вы-требуете.
    Собеседник в трубке довольно рассмеялся: - Это ты верно подметил, дру-ган. Наша контора и не такое может. Да ладно… Лучше скажи, как там твоя жизнь идёт?
    - О чём ты говоришь? Какая жизнь в нашей Тмутаракани? На сотни вёрст тайга, а перед тобой одни уголовные морды. И ни одной бабы, за исключени-ем жён наших офицеров. Можешь себе это представить?
    - Да-а… Тебе не позавидуешь! – сочувственно заметил Дроздов. – И что? Никакого просвета? Неужто никакой перспективы для молодого энергичного сотрудника системы наказаний не предвидится?
    - Знаешь, в этой системе очень сложно выдвинутся. Тем более ежели попал в такую глушь – мало шансов выбраться отсюда в цивилизованный мир. Правда, есть у меня кой-какие намётки на изменения по службе. С другой стороны здесь есть небольшие, но весомые преимущества… Тут я сам себе начальник, под козырёк ни перед кем руку не прикладываю. И полная власть над урками… Но всегда готов поменять это место на что-нибудь прилич-ное… Ежели выгорит одно дельце, то думаю начальство не оставит без вни-мание. - Высказал видение своей жизни местный «кум» прежнему приятелю.
    - Да уж, сочувствую и всегда готов помочь в чём-нибудь своему другу.
    «А ведь он неспроста позвонил мне, - понял Грибов, слушая разглагольст-
вования приятеля. – Похоже, ему от меня что-то нужно. Посмотрим, что он дальше будет петь…».
    - Послушай, Витёк! Полагаю, ты меня нашёл не для того, чтобы узнать о моёй жизни. Или я чего-то недопонимаю? – майор решил обострить разго-вор.
    - Ну, ты, старик, даёшь! С тобой опасно вести разговор – всё наперёд се-чёшь. - Рассмеялся тот.
    - Ладно уж… - Пробурчал польщённый «кум». – Давай, колись… Что тебе потребовалось от провинциального офицера службы наказаний?
    - В вашем лагере отбывает наказание заключённый по фамилии Ястребов. Вот уже более полгода. Бывший военный лётчик, загремел к вам на пять лет за нанесение побоев старшему по званию. Знаешь такого?
    - Ястребов… Ястребов… - Вроде бы стараясь вспомнить бормотал в труб-ку Грибов. «Интересная картина получается… Что он дальше скажет? И ка-кой у него интерес к этой суке?». – Что-то не припоминаю такого…- На вся-кий случай слукавил он. - Да разве можно запомнить всю эту лагерную ше-лупонь? И чем же это он заинтересовал вашу контору?
    - Да не контору, а меня. – Нервно бросил в трубку Дроздов. – Эта сволочь выбила мне полдесятка зубов, сломала нос и челюсть. За что и оказался у вас. – Злобно прошипел он.
    - Да ты что!? – как бы искренне воскликнул майор, втайне злорадно хи-хикнув. Он в то курсантское время нередко терпел насмешки от своего при-ятеля. Был тот заносчив и высокомерен, любил устраивать пакости другим курсантом. За что ему те не единожды устраивали «тёмную».  – И за что, по-зволь узнать?
    - Да я его жену однажды поимел, ну ты сам понимаешь… Как-то этот ка-питанчишка не вернулся на аэродром после перехвата нарушителя. Ну и по-считали все, что он погиб. Я тут и занялся вдовой. Та стала кобениться… Как же… первая красотка в гарнизоне. Пришлось её силком отбарабанить. И что ты думаешь?  Эта дура накинула себе петлю на шею… Представляешь!? А через полтора месяца нарисовался её муженёк. Жив-здоров… Оказывается, катапультировался над морем, после того, как америкосы подбили ему само-лёт. И всё это время проболтался там, пока его наши моряки не выловили из воды. Какая-то скотина ему доложила, как я его жену… Тот приходит ко мне в кабинет и начинает качать права. Хотел я его пристрелить, да дал слабину. Подумал, что человек поистрепал себе нервы за это время, вдобавок участ-ник войны в Корее, орденоносец. А он этим, сука, воспользовался и накинул-ся на меня. Я без сознания, а он меня молотит… - Вдохновенно врал Дроздов про подробности стычки в его кабинете, зная, что его приятель никогда не узнает, как всё было на самом деле. – Вот такая история, Серёга.
    - Да уж… - Протянул майор. - История для тебя не из приятных. Пострадал ты изрядно, однако…Только мне невдомёк, что ты от меня-то хочешь?
    - Я хочу… - На мгновение Дроздов замялся. Откашлялся, втянул носом воздух. – Хочу, что бы этот гавнюк не вернулся на свободу с вашей зоны. Совсем. Навсегда. Понял меня, Серёга?
    - Хм-м…И как ты это себе представляешь, Витёк? – озадаченно спросил «кум», уже прикидывая, как он может разделаться с непокорным зэком.
    - Думаю, что тебе провести такую акцию не составит труда, учитывая кон-тингент, что у тебя под рукой. Полагаю, что с любым зэком  у вас может произойти несчастный случай. Ну, типа того: лесина придавит, под бревно попадёт, поскользнулся и ударился головой об что-нибудь острое, не так по-смотрел на какого-нибудь уркагана, а они, как правило злопамятные. При случае могут голову проломить, или заточку под лопатку вогнать. Да что я тебя учу, ты там лучше знаешь. Ну, а я в долгу не останусь… Вскоре у нас состоится передвижка кадров, так я могу за тебя замолвить словечко перед начальством. Да и с начальником отдела кадров управления у меня сложи-лись дружеские отношения. Глядишь, и ты покинешь свою таёжную глухо-мань. Коль решишь с этой сволочью Ястребовым, думаю, что смогу тебе по-мочь перебраться в более приличное место. Что скажешь?
    Какое-то время майор Грибов помолчал, чтобы его друган проникся важ-ностью и трудностью исполнения такой проблемы, что поставил перед ним и соответственно таким образом повышались ставки на его вероятность уб-раться из этой дыры.
    - Что молчишь, Серёга? – не выдержал его дружок на том конце телефон-ной сети.
    - Да не всё так просто, Витёк, в таком деле, как ты его себе представля-ешь… - Напустил тумана майор. Ещё помолчал, маринуя приятеля и давая ему понять, что при нормальном раскладе от того также потребуется немало усилий для реализации продвижения по службе начальника оперативного от-дела лагеря. – Впрочем, чего не сделаешь ради старого друга! Будем куме-кать… Но и ты не забудь своё обещание!
    - Будь спок, Серёга! За мной не заржавеет, ты меня знаешь!
    - Что ж, мы договорились. Жди от меня печальных известий, хе-хе-хе! – глумливо произнёс Грибов.
    - Надеюсь, что такое известие не заставит себя долго ждать! –  заржал Дроздов. И они закончили разговор, весьма довольные друг другом.


                ГЛАВА   29
    Почти неделю отходил от «прелестей» кабинета «кума» и карцера Роман, восстанавливая силы. Постепенно заживала голова, розовела молодая кожа на лбу, вместо содранной, на рассечённой скуле затягивался корочкой шрам. Синяки на теле отсвечивали сине-зелёным оттенком и всё ещё напоминали о себе тупой болью.
    После выхода из карцера утром его подняли на работу. Отлёживаться в ба-
раке имели привилегии только воры, а «мужики» всю неделю должны были или работать, или находиться в больничке, если для этого были веские при-чины, то есть зэка не мог передвигать ногами или находился в полуживом состоянии. Так как он не подходил ни под одну из этих категорий, то его ме-сто было на лесоповале. В тот первый день он еле доплёлся до делянки с по-мощью Семёна, который поддерживал его, не давая упасть. Да и конвойные, видя его состояние, особо не злобствовали. Бригадир проникся сочувствием и оставил его у костра поддерживать огонь. Видимо, такое отношение к нему со стороны охраны и других заключённых было обусловлено лагерными слу-хами о происшедшем в бараке смотрящего. С каждым днём его состояние улучшалось, молодой организм быстро восстанавливал силы,  несмотря на скудную еду и  только продолжали отзываться болью бока, ноги и спина,  над  которыми  изрядно  «потрудились»  в  кабинете кума сержанты. Да и сам майор изрядно поработал над ним ногами. Так что к концу недели он вновь взялся обрубать сучья, на погрузке брёвен толку от него было немного.
    «Сейчас-то что ему от меня надо?.. – задавался он себе вопросом, шагая вслед за посыльным уже знакомой дорогой к бараку смотрящего. – Отстали бы вы все от меня… И «кумовья» и «смотрящие». Знакомый коридор барака, та же печь и теневой «хозяин» зоны с томиком в руках на своём лежбище.
    Заметив подошедшего Романа, тот сел на шконку, отложил в сторону кни-гу и приветливо ему кивнул:
    - Проходи, «Летун», садись! – он кивнул в сторону второй свободной шконки, стоящей рядом. Роман стряхнул с шапки снег, прошёл и сел на предложенное место. На этот раз здесь было странно пусто, кроме них толь-ко у печки сидел щуплый зэк в накинутой на плечи меховой безрукавке. Ви-димо, дежурный, что следит, чтобы печь всегда горела.
    - Как себя чувствуешь? Наслышан, что «кум» разобрался с тобой по пол-ной. Верно? Прессовал от души?
    - Пока не с чем сравнивать… - Уклончиво ответил Роман. – Могло быть хуже. Говорят, что другие после «задушевных» бесед с ним махом попадают в больничку. Меня же сопроводили в карцер, где я и пришёл в себя.
    - Даже так!? Сука беспредельная! – выругался тот в адрес «кума». – И за что он так с тобой? – Роман понял, что «Седому» очень интересны подробно-сти беседы. Но решил ограничить его любопытство общими фразами. Он давно понял, что откровение здесь чревато самыми неожиданными последст-виями. «Так что своя шкура дороже, будем придерживаться такой линии». – Решил он.
    - У нас с ним оказалось разное понимание некоторых моральных принци-пов. – Туманно пояснил Роман.
    - У него один принцип – чтобы все в зоне стучали друг на друга. Это был бы идеальный вариант для него. Но так не бывает… Вот он и злобится, что не выходит по нему. Гнида мусорская    - Презрительно заметил  «Седой», глядя на отметины на его лице.
    - И ещё одна интересная деталь… Он знал всё, что произошло тогда здесь: и про предъяву ко мне, и про нашу драку. И как бы я убил «Хорька», за что мне светит ещё «десятка».Скорее всего этим он хотел на меня надавить, что-бы я на всё согласился. А то, что он всё знает в деталях – вывод делать вам.
    - Так всё и было? Без фуфла? – оскалился «Седой».
    - Зачем мне это придумывать? – пожал плечами Роман.
    - И то верняк… Узнаю  руку  нашего «кума»,  на  большее  он не способен. – Задумчиво произнёс смотрящий. Тряхнул головой и вновь внимательно по-смотрел на него:
    - Говоришь, что он знал все подробности? Ну-ну… Это наводит на кой-какие мысли. Впрочем, это уже мои заморочки, моя головная боль. Здесь за-пахло гнилью… - «Седой» задумался было, хмыкнул, думая о своём.
    - Снимай ватник, здесь тепло. – Мягко сказал он, и Роман послушно ски-нул одежду, оставшись в кожаной куртке. Смотрящий с непонятным выра-жением на лице нагнулся к нему и провёл рукой по её коже.
    - Раньше у лётных курток другой покрой был. – Неожиданно заявил «Се-дой». – Эта будет посимпатичнее…
    Заметив удивление Романа, он как-то странно усмехнулся. Повернул голо-ву к сидевшему у печи зэку:
    - Вальтер! Смострячь чифирку, да что-нибудь пожевать…
    Ни слова не говоря, тот принёс из угла небольшой столик, на него рассте-лил светлое полотенце. Как по волшебству на нём появился белый хлеб, тол-стыми ломтями свиное сало с мясными прожилками, копчёная колбаса. Зэк открыл банку крабов, нарезал копчёный балык красной рыбы, вскрыл ножом банку сгущённого молока. Наблюдая за всем этим великолепием, Роман чуть не захлебнулся слюной. Между тем щуплый зэк  что-то поколдовал у печи, и принёс две дымящиеся эмалированные кружки. Так же молча вернулся, сел на скамеечку, открыл дверцу, забросил пару поленьев внутрь печи и застыл, уставившись на огонь.
    - Ну, «Летун», за встречу! – смотрящий стукнул о его кружку своей, слов-но там было налито спиртное. И видя, что тот колеблется, смотря нереши-тельно на кружку, «Седой» осклабился: - Да не боись, не отрава… Коль по-пал на зону, должен же узнать, что такое чифирь. – Он поднёс кружку ко рту и сделал пару глотков.
    Роман в свою очередь отхлебнул из своей кружки. Настой был вязкий и горький, словно хинин, и горячий, у него даже зубы заломило.
    - Ты давай наваливайся, не стесняйся… Когда ещё получится так подхар-читься. Сегодня всё это есть, а завтра может и не понадобится. – Загадочно произнёс смотрящий.
    Роман не стал себя долго упрашивать. Взял ломоть сало, водрузил его на хлеб и аккуратно откусил, чувствуя, как рот наполняется непревзойдённым вкусом. Закрыв глаза, он наслаждался забытыми ощущениями от вкусной еды. Не заметил, как проглотил хлеб с салом,  потом отдал должное копчёной колбасе, крабам. За время отсидки в лагере, он уже забыл вкус этих делика-тесов, и сейчас, сидя за этим столом, невольно вспомнил свою жизнь военно-го лётчика с «пятой-а» реактивной нормой питания. Эта разница между той жизнью и полуголодной жизнью заключённого так поразил его своей кон-трастностью, что он перестал жевать, а рука, протянутая за куском балыка, сначала замерла, а потом безвольно опустилась вниз.
    - Ты чего, «Летун»? – смотрящий острым взглядом заметил перемену в на-строении Романа. – Давай, ешь…
    - Да нет, приёмно благодарен за угощение. – Ответил тот, вновь взяв в ру-ки кружку с чифирем. Сделал глоток и поставил кружку на стол. Какое-то время оба помолчали, щуплый Вальтер махом всё убрал и вернулся на своё привычное место.
    - Ты на каком типе начинал в авиации? – вновь неожиданно спросил «Се-дой», откидываясь спиной к стенке. Этот вопрос вновь удивил Романа. Ладно бы, если его задал какой-нибудь человек, имеющий отношение к авиации. Но заинтересовался этим рецидивист с большим стажем, и не просто зэк, а смот-рящий зоны Дальлага №7. Было чему удивиться бывшему лётчику-истребителю, капитану ПВО страны Ястребову  Роману Демидовичу, а ныне зэка номер 0654.
    - В училище начинал на УТ-2, выпускался на Як-9. Последнее время летал на реактивном перехватчике. – Автоматически ответил он. – А…
    Но задать вопрос он не успел, ибо «Седой» сказал такое, отчего у Романа голова пошла кругом и он невольно ухватился руками за край шконки.
    - А я начинал с По-2 в аэроклубе, потом в полку летал на «ишачках». А пе-ред войной нас переучили на Як-1. – И смотрящий криво усмехнулся, увидев неподдельное недоверие, смешанное с изумлением у сидевшего рядом Рома-на.
    - Что? Трудно поверить? Думаешь, фуфло тебе гоню? – «Седой» недобро прищурился, отчего опущенное веко придало ещё более  зловещий вид глазу. Потом отвёл взгляд от него, давая, видимо, опомниться ему после своего от-кровения. Что его подвигло на исповедь перед этим зэком, он и сам не понял. Видимо, подспудно, где-то далеко в подсознании, таилась память о далёком прошлом, когда он был нормальным человеком. И встреча с бывшим лётчи-ком всколыхнула тот давний пласт времени. И так захотелось поделиться тем сокровенным, что таилось в глубине души, что он не выдержал, когда встре-тил человека из того мира, что был когда-то и его смыслом жизни.   
    Роман был не просто поражён…  Почему-то сразу ему было трудно осоз-нать, что махровый рецидивист, он же «смотрящий» местной зоны, когда-то тоже был военным лётчиком.  «Стоп…стоп…дружок, - простая мысль при-шла к нему тотчас. – Чему это ты удивляешься? Был лётчиком, потом что-то стряслось, и он оказался за решёткой. Ну, а сам-то? Ты тоже летал, а теперь вот зэк. История повторяется… И нечего, брат, делать изумлённые глаза. Ко-нечно, редкостный случай, что здесь встретились два человека редкой про-фессии для таких мест. Что тут говорить, в жизни и не такое бывает…», - признался он сам себе. Колебался он не долго, интуиция ему подсказывала, что «Седой» и сам не прочь рассказать ему о своей прежней жизни, так ска-зать исповедоваться. Для этого он и прислал за ним, ибо среди своего окру-жения вряд ли смог найти того, кто бы его понял. Скорее всего приняли бы за проявление человеческой слабости, ибо такое откровение совершенно непо-зволительно для «смотрящего» зоны. А тут подворачивается новая личность, и тоже бывший лётчик. Этот точно поймёт того, кто когда был болен той же болезнью, что и он – потребностью летать в этом удивительном воздушном мире. И когда вдруг теряешь эту возможность – пропадает смысл жизни, ес-ли для тебя эта твоя работа была единственно важной целью твоего бытия.
    - Да нет… Думал, что после всего, что со мной случилось, трудно чем-то меня удивить. Но и в мыслях у меня не было, что здесь, в лагере, найду род-ственную душу.
    Роман подождал, когда  «Седой»  оторвётся  от свой кружки с чифирём и, глядя на него, добавил:
    - Думаю, что обо мне у вас подробная информация. Я убедился ещё в крае-вом изоляторе, как налажена связь среди заключённых.
    - Верно. Малява о тебе от «Кенгуру» пришла вместе с вашим этапом. Мне было интересно взглянуть на тебя. А тут ещё предъява тебе из-за «Барсука». – Он испытующе глянул на Романа. - По-другому мне поступить было нель-зя. Я же поставлен воровским сообществом  соблюдать закон по понятиям, иначе будет твориться беспредел. Да ты и сам за это время кое-что понял. Вот и пришлось тебе с «Хорьком» махаться.
    - А если бы он меня  э-э… замочил? Так, ведь, здесь говорят? – спросил Роман.
    - Значит, карта тебе бы так легла… – Жёстко ответил смотрящий. И Роман ещё раз понял, что в этом мире каждый должен рассчитывать только на себя.
    - Я не в претензии…- Пожал плечами он. – Каждый несёт свой крест. Меня другое интересует…  всё же… если, конечно, не секрет… Как получилось… - Неуверенно проронил он, колеблясь, стоит ли спрашивать «Седого» о его прошлом.
    - Хочешь узнать, каким образом военный лётчик стал рецидивистом?
    Роман молча кивнул. «Седой» глянул в кружку – пустая. И не поворачивая голову, проронил: - Вальтер! Ещё чифирку сваргань.
    Тот неслышной тенью скользнул к ним, забрал кружку и через несколько минут поставил перед смотрящим новую порцию горячего напитка. «Инте-ресно…- Подумал Роман. – Этот Вальтер с детства немой, или кто-то в своё время язык ему отчекрыжил?». А что такое могло быть, ему было достаточно вспомнить смерть «Хорька». Естественно, он и не собирался спрашивать об этом «Седого». Тот, тем временем, отхлебнул из кружки, вытер ладонью рот, достал папиросу. Протянул, было, Роману коробку со скачущим всадником на фоне заснеженных гор, но заметив, что тот отрицательно мотнул головой, кинул папиросы на шконку. Прикурив от горящей лучинки, что молча принёс вездесущий Вальтер, «Седой» затянулся, выпустил изо рта сизый бублик дыма и задумчиво поглядел, как тот медленно поплыл к потолку.
    - После «Качи»* служил я в 176-ом авиаполку в Кубинке. Была такая авиа-база до войны под Москвой. – Начал он свой рассказ, но заметив промельк-нувшую улыбку на лице Романа, недовольно нахмурился: - Чего это ты лы-бишься? Я что-то смешное излагаю? 
    Роман замотал головой: - Да нет… Просто подумал – до чего тесен мир! Я воевал в Корее в составе этого 176-го авиаполка из Кубинки. Представляешь?
    - Надо же! – в свою очередь удивился «Седой». – Он что, и сейчас там ба-зируется?
    - Да. Его ещё называют «придворным». Потому что рядом со столицей, и частые гости у лётчиков лица из главного штаба ВВС и Министерства обо-роны. – Пояснил Роман.
    - И верно – тесен мир! – смотрящий покрутил головой. – И тогда полк был на особом счету у командования. Там же служили парни из семей правитель-ства. Представь! Васька Сталин, два брата Микояна, Серёга Хрущёв, Тимур Фрунзе, кто-то ещё, сейчас уже не помню. Я уже говорил, что летали мы на «ишачках» - истребителях И-16. А в сорок первом году переучились на Як-1. – Воспоминания, видимо, взволновали рассказчика. Он вновь отхлебнул из кружки, глядя невидящим взглядом куда-то в неведомое…
    - Хорошее было время…- Продолжил он чрез минуту. – Молодые лейте-нанты! Сам чёрт нам не брат!  А какая форма у нас была!?  Блеск, красота!  Синего цвета  пилотка, бриджи, гимнастёрка с двумя рубиновыми «кубаря-ми»…Хромачи в гармошку, надраенные до блеска… Столица рядом… На выходные  увольнительная – и туда!  А там кино, театры, цирк, парк  культу-ры и отдыха, Сокольники,  девочки…И конечно же – рестораны!  В воскре-сенье  поздно вечером  вернёшься в Кубинку  с опухшей  мордой, от запаха мухи дохли вокруг. Доложишь дежурному командиру о прибытии, а сам ста-раешься в сторону дышать. Поморщится  тот,  да махнёт рукой – кто мог  что-то  сделать сыну  Сталина, нашему заводиле. За понедельник очухаешь-ся, благо в ВВС это день матчасти. Во вторник, как огурчик, на полёты. Ну, а в пятницу вечером снова в столицу. И понеслось… В те времена лётчики бы-ли нарасхват! Как же, небожители…Уважение народа… любовь женщин… Было от чего потерять голову…- «Седой» невесело усмехнулся свой злове-щей улыбкой. - И теряли… - Он сжал зубы, желваки на скулах затвердели комками. Глаза стали похожи на остриё штыков - того и гляди проткнёт на-сквозь. Неожиданно он раздражённо рявкнул:
    - Вальтер! Какого хрена у тебя чифирь холодный? Совсем страх потерял, мудило хренов!?  По лесоповалу соскучился? - Роман оторопел,  на  его гла-зах  сквозь  лицо бывшего лётчика, размягчённого воспоминаниями о далее
---------------------------------
* «кача» - Качинское лётное училище (Авт.)
ком счастливом прошлом, прорезались черты злобного и беспощадного смотрящего зоны. Когда же несчастный зэк принёс «хозяину» новую заварку,
тот  молча потряс его за плечо, «мол, прости, брателло, сорвался… С кем не бывает…».
    Он с жадностью выхлебал полкружки чифиря, глаза повлажнели, потеряли остроту:
    - Знаешь, братан, каково это в двадцать с небольшим лет попасть в атмо-сферу постоянного кайфа? И не представишь… Это нужно прочувствовать на своей шкуре… Рестораны, девочки, загулы … Компания была клёвая, Васька  Сталин верховодил у нас, я уже говорил об этом. Как-то отец наро-дов узнал о его похождениях и основательно приструнил. Ну, а мы продол-жали уже без него куролесить...  Однажды, весной сорок первого, после ка-бака, зарулили мы с корефаном, Витькой Стоговым из соседней эскадрильи, на квартиру к одной балерине из Большого театра. Девочка была люкс, кай-фовая, и мы потеряли голову. Слово за слово, оба пьяные… Корефан полез в драку. Мясня ещё та пошла…  Витька бутылку бац о стол! - и острым горлом мне по морде. Осталась отметина на всю жизнь. Порезал мне, скотина, лице-вой нерв, с тех пор край глаза вниз съехал. Я ему в челюсть, он брык с копыт и виском на подлокотник дивана. Лежит ничком, мертвее мёртвого, кровь по паркету. Я к нему, а у него пульса нет. Можешь себе представить моё со-стояние!? Хмель из башки сразу выбило. Мороз по шкуре, ужас сердце сда-вил. Понял, что моей нынешней жизни пришёл конец. В лучшем случае све-тила «десятка» за непредумышленное убийство. Красотка визжит со страха – труп в квартире. Я понял, что надо делать отсюда ноги. И махом свалил от-туда. Иду, шатаясь, по ночной Москве, носовой платок прижал к ране. Пья-ный сталинский сокол с порезанной мордой, ещё и убийца. Что возвращаться мне в полк нельзя, это было и ежу понятно. А куда идти? Где прятаться?  Тут на набережной две шмары ко мне подъехали… Ах…ох… раненый лётчик! Мол, нужно куда-то спрятаться, иначе мусора задержат. А мне было всё рав-но, куда бежать…
    «Седой» тяжело вздохнул, глотнул из кружки. - Вот так и попал я на во-ровскую малину в Марьиной Роще. Убийца и дезертир… Деваться некуда, родных нет, детдомовский… Морду мне заштопали и стал я рядовым гоп-стопником в этой банде. Первый раз повязали в сорок третьем. Хорошо, что сразу к стенке не поставили – выяснили, что дезертир и бандит. Воткнули «десятку» лагерей, и в Мордовию. Потом предложили искупить, так сказать, вину перед Родиной…Думал, пошлют в авиационный полк для осуждённых, был такой. Ан нет… Простой штрафбат на Воронежском фронте. Везло… Других десятками косило рядом, а мне ни царапины… Потом Курская дуга. Во время контрнаступления тяжело ранило. Врачи вытащили два осколка, один под сердцем застрял. Так хирург говорил, что я в рубашке родился. От-правили в тыловой госпиталь под Подольском. Когда чуток подлечили, сил набрался и сбежал в Марьину рощу. Вновь вернуться на фронт мне было за-падло. Решил больше не испытывать судьбу. Снова началась воровская жизнь, налёты на продуктовые склады, сберкассы, изъятие ценностей у барыг и прочие штучки. Про «чёрную кошку» слыхал? Так это про нас - Усмехнул-ся «Седой». – Через неё стала наша банда знаменитой. На одном скачке му-сора укокошили нашу головку, и я стал паханом. Были в моих отсидках Ма-гадан, Караганда. Теперь вот парюсь здесь.  Ещё семь лет из десяти мять ме-стную шконку. Вот так-то, «Летун». Ну, как тебе моя жизнь? – повёл он на него скошенным глазом, криво усмехаясь.
    Роман покачал головой: - Да уж…  Не позавидуешь…Это тот самый слу-чай, когда человек сам себе сломал жизнь. Разве не так?
    - Так… Всё так… - Тяжело вздохнул «Седой». – Я сам перечеркнул свою жизнь, тут винить некого. Тогда, в полку, думал, что поймал судьбу за хвост. Только горько ошибался. Это она меня мордой об асфальт приложила, когда я решил, что мне в этой жизни многое дозволено. Тогда и пошла вся моя жизнь кувырком. Так что мне не на кого обижаться,  сам всё сделал для того, чтобы стать тем, кем стал.
    Некоторое время они помолчали, каждый думая о своём. «Но у меня же совсем другая история…». - Вроде оправдываясь, размышлял Роман. Сколь-ко раз он ломал голову здесь, на зоне, раскладывая по полочкам свою исто-рию. Смерть Светы и его нынешнее нахождение в лагере… Пытаясь понять, где и что он сделал не так. И не находил ответа…
    - Прежде чем уйдёшь, хочу тебя предупредить…– «Седой» с сожалением смотрел на Романа. – Эта мусарня, «кум», так просто от тебя не отцепится. Ему западло отказаться от мысли сделать из тебя «стукачка». Тем более, что около меня оказалась наседка, которая поёт ему обо всём, что здесь происхо-дит.- Он зло прищурился, мысль, что среди проверенных авторитетов, мест-ной воровской знати, есть предатель, занозой засела в мозгу. – Так что будь, «Летун», начеку. Я тебе уже говорил, и ещё раз повторю: от «кума» можно ожидать любой провокации. Найти среди зэков того, кто по его приказу раз-делается с тобой – для него не составит труда. Берегись тех, кто у тебя за спиной. Так что крути головой всё время, как в воздушном бою. – «Седой» усмехнулся.
    – Ну, а ссученного рядом с собой я вычислю… Он пожалеет, что родился на белый свет… - Зло сверкнув глазами, с ожесточением произнёс смотря-щий и Роман невольно содрогнулся, представив на миг незавидную судьбу и мучительную смерть того, кто своим стукачеством бросил вызов пахану…   


                ГЛАВА   30
    Майор Грибов пребывал в скверном настроении. Болел коренной зуб, всю ночь он провёл без сна, пытаясь как-то унять резкую боль. Прикладывал спиртовой компресс, полоскал нагретым спиртом, настоем ромашки – всё было бесполезно. Только под утро боль немного стихла, и он провалился, было, в полуобморочный сон, как резко зазвонил телефон и его непосредст-венный начальник из краевого управления «обрадовал» новостью, что при-бывшая комиссия  из Москвы планирует посетить и их лагерь. Так что необ-ходимо навести порядок в документации, все чрезвычайные случаи должны быть оформлены соответствующим образом, чтобы комар носа не подточил. Любимая фраза полковника из краевого управления означала, что если «на-роют» какое-то несоответствие, то он ему, то есть майору Грибову, не зави-дует. В лучшем случае светит ему перевод из его Тмутаракани на Колыму, призрачно намекнул тот. Ежели всё пройдёт гладко, то не исключено, что может стать вопрос о его переводе в краевое управление, тем более, что кое-кто из смежников ходатайствует об этом. Так что рой землю копытом, но чтобы всё у тебя было в ажуре, поставил полковник последний аккорд в сво-ём пожелании.
    От всех этих новостей даже боль притихла. Намёк начальства говорил об одном – его однокашник выполняет свою часть их соглашения. Дело, стало быть, за ним. «Хорошо ему, хрену Витьку… Он ничем не рискует. А тут нужно организовать всё таким образом, чтобы смерть зэка выглядела несча-стным случаем. Для этого нужно найти исполнителя, да такого, чтобы не со-скочил с крючка, выражаясь оперативным языком».
    И майор принялся за работу. Поразмыслив, он пришёл к выводу, что эту работу может выполнить тот, у кого, как говорится, руки по локоть в крови. И для кого этот акт будет не просто убийством, а своего рода расплатой с не-навистным представителем этой системы, которая и упекла его в лагерь.
    Он выборочно проверил дела тех, кто мотал срок за конкретные убийства, и не за одиночные. Внимание его привлёк участник бендеровского подполья на Волыне, зэка Леонид Ярема. В лагере таких оголтелых украинских нацио-налистов было десятка полтора, но именно он мог стать тем, кто поставит точку в деле бывшего лётчика Ястребова. В его деле был тот факт, что он, дабы спасти свою жизнь, с потрохами продал место схрона банды некоего «Лысого», прославившегося зверствами в отношении местного населения. Сёла, в которых компактно проживали этнические поляки, его банда залила кровью в 1943-44годах. Подручный «Лысого» Ярема участвовал во многих акциях против поляков, а когда его захватили сотрудники НКВД в хате лю-бовницы, он и рассказал о банде. Этот факт и решил использовать майор в разговоре, а затем и вербовке этого бандита. 
    «Кум» внимательно рассматривал стоявшего перед столом зэка. Чуть выше среднего роста, широко расставленные глаза на скуластом лице буравчиком сверлили собеседника. Узкий лоб, явно не мыслителя, короткий нос над не-ожиданно красными губами. Особо обращали внимание его клещнястые ру-ки, постоянно находившиеся в движении –теребили тесёмки шапки, или по-чёсывали тыльные стороны ладоней.
    - Итак, Леонид Ярема…  Псевдо - «Тарантул»,  руководитель службы «беспеки» в банде«Лысого». – Майор впился взглядом в лицо подручного главаря уничтоженной банды. Тот, при этих словах о его прошлом, весь по-добрался, словно перед прыжком, отчего «кум», не отводя глаз от него, дос-тал и положил на стол «ТТ».
    - Какой-то ты нервный, Ярема. – Заметил он. – Я не люблю, когда передо мной тут начинают пыжиться, корчить из себя непримиримых героев УПА. Плевать я на это хотел!  Ты вот лучше скажи, отчего тебя тогда, в сорок пя-том, не вздёрнули на гиляку, или в лучшем случае не шлёпнули у первой стенки? За какие-такие заслуги оставили жизнь?
    Бендеровец перестал переступать с ноги на ногу, широко раздутыми нозд-рями втянул в себя воздух, руки смяли ушанку, но ни слова он не сказал.
    - Молчишь? - хмыкнул майор. – Тогда, может, стоит шепнуть твоим сорат-никам по борьбе с красными о том, как ты сдал схрон своей банды НКВД и шестьдесят восемь твоих подельников были уничтожены, а «Лысого» всена-родно повесили. И как они это воспримут?  Что думаешь?
    Ярема, побледнев, упал на колени и завопил:
    - Не можна, грамодянин начальник! Нияк не можна! Они мени на шию на-кинуть зашморг! Прошу,  прошу… Не можна… - Вопил он, мешая украин-ские и русские слова.
    - И правильно сделают… - Ухмыльнулся майор,  поняв, что тот сломлен и пойдёт на всё, лишь бы никто из бендеровцев  в лагере не узнал о его преда-тельстве. Ибо это означало смерть, и не быструю, а мучительную, на что бы-ли горазды эти отморозки.
    - Но есть вариант, Ярема… - «Кум» поднял указательный палец вверх. – Я буду молчать, если ты кое-что сделаешь для меня. Да встань с колен… - По-морщился он.
    - Всё, що захочете, грамодянин начальник! – встал тот, с надеждой глядя на майора. – Тильки скажить!
    Как бы раздумывая, «кум» смотрел на бендеровца, доводя этим его до кон-диции, дабы «крючок» основательно был проглочен и жертва не сорвалась с него.
   - Ты, Ярема, был начальником безопасности, или «беспеки», по-вашему, у «Лысого». На допросе у следователя ты подробно рассказывал, как пытал тех, кого подозревали в измене, а так же военнослужащих Советской Армии, когда они попадали к вам в лапы. Или расправлялся с местными жителями для устрашения других. – Перечислял он, с наслаждением наблюдая, как ко-рёжили его слова физиономию садиста и убийцы. – Но сейчас разговор не о том. – Майор испытующи глянул на убийцу. -   Есть такой заключённый в пятом бараке по фамилии Ястребов. Он работает на лесоповале в погрузоч-ной команде. Так вот, мне нужно, чтобы с этим зэком произошёл несчастный случай. Я желаю видеть его мёртвым. Сам ты это сделаешь, или кто-то тебе поможет – меня не интересует. Ты меня понял, Ярема? Ястребов… Есть та-кая птица – ястреб.
    Бендеровец с готовностью закивал: - Зрозумив, грамодянин начальник.
Пьятий барак, Яструб…Не сумнивайтеся, зроблю в строк…
    - Чтобы облегчить тебе работу, переведём этого Ястребова на лесопилку. Как мне помнится, основной там костяк – твои земляки. Верно?
    - Вирно, грамодянин начальник… Там уси наши хлопци…
    - Ну, вот, как говорится – тебе и карты в руки. Только помни, - майор на-зидательно поднял указательный палец вверх, - что всё должно выглядеть, как несчастный случай. И никак по-другому. А то знаю я вас, дай вам волю, так вы его и под пилу засунете… Как вы там у себя творили с другими несча-стными …
    Ярема при упоминании о бывших своих «доблестных» делах, стиснул зу-бы, по-волчьи недобро сверкнул глазами. «Мол, попался бы ты мне в руки, гражданин начальник, несколько лет назад, там… у нас… Я б с тебя шкуру живьём стянул, да на кол посадил…». Но тут же, спохватившись,  подобост-растно заулыбался:
    - Ви будите мною задоволени, я обецаю…
    - Это в твоих интересах, Ярема. – Ухмыльнулся «кум». - А сейчас иди… Иди, иди… Даю тебе десять дней, Ярема. Как ты это сделаешь – не мне тебя учить. Если не сможешь – сам понимаешь, что за этим последует… Не серди меня, Ярема.
    Проследив, как бендеровец, низко кланяясь и пятясь, покинул кабинет, майор довольно потянулся. «Так что, Ястребов, для себя можешь заказывать деревянный бушлат, как выражаются местные урки. Теперь за тебя я и мед-ный грош не поставлю. Эта бендеровская сволочь знает своё дело, в своё время они хорошо поднаторели в жестокостях и убийствах. Так что твоя пе-сенка спета… А мы через некоторое время окажемся там, где и надлежит быть таким людям, как майор Грибов. А там, глядишь, и ещё одна звёздочка ляжет на погон. – Размечтавшийся «кум» даже скосил глаза на своё плечо, словно надеясь увидеть эту картину прямо сейчас… 
    Через пару дней после встречи с «Седым» Романа неожиданно перевели на работу в промзону, на лесопилку. На его вопрос - почему?- прежний брига-дир туманно ткнул пальцем вверх, мол, указание пришло из администрации. После работы на свежем воздухе, в лесу, атмосфера в цеху, где стояло непре-кращающееся «вжик-вжик», «вжик-вжик» от работающих пилорам, показа-лась ему сумеречной и какой-то натянутой. Пахло характерным запахом рас-пиленной древесины, гниющей коры, у станков медленно росли конусы све-жих опилок. Несколько человек суетились у пилорам, подталкивая по роли-кам брёвна к бешено вращающимся блестящим дискам пил. Доски, отсвечи-вающиеся белизной среза, подхватывались подручными пильщиков, которые оттаскивали их в соседний склад готовых пиломатериалов.  Угрюмые зэка молча разгружали подошедшие лесовозы, накатывая по лагам брёвна на шта-беля. Иногда попадались такие кряжистые великаны, что лаги гнулись, по-трескивая, и тогда на помощь закатывающим брёвна под окриком бригадира подбегало несколько зэков. Роман, натягивая канат, слышал за собой тяжёлое сопение напарника, верзилу под два метра ростом и руками-лопатами, на од-ну свободно могли уместиться обе его ладони. Глубоко упрятанные глаза, за-ячья губа и тяжёлая нижняя  челюсть  делали его лицо не просто неприят-ным, а даже отталкивающим. Звали его Вороном, как однажды позвал его к себе бригадир,  и было непонятно, что это - имя  или  кличка.
    Смутное беспокойство, охватившее Романа в первый день работы здесь, не проходило всю смену. И только в бараке напряжение оставляло его. Сосед по нарам Семён, видя его сумеречное лицо, поинтересовался, не случилось ли чего на новом месте.
    - Да нет… - Пожал Роман плечами. – Только вот ощущение какой-то бе-зысходности, да молчание работающих там зэков неприятно действует на нервы. Словно вот-вот что-то должно случиться…
    - Странно, что тебя перевели туда, на лесопилку. – Сказал сосед. – Бригада там сплошь состоит из бывших бендеровцев. Народ там собрался отпетый, бандит на бандите. Ну, те, что воевали вместе с фашистами против нашей армии. Ходят слухи, что до сих пор у них на Украине всё ещё война идёт. Не всех ещё бандюганов перебили. А вот почему ты попал к ним – непонятно. Так что, Роман, раскинь своей черепушкой, а не специально ли тебя туда за-сунули? Может, «кум» подсуетился? И хочет с тобой разделаться руками этим отморозков?
    Семён вовсю сопел, а Роман всё лежал с открытыми глазами, думая над его словами. Внезапно он вспомнил, что одного из подручных на пилораме он однажды видел здесь, в бараке. Несколько дней назад, проходя по коридору между нарами, он вдруг заметил смотревшего на него незнакомого зэка. В глаза бросились его красные губы и острый взгляд из глубоких глазниц. Пройдя несколько шагов, Роман оглянулся и увидел, что тот провожает его взглядом. Увидев, что его интерес замечен, зэк с равнодушным видом отвер-нулся и направился к выходу.
    Прошло несколько дней, Роман втянулся в работу на лесопилке. Если не участвовал в разгрузке лесовозов, то бригадир, носатый мужик по имени Грицько, посылал его на штабеля  для укрепления верха, чтобы брёвна не со-скользнули вниз и штабель не рассыпался.
    В этот день они упарились, разгружая лесовозы. Выпуская клубы дыма из труб газогенераторвых установок – двигатели этих машин работали на газе от сгорания дров – машины, пыхтя, въезжали под своды лесопилки и зэки-работяги споро сбрасывали брёвна вниз. Это была своего рода разминка, ос-новная работа начиналась после этого, когда бригада приступала к составле-нию штабеля, накатывая брёвна слой за слоем и укрепляя из ронжинами,  ко-торые не позволяли штабелю рассыпаться. До перерыва на обед они разгру-зили четыре машины, и новый штабель вырос у боковой стены цеха.
    В какой-то момент Роман, затёсывая новую ронжину, повернул голову и увидел того самого зэка, который разглядывал его в бараке. На этот раз тот стоял рядом с верзилой Вороном и что-то горячо ему говорил, жестикулируя руками. И как показалось Роману, тот в горячке разговора даже ткнул рукой в его сторону, отчего здоровяк несколько раз согласно кивнул лохматой го-ловой, видимо, соглашаясь с его доводами.
    Раздалось несколько звонких ударов о кусок рельсы – знак обеденного пе-рерыва. Стихло режущее звучание пил, и непривычная тишина заполнила пространство лесопилки. Зэки расползлись в разные стороны, одни ушли в склад, устроившись на досках, а основная масса последовала к выходу, с утра установилась солнечная погода, и весенний тёплый ветерок навевал самые разные мысли этим заключённым. Кто-то из бывших бендеровцев вспоминал родные места, свои Карпаты, звук трембиты в них, стада овец на полонянах, бурный сплав леса по порожистым Тисе и Теребли, звонкие, голосистые де-вичьи голоса. И не у одного из них, вероятно, возникали мысли о том, поче-му они сейчас не на своей милой родине, а где-то за тридевять земель, в су-ровом  неприветливом краю, да за колючей проволокой и под присмотром постоянного конвоя. Сжималось сердце от тоски, ибо не скоро они увидят свои милые края и родные лица, да и не всем суждено вернуться домой – слишком много бед натворили они там, куда сейчас стремились их думы.
    За время работы здесь, у Романа так и не установились с местным контин-гентом доверительные отношения. Он отлично понимал, за какие заслуги эти люди оказались здесь и поэтому  ни  с  кем даже  и не пытался завести какой-то разговор. Ему, бывшему офицеру, претило даже само вынужденное обще-ние с ними, с людьми, на руках которых была кровь многочисленных невин-ных жертв: стариков, женщин и детей. Поэтому, он, чтобы совсем остаться одному, взобрался наверх штабеля и устроился на краю. Достал из кармана кусок «чернушки» и, вдохнув душистый хлебный аромат, стал устраиваться поудобнее на лесине. В какой-то момент под ним слегка сдвинулись бревна, и он заметил справа от себя и ниже надломленную ронжину, которая удер-живала три верхних ряда брёвен. Он невольно чертыхнулся про себя, прики-нув, что после перерыва необходимо будет закрепить эти ряды добавочной страховкой, ибо небольшая нагрузка на эти ряды могла привести к обвалу брёвен. Успокоив себя этим, он вонзил зубы в горбушку и, прикрыв глаза, стал медленно пережёвывать хлеб, наслаждаясь несравненным ароматом ржаного хлеба.  Он прожёвывал последний кусок «чернушки», когда звук  шагов и приглушённые голоса заставили его открыть глаза и посмотреть вниз. Там, у подножья штабеля, задрав головы, стояло три человека, двое из которых были ему знакомы: тот самый зэка с красными губами и Ворон. Третьим был незнакомый мужик, невысокого роста, но с мощным корпусом, отчего на груди еле сходились полы ватника.
    - Ей, Яструб! Сходь вниз, е размова! – послышалось снизу. Красногубый зэка приглашающе махнул ему рукой. «Вот оно то, о чём предупреждал Се-мён. – Промелькнуло в голове Романа. – Точно… Эти пришли по мою ду-шу…»,  - ворохнулось у него в груди чувство опасности.
    - Чего надо? Какая ещё размова? – как можно равнодушнее спросил он.
    - Иди сюди, москаль! Коль запрошують люди. – Оскалился красногубый. Видимо, в этой тройке он был первой скрипкой.
     - Кому надо, пусть сам сюда лезет. – Всякое насилие над собой рождало у него дух противоречия. Тем более, что ему пытались навязать свою волю не-добитые бендеровцы. Какое-то время троица шепталась между собой, потом главарь вновь глянул вверх:
    - Сам напросився… Зараз тоби Ворон допоможе вниз зийти. – Угрожающе произнёс он. И тут же визгливо захохотал, приседая и хлопая себя по коле-ням: - Наш Ворон проти москальского Яструба. – Так же резко бросил сме-яться и небрежно проронил: - Тильки слобак ти протии Ворона.
    - Это мы ещё посмотрим… - Прошептал Роман, глядя, как громила с лов-костью обезьяны полез по брёвнам вверх, к нему. Не отрывая от него глаз, он протянул руку и вытащил из голенища сапога тот самый нож из лиственни-цы, своё единственное оружие. В глаза ему вдруг бросилась та самая надло-манная ронжина – зэка Ворон, натужено сопя, приближался к этому месту. Ничего не дрогнуло внутри Романа, он встал на ноги, упёрся подошвой в по-следнюю страховочную слегу и со спокойным равнодушием смотрел на под-ползающего бендеровца. Он уже предугадал, что случится через минуту. В какой-то момент они встретились взглядами и Ворон, озадаченный этой не-возмутимостью жертвы, замер на мгновение, схватившись за бревно у этой слабины штабеля. Тряхнув головой, он потянул своё мускулистое тело вверх и  тот же миг Роман ощутил слабое шевеление под ногами. Видимо, бендеро-вец уловил поддавшуюся неустойчивость бревна. Секундная растерянность сменилась неподдельным ужасом – он понял смертельную опасность и рыв-ком попытался преодолеть этот участок, бросив вверх своё тело. Хватаясь за ворочающее бревно, Ворон взглянул на Романа и в тот же миг в глазах того, за чьей жизнью он и полз,  прочёл свой смертный приговор. Он разинул рот, пытаясь что-то крикнуть… предупредить кого-то… или просто напомнить о себе. Из перекошенного судорогой рта послышался лишь дикий вопль ужа-са… Тут же зашелестело, раздался треск, и с глухим грохотом край штабеля рухнул вниз. В секунды Ворон исчез под брёвнами, которые через мгновение смели и раздавили тех двоих, что остолбенело стояли внизу с разинутыми он растерянности ртами…
    Когда на грохот и вопли погибших прибежали с улицы и из склада осталь-ные зэки, Роман стоял у обвалившегося штабеля, спрыгнув вниз и на вопро-сительный взгляд бригадира объяснил, что  Ворон зачем-то полез на шта-бель. В какой-то момент, когда тот почти был наверху, брёвна зашевелились, и часть штабеля рухнуло. Под брёвнами оказались ещё двое, которые стояли внизу - это помощник на пилораме, а второго он не знает. Роман не понял, поверил ему Грицько или нет, только выслушав и смерив его недоверчивым взглядом, тот кинулся вместе с другими растаскивать завал. Через полчаса работы три изуродованых мёртвых тела, вернее то, что осталось от заклю-чённых, лежали рядком у стены. Бендеровцы, осеняя себя крестами, отошли от них, образовав полукруг.
    - Что тут у вас за шум? Что случилось? – раздался громкий повелительный окрик и в проёме дверей появились трое конвойных. Сержант в зелёном бушлате подошёл к столпившимся заключённым, грубо растолкал их и, уви-дев страшную картину – раздавленные мертвые тела, - удивлённо присвист-нул. Сдвинул шапку на затылок, глазами нашёл Грицько:
    - Что тут произошло, бугор? Не слышу доклада! – рявкнул он, раздувая ноздри. – Ты что, порядка не знаешь? Или тебя научить? – зловеще произнёс он, глядя сузившими глазами на бригадира.
    Тот побледнел – слово «поучить» в глазах охраны значило многое: от обыкновенного мордобоя до основательного избиения и карцера. И то, и дру-гое совсем не радовало Грицько и он, втянув голову в плечи, заикаясь, про-бормотал:
    - Все сталося ось тильки… Я ни встиг доповести. Сам не бачив… Ось вин був тут. – И ткнул пальцем в Романа.
    Сержант смерил его недовольным взглядом и повернулся к названному бригадиром зэку: - А ты что за птица будешь? Что-то я тебя здесь раньше не видел…
    Тот отбарабанил свои данные, а на последний замечание сержанта доло-жил, что его перевели сюда неделю назад.
     - Ястребов, говоришь… - Что-то промелькнуло в его глазах, он заинтере-совано вновь оглядел его с ног до головы и удивлённо хмыкнул. Произнеся туманное «ну-ну»,  кивнул:
    - Расскажи-ка, зэка Ястребов, что здесь произошло!? - и когда тот препод-нёс ему из слова в слово, что пояснил бригадиру, сержант крякнул и, сняв шапку, почесал затылок:
    - Скляр! – рявкнул он. Один из конвойных рысцой подбежал к нему: - Дуй к дежурному по лагерю. Доложи о случившемся несчастном случае. Живо! Одна нога здесь, другая – там! И тут же ко мне. Понял?
    - Так точно, товарищ сержант! -  забросив ППШ за плечо, тот кинулся к воротам.
    Случай был по нынешним временам из ряда вон выходящий. Ну, погибали зэка и раньше, кого-то придавило на лесосеке подающей лесиной, кто-то умер в больничке от болезни, кого-то пырнули заточкой в тёмном углу. Но это были единичные случаи, а что бы сразу вот так троих раздавило на пило-раме – редкость. Конечно, все помнили знаменитую в конце сороковых – на-чале пятидесятых войну воров и сук. Когда в лагерях за сутки актировали де-сятки смертей, а администрация инспирировала эту резню с тайного указания из центра. Доходило до того, что ночью в зону на грузовике доставляли к ба-ракам обоих мастей кучи топоров. Боевые действия с рассветом возобновля-лись и к концу дня оперативные группы охранной роты входили в зону для подсчёта потерь. Но те времена прошли, и сейчас, в середине пятидесятых при смертельных случаях администрации приходилось исписывать горы бу-маги, бумажная волокита была головной болью руководства лагеря.
    Офицеры стояли кучкой, негромко переговариваясь и поглядывая на то, что лежало у стены. Недавно прибывший из училища молоденький лейте-нант, рассмотрев это, внезапно побледнел, икнул и, закрыв рот ладонью с выпученными от натуги глазами, галопом помчался к воротам. Послышалось сдавленное рычанье с лающим кашлем. Майор Петренко, зам. начальника по воспитательной работе, недовольно крякнул:
    - Эх, молодо-зелено… Прям кисейная барышня, ещё бы в обморок хлоп-нулся на глазах вот этих. - И он кивнул головой в сторону кучки зэков, стоя-щих под присмотром охраны. Комендант лагеря недовольно посмотрел на него, потом повернул голову к  Грибову:
    - Майор! Вместе с начальником медсанчасти капитаном Морозовым со-ставьте акт о смерти. Причина – несчастный случай, повлекший смерть троих заключённых. Особо отметьте, что это произошло по вине самих погибших. И опросите свидетеля… Как его там?
    - Зэка Ястребов, товарищ полковник. – Доложил Грибов, кося взглядом на кучку заключённых, где находился и Роман.
    - Вот-вот… Опросите до мельчайших деталей и запротоколируйте. Ну, вам это не впервой. Кстати…- Он покосился на погибших, - эти по какой статье у нас проходили?
    - 58-я, 1-а,  -  бендеровцы… - Доложил майор.- По мне так хоть всех бы их передавило, сволочей. Читаешь их признания, так волосы дыбом встают от зверств, что они творили на Украине..
    - Это уже лирика, майор. Суд определил степень вины каждого и назначил наказание. А свои эмоции держите при себе. – Назидательно протянул ко-мендант. – Кстати, остальные тоже из этих?
    - Так точно!
    - Что, и Ястребов тоже?
    - Никак нет. У него другая статья. Нанесение тяжких повреждений стар-шему по званию. – Процедил Грибов.
    - Даже так…  Тогда почему его назначили в одну бригаду с этими? Ведь есть негласное указание: бывшим военнослужащим ограничивать контакты именно с таким контингентом, как власовцы, бендеровцы и прочие такие же военные преступники. Так сказать, во избежание нежелательных конфлик-тов.
    - Недоглядели, товарищ полковник. Исправим…
    - Да уж постарайтесь, голубчик. Нам ещё одного трупа не хватало… – Взгляд полковника остановился на начальнике хозчасти лагеря:
   - Александр Васильевич, займитесь похоронами на лагерном кладбище со-гласно инструкции. Пусть эти, – он кивнул на заключённых - выделят шесте-рых для рытья могил и последующих похорон. – Полковник сдвинул папаху и вытер лоб платком.
    … «Кум» был взбешён. Беспроигрышная комбинация по ликвидации быв-шего лётчика оказалась бездарно проваленной. Мало того, исполнитель сам дал дуба, прихватив с собой двух подельников. «Быдло, безмозглая скотина …Ещё был каким-то там начальником «беспеки» при банде! Свинопас грё-баный…Живодёр и садист… Туда тебе и дорога…». Какими только эпитета-ми не награждал покойника майор Грибов, глядя на сидевшего напротив его Ястребова. «А этот сидит, и в ус не дует… Как это он исхитрился выкрутить-ся? И не только остаться в живых, но и спровадить на тот свет этих уродов…. Не верится, что действительно те оказались под брёвнами случайно. Ох, как не верится…». Увидев, что тот прочёл текст, майор спросил:
    - Ознакомился? Всё так?
    - Да. Как я рассказывал. – Кивнул Роман.
    - Тогда пиши: «с моих слов записано верно». Дата, подпись…
    Грибов помахал листом, ожидая, когда подсохнут чернила, затем аккурат-но сложил и убрал в ящик стола. Какое-то время молча глядел на  зэка номер 0654, тот с равнодушным видом уставился в окно.
    - Слушай, Ястребов, а теперь давай начистоту. Расскажи, как было на са-мом деле. Как это ты исхитрился троих бендеровцев завалить, в полном смысле этого слова, брёвнами?
    - Не понимаю, о чём это вы, гражданин майор. Я всё рассказал, как это случилось… И добавить мне нечего. -  Спокойным голосом ответил он.
    На скулах «кума» задвигались желваки, в злобе он сжал кулаки с такой си-лой, что ногти чуть не прорезали кожу на ладонях. Едва не срываясь в бе-шенстве на крик, он процедил:
    - Ты мне тут ваньку не валяй, сука! Думаешь, что ты здесь самый умный, а остальные дураки? Чего бы вдруг этот дуболом полез на штабель, спрашива-ется? Можешь это объяснить? - сорвался на фальцет майор.
     Роман удивлённо посмотрел на него: - «А нервы у тебя, майор, ни к чёрту. Вишь, как тебя корёжит, коль всё идёт не по-твоему…. А ведь прав был Се-мён, говоря, что не зря меня перевели на лесопилку. Это ты, сволота, хотел разделаться со мной руками этих убийц. Только не вышло у тебя, гнида…».
    - Чего молчишь? Или сказать нечего? – продолжал орать, уже не сдержи-ваясь, Грибов.
    - Откуда я могу знать, зачем этот Ворон полёз на штабель? – пожал плеча-ми Роман. – Может рукавицы там оставил… - Предположил он. – Во всяком случае, он ничего не сказал. А просто полез наверх…
    - А ты взял и обрушил штабель! Так что ли? – ехидно заметил «кум».
    - И как это вы себе представляете, гражданин майор?  Штабель брёвен! Это вам что, карточный домик? Нажал пальцем и всё рухнуло? – с усмешкой посмотрел на него Роман. – Не забывайте, штабель накатывала вся бригада. И подстроить так, чтобы махом развалилась его часть, одному человеку не по силам.
    - И всё равно – это ты всё подстроил! Как бы тут не доказывал – ты убил этих трёх зэков! Ты!
    - А какая мне в этом корысть? – стоял на своём  Роман. – Они мне ничего плохого не сделали, чтобы я хотел желать им такой смерти.
    - Да очень просто, ты, умник! Вспомни «Хорька»! Ты узнал, что тебя хотят замочить его брателлы, чмо ты болотное, - «кум», уже не контролируя себя, перешёл на воровской жаргон, - и решил их опередить. Сделал так, что при накатке брёвен получилось неустойчивое равновесие в каком-то ряду. Стои-ло этому Ворону долезть до этого места, как брёвна посыпались вниз, пере-давив всю троицу.
    «А он совсем не дурак… - промелькнуло в голове Романа. – Не зря хлеб ест. Сумел –таки докопаться до истины. Что же касается «Хорька», то тут ты решил перевести стрелки на них, сволота. «Хорёк» и бендеровцы – дурь не-сусветная. Ты сам их как-то заставил… Впрочем, зная их прошлые художе-ства, это не составило большого труда». – Понял он.
    - Всё-то у вас гладко получается, гражданин майор. – Иронически хмыкнул Ястребов. – Одно неясно – зачем полез наверх Ворон…
    Грибов ехидно ухмыльнулся: - А он полез туда за тобой – ты был наверху! Ну-у!
    Ничего не дрогнуло в лице Романа. – Это всё ваши домыслы, гражданин майор. Я был рядом со штабелем, это верно. Ещё раз повторяю – почему тот полез наверх, мне неизвестно.
    - Ты страшный человек, Ястребов! – уткнулся в него злым взглядом Гри-бов. – Сначала убил «Хорька», теперь троих бендеровцев. Вокруг тебя трупы, и я это так не оставлю.  Припаяют тебе за все эти художества лет эдак два-дцать, и сгниёшь ты в лагере. Понял, бывший капитан?
    - Вы злобитесь на меня за то, что я не согласился быть вашим сексотом, гражданин майор. Но это не значит, что вы можете вешать на меня всех со-бак. – Не выдержал Роман, глядя в упор на майора. – Кому надо, тот разбе-рётся во всей этой вашей паутине, что вы сплели в лагере. Кого запугали, ко-му пообещали… Но не всех можно заставить делать то, что вам хотелось бы… Во всяком случае я не из таких, и никогда им не буду! – Выдал он «ку-му» всё, что думал о нём, и о его методах и не помышляя о последствиях для себя после такого откровенного разговора с «кумом».
    Изумлённо слушал гневную тираду заключённого начальник оперативного отдела майор Грибов. На его памяти такого с ним не случалось, чтобы какой-то занюханный зэк, ничего из себя не представляющий, бывший капитан-чишка, посмел ему, майору Грибову тявкать о каких-то там правах заклю-чённых, собственном достоинстве. Совсем оборзела рвань уголовная…   Фи-зиономия у него побагровела, казалось, сейчас его хватит удар. Он вышел из-за стола, подошёл к Роману, отчего тот встал со стула и стал тыкать его в грудь пальцем, злобно шипя:
    - Ты… мне… имеешь наглость говорить о моей работе!? Ты, вошь лагер-
ная! – шепот перешёл в рёв:
    - Да я тебя сгною в карцере! Не выйдешь из него, пока не сдохнешь! – орал он  на заключённого, брызгая слюной и продолжая тыкать пальцем. – Ты по-жалеешь, что родился на этот свет! Вижу, что предыдущий урок тебя ничему не научил! Так мы сейчас это исправим! – он повернулся к двери и заорал:  - Сержант! Живо сюда!..


                ГЛАВА   31
    - Кто это его так? – начальник медсанчасти лагеря капитан Морозов по-смотрел на лежащего без признаков жизни заключённого. Лицо залито кро-вью, один глаз затянут тёмно-фиолетовой опухолью, бессильно повисшие руки в кровавых рубцах и синяках.
    - Совсем обнаглели, отморозки! – майор Грибов поправил чёлку расчёс-кой, дунул на неё, сунул в нагрудной карман кителя. – Этот набросился на представителя администрации! Сука… С этими новыми законами после рас-стрела Берии скоро невозможно будет нормально вести работу с воровским отребьем. А эта сволочь сразу просекла для себя новые веяния в нашей сис-теме! До чего уже дошло! Какая-то шваль начинает качать права, разглаголь-ствуя о человеческом достоинстве и прочей херни! И до чего мы докатимся, спрашивается?
    Слушая разглагольствования начальника оперчасти, капитан приподнял веко у избитого, затем еле-еле нащупал пульс. Покачал головой, посмотрел на расхаживающегося по палате майора:  - И на кого же он напал?
    Тот криво ухмыльнулся: - Представь себе – на меня!
    - Ну-ну! – в свою очередь усмехнулся врач. – То-то я смотрю, на тебе жи-вого места нет, а у него ни царапины.
    - А ты что хотел, капитан? – злобно ощерился «кум». – Что бы вместо него я сейчас здесь лежал?
    - Просто я хочу сказать, что не впервой на моей памяти в таком вот со-стоянии сюда попадают заключённые после беседы в твоём кабинете. Вы бы обходились с ними немного поаккуратнее, что ли, майор. А то неровён час, об этом станет известно кому-нибудь там. – Капитан ткнул пальцем вверх. – Мне тут вчера начальство звонило - к нам скоро должна приехать комиссия из Москвы. А москвичи очень народ дотошный…Теперь в составе комиссии, как правило, входят реабилитированные, кто пострадал безвинно. В основ-ном – бывшие политические узники.  Начнут интересоваться: что да как… И что?
    - Можно подумать, что ты не знаешь, как отбрехаться от таких любопыт-ных… - Ухмыльнулся  майор. – Подсунешь акт о смерти и все дела.
    - Постой… постой…  Ты что же, майор, этого тоже уже списал? – удив-лённо посмотрел на него врач. – Он ещё живой…
    - Ты же недоволен такими вот жмуриками? – прищурился «кум». – Ну, так и не возись с ним. Глядишь, он к утру и отбросит копыта… Ты же работник нашей системы, а это значит, что чем больше этой рвани ты поможешь уйти в мир иной, тем будет чище воздух.
    - Не забывайся, майор… - Сухо проронил капитан. – Я, прежде всего врач, а уж потом работник этой системы. К тому же в своё время давал клятву Гиппократа. Слыхал о такой? Кстати, тебе не нужно забывать, что за послед-нее время у нас резко повысилась смертность среди заключённых. А это обя-зательно вызовет интерес у комиссии.
    - Ну, одним жмуром больше, одним меньше… Тебе-то что? – «кум» про-должал гнуть своё. – Так что готовь акт на этого. Зря, что ли, сержанты ста-рались… Правда, одному он успел салазки набок свернуть. – Он поглядел на избитого Романа. - Я уверен, что до утра он не дотянет…Спорим на пару бу-тылок спирта?
    После этих его слов врач пристально посмотрел на него, как на безнадёжно больного на всю голову, покачал головой: - Знаешь, майор… Вот говорят, что все врачи – циники… Но ты, пожалуй, переплюнешь любого по этой час-ти. Ставить на живого человека – это верх цинизма. Я в такие игры не иг-раю…
    - С каких пор лагерный эскулап стал таким чистоплюем? – презрительно спросил «кум», сверля его недовольным взглядом. – Раньше я не замечал за тобой таких мыслей.
    - Человек и отличается от животных тем, что иногда начинает думать. И особенно здесь, в лагере, где человеческая жизнь совершенно не ценится. Так что, твоё отношение к заключённым полная противоположность моему…
    Майор едва не скрипел зубами, слушая врача. Он-то надеялся, что тот по-способствует ему в отношении Ястребова, не станет оказывать ему врачеб-ную помощь, но встретил непонимание. Заставить его он не мог, ибо в опре-делённой степени всецело зависел от него. Год назад, будучи в краевом цен-тре на совещании, вечером в ресторане подцепил девицу. Она-то и  награди-ла его своеобразным  «насморком»,  который он изрядно  запустил из-за
обыкновенной трусости, который привержены люди подлые и жестокие. Ко-гда стало совсем уже невмоготу, пришлось ему идти на поклон к Морозову. И теперь проходил анонимно лечение, проклиная ту командировку, ресторан и девицу. Воспоминания о ней всегда вызывало у него зубовный скрежет и головную боль. В моменты обострения в голове всегда появлялась одна и та же навязчивая идея - найти эту стерву и примерно наказать. Как это будет выглядеть на самом деле, он не задумывался. Главное – найти, а уж там-то он над ней покуражится, напомнит ей всё…
    - А сейчас, майор, прошу освободить помещение. Мне необходимо срочно приступить к своим непосредственным обязанностям. – И он в прямом смыс-ле указал «куму» на дверь.
    Тот, удивлённый непониманием, с его точки зрения, этого обстоятельст-
вом, когда второе по значимости лицо в лагере просто выставляют из боль-ницы, что-то недовольно пробурчал себе под нос и вышел. А бурчал он в со-ответствии со своей подлой натурой, «мол, когда вылечишь меня, я тебе, су-ка, всё припомню: и твои болезненные уколы, которые ты ставил, как я по-дозреваю, с явным наслаждением; и нежелание идти навстречу, как вот с этим  Ястребовым. Да многое  чего можно будет тебе напомнить, вошь боль-ничная, эскулап хренов…».
    …Вслед за осознанием своей сущности пришла боль. Она вгрызлась, бук-вально, в каждую клеточку, словно невидимый злобный хищник. Колоколь-ным набатом била в голову, тысячами раскалённых игл вонзалась под кожу, которую тотчас охватывало жгучее пламя. С каждой секундой уровень боли возрастал и вот наступил миг, когда воспалённому сознанию захотелось од-ного – кричать и как можно громче, надеясь хоть как-то уменьшить страда-ния своего измученного изломанного безвольного тела. Но изо рта только за-пузырилась кровавая пена и едва различимый хрип проник сквозь лепёшки разбитых губ.
    - Я, было, подумал, что всё, парень, ты своё отстрадал… - Человек в белом халате осторожно промокнул кровь салфеткой со рта почти полностью за-бинтованной головы. – Но, вижу, что ошибся. И то сказать – третьи сутки пошли, как ты здесь находишься без сознания. А то, что пришла боль – это хороший признак. Сейчас я сделаю тебе укол, от которого ты уснёшь. А сво-им мучителям ты можешь спокойно смострячить фигу - ничего у них не вы-шло… - Бормотал врач, сознавая, что этот чуть живой пациент его совершен-но не слышит. Просто ему  в этот момент нужен был собеседник, хотя бы он сам. Да и само то, что этот садист, начальник  оперативного отдела не добил-ся своего,  доставляло ему удовлетворение. «Есть среди заключённых вот та-кие, как этот парень, что не ломаются перед угрозами и пытками. И это раду-ет… Значит не весь народ сломлен этой чудовищной машиной, которая злобным молохом перемалывает миллионы жизней, морально и физически, жителей этой несчастной страны». Он вспомнил своего учителя, всемирно известного профессора, который попал под жернова знаменитого «дела вра-чей» в конце сороковых годов.  После его ареста доцент Морозов сумел из московской клинике перевестись в эту печально известную систему ГУЛАГ. И не только перейти туда на работу, но и попасть в тот лагерь, где держали и его бывшего учителя.  Двигало его одно – найти профессора и по мере сил своих облегчить его участь, а при возможности попытаться его освободить. Но он опоздал. Профессор умер за два месяца до его появления в лагере. Приступив к работе, он нашёл запись в журнале, где чёрным по белому зна-чилось, что имярек скончался от острой сердечной недостаточности…   Вступив в должность начальника медсанслужбы лагеря, он неоднократно от-крывал эту страницу журнала и  снова, и снова вчитывался в сухие строчки о причине смерти профессора. Темнело его лицо, от гнева сжимались кулаки… и всё. Что мог сделать он, маленькая песчинка в этой хорошо отлаженной ре-прессивной машине? Ни-че-го… Так, разве что по мелочи… Вот как с этим заключённым. Капитан уже знал, что зэка под номером 0654 Ястребов Роман Демидович, бывший военный лётчик, воевал в Корее, был награждён боевым орденом. Попал под суд за нанесение побоев старшему по званию. Срок – пять лет лагерей.
    Врач был крайне удивлён, когда на следующий день, ближе к ночи, к нему явился странный заключённый. Зэка попадали к нему в больницу, как прави-ло, только под конвоем, если могли сами передвигать ногами. Этот же при-шёл сам в сопровождении двух тоже зэка, внешне похожих на вышибал в ресторане, оставшихся топтаться около крыльца
    Капитан кивнул на стул, сам подошёл к печи и прижался ладонями к горя-чим кирпичам – к ночи похолодало, зима всё ещё напоминала о себе.
    - Значит так… - Он уже привык, что находились среди зэков такие, что не прочь были обойти законы зоны, лишь бы правдами и неправдами добиться вожделенного. – Говорю сразу – ни морфина, ни таблеток не дам, как бы не просили  Или пришли пожаловаться на здоровье?  Тогда ближе к делу… Что болит?
    Зэка усмехнулся изуродованной щекой, отчего зловеще сверкнул искажён-но левый глаз, услышав его пространное предупреждение:
    - Послушай, лепила… Я к тебе не на приём пришёл. Скажи, как он?
    - Кто? – нахмурился врач.
    - Кто… кто… - Хмыкнул зэка. – Можно подумать, что у тебя полно жму-ров. Я спрашиваю о Ястребове…
    - Что? Пришли добить? – ощетинившись, капитан втянул голову в плечи. – Только через мой труп. - Он с тоской вспомнил двух дуболомов, что сейчас торчали у крыльца.
    - Фильтруй базар, лепила! И не гони волну…  - Устало проронил зэка. – Если бы пришли на мокруху – не вели бы с тобой базар. Как он? Ещё в теме? Или…?      
    Врач недоверчиво глядел на седого зэка: - Он у нас просто мировая знаме-нитость… Не вы первые  им интересуетесь.
    - А ещё кто? – поинтересовался тот.
    - Начальник оперчасти.
    - Вот же паскуда! – выругался зэка. – Сначала дух вышибет, потом интере-суется здоровьем. Беспредельщик долбанный…
    - Он не здоровьем его интересовался, а надеялся услышать о его смерти. – Уточнил врач, поняв, что эти пришли по непонятной для него причине.
    - Харэ об этом отморозке. – Как отрезал седой зэка. – Как «Летун»?
    - Вторые сутки без сознания… – Пояснил Морозов. – Он сейчас как по лезвию ножа идёт: или – или…
    - Так плохо? – хмуро глянул на врача зэка.
    - Хуже некуда… У него не тело – сплошной синяк. Три ребра сломано, ли-цо – сплошная рана. Боюсь, что отбиты внутренние органы…  Удивляюсь, что он до сих пор жив…- Тяжело вздохнул капитан. – Надежда только на крепкий организм. Есть информация, что он был военным лётчиком. Вот только на это я и надеюсь …
    - Да, это верно. Он был лётчиком. – Кивнул седой, глядя на врача: - По-слушай, лепила… Сделай всё, но он должен встать на ноги. Сечёшь масть?
    - Это моя обязанность. – Сухо проронил тот. – Всё, что в моих силах.
    - Он мне, как брат… - Неожиданно признался зэка. – И если что-то с ним случится… Я найду виноватого…  - Зловеще произнёс он.
    - Вот только попрошу без угроз. – Сердито глянул на него врач. - Я и так делаю всё, что в моих силах.
    - Не о тебе базар… Ежели что надо или «Летун» придёт в себя – шепни своему санитару. Он передаст нам маляву. – И не сказав больше ни слова, се-дой зэка вышел из комнаты.
    «Неисповедимы дела твои, Господи… - Врач удивлённо покачал головой. – Что может быть общего между бывшим лётчиком и этим рецидивистом? Судя по  тому, как он себя ведёт – зэка не из простых. Может это и есть ла-герный смотрящий?». Он слышал про эту легендарную, в своём роде, фигу-ру, но общаться с ним не приходилось.
    …Накатывающаяся волнами боль отголосками доходила до тёмных глубин подсознания, преодолевала порог чувствительности, заложенный природой данному существу, и тогда разветвлённые микронные окончания нейронов начинали лихорадочно передавать одну и ту же информацию: больно… больно… больно…  Человек бессознательно начинал метаться по постели, комкая синюшными пальцами простыни, одеяло – всё, что попадало под ру-ку; от пота мокли бинты на голове. Мучительный стон прорывался через раз-битые, в коростах, губы.
    Врач подходил к кровати, клал на его голову смоченную тряпку:
    - Терпи, парень… Терпи… Ничего другого тебе сейчас не остаётся… - Бормотал он, с состраданием глядя на мечущееся на кровати забинтованное тело. – Через пару часов сделаю тебе укол. Раньше никак нельзя – привык-нешь к наркоте. А это другая беда будет…
    Тем временем в лихорадочном бреду избитого его терзали сонм эфемер-ных чудовищ, рождаемые болью. Фантомы, принимающие изображения кошмарных видений с узнаваемыми чертами тех, с кем приходилось сталки-ваться в реальной жизни, кто в ней был злобным и подлым существом. Вся эта злобная рать зубастых, клыкастых нелюдей визжало, хрюкало, вопила, лаяла, вонзая в свою жертву лапы с острыми когтями и издавая радостные вопли при виде её мучений. И чувствуя, как тают остатки терпения и воли, и вот-вот наступит мгновение, когда нестерпимые страдания прорвут послед-ние бастионы сопротивления и голова не выдержит и разлетится на атомы, тело начинает кричать, как ему кажется, на весь мир: Хватит!.. Прекратите!.. Я больше не выдержу.!   Будьте милосердны!.. Но только вместо крика – му-чительный длинный стон…
     Но вот происходит чудо… Медленно начинает уходить боль, всё ещё цеп-ляясь когтями и клыками за истерзанное тело, спадают и растворяются в темноте языки неистового пламени, обжигающие нестерпимым огнём каж-дую клеточку измученного существа. Ласковые  нежные волны начинают покачивать его, погружая в невесомое состояние, когда предыдущее пережи-тое воспринимается, как кошмарное сновидение. Все ведения расплываются во что-то розовое и невесомое, и неосознанная радость, вырвавшаяся из пле-на пережитого, входит в осознание того, что нет больше страданий и так бу-дет всегда…
    - Ну, вот… Сейчас ночь отдохнёшь. А завтра должно стать немного лег-че… - Врач выдернул иглу из руки Романа, с удовлетворением заметив, как тот перестал метаться и стонать. Через минуту он окончательно затих. – Бу-дем надеяться, что завтра придёшь в себя. Пора, дружок… Не доставляй ра-дости садистам, типа майора Грибова и всё у тебя наладится, товарищ воен-ный лётчик… 
    Услышь эту речь Грибов, он бы нашёл метод избавиться от капитана Мо-розова, даже не думая о свой болячке. Что же касается Романа, то он бы только порадовался, зная, что среди персонала лагеря, в большинстве своём людей чёрствых, бездушных, а зачастую и злобных, если не сказать откро-венных садистов, есть люди, для которых сострадание и человечность про-должали оставаться вечными человеческими ценностями. Но он не мог этого слышать – он крепко и спокойно спал. Иногда, правда, вздрагивал, шевели-лись разбитые губы, дёргались руки, пальцы сжимались в кулаки… Потом вновь затихал…
    … Вошедший заключённый снял шапку с совершенно седой головы, рав-нодушно посмотрел на сидевшего за столом начальника оперчасти лагеря.
    - Зачем звал, гражданин майор?
     Майор Грибов от такой наглости - так он расценил независимое поведение «смотрящего», - аж подпрыгнул в кресле:
    - Ты-ы! Ну-ка, отвечай, как положено! – рявкнул он, раздув ноздри. – Мо-жет, поучить, ежели забыл? А то у сержанта руки чешутся… - Он кивнул в сторону дюжего конвойного, постукивающего дубинкой по широкой ладони.   
    Зэка усмехнулся, глядя на разъярённого «кума»:
    - Осуждённый Волгин, статья семьдесят восьмая, часть вторая прим, срок десять лет
    - То-то же… - Майор злобно глядел на него, на его равнодушный и в то же время зловещий взгляд, что делал его таким опущенный уголок глаза и шрам на щеке. Он невольно содрогнулся про себя на миг представив встречу с ним где-нибудь в тёмном переулке. Но тут же напомнил себе, что он сидит в кресле в своём кабинете, а этот зэка со свирепым видом стоит перед ним. Да и его «дуболом» с сержантскими лычками на погонах и дубиной в руке пре-данно смотрит на него. Он расправил плечи и принял высокомерный вид:
    - Свободен, сержант! – приказал майор и тот с сожалением шлёпнул ду-
бинкой себе по ладони:
    - Я – в приёмной, товарищ майор! Ежели что… - Он ещё раз  стукнул себя по ладони и, глянув презрительно на «смотрящего», вышел из кабинета, громко стуча сапогами.
    Какое-то время в кабинете стояла тишина. Грибов смотрел на зэка изу-чающим взглядом, словно хотел залезть тому под череп, дабы узнать глав-ное, о чём же сейчас думает этот человек, обладающий тайной властью над местными заключёнными. И от которого, как ни странно, зависит будущее начальника оперчасти лагеря. Тот же равнодушно уставился на портрет лы-сого человека, на первый взгляд, с простоватым лицом с бородавкой на щеке, хитро взирающего на него со стены над головой «кума».
    - Так вот, Волгин… - Прервал молчание майор. – Я думаю, что ты заинте-ресован в спокойствии и порядке в лагере. Где-то через неделю к нам приез-жает с проверкой комиссия из Москвы. Мне нужно, – майор сделал упор на слове «мне» - чтобы среди заключённых не произошло никаких эксцессов. Ну, там, вроде заявлений или выступлений по поводу наших установленных порядков, жалоб на представителей администрации. Ну и прочую подобную хрень. Я тебе ясно излагаю? – он впился взглядом в лицо «смотрящего», ожидая ответную реакцию на свои слова.
    Тот и бровью не повёл. Перевёл взгляд с портрета на «кума».
    - А зачем это ты мне говоришь, майор? Я, что, работаю заместителем ко-менданта?  - лениво проронил он.
    Грибов аж взвился над столом:
    - Ты тут мне ваньку не валяй, мать твою… - Проорал он. – Кому, как не те-бе, «смотрящему» лагеря  должно быть не всё равно, что происходит на зоне. И что может произойти во время работы здесь комиссии!
    Тот с изрядной долей иронии посмотрел на беснующегося «кума»:
    - Да ты, никак, предлагаешь мне сотрудничество, майор? Мне, у которого четвёртая ходка на зону? И которому западло вести этот базар с «кумом»… Я чего-то не догоняю… Или у тебя, майор, с утра головка бо-бо? – издеватель-ски поинтересовался он. 
    - Послушай, ты-ы… - Прорычал тот, глядя на него белёсыми от бешенства глазами. – Я не посмотрю, что ты тут какой-то гусь лапчатый… Тебя так от-работают, что забудешь кто ты такой, и как тебя звать. А потом сгниёшь в карцере – я об этом лично позабочусь. Как тебе такой расклад?
    - Я смотрю, майор, ты мыслишь старыми понятиями. Думаешь, что мордо-боем всёго можно достичь? – он медленно покачал головой. – Хочешь по-пробовать со мной? Давай… Только потом не пожалей, когда зона поднимет-ся. И тебе весь этот цирк боком выйдет.
    - Ты что? Угрожать мне? – «кум» приподнялся над столом. – Да я тебя… - От возмущения  он не находил слов, сверля злобным взглядом невозмутимо-го «смотрящего».
    - Не гони пургу, майор. Ничего ты мне не сделаешь… Ну, а если начнёшь
беспредел творить, как с Ястребовым, то тебя не только в звании не повысят, а звёздочку снимут и пошлют в края, о которых зэка поют так: «Вдали виден был Магадан – столица колымского края…». – Пропел он, насмешливо глядя на него.
    «Ну, это мы ещё посмотрим, кто куда поедет… - Краска схлынула с лица майора, которое приняло свой обычный бледный вид. Он был вынужден при-знать правоту этого не совсем простого зэка. – О него точно можно зубы об-ломать…  - Думал он, глядя с плохо скрываемой ненавистью на «смотряще-го». Его власти явно не хватало, чтобы разделаться с этим строптивым зэка по своему усмотрению. – Ничего, а вот с Ястребовым я доведу дело до конца, не будь я начальником оперчасти. И не успокоюсь, пока не натяну на него деревянный бушлат». – Уверовал он в своё стремление правдами и неправ-дами добиться перевода в краевой центр.
    - Вижу, Волгин, с тобой не договориться… Проще мешок гороха съесть. – Уже спокойно проронил он. - Жаль… Рассчитывал на взаимопонимание… А теперь пошёл вон! – он кивком указал «смотрящему» на дверь.
    Тот усмехнулся, надел шапку и неторопливо зашагал к открывшейся две-ри, в которой замаячила фигура сержанта, с вопросительным видом взираю-щего на майора. Заметив этот взгляд, «кум» досадливо махнул рукой, «мол, пусть идёт себе, мне недосуг…». Сержант разочаровано поджал губы и, как бы напоминая «смотрящему», где тот только что был, и его спокойно отпус-кают, даже не двинув в зубы, - ткнул для памяти его дубинкой меж лопаток:
    - Давай, дуй отсюда, рвань! Пока хозяин добрый… - И сержант невольно отшатнулся, увидев в ответ зловещую улыбку зэка, повернувшего к нему го-лову. Тот заметил  его замешательство,  довольно хмыкнул и медленно по-шёл к выходу. Проклиная эту свою минутную слабость, сержант, сжав челю-сти, взмахнул дубинкой и… медленно её опустил, глядя с ненавистью в спи-ну уходящему заключённому. Вот тот открыл дверь, вышел на улицу – дверь захлопнулась, притянутая пружиной, - сержант всё так же смотрел уже на дверь, боясь признаться себе в том, что на миг испугался, встретив этот зло-вещий взгляд… 

                ГЛАВА   32
    Боль уже не была такой непереносимой. Хотя ощущение было таким, что его пропустили через жернова, которые затронули каждую клеточку его тела, таким болезненным было любое, даже самое слабое шевеление. Он открыл глаза и увидел над собой белую поверхность. «Что это?.. Где я?..  Он попы-тался повернуть голову, но резкая боль в голове, да такая, что потемнело в глазах, заставила его отказаться от этой попытки и застонать.
    Черноволосый мужчина в белом халате навис над его головой, удовлетво-рительно кивнул:
    - Ну, наконец-то… Я уже грешным делом подумал, что не придёшь в себя. Вижу, что ошибся…
    - Где… я? Что… со… мной? – чуть слышно прошелестело через распух-шие губы.
    - Коль интересуешься, значит, дела наши не совсем плохи. – Кивнул муж-чина, беря его руку за запястье. – В больнице ты, заключённый Ястребов. Лежи спокойно, я сейчас посчитаю твой пульс.
    Через короткое время он осторожно опустил его руку:
    - Сто шестнадцать ударов в минуту… - Констатировал он. – Вполне объяс-нимое повышение при таком состоянии организма.
    - Почему… я… здесь?.. – вновь послышалось с кровати.
    - Ты ничего не помнишь? – врач вновь нагнулся над ним и раздвинул веки над уцелевшим глазом – второй был не виден, закрытый лиловой опухолью.
    - Не… помню…
    - У тебя временная амнезия. Это бывает после физического воздействия. С этим глазом у тебя всё в порядке, хотя небольшое кровоизлияние имеет быть место.  Второй осмотрю, как только спадёт опухоль. Сейчас волью в тебя порцию глюкозы, чтобы поддержать твои силы. Затем – снотворное. Сейчас это просто необходимо: тебе нужно спать, как можно больше. Во сне орга-низм быстрее приходит в норму. Как сейчас себя чувствуешь? Болит?
    - Болит… но… терпимо…
   - Вот и славно… Значит постараемся обойтись без наркотиков. Но если ве-чером будет невмоготу – скажешь. К ночи боль может возрасти.  Но необяза-тельно…
    - Как… я… попал… сюда?.. – упрямо допытывался пациент. Врач только мотнул головой,  удивляясь его настойчивости.
    - Тебя принесли сюда двое конвойных. – Врач вспомнил, как те затащили обмякшее тело и попросту швырнули его на пол в коридоре с гоготом: «вот, мол, тебе кандидат в жмуры». Тут же объявился майор Грибов, с явной на-деждой, что тот не доживёт до утра. – Они объяснили, что ты у начальника оперчасти набросился на него, и они были вынуждены тебя слегка проучить за это. - «Слегка проучили, называется…Чуть не забили до смерти…». - На-чальник медслужбы вспомнил, с каким удовольствием сказал об этом сер-жант с грубой физиономией, прищурив маленькие глазки, обрамлённые бе-лёсыми ресницами.
    - Ничего… не… помню… - Вновь чуть слышно ответил Роман
.   - Со временем вспомнишь… Всё вспомнишь. – Убеждённо заявил врач.
    - Да… я… должен… вспомнить…  - Эхом откликнулся тот, чувствуя, как превозмогая ноющую во всём теле боль, волны накатывающего забытья  по-качивая, понесли его в неведомую даль. – Я… вспомню… - Уже для себя по-вторил он, то ли наяву, то ли проваливаясь в сон - снотворное делало своё… 
    … Ну, что, «Летун»? Оклемался? – посмотрел на него с необычной тепло-той «Седой».
     Роман слегка кивнул головой, отчего тупая боль обволокла её и он, не сдержавшись, чуть слышно простонал, что не осталось незамеченным  для
 «смотрящего».
    - Ты «котелком-то» не крути… Если что-то хочешь подтвердить – моргни глазом, если трудно говорить. Понял?  - и через мгновение «Седой» с удовле-творением заметил у него движение век. – Вот это другое дело… В основном буду говорить я, а ты слушай и мотай на ус. Так вот…Вчера я был у «кума». И в нашем с ним базаре я понял одно: этот поганый мусор из кожи вылезет, но сделает всё, чтобы скроить тебе деревянный бушлат. Понимаешь? Вот и хорошо… У него просто крыша поехала относительно тебя. Но чем это вы-звано – я в непонятках. Что ты отказался стать его стукачком – ещё не при-чина тебя мочить. Тут что-то другое… А что, я не могу понять. И этот бес-предельщик от своей бредовой идеи не откажется. Я же не смогу тебя защи-тить… В следующий раз тебя просто убьют. Ты меня понял?
    - Понял… - Прошептал тот. – И что… мне… делать? – обречённо спросил он.
    - Тебе нужно делать отсюда ноги. Если хочешь остаться в живых… - При-щурился «Седой», глядя на забинтованное лицо Романа. – Это единственный выход для тебя. Сечёшь масть?
    - Побег? Но… как? – растеряно произнёс тот, уже понимая, в каком тупике он оказался.
    Некоторое время «смотрящий» задумчиво смотрел на него – буря чувств одолевала его душу, несмотря на внешнее спокойствие. Спрашивается, како-го рожна ему вдруг стала небезразлична судьба этого совсем незнакомого человека? Кто он ему: сват, брат?.. Или был бы чем-то ему обязан… Или близкий из своего воровского сословия? Так нет же – ни то, ни другое, ни третье. «Стареешь, брат… Вот в чём дело. Сентиментальность начинает под-тачивать некогда гранитные устои моих принципов» . Чем-то этот парень на-помнил ему себя в те далёкие годы молодости. А принадлежность их к одной из романтичных профессий стала для него толчком к осознанию необходи-мости помочь ему. Этот человек не должен повторить его судьбу. В конце концов должен же бывший некогда лётчик, а ныне «смотрящий» лагеря, сде-лать доброе дело – помочь попавшему в этот страшный мир вернуться к нор-мальным людям. И он всё сделает для этого… Да и насолить этому выродку, майору, будет для него отменным кайфом.
    - А это уже не твоя забота. – Довольно резко ответил «Седой». - Для тебя сейчас главное – это  привести свой организм в рабочее состояние. Потребу-ется напряжение всех сил. Да и нельзя исключать наличие погони, если ре-шишься на побег.  Словом, всё нужно хорошенько продумать. Но это по-том… А сейчас выздоравливай… И вот ещё что… Станет тебе лучше, но ви-да не показывай. Пусть лепила и остальные видят, что выздоровление идёт медленно. Он сказал, что опасается за состояние твоих внутренних органов – не отбили ли их тебе. Так что ссылайся на боли в спине, утомляемость, пло-хое самочувствие. Я с ним побазарю на тот случай, что ты должен провести здесь максимум времени, чтобы окончательно выздороветь. Да и безопас-нее… Не станет же этот выродок сводить счёты с тобой в больничке…  - Он внимательно уставился на Романа:
    - Как тебе моё предложение? Согласен? – и заметив, что тот медлит с отве-том, добавил. – Подумай… Пока время терпит. Взвесь расклад… Прикинь, что к чему. Да и ещё… Тебе не западло, что тот, кто засунул тебя сюда, на шконку, сейчас наслаждается жизнью, а ты гниёшь в лагере? Должок не хо-чется вернуть? – заметив, как судорожно сжались кулаки Романа, он встал с табурета. – Не отвечай, всё хорошенько взвесь. Это твоя жизнь, и только ты должен ею распорядиться. Через неделю зайду к тебе…               
    - Что скажешь, лепила? – воззрился на врача «Седой». – Какие у тебя про-гнозы относительно Ястребова?
    Капитан Морозов хмыкнул: - Кстати, меня зовут Игнатом, гражданин за-ключенный. Или в вашей среде не принято обращаться по-человечески, а только кличками?
    - А ты, как я гляжу, ершистый мужик… - Миролюбиво ухмыльнулся «смотрящий». – Что ж, Игнат, так Игнат…Так как его дела с медицинской точки зрения?
   - Пока конкретного сказать ничего не могу. Слишком мало времени про-шло, как он пришёл в себя. Вот разве что через недельку… Глядишь, что-то и проявится. Я сейчас тоже в непонятках, как вы выражаетесь, относительно состояния  его внутренних органов. Кровь у него в моче. А это серьёзный симптом…
    - На то ты и лепила, чтобы привести его в нормальное состояние. – Без-апелляционно заявил «Седой». – Лечи! Для этого ты и учился…
    Капитан сердито посмотрел на него:
    - Лечи… - Передразнил он «Седого». – Чем? Здесь набор лекарств от про-стейших проблем, как понос, да запор. А кормёжка - сами знаете, какая… Абы ноги не протянуть.
    - Насчёт хавки можешь не беспокоится. Кое-что я подгоню, есть такая возможность. Что до остального… - Зэк развёл руками: - Извини… Это не в моих силах.
    Врач пожал плечами: - И на том спасибо. Ему просто необходимо кало-рийное питание. Иначе организм может не справиться с болячками, что на него свалились…
… Время тянулось медленно. По утрам врач осматривал его,  с удовлетворе-нием  замечая, что процесс выздоровления идёт нормально, хотя в обычной обстановке на воле он шёл бы быстрее. Сказывался недостаточный лагерный рацион питания при тяжёлом физическом труде на лесоповале. Не менее трудной была нагрузка на лесопилке, где приходилось накатывать штабеля из тяжеленных брёвен. За время нахождения в лагере Роман заметно поху-дел, что было совсем неудивительно при такой физической нагрузке. Да и нахождение в карцере не прибавило ему силы.
    Тем не менее он наслаждался этим вынужденным отдыхом. Боли в теле
стали тупыми, напоминая о себе только при резких изменениях  положения тела. Так же перестала досаждать боль в правой стороне груди, проявлялась она лишь при глубоком вдохе и осмотре, когда врач слегка надавливал на бок – сломанные рёбра тут же заявляли о себе тупой болью. Заметив, как болез-ненная гримаса искажает лицо больного, когда он прикасается к его боку, ка-питан стал более осторожным при осмотре. Да и «смотрящий» оказался не болтуном – на следующий день после своего посещения Романа прислал по-сыльного с мешком, в котором оказался набор из продуктов немыслимых здесь, в лагере. В нём оказалось солёное сало, брикет сливочного масла, де-сяток банок тушёнки и сгущённого молока. И что особенно поразило врача – несколько банок красной икры и крабов. Каким образом все эти вещи проса-чивались в зону лагеря, было для капитана Морозова тайной за семью печа-тями. С того самого дня и стал он подкармливать бывшего лётчика.
    Для Романа же нахождение в больничке стало своего рода переосмыслива-нием всего того, что с ним случилось за последний год. Он часами лежал на койке, уставившись неподвижным взором в потолок, и прокручивал в памяти все события, что произошли с ним за этот период. Как бы он поступил в тот или иной момент, доведись ему вернутся назад, какое бы принял решение с учётом той или иной ситуации – все эти мысли крутились у него в голове. И особенно одна постоянно давала о себе знать – та,  на которой заострил вни-мание «Седой» - мысль о мщение тому, кто быль виноват в его нынешнем положении. Майор Дроздов, начальник первого отдела авиаполка, который, пользуясь своей безнаказанностью, довёл его любимого человека – жену Свету - до самоубийства. «А ты, дружок, похоже, забыл об этом…  - Попенял он себе. – Этот подонок  будет жить в своё удовольствие, и ты с этим сми-ришься? – Он чуть не захлебнулся от чувства ненависти, которое вдруг ко-мом забила ему горло, заставив вспомнить все подробности гибели жены.- И не будет мне покоя на этом свете, пока эта мразь ходит по этой земле, дышит этим же воздухом. Зло должно быть наказано… А это значит, что мне нужно выйти на свободу, и я пойду на всё ради этого. Значит, побег…». Приняв это решение, он сразу успокоился. 
    …- Вижу, что здравый рассудок взял верх над твоими сомнениями –  Кон-статировал «Седой»,  услышав о согласии Романа на побег. Он откинулся на спинку стула, внимательно ощупал цепким взглядом его лицо, освобождён-ное накануне от бинтов. Не совсем ещё спала опухоль вокруг глаза, отсвечи-вая лилово-зелёным пятном, багровый шрам корочкой тянулся по правой ще-ке,  пересекал лоб, змейкой теряясь среди густых  волос.
    - Да-а-а… - Протянул «смотрящий», встретившись взглядом с Романом. – Изрядно потрудился над тобой «кум» со своими держимордами. Теперь на тебе остались особые отметены от его «благосклонности» на всю жизнь. Перхоть шелудивая… беспредельщики… кол им в горло! – опущенный глаз его нервно задёргался. Он провёл ладонью по лицу, словно смахивая с него
паутину, и Роман заметил, как его взгляд снова стал суровым.
    - Как ты себя сейчас чувствуешь?
    - Уже лучше… - Ответил тот. – Острых болей нет. Потихоньку начинаю вставать.
    - Это неплохо. Через пару-тройку недель ты должен быть в хорошей норме  К тому времени подготовку я закончу.
    - Что потребуется от меня в это время?
    - От тебя требуется одно, – я только что сказал - быть полностью готовым к рывку из зоны. Физически… - Уточнил «Седой».
    - Как это всё будет выглядеть? – Роман нетерпеливым взглядом уставился на него.
    - Всему своё время. – Уклончиво ответит тот. – Все подробности узнаешь перед тем, как делать отсюда ноги. Вот ещё что… - Он наклонился к нему: - Там, за стеной, в другой палате, двое доходяг лежат. Думаю, что ты теперь - коль на ноги начинаешь вставать, - будешь с ними базарить. Смотри, не про-говорись о наших планах. – Он зловеще прищурился, и Роман вновь поразил-ся этакой метаморфозе: как бы слетела маска нормального человека, и вновь перед ним предстал злобный рецидивист и могущественный «смотрящий» лагерной зоны.
    - Об этом можешь не говорить… - Вроде бы обижено заявил он. – Я, как-никак, бывшей офицер и знаю, о чём можно вести базар с другими, а о чём нельзя.
    - Я тебя предупредил… - Пожал плечами «Седой» и поднялся со стула. – Ладно, давай краба. – Он пожал протянутую руку и пошёл к двери. Взялся за ручку и услышал странный вопрос, резко остановился, повернулся и на-ткнулся на вопросительный взгляд Романа.
    - «Седой»….  Почему ты за меня здесь мазу держишь? – спросил тот, уже не замечая, что в его лексиконе появились слова воровского жаргона.
    «Смотрящий» некоторое время молча смотрел на неподвижное тело на кровати. Крутанул головой, как бы удивляясь вопросу: - А что сам думаешь?
    - Да я в непонятках нахожусь… Потому и интересуюсь. От меня тебе ни-какого навару… Только разные хлопоты.
    - Считай, что я занимаюсь благотворительностью… Устраивает? – «Се-дой» криво ухмыльнулся, отчего уголок рта пополз к опущенному веку глаза, и, не дожидаясь ответа, шагнул за порог палаты.
    Роман вновь уставился в потолок. Какая-то маленькая чёрненькая точка медленно ползла по нему, направляясь в сторону окна. «Наверное, мушка тя-нется к свету, на волю… - мелькнула у него в голове. – Всякой твари хочется свободы. Что тогда говорить о человеке…». Эта простая мысль вдруг таким набатом зазвучала внутри его, что ему захотелось одного: как можно скорее наступил тот час, когда он покинет это проклятое место. Да и стоило опа-саться внимания со стороны «кума», который вряд ли оставит его в покое со своей маниакальной идеей сделать из него «стукача».
    Майору Грибову сейчас было не до него. Комендант лагеря, этот плеши-
вый полкан, как отзывался о нём начальник оперотдела лагеря, вчера на ле-тучке сообщил, что комиссия из Москвы прибыла в краевой центр. И что че-рез пару недель должна будет заявиться к ним с проверкой, учитывая, что ла-герь является самым отдалённым. А посему необходимо навести должный порядок на всей территории и в документации. Особенно это касается адми-нистративного отдела лагеря, и в первую очередь майора Грибова.  При этих словах полковник выразительно глянул на него, призрачно намекнув, что по результатам проверки будут сделаны оргвыводы и если комиссия выявит серьёзные упущения в работе, то офицеры, ответственные за определённые участки, понесут заслуженные наказания. К примеру: понижение в должно-сти и звании, а так же перевод в места не столь отдалённые. Кто-то из офице-ров шёпотом недоумённо при этом заметил, что куда уж отдалённее может быть в сравнении с их лагерем. Полковник обладал отменным слухом и, ус-лышав это, заявил, что ещё дальше есть Сахалин. При необходимости не нужно забывать, что система располагает такими заведениями ещё и на Ко-лыме. А у представителей этой московской комиссии очень широкие полно-мочия, поэтому рассчитывать на какие-то послабления с их стороны просто не стоит. Подавленные такими перспективами офицеры разошлись по своим рабочим местам.
    Напомнил «куму» об этом проклятом Ястребове вновь телефонный звонок от бывшего сокурсника. Тот сходу  поинтересовался о нем, по-прежнему, мол, топчет землю эта сволочь, бывший лётчик. Или душа его мечется в не-бесных сферах в поисках своего места, наигранно хохотнул в трубку майор Дроздов.
    - Живучим оказался этот урод…- Досадливо заметил в трубку Грибов. – После этой моей профилактике я рассчитывал, что он непременно копыта от-бросит. Не получилось…
    - А я-то думал, что больше не услышу о нём, как о живом. – Недовольно протянул тот. – Разочаровал ты меня, Серёга, крепко разочаровал…
    Грибов недовольно засопел. «Можно подумать, что этот хрен с горы – мой однокашник – попросил меня о каком-то пустячке. Он думает, что в лагере замочить кого-нибудь – раз плюнуть. Тебя бы сюда, в мою шкуру, сучонок… Посмотрел бы я, как ты сам тут такие бы дела смог проворачивать. Со сторо-ны любой горазд строить из себя умника». Он было, тут же решил выложить ему свои мысли вслух, да во время прикусил язык, вспомнив, что от содейст-вия того зависит в какой-то мере его будущее, майора Грибова.
    - Дело это довольно сложное, как ты понимаешь, Витёк. – Заюлил он. - Со своей стороны я предпринимаю все возможности. – И он рассказал ему о по-пытке разобраться с Ястребовым руками бандеровцев и чем это кончилось.
    Некоторое время в трубке было тихо, видимо, его однокашник перевари-вал услышанное. Потом тот негромко кашлянул, прочистил горло и разра-зился нервным смешком:
    - Везучий оказался, гад, как я посмотрю… Ну, ты, Серёга, справишься. Я уверен в этом. И потом, не забывай о нашем уговоре – твоё будущее в твоих руках. – Он вновь хохотнул и положил трубку.
    Грибов услышал короткие гудки, отставил трубку от уха, недовольно по-смотрел на неё. Резко кинул на аппарат. «Зараза… Обязательно надо ткнуть носом в дерьмо. Как ты был, Витёк, сволочью – им и остался…». – Злобно помянул он Дроздова. И тут же забыл о нём, вспомнив о комиссии. Взгро-моздил на стол папки с документацией, скривившись от мысли, что впереди предстоит многочасовая возня с этими документами, да ещё и то, что придёт-ся кое-что в них подчищать, приводя в надлежащий порядок – он хорошо помнил наставления и обещания коменданта лагеря о последствиях выводов комиссии. И с отвращением открыл первую папку… 

   

                ГЛАВА   33
    Председатель комиссии в первую очередь потребовал личные дела всех за-ключённых, что отбывали срок по знаменитой 58-ой статье, или так называе-мые КаэРы. Освобождённый и реабилитированный сам два года назад из ко-лымского лагеря, просидевший семь лет, он отлично знал, что это такое – со-ветский лагерь системы ГУЛАГ. В своё время на себе прочувствовал все «прелести» лагерной жизни.  Поэтому он и двое членов комиссии основа-тельно и дотошно разбирались с делами местных заключённых. Это был пер-вый этап их деятельности здесь. Затем они по очереди вызывали этих людей и внимательно расспрашивали обо всех деталях их дела: мотивы ареста, до-казательства их вины, кто судил: суд или знаменитая «тройка», срок, условия содержания в лагере, отношение администрации к заключённым, бытовые условия. Словом всё, что составляло во всех деталях жизнь и судьбу  этих людей. После этой работы, а у комиссии ушло на это больше недели, они пошли по баракам, посетили промзону, осмотрели подсобные помещения, в том числе и лагерную больницу.
    Роман лежал на койке, когда в палату вошло несколько человек. Среди них находился и врач, капитан Морозов. Больше никого из лагерной администра-ции не было. Он приподнялся и сел. Повязку с головы врач снял несколько дней назад и вид у него был вполне нормальным, если не считать струпья на щеке, лбу и губах. Да синяки на руках приняли зеленоватый оттенок.
    Высокий мужчина с совершенно седой головой внимательным взглядом посмотрел на сидевшего заключённого:
    - Я председатель инспекционной комиссии из Москвы. Зовут меня Пётр Анисимович. Фамилия - Быстров. Это мои коллеги. Кто вы и почему находи-тесь здесь? Можете не вставать. – Заявил он, заметив, что тот, было, сделал попытку подняться с койки. Роман не колебался, он сразу же решил сказать о себе всё, в первую очередь о том, как попал на больничную койку. Месть майора Грибова он уже не брал в расчёт. «Пока он не станет какое-то время сводить со мной счёты. А там, глядишь, сделаю отсюда ноги, как говорят мои соседи».
    - Заключённый Ястребов Роман Демидович. Статья восемнадцатая прим… Пять лет лагерей… - Выдавил он из себя, глядя на седого мужчину.
    Тот вопросительно посмотрел на своего коллегу в очках, которые непо-нятным образом висели на конце его курносого носа:
    - Что это за статья такая, Иван Сидорович?
    Курносый указательным пальцем водрузил свои окуляры на переносицу, серые глаза прищурились: - Так это статья Дисциплинарного устава Воору-жённых Сил, Пётр Анисимович. – Авторитетно заявил он и поинтересовался у Романа.
    - Так вы, уважаемый, бывший военный?
    - Так точно. Бывший капитан авиации ПВО страны. Пилот в прошлом…
    Удивлённый председатель комиссии качнул головой: - Каких только лю-дей не встретишь в наших лагерях. Теперь вот ещё и лётчик…  - Он вновь обратился к очкарику:
    - Простите мою юридическую безграмотность, коллега… Эта статья… Она что, уголовная?
    Юрист чуть заметно улыбнулся на его признание: - Да, Пётр Анисимович, уголовная.
    - Ясно… - Заметил седой. Он нахмурился, словно этот заключенный, быв-ший лётчик, в чём-то его обманул. Это не укрылось от внимания Романа. «Конечно, для него я обыкновенный уголовник. Да и с чего бы он заинтере-совался мной…».
    Но тот внезапно спохватился и, по-птичьи склонив голову вбок, присталь-но посмотрел на сидевшего больного:
    - Послушайте,  Ястребов… Так что же с вами случилось? Отчего вы попа-ли в больницу?
    Роман спокойно встретил его взгляд:
    - После разговора в кабинете майора Грибова. Это последствие моего отка-за стать его «стукачом», гражданин начальник. Очнулся я уже здесь.
    - На третьи сутки. – Подтвердил капитан Морозов, обиняком стоявший по-зади.
    У Быстрова после его слов заходили желваки на скулах, он боднул головой воздух:
    - Ничего не меняется в этой системе. Ровным счётом ничего… Как творили беззаконие работники лагерной администрации, так и продолжают. Сейчас на дворе не 37-ой и не 49-ый годы… Такие факты расправы над заключён-ными мы отметим в заключительном акте проверки этого лагеря. Виновные понесут наказание, это я вам обещаю. Да-да, будет именно так, - вновь по-вторил он, заметив в глазах заключённого, как ему показалось, недоверчивую усмешку. - А вам, Ястребов, желаю скорее поправиться.
    Кивнув ему, председатель комиссии повернулся к Морозову:
    - В больнице есть ещё кто-то?
    - Да, ещё двое заключённых в соседней палате.
    - Что ж, идёмте к ним. – И быстрым шагом направился к двери, слегка припадая на левую ногу – память о годах, проведённых в колымском лаге-ре…
    …Грибов презрительно посмотрел на сидящего напротив его зэка. Тще-душный мужичонка, поблёскивая хитренькими глазками на морщинистом лице, преданно глядел на майора, теребя заскорузлыми пальцами суконную кепку.
    - Ну и что ты,  «Крот», мне хочешь срочно сообщить?
    Тот нервно оглянулся на дверь, словно опасаясь, что кто-то может под-слушать, затем почти шёпотом доверительно проронил:
    - Так, это… гражданин начальник… Из зоны намечается скачок. – Зэк при-стально смотрел на «кума», ожидая, как тот среагирует на такую информа-цию. Ибо рассчитывал на неплохое вознаграждение за такую новость.
    Майор насторожился, сообщение действительно было из ряда вон выхо-дящим, но внешне не выдал своего ликования. «Вот наконец-то стоящая ин-формация… Коль намечается побег, то за этим стоит «смотрящий». Тут, как говорится, и к бабке не ходи…». Он, как бы с изрядной долей скептицизма, воткнулся  недоверчивым взглядом в лицо зэка.
    - Чего!? Скачок из зоны? – недоверчивость сменилась у него злобной ус-мешкой. – Ты чего мне тут горбатого лепишь? – заорал Грибов, приподнима-ясь в кресле. - Какой скачок? Последний раз попытались сбежать отсюда в сорок третьем! И что? В десяти километрах нагнали и всех покрошили в ка-пусту из автоматов. С тех пор никто больше и не пытался. Понял?
    Майор ухмыльнулся, глядя, как зэк от его рыка невольно втянул голову в узкие плечи и сморщился, отчего лицо и впрямь стало походить на печёное яблоко. Но желание что-то поиметь для себя пересилило страх, и он заиски-вающе сказал, опасливо смотря на нависшего над столом, словно коршуна, «кума»:
    - Гражданин начальник! Я не вру - всё правда. Век свободы не видать! – в подтверждении своих слов «Крот» щёлкнул ногтём по зубам и провёл боль-шим пальцем по шее – знак правдивости своих слов.
    Остыв, Грибов, опустился в кресло, всё ещё недоверчиво смотря на зэка. Свой импровизированный мини-спектакль он сыграл, полагая, что теперь-то тот выложит ему всё, что знает.
    - Ну и что тебе сорока принесла на хвосте? – насмешливо спросил он.
    - И не сорока… - Обидчиво сказал «Крот». – Я случайно услышал, как  один из корефанов хвастался, что через месяц будет кайф ловить на свободе. А самому ещё пятерик здесь чалиться. Стало быть, идёт своей дорогой на во-лю.
    Майор побарабанил пальцами по столу, переваривая услышанное. Конеч-
но, информация сырая, расплывчатая. Но что-то в этом есть… На пустом месте такие вещи не рождаются. И он вроде бы равнодушно спросил:
    - Ну и что за корефан базарил про кайф на свободе?
    Глазки «Крота» заблестели, он плотоядно облизнулся:
    - А что насчёт награды, начальник?
    Тот некоторое время молча разглядывал заключённого, вроде бы раздумы-вая, как поступить, отчего «Крот» нервно задёргал ноздрями приплюснутого носа, коря себя за то, что пришёл сюда. Но старая пагубная привычка вновь испытать блаженное чувство, на короткое время забыть о своём скотском существовании заставляла идти на всё, лишь бы заполучить заветный паке-тик с дурью. 
    - Ладно… Я сегодня добрый. – Майор встал, открыл сейф, из-за кучи па-пок достал небольшой конверт с анашой, вновь щёлкнул замком. Сел за стол, накрыл ладонью вожделенную приманку, при виде которой зэк сглотнул слюну, не сводя глаз с ладони «кума».
    - Имя? – словно удар хлыста резанул слух «Крота».
    - «Узда»… - Проблеял  тот и  заворожено  привстал со стула,  глядя, как ладонь майора ползёт по столу в его сторону…
    … «Значит, «Узда»…  Грибов открыл папку. – Ну и рожа … Итак…Скориков Виктор Евсеевич… родился… учился…- Бормотал он, лис-тая страницы дела заключённого. – Малолетка… второй срок. Так-так… - Он удовлетворённо присвистнул. – Опаньки…  Вот на этом можно сыграть…  Приговор… статья… Двенадцать лет за изнасилование и убийство несовер-шеннолетней девочки. – Грибов потёр руки. – И никуда ты не денешься, «Узда»… Нужно с тобой познакомиться поближе. И как можно скорее…
    Майор снял трубку телефона:
    - Дежурный! – рявкнул он. – Майор Грибов! Срочно доставить в мой каби-нет заключённого № 215 Скорикова из шестого барака. Когда? – начальник оперчасти глянул на часы: - К восемнадцати ноль-ноль. – Он положил трубку и уставился на фото зэка. – Ну и рожа… - С каким-то наслаждением повто-рил он. – С такой рожей только и подкарауливать жертву в тёмном переул-ке…
    Черноволосый авторитет насторожено смотрел на майора, гадая про себя, зачем это он вдруг понадобился всесильному начальнику оперчасти лагеря. Тот же что-то читал, не обращая на него внимания. Так прошло не менее чет-верти часа. Вот Грибов перелистнул, видимо, последнюю страницу, поднял голову и улыбнулся. От этой улыбки заключённому стало почему-то не по себе, и он невольно заёрзал на табурете.
    Начальник оперчасти, не отрывая взгляда от него, аккуратно захлопнул папку и откинулся к спинке кресла. Нащупал коробку папирос, вытащил од-ну и крутанул колёсико зажигалки. Оба заворожено смотрели на язычок пла-мени: майор – прищурив глаза, зэка – напряжённо наморщив лоб, чувствуя,
 что ничего хорошего для себя от этого вызова нечего ему ждать. Отчего
внутри противно захолодело, он нервно сглотнул слюну.
    - Кури, Виктор Евсеевич… - Грибов пододвинул коробку папирос к нему. Тот непослушными руками взял папиросу, наклонился к зажигалке. Затянул-ся, не почувствовав вкуса табака, хотя папиросы «Казбек» всегда были у него  в приоритете.
    - Ну, что, Виктор Евсеевич? Говоришь, что скоро будешь кайфовать на свободе? - насмешливо поинтересовался майор. «Узда» от неожиданности поперхнулся, судорожно закашлялся. В голове молотом застучало одна мысль – как «куму» стало известно о побеге. И какая гнида продала его… Увидев реакцию на его слова, майор удостоверился, что «Крот» не соврал – в лагере готовится побег.
    - О чём вы, гражданин начальник? Какой кайф? – вымученно скривился зэка. – Мне ещё здесь пятерик чалиться.
    - Ну-ну… Ты меня за дурачка не держи, «Узда». Я знаю, что ты намылился свалить отсюда раньше времени. Так вот… Давай будем играть в открытую. Ты мне скажешь, кто готовит побег. Сколько вас попытается уйти. Как и ко-гда. – Отрывисто и жёстко говорил майор так, словно заколачивал гвозди в гроб, в котором видел себя «Узда».
    - Что вы, гражданин начальник! – заюлил тот. – И в мыслях не было… Да и как отсюда можно уйти? Разве что улететь… Так у меня крыльев нет. – Ав-торитет ухмыльнулся, позволив себе пошутить. «Какая сука меня продала?.. – в то же время лихорадочно думал он. – Узнаю… на куски порву гниду…».            
    Майор задумчиво смотрел на авторитета. «Давай, дурик, думай, что мо-жешь меня обвести вокруг пальца. Сейчас ты запоёшь по-другому…». Он вновь щёлкнул зажигалкой, посмотрел на оранжевой язычок, захлопнул крышку.
    - Значит, не хочешь по хорошему, «Узда»… - Грибов кинул зажигалку на стол. Заключённый от неожиданно резкого стука чуть не подпрыгнул на мес-те. – И нервы у тебя ни к чёрту. А скажи-ка мне, как это тебе удалось сохра-нить здесь в тайне, за что ты мотаешь срок? А, «Узда»? Ты знаешь, что будет с тобой, если на зоне узнают, что ты сделал с той маленькой девочкой?  - майор сузив глаза, наблюдал, как отхлынула кровь от лица авторитета, черты заострились и тот стал похож на покойника. Только  его глаза говорили, что кровь ещё струится по  его жилам,  да руки то сжимались в кулаки, то раз-жимались.
    - Так что в твоих интересах всё мне рассказать. - Грибов видел, что проис-ходит с авторитетом. Он отлично знал, что жестокие и подлые преступники по сути своей трусы и стоит слегка надавить на такого, как тот долго сопро-тивляться не будет. Этот постулат майор знал не понаслышке, ибо сам был из таковых. – И ты мне сейчас всё расскажешь. Иначе… Ты отлично знаешь, чем для тебя всё закончится. – Начальник оперчасти вновь повторил свой ар-гумент. – Давай, излагай…
     «Узда» вновь судорожно сглотнул слюну, заёрзал на табурете. Западня за-
хлопнулась, выхода из неё не было. Вернее, он был. А это значило рассказать этому мусору, этому сучаре всё о побеге. Всё то, что он знал, во что был по-свящён. «Дёрнуло же меня за язык как-то за кружкой чифиря на сходке у смотрящего заявить о своём желание свалить из зоны.  Что мне западло ещё пятерик мять местную шконку. Ну, вякнул и забыл. А «Седой» запомнил и как-то намекнул, что есть возможность оказаться на свободе. Что помнит мой базар…».
     Майор, ехидно ухмыляясь, наблюдал за гаммой чувств, что менялись на физии авторитета, словно картинки в калейдоскопе. Злобой вспыхивали глу-боко спрятанные тёмные глаза на рябом лице, злоба сменялась растерянно-стью… Растерянностью оттого, что деваться некуда и придётся посвятить «кума» о побеге. Растерянность уступала место досаде на себя, за свой длин-ный язык. Всё это сдабривалось налётом простейшего страха. Страх въедли-во вполз под шкуру, холодком угнездился на спине, проявился испариной на лбу и щеках, каплей висел на крючковатом носе. Мысль о том, что «Седой» узнает о его предательстве, сверлило мозг – он отлично знал, что с ним бу-дет. С другой стороны, не расскажи этой сучаре о побеге, последует расправа со стороны братвы, когда до них дойдёт слух о его приговоре. А уж «кум» постарается, чтобы местное воровское сообщество узнало о его прошлом как можно быстрее. Это будет ещё пострашнее… Куда не кинь – всюду клин… Вот только сейчас дошла до него эта мудрость. Он смахнул каплю с носа, не-произвольно, с мимолётной ненавистью, глянул на майора, который продол-жал наблюдать за ним с иезуитской усмешкой. Взяв себя в руки, ненависть тут же спрятал под растерянной кривой ухмылкой, «мол, что делать, твоя взяла…».
    «Клиент созрел…», - с удовлетворением отметил для себя майор. Он по-нимал, какая борьба шла в душе авторитете, и не сомневался, что тот выберет для себя вариант, на который рассчитывал начальник оперчасти. И не ошиб-ся.
    - Ну, что, «Узда»? Будешь колоться? Или мне вызвать конвой? – вальяжно раскинувшись в кресле, спросил «кум».
    Тот облизнул пересохшие губы:
    - Давай, банкуй, гражданин начальник. У меня нынче перебор. Только сна-чала дай воды, а то в глотке пересохло…
    Злорадно ухмыльнувшись, майор налил из графина воды, пододвинул ста-кан к зэку. Клешнистой рукой, синей от наколок, тот схватил его с такой си-лой, представив себе на миг, что это горло «кума». Сжал - стакан не выдер-жал, лопнул. Осколки со звоном посыпались на пол.  «Узда» недоумённо по-смотрел на окровавленную руку, перевёл растерянный взгляд на майора.
    Тот стёр ухмылку с лица, рука нырнула в ящик стола, нащупав ребристую рукоять пистолета. И тут же успокоился.
    - Экий ты, брат, неуклюжий… Зачем же посуду ломать?
     - Прощение просим, гражданин начальник… Не знаю, что это на меня на-
шло… - Раскаянно произнёс авторитет, лизнув порез на руке.
    -  Ладно, замяли… Только стакана у меня больше нет. Потерпишь до бара-ка.  А теперь давай всё по порядку.
    «Узда» пожал плечами: - Особо рассказывать нечего. Как-то сдуру я бряк-нул, что всё бы отдал, чтобы свалить отсюда, а «смотрящий» запомнил. И вот недавно припомнил мне мой базар, предложив сбежать.
    - Что? Так просто и сказал?
    - Да, так и сказал… Мол, есть задумка кое-кому покинуть лагерь.
    - То есть ты должен будешь уйти отсюда не один, а с кем-то? Я правильно тебя понял?
    - Так оно и есть, гражданин начальник. – После этого первого признания «Узда» успокоился, до него дошло, что теперь назад дороги нет.
    - Та-а-а-к… - Протянул «кум», барабаня пальцами по столу. – И сколько же вас должно уйти?
    - Трое… Насколько я понял, побег «смотрящий» затеял из-за одного зэка, которому срочно нужно делать отсюда ноги.
    - И кто же это? – «кум» впился взглядом в рябое лицо авторитета.
    - Есть такой «мужик»… Из бывших лётчиков… У него и погоняло – «Ле-тун». - Ухмыльнулся «Узда».
    Майор откинулся на спинку кресла, удивлённо присвистнул:
    - Так вот оно что…  - И тут же  наклонился к столу. – А что это «Седой» так хлопочет об этом «Летуне», а? Он что? Сват ему или брат?
    Авторитет наморщил узкий лоб: - Не знаю, я с ним корянку не ломал. Мы, честные бродяги, все в непонятках насчёт мазы, что держит «Седой» насчёт этого «мужика». – Он пожал мощными плечами.
    - Так-так-так… – «Кум» вновь забарабанил по столу. – Значит, «Летун»… А третий кто?
    - Один мудозвон… Так, шелупонь из местных… Корову колхозную прире-зал, вот десятерик и схлопотал. Хорошо знает эти края, оттого «Седой» и по-догнал его в компашку.
    - Когда и как должно всё произойти?
    «Узда» вновь пожал плечами: - А вот это я не знаю… - И, заметив, что «кум» смотрит на него, недоверчиво прищурившись, воскликнул:
    - Бля буду, в непонятках! Когда я спросил «Седого», тот ответил, что узна-ем в своё время. Только обмолвился, что всё будет зависеть от «Летуна». Ко-гда тот выйдет из больнички. – И ухмыльнулся, глядя на кума:
    - Славно вы его отмудохали, что он до сих пор не может оклематься.
    - Наука другим, как себя вести с представителем администрации! – гневно раздул ноздри майор. – Со мной нужно соглашаться! Иначе дорога в боль-ничку – это в лучшем случае. А то и деревянный бушлат можно накинуть. На местном погосте всегда найдётся ямка два на полтора. – Зловеще напомнил он, злобно оскалившись, отчего «Узда» невольно содрогнулся, представив на
миг, что могло случиться с ним, вздумай он пойти в отрицаловку с этим ду-
боломом.
    - Значит так, «Узда»… Как только узнаешь, что планирует «Седой» - ма-хом сообщишь мне. Понял? – «кум» пронзительным взглядом, казалось, «проткнул» авторитета.
    - А если я просто не смогу сообщить?
    - То есть как это не сможешь?
    - «Седой» может позвать перед скачком. У меня не будет возможности предупредить. – Упрямо стоял на своём авторитет.
    «Кум» невольно задумался. «А этот урод прав. Смотрящий может всё про-вернуть внезапно… Может случится так, что «Узда» не сможет меня преду-предить. Придётся играть с ним в открытую… Иначе весь мой план насчёт «Летуна» пойдёт прахом. И место в краевом управлении мне не видать, как своих ушей…». Он внимательно посмотрел на зэка, явно прикидывая за и против, следует довериться ему или нет. «Главное, чтобы он сделал то, что ему надлежит сделать. Если не выяснится время побега раньше и «Летуна» не удастся пристрелить при попытке бегства, то остаётся последний вариант. Риск есть, но нужно загнать этого урода в угол так, чтобы даже там, на сво-боде, он чувствовал в себе страх перед грядущем. Сейчас я и займусь этим».
    - Слушай меня внимательно, «Узда». Не исключено, что ты не сможешь мне сообщить о времени и способе побега. В таком случае тебе остаётся одно – при удобном для тебя случае, там, на свободе, замочить «Летуна». Да-да! Ты не ослышался. Именно замочить…  -
    Майор насмешливо смотрел на удивлённого авторитета. – Думаю, что для тебя это не составит труда. Верно? Я смотрел твоё дело: вторая ходка-то с мокрухой. Ты же тогда с подельником  двоих замочил. Каким образом тебе удалось  вывернуться  и мокруху свалить на другана своего – меня не инте-ресует. Главное – разберись с «Летуном». Понял?
    - Да понял я, начальник. Я, смотрю, этот «Летун» так тебя достал, что ты готов его отпустить из крытки, лишь бы накинуть на него деревянный буш-лат. «Свалю отсюда – меня ты только и видел, сучара позорный. А уж мочить мне «Летуна», или не мочить – мне решать…». - Подумал он и вздрогнул, услышав от «кума», как будто тот подслушал его мысли:
    - Не вздумай со мной хитрить. Мол, свалю отсюда, а там посмотрим. – Майор покачал головой. – Не выйдет, «Узда». Такие, как ты, долго на воле не гуляют. Всё равно попадёшь в нашу систему, рано или поздно. А я буду от-слеживать… И как только выяснится, что ты снова у нас – тебе припомнится всё сполна. Ты меня понял?
    - Чего уж тут не понять. – Буркнул раздосадованный авторитет, удивлён-ный проницательностью майора. – У меня и в мыслях не было кинуть тебя, начальник.
    - Вот и хорошо, что ты это понимаешь. А коль выполнишь, то от этого по-имеешь кой от кого благодарность немалую.
    - О чём это ты, начальник? – удивлённо воззрился на него авторитет.
    - Слушай меня внимательно. В любом случае ты мимо краевого центра не пройдёшь. Там позвонишь по телефону - номер я тебе скажу - и сообщишь этому человеку, что ты от меня. Договоришься о встрече с ним. Будь уверен - твоё сообщение, что «Летуна» заделали, он встретит с восторгом. В благо-дарность поможет тебе с ксивой и подгонит мазуты на первое время.
    - Так это канает! – воскликнул, прибодрившись, зэк. – Давай, начальник, телефон.
    Майор написал несколько цифр на бумажке, протянул «Узде». Тот прочи-тал, и  хотел сунуть записку в карман, но возглас «кума» - э-э! – остановил его.
    - Давай записку сюда! – майор забрал бумажку. – Ну-ка, скажи номер! – и когда авторитет без ошибки повторил пару раз шесть цифр, удовлетворённо хмыкнул, и щёлкнул зажигалкой. Смотря, как скручивается и превращается в пепел клочок бумаги, «кум» поднял палец и назидательно изрёк:
    - Вот так же и должен исчезнуть «Летун» из этой жизни. Ты меня понял, «Узда»? И не забудь номер телефона – от этого зависит многое для тебя.
    - Будь спок, начальник! Считай, что «Летун» дал дуба. А телефон у меня здесь, - он постучал по своей кудлатой голове…
    Майор посмотрел вслед вышедшему из кабинета зэку. «Значит, смотрящий решил помочь этой суке - бывшему офицеришке, - сбежать. – Он сжал кула-ки, зло сузил глаза, нелепо дернул головой. – Думаешь, если свалишь отсюда, то уцелеешь? Как бы ни так…Моя карающая рука тебя везде достанет, не будь я майором Грибовым. Смерть идёт по твоим пятам, капитанчишка. – «Кум» самодовольно усмехнулся, глаза его переместились на телефонный аппарат. Он снял трубку, набрал номер санчасти.
    - Привет эскулапам! – небрежно он бросил в трубку. – Ты ещё у себя? Сейчас могу подойти?
    Видимо, капитан Морозов был не очень расположен к разговору с началь-ником оперотдела зоны. Отвечал сухо и коротко.
    - Почему звоню? – ухмылка сползла с лица майора, он вспомнил о непри-ятной процедуре, что предстояла ему у врача. – Так сегодня же среда. Ты что забыл, что я твой пациент?
    - Тогда поторопись… У меня мало времени… - Прозвучало в трубке и ме-дик отключился.
    «Ишь, сука, - майор злобно и грязно выругался. – Что он себе позволяет, спрашивается? Кто он такой? Всего-навсего заштатный лекаришка в лагере, а мнит себя Пироговым, не иначе. Ничего-ничего… Вылечусь и напомню тебе, кто есть кто… Совсем страх потерял, гнида клистирная.
    Матерясь, он вышел в коридор и так  зыркнул на вскочившего со стула де-журного сержанта, что тот невольно отшатнулся при виде перекошенного злобой лица майора.
    В санитарном блоке светилось лишь окно начальника медсанслужбы.. Майор, не стучась, дёрнул ручку. Ибо считал, что здесь, в лагере, он имеет право входить куда угодно, не спрашивая разрешения. Даже в кабинет пол-ковника - коменданта лагеря.
    Что-то писавший в журнале капитан Морозов поднял голову.
    - А-а, это ты… - Бесцветным голосом проронил он. – Заходи за ширму и снимай штаны.
    Грибов скривился а предчувствии неприятной процедуры. Он шагнул за перегородку и покорно принялся расстёгивать пуговицы на галифе. Сзади металлически забрякало.
    - Готов? – майор повернулся – врач поставил кюветку с какими-то блестя-щими  инструментами и наполненным шприцом на тумбочку. – Как чувству-ет себя твой «агрегат»? Жжение присутствует? Гнойные выделения?
    - Есть такое по утрам… - Хрипло проблеял уязвлённый своей беспомощ-ностью со спущенными штанами всесильный начальник оперативного отде-ла, враз утративший при этом высокомерие и гонор. – Жгёт огнём при малой нужде…
    - А что ты хотел, майор? Нечего было совать «агрегат»  в какие-то там дырки. Ещё легко отделался. Мог наварить кое-что похлеще...  Давай, пово-рачивайся! Будет больно, так что терпи, сластолюбец… - Издевательским, как показалось майору, тоном произнёс врач, протирая спиртом место для укола.
    Злобно сопя и чуть не скуля от острой боли в пятой точке, Грибов повер-нулся к врачу, закрыл глаза и судорожно сжал челюсти, зная, что дальше бу-дет ещё хуже. Когда всё закончилось и врач ушел, он вытер липкий от пота лоб ватой, забросил мокрый кусок в ведро и стал застёгивать галифе.
    - Хлипкий ты насчёт боли, майор. – Заметил ему Морозов, когда он вышел из-за ширмы. – Эта черта характерна людям с садистскими наклонностями, между прочим. То есть теми, кто наслаждается мучениями других.
    - Что ты хочешь этим сказать? Что я садист, по-твоему? – недовольно по-смотрел на него Грибов. «Ещё и издевается, сука… Ничего, потом я тебе всё припомню».
    - Это не я придумал. – Врач сунул папиросу в зубы и чиркнул спичкой. – Это вывел в своё время знаменитый Фрейд. – Он пододвинул коробку к Гри-бову. – Кури…
    - Не хочу… Лучше налей спирту. Жгёт, невмоготу…
    Морозов посмотрел на посеревшее лицо майора: Молча достал из тумбоч-ки стола пузырёк,  налил в мензурку, протянул ему через стол. Тот выдохнул воздух, одним глотком опрокинул в себя огненную жидкость и, выпучив гла-за, зашарил по столу в поисках стакана с водой. Усмехнувшись, врач сунул его ему в руку..
    Через пару минут спирт сделал своё дело: лицо Грибова порозовело, боль приутихла, приятное тепло разлилось по телу. Он поудобнее уселся на стуле, блаженно ухмыляясь. 
    - Ну, как там себя чувствует мой подопечный? – вроде бы ненароком спро-
сил майор.
    - Это ты о ком? – как бы не догадываясь о ком идёт речь, поинтересовался врач.
    - О ком, о ком… О Ястребове я,  о ком же ещё…
    Морозов хмыкнул: - Ты ещё спрашиваешь… Вы его так отделали, что ему отсюда выйти не скоро придётся.  Он еле ходит, внутри всё отбито. До сих пор мочится с кровью… А ты утверждаешь, что со своими держимордами не садисты. Ещё какие! – с сарказмом произнёс  врач,  глядя,  как  кривится  яв-но  задетый  его словами майор. «Так тебе и надо, мразь эмгэбэшная…», - злорадно думал он. Морозов лукавил, он хорошо помнил просьбу «смотря-щего» продлить содержание Ястребова в больничке. Да и при осмотре его он с удовлетворением замечал, как быстро восстанавливается организм бывшего лётчика.
    - Значит, говоришь, он не скоро выйдет отсюда… - Задумчиво протянул майор. – А жаль… Я бы вновь поговорил с ним.
    - Ну да… Теперь уже чтобы оттащить его прямо на кладбище. – Заметил  ехидно врач.
    - Зачем же… Думаю, что после такого внушения он будет более поклади-стым и пойдёт на сотрудничество с администрацией.
    - Сомневаюсь, майор. У этого человека не тот характер.
    - Тогда… Тогда он точно пожалеет, что родился на этот свет.
    - Тебе мой совет – отстань от него. Он объяснил московской комиссии, как попал на больничную койку. И мне кажется, что тебе эти художества в отно-шении заключённых ещё обойдутся боком. – Выложил напрямую Грибову врач. – Не забывай, майор, что сейчас не те времена, когда с заключёнными можно было творить всё, что угодно.
    - Да брось ты! – пренебрежительно произнёс тот. – Во все времена адми-нистрация поступала и будет поступать так, как необходимо для государства.
    - А вот это уже безмозглая и недалёкая демагогия. И нечего свои неблаго-видные поступки прикрывать государственными интересами. – Врач, выска-зав своё мнение, тут же пожалел об этом, заметив, как недовольство исказила лицо Грибова. Он хорошо знал злобный и мстительный характер начальника оперативного отдела лагеря. При случае тот наверняка захочет отыграться на нём за его нелицеприятные высказывания. И он сделал ход конём:
    - Впрочем, это моё субъективное мнение. Я тебе это высказал из добрых побуждений… Что бы ты был поосторожнее…  Кто знает, какие выводы на-чальства последуют после отъезда москвичей.   
    Грибов довольно ухмыльнулся – лекаришка пошёл на попятную, испугал-ся. А его хлебом не корми, дай только понять, что тебя боятся. И он снисхо-дительно посмотрел на врача, видимо испугавшегося своих смелых высказы-ваний. «Ничего, лепила, у меня с памятью всё нормально. В своё время ты на своей шкуре прочувствуешь это… Я тебе припомню всю твою гнилую ин-теллигентскую философию». Вслух же озвучил:
    - Ты держись за меня, капитан, не пропадёшь. И помни – я всегда буду на коне, чтобы там не говорили разные шпаки, тем более – москвичи. Москва  далеко, а я - вот здесь, рядом. – Скрытой угрозой повеяло от этих его слов, и врач понял, что тот затаил на него злобу и при соответствующих обстоятель-ствах отыграется на нём.
    - Ну-ка плесни мне ещё весёлых капель. – Уже приказным тоном проронил Грибов. – Смачно захорошело, надо дальше кайф ловить, как говорят наши клиенты. – И визгливо захохотал.
    «Чтоб тебе захлебнуться, морда протокольная…», - пожелал ему про себя Морозов, наливая в мензурку очередную порцию спирта. Тот медленно вы-цедил спирт, словно воду, запил из стакана и, увидев удивление на лице вра-ча, снисходительно изрёк заплетающим языком:
    - Ты… это… учись, пока я живой… И ещё запомни: как этот, - он вяло махнул рукой в сторону коридора, - будет готов к выписке – сразу мне доло-жишь. Понял!? – он помотал пальцем перед лицом врача. – И не вздумай мне лепить горбатого… Узнаю - тебе будет полный амбец. Понял… лепила?
    Заблестевшие глаза навыкат бессмысленно уставились куда-то сквозь вра-ча, потом прикрылись, голова медленно опустилась на край стола, и майор засвистел носом.
    «Быстро же скопытился… Слабак, однако. – Капитан брезгливо взял мен-зурку со стаканом, вымыл под раковиной. – И что прикажешь с тобой де-лать?». Решив, что самым правильным будет оставить этого гнуса спать здесь, Морозов выключил свет и отправился в свою комнату. Предваритель-но обошёл палаты, прислушался – было тихо, больные заключённые уже спали. Снаружи донеслось негромкое «ку-ку» - запоздалая кукушка испол -
няла вечернее напоминание о себе.

                ГЛАВА   34
    - Выглядишь неплохо…- «Седой» внимательно разглядывал сидящего на кровати Романа. – На лице уже не видно следов. А как общее самочувствие?
    - Терпимо. Почти ничто не напоминает о той выволочке, что устроил мне этот… - Прупоминании о Грибове у Ястребова закаменели скулы, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки, что не ускользнуло от внимания «смотря-щего».
    - Вижу, что поправился. Не передумал покинуть это заведение?
    Роман отрицательно покачал головой: - Нет. Да и эта тварь на отстанет. Врач сказал, что он интересовался мной пару дней назад. Так капитан в таких красках расписал моё состояние, что по его словам мне ещё здесь кантовать-ся несколько недель. – Лицо его просветлело. – Даже в таких местах есть нормальные люди. Славный мужик этот врач…
    - Нормальные люди везде есть, не все же беспредельщики, как этот… - Со-гласно кивнул «Седой».
    - Ну и когда? – спросил Роман.
    - Я работаю над этим. – Уклончиво заявил тот.
    - Что, придётся лезть под колючую проволоку?
    «Седой» усмехнулся: - Под колючкой на фронте разведка ползает, так рас-сказывают те, кто там был. Здесь это не катит. Везде сигнализация, да и да-леко не уйдёшь. Спецы по побегам быстро на хвост сядут. А там или – или…         И на немой вопрос Романа  ответил кратко: - Шлёпнут, но могут и жить оста-вить. Словом, как масть ляжет.
    - Тогда как? – допытывался бывший лётчик.
    - Всему своё время. – Опять уклонился «Седой» от прямого ответа. – Могу сказать, что вас будет трое. Одного ты видел, когда махался с «Хорьком».
    - Да мне тогда некогда было зрителей разглядывать. – Пожал плечами Ро-ман. Потом спросил в упор: - Как считаешь? Будет у нас шанс?
    - Спроси чего полегче…  Хотя…- «Седой» прищурился, усмехнулся. – Ду-маю, что ты вряд ли побежишь рассказывать об этом «куму», пень стоймя ему в глотку. Что же касается скачка отсюда…Запоминай… Поедете с ком-фортом, на товарнике с продукцией лагеря. Если доберёшься до краевого центра, то найдёшь там зубного техника. Живёт он на Волочаевской улице, дом 10. Звать Леонидом. Леонид Злобин. Мы через него рыжьё сплавляли. Скажешь, что от меня. Поможет ксиву организовать, да мазуты подкинет. Пусть даст мне в долг десять кусков. Знает, что отдам с процентами. А если откажет, то намекнёшь, что это мне не понравится, и при встрече я ему на-помню. Он тогда шёлковым станет. И ещё… С «Уздой» будь настороже. Вроде бы и авторитет, но какой-то он мутный. Я о нём внепонятках… При этом завсегда можно в блудняк влипнуть. Проходил по мокрому, но сумел отскочить. А теперь чалится за кражу лошадей, только вот срок почему-то большой. Такое не лепят за гоп-стоп. А когда брателла темнит, это настора-живает. С другой стороны сразу согласился делать отсюда ноги. – Он внима-тельно глянул на Романа:
    - Сечёшь масть? – а когда тот кивнул, добавил. - Это пока всё, что тебе по-ложено знать. И больше меня не пытай.
    Помолчали. Потом «смотрящий» как бы ненароком поинтересовался:
    - Что на свободе будешь делать? Куда лыжи навостришь?
    - Ещё не знаю… Если с паспортом получится, то поеду к матери. Почему-то не отвечает она мне на письма. Сколько не писал – всё без толку. Так что в первую очередь к ней. А там посмотрим…
    «Седой» кивнул:
    - И то верно… Что заранее загадывать… Потом смотри, как карта ляжет. Ещё хочу сказать: старайся больше сюда не попадать. Это не твой мир. Он не для таких, как ты…  Я в своё время совершил ошибку – не повторяй её.
    …Майор подскочил в кресле, словно его кольнули шилом в одно место. Вой сирены не оставил места сомнению – в лагере что-то случилось. Схва-тился за трубку телефона, но раздался стук в дверь и в кабинет влетел офи-
цер с растерянным бледным лицом. Он вытянулся и вскинул ладонь к ко-
зырьку фуражки:
    - Товарищ майор! – крикнул он. - В лагере  ЧП – побег! При утренней по-верке не обнаружено  двух  заключённых.  –  И упавшим  голосом добавил:  - Вечером были на месте, а сейчас их нет…
    - Что-о-о!? – Грибов не поверил своим ушам. – Как так нет? На вечерней поверке были, а утром испарились?
    - Так точно, товарищ майор! – капитан, дежурный по лагерю, раньше не видел начальника оперативного отдела в таком бешенстве. Лицо майора по-шло пятнами, глаза метали гром и молнии.
    - Фамилии!? – проревел он.
    - Заключённые Скориков и Гусев из шестого барака.
    «Вот оно… Значит Ястребов ушёл…». – Мелькнуло у него в голове. Он внезапно успокоился и вполне спокойным голосом спросил капитана:
    - Какие действия предприняты вами, как дежурным?
    - Проверены все жилые и промышленные постройки силами караульной роты с помощью служебных собак. Так же проверен весь наружный пери-метр зоны. Никаких следов. Сразу же перед вами был оповещён комендант лагеря.
    - Говорите по внешнему периметру никаких следов?
    - Так точно, собаки не обнаружили никаких следов, хотя для запаха были найдены личные вещи этих зэка.
    - Так что же, они сквозь землю провалились? Или по воздуху смылись? – недобро глянул на дежурного майор.
    Тот пожал плечами: - Не могу знать!
    - Вот-вот… А кто должен знать? – рявкнул Грибов.
    Капитан мялся, не зная, что ответить. В этот момент открылась дверь и в кабинет вошёл комендант лагеря в сопровождении майора Петренко, своего зама по воспитательной работе. Заметив дежурного капитана, полковник вы-тер лоб платком и, отдуваясь, сел на жалобно пискнувший стул.
    - Что скажешь, майор? – выпуклые глаза коменданта уставились на Грибо-ва. – Вижу, что ты в курсе…
    - Да, дежурный только что доложил о побеге. Пока трудно делать какие-либо выводы, товарищ полковник. Одно знаю, что нужно сообщить о побеге в краевое управление.
    Комендант недовольно фыркнул: - Я смотрю, у тебя голова только об этом болит. Ты что-то думаешь предпринимать по поиску этих двоих? - И ехидно напомнил:  - Не забыл, что такие происшествия это твоя иерархия?
    Начальник оперативного отдела разинул, было, рот, чтобы напомнить это-му индюку, что отвечать придётся не только ему, но и остальным, и в первую очередь коменданту. Караульная рота подчинялась непосредственно полков-нику. А что в побеге виноваты охранники – не доглядели, не уследили, ворон считали, - майор не сомневался. Но ответить не успел – на столе резко зазво-нил телефон. На молчаливый вопрос Грибова полковник махнул рукой:
    - Трубку-то возьми…
    На том конце линии послышался голос врача – у майора непроизвольно задёргалась щека, он сразу догадался, что хочет сообщить ему тот. И хотя Грибов знал от «Узды», что побег организован «смотрящем» именно для Яс-требова,  сам  факт  случившегося  именно сейчас стал  для  него неприятной  неожиданностью.  Ибо он лелеял  надежду, что «Узде» удастся предупредить его о сроке и методе побега. Тогда бы «Летуна» можно было уничтожить при попытке побега, а заодно и «Узду», как поверенного в планах начальника оперативного отдела. Но планы планами, а реальность вот она, со всеми не-гативными последствиями.
    - Ну, что там? – нетерпеливо спросил полковник, понявший по коротким репликам Грибова, что речь идёт о побеге.
    Тот положил трубку. Озадаченно глянул на коменданта:
    - Сбежало трое, а не двое заключённых. – И майор грязно и витиевато вы-ругался.
    Полковник сморщился. То ли от этой новости, то ли от ругани Грибова. Он укоризненно глянул на него: - Держите себя в руках, майор. Кто третий?
    - Содержащийся в больничке заключённый Ястребов. Как заявляет капи-тан Морозов - вечером при обходе тот был в палате, а утром на месте не ока-зался. Когда он покинул больницу - врач не знает, остальной персонал тоже.
    - Час от часу не легче… - Комендант, отдуваясь, вытащил платок и вытер лоб. – Что думаешь обо всём этом, майор?
    Грибов пренебрежительно глянул на полковника, со злорадством подумав, что этот побег выйдет тому боком. И скорее всего полковника выгонят на пенсию. Но почему-то совершенно исключил то обстоятельство, что этот ин-цидент негативно повлияет и на его собственную карьеру.
    - А что тут думать? – хмыкнул он. – Факт остаётся фактом, что совершён групповой побег. На территории лагеря их нет, по внешнему периметру зоны не обнаружено никаких следов. Как говорится – поезд ушёл.- «Стоп…стоп… - Неожиданная мысль вихрем ввинтилась в голову. Поезд… И как никому в голову не пришло!».
    - Поезд! – завопил он! – Капитан! - он повернулся к дежурному. – Когда ушёл товарняк с нашей продукцией?
    - Где-то в одиннадцать ночи. То есть в двадцать три часа, - поправился тот.
    - Думаешь, они свинтили на товарняке? – приподнял  мохнатые брови  майор Петренко.
    - Такое исключено! – безапелляционно заявил комендант. – Перед отправ-кой состав проверяется солдатами караульной роты. Они там все щели обша-ривают, даже вагоны с опилками протыкают заострёнными металлическими прутьями.
    - Товарищ полковник! Вы зря исключаете изворотливость нашего контин-гента. Они могут такое придумать, что неподвластно вавилонским мудрецам.  Итак… - Грибов посмотрел на часы – Сейчас восемь утра. С момента отправ-ки эшелона прошло девять часов. Наша «овечка» - так местные обитатели прозвали паровоз старой серии «ОВ»- тащит эшелон со скоростью максимум шестьдесят километров в час. Значит, он прошёл около пятисот вёрст и сей-час находится в четырёх часах от краевого центра.
    - А это значит, что наших беглецов на нём уже нет. – Подхватил эту мысль  Петренко. - Знать бы только в какую сторону они идут…
    - Верно! – одобрительно посмотрел на него начальник оперативного отде-ла. – Они не дураки, чтобы оставаться на нём до прибытия в город. Ночью беглецы спокойно покинули эшелон и сейчас где-то ломятся через тайгу.
    - Нужно срочно звонить в краевое управление с донесением о побеге. Пусть по прибытию эшелона досконально проверят весь состав и выяснят, где эти скоты затаились перед отправкой, дабы в будущем у нас не повтори-лось подобное. – Полковник вспомнил, что именно он здесь поставлен ко-мандовать. – Так что, майор, звони в Управление. Как говорится, тебе и кар-ты в руки. – Он самодовольно усмехнулся про себя, ибо придерживался опре-
делённой системы – плохие новости вышестоящему начальству пусть сооб-щают другие, дабы уберечь свои уши от нелицеприятных выражений в свой адрес.
    - Сейчас, товарищ полковник, позвоню. – Криво усмехнулся Грибов. Он отлично знал эту уловку коменданта. – Тут мне в голову пришла одна мысль – куда могут двинутся беглецы.
    - Ну-ну… И куда же? – скептически посмотрел на него полковник. – Про-свети нас сирых и убогих, майор. А то мы тут все просто в заблуждении… Хорошо, что среди нас есть такие вот … - Не найдя подходящего выражения, он покрутил руками. – Думаю, все поняли, что я хотел сказать.
    Майор решил не обращать внимания на очевидную издёвку коменданта. «Да пошёл ты куда подальше, старый осёл…». – Так вот, один из беглецов – Гусев, местный. Из деревни Семёновка, что в Биркинском районе. Семёновка находится в ста шестидесяти километров севернее железной дороги. – Он подошёл к карте Приморья, что висела на стенке и ткнул пальцем в название населённого пункта. – Вот она, знаменитая Семёновка. Теперь эта богом за-бытая деревушка станет известной в определённых кругах нашей системы. Следуя логики, беглецы ночью покинули состав по заранее рассчитанному времени и направились в сторону родного гнезда Гусева. Надеясь там отси-деться в какой-нибудь охотничьей избушки, а их там много. Да и прокор-миться сейчас проще – лето наступило.
    Полковник пожевал мясистыми губами. «Нужно отдать должное этому умнику – голова у него варит, нечего сказать. Небось, метит на моё место. Вот фигушки тебе…», - он мысленно показал кукиш майору, вслух же озву-чил другое:
    - Что ж, всё это довольно логично. Будешь звонить в Управление, не за-будь сообщить эти соображения. А уж там светлые головы обсосут со всех сторон и примут грамотное решение, что дальше делать и как ловить этих супостатов. А что их изловят, так у меня сомнения нет. Видали бы вы этих волкодавов, что натренированы специально для поиска беглых. Рослые, все меткие стрелки. Говорят, что их тренируют каким-то особым видам борьбы, при который такой боец голыми руками справится с несколькими бандитами. – Полковник, кряхтя, поднялся со стула. – Так ты, майор, не тяни резину, а срочно звони начальству. Результат мне сообщи незамедлительно. А мы пой-дём…
    …- Убери руки, я сказал! – врач с силой оторвал  вцепившегося в него Грибова и толкнул в грудь. Тот потерял равновесие и, тяжело дыша, плюх-нулся на кушетку, продолжая сверлить лицо капитана бешеным взглядом.
    - Я, смотрю, тебя совсем заносит не туда, майор. Только придурок мог придумать такое… - Капитан издевательски засмеялся. – Подумай, в чём ты меня обвиняешь!? Я помог Ястребову бежать из лагеря…  - Он развёл рука-ми. – А ты подумал, что этим нелепым подозрением оскорбляешь меня, офи-цера нашей системы? Ты бы сначала покрутил мозгами, прежде чем бросать-ся такими обвинениями. Будешь так со мной вести – больше не приходи для лечения. Пусть кто-нибудь другой приводит в порядок твоё «хозяйство». А меня уволь… - Отвергая все обвинения майора, врач лукавил. Он сам прово-дил Ястребова до крыльца, когда вчера вечером за ним пришли два угрюмых зэка. И простое «спасибо» от него Морозов воспринял не просто, как слова благодарности, но признание его, врача, человеком не чуждым сострадания к изгоям общества, желающему помочь, даже если при этом он рисковал своим положением и даже свободой.   
    После его слов Грибов скукожился, словно проткнутый воздушный шарик. Он как-то не подумал, что этим подозрением он может не просто оскорбить врача, но и лишиться его помощи в своём щепетильном вопросе.
    - Извини… - Буркнул он. – С этими делами нервы совсем ни к чёрту стали. Того и гляди, что сюда снова нагрянут с проверкой умники из Управления. Слышал бы ты, что мне выложило моё начальство, когда я доложил о побеге. Что мы такие-рассякие… Что наше место подметать улицы… Да и многое что ещё… - Грибов тяжело вздохнул. – Я же поверил тебе, что ему ещё пару-тройку недель нужно пробыть в больнице. Разве нет? И мне непонятно, как такой больной смог решится на побег?
    - Я и сейчас это утверждаю. – Нехотя процедил капитан Морозов, не глядя в сторону Грибова. – Видимо, он понял, что ты от него не отстанешь. Посему он и дал отсюда дёру, ибо ничего хорошего для себя в будущем не видел. А вот как они сговорились – можно только догадываться. Только причём тут я, спрашивается? Ястребов всё это время находился здесь, под присмотром. К нему никто не приходил, общался он только с другими больными. Так что обвинения твои беспочвенны.
    Майор понял, что с врачом он перегнул палку. – Ладно. Давай этот инци-дент считать небольшим недоразумением, и забудем о нём. Как-никак нам ещё работать вместе, а мы тут будем собачиться. Как говорят на языке наше-го контингента – не будем фуфлыжничать. Договорились?
    - Хрен с тобой… - Морозов махнул рукой. – Только впредь думай, прежде чем хватать за грудки и обвинять бог знает в чём…
    Когда Грибов вышел, врач облегчённо вздохнул. Зная его маниакальную подозрительность, можно было ждать он него всего: и доклад его непосред-ственному начальству, начиная с того, что, мол, капитан Морозов благодуш-ничает с заключёнными и заканчивая обвинением в содействии побегу. А что? С этого урода станется… Но, слава богу, вроде пронесло…
    А майора в это время одолевали другие мысли. Расчёт на то, что удастся перевестись в краевое Управление становилось эфемерном. И он наливался злобой, виня во всём этого несговорчивого Ястребова. А как всё представля-лось ему в розовом свете: он покинет эту изрядно опостылевшую Тмутара-кань и окунётся в совершенно другой мир. Конечно, это не Москва, но тоже вполне приличный город со всеми своими достоинствами. Где можно куль-турно отдохнуть от дел праведных, сходить в театр или кино, посидеть с приятелями в ресторане, завести знакомство с какой-нибудь девицей. Тут он скривился - мысль о девице напомнила ему о печальном опыте, результатом чего стали неприятные процедуры в кабинете лагерного лепилы.  Он злобно вспомнил ту сучку, которая наградила его этой проблемой, и дал себе слово, что обязательно найдёт её, когда переедет в этот город. И небо в овчинку этой заразе покажется, когда он предъявит ей счёт и месть его будет ужас-ной. Правда, что он с ней сделает, он ещё не придумал, но это пока терпит. Месть должна выстоятся, прежде чем её применить, тем слаще будет чувство удовлетворения. Как говорится – моё время придёт. Но тут мысль о том, что все его радужные мечты могут не сбыться, заставило его помрачнеть. Про-клятый капитанишка со своими моральными принципами всё усложнил, можно сказать свёл на нет все устремления к другой, более радостной и обеспеченной жизни. Даже если ему не удастся реализовать свои мечты, мысль, что этому… этому… – От охватившей его злобы даже слов не мог подобрать, чтобы выразить свою ненависть к бывшему офицеру, – всё равно осталось не так уж и долго топтать землю, грела его душу.. А что «Узда» вы-полнить обещанное, у него не было сомнения. Ибо тот сидел на крепком крючке, да и желание обзавестись надёжным документом с добавкой в виде солидной суммы денег заставит его пришить эту сволочь…
    Глаза Грибова остановились на телефоне. Пора передать своему однокаш-нику последнюю информацию, решил он и снял трубку.
    - Внимательно слушаю… - Гнусаво проронил кто-то на том конце провода.
    - Мне нужен майор Дроздов. Пригласите его к телефону. – Любезно по-просил он, разумно полагая, что взявший трубку может быть каким-нибудь начальником друга.
    - А кто его спрашивает?
    - Его друг, майор Грибов из соседнего ведомства.
    - Ха-ха-ха! – раздалось в трубке. – Серёга! А я тебя не узнал! Быть тебе бо-гатым!
    - Я тебя тоже, Витёк… Что у тебя с голосом? Какой-то не такой, как преж-де…
      На мгновение в трубке замолкло, потом однокашник злобно прорычал:
    - Это всё из-за этого урода, Ястребова. В носу вырос хрящ, нужно делать операцию, чтобы избавится от этой гнусавости. Понял? – было ясно, что это воспоминание испортило у него настроение. – Ты что звонишь, Серёга? На-деюсь, с радостным для меня известием?
    - Да как тебе сказать… - Замялся, было, Грибов.
    - Чего мямлишь? Говори уже…
    - Я думал, что после беседы в моём кабинете он даст дуба, не оправдалось. Живучим, гад, оказался… Да таким, что сбежал из лагеря.
    - Так он в числе тех троих, что дали дёру от вас? – презрительные нотки явно прорезались в голосе Дроздова. - Мы уже получили информацию о по-беге. Как же это вы прокололись, допустив такое? И ты мне теперь звонишь, чтобы напомнить о своёй невозможности выполнить мою просьбу?
    - Всё не так плохо, Витёк. – Начал он примирительно.
    - Это ты называешь не так плохо? – язвительно спросил друг. – И что те-перь с этим делать? Бегать за ним по тайге?
    - Да выслушай же меня до конца! – недовольно засопев, заорал Грибов.
    - Валяй… Хотя мне это уже не интересно. – Скучно проронил Дроздов.
    - Ты послушай, а уже потом будешь решать: интересно или нет…
    - Хорошо, излагай… - Буркнул тот.
    - Так вот, в этой троице, что свалили отсюда, есть один тип, который и ре-шит эту проблему.
    - Ты хочешь сказать…
    - Да, - прервал его Грибов, - именно это я и хочу сказать.
    Какое-то время они молчали. Видимо, Дроздов переваривал услышанное, прикидывая, стоит ли брать во внимание то, что сообщил ему друг и надеять-ся, что так и будет. А Грибов в свою очередь ждал реакцию на своё сообще-ние.
    - И ты думаешь, что этот… как его там…
    - «Узда»…
    - «Узда»?
    - Погоняло у него такое… Сам понимаешь, что за контингент здесь. – Ух-мыльнулся  начальник оперотдела. – Это не ваша иерархия. Хотя и у некото-рых ваших клиентов так же бывают кликухи.
    - Рассчитываешь, что он это сделает?
    - Не просто рассчитываю, а уверен на все сто. – Самодовольно заявил Гри-бов.
    - А ты не допускаешь, что он, оказавшись на свободе, положит на тебя и твоё пожелание с большим прибором, а? – с прежней долей язвительности
поинтересовался друг.
    - У него нет выбора. Он так заглотил крючок, что вырвать его может толь-ко вместе со своими потрохами. И хотя «Узда» не из великих мыслителей, но отлично понимает, чем чревато для него невыполнение этой моей просьбы, скорее всего – приказа.
    - Ну, хорошо… А как ты узнаешь, что он сделал это? Он, что, пришлёт те-бе телеграмму с текстом, что замочил Ястребова? – вновь ехидно заметил Дроздов.
    - Ты первый узнаешь об этом.
    - Как это?
    - Эх, Витёк, Витёк… Слушай теперь внимательно и мотай на ус. Однажды раздастся телефонный звонок и мужик скажет, что он от меня. Сообщит, что дело сделано, и ему нужно встретиться. Я пообещал, что ты сможешь ему помочь с паспортом и дашь некую сумму на первое время. Так сказать пре-миальные за проделанную работу. Ради документа он сделает всё.
    - Обожди, обожди… - Прервал его повествование и недовольно засопел в трубку Дроздов. – Что это ты раздаёшь авансы без моего ведома?
    - Не гони волну, Витёк! «Никакой выдержки у чекиста», - с досадой поду-мал он. – Не нужно заморачиваться насчёт документа и денег. Назначишь ему встречу в тёмное время и в безлюдном месте. И там решишь эту пробле-му. Как? Думаю, что не мне тебя учить, славного представителя наших доб-лестных органов, как обрубать концы. Сам понимаешь, что оставлять свиде-телем этого уголовника нам не в жилу. Тем более, что он будет числиться в розыске, как рецидивист, совершивший побег. Ты ещё и поощрение полу-чишь за ликвидацию опасного преступника. Что скажешь?
    Дроздов удивлённо хмыкнул. Вот уж не ожидал он от своего однокашника, что тот способен на такую оперативную комбинацию: ликвидацию опасного преступника и нежелательного свидетеля в одном лице при минимуме затрат.
    - А у тебя голова варит, Серёга. – С невольным уважением произнёс он, прикинув за и против предстоящей операции.
     - На том стоим… - С бахвальством ответил Грибов. – А ты со своей сто-роны не забыл посодействовать о моём переводе?
    - Как договаривались… Я получаю информацию о ликвидации нашего об-щего знакомого и начинаю продвигать в жизнь своё обещание. Тем более, что почва для этого, можно сказать, подготовлена.
             
          
                ГЛАВА   35
    Прислонившись спиной к стенке из бруса, Роман сидел, прислушиваясь к стуку колёс на стыках. Происшедшие события  за последние сутки в корне изменили его судьбу. Он перебирал в памяти все происшедшие события во временной последовательности, не пропуская самых незначительных эпизо-дов.
    …Всё началось с прихода «Седого» поздно вечером. В соседней палате гулко кашлял туберкулёзник, которому, как говорил Морозов, осталось жить с полмесяца. Последняя стадия болезни, пояснил врач, у него лёгкие все в дырках. И на вопрос Романа, что неужели ничего нельзя сделать, безнадёжно махнул рукой. Из лекарств только таблетки, а питание оставляет желать лучшего. Так что бедолага скоро отмучается. Видимо, в своей работе здесь он настолько привык к такому понятию, как смерть человека, что говорил об этом спокойно, как об обыденной вещи.
    Увидев входящего в палату «смотрящего», врач сказал, что ему пора к другим больным,  кивнул «Седому» и вышел. Подождав, когда захлопнется за Морозовым дверь, тот пододвинул табурет ближе и приложил к губам па-лец:
    - Говорим в полголоса, ибо враг не дремлет… - И сам же усмехнулся своей зловещей улыбкой. – Слушай и запоминай. Завтра в это же время за тобой придут. Возьми с собой самое необходимое. К ночи закончится погрузка со-става с пиломатериалом, на котором вы и покинете лагерь. На одной из платформ с брусом будет тайник для вас. Отверстие заложат метровыми от-резками - вы их выдавите ногами, когда нужно будет покинуть состав. Это необходимо сделать где-то через четыре часа пути, когда состав пойдёт через очередной тягун и скорость будет небольшой. Спрыгнете с платформы, по-дождите, когда состав пройдёт. Главное, чтобы стрелок на площадке послед-него вагона вас не заметил. Хотя, это вряд ли. Они в такое время спят. После этого постарайтесь с рассветом уйти как можно дальше от железки. Поведёт вас третий, он из местных. Кликуха у него «Гусь». Он должен провести вас в сторону своей деревни, а это более сотни вёрст. Ну, а дальше будите дейст-вовать по обстоятельствам. Ты всё понял?
    - Как мы попадём в тайник? – спросил Роман, переваривая услышанное.
    - Вас проведут туда до того, когда солдаты начнут осматривать состав.
    - А собаки?
    - Что собаки? – не понял «Седой».
    - Осматривать состав будут охранники с собаками. Те же сразу учуют лю-дей.
    «Седой» покачал головой: - Об этом я как-то не подумал. Ты молодец… - И что-то прикинул для себя. - Ничего… У нас в запасе сутки. Что-нибудь придумаем, не беспокойся. Среди братвы есть знающие на этот счёт.
    - Ещё вопрос… Вернее просьба. Ты говоришь, что нужно покинуть состав через четыре часа. Верно?
    - Ну да, через четыре.
    - Нам бы хоть какие-нибудь завалящие часы…
    «Седой» усмехнулся:
    - Ты меня опередил. Я только хотел их вручить тебе. – Он сунул руку в карман и вытащил простенькие часы «Слава» и протянул Роману. – Держи! Это, конечно, не фирменные «Брегет» или «Лонжин», но тоже тикают ис-правно.
    Роман взял часы, завёл до упора и бережно положил в карман куртки. За-тем смущённо глянул на «смотрящего»:
    - Извини, но я до сих пор не знаю твоего имени. За кого мне поставить свечку? И спасибо тебе за всё, что ты сделал для меня. Просто нет слов бла-годарности…
    «Седой» махнул рукой: - Пустое… Ты мне напомнил мою молодость, упоение в полётах и… бездарно погубленное своими руками будущее. По-этому и решил помочь тебе выбраться из этой бездны. Адрес техника не за-был?
    - Волочаевская, десять… - Кивнул Роман.
    - Удачи тебе… И помни, что я тебе говорил об «Узде»… Будь с ним поос-торожнее. Ну, а мне пора. – «Седой» встал,  кивнул ему, казалось, даже шрам на лице разгладился от его грустной улыбки – улыбки сожаления, что это не он уходит из этого жестокого и опасного мира, и не скоро вздохнёт пьяня-щий воздух свободы. Да и нет уверенности, что придёт этот час, ибо само на-хождение в таком месте, как лагерь, полно непредсказуемого. Сегодня ты жив, а завтра можешь оказаться в последнем приюте. Даже такая значимая фигура, как «смотрящий» зоны, не застрахована от неожиданностей здешне-го бытия.
    Он сделал пару шагов к двери, потом остановился и бросил через плечо:
    - В прежней жизни меня звали Артур. Артур Волгин. Как говорили роди-тели, ещё при жизни, они назвали меня в честь героя романа «Овод». – И бы-стро вышел из палаты, словно боясь что-то ещё услышать от Романа…
    Собаки их не учуяли, хотя прошли рядом, мимо платформы с брусом. Бег-лецы, притаившись в своей «норе», слышали шорох сапог солдат и поскули-вание псов. Даже отдельные слова:  пора на боковую… не крути башкой, Кукла… осталось полметра селёдки… дембель… и сдержанный смех. Они, закурив, даже постояли пару минут у платформы, сквозь щели меж брусьев потянуло табачным дымком, отчего кто-то сидевший рядом с Романом – в темноте убежища не понять – внятно сглотнул слюну.
    «Простая и ясная жизнь… - С завистью подумал тогда Роман, слыша это. – Впереди дембель, до него осталось немного. Закончат службу, разъедутся кто куда. И всё у них в порядке с будущим. Работать или учится - каждый выбе-рет свой путь в этой жизни. Можно просто позавидовать…– Он усмехнулся «селёдочному» расчёту этих солдат.
    Когда послышалось пыхтение паровоза и состав дёрнулся, голос «Гуся» с характерной хрипотцой восторженно прошептал:
    - Мужики… Мы на свободе…
    - Закрой поддувало, «Гусь»… - Прошипел «Узда». – Мы ещё в промзоне. И фильтруй базар – здесь не все «мужики». Понял? – явно намекая о принад-лежности  к касте воров и своём лидерстве в ихней тройке.
    «Прав был «Седой» - с этим уркой нужно быть настороже. Ещё не успели покинуть лагерь, а он уже командует. И как знать, каким боком это повернёт-ся для них потом», - понял Роман, устраиваясь поудобнее. Вытягивая ноги, задел ненароком что-то мягкое и тут же послышался злобный голос «Узды»:
    - Какая сука тут свои жерди тянет!?
    - Извини, «Узда», я ненароком… - Примеряющее проронил Роман.
    - Да мне нас…ть  на твои извинялки. Ещё раз ткнёшься – выдерну ходули, на клешнях поползёшь по тайге. Понял, «Летун»? Не слышу!? – повысил го-лос вор.
    - Я услышал… - Буркнул тот.
    - То-то же… - Самодовольно хрюкнул вор, утверждаясь в роли лидера сре-ди этих, по его понятиям, чмо.
      Ритмично стучали колёса, дрёма наваливалась тяжким дурманом, обвола-кивая сознание толстым и мягким покрывалом подкрадывающегося сна. Ря-дом сопел «Гусь», время от времени принимаясь тихо повизгивать, словно обиженная кем-то бездомная собачонка.
    Видно, что-то неладное снилось бывшему колхознику, а ныне беглому зэ-ку. Роман поворочался, прикрыл глаза, пытаясь вызвать из памяти что-то та-кое, что позволило бы забыться на время от навязчивых видений своей ны-нешней жизни, этого постоянного кошмара лагерной действительности. Вот из мрака вырисовалось бледным пятном женское лицо, такое до боли родное и близкое. С немым укором посмотрела на него и беззвучно пожаловалось на его молчание. Мама… Раскаяние и запоздалое понимание своей вины охва-тили его, и он невольно застонал от невозможности как-то исправить всё это. Черты материнского лица сгладились, поплыли и внезапно трансформирова-лись в нечто другое. Проявившиеся большие глаза, тонкий изящный нос и полные чувственные губы приняли облик той, что была для него последние годы смыслом жизни, образом нежности и покоя. Улыбка озарила её лицо, оно светилось такой любовью и радостью, что осознание потери этого люби-мого существа болезненно сжало его сердце. «Прости меня, моя любимая, что не уберёг, не отвёл беду от тебя… Позволил надругаться над тобой вы-родку… Над тобой, которая в жизни не обидела никого ни взглядом, ни на-мёком…Над твоей невинной душой…». Он вглядывался в её светлый облик и боль утраты всё сильнее наполняло его сознание. Вот две тени возникли из небытия рядом с ней. Гримасничая и гнусно ухмыляясь, они беззвучно похо-хатывали, тыча в его сторону  корявые пальцы, строя рожи. Что-то знакомое было в чертах этих уродов и, всмотревшись, он, холодея от собственного бессилия, внезапно узнал эти ненавистные образы двух майоров. Тот, кто надругался над его любовью и по чьей вине он оказался за колючей проволо-кой лагерного ада и другой, с иезуитской улыбкой, пытавшийся сломить его волю и сделать послушным рабом своих оперативных мероприятий. А когда у него не получилось, то этот изверг решил отобрать единственную остав-шуюся у него ценность - жизнь. «Что? Думаешь, ушёл от нас? – пищали двое нелюдей, всё так же ухмыляясь и пританцовывая вокруг бледного и совсем уже неживого лика его ушедшей навсегда любимой женщины. – Как бы не так… Мы ещё дотянемся до тебя, бывший офицеришка и уголовник… И ни-куда ты от нас не денешься! Ты ещё узнаешь, что значит стоять у нас на пу-ти. Ха-ха-ха!».
    Он вздрогнул, как от толчка, и проснулся. Всё также постукивали колёса на стыках рельс. Рядом раздавался чей-то приглушённый храп. Роман, всё ещё во власти своего ночного кошмара, ладонью стёр со лба пот. В убежище было темно и душно, видимо, мало проходило свежего воздуха через щели плотного уложенного штабеля бруса.
    Тяжело вздохнув, он достал коробок, чиркнул спичкой – жёлтый язычок пламени озарил их временное убежище. В глаза бросилась лохматая голова «Узды», из приоткрытого рта доносились рокочущие звуки. «Гусь» сидел ря-дом, свесив голову на колени. Роман достал часы – до контрольного времени оставался ещё час.
    Гнусные физиономии двух его врагов мысленно стояли перед его глазами. И находясь под  впечатлением  этого  сновиденья,  он собрал воедино свои мысли,  которые иссушали его мозг, постоянно напоминая о трагическом ис-ходе из жизни Светы и его жалкую жизнь в лагере. Он твёрдо уверовал себя в одном – эти двое, что походя растоптали её и его жизни, не имеют права хо-дить по этой земле. Невзирая ни на то, что сейчас он находится на положе-нии изгоя и  перспектива его дальнейшей жизни во мраке, Роман поклялся себе – он сделает всё возможное и невозможное, но они будут наказаны. За-конным путём он не сможет это сделать, значит есть только одно – свершить возмездие своими руками. И для этого он наделяет себя полномочиями судьи и палача. Зло должно быть наказанным, ибо в святом писании, что когда-то он из любопытства прочёл, учась в школе, есть такая заповедь: око за око, зуб за зуб… И не будет ему покоя на этой земле, если он не свершит спра-ведливый суд. Приняв такое решение, он успокоился. Впереди у него была ясная цель. Каким образом он осуществит задуманное, что для этого от него потребуется, сейчас ему голову ломать не стоит. Первая задача – добраться до большого города, кровь из носу, и правдами и неправдами добыть себе паспорт. В этом он надеялся на того неизвестного зубного техника, адрес ко-торого дал ему «Седой».
    Он прислушался и понял, что стук колёс сделался реже. А это значило од-но: состав снизил скорость, начав подниматься по тягуну. Чиркнул спичкой и когда язычок развеял мрак, потряс рукой за плечо вора:
    - Проснись, «Узда».
    Тот вскинулся, и толком не отойдя от сна,  бессмысленно уставился на огонёк горевшей спички:
    - Что? Кто тут? – рука его скользнула к голенищу сапога, и тут же блеск лезвия отразился зайчиком в глазах Романа. Пальцы ожгло, он отбросил об-горевшую спичку:
    - Э-э…Успокойся, «Узда»… Это я, «Летун». Состав идёт по тягуну. Пора выбираться из этой норы.
    - А-а… - Протянул тот, - а мне спросонья заглючило. Будто какая-то сука хочет мне весло под шкуру заделать. – Он с завыванием зевнул. – «Летун»! Зажги серянку, надо определиться,  как из этой норы вылезти..
    Роман чиркнул по коробку. Вспыхнувшая спичка вновь осветила убежище. «Узда» ткнул кулаком под бок «Гуся». – Эй, корефан! Кончай шконку да-вить. Пора на волю…
     Тем временем Роман глянул на стенку из торцов бруса:
    - Давайте разом  надавим на верхний ряд. Выдавим эти - с другими будет легче.
    И действительно, они без особого труда выдавили наружу верхний ряд. Минут через пять они полностью освободили лаз. Когда же «Гусь» первым полез наружу, «Узда» непререкаемым тоном напомнил ему о мешке с про-дуктами.
    - Корефан! А хавку кто потащит? – и, не обращая внимание на его ворча-ние, что, мол, он проводник, сунул ему в руки увесистую поклажу. Роман выполз из убежища последним. Свежий воздух обдал потное лиц таёжным ароматом, смешанным с дымом от паровоза. Ночная темень начинала сереть, тёмная полоса леса по обеим сторонам пути медленно проползала рваной из-ломанной лентой верхушек деревьев. Сзади, откуда натружено пыхтя, «овеч-ка» тащила состав, виднелась узкая светлая полоска – рассвет нового дня.
    - Ну, кто первый? – «Узда» глянул на сообщников. Взгляд его прищурен-ных глаз остановился на Романе. – Давай, «Летун»… Ты же у нас, вроде, из ентих, которые с перьями… - И визгливо хохотнул.
    Тот усмехнулся и молча, через борт платформы, прыгнул по ходу медлен-но тащившегося состава. Скорость и в самом деле оказалась небольшой и он, опустившись на гравийную подушку полотна, остался на ногах.
    - Держи хавку! – крикнул ему «Гусь» и кинул мешок. Поймав его на лету, Роман споро пошёл рядом, наблюдая, как покидают платформу другие. И ес-ли «Гусь» птицей скользнул за борт, то «Узда» замешкался. Роман с удивле-нием увидел его, топчущегося на одном месте, бледность разлилась по его физиономии – авторитет вульгарно трусил прыгать с платформы.
    - Ну, ты чего, «Узда»? Поджилки, что ли, трясутся? – насмешливо крикнул он, рассчитывая на болезненное самолюбие вора.
    - Обоссался корефан…  - Ехидно заметил «Гусь», трусясь по гравию рядом с Романом. - Это на зоне он король, а как что-то мушшинское сделать – так штаны мокрые…
    - Ну и долго нам бежать за тобой? А может ты останешься? Тогда в городе тебя и сцапают… - Подлил масла в огонь Роман, злясь на трусоватого авто-ритета.
     Видимо эти слова подействовали на «Узду». Дёргающаяся на платформе фигура зэка, с воплем свалилась вниз, на землю. «Ну и ну… - поразился Ро-ман. – Правду говорят, что злобные и подлые люди по натуре  трусы». Они подскочили к пытающемуся подняться на ноги незадачливому авторитету.
     - Я, наверное, костыль сломал… - Слезливо бормотал тот, поднимаясь. И тут же с воплем вновь рухнул на землю. Роман оглянулся – последний вагон с охранником на площадке неумолимо приближался к ним.
    - «Гусь»… Хватай его за одну руку, я – за вторую… тащим в кусты. Ох-ранник нас точно сейчас срисует. А то и пальнёт… - Поделился Роман свои-ми опасениями. И только они, натужено хрипя, заволокли тяжёлую тушу ав-торитета в густые кусты, растущие вдоль железки, как мимо прополз послед-ний вагон. Тёмный неподвижный силуэт охранника в надвинутом на голову капюшоне и болтающийся красный фонарь над ним – последнее, что оста-лось в их памяти. Ещё какое-то время виднелась удаляющаяся красная точка в утреннем сумраке, да были слышны гукающие сиплые звуки паровоза, на-тужено одолевающего подъём. Вскоре и это исчезло. И на них обрушилась тишина… Такая осязаемая и… пугающе мёртвая… Какое-то время они мол-ча и напряжённо вслушивались в неё, словно опасаясь, что вот сейчас эту тишину разорвут крики и тёмные силуэты, появившиеся как из под земли, наставят на них автоматы. Но разыгравшая фантазия беглецов растворилась в тишине. Не сговариваясь, Роман и «Гусь» уставились на лежащего авторите-та. Вид у «Узды» был жалкий: бледная отталкивающая физиономия, словно у вурдалака – не хватала до полной картины крови на губах, - и хныкающие звуки сквозь стиснутые зубы. Вот он поднял голову и выжидающе уставился на них.
    - Что? В самом деле ногу сломал? – спросил Роман, глядя на  растерянное лицо зэка. – Дай-ка я посмотрю… - Он присел на корточки и едва притронул-ся к его сапогу, как тот негромко взвыл.
    - Ты чего орёшь? – удивился Роман. – Я ещё ничего не сделал…
    - Так больно же… - Заскулил «Узда».
    Роман поднялся и посмотрел на «Гуся»:
    - Ну и что будем делать? Может, оставим его здесь? А сами двинем впе-рёд… - Он покривил душой, не в его правилах было оставлять человека в бе-де, даже если это отпетый рецидивист и вообще гнусная личность.
    - А что… И в самом деле, нам куда с ним? – то ли «Гусь» был настроен кинуть здесь этого бандита, или решил подыграть Роману. – Такую тушу нам не утащить. Не сегодня-завтра здесь вертухаи появятся и возьмут нас тёп-ленькими. А мне такой расклад не канает, не знаю, как тебе…
    - Я что, похож на сумасшедшего? – отозвался Роман, замечая при этом, как растеряно переводит взгляд «Узда» с одного на другого. Он закинул мешок с едой за плечи и тут авторитета словно прорвало:
    - Вы чё, брателлы? Хотите меня здесь бросить? – растеряно и с выражени-ем ужаса, перебегая взглядом с одного лица на другое, бормотал авторитет. – Я же здесь сдохну…
    - Ну, посуди, «Узда»… У нас просто нет выхода. – Пожал плечами Роман.
– Ногу не даёшь посмотреть. Может ты её не сломал, а просто вывихнул.
    - Так посмотри, «Летун»… Я – чё? Я - ничё… Больно только… - Мысль о том, что эти двое могут уйти, оставив его одного с этой бедой, приводило не-когда жестокого и высокомерного авторитета в дикий страх.
    Роман глянул на «Гуся» - тот молча пожал плечами. Мол, смотри сам, что и как…
Решительно сняв мешок, Ястребов опустился на колени и ухватился за сапог «Узды»:
    - Буду снимать сапог, а ты терпи. – Заявил он ему.
    - Обожди, «Летун», - умоляюще сказал тот. – Может, сначала разрежешь голенище?
    Роман в раздумье почесал затылок. Сопевший рядом «Гусь»  подал голос:
    - Он прав… Нужно голяшку разрезать, а то замаешься сейчас снимать са-пог. Нога-то, небось, опухла…
    Рука «Узды» потянулась к ноге, извлекла на свет финский нож. Взяв его, Роман, вспорол голенище сапога, осторожно снял – авторитет застонал сквозь стиснутые зубы, крупные пятна пота выступили на лбу. Размотал влажную и вонючую портянку – лодыжка ноги заметно распухла и посинела. Он осторожно начал прощупывать ногу, не обращая внимания на вскрики зэ-ка.
    - Похоже, перелома нет… И это уже хорошо. – Заявил Роман, поднимаясь на ноги.
     - Думаешь, верняк? – глаза «Узды» с надеждой уставились на него.
     - В своё время меня учили оказывать первую помощь в таких вот ситуаци-ях. Правда, до сих пор применять это на практике не приходилось. Ничего… Всё когда-то приходится делать в первый раз. – Пробормотал Роман. Взяв нож, он срезал ветку, кусок её протянул авторитету:
    - На, сожми зубами…
    - Это ещё зачем? – удивлённо поинтересовался тот.
    - Чтобы язык не откусил или зубы не сломал. – Объяснил Роман. – «Гусь»!
    Тот, с интересом наблюдавший за всем происходящим, кивнул: - Чаво?
    - Чаво… - Передразнил его Роман. – У тебя человеческое имя есть?
    - А как же … С рожденья Васькой звали. А «Гусь» - от Гусева, фамилия моя такая.
    - А меня зовут Романом. Так вот что, Василий Гусев… Держи-ка  его по-крепче за плечи. Сейчас мы будем делать из него здорового человека.
    Увидев, что «Узда» вцепился зубами в палку и, побледнев в предчувствии боли, закрыл глаза, взялся одной рукой за пятку, другой за ступню.
    - Держи его крепче! – крикнул он Василию и резко дёрнул ногу «Узды». Раздавшийся дикий вопль заглушил щелчок в ноге. Авторитет, подскочив на месте от неожиданной резкой боли, закатил глаза, потеряв сознание.
    - Хилый, однако, нынче урка пошёл… - Бормотнул Василий. – А всё туда же… - С непонятным выражением сказал он, посмотрев на неподвижно ле-

жащего зэка.  И повернув голову, с восхищением объявил Роману:
    - Из тебя бы неплохой лепила получился, «Летун».
    - Роман меня звать, Вася.  Роман Ястребов.- Он насмешливо посмотрел на него.
    - Вот я и говорю, Роман, что из тебя хороший костоправ бы вышел.
    - Говорили в своё время, что из меня получился неплохой лётчик. Так-то вот, Вася…
    - Какой из тебя лётчик – мне неведомо, а вот что больной очухался – вижу. – И он кивнул на «Узду», лежащего уже с открытыми глазами.
    Тот затуманенным взглядом посмотрел на них, затем его глаза приняли осмысленное выражение:
    - Чего это со мной? Будто от дури кайф словил. И в глюки выпал…
    - Что-то такое и получил… - Усмехнулся Роман. – Ну-ка, пошевели ступ-нёй…
    Авторитет приподнялся на локтях, глянул на опухшую ступню. Видимо, опасаясь боли, шевельнул сначала пальцами, потом осторожно пошевелил ступнёй. Удивлённо приподнял лохматые брови и растянул тонкие губы в подобие улыбки.
    - Ногу уже так не шкварит, бля буду. – Он повернул голову в сторону Ро-мана. – За это тебе, «Летун», братанская благодарность. Я могу встать?
    - Экий прыткий… - Отозвался тот. – Погоди немного, нужно подыскать тебе надёжную опору. Чтобы снять нагрузку с этой ноги. – Он прошёлся взглядом по ближним кустам. Минут через десять подошёл с рогулиной.
    - На, примерь-ка костыль… Обожди… Сначала попробуй ступню засунуть в сапог.
    Когда «Узда», морщась от боли, засунул ногу в разрезанный сапог, Роман помог ему подняться: - Опирайся подмышкой на рогатину и попробуй осто-рожно встать на эту ногу.
    И невольно улыбнулся, когда тот неуверенно ступил на ногу, а затем рас-плылся в блаженной улыбке:
    - Вроде и не болит… Так… чуть-чуть…
    - Счастлив твой бог, «Узда». – Василий, хлопотавший у мешка, поднял го-лову и насмешливо посмотрел на него:
    - Ежели бы не Роман – лежать тебе здесь, пока бы не сгнил. Или зверьё бы не схавала. Сам понимаешь, с тобой остаться мы бы не смогли.
    «Узда», вновь почувствовав себя почти здоровым и вспомнив, что он не простой чмошник, а авторитет и вольный бродяга, ощерился на него:
    - Так я уже его поблагодарил. Вот только сейчас внепонятках, ты-то чего чичи напузырил и волну гонишь?      
    Прежний страх объял Василия, он вновь почувствовал себя «Гусём» - обыкновенным «мужиком», который был для воров человеком второго сорта и с которым могли сделать всё что угодно эти хозяева зоны. Но это было ми-нутное помрачнение – они не на зоне, а
этот для них уже и не авторитет, а такой же беглец, как они. Вдобавок, ещё и на одной ноге. И он смело взглянул на «Узду»:
    - Никто волну не гонит… Я просто тебе нарисовал твой расклад, ежели бы не Роман…
    - Да нас…ал я на твой расклад, «Гусь». – Высокомерно заявил авторитет, презрительно смотря на Василия. – Ты фильтруй базар, когда с людьми раз-говариваешь.
    - Э-э… - Вмешался Роман, видя, как смотрит исподлобья на авторитета Ва-силий. – Кончайте собачиться… У нас впереди долгий путь вместе. А если мы с первых минут начнём выяснять отношения между собой, то к добру это не приведёт. Ты, «Узда», не забывай, что Василий наш проводник. Без него мы в этой тайге, как слепые котята Усёк?
    Авторитет раздул ноздри, крутанул головой  - слова Романа ну никак ему не понравились. «Не было такого, чтобы «мужики» держали масть над вора-ми. Ишь, чмошники болотные… Ежели я один, да ещё и с костылём, не зна-чит, что со мной можно обращаться, как с «перхотью». Мы ещё посмотрим… - Пригрозил он им про себя, - дайте срок, и я вам покажу. Вот только окле-маюсь…».      
    - Харе, «Летун», я в теме, без базара… - И, согласно кивнув, оскалился зловещей улыбкой.
    «Недаром предупреждал меня «Седой» об «Узде». Сам улыбается, а за па-зухой, небось, камень держит. Ухо востро нужно с ним держать». – Утвер-дился Роман в правоте «смотрящего», глядя на улыбающегося авторитета. И тоже выдавил из себя улыбку Вот, мол, и хорошо, что понимаем друг друга.
    - Предлагаю позавтракать и оговорить наш дальнейший  путь. - Предложил он. - Василий и расскажет – как и куда будем двигаться.
    - Пусть банкует… - Согласился авторитет.  – А то у меня в котелке сплошь непонятки.
    …Отойдя сотню метров от «железки», они расположились на поляне среди высоченных сосен. Уже основательно рассвело, Дробный перестук дятла возвестил о начале нового дня, тут же послышались робкие звуки переклички ранних птиц.
    Василий отрезал от буханки по ломтю, сверху положил по шматку сала.
    - Давай, Василий, рассказывай… - Роман прожевал последний кусок.
    - А чё говорить-то? Пойдём на север, стало быть солнце в полдень у нас за спиной. Ежели всё будет путём,  - он покосился на костыль «Узды», - то дён через десять выйдем на тракт. 
    - Что за дорога, брателла? – поинтересовался тот, алчно поглядывая на мешок с едой, который неторопливо завязывал «Василий.
    - А тракт этот идёт в город аж от самого океана. Сколько будет до него – не знаю. Вот где дорога из нашей деревни выходит на тракт, до города оста-
нется вёрст двести.
    - Впереди у нас сплошь тайга? – спросил Роман. Он уже понял, что путь до этой дороги будет трудным. И неизвестно ещё со сколькими опасностями они встретятся на этом нелёгком пути.
    - Сплошь она, тайга-матушка, да сопки, - кивнул Василий. – Да если бы только она… Здесь проходит хребет Сихотэ-Алинь. И в разные стороны от него тянутся горные кряжи –то сходятся, то расходятся. Нам придётся пере-лазить через один из них, называется Кедровым. На нём сплошь кедровые боры стоят. В сезон шишки там – море. Но и ведмедий полно, они большие любители орешков. Там запросто можно наткнутся на шатуна.
    При этих его словах «Узда» опасливо посмотрел вокруг, словно ожидая появления хозяина тайги. Роман же тяжело вздохнул:
    - Не хотелось бы встречаться с Михайло Потапычем, вот так, без оружия.
    Василий махнул рукой:
    - Не боись… Летом они сытые, старых орехов много, всякой живности. На людей в енто время они не нападают, тем более, что нас трое. Перейдём пе-ревал, за ним речка течёт – Кунжа  зовётся.  Не шибко широкая,  но быстрая, порожистая. Рыбы в ней много. Харгузя, ленки, попадаются тальмени, да всякой мелочи полно. Можно будет подхарчиться…А осенью она вся кипит – горбуша идёт на нерест. Вот уж всем раздолье: и людям, и зверью…
    - Значит, она впадает в океан… - Роман сидел, уставившись в одну точку. Потом, очнувшись, спросил:
    - А скажи, Василий… Что, вот на нашем пути к тракту, будут нам встре-чаться какие-нибудь селения?
    - Мы их будем стороной обходить. Нам никак нельзя попадаться людям на глаза. Сам понимаешь – боком нам обойдётся такая встреча. Опять можем оказаться на нарах, а за побег припаяют ещё три года. Вот так-то, Роман…
    - В тему базаришь, «Гусь». – Подал голос авторитет, внимательно вслуши-ваясь в разговор. - Нам встречаться с фраерами не в тему. Они тут же сдадут нас мусорам. Нам надо мышью проскользнуть к себе в нору. Тебе, «Летун», тоже, ведь, в сторону города? – он выжидательно и с какой-то непонятной заинтересованностью, словно коршун, увидевший с высоты добычу, смотрел на Романа. И вроде облегчённо вздохнул, когда тот, занятый своими думами, рассеяно кивнул. Откуда было знать ему, что «Узда» решил выполнить наказ «кума» тогда, когда Василий выведет их к тракту. То, что Роман поставил его в полном смысле на ноги, вправив лодыжку, он в расчёт не брал, ибо уголов-ники в своей основной массе обычно не испытывали чувства благодарности к кому либо. Таким и был заключённый Скориков Виктор, воровской автори-тет, почти забывший своё настоящее имя и отзывающийся на погремуху «Узда».
                ГЛАВА   36
    Путь был не из лёгких. Бурелом из рухнувших когда-то, а возможно и не так давно, деревьев, густые заросли из подлеска, кустов малины, ветви, цеп-ляющиеся за одежду, духота таёжных распадков и падей, да ещё злющее го-лодное комарьё отравляло начисто чувство свободы, притупляло эйфорию от неё, что они испытывали с момента покидания состава. Скорость передвиже-ния тормозилась «Уздой», не выпускающего из рук самодельный костыль. Ковыляя вслед за ними, авторитет пыхтел, спотыкался, цепляясь деревяшкой за неровности, сучья, густую траву, взрываясь витиеватыми  злобными пото-ками мата. Заросшие тайгой сопки внезапно вырастали перед ними, заставляя принимать решение – с какой стороны обходить новое препятствие.
    Неясное журчание впереди вызвало улыбку у Романа, он оглянулся и крикнул Василию, ожидающего «Узду»:
    - Речка! Вода! – и облизывая запёкшие губы, кинулся на этот желанный зов.
    Речка, а, скорее всего, ручей весело журчал по каменистому ложу, отсве-чивая солнечными зайчиками, ласково омывая камешки, лежащие на дне, за-вихряясь маленькими водоворотами. Густые пучки тёмно-зелёной травы склонялись к воде, полоща в потоке свои пряди. Маленькая птичка, дёргая кургузым хвостиком, стояла на песчаном берегу и пила, ткнув длинный но-сик в воду, а затем запрокидывая головку вверх. Шорох в кустах насторожил её, она замерла и, заметив непонятное существо, появившееся на берегу, под-скочила и вспорхнула вверх, сердито прокричав: трэк… трэк…
     Роман, заметив вспорхнувшую, недовольную этим вторжением, птичку, миролюбиво кивнул: - Извини, что напугал… Тоже пить хочется… - Та, за-виснув наподобие игрушечного вертолёта,  вновь повторила своё сердитое трэк… трэк…  И стремительно исчезла среди высоких стволов деревьев. - Экая ты несговорчивая, - пробормотал он, опускаясь на колени и наклоняясь над потоком. Жмурясь от удовольствия, всласть напился, окуная лицо в воду. Треск веток заставил его обернуться – две фигуры выросли из-за толстой со-сны. Василий спустился к ручью, спрыгнув с невысокого бережка, то же по-пытался сделать «Узда», но зацепившись за корень, торчавший из песка, по-терял равновесие и свалился наземь. Рыча и матерясь, не обратив внимания на протянутую руку Романа, поднялся, опираясь на костыль. Добрёл до воды, опустился и стал пить воду, шумно втягивая в себя, словно старая загнанная лошадь.
    - Предлагаю остановиться здесь на ночлег. – Предложил Роман, опускаясь на валун, торчащий из песка. – Ручей, полно сучьев для костра. Нарежем ве-ток для спанья. Да и время уже… - Он достал из кармана часы, - семь. Ко-нечно, можно пару часов ещё идти, но… - он глянул на «Узду», - устали все изрядно. Посему – я за отдых.
    Надутое лицо авторитета смягчилось, он смахнул со лба надоевшего кома-ра и процедил: - Всё в цвет, «Летун». Я подписываюсь за твой базар.
    … Закончив скромный ужин – банка тушёнки на троих и по сухарю, они какое-то время молчали. Трещали сучья, изредка в костре щёлкало. Ветер, гудевший днём в кронах деревьев, угомонился, темнота ненавязчиво подпол-зала из-за кустов и стволов деревьев, и вот уже свет костра красным отбле-ском ложился на листву и кору лесин, языки пламени заставляли тёмное по-крывало ночи стыдливо уползать за очерченный круг света.
    - А ведь нас могут ждать вблизи этой самой дороги, куда мы идём. – Ни к кому не обращаясь, проронил Роман. – Зная из дела, что Василий жил в Се-мёновке, они резонно рассудят, что он нас поведёт к своим родным местам. А там дорога, по которой можно попасть в краевой центр.  Они же не идиоты предполагать, что мы рванём прямо в город по железке. Уверен – состав был обыскан на первой же остановке, наше убежище тут же обнаружили. И что им думать?
    - А хрен его знает, что им думать… - Зевнув, протянул «Узда». – По мне так всё равно, что думают эти мусора. Нам главное - добраться до дороги, а там уж будем соображать, как этих сучар облапошить, вольты им заделать. Да так, чтобы крыша у них протекла.
    - И чё? – вытаращился на него Василий, он же «Гусь».
    - Через плечо… - Оскалился в недоброй усмешке авторитет. – Уверен, что по нашим следам от железки они не пойдут. Ты прав, «Летун», там эти суча-ры будут нас ждать.
    «Так что теперь делать?» – приуныл проводник. Он не слышал, о чём вели речь Роман с «Уздой».
    Мысль, что зря он согласился на побег, начала потихоньку грызть незадач-ливого убийцу чужой коровы. Назад теперь дороги нет, и впереди полный мрак. Была у него идея пробраться к охотничьей избушки соседа, деда Мар-кела, что стояла в глухом месте, на острове среди болота. От Семёновки не менее полста вёрст, а тропу через трясину знал только он, Васька. И, конеч-но, дед, что сам несколько лет назад попросил его помочь подлатать избуш-ку. Родни у деда не было, и он пообещал отдать её ему, Василию, когда уже сам будет не в состоянии охотиться. Избушка была сделана основательно из брёвен, ещё в тридцатые годы, когда дед был относительно молодым и мо-гутным. Печь, сложенная из каменных плит, что пластами выпирали из земли на этом острове, просторные нары рядом с печью, закуток с хозяйственной утварью. На глухой стенке вешала для рыбы и дичи. Небольшое окно забра-но железной решёткой. Рама у него была с двойным стеклом, отчего даже в трескучие морозы не замерзало. Как он говорил, так сделать ему посоветовал ссыльный, что жил в деревне. Вроде бы в Москве был большим человеком на каком-то заводе. Дед не поленился и сделал небольшие сени, дабы зимой те-пло не выдувало через дверь. Рядом с избушкой был крепкий лабаз, устроен-ный на обломанной когда-то бурей толстой сосне. В этом лабазе, метрах в трёх от земли, дед хранил изрядный запас круп, соли, пороха и иноземное ружьё с патронами. Как рассказывал дед, это ружьё он вытащил из самолёта, который свалился с небес в конце войны прямо на озеро, рядом с болотом. Самолёт был весь продырявлен, металлические клочья торчали даже на крыльях, из одного мотора валил дым. Что он не расейский, дед понял сразу - у хвоста светилась белая звезда в синем круге. Из пяти мужиков на нём толь-ко один был жив, остальные мертвее мёртвого. Когда дед пролез в кабину, тот, живой, захлёбываясь кровью, что-то пытался ему рассказать. Слабеющей рукою теребил деда за рукав, потом с трудом вытащил из нагрудного карма-на фотографию и, тыча окровавленным пальцем в снимок, шептал: «Мэ-ри…Мэри…». Дед только согласно кивал головой, глядя на смуглую женщи-ну. Потом тот затих, кровь обильно потекла из уголка рта. Глаза застыли, ру-ка разжалась, и снимок упал на пол. Дед подобрал фото и положил ему на колени.
    Когда дед через день вновь пришёл к озеру, то самолёта на льду не было.  Весенний лёд не выдержал тяжести многотонной машины и та ушла на дно, унеся с собой тайну гибели чужого самолёта.  Деду же досталось это стран-ное ружьё,  которое заряжалось со стороны приклада, металлическая коробка с патронами, да с десяток консервных банок, что он забрал в первый раз. Клял дед себя последними словами, что сразу не вытащил из самолёта всё, что могло пригодиться в хозяйстве, а там было чем поживиться. Сообщать в сельсовет о самолёте он не стал, боясь, что затаскают его по допросам, да и ружьё, чего доброго, отберут. Даже своей старухе об этой находке не сказал, и доверился только ему, Василию, предварительно заставив побожиться на икону, что тот будет молчать.
    И вот теперь для него это была единственная возможность существовать дальше. А что? Туда, на остров, никто не сможет попасть, не зная тропы че-рез топи. Рядом озеро, в котором полно рыбы, а у деда в избушке всегда бы-ли сети. В округе зверья не счесть: зайцы, кабарги, лоси, даже кабаны. Ко-нечно и хищников не счесть… Волки, лисицы, ведмедя… Дед говорил, что сталкивался и не раз с приморским тигром. Правда, расходились с миром, уважая друг друга. Ещё слышал о леопарде, но тот обитает гораздо южнее этих мест. Так что с голоду там не пропадёшь, ежели голова варит и есть оружие. А уж с ним-то Василий обращаться умеет, сызмальства приучен к охоте отцом. Он помрачнел, вспомнив его. Погиб тот, освобождая от японцев остров Сахалин. Сам Васька на фронт не попал по возрасту, в армию призва-ли после войны. Отслужил в стройбате, научившись там многому. Вернулся домой и начал охотиться с отцовским ружьём. Всё было хорошо, собрался уж было и жениться на соседской девчонке, хохотушке и плясунье, Маньке. Да чёрт попутал – по пьянке вместо лосихи завалил корову, нарушив заповедь отца: не бери в руки ружьё даже с похмелья. Корова эта была такой же непу-тёвой, как и её хозяйка, сквалыга и деревенская сплетница Ерошиха. Вечно шарахалась по тайге, отбиваясь от стада, домой могла вернуться  лишь к ве-черу на следующий день. Вот её и пришиб он, в сумерках приняв за лося. А когда разглядел, то понял, что эта охота выйдет ему боком. И не ошибся - за-стал его за разделкой туши местный егерь, решив выяснить, кто запалил кос-тёр в тайге посередь ночи. Был суд скорый на расправу, припаяли ему десят-ку, ещё и отцовское ружьё конфисковали. И вот теперь сидит он у костра с двумя такими же беглецами и голова пухнет от невесёлых дум.
    - Василий! Да что с тобой? Зову тебя, а ты как уснул… - Проводник, ус-лышав своё имя, встрепенулся, поднял голову и кивнул Роману.
    - Что я хотел тебя спросить, Василий… - Задумчиво произнёс Роман. В тишине раздался храп – они оба повернулись в сторону лежанки из хвои, на которой лежал авторитет, накрывшись полой лагерной куртки.
    - Во даёт… - С изрядной долей зависти произнёс Роман. – Этому и комары не помеха…
    - Чё хотел узнать-то? – поинтересовался Василий, зевая. – Спрашивай, а то пора на боковую.
     - Ты говорил про речку, что нам скоро придётся переходить. Если идти по ней, до океана далеко?
    - Ты про Кунжу, что ли?
    - Ну да…
    - Забудь… Она пробивается через основной хребет. Там человеку не прой-ти. Сплошь прижимы и пороги. Ни по ней, ни по берегу нет дороги. И сколь-ко вёрст до океана я не знаю – может триста, а может и все пятьсот.
    - И что? Там нет населённых пунктов?
    - Как сказать…- Василий почесал затылок. - Говорили, что за хребтом, там в глухомани, есть деревни староверов. Живут по своим законам и чужаков не привечают. Вот так-то… И где они там есть, один бог знает. Никто там не бывал, да и оттуда люди к нам не приходили. Знающие люди говорят, что дорога к ним есть только летом, а зимой - ни туда, ни - оттуда. Да и на что тебе это? Ты же не собираешься к ним? Вам же с этим… - Он кивнул в сто-рону спящего «Узды», - в город нужно?
    Роман кивнул:
    - Да, в город… Там легче затеряться, да и документы заиметь проще. А ты всё-таки решил домой пробраться? Ты понимаешь, что тебя там ждут? Я не про родных, а про власть.
    - Я что, по-твоему, совсем дурак? - Василий хитро прищурился. – Там у меня есть такое место, что никакая собака не найдёт, хоть годами ищи.
    - Это другое дело. Но с другой стороны, не будешь же ты годами без лю-дей обходиться? А припасы, одежда?
    - Это потом… - Легкомысленно махнул рукой проводник. – Сейчас глав-ное для меня – добраться туда и чтобы по дороге не повязали. Вот доведу вас до тракта, а там окольными путями в своё убежище.
    - Что ж, пусть тебе повезёт. Хороший ты человек, Василий… Жаль, что с тобой такое случилось… - Искренне, с симпатией, сказал Роман. Ему, дейст-вительно, был он симпатичен – слегка наивный и добрый по натуре, по глу-пости попавший в лагерь.
    - Все мы ошибаемся… - Изрёк тот. – Вот ты, Роман, тоже в чём-то ошибся, коль загремел за колючую проволоку?
    - Да как тебе сказать… Можно было сделать это и не попасть в тюрьму, только действовать тонко и расчетливо. В тот момент я был настолько ослеп-лён горем и жаждой мести, что поступить по-другому  не мыслил. Отсюда и этот плачевный результат. Впрочем, ничего уже не вернут. Что сделано, то сделано…- Он взглянул на Василия. -  И в самом деле – давай-ка спать. - До-бавил он, заметив, что у того закрыты веки, а голова медленно клонится к коленям…
    … Речку они услышали издалека. Обогнув очередную сопку, вступили в тёмный пихтовый лес. Шедший впереди проводник Василий оглянулся – «Узда» отстал, потерявшись за стволами лесных великанов. Подойдя к нему, остановился Роман, отмахиваясь от гудевших рядом комаров.
    - Давай подождём «Узду», а то ещё потеряется… - Сказал Василий. – Хотя я бы не очень расстроился, случись такое.
    Роман удивлённо посмотрел на него:
    - Не стоит такой грех на душу брать… Даже если это такой человек, как наш рецидивист.
    Они тут же замолчали – из-за деревьев показался тяжело шагавший авто-ритет. Костыль он забросил пару дней назад. Но было видно, что на ту ногу он наступает осторожно, видимо, болевой синдром вывихнутой лодыжки продолжал напоминать о себе. Подойдя к ним, «Узда», тяжело дыша, разма-зывая пот по лицу, сердито выдавил из себя:
    - Какого хрена вы бежите, словно за вами вся мусарня гонится? Я не успе-ваю…
    - Да из-за жары и комаров лишний раз забываешь оглянуться… - Прими-рительно сказал Роман, очередной раз раздавив комара на щеке.
    - Это всё ты, «Гусь», скачешь, как козёл! – засопев, злобно выпучил на не-го глаза авторитет.
    - Чё я-то? – втянул голову в плечи проводник. У него до сих пор сохранил-ся тот страх перед наглостью и нахрапом блатных, что воспринимали себя хозяевами зоны, считая остальных заключённых обыкновенным быдлом и никчемными людишками. - Оглянулся, смотрю, ты идёшь…  Пошёл даль-ше… Снова посмотрел – тебя нет, я и остановился. Чё я, должен кажную ми-нуту головой крутить? – возмущённо оправдывался он
    - А ежели я снова копыто подвернул и валяюсь на земле? – не отставал от него «Узда».
    - Значит,  вернулись бы. - Не выдержал и ввязался в перепалку Роман.– Мы в одной лодке, стало быть никто никого не бросит. И зря ты, «Узда», катишь на него балан. - Ввернул он в разговор выражение из воровского жаргона, рассчитывая, что это дойдёт до авторитета быстрее, чем обычные слова. Тот, услышав от «мужика» странное по его понятиям словосочетание, презри-тельно ухмыльнулся.
    - Ты, «Летун», не врубаешься, с кем финтами шпилить. Я для тебя кто?
    Роман покачал головой:
    - Ты для меня такой же беглый, как мы с Василием. Разницы между нами никакой. И если ты рассчитываешь на какое-то особое положение здесь, то глубоко ошибаешься. Тут тебе не зона, а ты не авторитет перед «мужиками». И брось здесь диктовать свои воровские понятия. И чтобы тебе было ясно, выражусь вашим языком – они здесь не канают. Понял? – жёстко произнёс он, глядя, как при этих его словах меняется выражение лица «Узды» - от пре-зрительного выражения до ярости. Тот злобно засопел, пальцы сжались в ку-лаки. «Эх, попался бы ты мне на зоне, волчара позорный, я бы из тебя ленты нарезал…», - ярость захлестнула его. Но тут он вдруг вспомнил, что сейчас полностью зависит от этих двоих. И не в его интересах вступать с ними в мясню. – Ничего, козлы, придёт моё время и я вам всё припомню. Уж тогда я душеньку отведу. Вы у меня попляшите…А ты, грёбаный «Летун» - в пер-вую очередь», - пообещал им он про себя, а сам криво заухмылялся, словно признал всё, что выложил ему Роман:
    - Харэ, «Летун». Вижу, что ты не фуфлыжник, всё в цвет расписал. Глав-ное – вместе держаться, и тогда будет верняк. Я тебя услышал.
    - Вот и ладно. – Облегчённо вздохнул Роман. Вот только Василий недо-верчиво покачал головой, не веря в слова авторитета. Ибо за годы, проведён-ные в лагере, он хорошо уяснил цену словам, какими легко бросались уго-ловники, желая добиться какой-то выгоды для себя.
    Они, продравшись через колючие заросли, вышли к обрыву. Впереди свер-кала бликами, пенилась струями прозрачной воды, бугрилась водными купо-лами над подводными валунами река. Именно река, а не те многочисленные ручьи, что попадались им за неделю пути. Была она не той рекой, как знаме-нитые реки Большой земли, о которых слагают песни, по которым плавают белоснежные теплоходы, а пузатые приземистые буксиры тащат вереницы барж. Но для этой земли эта река была такой же необходимостью, как для своих большие водные артерии. Шириной метров с полста, она в весенний разлив становилась такой широкой и своенравной, что свободно и играючи перекатывала по дну многопудовые валуны, с грохотом валились с берега в воду вековые деревья, подмываемые бешено несущимися струями разгуляв-шийся воды. Но это происходило весной, да изредка и не каждый год, когда прорывался вдруг сюда какой-нибудь тихоокеанский тайфун, не растратив-ший по дороге свирепую мощь и напоенный до предела влагой океанских просторов. Проходили дни, энергия потока ослабевала, вода постепенно вхо-дила в привычные границы. И вот уже укрощённая речка привычно несла свои воды туда, к океану, неся влагу близлежащим землям, полям и лесам.
    Василий привычно хотел спрыгнуть с обрыва, как рука Романа сжала его плечо:
    - Посмотри левее…  - Тот повернул голову и слегка присвистнул: река де-лала поворот и на том высоком берегу маленькими коробочками виднелись дома, сараи, заборы – все атрибуты сельского быта. Сквозь шум реки доно-сились характерные звуки: взлаивали собаки, мычали коровы, блеяли овцы.
    Беглецы тревожно всматривались в селенье, оно таило для них явную опасность, ибо сельские жители всегда оповещались о таких явлениях, как побег заключённых. И надо сказать,  что это  давало свои  плоды. Бывали  случаи  грабежа и разбоя со стороны беглых преступников,  И чтобы обезо-пасить себя от подобного, о замеченных незнакомых людях жители сообща-ли незамедлительно властям. Те в свою очередь принимали экстренные ме-ры: заранее организованные группы розыскников с собаками, с помощью подручных средств выдвигались к предполагаемым путям передвижения беглых. А там уж как кому повезёт… Бывало, раскинутая сеть оказывалась пустой и беглецы сумели просочится мимо и тогда поиск становился голов-ной болью компетентных органов, неся с собой большие  затраты  сил и средств. Иногда ловушка  захлопывалась, и вдохнувшие в себя воздух свобо-
ды беглецы стояли перед выбором: сдаться на милость властей или принять смерть.
    - Уходим отсюда… уходим… - Роман попятился назад под прикрытие кус-тарника, увлекая их за собой. – Куда двинемся, Василий?
    - Давайте вправо, по течению… - Предложил тот. - Нужно подальше уб-раться от этой деревни и найти перекат. А то кто-нибудь из деревенских уви-дит – хлопот не оберёшься. Стуканут ментам и начнётся охота…
    - Ну да, смотрю, твоя метла чисто метёт… - «Узда» зло смотрел на про-водника. – Как бы ты нас прямо в мусарню не приволок, Сусанин хренов.
    - Не нравится – сам веди, если такой умный… - Ощетинился Василий.
    - Хватит уже вам! – не выдержал Роман. – Идём отсюда. Нашли время для разборок…
    Они прошли берегом реки не менее пары километров. За очередным изги-бом река расширилась плёсом, над которым носились стрекозы Стремитель-ные стрижи закладывали пируэты, хватая на лету мелких насекомых, чтобы тут же вернутся к прожорливому потомству, орущему голодным писком в норах крутого берега. Гладкая поверхность воды расходилась кругами – рыба жировала дармовым кормом, плывущему по поверхности плёса. Далее жур-чал широкий перекат, глубина на нём была небольшая и беглецы, сняв сапо-ги, спокойно перешли на тот берег. Роман с удовольствием брёл по воде, на-слаждаясь её ласковой тёплотой. Ах, как было бы здорово сбросить с себя пропотевшую одежду и плюхнутся в эту прозрачную и освежающую глуби-ну. Лечь на спину и просто смотреть на эту бездонную синеву, на небольшие груды кучевых облаков, плывущих высоко там, где когда-то военный лётчик капитан Ястребов восторженно чувствовал себя чуть ли не божеством, паря-щим над мелочностью и суетливостью жизни внизу, там, на земле.
    Раздался хриплый недовольный голос авторитета, тут же вернувшего Ро-мана на эту самую грешную землю. Тот наступил на скользкий камень и, ви-димо, вновь разбередил себе подвернувшуюся ногу. Вспоминая всех святых и иже с ними божью троицу, этот лагерный богохульник, злобно сопя и, хва-таясь руками за кустики, взобрался на пригорок. Швырнул сапоги в траву и рыкающим голосом заявил, что должен часок покемарить, пока не переста-нет ныть нога.
    Роман с Василием переглянулись, остановка здесь, на берегу, не входила в их планы. Нужно было уходить с этого открытого места, которое не гаранти-ровала, что их не заметит кто-нибудь из местных жителей.
    - Послушай, «Узда»… - примирительно начал Роман. – Нам нельзя здесь оставаться… Если кто-то из местных нас увидит, то команда «волкодавов» тут же пойдёт по нашим следам. С твоей ногой нам от них не уйти. Сообра-жаешь? - и видя, что тот даже не пошевелился, привёл весомый аргумент: - Выбирай: или ты надеваешь сапоги, или мы уходим одни.
    Перспектива остаться одному, да ещё и неизвестно, как потом продолжить путь без проводника, заставила его открыть глаза. Заметив, что его спутники настроены решительно, авторитет, недовольно что-то ворча, начал натяги-вать сапоги, про себя злобно запоминая, что он в своё время припомнит этим болотным чмо все их подлые базары. Он встал и, громко охая, как бы напо-миная им, что идёт вопреки своему болезненному, по его понятиям, состоя-нию, поплёлся вслед за ними, которые уже входили под сень громадных кед-ров – предтечей грозного перевала…
    Вид с верхней точки был потрясающий. Там, впереди, насколько хватало глаз, в синеватой дымке плыли цепи величественных сопок. Покрытые лесом купола, контуры которых причудливо колыхались, размытые прогретым воз-духом, долины меж сопок манили к себе воображаемой прохладой. Зной  приморского  лета  напоминал о себе  яростным  потоком солнечного света, изливаемого с неба дневным светилом, да струйками пота на лице и спинах беглецов. Где-то там, в дневном мареве, притаилась их вожделенная цель - грунтовый тракт, к которому стремились помыслы трёх бывших заключён-ных. Справедливости ради нужно было заметить, что у каждого из них были личные желания  на этот счёт. Если Василий, их проводник, хотел одного – добраться дл охотничьей избушки деда Маркела, чтобы как-то отойти от гнусного существования в лагере, то у его спутников были другие помыслы. Для Романа, испившего горькую чашу заключения и едва не распрощавшись с жизнью, впереди было одно: поведать о себе единственно родному челове-ку – матери и отомстить за свою сломанную жизнь и гибель любимой жен-щины. Совершенно другая цель маячила перед третьим в этой связке, воров-ским авторитетом с погремухой «Узда». Прижатый обстоятельствами перед майором Грибовым, он должен был заделать вчистую этого «Летуна», в чём-то перешедшего дорогу лагерному «куму». Впрочем, это ни сколько не тяго-тило отпетого рецидивиста, несмотря на то, что будущая жертва спасла ему жизнь после прыжка с поезда. Тем более, что выполнение этого заказа позво-ляло рассчитывать на помощь неизвестного фраера в краевом центре. Так что, как говорят среди фраеров, игра стоила свеч.
    - Какая красота…  - Задумчиво произнёс Роман, любуясь величественной панорамой таёжных просторов.
    - Нашёл чем любоваться… - Хмыкнул пренебрежительно авторитет, на-пряжённо сопя после продолжительного и тяжёлого подъёма на перевал. – Я бы сейчас схавал кружку чифиря с булочкой, да прилёг на шконку с дуроч-кой. – Он хрипло загоготал, потом резко повернулся к Василию:
    - Ну и где эта твоя дорога? Вижу впереди только лесоповал, да грёбаные горы. Или ты нас не туда тянешь, хрен с горы? – и вновь заржал, очень даже довольный этим сравнением.
    Проводник лишь презрительно прищурился на выпад «Узды». Обращаясь, как бы только к Роману, он протянул вперёд руку:
    - Видишь, вон ту сопку, сбоку  вроде бы как обрезанную?
    И когда тот кивнул, Василий продолжил:
    - Так вот: нужно будет пройти мимо, оставляя её правее, и через сутки выйдем на тракт. Там наши дороги расходятся. Вы – налево, в город. Я – на-право…
    - Мы странно встретились и странно разойдёмся… - Глумливо произнёс «Узда» слова известного романса, столь странно и несуразно произнесённые устами гнусного рецидивиста, что Роман удивлённо крутанул головой. – Ты, Сусанин, не рассчитывай на наши слёзы при расставании.
    - Да по мне век бы не видать твоей уголовной морды, «Узда». – Неожи-данно для себя осмелел Василий. – С радостью перекрещусь, как только ра-зойдёмся.
    Глаза авторитета удивлённо выкатились от столь наглого, по его разуме-нию, высказывания проводника:
    - Ну, ты, духарик! – взревел он, злобно ощерившись. -  Фильтруй базар, чмо! А то сейчас попишу твою фотку, мать родная не узнает! – и не сводя бешеных глаз с побледневшего лица Василия, потянулся рукой к голенищу сапога. Сейчас он был похож на вздыбившего шерсть на загривке свирепого волка с оскаленной мордой, на волка внезапно почуявшего запах крови.
    Роман, видя, что авторитет пошёл в разнос и сейчас может произойти не-поправимое, сжал кулаки и шагнул к нему:
    - Ну-ка, сбавь обороты, «Узда»! Тут тебе не зона, чтобы качать свои воров-ские понятия! Понял!? – жёстко заявил он, глядя в белые от бешенства глаза рецидивиста. Рука у того замерла – он вдруг вспомнил незавидную участь «Хорька», свидетелем расправы над которым он стал в бараке у смотрящего. И тот удар этого чмо, от которого противник вырубился. «Узда» колебался недолго, он понял, что расклад не в его сторону – противников было двое. Будь один на один, он бы этого «Гуся» распластал на мелкие ремешки, но этот «Летун» ломал все карты. Ибо финал противостояния был непредсказу-ем и, скорее всего, мог оказаться не в его пользу.
    - Харэ,  харэ, «Летун»!  Не  поднимай кипеж… Всё путём…- Наигранная кривая улыбка перекосила его физиономия. Он  выпрямился и цвиркнул слюной,  метя на бабочку, седевшую на ветке. Но промахнулся и с досады, что его ткнули, как фраера в дерьмо, или от того, что плевок не достиг цели, грязно выругался и, не глядя в сторону спутников, уставился злобным взгля-дом на далёкие сопки. Если бы его злобу можно было бы материализовать, то на далёких сопках в момент вспыхнули бы деревья, словно спички…


                ГЛАВА   37             
    …Беда пришла оттуда, откуда её не ждали. Они спустились в долину меж-ду сопок, вступили в очередной кедровник, с удовлетворением отмечая мно-жество валяющихся на земле шишек прошлого урожая. Звери и птицы не смогли использовать этот дар полностью, так он был обилен. Шедший впе-реди в нескольких метрах Василий внезапно исчез. Там, где он только что был, раздался приглушённый вскрик. Роман и «Узда» кинулись туда и резко остановились в паре шагов от дыры в земле из которой раздался болезнен-ный стон Василия.
    Роман лихорадочно сбросил вещевой мешок с орехами, осторожно при-двинулся к проёму, нагнулся и стал отбрасывать в сторону настил из веток, который прикрывал его. Минута … и вот уже полностью обрисовались края ямы диаметром метра два. Он встал на колени и стал всматриваться в полу-мрак внутри, но ничего не разглядел.
    - Василий! Как ты? – крикнул он, продолжая вглядываться вниз. – Жив? Ответь!
    Но снизу только вновь послышался стон. Что-то насторожило Романа, тоскливое чувство опасности холодком скользнула промеж лопаток, вонзи-лось иглой в мозг – он повернул голову и увидел нависшую над ним фигуру авторитета с занесённым финским ножом. Защищаясь, он инстинктивно под-нял одну руку; вторая, опиравшаяся на край ямы, внезапно подалась, и Роман осознал, что падает вниз.
    Ошеломлённый ударом о дно провала, он потряс головой и, присмотрев-шись, содрогнулся от ужаса. В полуметре от него лежал вниз лицом Василий. Из его спины  торчал тонко заострённый окровавленный кол. Роман вновь потряс головой, словно не веря в происшедшее, но ничего не изменилось. Он протянул руку, желая удостовериться в этой страшной картине, дотронулся до Василия. Тот вновь глухо простонал, тело его содрогнулось, ещё несколь-ко раз дёрнулись ноги и он затих. Окрик сверху вывел его из охватившего оцепенения:
    - Эй, «Летун»? Ты ещё жив? – издевательски захохотал «Узда», свесивши голову над краем ямы. – А то мне отсюда не видно. Эй, внизу?
    Романа затрясло. Затрясло от вида так нелепо и страшно погибшего Васи-лия, от подлости человека, которого он спас раньше, от потери собственной осторожности в отношении «Узды», о чём его предупреждал «Седой».
    - Спускайся вниз, сволочь! – клокочущая в его груди ненависть вылилась в этот крик. – Вот тогда и разберёмся…
    - Давай ты сюда, чмошник! Жаль, что я не успел пощекотать тебя пером.
Ну, да ладно, всё равно откинешь копыта в этой яме. На пару со свои друж-ком «Гусем». Крыльев-то у тебя нет, «Летун» грёбаный!  А без них из этой могилы тебе не выползти!– вновь гнусно и откровенно захохотал авторитет.
    - Знать бы тогда, что так отплатишь за добро, я бы тебе вторую ногу вы-вернул! - выкрикнул в ответ Роман, дрожа от ненависти.
    - Эх ты, фраер грёбаный, в натуре… Так вас и надо шпилить, волчар по-зорных! Вот ты, небось, считал себя деловым, да? А сам и не впал в тему, что тебя заказали. Поэтому я и пошёл в бега, чтобы тебя заделать вчистую, как велел «кум».
    - Так это ты по указке этой сволочи? И тебе, законнику, не западло лизать зад этой твари?  Это же не по вашим понятиям!?
    - Любой, уважающий себя вор,  всегда  сделает всё  для  своей  выгоды. Понял, фраерок  чмошный?
    - Ну и что ты поимеешь от моей смерти, гнида воровская?
    - От тебя,  пидор – ничего.  А вот  тот  фраер в  городе за  то, что я тебя за-делаю, обещал мне новую ксиву и мазуты подкинуть. А это, чмо, свобода. Любой вольный бродяга за это пойдёт на всё.
    - И что это за фраер в городе? – Роману, находящемуся в безвыходном по-ложении, всё равно хотелось знать, куда ведёт ниточка по его ликвидации.
    - Что? Есть интерес? – «Узда» даже свесил ноги в яму, так его веселило любопытство приговорённого к смерти. – Фраер тот краснопёрый… Похоже, ты его чем-то достал, коль он через нашего лагерного «кума» решил с тобой поквитаться. 
    Роман задумался. Уголовники называли краснопёрыми работников МГБ и милиции. С милицией у него никогда не было каких-то недоразумений. А вот с другими… И он чуть не стукнул кулаком себя по лбу. Так этот урод гово-рит о той сволочи, из-за которой он и попал в лагерь. И которому он поклял-ся отомстить, пока жив на этой земле. Майор Дроздов, нелюдь, которому не место среди нормальных людей. И гореть ему в аду на том свете. А ты, ведь, браток, поклялся светлой памятью своей любимой сделать всё для этого. И он с горечью признался себе, что у него почти не осталось шансов выполнить задуманное.
    - Что-то ты замолчал, гнездюк? – Донёсся голос сверху. - Впрочем я по-шёл… Теперь тракт я найду и без всяких там чмошных Сусаниных. И благо-дарствую за хавку, что ты оставил здесь.
    - Чтоб ты ею подавился… Я с того света вернусь, но доберусь до твоего горла! Ты понял, урод? – в бессилии выкрикнул из ямы Роман.
    - А вот это вряд ли, чмо… Пиши оттуда малявы мелким почерком! – зло-радно захохотал «Узда» и, фальшиво насвистывая «Мурку», направился прочь от ямы. Какое-то время звуки доносились до ушей Романа, но вскоре всё стихло.
    Какое-то время он сидел на дне ямы, в отчаянии обхватив голову руками. И только тут вспомнил, что рядом лежит мёртвый Василий, о котором совсем забыл во время словесной перепалки с этим гнусом «Уздой». Он поднял го-лову и посмотрел на несчастного мужика. Протянул руку, пытаясь нащупать пульс. Конечно же, тот был мертв, и Роман вновь содрогнулся, глядя на ок-ровавленный кол, торчащий из спины несчастного проводника. И только сейчас заметил второй заострённый кол, рядом с шеей Василия. Он уже по-нял, что это была медвежья ловушка, специально устроенная в кедровнике. В том месте, куда по осени приходили хозяева тайги основательно подхарчить-ся и нагулять побольше жира перед зимней спячкой. Тот, кто её сделал, рас-считывал на полный успех. У провалившегося медведя не было ни одного шанса уцелеть. В любом варианте он попадал на один из смертоносных жал. И только сейчас до него дошло, что и его могло при падении постигнуть участь Василия. От этой мысли его непроизвольно затрясло, да так, что за-стучали зубы. Подленькая мысль мелькнула в голове, что может это было бы к лучшему, чем в конце концов загнутся здесь, на дне этой ямы от голода и жажды. Он облизал сухие губы и вспомнил, что их единственная фляжка ви-села на поясе Василия. Он нагнулся к нему, нащупал фляжку:
    - Прости, друг, тебе вода ни к чему… - Произнёс он вслух, открутил кол-пачок и жадно сделал пару глотков. Оставить погибшего в положении бабоч-ки, нанизанной на булавку, претило его общечеловеческим понятиям о гу-манности и обязывало отдать человеку последнюю почесть – предать брен-ное тело земле. Невыполнение последнего долга перед умершим было для него кощунством. Обхватив тело, он осторожно сдёрнул его с кола, положил вверх лицом на дно ямы. Когда выпрямился, то невольно поёжился – глаза Василия с немым укором уставились на него. Он провёл ладонью по его гла-зам, закрыв веки, на лицо положил лежавшую рядом с телом зэковскую су-конную кепку. Сел рядом с мёртвым и только сейчас понял, что за странный запах – тяжёлый и сладковатый, - забил ему ноздри. Запах крови, понял он, запах смерти…
    Роман осмотрелся… Сужающий к верху свод ямы сводил на нет возмож-ность выбраться из неё по боковой стенке, выдалбливая в ней ступеньки.. Глубина ловушки составляла по его прикидке не менее четырёх метров. По-лучалось, что без посторонней помощи выбраться отсюда представлялась практически невозможным.
    Он сел, прислонившись спиной к стенке, отчаяние всё сильнее охватывало его. Невидящими глазами он смотрел перед собой и картины неизбежной ги-бели вставали перед ним в ужасающе реальном виде. Вот он остался без кап-ли воды, орехов то же не осталось. С каждым днём приступы слабости ста-новятся всё продолжительнее, начинаются звуковые галлюцинации, всё чаще проваливание в забытье. И наступает момент, когда оно не прекращается, сознание исчезает и приходит естественное физическое угасание организма под названием смерть.
    От этих мыслей его опять зазнобило. «Нет…Так нельзя… нужно что-то делать… Иначе я сойду с ума только от этих мыслей. Думай, браток, думай! Выход всегда есть, так учит диалектика…». Он бродил взглядом по стенкам ямы, вглядывался в голубизну неба вверху. Ветвь кедра лениво шевелилась высоко над его головой, прочная, но недосягаемая. Взгляд вернулся в яму, скользнул по торчащим кольям-убийцам, вновь, было, пополз  по стенке к отверстию. Но, стоп!.. Искорка надежды невесомо скользнула из глубин под-сознания. Он вновь глянул на ближайший кол, его длинный заострённый ко-нец… А ведь этим остриём можно постепенно рыхлить и сбрасывать на дно землю, прорывая наклонно вверх проход. Кровь ударила в голову. Чёрт по-бери! А ведь это выход! Он вскочил на ноги и, ухватившись за кол, попробо-вал его вытащить. Но не тут-то было… Хозяин ловушки сделал всё капи-тально – кол даже не пошевелился. Но отчаяние сменилось надеждой… В первую очередь нужно извлечь кол из земли. А для этого чем-то разрыхлить землю вокруг него. Он лихорадочно обшаривал взглядом вокруг, но ничего не попадалось на глаза – дно ямы было чистым. Ни щепки, ни палки… В карманах у него, кроме пару горстей орехов, ничего похожего не было. Вот балда! Ругнул себя Роман последними словами. У Василия за голенищем должна быть железная ложка, он сам видел, как тот запихивал её туда. И верно, ложка оказалась на месте.
    Он отгребал ручкой землю, вернее, уплотнённую глину, откидывая её в сторону, постепенно расширяя воронку и углубляясь. Упорная работа оказа-лась не напрасной, через час, может полтора, он смог расшатать кол и с нату-гой вытащить из земли. Общая длина этого заострённого дрына была более двух метров. Роман с любовью провёл рукой по стволу и прикинул, в какой части ямы он начнёт вгрызаться в боковую стенку.  Минут пять он примерял-
ся, а та кедровая ветка, что виднелась вверху, подсказала, где нужно начи-нать – в противоположной стороне. Главное при этом - не напороться на ко-рень в земле.
    Ему повезло с инструментом. Кол был твёрдым и прочным и, как он понял, сделан из молодой лиственницы. Наметил ширину будущего проёма и при-нялся за работу. Через час, орудуя, как одержимый остриём, размазывая по лицу потёки пота, он вгрызся в верхнюю часть боковины. Земля вверху ока-залась рыхлой, более трудным был слой глины, лежащей ниже. И, тем не ме-нее, работа спорилась…
    …Когда вниз посыпались первые комья, Роман прислонил кол к стенке, подошёл к лежащему телу Василия, выгреб из его карманов несколько гор-стей орехов, резонно полагая, что они ему уже не понадобятся. Ничего цен-ного для себя он у него больше не обнаружил и вспомнил, что какие-то вещи Василия находились в мешке, который унёс «Узда»: полотенце, пару чистых портянок, носки. Собственно, такие же вещи Романа так же «уплыли» в том мешке. Но одна вещь, найденная в кармане проводника, обрадовала его больше всего – почти полная коробка серянок, завёрнутая в клочок перга-мента.
    «Спасибо тебе, Василий, за этот твой, почти царский, подарок – спички, и
прости, что вынужден похоронить тебя здесь, в этой яме. - Мысленно обра-тился он к нему. – Другой возможности у меня нет…». И он снова взялся за свой необычный инструмент.
    Солнце клонилось к горизонту, когда Роман выполз из ямы. Посмотрел на свои дрожащие от усталости пальцы и с блаженной улыбкой на грязном ли-це, глубоко вдохнул свежий воздух, наполненный ароматом хвои и цветов. Он снова был свободен и полон радужных надежд. Впереди было немало опасностей, которые могли свести на нет все его устремления. Но у него бы-ла цель, для достижения которой он отдаст все свои силы…  И исполнит за-думанное, даже ценой своей жизни…
    Тоненькую ленточку тракта он увидел с вершины сопки. Вернее с верхуш-ки репера – геодезического знака, установленного давно, возможно ещё до войны, судя по потемневшей от осадков и времени деревянной конструкции. Был он высотой метров пять, от основания к верхушке тянулись набитые планки, своего рода узенькая лестница. Роман проверил их крепость, прики-дывая, выдержат они его вес или нет. Потом с опаской поставил ногу на планку и, убедившись, что она не сломалась, осторожно полез наверх. И уже ближе к вершине репера он заметил там, далеко, небольшую серую кляксу на зелёном фоне тайги. Пятнышко медленно перемещалось, он  сделал ещё не-сколько шагов вверх и, ухватившись за металлический штырь, торчащий на верхушке конструкции, присмотрелся и увидел серую полоску. Местами тракт не был виден, прикрытый деревьями, а к востоку пропадал совсем, огибая ближнюю очередную сопку. Серое пятнышко, скорее всего, был хвост пыли от машины, передвигающейся по тракту.
    Налюбовавшись этой картиной, он осторожно начал спускаться вниз и в одном месте одна из планок лестницы не выдержала и сломалась под ногой. Нога провалилась на следующую – та тоже не выдержала и он повис на ру-ках. От такой неожиданности сердце неровно забилось, Роман глянул вниз. И хотя до земли осталось метра три, вероятность упасть и повредить ногу была вполне реальной, что совсем не входила в его планы. Вот тогда уж точно могло случиться всё, вплоть до трагического конца. Остаться в таком поло-жении в безлюдном месте – участь незавидная. Он медленно, зависая пооче-рёдно на  руках, вновь утвердился на лестнице и облегчённо вздохнул, сту-пив на землю.
    Не мешкая, стал спускаться к подножью сопки, лавируя между стволами деревьев и кустами подлеска. Обогнув очередной куст, и от неожиданности почти подпрыгнул на месте – в нескольких шагах впереди вдруг словно взо-рвался воздух – из травы с шумом выпорхнула крупная тёмная птица и, тя-жело махая крыльями, скрылась среди деревьев. Роман остановился, приходя в себя после этой встречи.
    «Это же глухарь…», - вспомнил он, как однажды, в гарнизоне, они ездили за дровами на машине и вспугнули такую же птицу. А сосед, инженер Вла-димир, тогда посетовал, что не взял с собой ружьё. Он грустно улыбнулся. Какое же хорошее было время. Они были счастливы, и ничто не предвещало плохого. Казалось, что вот так будет всегда. Впереди были радужные пер-спективы: академия… Москва… дальнейшая счастливая жизнь на долгие-долгие годы… Но, наступил день, когда всё рухнуло в одночасье. Нет боль-ше семьи, нет женщины, которая была для него всем в этом мире, нет люби-мой работы… А сам он в данный момент беглец из лагеря. Без документов, преследуемый по закону, без каких-нибудь перспектив на будущее. «Пер-спектива одна: попадусь – сяду ещё на больший срок». Сердце заныло, как всегда, когда приходили эти невесёлые воспоминания, в первую очередь о Свете…
    Автоматически передвигая ногами, он вышел на поляну у подножья сопки и остановился, заметив впереди торчащие из травы красноватые шляпки. «Это же грибы… - Обрадовался он, нагибаясь. – Подосиновики… Можно бу-дет поджарить на костре. Всё-таки еда, да и орехов-то осталось совсем не-много». Роман отломил ветку с ближайшего куста, ободрал все лишние лис-тики, оставив крепкий сучок внизу, на неё нанизал несколько грибов. Он ре-шил остановиться на ночь в глубоком и заросшем овраге, в котором неболь-шой ручей тихо журчал по его дну среди кустов ивы, молодых ёлочек и гус-той травы. Над крутыми глинистыми берегами кучками и в одиночку распо-ложились более крупные ели и пихты. «Укромное место, да и костёр можно спокойно развести, не опасаясь, что кто-то заметит огонь со стороны».
    Он рассеяно смотрел на огонь, думая о завтрашнем дне. Путь до тракта займёт, судя по всему, несколько часов. Нужно будет осмотреться и поста-раться поймать попутную машину. А коль это единственная дорого от океана в краевой центр, то машин должно быть предостаточно. Шофёры обычно на-род доброжелательный и всегда готовы подвезти попутчика. Единственно, что таит опасность при этом, так проезд населённых пунктов, где могут про-верять машины работники милиции. Информация о беглых заключённых распространена по всем селеньям, в этом Роман не сомневался. Эта и есть самая большая проблема для него на этом этапе. Жаль, что здесь не проходит железная дорога. Спрятался бы в товарнике на платформе среди грузов или залез в грузовой вагон и езжай себе на здоровье. А здесь, на тракте, всё сложнее. И другого варианта нет. Не пойдёшь же пешком, до города не одна сотня километров.
    Подбросил в костёр ещё несколько веток. Снял с рогулек ветку на которую были нанизаны грибы, откусил сморщенный поджаренный кусок. Прожевал, прислушиваясь к своему ощущению. Вроде бы ничего… Жаль, что нет с со-бой соли, вкус был бы совершенно другой. Но, тем не менее сжевал все гри-бы, очень уж хотелось есть. Затем разбил на камне пригоршню орешков - зу-бами их не разгрызть, слишком твёрдая скорлупа в отличие от обыкновенно-го сибирского. А ядрышко такое же вкусное…
    Костёр прогорел, красными сполохами светились среди золы угольки, ночная птица с протяжным заунывным вскриком прошла где-то наверху. Вдали, из ночного леса, донёсся глухой зловещий хохот филина – ночного охотника. Неясная тёмная тень какой-то птицы неспешно проплыла вверху, смазывая мерцающие огоньки звёзд. Окружающий мир жил своей обычной размеренной жизнью. Основная масса зверей и птиц забилась в норы, в гнёз-да, в потайные укромные места. Небольшая часть их, для которых ночь – время активной жизни, занялась промыслом для себя и своего потомства. Жизнь в тайге продолжалась и в ночное время. 
    Вслушиваясь в ночные звуки, Роман осознал, что в этом невольном путе-шествии им повезло в том плане, что не пришлось встретиться с каким-нибудь крупном хищником. А в этих местах они водятся… Взять того же медведя, волков, рысь… Кроме них можно наткнутся на тигра, да и леопард может встретиться, будучи не к ночи вспомянутый… Он усмехнулся,  плот-нее закрыл молнию на куртке и удобнее устроился на лежанке из хвойных веток. Закрыл глаза, памятуя, что завтра у него ответственный день и нужно хорошенько отдохнуть. А все эти страхи насчёт крупных хищников просто выбросить из головы. Эти зверюги вряд ли обитают в этих местах. Роман хмыкнул. А то нарисовал себе бог весть чего… Тигры, леопарды… Здесь, от-нюдь не Африка, дружок…
    …Он вышел на средину дороги и поднял руку. Грохочущий грузовик ос-тановился в паре метров от него, завизжав тормозами. Из кабины высунулась голова в кепке с зажатой в зубах папиросой. Шофёр, выпучив глаза, завопил:
    - Ты чё, совсем охренел, мужик? Чё вылез на дорогу?
    - Так никто не останавливается…
    - И правильно делают! – Выплюнув окурок на дорогу, водитель внезапно преобразился: глаза расплылись в улыбке, он приветливо махнул рукой. – Давай садись! Я тебя сразу и не узнал.
    Удивлённый таким странным обстоятельством, Роман залез в кабину:
    - А мы что, знакомы?
    - Вот те раз… - Недоумённо произнёс тот. – Ты чё? Всё запамятовал?
    Роман пожал плечами: - Я вас точно не знаю.
    Шофёр обиделся: - Вместе бежали из лагеря, столько дней продирались по тайге, а тут встретились. И на тебе, не узнаёт… - Он недовольно покрутил головой. – Нехорошо, капитан Ястребов… Нехорошо, «Летун»…
   Роману вдруг встало не по себе. Почему-то страшась посмотреть на этого странного шофёра, он, подчиняясь неведомой силе, тем не менее, повернул к нему голову. И вздрогнул – на него, ухмыляясь, смотрел  …«Узда».
    - Это… ты? – язык непослушно ворочался у него во рту.
    - Я это, я… - На лице вора появилась знакомая кривая ухмылка. – А ты, я смотрю, всё-таки сумел выбраться из ямы. Уважаю… - Он вдруг затормозил машину. – А за базар, «Летун», надо отвечать. – Он погрозил Роману паль-цем. – Ты из ямы чё мне кричал? Правильно… Грозился… Так что, извини, но мне тоже нужно ответ держать перед краснопёрым. Я тебя быстренько за-
режу, не беспокойся. – Ухмыляясь, он достал финку и стал размахивать ею
перед носом Романа.
    - Да я… тебя… голыми руками… - Прохрипел тот, быстро протянув руки и стараясь ухватить «Узду» за шею. Но почему-то пальцы схватывали только воздух…
    Он проснулся, словно от толчка, очумело потряс головой. «Надо же при-сниться такому…».  Достал часы – ещё только первый час ночи. В воздухе посвежело. Роман повернулся на другой бок, подтянул колени к животу и за-крыл глаза…   
    … А в это время «Узда» в городе, на воровской «малине», в красках пове-ствовал местной братве о бегстве из лагеря. Этот частный сектор города про-зывался местными жителями, как «Шанхай». Головная боль городской ми-лиции, участковых, которые в таких местах долго не задерживались. Одних через какое-то время увозили на кладбище, предавая земле с воинскими по-честями, как погибшего солдата на поле брани, другие, боясь за собственную жизнь, вскоре, после назначения сюда участковым, приносили в горотдел милиции рапорт об увольнении по собственному желанию.
    Вот сюда-то и рвался попасть «Узда», к своему корешу, Ваське, с погрему-хой «Шило», с ним когда-то вместе топтали зону.
    В избёнке с покосившейся крышей, затерявшейся среди сотен таких же ха-луп, рассыпанных по склонам большого оврага, по дну которого тёк зловон-ный ручей среди мусора и нечистот, всё ходило ходуном. В комнатёнке си-дели четверо воров и три их марухи, нещадно дымя папиросами. На столе стояли бутылки водки, валялись куски хлеба, колбасы, открытые консервные банки, окурки живописной горкой торчали среди соленой кильки и надку-шенных огурцов. Стоял шум и гам, словно на блошином рынке. Урки, пере-бивая друг друга, рассказывали «Узде» о местной братве, своих похождени-ях, «скачках», бывших и будущих, предрекаю ему, авторитету, шикарную жизнь среди местных вольных бродяг. Время от времени, переглянувшись с одной из шмар, очередной браток уединялся с ней за тонкую перегородку.
    - Давай, брателла, отрывайся… - «Шило» хлопнул авторитета по спине, когда тот протискивался мимо. – Небось, у «кума» в гостях Дунька Кулакова-то надоела. – Говаривал он под пьяный гогот собравшихся. – А наши марухи в ентем деле профессора. Соображают, как ублажить кореша апосля зоны. Верно, Верка? – обратился он к одной из девиц, положив потную ладонь на её голую коленку.
    - Замётано, «Шило»… - Бормотнула та, кося осоловелым взглядом на стол. – Давай по десять капель… Щас шконка освободится, - она пьяно мотнула головой в сторону перегородки, где, судя по доносившимся звукам, во всю «пахал» «Узда», - я те покажу небо в алмазах.
    Появившийся «Узда», на ходу застёгивающий ширинку и взлохмаченная маруха, оправляющая платье, были встречены гоготом и скабрезными вы-криками.
    - Чё скажешь, брателла? Поймал кайф? – оскалился «Шило», глядя на до-
вольного авторитета. – Вижу, всё в цвет… Давай-ка, вздрогнем по единой, за наших братанов, кто щас топчет зону. Пусть им повезёт, чтобы они скорее оказались по эту сторону колючки. И ещё, ты обещал поведать, как сумел добраться сюда. Из-за вас ноне кругом сплошь мусарня, патрули по всем до-рогам, шманают будь здоров как.
    - Какой базар, брателла! Наливай! – «Узда» плюхнулся на продавленный диван. – Щас поведаю, как я облапошил всех этих краснопёрых. – Он ух-мыльнулся и одним махом выплеснул  полстакана  водки в  щербатую пасть.  Нюхнул корку  хлеба и захрустел солёным огурцом. Сгрёб оконную занавес-ку и вытер губы
    - Как я заделал вчистую того фраера, с кем рвал когти с зоны, я вам нари-совал. Добрался до тракта, осмотрелся… Вроде, всё чисто. Ни солдат, ни му-соров.  Пропустил несколько машин, жду следующую. Идёт одиночная, ды-мом плюётся. Вот эта, думаю, моя… Выполз из кустов, морда клином, тяну руку кверху. Останавливается… Высовывается фраерская морда, кривится. Типа того, чё, мол, под колёса кидаешься. Грю, подвези, братан, геолог я, в город, во как надо. И себя по горлу ладонью, мол, спешу…
    - Ха-ха-ха! – заржал «Шило», тыча в него пальцем. – Геолог! Ха-ха-ха! Из тебя геолог, как из меня мусор! – сидящие за столом дружно загоготали.
    «Узда» помахал пальцем. – Тут ты, брателла, шпилишь не в масть.
    - Это как? – обиделся тот.
    - А так… Обросший я был. А у фраеров один резон, ежели с бородой – то геолог. Понял? – с превосходством заявил авторитет.
    «Шило» восхищённо покрутил головой:
    - Ну ты, брателла, голова. Я бы до такого не допёр.
    «Узда» снисходительно усмехнулся: - Так вот… Залез я в кабину, трону-лись. А этот фраер мне и говорит, что по дороге мусора и солдаты шманают все машины. С лагеря сбежали уркаганы и их ловят. Слушаю я его и смех меня давит… Знал бы он, кого подсадил в попутчики.
    - Отчаянный ты, «Узда»… Я ишо тогда заметил, в первую ходку. – «Ши-ло» налил водку в стаканы: - Давайте за удачу! В нашем воровском деле она ох, как нужна! – все выпили и «Узда» продолжил.
    - С другой стороны опаска меня гложет, что и дальше будут машину шмо-нать. И между делом интересуюсь, что и куда он везёт. Оказалось, начальст-во колонны послало его в город за мебелью для школы.
    - Какой… такой… колонии? Ик… Малолетки… или взрослой? – икая, ото-рвал голову от стола и уставился на «Узду» пьяными мутными глазами брат-телла в тельняшке.
    Авторитет пренебрежительно скривился:
    - Да не колонии, а колонны.  Секи масть, братан …
    - Так вот, спрашиваю водилу, а что, и документы на меблю есть? – про-должил свой рассказ «Узда». Он мне и грит, а как же, вот они… И показыва-ет мне их. Тут-то я и усёк, что мне дальше делать…  Говорю ему, останови, братан. Мочи нет, надо в кусты сгонять.
    - И чё? Остановил? – не выдержал сидевший напротив лысый тщедушный карманник, по кликухе «Малыш».
    - А чё ему оставалось делать? Ждать, покуда я ему в машине нассу? – ух-мыльнулся  авторитет. – Остановился и грит, мол, меня тоже припёрло. Вы-лезли, и в кусты рядом. Отлил я и зову его, а сам уже перо в рукаве припас. Только он подошёл, я ему точняком прямо в живот, снизу вверх,  да ещё и поддел поглубже.  Он рот разинул, чичи у ево стеклянные стали. Ещё чё-то губами прошлёпал, сполз на землю и затих. Обшманал я ево карманы, забрал ксиву и мазуту. Отволок подальше и скинул в болото. Только выполз из кус-тов – машина тормозит. Ишо один гниздюк интересуется, мол, не надо ли помочь. Я ему махнул, мол, остановился по нужде. Сам в кабину и по газам. Я же в первую ходку у «хозяина» на лесовозе гонял. «Шило» помнит…
    - Верно, «Узда»… - Как щас помню… Мы с ним однажды одну вольнона-ёмную прихватили по дороге в зону. В лес, дура, по грибы пошла.
    - И чё? – заинтересовалась Верка, мусоля папироску во рту. 
    - Так с голодухи мы её по несколько раз отхарили, а перед зоной выкинули из кабины.  Она потом нас в зоне искала.
    - Зачем? – не отставала маруха.
    - Видно, шибко ей понравилось…бля буду. -  Ухмыльнулся вор. - Захотела повторить. Верка, вяжи базар. Брателла ишо не кончил. - Сердито напомнил он.
    - Могу ему помочь. – Потянулась гибким телом маруха. – Люблю фарто-вых мазуриков.
    - Э-э… Ты же мне обещала? – напомнил ей «Шило».
    Верка облизала губы:
    - Меня на всех вас хватит. И сразу… Понял, милёнок?
    - Хошь паровозиком пойти? – оскалился вор. – Тады замётано. Вот «Узда» доедет к нам на машине и пойдём сыграем в железную дорогу. Не боишься?
    - Ха!  Напугал бабу…    Такую, как я… - Хвастливо заметила маруха. – Да хоть щас!
    «Шило» восхищённо посмотрел на неё:
    - Ну, ты и оторва, Верка! Я те потом напомню, а щас дослушаем братана. Давай, «Узда». трави базар.
    Авторитет, слушая их трепотню, сунул окурок в банку:
    - Так вот… Перетрухал я, когда первый раз тормознули меня в деревне. Солдаты с автоматами, мусора с пистолетами… Остановил машину и думаю, вот щас они меня тут и повяжут. Открываю дверь, а мусор спрашивает, отку-да и куда еду, что за груз и покажи, грит, документы. Я ему всё и выложил. Заглянули они в кузов, видят, пустой он. Документы посмотрел мельком и стал интересоваться, не подвозил ли кого-нибудь по дороге. Я ему и отвечаю, мол, начальство предупредило перед поездкой, что сбежали зэка из лагеря и что бы по дороге никого не брал. Вижу, мусору это понравилось, он мне под козырёк и пожелал счастливого пути. Потом ещё останавливали не раз, но я уже осмелел и про себя клал на них с прибором. Машину бросил у Красной речки, а сам сюда.
     - Фартовый ты, «Узда», чё и говорить! – расплылся в улыбке «Шило». – Тебя могли и в городе прихватить. На городском транспорте…
    - Ты чё, меня за фраера занюханного держишь? – оскорбился авторитет. – Когда я машину бросил, так, по-твоему, побежал на трамвай? Щас! Я поймал такси и вот теперь здесь, среди вольных бродяг. А мусарня пусть фраеров ловит. Такие, как я, им не по зубам. – Хвастливо заявил он.
    - Давай, «Узда», за нас, вольных бродяг! – «Шило» поднял стакан, глянул  вокруг на пьяных воров. И захохотал: - Укатал ты их, «Узда» своей доро-гой… 
   
   

                ГЛАВА   38   
   …Вот он, тракт… Вроде бы ничего особенного, обыкновенная грунтовая дорога. Как в школьном учебнике: путь между пунктами А и Б. Но это как для кого… Вот для него, бывшего офицера и лётчика, а ныне беглого заклю-чённого, не просто дорога. А дорога, ведущая его к вожделенной цели. В конце пути, на этой дороге, находится город, в котором есть человек. Нет, не человек, а нелюдь, место которого не среди нормальных людей,  а в аду. И он поможет ему оказаться там… Иначе не будет ему покоя в этой жизни, кото-рую и жизнью-то не назовёшь…
    Перебравшись через лощину, заросшую кустарником, он сполоснул потное лицо в болотце и медленно стал взбираться по дорожному откосу к тракту. Из-за придорожных кустов впереди послышался чей-то невнятный разговор, и потянуло табачным дымком. Роман раздвинул кусты и невольно вздрогнул – метрах в двадцати, на обочине, стоял грузовик с тентом, рядом с ним кури-ли и просто стояли с десяток солдат.
    - Эй, дядя… Ты что тут высматриваешь? – раздался голос сзади него. По-ражённый этим голосом, словно громом, Роман, чувствуя, как застучало сердце, медленно повернулся – метрах в пяти из кустов появился солдат, за-стёгивая ремень на брюках. Увидев заросшее лицо незнакомца, солдат по-бледнел. Рука его медленно поползла к ремню автомата, заброшенного за плечо.
    У Романа прошёл ступор. Ничего хорошего для себя от этой встречи ждать не приходилось, и он кинулся к лощине. Секунды… он кубарем скатился вниз и юркнул в кусты.
    - Стой! Мать твою! Стрелять буду! – раздалось сзади. Застучал автомат, грохочущая очередь прошла над головой беглеца, срезая ветки и с чмоки-ваньем  впиваясь в глинистый берег болотца в лощине. Послышались крики команды, ещё несколько очередей пробуравили воздух над Романом, кото-рый бешено мчался по траве, прикрытой кустами. Сзади взвыл мотор, заглу-шая крики, видимо, команда  кинулась в погоню. Внезапно лощина раздвои-лась… Не мешкая, он кинулся в ответвление, которое углублялось в тайгу…
    Выбившись из сил, Роман, тяжело дыша и чувствуя, как струйки пота пол-зут по лицу и спине, заполз в густые заросли, заполонившие пространство среди высоких деревьев, и затаился. Минуты он прислушивался к шуму в ушах от биения сердца, затем всё у него успокоилось. Хотел уже подняться, но поблизости что-то треснуло, и  чей-то голос тихо сказал: - Что ты, Семё-нов, ломишься по лесу, как медведь?
    - Да бесполезно тут кого-то искать, товарищ сержант. Это всё равно, что иголка в стоге сена… Он, небось, уже по ту сторону хребта убежал… - Хи-хикнул кто-то другой.
    - Много болтаешь, рядовой Семёнов. Бери пример с других. – Назидатель-но произнёс сержант. – Видишь? Идут молчком и ничего у них под ногами не трещит. Хотя… Ты в чём-то прав. – Сержант повысил голос: - Отделение! Стой! Все ко мне.
    Послышался топот нескольких пар сапог. Затем сержант отдал долгождан-ную команду, что можно курить. Слабый  запах  дыма  дошёл и  до Романа,  и он понял, что охотники за его скальпом расположились совсем рядом. В носу засвербело, он, чувствуя с ужасом, что не выдержит и чихнёт на всю тайгу, уткнулся носом в мох. Не в силах сдержаться, чихнул, и с замиранием сердца прислушался. Тишина. Потом кто-то из солдат заметил:
    - Слышите!? Товарищ сержант! Какой-то звук…
    - Ну, что-то было… - Протянул тот. – Странный какой-то, ни на что не по-хожий…
    Тут встрял тот же Семёнов:
    - Товарищ сержант! Тут этих звуков вагон и маленькая тележка. – Хохот-нул он. – Всё-таки это тайга…
    - Ладно… Кончай курить! – добавил строго сержант: - Окурки затоптать в землю. Не хватало нам ещё пожар здесь устроить. Идём назад. Тут, что бы кого-нибудь найти, целой дивизией нужно прочёсывать. Верно, рядовой Се-мёнов?
    - Так точно, товарищ сержант! – с усердием гаркнул тот и подхалимски добавил: - Вы, как всегда, правы.
    - То-то же… - Пробурчал довольный командир. – Отделение! Рассредото-читься и вперёд, в сторону дороги!
    Роман облегчённо вздохнул, перевернулся на спину и поблагодарил неиз-вестно кого, за то, что его не нашли.
    Расслабившись от радости, что его не поймали, он брёл по тайге, озираясь по сторонам. Опасаясь, что вот сейчас раздадутся крики, и куча солдат с ав-томатами в руках кинутся на него со всех сторон. Погоня напомнила ему, что рассчитывать на тракт в данный момент просто невозможно. И ежу было по-нятно, какой дорогой беглецы захотят воспользоваться. Поэтому руководство розыска беглых зэков вполне резонно блокировало единственную дорогу в этих местах, в правильности чего он убедился сегодня. Так что на тракт сей-час соваться опасно. И что же теперь ему делать? Куда податься?
    Ответов на эти вопросы у него не было. Он машинально шёл, то спускаясь в таёжные распадки, заросшие густым разнотравьем, то продирался сквозь такие дебри, про которые говорят, что в них видна только дырка в небо. До-садливо сбивая носками сапог попадающиеся шляпки мухоморов, он вспом-нил про грибы, что жарил на костре и рот наполнился голодной слюной. На глаза попали низкие кустики, на ветках которых торчали тёмные ягодки. Ро-ман вспомнил, что это черника, как-то они со Светой собирали её в тайге не-подалёку от авиагородка. Он нагнулся, сорвал несколько ягод и отправил их в рот. Вкус был знаком - слегка сладковатая и водянистая ягода. Опустился на колени и принялся обрывать кустики. Истоптал всю полянку, на какое-то время чувство голода притупилось. Вверху раздалось стрекотание, он взгля-нул вверх – вездесущая сорока предупреждала обитателей леса, что здесь появилось странное существо и чтобы все были настороже. Он невольно ус-мехнулся… Все были против него: и люди, и даже птицы. Инстинктивно ухо-дя всё дальше от дороги, Роман шёл на юго-восток.
    В полдень, перевалив через сопку, поросшую высокими соснами, и спус-тившись  вниз, в распадке набрёл на ручей со студеной водой. На своём пути он, видимо, подпитывался родниками. Напившись до ломоты в зубах, напол-нил пустую флягу. Теперь о воде можно было не беспокоится. Оставалась основная проблема – еда… Вокруг тайга со множеством зверей и птиц. Но без оружия ничего не добудешь. А на ягодах, да растениях далеко не уй-дёшь… Он потоптался немного у ручья и побрёл дальше. Внимание его при-влекли высокие растения с белыми соцветиями наверху в виде шапок. Васи-лий называл их пучками, вроде бы стебли их были съедобными. Сломал од-но, ободрал верхнюю кожицу с трубочки, откусил… Хрупкий и даже с не-большой сладинкой стебель понравился ему и он принялся за эту травяную трапезу. Поневоле станешь вегетарианцем, отправляя очередную трубочку в рот, невесело подумалось ему.
    … Ноги дрожали от слабости, сердце бухало, словно стремясь выскочить из груди. Роман обессилено присел на торчащий из земли гранитный валун. Подъём на очередную сопку с крутым склоном забрал у него остатки сил. Сел, повернувшись в сторону, откуда пришёл и равнодушно посмотрел на пройденный им путь – сил не осталось как-то реагировать на эту картину.  Тайга и сопки… Да безмолвное небо над головой… Там же, над горизонтом, висел багровый диск солнце, намыливаясь через несколько часов свалиться вниз, на покой. В глаза ему бросилась серая полоска дороги, от которой он сегодня весь день пытался уйти. С высоты сопки он видел, как  крошечные облачка пыли сигналили о том, что там идут машины. Ещё он заметил, что дорога там, в правой части таёжной панорамы, изогнувшись, поворачивает на северо-восток, огибая выступающие над тайгой в туманной дымке горы. Ро-ман вспомнил пояснения Василия о тракте, который заканчивается на берегу океана. Встречаясь на пути с хребтом, он вынужденно огибает его непри-ступную часть, чтобы дальше, через естественный в нём проход, вновь по-вернуть на восток.
    И тут он заметил одну деталь, которая прежде не попалась ему на глаза – внизу, под сопкой, на вершине которой он сейчас сидел, виднелась полоска лесной дороги, уходящая за сопку. А что это значит? Задал он себе вопрос. И сам же  ответил – это значит, что от тракта идёт дорога к какой-то деревне. И деревня эта где-то по ту сторону этой сопки. В деревне живут, естественно, люди. А где люди – там еда… Посему, дружок, нужно пойти и посмотреть на эту деревню…
    … Откинувшись в мягком кресле, майор Дроздов предавался мечтам. Не сказать чтобы они были возвышенными, светлыми… Нет. Он был призем-лённым индивидуумом, и предпочитал синицу в руке, нежели журавля в не-бе. Участвовать в оперативных разработках он не стремился, и при переводе  из авиаполка, после скандальной истории с капитаном Ястребовым, началь-ство сразу определило его в отдел штаба Управления, занимающая канцеляр-скими делами. То есть работа от и до, в тёплом кабинете. Без постоянных командировок, ну разве что пару раз за год посетить районные отделы КГБ, для проверки местных канцелярий. Да ещё предстояло раз в три года ездить в Москву, на курсы повышения квалификации. Собственно, он в данный мо-мент и мечтал об этой поездке. Работал он в Управлении уже почти год, за-рекомендовал себя на этом месте с положительной стороны. Обзавёлся необ-ходимыми связями, знакомствами. Благоговел к нему начальник отдела кад-ров Управления, расценивая его кандидатуру на вакантное место будущего мужа своей дочери. Перезрелая дочь, к тому же не из писаных красавиц, мог-ла остаться вообще соломенной вдовой, ибо к этому времени на горизонте до сих пор не появился ни один из тех, кто мог обещать блеклой блондинке рай на земле. И тут появляется он, оценив дальнейшие перспективы карьерного роста, породнившись с влиятельным полковником. В будущем он также мог рассчитывать на место своего непосредственного начальника, который в си-лу своего возраста, должен будет через пару-тройку лет уйти в отставку. К тому времени Дроздов рассчитывал получить очередное звание подполков-ника, которое автоматически увеличивало его шансы на продвижение по службе. Был ещё один вариант, более перспективный относительно первого – занять место начальника отдела кадров – тесть также собирался уходить со службы. Но для этого необходимо будет соединить себя с его дочкой узами Гименея, что в будущем позволяло рассчитывать на неплохое наследство со стороны жены. Это включало в себя четырёхкомнатную квартиру в центре города, солидный садовый участок в престижном кооперативе, почти новую машину «Победа» с индивидуальным гаражом и катер в акватории речного порта. Будущий тесть был заядлым рыболовом и не мыслил себя без отдыха на реке. Итогом многочасовых размышлений майора стало его решение пой-ти по второму варианту - женится на дочери начальника отдела кадров Управления КГБ. Проблем со сватовством не предвиделось. Перезрелая де-вица уже во вторую встречу была готова прыгнуть к нему в койку, что наво-дила мысли на её явную осведомлённость в области близких отношений мужчины и женщины. Да и в будущем это сулило немалые преимущества интимного характера. Находясь под прикрытием грозной спецслужбы, мож-но будет не боятся, что кто-то станет заниматься его любовными интрижка-ми. Если даже найдётся такой персонаж, то нейтрализовать его, намекнув на принадлежность к этой службе, станет пустяшным делом. Кроме того, имея такую жену, можно будет не опасаться, что со временем на лбу появится вет-вистое украшение – вряд ли найдётся тот, кто может клюнуть на этакий эта-лон женской красоты.
    Резко зазвонил телефон на столе, оторвав майора от радужных мечтаний. Дождавшись второго вызова, Дроздов снял трубку:
    - Краевое управление КГБ. Я вас слушаю.
    В трубке зашуршало, послышался звук автомобильной сирены, из чего он заключил, что звонят из телефона-автомата.
    - Мне бы поговорить с майором Дроздовым. – Раздался грубый хриплый голос.
    - Кто его спрашивает? – поинтересовался он, прикидывая, кто бы это мог быть.
    - Я от его знакомого. По важному делу. – Прохрипело в трубке.
    Ничего не придумав – Дроздов совсем забыл о своём однокашнике, он  решился:
    - Ну, я – майор Дроздов. Слушаю.
    - От майора Грибова я, гражданин начальник. Он должен был сообщить обо мне.
    И тут Дроздов вспомнил просьбу к своему другану, а специфическое об-ращение «гражданин начальник» всё расставляло по своим местам. Майор невольно вспотел.
    - Как же, как же… - Проблеял он. – Был такой разговор.
    - Надо бы встретиться, поговорить…
    - Есть результат? – закинул он удочку.
    В трубке наступила тишина и он занервничал:
    - Алло, алло! Я вас не слышу!
    - Как ты меня услышишь, ежели я молчу. – Ехидно пророкотало в трубке. – Ежели тебя что-то интересует, через час на набережной, у памятника му-жику, он там один такой. Сечёшь масть, гражданин начальник?
    - Как я те… вас узнаю?  - вновь проблеял Дроздов.
    Опять в трубке молчание, видимо этот тип придумывал вариант опозна-ния. Потом раздался кашель и тот же голос спросил: - Ты шляпу носишь?
    - Ношу… И что?
    - Подойдёшь к памятнику – снимешь её. Усёк?
    - Понял.
     - Тады через час. – В трубке послышались гудки отбоя. Дроздов кинул её на аппарат и грязно выругался. Можно было и не ходить на встречу с уго-ловником. Но желание услышать о последних минутах жизни своего врага, насладиться картиной его смерти пересилило отвращение от встречи с этим грязным ублюдком.
    Подойдя к памятнику первопроходца, Дроздов снял шляпу и огляделся. И тотчас от решётки, ограждающую набережную от речного обрыва отделилась угловатая фигура в кепке, тёмном костюме. Брюки были заправлены в хро-мовые сапоги в гармошку.
    «Экая рожа»… - Майор заметил сверкнувшую фиксу в оскалившимся рту уголовника. Видимо, эта улыбка означала, что тот узнал его.
    - Гражданин начальник? – прохрипел «Узда», оглядываясь по сторонам. Но вокруг было спокойно, никаких подозрительных людей не наблюдалось и рецидивист успокоился.   
    - Идём, сядем на скамейку. – Предложил Дроздов и, не оглядываясь, пошёл по дорожке в боковую аллейку. Там стояли скамейки, было пусто и он сел, выбрав стоящую внутри ниши из подстриженных кустов.
    - Рассказывай про Ястребова. Ты точно его завалил? – майор впился взгля-дом в лицо авторитета.
    - Мне «кум» сказал, что сможешь помочь, ежели я разберусь с «Летуном».. – Прищурился «Узда». – За базар кто мне ответит?
    - Так ты сделал, что обещал? – теряя терпение, выкрикнул Дроздов.
    - Не гони пургу, начальник. – Сверкнул фиксой «Узда». – Не на зоне… Я сказал – я сделал. Вот этим пером. – Он вытащил из-за голенища сапога фин-ку, более похожую на нож мясника - А потом сбросил в медвежью ловушку. Там, в яме, он теперь и гниёт. Усёк, начальник?
    - А откуда я знаю, что ты не врёшь?
    - Век воли не видать! – «Узда» отщёлкнул ногтем большого пальца от зуба и чиркнул им себе по горлу. Посмотрел на майора и хищно оскалился:
    - Я чё, должен был принести сюда его голову в мешке?
    - Да нет, нет… Верю…- Подхватился Дроздов. Теперь он не сомневался, что Ястребов мёртв, и он отомщён. Радость от этой новости переполняла его и он, не выдержав, негромко рассмеялся. «Вот так-то, капитанишка… Встре-тишься там, наверху, со своей сучкой! Туда вам и дорога…».
    - Я со своей стороны всегда выполняю обязательства. Грибов говорил, что тебе нужен паспорт и деньги. Завтра, в восемь вечера, принесёшь четыре фо-тографии три на четыре. На это место. И через пару дней получишь паспорт и деньги. Устроит?
    - Нет базара, начальник.  Покеда… - Он цвиркнул слюной на асфальт, су-нул финку за голенище и вихляющей походкой направился к набережной. Майор проводил его тяжёлым взглядом. «Бог мой! С кем приходится об-щаться…  Ничего, завтра поставим в этом деле жирную точку. Нужно будет только всё обдумать, до мельчайших деталей. Как говорят, чтобы комар носа не подточил».
    …Лёжа на диване, Дроздов прокручивал в голове предстоящую операцию. Болела голова, он плохо спал ночью. На работе, зашедший в кабинет буду-щий тест обратил внимание на помятую физиономию майора, мешки под глазами и тусклый взгляд.      
    - У тебя, Виктор, вид, как будто ты всю ночь кутил в весёлой компании.
    - Если бы, Яков Михайлович! – махнул рукой Дроздов. – Не обидно было бы…
    Тем не менее полковник подозрительно поглядел на него, даже принюхал-ся. Но перегаром не тянуло  И всё равно он не особо верил в искренность его слов. По управлению ходил слушок об амурных делах майора, а полковник был сторонником истины, что дыма без огня не бывает. Говорили, что тот предпочитает замужних дам бальзаковского возраста. Нужно было отдать должное предусмотрительности Дроздова. Вышеупомянутые дамы не будут афишировать свои грешки, не побегут к начальству или в партком с требова-ниями заставить ловеласа жениться. Забеременев, сумеют уверовать своих мужей-рогоносцев в искренних чувствах к ним, втайне надсмехаясь над их наивной доверчивостью. Полковник понимал, что выйдя замуж за такого прохвоста, дочь приобретёт сомнительного партнёра для совместной жизни. Но что делать, если нет выбора среди потенциальных кандидатов по одной причине – их просто нет в природе. Поэтому будущему тестю приходилось смотреть на майора, вернее, на его репутацию бабника, сквозь пальцы. Что не сделаешь ради счастья для единственной родной дочери. С неизбежным злом приходится мириться, думал полковник, лелея надежду на скорую свадьбу своей дочери.
    Заметив, что будущий тест уж больно пристально присматривается к нему, майор недовольно подумал, что он ему ещё не зять, а уже находится под не-гласным контролем будущего родственника. «Старый сыч… Ишь, как ноздри шевелятся, что у пса, который принюхивается в поисках следа преступника. А вот хрен тебе, папа… Ничего ты сейчас не унюхаешь, ибо сегодня я чист…». И тут в его голову пришла крамольная мысль. А что если охмурить жену полковника? Тем более, что мачеха была всего на десять лет старше свой падчерицы и выглядела очень даже ничего. По своей шкале оценок женщин майор отводил ей место в графе «баба в соку». Брюнетка с соблаз-нительными формами и ярко-зелёными глазами, глядела на него, как он за-метил, всегда оценивающим взглядом, словно прикидывая, каков он будет для неё в роли потенциального самца. «Надо будет заняться ею основательно и в ближайшее время. Это будет выглядеть оригинально – поиметь и дочь, и жену». Он ухмыльнулся про себя и заметил, что голове полковника с боль-шими залысинами очень даже подойдёт украшение в виде ветвистых рогов. Но тут же лицо майора приняло деловое выражение, он внезапно вспомнил про обещание своему однокашнику Грибову помочь перебраться в город:
    - Яков Михайлович! Как там моя просьба?
    - Какая просьба? Это ты о чём, Виктор? – полковник недоумённо посмот-рел на него.
    Дроздов, как бы расстроено и даже обижено, заметил:
     - Можно подумать, что я вас просто завалил просьбами.
    Наморщив лоб, тот мучительно вспоминал, о чём мог попросить будущий зять, но в голову ничего не приходило. Пожал плечами:
    - Ты извини меня, но, ей богу, не помню.
    - Где-то месяц назад в попросил вас помочь моему другу, майору Грибову перевестись из лагеря сюда, в город. Вы тогда пообещали прозондировать этот вопрос со своим коллегой из краевого Управления лагерей. Помните?
   - Да-да… Конечно же помню! – кивнул полковник. – Был такой разговор. В том Управлении обещали подумать.
    - Может, стоит напомнить им? Думаю, что с просьбой нашей конторы они будут считаться. Что делать в такой глуши молодому и энергичному офице-ру? Где, как не здесь, он может проявить свои лучшие качества? А в своей Тмутаракани он просто зачахнет.
    - Хорошо, хорошо… Я прямо сейчас позвоню своему коллеге.  А тебе я бы посоветовал отпроситься домой и отдохнуть. Плохо  выглядишь… - Заклю-чил полковник, направляясь к двери.
     … Дроздов достал ТТ из кобуры, вытащил обойму и передёрнул затвор. Как и все офицеры Управления, он раз в месяц отмечался в тире со своим та-бельным оружием. Выпустил в мишень всю обойму и спокойно пропустил мимо ушей замечания штатного инструктора по стрельбе, что на звание Вильгельма Теля он явно не тянет. И показал мишень. Тридцать шесть из восьмидесяти, две вообще в «молоко» ушли, констатировал инструктор. Сла-бо, очень слабо, товарищ майор… На что Дроздов заметил, мол, он в снайпе-ры не рвётся, а канцелярскую стандартную папку с пяти шагов изрешетит без труда. Инструктор хохотнул этой шутке, резонно заметив, что будь он, май-ор, из оперативного отдела, доложил бы тут же его начальству. А так – он почесал затылок – поставлю зачёт. Только вы, товарищ майор, обратите вни-мание на свой слабый результат. На том и разошлись.    
     «В такую мишень, как этот бугай «Узда», да с двух-трёх шагов, уж точно не промахнусь», - решил он и принялся вновь обдумывать свои действия ве-чером при встрече с рецидивистом. Как там говорят оперативники – зачистка после акции? А, может, вообще не ходить на встречу? – пронеслось у него в голове. А что? Дело сделано, эта сволочь Ястребов где-то там гниёт. А этот убийца, рецидивист «Узда», всё одно недолго будет ходить по земле, или ух-лопают при каком-нибудь налёте, или сгниёт в лагере. Стоп-стоп… А вот это неправильно! – он подскочил на диване. Если его заметут в очередной раз, так он с большим удовольствием расскажет про их совместное дело. Потянут тогда за одно место и Грибова. Да чёрт бы с ним, Грибовым! Возьмутся ко-пать и под майора Дроздова. И хотя принадлежность его к этой конторе ав-томатически снимает с него всякие подозрения в уголовщине, но что это бу-дет ему стоить! Нет, надо обрубать концы, как выразился тогда Серёга. Он прав, «Узду» надо мочить, что бы всё было шито-крыто.
    Пришёл он на место за полчаса до назначенного срока.  По самой набе-режной фланировали парочки, гуляли мамаши с колясками. Вечер был тихий, солнце закатилось за изломанную линию деревьев на той стороне реки. Стояла золотая летняя пора, вся в ярких цветах, густой зелени листьев. Было тепло и он подумал, что зря напялил на себя плащ, хотя пистолет можно бы-ло положить и в карман пиджака..            
    Дроздов сел на край скамейки. Сунув руку в карман плаща, погладил руб-чатую рукоятку пистолета. Патрон в ствол он дослал ещё дома, поставив пистолет на предохранитель. Глянул на часы – ещё десять минут покоя. Впрочем, на королевскую вежливость рецидивиста рассчитывать не прихо-дилось, и он внимательно вслушивался в вечерние звуки. Через несколько минут послышались шаги по асфальтовой дорожке, над обрезанным краем кустарника появилась голова в кепке. Заметив сидящего майора, «Узда» оск-лабился, сверкнув фиксой, и плюхнулся на другой край скамьи.
    - Принёс? – спросил Дроздов и, когда тот кивнул,  протянул руку: - Давай сюда.
    Взяв конверт, вытащил фото. «Экая морда … Сразу видать, что бандит и убийца». Это ещё сильнее укрепило его в решимости довести дело до логи-ческого конца. «Пора», - решил он, засовывая конверт во внутренний карман.
    - Послушай, «Узда». Покажи-ка мне свой ножик. – Попросил он, внутрен-не напрягаясь.
    - Зачем это тебе, начальник? – удивился тот.
    - Может, я хочу его купить.
    Вор выпучил глаза:
    - Ты чё, в натуре? Фуфло мне шпилишь?
    Дроздов пожал плечами:
    - Да нет, я серьёзно…
    - Э-э, начальник… Не хипешись…Вяжи базар.  Перо - не баба, не продаёт-ся. А предъявить могу. – «Узда» нагнулся и вытащил нож, сверкнувший в свете фонарей.
    - Тогда, может, махнём не глядя?
    - На чё?
    - Хотя бы вот на это… - Майор сунул руку в карман плаща, осторожно снял с предохранителя и вытащил  ТТ.
    «Узда», увидев пистолет, заворожено уставился на него. Потом, словно почувствовав опасность, поднял голову и разглядел во взгляде майора свой приговор.
    - Ты чё задумал, пидор? – взревел он, медленно приподнимаясь и сжима
я рукоять своего тесака. – Ах ты, гниздюк краснопёрый! Да я…
    Договорить он не успел, вскочивший со скамейки Дроздов нажал на спуск.  ТТ оглушительно рявкнул. Авторитет, с выпученными глазами и разинутым ртом, рухнул на землю. Словно в прострации, майор, находясь на грани исте-рики - он впервые стрелял в человека, - опустил трясущуюся руку с оружием и выстрелил ещё раз, целясь в голову «Узды».
     - А-а-а-а! Су-у-к-а-а! – раздался дикий вопль - из-за кустов выскочила тёмная фигура с блеснувшим ножом в руке и кинулась к стоящему майору. – Витька замочил, волчара позорный!
    Дроздов похолодел… «Подстраховаться решил, сволочь…». Вскинул пис-толет и в упор выстрелил в прыгнувшего на него второго бандита. Тяжёлая пуля остановила нападавшего в шаге от майора, вторая отбросила его назад. Поодаль раздались испуганные крики, а через какое-то время дружный топот нескольких пар сапог. Дроздов повернул голову – по асфальтовой дорожке бежали три вооружённых милиционера. Увидев стоящего штатского в плаще и с пистолетом в руке, бежавший впереди офицер крикнул:
    - Бросай оружие! Или будем стрелять!
    Майор кинул пистолет на землю, подбежавший милиционер ногой отбро-сил его в сторону: - Руки! – рявкнул капитан и тут же ловко обшарил Дроз-дова.
    - Капитан! – раздувая ноздри, заявил бледный майор. – Я – офицер! На ме-ня напали, хотели ограбить.
    - Ваши документы! – уже спокойнее приказал милиционер.
    - Да, конечно… - Кивнул Дроздов, вытаскивая удостоверение всё ещё дрожавшими пальцами. Тот развернул корочки: офицер государственной безопасности, майор Дроздов Виктор Николаевич. Капитан внимательно ос-мотрел удостоверение. Тщательно сверил фотографию с оригиналом, покру-тил в руках, только что не обнюхал. Документ произвёл должное впечатле-ние – капитан взял под козырёк. Контора всегда вызывала страх и уважение у других силовых структур.
    - Извините, товарищ майор! – капитан протянул ему удостоверение. – Са-ми понимаете, служба! Сержант! Отдай оружие товарищу майору. - Пожилой милиционер с пышными усами отдал пистолет,  который Дроздов сунул в карман.
    - Ну, что там, Иван Петрович? – капитан посмотрел в сторону лежащих тел.
    - Так оба готовы! Одного я узнал: местный бандюган из «Шанхая», по кличке «Шило». Полгода назад откинулся из лагеря. А вот второго не знаю. Обратите внимание, товарищ капитан, на его ножик. Таким только свиней резать.
    - Дай-ка я гляну. – Капитан подошёл к лежащему на спине «Узде» и при-сел на корточки. – Петрович! Дай-ка мне фонарик.
    Осветил лицо убитого и внимательно рассмотрел его: - Постой… постой…
- Пробормотал он и, поднявшись, открыл висевшую через плечо офицерскую сумку. Вытащил из неё несколько фотографий, перелистал. И через минуту победно  хмыкнул:
    - А ведь это точно он! Скориков Виктор Евсеевич. Один из троих беглецов из Дальлага №7. месяц назад. Что скажите, товарищ майор? 
    Дроздов глянул на снимок. «Узда» был сфотографирован без усов и боро-ды, и снимок был явно старый, но он сразу его узнал. Отдал фото капитану и пожал плечами:
    - Так я его не успел рассмотреть, капитан. Нападение было неожиданным, хорошо ещё, что успел выхватить пистолет.
    - Не повезло этим лиходеям, нарвались они на опытного человека. – Хо-хотнул капитан. – Вот и получили своё. Силантьев! Давай к ближайшему те-лефону. Пусть присылают труповозку и автобус для нас. Одна нога здесь, другая – там! Давай шустрее! – и обратясь к Дроздову, вежливо произнёс: - Вы извините, товарищ майор, но придётся проехать с нами в отделение и на-писать всё подробно. Сами понимаете, таков порядок. Да и случай не из про-стых…    
    - Да я всё понимаю, капитан. Порядок есть порядок… - Дроздова трясло, наступила  запоздалая реакция  Он вспомнил, что у него во внутреннем кар-мане плаща плоская фляжка  - подарок сослуживца. Как тот выразился, сме-ясь, взята в качестве немецких репараций.
    Он вытащил фляжку, протянул капитану:
    - Коньяка выпьешь?
    Капитан шевельнул крупным носом, удручённо вздохнул:
    -  На службе, товарищ майор. Не могу.
    - А я выпью… А то трясёт всего.
    - Бывает… Особливо, ежели впервой в живого стреляешь…
    Дроздов, закрыв глаза, присосался к фляжке. Видимо, случившееся так по-действовало на него, что он пил коньяк, как воду, не чувствуя ни запаха, ни вкуса. Перед его глазами так и стояло искажённое страхом и злобой лицо ре-цидивиста и здоровенный нож в руке. Почувствовав, что в горло уже больше ничего не льётся, он недоумённо посмотрел выпученными глазами на пустую фляжку в руке, перевернул её горлышком вниз и потряс – несколько капель упало на асфальт. Потом глянул на капитана – лицо того странно колыхалось перед ним. Алкоголь делал своё дело – Дроздов пьянел на глазах. Он сунул фляжку в карман, шагнул и чуть не упал, не поддержи его за руку капитан.
    - Пра-а-ш-у-у без рук! – рявкнул он, брезгливо отбрасывая его руку. – Смир-р-р-н-о-о! Перед вами офицер госбезопасности, мать… вашу! Уволю! Сгною! – он таращил глаза, глядя на милиционеров пьяными глазами, со-вершенно не понимая, где он и что с ним.
    - Эк, как его развезло… - Заметил  усатый пожилой милиционер. – Давай-те, товарищ капитан, посадим его на скамейку. А то сейчас упадёт прямо тут.
           - Давай, Петрович…- Кивнул капитан. Они подхватили упирающегося   
Дроздова под руки и, подтащив к скамье, посадили, прислонив к спинке  Тот через минуту захрапел, свесив голову на грудь.
    - Во, даёт… - Ухмыльнулся капитан. – Какие-то нонче хилые кадры в ГБ. Скапустился от всего этого… Наверное, не оперативник, а штабник.
    - А ещё в народе говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. – Глубокомысленно изрёк Петрович, разглаживая усы.
    - Это ты к чему? – уставился на него капитан.
    - Так всё к тому же…  Он же грозится  всех уволить  и сгноить. – Петрович пожевал губами. – Точно, штабник. Они все такие гонористые… Вспомни наших…    
    - Да бог с ним! Нам с ним детей не крестить. Жаль только, что плакала се-годня от него докладная. – Вздохнул капитан. – А-а, пусть голова у началь-ника РОВД болит. Ему проще разговаривать с мужиками из «серого» дома….
   

                ГЛАВА   39
    Солнце ещё не появилось над изломанной цепью сглаженных вершин Си-хотэ-Алиня, отчего тайга, зажатая между хребтом и сопками, всё ещё покои-лась  в предрассветной мгле.  Небольшая деревня, состоящая из двух улиц, прилепилась к небольшой речушке, которая светлой узкой ленточкой, поки-нув деревню, извиваясь, скрывалась в таёжной глуши.
    Тишину утра разорвал горластый петушиный крик, возвестивший округу о начале нового дня. Роман, дремавший у ствола сосны, встрепенулся, протёр припухшие  глаза и посмотрел на  деревню, лежащую внизу. Сверху уже хо-рошо просматривались её улицы, лежащие по обе стороны речки,  через ко-торую был перекинут небольшой деревянный мост.
     Деревня пробуждалась. Тут и там хлопали двери, скрипели ворота – хо-зяйки выгоняли из сараев мычащих коров. Раздался резкий свистящий звук бича, возвещавший пастухом о сборе стада. Где-то забрехал пробудившийся пёс, ему ответила звонким лаем собачонка на другом конце улицы. В чистом воздухе все звуки отчётливо слышались Роману, сидевшему на сопке. Вот плеснулась вода в речке – женщина наполнила вёдра и, вскинув коромысло на плечи, медленно пошла по тропинке. Вжик-вжик… вжик-вжик… разда-лось в одном из дворов. Видимо, хозяин точил косу, собираясь на покос. Ро-ман вспомнил, как будучи лейтенантом, служившим первый год после учи-лища, он с другими лётчиками поехал помогать колхозникам косить сено. Ему, выросшему в городе, была в новинку эта работа. Косу он держал впер-вые в жизни, в отличие от некоторых своих коллег, которые до училища жи-ли в сельской местности. Но вскоре, ухватив нехитрые приёмы косьбы, да и  силой его бог не обидел, он не только стал не отставать от колхозников, но и выбился в передовики. Мужики, заметившие эти его успехи, шутливо пред-лагали, чтобы он переставал расписывать небо белыми полосами и перебрал-ся к ним в колхоз. Мол, такого работника они с удовольствием примут у се-бя. Построят ему дом, женят на одной из местных девчат – вон они какие у нас красавицы под дружный смех мужиков заявил председатель колхоза, от-чего вогнал Романа в явное замешательство.
    Воспоминания эти вызвали у него улыбку. Он выгреб из кармана послед-нюю горсть орешков, нашёл камень и. аккуратно разбивая их, стал медленно, растягивая удовольствие, пережёвывать масляные ядрышки. Запил этот скудный завтрак водой из фляжки и принялся размышлять о дальнейших своих действиях. Пути назад, к тракту, у него сейчас нет. Что делать? Он грустно усмехнулся – пришла и его очередь найти ответ на этот извечный русский вопрос. Единственный вариант раздобыть продуктов – эта деревня. Но как? Не постучишься же в дом с просьбой: «дайте мне еды, я – беглый за-ключённый». Украсть? Та же проблема… Чтобы украсть, надо знать где это лежит. Да ещё небольшая деталь, чтобы при этом никого из хозяев рядом не было. Вот в этом-то и вся загвоздка. От всех раздумий у него голова стала пухнуть. И он решил, что спустится к деревне, а там, куда кривая вывезет…
    Роман внимательно вновь стал рассматривать деревню, отмечая для себя необходимые детали. Он бывший военный, поэтому предстоящая операция должна быть разработана основательно. И одно из необходимых условий при этом – проработка пути отхода после завершения акции. Ты, дружок, прямо как истинный штабист,  заметил он про себя. А слова-то какие: операция… пути отхода… акция… и прочее. Смешно…
    Значит так, решил он, рассмотрев, как следует, деревню. На левую улицу соваться не стоит, в её центре стоит дом с флагом над крыльцом. Видимо, это сельсовет. А в нём есть телефон. Значит, всё внимание правой улице. Спус-каюсь вниз, лесом огибаю её, и моя цель – последние дома в её конце. Тайга вплотную подходит к огородам, то есть можно будет сразу скрыться в лесу. И ещё одна немаловажная деталь – речка в том месте скрывается в тайге.
    …Стоя за деревом, рядом с огородной изгородью, Роман внимательно рас-сматривал усадьбу. Просторный двор, хозяйственные пристройки, натянутая верёвка поперёк двора с висящими на ней какими-то вещами. Вот, радостно повизгивая, гавкнула собака. Мужской голос что-то сказал, отчего пёс вновь взвизгнул. Звякнуло, заскрипела калитка, и он увидел, как мимо ограды про-шёл мужик. Рядом семенил рослый пёс, загнув вверх пушистый хвост. Ос-мотревшись, Роман перелез через изгородь и притаился за раскидистыми кустами  смородины. Стукнула дверь,  на  крыльцо вышла женщина  в пёст-ром платье, держа в руке миску. Зевнула, потянулась крупным телом.
    - Цып-цып-цып-цып… - Раздался звонкий голос. – Цып-цып-цып-цып…  - Женщина взмахнула рукой, что-то разбрасывая по двору. Из раскрытой две-ри сараюшки высыпала стайка кур и рассыпалась по двору, тюкая клювами по земле. Последним  вышел из тёмного проёма петух в золотисто-огненном оперении. Важно прошествовал к курам, выгнул шею и громко кукарекнул.
    - Нате, ешьте, лентяйки… - Ворчала хозяйка, разбрасывая корм. – Лишнего яичка от вас не дождёшься, а как лопать, все тут как тут… А ты куда смот-ришь? – переключилась она, видимо, на петуха. – Совсем лодырем стал, жи-ром зарос. Нет, чтобы лишний раз потоптать своих товарок. Вот скажу хо-зяину, он тебе головёнку-то отчекрыжит. Лапши наварю, а вместо тебя, ста-рого, молодого кочета заведём. Уж он-то не даст курам лодырничать. Понял, Петька!? – и она молодо рассмеялась.
    При её словах  о лапше Роман чуть не подавился слюной. Женщина вошла в огород, огляделась, подняла платье и, сверкая белым телом, присела у за-бора. Зажурчало. Роман смущённо отвернул голову.
    - Катерина! – послышалось откуда-то из-за дома. Женщина встала, отрях-нула платье.      
    - Иду уже, Лиза! Иду! – певуче отозвалась она. Распугивая кур, прошла по двору, открыла калитку в палисадник и скрылась за углом дома. – Чё случи-лось-то?
    - Так спросить хотела тебя… Куда это твой Михалыч намылился спозара-нок с псом? – донеслось из-за хаты.
    - Ой, не говори! Собрался на охоту же… Я ему и харчишки приготовила, вон мешок во дворе стоит. А тут кум прискакал ни свет, ни заря.
    - Чаво?
    - Дак у сучонки ихой течка началась. Кум говорит – елозится задом по тра-ве, визжит, кобеля требует. Вот вместо охоты пошли ублажат сучошку. – Рассмеялась хозяйка. – Теперь до обеда их не дождёшься…
    - Кабы она не лопнула, собачонка-то ихая. У вашего Якута  - понизила го-лос соседка –дрын такой, другому мужику на зависть. – Женщины дружно рассмеялись.
    - Не боись, небольшие собачонки, что мелкие бабы – любого мужика из-мочалят. – Хихикнула Катерина.
    - А на каво Михалыч-то собрался охотиться?
    - Так кабан повадился картошку рыть. Муж говорит, что семья кабанов за третьим Кыштымом  лёжку устроила. Вот он и хотел сначала на пасеку зай-ти, а уж потом кабанами заняться. Грит, вернусь тока послезавтра. И то к ве-черу…
    Когда хозяйка сказала про мешок с едой, Роман принялся обшаривать взглядом двор. И увидел его у забора, стоящим на большой деревянной коло-де, рядом с воткнутым топором.  Тем временем женщины продолжали чесать языками.
    - Ну, вот, Якут облегчится на сучошке и от азарта всех кабанов загоняет. – Игриво проворковала соседка. – Твой-то, небось, тоже облегчился по утрянке с тобой, а? Колись!
    - Да ну тебя, Лизка… - Засмущалась  Катерина. Потом тяжело вздохнула: - Последнее время чё-то перестал быть охочим на это дело. Да и то сказать – мужику уже за шестьдесят... – С явным сожалением сказала она.
    - Э-э, соседка… - Протянула та. – Тут дело всё в настрое. Я сваво Ваську в баньку свожу, попарю, да потом налью кваску на травах… Так потом от него отбою нет: давай, Лизка, да давай… - Воркующее засмеялась она. – Всю ноч-ку покою не даёт…
    - Так может поделишься со мной кваском, Лизунь? – спросила Катерина. – А то… - Она понизив голос, что-то сказала ей, отчего соседка визгливо рас-хохоталась…
    Внезапно утренняя тишина сменилась инородным звуком, где-то в стороне послышался гул работающего двигателя. Он становился всё сильнее, потом резко смолк. Обе соседки притихли, видать, тоже прикидывая, что это могло быть. Вскоре послышались мужские голоса и Роман насторожился .
    - Бог мой! Смотри, Кать! Солдатики, да с ружьями… - Послышался вос-торженный голос соседки.
    - Здравствуйте, гражданочки! – весело прозвенел молодой голос на улице.
    - Здрасьте, здрасьте, соколики! Это каким ветром вас, таких молоденьких, к нам занесло? – игривым и жеманным голосом проворковала Катерина.
    - Попутным, бабоньки, попутным! – произнёс  почему-то знакомый для Романа молодой голос. – У вас тут, случайно, незнакомые мужчины не появ-лялись?
    - Ой, да у нас тут ни случайно, ни нарошно никаких мужиков не было. Да и откуда им здесь взяться, в нашей глуши? Разве чё какой-нибудь ведмедь за-бредёт. – Вздохнула соседка. – А ежели бы появились, мы бы их, голубчиков, так приголубили, что они от нас и не ушли никуда.
    - А вот это зря, гражданочки! С такими лучше не связываться.  – Строго произнёс тот же голос.
    - Чё так-то? – обижено спросила соседка.
    - Из лагеря сбежали матёрые рецидивисты, вот мы их и разыскиваем. Вче-ра один из них был нами обнаружен в пятнадцати километрах отсюда, у трак-та. Но задержать не смогли, ушёл в тайгу. Возможно, в вашу сторону. Так что предупредите своих мужей и соседей.
    Вот тут-то до Романа дошло, что это те самые солдаты, что вчера гнались за ним.
    - Свят, свят… - Изумлённо проронила Катерина. – Нам  такой напасти тут  только не хватало…
    - Вот поэтому вас и предупреждаем. Тем более, что живёте рядом с лесом.
    - Товарищ сержант! Может, молочка попросим? – послышалось с дороги.
    - Рядовой Семёнов! – рявкнул, видимо, сержант. – Отставить! Марш к ма-шине!
    - Солдатики! Родненькие! Давайте я вас молочка принесу, час назад по-доила. - Заверещала соседка.
    - Не положено! – сурово ответил сержант. – Да и времени у нас нет. Будьте здоровы, гражданочки. Идём уже, Семёнов!
    Но ничего этого Роман не слышал… Решившись, он вьюном выскользнул из-за кустов, и, пригнувшись, скользнул во двор. Кур уже не было, только петух, наклонив голову с малиновым гребнем, затопорщился, приняв воинст-венную позу, и боком-боком двинулся на пришельца. Тот же, не обращая внимания на петуха, схватил мешок за лямки, выдернул топор из колоды, ре-зонно заметив, что топор в тайге не лишняя вещь. Скользнул взглядом по ви-сящим тряпкам и, не мешкая, сдёрнул какие-то штаны и клетчатую рубаху.
    За углом дома две соседки продолжали обмениваться своими впечатле-ниями, не подозревая о том, что творится рядом. Со всем этим богатством Роман выскочил в огород, перемахнул через ограду и юркнул в кусты. Вслед раздалось звонкое ко-ко-ко! – петух выражал своё возмущёние позорным бегством неприятеля.
    Он махом преодолел лощину, что простиралась за полосой тайги у дерев-ни, выскочил на берег речки. В прибрежных кустах споро засунул тряпки в мешок – некогда было выяснять, что там, в мешке, топор воткнул за ремень брюк. Огляделся – вокруг никого. По камням, торчащим из воды, перебрался на другой берег и углубился в тайгу. Ориентируясь по шуму речки, он с пол-часа шёл параллельно ей, пока ноги не стали подгибаться от слабости. Гус-той ельник привлёк его внимание, он залез в глубину этого колючего острова в лесу и без сил повалился на мох.
    Развязав мешок и вытащив штаны с рубахой, он просто не поверил своим глазам, глядя на богатство, вытряхнутое из него. Не менее десятка румяных пирожков, большой каравай тёмного хлеба, солидный кусок копчёного сала, завернутого в холщевину, пучок зелёного лука с укропом, десяток тёмно-зелёных пупырчатых огурцов, несколько кусков сахара, в банке из-под ле-денцов соль, щедро насыпанной до края. Хозяйка снабдила мужа по извест-ному принципу бывалых таёжников: идёшь в лес на день – бери еды на неде-лю.
    От одного вида этого изобилия рот у Романа заполнился слюной, он благо-говейно взял в руку пирог и с жадностью вонзил в него зубы. Закрыл глаза и принялся медленно пережёвывать, наслаждаясь этой простой, но для него почти королевской вкуснятиной. Тем более, что были они с луком и яйцами. Их, да ещё с картошкой, так любимые им, стряпала мама. Съел его, рука по-тянулась за другим, но, взяв пирог, он, не донеся его до рта, замер. Замер от мысли, что он взял чужое впервые в жизни, попросту – украл…  Об этом он не думал в то мгновение, когда в голове стучало одно – еда… А вот сейчас эта мысль ударила его словно обухом по голове. Горькая мысль о нравствен-ном падении его, воспитанного на общечеловеческих ценностях, как-то: не обмани, не укради, не убей… Положил пирожок назад и обхватил голову ру-ками. «Боже мой… до чего я дожил… стал вором…, - невольно простонал он, раскачиваясь. – Чем я лучше тех, с кем был там, в лагере?..»
    «Перестань казнить себя… - Вкрадчиво шептал внутренний голос. – Ну, взял… Что из того? Взял, потому что не было другого выхода. А что, будет лучше, если загнёшься от голода в тайге? Вспомни о безвинно погубленной душе Светы! Да то, что ты взял, не стоит и одной слезинки твоей жены. Вспомни свою клятву – нелюди не имеют право ходить по земле. Если бу-дешь заниматься чистоплюйством и самоедством, то тебе никогда не выпол-нить обещанное. А как же слово чести? Ты как был, так и остался в душе офицером. Разве нет? Так что выброси из головы весь этот интеллигентский мусор и копи силы, они тебе ой как понадобятся. А эти люди, у которых ты одолжил, так сказать, малую толику еды, бесспорно, простили бы тебе этот невольный грех, узнай всё про твои страдания. Да и вообще, следуй простой житейской мудрости: от многого немножко – не кража, а делёжка…».
    «Может, в самом деле, я слишком уж зациклился на порядочности и совес-ти? Бывают же в жизни такие ситуации, что человек вынужден переступить через свои убеждения. Например,  пойти на  компромисс  со своей совестью,  когда просто по-другому поступить невозможно. Да и силы мне понадобят-ся…». Он вздохнул, вновь взял пирожок, откусил и стал механически двигать челюстями, заметив, что на вкус пирог стал отчего-то горчить…
    Ночью он проснулся от раскатистого грохота над головой. «Гроза…», - понял он, и похвалил себя за то, что место для ночлега выбрал под громадной елью. Слушая перестук капель, скатывающихся с еловых лап на землю, Ро-ман отбросил сомнения, которыми мучился последнее время, что делать ему дальше. Соваться на тракт – безумие, там его ждут. Оставаться здесь - тоже бессмыслица. Что здесь можно высидеть? Закончатся продукты и ку-ку? Ни крыши над головой, ни возможности охотиться… Единственное оружие – топор, но, к сожалению, он не стреляет. А голыми руками ничего не добу-дешь. А что, если?.. Эта эфемерная идея давно витала где-то рядом, но никак не могла до сего времени трансформироваться в реально осмысленный план. Тем более, что других вариантов не предвиделось. Остаётся одно – пере-браться через хребет. Там уж точно никто до него не доберётся. Пройдёт время и о беглецах позабудут. Василий похоронен в медвежьей ловушке. Ос-таётся этот подлый «Узда». Интересно, сумел он пробраться в город? Или его прихватили на пути к нему? Впрочем, пропади он пропадом…  Тут есть про-блема поважнее – суметь выжить в таких вот обстоятельствах. И он безо вся-кого сожаления выбросил из памяти, что существовал такой вот рецидивист и воровской авторитет по кличке «Узда». Он вспомнил рассказ Василия, что за хребтом живут староверы. Ведь тоже русские люди и не чуждо же им че-ловеческое чувство, такое, как сострадание. А для встречи с ними нужно бу-дет сочинить более-менее правдоподобную версию о своём появлении здесь..
    Сон пропал. Небо над ним продолжало громыхать, светло-оранжевые зиг-заги молний полосовали тёмное пространство наверху – предтечи оглуши-тельных раскатов. Потоки воды лились из пропитанных влагой чёрных исси-ня туч, и казалось, этой природной вакханалии не будет ни конца, ни края. Но ничего этого Роман не замечал, голова его была занята одним – сочинени-ем истории. В конце концов он наметил два варианта. Первый: он – геолог, остался один из отряда. Двое погибли, плот, на котором они плыли, пытаясь добраться по реке до побережья, попал в залом. Такая история была правдо-подобна, он читал в одной книге. Залом на реке, это когда поперёк течения образуется завал из деревьев. Бешеное течение забивает свободное простран-ство всякими обломками и может вмиг перевернуть лодку или плот, затянув под завал людей. Второй вариант: он – военный лётчик, был вынужден в си-лу обстоятельств покинуть самолёт. Долго бродил по тайге, пытаясь вы-браться к людям. Питался грибами, ягодами… Набрёл на охотничью избуш-ку, где прожил дней десять, надеясь, что придут хозяева, но не дождался. Взяв топор, что бы как-то оберегаться от таёжных хищников, – как-то надо будет объяснить наличие топора – пошёл искать людей.
    Он прикидывал, так и сяк, какой из них кажется более правдоподобным. И решил, что для таёжных отшельников, коими были по своей сути староверы, обе истории одинаково туманны. Что могли знать эти люди о таких вот про-фессиях? Ровным счётом ничего. Так что в любом случае придётся выбирать ему. И это сейчас не к спеху. Сначала нужно добраться до этих староверов, а там смотреть по обстоятельствам, какую версию им озвучивать. Пока он раз-мышлял,  гроза скатилась в сторону, изредка погромыхивая, дождь прек-ратился. Было ещё темно и он, обдумывая вновь и вновь этот новый план дальнейших своих действий, незаметно уснул…
    …Предыдущая попытка перебраться через хребет не увенчались успехом, и он был вынужден продвигаться на юг, параллельно этому водоразделу. Первый раз он наткнулся на выемку, которая  была вдавлена могучими сила-ми природы внутрь гор. Обходя громадные глыбы, хаотично нагромождён-ные внутри ущелья, он через пару часов был крайне разочарован, уткнув-шись в тупик. Ущелье оказалось каменным мешком. Глядя на циклопические стены, обрамляющие это природное образование, он понял, что без специ-ального снаряжения и соответствующего опыта, попытка влезть наверх – один из способов самоубийства. Чертыхаясь и виня при этом неизвестно ко-го, он поплёлся назад, утешая себя одним, что отрицательный результат – тоже результат. На следующий день, глядя на возвышающуюся перед ним  гору, он решил, что на этот раз уж точно преодолеет все препоны на пути, но своего добьётся. Подкупила его кажущаяся простота – склон, хотя и изоби-ловал осыпями, не выглядел таким уж крутым.
    Естественно, по осыпи вверх он не полез, хватило природной смекалки. Он понимал, что нарушенный баланс этого образования может привести к необ-ратимым последствиям, результаты которого могут быть плачевными. Стои-ло тронуть равновесие камней, как вся эта система придёт в движение. А это тонны и тонны, готовые при движении вниз снести всё на своём пути. Как та лавина, только каменная. В чём он и убедился позже, когда легкомысленно хотел сделать пару шагов через верхушку осыпи.
    Маршрут наметил, внимательно вглядываясь на поднимающийся перед ним склон горы. Решил проделать путь между двух осыпей. Там, наверху, кое-где даже виднелись торчащие из склона небольшие деревца. Так ему ви-делось перед началом подъёма, а они оказались гораздо мощнее, когда он поднялся к ним. Каменный бруствер, высотой метра полтора  заставил его поменять маршрут. Держась для страховки за ствол берёзки, толщиной с че-ренок лопаты, он осторожно перенёс вес тела на кажущейся монолит из ка-менной мозаики верхнего языка осыпи. Камень, на который он наступил, внезапно пошевелился. Тревожное предчувствие набатом застучало в голове. Спасла его мгновенная реакция лётчика-истребителя, отводя для решения в бою доли секунды. И в этот раз она не подвела его – держась мёртвой хват-кой за берёзку, он, – Господи! Только не сломайся! - оттолкнувшись от кам-ня, швырнул своё тело через осыпь. Секунды… и он с колотящимся сердцем наблюдал, как цепная реакция привела в движение всю осыпь. Сначала по-слышался шорох движущихся камней вниз, который всё усиливался и потом превратился в кошмарный гул. Вот тогда-то Роману стало по-настоящему страшно. Внизу грохотало, камни, с силой выбитые из общего движения, взлетали над общим потоком камнепада. Сухая взвесь накрыла пыльным об-лаком склон горы, почва под его ногами затряслась, шум бил по взвинчен-ным нервам. Не зная, что предпринять, он крутил головой, соображая,  куда, в какую сторону ему двигаться. И тут же до него  дошло, что нечего голову ломать – идти можно только в одну сторону,  в ту, когда он решил пере-браться через осыпь. Пройдя и поднявшись  на несколько десятков метров влево, он обессилено сел на землю.
    Путь вверх занял у него не менее пяти часов. Перепад высоты был не та-ким уж и большим, много времени занимали обходы каменных выступов, ко-гда приходилось вместо подъёма, опускаться вниз по склону десятки метров. А в одном месте Роман неожиданно упёрся в каменную стену высотой в доб-рый десяток метров, у подножья которой росло несколько кустов. Прямо вверх подняться было невозможно – слишком крутой подъём, вниз  - такой же спуск. Оставалось возвращаться назад и искать другой маршрут. Он сел на выступ, достал фляжку и сделал пару глотков, экономя воду. Ибо когда на этом пути попадётся источник – одному богу известно. Положив флягу в мешок, Роман посмотрел на кусты. Ему показалось странным какой-то отсвет за листвой. Забросив мешок за спину, он подошёл ближе, раздвинул ветки и удивлённо присвистнул. За кустом  в стене зияла дыра, с метр в диаметре, дальше тянулась вверх и вправо расщелина, заворачиваясь за скалу. Собст-венно, эта расщелина в какой-то мере совпадала с его маршрутом, и колебал-ся он недолго. Залез в дыру спиной вперёд, держась руками за край, ногами достал до дна мрачного прохода. Озираясь по сторонам – из стен щели нави-сали каменюки, того и гляди готовые свалиться на голову, он двинулся к вы-ходу. Но ничего неожиданного не произошло, и всё равно он облегчённо вздохнул, когда вылез из этого каменного провала. Небольшое плато, порос-шее редкими сосенками, берёзками и кустами, показалось ему лёгкой про-гулкой. Но длилось это недолго. Вскоре он с опаской смотрел на узкую по-лоску земли, тянущуюся с небольшим подъёмом между отвесной стеной и крутым провалом вниз. Хотя и был Роман лётчиком, и имел за плечами пару
десятков прыжков с парашютом,  но страх высоты присутствовал в нём,  как и у подавляющего большинства людей на планете. Правда, когда-то в одном журнале он прочитал, что американские строительные фирмы, возводящие небоскрёбы, нанимают строителями индейцев из Мексики, у которых поче-му-то отсутствует этот самый страх перед высотой. Но медицинские светила, обследовавшие досконально этот прецедент, так и не нашли истоков этого феномена.
    Эта полоска земли, а скорее всего, карниз, заворачиваясь влево, выводила на ровную площадку, стоило только преодолеть этот опасный участок дли-ной с десятка-полтора метров между отвесной стеной и провалом. Некоторое время он стоял, колеблясь между стремлением пройти эти метры или вер-нуться и найти более безопасный путь наверх. Начавшийся сильный ветер подталкивал его в сторону тропы, как бы склоняя к первому варианту. Мол, чего медлишь? Что для тебя эти несчастные метры? А то придётся возвра-щаться назад, а это трата времени и сил. И он решился…
    Повернувшись лицом к скале, он опёрся на неё поднятыми руками и дви-нулся, передвигая ноги маленькими шажками. Роман шёл, стараясь не думать о пропасти, что начиналась за спиной, но как и водиться, мысль о том, что рядом затаилась пустота, готовая в любой момент принять в свои невесомые объятия, не добавляла оптимизма. В какой-то момент, левая нога не ощутила под собой опоры, и он чуть повернул голову, чтобы понять, в чём тут дело. Кося взглядом, разглядел, что в тропе, где она поворачивала влево, оказалась выемка, и, что бы продолжить путь, нужно сделать большой шаг левой ногой и встать на выступ противоположного края этой проклятой выемки. Он ша-рил левой рукой по скале, пытаясь найти трещину или что-то подобное, за что можно уцепиться. Тело начинало сотрясать дрожь, а это уже было совсем ни к чему – первый признак неуверенности и страха. Но вот пальцы нащупа-ли в камне выступ и жадно вцепились в него. Роман передвинул ступню дальше, встал на карниз левой ногой. Теперь оставалось самое трудное – пе-редвинуть левую ногу ещё дальше, чтобы освободить место для правой. Он сумел переместить её, затем, вжимаясь всем телом в скалу, стал подтягивать правую ногу. В какой-то момент, когда нога умостилась на выступе, он вне-запно качнулся назад. Ощущение смертельной пустоты напрягло до боли мышцы, сведённые стремлением предотвратить трагедию. И в этот страш-ный миг, когда казалось всё кончено и гибель неизбежна, а тело, лишённое опоры полетит вниз, сильный порыв ветра невесомой подушкой толкнул его в спину. Охваченный ужасом, обливаясь холодным потом и ощущением не-избежного  смертельного конца,  Роман, почувствовав поддержку, выпря-мился и чуть ли не влип в каменную стену. Некоторое время он стоял, успо-каиваясь, потом медленно преодолел оставшиеся метры карниза. Всё ещё чувствуя дрожь в ногах, сел на землю, тяжело дыша…
    И только сейчас он осознал, какой опасности подверг себя, приняв это лег-комысленное решение. Если бы не этот порыв ветра, что подарил ему жизнь, лежать бы ему сейчас внизу изуродованным окровавленным телом. Хищники и стервятники продолжили бы эту трагедию, а завершили солнце, ветер и осадки. И, найдя эти скорбные останки, никогда и никто не узнал бы, кто это был несчастный, и что за трагедия разыгралась здесь. «Будь впредь, осмотри-тельней, дружок… Помни, ради чего ты должен оберегать свою жизнь…».
    Дальнейшее восхождение было в сравнении с прежним этапом просто приятной прогулкой. Хорошее настроение даже не испортил краткий, но сильный дождь, внезапно налетевший из-за горы. Небо мгновенно потемне-ло, ветер яростно набросился на немногочисленные деревья и кусты, сгибая и трепля их кроны. Щебетавшие в воздухе птахи забились в свои убежища. Прячась от хлеставших по лицу струй дождя, Роман заметил неподалёку тор-чащую из склона здоровенную гранитную глыбу, величиной с добрый сарай, со срезанной стороной. Подняв воротник куртки, он быстро  добежал до неё и прислонился к стене, удовлетворённо заметив, что дождь совершенно не достаёт его под этой надёжной защитой. Впрочем, дождь прекратился так же быстро, как и начался. Тучка свалилась в сторону, щедро поливая новые про-странства, а из-под её тёмного покрывала выскользнул солнечный диск, вновь одаривая землю своим теплом и светом.
    Видя перед собой верхушку этой горы, он думал, что стоит достичь греб-ня, как перед ним откроется вся восточная часть хребта. А с этой высоты можно будет разглядеть в деталях местность, где есть вероятность заметить наличие какого-нибудь поселения. Каково же было его разочарование, когда он поднялся на вершину, вернее, даже не вершину, а гребень, тянущийся из-ломанной линией влево и вправо, и вместо ожидаемой картины увидел под-нимающуюся новую цепь гор. Между этими двумя грядами лежало плато, заросшее редким лесом, кустарниками и травой. Камни разной величины размером от небольшого булыжника до громадных валунов торчали из поч-вы. Плато это было странным, с небольшим уклоном к центру и шириной, как ему показалось на первый взгляд, не менее пары километров. Когда же он добрался до подножья второй гряды, то понял, что ошибся в размере не менее, чем в два раза. Эта картина напомнила ему снимок в одной книге, в которой один учёный, геолог, описывал своё путешествие по Южной Афри-ке. Так под тем снимком, как ему помнится, было написано, что это изобра-жение кратера древнего вулкана. Утверждать, что он идёт по кратеру, где ко-гда-то миллионы и миллионы лет назад бушевала раскалённая магма, он, не будучи специалистом в этой области, не отважился. Но предположить, что когда-то давно, когда происходило формирование этой горной системы, на-личие вулканов вполне было закономерно. Потом, по истечению многих лет эти вулканы прекратили свою бурную деятельность и, в конце концов, по-тухли. В силу дальнейших катаклизмов края гигантской кальдеры обруши-лись, засыпав и приподняв, таким образом, воронку вулкана. Общепланетар-ная природная деятельность со временем насыпала слой за слоем пыль, песок и землю, выравнивая внутреннюю часть вулкана. Затем на плодородной  вул-канической смеси стали произрастать трава, кустарники и деревья, превратив эту часть горной системы в плато.
    Что это здесь происходило так, или почти так, Роман уверовался полно-стью, когда достиг противоположного края цепи. Окинув взглядом пройден-ный путь, он обратил внимание на существенную деталь в пользу своей ги-потезы. Закругляясь, края цепи смыкались с краями первой гряды, образуя замкнутое звено. Ну и что из того, что на  горной системе Сихотэ-Алиня в настоящее время нет действующих вулканов? Зато они есть совсем непода-лёку по геологическим меркам. Это часть огненного тихоокеанского пояса: Аляска, Алеутские острова, Камчатка, Курилы, Япония… Просто этот хребет более старый по возрасту, отсюда и разница. Почти лекция по геологии, ус-мехнулся он, а скорее всего мозг загружает себя работой, когда нет возмож-ности общаться с существом подобным себе.
    Перебравшись на противоположный склон гребня, он помрачнел – впереди расстилалась одна и та же картина: горные цепи, расползающиеся от главно-го хребта в разные стороны, сходящиеся и расходящиеся друг с другом, об-рамлённые темно-зелёным покрывалом тайги. И где-то там, среди этого ла-биринта, живут люди, называющие себя староверами. И которых ему нужно найти, дабы не умереть в этой глуши от голода. Только где их искать, спра-шивается? В каком из хитросплетений горных кряжей? Куда ему сейчас на-правиться?  Он усмехнулся, вспомнив знаменитую картину – автора он сей-час не помнил. Запомнилась только сама картина: богатырь на коне, кажется, это Илья Муромец с копьём в руке, стоит перед  громадным камнем, на кото-ром выбиты слова о том, что с ним будет при выборе дальнейшего пути. Ни налево, ни направо дороги нет. Дорога только вперёд и она приводит к смер-ти…  Мне легче, усмехнулся он про себя. Можно и налево идти, и прямо, и направо – выбор богат. Только вот как угадать, в какой стороне могут жить эти загадочные староверы? Вот в чём сейчас для него основной вопрос…   
    Роман отрезал ломоть хлеба и небольшой кусочек сала, достал огурец, от-метив, что их осталось всего три. Осторожно откусил от этого бутерброда, медленно жуя, он вновь вернулся к прежнему размышлению, какого направ-ления ему сейчас придерживаться. Эти староверы должны были поселиться рядом с какой-нибудь речкой. Та, которая течёт через хребет, называется Кунжа, как говорил покойный Василий. Не факт, что они живут именно у этой реки. Скорее всего на каком-нибудь её притоке. А может в совершенно в другом месте. Это его так обескуражило, что он перестал жевать…


                ГЛАВА   40
    Медведь был стар. Свалявшаяся буро-коричневая шерсть неопрятными клочьями свисали с впалых боков, тощего зада. Одно ухо изодрано… Когти некогда мощных лап затупились, часть их были повреждены при охоте, да рытьём  земли,  когда  нужно было добраться  до  добычи. Один из нижних  клыков был наполовину  надломан,  гноящиеся глаза видели слабо. Единст-венно надёжным чувством оставалось обоняние, что позволяло ему кое-как всё ещё находить добычу.
     Медведь был стар и зол. Уже не первый день он был голоден, питаясь ко-решками и ягодой. Мотая крутолобой башкой, он жадно принюхивался к за-пахам, надеясь унюхать следы какой-нибудь добычи. Из зловонной пасти се-ребряными паутинками стекала голодная слюна. Вчера он наткнулся на нору барсука. Долго принюхивался и понял, что этот жирненький зверёк находит-ся там и, не мешкая, принялся её разрывать. Сила у старца была уже не та, и он часто останавливался, чтобы сделать передышку для своих усталых и подработанных временем лап. Принимаясь после очередной передышки про-должать рыть, он вдруг наткнулся на препятствие. Хитрый барсук сделал лаз на глубине в свою непосредственно нору между двух толстых корней сосны, под которой и устроил себе уютное лежбище. Наткнувшись на корни, мед-ведь сел на тощий зад и недоумённо закрутил башкой, ещё сильнее захотев есть от запаха добычи. Потом сунулся в разрытую яму и попытался протис-нуть лапу между корнями. Она пролезла наполовину, слишком узкий был этот проход. Эти толстые корни оказались непреодолимым препятствием для медведя. Раздосадованный таким оборотом, он сел и жалобно взвыл, видимо, поняв, что и в этот раз ему ничего не обломится. Злобно рявкнув, он покру-жил какое-то время вокруг разрытой ямы, надеясь, что обитатель норы выле-зет наружу. Но хитрый барсук такой глупости не сделал и через некоторое время незадачливый охотник был вынужден убраться восвояси. Но напосле-док он решил как-то досадить этому недоступному сидельцу – в отместку на-валил ему в яму кучку дерма – на большее не было возможности из-за скуд-ного рациона в последнее время.
    И вот теперь он шёл по тайге, надеясь отыскать что-нибудь съедобное. Слабое жужжание он уловил сразу, а ветерок принёс самый лакомый запах на свете – запах мёда. Зверь остановился и стал усиленно прислушиваться. Жужжание не прекращалось, медведь, опустил морду вниз и, не переставая слушать, стал ходить кругами. Сделал один круг, потом, пошире, другой. На третьем  резко остановился – запах усилился, он ткнулся носом в землю у комля старой сосны и, ухватив языком пару мёртвых пчёл, понял, что лако-мая добыча здесь, в этом дереве. Опыт охоты на этих ничтожных насекомых у него был, правда, не всегда удачный. Но сейчас выбора не было, голод все-гда толкает живое существо на поступки, могущие привести к победе.. Тут, главное в одном – устоять перед жалящим натиском хозяев и добраться до дупла.
    И косолапый решился… Обхватив дерево лапами, он стал медленно заби-раться вверх, сберегая силы для решающего рывка к дуплу. Жужжащие сол-даты обнаружили врага где-то за пару метров до входа. Стаи пчёл, готовых умереть, ринулись вниз на мохнатую гору. Кружась и жужжа над чудови-щем, следуя вечному зову инстинкта, они десятками накинулись на медведя, жаля его, стараясь воткнуть жало в незащищённую часть головы и тут же умереть.. Уткнувшись носом в кору сосны, медведь ринулся вверх, превозмо-гая боль от укусов. Но новые когорты пчёл, заменяя погибших в этой нерав-ной битве, воинственно жужжа, пикировали на него, выскакивая из дупла.
    До заветной  цели оставалось  совсем  близко,  когда голодный  косолапый не выдержал жгучей боли – сразу несколько жужжащих «камикадзе» воткну-ли свои жала в его нос. Злобно взвыв, медведь начал спускаться вниз, отма-хиваясь от разъярённых маленьких бестий. Под конец не выдержал и, сва-лившись кубарем на землю, с невероятной для своего возраста прытью ки-нулся прочь от сосны, временами взрёвывая и мотая искусанной мордой. С ходу вломился в густые заросли подлеска, которые остановили неутомимых преследователей. Проскочив с полсотни метров, он остановился перед не-большим болотцем и уткнулся саднящей от боли мордой в воду. Проделав несколько раз эту процедуру, медведь встряхнулся, покрутил башкой, отчего брызги разлетелись по сторонам и, почувствовав некоторое облегчение, вор-ча, стал лапой водить по морде, как бы стараясь сглаживать боль от укусов.
    Внезапно он насторожился и, поворачивая голову, стал прислушиваться.  Поднял вверх морду, опухший нос стал жадно вдыхать влажный воздух, при-носимые слабым ветерком. Запахи были разные, но один из них вызвал ассо-циации, отчего шерсть на спине косолапого поднялась дыбом.
    Когда-то давно произошла встреча с двуногим существом, оказавшаяся для медведя роковой. Любопытство чуть не сгубило его. Выйдя на берег реч-ки, где он всегда находил в земле полезные корешки, чтобы переварить жир-ную пищу, встретился с этой незнакомой парой. Рядом с двуногим оказалась небольшое, но задиристое животное с резким запахом. Сытый медведь - он поутру сумел подмять молодого кабана, половину съел, оставшуюся часть завалил сучьями и листвой, - был настроен добродушно. Подняв морду, втя-гивал воздух, усваивая для себя новые запахи. Но задиристая четвероножка, злобно гавкая, носилась вокруг него, норовя ухватить за мохнатые «штаны» косолапого. И в какой-то момент рванула так, что медведь взревел от боли и лапой поддел обидчицу. Та, завизжав, отлетела в сторону. Зверь рассвирепел, встал на задние лапы, угрожающе рявкнул и двинулся в сторону двуногого. Не успел он сделать и пары шагов, как впереди сверкнул огонь, раздался ог-лушительный грохот, и жгучая боль рванула верхнюю часть лапы. Ошелом-лённый раненый зверь, взвыв от боли, – пуля пробороздила могучие мышцы предплечья, - подволакивая внезапно онемевшую лапу, кинулся в густые за-росли подлеска.  И остановился, когда уже не смог бежать – рану жгло огнём. Он тогда долго приходил в себя. Рана заживала медленно, он даже первое время не мог охотиться. Но молодой организм восстановился, рана зарубце-валась. И постоянно напоминала о себе, особенно в ненастье. Только в памя-ти зверя на уровне инстинкта осталось предостережение на будущее – двуно-гое существо опасно и лучше с ним не связываться.
    Вот и теперь он почувствовал тот запах – запах угрозы. Но голод пренеб-рёг, подавил слабый сигнал опасности и погнал медведя в сторону потенци-альной добычи. Мягкими стелющимися прыжками преодолел травянистую пустошь с мелким кустарником. Лай собаки предупредил его, что нужно быть осторожным, и он сбавил темп шага, продолжая двигаться вперёд, мяг-ко ступая подушечками лап на влажную, после недавно прошедшего дождя, прелую листву и мох. Ветер по-прежнему дул в его сторону, что позволило медведю приблизиться к добыче, не подозревающей о нависшей опасности. Он затаился в кустах, так близко от добычи, что раздражающий и пугающий запах забил ноздри, отмёл напрочь страхи перед двуногим чужаком. Медведь крутанул крутолобой башкой и сделал первый робкий шаг к вожделенной добыче. 
    Злобный воющий лай пса заставил  вскочить охотника, отдыхавшего на валёжине. Пёс неистовствовал, пригнувшись к земле и захлёбываясь от яро-стного рычания. В десятке метров от них, треща, раздвинулись кусты, и мох-натая туша выскочила к ним, проворно перемахнув через поваленную бурей сухостоину. Человек вскинул ружьё и нажал курок. Бац! – боёк щёлкнул впустую – осечка! Перезарядить ружьё не было времени, ошеломлённый на-падением, он даже не успел отбросить его и выхватить нож. Рычащая тяжё-лая туша тараном сбила его с ног, и он только успел выставить ружьё перед собой, держа его обеими руками.
    «Вот и пришла ко мне моя смертушка. – Тоскливо пронеслось в голове. – Прости мя, Господи, за все мои прегрешения…». Смрадный дух из пасти на-валившегося на него зверя забивал комом глотку человека, не давая дышать. Вот медведь яростно взревел и ослабил давление на человека – верный пёс неистово сжал стальной капкан своих зубов на ляжке зверя. Тот наотмашь взмахнул передней лапой – собака болезненно взвизгнула и отлетела в сто-рону. Рявкнув, зверь вновь навалился на человека, зубами вцепился в одежду, рванув его за ногу, пытаясь добраться до вожделенной тёплой плоти. Тонкий болезненный крик жертвы только раззадорил его, он занёс лапу, чтобы одним ударом раздробить ему голову. Но раненая собака вновь пришла на помощь хозяину, вцепившись в ту же лапу…
    … Шла вторая неделя, как Роман перевалил хребет, уходя всё дальше на восток вдоль горного кряжа, одного из ответвлений Сихотэ-Алиня. Надеясь отыскать следы загадочных староверов, он постоянно менял направление своих поисков, то уходил в сторону севера, то разворачивался и двигался на юг.  Еда закончилась ещё два дня назад. Вчера ему удалось поймать несколь-ко мелких рыбёшек в небольшом озерце. По-видимому, весной, во время па-водка, рыба заходила в него. Небольшая протока соединяла озерко с речуш-кой. Перегородив протоку прутьями, он замутил воду донным илом. Потом ему осталось только руками ухватывать рыбёшку, которая высовывалась из воды, дабы ухватить свежего воздуха. На костре он пожарил её и, не спеша, съел, обсосав все косточки, сожалея, что её оказалось маловато.
    Сегодня, когда он пересекал очередную таёжную лощину перед тем, как вновь подняться на лесистый увал, он наткнулся на сидевшую на кочке у вы-сохшего болотца лягушку. Раньше, встретив её, прошёл бы мимо, даже не удостоив взглядом, но тут остановился и оценил с гастрономической точки зрения. Едят же их французы, даже считают деликатесом. Почему бы и ему не попробовать? Тем более, что в его положении грех привередничать. Ка-кое-то время постоял, глядя на неё… Лягушке, видимо, что-то не понрави-лось, а может  она почувствовала исходящую от этого непонятного существа опасность. Возмущённо квакнув, она свалилась с кочки и тут же скрылась в густой траве, растущей по краю болота.
    Перевалив увал, он направился к выделяющейся среди лесного полога группе высоких деревьев. Своей кроной они напомнили ему кедровник, что они пересекали когда-то втроём, где смогли тогда набрать впрок прошлогод-них орехов. Кедровник, в котором нашёл свой последний приют несчастный Василий. Возможно, и здесь он сможет найти хоть немного орехов из про-шлогоднего урожая. И Роман ускорил шаг в надежде на это.
    Недалёкий лай поразил его почище небесного грома. «Собака… госпо-ди…собака…  - Радостно вспыхнуло в голове. – Значит, где-то рядом хозя-ин… человек…». И, не раздумывая, он бросился на этот зов, как тот полко-вой конь при звуке боевой трубы. Между тем лай перешёл в яростный соба-чий хрип, заглушённый звериным рёвом. Озадаченный этой звуковой како-фонией, он, было, притормозился, но человеческий вскрик заставил бросить-ся его вперед.
    Он выскочил на шум и собачий визг в кульминационный  момент челове-ческой драмы. Глаза зафиксировали душераздирающую картину: собака, скуля, пыталась вцепиться в медведя, который навис монументальной глы-бой над лежащим человеком. Роман колебался секунду… Натура бойца – лётчика и боксёра – заставила выхватить топор и кинутся на помощь. В не-сколько прыжков он оказался рядом с тушей. Обхватив топорище двумя ру-ками, взметнул блеснувший топор над головой и с яростной силой обрушил на башку зверя. Дикий рёв потряс воздух, обитатели тайги вокруг замерли, услышав грозный голос хозяина этих мест.
    Ошеломляющий удар и пришедшая неистовая боль заставила медведя раз-вернуться в сторону неожиданно появившегося нового противника и сесть на свой тощий зад.. Удар прошёлся скользом по твёрдой черепной кости, лезвие сорвало кожу, стесав ухо. Какое-то мгновение медведь недоумённо рассмат-ривал нового двуногого, кровь ручейком стекала по шерсти. Яростно взревев, он вздыбился и махнул лапой, которой некогда сбивал насмерть волка.
    Подвернувшийся под ноги толстый сук помешал Роману уклониться от этого удара. Когтистая лапа зверя, ударив в бок, снесла его метра на три в сторону. Удар был такой силы, что у человека пересекло дыхание, в один момент он оказался на земле. И всё же, как бывало на ринге, когда пропускал удар противника, он, превозмогая режущую боль в боку, встал на ноги, глядя на приближающего окровавленного медведя. Тот вновь встал на дыбы, наме-риваясь окончательно разделаться с врагом. И кто знает, чем закончилась бы эта схватка, если бы не пёс. Он вновь отважно вцепился в заднюю ногу мед-ведя. Тот остановился, злобно рыкнул, развернулся и ударил эту надоевшую ему шавку. Пёс, завизжав от боли, отлетел в сторону. Эти секунды позволили Роману подготовиться. Но старый опытный зверь молниеносно махнул ла-пой, разворачиваясь в его сторону – он не забыл о нём, расправляясь с соба-кой. На этот раз человек, скривившись от боли в боку, сумел поднырнуть под сокрушительный удар хищника.   
. У него даже волосы шевельнулись на голове, когда лапа пронеслась над ней. Когда же развернувшийся по инерции зверь опустился на передние лапы и повернулся к нему, нанёс ему удар обухом по голове, косо сверху вниз, в районе уха. Сталь проломила кость, осколки вонзились в мозг, медведь хрип-ло взревел и рухнул на землю, задёргав лапами в предсмертных конвульсиях.
    Отдавший все силы этой яростной схватке, он, чувствуя дрожь в ногах, присел на валёжину. Взгляд его упал на лежавшего неподвижно охотника. Превозмогая боль в боку, он тут же поднялся, чтобы узнать, жив ли он.. Ру-сая борода и усы, морщины на лбу, кудрявые с проседью волосы ничего не говорили о возрасте. Ему можно было дать и сорок и все шестьдесят лет. Ро-ман нащупал пульс и облегчённо вздохнул – жив! Обернулся на повизгива-ние – пёс, серого окраса, похожий на волка, подполз к нему, припадая на од-ну лапу и лизнул руку, словно благодаря за спасение.
    - Ах, ты, мой хороший… - Растрогано произнёс он, осторожно погладив его по голове. – Вижу и тебе досталось, бедняга. Давай-ка, посмотрим твоего хозяина, а потом и тобой займёмся.
    Рваная рана на бедре всё ещё сочилась кровью, левая рука была подвёрну-та под тело, на голове сорван клок кожи вместе с волосами – таков был итог осмотра хозяина пса. Если голова и рука могли подождать, то раной на ноге нужно было заняться тотчас. Роман скинул свой тощий мешок, достал ру-башку, которую он «одолжил» в деревне по ту сторону хребта, оторвал поло-су по низу материи и, наложив кусок ткани на рану, завязал повязку поверх штанов охотника. Всё это время, пока он возился с хозяином, пёс вниматель-но посматривал на эту процедуру, положив морду на передние лапы. Когда же Роман поворачивал голову в его сторону, приветливо стукал по земле хвостом, как бы одобряя все его действия.
    - Ну, что, дружок? – обратился он к псу. – Тебя посмотрим? Что скажешь? Только не знаю, как тебя звать…
    Тот, словно понимая, что Роман хочет помочь ему,  жалобно повизгивая, подполз ближе, приподняв левую переднюю лапу.
    - Лапку больно? – он взял её в руку и пальцами осторожно стал прощупы-вать от подушечек когтей к туловищу. Когда дошёл до сустава – понял, что вся проблема, похоже, в нём. Пёс жалобно взвизгнул, когда он слегка нада-вил на него.
    - Э-э, - протянул Роман, - он тебе кость выбил. – Пёс тяжело вздохнул, словно всё понял.
    - Что же нам с тобой делать? – он погладил его по голове. Вспомнил, как вправлял ступню «Узде». Снова, чтобы ещё раз убедиться, что не ошибся, прощупал сустав, словно заправский ветеринар. И не раздумывая, ухватив крепче рукой лапу выше сустава, крутанул её другой вбок. Пёс дико взвыл, подпрыгнул вверх, вырвавшись из рук Романа, и встал на три лапы, держа больную навесу. Укоризненно посмотрел на него, гавкнул, мол, зачем сделал больно? Потом несмело опёрся на больную. Роман готов был поклясться, что при этом брови пса удивлённо поползли вверх. Пёс крутанулся вокруг себя, вновь опустился на землю, подполз к Роману и положил голову ему на сапо-ги.
    - Полегчало, дружок? – потрепал он его по голове. – Вот и хорошо… Обо-жди-ка, да у тебя бок в крови… – Он раздвинул густую шерсть – наискось по боку пса тянулась кровавая борозда, оставленная медвежьим когтем. Была она неглубокая и кровь уже не сочилась. Видимо, густая шерсть смягчила удар лапы. – Ничего, дружок, до свадьбы заживёт. - Он повернул голову и наткнулся на внимательный взгляд мужика.
    - Кто ты, раб божий? – слабым голосом произнёс тот.
    Роман, обрадованный, что тот пришёл в себя, усмехнулся:
    - Да вроде бы человек…
    - Что человече, зрю… Только откель здеся объявился? Мобуть с неба, ан-гел?
    - Не ангел я…  Лучше скажи, как себя чувствуешь? – перевёл он разговор.
    - Ослаб я, голова хоровод ведёт, ногу полымем охватило… Поведай, как совладал с хозяином-то? – охотник повёл глазами в сторону мохнатой туши.
    - Топором… - Скупо пояснил Роман.
    - И-и… - Удивлённо протянул тот, пытаясь приподняться. Но тут же со стоном опустился на землю. – Силён ты, однако, паря… Это надо же… С то-пором пойти на хозяина…
    Роман подошёл к нему и присел на корточки, сморщившись от боли, что не укрылось от глаз лежащего.
    - Я смотрю, паря, тебе тоже досталось от хозяина-то?
    - Не сумел увернуться, зацепил он лапой по боку. Похоже, основательно… И дышать трудно, и болит…
    - Да и одёжу твою, вижу, подрал. Надо бы глянуть, чё у тя там…
    Роман снял куртку, морщась, стянул рубашку. Пощупал бок рукой и чуть не застонал от резкой боли.
    - Э-э-э… - Протянул охотник. – Однако, крепко он приложил. Бок-то у тя сизый.
    Застёгивая рубашку, Роман заметил:
    - Ничего… заживёт. – Поглядел на рваную дыру в куртке. – Сколько она со мной, а вот впервые так её порвали. – Посмотрел на охотника и покачал го-ловой:
    - Рана на ноге у вас серьёзная. Я перевязал,  но…  Лекарство нужно… До вашей деревни далеко? Медпункт есть там?
    Мужик растеряно смотрел на него: - Кака-така мед… мед пунта? Чё-то я не зрю это… А до нашенской  Волчихи  два дня ходу, паря. –  Он облизал сухие губы. – Дай, Христа ради, водицы испить… А то сухость в роте, как в Хана-анской пустыни…
    Роман вытащил из мешка фляжку, поднёс ко рту раненого. Тот жадно прильнул к горлышку. Напившись, благодарно посмотрел на него:
    -  За спасение живота сваво, да божьей животины низкий поклон… Спаси тя Христос. Век буду молить великомученика, чё беду отвёл.
    - Полно уж… - Подстраиваясь под странный говор, проговорил Роман. – Лучше скажи, чем могу помочь?
    Мужик беспокойно заворочался:
    - Ежели б ты, человече, побродил рядом, да пособирал паутины поболе…
    - Не велик труд! – кивнул Роман. И не мешкая, пошёл искать вокруг сетки лесных ткачей. Ему понадобилось не менее часа, прежде чем он собрал не-большой комок паутины.
     - Чичас, паря, возьми патрон у меня, вытащы жакан, а порох высыпь мне на длань.- Под любопытном взглядом Романа, он несколько минут пережё-вывал паутину с порохом.
    Протянул ему полужидкую кашицу: - Приложи это… к ране….  – И обес-силено откинулся назад. на тощий мешок,  что подсунул ему  под  голову  Роман и прикрыл глаза. Тот вновь перевязал ему тряпицей ногу, тщательно залепив кровоточащие медвежьи отметины. То же лекарство приложил ему на голову, где коготь медведя сорвал клок кожи.
     Внезапно раздалось рычание пса – тот стоял у головы лежащего мохнатой горой неподвижного мёртвого медведя, злобно оскалив зубы, словно опаса-ясь, что тот поднимется и вновь накинется на них. Зверь, с залитой кровью мордой, смотрел на окружающий мир неподвижными глазами, похожими на большие коричневые пуговицы.
    Взгляд Романа упал на лежащее ружьё. Он взял его в руки и с любопытст-вом повертел в руках. В охотничьем оружии он не разбирался. У соседа  Во-лоди, в авиагородке, было ружьё. Как он говорил, называлось оно «тулка» шестнадцатого калибра. Это же ружьё, что он держал в руках, мало что гово-рило ему. Прислонив ружьё к валёжине, Роман в раздумье посмотрел на по-верженного медведя и внезапно ощутил такой прилив голода, что закружи-лась голова. А что, если развести костёр, да поджарить мяса? И перед его глазами возник шампур с поджаристыми кусками мяса. Нервно дрогнули ноздри, ему даже померещился этот восхитительный запах шашлыка. И в са-мом деле, сердито подумал он, рядом лежит гора мяса, а тут слюнями чуть не давишься. Это несправедливо, и нужно срочно заняться костром.
    Вскоре на поляне выросла куча сухих дров, которых вокруг было изоби-лие. Орудуя топором, Роман вколотил в землю две рогулины.
             - Как тя звать-величать, человече? – раздался голос раненого.
    Роман выпрямился:
    - Родители нарекли Романом. А вас как?
    - Евсей я…  По родителю – Пахомыч. Чё творишь-то, раб божий Роман?
    - Больно есть хочется, Евсей Пахомыч, спасу нет. – Признался он. – Со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было. А тут вон сколько мяса ле-жит! – кивнул он в сторону убитого медведя.
      - Благое дело… Утробу не насытишь – дела не будет. – Согласился охот-ник. – Ране-то освежевать эку тушу приходилось?
    Роман почесал затылок:
    - Откуда? Я таких зверей только в зоопарке видел. А вот как сегодня – впервые…
    - И медвежатину не сподобился откушать?
    - Нет… не сподобился…
    - Тады возьми нож и твори, как буду глаголить. – Евсей достал из висев-ших на поясе ножен широкий и длинный нож, более похожий на тесак, и протянул Роману.
    Через полчаса на потрескивающем костре жарились куски медвежатины. Неподалёку пёс, довольно урча, трудился над большим куском мяса, щедро брошенном ему Романом. А ещё через полчаса он сам, пережёвывая доволь-но жёсткое мясо, философски осмысливал происшедшую схватку на этом пя-тачке земли. Ему вспомнилась примитивная истина одного из исследовате-лей жизни первобытных племён, утверждающая, что основополагающим принципом  выживания тех людей было таким: если ты не съешь кого-то, то съедят тебя. Сегодняшний случай, как раз из той оперы, подумал он и усмех-нулся.
    - Скажи-ка, Евсей Пахомыч, отчего медведь напал на вас? – спросил Ро-ман. – Говорят, что они летом не злые.
    Тот дожевал кусок, перекрестился  несколько раз двуперстием, прошептав несколько фраз. Огладил рукой бороду, задумчиво посмотрел на него:
    - Как тебе ево мясо показалось?
    - Жёсткое…
    Евсей согласно кивнул: - То-то и оно, што жёска… Стало быть старый. Да и сам вишь каков: худоба, да рухлядь клочками… Худо у ево с едобой, силы не те…Вот и ладится каво хошь ущучить. А тут мы с Серым ему подверта-лись…  - Услышав свою кличку, пёс поднял голову и посмотрел на хозяина. -Утроба сваво торопит…Вот ён и накинулся на нас. А ружжо подвело. Осёк-лось… Я ужо и молитву  предсмертну изрёк. Ежели б не ты… предстал бы ужо пред небесным отцом нашим ответ держать за грехи свои…  Да отвёл беду спаситель, прислал слугу сваво…- Он истово осенил себя три раза кре-стом.  Из его слов было ясно, что появление здесь Романа он считает божьим промыслом. Переубеждать его не имело смысла. Вот и решил он объяснять своё появление здесь так -  попал в эти места после аварии самолёта.
    Евсей привстал, но тут же со стоном опустился на место.
    - Однако, худой из меня ноне ходок. – Заметил он. – До избушки ходу чет-вертинка дня будет. Это ежели здоров, а такому лядащему и полдня мало. – Он глянул на небо. – Часа три пополудни чичас будет, не мене…
    Роман вытащил из кармана часы и удивлённо глянул на Евсея:
    - Надо же… В самом деле пять минут четвёртого. Как это у вас получает-ся?
    Охотник махнул рукой: - Енто с годами приходит. Вот у тя механизма в длане, а ежели нетути,  овладешь опосля. Я чё маракую…   - Он испытующи глянул на Романа. – К избушки-то с утра пойдём, басловясь. Ночь тут прове-дём, сёдни по свету не смогём.
    Тот махнул рукой:
    - Мне не привыкать… Я уже со счёта сбился, сколько ночей провёл под деревьями, да в кустах.
   
                ГЛАВА   41
    Тяжело дыша, Евсей Пахомыч, опираясь на Романа, медленно брёл по тай-ге. Оживший Серый то семенил рядом, то бегал по сторонам, пугая птиц, го-няясь за мелкой живностью. Вспугнул белку,  занятую шелушением  старой  сосновой  шишки под деревом. Та, бросив занятие, мигом  взобралась по стволу, пробежала по толстой ветке и оттуда сердито зацокала  на пса. Высу-нув розовый язык и склонив набок голову, Серый сидел внизу, с вызовом глядя на зверька: «мол, жаль, что не успел тебя прихватить, а то бы хвост-то укоротил болтушке…». Заметив, что люди ушли вперёд, он подошёл к сосне, для порядку пометил струёй комель,  и бросился вслед за хозяином.
    Огибая деревья и заросли кустов, то поднимаясь на увал, чтобы затем спуститься вниз, им дважды пришлось перебираться через ручьи, потом об-ходить болотистую низину, они медленно тащились к своей цели. Видя, как тяжело приходится Евсею и как чаще он наваливается на него, теряя силы, Роман останавливался, бережно усаживал его. Достав фляжку, наполненную им в ручье, прикладывал к запёкшим губам старика. Тот жадно глотал воду, струйка стекала по бороде. Оторвавшись от фляжки, он устало откидывался к стволу дерева и закрывал глаза. Не было сил даже вести разговоры. Бок у Романа тоже постоянно напоминал о себе, стоило только или наклониться, или повернуться – резкая боль полосовала так, что он еле сдерживался, что-бы не застонать.
    Наступил полдень. Они погрызли по сухарю, что оказались в заплечном мешке у Евсея, запили водой. Роман помог подняться на ноги охотнику, и они вновь продолжили свой нелёгкий путь. В тайге стояло безветрие, досаж-дали комары и пауты, жужжа над головой и постоянно норовя воткнуть своё жало в открытые части тела. Приходилось отмахиваться от этих наглых и вездесущих кровососов, что изрядно изматывало обессиливших путников. Спустившись с очередного увала, они вышли к скальным выступам на склоне крутой и высокой сопки, всю покрытую густым лесом. Остановились пере-дохнуть и Евсей, кивнув на скалы, проронил:
    - Три богатыря… Памятное место… Отсель до избушки пара вёрст будет.
    - Почему три богатыря? – поинтересовался Роман.
    - А ты, паря, приглянись…
    Когда же тот внимательно вгляделся в эти гранитные исполины, то к удив-лению заметил в изломах камня характерные черты: шлёмы, под ними люд-ские лики, мощные фигуры воинов в доспехах, словно вросшие в камень. Стояли они этакими несокрушимыми богатырями, словно преграждая путь каким-то неведомым врагам. Своим видом внушая уверенность, что нет на свете такой силы, что могла бы их поколебать…
    - Смотри-ка ты… - Роман покрутил головой. – Верно подмечено – как есть три богатыря. Будто они охраняют что-то… Может, землю… А может, со-кровища, что спрятаны за их спинами… - Усмехнулся он. – Что скажешь, Ев-сей Пахомыч?
    - Кто знат…- Пожал тот плечами. – Могёт, свободу людскую… аль злато. Поди, узнай...
 …Пробравшись через дремучие заросли, они наконец-то добрались до цели своего нелёгкого пути. Охотничья избушка Евсея стояла в таёжном распадке. Вокруг теснились величественные ели и пихты, избушка под их кронами ка-залась жилищем сказочных гномов. Рядом, из-под камня, струя студеного ключа наполняла каменную чашу прозрачной водой. Излишки выливались через край, тоненькой струйкой стекали к небольшому озерку в нижней час-ти распадка, над водами которого склонялись ветки ёлок, ольхи и берёзок. Красными мазками акварели пятнали зелень деревьев гроздья рябины. Это уголок тайги был так красив, что Роман, очарованный видом, невольно оста-новился, глядя на это великолепие. Вывел его из этого состояния голос Ев-сея:
    - Идём, паря, в избёнку… Силов у мя боле нету.
    - Да, конечно… - Спохватился Роман и, придерживая обвисшее на нём те-ло охотника, почти поволок его к двери. Откинув засов, он дотащил Евсея до нар и бережно посадил на лежанку из шкур. Тот со стоном прилёг и закрыл глаза. Роман снял с плеча ружьё, сбросил оба мешка. Чувствуя усталость, сел на трёхногую табуретку и с любопытством огляделся. Печку из камня венча-ла железная труба, уходящая в низкий потолок. Широкие лавки вдоль стен, вверху над  ними полки с какими-то предметами обихода. Между печкой и
окном - двухъярусные нары. Снаружи окно со стеклом предохраняет желез-ная крестовина. Над печкой вешала, они же на стене у входной двери. Дверь обита войлоком, прошитым узкими планками крест-накрест. Деревянный пол из плотно подогнанных досок. Всё было сделано добротно и со знанием дела.
    - Паря… - Послышалось с нар.
    - Я здесь, Евсей Пахомыч, - откликнулся он, подходя к нему.
    - Дай водицы испить…  А то всё горит унутри…
    Роман принёс флягу. Захлёбываясь, тот сделал несколько глотков.
    - Как себя чувствуешь, Евсей Пахомыч? – беспокоясь, спросил он.
    - Нога горит… И унутри жар, – прошептал тот.
    - Давай, посмотрим, как нога? – предложил Роман, опасаясь, как бы не на-чалось заражения. И тут же отогнал эту мысль. Ибо понимал, что это означа-ет для охотника. И для него… Он был так рад встретить в этом диком краю человека, и тут же потерять его было бы не просто для него трагедией, а ка-тастрофой.
    Он размотал повязку и обрадовался. Нога опухла,  покраснела, но призна-ков гноения не было, а это уже был обнадёживающий фактор.
    - Как там? – спросил Евсей, приподнимаясь.
    - Наверное, паутина с порохом помогли. – Ответил Роман.
    - Ишшо наши прадеды так лечились в старину…
    - Так, может, ещё набрать паутины, да поменять старую повязку на новую?
    Евсей неуверенно повёл плечом:
    - Ежели не в тягость…
    - Зачем так, Евсей Пахомыч? Как же можно по-другому? – обиделся Ро-ман. – Я сейчас...
   Пока он собирал паутину и готовил эту смесь, начало темнеть. Сменил по-вязку на ноге Евсея. Только подумал, что неплохо бы сейчас что-нибудь съесть, как услышал его голос:
    - Ты это… паря… Сходи в сараюшку, там висят мешки. В одном сухари, в других мясо сушёное, ишшо есь рыбёшка сухая. А то оголодал, небось…
    - Сейчас схожу. Вам бы тоже подкрепиться не мешало.
    - Не, не хочу… Я спать буду…
    … Прошло две недели, как они добрались до избушки. Евсей чувствовал себя лучше,  даже пытался как-то помогать Роману в домашних делах, кото-рые тот взялся исполнять с первого дня, учитывая состояние хозяина избуш-ки. Топил печь, варил немудреную похлёбку, приносил воду, прибирался в избушке. Уже понемногу знакомился с ближайшими окрестностями, узнавая места, о которых ему рассказывал Евсей. Охотник показал ему, как обра-щаться с ружьём, которое называлось «бердана», по какой дичи какими па-тронами стрелять. Рассказал, какая дичь водится в окрестностях его охот-ничьих угодий, повадки зверей и птиц. И теперь почти каждый день Роман спозаранок уходил бродить по тайге. Сопровождал его привязавшийся к не-му пёс, по кличке Серый. Широкогрудый, с мощными сильными лапами и крепкими челюстями, с умным взглядом зеленоватых глаз. Необычный се-рый окрас шерсти и охотничью хватку он получил в наследство, как говорил Евсей, от своего отца – лесного волка. Был очень чуток, и предан невероятно, особо если кто-то помог ему в опасный момент. Привязался к Роману безого-ворочно, в тот самый памятный день схватки с медведем. Стоило Роману по-вернуться к нему, как Серый тут же вскакивал на ноги с немым вопросом, что, мол, нужно делать? - глядя преданными глазами. Евсей только головой качал, видя эту вспыхнувшую собачью любовь к другому человеку.
    Была средина августа, тайга светилась разноцветными красками, с утра до ночи не умолкал щебет лесных птиц, молодняк боровой дичи встал на крыло. И наступил день, когда Роман вернулся в избушку с первой добычей. Первую роль сыграл при этом Серый. Евсей говорил,  как только пёс учует добычу, то сразу замрёт на месте и делает стойку – встаёт на задних лапах и уши торчком. Тут не зевай, ружьё наизготовку и жди следующего шага Серого. Тот, пригнувшись, двинется вперёд и в какой-то момент гавкнет, спугивая дичь. А как та взлетит – не мешкай, стреляй. Вот и вся премудрость…
    Первый сигнал пса Роман пропустил, вернее, замешкался. Птица с треском и шумом вспорхнула из травы и в секунды исчезла в чаще. Серый повернул к нему голову и укоризненно гавкнул, мол, чего не стрелял, я же всё сделал для тебя. Роману стало просто неудобно перед этим умнящим псом, и он в заме-шательстве пробормотал:
    - Извини, друг, я исправлюсь…- Словно чувствуя неловкость перед парт-нёром по охоте.
    После этого конфуза, он стал внимательно следить за Серым. И как только тот вновь сделал стойку, Роман вскинул ружьё. Тёмная тень взлетела с лу-жайки ягодника и, тяжело махая крыльями, понеслась в сторону ельника. Се-кунда – Роман зафиксировал мушку на тёмном пятне и плавно нажал на ку-рок. Грохнул выстрел, птица будто ударилась о преграду и камнем рухнула вниз. Пёс крупными скачками помчался туда и тут же радостно гавкнул. Ко-гда же Роман подбежал к нему, Серый стоял, вывалив язык и скаля зубы, как бы говоря: «молодец, вот так и надо…».
    Он поднял птицу: тёмно-серые перья и довольно тяжёлая. Аккуратная го-ловка склонилась набок, глаза прикрыты плёнкой… Жалость толкнулась в его сердце, заняв место охотничьего азарта. Он посмотрел в зелёные глаза Серого, тот, явно не понимая причины подавленного настроения хозяина, возбуждённо взвизгнул, словно не одобряя его. И тут здравый смысл возоб-ладал над терзаниями новоиспечённого охотника. «И в самом деле, чего это я? Тут не до жалости, когда внутри всё пищит от голода».
    - С почином тя, паря! – поздравил его Евсей, увидев трофей в руках  Рома-на. – Знашь, чё добыл? – и когда тот отрицательно мотнул головой, пояснил: - Эта молодка - копылуха… - И видя его непонимание этого слова, добавил: - глухариная жёнка. Взвесил птицу на руках и одобрительно кивнул:
    - Фунтов на двадцать, однако, будет, не мене…
    После ужина, ловко теребя добычу, Евсей, как бы рассуждая про себя, проронил:
    - Вот мы с тобой, паря, ужотко сколь дён трёмся бок о бок, а я не ведаю, как ты попал сюды. Аль не доверяшь? До сёдни не приставал, всё тя ждам-ши, кода сам слово молвишь.
    В какой-то мере слова эти застали Романа врасплох. Хотя он уже принял решение всё рассказать Евсею. Было бы нечестно с его стороны преподнести этому простому и доброму человеку одну из версий, что придумал он, блуж-дая по тайге. Да и чем он рисковал, рассказав ему всё, как есть? Отдалён-ность этих глухих мест, да ещё своего рода добровольная изоляция, в кото-рой жили староверы, давала гарантию, что весть о нём никак не попадёт к представителям органов по ту сторону хребта. Зимой, как говорил Василий, дороги ни сюда, ни отсюда нет. А по весне, как сойдёт снег, он уйдёт через хребет, и, что бы это ему не стоило, доберётся до краевого центра. Ибо у него есть ещё несколько дел, которые он должен выполнить, невзирая ни на что. И Роман решился, ибо понимал, что дальше с объяснением о своём появлении в этих местах тянуть невозможно…
    …После его рассказа Евсей долго молчал, видимо, обдумывая его слова, потом кашлянул в кулак и, глядя на него, сказал.
    - Много ты, паря, однако, перетерпел. Те, хто гнобили тя, не люди, анчих-ристы. Племя Люциферово, сатано в людской личине. Гореть им всем в аду за свои злодейства. – Он неторопливо огладил бороду: - Ты мя жисть спас, отсель я и чадо мои должны табе по домовину быть обязаны... Не перечь, – вскинул он руку, увидев, что Роман хочет ему возразить, - дай слово мол-вить. Понял я, што тебе в тот мир в енто время не можно. Как молвишь, что Ярило должно стать верхи, так я проведу тя туда, в тот мир, чрез хребет. А энто время будь у нас вместо сына, Мишани, царствие ему небесное. – Он трижды перекрестился, в глазах залегла скорбь. Заметив невысказанный во-прос Романа, проронил:
    - Первенец наш с жёнкой, Михайло… Домой пришёл живым со смерто-убийства, а в тайге канул год назад.  Так и не нашли, чоб в сыру землю по-ложить. – Евсей не выдержал и тихо всхлипнул. – А кода я тя узрел, то в го-лове  заметлешило – пропащий кровинушка явился от смертыньки оберечь. Похож на ево больно… 
    Роман с жалостью смотрел на старика, было видно, что смерть сына так и осталась для него кровоточащей раной, хотя случилось это несчастье не вче-ра. Не зная, как его утешить, отвлечь от горестных воспоминаний, он почесал за ушами прилёгшего рядом Серого и тот от избытка чувств разомлел, при-крыв глаза. Заметив это, Евсей только крякнул:
    - Совсем кобелишка растаял, что твой воск на свечке. Эко как ты ево к сабе расположил. Ён людишек наскрозь зрит: хто плох, хто хорош. Возьми наше-ва уставщика в общине – Амвросия. Придёт к нам – у кобеля шёрстка дыба-рем, нос сморщит и давай рычать, будто пред ём зверь лютый. По первости уставщик махнул на ево дланью, так он с ево едва портки на рямки не споло-совал. С ентих пор вижу, идёт Амвросий, я Серого сразу в клеть. Так он и отель сваво недовольство выкажет, рычит и воет, будто в дому упокойник объявился.
    Роман улыбнулся, слушая старика. Потом посерьёзнел:
    - Как думаешь, Евсей Пахомыч? Вот объявлюсь у вас… Как там мне гово-рить о себе?
    Тот думал недолго:
    - Чё мне поведал – не для всех ушей… Общине скажем: свёрзься ты с не-бес божьих, долго бродил здесь, аки Моисей в пустыне, искал людей. Набрёл на нас, кода хозяин ломал мя, грешнова. Избавил от смерти лютой, поразив топором ведмедя, аки святой Егорий копьём змия И проникся я состраданием и благостью сваму избавителю, посему, оклемавшись от ран, привёл в общи-ну. Ибо сказано в святом писании: приюти и накорми страждущего и гони-мого, и воздастся табе сторицей на суде божьем.
    - А не скажут ли в общине: зачем нам этот безбожник? Дать ему хлеба, да проводить до перевала и пусть он идёт в свой грешный мир, дабы не искушал нас здесь своим греховным присутствием.
    - Людишки и у нас разные, это верно. Взять уставщика, да ишшо с десяток старцев, что готовы в полымя за веру истинную. Оне, могёт, зараз не возопят, но сетями смуты и раздора станут грести к сабе слабых и несмышлёных, да-бы обрести верх над другими.
    - А уставщик? Это кто? – поинтересовался Роман.
    - Уставщик-то? Самый грамотей из общины, хто толкует древние книги, в которых все законы. Их все блюдут, уставщик смотрит за энтим строго. Опять же свадьбы, крещение мальцов, отпевание усопших, похороны, по-минки. Он же ведёт моленья, проповеди, отпускает грехи, могёт предать анафеме. – И предваряя вопрос Романа, добавил: - Отлучить отступника от веры.
    - Однако…. – Удивлённо мотнул головой Роман. – Пожалуй, эта фигура у вас будет похлеще, чем замполит в армии.
    - Хто-хто? – ничего не поняв, воззрился на него Евсей.
    Роман махнул рукой: - Это я так, для сравнения… Значит, подвоха можно будет ожидать от уставщика. Это он может настроит общину против, если что-то ему не понравится. Верно?   
    - Истину глаголешь, паря. Хитёр, аки лис и склизкий, аки налим. Завсегда вывернется, но повернёт всё по-своему. Поёт сладко, аки соловей, токма за-всегда окажисся противу ево в дураках. Вот таков наш Амвросий.
    - Вижу, не очень-то жалуешь ты его, Евсей Пахомыч… - Заметил, улыб-нувшись, Роман.
    - А чё мне ево жаловать-то? – нахмурился старик. – В посевную, аль в по-кос, да и в уборку собирает работящих мужшин да баб, угостит медовухой. Ох и хитёр же он. Угощает, да ишо из святова писания молвит: - Пейте, бра-тья и сестры во Христе! Он сам, наш великомученик, пригублял медовушку в стороне Галилейской. Вот потом все и лезут из кожи вон, пашут за двоих… А он токма  хмылится, да длани потират…
    - Да-а-а… Жизнь у вас, как сто лет назад. Неужели власти сюда не догля-дывают?
    - Так им сюда дорога заказана. В войну пробрались  несколько человек от власти, забрали здоровых мужиков на энту войну проклятущую, да были та-ковы… Из восемнадцати вернулось токма пятеро. Остальные сгинули незна-мо где… - Евсей тяжко вздохнул. –  Ужотко потом прислали учителку, так та чрез год сбёгла, не выдужила ентой жизни.
    - Так у вас и школы нет? А как же ребятишки? Им же учится надо… - Уди-вился Роман.
    - Жисть сама всему научит… И с землицёй возиться, и сено косить. Да и зверьё добывать.  Амвросий их учит слову божьему. Вот и вся учёба…
    Роман подавленно молчал. Ему, выросшему в мире, где понятия, как шко-ла, учёба, достижения цивилизации были естественным явлением, необходи-мым, как вода, воздух. Было сложно осознать, что есть места в его огромной стране, где этого ничего не было по определению. Люди здесь живут в изо-лированном от нормального мира пространстве, как жили их деды и праде-ды. И, похоже, такая жизнь их вполне устраивает. А может, они вполне до-вольны этим, потому, что другого не знают? Нет ни электрического света, ни радио, ни телефона… Что происходит в большом мире, им неведомо. И это во второй половине двадцатого века! Люди летают со сверхзвуковыми ско-ростями, открыли атомную энергию, создали ядерное оружие, планируют ле-тать в космос, на Луну и другие планеты. А рядом живут такие же люди, ко-торые ничего об этом не знают. Дичь какая-то…   
    - А? – он поднял голову, посмотрел на Евсея. – Я не расслышал, что ты спросил.
    - Слушай, паря, а не боязно летать на железных птицах-то?
    - Да нет, не страшно. Такая же работа, как другие.
    - Не скажи… Здеся, на земле-матушке одно дело, с неё, родимой, никуды не денесся. А оттель, - Евсей задрал голову вверх, - страсти господни, ежель брякнисся, так враз мокро место станется.
    Роман усмехнулся:
    - Ну, а здесь дерево на тебя упадёт, можешь в болоте утонуть или тот же медведь набросится… Да мало ли что с человеком может случится на земле. И тоже один конец. Так в чём разница?
    Евсей упрямо помотал головой:
    - Не скажи… Человек - божья тварь, должон ходить по земля, ибо от род-ства сваво никогда не имел крыльев, чё бы летать, как птица. Гордыня видит-ся в ём, от неё он и сотворил енти чудеса. Желат стать таким же, как наш отец небесный. А ежели он станет равным ему, то в миру всё перевернётся, смута будет на земле и грядёт конец света. И погибнет всяка тварь на земле, и мрак воцарится всюду. И только те, кто истинно верят ему, переживут страсти адовы, и вознесутся прямо в рай небесный, где царствуют любовь и добро. А те, кто отринул веру истинную, будут гореть вечно в геене огнен-ной.
    - Это всё ваш уставщик провозглашает?
    - Ён енто молвит из книг святых, что нам достались от старцев наших.
    - А что, Евсей Пахомыч, сын ваш Михаил, также придерживался веры ва-шей?
    Старик заметно помрачнел и Роман подумал, что зря он спросил о сыне. «Дёрнул же меня чёрт за язык …», - ругнул он себя последними словами. 
     - С войны той Мишаня, да и остальные, кто вернулся, другими пришли. Табачищем пропахли, лба не перекрестят, кода за стол садятся. В молельню ходить не стали, дома перед сном молитву не прочтут. Амвросий уж как их увещевал, да бестолку… Наложил на их епитимью по двести поклонов ка-женный вечер, да с молитвой, так они ему кукиш показали. Вот он и взбеле-нился на них, отлучил всех от веры нашенской, грит, что обуял их сатано и пригрозил им вечным адом на том свете.
    - И что? – спросил Роман, глядя на примолкшего старика.
    - При встрече с Амвросием лаялись они с ём, ажно пыль столбом. Так он со старцами решил их из общины изгнать, мол, они бесовской верой пропи-тались, и нет им места средь истинно верующих. Трое из них вскорости вер-нулись в тот мир, а наш Мишаня и Фрол Серёгин остались. Не мог сынок наш уйтить, жонка шибко ево присушила. Мать ёйная всю жисть знахаркой слывёт, а бабку народ ведьмой считал. Могла и приворожить, и отвратить. Заговаривала лихоманку всяку, зубья болезные. Видали, как она по утрянке в росе купалася, это штоб младость вернуть, а рядом вроде тень с рогами да копытцами крутилася. Стало быть с нечистым, с самом сатано снюхалася. Старцы баили, чё давно кода-то хотели её огнём сжечь. Вишь, страсти ка-кие... А сношенька наша тожить не проста… Ох, не проста… Как глянет на тебя свамя чёрными гляделками, так мороз по коже. Видать ёй от бабки-то тёмна сила передалась. Вот она Мишаню-то и присушила. Ужотко любил её бесовской любовью, на руках носил, пылинки сдувал. Да тока не сберегла она ево. А мабуть не схотела. Бог ей судья.… - Евсей истово перекрестился. – Вот так-то, паря…    Год назад Фрол утонул в речке, апосля и наш Мишаня сгинул в тайге. Амвросий на проповеди в молельном доме глаголил, што на их пала божья кара. Отринули они нашу стару веру, спутались тама, в бесов-ском миру, с антихристом, сатано взыграл в их, вот и не вынес небесный владыка богохульства. И то правда, тока Мишаня крестик с себя не сымал. – Плечи Евсея затряслись, и он отвернулся…


                ГЛАВА   42
    Небольшая речка неторопливо катила светлые воды на юг. Роман вытер рукой пот со лба, прикинул, сколько вёрст они отмахали с Серым с раннего утра. Время подкатывало к полудню, слабый ветерок свежаком тянул из мрачного ущелья, в котором скрывалась речка. Издали донёсся скрип коро-стеля, перекликающийся с криком перепелов по ту сторону реки. Кучевые облачка кусками ваты неторопливо плыли в голубом небе, на мгновение при-крывая собой диск солнца, отчего но земле на какое-то время становилось темнее. Роман посмотрел на пса – тот сидел рядом, время от времени дёргая ушами, прислушиваясь к разнообразным звукам. Вот он насторожился, уста-вившись на что-то впереди себя. Прижал голову книзу, напружинил муску-листое тело и внезапно скакнул метра на два вперёд. Сунулся носом в траву и тут же, взвизгнув, отскочил, и сконфужено стал тереть нос лапой. Заинтере-сованный этим, Роман подошёл к нему. Присмотрелся  и увидел в траве большого чёрного жука, выставившего вперёд с воинственным видом когти-стые рога.
    - Что, брат? Обижают? – рассмеялся он, глядя на забавную картину. Се-рый, обиженный таким оборотом, сунулся к жуку, вытянул лапу и попытался тронуть жука. Но тот был начеку. Стоило лапе приблизиться к нему, он мол-ниеносно рогами ухватил за подушечку у когтей пса. Не ожидая такой прыти от  него, пёс отскочил назад и удивлённо гавкнул.
    - Нашёл с кем связываться… - Попытался пристыдить его Роман. – Как-то несолидно для такого пса. Лучше бы нашёл что-нибудь достойнее для нас.
    Серый повернул к нему голову, и он увидел в его зелёных глазах смешин-ки, мол, не обращай внимания, я просто развлекаюсь. Видимо, в тоне челове-ка он почувствовал неодобрение, отчего интерес к жуку пропал. Вот он на-сторожил уши, приподнялся и тут вверху раздался свистящий шелест крыль-ев – четыре утки пронеслись у них над головой и скрылись за кромкой леса. Он даже не успел среагировать, ружьё так и осталось висеть за спиной. Пёс повернул к нему голову и в свою очередь укоризненно посмотрел на него, мол, чего мух ловим?
    Роман усмехнулся, развёл руками – извини, брат, не успел. Вновь посмот-рел в ту сторону, куда улетели утки, соображая, что там, скорее всего, есть какой-то водоём.
    - Ну, что, Серый? Пойдём, глянем? – проговорил он, поправил ружьё за спиной, и направился к лесу. Пёс гавкнул утвердительно и, обогнав его, по-бежал впереди.
    Продирались они через этот елово-пихтовый урман не менее получаса. А когда впереди посветлело и потянуло свежестью, Роман, выйдя на поросшую густой травой луговину, чуть не захлебнулся от восторга. Впереди, светлым овалом, словно кусок опрокинутого на землю неба, лежало в окаймлении ле-са озеро. Мелкая рябь пробегала по поверхности воды, у берега приветливо покачивались метёлки камыша. Небольшие кусты ивы склонили свои ветви, чуть ли не купая их в озере. Несколько уток, крякая, с шумом сорвались с во-ды у берега, пролетели пару десятков метров и вновь плюхнулись в озеро..
    Роман, пригнувшись, тихо стал красться к берегу. Серый, навострив уши и
поводя носом, чуть ли не ползком двигался рядом. В прогале между кустов, на чистой воде, среди чашечек кувшинок, несколько уток, кормясь, методич-но засовывали в воду головы, задрав вверх кургузые хвосты. Вот они насто-рожились, озираясь по сторонам. Роман застыл на месте, стараясь не дышать, пёс замер чуть впереди. Утки, успокоившись, вновь занялись привычным де-лом. Продвигаться дальше было опасно, в любой момент утки могли со-рваться с места. Он медленно поднял «бердану» и, когда пара уток сошлись на одну линию, нажал курок. Грохнул выстрел, раздался гогот птиц, Роман молниеносно перезарядил ружьё и, приняв упреждение на полкорпуса летя-щей птицы, снова выстрелил. Сложив крылья, утка кувыркнулась в воздухе и шлёпнулась у кромки воды. Ещё две тушки колыхались на воде метрах  в пя-ти от берега. Серый кинулся вперёд и, ухватив зубами упавшую утку, застыл на месте, глядя на подбегающего Романа.
    - Молодцы  мы с тобой!  Верно, Серый!? – возбуждённо воскликнул Ро-ман, беря в руки мёртвую птицу. – Тяжёлая…  - Он глянул на колышущихся в воде уток. – Серый! А как же тех достать?
    Пёс взвизгнул и  как бы виновато отвернулся, давая понять, что эта работа – таскать из воды всяких там убитых птиц – не по его части.
    - Ладно, друг! Справимся и без тебя… - Роман срезал длинную ветку, и ко-гда тушки приблизились к берегу, подтянул их. Они ещё просидели у озерка с час, забравшись в кусты, и Роману удалось добыть ещё одну птицу.
    Быстро соорудив костёр, он ощипал утку и, нанизав её на прут, принялся обжаривать её на костре. Серый, предварительно сжевав отходы при раздел-ке тушки, лежал поодаль, положив узкую голову на лапы и попеременно по-глядывал то на Романа, то на утку, с выражением нетерпения.
    - Что, друг, слюнки бегут? – бормотал он, крутя утку над огнём. – Знал бы ты, как мне-то хочется есть.
    Потом они лакомились вкусной нежной утятиной, обгладывая косточки, которые с хрустом дожёвывал Серый.
    То ли от сытного мясного обеда, то ли оттого, что рано встали и отмахали немало вёрст по тайге, клонило в дрёму и Роман, затушив костёр, прилёг в душистую траву. Вверху плыли облака, принимая причудливые формы: вот фигура в белом балахоне разводит рукавами, а неподалёку высокий, но ко-роткий корабль плывёт по небу с надутыми парусами; далее старик с бело-снежными бакенбардами и толстым носом. Ещё одно лицо плывёт  в выши-не, светлые локоны волной спадают на плечи, черты лица слегка размыты, но ему так они знакомы, что он не сомневается – это же его Света! Вон и родин-ка на щеке, и та же любящая улыбка. «Ты не забыл меня, милый? – голубые глаза всё ближе, набухают слезами. – Возьми меня к себе… Мне так здесь одиноко. Тоска меня гложет без тебя, любимый. А ты всё не идёшь…». Из глаз начинают капать слезинки, медленно-медленно они скользят вниз. У не-го сердце разрывается от любви и жалости к ней. Он хочет сказать ей, что она всегда с ним, в его сердце, что вскоре они будут вместе и ей осталось по-дождать совсем немного. Он должен сделать это, иначе не стоит жить даль-ше. Но высказать всё не смог, как он не старался… Из перехваченного спаз-мом горла ни звука, язык одеревенел. Лик Светы начал расплываться, ещё какое-то время он видел её укоризненно глядящие на него глаза, полные слёз, затем ветер развеял облако… От отчаяния, что не смог ничего объяснить Свете, он горько всхлипнул и… проснулся. Какое-то время лежал, отрешённо уставившись взглядом вверх,  осознав, что это был всего-навсего сон.
    Рядом шумно вздохнул Серый. Роман повернулся и наткнулся на удивлён-ный взгляд пса. Да он и сам удивлён не меньше, обнаружив у себя мокрые от слёз щёки. Словно стыдясь Серого от проявления этой своей слабости, он вытер ладонью глаза. Заметив, что солнце явно скатилось на запад, посмот-рел на часы и невольно присвистнул. Оказалось, что проспал он почти два часа.
    - Что же ты, Серый, меня не разбудил? – укоризненно сказал ему Роман, вставая. - Домой пора. Слышишь? Домой, домой...
    Пёс понимающе гавкнул, возбуждённо крутанулся вокруг себя и, увидев, что Роман закинул мешок с дичью за спину, вильнул хвостом и уверено на-правился вдоль берега озера – дорога домой была ему хорошо знакома.
    Уже начинало темнеть, когда они добрались до избушки. Ещё на подходе Серый от радости, что они дома, коротко гавкнул, как бы докладывая, что с ними всё хорошо.
    - Однако, паря, припозднились вы ноне… - Встретил их Евсей у порога. – Я ужотка подумал, не случилось ли чё нибудь…
    - Это я виноват, Евсей Пахомыч, - сконфуженно признался Роман. – После обеда, что-то меня сморило. Проснулся, глянул на часы, – мать моя родная, - продрых пару часов. А ушли мы с Серым далеко, и как ни старались, вот только и дошли.
    - С кем не быват, - кивнул старик. – Да  и не пустые пришли, вижу. – Он кивнул на мешок.
    - Есть немного… - Скромно заметил Роман, доставая добычу.
    - Ишь ты… - Улыбнулся Евсей. – Молодца… Никак до Светлого озерка добрались?
    - Может и до Светлого, только как его называют – не знаю.
    - Ну, по времени, скока от нево топали – оно. Других рядом нетути…  Бы-валочи, Мишаня мне грит, давай-ка я, тятя, на Светлое сгоняю, что-то по-хлёбки из утятины хочется. Утречком убёг, к обеду ужотко тут, и завсегда не с пустыми руками: пара-тройка утей на поясе висят. – Евсей жалобно смор-щился и, отвернувшись, забренчал посудой.
    Роман понимал, что память о сыне всегда для старика больна и горька, что та зубная боль – и больно, и рука тянется потрогать.
    - Скажи, Евсей Пахомыч, как давно ваша община поселилась здесь, в этих местах? - поинтересовался Роман, когда они вечером, напившись чая из трав, вышли на свежий воздух. Ещё вечерняя заря подсвечивала розовым светом облака у далёкого горизонта, издали донёсся унылый возглас ночной птицы, внезапно пару раз гугукнул филин, да так близко, что Евсей, вздрогнув, в сердцах заметил:
    - Вот же лешак, язви тя в печёнку! Напужал, бес лесной….- Он уселся по-удобней на пне, прислонившись к стенке избушки.
    - Давно ли мы здеся? В каком годе нихто толком не помнит. Старцы бают, тады, кода на землю расейскую ишо не пришёл энтот супостат, каво Буно-партием кликали.
    - Получается, что ещё до Отечественной войны 1812 года?
    - Эдак… - Кивнул Евсей, - токма на расейский престол уселся царь Ляк-сандр, община наша и снялася с места.
    - А где это было?
    - В Вологодской губернии, у озера Белое. Думали прадеды наши отсидеть-ся за лесами дремучими, да топями непролазными. Токма не получилася… Царёвы слуги добралися и туды. За отказ принять веру богохулителя Никона, каво в железо заковали да отправили в соляные рудники, а у каво ноздри вы-мнули, тавром пометили, да к Демидову на Урал-камень погнали, руду добы-вать в кандалах. Остальные, знамо дело, кинулись в бега. Два года шли на восход светила. Было, корни закрепили в Тобольской губернии, дак губерна-тор ейный, енерал, стал учинять гоньбу на общину. Вёл общину великий праведник святой отец Пафнутий. Истинную веру хранил и оберегал, ересь выжигал коленным железом. На отступников, даже на словах, накладывал епитимью: кажинный вечер сто поклонов с молитвой. Не помогало – преда-вал на общинных моленьях анафеме, отлучал от веры и изгонял из общины. Тот становился изгоем,  а енто завсегда смерть.
    - Жестоко обходились со своими же. – Заметил Роман, внимательно слу-шающий повествование Евсея. – Тяжко было жить в те времена, не позави-дуешь…
    - Нужно было держать всех в строгости. По-другому никак… Снялись с места и боле года ломились через леса дремучие, реки великие, да горы вы-сокие. Сколь божьих душ на ентем тяжком пути потеряла община - ноне не знат нихто, но несть им числа. Остановились на земле за чудным озером Бай-кал. Земли тучные, луга заливные, леса много – живи да радуйся. Ан нет… Сменивший Ляксандру на царском престоле Николка ишо сильнее стал при-теснять сторонников истинной веры. Царёвы наместники не жаловали  при-шлых, да и те, хто ране тама осел, косо глядели, боясь, чё те глаз положат на ихи земли. Хоть и единой веры держались, да токмо те были другова толку, чем мы. И решили старцы общины уходить ишо дале. Там, сказывали ушлые люди, много пустой земли, леса полны зверья и птицы, а людишек нету. Шли ишо год, перевалили горы высокие и нашли енту землю. Было ето боле ста годков назад. Обустроились, землицу почистили под пашню, скота развели. Все невзгоды обходили общину стороной, царёвы слуги не могли сюды до-
браться. Так и жили: хлебушек сеяли, дитёв растили, зверя, птицу в тайге до-бывали. Токма не ленись, веру блюди, да держись общины и всё у тя изла-дится. И всё так и было, пока не дошли до наших мест вести из большова ми-ра, чё принесли наши мужики опосля войны. Устои веры стали рушатся, хоть Амвросий со старцами и пытаться сохранить всё, как было. Вот так и дожили до энтих дён, в трудах и заботах. Чё дале будет – про то в святых книгах не сказано, да и Амвросий в молельне про то молчит, стало быть, он тоже  не знат. – Евсей тяжело вздохнул и смолк.
    - Почти всю страну община ваша прошла. Своего рода подвиг. - Заметил Роман.
    - Это чё… В трёх десятках вёрст от нас была ишо одна община. Чё-то им здеся не глянулось. Собрались и ушли к морю-окияну. Слух был – уплыли они в заморские страны, в эту саму… как её…- Евсей почесал в замешатель-стве затылок, мучительно вспоминая.
    - Япония? – попытался ему помочь Роман. – Австралия?
    - Не… Она тожить на А слышится…
    - Может, Америка?
    - Во-во, она сама – Америка! – воскликнул старик. – А ты гришь – мы…
    - Семья-то ваша большая? – сменил тему, Роман.
    - Не-а, у других ребятни полон двор, душ по пять, по семь, а есть и побо-ле… У нас с Марфой двое остались: дшерь Варвара шашнадцати годков, да поскрёбыш Игнат. Ишо мал, с пасхи двенадцать сполнилось. Старшому-то, Мишане, ноне стукнуло бы тридцать, да вот господь наш прибрал ево  рано. Не успели с внуками понянькаться, боженька не сподобился иму с жёнкой рабёнка заиметь. Таперча тянет свой вдовий век Аксинья одна в пустом дому без мужика. Не девица, не жона, а вдова… И к родным не вернулася, и мы  к себе звали … Ан нет, грит, ентот дом с Мишаней вымучили, буду здеся свой век коротать. А ей ишо и четвертака-то нет…
    - Я-то что хотел спросить, Евсей Пахомыч. Родные, наверное, беспокоятся, что так долго задерживаетесь в тайге? Получается, что из дома ушли более месяца назад.   
    - Домашние давно привыкли, что подолгу не вертаюсь. Игнатий в ентот раз так просился со мной, но не взял я ево. По хозяйству много дел, оставить без лишних рук никак нельзя. Пришлось отказать, так осерчал он на меня – спасу нет. – Евсей улыбнулся. – Ужотко больно любит по птице и зверю со мной ходить. Неплохой добытчик из ево получится.
    - И когда же собираетесь домой возвращаться? – Роман не мог не задать этот вопрос, потому что он не был уверен в отношении общины к его появ-лению в деревне. Как знать, не потребуют ли эти старцы во главе с уставщи-ком Амвросием, видя в нём угрозу их устоявшемуся укладу, чтобы он поки-нул общину. А что?  Снабдят продуктами, дадут проводника до этой их зна-менитой тропы через хребет и айда, безбожник, к себе, в мир табашников и атеистов. Что совсем не входит в его планы…
    - Думаю, дён через десять… Нога моя совсем заживёт, и с божьей помо-щью тронемся домой. Да и припасы к концу подходят: сухарей совсем малё-хо, и мясцо на исходе. – Он внимательно глянул на Романа:
    - Я смотрю, паря, ты сумливаешся  чё-то?
    Тот вначале замялся, потом решил, что нужно выяснять сразу, а не тогда, когда придут в общину:
    - Да я всё о том – не потребуют ли ваши старцы от меня, чтобы я ушёл? Мне просто никак нельзя возвращаться туда сейчас. Я об этом уже говорил.
    Старик обижено посмотрел на него:
    - Ты, я мотрю, аки дитё малое. Да ежели даже они стребуют от тобя ентова – ты у меня дома. И в ентом нихто мне не указ. Понял?
    - Мне бы не хотелось,  чтобы у вас из-за меня испортились ваши отноше-ния с общиной. Я что подумал? Может, вы уйдёте домой, а я останусь здесь, в избушке? Потом, через месяц-полтора, когда станет ясно, что через хребет уже не пройти, придёте за мной. А я, тем временем, буду здесь охотиться, сделаю запас дичи. Что скажешь, Евсей Пахомыч?
     - Ну, ты и учудил, паря! – рассмеялся тот. Это чё же получается? Я тебя оставлю здесь, одного? Без едобы и припасов? И без ружжа? Домой-то без ево никак нельзя идтить по тайге-матушке. Ибо на пути звери опасные могут встренутся. Не-е… Эдак не можно… А чё касаемо общины – не боись, паря. Как так – отказать человеку в приюте, кода ён от божьей души неминуему смертушку отвёл? Не по христиански енто… Ибо сказано в святом писании: «протяни длань свою ёму, хто стоит одной ногой над бездной …».  А ты гла-голешь непотребное…
     Роман смутился. Вот уж никак не ожидал, что своим предложением оби-дит Евсея в его лучших устремлениях относительно его дальнейшей судьбы:
    - Так ведь я хотел, как лучше… - Промямлил он, виновато отводя глаза от старика.
    - Вижу… - Кивнул тот. – Токмо лучше – не завсегда быват хорошо. – Фи-лософски заявил он. – Давай, об ентим боле не молвить. И как наметивши, дён чрез десять, басловясь, пойдём домой, в общину.
    - Как скажешь, Евсей Пахомыч. – Согласился Роман, сознавая, что в этом вопросе ничего от него уже не зависит…
      
                ГЛАВА   43
    На перевале через горный кряж они остановились передохнуть. Перед этим был утомительный путь наверх, по длинному тягуну, между громадны-ми деревьями, торчащими тут и там гранитными валунами, гладкими с одной стороны, с другой покрытыми мхом и лишайниками. Кусты можжевельника пирамидками торчали среди травы, красными искорками блестели ягодки кислицы. Ветви деревьев с разноцветными листьями  вяло трепыхались на слабом ветру. Август подходил к концу,  и всё равно было довольно жарко и духота казалась осязаемой, хоть режь её кусками.
    Величественная картина открылась перед ними, когда добрались до верха седловины. Куда хватало добраться взгляду повсюду синели просторы тайги. Сопки, сплошь поросшие щетиной леса, за исключением нескольких голых вершин – лес на них добрался только до средины склонов. Вот одна, словно тонзура католического монаха, отсвечивала жёлтыми бликами на солнце; не-подалёку другая, срезанная сбоку, словно гигантским тесаком, с прожилками серого и коричневого цвета на крутом склоне. По ту сторону перевала торча-ла сопка схожая с гребнем древнего ящера, ещё одна с горбоносым профилем то ли человека, то ли птицы.
    Тяжело дыша, Евсей Пахомыч указал на небольшую тучку, черной кляксой выкатившейся из-за одной из сопок:
    - Надо поторопиться, паря!
    Роман, восторженно рассматривающий волшебную панораму, удивлённо повернулся к нему:  - Что-то случилось?
    - Айда вниз, пока нас дожжик не начал полоскать…
    - Что? Дождь из этого облачка?
    - Из ентова, самова…  Ты, паря, не мотри, чё мало с виду – сюды большая вода приползёт. Внизу есть пещерка, тама можно переждать непогодь. Айда, покуда не началось…
    Вниз – это не наверх. Главное, смотри под ноги, дабы не скользнула нога по мху или траве, или не цыпанула торчащий малозаметный камень.  Серый, убежавший вперёд, прихватил на ходу какую-то живность и, ожидая хозяев, что-то жевал, положив морду на передние лапы и глядя на спускающихся вниз людей.
    - Мотри, паря… - Роман, услышав Евсея, остановился. Тот махнул рукой, подзывая к себе и ему, чертыхнувшись, пришлось сделать несколько шагов вверх. Старый охотник стоял у большого муравейника, мимо которого толь-ко что прошёл Роман.
    Он подошёл и с немым вопросом уставился на Евсея. Тот с загадочным видом кивнул на дом лесных тружеников:
    - Вишь, робята гоношатся?
    Роман уставился на муравейник, но ничего удивительного в их поведении не увидел и в недоумении пожал плечами.
    - Мотри… Вишь, мураши всё побросали и бёгом в своё жильё. Да все про-дыхи закрывают, дожжик чуют.
    И верно… Только присмотревшись, Роман заметил суматоху среди этих трудяг леса. Впрочем суматохой мог назвать эту целеустремлённую работу только невнимательный человек. В этом же коллективе всё было распределе-но: и кажущаяся суета рабочих особей, подтаскивающих строительный мате-риал; и мастера по закрытию отверстий; и охранники, внимательно следив-шие за тем, чтобы в родную обитель не проник какой-нибудь чужак из дру-гого дома, не говоря уже о конкретных врагах.
    - А таперча глянь на небеса! – сказал Евсей.
    Роман уже и сам заметил, что как-то вокруг потемнело, стих ветерок, ли-стья на ветках  безмолвно повисли. Та самая тучка основательно разрослась, края её совсем почернели и едва слышный гул внезапно прошелестел над го-ловой. На глазах туча становилась всё мощнее, что-то внутри сверкнуло и рвущийся треск прорезал воздух.
    - Могём не успеть… Чё-то я вовсе нюх потерял… - Бормотал Евсей, торо-пливо шагая вниз по склону. Первые крупные капли дождя стали падать на землю, когда они подошли к тёмному зеву небольшой пещеры. Внутри было сухо, куча старой листвы ковром устилала каменный неровный пол. Едва они расположились, сбросив с себя поклажу, как темнота подступила вплотную к их убежищу. Ослепительная светло-фиолетовая полоса  рассекла тёмное небо посредине и громовой удар с раскатистым треском обрушился на окрест -ности.
    - Свят… свят… - Роман повернул голову – Евсей торопливо осенял себя двуперстием. Послышался нарастающий шум и водная пелена ливня завесой прикрыла вход в пещеру, словно отрезая путников от внешнего мира.  Во-круг всё стонало и ревело. Молнии сверкали одна за другой, после блеска ко-торых в глазах застывала чернота, а рвущиеся раскаты гремели без перерыва. Казалось, кто-то громадный, там, наверху, забавляясь, лупит, что есть мочи, в гигантский барабан. Струи воды хлестали по земле и камням с такой силой, что брызги мелкой моросью долетали до спрятавшихся в глубине пещерки людёй, заставляя их вжиматься в каменную стену. Только Серый, свернув-шись клубком, неподвижно лежал у ног Евсея Пахомыча, изредка вздрагивая при особо яростных раскатах грома…
    … Осталось позади и хмурое туманное утро после ураганного ливня с гро-зой, и чавкающаяся пропитанная влагой земля; вода, сочащаяся по склонам сопок и небольшие ручейки, сбегающиеся в таёжные распадки и лужи в низ-менных местах. Повсюду виделись следы вчерашнего буйства стихии: Тайга многого недосчитала после внезапно налетевшего урагана: вывороченные с корнем деревья, ворохи валяющихся ветвей, торчащие ободранные стволы деревьев со сломанными вершинами. Можно было только догадываться о си-лище, разгульной вольницей пронёсшейся по тайге, когда ломались, словно спички, стволы вековых деревьев. Выжили, в основном, только молодые крепкие, могущие гнуться, но не ломаться. А все старые, не способные вы-стоять при таком ударе стихии, были обречены на гибель. Кто из деревьев не смог устоять, был сломлен или выворочен с комлем.  Роман заметил, что бо-лее устойчивыми оказались молодые берёзы, кедры и лиственницы, да ещё деревья с чёрной корой, названия которых он не знал. А вот особенно по-страдали сосны и пихты, в первую очередь те, что росли на открытых местах и на взгорках. Ураган потешился над ними всласть. И лежали они с обломан-ными сучьями, а некоторые и с ободранной корой на стволах, словно мёрт-вые бойцы, не устоявшие перед неукротимым натиском жестокого, не знаю-щего пощады, врага.
    - О-хо-хо… Вишь ты, кака божья силища в руках господа нашева… - Бор-мотал Евсей, шлёпая по чавкающейся волглой земле рядом с Романом. – Чё перед ём человек? Так, букашка… пылинка… дунь и нетути её..
    - Посмотри-ка, Евсей Пахомыч! – Роман кивнул на кедр, устоявший в этой борьбе со стихией. Мощный ствол с толстыми сучьями, правда, многие ветки были обломаны, но сохранилась даже верхушка непоколебимого дерева, не сломалась. И теперь стоял кедр, гордо выпрямившись, словно символ несо-крушимого мужества и стойкости перед своими поверженными собратьями, как вызов безжалостной и жестокой стихии.
    - А почему он уцелел, паря? – с хитринкой в глазах спросил Евсей. 
    - Ну-у, потому что сильный… - Пожал плечами Роман. – Вон ствол ка-кой…
    - Не токмо от ентова, – покачал головой старый охотник. – Ты, глянь, как ён в землицу вцепился. Вишь, каки корни?
    И действительно, только сейчас Роман обратил внимание на толстые мощ-ные корни дерева, выступающие из земли узлами. Можно было только пред-положить, какие они толстые и на какую глубину ушли в землю. Вот они-то и помогли устоять кедру перед свирепым натиском урагана.
    - Ета кедра ишо долго будет стоять тута, на радость всей живности. И вет-ки отрастут, и шишки будет много для прокорма зверушек. А коль устоял вчера, так и дале будя стоять, не сломатся.  – Евсей подошёл к дереву и лю-бовно погладил его по стволу.
    Впечатлённый этим символом крепости духа, Роман ещё пару раз обер-нулся посмотреть на это чудное природное явление, пока кедр не остался по-зади, скрытый другими деревьями.
    …Начинало темнеть, когда они вышли на вершину лесистого увала. Не-лёгкий путь давал себя знать. Роман тревожно поглядывал на Евсея, всё сильнее прихрамывающего на повреждённую ногу. Он ещё в полдень ото-брал у него ружьё, несмотря на возражения. Заплечный мешок с прокопчён-ными утиными тушками, да остатками патронов, что нёс Роман, к вечеру за-метно оттянул плечи. И он всё чаще поправлял лямки, чувствуя, как разла-мывает мышцы спины от усталости.
    - Ну вот, паря, дошли… Слава те Господи… - Евсей, опёршись о ствол со-сны, кивнул головой. Роман, отдыхая, согнувшись крючком, выпрямился. И верно, впереди, в прогале между деревьями, виднелись в вечерних сумерках  крыши домов, изгороди, полосы огородов. Перед сопкой, что заросшим гор-бом маячила за деревней, тянулась полоса кустарника, по-видимому, там протекала речка.         
    Дом Евсея стоял особняком, на краю деревни, у самого леса. Забор из тол-стых досок, калитка в нём в конце огорода позволяла зайти внутрь усадьбы незамеченным для соседей. Серый, подбежав к калитке и встав на задние ла-пы, нетерпеливо царапал доски, радостно повизгивая.
    - Ишь, шельма, как радуется, что дома… - Заметил Евсей, отпихивая в сто-
рону пса и засовывая руку в щель. Звякнул крючок, он отворил калитку. Се-рый помчался по тропинке, вдоль картофельных кустов к дому.
    - Ну, чё застыл, паря?  Айда ужо… - Евсей подтолкнул Романа. Тот мед-ленно пошёл к дому, но услышав чьи-то радостные возгласы, остановился:
    - Иди-ка ты вперёд, Евсей Пахомыч… - Он посторонился, пропуская хо-зяина. – А то твои домашние ещё перепугаются, увидев незнакомого челове-ка.
    Евсей крякнул, но ничего не сказал и, прихрамывая, пошёл по тропинке. В этот момент лёгкая девичья фигурка выскочила в огород и, раскинув руки в стороны, птицей понеслась ему навстречу. Толстая светлая коса билась по спине девушки.
    - Тя-т-я-я-я! – со счастливым визгом девушка подскочила к Евсею и кину-лась к нему на шею. – Вернулся! – зажмурившись, она осыпала его поцелуя-ми. Белые руки гладили его по плечам, теребили одежду.
    - Ну-ну, егоза…  Совсем мя затуркала…- Растрогано бормотал он, гладя по голове свою любимицу. – Дай-ка поздоровкаться  с мамкой да Игнашей.
    В этот момент дочь открыла глаза и… увидела стоящего за отцом незна-комого мужчину. Она испугано ойкнула, и без того большие глаза удивлённо раскрылись.
    - Тятя… А это кто? – приложив ладошку ко рту, спросила девушка не от-водя глаз от Романа. Но отец её не слышал… Подбежавший подросток сна-чала, было, хотел также обнять отца, как сестра, но вспомнив, что он уже взрослый, да и не девчонка какая-то, степенно подошёл к нему:
    - Здоров, тятя!      
    - Здоров, сынку!  Давай-ка, почеломкаемся! – притянул к себе сынишку и поцеловал в лоб. – Спаси тя Христос!
    - Явился, свет ты наш Пахомыч! – раздался грудной голос и Роман увидел статную женщину в возрасте, с головой покрытой закрученным кверху цве-тастым платком. – А мы-то ужо не знали, чё думать… Тя всё нету и нету… Всяки дурны думы в голову-то лезли… - Женщина всхлипнула и приложила кончик платка у глазам.
    - Ну чё ты, Марфуша… Вот он я, как вишь, живёхонек…  - Евсей обнял жену и она увидела из-за его плеча Романа. Тот чувствовал себя не в своей тарелке под любопытными взглядами родных Евсея. Особенно пытливо и как-то внимательно смотрела на него дочь, широко раскрыв и без того боль-шие карие глаза.
    - Это каво ты к нам привёл, Евсеюшка? – спросила жена, оглядывая Рома-на с головы до ног. – Гостя, аль каво?
    - Это боле чем гость, Марфуша и чада мои. – Евсей повернулся к нему:
    - Звать ево – Роман. Остальное – апосля… Марфуша! Я чё-то тя не узнаю. Тя сперва накорми, напои, а апосля дознание веди.
    - Впрямь, чёй-то я… - Всплеснув руками, хлопнула себя по крутым бёдрам
хозяйка. –   Айда, доня, ужин гоношить. Одёжку свою оставь в баньке, хозя-ин принесёт чистую, от  сынка старшого осталася. – И оценивающе оглядела гостя:
    - Должна подойтить, он у нас не ледащий был…
    - Вот это дело! – одобрил Евсей. – А ты, Игнаша, спроворь-ка нам баньку шустрее, а то кусок в горло не полезет немытам-то. Идём, паря, покуда ишо силы есть доползти до баньки-то.
    … Распаренные, сидели они в просторной горнице за большим деревян-ным столом, покрытым расшитой узорами скатертью. Хозяйка постаралась на славу, дабы не ударить перед гостем в грязь лицом. Посреди стоял закоп-ченный чугунок с отварной картошкой, огородная зелень во главе с пупырча-тыми огурчиками, солёные грибочки, нарезанное  солёное сало,  вяленая ры-ба и закопченная утятина, что они принесли с собой из тайги. Пахучий до-машний хлеб, нарезанный крупными ломтями, лежал в блюде из бересты.
    - Марфуша! Я чё-то не понял… А иде же … - Евсей выразительно посмот-рел на жену.
    Марфа лукаво засмеялась, отчего тонкие морщинки побежали от глаз в стороны:
    - Я нарошна не поставила, чё бы ты спросил … Игнаша! Тащы сюды лагу-шок-то…
    Парнишка выскочил из-за стола. Миг – и принёс из сеней деревянный жбан, заткнутый сверху затычкой и водрузил его на лавку рядом с отцом. Тот любовно огладил бок посудины и, придерживая его, наполнил три гранёных стакана. Подумал и плеснул ещё в два – чуть на донышко.
    - Чой-то, ты, отец, сёдни расшедрился, даже робятам налил. – Удивилась Марфа.
    - Э-э, лебёдушка моя… - Евсей огладил бороду. -  Един раз можна… Вот и хочу молвить, пошто  мы с Серым не едины возвернулись домой. А с Рома-ном… Ежли бы не ён – не сидеть мне здеся за ентим столом. Отвёл ён лютую смёртыньку от мя… На ведмедя, чё ужотко ломал мя, кинулся с топором! – Евсей поднял вверх палец. – С топором! – вновь повторил он. – И поразил ево, аки Егорий змея! Вот так-то, Марфуша и робята… Кланяйтесь моему спасителю в пояс..
    Роман почувствовал, как горячая волна охватила его лицо, и он смущённо проронил:
    - Евсей Пахомыч! Право, вы преувеличиваете всё. Как же по-другому? Что же я должен был смотреть из кустов, как зверь убивает человека? – он развёл руками. – По-другому никак нельзя было…
    Не видел он в этот момент, как смотрели на него дети Евсея. Если Игнат восторженно,  явно представляя этот момент: «спас тятю, вот это мужик! То-пором ведмедя убил!». Дочка смотрела на Романа с восхищением и благо-дарностью от всего девичьего сердечка. В момент он из незнакомого мужика превратился в предмет обожания и обожествления.
    «Какой же он сильный и смелый! Он… он, как былинный богатырь…». И уже чисто по-женски отметила его широкие плечи, сильные руки и резкие симпатичные черты лица.
    Подошедшая хозяйка низко склонилась перед ним, коснувшись рукой по-ла, выпрямилась и Роман увидел, как сверкнули в её глазах слёзы:
    - Благодарствуем с дитями, што спас хозяина нашева. Век помнить будем!
    От этой искренней благодарности он смутился и просто не знал, как себя вести.
    - Марфа… э-э… - Замялся он.
    Хозяйка поняла: - Власовна я…
    - Марфа Власовна!  Как бы вам сказать… То, что я встретился с Евсеем Пахомычем в такой момент – знак судьбы. Как знать, что было бы со мной теперь… Я же почти месяц бродил по тайге, пытаясь встретить людей. А ко-гда услышал лай собаки, лай Серого… - Серый, лежавший у порога, услышав свою кличку, застучал хвостом по полу. – Вот тогда я понял, что спасён. Так что я просто отблагодарил Евсея Пахомыча. – И он улыбнулся, глядя на хо-зяйку.
    Та пристально посмотрела на него, взяла его голову руками и прикосну-лась губами к его лбу, прошептав: - Спаси тя, Христос… - Смахнула слёзы с глаз, села к мужу и положила голову ему на плечо.
    Евсей только крякнул и приобнял жену за плечи:
    - Возблагодарим Господа нашего Иисуса Христа за спасение раба божьева Евсея. – Вся семья, усердно кланяясь, замахали руками, крестясь. Только Ро-ман  сидел с отрешённым видом. Остальные, кроме хозяина дома, с нескры-ваемым удивлением смотрели на пришельца – лоб не перекрестил, а за сто-лом обеденным сидит. Евсей, привыкший к такому за время пребывания в избушке, усмехнулся, видя реакцию своих домочадцев на такое богохульст-во:
    - Не моляха он, не моляха… - И для убедительности добавил: - Припомни-те нашева Мишаню, - не к ночи вспомянутова - кода ён с войны пришёл. То-жа не крестился, да и спать ложась, молитву не вспоминал. Таки неча на Ро-мана очи круглить… Луче давайте-ка выпьем за ево здравие. – И первый протянул к нему стакан, наполненный желтоватой жидкостью.
    Роман глотнул пару раз. Напиток был медовым на вкус и отдавал ещё ка-ким-то ароматом. Заметив, что тому понравилось налитое, хозяин улыбнулся:
    - Знатну медовушку моя Марфуша варит, да на разных травах настаиват. – И увидев, как Роман допил стакан, добавил:
    - Ты, паря, зри – у других мужиков апосля двух стаканов ноги отымаются. – И заметив усмешку недоверия, перекрестился:
    - Вот те крест, паря… Ей богу не вру. - И лукаво предложил, вновь напол-няя его стакан:
    - Хошь, проверь сам…
    Роман, видя усмехающийся взгляд Марфы и откровенное хихиканье ребят,
смущённо засмеялся сам:
    - Зачем же проверять, Евсей Пахомыч? Я вам и так верю… - И решительно отпил из стакана, чувствуя, как тёплая волна растекается по всему телу.
         

                ГЛАВА   44
    Весть о том, что Евсей Савиных пришёл из тайги не один, а привёл с собой чужака, непонятным образом оказавшегося в этих глухих местах, вдобавок, безбожника, облетела деревню староверов уже на другой день.
    К полудню калитка у ворот дома Савиных начала скрипеть чуть ли не каж-дые полчаса. Соседки приходили под благовидным предлогом занять соли или миску муки, а то немного ниток – этим добром у Марфы, известной мас-терицы по портняжному делу, всегда можно было разжиться. Заслышав оче-редной лай Серого, который не очень жаловал местных баб, хозяйка, пони-мая, что идёт очередная соседка с каким-нибудь пустяшным делом, крикнула дочери, что бы та закрыла пса в конуру, посетовав на болевшую от его лая голову. Варя, выйдя во двор, столкнулась с семенившей к дому бабкой Пес-тимеей. Увидев девушку, та растянула в улыбке сморщенное, словно печёное яблоко, лицо, отчего блеклые губы расплылись и на белый свет показался единственный жёлтый клык – всё что осталось от зубов. Клок седых волос, торчащих из-под платка, и клюка в руке наводила мысли о ведьме из русских сказок - девушка всегда, ещё с малых лет, боялась эту старуху
    - И-и-и – Затянула бабка, разглядывая Варю по-молодому сверкнувшими тёмными глазками. – Всё хорошеешь, касатушка… Совсем заневестилась. Матка-то в доме?
    Девушка, заталкивая в конуру недовольного Серого, повернула голову и изобразила на лице приветливую улыбку:
    - Проходи, баушка, маманя в горнице. Ждёт тебя, не дождётся… - Вдруг неожиданно для себя она рискнула на дерзость. Как бы желая отомстить за все свои детские страхи.
  Та с подозрением глянула на неё, мол, что-то строптивое показалось в твоём лице, девонька, и, стуча клюкой, прошествовала к распахнутой двери в дом. Переступив порог, старушонка шустро осенила себя двуперстием, глядя на потемневшие лики святых на иконах в переднем углу:
    - Здорово живёте, спаси Христос.
    - И ты, баушка Пестимея, будь здорова. – Вышедшая из горницы Марфа, вытирая передником руки, – протирала окна – поклонилась ей в ответ. – Присядь на лавку-то.
    - Дык я на малёхо…  Чёй-то я пришла  к табе, Марфушка? – бабка, как бы, недоумённо глядела на неё.
    - Вот жду, чё скажешь. – Незаметно улыбнулась хозяйка.
    - И-хи-хи… - Рассыпалась та смешком. – Вот подишь-ты… Сапсем запа-мятовала, старая… – Посетовала она сама на себя, при этом внимательно об-шаривая горницу взглядом. И не обнаружив ничего такого, что бы указывало на присутствие постороннего человека в доме, разочаровано поджала губы.
    - Могёт, баушка, соли надо? – пришла ей на помощь Марфа.
    Пестимея всплеснула руками:
    - Ты, Марфушка, будто сорочьи яйца пьёшь… Всё-то тя знашь. Истинный бог, я и пришла сольцы попросить. А в головушке-то пусто, как в дырявом чугуне. – Поддакнула старушонка, довольная, что хозяйка помогла ей выпу-таться из трудного положения.
    - Доченька! Насыпь-ка баушке соли из кадки, что в куте. – Обратилась мать к вошедшей Варе.
    - У мя и тряпица с собой… Как знала, взяла. – Бормотала старуха, протяги-вая девушке клочок тёмной материи. Дождавшись, когда она выйдет, бабка заметила.
    - Я и грю – заневестилась дочка-то. Пора и замуж отдавать. Жинишки-то, небось,  проходу не дают? И то сказать, поспела, в самом, чё ни есть, соку…
    - О чём ты, баушка? Каки-таки женешки? Рано ей ишо, успет ентот хомут надеть на себя. Пущай ишо с тятькой да мамкой поживёт.
    - Ой, не кажи, Марфушка! Девка-то в самой поре, кабы в переспелки не попала…
    Марфа только руками всплеснула:
    - Свят, свят… Ты чё, баушка?  Какие переспелки? Ей токма на масленицу шишнадцать годков сполнилось.
    - От я и грю – пора, однака… - Не сдавалась старуха. И увидев входящую Варю, с оханьем поднялась с лавки, опираясь на клюку.
    - Пора мне, и так засиделася. А тебе, касатушка, жалаю женишка багатава. Спаси тя Христос. – Пробормотала она, принимая от неё узелок с солью и оглядываясь вокруг, словно надеясь, что вот-вот появится тот, ради кого она притащилась сюда. Но никого, кроме их в доме не было и старушонка, по-стукивая клюкой, поплелась к двери.
    Дождавшись, когда Пестимея вышла за ворота, а Серый в конуре перестал гавкать, мать и дочь дружно рассмеялись.
    - До чево хитрый у нас народ!  Ради сваво антиресу, абы токмо чё-то уви-деть, придумают всяки небылицы. – Заметила Марфа, внимательно погляды-вая на дочь. – Ну, и как табе Роман?
    - Чем-то на нашева Мишаню похож. – Задумчиво произнесла Варя. – Правда же?
    - Есть малёхо…- Согласилась мать. – Тока глаза разные. У Мишани были карие, как у тебя, а у ево серые. Здоровый парень, вон, Мишанина рубаха на ём по швам трещит. .- Она покачала головой. -  Это надо же с топором на ведмедя пошёл. Смелый… И силу свою чует. Детки у ево будут ладные…  - Ни с того, ни с сего вдруг сказала Марфа.
  Зардевшись от её слов, Варя сконфужено фыркнула и вытаращила на мать свои глазищи:
    - И чё?
    - Вот бы табе такова мужа… - Как бы всерьёз проронила мать.
    - Маманя!?
    Марфа засмеялась:
    - Я это шутейно, а ты взаправду чё ли приняла?
    - Да ну тебя! – дочь сердито глянула на нее и выскочила в сени.
    «Ой, дочка… Видно, глянулся он табе, коль в сердцах мои слова при-машь… - Марфа тяжело вздохнула. – А чё? Я бы от такова зятя не отказа-лась. И здоров, и силён, да и к старшим уважение имеет… А што лоб не пе-рекрестит, дык ента не главное в супружеской жизни. Хотя Амвросий со старцами коситься будут, да козни всяки строить. Тяжко ему здеся будет, ой, тяжко. Как же, безбожник…  И-и, мать…– Попеняла она себе. - Чёй-то ты сказки для себя всяки придумашь? Ужотка и дочу хошь за ево отдать…».  – Она молодо рассмеялась, отчего Евсей, войдя в горницу, удивлённо посмот-рел на жену:
    - Чёй-то с тобой, Марфуша? Сама с собой чё ли речи со смехом плетёшь?
    Та смущённо махнула рукой:
    - Так бабка Пестимея была, насмешила.
    - И чё ей, старой кочерыжке, понадобилась?
    - Как и другим…Пришла сольцы попросить. 
    - Ага… - Сердито засопел Евсей. – Тожить хотела узреть нашева гостя. Та-перча спокоя не будет, пока вся деревня не побыват здеся.
    - Не серчай, Евсеюшка… Видать, сам Господь прислал ево нам. Вместо Мишани… - Всхлипнула Марфа.
    Муж от этих слов сморщился, подошёл и обнял её:
    - Хватит ужо терзаться-то… Мишаню не вернуть с таво света, сама пони-машь. А на Романа ты не шибко-то картишки раскидывай… У ево своя доро-га.  Зиму переборет с нами, а по теплу покажу ему тайну тропу чрез  хребти-ну.
    Марфа вздохнула и простодушно заявила:
    - А я-то ужо ево в наши зятья  хотела оперделить.
    - Во как… - Муж осуждающе посмотрел на неё: - Взаправду грят: волос длинён, да ум короток. Ты чё, баба? У ево там, в ентем мире,  делов полон рот. Роман мя так баял: ежли не смогёт сотворить их, то и жизни ему апосля не будет.
    - Свят… свят… - Перекрестившись, испугано глянула не него жена. – Эта чё за дела таки? Что жисть мона положить…
    Евсей помотал головой: - Не знамо… У яво жёнка была… Сгинула она, так ён как чё-то утерял. Нутро проморожено, ничё не мило. Завет себе дал… Грит – жизню отдам, а сваво добьюсь. Так от…  - Он сел на лавку.
    - А Роман-то где? – Марфа уставилась на мужа. – Чёй-то ты ево с первова денька уж шибко нагрузил работёнкой.
    - Мы с ём печку в баньке переложили. У мя всё руки не доходили. А вчера-то дым повалил, кода мылися, так ён и грит: давай, Евсей Пахомыч, завтра печку переложим. Хотя и не в деревне жил, а смекалистый…
    - А где он?
    - Сидит на крыльце, уставился в небо. Серый рядом с ём. Вот уж прилип к Роману – не оторвёшь. Как, я смотрю, и наш Игнатий тоже в рот ему глядит. – Проронил Евсей с непонятной интонацией. Было неясно, то ли он осужда-ет, или приветствует такие отношения.
    - Пора бы вечерить, да Варюхи след простыл.
    - Так она ж печку обихаживат, таперча вот её белит.
    … Они ещё сидели за столом, когда послышался не просто лай Серого, а с каким-то надрывом. вой. Пёс прямо исходил злобой, хотя и сидел в конуре.
    - Никак Амвросий пожаловал… - Усмехнулся хозяин.
    Дверь отворилась и в горницу ступил длинноволосый и бородатый, как все мужики в деревне, человек в тёмной одежде с большим крестом на груди. Размашисто перекрестил себя трижды раскольничьим двуперстием, громо-гласно и гнусаво изрёк, не отводя глаз от икон:
    - Господи Иисусе Христе наш… Да не оставь чад своих без сваво благо-словения. – И только после этого, отворотясь от лика святых, проронил: -Здорово живёте, православные! Хлеб да соль…
    Перекрестились все в ответ на призыв к богу, за исключением Романа, что тут же было примечено уставщиком. Следом Евсей пригласил гостя:
    - Сидай с нами, Амвросий Спиридоныч, откушать, чем бог послал.
    - Благодарствую, но токмо от трапезы. – Прогнусавил тот и вновь прошёл-ся внимательным взглядом по всем домочадцам, особо остановив взгляд на Романе.
    - Пришёл я к вам, дабы глянуть на гостя, што привёл ты, Евсеюшка, в об-щину. Хочу знать, с добрыми, аль злыми помыслами пришёл он к нам, чадам божьим. Ибо поставлен я святыми отцами нашими блюсти истинную веру, не дать сатано ввергнуть всех в геенну огненную. Токма в общине сила, кажин-ный в одиночку слаб и не в силах противостоять соблазну мирскому, что владычествует в антихристовом мире. Тот мир не божий, он, отрицающий слово праведное, растит зло вокруг себя, а те, кто приходит из ево, воистину  слуги сатано и гореть им в аду. 
    И пока гнусавый голос главенствовал в доме, Роман чувствовал на себе этот липкий ощупывающий взгляд.   
    Евсей, смиренно слушавший уставщика, помрачнел. И когда тот закончил свою короткую проповедь, он кротко спросил:
    - Скажи мне, Амвросий Спиридоныч, хто  есть человече, готовый за жисть инова  свою положить на алтарь?
    - Это как посмотреть… - Уставщик прищурился. – А ежели это Люцифе-ровы козни, дабы посеять смуту в истинных душах? Как знать…
    - Не шибка ли большая цена за козни – жисть овцы божий?
    - Э-э… - Загнусавил тот, - чую смуту в душе твоёй, Евсеюшка. А посему не забудьте, чада мои, завтра суббота – молельный день. Вознесём молитвы на-ши Господу, очистимся от скверны, дабы сохранить свою душу бессмерт-ную… И гостюшка ваш может прийти, глянуть, как истинные христиане чтут Господа нашева, Иисуса Христа. – Он в упор смотрел на Романа, ожидая, что ответит этот чужак.
    Роман понял, что ему сделан вызов не просто от человека, проповедующе-го устои старой церкви, но от того, кто в этом забытом краю является истин-ным хозяином среди жителей небольшой деревни староверов.
    - Благодарю за приглашение… - Ответил он, глядя на заросшее по глаза смоляными волосами лицо проповедника. – Только боюсь, что своим появ-лением внесу смуту в души ваших прихожан. А оно вам надо? Мне уж точно нет. Что же касается моего появления здесь, то будьте спокойны – не соби-раюсь что либо утверждать или опровергать устои вашей веры. Можете быть уверены в этом…
    Видя, что смутить чужака геенной огненной не удалось, разочарованный Амвросий встал, перекрестил всех двуперстием:
    - Твёрд аль нет в своих устремлениях ваш гостюшка – время покажет. Но вижу гордыню в ево словах, а енто один из смертных грехов. Дабы оградить от мирскова соблазну и чтоб не вверглись в смуту антихристову, накладываю на вас недельную епитимью: кажинный вечер сто полных поклонов со мо-литвами. И мужу не прилепиться к жоне своей, как жоне к мужу сваму.
    Уставщик довольно усмехнулся, заметив, как при этих словах по-девчоночьи зарделась Марфа, а Евсей угрюмо прищурился. Варя и Игнат ис-пугано уставились в свои чашки. Роман же стиснул челюсти, он хорошо по-нял намёки уставщика. Тот попросту запугивал свою паству. Вслед за пропо-ведью тут же следовало наказание, чтобы у верующих не возникало никакого сомнения в праведности слов проповедника. 
    Роману, иезуитская торжествующая усмешка проповедника, которая змеи-лась в его глазах, ясно дала понять – перед ним враг. Враг коварный, злоб-ный, готовый пойти на       любую подлость для достижения победы над лю-бым проявлением недовольства или инакомыслия среди своих прихожан. Враг, которому сложно противостоять, ибо за его плечами сотни лет отрабо-танного влияния евангельского смирения на души паствы. Враг, самым силь-ным орудием которого было рабская покорность верующих перед догматами веры, а сомнение в них каралось жёстко и беспрекословно, вплоть до физи-ческой расправы. Были случаи, когда некоторые фанатики раскольничества доводили своих покорных единоверцев до массового самосожжения, их смертью доказывая незыблемость и приверженность старой вере.   
    Вступать в открытую конфронтацию с уставщиком Роман не собирался, ибо отлично понимал, что силы в этой борьбе не на его стороне. Он один, и этим всё сказано. Но у его противника были слабые стороны, которыми мож-но и нужно использовать в своих целях, хотя бы для того, чтобы огородить себя и по возможности семью Евсея от поползновений со стороны новояв-ленного мессии местного разлива. Одной из этих слабостей была самоуве-ренность уставщика в своём превосходстве над любым жителем деревни. В том числе под это теперь попадал и он, чужак, ибо Амвросий подспудно чув-ствовал неприятие этим пришельцем духа раскольничества, что было в его глазах даже хуже, чем никонианство.
    Главная цель для Романа на этот момент оставалась одна – пережить зиму. Придёт лето и он с помощью Евсея покинет эту деревню и уйдёт за хребет. А там всё будет зависеть от его ловкости, хитрости и, конечно же, везения. Как всё будет выглядеть, он сейчас и не собирался ломать над этим голову. У не-го ещё будет время осмыслить свои действия в мельчайших деталях – впере-ди зима и весна. Теперь же главное – прожить эти месяцы. Пока ему везёт. Он сумел покинуть лагерь, не без помощи «Седого», за что ему бесконечно  благодарен.  Выбрался из медвежьей ловушки,  избежав смертельную опас-ность от рецидивиста  «Узды», который  должен  был  расправиться  с ним по заказу майора Грибова, благополучно ушёл от погони. И главное – обезопа-сил себя от дальнейшего преследования, уйдя за хребет к староверам. Всё идёт хоть и со скрипом, но в правильном направлении. И он был благодарен, что всё пока идёт для него успешно.
    Так рассуждал Роман, сидя на крыльце, после ухода уставщика. Скрипнула дверь, из дома вышел хозяин и увидев его, молча присел рядом.
    - Получается так, как я и предполагал, Евсей Пахомыч. Из-за меня у вас начинаются неприятности. Нужно было мне остаться в избушке. – Нарушил молчание Роман.
    - Опять ты непотребное гришь, паря. Я от своих слов не отказываюсь. А то, чё Амвросий епитимью на нас наложил, так енто не впервой.  – Он наро-чито зевнул, перекрестил рот. Потрепал по голове лежащего рядом с Рома-ном пса.
    - Чё, Серый, не по душе табе Амвросий?
    При упоминании имени уставщика пёс зарычал, приподнялся и, уставив-шись на калитку, дважды громко гавкнул.
    - Ну-ну… Хватит ужотка. Остудись, нетути ево тут. – Засмеялся Евсей, кладя ладонь ему на голову. Тот, ворча, снова опустился на своё место. – Вишь, даже псу он не люб, чё тады от человеков ждать?
    - Не оставит он вас в покое.  Так и будет при любом случае вам напоми-нать, что приютили безбожника.
    - Пущай у ево голова болит, ежли  боле нечево делать. – Равнодушно ска-зал Евсей. – Я чё хотел спросить… Надо бы за дровами съездить, покуда вёд-ра стоят.
    - О чём разговор, Евсей Пахомыч! -  кивнул Роман. – Конечно, поедем. И вообще… Коль вы меня приютили, то нагружайте работой, чтобы я тут у вас не разжирел. Хорошо?
    Хозяин кивнул, донельзя довольный таким оборотом дела:
    - Договорилися… Завтра придёт Аксинья, бабы начнут картоху копать, ну а мы с тобой в березняк с утра поране.
    - И ещё, Евсей Пахомыч… Вы мне не разрешите спать на сеновале? Ночи пока не холодные, а в избе душно.
    - Хозяин – барин… Коль есть така охота – спи на здоровье…
   …Одуряюще пахло сено, вобравшее в себя разнообразные запахи трав. Ро-ман вдыхал их медовый аромат, лежа на овчинном тулупе, голова покоилась на мягкой подушке. За перегородкой тяжко вздыхала корова, пережёвывая сено, время от времени негромко хрюкала поросная свинья Машка, видимо, успокаивая многочисленное потомство. Мир затихал, погружаясь в долго-жданный сон после длинного трудового дня.
    «Простая человеческая жизнь… Постоянная работа в огороде, дома, забота о домашней скотине, птице – ежедневная, требующая напряжение физиче-ских сил. И с одной целью –жить… - Роман поворочался, устраиваясь по-удобнее. – Интересно, а смог бы я так? После той прежней жизни с её сума-тошным ритмом?  С теми постоянными вызовами, что ставит та жизнь перед человеком и которые он должен решать незамедлительно, дабы просто про-должать жить». Ему вдруг стало смешно за это сравнение. Примерно это то-же, что сравнивать неуклюжие летательные аппараты на заре авиации с со-временными стремительными воздушными машинами. И совсем неправиль-но сравнивать их. Там человеку в помощь все достижения технического про-гресса, здесь же ему приходится рассчитывать только на свои силы. Он вспомнил, с каким изумлением смотрел, как работает на прялке Марфа Вла-совна, или гладит бельё Варя, с помощью рубчатого валька и гладкой дере-вянной палки. И это в век повального использования электрической энергии. Так что это ещё надо посмотреть, кто при этом более приспособлен к жизни в непростых условиях существования. Собственно, что это он взялся себя пытать на этот счёт? Жить здесь постоянно он не собирается. Вот пройдёт зима, и только его здесь и видели… Останется только воспоминания об этих простых и добрых людях. Стоп… стоп… Не нужно скидывать наличие здесь таких вот типов, как уставщик Амвросий. Ещё неизвестно, как сложатся от-ношения к нему со стороны остальных жителей староверческой деревни. Вот так-то, дружок… Не делай опрометчивых выводов. Да и вообще, давай-ка спать. Завтра нужно рано вставать. 
    …Следующим утром, едва встало солнце, они уже тряслись на телеге по лесной дороге. Вокруг стояли стройными колоннами желтоствольные сосны, вперемежку с елями и пихтами. Подлесок радовал глаз красными пятнами гроздьев калины, тёмно-зелёными кустами можжевельника, фиолетовыми пучками иван-чая. Вот на пригорке стоят с десяток молодых берёзок, словно выбежала из под тёмного покрова пихт стайка девушек в жёлтых сарафанах, да и застыла на месте.   
    - Но-о! – причмокнул Евсей, и каурая лошадь, преодолев пригорок, махнув хвостом, вновь мерно затрусила по опавшим листьям. Вскоре они свернул в сторону и метров через сто остановились. Вокруг стояли в одиночку и групп-ками по два-три ствола берёзы во всей своей осенней красоте. 
    Вжик-вжик… вжик-вжик… - Пела наточенная сталь пилы, вгрызаясь в бе-лую плоть дерева. Минуты… и, поддаваясь напору двух пар рук, раздавался треск, и обречённая лесная красавица рушилась на землю, заставив её вздрогнуть от глухого удара.
    - Не дерьгай, не дерьгай… Води плавно её…- Поучал Евсей своего моло-дого напарника. – Эдак нас надолго не хватит. Быстро выматамся, а дело ма-лёхо справим.
    Роман послушно исправлял свои огрехи в этом, казалось простом деле, и лишний раз убеждался, что во всём необходимы опыт и сноровка. «Это тебе, браток, не в МиГе гоняться за супостатом, тут головой думать надо. - И чуть не засмеялся вслух над несуразностью своего сравнения. – Спору нет, везде нужно головой думать, чтобы руки твои всё делали, как положено. Тогда всё будет получаться. Ничего, разумный человек всё правильно поймёт. А мы, думается, не такие уж глупые, чтобы не овладеть простыми приёмами в жи-тейских делах. Верно, дружок?».
    - Давай-ка, паря, передохнём малость. У меня ужо глаза на лоб лезут, а ты всё в единой поре. – Евсей перевёл дыхание, сел на поваленную берёзу. – Экий ты неугомонный… - Заметил он, увидев, как вместо отдыха, Роман взял топор и принялся обрубать сучья на поверженных лесинах.
    - Отдыхай, Евсей Пахомыч! – откликнулся он. – А я пока топором помашу, чтобы зря время не терять.
    - Помаши, помаши… Табе не привыкать. – Усмехнулся Евсей, явно наме-кая на случай с медведем. - Не устал, чё ли? – удивлённо спросил он.
    - Да не очень. – Звенел топором Роман. – Это же как разрядка, после пилы. Смена нагрузки на разные группы мышц.
    - Да нет, енто оттаво, што ты молодой. Кровя в табе играют, оттаво и не устаёшь. - Заключил Евсей, наблюдая за работающим Романом.
    - Наверное, ты прав, Евсей Пахомыч. – Согласился он. – Сам-то в молодо-сти таким же был, надо полагать.
    - Э-э, паря… Бывало, по тайге-матушке наладишь эдак вёрст полсотни за зверем, а вечером, опять же, к девкам на посиделки. Рано, по утрянке, ишо сонце не выкатилось из-за горы, тятька над ухом кричит: надоть скотине корму да водицы дать, навоз выскрести. Апосля за сеном наладимся в поле. Накидасся пару саней, плечи как не свои. И всё одно – вечером по девкам.  Думалось, сроду износу не будет. А ноне зрю: поизносился, однако, ты, ста-рый. И ноженьки болят, и глаза хуже видят, да и силы той в руках ужотко нет.  – Грусть прозвучала в голосе старого кержака.
    Роман молча сочувственно смотрел на него. Да и что тут скажешь, незыб-лемый закон природы, ибо нет ничего вечного в этом мире. И всё одно, хоте-лось ему как-то прибодрить хозяина.
    - Прибедняетесь, Евсей Пахомыч! Не каждый молодой смог бы за пару
дней осилить этот путь от избушки домой. Да ещё с раненой ногой… Мне, здоровому, и то пришлось попотеть. Так что ещё есть порох в пороховнице, - на оптимистичной ноте закончил он.
    - Скажешь, тожить… - Заскромничал тот, но было видно, что эти слова Романа явно пришлись ему по душе. – Ну, чё, паря, давай грузить швырки на телегу. Вишь, сколь навалили. Ходки три не мене надоть сёдни делать…


                ГЛАВА   45
    Так вот и началась жизнь бывшего лётчик и беглого заключённого Романа Ястребова в глухой деревне староверов на самом краю российской земли. После тяжёлых месяцев заключения в лагере, когда жизнь его несколько раз буквально висела на волоске, после бегства и многодневного скитания по та-ёжным дебрям и горам Дальнего Востока, когда он, было, совсем отчаялся, драматическая встреча с таёжным охотником поставила точку на его терни-стом пути к свободе. И теперь он отдыхал душой и телом среди простых и благожелательных домашних семьи Савиных.
    Старшие, Евсей и Марфа, относились к нему, как к сыну. Их старший, Ми-хаил, который пропал в тайге чуть более года назад, был на пару лет старше Романа. Как потом говаривала хозяйка, что у неё, когда увидела его в сумер-ках, на огороде, ноги подкосились от слабости. Ей показалось, что это с от-цом вернулся их пропавший сын. Так они и перенесли свою родительскую любовь на него.
    Привязался к нему и младший Игнат. Мальчишка настолько проникся к нему обожанием, как к спасителю своего отца, что следовал за ним, чуть ли не по пятам. Они вместе ходили и на рыбалку. Игнат водил его по речке, бы-вало забредали в такие дебри, что, казалось, выбраться отсюда назад, просто невозможно. Берега то сходились в теснину, вода меж ними шумела на пере-катах, закручивая в воронках плывущие листья. То отбивалась от крутояров; где склонялись над обрывом гроздья рябины, космы желтеющей травы, а пихты и ели втыкались в небо острыми вершинами. Теснины менялись на спокойные плёсы и тёмные омуты.
    Игнат на рыбалке чувствовал себя старшим перед Романом. И тут уж со-вершенно забывал о своём преклонении перед ним. Шуря карие глаза, он сердито оглядывался на него, когда они подкрадывались к омуту и тот неча-янно мог шумнуть, задев куст или наступив на хрустнувший сучок.
    - Рома… - Шипел он, округлив глаза. – Ты чё шумишь, как стадный бык Федька? Хоронись за куст. Вишь тень на воду падат? Харьгузя страсть как чуткие, тут же уйдут…
    И Роман, посмеиваясь про себя, послушно выполнял все указания маль-чишки. А тот, насадив на крючок извивающего червяка, осторожно забрасы-вал волосяную леску в омут. Леску начинало таскать, кружа вместе с листья-ми по тёмной воде, потом Игнат дёрнул её легонько в сторону. Мгновение, рывок из глубины омута и серебристая рыбина, выхваченная из привычной среды, шлёпнулась на увядающую траву на берегу.
    Роман, следуя совету своего инструктора, закинул в свою очередь удочку на средину омута. Ощущая в себе нарастающий азарт, он вдруг почувствовал рукой толчок и с силой хватанул удилище вверх. С плеском из воды выско-чила крупная рыбина, дёргаясь на леске.
    - Тащи! – завопил мальчишка. Начинающий рыбак дёрнул сильнее и тут рыба, застыв на мгновение в воздухе, шлёпнулась вниз, в омут. Роман, неле-по держа рукой откинутое в сторону удилище, растерянно посмотрел на Иг-ната. Тот, поджав губы, неодобрительно заметил:
    - И чё так драть удило? Тащышь, будто не харьгузя, а корову.
    Уязвлённый неудачей, Роман подтянул к себе леску и увидел, что крючка нет. «Вот те раз… Куда же он делся?». Поглядел на Игната. Тот, вытянув по-гусиному шею, смотрел на воду. Вновь рывок лески и вторая рыбина шлёп-нулась на берег. Парнишка с гордостью глянул в сторону Романа:
    - Ниче… на жарёху надергам… - И заметив, что тот растеряно смотрит на леску, спросил: - Ты чё, Рома?
    Тот недоумённо проронил: - Так крючка-то нет…
    - Кудыт он делся? – Игнат, сунув рыбу в холщёвый мешок, подошёл к не-му. Взял леску в руку – ни грузила, ни крючка. – Вот те на! Антиресна… Чё деется-то… - Недоумённо покрутил головой.
    - Может, развязалось одно звено? – предположил Роман.
    - Да я крепко связывал… - Пожал плечами мальчуган. – Опять жи оборвать харьгузь не мог, не та рыба. – Потом вытащил из кармана спичечный коробок и привязал новый крючок. – Таперча не сорвётся. – Уверенно заявил он. – Айда ниже, к другой яме. Здеся ужотко не с руки. Харьгузь ушёл…
    Вечером, уплетая жареную рыбку, Игнат взахлёб рассказывал о рыбалке. Как он таскал одного харьгузя за другим…
    - Слухаю тебя, сын и чё-то не пойму… А чё, Роман-то ни одной не пой-мал? – Евсей с усмешкой смотрел на Игната. Тот покраснел и чуть не по-перхнулся.
    - Пошто не поймал… - Пробормотал он. – Только на три рыбы мене. Да крючок потерял…
    - А кто леску вязял? Ты? – допытывался отец.
    - Ну, я… - Признался сын.
    - Вишь, чё деется. – Прищурился Евсей. – Тобя послушать, так ежели не ты, то жарёхи бы на столе не было. Хоть Роман помал чуть мене. А крючок не сам по себе упал, а ты ево плохо связал. Понял, сын?
    - А он, тятя, перед Ромой выкоблучивается. – Сказала Варя и… покрасне-ла, впервые назвав его именно так. Обычно обращалась и называла его Рома-ном, словно хотела подчеркнуть его возраст.
    - Понял, тятя… - Выдавил из себя Игнат. Мальчишка готов был сквозь землю провалиться. «Хвастун несчастный… Чё таперча обо мне Рома поду-мат?». Он поднял голову. посмотрел на него и прибодрился, увидев, что тот подмигнул ему. Подошедшая к нему мать, погладила по голове и прошепта-ла:
    - Добытчики вы наши… За рыбку спасибо. В охотку-то - самый раз.
    Покуда Игнат переживал происшедшее, Роман с юмором рассказывал про свои впечатления о рыбалке: как чуть не свалился  с обрыва в реку, как ока-зался без крючка, да и другое, что с ним приключилось в этот день. Повест-вуя об этом, он несколько раз ловил на себе какой-то странный взгляд Вари. Та же, заметив, что он, рассказывая, иногда смотрит на неё, то краснела, то бледнела. В то время, как старшие и Игнаша, хохотали, слушая злоключения начинающего рыболова.
    С Варей он общался, как с младшей сестрёнкой. Да и то сказать, разница в двенадцать лет давала о себе знать. Перед ней он чувствовал себя настолько взрослым, немало пережившим, особенно за последние несколько лет, что её воспринимал, как несмышленую девчонку. И совершенно не замечал её рас-цветшей девичьей красы. Да и откуда ему было знать, что в деревне Варя считалась  одной из первых красавиц и парни наперебой старались завоевать её благосклонность, даря ей определённые знаки внимания. Стройная фигу-ра, свежее кареглазое личико, толстая, по пояс, светлая коса, высокая грудь и крутые бёдра заставляли неровно биться сердца многих представителей муж-ского населения деревни, в том числе и женатиков. Но ничто её не трогало, пока в доме у них не появился молодой мужчина вместе с отцом, которому он спас жизнь. Он был из совершенно другого мира и казался ей тем добрым молодцем из сказок, которые ей рассказывала в детстве бабушка, когда была ещё жива. Особенно потряс её воображение тот факт, что он смог убить мед-ведя топором. Да и внешне он выглядел по-другому, нежели деревенские парни. 
    Как-то они с Аксиньей смотрели из окна, как Роман колет дрова. Был сол-нечный день, и разогревшись, он скинул куртку. Толстые чурки разлетались пополам от одного удара колуна, гора поленьев росла на глазах.
    - Эка силища! – заметила Аксинья и Варе почему-то стало не по себе от интонации, с которой та сказала. Вроде бы с каким-то тайным смыслом. Вдо-бавок сноха потянулась крепким телом, отчего высокая грудь вздёрнулась кверху, и тягуче протянула:
    - Эх, не была бы я вашей снохой…
    - И чё? – спросила Варя, холодея от одной мысли, что она сейчас услышит, и всё равно желая этого.
    Аксинья оглянулась вокруг, словно желая убедиться, что в доме никого нет. Потом нагнулась и прошептала ей на ухо:
    - Я бы ему с большим удовольствием…  - От этих слов Варя вся зарделась румянцем, глаза её изумлённо раскрылись, даже дышать стало трудно.
    - Эх, ты, несмышлёныш… - Протянула Аксинья, засмеялась и снова взгля-нула в окно.      
    В какой-то момент от яростного удара рубашка у Роман лопнула на спине. Он воткнул колун в чурку  и обернулся на голос Евсея, подошедшего из ого-рода.
    - Ну ты, паря и могутный… Мишаня у нас был тожить силён, но не та-ким… Эй, мать! Варя! – крикнул он и, увидев выскочившую на крыльцо дочь, попенял:
    - И де вы тама? Принеси каку рубашонку. Вишь, чё деется у Романа-то?
    В доме Аксинья, заметив растерянное лицо Вари, выхватила рубашку из её рук:
    - Давай, я отнесу. А то ишо упадёшь, увидя ево голым…
    Роман скинул порвавшуюся рубашку, и блестя потным мускулистым тор-сом, протянул её Аксиньи. Варя, наблюдавшая за ними из окна, заметила, как сноха что-то сказала ему, отчего он рассмеялся. Затем надел свежую рубашку и продолжил махать топором, не подозревая, какую бурю чувств, он вызвал среди молодых женщин в семье. Жадно обласкав его фигуру взглядом, Акси-нья пошла в дом. Войдя в сени, прижала рваную рубашку к лицу, вдыхая за-пах мужского пота. Нахлынувшие воспоминания так её потрясли, что она, побледнев, села на лавку и закрыла глаза, не заметив, что Варя с недоумени-ем смотрит на неё из горницы. 
    Жители деревни ещё долго сохраняли интерес к Роману. Он же старался поменьше попадаться на глаза сельчанам. Так как усадьба Савиных стояла на отшибе у самого леса, то вылазки на охоту или рыбалку оставались незаме-ченными для соседей. Прошёл через огород и калитку в заборе, и вот она тайга-матушка. А там можешь идти на все четыре стороны, куда глаза гля-дят.
    Октябрь напомнил о себе утренними заморозками, светлая накипь инея на пожухлой траве, крышах домов и пристроек напоминали о скором прибли-жении зимы. Несколько дней в вышине раздавалось звонкое курлыканье - на юг, в тёплые края, плыли в прозрачном голубом небе клинья журавлей. Дере-вья сбрасывали с себя остатки жёлтых и багряных листьев, пунцовые гроздья калины налились соком прошедшего лета. Резкими линиями рисовались на светлом горизонте далёкие сопки и кряжи.
    Нежданно-негаданно выпал первый ранний снег. Вечером ничего не пред-вещало ненастья, только Евсей попросил Марфу достать из погреба барсучь-его сала, заявив, что тянет раненую медведем ногу, надо бы натереть. Утром встали, а вокруг белым-бело.
    - Через пару-тройку дён надоть сбегать по первой пороше на зайчишку. – Объявил Евсей. –  Косой ишо в сером армяке прыгат, тут-то ево и бери на мушку. Да и Романа пора учить следы читать. Верно, Игнаша?
    - А как же… - Солидно проронил сынишка. – Да и зайчатинкой разговеть-ся сам бог велел. Ох и вкуснящю её маманя делат в печке, язык проглотишь.  – Он подмигнул сидевшему у окна Роману и даже причмокнул губами, пред-ставив себе это великолепие.
    - Не вспоминай нашего Господа всуе. – Взглянул на него строго отец. – Ты бы сбёг к Аксиньи, да попросил у неё Мишанино ружжо для Романа. Всё од-но без толку на стене висит. И патроны не забудь… - Крикнул он Игнату в спину. Тот махом набросил на себя меховую кацавейку, на голову шапку  и выскочил в дверь.
    - Куда это он побёг, будто собаки за ём гонятся? – поинтересовалась Мар-фа, заходя с Варей в комнату.
    - Ён-то по делам побёг, а вот вы кудыть спозоранок убёгли? – поинтересо-вался Евсей, продолжая заниматься шитьём меховых сапог-ичигов для Рома-на.
    - А мы, тятя, были у Ершовых… Иха сноха, Танюшка, разродилась треть дня дочкой. Так мы с маманей и ходили на смотрины. Така славная девчуш-ка! Я дажить её на руках подержала. – Улыбнулась Варя, стрельнув взглядом на Романа, сидевшего с отрешённым видом на лавке.
    - Эка невидаль… - Хмыкнул отец. - Вот заведёшь своих, натетенькаешься до смерти.
    - Ты чё городишь, отец? – Марфа, гремевшая чугунками у печки, выпря-милась и упёрла руки в бока. – Каки ей дети? До их ей ишо, как до морков-нова заговенья.
    - Дык, я просто к слову… -  Пожал плечами Евсей. – Роман!
    И когда тот повернулся, протянул ему ичиги:
    - На-ка, примерь…
    И расплылся в довольной улыбке, когда тот, натянув сапоги на ноги, про-шёлся по комнате и благодарно кивнул:
    - Лёгкие и просторные, в самый раз….
    - Дочка! – обратился к ней Евсей. Та, увлечённо наблюдавшая за Романом, не расслышала и невольно ойкнула от тычка матерью в бок.
    - Ты чё, маманя? – не поняла она.
    - Отец вон зовёт! – нахмурив брови, сказала Марфа, уже не раз замечавшая взгляды дочери на Романа. Знала мать, что переждав зиму, уйдёт этот парень от них. Но не хотела она, чтобы осталась дочь с разбитым сердцем, не желала ей такого будущего. Евсей рассказал жене о непростой судьбе Романа, толь-ко не стал посвящать её в его лагерную жизнь. И она поняла, что рассчиты-вать на то, что он войдёт зятем в их семью, как бы этого она не хотела,  бес-смысленно. И всё откладывала разговор с дочерью о том, чтобы Варя выбро-сила из головы все свои мечты о Романе.
    - Чё, тятя? – обратилась она к отцу, удивлённо глядевшего на её.
    - Дочя, никак уснула? Зову, зову, а ты не откликасся… Принеси-ка Роману шерстяные носки.
    За стеной  радостно  взлаял  Серый. Затем  стукнула  дверь и  в  горницу  вихрем  влетел Игнат с румянцем на щеках.
    - Иде ружжо? – полюбопытствовал Евсей, удивлённо приподняв брови. – Не дала?
    - Аксинья так сказала… - Шмыгнул носом Игнат. – Пущай, грит, Роман ей дрова поколет, тады она и ружжо даст.
    - От бисова баба! – в сердцах сказал Евсей.
    - И то сказать… - Марфа сердито гремела ухватом в печи. – Опять же ей самой не совладать с этими чурками. Вы как тогда привезли ей, так они и лежат.
    - О чём разговор! – Роман поднялся с лавки. – Сейчас пойду и разберусь с этими чурками. Вот только топор возьму.
    - Есть у её топор, недавно наточил, да и колун в сарайке. – Заметил хозяин.
    - А я тебя провожу до неё, Роман. – Подхватилась Варя.
    - Ишо чё! – воспротивилась мать. – Мы щас будем капусту солить. Забыла чё ли?
    - Ну, мам! – недовольно протянула дочь.
    - Не мамкай! Сказала - нет, значит – нет. – Как отрезала Марфа.  - Вон, Иг-наша проводит. Да поможет дрова в поленницу складывать. – И не глядя на расстроенную Варю, вновь загремела посудой.
    Варя ушла в свою маленькую комнатку, что примыкала к задней стенке печи, и прилегла на кровать. В голове крутились суматошные мысли о Рома-не, Аксиньи, о матери, запретившая ей пойти с Романом. Но почему, она ни-как не могла понять. Доселе неизвестные чувства бурлили в её душе и ей бы-ло неясно, что же с ней происходит. И всё это началось с приходом Романа в их жизнь. Вспомнила тот случай, когда у него порвалась рубашка, а она не-нароком увидела, что было с Аксиньей, прижавшейся к ней лицом. Её так поразила побледневшая Аксинья, и как та с блуждающим взглядом упала на скамью в сенях. И Варя невольно залилась румянцем, вспомнив, как она са-ма, дождавшись ухода снохи, украдкой вдохнула запах той рубашки. Резкий и странный, пахнущий мужчиной, он вызвал в ней необычное томление в те-ле, неосознанные желания в юной душе. Какая-то тёмная волна медленно от кончиков ног и рук затопила жаром всё тело, залила огнём лицо. Она, потря-сённая этими новыми ощущениями, ушла на ослабевших ногах в свою деви-чью комнату и почти не спала наступившую ночь. Во сне или в полудрёме ей виделся Роман, то обнажённый по пояс, то дравшийся с медведем, то смот-ревший пристально на неё. И вот теперь она вновь переживала эти странные ощущения. Вместе с ними пришла досада на Аксинью, даже не досада, а не-что новое, незнакомое… Она вдруг отчётливо поняла, зачем та позвала Ро-мана. И эти её слова тогда, чтобы она позволила себе с Романом, не будь снохой…
    Для неё не было тайной отношения между мужчиной и женщиной. Она вспомнила, как однажды ночевала в доме у брата. Ночью она проснулась на полатях от странных звуков, раздававшихся из комнаты, где спали Аксинья и Михаил. Скрипела кровать, звуки убыстрялись, потом послышались тяжёлые вздохи, словно там шла какая-то работа. Вздохи сменились жалобными сто-нами и Варя  сердито подумала, что недовольный брат, видимо, что-то выго-варивает Аксинье, а та просит её простить. Потом кто-то вскрикнул и Варя решила, что брат ударил жену. Когда же утром она подозрительно рассмат-ривала сноху, ожидая увидеть у той на лице следы от ночной «беседы» и бы-ла разочарована, что ничего не обнаружила. Да и Аксинья была весёлой и довольной, что никак не походила на жену, поколоченную  мужем. Потом  Улька, разбитная  подружка, подняла  её на смех, объяснив популярно об этом.  Какое-то время  Варя,  встречаясь с братом и Аксиньей, краснела и от-
водила глаза, вспоминая подслушенное. 
    И ещё кое-какие сцены, подсмотренные из отношений животных, проясня-ли об этом. Как-то приводили к ихней свинке хряка, и Варя с подружкой ви-дели сквозь щель в сарае, что тот делал с их Машкой. Да и Серый  как-то раз запрыгнул на соседскую собачонку и задёргался на ней. Потом они почему-то долго стояли, прижавшись друг к другу задами и Варя, схватив хворости-ну, пыталась их разогнать. Собачонка визжала, а Серый прижал уши к голо-ве, виновато косясь на недовольную Варю.
     Она села на кровать и прижала ладони к пылающим щекам. Эта Акси-нья… Она хочет, чтобы Роман делал с ней тоже, что тогда Мишаня, внезапно дошло до неё. Подлая… подлая… подлая…  Варя просто захлебнулась от не-нависти к ней. Ну уж нет! Она этого не допустит. Роман её, и она его никому не отдаст. Но для этого надо же что-то делать… Ну, конечно же!
    Она выскочила  из комнатки, сунула ноги в валенки, накинула на голову пуховой платок и выскочила из дома, одевая на ходу шубейку. И не сказав ни слова родителям. Те, удивлённые стремительным исчезновением дочери, пе-реглянулись.
    - Кудыт .это Варюха помчалась? -  недоумённо спросил Евсей, бросив подшивать валенок.
    - Я-то откель знаю? – буркнула Марфа. – Точно бес в девку вселился. Про-сти мя, Господи! – она перекрестилась и с ожесточением принялась вытирать корытце, в котором собралась крошить капусту.
    Варя мчалась по улице к дому Аксиньи, не замечая любопытных взглядов встречных односельчан. У соседнего дома она увидела Игнашу, который шёл навстречу, весело насвистывая.
    - Ты куда? А где Роман? – она схватила брата за отворот полушубка.
    Тот удивлённо захлопал глазами:
    - Мне пора Карьку поить… А Роман ружжо смотрит. А ты чё такая?
    - Ну и иди, куды шёл! – она оттолкнула его и помчалась дальше.
   Игнат удивлённо посмотрел ей вслед, он впервые видел сестру такой воз-буждённой.
    … А в комнате у Аксиньи тем временем Роман с любопытством рассмат-ривал ружьё, которое хозяйка сняла с коврика над кроватью. Двустволка, крупного калибра. Евсей говорил, что это ружьё сын Михаил привёз из самой Ермании, как выразился он, и что оно очень ценное. Что оно ценное, Роман понял сразу, хотя и не был знатоком охотничьего оружия. Приклад из какого-то дерева орехового цвета, на стволах клеймо в виде трёх переплетённых ко-лец. На ствольной коробке ещё одно клеймо - летящая птица с длинным но-сом и вытянутыми ногами. То ли цапля, то ли аист…
    Так вот оно какое, знаменитое немецкое ружьё «Зауэр». «Зауэр три коль-ца»… Это о нём с восхищением говорил когда-то сосед  по дому в гарнизоне Владимир, утверждая, что эти ружья самые-самые… И что за такое ружьё он отдал бы всё, что у него есть. Даже меня? – удивлённо поинтересовалась то-гда его жена Вера. Муж посмотрел на неё, вроде бы  недоумёвая, как, мол, ты можешь в этом сомневаться? И тут же немного фальшиво рассмеялся над этим странным вопросом, а Вера погрозила ему кулачком. И потом они все трое дружно расхохотались…
    - Нравится? – послышалось рядом. Роман оторвался от созерцания оружия. Анисья успела переодеться в нарядную кофту и стоя в двух шагах, как-то странно смотрела на него тёмными глазами.
    - А я? – она передёрнула плечиком, провела язычком по пунцовым губам и придвинулась к нему почти вплотную, да так, что уткнулась высокой грудью в ружьё и руку Романа, державшую оружье за приклад.
    - Нравится… - Рассеяно проронил он, только сейчас обратив внимание на нарядную молодую женщину с блестевшими глазами и тёмной косой, пере-кинутую на грудь. Его рука, прижатая к ружью, ощутила тепло её горячего тела, и он внезапно почувствовал томление в себе. Рука его дрогнула и Акси-нья тотчас почувствовала по его потемневшим глазам, что её прелести не ос-тались не замеченными им. Теряя рассудок, она взяла его руку и приложила ладонью к своей груди. Нежный бугорок под его пальцами вырос, и так за-твердел, что, казалось, сейчас проткнёт ткань блузки. Роман непроизвольно сжал его пальцами, отчего Аксинья  тихо застонала.
    Её бессвязный голос набатом отдавался в его голов:
    - Рома… миленький… сделай мне ребёночка… Христом богом молю. – Бормотала она, отодвигая трясущимися руками мешавшее ружьё. Затем на-крыла его ладонь на груди своей рукой. – Перси мои хотят дитятку… чё бы ротик ево сосал их… сил моих нет терпеть боле… Мишаня не смог сделать… так ты спробуй… Жажду насытиться плотью твоей…Знал бы ты, как это тяжко лежать одной в холодной постели… Приходит тут один… долгогри-вый… Амвросий… Грит… хочу тебя видеть в рубище Евы… Всю обтиска-ет… измусолит… А как до дела… так ледащий… Нет в ём для меня мущин-ской силы…  Ты ж мужик, миленький… Я ж за тебя век молиться буду… ни-чё мне от тя боле не надо…  Только ребёночка… Ну же, Рома… - Чуть не плача, стонала она…
    …Варя проскочила через двор, заметив поленницу свежеколотых дров под навесом сараюшки, зашла в распахнутые настежь сени  и осторожно потяну-ла на себя дверь в дом. Та слегка скрипнула, и девушка замерла, заслышав голоса в другой комнате. Ступая мягко валенками по полу, подошла к двер-ному проёму и прислушалась.
    Роман, глядя в тёмные, словно бездонные чёрные колодцы, её глаза, кото-рые , казалось, втягивали его в себя, лишая воли, откинул ружьё на кровать и, чувствуя, как тёмный и сладкий дурман, обволакивая, поднимается в нём, притянул к себе дрожащее, словно в ознобе, тело Аксиньи. Внезапно перед его глазами возникло из небытия лицо его Светы, укоризненно и осуждающе смотревшей на него. Она закачала головой, словно предостерегая от необду-манного шага. Внутри его тела словно прокатилась холодная волна, смывая наваждение. Что-то зашуршало в первой комнате, и Роман словно очнулся от дурмана. Услышав шум, он тряхнул головой и бережно отстранил от себя Аксинью.  Та удивлённо посмотрела  на него всё ещё бессмысленными гла-зами и прошептала:
    - Ты чё, миленький? Это кошка там… Ну же, давай…
    Роман покачал головой:
    - Прости меня… Я не могу… вот так…  Прости… - Вновь повторил он, схватил ружьё и вышел, пошатываясь, из комнаты, не заметив спрятавшуюся за дверью Варю.
    До женщины всё ещё никак не доходило, что её отвергли. Поняв это, Ак-синья растеряно опустила руки, смотря перед собой остановившимся взгля-дом. Горечь переполняла её, грудь, вспомнившая прикосновение мужских рук, всё тело ныли от неудовлетворённых желаний. Она села на мягкую кро-вать и застыла. И в какой-то степени не удивилась появлению перед собой Вари.
    Та, в сбитом на затылок платке и расстёгнутой шубке, с раскрасневшимся лицом и гневно сверкающими глазами,  стояла на пороге комнаты, не сводя с неё взгляда.
    - Ты откудова здесь? – безучастно спросила Аксинья.
    - Оттудова… - Резко отрезала Варя, непроизвольно сжимая в ярости ку-лачки – Вот что я тебе скажу, Ксюша… Ты к Роману не лезь. Мой он! Поня-ла!? Мой! – с отчаянной решимостью выпалила она. – Я его никому не от-дам! Знай!
    Аксинья, слушая гневную золовку, усмехнулась:
    - Чёй-то он твой? С каких таких пирогов? Ты вот ево спроси, а могёт ему луче с бабой? С бабами мужику-то завсегда слаще, чем с девками. – Она махнула рукой. – Да откель тебе это знать. Ты вить ишо у нас и не цалована. Аль с мокрогубым Лукой, Амвросиевым отродьем, лизалась? – и увидев, что Варя от возмущения потеряла дар речи, услышав про Луку, победно улыбну-лась. – Вижу, не лизалась. И не советую… Чё отец, чё сынок – однаво поля ягоды… Ледащие…
    - Да ты… ты… - Варя не находила слов.  Аксинья, выговорившись, вдруг поняла, что тягаться с Варей, расцветшей ярким девичеством, бесполезно. Поняв это, она смолкла. Устало посмотрела на золовку, ей стало так горько на душе, глаза налились слезами и закрыв ладонями лицо, она зарыдала.
    Обескураженная Варя, забыв уже про свою ненависть к снохе, топталась
на месте. Потом подошла к ней, несмело протянула руку и погладила по пле-чу:
    - Перестань, Ксюша… Ну, не плачь… - И, видя, что та ещё сильнее зали-лась слезами, села рядом и, обняв её, заревела сама, чувствуя облегчение от-того, что тает в ней досада и гнев. И растёт жалость к несчастной снохе… И радость от того, что они всё выяснили, и ей больше не нужно опасаться Ак-синьи А ещё то, что у неё всё может быть с Романом…
    …Войдя в горницу с ружьём, он наткнулся на вопросительный взгляд Марфы, застывшей за столом с сечкой в руке. Рядом стояла кадка, до поло-вины набитая накрошенной капустой. Сидевший у окна Евсей отложил вале-нок в сторону.
    - А где Варя? – спросила хозяйка.
    - Варя? – удивлённо переспросил Роман, снимая полушубок и вешая его на крючок у двери. – Не знаю… Я её не видел.
    - Она разе не у Аксиньи? – в свою очередь удивилась Марфа.
    - Да не было её там. – Пожал плечами Роман.
    - Ну ты скажи… Вот куды эта девка усвистала, спрашиватся? Вить знала, чё бум капусту солит! - негодовала мать. - Видно, давно вожжами ты её не учил, отец.
    - Дык, вроде ужотка большая, чё бы её вожжами-то… - Смущённо заметил Евсей.
    - Ну-ну… Ты, Евсей, своёй любовью испортишь девку. Она вскорести нас с тобой ни в чё ставить не будет… А с тобя и щас ужотко верёвки вьёт.- Осуждающе проронила Марфа, продолжив стучать сечкой.
    - Скажешь тоже, мать… - Крякнул с досады муж.  – Чё наговариваешь на дочку-то?
    - Вот-вот… - Гнула своё жена. – Ты и слыхать ничё не желашь.
    - Вы меня простите, Марфа Власовна, что вмешиваюсь, но у вас очень хо-рошие дети. Послушные и добрые… - Внезапно встрял в разговор Роман. – Ведь, со стороны виднее… Так в народе говорят. – И он обезоруживающе ей улыбнулся.
    Лицо хозяйки смягчилось. Ей было приятно слышать такое о своих детях, тем более, что это было сказано Романом, к которому она с любовью относи-лась с самого появления его у них. Так же, как когда-то к пропавшему Ми-шане.
    - Вот вишь, чё Рома говорит… - Победно глянул на неё муж. И тут же спросил:
    - Ну и как ружжо, паря? Верно, чё цены ему нет? Мишаня так грил…
    Роман кивнул:
    - Я, Евсей Пахомыч, небольшой специалист по такому оружию. Но слы-шал, что настоящий охотник за него любую цену заплатит.
    - Ишь ты… - Удивился тот. – Стало быть, не здря сынок ево привёз. Да и то сказать, вона, Амбросий, ишо тады всё у Мишани ево торговал. Да тока сын не согласный был. А кода Мишаня пропал, так Аксиньи проходу не да-вал – продай, да продай… Но та не согласна была, грит, вот будет сын, ему память от отца. Тока ведь нетути у её сына, а у нас внука… - Горестно вздох-нул Евсей.
    - Хватит ужо сердце рвать, отец. – Сурово сказала Марфа, с ожесточением взмахивая сечкой. – Не вернёшь таперча его. Надо Варьку с Игнашей на ноги подымать, пока ишо живы. А там уж как Господь пошлёт…
    - И то правда… - Согласился Евсей. Потом удивлённо спросил у Романа: - А ты, паря, пошто патроны не взял?
    Тот замешкался, вспомнив, в каком состоянии он ушёл от Аксиньи. Не скажет же он про это всё этим славным людям. Он не долго колебался, при-думав на лету:
    - Тот ещё из меня охотник, - засмеялся он. - Увидел это ружьё, а про ос-тальное забыл.
    - Это не беда. – Заметил хозяин. – Игнаша потом сбегат до Аксиньи и всё принесёт… А завтра по утрянке, баславлясь, пойдём каку-никаку животинку промышлять…
                ГЛАВА   46
    Подшитые мехом кабарги лыжи легко скользили по свежевыпавшему сне-гу. На первые следы они наткнулись, едва вошли в лес. И чем дальше они уг-лублялись в тайгу, тем больше их становилось. Серый крутился возле охот-ников, то забегая вперёд, то нарезая круги по сторонам. Опустив морду к земле, что-то внимательно вынюхивал. Учуяв  под снегом то ли мышь, то ли ещё кого, делал стойку и гавкал, словно хотел обратить внимание людей. Ро-ман, идущий за Евсеем, удивлённо смотрел на множество перепутанных ме-жду собой следов, гадая, как же их охотники разгадывают. Он оглянулся на шедшего сзади Игната. Тот, повесив старенькое ружьё на шею, внимательно рассматривая снежное покрывало. Заметив, что Роман остановился и смотрит на него, парнишка кивнул:
    - Чё, Рома, устал?
    - Да нет… Я всё думаю, как это можно не запутаться в следах?
    Игнат ухмыльнулся:
    - Это как спать, как есть. Один раз запомнишь и на всю жизню.
    - Да их тут тысячи! Тут легко запутаться. – Возразил Роман. – Вот скажи, это кто оставил? – он кивнул на ровную стёжку небольших отметин поперёк их лыжни.
    - Это мышь-полёвка бежала, да только недалеко ушла. Видишь, вон там, где валёжина?
    - Ну, вижу.
    - А с этой стороны ещё следы покрупнее видишь?  Они к валёжине идут, и снег там потоптан?
    - Верно. – Подтвердил Роман. - А на снегу видны красные точечки.
    - Там лиса мышковала. Мышка хотела спрятаться под снегом, да только хитрая лиса её оттудова её и выволокла на свет божий.
    - Эй, робята! – послышался голос Евсея. – Вы чаво там застряли?
    - Идём, тятя, идём! – откликнулся Игнат. – Айда, Рома, а то он серчать бу-дет. Нам посмотреть надо солонцы. Там завсегда можно наткнуться на косу-лю или олёня. А ежель повезёт, то и на лося. А пока надоть в оба зрить, авось зайчишка попадёт аль косач.
    - Ну и чё вы там видали? – поинтересовался поджидавший их Евсей.
    - Да я Роме показал, как лиса мышковала.
    Евсей одобрительно кивнул:
    - Это надобно тебе знать, паря. Жизня, она, брат, большая и завсегда может всё пригодиться.   Так что, запоминай. Тихо… - Внезапно проронил он.- Глянь, Серый стойку делат. Ну-ка, у каво глаз острый? Хто увидит – тот стрелят.
    - Да ты о чём? – так же шёпотом спросил Игнат.
    - Вона, вишь пихта-молодка с двумя вершками? Рябец сидит, истинный бог…
    - Ну-у… - Протянул сынишка, всматриваясь в ветки. Роман также обшари-вал взглядом дерево метрах в двадцати от них. Как не напрягал он зрение, до рези всматриваясь в сплетение ветвей, но спрятавшуюся птицу не видел, та словно растаяла в его глазах.
    - Вижу…- Прошептал Игнаша, медленно поднял ружьё и стал целиться. Грянул жидкий выстрел и с дерева комком, сгибая ветки, шлёпнулась птица. Пёс подскочил к добыче, ухватил зубами её за крыло и коротко гавкнул, мол, забирайте.
    - Молодца, сын! – улыбнулся Евсей. – Есть из чаво мамке супец сварга-нить. Тащы  свою добычу.
    Игнат шустро принёс пёструю птицу с красными бровями, торжествующе улыбаясь. Роман на какой-то миг даже позавидовал ему. Чуткий Евсей уло-вил его настроение:
    - У тебя, паря, всё ишшо впереди. Ты, покаместь,  мотри да мотай на ус все лесные премудрости. На твой век и птицы и зверя хватит.
    - Да я ничего… - Смутился он, удивляясь прозорливости старого охотника.
    - И не конфузься, ежели чё не получатся. По первости завсегда  так быват.  – Евсей по- отечески старался внушить ему уверенность в непростом для Ро-мана деле, как охота. - И ишо таков вот есть завет: выход по первому снегу не в прибыток от охоты, а на  испыток. Глянуть, как, где и чё; осмотреться. Спешить, токма себе вредить. Блюди тишину, не ори непотребные песни, без надобности шибко не кричи… Идёшь тайгой – зри под ноги и по сторонам. Помни: ежели удал и духом смел, то ты ево съел,  а коль ухи развесил  и про-зевал, то на зубы ведмедю попал. – Поучая Романа простейшим азам охот-ничьих заповедей, был он серьёзен и краток. – Помни завсегда, куда идтить и как назад вернуться. Это щас снегу мало, а как пойдёт с моря непогодь с вет-рами и снегом, да ишо не по дню, дык так навалит, что не узнашь это место, хоть ране был здеся не раз. Зри приметы мест, помни по сторонам,  где ярило просыпатся, куда отдыхать сваливатся. Это всё табе помочь, штоб не заплу-тать. Коль прихватит в тайге пурга-матушка – не бойся, духом не пади. Най-ди выворотень, обустрой еловыми и пихтовыми ветвями, нагреби снегу по бокам. С собой завсегда имей серянки. И ишо знай: все охотничьи приёмы ясны, но не завсегда, и штоб их для себя понять особливо не имей сто пядей во лбу, а имей чутьё и зоркий глаз. – Евсей смолк, посмотрел на внимательно слушающего Романа, улыбнулся. – По первости хватит. Айда дальше, а то у Игната лицо смурное. Всё ето он сызмальства знат…
    Спустя час они вышли на пологий увал, поросший редколесьем. Впереди и по бокам громоздились сопки, за одной из них виднелся исполинский кряж, с белыми и тёмно-серыми проплешинами среди щетинистого частокола леса.
    Старый охотник протянул руку и указал на скалистую громадину:
    - Ежели идтить прямо на ево, так вёрст шесть, а то и боле. Зри, Роман, тама встречатся самая ценная по рухляди зверушка – соболь. Завсегда на ентих камнях с нашей общины ево скрадывали зимой. По всякому было: то есть, то нет. Он-то вниз, в пихтачи уйдёт, ежли  мыши мало на камнях,  то по округи рыщет, кормиться надобно. В ентом году ореха небогато, по весне заморозок стукнул завязь, вот соболишка уйдёт к речкам, да увалам, зри ево на пихта-чах. Ужо и будем ево там скрадывать. Акромя соболишка, ишо полно других зверушек: бельчонка, горностай, хорь, колонок.
    - Евсей Пахомыч! Вот говоришь про охоту на всех этих зверей.. А куда же вы эту пушнину сбываете, если дороги нет, а сами вы туда, за хребет, ни но-гой?
    - Ишо до войны от моря к нам по весне наладился кажинный год скупщик рухляди. Ево привадил Амвросий с тех годов. Как тока снег сойдёт, он с то-варами на лошадях проходит к нам. Собират рухлядь, выдаёт товар, узнаёт, кому чё надо на другой год.
    - Вон оно что… Оказывается, у вас есть связь с другим миром. – Удивился Роман. - Получается, что и в сторону океана есть проход. Ну да… Как-то прошли же туда жители другой деревни, которые уплыли в Америку.
    - Но из нашей общины туды никто не хаживал. Да и Амвросий со старцами не одобрят ентова. Тут ишо глядеть надобно, пошто уставщик так скупщика обихаживат. Прибыток имеет от ево, и не малехо. Так-то вот…
    - И расчёт за меха этот скупщик вам выдаёт не деньгами, а товаром?
   - А на кой ляд нам деньги? – удивился Евсей. – Кудыт нам их девать? Со-лить чё ли?
    - Как капусту, тятя? - слушавший разговор Игнат захихикал, больно смеш-но ему стало от слов отца. Что такое деньги, он не знал, ибо никогда не ви-дел. А солить в его понятии можно было капусту, грибы, да ещё рыбу.
    - Как капусту сынок… - Рассмеялся Евсей.
    «Ну и ну… Простые товарные отношения, как при захвате новых земель
европейцами где-нибудь в Африке или Америке. Товар на товар...», - уди-вился, было, Роман. Но тут признал правоту Евсея. И в самом деле, куда они с деньгами? Как ими воспользоваться?
    - И когда этот сборщик приезжает к вам? – поинтересовался Роман.
    - А как тока снег сойдёт и проход ослобонится. Амвросий как-то говари-вал, что тропа ента шибко опасна, над провалом. Узкая, тока лошадь прой-дёт, да человек.
    - Видать, прибыль хорошая получается у этого скупщика, ежели он каж-дый год рискует. – Резонно предположил Роман.
    - Дык и ежу понятно, чё етот мужик стока лет около нас кормится. Народ ему доверят, потошто ён нашенской веры. Льстиво грит, чё своих единовер-цев завсегда поддерживать будет. Во как! А по мне ён фарисей, токмо при-кидыватся, ибо выгоду свою имет.
    - Тятя! – выкрикнул Игнат, подкатывая на лыжах к стоявшим отцу и Рома-ну. – Тама  Серый свежий след унюхал. Тока я не пойму, то ли коза, то ли олень.
    - Айда, посмотрим… - Евсей легко заскользил по снегу.  В небольшой ложбинке на склоне увала рыскал Серый, нагнув морду к снегу. Заслышав шорох лыж, коротко тявкнул и крутанул хвостом.
    - Ну-ка, чё  унюхал? – Евсей нагнулся к цепочке следов, всмотрелся. – Ко-за, гришь? Нет, Игнаша, ета не коза.
    - А кто ета, тятя? – спросил сын, явно огорчённый своим промахом.
    - Это лосёнок… Видать, от мамки своей отстал.
    - Чё, идём по следу? – глаза Игната загорелись азартом.
    Евсей внимательно посмотрел на сына:
    - Для чаво, сынок? Зачем малова губить? Пущай растёт. Вот как заматере-ет, тады ево и скрадывай.
    Раздосадованный Игнат засопел, поняв, что вся его затея сорвалась. Отец никогда не менял своих решений. Евсей, поглядев на расстроенного сына, улыбнулся, но не сказал больше ни слова. До Романа же сразу дошла простая охотничья истина: не стреляй в молодняка крупного зверя без необходимо-сти.
    … Домой они вернулись после полудня. Небо заволокло серой пеленой, и вскоре редкие снежинки закрутил в весёлом хороводе поднявшийся ветер. Евсей обеспокоенно посмотрел на небо и сказал, что будет пурга, у него опять заныла нога. Кроме рябчика добычей для них стали пара зайцев, их вы-гнал из пихтача на охотников Серый, когда уже возвращались домой. Одного из них подстрелил Роман, обновив для себя  «Зауэр». Ружьё и впрямь оказа-лось отличным. Увидев, как из-за молодых пихт выскочил серый комок и частыми прыжками помчался по снегу, Роман вскинул ружьё и, поймав его на мушку, нажал курок. Приклад толкнул его в плечо, и он увидел сквозь дым от выстрела, как заяц кувыркнулся через голову и замер.
    …Пурга неистовствовала третьи сутки. Ветер стучал в замёрзшие окна
струями плотного снега, намётывал холмики сугробов под ними, и так ут-робно завывал в печной трубе, что дремавший Серый на подстилке у кадуш-ки с водой, поднимал голову и, глядя на потолок, начинал подвывать.
    - Ты чё, дурашка? – Игнат подошёл к нему и погладил по голове. – Никак домовова услыхал? Это ж ветрило задуват. – Пёс сконфужено прижал уши и смолк.
    В доме было тепло, печка исправно заглатывала берёзовые поленья, отда-вая жар топки кирпичам. Сидевшие на табуретах Марфа Власовна и Варя жужжали прялками, готовя из овечьей шерсти пряжу для будущих холстин. Хозяин, Евсей Пахомыч пристроился на лавке и острым ножом обрезал стельки для валенок. Роман с интересом наблюдал, как Игнат выстругивал из деревяшки топорище.  Все были заняты делами, и Роман чувствовал себя как-то неловко.
    - Евсей Пахомыч? – не выдержал он.
    Хозяин оторвался от работы и кивнул ему, молча спрашивая.
    - Может, я в чём-то могу помочь? – спросил он, заметив, как украдкой взглянула на него Варя, оторвавшись на мгновение от прялки. – Все заняты работой, один я лодырь.
    Тот удивлённо взглянул на него, пожал плечами:
    - Дык чем ты хош помочь? Ничаво такова нет…
    - А ты чё нибудь расскажи нам, Рома. – Попросила хозяйка.
    Он удивлённо посмотрел на неё:
    - А что рассказать-то?
    Марфа Власовна, не переставая крутить веретено, на миг задумалась.
    - Хозяин молвил, чё ты много чево видел. Расскажи каку-никаку историю, аль сказку.
    Роман задумался… Что же такого рассказать им? Его взгляд упал на Игна-та, вернее, на деревяшку, которую обстругивал мальчишка. А что если рас-сказать им о Буратино? Можно дать гарантию, что о нём они точно не слы-шали. Ну и что с того, что сказка для детей?
    - Хорошо. Я вам расскажу историю о деревянном человечке.  – Он вспом-нил, как мама читала ему эту книжку, и он зачаровано слушал о его приклю-чениях.  И он начал:
    - Давным-давно в небольшом итальянском городке на берегу моря, в ма-ленькой подвальной каморке жил старый столяр Джузеппе, по прозвищу Си-зый Нос…
    Роман закрыл глаза и, продолжая рассказывать, словно перенёсся в своё далёкое детство. Он сидит за столом, горит настольная лампа под зелёным абажуром, и мама тихим голосом читает ему эту удивительную историю…
    Ночью, лёжа на полатях, он заулыбался, вспомнив, с каким вниманием слушало его всё семейство, забыв о работе. Каждый по своему переживал пе-рипетии этого забавного героя, вместе с ним сталкиваясь с ложью, веролом-
ством, коварством одних и бескорыстной дружбой, помощью и поддержкой
других.
    За стенами продолжала безумствовать стихия, ощутимо сотрясая жилище. По-прежнему завывал ветер в трубе, исполняя заунывную песню пурги, ря-дом сопел Игнат. Здесь, на полатях под потолком, было тепло и уютно. И слушая убаюкивающий вой ветра, он вдруг благодарно подумал, что судьба преподнесла ему такой щедрый дар, столкнув в глухой тайге с этими про-стыми и доброжелательными людьми. А могло быть совсем иначе… 
     … - Мать, кудыт Игнашка побёг? – Евсей сердито посмотрел на жену. Та, сажая караваи деревянной лопаткой в печь, удивлённо оглянулась.
    - Здрасьте, Евсей Пахомыч! Неужто запамятовал?
    - Чёй-то я не помню?
    - Так ты ж сам ево послал нарезать берёзовых веток на мётлы. Ён с Федь-кой Карнауховым и побёг за выселки.
    - Ёшь твою корень… - Почесал затылок хозяин. - Ну тя скажи, вовсе па-мять отшибло!
    - И чёй-то у тя отшибло? – насмешливо спросила жена, закрывая печь за-слонкой.
    - Так думал послать ево с Варюхой за сенцом. Вчерась глянул, а в сараюш-ке ужотка шаром покати. Видать, самому придётся ехать.
    Роман критически осмотрел свою многострадальную кожаную куртку и остался доволен. Разорванную на боку прореху, он соединил аккуратным швом. Заслышав разговор про сено, отложил куртку в сторону:
    - Евсей Пахомыч!  Так давайте я съезжу с Варей.
    - Могёшь съездить? – услышав, повернулся к нему тот.
    - Почему нет? Думаю, что справлюсь. – Усмехнулся Роман. - Варя подска-жет, ежели что не так.
    Из дверей комнаты вышла заспанная Варя, заплетая косу. Заслышав своё имя, вопросительно посмотрела на него.
    - Наш Петька ужо горло устал драть, а ты, дочка, всё ишо дрыхнешь. – Осуждающе глянула на неё мать и усмехнулась: – Женихи ужо все ворота обдули…
    - Но, маманя! – негодующе воскликнула дочь, покраснев и стрельнув взглядом из-под ресниц на Романа. Потом выпрямилась, вздёрнув гордо го-лову, и фыркнула:
    - Нужны мне ваши женихи! 
    Евсей рассмеялся:
    - И то верно, доча. На кой они нам ляд сдались. Давай-ка пей чай, да соби-райся, поедите с Романом за сеном.
    Лицо Вари залилось румянцем. Она радостно взглянула на Романа:
    - Я счас… я быстро… - И схватилась, было, одевать шубейку.
    Мать покачала головой, от неё не укрылось её оживление при известии, что они поедут вдвоём с Романом.. Всплеснула руками:
    - Ну и куда ты, оглашённая? Поешь сначала…
    - И верно, чё ты спешишь, доча? Мы с Ромой пока запряжём Карюху, а ты поешь.
    … Лошадь неспешно трусила по снежной целине. По бокам плыли деревья с шапками снега, нависшие на ветках после пурги. Солнце отблёскивало лу-чами сквозь частокол берёзовых стволов, когда они проезжали мимо их, и пряталось за заснеженными елями и пихтами. Лёгкий морозец бодрил, слегка щипал за нос и щёки. Проехав немного, они увидели следы от саней, которые вывернулись из-за берёзовой рощицы и тянулись в том же направлении, куда и направилась Варя.
    - Кто-то тоже по сено поехал… - Предположил Роман, завязывая разговор.
    - Кто ево знат… - Отозвалась сидевшая спиной к нему Варя. – Могёт по сено, аль по дрова.
    - Нам далеко ехать?
    - Наш зарод за Корнюхинским увалом. Версты три будет…
    - А почему он так называется? – поинтересовался Роман. – Корнюхин-ский…
    Варя ответила не сразу. Дёрнула вожжами, крикнула: - Но! Давай, Карька! – подгоняя лошадь, потом неохотно ответила:
    - Охотник был здеся Корней. Жену ево нашли дома мёртвой. Хто-то ссильничал её, она и наложила на себя руки. А он, ейный муж, Корней, за-стрелился на ентом увале. Шибко любил её, жить потом не смог. – Помолча-ла, потом добавила. – Я ишо малёха была, но помню её – баская была жёнка у ево.      
    Роман молчал, потрясённый историей, так схожей с их. Заныло сердце, он сжал зубы и отвернулся, глядя в никуда. Вот же как бывает…  Разные места, разные люди, а финал один. С небольшой разницей – он, в отличии от несча-стного охотника, жив. И точка в этом ещё не поставлена…
    Лошадь пошла медленно, начался пологий тягун. Мотая заиндевевшей мордой, Карька затащил сани наверх увала.
    - Вон, крест отсель видно. Здеся ево и похоронили. Тех, кто на себя руки наложил, нельзя хоронить на деревенском кладбище. Так сказывают старцы и уставщик.  – Роман, выведенный из забытья её голосом, посмотрел в ту сторону. И действительно, между берёзовыми стволами выделялся тёмный крест.
    - А жена его где была похоронена?
    - За оградой кладбища, - проронила Варя.
    - А почему его не похоронили рядом с ней? – удивился Роман. – Они же, по твоим словам, так любили друг друга.
    - Не знаю… Энто надо у родителев спросить.
    - А того, кто надругался над его женой, не нашли?
Варя помотала головой:
    - Не-а… Да и как найдёшь? На лбу ентово злодея не написано, чё он со-творил.
    Роман согласно кивнул:
    - Верно, не написано… И он, этот выродок, продолжает жить среди вас. Чужих же здесь нет, так ведь, Варя?
    - Наверно, так… - Согласилась она. – Живёт злодей, ест, пьёт, по земле хо-дит.
    Они помолчали. Карька резвой рысцой бежал по чужому следу. Так же плыли по бокам деревья, снег слепил глаза, солнце сияло на голубом небо-склоне. Но вся эта красота померкла для Романа после рассказа Вари.
    - А вот и наш зарод. – Послышался голос Вари, и он очнулся. Большой стог сена стоял посреди поля, покрытый сверху снеговой шапкой. Варя свер-нула со следа, который шёл дальше, и погнала сани к зароду.
    - Давай так… Я залезу наверх и буду сбрасывать сено, а ты его укладывать на сани. – Предложила Варя, сворачивая длинную верёвку в кольцо.
    - А, может, я полезу? – Роман прикинул высоту стога – метра четыре, не меньше.
    - Ишо чево! – вздёрнула кверху подбородок Варя. – Я с тятей завсегда на-верх лезу.
    - И как ты туда залезешь?
    - А вот счас увидишь! – улыбнулась она и резко взмахнула рукой. Верёвка, разматываясь, перелетела через верх стога. – А теперь иди по ту сторону и крепко даржи верёвку.
    Роман, удивлённо хмыкнул и поспешил за стог. Ухватился за свисающий конец верёвки, намотал на руку и крикнул:
    - Я её держу! – и для убедительности подёргал её.
    - Даржи-даржи! – послышалось в ответ и по тому, как верёвка натянулась, а ему пришлось хорошенько упереться, было ясно, что Варя полезла на стог.
    - Эй! Я здеся! - послышалось через минуту сверху и, подняв голову, он увидел румяное лицо девушки, стоящей на стогу.
    - Здорово! – восхищённо вырвалось у него. – Да ты прямо-таки верхолаз!
    - Скажешь тоже… - Засмущалась она. – Ты мне сюда вилы кинь.
    Роман взял вилы из саней, посмотрел на ожидающую Варю.
    - Бросай сюда! – она показала на край стога. Он прикинул,  куда должны попасть вилы и метнул их. Раз! – стальные зубья воткнулись именно там.
    - Экий ты целкий! – похвалила она его. – Я буду скидать сено вниз, а ты ево складай ровно на сани. Понял?
    - Понял, товарищ командир!  - шутливо отрапортовал он и взял в руки дру-гие вилы.
    Работа спорилась. Варя, посмеиваясь, сбрасывала пахучие пласты сена, норовя попасть им на Романа. Он увёртывался и, поддев очередную порцию, старался аккуратно уложить на сани. Раздалось тихое ржание и он, оглянув-шись, увидел укоризненный взгляд заиндевевшего Карьки.
    - Извини, брат… Совсем забыли про тебя… – Бормотнул он и… чуть не упал – очередной тяжёлый пласт рухнул на него. Заливистый смех Вари раз-
задорил его. Он погрозил ей рукой и крикнул:
    - Ох, Варюха, дождёшься ты у меня!
    Девушка разгорячёно сбила платок на затылок и подбоченилась:
    - И чё? – показав ему язык, она откровенно хихикнула. – Чё ты мне сде-лашь? Попробуй, достань!
    - Очень мне надо… - Буркнул он и, поддев вилами лежащее на снегу сено, поднёс лошади: - Давай, Карька, наваливайся. – Лошадь благодарно фыркну-ла и, ухватив клок, медленно задвигала челюстями.
    Отдалённое ржание донеслось со стороны. Роман оглянулся – по старому следу в их сторону двигался воз с сеном, рядом шли две фигуры. Вот они свернули и направились напрямую к ним.
    - Кто это, Варя? – спросил Роман.
    - Да есть тут некоторые… - Нехотя отозвалась она, продолжая орудовать вилами, отправляя вниз очередную порцию сена.
    - Здорово живёшь, Варька! – раздалось рядом и воз, скрипнув полозьями, остановился.
    Роман, опёршись о вилы, глянул на подъехавших. Молодой парень в по-лушубке и меховой шапке, с жидкой бородёнкой пристально вперился взгля-дом в Романа. Рядом с ним эдакой монументальной глыбой стоял здоровен-ный мужик в домотканой одежде, весь заросший чёрной бородой.
    - Варька в конюшне стоит. – Как отрезала девушка. - Чё надо?
    - Ах, ах, Варвара Евсевна! Извиняйте! – растянул тот тонкие губы в ух-мылке. - Фу ты, ну ты, сани гнуты… Впрямь ты как ентот цветок… Не тронь меня, а то завяну… - Ехидно протянул он.- И не боисся ты с безбожником сено возить? Вдруг корова у вас молоко давать перестанет?
    - Тебе-то како дело? – зло сказала Варя. – Ежжай отсель. Сёдня здесь не подают…
    - Я, мотрю, ужотко ты горда стала, Варька. Кабы пожалеть не пришлося… - С угрозой в голосе произнёс тот. И Роман понял, что придётся вмешаться.
    - Послушайте, люди добрые. Поезжайте своей дорогой и не мешайте нам. – Посоветовал он. Молодой парень удивлённо посмотрел на него и повернулся к своему спутнику:
    - Глянь-ка, Федул?  Это хто тут нам каки-таки советы даёт? Бродяга-антихрист… Табе не кажится, чё ево надоть поучить? Чё б сверчок знал свой шесток.
    - За нами не заржавет. – Прогудел мужик и двинулся к Роману. – Я те, мил человек, шибко бить не стану, токо поучу маненько… - Не дойдя до наме-ченной жертвы, он, выпучив глаза, громко гыкнул на Романа и удивлённо протянул:
    - Мотри-ка, Лука, анчихрист-то не из пужливых. Ну, тады  бережись… - Сжал пудовые кулачищи и, замахнувшись, шагнул к нему.
    - Лука! Отстань от ево! – дрожащим голосом выкрикнула Варя, испугано глядя вниз. До неё дошло, какой опасности подвергся Роман. Этот Федул, работник уставщика Амвросия, был грозой для жителей староверческой де-ревни, выполняя роль местного исполнителя наказаний для проштрафивших-ся. 
    - Ничё, ничё… пущай Федул ево поучит. – Лука, наблюдая с садистским наслаждением, как  тот подходит к безбожнику, был крайне удивлён, что тот не высказывает страха. – В другой раз будя знать на каво своё хайло разе-вать.
    Два размашистых удара этой неуклюжей гориллы Роман избежал, нырнув под них. А когда тот, удивлённый сноровкой противника, замахнулся в тре-тий раз, Роман, молниеносно шагнул к нему и резко ударил в солнечное сплетение. Федул, изумлённо выкатив глаза, утробно хрюкнул и медленно стал сгибаться. Последующий удар снизу в челюсть – классический апперкот – отправил этого деревенского колосса наземь. Тот рухнул в снег, задрав но-ги в старых растоптанных валенках.
    Сын уставщика не верил своим глазам. Федул, его опора и защита при вся-ких разборках с местными парнями, ворочался на снегу, подобно гигантско-му крабу, выброшенному на берег ураганом.
    - Ну, что? Может и тебя поучить? Как зовут? Лука, что ли? – сделал шаг к нему Роман.
    - Чур… Чур меня! – попятился тот на трясущихся ногах к своему возу с ра-зинутым от изумления и страха ртом.
    - Ха-ха-ха! – засмеялась наверху Варя. Увидев, как поверг Роман этого страшилу Федула  на землю и, оправившись от испуга за него, она теперь во-всю смеялась над незадачливыми задирами.
    - Чё, Лука? В портках-то у тя не мокро? – съехидничала она, глядя на при-стававшего постоянно к ней на посиделках ухажёра, и вновь раскатилась смехом: - Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
    - Давай, забирай своего бегемота и валите отсюда, да побыстрее! – рявкнул испуганному Луке раздражённо Роман, глядя, как его противник, стоя на ко-ленях, трясёт головой, явно не понимая, что это с ним стряслось.
    Лука, озираясь на Романа, помог подняться на ноги Федулу и повёл его к возу. Тот, послушно  передвигая ослабевшие ноги,  добрёл до него и пова-лился  на передок саней. Сын уставщика, отошедший от испуга, полосонул злобным взглядом сначала Романа, потом Варю и вытянул вожжами лошадь, вымещая на бедном животном свою ненависть. Та от неожиданности дёрну-лась, стронув воз с места и подгоняемая окриками Луки, затрусила в сторону деревни.
    Они молча догрузили сани сеном. Работая вилами, Варя сверху посматри-вала исподтишка на Романа, окончательно убедившись в его физических возможностях. Она то краснела, то бледнела, охваченная волнением. Бедное девичье сердечко окончательно запутывалось в тенетах обрушившейся на неё первой любви.
   - Может, хватит, Варя? – спросил Роман, закинув очередной пласт сена на-
верх воза. – А то у меня больше не получается укладывать.
            - Хватит. – Согласилась девушка. Она сбросила вилы и озорно крикнула:
    - Лови меня! – и скользнула вниз по стогу.
    Он в последний момент успел подхватить её. Варя забарахталась в его сильных руках, глянула  потемневшими глазами, на миг прижалась к нему и жалобно попросила:
    - Отпусти меня… Слышишь?
    Роман, почувствовав тяжесть её тела, смущённо улыбнулся и послушно поставил её на снег. Не глядя в его сторону, словно испугавшись, что он до-гадается о её чувствах, она стянула со стога верёвку. Перехлестнув ею воз и крепко обвязав сено, они молча, словно боясь спугнуть что-то зарождающее-ся между ними, уселись на сани и Каурый медленно потянул сани домой.


                ГЛАВА   47
    Каким-то образом - может сорока на хвосте принесла - разыгравшееся со-бытие у стога быстро расползлось по деревне, обрастая невероятными слу-хами. Говорили, что всё произошло из-за дочки Савиных, к которой давно лепится сын уставщика. Вроде бы он увидел, как Варька с этим бродягой ми-ловались у стога на сене, и приревновал. Полез в драку с этим безбожником, за него вступился Федул. Тот навалял им обоим, да так, что они теперь отлё-живаются дома. На другом конце деревни, где стоял дом уставщика с молит-венной обителью, кумушки у колодца взахлёб говаривали, что Лука с Феду-лом так отделали приблудного антихриста, что дочка Савиных привезла его домой чуть живого. Лежит он, мол, в беспамятстве и чуть ли не богу душу отдаёт.
    Но как бы там не было, жители деревни отнеслись к новости по-разному. Большинство были рады тому, что наконец-то нашёлся смельчак, который сумел-таки наподдавать этому Федулу, верному псу уставщика. Другие него-довали, но их было немного: старцы, вкупе с Амвросием, да ещё некоторые истовые приверженцы раскольничьей веры, что сверяли свою жизнь по до-никониановым книгам старообрядцев. 
    Варины родители ничего не знали о случившимся. Первую весть принёс Игнаша, прибежавший с улицы, где ребятишки катались на санках с горки. Влетел он в дом, с горящими глазами, весь в снегу, с порога  спросивший у отца, где Роман и Варька.
    - Роман свистнул Серого и пошёл за Синюхину заимку. Грит, может кур-пачей спугнёт, аль косача увидит. А сестра твоя ушла к Аксиньи. А чё случи-лось-то? – удивлённо посмотрел на сына Евсей.
    - Эх, тятя! Сидите здеся и ничё не знаете! – разочаровано протянул Игнат.
    - А чёй-то такова мы должны знать? – спросила Марфа, закрывая за собой дверь. – Отец, у нашей Милки вскорости телёночек должон быть.
    - По времени, вроди, как рано ишо. – Рассудительно заметил хозяин.
    - Как рано? Нет, бык-то покрыл её как раз по весне. Да и Милка чует, мы-чит жалобно. И сама, прям, как бочка стала.
    С досадой слушая родителей, Игнат, негодовал, как они могут говорить о корове и телёнке, когда здесь такая новость. Евсей, заметил это у чуть ли не пританцовывающего от нетерпения сына.
    - Обожди, мать. Вона, вишь Игнаша, что Серый, стойку сделал. Будто глу-харя учуял. – Рассмеялся Евсей.
    - Наверно, соседки свару затеяли или бабка Пестимея преставилась. Сама недавно грила, чё задержалась на ентем белом свете. – Марфа невольно пере-крестилась раскольничьем двуперстием. – Прости мя Господи.
    - Какая баушка, какая Милка!? – чуть не плача от досады на непонятливых родителей, воскликнул мальчонка, притопывая валенком. – В деревне все грят, чё наш Рома вздул Федула.
    Родители, переглянувшись, недоумённо уставились на сына.
    - Сынок, ты чё-та путашь. Роман… Федул… - Растеряно развёл руками Ев-сей. – Роман всё время у нас на глазах.
    - Ага, на глазах… - Протянул Игнат. – Ета было, кода Рома с Варькой за сеном ездили. Так грят… А Лука с Федулом тожить с сеном ехали, да прице-пились к ём. Вот Рома и отделал их. Во как! Молодец наш Рома! – восхитил-ся он.
    - Чё, грят и Луке перепало? – спросила мать.
    - Да не… Токма Федулу… - Разочаровано пояснил Игнат. – Жалко, чё и Луке он не поддал.
    - Чё свару затеял Лука, это и к бабке не ходи. Он всё к нашей Варьке льнёт. Вот у ево и взыграло, надо думать. – Заметила Марфа. – А уставщик ужо на словах и повенчал их.
    - Во-во! Нам токо ентой беды не хватало, с Амвросием породниться. – В сердцах Евсей стукнул кулаком по столу.
    - Не… Но, смотри, каков Рома-то. С ентим ведмедем, Федулом, справился. – Лицо Марфы светилось торжеством.
    - Так с ведмедём ему не впервой. – Напомнил Евсей, намекая на своё спа-сение.
    - Я пойду… - Заявил Игнат с чувством исполненного долга. – Там робята меня ждут.
    - Увидишь где Варьку – гони её домой. – Приказала мать.- Я ёй покажу, как молчать про все енти дела, пропишу ёй ижицу. Запомнит она мне…
    - Не хотела девка сор выносить всем на потеху. Вот и промолчала. – Засту-пился за Варю отец. – Чё ты зараз её гнобишь?
    - Ты, потатчик, молчи ужо…  - Сверкнула на него глазами жена. – Ну, лад-но, Роман промолчал. Но эта-та, эта… Савсем от рук отбиватся…
    - Вы тута ругайтесь, а я побёг! – Игнат натянул шапку и выскочил из избы.
    - Во! И этот таков же растёт! – сердито заметила Марфа. – Ужотко указы-ват родителям, чё им делать. Всё твои дела, отец. - Осуждающе глянула она
на мужа….
    …Роман шёл, тропя лыжню по снежной целине, не спеша. Серый, опустив нос к насту, шастал по сторонам, временами пересекая лыжню. Вот лыжник преодолел взгорбок, впереди раскинулся берёзово-пихтовый простор, с бе-лыми проплешинами снежных полян.
    Лёгкий морозный воздух вливался в лёгкие, сердце чётко гнало кровь по телу, упругие мышцы неутомимо двигали ногами. Давно Роман не чувство-вал такой прилив сил, жизнь на природе явно шло ему на пользу. И лагерь с его бесчеловечными порядками, и бегство, а потом скитание по диким мес-там Приморья, всё это осталось позади.
    Заметив мельком в стороне у пихтача старые развалины подворья, остатки заимки Синюхина, он, подходя к большой поляне, скинул с плеча ружьё. Разнообразные следы испятнали снежный покров. Уже понимавший азы та-ёжного букваря, он внимательно рассматривал стежки росписей, оставлен-ных на поляне лесными обитателями.
    Внимание его привлекли несколько ямок со слегка обтаявшими и уже за-стывшими краями. Как объяснял ему Евсей, это ночёвка тетеревов. Рядом чётко виднелись лисьи следы и валялось несколько иссиня-чёрных перьев. Но ни следов борьбы, ни капелек крови не было. И Роман представил себе, как хитрющая Патрикеевна, унюхавшая птиц под снегом, стала подкрады-ваться к ним. Но чуткие косачи сами учуявшие опасность, в миг, взвихрив султаны снега, взлетели, оставив в лапах разочарованной лисы эти перья из хвоста зазевавшей птицы.    
    Словно школяр-первоклашка, он разбирал хитросплетения  следов, вспо-миная разъяснения старого охотника. Простой, прыгающий след, оставлен-ный зайцем совсем недавно, чёткий, словно фотография на снегу. Видно, спешил косой, а может, улепётывал во все лопатки от лисы, потому что её след шёл параллельно его. Через несколько метров чёткая стёжка, словно шов от большой швейной машины. Вот они оборвались, снег смят, несколько рубиновых капелек крови на нём. А рядом всё те же лисьи следы. Видимо, несчастную мышку настигла прыжком рыжая хищница. Знала, рыжая, где ей можно поживится, вот и шастала по таким вот местам, облюбованным зверь-ём.
    Лавируя меж стволов, подкатил к другой поляне. Серый, бежавший впере-ди, вдруг резко остановился, как вкопанный. Роман взял ружьё наизготовку. Пёс, поводя носом, осторожно двинулся вперёд, замедленно переставляя ла-пы. И только он сделал очередной шаг, как поляна впереди как взорвалась. Словно выброшенные из катапульты, несколько белых комков взвились вверх. Он вскинул «Зауэр», поймал на мушку белое пятно и нажал на курок.
Громыхнул выстрел, Серый прыжками помчался вперёд. Вот резко затормо-зил и аккуратно взял в зубы лежащую птицу.
    Он подъехал к Серому, забрал куропатку, ещё тёплую, в руку. Серая плён-ка смерти уже затянула застывший глаз птицы, кровь выступила на тельце, куда попала дробина, и он опять почувствовал укор совести. Рядом гавкнул пёс, он поднял глаза и к своему удивлению увидел в его зубах ещё одну жертву – на линии выстрела оказались две цели.
    - Ай да мы с тобой! – воскликнул охотник. – Одним махом семерых убива-хом! Ну, не семерых, а двоих. – Поправил он себя. – Но всё равно здорово. Правда же, Серый? – он потрепал пса по голове и тот, учуявший, что Роман доволен, в свою очередь радостно гавкнул.
    - А посему есть предложение перекусить. Как ты? – спросил он пса, доста-вая из-за пазухи полушубка свёрток. Серый, увидев его, облизнулся и вновь гавкнул, как бы одобряя его решение. Отломив кусок хлеба с салом, Роман дал его псу. Тот деликатно взял в зубы, опустился на лапы и мигом сжевал.
    - Ну, брат, ты даёшь… - Усмехнулся он. – Словно муху проглотил. – Он глянул на Серого - тот с просящим выражением смотрел на него. Поднеся ко рту последний кусок, вздохнул и кинул ему. – На!  А то в горло  ничего не лезет, глядя на тебя. Всё, брат, больше ничего нет. И не гляди на меня так…
    Лай Серого, азартный и напористый, он услышал издалека. «На кого-то он так?», – думал Роман, пригибаясь под лапами пихт. Вот уклон пошёл резко вниз и Роман, пригнувшись и пружиня на согнутых ногах, заскользил к ост-ровку берёз среди хвойных деревьев. Собачий лай усилился, он стал тормо-зить пихтовой палкой и, заметив впереди лающего пса с поднятой кверху мордой, остановился. Держа ружьё в руках, стал медленно приближаться к Серому, хоронясь за стволами деревьев. Серый сидел под большой березой, и Роман стал внимательно всматриваться в переплетение ветвей дерева.
     «Вот ты где, голубчик… - Крупный тетерев сидел на ветке у самой вер-шины и, свесив голову, с любопытством наблюдал за лающим псом.- Сейчас мы тебя ущучим…». Он взял чуть правее и, хоронясь за молодыми пихтами, осторожно подошёл ближе. Пёс, словно понимая, что должен отвлечь внима-ние косача, дабы тот не заметил охотника, ещё сильнее залился звонким ла-ем.
    «Молодец, Серый…», - похвалил его про себя Роман и осторожно высу-нулся из-за ствола. Подойти ближе не было возможности, впереди, до берё-зы, было открытое пространство, стоило выйти и птица тут же вспорхнёт. Он прикинул, учитывая высоту берёзы, что до сидящего тетерева где-то метров тридцать, а то и больше. Испытывать судьбу больше не стал, прицелился и плавно надавил на курок. Вслед за гулким выстрелом увидел, как тёмный ком птицы падает вниз, шурша по ветвям. Роман поднял тетерева и подмиг-нул пристально смотревшего на него Серого.
    - Думаю, что нам пора домой. Одобряешь? – кивнул он псу. Тот радостно взвыл, видимо, проявляя солидарность с таким решением. И резво потрусил в обратную сторону, к дому…
    Солнце сваливалось ближе к сопке, когда они вернулись домой. Обмахнув ичиги голиком от снега в сенях, Роман вошёл в дом и увидел устремлённые на него взгляды: восхищённый Игната и не просто любопытные хозяев, а с каким-то нездоровым интересом. Он, не спеша снял одежду, повесил на ме-сто, потом зачерпнул ковшиком из кадушки воды.
    Первые несколько дней, когда он пришёл в этот дом, у него была отдель-ные кружка и чашка, согласно канонам раскольников, так называемая «пога-ная» посуда. То есть посуда для чужаков. Он сначала был удивлён таким вот отношением к себе. Но поразмыслив, понял, что староверы во все времена таким вот образом пытались защитить себя от всяческой заразы, что могли принести с собой чужие люди. А где-то через неделю хозяева махнули рукой на это ограничение и с тех пор он пользовался общей посудой.
    - Ну, как, паря, в тайгу сходил? – поинтересовался Евсей, когда Роман по-весил ковшик.
    - Две куропатки и косач. – Сообщил тот, обратив внимание на вышедшую из комнаты Варю с припухшими глазами. Та, скользнув по нему каким-то жалобным взглядом, накинула шубейку и вышла, стукнув дверью. Марфа проводила её взглядом и громыхнула печной заслонкой. Роман понял, что за время его отсутствия в доме что-то произошло.
    - Иде их охомутал? За заимкой? – спросил Евсей, оглаживая бороду.
    - За ней… - Кивнул Роман.
    - Они там завсегда хороводятся, курпачи да косачи. – Заметил хозяин. – Хошь похлёбку из их, смело шагай туды – не промахнёшь.
    - Оголодал, небось? – поинтересовалась Марфа, ставя на стол хлеб.
    - Есть немного… - Согласился Роман. – Но Серый, похоже, сильнее, чем я.
    - Игнаша! Нут-ка снеси ему щец. А то он вдругорядь с вами в тайгу не пойдёт. – Марфа принесла и поставила перед Романом миску с дымящимся варевом. От неё шёл такой вкусный дух, что у него закружилась голова.
    Стукнула входная дверь, вошла Варя, разделась и, не глядя ни на кого, прошла в свою комнату. Роман оторвался от миски, посмотрел ей вслед и по-ложил ложку на стол.
    - У вас что-то произошло, Евсей Пахомыч? Марфа Власовна? – спросил он, переводя взгляд с одного на другого. - Я смотрю - у Вари глаза мокрые… Что случилось-то?
    Хозяин смущённо кашлянул, посмотрел на жену. Та, поджав губы, что-то чистила на маленьком столике у печи.
    - Да тут такое дело… - Начал Евсей. – По деревне слухи ходят, чё ты, паря, Федулу с Лукой накостылял. А нам и невдомёк. Дочя-то промолчала, прие-хамши с сеном. Мать ей всё и выговорила… Та в слёзы…
    - Зря вы, Марфа Власовна, Варю вините. Она тут не причём. Это я её по-просил, чтобы не говорила вам. Не хотел, чтобы вы расстраивались…
    - Да  я  б ничё  ей не  сказала,  но вить стали трепать бабы…  - Она смолкла было, потом махнула рукой. – Да чё уж тут … Болтают, чё Лука увидал, буд-то вы с Варькой на сене милуетесь. Он и полез в драку, а Федул ему в по-мощь. И началось…
    Глаза Романа полезли на лоб. Он не ожидал, что так эту драку представят в
деревне.
    - Ну что за народ… - Он покачал головой. – А вы поверили всему этому? Подумали, что я смогу за всю вашу доброту отплатить вам чёрной неблаго-дарностью? Начать приставать к Варе? – он нахмурился. – Так вот, я расска-жу, как всё было… Мы с Варей нагружали сено: она на стогу, я - внизу, когда подъехали эти двое. Этот Лука стал цепляться к Варе. Я по-хорошему сказал им, чтобы они ехали своей дорогой и не мешали нам.. Вот тут Федул и полез в драку. – Он пожал плечами. – Пришлось ему ответить. А Луку я и пальцем не тронул. Они уехали, а мы закончили работу и тоже поехали домой. Вот и всё...
    - И эх! – Евсей победно глянул на жену. – А я те чё говорил, а? Говорил, чё враки про Романа с Варюхой? Говорил! Так вить поверила етим шалаболкам, а не кровинушке свавой. Взаправду говорят про вас, баб:  волос длинен, а ум короток.
    При этих словах прижухший в углу Игнашка, слушающий всё это, захихи-кал. Мать, заслышав  его смех, сердито глянула на него:
    - Чёй-то ты, сынок, развеселился? – вроде бы ласково спросила она. Тот тут же прикусил язык и втянул голову в плечи. – Ну-ка, брысь отсель. Иди вон к сестре, да успокой её. А то здеся из-за её мокроты вскорости потоп бу-дет.
    - Скора ты, мать, у нас на расправу. – Укоризненно глянул на её Евсей. – Чё ты взъелась на робятишек-то?
    - Да ну вас… - Всхлипнула Марфа. – Крутисся, крутисся цельными днями, а всё не эдак, всё не так. – Она бросила брякнувшую миску на столик и, надев фуфайку, вышла.
    Наступило тягостное молчание. Роману было не по себе, ведь получалось, что семейная размолвка из-за него, как не крути. Молчание прервал Евсей.
    - Ты ето… паря… Не суди Марфу-то строго. У нас матка добрая. Ета она не могёт отойти апосля пропажи Мишани. Шибко она ево любила. Первенец же… - Евсей тяжко вздохнул и, пряча повлажневшие глаза, опустил седую голову.
    Жалость к этим  людям стиснула сердце Романа. Не зная, как их утешать, он решил отвлечь хозяина от тягостных дум. Отнёс опустевшую миску и ос-татки хлеба на столик. Вновь вернулся и сел на лавку
    - Евсей Пахомыч! – дипломатично начал он. – Как-то хотел ты мне расска-зать о соболиной охоте. Может, сейчас и поведаешь о её премудростях, еже-ли время есть.
    Тот оживился, благодарно посмотрел на него:
    - Время у нас завсегда есть. Чаво ж не рассказать-то… Это, паря, самый хитрый и тяжкий промысел. Зверюшка умняшшая и шустрая. Бывалочи го-нясся за ём цельные сутки, а ён возьмёт и обхитрит тя. Так-то вот… 


                ГЛАВА   48
    Снег закручивался вихрями, заставляя смежить веки, просачивался холод-ными змейками в рукава полушубка. Роман, отворачиваясь от секущих лицо струй, чертыхнулся, ругая себя за непривычную мягкотелость. Впрочем, причина согласиться пойти с Варей к Аксиньи была в другом. Просто ему не хотелось огорчать отказом её родителей.
    …Погода разгулялась не на шутку. Уже с утра начал задувать ветер, кры-ши домов стали куриться снегом, солнце скрылось за мутной пеленой обла-ков, позёмок светлыми жгутами пополз по поверхности снежного наста. По-сле обеда непогода разгулялась вовсю. Небо, ещё утром различимое вверху, через несколько часов слилось с несущимся плотными потоками снега в одно светло-серое полотно.
    Прислушиваясь к завыванию ветра, Роман вдруг поймал на себе странный взгляд Вари, сидевший у печи за прялкой. После той памятной поездки за се-ном,  девушка словно сторонилась его. Если он обращался к ней, то отвечала она коротко и сухо, не глядя в его сторону. Первое время он недоумевал, припоминая, не обидел ли чем её. Но ничего не найдя эдакого, счёл такое её отношение за возрастное проявление характера, относясь к ней как к млад-шей сестрёнке. Совсем выбросив момент, когда поймал её на руки у стога, на миг позабыв, что она, в общем-то, совсем ещё девчонка.
    Если бы он знал, что совсем противоположное чувство к нему испытывала Варя. Каждый раз, когда она вспоминала то падение со стога в его руки, тяж-кое сладостное томление охватывало её, заставляя замирать сердце. Но дни проходили за днями, и ничего в отношении к ней с его стороны не менялось. Был он с ней всегда приветлив и добр, иногда шутил, смеялся по-хорошему над её говором, мягко подсказывая, как нужно выражаться правильно. Вече-рами, слушая его очередную историю, она, глядя на него из угла, слабо ос-вещённого керосиновой лампой, вдруг словно глохла. Слова переставали до-ходить до её ушей, она же глядела и глядела на его лицо, окаймлённое свет-лой курчавой бородкой, которую он не стал сбривать по совету её отца, что-бы не отличаться от мужского населения деревни. Ладно, согласился тогда он и сказал, что не будем дразнить гусей. Рассказывая, Роман представлял героев в разных лицах, сопровождая действо разнообразными интонациями, что-то добавляя движениями рук, отчего тени от них на стене начинали жить своей отдельной жизнью, заставляя зрителей сопереживать сказочным пер-сонажам. Но все эти тонкости она не воспринимала, видя перед собой только его шевелящиеся губы и блестевшие глаза, менявшие своё выражение от те-чения рассказа. Они то светились озорством, то лучились добротой, то гнев-но хмурились. В этот момент ей так хотелось прижать его голову с волни-стыми прядями волос к своей груди, что внутри её начинала захлёстывать тёплая волна, а глаза набухали влагой. Но наступал новый день, и Варя с го-речью замечала, что ничего не изменилось, он по-прежнему видел в ней не-смышленую девчонку. Она переживала, заставляя себя лишний раз не смот-реть на него, нередко, гордо подняв голову, отвечала ему как бы через силу, что удавалось ей с трудом. А он будто и не замечал этого, отчего ночами она горько плакала, зарывшись лицом в подушку.
    Вот и сегодня, после обеда, она, перетерев посуду, и глядя на него потем-невшими от волнения глазами, спросила, едва сдерживая дрожь в голосе:
    - Рома, пойдём со мной к Аксиньи?
    - К Аксиньи? – удивился он, вспомнив визит к ней за ружьём, едва не за-кончившийся его совращением. Когда Аксинья после приходила к ним в дом, он всегда чувствовал себя неловко. Но сноха ни разу не намекнула ему про тот случай, ни взглядом, ни словом. Откуда ему было знать о разговоре с ней Вари. - А зачем?
    - У её подруги нонче день ангела, но та дома не могет отмечать – свекруха шибко болеет. Вот и попросила Аксинью у неё отметить.
    - Да я-то с какого бока-припёка туда явлюсь? – удивлённо спросил он. – Подругу её я не знаю, да и других тоже. Как-то неудобно мне…
    - Так про тебя все знают… Мне проходу не дают, всё пытают, отчево мы тя будто взаперти держим. Пойдём, а? – умоляюще попросила Варя.
    - Сходил бы ты с ней уж, чё ли… - Усмехнулась мать, глядя на дочь. Для неё не было тайной её чувства к Роману, хотя Варя не открылась в этом ма-тери. Жалко было ей дочь, но ничего сделать она не могла, помня откровение мужа о Романе.
    - И верно… - Поддержал жену Евсей. – А то всё дома, да дома… Не старик ишо.
   - Мне с вами совсем не скучно. – Вяло сопротивлялся он, уже осознав, что придётся идти. Хотя особого желания не чувствовал. А играть роль свадеб-ного генерала ему ещё не приходилось. Чувствовать себя каким-то музейным экспонатам для местных жителей просто не хотелось.
    - Да и идти одной в такую пургу мне боязно. - Слукавила Варя, видя, что он не особо горит желанием идти туда. Последний её аргумент перевесил его сомнения.
    - Ну, хорошо, Варя, пойдём. – Согласился он, и девушка просто расцвела улыбкой, захлопав от восторга в ладоши. Мать при этом только покачала го-ловой. «Господи, какая же ты ещё дурёха у нас. Видишь же,  как он к тебе относится, а всё одно навяливаешь себя…».
    - А мне можно пойти с ними? – заикнулся Игнат, готовый зареветь, если ему откажут.
    - Щас, разбежался… - Отрезала мать – Мал ишо по взрослым гулькам шас-тать.
    Роман, глядя на готового заплакать мальчонка, кивнул ему:
    - Не огорчайся, Игнаша. Как только погода наладится, мы с тобой пойдём на охоту. Идёт?       
    Тот только благодарно кивнул ему в ответ, давя в себе подступившие слё-зы.
    .Снег нёсся ветром такой плотной массой, что в нескольких метрах ничего не было видно, и они едва не проскочили мимо дома Аксиньи. Обмахнув ва-ленки от снега, вошли в дом. Встретила их хозяйка в небольшой передней комнатке. Одетая в нарядное платье, с яркими бусами на полной шее, Акси-нья слегка зарумянилась при виде Романа, что не осталось незамеченным Ва-рей.  Она хотела сказать что-то резкое в её адрес, но появившиеся в проёме двери несколько любопытных женских лиц, заставили её смолчать.
    - Милости просим, дорогие гости! – взмахнула рукой хозяйка – Раздевай-тесь и проходите в горницу.
    - Здравствуйте! – кивнул Роман, выдерживая взгляды гостей. Помог снять Варе шубейку, отчего девицы в дверях изумлённо разинули рты, - такое здесь было не принято. Варя же при этом гордо вскинула голову, будто такое от-ношение для неё в порядке вещей, перекинула косу на грудь и прошествова-ла  мимо расступившихся гостей в комнату.
    Сельские яства на столе венчались несколькими бутылками с уже знако-мой Роману желтоватой жидкостью внутри. На скамейках сидели гости, в основном все молодые, подстать имениннице. Та сидела во главе стола, Варя подошла к ней, сунула небольшой свёрток в руку, нагнулась и что-то шепну-ла. Потом схватила Романа за руку и потащила его к другому концу стола.
    - Аглая! Падруженька ты моя незабвенная! – подошедшая к имениннице Аксинья стукнула своим стаканом об её посудину. – С днём тваво Ангела! Жалаю мужа ласковова найтить, да робятишек полон двор.- И жеманно отто-пырив мизинец, отпила чуток из стакана.
    Гости захохотали, зазвенели стаканами, а Аглая встала и поклонилась Ак-синье в пояс:
    - Благодарствую, Аксиньюшка! Твои бы слова, да нашенскому Господу в ухи. Тока иде мне ево найтить, мужа-то, апосля мавова  Феденьки. -  Она смахнула набежавшую слезу и выпила стакан до дна.
    - Варя, а она что, вдова? –  тихо спросил Роман, повернувшись к девушке.
    Та поставила стакан и шепнула ему на ухо:
    - Муж ёйный Фёдор утонул в прошлом году в реке. Вдовая она, но живёт со свекрухой.
    - Так это про него мне говорил твой отец. – Вспомнил Роман. – Он с вашим Михаилом был на войне.
    - Вот-вот… - Кивнула девушка. – Одно горюшко свела её с Аксиньей – в один год потеряли мужиков своих.
    Роман задумчиво посмотрел на Аглаю, светло-русую женщину с печаль-ными глазами, внешне более похожую на девушку. «Молодая, а уже тоже вдова.  Где она найдёт тут себе мужа, как и Аксинья? Разве что тоже какого-нибудь вдовца…».
     Любопытными взглядами на сидевшего рядом  с Варей знаменитого те-перь на всю деревню чужака одаривали гости напротив. Парни смотрели оценивающе, девки перешёптывались и хихикали. И сконфужено отводили глаза, встречаясь с ним взглядом. Особый интерес вызывала его кожаная лётная куртка. Сидевший рядом с ним конопатый парень попытался незамет-но пощупать её пальцами и, встретившись взглядом с Романом, удивлённо спросил, таращась круглыми совиными глазами:
    - Слухай, паря, а чё за одёжка ета у тя?
    - Лётная куртка… - Лаконично ответил Роман.
    - А чё это такое?
    - Ну, её носят лётчики.
    - Лёчики? – неуверенно повторил сосед. – А ето хто таки?
    - Люди, кто летают по небу в самолётах.
    Глаза конопатого округлились ещё сильнее:
    - Так ты из ентих, чё ли? Которы на еропланах?
    Роман кивнул: - Из этих…
    Глаза соседа загорелись:
    - Ух ты! И не боисся?
    - Чего бояться-то?
    - Ну, боженька оттель могёт сковырнуть, ежели чё не так. Ты ево там не видал?
    Роман слегка усмехнулся про себя, вновь удивляясь такой темноте в соз-нании местных раскольников и понимая, что вины их в этом совсем нет. Так сказать плоды изолированности от внешнего мира…
    - Тебя как звать? – спросил он конопатого соседа.
    - Из Варгушиных мы… Глеб. А тя звать Романом. Здеся все енто знают. И чё Федулу наподсдавал, все наслыханы. За енто особливо благодарствуем.
    - А откуда ты, Глеб, про самолёты знаешь?
    - От ейнова братки, Мишани… - Глеб кивнул в сторону Вари.- Ён много чаво молвил о страстях тама, на войне. И о ерапланах… Спаси мя и сохрани, Иисусе Христе. – Он тут же перекрестился. Вдруг глаза его вновь расшири-лись и он чуть ли не присвистнул:
    - Опаньки…Глянь-ка, хто пришёл!
    Роман повернул голову – в дверях стоял в заснеженной одежде сын устав-щика Лука со своим неизменным спутником Федулом, державшим в руках четверть с медовухой.
    - Здорово живёте! – писклявым голосом провякал Лука. – Низкий поклон всей честной  кумпании!
  Федул, в ручищах которого четверть казалась простой бутылкой, подошёл к столу и водрузил её на его край.
    - И хто ето вас сюды звал? – Аксинья вышла из-за стола и, подбоченив-шись, уставилась мрачно на пришлых. Лука сразу же напомнил ей Амвросия, постоянно домогавший её.
    - А чё, проздравить с днём Ангела нада чё бы позвали?- Лука нагло уста-вился на вдову. – Ты чё, Ксюша?
    - Для каво Ксюша, а для каво Аксинья Наумовна! Валяйте отсель, покеда я добрая.
    Лука, скривившись, хмыкнул:
    - Ну-ну… Как маво тятю по ночам примать – ента могёшь, а ейнова сына и в вечор не моги. – И он гнусно захохотал.
    - Ах тя вошь водяная, сопля зелёна! – она схватила стоящий у печи ухват и замахнулась на него.
    - Ты чё, ты чё… - Побледнев, вскинул руку Лука.
    Выдвинувшись вперёд, Федул перехватил ухват и выдернул его из рук Ак-синьи. – Ты ета, таво, не шуткуй, баба… А то… - Прогудел он  неправдопо-добно утробным басом, и на глазах у всех играючи сломал железные рожки ухвата. Ухмыльнулся в бороду и бросил обломки в угол.
    - А то чё? – не сдавалась хозяйка.
    - Так эта… Могём поучить маненька…. – Свирепо уставился на неё вели-кан, выдвинув вперёд мясистую нижнюю губу. «На бульдога смахивает…».- Заметил про себя Роман и оглядел стол: мужики и парни сидели молча, кто смотрел на всё происходившее, как на представление; другие уставились в стол взглядом – желающих вступиться за хозяйку не находилось. Он вздох-нул и начал подниматься из-за стола.
    - Рома… не надо…- Прошептала бледная Варя, ухватив его за рукав. – Не надо… - Тоскливо повторила она. Но поднимавшего из-за стола Романа уже увидел Лука. Выпучив глаза, он отшатнулся назад, словно его в грудь удари-ли. Заикаясь,  выдавил из себя:
    - Федул… эта… тута он… Вишь? – и испугано попятился назад.
    Туша Федула повернулась в сторону Романа, и он увидел промелькнувшее в его тёмных выпуклых глазах торжество.
    - Эй, друзья! – миролюбиво начал Роман. – Может, не будем портить лю-дям настроение? Как-никак день Ангела здесь отмечают.
    Пришедший в себя Лука злобно рассмеялся, раздувая ноздри тонкого хря-щеватого носа:
    - Ты… Ты хто таков, шоб здеся свои порядки уставлять? Вы токма гляньте на ево, на ентаво безбожника, анчихриста! Пригрели ево Савины, а своей глупой башкой не докумекали, чё на общину за ента Господь могёт наслать напасти всячески! И все здеся… - Он обвёл взглядом сидящих за столом. - Не боитесь сидеть вместе с ём, со слугою сатано? И божьи яства вкушать?
    - Христиане! Слуги Господа нашенскава! – истово перекрестился Федул. – Взашей ево, взашей отсель! Гоните сатано! – проревел он, злобно глядя на Романа, то сжимая, то разжимая пудовые кулаки. Ненависть так и клокотала в его выпяченных губах, в оскале жёлтых зубов, в дегтярно-чёрных выпучен-ных глазах, во всёй его многопудовой туше…
    - Ну, ты… огрызок отцовский! – Аксинья подошла к Луке. – Забирай сваво слугу Маммоны и выметайтеся с маво подворья!
    Сын уставщика оскалился волчьей улыбкой, взмахнул рукой с растопырен-
ными пальцами, словно намереваясь ударить её и, теряя самообладание, прошипел:
    - Ах ты отцовска подстилка, сучка драна… Вовсе страх потеряла? Хошь, штоб и тебя спровадили в геенну огненную, как тваво муженька? – и тут же в его глазах мелькнул испуг. Он осознал, что в запале проговорился  о том,  о чём знали только посвящённые. Может Аксинья  не  поймёт, о  чём  идёт  речь?  Та  и в самом деле удивлённо раскрыла глаза, пытаясь домыслить, что сказал Лука, но не успела – стремительно нарастающие далее события начис-то вышибли у неё из головы невольное признание Луки.
    Роман понял, что дальше медлить нельзя и что-то надо предпринимать, да-бы оградить
    Аксинью от потерявших рассудок непрошенных визитёров. Он обогнул стол с гостями, что во все глаза смотрели на происходящее и, обогнув стоя-щего столбом Федула, схватил отшатнувшегося Луку за грудки и притянул к себе:
    - Что ж вы творите, уроды? – гневно проговорил он и с силой отшвырнул его от себя. Потеряв равновесие, Лука  спиной вышиб входную дверь и, за-цепившись пятками за порог, улетел в сени.
    - Ро-м-а-а-а! –  Варин крик заставил Романа оглянуться – опомнившийся от неожиданности Федул занёс над ним свой громадный кулак. Но реакция Ро-мана, бывшего лётчика-истребителя, оказалась быстрее. Когда прислужник семейства уставщика, как казалось ему, уже был уверен в победе, его про-тивник внезапно исчез и кулак только рассёк воздух. Удивлённый Федул, провернувшись по инерции, оглянулся, ища проворного безбожника, и тут же получил ошеломляющий  удар в лицо, отчего в глазах засверкали искры. Он невольно схватился за нос, из которого полилась кровь и тут же новый хлёсткий удар под рёбра заставил его пошатнуться. Невыносимая режущая боль в правом боку пересекла дыханье, он, разинув рот, согнулся, роняя кап-ли крови из разбитого носа на пол. В тот же миг Роман, схватив его за голову и дёрнув её вниз, врезался коленом ему в подбородок. Что-то хрустнуло, и Федул, как подрубленный, рухнул на пол. 
    В комнате повисла мёртвая тишина. Гости во все глаза уставились на Ро-мана, удивляясь тому, как он в считанные минуты расправился с грозой ме-стных жителей – Федулом. Обладающий медвежьей силой и недалёким умом, был он послушным орудием в руках Амвросия. С его помощью устав-щик, не медля, расправлялся с недовольными, стоило только кому-нибудь из  жителей деревни  проявить строптивость. Он  в  ход  пускал  слепую силу своего покорного держиморды, когда увещевания и угрозы с амвона молель-ного дома не действовали. Изворотливый и хитрый, уставщик отлично пони-мал, что его власть до сих пор держится только на темноте и невежестве его паствы. Но не мог не признать себе, что устои раскольнической веры начи-нают подтачиваться. И начало этому разрушительному процессу способство-вали те, кто вернулся с войны в эту затерянную деревеньку. Понимая, что они своими рассказами о том мире, который по своей сути был полной про-
тивоположностью раскольничеству, подрывают веру в незыблемость старо-обрядчества, Амвросий стал действовать осмотрительно. Не вступая с этими отступниками в открытую вражду, он в своих проповедях неустанно напоми-нал о веротерпимости к заблудшим, призывал их неукоснительно соблюдать каноны истинной веры, не распространять крамольные и богохульные исти-ны. От остальных божьих овец требовал не прислушиваться к ним, ибо в ге-енне огненной будут гореть не только те, кто изрекает, но и кто слушает. А когда он понял, что не внемлют ему они,  предал их анафеме. И кое в чём преуспел: одни из отступников ушли в тот антихристов мир, к оставшимся пришлось применить другие методы, задействовав истинных ревнителей ве-ры с Федулом во главе.
    Вот и теперь, некоторые из гостей, боясь, что на них падёт кара со стороны уставщика за то, что они оказались свидетелями расправы над Лукой и Фе-дулом, и не вступились за них, срочно засобирались домой.
    - А с ним чё таперча мне делать? – растеряно вопрошала Аксинья, стоя у мычащего на полу  Федула.
    Роман, остывший после этой схватки, вышел в сени, но Луки там не оказа-лось. Видимо, тот, увидев печальный финал, попросту сбежал.
    …- Убью сатано… убью… Всех порешу…- Скрипел тот зубами, спотыка-ясь о неровности дороги и не обращая внимания на круговерть пурги. Злоба клокотала внутри его, сознание рисовало всё новые и новые детали проис-шедшего в доме снохи Савиных. Унижение, которое он испытал впервые в жизни, когда его выкинули, как шелудивого щенка в сени, молотом стучало в голове, заставляя терять рассудок. Ещё никто в его жизни так не поступал с ним. Сын уставщика с детства усвоил одно – он не такой, как все. Он видел, как ломали перед ним шапку взрослые мужики при встрече. Что ему дозво-лено многое, и что он может спокойно поступать так, как посчитает нужным, он понял давно.
    Ослеплённый ненавистью, Лука вбежал в дом и направился в комнату, где висело на стенке их оружие. Схватил берданку, зарядил жаканом, сунул в карман десяток патронов. Кинувшись к двери, столкнулся с отцом. Тот, толь-ко что сотворив вечернюю молитву во славу божью и отвесив десяток по-клонов перед образами, направлялся в свою опочивальню. Увидев в руках Луки оружие и заметив остекленевшие  от ненависти его глаза, уставщик по-ложил руку на ружьё:
    - Ето ты куды, сын мой? – спросил он, ясно понимая, что с тем произошло что-то непредсказуемое, что заставило его схватиться за оружие.
    - Убью… всех убью… - Цедил в прострации Лука, оскалив зубы. 
    Понимая, что в таком состоянии тот ему толком ничего не объяснит, ус-тавщик размахнулся и ударил сына тыльной стороной ладони по одной щеке, затем по другой. Голова Луки мотнулась туда-сюда, в глазах появился ос-мысленный блеск.
    - За чё, тятя? – слезливо пробормотал он, потирая покрасневшие щёки.
Мало того, что тот анчихрист выкинул его из избы, так теперь ещё и отец от-хлестал.
    Амвросий вырвал у него берданку из рук. Затем схватил его за рукав и чуть ли не волоком потащил в спальню. Лука послушно плёлся за ним. В жарко натопленной опочивальне – уставщик любил тепло, он толкнул сына на табурет, сам присел на кровать и поставил на пол оружие, поместив её между колен.
    - Таперча сказывай, сын… Так, чё бы я понял.
    …Амвросий сидел молча, переваривая услышанное от Луки. «Вота оно как повернулося… Чуял я, ох чуял, чё с ентим безбожником жисть здеся худой стороной обернётся. И на вот те… началося. Надоть ентому анчихристу кры-лышки-то укоротить. Да так, шоб от ево и мокро места не сталося. По-другому никак не можна – смута в головах овцов божьих начинат гнездовья плесть. Чё у Савиных, чё у ихой снохи Аксинья…Допустил до плоти свавой, так нет, рыло воротит  – тварь неблагодарна.. А таперча ишо те, чё надсмеха-лися сёдни над единокровным, плоть от плоти, сыном Лукой. Ничё, всех в бараний рог скручу, всем напомню, хто овцы, а хто пастырь божий…».
    Он посмотрел на Луку, его блеклое лицо. Заряд ненависти у отпрыска про-пал, сидел тот сгорбившись, повесив уныло нос. «Не моя кровь, ох, не моя…-  Амвросий, сожалея, вспомнил о жене. – Не с ней, лядащей, надо бы кровя свои мешать. Тока чё таперча об ентим голову ломать. Чё есть, то есть – дру-гова не дадено…».
    - Чё я баю, сын… Ентова безбожника гольными руками не взять. Тута нада покумекать…   
    - Чё тут кумекать… - Буркнул Лука. – Пристрелить ево, да и вся недолга.
    Амвросий довольно крякнул – таким сын нравился ему больше.
    - Верно баешь. Но токма делать надо с головой.
    Тот ухмыльнулся, окончательно придя в себя:
    - С ём сотворим так же, как с Мишкой Савиных.  Бают, чё ён нередко один шастат в тайгу. Подкараулим и шлёпнем. Али как Федьке головёнку проло-мим…
    - Надо токмо подале от деревни. Чё бы не нашли. – Уточнил уставщик.
    - Знамо дело…Мишку-то не нашли… - Кивнул Лука. – Вот Федул оклема-ется, и начнём скрадывать зверя двуногова. – Глаза его загорелись в пред-вкушении захватывающего события – охоты на человека.
    - Чё с Федулом-то?
    Губы Луки пренебрежительно скривились:
    - Када я уходил, валялся он на полу, как тот кабан подстреленный. Вся морда в юшке кровяной, лежит и ногами сучит.
    - А чё ты ево тама оставил? Надоть было подмогнуть ему…
    - Подмогнуть? – вылупил на него глаза сын . – Ты чё гришь, тятя? Тада бы я рядком с Федулом  валялся…
    - Ловок, анчихрист… ловок. – Покрутил головой Амвросий. –  Надо же… 
Как ён с Федулом-то, с ентим бугаём совладал? Диву даюсь… Помнишь, Фе-дул быка общиннова на хребтине поднял?
    - Ха! Федул! Ён бугай горазд  супротив наших мужиков, а супротив бродя-ги щеном выказался. Шибко увалень, машет свомя кувалдами, а толку пшик. – Пренебрежительно махнул рукой Лука  - Вот и насовал ему тот под завязку. Ничё, супротив пули тому ничё не поможет. – Убеждённо заявил он. - А апосля и со всей етой семейкой Савиных  разберёмся. Пущай воду не мутят средь православных.
        - Так ужо всех? - Уставщик прищурился – сын поворачивался совсем другой стороной. «Эк, как ево скорёжило… Готов всех под корень свести, хто супротив ево пойдёт. Ай да сынок! Зубья-то ужо, как у волчонка, проре-зались. Здря я на ево подумал – моя в ём кровя течёт, моя…». – А как же Варька?
    - А чё Варька? – оскалился сын. – Така же сучка, как все они. На ёй свет клином не сошёлся.
    - Ой, ли? Девка-то ягодка…  Ужотка поспела, надавишь – соком изойдёт. – Плотоядно облизнулся Амвросий. Сын, заметив это, не удивился. Папаша был ещё тот кобель – редко пропускал какую юбку. Болезненная жена рано развязала ему руки в этом деле. Пользуясь своей неограниченной властью в деревне, уставщик, принимая кающихся селянок, нередко принуждал неко-торых к соитию. Всё зависело от привлекательности и возраста. А когда кто-нибудь из них робко возражал, утверждая, что это грех, то у него всегда на-ходился веский аргумент, почерпнутый из святой книги: «не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасёшься». И на многих это действовало без-отказно…
    - На мой век других девок хватит… А с Варькой …. – Лука посмотрел на отца, ухмыльнулся: - Соком, гришь, изойдёт?.. А чё… И надавлю, не откру-титься, сучка … Расплатится со мной за всё.. Апосля подумаю, чё с ею со-творить…
  …Аксинья устало опустилась на лавку, украдкой глянула на Романа. Тот сидел, уставившись в пол - драка с Федулом оставила в нём неприятный оса-док. Хотя он и видел  в глазах большей части гостей одобрение своим дейст-виям: защитил хозяйку дома, в очередной раз показал сынку уставщика и их приспешнику и грозе деревни Федулу, что безнаказанность может однажды привести к противоположному результату. Что и получилось здесь. Праздно-вание дня Ангела оказалось скомканным. Гости сразу же разошлись. Федула забрали двое мужиков, дома их были неподалёку от Амвросия. Погрузив многопудовую тушу на санки, которые оказались у Аксиньи в сарае, они со своими жёнами поволокли их под завывание пурги, проклиная про себя и Амвросия и его сына с Федулом.
    Варя, закончив греметь посудой в закутке, подсела к Аксиньи и что-то шепнула ей. Та сначала удивлённо глянула на неё, потом рассмеялась и толкнула её плечом:
    - Чё-то я совсем голову потеряла! Давайте-ка, гости дорогие, за стол. – И заметив недоумённый взгляд Романа, сказала: - Исть хочу, спасу нет. Да и вы, думаю, тоже. Видала я, чё ты, Роман, да и Варя почти ничё не ели.
    - Может, мы с Варей домой уже пойдём? Времени много, – он достал из кармана часы. – Уже десять.
    - Не пущу я вас по такой пуржище-то. Слышите, как она завыват?  Здеся сёдне переначуете. – Непререкаемым тоном заявила хозяйка. – Да и неспоку-ха мне… Вдруг Лука заявится? Чё я, баба, с ём смогу сделать?
    Гости переглянулись, Роман неуверенно спросил девушку:
    - Что скажешь, Варя?
    Та пожала плечами:
    - Не знаю… - С одной стороны ей не хотелось, чтобы он оставался на ночь в доме Аксиньи, хотя та тогда поклялась, что больше не станет приставать к Роману. С другой стороны она едва успокоилась после случившегося здесь, и просто не хотелось из тепла выходить на улицу, где уже давно темно и во всю царила пурга.
    - Давай так… Как скажешь, так и поступим. – Предложил Роман.
    Варя посмотрела на Аксинью и встретила её почти умоляющий взгляд. Да и напоминание о Луке задело. В самом деле - оставлять сегодня её одну ни-как нельзя.
    - Давай, Рома, останемся   Чё мы будем Ксюшу одну  сёдни оставлять?
    Хозяйка улыбнулась и благодарно поцеловала её в щёку. И скомандовала:
    - Варюха! Гоноши на стол закуски, да вытащи из печи чугунок. Тама ту-шёная зайчатина с картохой. Из-за ентих паршивцев нихто из гостей не спро-бовал.
    - Нам боле достанется… – Рассмеялась Варя, соскакивая с лавки. Она уже окончательно пришла в себя, да и в молодости всё плохое быстро забывается.
     - Мне что делать? – поинтересовался Роман.
    - А ты расставь на стол чистые тарелки с ложками и вилками. Я же медо-вушки налью.
    Аксинья прошла в закуток, где стояла на полке четверть с медовухой, на-лила три стакана.  Потом, поколебавшись немного, достала из висящего на стене шкафчика  бутылку. Тяжко вздохнула: - Прости мя, Иисусе Христе, за недозволенное… - Прошептала она, перекрестясь, и в два стакана подлила по ложке жидкости.
    - Давайте выпьем за тебя, Роман! – предложила хозяйка. – Благодарствую, что заступился за меня. От ентих  всё можно было ожидать. – Она стукнула своим стаканом о его.
    - Э-э! – Аксинья покачала головой, заметив, что Роман отпив пару глотков, ставит стакан на стол. – Так не годится. За своё здоровье надоть пить до дна. А не то можно заболеть. Это нам с Варюхой постольку не выпить. Но ты же мужик!
    Усмехнувшись этой логике, Роман послушно допил пахучую жидкость. И,
оглядев стол, подцепил на вилку кусок сала. Потом выпили ещё – за хозяйку, за здоровье всех…
    В голове у Романа зашумело, теплота разлилась по телу. Женские щёки раскраснелись, Аксинья и Варя, перебивая друг друга, рассказывали об своих переживаниях сегодня, о том, как они благодарны, что Роман сумел образу-мить этих двоих незваных гостей. И хозяйка снова и снова подливала в ста-каны…
   Ласковые волны качали его своими  нежными прикосновениями. Он со-вершенно не удивился, когда чьи-то руки, тёплые и почти невесомые, стали гладить его лицо, проводя пальцами по бровям, носу, щекам. Потом перебра-лись на грудь, теребя завитки волос.  Мягкие губы коснулись его губ, чуть слышный голос навевал какие-то воспоминания о прошлом, которое совсем не вернуть, но можно вспомнить самые лучшие мгновения прошедшей жиз-ни. Он знал наверняка, что рядом с ним та, которую он потерял, но которая сейчас рядом с ним. Как она оказалась сейчас здесь, его не интересовало. Чтобы удостовериться в том, что это она, он спросил с дрожью в голосе:
    - Света? Это ты?
    Короткое молчание и затем тот же голос и знакомый, и незнакомый с оби-дой произнёс:
    - Да, милый, это я…Я так соскучилась о тебе.  Ты уже разлюбил меня и за-был?
    На что он горячо стал уверять её, что она всегда мысленно с ним, что лю-бит только её.
    В ответ она прильнула к его губам своими горячими губами с такой силой, что он чуть не задохнулся. Тем временем её рука опускалась по его телу всё ниже и ниже, вызывая жгучее непреодолимое  желание. И вот могучая и не-удержимая тёмная волна захлестнула всё его существо, напоминая о перво-бытном зове плоти, которому просто нет сил сопротивляться. Волны стали раскачивать его всё сильнее и сильнее, унося в неповторимый мир чувствен-ности, которое непреодолимо охватывало его. И наступил миг, когда неисто-вый взрыв, казалось, распылил его на мельчайшие частицы, сгоревшие в ог-ненном вихре неистового наслаждения…
    - Как спалось на новом месте? – спросила его Аксинья утром, когда они сидели за столом и пили чай.
    - Прав был Евсей Пахомыч, когда предупреждал, что медовухи много пить нельзя. – Смущённо заметил Роман. – Не помню тот момент, когда и как ушёл спать.
    Аксинья и Варя переглянулись и засмеялись. Он неожиданно для себя по-краснел:
    - Получается, что вы меня уложили спать? Ещё и раздевали, что ли?
    - Мы, мы уложили…  Пришлось тебя положить на постель. До полатей ты никак бы не добрался. – Весело объяснила хозяйка. – А разделся сам, 
    - Хорош гость, нечего сказать… Сам улёгся на кровать, а вас загнал на по-лати. Ну и ну… - Пробормотал он в замешательстве.
    - Перестань, Роман! Я и на полатях выспалась. Вот не знаю, как Варюха…
    - А я ничо не помню. – Засмеялась девушка. – Как легла, так будто прова-лилась.
    - Ну и чё снилось? – не отставала от него Аксинья.
    - А-а… - Он махнул рукой. – Что-то из прошлого, глупости всякие. – Ро-ман не заметил, как при его словах хозяйка загадочно улыбнулась краешками губ. Варя, наблюдавшая  за ней, неожиданно спросила:
    - Ксюша, а чёй-то у тебя губы припухшие? Будто с кем-то цаловалася…
    Та неожиданно покраснела:
    - Ты чё, Варюха? С кем бы я тут могла целоваться? – потом рассмеялась: - Могёт, с домовым? Других мужиков здеся не было.
    - А Роман? Ты ево разе за мужика не считашь? – спросила Варя, с подозре-нием глядя на неё.
    - Дак ты ж сама видала, как ён спать лёг. Никакошенький… Да и у нас с тобой уговор. Ты чё, совсем запамятовала?
    - Я запамятовала? Я-то помню! А вот помнишь ли ты? – сверкнула глазами девушка.
    - Это вы о чём? – не понял Роман, глядя на них. – Что случилось?
    - Да всё ладно… - Отозвалась Аксинья. – Видать, Варюхе плохой сон при-снился. Вот она и городит невесть чё.
    - Ага, горожу… - Девушка поджала губы и отодвинула от себя чашку:
    - Благодарствуем, хозяйка, за хлеб – соль. Айда, Рома, домой. -  Варя вско-чила из-за стола.
    Роман посмотрел на Аксинью, пожал плечами:
    - Варя права… Засиделись мы в гостях. Пора и честь знать. Спасибо, Ак-синья, за всё! И извини, если что не так…   
     Пурга продолжала буйствовать. Они шли, прикрываясь от порывов ветра со снегом, Варя крепко держалась за рукав Романа, и невесёлые мысли тума-нили её голову. А что если Ксюха ночью миловалась с Романом? – она резко остановилась и дёрнула его за рукав.
    Тот повернулся к ней и, прикрываясь от несущегося снега:
    - Что случилось, Варя?
    - Ну-ка посмотри мне в глаза! – потребовала она.
    - Да что с тобой? – удивился он, смотря в её потемневшие глаза. Мгнове-ние она всматривалась в его зрачки, пытаясь что-либо понять, но его спокой-ствие перебороло её подозрительность. Внезапно она улыбнулась, резко при-тянула его за отвороты полушубка к себе и чмокнула в губы. Смущённо за-хихикала и, оттолкнувшись от него, пошла к воротам своего дома. Роман ошеломлённо смотрел ей вслед. «Вот же взбалмошная девчонка… И чего в голову ей взбрело?»…
    … А в это время Аксинья стояла на коленях под образами и, глядя на ико-
ну, усиленно крестилась и клала поклоны, повторяя вновь и вновь:
    - Матерь наша, пресвятая богородица! Прости и помилуй мя за все погре-шения, явные и тайные… Особливо за сёдняшную ночь… Нарушила я клятву даденную сестре свавой по вере, совратила плотской любовью мужа, коим она хотит видеть ево рядом с собой. Прошу не корысти ради, но помоги мне зачать робёночка. Век табе буду благодарно. Прости и помилуй… - Ещё дол-го и истово молилась она, усиленно кланяясь, накладывая на себя двуперстие и глядя на потемневший от древности лик богородицы на старинной иконе, которую, как говорила бабушка, в своё время освятил знаменитый старец Аввакум…


                ГЛАВА   49
    Где-то к полудню они добрались до дальних увалов перед громадиной ис-полинского кряжа, тянувшегося от главного хребта Сихотэ-Алиня вплоть до океана. Подъём усилился, между скальными выступами и гранитными лбами стали попадаться кедры, одиночные и группами. На редких полянах тут и там отчётливо змеились стежки следов. Серый, кружил вокруг, вбирая многочис-ленные запахи, до сих пор улавлемые его чутким носом. На второй поляне, почти у самой границе верхушки увала, среди многочисленных следов  Евсей Пахомыч сразу засёк кричащий о себе след.
    Припав на колени, старый охотник, снял рукавицы и осторожно подцепил пальцами лунку следа, которая тут же распалась на крупинки снега:
    - Мотрите… - Обратил он внимание Романа и Игната, стоявших рядом. – Свежий, в руках не держится. Однако, совсем недавно прошёл.
    Если для Романа это мало о чём говорило, то для отца и сына перед их гла-зами встал самый ценный зверёк этих мест – соболь. Тёмно-коричневый, ис-кромётный, с мягким и шелковистым мехом…
    След причудливыми загогулинами тянулся сначала по над вершиной ува-ла, огибая стволы кедров, гранитные выступы и постепенно уводя охотников вниз, к пади. Серый, закрутив кольцом хвост, опережая охотников, мелькал между кедровыми стволами, иногда оглядываясь на их, словно негодуя. Что это, мол, вы тянитесь, как неживые? Ведь уйдёт же, уйдёт…
    А след почти кричал о себе: вот зверушка застыла на месте, перебирая лапками – то ли что-то заметила, или прислушивалась. Через десяток метров соболь зачем-то махнул на ствол кедра – Евсей Пахомыч погладил едва за-метные царапинки на коре, - спустился вниз и галопом помчался к вершине увала. По дороге оббежал старую колодину, жёлтенькой строчкой окропил девственную белизну снега и поскакал дальше. Перемахнул вершину и, крутя полукольца следов, пошёл вниз.
    Притормаживая пихтовым шестом, вырезанный по совету Евсея, Роман осторожно спускался по его следам, завидуя Игнаше, который шустро катил-ся вниз, лавируя между стволами деревьев. И всё-таки на повороте не удер-жался и свалился в пушистый снег. Чертыхаясь, поднялся и вновь поехал вниз, вслед за знакомыми фигурами, которые остановились у самого низа котловины.
    По дну её бежал ручей, теперь закованный в ледяной панцирь, но кое-где ещё курившийся густыми прядями пара. Ещё на подходе к стоявшим у ручья отцу и сыну, Роман заметил множество таких же следов, как тот, по которо-му  они шли. Все они сходились у здоровенного выворотня – свалившаяся некогда лесина лежала, перегораживая ручей. Все следы слились в одну тро-пинку  среди хаоса торчащих сучьев и валёжин.
    - Вот, паря, самое то место, иде и будем сторожить ловушку. – Евсей Па-хомыч снял заплечный мешок, вытащил из него холщёвые перчатки и надел. Затем извлёк капкан и положил на хвойную ветку, сломанную с ближайшей лесины. Не касаясь лыжами соболиной тропинки, он аккуратно вырезал квадрат слежавшегося снега со следами.  Осторожно подцепил его и положил рядом. Руками в перчатках, которые, как и капканы, были выварены в хвой-ной воде с одной целью – не спугнуть чуткого зверька, - выгреб и отбросил в сторону лишний снег. Поместил в образовавшуюся ямку настороженный капкан и сверху прикрыл той пластиной снега. Получилось так ловко - со стороны совершенно не было заметно,   что здесь стоит ловушка.
    - Здорово! – не удержался Роман, удивляясь ловкости охотника. Впрочем, он понимал, что это завидное мастерство выработано годами упорного и тя-жёлого труда.
    - Это чё! – Игнат сдвинул шапку на голове. – Тятя и не такое могет. Середи нашенских мужиков он не из последних по ентому делу.
    - Кто бы сомневался… - Подмигнул ему Роман и, не удержавшись, ткнул его в бок.
    - Ну вот, айда, робята, искать таки вот места. – Евсей Пахомыч накинул на плечи мешок и двинулся в сторону захлёбывающего лая Серого.
    Похожих на такое место они обнаружили не менее десятка. Насторожив все капканы, старый охотник повёл свою команду к чернеющему  впереди, на фоне блеклого неба, кряжу. Подойдя к его подножью, Евсей Пахомыч свер-нул в сторону распадка, сплошь заросшего островерхими пихтами и кедра-чом. Войдя в это сумрачное царство, они через какую-то сотню метров по-дошли к старой избушке, глядевшей подслеповатым оконцем на выемку сре-ди валунов, откуда выбивался едва заметный парок.
    Подойдя к избушке, Евсей и следом за ним Игнаша, перекрестились и на молчаливый вопрос Романа охотник объяснил:
    - Это избушка Корнея Самохина была. Таперча, вот, давно бесхозна… Хто, как мы, сюды приходит на промысел, останавливаются на ночёвку. А тама ключ, в крепкие морозы не замерзат.
    - Это тот охотник, который… - Роман вспомнил тёмный крест среди белых берёз на одном из увалов и рассказ Вари.
    - Он самый, бедолага…  Царствие ему небесное… - Кивнул Евсей и вновь
перекрестился.. – Айда в избушку, а то тёмно становится.
    В тесном помещении разожгли каменку. Светлые полосы от огня в печурке вскоре заплясали по стенам. В их свете охотники наскоро закусили съест-ным, что взяли с собой из дома и расположились на нарах. Устали они из-рядно за день, наполненный поисками соболиных следов, установкой лову-шек, для чего пришлось то подниматься на увалы и сопки, то спускаться  вниз, в распадки и урочища.
    Роман уснул не скоро. Слушая сопение лежащего рядом Игнаши, преры-вистый храп Евсея и вздохи лежащего внизу, неподалёку от печи, Серого, он вновь «перелистывал страницы» сегодняшнего дня. И уже в который раз за-давал себе вопрос, а смог бы он жить жизнью этих людей, добывая себе хлеб постоянной работой по дому и не безопасным промыслом в тайге. И в кото-рый раз не находил у себя ответа. «Хватит забивать себе голову этим, дру-жок. – Попенял он себе. – У нас есть конкретная цель. А всё остальное по-том…». Закрыл глаза и вскоре уснул…
    Евсей поднял их рано, как только в оконце забрезжил рассвет.
    - Вставайте, робята… Охотника, как таво волка, ноги кормят, да время.
    Съели по ломтю вяленого мяса, попили чаю с домашними ватрушками, и выбрались из сказочного леса, как прозвал про себя это место Роман. Да и то сказать, уж больно был похож этот распадок с дремучей чащей и старой из-бушкой на картинки из сборника сказок, с которыми в детстве подружился маленький Рома.
    - Ну, с Богом, ребятушки! – произнёс Евсей Пахомыч, перекрестившись, и пошёл по-молодому широким шагом. Красное солнце в морозной дымке по-золотило вершину кряжа. Охотники шли вдоль его низа, по своей вчерашней лыжне. Серый, чувствуя, что от него сегодня потребуются на охоте, трусцой бежал по лыжне, сохраняя силы. Через версту они свернули в ложбину, кото-рая разводила в стороны склоны кряжа. Тут и там виднелись на них камен-ные россыпи, торчали из склонов массивные скалистые выступы, словно зу-бы сказочных драконов. Между ними стояли редкие кедры и пихты, как ча-совые, словно охраняя покой этих мест.
    Добравшись до средины подъёма, Евсей Пахомыч остановился, тяжело дыша:
    - Однако, надоть передохнуть маненько. Тама… - Он кивнул в сторону дальнейшего подъёма, - в прошлом годе мы с Игнашей видали следы зверу-шек. И не мало… Помнишь, сынку?
    - Как быдто сёдни было, тятя. – Подтвердил тот, снял шапку и ожесточён-но почесал голову, от которой валил пар. - Мы тама пяток горностаев взяли, да пару лисиц, и колонков кучу. – Не удержался похвастать он перед Рома-ном.
    - Ладно табе сказы городить, Игнаша. – Усмехнулся Евсей, ласково глядя на сына. – Пошли дале, а то к полудню на заберёмся на место.
       Первые следы соболя они обнаружили на седловине кряжа, те юркой
змейкой уходили по склону. Серый коротко гавкнул и помчался по следу, за-драв хвост. Охотники поспешили за ним. След начал петлять, то тормозясь у валёжин, в одном месте  напал на россыпь упавших по осени шишек с кедра, стоявшего в одиночку неподалёку. Оставил кучку шелухи, кинулся дальше, На своём пути спугнул лёжку куропаток, но ни одну схватить не сумел.
    - Подхарчился ён орешками справно, сытый… Посему и не ухватил курап-чонку… - Читал охотник замысловатую лесную летопись. – Далёко не уйдёт, догоним… - Оптимистично заявил он, шагая размашисто по следу.
    Зверёк, добравшийся до убежища бурундука в старой трухлявой колодине, замер, выгнув спину. Настороженно вслушался в звуки и, почувствовав опасность, кинулся к стоящему неподалёку могучему кедру. Взлетел вверх, кинулся по толстой горизонтальной ветке, роняя иголки на снег. Перепрыг-нул на другое дерево, спустился по стволу вниз, оставляя приметные царапи-ны. Промчался по закурившемуся под его лапками снегу, вскочил на пова-ленное дерево, прошёлся от комля до вершины. Спрыгнул на снег и резко повернул в сторону. Но не повезло ему. Серый учуял зверька и кинулся на-перерез, срезав короткий угол. Услышав преследователя, соболь взобрался на толстое дерево и, прильнув к мощному суку, затаился. Но пёс был опытным промысловиком, избегавшим по тайге сотни километров, поэтому он точно определил, где находится добыча. Вывалив розовый язык, Серый, задрав го-лову и крутя ею влево-вправо, высматривал соболя. И заметил пушистый дёргающийся хвост.
    Услышав яростный лай собаки, Евсей на миг замер, определяя направле-ние. И бросил подбежавшим Роману с Игнашей:
    - Усадил-таки яво. Тока бы не спужнуть… Айда за мной, тока тиха. – И медленно пошёл  в  сторону,  где  надрывался  Серый.  Шаг за шагом старый охотник подкрадывался к дереву, на котором затаился зверёк. Вот впереди тот самый кедр, под которым прыгает, беснуясь, в ярости пёс, оттого, что не может достать желанную добычу. Прячась за стволами деревьев, Евсей под-крадывается всё ближе и ближе. Шаг… второй… ещё один… Он осторожно высунулся из-за ствола, прощупывая взглядом лесину. Ну, где же ты? Где? И, наконец-то, сморгнув слезинки, выкатившиеся от напряжения из глаз, заме-тил притаившегося соболя – тёмное тельце и пушистый хвост. Затаив дыха-нье, Евсей медленно поднял ружьё. Щёлкнул выстрел, перевернувшись в воздухе, зверёк упал в снег.
    - Господи, милостивый и вездесущий, баслови раба тваво, - перекрестился он. И, встряхнув за задние лапки тушку соболя, Евсей победно глянул на подбежавших к нему сына и Романа:
    - Ну, робятушки, с почином…
    К концу второй недели на счёту охотников было полдюжины добытых со-болей, четыре лисы, два десятка горностаев, столько же колонков и белок. Отличился Игнаша, отколовшись от отца с Романом, он сумел добыть само-стоятельно двух лис, пять горностаев и соболя. Сидя вечером в избушке в тот памятный вечер, он взахлёб рассказывал, как сумел добыть этого редкого и осторожного зверька.
    … Почему он остановился именно около этого дерева, Игнат не мог объ-яснить сам себе. Видимо, оттого, что оно отличалось от других густотой ве-ток  Подойдя к нему, прислонился к стволу и замер. Как наставлял его отец, на таких деревьях обычно устраивают свои гнёзда белки. Он хотел, было, уходить, почувствовав, что начинает мёрзнуть, как чья-то тень мелькнула на-верху у соседнего крупного кедра с совершенно лысым стволом, за исключе-нием верхушки. Повернув голову, парнишка заметил огненно-красный ко-мок, копошащий у тёмного пятна на стволе.
    «Это же колонок… - понял он. – Ну, паря, ты сам ко мне явился…». Осто-рожно прицелился и нажал на курок. Гулкий выстрел прервал деятельность зверька. С прострелянной головой тот упал в десяти метрах от стрелка. По-добрав добычу, он, любуясь, подул на густой яркий мех и внезапно почувст-вовал чуть уловимый запах мёда, идущий от передних лапок колонка. «Вот те раз… - Удивился юный охотник. – А это откель здеся?». Положив добычу в мешок, он обратил внимание на россыпь мелких щепок у комля дерева. В голове мелькнула робкая мысль, он нагнулся, сгрёб пригоршню их и поднёс к носу. «Вот оно что, - всё стало на свои места. – Тёмное пятно на кедре, это вход в пчелиное гнездо. Зверушка решила полакомиться медком. Проход мелкий, вот он и решил его расширить..». Игнаша подивился сметливости колонка и решил время от времени наведываться сюда, рассчитывая, что кто-нибудь ещё захочет медку. «А вдруг соболишка захочет? Как тятя говаривал, он шибко мёд любит. И не уйдёт от ентова места, покамесь не слопат мёд вместе с пчёлами. А чё? Кусаться некому, пчела зиму спит. Лопай себе, пока живот терпит». И он решил, что будет заходить сюда каждый день.
    На следующий день, он издалека стал подкрадываться к этому дереву. Но тихо было возле голого гиганта и Игнаша спрятался за стволом вчерашней ветвистой пихты. Слабая тяга ветра указывала, что идёт она от кедра, и он успокоился. Сколько так простоял в неподвижности, он не замечал, купаясь в мечтах о соболе. Рассказы о нём отца, других охотников слышал не едино-жды, знал обо всех его повадках, но ещё не приходилось ему добывать этого зверька самому.
    Когда иссиня-тёмная молния зверушки мелькнула над его головой, он не поверил своим глазам. Сердце внутри забухало, да так, что отдавалось в го-лове колокольным звоном. «Не может быть… - мелькнуло в голове. – Не ве-рю…». Он приоткрыл зажмуренные глаза и, не дыша, чуть выдвинулся из-за ствола. На самую малость, чтобы только взглянуть. И удручённо замер – ря-дом с пчелиным входом никого не было. Куда же он делся? Игнаша обшари-вал взглядом вокруг, но соболь как сквозь землю провалился. Внезапно с верхушки кедра посыпалась хвоя, затрещали ветки, и какая-то тёмная масса рухнула к подножью гиганта. Он увидал удивительную картину: на снегу трепыхался ещё живой глухарь, а его оседлал сверху соболь, злобно урча. Копошась на крупной для себя  добыче, зверёк сквозь броню перьев пытался добраться до горла птицы и не мог почувствовать опасность. Трясущимися руками парнишка  положил ствол на ветку и подвёл мушку берданки на зверька. В последний момент тот словно почуял опасность – выпустил из зу-бов перекушенное горло глухаря, поднял запачканную кровью мордочку и настороженно стал принюхиваться. Тут грянул выстрел…
    - Дым рассеялся – смотрю и ничего не вижу. – Блестя глазами, держа кружку с чаем, рассказывал счастливый Игнаша. – Эх, думаю, промазал… Подошёл туда, а смотреть боюсь. Потом глянул и чуть не заблажил на всю тайгу – лежит зверушка на глухаре. – Он  радостно рассмеялся.
    - Тятя! А ведь можна будет свалить ту кедру с мёдом. Там наверно его не один пуд будет.
    Отец улыбнулся:
    - Верно говоришь, сынок. Токма делать надобно по весне, кода снег стаит, а пчела ишо не проснётся. Тады будет в самый раз.
    Роман слушал рассказ Игната и искренне ему завидовал. Мальцу ещё толь-ко тринадцать лет, а он уже столько знает и умеет. Впрочем, по-другому здесь нельзя – жизнь научит всему, что необходимо для выживания в этих суровых условиях изоляции от внешнего мира…
    ...Прошло более месяца, прежде чем Федул пришёл  в себя после выволоч-ки, что устроил тогда ему Роман в доме Аксиньи. Сломанная челюсть зажи-вала медленно, причиняя хозяину болезненное неудобство. А тут ещё Лука с постоянными издёвками на его счёт. С того момента, когда этот анчихрист сверг Федула с того пьедестала, который воздвиг ему в своё время Лука, он постоянно изводил его насмешками и обвинениями. Обвинениями насчёт его слабости и неуклюжести, которые и довели его до нынешнего состояния.
    - Ты нонче  в деревне,  как соломенное чучело,  чё сжигают на масленицу.  Силищи у тя немерено, а проворства, как у таво навозного жука.  – Ехидно ухмылялся Лука, встречаясь с ним в доме. И не без удовольствия наблюдал, как загораются у того глаза бешеным огнём неукротимой злобы, а руки сжи-маются в кулаки. И подливал масла в огонь:
    - И чё ето ране считал тебя самым могучим здеся? А ты оказался хиляком перед ентим бродягой. Да над тобой таперча все людишки смеются! – откро-венно издевался над ним Лука, виня его за то унижение, что испытал у Акси-ньи. Вместе с ненавистью к чужаку, так отделавшего его, Федула грызла обида на сына уставщика, для которого он столько сделал, оберегая его от ненависти местных парней. Да и сам Амвросий, встречаясь с ним, не выска-зывал своё отношения открыто к происшедшему и к нему, но деревенский Голиаф даже своим недалёким умом  замечал в его глазах огонёк  презрения. И он, желая вновь завоевать доверие уставщика и его сыны, обеими руками ухватился за предложение, которое Лука выложил ему, придя в его каморку.
    - Табе не хотца отомстить кой-кому из людишек, чё посмеялись над тобой?
    - Етаму анчихристу? – у Федула загорелись глаза.
    - До ево дело ищо не дошло. А вот Аксиньи подпустить краснова петушка будет самый раз. Чё думашь?
    - Дык я не супротив. А чё надоть делать-то? – Федул преданным собачьим взглядом смотрел на сына хозяина.
    - Карасином углы обольём, да подпалим. А дверь подопрём. Пущай су-чошка жарится. – Злобно ощерился Лука.
    - Нонче пойдём?
    - А чё кота тянуть за хвост? Сёдня и спроворим. - Лука прищурился, при-кидывая. - Апосля полуночи. Я тя торкну…Ты тока сгоноши карасину,  бу-тыли в кладовке стоят.
    Федул мстительно ухмыльнулся, представив, как пылает изба этой сучки, вдовы того мужика, к исчезновению которого они с Лукой приложили свои руки. «Вот и пойдёшь вослед за ём, ежели привечашь в свавом доме слугу диавола».
    Деревня спала. Мелкий снег сыпал сверху, когда два тёмных силуэта, ози-раясь по сторонам, перемахнули изгородь соседа Аксиньи, деревенского сто-ляра Кузьмы Старцева. Тот, в это время, кряхтя, сполз с палатей и, зевая, су-нул ноги в валенки. Подошёл к окошку, глянуть, как погода, и заметил в ночном полумраке, как две тени подошли к забору соседки. Столяр протёр заспанные глаза, думая, что это ему померещилось. Ан нет, остановились, потом один, что поменьше, полез через забор.
    «Антиресно… Хто ето к вдове шастат по ночам? – любопытство обуяло Кузьму. - Ежели бы по кобелиным делам, так чё бы вдвох пёрлися? Не-е, тута чё-то не то…».  Хотел позвать жену, да вспомнил, что она ушла с ночевой к куме. Тем временем оставшийся подошёл к избе, нагнулся к углу. Через не-которое время там вспыхнул огонёк, змейкой пополз вверх. У столяра от изумления отвисла челюсть, выкатились глаза -  сон пропал начисто. «Дык это чё ж такое… Соседку подпаливают…» Кузьма заметался по избе, потом, что-то вспомнив, накинул на себя полушубок и, схватив висевшее на стене ружьё – в деревне у редкого жителя не было оружия, - выскочил на крыльцо.
    - Караул! – заорал он дурным голосом. – Пожар! – и выпалил из ружья. Грохот от выстрела и этот крик, видимо, напугал поджигателя. Тень дёрну-лась в одну сторону, потом в другую. И тут, заметил Кузьма, над забором появилась голова второго злодея. Что-то крикнул, второй с ходу торкнулся в забор, тот завалился, и оба поджигателя исчезли во дворе соседки. Стукнула калитка и всё стихло.
    - Стой! – запоздало рявкнул столяр. Но кричать было некому, злодеи ис-чезли. Ошарашеный столяр тупо пялился на разгоравшийся угол. Тут до него дошло, что пора тушить пламя, иначе и он может сгореть. Отбросив беспо-лезное ружьё, он схватил деревянную лопату и кинулся к занявшему ярким пламенем углу.
    - Аксинья! Курица, мать твою! Кончай спать… Сгоришь, дура! – вопил он, забрасывая пламя снегом. Потом до его слуха донёсся какой-то стук внутри дома. Заметив, что основное пламя он сбил снегом, Кузьма кинулся к соседке во двор, где уже вовсю полыхал угол сеней, откуда и доносился стук. Столяр заскочил на крыльцо,  выдернул из дверной скобы черенок с метлой, кото-рым и была заклинена дверь. Она распахнулась и на крыльцо выскочила Ак-синья, простоволосая, в накинутой на ночную рубашку шубейкой. Расши-ренные от испуга глаза и рот в немом крике от ужаса. Потом они вспомнят, как гасили огонь, забрасывая пламя снегом, как прибежали ближайшие сосе-ди, разбуженные выстрелом и криками. Как изумлённо глядели те на обож-жённые углы, забрасывая их вопросами.
    Уже утром слух о попытке поджога дома вдовы Аксиньи молниеносно разлетелся по деревне. Дошёл он и до Савиных. Варя прибежала домой, за-быв вёдра у колодца. Влетела в дом, запыхавшись, и с ходу выпалила, глядя изумлёнными глазищами:
    - Ночью хто-то поджёг дом нашей Аксиньи
    Все удивлённо уставились на неё. Первой обрела дар речи хозяйка:
    - Ты чё несёшь, балаболка? Откель взяла?
    - Ничё я не несу! – разобиделась дочь. – В деревне все об ентом тока и грят.
    Евсей и Роман переглянулись. И одновременно кинулись к одежде.
    - Чё ишо грят? С Аксиньей всё хорошо? – спросил Евсей, одеваясь.
    - Я как услыхала об ентем, так домой побёгла. – Ответила Варя, отчего-то при этом глядя на Романа. – Боле ничегошеньки не знаю.
    - Ладно, мы пошли. Узнаем, чё и как. – Отец взялся за дверную ручку…
    …- Да тут будто ведмедь забор завалил. – Заметил Евсей, пытаясь при-строить его на место. – Ажник с гвоздями выдрано. Это каку силищу надоть иметь…
    - Один из ентих злодеев был поздаровше другова, чё твой шкаф. – Столяр Кузьма, уже в десятый раз рассказывающий о ночном происшествии, мыслил категориями своей профессии. – Шкаф, да и тока… Второй какой-то мелкий, как парнишонка. А ентон, точно шкаф. – Упрямо повторял он.
     - Чё тут скажешь? – Евсей посмотрел на сноху: - Гри Кузьме спасибо. Спас он ноне тебя. Тебя и избу… Остались бы одни головёшки…
    - Так я ужо благодарствие ему наказала за избавление от смертушки.
    - Какжить по-другому? – удивлённо вопросил сосед. – Рядом живём… Оно, ежели чаво, и у меня могло заполыхать.
    - Что-нибудь ещё, Аксинья? – спросил Роман. – Ну, необычное…
    Та пожала плечами:
    - Да нет, кажись… А-а, - спохватилась она, - во дворе валялась четверть пустая. Не моя и карасином из неё прёт. Щас принесу.
    Четверть была обычная, только вот изнутри керосиновый дух сильно ши-бал в нос. Покрутив в руках, Роман поставил её на пол.
    - Всё сходится… - Проронил он. – Это дело рук знакомой парочки – Луки с Федулом. Как Евсей Пахомыч сказал, забор, словно медведь сорвал со стол-биков. А кто у вас в деревне обладает такой силой?
    - Верно, тока Федул смог бы.енто сделать. – Согласился Евсей.
    - Во-о-т… А второй, как сказал твой сосед, Аксинья, был невысокий, щуп-лый… Так? – Роман повернулся к столяру.
    - Истинно так. – Кивнул Кузьма. – С виду эдакий прогонистый парнишон-ка.
    - Лука… Да и причина на то была, чё уж тут лукавить. – Заявила Аксинья. – Ежли б тоды Роман не заступился, энтот Федул меня бы заломал.
    Звякнула калитка и в окно они увидели идущего к крыльцу Амвросия. Си-дящие в комнате переглянулись – ничего хорошего от этого визита ждать не приходилось.
    - Пожаловал, гость дорогой. Давненько ко мне не захаживал. – Заметно помрачнела хозяйка, накидывая на плечи пуховый платок. - Щас начнёт  проповедь читать.
    - Пущай читает… А мы послухаем, чё ён будет городить. – Евсей присло-нился к стене.
    Громыхнула входная дверь, стук шагов в сенях. Затем дверь распахнулась и в комнату вошёл уставщик в волчьей дохе, на голове ондатровая шапка.
    Сняв её, он осенил себя раскольничьем двуперстием и елейно проблеял:
    - Спаси Христос, православные! – потом зыркнул на Романа и добавил: - И еже с ыми…
   Прошёл в передний угол, бросил шапку на стол, не спрашивая разрешения, словно хозяин у себя в доме:
    - Мотрю, Аксиньюшка, гостей с утра у тя полон двор.
    - Так примаю с ночи! – дерзко ответила хозяйка. – Одни так пришли, дру-гие с огнём.
    - Наслышан, наслышан… Скорблю о чадах божьих, чё сподобились на не-потребное…  богопротивное. - Пропел он, ощупывая взглядом  сидящих и особо останавливая взгляд своих выпуклых чёрных глаз на Романе.
    - Кто же мог затеять такое, Аксиньюшка? – Амвросй перевёл взгляд на хо-зяйку.
    - А ты, Амвросий Спиридоныч, поведай про это у сваво сынка Луки. Он табе многова чево расскажет: кто, с кем и как хотели сжечь мою избу и меня вместе с ней.
    - Ты чё тако городишь, дщерь моя? – оскорблённым тоном начал он, но Аксинья перебила его:
    - Дщерь, да не твоя… - Вновь с вызовом ответила хозяйка. - И не горожу, а грю, чё твой сын Лука с вашим прихлебалой Федулом ночью пришли и по-дожгли мой дом.  Благодарствую добрым людям, што увидели это и спасли мою жизню.
    Какое-то время уставщик сверлил тяжёлым взглядом Аксинью, видимо,
прикидывая, как ему быть в этом положении. Понимая, что промолчав, он тем самым согласится с её обвинением, Амвросий протянул:
    - Вижу, Аксиньюшка, разум твой помутился от ентова прискорбнова дела. Здря наводишь понапраслину на маво сына. Лука и мухи не обидит. Енто враги наши толкают тя на тяжкие обвинения. – Он метнул злобный взгляд на Романа. – Слуги сатано середь нас, овцев божьих. Хотят навести смуту в об-щине нашей, свести на нет наши устремления к светлому царствию божьему. Но он – уставщик воздел палец кверху – всё видит и покарает смутьянов и анчихристов, ввергнув их в геенну огненную.
     - Похоже, это вы сейчас говорите в мой адрес, уважаемый. – Не выдержал Роман. – При нашей  первой  встрече я  сказал, что не буду вносить смуту в вашу общину. Так вот, я не собирался это делать. И все здесь свидетели – я не лез к вам со своим правилами. Но когда меня начал оскорблять ваш сын Лука – я не выдержал. Да так бы поступил любой человек на моём месте. И пришлось мне это доказывать Луке через вашего… - Роман запнулся, подби-рая подходящее название. – Через вашего Федула – не знаю, кем он вам при-ходится. Но, видимо, меня не услышали. И второй раз, в этом доме, мне при-шлось кулаками доказывать, что нельзя поднимать руку на женщину. И вот, вместо того, чтобы уяснить это для себя, ваш сын и Федул ночью приходят сюда и пытаются поджечь этот дом. По законам этой страны, на земле кото-рой вы проживаете, их деяние преследуется уголовным наказанием. Словом, сейчас они загремели бы в тюрьму. Или в острог, по-вашему… Что теперь скажите? – спросил Роман.
    Эту его гневную отповедь Амвросий выслушивал, наливаясь тёмной зло-бой.  Благочестивое выражение, с которым он начал разговор, слетело с него, как шелуха. После этих слов Романа, он схватил шапку и молча пошёл из комнаты. У порога остановился и, повернувшись, с побагровевшим лицом и сверкающими глазами, прорычал:
    - Ненавижу! Боле моей ноги в ентем доме, вертепе диавола, не будет! – его злобный взгляд остановился на Романе. Вскинул руку кверху с двуперстием и начертал крест в воздухе:
    - Изыди, сатано! Всем вам гореть в аду! Проклинаю вас, еретики! На кос-тёр всех! – не выдержав, бесновался он, выпучив глаза.
    - Посудинку свою заберите! – Роман поднял с пола бутыль. – В хозяйстве пригодится.
    - Могёт, ишо каво-нибудь захочите поджечь. – Ядовито напомнила хозяй-ка.
    Уставщик обвёл всех испепеляющим взглядом, нахлобучил шапку на го-лову и вышел, хлопнув напоследок  дверью, да так, что в шкафчике на стене зазвенела посуда.   
    - Разворошили, однако, осиное гнездо… – Нарушил молчание Евсей. – Та-перча жди анафемы с амвона.
    - Ничё…  Бог не выдаст – свинья не съест. - Проронил Кузьма и перекрес-
тился
                ГЛАВА   50      
    Случай с попыткой поджога дома Аксиньи моментально разнеслось по всей деревне. Судачили обо всем этом повсюду, соседи промеж себя, бабы у колодцев. Равнодушных не было, разве что это особо не трогало древних стариков и старух. Селяне, которые постоянно сносили гнёт уставщика и приближённых старцев, грозивших непослушным божьими карами, да еже-годные поборы для нужд общины, а по сути для обогащения самого Амвро-сия, в основном своём приняли известие, как попытку свести счёты с неугод-ными. А то, что пришлый со стороны человек, хоть и безбожник, сумел уко-ротить местного держиморду Федула, восприняли, как добрый знак перемен к лучшему. Другие, с оглядкой на Амвросия, осуждали Аксинью, мол, пре-вратила дом свой в вертеп сатаны, за что боженька и покарал нечестивицу. Дом  же поджигали не Лука и Федул, а слуги божьи, посланные самим Иису-сом. И, конечно же, при этом упоминали имя чужака, который де прислан сюда самим Люцифером для искушения праведных христиан. Те же, кто по-шёл супротив наших старцев и истинного слуги божьего Амвросия, и вос-хваляет нечестивцев, ждёт небесная кара. Словом, разлад среди раскольников был основательным. И вольно или невольно причиной для всего происходя-щего в селении оказался Роман.
    … Амвросий размашисто ходил по большой молельной комнате, гневно раздувая ноздри и время  от времени встряхивая  смоляной гривой. Тяжёлый золотой крест на груди колыхался в такт шагам. Дойдя до средины помеще-ния, он остановился и посмотрел на старцев, сидящих на скамейках у стены. Числом их было двенадцать и уставщик, хмыкнув, вспомнил тайную вечерю Христа с двенадцатью апостолами. «И кто же из них тут Иуда? – вопросил он себя. - Кто предаст тебя ещё до вступления ночи?». Тщеславия ему было не занимать, но вот этим сравнением себя с сыном божьим, впадал он в такую ересь, что прознай об этом кто-нибудь из истинных христиан, быть бы ему тотчас низложенным со своего поста. Только вот кто может узнать? «Да ни-кто, - ухмыльнулся Амвросий, - тем более эти старые дрючки». Временами возникало у него мысль разогнать их по домам и самому вершить власть в общине. Но благоразумие ему подсказывало, что делать этого не надобно. Пусть у паствы сохраняется незыблемое утверждение, что все решения при-нимаются сообща, самыми мудрыми и уважаемыми жителями деревни. А то, что вершит делами здесь он один, всем знать необязательно, ибо при этом всегда можно заткнуть рот недовольным селянам.
    - Чё нам делать, святые отцы? –  вопрошал их Амвросий. – Смута, аки смертным саваном, начинат покрывать нашу общину. Некоторые овцы божьи отбиваются от общего пастырского стада. Ропщут, проявляют недовольство нашими порядками. Устои истинной веры, чё завещали нам наши прадеды, начинают колебаться, грозя развалом общины. Во всём ентим блазятся мне козни извечнова врага христиан диавола Люцифера, отринутова Господом и спёхнутова с божьих небес. Хитёр сатано, под невинным обликом заблудше-го в наших палестинах человека, прислал слугу сваво для смущения невин-ных душ. В своём бесовском мире этот агнец диавола летал по небу в желез-ной птице, в гордыне свавой уподобляясь ангелам божьим. И сеет он таперча у нас смуту и поклёпы на истинных слуг божьих. К вам, мудрым старцам общины нашей, возопил я, которому доверено свыше сохранять в чистоте ве-ру предков. Чё нам делать? Как поступить?
    Он, гордясь своей пламенной речью, повернулся к иконостасу и троекрат-но наложил на себя крест, сгибаясь в поклонах по пояс. Какое-то время в мо-лельне нависло молчание, прерываемое сопением, кашлем стариков. Они пе-реглядывались меж собой, глубокомысленно кивали головами, кто-то из них, страдая старческим слабоумием, спросил соседа, кивнув на уставщика:
    - Кхе-кхе… А ентот долгогривый жеребец… Хто будет-то?
    - Ась? - не расслышал его такой же дрючок с трясущейся головой. – Чё гришь, кум?
    - Я грю, хто таков вона стоит?
    - Так, вить, ента … э-э.. – Старчески проблеял кум и махнул безвольно ру-кой. – Видит бог, не помню…
    Но другие помнили, кто они такие, и преисполненные важностью от соз-нания, что могут и должны вершить судьбы людские, осмыслив, что он них дожидается их духовный пастырь, вскричали:
    - Сжечь еретиков…
    - На костёр их…
    - Предать анафеме…
    -  Изгнать отселя…
    - Анчихриста удавить…
    Вопили старцы, стуча клюками, крестясь, плюясь на пол и вспоминая бранными словами слуг антихриста и их приспешников. Слушая вопли ста-рых маразматиков, Амвросий ухмылялся в густую бороду и хвалил себя за то, что время от времени подкармливает их, отдавая малую толику от деся-тины, что отдавала ему каждая семья в деревни. Как поступить ему дальше, он уже решил для себя. Выслушать их мнение – он выслушал, но поступать будет по своему разумению, не считаясь с их высказываниями.
    Когда старцы покинули молельню, уставщик постучал по стене, и тотчас в дверях возникла внушительная фигура Федула, сопровождаемая Лукой. Ам-вросий хмуро посмотрел на них, неодобрительно покачал головой:
    - Ну, чё, агнецы божьи, опять обоср…ись? 
    Под его тяжёлым взглядом оба незадачливых поджигателя переглянулись и молча уставились в пол. Уставщик степенно погладил бороду:
    - Слухайте сюды… Боле повторять не буду. До Рождества Христова вы должны избавить нас от ентова анчихриста. Как ужо говаривал, сотворить с ём надоть подале от деревни. Да так, чё бы нихто и косточек ево не нашёл. Поняли, убогие?
    - Чё тут не понять-то! – Лука поднял голову, и Амвросий оторопел – сын уставился на него злобным взглядом, словно перед ним был не отец, а тот самый анчихрист. – Тока, хватит, тятя, гнобить нас с Федулом. Чё не получи-лось поджечь избу той сучки – не наша вина. Ёйный сосед глухой ночью вышел по нужде. Табе легко языком молоть в молельной, кода мы с Федулом делом занимамся. Коль не ндравится, могёшь сам спробовать: и сучку сваву сжечь, и ентова беса завалить.
    - Как с отцом гришь, щанок!? – Взъярённый Амвросий вскочил на ноги. – За языком-то свавом следи! Я табе не Федул, аль ишо хто… Коль обоср… ся – сопи в две дырки и слухай, чё грю я! – Он поднял руку и прошипел, глядя презрительно на сына:
    - Дать бы табе по сусалу, чё бы помнил, хто перед тобой…
    - Не серчай, хозяин, на сына… - Вмешался Федул. – Ента у ево по молодо-сти, зубья режутся… Боле не сорвётся у нас. Мы ентова анчихриста в сыру землю вгоним, не отвертится… - Глаза его налились таким злобным блеском, что уставщик невольно поёжился, уж больно свиреп был его адепт в своей ненависти к безбожнику. Понять его было можно – два раза этот чужак при свидетелях основательно отметелил грозу всей деревни, сломав ему в по-следний раз челюсть.
    - Енто другой разговор. – Остывая, заметил уставщик, всё ещё недовольно глядя на сына. – Идите, чадо мои и поступайте во славу господа нашева.. Ба-славляю вас на божьи деяния! Идите и покарайте нечестивца! А прегрешенья ваши я замолю перед Спасителем. Ибо сотворите их во имя  святой веры … – И Амвросий осенил их раскольничьем двуперстием…
    …- А где все? – Роман застыл с ватрушкой в руке.
    Марфа, раскатывая тесто на калачи, стряхнула с рук муку.
    - Отец с Игнашей пошли на речку. Грят, чё у их есть место приметное, с родником. Хотят рыбки на уху построжить.
    - А чего меня не разбудили?
    - Отец сказал, мол, Роман пущай поспит, вчера наломался с дровами. А Варюха  поздно пришла от подружки, сичас досыпает.
    - Ладно. – Роман поспешно стал допивать чай. – Тогда я возьму ружьё и схожу к Белой горе. Там куропатки встречаются.
   - Да отдыхал бы… - Заметила хозяйка, смотря на него с улыбкой.
    - Нет, нет, Марфа Власовна. Спасибо за ватрушки и пирожки, Очень вкус-ные. Всё же я пойду. Подышим воздухом с Серым… Погода уж больно хо-рошая.
    - Сходи, так уж и быть. Токма Серова нет, увязался с рыбаками.
    - Ничего… Схожу один. – Роман прислонил ружьё к стене и стал одевать-ся.
    - Возьми-ка вот с собой. – Марфа подошла со свёртком в руке. – Пирож-ки… - Пояснила она Роману. – Бери, бери… Чай до горы-то вёрст шесть бу-дя, не мене, Проголодасся…
    - Вы заботливая, как мама моя… - Улыбнулся он.
    - Мамы все заботливы о своих детках…  - Сказала Марфа, поправляя ему шарф на шее. – Мать-то давно видал?
    Лицо Романа помрачнело:
    - Почти три года…
    - О-хо-хо… Видать, все глазоньки повыплакала, думая о тебе.   
    - Так получилось… Ежели всё будет нормально, то летом поеду к ней.
    - Дай-то Бог… - Кивнула хозяйка. – Должно так быть. Ты парень сурьёз-ный. Стало быть так и будя.
    Роман благодарно кивнул, забросил ружьё за плечо:
    - Так я пошёл…   
    - Иди с Богом, сынок! – Марфа перекрестила его в спину, подошла к столу и так застыла,  думая о матери Романа, и о своей несбыточной мечте – уви-деть этого парня своим зятем, который за это время стал для них таким род-ным. Ну и чё, что он старше Варюхи на двенадцать годков? Вон с Евсеем у них разница на десять лет и, слава Богу, всё хорошо. Двоих робятёнков рас-тим, жалко Боженька боле не дал. Живём душа в душу, соседи завидуют.
    - Маманя, с кем ето ты разговаривашь? – удивлённо спросила Варя, выходя из горницы.
    Мать смешалась: - Дык ето… Я сама с собой, боле не с кем… Садись пить чай, гулёна, пока постряпушки тёплые. – Незлобиво проворчала она.
    - Ой! Мои любимые, с творогом! - воскликнула дочь, видя горку пирожков и ватрушек. – А чёй-то пусто в доме? Куда все делись?
    - Хто куда… - Рассеяно ответила мать. – Наши ушли на речку, а Рома по-бёг на Белу гору за курпачами. Ежели добудет, то на Рождество запекём в печке с картохой.
    Варя захлопала в ладошки:
    - Ох, и вкуснотища будет!
    Мать усмехнулась: - Глупая ты у мя! Ишо, грят, курочка в гнезде, а ичко - сама знашь… Могёт, Рома ничё не принесёт, а ты радусся…
    - Он удачливый, принесёт… - Убеждённо заявила Варя, откусывая ват-рушку с зажмуренными от удовольствия глазами…
    … Лыжи легко скользили по снегу. Роман, с удовольствием втягивая в се-бя свежий воздух, восхищённо смотрел по сторонам. Деревья, покрытые снежным саваном, стояли застывшими монументами. Днями выпавший снег горбился столбиками и кочками на пнях, лежал пластом на валёжинах, сви-сал с гроздьев рябины, сквозь хлопьев которого просвечивали красноватые ягоды.
    - Тук-тук-тук… Тук-тук-тук… - Сыпал неподалёку короткими очередями дятел. Но внезапно затих, услышав тревожный сигнал. Пара сорок, сидевшие на верхушки берёзы, заметив одинокого лыжника, затараторили на весь лес, предупреждая местных обитателей, что здесь появился чужак. Стоило Рома-ну завернуть за стену заснеженных пихт, как сороки примолкли, и дятел вновь принялся за прерванную работу. Одинокая ворона на вершине ели не-одобрительно каркнула, увидев что-то непонятно движущееся внизу, а по-этому вызвавшее недовольство старой ворчуньи. Тут опять застрекотали со-роки, но Роман не обратил на это внимание, на ходу рассматривая цепочки разнообразных следов, пятнавших снежное покрывало. Опытный таёжник сразу бы понял по поведению сорок, что они вновь что-то или кого-то заме-тили, но слишком мал он был у охотника-новичка. А зря – две сплетницы увидели идущих по следу первого нарушителя лесной тишины ещё двоих существ. Шли те настороже, держа в руках оружие, в отличии от первого, идущего с ружьём, закинутым за плечо.
    Выйдя из лесной чащобы, Роман удовлетворённо вздохнул, цель была дос-тигнута - впереди высилась Белая гора. Так она называлась из-за крутой бе-лой осыпи. С одной стороны осыпь переходила в боковой склон горы, другой её край стыковался  с каменистым отвесным мысом, нависшим над речкой. Сама же гора являлась окончанием кряжа разветвлённой горной сети к вос-току от главного хребта Сихотэ-Алиня.
    Он шёл вдоль осыпи, возвышающейся вверх, на его взгляд, метров на сто пятьдесят, не меньше. Последние обильные осадки накрыли осыпь толстым снежным одеялом. Вверху, усилиями пурги и снегопадов, на самой верхушке горы образовался нависший над крутым склоном закрученный снежный ко-зырёк. Роману оставалось пройти вдоль осыпи до мыса, перейти замерзшую речку и там, на обширных заснеженных полянах, среди молодняка пихты  и  рябины,  рассчитывал  обнаружить  непуганых  куропаток и рябчиков. Это место ему указал ещё ранее Евсей, когда они ходили сюда тропить зайцев по первому снегу.               
    - Эй! Погодь!.. - послышалось сзади. Роман, уже подходивший к гранит-ному выступу, удивлённо оглянулся – метрах в пятидесяти от него виднелись две фигуры, идущие к нему по его лыжне. Он пригляделся и узнал их, отчего сердце внезапно защемило. «Лука и Федул… Чего им от меня надо? Вряд ли у них относительно меня добрые намерения…». Он сунул рукавицы в карма-ны и схватился за ружейный ремень, решив снять двустволку с плеча, но не успел. Остановившийся Лука вскинул ружьё – громыхнул выстрел. Дрогнули ли руки его от волнения, или он резко дёрнул спусковой крючок, но прицел оказался неверен. Пуля отрикошетила от приклада двустволка и с силой уда-рила Романа в бедро. Он пошатнулся, едва не упав, боль  ввинтилась внутрь ноги. «Хотят убить…- Понял он.- Сволочи…Так просто я вам не дамся…». Шуршащий странный звук откуда-то сверху заставил его поднять голову и застыть руке на ремне. От увиденного он оцепенел…
    Грохот ружейного выстрела нарушил равновесие в структуре снежного ко-зырька у вершины  осыпи.  Козырёк обвалился и масса снега сверху,  придя в движение,  помчалась вниз. Вздымая кверху снежную пыль, тонны снега ри-нулись  к подножью осыпи со скоростью поезда.
    «Лавина… - мелькнуло у Романа в голове. Послышался отчаянный вопль,
две фигуры, размахивая руками, кинулись в разные стороны, пытаясь спа-стись, убежать от мчащего на них снежного вала. Раненый, невзирая на боль в ноге, кинулся к каменному выступу, но успел сделать только несколько ша-гов, как обрушившийся снежный шквал сбил его с ног, завертел, забивая ли-цо снегом, и потащил неизвестно куда…
    …Звенящая тишина… Непонятные образы мелькали в голове, обрывки ас-социаций роились в сознании без всякой логической цепи, не укладываясь в общие человеческие понятия. От недостатка кислорода в глазах мелькали разноцветные круги, грудь ломило от тесных объятий снежного плена.
    Мысль, наконец, сфокусировалась на одном понятии – понятии собствен-ной индивидуальности. «Что со мной?.. Где я?..  – Вдруг чётко возникла кар-тина: мчащийся на него снежный вал. – Вот оно что… Я попал под лавину. Дышать тяжело… Нужно пытаться выбраться. Иначе, конец…». Он пошеве-лил пальцами рук и убедился, что они действуют.
    «Так… руки целы. Нужно пытаться освободить их.». Роман стал двигать руками вверх-вниз, и через некоторое время почувствовал, что снежные путы поддаются. Звон в ушах усилился – организму не хватало воздуха. Ещё ми-нуты и он смог подтянуть правую руку, согнув её в локте, к лицу. Отодвинул снег от него и груди, уплотнив его, и сразу почувствовал, как стало дышать немного легче. Это взбодрило его, и он с удвоенной силой стал освобождать левую руку. Потом стал пробиваться рукой вверх, сквозь уплотненный снег. И с огорчением осознал, что до верхней кромки достать не удалось.
    Что-то твёрдое упиралось ему в ногу, он дотянулся рукой и на ощупь по-нял, что это ружьё. Ещё с полчаса ушло на то, чтобы подтянуть ружьё к себе. Как исхитрился пробить снежный купол над собой, потом он не смог вспом-нить. В памяти осталось только моменты отчаяния, злость на своё бессилие, да токающая боль в ноге. Когда же вылез из снежной могилы, таща за собой ружьё, он понял, что родился второй раз.
    Роман огляделся… Его спасло то, что лавина задела его краем, он оказался погребённым в снегу у самого гранитного мыса. Всю местность, на всю ши-рину осыпи, от её низа и по берег речки, была завалена толстым слоем спрес-сованного снега, часть его нагромоздило даже на речной лёд. Из белого вала торчали только верхушки веток прибрежных кустов.
    Застывшие руки он сунул в карманы и к своей радости обнаружил в них рукавицы. Лыжи и шапка остались где-то внутри снега, было бессмысленно пытаться их отыскать, и он сразу отказался от этой мысли. Нужно было срочно уходить домой, об этом напоминала ему и боль в ноге.  Потрогал брюки, где зияла заледеневшая кровавая дырка и чуть не вскрикнул – снова по ноге словно чем-то ударили.  Тогда он снял с себя шарф, и покрепче пере-вязал её. Опираясь на ружьё, он сполз со снежного вала на речку, и пошёл, ковыляя, по переметённому снежными линзами льду в сторону деревни. Пройдя немного, он наткнулся на широкую лыжу,  лежавшую у снежного ва-ла. Поодаль валялся большой меховой сапог, подшитый войлочной подош-вой. Роман поднял его, повертел в руке. «Наверное, Федулова…». - Равно-душно подумал он и бросил. Мысль о том, что эти двое, наверняка мёртвые, сейчас лежат под толстым слоем снега, совершенно его не взволновала. Они шли убить его, а сами оказались в смертельной ловушке. Ну и поделом им, спокойно подумал он. Придёт весна, растает снег и поплывут они мимо своей деревни к океану. Правильно говорят – не рой другому яму, можешь сам в ней оказаться. Он тут же выбросил все мысли о них. Думать нужно было о другом, как ему добраться до деревни. Нога стала неметь и всё тяжелее её передвигать. Что там с ней, ему сейчас было трудно представить. Видимо, что-то серьёзное… Если бы просто царапина, то ощущалась легче бы. А то онемела, будто не своя. Что сейчас гадать, решил он, вот приду домой, там всё и выяснится…
     Роман вспомнил, что речка делает поворот влево, подходя к деревне, что-бы потом, сделав полупетлю вправо, пройти мимо другой окраины деревни. Главное для него  - доковылять до поворота. Это место он хорошо знал, как-то по осени ходили в те места с Игнашей на рыбалку. Оттуда до дома, как го-ворится, рукой подать, всего-то с километр. Конечно, трудно будет идти по снегу, но это уже другая история.
    Стало темнеть… Из-за горизонта вылез укорочённый более чем наполови-ну серебристый  диск луны, заливая бледным светом окрестности: извили-стую ленту речки с блестящими  пятнами искристого льда,  заснеженные де-ревья по берегам  и бредущего по её руслу прихрамывающего человека.
    «Повезло, что лёгкий морозец. Да и ветра нет… - Роман поднял воротник ватника. То ли от того, что на голове не было шапки, возможно, и от раны, только его начала пробирать дрожь. Чтобы как-то отвлечься, стал считать шаги: «один… два… пять… десять…». Дойдя до ста, начинал счёт сначала. Так он и шёл, волоча правую ногу. Каждый раз, когда переносил на неё тя-жесть тела, пульсирующая боль заставляла его стискивать зубы, чтобы не за-стонать. Потом мысли всё-таки вернулись к этим лежащим сейчас под лави-ной. То, что они действовали по наущению уставщика, у него не возникало никакого сомнения. И в случае с поджогом избы Аксиньи и с сегодняшним покушением на него. Убрав возмутителя спокойствия, Амвросий развязывал себе руки. Тогда бы он потешился, изгаляясь над теми, кто, по его мнению, были явными противниками режима личной власти его, духовного пастыря местной общины. В первую очередь он бы нашёл способ разделаться с семь-ёй Савиных и Аксиньей. И тем самым заставив смолкнуть других недоволь-ных.
    «Видишь, дружок, чем обернулось твоё появление в деревне староверов. Ведь чувствовал я, что здесь кое-кому это не понравится. Но не мог даже предположить, что всё выльется а открытую вражду. И не просто вражду, а с попытками убийства. Сначала хотели сжечь Аксинью, а когда сорвалось, то переключились на меня. Видимо, целью поджога была изначально подача мне такого сигнала: «вали, мол, отсюда. Иначе следующим будешь ты…». Уставщик не дурак, он понимал, что после моих столкновений с его сынком и их ударной силой – Федулом, самым действенным методом является при-митивный террор. И решил идти этим путём. И вот к чему это всё привело…
    Давно уже размытый силуэт Белой горы, светлым пятном лежащий на темнеющем небосклоне, исчез за очередной извилиной речки, но вожделен-ный изгиб её всё ещё был где-то впереди. Несколько раз он был вынужден останавливаться и, оперевшись на ружьё, стоять, покачиваясь, слушая, как в голове стучит кровь, отдаваясь болью в ноге. Он вытащил из кармана часы, с момента ухода от горы прошло почти два часа. Оттягивая момент, когда нужно будет сделать первый шаг, он завёл их и сунул вновь в карман. По-смотрел вперёд, увидел отблескивающий овал чистого льда – первая цель на его дальнейшем пути. И сделал первый шаг…
    Изгиб реки он увидел, когда оторвал взгляд от очередного ориентира – торчащий изо льда толстый деревянный сук . Видимо, в воде было дерево, прихваченное морозом и застывшее в ледяной корке. До поворота было с полкилометра, Роман отчётливо увидел в призрачном лунном свете знакомое дерево – большая ель башней нависала над прибрежным кустарником, как раз в том месте, где ему нужно будет выбраться на берег.
    Откуда-то из холодных равнин, что лежали по ту сторону реки, а возможно и из тёмного леса, что начинался там, за этой пустошью, поросшей мелким кустарником, раздался далёкий и тягучий вой. Вой был заунывным и закан-чивался на высокой ноте отчаяния и голодной тоски. Видимо, обладатель его жаловался всему миру на неудачную охоту и сосущую пустоту голодного живота, изливая  воем  своё разочарование.
    Роман вспомнил рассказ Евсея о местных волчьих стаях, жестоких и сме-калистых в поисках еды. Были случаи, когда волки выманивали сторожевого пса со двора, подсылая к кобелю волчицу. Та, заигрывая с ним, уводила его к поджидавшей стае. В жестокой короткой схватке волки расправлялись с псом, затем в крыше сарая, где хозяева содержали скот, разрывали дыру. На-утро хозяева, войдя в сарай, обнаруживали следы кровавой драмы – растер-занные овцы, тёлки, а то и коровы. Иногда жертвами становились даже ло-шади. После этих кровавых происшествий, охотники, выведав лежбища вол-ков, устраивали сообща облавы на них. Под меткими выстрелами гибли ма-тёрые вожаки, волчицы и молодняк. Случаи набегов на деревню прекраща-лись, этот перерыв мог длиться год или два. Потом всё начиналось сначала…
    Услышав вой, он провёл рукой по стволу двустволки, вспомнив, что па-трон в левом стволе заряжен жаканом и ещё три патрона с пулями лежат в левом же кармане полушубка. Это его успокоило, и он двинулся к новому ориентиру – громадной ели на берегу.
    Взобравшись на берег, он впервые на этом тернистом пути почувствовал слабость во всём теле. Внезапно всё вокруг посерело. Он стоял, покачиваясь, чувствуя, как нестерпимо ноет нога, не видя ни кустов, ни ели, ни реки… Пе-ред глазами мелькали чёрные точки. Разноцветные  кольца вращались, спле-
таясь в разнообразные сочетания, пульсирующим светом мерцали звёздочки в средине колец.
    Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от световых галлюцинаций, не-сколько раз вдохнул и выдохнул свежего воздуха. Это помогло – он вновь обрёл возможность увидеть всё наяву и, повернувшись спиной к реке, дви-нулся через редкие кусты ивняка в сторону деревни. Идти стало гораздо тя-желее, чем по реке. Снега намело за последнее время не менее полметра, и каждый шаг давался ему с трудом. Выдернув ногу из сугроба, он переставлял её, продавливая снег. Левая нога – правая, левая - правая… левая – правая… Правая тут же напоминала о себе режущей болью. В какой-то момент он, по-качнувшись,  потерял равновесие и завалился на правый бок. И хотя снег ле-жал эдаким пуховым одеялом, продавив его, по закону пакости, бедром на-ткнулся на что-то твёрдое.. Боль резанула его так, что он не выдержал и бо-лезненно вскрикнул. Опираясь на ружьё, кое-как поднялся и поковылял дальше.
    Чудесной музыкой прозвучал для него собачий лай впереди, за тёмной по-лосой леса. Этот лес начинался сразу за деревенскими огородами и неровным клином соединялся с тайгой, что тянулась между петлёй речки и другим кон-цом деревни. Роман миновал пустошь перед лесом, с редкими невысокими кустами и торчащими кое-где ёлочками и пихтами. Болела и кружилась голо-ва, чувствуя сухость во рту, он набрал пригоршню снега и жадно принялся его сосать. Утолив жажду, побрёл к лесу. Ширина этой полоски была не-большой, он преодолел её, хватаясь за стволы деревьев и ветви кустарника и первое, что он увидел в сумеречном свете ночи - мерцающий впереди слабый огонёк в окне дома Савиных. Последние сотню метров он преодолел словно в тумане, мелкая дрожь непрерывно сотрясала его тело. Он не помнил, как от-крыл калитку и заполз на крыльцо. Волоча за собой ружье, шатаясь, пересту-пил через порог. Последнее, что он увидел – обращённые к нему удивлённо-испуганые лица всего семейства. Выпущенная из руки двустволка брякну-лась наземь. Пол поменялся местами с потолком, в глазах потемнело, и он рухнул на постеленную дорожку, не услышав испуганного вскрика Вари: 
    - Ро-м-а-а-а!
    Он не видел, как прошло минутное оцепенение и все бросились к нему. Евсей перевернул Романа на спину. Тот бездыханно лежал с закрытыми гла-зами и бледным лицом, не подавая признаков жизни. Стоявшие Марфа и Ва-ря с ужасом смотрели на него, из глаз дочери потекли слёзы, Она поверну-лась к матери и зарыдала, уткнувшись ей в грудь.
     - Ну-ка, цыц, курицы! – сердито крикнул Евсей. – Жив он, жив! Тока без сознания… Мать! Давай-ка ево разденем…
    - Тятя! У ево кровь на ноге! – заметил Игнат, развязывая окровавленный шарф. – Кровищи, кровищи-то скока! И дырка в штанах…
    - Ну-ка, ну-ка… - Евсей склонился над ногой. – Плохо видно… - Пробор-мотал он. Поднял голову и, увидев зарёванное лицо дочери, гаркнул:
    - Варюха! Кончай сырость разводить! Давай сюды лампу!
    Сняв с него полушубок, они с трудом, сообща, взгромоздили его на широ-кую лавку. Хозяин посмотрел на домочадцев:
    - Доча! Забирай Игнашу и брысь отсель к себе. Придёте, кода позовём.
    Когда те скрылись в горнице, он посмотрел на жену:
    - Чичас с ево стянем штаны… Надоть глянуть, чё с ним такое случилася… - И принялся расстёгивать ремень. Увидев, что Марфа нерешительно стоит, опустив руки, напустился на неё:
    - Ты чё, Марфа? Стеснясся, чё ли ево голым узреть? Так это ж чё наш Ми-шаня, сынок… Давай, давай…
    Они стянули с его штаны, заскорузлые от крови, потом такие же кальсоны. Марфа охнула  - посреди кровавых потёков на посиневшем бедре виднелась набольшая дырка, залитая сукровицей.
   - Ёшь тваву мать… - Пробормотал Евсей. – В ево стрелили… - Он нагнулся над ним, пальцами стал прощупывать ногу вокруг дырки. Вот пальцы замер-ли… Евсей торжествующе глянул на жену:
    - Пулю нащщупал. Она встряла неглыбако… Надоть её вымнуть. Вот чё, Марфа… Или сама, или Варюху пошли к сватье! Пущай придёт шустрее к нам, да захватит снадобья при ранении из ружжа. – Он жалостливо глянул на Романа. – Эх, паря… Хто ето тебя так?..
     …Евсей подправил на ремне немецкую бритву сына, что тот привёз вме-сте с другими вещами с войны, прокалил её на раскалённых углях печи. Про-тёр руки первачом, что нашёлся у соседей. Посмотрел на стоящих рядом же-ну и сватью, как две капли воды схожей чертами лица с Аксиньей, только постарше.
    - Ну чё, бабы? Начнём, басловясь? - спросил он. Те, испугано переглянув-шись, согласно кивнули.
    - Сватья! Протри-ка вокруг раны тряпицей с ентой штукой. – Он кивнул на бутылку. Дождался, когда она вытерла всю кровь с бедра раненого. ещё од-ной тряпицей, обильно смоченной самогоном, протёрла кожу.
     - Ну, Господи, баслови! – он перекрестился, глянул на Романа, и вздрог-нул. Тот, доселе лежащий без сознания, вдруг открыл глаза:
    - Что … со… мной?... – прошептал он, глядя бессмысленным взглядом в потолок.
    Евсей подошёл к его изголовью:
    - Рома… сынок. Ранили тобя, пуля в ноге, надоть её вымнуть, а то худо та-бе будя. Ты мя слухашь?
     - Да… Евсей… Пахомыч…
    - Тады вот выпей, токма до дна… Не так больно будет. – Он налил стакан самогона и подал Роману. Тот выпил пахучую жидкость и тут же Евсей по-дал ему деревянную ложку:  - Сожми, паря, зубами, а то от боли кабы язык не откусил, аль зубья не покрошил.
    Роман стиснул черенок ложки зубами и, чувствуя, как выпитое начинает
покачивать его на волнах, смежил веки. Евсей ещё подождал пару минут и нагнулся над его ногой. Вновь прощупал пальцем катающуюся внутри пулю. И только тогда сделал разрез от входного отверстия до места, где она нахо-дилась. Руки раненого побелели от напряжения, с такой силой он ухватился за края лавки, когда боль вонзилась в его бедро многочисленными коготками, на лбу выступили крупные капли пота, и он застонал сквозь стиснутые зубы.
    Капли пота выступили и на лице Евсея, пока он пытался ухватить пулю пальцами. Но ничего не получалось, она всё время выскальзывала из его пальцев. Сватья, стоявшая рядом, и наблюдавшая за его попытками, вдруг плеснула себе первача из бутылки, растёрла руки и толкнула плечом Евсея:
    - Дай-ка, сват, я спробую. У меня пальцы потоньше будут… - И решитель-но раздвинула края раны. От невыносимой боли Роман приподнял голову, мучительный  стон вырвался изо рта. Марфа, не замечая своих слёз, положи-ла руки ему на плечи, с жалостью глядя, как по его бледному лицу катится градом пот.
    - Потерпи, сынок, потерпи… немного осталось…
    - Есть! – ликующе воскликнула сватья и положила себе на ладонь круглый свинцовый шарик весь в крови. – Слава те, Господи… - Проронила она и ис-тово перекрестилась.
    Голова раненого опустилась на лавку, и он затих. Евсей Пахомыч, крякнул, одобрительно посмотрел на сватью:
    - Ай да молодца, Никитишна! Тады табе и кончать ето дело.
    - Само собой, сват. – Кивнула она. – Осталась бабья работа – штопку на-ложить, пара пустяков…


                ГЛАВА   51
    …. Роман открыл глаза. Над ним висел белый потолок, толстая матица пе-ресекала его поперёк. Он попытался повернуться, но тупая боль в бедре за-ставила его отказаться от этой мысли. Шорох рядом – он повернул голову, на него со слабой улыбкой смотрела Варя, сидевшая на стуле рядом с кроватью. Взяла его руку, робко погладила её, глаза налились слезами и она всхлипну-ла.
    - Варя? Ты …чего? – недоумённо спросил он.
    Она по-детски шмыгнула носом и улыбнулась сквозь слёзы:
    - Знаешь, как я вчера напужалась? Ты зашёл и упал у порога. Весь в снегу, голова изморозью покрыта. Я обмерла со страху…
    Роман покачал головой:
    - Ну, зачем же так расстраиваться? Коль пришёл – значит живой… - Он повёл глазами вокруг:
    - Варюша… А как я в твоей комнате оказался?
    - Ещё и спрашивашь… Согнал бедну девушку с её кроватки… - Краска проступила на бледном лице Вари, она вытерла слёзы ладонью.
    - Как же так… - Он, было, попытался приподняться, но девушка останови-ла его, положив руку ему на плечо.
    - Лежи, лежи! Я пошутковала…  Куда же тебя было девать-то, после все-во? Не на полати же… Вот и положили сюда.
     - А я ничего не помню. Ни как пришёл, ни после… Только помню, когда Евсей Пахомыч мне самогон давал. И ещё боль в ноге… Будто кто-то рвал её…
    - Вижу, ранетый наш очухался… - Послышался голос хозяина. В открытую дверь скопом вошло всё семейство. Марфа ласково смотрела на него, Игнаша же глядел на Романа испугано-восторженным взглядом. Евсей подошёл к кровати и сел на табуретку.
     - Да, паря… Напужал ты нас вчера. А перед ентим Серый, как с цепи со-рвался – воет и воет, воет и воет. Я ево отругал и в конуру загнал. А мать и грит: не случилось ли чаво с Ромой? Мол, вишь, как псина надрыватся? Я ишо на смех её поднял, чё ты всяку хреновину городишь? А мотри-ка ты… Животина бессловесна, а вить учуяла…  пёс-то наш, чё с тобой неладно … Ну, а кода раздели да рану-то увидали … - Он помотал головой. – Воще на-пужались… Чё делать-то? Да тока тут же и поняли: чё-то делать надоть … Вот, сообча со сватьей и вымнули, пулю-то. Вот она, голубушка, в твоёй ноге была. Глянь-ка… - Хозяин разжал руку и подал Роману свинцовый кругляш. Тот взял его и поднёс к глазам. На потемневшей поверхности увидел что-то похожее на крестик.
    - Расскажи-ка нам, Роман, чё с тобою приключилася? А то всё в догад-ках… - Спросил Евсей. – Хотя я кой чё кумекаю. Ты вот чё скажи мне. В тебя Лука стрелил?
    Роман удивлённо посмотрел на него:
    - Но… Откуда вы… знаете?
    - Апосля скажу… - Загадочно улыбнулся Евсей. - Ты это, паря. Давай рас-сказывай… - Он с любопытством уставился на Романа.
    Перед глазами Романа вновь возникла вчерашняя картина происшедшего:
    - Всё произошло у Белой горы. Я подходил к гранитному мысу, как слышу, кто-то меня окликает. Повернулся, а сзади Лука с Федулом по моим следам идут. Я сразу понял, что не с добром  меня догоняют. Но ничего сделать не успел, только рукавицы снял. Лука поднял ружьё и выстрелил. Почувствовал я удар по ноге, сразу и боли-то не было. Только шум какой-то непонятный сверху. Голову поднял и обомлел – с горы снежная лавина несётся. Успел только услышать крик, где эти двое были, да пару шагов к камням сделать. Тут меня  подхватило и  куда-то понесло. Очнулся – лежу  под снегом, ни ру-кой, ни ногой шевельнуть. Спеленатый, как младенец. Вот тут-то мне стало страшно. Лежу и думаю: неужели мне так и придётся здесь остаться навсе-гда? – он посмотрел на  слушателей.
    - Страсти Господни… - Прошептала Марфа, глядя на Романа с жалостью.
Варя и Игнат смотрели на него испуганными глазами. Евсей качнул головой и бормотнул: - Да уж…
    - И тут меня злость взяла, - продолжил раненый. – Что же получается? Эти меня не убили, так снег меня решил заживо похоронить? Нет, думаю, так просто я не сдамся… И начал пытаться как-то освободить себе руки. А когда  сумел это сделать, то понял, что вылезу из этой снежной могилы. Правда, пришлось изрядно попотеть. Сознаюсь, иногда отчаяние охватывало, осо-бенно, когда пробивался наверх. Вылез, смотрю и место не узнаю - всё под горой завалено снежным валом.
    - Повезло тебе, паря, чё смог вылезти. Да ишо после ранения… – Кивнул хозяин. – Индо в рубашке родился, не мене.
    - Верно, Евсей Пахомыч, повезло… - Согласился Роман. – Повезло, что оказался у края лавины. А те оказались на самой её средине. Я потом на-ткнулся на одну лыжу и сапог здоровенный. Наверное, Федула…
    - Никода я никому зла не желала. А вот про них скажу – поделом им, за их дела богомерзкие. Прости мя, Господи, за мысли немилосердные. – Перекре-стилась Марфа. На что Евсей, было, усмехнулся, но потом посуровел:
    - Я вот чё грю: это Господь покарал их за дела мерзопакостные. Убивцы они и зловреды. Вот за енто и будут гореть в аду.
    Какое-то время помолчали. Потом Евсей спросил:
    - Чё потом-то? Как домой пришёл? Тяжко, небось, было…
    - Лыжи и шапка остались где-то под снегом. – Продолжил рассказ Роман. – По снегу без лыж идти тяжело. Вот я и решил ковылять по речке. Там снега меньше.
    Евсей одобрительно кивнул:
    - Это ты, паря, умно придумал. Тама завсегда ево мене, чем в лесу.
    - Собственно, рассказывать особо нечего. Шёл по речке, нога болела всё сильнее. А когда пошёл от речки к деревне, то боялся одного, что не хватит сил дойти до вас. Снег глубокий, а ногу совсем уже не чувствовал.   
    Он посмотрел на всех повлажневшими глазами: на Марфу, с прижавшей к ней Варей, Игнашу с приоткрытым от удивления ртом, Евсея, глядевшего на него добрым взглядом.
    - Знали бы, дорогие, как я рад снова вас видеть…- Взволновано произнёс он. Евсей смущённо крякнул, оглянулся на своих домочадцев. – Вы меня простите, Марфа Ниловна, что не принёс ничего. – Улыбнулся Роман хозяй-ке.
    - Чё ты, чё ты… - Махнула она рукой. – Сам-то жив вернулся, и то ладно. – Она всхлипнула – слёзы блеснули у неё на глазах.
    - Хватит ужо, мать, сырость разводить! – сердито глянул на жену Евсей. – Вишь, живой же… А рана затянется.
    - Евсей Пахомыч! Ты хотел рассказать, как узнал, что стрелял в меня Лука. - Напомнил ему Роман.
    Евсей погладил бороду:
    - Я показал табе жакан, чё вымнули из твавой ноги. Увидал на ём метку?
    - Да… Что-то похоже на крестик. – Подтвердил Роман.
    - Ента метка Амвросия. Кода он льёт пули, то на кажной делает етот кре-стик.
    - Зачем это ему?
    Евсей усмехнулся:
    - Для таво, чё бы другим доказать, чё ето он зверя добыл. Вот пошли на за-гон волков, стрелили волка вдвох. Вымнули пулю, а на ёй крестик. Стало быть Амвросий добыл.
    - Хитро придумано… - Удивлённо заметил Роман. – Так уставщику можно предъявить счёт. Стрелял-то  в меня его сынок. По закону это называется улика.
    - Так-то оно так… - Задумчиво проронил Евсей. – Тока он ужо сам собя наказал. Сына-то сваво потерял…
     … Деревня гудела. Весть о том, что ушли в тайгу и пропали сын уставщи-ка Лука и Федул взбудоражили жителей раскольнической общины. Высказы-вались различные предположения: и что задрал их медведь, когда они потре-вожили его в берлоге; и что утонули в Кунже, провалившись в полынью. А может, угодили в Бесовскую прорву, где не замерзала трясина даже в силь-ные морозы. Мол, погнались за добычей и вместе с ней и их засосало.  И  бы-ли поражены, когда открылась истинная  подоплека  трагедии, разыгравшая-ся в тот злополучный день у Белой горы.
    Войдя в избу, Амвросий долго крестился перед образами и клал поклоны ниже обычного. За столом сидел хозяин дома Евсей, сразу отметивший, как сильно сдал уставщик с лица после исчезновения сына Луки. Брылястое лицо утратило округлость, глаза и щёки ввалились, даже вечно красные и мяси-стые губы увяли.
    - Зачем звал, Евсей Пахомыч? – наклонив голову, отчего волосы двумя во-роновыми крылами свесились по бокам, закрывая уши, поинтересовался ус-тавщик. Какое-то время хозяин смотрел на него, всё ещё сомневаясь, пра-вильно ли он поступает, пригласив его сюда. Потом поняв, что дороги назад нет, спросил:
    - Хошь узнать про сваво сына?
    Глаза Амвросия ожили, вспыхнув живым огнём, он впился взглядом в Ев-сея:
   - Что? Что ты знашь про Луку?  - и, увидев, что тот молчит, упавшим голо-сом взмолился: - Говори же… Христом богом молю…
    - Айда за мной. – Проронил Евсей, направляясь к закрытым дверям горни-цы. Увидев, что тот замешкался, словно желая отсрочить то страшное, что он может сейчас услышать, повторил: - Чё застыл? Идём ужо…
    Перешагнув порог, уставщик отшатнулся, увидев в ней столько народу. Кроме семьи Савиных, тут была их сноха с матерью, и соседи из близлежа-щих домов. Пришёл и столяр Кузьма с женой, сосед Аксиньи.  На кровати полулежал Роман, опираясь на подушки. Всех их созвал хозяин с одной це-лью, чтобы разговор с Амвросием состоялся при свидетелях.
    Совладав с растерянностью, уставщик перекрестил всех двуперстием со словами:
    - Да благословит вас, самаряне милостивые, Господь наш, Иисус сладчай-ший! Во веки веков аминь! – и с удовлетворением отметил, что почти все пе-рекрестились. Глянул с прищуром на Евсея:
    - Так чё ты хотел мне поведать, Евсей Пахомыч? – спросил он, мельком мазнув взглядом лежащего Романа.
    - Перво-наперво скажи нам, Амвросий Спиридоныч… Вот ета пуля твоя? – хозяин протянул ему жакан. Уставщик покрутил в руках, соображая, что за этим кроется, и ощущая на себе любопытные и пытливые взгляды собрав-шихся.
    - Могёт быть моя, а могёт и чужая. – Буркнул он, возвращая жакан Евсею.
    - Крестик-то твой? – не отставал от него тот.
    Уставщик хмыкнул:
    - Нацарапать крестик любой могёт.
    Евсей посмотрел на собравшихся:
    - Так вот, честной народ! При всех вас грю – енту пулю мы вымнули из но-ги Романа.
    - Я её своею рукою вымнула из плоти ейнова парня. Вот те крест! – торже-ственно перекрестилась сватья. Все с любопытством уставились на Романа.
    - Ваш сын Лука стрелял в меня у Белой горы. – Заявил тот бледнеющему на глазах у всех Амвросию. – От выстрела с горы сорвалась лавина и всех накрыла. Я смог вылезти из снега, а Лука и Федул остались под ней.
    Теперь все смотрели на уставщика. С бледным восковым лицом, как у по-койника, он глядел остекленевшим взглядом  на этого чужака, порушившим весь его мир. Его единокровный сын Лука, плоть от плоти, лежит в ледяной могиле. Кто теперь пригреет его в старости? Кто родственной теплотой скра-сит последние дни его жизни? Лелеял мечту, что будут у него внуки, с кото-рыми познает вновь забытое чувство отцовства. Ничего этого не будет. Всё пошло прахом…  Он обвёл всех мертвенным взглядом и, моментально соста-рившись, сгорбившись и шаркая ногами, пошёл к двери. У порога обернулся,  посмотрел на Романа и словно выплюнул:
    - Будь ты проклят… сатано… Не-на-ви-жу-у-у! – захлёбываясь от злобы, прошипел он и вышел.
   - Вот вам, ангелы небесные и совесть человечная… Ево, Романа, хотели убить, и ён же виноватый получатся. Иде справедливость, спрашиватся? – негодовал Евсей, тряся  рукой с зажатой в ней пулей.
    - И-и, сват… Откель совесть у ентова долгогривава жеребца! – взъярилась сватья, бросив на дочь Аксинью косой взгляд, отчего та покраснела. Видать Никитишна знала о посещениях дочери Амвросием. – Вона, дочь маву сжечь хотели, а её же етот кобель и обвинил, да ишо и проклял. Вот табе и справед-ливость… Воистину грят в народе: иде стыд был, там мох вырос. – Бушевала сватья.   
    - Правда глаза колет. – Прогудел а густую бороду Мокей, сосед. Он подо-шёл к Роману:
    - Однако, молодца, паря! Сумел ету бабу с косой объегорить! Долго жить будешь… Наше тебе уважение… - И подал ему широкую ладонь.
    Толкаясь, соседи вышли из комнаты, обсуждая происшедшее на все лады. Никакого сомнения не было, что вскоре вся деревня будет знать о том, что же произошло у Белой горы и как воспринял уставщик весть о смерти своего сына.
    На следующий день семейство Савиных, ушедшее на еженедельное посе-щение молельного дома,  быстро вернулось домой. Варя, зайдя в комнату, на вопрос Романа отчего это они так быстро пришли, сказала, что уставщик не пришёл и старцы отменили моленье. Говорят, что Амвросий занедужил, а никто другой не должен брать в руки святую книгу.
     Дверь снова открылась, и вошёл Евсей со сватьей, которая пришла поме-нять повязку, да вновь наложить мазь на рану. Никитишна открыла туесок, отчего по комнате разошёлся ядрёный запах.
    - Ну чё, молодец!? – подступилась к раненому знахарка. – Давай-ка, сымай подштанники. Да не смушайся, я те в матери гожусь. Чё покраснел-то, слов-но красна девица?  - увидев, что тот смотрит куда-то в сторону, обернулась и, заметив растерянную Варю, всплеснула руками:
    - Ты, девка, чё тут глазёнки таращишь? Аль голова мужика решила узреть? – ехидно спросила она и, видя, как та, залившись румянцем, бросилась из комнаты, захохотала ей вслед: - Вот замуж выйдешь – насмотрисся…
    Евсей только крякнул, глядя на Никитишну:
    - Ну, сватья…  Совсем девку в краску вогнала.
    - Ничё, ничё… Ей тока на пользу, да мне веселье… - Вновь засмеялась сва-тья. Бережно сняла повязку. – Ишь ты… - Бормотала она, глядя на воспалён-ный рубец на бедре Романа.
    - Ну, как? – поинтересовался Евсей, наблюдая за действиями сватьи.
    - Рано ишо говорить. Придётся другую мазь приложить, чё гной вытягиват. - Она резко надавила на ногу, рядом с пулевым отверстием, отчего раненый вскрикнул.
    - Терпи, молодец… Боле так не буду: - Сват? Самогон у тя ишо есть?  Принеси чуток, надоть рану почистить. – Распорядилась она.
    - Терпи, терпи… - Приговаривала Никитишна, видя, как он морщится от боли. - Ты же мужик… Вон какой, девкам в награду…  - Похохатывала она, ловкими движениями очищая рану.
    К концу болезненной процедуры Роман вспотел. Сватья намазала на тря-пицу чёрную мазь с резким запахом и наложила на рану. Потом аккуратно наложила повязку.
    - Ну, вот… Выздоравливай, молодец… До свадьбы заживёт. - Улыбнулась она ему. – Завтра опять приду, надо повязку поменять. Сват! Чаем напоите? – она закрыла туесок крышкой.. – Оставлю всё у вас, чё бы не таскаться туда-сюда.
    … Все эти дни вынужденного лежания, он редко оставался днями один. То прибежит Игнаша, весело тараторя про катанья на санках с горки на речку, про игры с другими ребятишками. То Варя сядет рядом с прялкой… Рука ловко вытягивает из овечьей кудели клочья шерсти, стягивая их вместе, кру-тится веретено, наматывая тонкую нить. Он, глядя на профиль девушки, с лёгкой грустью думает, что повезёт же кому-то с такой женой – работящей и многое чего умеющей, несмотря на свой юный возраст. К тому же обаятель-ной и весёлой, да и что лукавить – красивой. И воспитана в строгих правилах раскольнической веры.
    - Ты пошто смолк? -  Роман очнулся от раздумий, встретив вопроситель-ный взгляд карих глаз девушки.
    - На чём это я остановился? – спросил он, заранее зная, что Варя повторит его из  слова в слово, но каждый раз поражаясь её великолепной памяти.
    - Она сказала: «сударь, я буду вам признательна…».
    - Да-да, вспомнил. Спасибо, Варюша… Так вот, «ДАртаньян был на седь-мом небе от счастья…», - два дня назад он начал рассказывать ей свой люби-мый роман. Приходил и Евсей с разговорами о хозяйственных делах, ежели был дома. Марфа кормила его, словно малое дитя. Вечерами все собирались  у его кровати. Женщины пряли, а он вновь начинал им рассказывать о вели-кой стране - России, городах, где бывал сам, о природе разных мест, о Чёр-ном море. Рассказывал он и о своих полётах, о небе, которое бывает таким разным, об облаках, то похожих на комки ваты, то громадных, почти от зем-ли и до больших высот, в которых таятся молнии, и которые лучше обходить стороной, о ночном небе, усеянном многочисленными звёздами. Благодарнее слушателей, чем эти простые люди, не могло и быть. Слушали они его, зата-ив дыхание, иногда женщины бросали прясть, зачарованные его рассказом.
    Через неделю Роман начал вставать с постели, рана стала затягиваться. Боль при резких движениях уже не была такой острой. Как-то утром, сватья осмотрела его рану и сказала, что больше ей приходить не нужно, теперь де-ло за временем. Спадёт воспаление и останется только вытащить нитки из шва. Собрала свои лекарства и вышла в большую комнату. Полежав немного, Роман поднялся с кровати, оделся и пошёл, было, из горницы, но услышав из-за неприкрытой полностью двери своё имя, остановился.
   Две сватьи пили чай. Марфа потчевала Никитишну свежими постряпушка-ми, только что вытащенными из печи. Макая плюшку в янтарный мёд, при-хлёбывая из блюдца, сватья блаженно щурилась.
    - Как дела у Ромы? – поинтересовалась Марфа, придвигая к ней  плошку с мочёной брусникой. – Угощайся, сватьюшка…
    - Мастерица ты, Марфуша! Плюшки-то во рту тают… - Проворковала сва-тья, переводя дух. – Благодарствую за угощение. - Вытерла пот с лица утир-кой, вынув из рукава кофты.
    - У парня усё хорошо. Затягивается рана-то… На той недели нитки вытащу – и вся недолга. Будет снова бегать, чё тот лось.
    - Благодарствуем, сватьюшка, за дела твои благостные. Слава те, Господи! – перекрестилась Марфа. – Уж так мы усе испереживалися за ево, кода он ранетый еле возвернулся.
    - Всё в руках Господа нашева. Как он решит, так и будет. – Так же пере-крестилась Никитишна. Потом восхищённо качнула головой и хихикнула:
    - Чё я табе скажу, сватьюшка…  Рассмотрела я ево. Ну и здоров же он, ис-тинно племенной жеребец. Вот повезёт бабе, котора с ём будет. У ево… - Сватья понизила голос, - … так небо с овчинку покажется.
    Марфа зарделась от её слов, замахала рукой и смущённо рассмеялась:
    - Да ну тебя, сватья… Скажешь, тоже…
    - А чё? Дело житейское… Чё есть – то есть. Ни убавить, ни прибавить. Эх!  - она потянулась, выпрямляя полнеющий стан. - Скинуть бы годков два-дцать… Так, ей бог, не отказала бы, только попроси…
    - Эк тя распоносило, Никитишна. - Осуждающе сказала Марфа, поджав гу-бы. – Чем твой  Савелий хуже? Вона какой мужик-то справный…
    - С виду, Марфуша, с виду… Поизносился, мой Савельюшка, чё и гово-рить. Иной раз по месяцу не притрагиватся. Совсем антирес потерял к енто-му делу… - С горечью проронила сватья. Глядя на неё, и хозяйка подпёрла рукой подбородок.
    - И не говори, сватья. Вот и мой Евсей тожить таким стал… - Внезапно Марфа оживилась и смущённо спросила:
    - Так вить у тебя, небось, есть какой-нибудь отвар из трав, чё помогат при ентом?
    - Да я, дура, всё раздала, и сабе не оставила. То одна баба придёт, то – дру-гая: помоги, да помоги, Никитишна. Вот и допомогалась… – Сокрушённо заявила сватья, всплеснув руками. – А щас локти себе кусаю. Таперча тока весны придётся ждать, чё бы новый сбор сделать.
    Роман, подслушав непроизвольно разговор двух сватьей, смущённо поче-сал затылок и вернулся в комнату. Подошёл к окну, глянул на улицу. Пусто. Ветер качал ветви деревьев  в палисаднике, закручивал и гонял вдоль улицы снежные вихри. Серо и уныло. В такую погоду сесть бы на удобную кушетку или диван, открыть книжный томик и погрузится в невероятно увлекатель-ный мир приключений и переживаний героев. Забыться на какое-то время от ежедневной однообразной жизни, которую не всегда ценим и не храним. Та-кое вот неблагодарное отношение к тем простым радостям, что дарит чело-веку обыкновенная жизнь. Так уж устроен этот самый пресловутый гомо са-пиенс, не умеющий ценить то, чем он обладает на данный момент. И горест-но сокрушается, потеряв его.
    Вот и Роман, избежав неотвратимой, казалось, гибели, корил себя за то, что не всегда с должным пониманием относился к таким вот приземлённым вещам, как пить, есть, спать, дышать воздухом. Которыми ты обладаешь с рожденья, как само собой подразумевающееся, но которое можешь потерять в любой момент. Поэтому так пронзительно ясно ощущаешь это богатство после того, как приходит простая ясность, что только вот ты мог лишиться всего этого. Так что цени каждую прожитую минуту, знай, что вторая жизнь тебе не предусмотрена по определению. И цени это вдвойне, если у тебя есть цель, ради которой ты живёшь, цель, которую ты поклялся перед собой дос-тичь, чего бы это тебе не стояло. Вот ради этого можно поступиться самым дорогим, что у тебя есть, вплоть до своей жизни. В чём и состоит предназна-чение нормального человека…



                ГЛАВА   52
    Выйдя на крыльцо, Роман, улыбаясь, потянулся, чувствуя во всём теле ощущение здоровья и силы. Да и просто здорово было вдохнуть в себя воз-дух, напоенный свежестью и ещё чем-то неуловимым.
    Раз! И от толчка в спину он слетел с крыльца и кувыркнулся в большой сугроб, накиданный при расчистки двора. Два! – он перевернулся на спину и только привстал, как на него рухнула Варя, которую толкнул Игнаша, весело захохотавший на крыльце, и Роман опять упал в сугроб, увлекая за собой де-вушку. Близко от своих глаз он увидел её смеющееся румяное лицо, полуот-крытые алые губы и жемчужную полоску зубов. Вот глаза её потемнели, и она, полузакрыв их, потянулась к его губам. Рядом гавкнул Серый и, ухватив зубами за её полушубок, потянул назад, притворно рыча.
    Варя отпрянула от Романа, упёрлась руками ему в грудь и пружинисто вскочила на ноги. Ловко увернулась от брата, который хотел ещё раз толк-нуть её и он, потеряв равновесие, упал в снег рядом с Романом.
    - А-а-а! Вы так! - тот вскочил, схватил комок снега и запустил в Варю. Она, смеясь, в свою очередь слепила снежок и влепила ему, да так, что сбила шапку с головы.
    - Ну, держитесь! – крикнул он, нахлобучивая шапку и кинулся к ним.  Иг-нат тоже выбрался из сугроба и теперь примеривался в кого запустить сне-жок. Варя, визжа, кинулась по расчищенной тропинке к огороду.
    В комнате родители, глядя в окно на эту весёлую возню, только усмеха-лись.
    - Слава Господу! Роман-то вовсе выздоровел. – Заметил Евсей, заканчивая мастерить туес из бересты. – Ишь чё вытворят…
    - Ох, Евсей… - Марфа покачала головой, услышав счастливый визг Вари. – Липнет наша доча к Роману, хоть ты чё… Сама, дурочка, то не поймёт, чё уйдёт ён отсель.
    - Ты – мать! Вот и поясни ей, чё б забыла думать об ентом. – Отозвался муж. – Тебя чё ли учить?..
    - А ты ёй хто? Дядька со стороны? – сердито напомнила Марфа. – Тобя, роднова отца, она луче послухат.   
    - Послухат, послухат… - Неодобрительно пробурчал Евсей. – Как ёй в го-лову вложить, чё они с ём разны? Он с таво мира, где всё другое, да и ён сам другой. А Варюха у нас девка проста, ёму не чета.
    В сенях застучало, послышались возбуждённые голоса, дверь распахнулась и в комнату, улыбаясь, влетела дружная троица. С румяными лицами, бле-стящими глазами… Варя и Игнаша повесили одежду и кинулись к родите-лям, наперебой рассказывая, как они наваляли Романа в снегу, как Серый прыгал вокруг них и лаял, заступаясь за него.
    - Так уж и наваляли? Каво? Романа? – усмехался Евсей, глядя на детей. – Вот ужо не поверю…
    - Так и было… - Не успокаивался Игнаша. – Ром! Ну скажи им! – чуть не плача, кинулся  парнишка к нему и дёрнул за рукав.
    Роман, поправляя на вешалке одежду, только улыбался. Посмотрел на его расстроенное лицо, взлохматил ему волосы:
    - Верно говоришь, Игнаша. Ваша взяла…
    - Ну, чё я грил! – восторженно завопил довольный Игнаша, победно глядя на родителей.
    Евсей вновь усмехнулся, а Марфа только головой покачала, заметив, с ка-ким обожанием дочка смотрит на Романа. «Дурочка ты… дурочка моя…Совсем голову потеряла. - Тяжело вздохнула она. – Никак не поймешь однаво - как же табе будет больно, когда ён уйдёт от нас…».
    - Сидайте за стол! Проголодалися, небось, катаясь в снегу-то. – Пригова-ривала Марфа, ставя на стол  туес с крупно нарезанными ломтями ржаного хлеба. – Варь! Вытащи-ка из печи чугунок со щами. – Она разложила миски, деревянные ложки, поставила солонку. Водрузила большую крынку с моло-ком рядом с чугунком, вытащенным Варей из печи.
    Глядя с улыбкой на молодых, хозяйка стала разливать по мискам аппетит-ное варево, куски мяса положила отдельно на большое блюдо. Неожиданно Евсей  треснул сына по затылку, отчего тот выронил ложку.
    - Ты чё, тятя? – вытаращился на него Игнат, готовый тут же зареветь.
    - Пошто лоб не перекрестил, садясь за стол, паршивец эдакий? – сурово спросил отец.
    - А чё крестить-то здря? Вон, Рома по небу летал, так никакова боженьки там не видал. – Дерзко ответил сын, не видя, как осуждающе покачала голо-вой мать, глядя на него.
    - Ты мне ишо погри тут, живо из-за стола выскачишь! – рассвирепел Евсей. Для него, да и для остальных было впервой, что бы кто-то из семьи открыто высказал сомнение относительно Бога. – Ишь какой умник тута выискалси!
    - Игнаша, - сидевший рядом с ним Роман, потрепал его по голове. – Слу-
шайся родителей, а когда вырастешь, то сам решишь, креститься тебе или нет. Договорились?
    Глотая слёзы, мальчишка кивнул головой. Отец, остывая, хмыкнул и взял-ся за ложку.
    …. Вся поляна была изрыта до земли, словно кто-то искал здесь клад. Се-рый азартно крутился возле взрытых ямок, возбуждённо повизгивая. Роман внимательно всматривался в многочисленные следы, оставленные какими-то животными. Что они тут искали, для него было ясно – корм.  Да и следы бы-ли очень уж специфичны, похожие на отпечатки ног домашней свиньи. «Так это ж кабаны! – понял он. – Ну, правильно… Евсей говорил как-то, что они и попадаются в районе этих болот». Он впервые забрёл в этот район, да и раньше необходимости в этом не было. Боровая дичь, зайцы, косули – все эти виды животных и птиц предпочитали более возвышенные места, как обшир-ные лесистые районы, увалы и сопки. Забрёл он сюда и просто из любопыт-ства, посмотреть места, где ещё ни разу не был за всё время, как пристра-стился к охоте.
    - Ну, что, Серый? Поищем хрюшек? – кивнул он псу. Тот, как бы одобряя его решение, коротко гавкнул и вновь принялся обнюхивать следы. Роман обошёл всю поляну и заметил в снегу уходящую отсюда выбитую копытцами тропу. Видимо, кормилась в этом месте целая семья диких кабанов.
    - Серый! – он позвал пса, который крутился по поляне. Тот подбежал к не-му и, обнюхав уходящие следы, побежал в ту сторону. Роман снял с плеча ружьё и зарядил правый ствол патроном с крупной картечью - левый был по-стоянно заряжен на крупного зверя пулей. И двинулся вслед за собакой. Вскоре издалека донёсся звонкий лай Серого. Густые заросли подлеска вплотную подходили к камышу, обрамляющего край болота и Роман, бежав-ший на лыжах в сторону лая, был вынужден сбавить скорость – снег и кусты затрудняли движение. Впереди показался взгорбок, заросший густо кустар-ником, вперемежку с молодыми пихтами. Лай доносился оттуда, из-за этого островка леса. Следы кабанов уходили левее этих зарослей и Роман, логично предположив, что Серый отвлекает внимание зверей, свернул вправо, рас-считывая подкрасться к ним поближе, под прикрытием этих зарослей. Стара-ясь двигаться тише – подшитые мехом лыжи позволяли это делать, он выгля-нул из-за молоденькой пихты.
    Пологий спуск к болоту переходил в заросли камыша, где-то в метрах три-дцати виднелась ложбина, обрамлённая кустарником. В ней настороженно застыла четвёрка животных, уставившись на злобно лающего в несколько метрах от них Серого. Двое крупных особей и пара значительно меньших по размеру, видимо, потомство. Окрас тёмного цвета, угрожающая поза стояще-го впереди крупного животного с наклоненной головой, из пасти торчащие клыки, не оставляли сомнения, что это был глава семейства. Время от време-ни он в ярости копытил снег, и в какой-то момент вдруг кинулся на пса. Тот в свою очередь тут же отскочил назад, взрываясь неистовым лаем. Кабан оста-новился, презрительно хрюкнул и вернулся на прежнее место.
    Роман медлил, прикидывая, как лучше поступить: стрелять отсюда, или сойти с лыж и осторожно подобраться поближе, чтобы попасть наверняка. Если стрелять отсюда, то есть вероятность не попасть, потому что впереди мешали прицельной стрельбе ветви разросшего кустарника. Дальше тянуть было некогда, Серый уже совсем охрип от постоянного лая и Роман решился. Сбросил лыжи, взял наизготовку двустволку и осторожно, пригнувшись, стал спускаться к лежбищу. Едва он обогнул мешавший куст, как в ложбинке раз-дался предостерегающее хрюканье, и отец семейства развернулся в сторону новой опасности.
    Усмиряя стук сердца, Роман вскинул ружьё и, поймав на мушку молодую свинку, выстрелил. Раздался пронзительный визг и жертва свалилась на зем-лю, задрыгав в предсмертной агонии ногами. Вожак нагнул голову и с беше-ной скоростью кинулся в сторону человека. Тот повел стволами в его сторо-ну, ловя прицелом мчащегося с яростью секача, и нажал на спуск. Грохну-ло… Роман понял, что промахнулся - злобно визжа,  разъяренный кабан стремительно приближался к нему. Спасло неопытного охотника одно: пыта-ясь отпрыгнуть, он неловко завалился набок, успев разглядеть мощные клы-ки, выставленные вперёд, словно таран, и налитые кровью глазки. Секач на скорости многопудовой торпедой проскочил сбоку и по инерции вломился в лесок. Затрещали кусты и, лихорадочно перезаряжающий ружьё Роман, вскочив на ноги, прислушался – кабан исчез. Вытерев пот с взмокшего лба, он ждал. Ничего… Никакого шума с той стороны…  Наступившую тишину нарушил Серый, гавкнул пару раз, как бы напоминая о себе. Роман повернул голову – пёс сидел рядом с добычей, оставшаяся пара свиней исчезла во вре-мя схватки.
    Он, напряжённо прислушиваясь, поднялся к леску, глядя на след про-мчавшегося секача. Несколько капель крови на снегу ясно говорили о том, что второй выстрел всё-таки зацепил зверя, но, явно, незначительно. Поняв, что повторного нападения опасаться не приходится, Роман взял лыжи и спустился к Серому, который прилежно стерёг добычу.
    - Как ты, Серый? Жив? – в ответ тот гавкнул и постучал хвостом. «Мол, всё в порядке, хозяин…». – А я, брат, струхнул, когда понял, что промазал. Вот так-то…
    Нагнулся над убитым подсвинком и разглядел, что в него попали две кар-течины, и только одна оказалась смертельной, попав рядом с лопаткой.
    Убитая хрюшка выглядела вполне приличной добычей, и Роман призаду-мался, как её унести. Взгляд его упал на пса – Серый выразительно облиз-нулся. Усмехнувшись, охотник снял заплечный мешок, развязал. Достал два больших ржаных ломтя, солидный кусок мяса разрезал пополам. Пёс, глотая слюну и молотя хвостом,  нетерпеливо повизгивал.
    - Что, брат, невмоготу? -  Роман положил его порцию с ним рядом. Серый жадно схватил кусок мяса и, зажав его лапами, урча, стал жевать, чавкая и облизываясь. Задумчиво жуя хлеб, человек осмысливал происшедшее, и не-хотя признался себе, что охотясь на кабанов, изрядно рисковал. Ведь разъя-ренный секач со своими клыками может запросто запороть человека, не ус-пей он увернуться. Сегодня ему редкостно повезло, что тот проскочил мимо. А не успей отскочить? И всё? Запоздалое чувство страха мурашками пробе-жало по спине. Но Роман легкомысленно отмахнулся… Ну, было такое… И что? Главное – вот оно… Неплохой трофей… Он с гордостью посмотрел на лежащего подсвинка. Как говорят в известных кругах – победителей не су-дят!
    Он с трудом засунул в мешок добычу, голова не вошла и теперь торчала из мешка, подслеповато и грустно глядя на окружающий мир сквозь белёсые ресницы, как бы говоря: зачем же вы так со мной обошлись…
    Пристроив мешок за плечами, заметил, что с определением размера он, по-хоже, ошибся – груз основательно оттягивал плечи. Забросил «Зауэр» за пле-чо стволами вниз и свистнул Серого, который, обнюхивая место, где лежала добыча, жадно хватая снег с каплями крови.      
    Снег пошёл крупными хлопьями, поднявшийся ветер крутил снежинки, теребя ветви деревьев. Погода явно портилась, заставляя их торопиться, ибо пурга, если усилится, может сильно осложнить возвращение домой. Будучи налегке, можно бы увеличить скорость, но тяжесть за спиной не позволяла это сделать. Роман, механически передвигая ногами, скользил лыжами по своему следу, моля об одном, что бы пурга не усилилась. Утешало одно: ве-тер, словно понимая, как тяжело охотнику идти с такой ношей, дул в спину. Половину пути они прошли без отдыха, но потом, когда лыжню стало пере-метать, и лыжи почему-то стали скользить тяжелее, он позволил себе остано-виться. Постоял минут пять, отдышался и вновь двинулся по утренней лыж-не. Даже Серый перестал шастать по сторонам, бежал сзади по лыжне, высу-нув язык.
    Он механически передвигал лыжи, отмечая знакомые ориентиры. Вот сей-час, за этой кучей валунов, начнётся лощина, заросшая молодым редколесь-ем. Потом лыжня пойдёт по кривой, огибая сопку, покрытую сухими соснами и оттого похожую на гигантского ежа.. За сопкой безымянный ручей, зарос-ший по берегам тальником, промёрзший до дна. Потом останется пару вёрст до деревне, через березняк.
    От тяжести плечи разламывало и он, желая подбодрить себя, вспоминал своего отца. Как-то давно, ещё до войны, тот говорил ему, своему маленько-му сыну, что обязательно нужно заниматься спортом и готовится к службе в Красной Армии. Потому что, если будешь простым солдатом, то полная вы-кладка снаряжения рядового красноармейца составляет тридцать два кило-грамма. И перечислял: винтовка, подсумки с патронами, шинельная скатка, сапёрная лопатка, сумка с противогазом, стальной шлём и многое чего дру-гого. Подвёл его к двухпудовой гире, мол, попробуй её стронуть с места, в ней как раз тридцать два килограмма. Маленький Роман, пыхтя, даже не мог её пошевелить. Вот поэтому, говорил отец, нужно заниматься спортом, что-бы  стать солдатом. Этот наказ отца стал для него основным критерием при выборе жизненного пути, помог ему развить свои физические данные и дос-тичь в спорте неплохих результатов. А главное - выработать в себе силу во-ли, упорство, настойчивость в достижении цели, что очень пригодились в его взрослой жизни.
    Пурга разыгрывалась не на шутку, видимость, при бешено несущимся сне-ге, сократилась до десятка метров, а когда они подошли к деревне, составля-ла не более пяти. Он облегчённо вздохнул, увидев знакомую изгородь. Сил осталось добраться до крыльца, скинуть с себя ружьё и мешок с добычей, да обмести снег с себя и Серого. Стукнула дверь и на крыльце появился Евсей.
    - Слава те Господи, объявились! – обрадовался он. – Мы ужо стали опа-саться… Вишь, как крутит…Это чё такое? Никак свинушка?  – увидел он торчащую из мешка голову. Взялся за его лямки, приподнял и охнул:  - Ешь твою корень! Да здесь не мене двух пудов! Ето иде ево завалил?
     - Так  у болота, в сторону  Лысого кряжа.
    Евсей покачал головой, с уважением глядя на Романа:
    - Ну и здоров же ты, паря. И как тока доволок? Оттель до дому вёрст де-сять будет, не мене.
    - Всё равно притомились мы с Серым. Верно, дружок? – он погладил мок-рую голову пса. Тот умиленно глянул на него и постучал хвостом.
    - Ну, айда домой! – хозяин заволок добычу в сени.
    После ужина Роман рассказал об охоте со всеми подробностями. Женщи-ны охали и ахали, Роман не раз  ловил на себе восхищённый взгляд Вари. Игнаша, в свою очередь, так же восторженно смотрел на него. Как же, в ко-торый раз он вновь поражал его воображение свой смелостью. Хозяин, слу-шая его рассказ, только удивлённо хмыкал.
    - Так-то оно так…Рысковый ты, однако, паря… - Сказал он с непонятной интонацией после того, как Роман закончил свой рассказ. То ли одобряя, то ли осуждая… – Не кажный охотник  пойдёт на кабана. Зверь зело свиреп и могуч… Ведмедь и тот опасатся с ём связываться. Тот могёт ему брюхо рас-потрошить свамя клыками. А ты вот не спужался…
    - Я уже потом испугался, Евсей Пахомыч. – Сознался Роман. – Когда кабан убежал. А я лежу в снегу и ружьё у меня не заряжено. Думаю, вдруг он вер-нётся… Я  же его пулей задел – кровь была по следу.
    - Ранетый секач оченно опасный… Но ежели ён промахнулся, то вдруго-рядь не вертатся, убегнёт – не догонишь. Помнитса,  я ишо молодой был, не-женатый… - Хозяин лукаво посмотрел на Марфу. Та, увидев его взгляд, лишь усмехнулась краешком губ. – Так ентот секач, маво дружка на берёзу загнал. – Заслышав смешки Вари и Игната, он покачал головой: - Здря щери-тесь… А вот Фотию тады было не до смеха…  Ранил ён ево. Тот и попёр на Фотия… Видит, ружжо не успеет перезарядить, а кабан вот он, рядом. Ружжо бросил и на дерево сиганул, что та белка… Смотрит, а ён клыками землю у корней роет.  Хотит берёзу свалить, и до ево добраться.  Вот вить божья тварь до чаво умна…
    - И что? Свалил? – не выдержал Роман.
    - Рыл, рыл… Апосля подбегит к берёзе, упрётся клыками и давит – свалить хочет. Не смог, однако… Шибко корни были крепки. Часа два крутился, визжал… Потом ушёл… Так Фотий ишо долго сидел на дереве, пужался. Спустилса, ружжо подобрал, да дёру оттель…  До чаво тады Фотия пробра-ло, чё боле на кабана не ходил. Так-то вот…
    - Ты уж, Рома, будь поосторожнее на охоте-то…  А то сердце заходится, кода ты гришь про ето. – Марфа тяжело вздохнула. – А за свинюшку благо-дарствуем. Таперча окороков наделам, сала засолим. А то нынче наши хрюшки ишо не выросли…  Варя! – повернулась она к дочери, которая сиде-ла с отрешённым видом.
    - Чё, маменька? – очнулась та, теребя косу. Стрельнула глазами в сторону Романа, но тот наблюдал за Евсеем, который плёл из прутьев какую-то замы-словатую конструкцию,  вполголоса что-то объясняя Игнаше.
    - Лампу зажги, а то темно савсем из-за пурги. – Попросила мать. Дочь дос-тала керосиновую лампу, подожгла в печи лучинку. Фитиль занялся сразу, девушка вставила стекло и принесла лампу на стол. По стенам зашевелились тени. Гудело пламя в печи, потрескивали в ней поленья, за окном выла пурга, бросая пригоршни снега в стёкла окон. Кошка Манька подкралась к лежаще-му на своей лежанки Серому и, заигрывая, осторожно тронула лапкой кончик пушистого хвоста. Пёс повернул голову, снисходительно глянул на кошку, зевнул, показав белые клыки, отчего Манька опасливо попятилась, и вновь опустил голову на лапы.
    От всей этой картины веяло таким уютом и умиротворённостью, что Роман прислонился к стене и прикрыл глаза. Шушукающие о чём-то Варя с братом, заговорщицки переглянулись, подошли к нему и сели по бокам. Игнат дёрнул его за рукав:
    - Ром! А, Ром! – с просящей улыбкой поглядел на него парнишка. Тот при-открыл глаза. – Ром! Ты в прошлый раз обещал… - Напомнил ему Игнат.
    - Обещал? – удивлённо посмотрел на него Роман.
    - Обещал, обещал… - Подтвердила сбоку Варя. Он повернул к ней голову и утонул в ласковом взгляде карих глаз.
    - Ей богу, не помню. – Раскаянно проронил он.
    - Ну, вот чё пристали к ему? – укоризненно глянула на них мать. – Устал он, а вы липните…
    - Да всё хорошо, Марфа Власьевна. – Успокоил её Роман. – Коль обещал, надо выполнять. – И обернулся к Варе:
    - Так что я обещал?
    - Какой-то стих прочитать… Про мужиков… - Неуверенно произнесла она, краснея под его взглядом. - Ну, как они живут…
    - А-а-а… Вспомнил! «Кому на Руси жить хорошо», поэма Некрасова. – Ко-гда-то на спор он выучил её наизусть, и она намертво врезалась в его память.
    - Ладно… – Откашлялся он и начал негромко:
                В каком году – рассчитывай,
                В каком краю – угадывай,
                На столбовой дороженьке
                Сошлись семь мужиков…»
    Перед глазами вдруг встал зрительный зал  Дома  Культуры авиагородка. Праздничный концерт в честь очередной годовщины Октября. Он тогда чи-тал эту поэму, глядя на Свету, которая сидела в первом ряду и ободряюще смотрела на него. Сейчас он так отчётливо увидел её в праздничном платье, такую красивую, что не сразу опомнился, глядя невидящим взглядом на Ва-рю, которая недоумённо смотрела на него:
    - Чё с тобой, Рома? Забыл?
    - А? – он смотрел на девушку, не понимая,  чего же она хочет от него.  По-том, придя в себя, тряхнул головой, избавляясь от наваждения:
    - Нет, нет… Всё нормально… - И  автоматически продолжил:
                Семь временнообязаных,
                Подтянутой губернии,
                Уезда Терпигорева,
                Пустопорожней волости,
                Из смежных деревень:
                Заплатова, Дырявина,
                Разутова, Знобишина,
                Горелова, Неелова –
                Неурожайка тож,
    Видимо, настолько образно написана и доступна им, жителям затерянной деревеньки, была эта история, что и Евсей с Марфой, забыв о делах, заслу-шались, вбирая в себя картину простой крестьянской жизни с её горестями и печалями…
    .                Сошлися и заспорили,
                Кому живётся весело,
                Вольготно – на Руси…
    Подперев рукой, по-бабьи, подбородок, Марфа затуманенными глазами внимала таким простым и доступным для понимания словам. Евсей, стараясь не пропустить ни одного слова, тихо прошёл к печке и подбросил в топку не-сколько поленьев. Запузырилась, треща, береста, охваченная языками пламе-ни – он, тихонько, стараясь не шуметь,  вернулся на своё место. Взялся, бы-ло, за очередной прут, вставил в надлежащую пройму в переплетении, да так и застыл, внемля чуть глуховатому голосу Романа, сплетающему причудли-вую вязь словосочетаний русского поэта.
    … На этот раз пурга постаралась на славу. Пришедший с океана циклон, насыщенный его мощью, охватил весь Дальний Восток. День за днём с небес сыпался снег, наметая метровые сугробы, громоздя на крыши домов и хозяй-ственных построек толстенные снежные покрывала. Селяне отсиживались в своих жилищах, приходилось заниматься минимумом домашних дел: покор-мить скот, принести дров и воды. Как-то утром Евсей, встав раньше всех, от-крыл входную дверь и ахнул: крыльцо до средины дверного проёма было за-валено снегом.  И хотя пурга продолжала бесноваться, вдвоём с Романом они пробили дорожки к сараю и конюшне, отбросили снег от занесенных окон. Вернувшись из палисадника во двор, они переглянулись - пока отгребались у окошек, пурга вновь засыпала расчищенные дорожки. Дома выяснилось, что заканчивается вода и нужно идти к колодцу. Благо он был метрах в тридцати от дома, но и это расстояние пришлось преодолевать с трудностями. Впере-ди, словно бульдозер, двигался Роман, пробивая тропинку в снегу глубиной с метр. За ним, закутанная шалью по глаза, брела Варя с коромыслом и вёдра-ми, уворачиваясь от порывов ветра, несущего струи снега. Кое-как дошли до колодца, сруб которого почти полностью был занесён. Набрали воды и по-шли назад. По дороге к дому Варя оступилась и завалилась в снег, пролив воду.
    - Ро-м-а-а-а! - он оглянулся. Девушка сидела в снегу, ведра валялись по сторонам,
    - Что случилось, Варя?
    - Воду разлила… - Всхлипнула она. Ветер подхватил её слова и унёс…
    Роман пробился к ней. «Ребёнок, да и только. Слёзы из-за пустяка…».
    - Нашла из-за чего расстраиваться… - Он помог ей встать. – Варюша! Бери мои, а я вернусь к колодцу. Договорились?
    Дом еле угадывался сквозь пелену несущего снега и Роман какое-то время постоял, глядя, как Варя пробивается к воротам. Потом, подобрав её пустые вёдра, побрёл назад…
    - В жизни не видал столько снега! – заметил он, вытряхивая снег из одеж-ды у порога.
     - Редкий год обходится без етакова светопреставления. - Евсей усмехнул-ся: - Ета ишо чё… Лет, едак, двадцать назад, снега напала под крышу. Пом-нишь, Марфа?
    - Как не помнить… - Отозвалась жена, раскатывая на столе тесто. – Тады робятня на санках с крыш каталася.  Вот ета был снег!
    - Как же вы жили? – вырвалось у Романа.
    - А чё? Отгребёшь ево от крыльца и оконцев, да и вся недолга. А воду из снега таяли. Колодец-то весь завалила. Да и животине в сараюшках тепло… Так и жили до весны  - Пояснил Евсей, критически оглядывая своё изделие из прутьев, так называемую «морду» - ловушку для рыбы. Изъянов в ней, по-хоже, он не нашёл, удовлетворённо хмыкнул и отнёс в сени. Оттуда вернулся с новой охапкой прутьев. Засунул их комлями в ведро с водой и поставил на печь, дабы они размякли и не ломались, когда придётся гнуть, сооружая ещё
одну ловушку...

                ГЛАВА   53
    Дни шли за днями, недели складывались в месяцы. Январские морозы сме-нились длительными февральскими пургами. В промежутках между ними Роман уходил в тайгу, выискивая следы лесных обитателей, и почти всегда возвращался с добычей, принося зайцев, косачей, куропаток. Как-то в поис-ках дичи на заснеженной равнине, между двумя сопками, наткнулись они с Серым на свежий след оленя. Умный пёс, вырвавшись вперёд, настиг зверя и сумел развернуть его в сторону охотника.
    Роман, услышав захлёбывающийся лай, остановившись, затаился за мощ-ным стволом сосны. Лай приближался, и вот среди деревьев показался силу-эт бегущего зверя с гордо откинутой головой. Метров за пятьдесят до прита-ившегося  Романа, олень вдруг повернул в сторону, уходя по редколесью к чернеющей кромки кедровника. Понимая, что добыча ускользает, можно ска-зать, из рук, Роман вскинул «Зауэр». Поймал на мушку прыгающий силуэт и выстрелил, особо не надеясь на удачу. С разочарованием увидел удаляющий-ся силуэт оленя и недовольное завывание Серого.
    Закинув ружьё за плечо, он пошёл в его сторону и увидел, как тот крутится на одном месте, что-то вынюхивая на снегу.
    - И что ты там нашёл, Серый? – не удержался Роман. – Никак не можешь смириться, что ушёл он от нас? – пёс сел и, вроде с упрёком, гавкнул.
    - Ну, промазал я… Бывает…- удручённо пояснил охотник. И резко остано-вился, словно наткнувшись на препятствие, - по следу оленя на снегу руби-новыми точками сверкали на солнце капли крови.
    - А ведь зацепил я его! – азартно воскликнул Роман и кинулся по следу. Пёс выскочил вперёд и пошёл намётом, взрывая лапами снег. Мелькали и ос-тавались сзади кусты, стволы деревьев, торчащие из наста ветви с налипшим снегом. В одном месте след свернул в сторону, к обрыву, под которым щети-нились островерхие пихты и ели. Но крут был откос, и раненый олень отвер-нул от него, взбираясь на увал и теряя силы – пятна крови всё обильнее све-тились на снегу. И всё же ему хватило сил перевалить седловину между соп-ками и уйти вниз. Спускающемуся вниз Роману бросились в глаза не просто редкие кровавые пятна, а почти непрерывная полоска крови. И он понял, что теперь уже добыча далеко не уйдёт.
    Они настигли обессилившего оленя в густом кустарнике. Тот неподвижно лежал на окровавленном снегу, неподалёку сидел Серый, вывалив наружу розовый язык. Видимо, и у него не осталось сил даже гавкнуть. Почувствовав приближение охотника, олень приподнял, было, голову и тут же снова уро-нил её на снег. Отдышавшись, Роман подошёл к нему – ветвистая голова с застывшим глазом немым укором резанула его сердце. Охотничий азарт прошёл,  вместо него пришло запоздалое чувство вины  за причастность к гибели такого красивого зверя. Он постарался заглушить его, приводя для себя всё новые и новые аргументы, стараясь оправдать себя в своих же гла-зах. Но так и осталось оно где-то далеко внутри себя, царапающее коготками щемящее сердце.
    Чтобы тащить такую солидную добычу, пришлось немало потрудиться: сломать две подходящие берёзовые слеги, связать их тальниковыми прутья-ми. Верёвкой, что всегда находилась в заплечном мешке, привязать к ним добычу и тащить бурлацким способом по снегу. Скорость передвижения бы-ла небольшой, и они добрались домой к полуночи. Благо, что на небе сияла полная луна, и ничто не мешало их пути. Но вымотался Роман основательно, да так, что дотащившись до крыльца, обессилено опустился на ступеньки, прислонясь к столбику. Где и наткнулась на него Варя, прибежавшая домой от подружки.
    - Рома, что с тобой? – нагнулась она к нему так близко, что он ощутил на лице её свежее дыханье. – Тебе плохо? – обеспокоено спросила она задро-жавшим вдруг голосом.
    - Да нет, Варюша, всё нормально. Вот отчего мы припозднились… – Он кивнул на добычу. Девушка только сейчас заметила неподвижного оленя. Дочь охотника, всю жизнь видевшая, как отец возвращался домой с убитыми им животными и птицами, давно привыкла к такой картине и не испытывала особых эмоций. Это была привычная жизнь, в которой не должно быть угры-зений совести по поводу гибели других живых существ. Зачастую от этого зависела собственная жизнь людей.
    - Устал, небось… - Она ласково провела тёплой ладошкой по его щеке и его так резануло сходство этого жеста – бывало, Света, так же ласкала его. От пронзительного чувства воспоминания он прикрыл глаза и непроизвольно потёрся о её ладонь. Девушка,  взволновано вздохнув, наклонилась и при-никла к его губам своими упругими и тёплыми губами. Этот поцелуй отрез-вил его, он, стараясь не обидеть её, медленно отстранился и глухо сказал, глядя в сторону:
    - Не надо так, Варя… Прошу тебя…
    - Но, пошто, Рома? Я не люба тебе? -  вырвалось у неё с болью. Она смот-рела на него, такого близкого и… такого далёкого, не замечая катившихся из глаз слёз.
    - Ничего хорошего из этого не выйдет. – Глаза его потемнели, он непроиз-вольно сжал зубы и посмотрел на заплаканное юное лицо. – Ты красивая и добрая… Любой будет счастлив быть рядом. Но… я не могу тебя обманы-вать. Я не свободен распоряжаться собой. У меня… я должен… А-а.-а… - Он, запутавшись в объяснениях, махнул рукой: - Прости меня… Пожалуй-ста…
    Она стояла перед ним, опустив руки, для неё мир окончательно рухнул. Мир, в котором она видела себя только рядом с ним, исчез. Как жить даль-ше? Она не могла себе представить, что придёт время и он уйдёт. Навсегда… Внезапно она улыбнулась сквозь слёзы и вытерев их с лица, упрямо проро-нила, как отрезала:
    - И всё равно, я буду любить только тебя.
    - Напрасно ты так… - Покачал он головой, втайне восхищаясь её твёрдо-стью. – У тебя впереди целая жизнь. Да и старый я для тебя, Варюша. Между нами лежит целая вечность.
    Этот его последний аргумент так рассмешил её, что она улыбнулась:    
    - Вставай, старичок, вставай - Затеребила она его. – Идём уже в избу, а то ишо захворашь, сидя на холодных-то досках. Тятя здесь сам разберётся…  А мы с Улькой сёдни гадали… - Доверительно сообщила она ему, помогая под-няться с крыльца.
    - Небось, на женихов? – пошутил он, радуясь, что этот тяжёлый разговор закончился.
    - Ага… - Бесхитростно ответила Варя, открывая входную дверь.
    - Ну и как? – улыбаясь про себя, поинтересовался он. – Жених-то объявил-ся?
    - Не успели… - Разочаровано вздохнула она. – Её баушка нас разогнала. Грит, чё это всё бесовское и богомерзкое. А хто ентим заниматся, то гореть им в аду.
    - Серьёзная у неё бабушка… Сама-то, небось, в молодости тоже гадала. - Пробормотал он, входя в избу вслед за ней.
    …. Как-то вечером, глядя, как Марфа Власовна режет что-то на деревян-ном кругляше, он спросил у Евсея, нет ли во дворе или в сарае толстой чур-ки.
    - А для чаво? - поинтересовался хозяин.
    - Хочу одну забаву сделать, вечерами заниматься. – Загадочно ответил Ро-ман. – Нужно будет отпилить от неё такой вот кругляш, как у Марфы Вла-совны.
    - А чё ево пилить-то? – хмыкнул Евсей. – Щас принесу, в кладовке, навро-де, есть.
    Принёс он несколько таких дисков, из них Роман выбрал самый большой. Несколько вечеров он трудился под любопытными взглядами всего семейст-ва. Вспомнив, что шахматная доска состоит из шестидесяти четырёх клеток, он на кругляше, с помощью ножа, бороздками разметил доску и разделил на квадраты. Замешкался, было, с их окраской, но навела на мысль хозяйка, за-пачкав руку сажей. Развёл естественную краску водой, попросил Игнашу принести несколько толстых веток ивняка. Из них вдвоём они нарезали не-обходимое количество малых кругляшиков. Ещё один вечер ушёл на покра-ску.
    Когда на другой день все поужинали, Роман торжественно водрузил доску на стол и расставил белые и чёрные кругляши по квадратам. Обвёл всех улыбчивым взглядом:
    - Есть такая игра, называется «шашки». – И рассказал, а потом и показал все правила этой занятной игры. Каждый последующий вечер семья собира-лась за столом. И начиналось… Родители с интересом наблюдали за разыг-рывающимися баталиями, болея каждый за своего: если отец за Варю, то мать за Игнашу. Через пару недель постоянных битв выяснилось, что лучше преуспел в игре Игнат, создавая сложные моменты для «родоначальника» - Романа. И наступил момент, когда он победил его. Его восторгу не было пре-дела, а Марфа, гордясь сыном, поцеловала его. На что тот, вырвавшись из её рук, покраснел:
     - Ну, чё ты… Я, табе, девчонка, чё ли…
    Чтобы Варя не обижалась, Роман начал ей иногда поддаваться. Один раз сделал так неумело, что девушка подозрительно посмотрела на него и серди-то заявила, что ей не нужна эта ненастоящая победа,  пусть он лучше её нау-чит. 
    Так и проходили дни, занятые домашними делами… Вечерами же слушали Романа с его историями, или играли в полюбившиеся шашки на выбывание. Наблюдавший постоянно за игрой Евсей, как-то заявил, что тоже хотел бы сыграть с Игнашей и, к восторгу остальных, сходу обыграл его. Тот какое-то время недоумённо смотрел на доску, не веря глазам своим, потом неимовер-но расстроился и полез на палати. Варину руку, которая хотела его остано-вить, он отбросил, едва сдерживаясь, чтобы не зареветь.
    Марфа, переживая за своего любимца, недовольно заметила:
    - Чё вот ты, старый, обидел мальчонку? Мог бы и не выигрывать…
    Евсей удивлённо глянул на жену:
    - И чё? Ежли ему потакать, то чё из ево получится?  Никчёмный мужи-чишка, вот чё! – уверено заявил он и повернулся к Роману: - Как думашь, па-ря?
    - Вы извините меня, Марфа Власовна, но Евсей Пахомыч прав. Нужно, чтобы из него вырос настоящий мужик, который не скиснет от неудачи. Ина-че ему очень трудно придётся в жизни.
    - Во-о-т… - Протянул Евсей. – Роман истину глаголет, а ён много чаво по-видал в жизни-то… Так-то, мать… - Но было похоже, что Марфа осталась при своём мнении.
    … Дни становились всё длиннее. Солнце и южные ветра настойчиво и упорно подтачивали крепость замёрзших устоев госпожи зимы. Сугробы, на-громождённые за зиму усилиями тихоокеанских циклонов, начали потихонь-ку оседать. Тонкие струйки воды, соединяясь, превращаясь в говорливые ру-чьи, весело журчащие повсюду. С крыш застучала капель, прозрачные со-сульки бриллиантовыми подвесками украсили законцовки крыш, роняя ис-крящиеся в солнечном свете обильные слёзы. Солнечное тепло обволакивало настывшие за долгую зиму таёжные деревья, оттаявшие соки устремились вверх по стволам берёз, падая с веток сладкими каплями. Весело чирикали вездесущие воробьи, радуясь яркому солнцу и теплу, прыгая по потемневшей дороге, по-хозяйски осматривая укромные места под крышами домов и по-строек, примеряясь начать строительство жилья для будущего потомства.
    В тайге появились первые проталины. Отощавшие за зимнюю спячку мед-веди, подчиняясь инстинкту, угрюмо выползали из берлог. Покидали норы обитатели поменьше: полосатые бурундуки, домовитые барсуки и прочая та-ёжная живность. По оттаявшей земле шуршали мыши, поблёскивая бусинка-ми глаз, вороны и сороки качались на гибких ветвях, оживлённо тараторя от избытка переполняющего птичье племя радости…      
    …В комнату влетели оживлённые Варя и Игнат и, перебивая друг друга, сообщили, что на речке тронулся лёд. Роман, гадавший, что за шум доносит-ся откуда-то издалека, понял его источник. Наскоро попив чаю, они втроём пошли полюбоваться этим незабываемым зрелищем – проснувшейся от дол-гой спячки реки. На высоком берегу столпилось не менее половины жителей деревни, смотревшие на захватывающее зрелище – весенний ледоход.
    Речка Сунгарка, летом, войдя в свои берега, здесь не превышала в ширину и тридцати метров. Но сейчас, напоенная водой мелких речек и бурных ручь-ёв, вздулась, безмерно разлилась, захватив пойменные луга, поднялась по ов-рагам. Наполненная мощью вешних вод, она ревела, неся на себе льдины разнообразных форм и размеров. Голубые льдины сталкивались меж собой, наползали друг на друга, сверкая на солнце блестящими гранями, вставали вертикально, чтобы в следующий момент рухнуть вниз, дробясь на мелкие куски. Торчащие на противоположном берегу два скалистых бугра на глазах ушли под воду, залитые поднявшейся водой. Гул несущейся воды, грохот сталкивающихся льдин оказывало завораживающее действие на зрителей, молча наблюдавших за разгулявшейся мощью реки.
    …Рано утром, ещё не пели петухи, а за окнами стояла блеклая синева, – ущербная луна красовалась на ночном  небосклоне – Евсей тронул Романа за плечо. Вспомнив вечерний разговор, тот слез с полатей. На столе дымился чай, в большой сковородке шкварчала жареная картошка, истекала  салом яичница.
    - Давай-ка, паря, заправляйся поплотнее. - Евсей нагрёб ложкой в миску жареной картошки, подцепил кусок яичницы. – К полудню вертаемся, одна-ко.
    Прихлёбывая из кружки чай, Роман вспомнил вчерашнее сообщение хо-зяина о его посещении прошлогоднего тетеревиного тока.
    …- Ужо косачи начали своё толковище – следы пооставляли. Я подправил шалаш новым лапником, настлал лежанку. – Рассказывал Евсей. – Завтра с утра, басловясь, и пойдём. Надоть тока одеться теплее, а то продрогнуть не-долго. Я в мешки сложил валенки, там и обуем. Пойдём в овчине, индо ишо нихто от жары не растаял. Вот ишо чё: тетёрок не стрелям, от их должно по-томство иттить, петухов стрелям не мене пятнадцати шагов от себя  и не дале сорока. Стрели, кода ён к табе боком. – Наставлял он Романа премудростям этого вида охоты. И ещё уяснил тот для себя: громко не разговаривать, не кашлять, из шалаша не высовываться.
    Они шли по тропе, хрустя подошвами по застывшему утренним замороз-ком льду луж, редким линзам не растаявшего крупчатого снега. Было тихо, в низинах плавала тонкая кисея серого тумана  и Роман, следующий по пятам Евсея, слышал его недовольное бормотание. Серп луны плыл по небу, ныряя за островерхие вершины пихт и сосен, просвечивая китайским фонариком через ветви берёз. Ничто не нарушало предрассветной тишины.
    В молчании они прошагали не менее пары часов, как Евсей внезапно оста-новился и Роман чуть не ткнулся ему в спину. Какое-то время тот стоял не-подвижно, прислушиваясь, потом повернулся и прошептал:
    - Слава те Господи! Ишо главарь ихий не заявилси.
    - А что за главарь? – также шёпотом спросил Роман.
    - Ну… - Немного помолчал Евсей, - ён у их навроде нашева Амвросия – созыват других на сборище, как нас на молебен. Айда, паря… Вон и наша за-сада.
    - Ешь твою корень… - С досадой проронил он - большая ложбина за гус-тым пихтовником оказалась покрыта белёсой полосой редкого тумана. У острия хвойного клина, врезающегося в низину, и стоял шалаш, почти неза-метный на общем зелёном, а сейчас тёмном фоне пихтовых зарослей.
    Они переобулись в валенки и влезли в укрытие, расположившись на пру-жинистой подстилки из пихтовых веток. Просунули стволы ружей в специ-ально оставленные отверстия в передней  стенке шалаша  и приготовились  ждать.  Внезапная  тяга дохнула сыростью, и клочья  тумана  поплыли  над  низиной, обнажая кочковатую луговину с мелкой порослью пихт и каких-то кустиков. Послышался шелест крыльев и метрах в двадцати от шалаша плюхнулся на землю тёмный силуэт с ярко выраженным белым пятном на хвосте. Вот он покрутил головой с красноватыми нашлёпками, видимо, про-веряя безопасность, пробежался взад-вперёд..
    «Чуфыш-ш-шь… чуфыш-ш-шь…  - Косач подпрыгнул пару раз, захлопав крыльями – Чуфыш-ш-шь… чуфыш-ш-шь…».  Клич был услышан, через четверть часа на ложбине оказалось не менее десятка косачей и тетёрок. Ро-ман, забыв о ружье, восторженно любовался необыкновенной картиной со-перничества пернатых забияк. «Чуфыш-ш-шь… чуфыш-ш-шь…». Вот крас-нобровый красавец, покрутился на месте, подпрыгнул и, распушив белый хвост, побежал короткими шажками вперёд. Заметив такого же забияку, рас-пустил крылья и подскочил эдаким фертом к предполагаемому сопернику. Тот в свою очередь ощетинился, подпрыгнул на месте, и угрожающе пригнул голову к земле. Пара серо-коричневых тетёрок, перестали тюкать клювиками землю и, издав восторженное «ко-ко-ко», замерли, глядя на это противостоя-ние. Соперники подпрыгнули друг к другу, стараясь клюнуть противника,  упали на землю, вновь подпрыгнули, трепеща крыльями. Внезапно тот, что прискакал первым, почему-то потерял интерес к поединку – после очередно-го подскока развернулся и помчался короткими перебежками в другую сто-рону. Соперник, важно поднял голову, произнёс своё «чуфыш-ш-шь», то ли разочаровано, то ли возвещая о своей победе. Крутанулся пару раз и боком-боком поскакал к очередному соискателю. Картина повторилась… Косачи передвигались по лощине в разных направления, на секунды пропадая за кустиками, тетёрки жеманно кликали «ко-ко-ко», привлекая внимание крас-нобровых партнёров. Вот ещё пара очередных забияк, уставившись друг на друга, крутились, распушив крылья, в полной боевой готовности, сначала в одну сторону, потом в другую. Внезапно один из них, высоко подпрыгнул и сшибся с другим, который опоздал с прыжком. Тюкнул его в голову, сшиб на землю и с остервенением замолотил по нему крыльями. Каким-то образом поверженный соперник смог выскользнуть и сбежать, теряя мужество и пе-рья. И все эти баталии происходили под непрерывное «чуфыш-ш-шь» и «ко-ко-ко».
    Рядом грохнул выстрел, прервав любование Романом этой картины весен-него ликования природы. Косач метрах в двадцати от шалаша свалился на бок, ближайшие соратники вспорхнули, прервав любовные игры.
    Евсей молча перезарядил ружьё, повернулся к Роману:
    - Щас подождём малёхо… Подскочат енти, чё на том конце поля. Али ишо хто прилетит… - Вполголоса объяснил он обстановку. - Вдругорядь тя стре-лишь…
    - Захватывающая картина… - Заметил Роман. – Даже жалко стрелять в та-кую красоту.
    - Э-э-э, паря… На всех жалости не хватит. Особливо, ежели в животе пус-то.. – Философски ответил Евсей. -  Господь сотворил всяку тварь для чело-вечьей надобности, дабы ён мог не загинуть от голоду.
    Через полчаса стало совсем светло. Несколько косачей вновь появились вблизи шалаша, заставив их замереть в своём укрытии. Вдруг послышалось хлопанье крыльев, и пара птиц уселась на крышу шалаша, прямо над их го-ловами.
    Евсей, предостерегающе помотал пальцем  повернувшемуся к нему Рома-ну. Потом негромко щёлкнул языком – тетёрки сорвались с шалаша и, проле-тев десяток метров, уселись рядом с появившимся неподалёку косачём.
    - Давай, паря… - Прошептал Евсей, кивая на одиночную птицу. Роман подвёл под мушку бок птицы. Переждав его «чуфыш-ш-шь», плавно нажал на курок. Косач  немного подпрыгнул и, упав на землю, неподвижно замер на месте. «Как в тире…  - Заметил он про себя. – Никаких трудностей». Дым от выстрела рассеялся – поле впереди оказалось пустым, птицы улетели.
    - Щас, однако, часов семь будет. Посмотри-ка, паря… - Евсей глянул на Романа. Тот достал часы и вновь удивился уже в который раз. Ошибался ста-рый охотник при определении времени максимум на пять-шесть минут.
    - Четыре минуты восьмого! – восхищённо произнёс он.
    - Ты как? Не замёрз? – поинтересовался Евсей.
    - Да нет… Можно ещё и подождать.
    Евсей кивнул:
    - Ишо пару часов полежим. Могёт кто-то и появится. А то пара косачёв не велика добыча для двох. Ишо прилетят… - Убеждённо заявил он. - Токма щас надоть забрать, чё подстрелили.
    - Я мигом, Евсей Пахомыч! – сказал Роман, радуясь возможности размять-ся. Осторожно вылез из шалаша и поспешил к лежащим птицам. Ухватив их за головы, чувствуя тяжесть добычи, вернулся назад.
    … Расчёт Евсея оказался верным - часть косачей с тетёрками вернулась на поле. А через полчаса их двойной выстрел оставил лежать на земле ещё пару птиц.
    - Вот, таперча, и домой не стыдно возвернуться. – Заметил он, переобува-ясь. – Ну, как табе, паря,  охота на токовище?
    - Красиво тут… Смотреть интересно на всё, что перед глазами творится. А попасть в такую цель - небольшая заслуга. – Убеждённо сказал Роман, засо-вывая убитых косачей в мешок.
    - Енто ты верно гришь. – Согласился Евсей. – Глянуть на ету лепоту баско, но охота, вить, не токма в том, чё у тя перед глазьми, но и то, чё у тя в дла-нях.
    - Да разве я против, Евсей Пахомыч!? – согласился Роман, завязывая ме-шок. – Конечно же, охота здесь важный промысел, который ценен результа-том. А красота при этом, как придаток для основного. Вот как сегодня – ко-торый в мешке. – Он невольно усмехнулся. И в самом деле, чего это его по-тянуло на возвышенное? И понял – не только красочная картина  тетеревино-го тока с краснобровыми красавцами, но и ощущение, связанные с весной, ожиданием близкого расставания с этой необычной природой, а главное – с людьми, которые стали за это время родными ему. Почему-то при этой мыс-ли у него защемило сердце…
    - Ну чё, паря, айда домой? – голос Евсея оторвал его от дум.
    - Пошли… -  Он вскинул мешок за плечи и оглянулся на лощину. Перед его глазами так и стояла картина: подпрыгивающие друг перед другом коса-чи, тетёрки, наблюдающие за схватками соперников и это незабываемое - «чуфыш-ш-шь»…


                ГЛАВА   54
    Схлынуло весеннее половодье, оставив на берегах речки следы своего пья-ного буйства: застрявшие в прибрежных кустах топляки, клочья высохшей на солнце прошлогодней травы, неряшливыми бородами висящие на ветках, сплетения корней водного ореха чилима, разнообразный сор. Вновь высуну-лись из воды и заблестели на солнце крутолобые валуны, посветлели пенные струи воды на перекатах, присмирели мрачные бочаги с крутящимися водо-воротами. Вновь определились броды, соединяя разорванные вешней водой тропы. Над сверкающими на солнце водными бликами носилась крылатая мелкота, привлекая внимание стремительного хариуса, отощавшего в зим-нюю пору. Плеск и круги, расходящиеся по воде, чмоканье среди зарослей камыша в заводях, выпрыгивающая из воды рыбья мелочь при появлении хищника – всё свидетельствовало о наступлении той поры в природе, когда всё в этом мире начинает стремительно и жадно жить, не думая об опасно-стях, поджидающих каждое живое существо на этой земле.
    Вот в эту пору и появился в деревне постоянный скупщик пушнины из прибрежной Заготконторы. Ершов Никодим Егорыч, более полутора десятка лет раз в год пробирался гиблой опасной тропой в деревню староверов. Каж-дый раз, проводя караван лошадей нагруженных под завязку разнообразным товаром по заказам жителей, над головокружительным провалом в горном кряже, он давал себе слова, что больше сюда ни ногой. Но вернувшись в кон-тору с изрядной ношей мехов и подсчитав прибыль, он начисто забывал о своих страхах. И с гордостью думал, что он давно переплюнул отца своей хваткой и способностью обводить вокруг пальца государственный контроль. Тот занимался этим промыслом ещё в царское время, обманывая местных аборигенов. В смутное время после гражданской войны, во времена НЭПа, когда спрос на пушнину возрос, на отца с подручным напали бандиты, когда они возвращались из очередной поездки за мехом. Те церемониться со скуп-щиками не стали, пристрелили, а лошадей с пушниной увели. Потом, когда Никодим Ершов поступал во вновь организованную государственную Загот-контору по скупке пушнины, он козырял этим фактом, как пострадавший во времена разгула бандитизма. Молодой скупщик развил  активную деятель-ность, переняв от отца деловую хватку. На этой стезе можно было неплохо греть руки, и Никодим в этом изрядно преуспел. Да так,  что через несколько лет построил  в городке просторный  кирпичный дом с железной крышей, а когда знакомый охотник показал ему тропу, ведущую в «медвежий» угол к староверам, то сделав туда первый вояж, он понял, что попал на золотую жи-лу. У таёжных затворников скопилось большое количество пушнины, так что он вернулся в тот первый год к ним ещё раз, привезя на лошадях заказанные староверами товары. Залежалую пушнину он скупил, можно сказать, за бес-ценок. Руководство конторы было вполне довольно  рвением молодого заго-товителя, а уж как был доволен он, положив в карман половину вырученной суммы. Конечно, во время войны его личные доходы приуменьшились в ра-зы, но необходимость страны в пушнине, как стратегического товара для расчёта с заокеанскими партнёрами по ленд-лизу, оградило его от призыва на фронт.
    Установлению доверительных контактов с замкнутой общиной раскольни-ков способствовал и тот факт, что предки Никодима Егорыча были той же веры, что и таёжные отшельники. И раскольническое двуперстие, которым он осенил себя при первой встрече с жителями деревни, сделало его «своим» в глазах староверов, что значительно упростило их отношения. Останавли-вался он всегда у «князя церкви», как он называл местного уставщика Ам-вросия Спиридоныча. Тот был не только номинальным главой деревни, но и поставщиком солидного объёма пушнины, который он взимал с жителей, как десятину на нужды общины, что по сути дела являлось одним из способов его личного обогащения.
    Злобно взлаил пёс на дворе уставщика, когда караван из доброго десятка навьюченных  лошадей остановились у его дома. Хозяин отворил ворота, увидел кучу лошадей и спешившего ему навстречу Ершова. Что-то дрогнуло в его лице,  искорка радости проскользнула в глазах. 
    - Гостенёк дорогой! Прибыли, наконец-то… А мы ране ждали! – восклик-нул уставщик.
    Никодим, щуря плутоватые глаза, небрежно перекрестился:
    - Здорово живёте, дражайший Амвросий Спиридоныч!
    - Спаси тя Христос! – в свою очередь перекрестился уставщик.  – Твоими молитвами, Никодим Егорыч, да божьими наставлениями. Ежли Господь нам шлёт испытание верой – не ропщем, примам аки должное. – Тяжко вздохнул он, вспомнив сына Луку. – Давай-ка, заводи лошадок-то во двор, божьи твари притомились, небось.
    - Есть малёхо… - Кивнул сборщик. – Вёрст тридцать отмахали с утра-то.
    - Давай, разгружайтесь…  Апосля в баньку, да за трапезой и обсудим дела наши скорбные… - Уставщик, глядя на поклажу у проходивших во двор ло-шадей, прикинул, что скупщик привёз товару значительно больше, чем в прошлом году.
    …Чё-то я тебя, Амвросий Спиридоныч, нонче не узнаю… - Никодим под-цепил вилкой солёный груздь. – Какой-то ты будто пришибленный. Не забо-лел ли?
    - Истину гришь, Никодимушка… - Рука уставщика дрогнула, медовушка плеснулась мимо стакана. – Здеся у мя болит. – Волосатая рука коснулась груди. – Скорбь по единственному  сыну мавому – Луке.
    - А чё случилось-то? – удивлённо спросил скупщик, застыв с вилкой в ру-ке.
    - Нету боле ево, богоданова… - Всхлипнул Амвросий. – Прибрал к себе Спаситель…
    Никодим обалдело смотрел на него, открыв рот.
    - Ты чё говоришь-то, Амвросий Спиридоныч? – наконец обретя дар речи, спросил скупщик. – Сына похоронил, чё ли?
    - Ежли бы предал земле – не так бы больно было. А то вить не знаю, иде ево косточки щас.
    - Как так? – непонимающе уставился  на него Никодим.
    - А так вот… Под лавину попал он с ишо одним… С Федулом, ты ево ви-дал по приезду в прошлые разы.
    - Как же, как же… Эдакий здоровенный амбал, чё твой медведь.
    - Вот-вот… Вместе с ём и мой Лука.  Думал я, што вытаят по весне… Ток-
ма боженька по-своему рассудил – не отдал мне ево косточки. Видно, вода унесла…
    - Большая утрата, Амвросий Спиридоныч, большая… - Проронил Нико-дим, помотав головой. – Тем горше, чё он один у тебя был. Давай, помянем новопреставленного раба божьева Луку. Царствие ему небесное… - Он исто-во перекрестился и выпил стакан до конца. Пошарил взглядом по столу, ух-ватил пятернёй горстку квашеной капусты, захрустел.
    Какое-то время они помолчали, думая каждый о своём. Потом хозяин до-лил стаканы, испытующи глянул на гостя:
    - Понимашь, Никодим Егорыч, тута не так всё просто с Лукой. – И он всё выложил ему: когда появился здесь этот безбожник, про столкновения с ним Луки и Федула, про попытку поджога и о последнем эпизоде, когда они по-пали под лавину. Все эти события уставщик преподнёс скупщику со своей точки зрения.
    - И с тех вот времён, как объявился здеся ентот анчихрист, в общине раз-дор и сомнения, Никодимушка. Смута плодится середь овец божьих, неверие в святые устои жизни нашенской, чё завещали нам наши предки.
    - Прискорбно, прискорбно… - Покачал головой Никодим. Он уже осознал, что происходящее здесь может зацепить и его хорошо налаженную систему заготовки пушнины. Беспокоил его тот факт, что часть населения может по-требовать от него изменения расценок на меха, что приведёт к уменьшению его доли при закупки пушнины. И ещё не увидев этого безбожника, он запи-сал его в свои злейшие враги.
    - Удивляюсь я тебе, Амвросий Спиридоныч! – нервно подрагивая брыля-стыми щеками, с дрожью в голосе, проронил гость. – Как это вы не смогли совладать с каким-то одиноким пришельцем? Такой общиной и не сделать ему укорот? Ты же всегда говорил мне, что всю деревню ты держишь вот так! – и для наглядности скупщик сжал веснущатые пальцы в кулак.
    - Не получился укорот, Никодимушка, не получился… - Раскаяно пожал вислыми плечами уставщик. – Токма ево в ногу ранили … Провалялся ан-чихрист пару недель и вся недолга. Так-то вот…
    - Эхе-хе… Не могёте проворачивать такие дела, кержачки вы мои дрему-чие. – С сожалением высказался тот. – Так ты говоришь, что здесь он оказал-ся в конце лета?
    - Истинно так… А ишо грят, чё сверзся ён с небес, аки Люцифер. – Вспом-нил Амвросий. – И долго блудил по тайге, пока не наткнулся на однаво из нашенских охотников. Грит он, чё подоспел тот, кода ведмедь ево ломал. И чё этот безбожник ведмедя топором пришиб. Вот Евсей ево и притащил в общину.
    - Смотри-ка ты… На медведя с топором? Силён мужик. Говоришь, что он свалился с небес? Лётчик, чё ли? – удивился Никодим.
    - Индо так грят. А там, хто ево знат…
    - Там у нас, на побережье, они часто летают. Но чтобы кто-то из них сва-лился – не слыхивал. Так он сейчас и живет здесь?
    - А кудыт ему деться-то? Ждал, покамест откроется тропа… Так чё не сёд-ни-завтра уйдёт отселя, христопродавец. Слава те Господи! - уставщик пере-крестился. - Избавимся от смутьяна. И всё будет, как ране…
    - А вот это вряд ли, Амвросий Спиридоныч! Смуту он заронил в души тво-ей паствы, а эта зараза теперь будет разъедать вашу общину, как ржа железо. Так что готовься к переменам, и не к лучшим. Я всё время удивляюсь, как это до сих пор советская власть основательно не добралась до вас.
    - Так, вишь, мы здеся, как у Христа за пазухой! Думаю, чё ишо не скоро ета безбожная власть сюды доберётся. А со свамя смутьянами я быстро раз-беруся! – зло ощеревшись, он трахнул кулаком по столу. – Скручу в бараний рог!
     - Вот это по-нашему! – пьяно икнул Никодим. – Правильно говоришь… Их завсегда надо держать в кулаке, иначе добра не жди.
    - Хватит грить про ето, Никодоимушка . – Амвросий наклонил четверть над стаканом  скупщика. – Давай-ка ишо за наши дела выпьем.
    - Можно и за дела. – Хитро прищурился Никодим. – А что, Спиридоныч? Как нонче с дщерями Евы у тебя? Есть на примете? В прошлый год оченно Пелагеюшка мне понравилась. Не баба, а огонь. Можешь её снова призвать на богоугодное дело?
    - Ох и сластолюбец тя, как я гляну…  - Мотнул головой захмелевший ус-тавщик.  – Не боисся на том свете в ад попасть?
    - Э-э-э… - Протянул гость. – Один раз живём, друг ты мой сердешный. А про ад ты мне не заливай. Оттуда ещё никто не возвращался. Не ты ли мне говорил, что всё это выдумано, чтобы держать божьих овец в повиновении и страхе за содеянное? Говорил?
    - Ну, грил… - Амвросий таращился на Никодима, лицо которого почему-то колыхалось в его глазах. - И чё?
    - А не чё… - Ухмыльнулся скупщик. – Пелагеюшку сюда давай…
    - Не-а, - вновь помотал головой хозяин. – Её никак нельзя, она нонче с ди-тём. – Он ухмыльнулся и погрозил Никодиму пальцем:
    - Вот скажи, гостюшка… Баба сколь лет была безродная, а с тобой в про-шлом годе спозналася и понесла. Чё скажешь? – уставился на него Амвросий.
    - От меня родила? – вытаращился на него тот. – Не лукавишь ли, пастырь божий?
    - А ты прикинь… Сюды пришёл в мае, а родила она в феврале. Как раз срок…
    Никодим приосанился:
    - А что!? Я ещё  в силах детишек делать. Своих дома пятеро. А сколько по сторонам настрогал – не ведаю.
    - Плодовитый ты, Никодимушка. А у мя токма один сын был, и таво Гос-подь прибрал. – Всхлипнул уставщик. – За што, Господи? – возопил он,  та-ращась пьяными глазами на образа в углу. – Чем я те не потрафил? Пошто ты так со мной, а?
    Но безмолвно и строго глядели на него лики святых в свете лампады и на миг ему показалось, что недовольны они многим, даже хотя бы тем, что на их глазах они пьянствуют и ведут непотребные речи. Он обернулся, чтобы скупщик развеял его сомнения, и увидел его уронившим голову в лужицу разлитой на столе медовухе.
    - Ты… ето… чё? – заплетающим голосом спросил он его. Потряс за плечо. Никодим оторвал голову от стола и, глядя остекленевшим взором, как бы сквозь него, прошлёпал:
    - А… где …баба? Пе...лаге…юш… - И уронив голову на стол, зачмокал губами.
    Покачиваясь на ногах, уставщик боднул лохматой головой воздух:
    - Однако хлипок… ты… Никодимуша… Кака… табе баба, тя хоть чичас самаво… - Он, выпучив глаза, хихикнул, погрозил пальцем святым, что гля-дели на это безобразие с немым укором и, потеряв равновесие, свалился на пол…


                ГЛАВА   55
    В этот солнечный напоенный зарождающимися ароматами весны день, ко-гда яркая синь неба, да крутолобые сопки, сбросившие с себя снежные по-кровы, манили в свои чертоги и птиц, и зверей, невозможно было устоять пе-ред их  властным зовом. Вдохнуть в себя напоенного свежестью весеннего воздуха, почувствовать зов азарта, что будоражит кровь и заставляет забыть обо всём, кроме одного занятия -  охоты.
    Это и почувствовал Роман, когда ранним утром, свистнув Серого, ушёл не-знакомой тропой в сторону дальнего горного кряжа, уже давно намеченный им, но ещё ни разу не бывавший в тех местах. Евсей как-то сказал, что в тех местах любил охотиться на горных баранов их сын Михаил. И что там течёт речка, в которой водится таймень – рыба сильная и редкостная для этого края. Вот в этой речке и утонул Фрол Серёгин, который всегда хотел выло-вить эту рыбину. После его гибели, – тело нашли на речной отмели, голова Фрола оказалась пробита, - по деревне прошёл слушок, что к его смерти при-частен уставщик. Мол, по его наущению со строптивцем расправились Лука с Федулом. И что причиной расправы была не только строптивость Фрола, но и домогания Амвросием его жены Аглаи. Поговаривали, что однажды ус-тавщик в наглую попытался силой овладеть женщиной, но во время появив-шийся муж навесил сластолюбцу изрядный фонарь под глазом и выкинул из дома. За что и поплатился своей жизнью. Вспоминали при этом и трагедию с женой охотника Корнея, и тоже вполголоса упоминали уставщика, как ис-тинного виновника случившегося. Всё это вспомнил Роман, идя вдоль леси-стого увала.
    Не дойдя до обрывистого скалистого склона с полкилометра, они перепра-вились по камням через речушку и  стали подниматься сквозь редкий пих-товник по взгорбку к каменистой круче. Серый насторожился ещё на подходе к скальному склону, потом коротко гавкнув, кинулся вперёд. Роман, остава-ясь под покровом пихт, внимательно, до рези в глазах, всмотрелся в камен-ный хаос склона и обнаружил вскоре несколько светлых пятен на тёмном фоне валунов. Пёс, добравшись до подножья склона, бегал вдоль каменистой гряды, возбуждённо повизгивая. Бараны с любопытством смотрели вниз на пса, чувствуя себя на высоте в полной безопасности…   
    …Какой час они с Серым преследовали раненого горного барана, Роман уже не помнил. Пёс тоже изрядно устал, но по-прежнему вёл охотника по следу, выискивая на каменистой почве крохотные капельки крови. Видимо, пуля слегка задела добычу – баран шёл ходко, не подпуская человека на дис-танцию точного выстрела.
    Когда они наткнулись на рогатое семейство на скалистом обрыве сопки и Роману пришлось стрелять с большой дистанции – ближе не подойти, откры-тое пространство не давало возможности, он не колебался. После выстрела бараны кинулись вверх, с лёгкостью прыгая с камня на камень. Секунды… и они скрылись за гребнем сопки.
    «Промазал, чёрт побери…», - ругнулся он про себя. Преследовать их он и не собирался, но Серый, добравшись до лежанки баранов, залаял и ему при-шлось лезть наверх. Тогда-то он и увидел капли крови на камнях. Пёс, пры-гая по камням, кинулся по следу и Роману пришлось карабкаться вслед за ним. Перевалив сопку, раненый баран ушёл по склону вниз, пятная след ру-биновыми капельками. У подножья сопки он перебрался через ручей, и Се-рому пришлось побегать вдоль берега, чтобы вновь обнаружить его следы.
    Потом был тягун к крутой осыпи, длинным языком сползающий от отвес-ного обрыва. Баран был не дурак, по осыпи вверх не полез, свернул в сторону и по каменистому плато пошёл в сторону синеющего в дымке лесистого кря-жа.  По дороге взобрался на крутой с плоской каменистой вершиной увал и помчался вниз, петляя между крутолобыми валунами и низкорослыми золо-тистыми соснами.
    Роман, взобравшись вслед за Серым, задохнулся от восторга при виде от-крывшейся перед глазами картины: в голубой дымке плыли крутобокие соп-ки, одни покрытые щетинистым голым лесом по самую маковку, другие бы-ли усеяны неопрятными проплешинами, словно заплатами у нерадивой хо-зяйки. Впереди эдаким старшим братом протянулся величавый горный кряж, словно гигантский ящер волок своё необъятное тело откуда-то и, устав от длительного пути, решил отдохнуть, да так и окаменел на месте. Глубокие трещины-ущелья  зияли на его теле, словно раны от неведомого оружия.
    Спустившись вниз, он поспешил за псом, который, рыская среди камней и деревьев, тонко и жалобно скулил. Подошедший к нему Роман заметил, как виновато, прижав уши, пёс крутится на месте.
    - Что, Серый, обвёл тебя баран? След потерял?
    Продолжая скулить, пёс сел и тут же затих, как бы говоря: «извини, хозя-ин. Но этот баран словно улетел с этого самого места, чтоб мне провалит-ся…».
    - Не расстраивайся, дружок! - успокаивал он собаку. – Сумел он от нас скрыться, ну и молодец. А мы с тобой ещё что-нибудь найдём. Верно? – и он потрепал пса по голове. Посмотрел на часы – ещё и не полдень. Прикинул расстояние до кряжа – вёрст семь, не менее …               
. День уже длинный, погода хорошая – никаких сюрпризов, похоже, ждать не приходится. Да и интересно было посмотреть на новые места… А там, гля-дишь, кто-нибудь попадётся на глаза.
    - Идём, Серый! – он поправил ружьё за плечом и пошёл туда, где в сирене-вой дымке наступившего дня высился таинственный и притягательный в сво-ей новизне угрюмый исполин. Они прошли версты три, подошли к неболь-шому ручью, как Серый, бежавший впереди, внезапно гавкнул и, прижав нос к земле, стал усиленно принюхиваться. Вот он сел и коротко пролаял, повер-нув голову в его сторону. 
    - Ты что, Серый? – поинтересовался Роман,  подходя к нему. Тот вновь на-коротко взлаял и опустил морду вниз, как бы говоря, что тут нужно посмот-реть. И верно, не камнях поблёскивали рубинами капли крови.
    - Ай да молодец, Серый! Всё-таки ущучил ты его. Тогда вперёд! -  они с удвоенной энергией кинулись по следу раненого барана. Следы его повели вверх, через час человек и пёс, пыхтя, лезли по каменистой звериной тропе к вершине. Умаявшись, пару раз отдохнули среди сосен и камней. Капли крови на тропе, ещё не засохшие, говорили о том, что они уже близко подошли к слабеющему от потери крови барану.
    Следы, вернее, тропа повернула влево и потащила за собой, петляя между скальными выступам и торчащими из склонов здоровенными каменюками, иногда величиной с приличный деревенский дом. Тут и там валялись сло-манные деревья, вывороченные корневища, перегораживая тропу. В таких местах баран вынуждено огибал препятствия, видимо, перепрыгивать их у него на хватало сил.
    Высунув розовый язык и опустив морду, Серый, вцепившись в явный след, отмеченный редкими, но более крупными пятнами крови, уверено тянул за собой охотника. В какой-то момент он тихо зарычал, уставившись вперёд и Роман, подняв голову, увидел впереди, между редкими стволами деревьев, чёткий силуэт барана стоявшего с понуро опущенной головой.
    «Видимо, сил у него больше нет…», - решил Роман. Прикинув на глаз, что до цели метров пятьдесят, он решил рискнуть. Поднял ружьё и, чувствуя, как от усталости колотится сердце и дрожат руки, опустился на одно колено, не отрывая взора от стоящего барана. Положил ствол для лучшего упора на ле-жавшую сухую лесину, подвёл мушку в средину бока жертвы. А когда уже стал давить на курок, баран повернул голову в их сторону, словно желая уви-деть своих преследователей и… внезапно стал заваливаться набок. Прогре-мел выстрел, там, где только что стоял баран было пусто. Роман поднялся на ноги, не понимая, то ли он попал в цель, то ли добыча сама свалилась на зем-лю.
    Из ступора его вывел Серый, вихрем помчавшись туда. Роман поспешил за ним и увидел его, сидящего между большим лобастым валуном и стволом толстой сосны. Барана нигде не было видно. Услышав его шаги, пёс повер-нул к нему голову и Роман разглядел растерянное выражение в его глазах.
    - Ты что, Серый? А где... – И осёкся, словно кто-то ударил его в грудь – впереди, в паре метров зиял чернотой провал. Узкое тёмное ущелье, куда вряд ли проникают солнечные лучи, затаилось перед ними ловушкой, словно приглашая к себе. «Получается, что баран свалилась вниз», - решил он. По-добрав лежавший рядом солидный булыжник, он подошёл к краю пропасти и заглянул вниз - знакомое чувство опасной высоты мурашками пробежало по телу, сдавило грудь. Роман невольно отшатнулся и бросил вниз камень. Сла-бый шелест стих, но никакого стука он не услышал. Выходит, глубина уще-лья была не просто солидная, а очень большая. Он повернул голосом - пёс уставился на него с немым вопросом: «что будем делать, хозяин?».
    - Ну что, Серый? Пойдём, поищем нашу добычу? – он посмотрел по сторо-нам, прикидывая, с какой стороны подобраться к ущелью. Идти вправо и там искать спуск - даже думать не приходилось – гребень поднимался выше. Другое дело - левая сторона, - опускающийся вниз склон, заросший лесом. Оставалось вернуться немного назад и осторожно спуститься к основанию горы.
    Склон оказался довольно крутым, поэтому спускались они не менее полу-часа. Ущелье открылось для них внезапно, эдаким исполинским разрубом горной гряды. И таким мрачным показалось оно в самом начале, что Роман остановился перед входом туда, в этот тёмный сырой мир. Почему-то жутью повеяло оттуда, более неприветливого места он ещё ни разу не встречал в этих местах. По обеим сторонам этого страшного провала  высились корич-нево-чёрные скальные стены. Пятна мха ржаво-тёмными блюдцами прели на них, не ощущая никогда на себе солнечного света. Гранитные пальцы тяну-лись вверх на десятки метров, дно было усеяно валунами, тут и там валялись на осыпях у основания стен останки упавших сверху высохших деревьев.
    Он сделал несколько десяток шагов вперёд и тут мёртвую тишину, царив-шую на дне этого местного Дантова ада, разорвал жуткий тягучий и жалоб-ный вой. Где-то там впереди выл Серый, и такая безысходность и отчаяние слышалось в нём, что у Романа мороз прошёлся по спине и на голове зашеве-лились волосы. От неожиданности он остановился, оглядывая мрачные сте-ны, колеблясь, потом решительно двинулся в глубь расщелины.  Преодолев каменную россыпь, перелез через лежавшую гниющую колодину, завернул за громадную, некогда отколовшуюся от стены, скалу.. И увидел метрах в двадцати впереди  воющего пса, сидевшего с поднятой вверх мордой. Он  подошёл ближе, остановился, тревожно посмотрел на него:
    - Ты чего, Серый?
    Тот на миг перестал выть, повернул к нему морду и такую боль разглядел Роман в его глазах, что ему стало не по себе. Серый вновь задрал голову вверх и вновь зашёлся заунывным собачьим плачем.
    Роман шагнул к нему и… вздрогнул - рядом с псом увидел лежащие среди камней человеческие останки. Отдельно лежащие кости деформированного черепа с прядями длинных тёмных волос, разбросанные по сторонам кости скелета, полуистлевшие лохмотья одежды. Подошёл к ним, нагнулся… Сре-ди рваных тряпок нашёл широкий заржавевший нож в ножнах. А торчащая между камнями кривая палка оказалась стволом винтовки, рядом валялись щепки от приклада и ложа. Осмотрев всё это страшное место в полной про-страции, он опустился на валун.
    «Бедняга… Судя по изувеченной «берданке», человек свалился сюда свер-ху. – Решил он, приходя в себя  после  вида этой страшной находки. Посмот-рел вверх: до верхнего края пропасти было метров двести, не менее. Отсюда, со дна этого глубокого провала, виднелась полоска голубого небе. – Страш-ная смерть… Он летел вниз почти столько же, сколько парашютист от поки-дания самолёта до раскрытия парашюта.  И лежит он здесь, похоже, не менее года…». – Роман видел и раньше погибших, изувеченных и обгоревших при катастрофах, но такие останки человека – впервые.
    - Хватит уже, Серый! – цыкнул он на продолжавшего выть пса. – Я кому сказал - хватить! – раздражённо прикрикнул вновь.  Серый ворча, смолк, укоризненно глянул на него, положил голову на лапы и уставился на кости.
      «Нужно будет похоронить… Негоже вот так всё оставить». Он собрал и осторожно сложил в остатки одежды разбросанные кости. Вот тут-то и обна-ружил потемневший крестик на латунной цепочке. Обыкновенный оловян-ный крестик, что носят верующие люди. И ещё одна находка не просто оза-дачила его: собирая скорбные останки, он наткнулся среди их на круглую, потемневшую от времени, самодельную пулю. Свинцовый жакан застрял в
позвонке, раздробив его часть.
    «Обожди-обожди… Это что же получается? - от неожиданной мысли он громко охнул, отчего Серый поднял голову и, заворчав, уставился на него. – Получается… Получается, что в него стреляли и он раненый, а возможно уже и мёртвый свалился в ущелье. А скорее всего его сбросили вниз ещё живо-го… Как в могилу…». Роман помотал головой от чудовищной догадки. Вы-тащил из кармана крестик, вновь глянул на него. Посмотрел на лежащего Се-рого.
    «Так вот почему ты так выл, дружище… Понял, что здесь лежит тот, кто был так тебе дорог…». Он был просто потрясён памятью и преданностью че-ловеку этим четвероногим другом. Верность через годы…  Никто больше не способен на такое…
   Неподалёку от входа в ущелье он, потратив пару часов,  вырыл неглубокую яму. Сложил в неё то, что осталось от Михаила, – в этом он был полностью уверен, - прикрыл сверху пихтовыми ветками, засыпал землёй. Сломал под-ходящую  толстую сухостоину и соорудил крест. Водрузил его на скромной могиле, основательно врыв в землю, И тщательно обложил холмик крупными камнями, благо этого добра было полно вокруг. Солнце уже заваливалось за горизонт, когда он закончил эту скорбную работу. Какое-то время он посидел рядом, думая о бренном в этом мире. «Спрашивается, почему так не повезло Михаилу? Мужик прошёл войну, остался жив в той страшной мясорубке. А здесь, дома, нашлась подлая душа, недрогнувшей рукой спустила курок… И нет человека… И как я наслышан – доброго, отзывчивого и прямого в своих суждениях, ненавидевшего зло и подлость. За это с ним и расправились…». Он глянул на Серого, тот лежал у холмика, положив на него голову, как бы утверждая. «это мой хозяин, которого я всегда помню…».
    Ночь накрыла горы и тайгу тёмно-синим покрывалом с многочисленными сверкающими искорками звёзд на нём. Чёрной полосой с плавными изгибами выделялись на звёздном небосклоне спящие сопки и острые зазубрины вер-шин елей и пихт ближнего леса.
    Роман сидел возле костра на лапнике, поджаривая на огне вяленое мясо. Щёлкали, трещали в пламени сухие сучья валёжника, языки огня то вздыма-лись кверху, отодвигая тьму по сторонам, то притухали и тогда ночь бес-шумно подползала ближе к костру. Деревья и кусты, стоящие рядом, то оза-рялись светом костра, меняя окружающее пространство своими изгибами, то как бы задёргивались тёмным занавесом. Таинственный мир ночи царил во-круг, всё видимое казалось необычным, совершенно не таким, как при днев-ном свете.
   Вытащив из огня горящую палку, он спустился от костра  к могиле, где так и остался лежат Серый, охраняя вечный сон своего бывшего хозяина. На-встречу Роману из темноты сверкнули два огонька – пёс повернул голову в его сторону.
    - Ну, как ты тут, дружище? – он подошёл к лежащему Серому, присел  и положил рядом с ним кусок мяса. – Ты бы поел, бедолага… - Опустил ладонь ему на голову и погладил сухую жёсткую шерсть. Серый не поднял головы и не взял бережно его ладонь зубами, как делал он раньше. И до мяса не до-тронулся – так велика была его скорбь.
    Роман вздохнул, и вернулся к костру. Пожевал мяса с куском калача, запил водой и стал готовить нодью на всю ночь. Эту премудрость он усвоил ещё по осени, глядя как делал её Евсей. Подходящие два коротких брёвнышка он нашёл среди валежника поблизости, когда было ещё светло. Охотничьим то-пориком, который всегда он носил в заплечном мешке, сделал продольные выемки по всей длине. Положил один в костёр вверх канавкой, в неё распре-делил щепки и наложил на них горящие сучья. Второй швырок умостил ка-навкой вниз на первый. Для страховки укрепил их по бокам воткнутыми ко-лышками. Глядя, как язычки пламени начали выползать из щели, он подло-жил под голову мешок и устроился поудобнее на хвойной лежанке, прислу-шиваясь к ночным звукам. Где-то неподалёку, возможно в том ущелье, захо-хотал филин. Ухнул несколько раз, да так, что эхо прокатилось в ночи, и смолк.
    Роман посмотрел вверх, на звёздное небо и вспомнил, какое оно там, когда летишь на большой высоте. И то странное  ощущение, когда внизу сплошная темнота, а вверху только звёзды. Кажется, что ты один в этом призрачном мире и больше никого нет.  Только ты и звёзды…
    Он грустно усмехнулся, вспомнив то, чего больше никогда не испытает. Не вырулит на полосу, не двинет вперёд до упора РУД двигателя и полоса сначала медленно побежит навстречу, потом всё быстрее и быстрее. И вот машина, набрав скорость, уходит вверх, ложась на могучую грудь воздуш-ному потоку. И невыразимый восторг охватывает тебя так, что хочется кри-чать и петь… Машина рвётся ввысь, всё ближе и ближе к звёздам и вот ты мчишься вперёд, а вокруг раскинулся огромный прозрачный сверкающий мир. И ты чувствуешь себя божеством, которому подвластно и время, и не-объятные пространства…  Но ничего этого у него больше никогда не будет… И осознание этого такое горькое и больное…
    «Хватит ныть… Ишь, слюни распустил, эгоист, - попенял он себе. – Чего плакаться себе в жилетку, спрашивается? Лучше подумай, как завтра ты при-несёшь в дорогой для тебя теперь дом свои страшные находки! Завтра они потеряют своего сына второй раз и уже навсегда. Как переживут это снова? А может… может не говорит им? Пусть остаются в неведении? Пропал и пропал… Пусть думают о нём, как будто он до сих пор для них живой. Мо-жет, им так легче … – Он уставился на мерцающие угольки костра. Потом  повернулся на другой бок. – Нет… Это будет бесчеловечно! А так будут знать, что теперь успокоился он в родной земле. А может захотят похоронить в деревне, чтобы можно было прийти к нему в любое время. Нет-нет… В лю-бом случае нужно рассказать…».
   Тёмная тень проплыла вверху, затеняя звёзды. Послышалось хлопанье мощных крыльев, треск сучьев, вспыхнули два жёлтых огня среди ветвей, словно сигналы светофора. Подскочивший от неожиданности Роман подбро-сил в костёр несколько щепок, которые тут же занялись огнём. .Взметнувшееся пламя высветило сидящего на ветке ночного хищника. Хлоп-хлоп… мигнули пару раз огромные, горящие жёлтым огнём, круглые глаза. Забавная, круглая голова, как у кошки, и торчащие над ней, похожие на рожки, уши. «Леший, да и только… Напугал, паршивец…». – Роман гарк-нул, взмахнул руками. Филин захлопал крыльями, издевательски хохотнул и скрылся в темноте…
    Нодья всё ещё тлела, когда утренняя заря высветила розовым цветом вер-хушки сопок.. Роман протёр заспанные глаза и удивлённо огляделся: вся до-лина между кряжем и сопками была залита белёсой пеленой.. Только кое-где из этого молока торчали верхние половинки деревьев, разбросанные в зали-той туманом долине. Он поёжился, подкинул несколько сучьев на тлеющие углы, вспомнив с теплотой тех, кто когда-то давно придумал такой костёр. Евсей рассказывал, что бывалые охотники не опасаются замёрзнуть и в лю-тый мороз, соорудив нодью из толстых брёвен. Мало того, разогрев землю, костёр отодвигают, настилают на это место лапник и ложатся спать, соору-див отражающий наклонный экран из простыни, предусмотрительно захва-ченный из дома. И спи себе на здоровье - тепло идёт с одной стороны от мед-ленно горящих брёвен, с другой - отражается экраном. И чувствует себя че-ловек при этом, как дома на печке…
    Допив чай, он разбросал угли, дождался, когда они перестанут тлеть. На-бросил на плечи полупустой мешок с торчащим из него стволом искорёжен-ной винтовки. За плечо закинул «Зауэр». Откуда-то потянуло сыростью, пе-лена тумана начала таять на глазах. Проявились деревья в низине, выплыли кустарники. Из-за густой щетины леса на верхушке сопки появился краешек раскалённого светила – новый день вступал в свои права.
    Серый так и лежал у креста, встретив его печальным взглядом. Одно обра-довало Романа – кусок мяса, что вчера он оставил ему, исчез. «Правду гово-рят в народе – голод не тётка». Он присел, потрепал пса по голове:
    - Пора домой, Серый. Пошли? – встал и сделал несколько шагов. Оглянул-ся – пёс так и остался лежать на месте, глядя на него укоризненным взгля-дом, как бы говоря: «как же я сейчас покину своего хозяина?».   
    - Идём, Серый! – крикнул он. Пёс медленно поднялся, прошёл пару метров и встал. Оглянулся на холмик, потом повернул голову в сторону Романа.
    - Ну, что ты, дурашка, остановился? – и встретился взглядом с понурыми глазами собаки. Бедное сердце пса разрывалось: позади оставался тот, кото-рого он так когда-то обожал, а впереди уходил другой, с которым они уже  столько вместе, и к которому он так привязался. От первого осталась только память, а второй – вон он, живой. Он ему обязан жизнью, когда этот спас его от того ужасного зверя. Всегда делится последним куском, а когда кладёт ла-донь на голову и гладит, то теплота его через руку передаётся прямо в серд-це..
    Серый вновь оглянулся назад – во взгляде пса проскользнуло: «прости, хо-зяин… я всегда тебя помню…». И медленно побрёл к Роману.
    Тот понимающе смотрел на подходившего пса. Потом опустился на кор-точки и, когда тот подошёл вплотную, погладил его по голове:
    - Сочувствую тебе, Серый… - Проронил он, словно тот должен был понять эти слова. -  Терять друга всегда больно. – Глаза его затуманились. Перед ним всплыли лица друзей, которые погибли в Корее, потом – Света… - Что делать, дружище… Смерть нас не спрашивает. Мёртвые остаются в забве-нии, живым - нужно жить. – Он тяжело вздохнул, поднялся на ноги и пошёл дальше, не оглядываясь назад, словно чувствуя сзади присутствие верного Серого.


                ГЛАВА   56
    К калитке в ограде они подошли после полудня. Возившиеся на огороде Марфа и Варя переглянулись и встретили их радостными улыбками: 
    - Совсем от рук отбились, охотнички! Куда эта вы пропали? – нарочито суровым голосом спросила Марфа, глядя на утомлённое и какое-то растерян-ное лицо Романа. Варя обняла Серого за шею, который, прижав уши, уми-ленно лизнул её в щёку.
    - Так получилось, Марфа Власовна! – виновато отозвался он, чувствуя на себе взгляд Вари. –  Сегодня мы, к сожалению, пустые…
    - Нашёл о чем горевать! В леднике ишо полтуши тваво оленя лежит…
    - Евсей Пахомыч дома?      
    - Дома… С поясницей маица… Вечером баньку стопим, я ево полечу. Встанет поутру, как молодой! – засмеялась хозяйка. – Варь! Айда и мы до ха-ты. Будя на сёдни…
    Евсей сидел за столом, что-то строгая ножом. На стук поднял голову и за-улыбался, увидев входящего Романа.
    - Нашлась пропажа! – засмеялась Марфа, заходя следом с Варей.- Щас бу-дим обедать.
    - Однако, далёка вы вчера упароли, чё не вернулися. – Заметил Евсей.
    - Далёко… - Согласился Роман, садясь к столу. – Вы бы тоже присели, Марфа Власовна.
    - Ох, Рома! Некоды рассаживатса, буду едобу готовить.
    - Сядьте, прошу вас… - Настойчиво попросил он её. Евсей переглянулся с женой, та, удивлённо посмотрев на Романа, кивнула и присела на лавку..   
    - Да чё случилось-то? – она оглянулась на стоявшую у печи Варю. «Неу-жто хочет о Варюхе поговорить?», - мелькнула у неё в голове.
    Не ответив на её вопрос, Роман полез в карман и, достав крестик с цепоч-кой, положил всё на стол:
    - Вам знакома эта вещь? – спросил он,
    Хозяева остолбенело смотрели на крестик. Марфа, побледнев, качнулась к столу:
    - Евсей… - Прошептала она. – Это… это же…Мишанин…крестик… - И смолкла, непроизвольно прижав руку ко рту. Глаза её медленно набухали влагой…
    -…Мишаня… сынок… - Выдохнул Евсей, протянул дрожащую руку и бе-режно взял крестик. Поднёс ближе, разглядывая его и не понимая, почему всё в глазах стало расплываться. Рука с крестиком опустилась на стол, он су-дорожно всхлипнул. К матери подошла Варя и обняла её. Глаза девушки не отрывались от руки отца, от страшной находки…
    - Братка мой… - Вырвалось у неё, она простонала и тут словно прорвало плотину - Варя захлебнулась в рыданьях. 
    Роман предполагал, какую реакцию близких вызовет эта находка. Но ви-деть горе родных не самая радостная картина. Он зачерпнул ковшиком воды из кадки, подошёл к Марфе. Та сидела молча, глядя широко раскрытыми гла-зами перед собой, не замечая, как из них неудержимо текут слёзы. Осторож-но тронул её за плечо и когда она подняла на него заплаканные глаза, не по-нимая, чего он хочет, протянул ей ковш:
    - Прошу…Выпейте воды, Марфа Власовна, легче будет…
    Словно сомнамбула, она взяла ковш, несколько раз глотнула и поставила его на стол.
    Варя, всхлипывая, посмотрела на Романа покрасневшими заплаканными глазами. Он взял её за плечи и привлёк к себе, понимая, как она сейчас нуж-дается в простом человеческом участии. Содрогаясь  всем телом, она со вздохом облегчения прильнула к его груди.
    - Поплачь, Варя, поплачь… Со слезами уходит боль. – Прошептал он, гла-дя её по шелковистым волосам. Подвёл к лавке и усадил, сел рядом с ней, продолжая утешать. Какое-то время в комнате были слышны только всхли-пывания. Первым затих Евсей. Он сидел и молча перебирал звенья цепочки, словно монах чётки. Потом поднял благодарный взгляд на Романа:
    - Спаси тя Господь, сынок, чё нашёл Мишаню.      
    - Не нужно меня благодарить, Евсей Пахомыч. – Покачал он головой. – Его Серый нашёл. Я бы сам никогда в то ущелье не полез. – Он невольно содрог-нулся, вспомнив эту пропасть. – Страшно там, как в преисподней.
    - Серый… Они с ём были не разлей вода. – Кивнул хозяин. – Куды Миша-ня, туды и Серый. Аксинья, глупая, дажить ревнавала . Грит, ты ево боле ме-ня любишь. – Слабая улыбка тронула его лицо.   
     - Это ещё не всё, Евсей Пахомыч… - Вздохнул Роман, понимая, что нужно всё довести до логического конца, чтобы ещё раз не травмировать их психи-ку.
    - Господи! Чё ещё-то? – простонала Марфа, вытирая слёзы ладонью. Роман вытащил жакан: - Там же я обнаружил эту пулю, среди останков Глянь, Ев-сей Пахомыч…
    Тот покрутил её  пальцами, поднёс к глазам.
    - Така же, чё из твавой ноги вымнули. Вона и крестик на ёй.
    - Я тоже обратил на него внимание. А пулей этой и был тяжело ранен, или убит ваш Михаил. А потом его сбросили в пропасть. – Роман поднялся и принёс из сеней изуродованную берданку:
    - Это я нашёл рядом. Приклад разбился вдребезги, как и ложе, и ствол при ударе согнуло. – И он протянул оружие хозяину. Тот положил его на стол, погладил по металлу рукой.
    - Мишанина винтовка … - Тусклым голосом проронил он, на глазах вновь навернулись слёзы, плечи затряслись. – На баранов ён ходил с ею.
    Варя снова захлюпала носом, Марфа же поднялась с места и торжественно осенила себя двуперстием:
    - Будь ты проклят, фарисей Амвросий! Геенна огненная тя ждёт, в которой щас корчится твой Лука и халдей Федул! Убивцы! – она посмотрела на мужа сухими мрачными глазами: - Вставай, Евсей! Будя слёзы лить. Идём поды-мать овец божьих на святой суд! Не можна, чёб убивец ходил середь нас. Свомя подлыми устами нас призыват к смирению и послушанию, и имя же посылат сваво сына убивать! Идём, Евсей! Кровь Мишани стучит во мне! Не будя нам спокоя, ежли не призавём ево к ответу!
    - Михаила я похоронил … Что осталось от него. Поставил крест. – Роман поглядел на несчастных, но полных решимости найти справедливость, роди-телей. – Я сейчас пойду с вами, думаю поддержка моя не помешает. – Он на-хмурился и упрямо сдвинул брови.
    Марфа подошла к нему, обняла:
    - Спаси тя, Христос! Благодарствуем за всё! – и трижды поцеловала его. Повернулась к домочадцам: - Бум заходить в кажынный дом. Я – по одной стороне улицы, Ты, Евсей - по другой. А ты, Рома, с Варей всех вместе соби-райте…
    Толпа росла по мере продвижения к другому концу деревни. Кто-то уже узнал от Вари о том, что нашли место, где был убит Михаил, кто нашёл и по-чему собирают всех жителей. Многие в раскольничьей общине давно были недовольны Амвросием, его методами руководства деревней. А когда до их слуха дошло об убийствах, и что в этом замешан сам уставщик, то кто-то, испугавшись такого развития событий, поспешил отойти в сторону, боясь гнева их духовного пастыря. И тем не менее народу прибавлялось. Впереди шествовало несколько старцев во главе с высоким с  длинными седыми воло-сами деда в белых холщёвых одеждах с посохом в руке.
    - Это старец Иринарх… - Пояснила Варя. – Из них он самый справедли-вый.
    - И самый грамотный… - Добавила Аксинья, вытирая слёзы. Она уже всё знала о Михаиле, и как Роман с Серым его нашли и похоронили. Про ружьё, крестик, и пулю… Через толпу к ним пробилась мать Аксиньи, сватья Ники-тишна. Тут же заголосила, узнав все подробности. Столяр Кузьма, пожал ру-ку Роману и во весь голос заявил, что эту семейку Амвросия и его самого нужно гнать из общины. Кое-кто услышав эти слова, крестясь, постарались отодвинутся от смутьяна, чтобы  не подумали, что они разделяют мнение столяра.. Когда подошли к дому уставщика, собралось больше половины жи-телей деревни, запрудившие собой всю улицу перед  его усадьбой.          
    - Не дом, а крепость. – Заметил Роман, глядя на высоченный забор из тол-стых досок, основательные ворота и сам дом с каменным фундаментом и же-лезной крышей. Поговаривали, что это железо в своё время доставил Амвро-сию на лошадях скупщик пушнины.         
    Евсей постучал кулаком по калитке. Раз, другой… В ограде басом гавкну-ла собака, потом залилась лаем. Никто из дома не появился. Тогда к стояв-шему в раздумье Евсею подошёл Кузьма, повернул кольцо на калитке, зашёл во двор и раскрыл тесовые ворота:
    - Айда, православные… - И махнул, приглашая всех во внутрь. Толпа за-полнила весь двор. И тут народ обратил внимание на лошадей, стоящих за домом под навесом.
    - Так это скупщик прибыл… А мы и не знам… вишь сколь товару было… уставщик-то сабе  боле приберёт… а нам чё останется… - Послышалось в толпе. Громыхнула входная дверь и на высокое крыльцо, шатаясь, вышел Амвросий в исподнем. При виде такого количества народа у себя во дворе, он удивлённо раскрыл глаза, потом сообразив, что народ не просто пришёл сюда, поднял руку и перекрестил всех:
    - Баславляю, чада мои во Христе! Чё привело усех в мою скромную оби-тель? – он прищурился и обвёл толпу всё ещё хмельным взглядом. – Сёдни не молельный день. Так пошто собрались? Могёт медовушки поднести? – глумливо произнёс он, презрительно глядя на людей.
    - Амвросий! Пастырь ты наш! – вперёд выступил старец Иринарх и стук-нул посохом по земле. – Должон пред нами ответ держать. Так издавна води-лась в общинах…
    - Ничё никому я не должон! – спесиво заявил уставщик, брезгливо выпятив нижнюю губу. Хмель всё ещё буянил в его голове, заставляя забывать об ос-торожности.
    - Нет, Амвросий! – подошедший к крыльцу Евсей потряс сжатым кулаком. – Скажи нам с жёнкой – за чё ты, твая пуля, убила нашева Мишаню в про-шлом годе? Ответь нам, ево родным. За чё?
    Уставщик разглядывал налившимися кровью глазами Евсея, с высокого крыльца тот казался ему маленькой козявкой. «Тебя, тожить, нада бы справа-дить туда, вослед за сынком. И пулю не тратить… Ногой надавить, чобы хруснуло. – Затаилась в голове мысль. – Ничо, придёт и твой черёд… за мной не заржавет…».
    - Ты, Евсей, клевету на мя возводишь! Аки на Исаака и Авраама праведно-ва! За то, чё я за вас денно и ношно перед Господом нашим, Иисусом слад-чайшим, молюсь, ширмеры лукавыя, да поклоны бью? – прогундосил он. Толпа загудела…
    - Ты не фарисействуй, уставщик! – поднял голову Евсей. – Вот здеся, в ру-ке, две твои пули с крестиком…
    - Крестик любой могёт нацарапать! – перебил его Амвросий. – И чё? Я то-жить буду виноват?
    - Одну вымнула из ноги Романа сватья. В ево сын твой Лука стрелил, за чё Господь тут и наказал – спустил лавину на ево и раба тваво Федула. А вторая лежала середь косточек нашева Мишани, вчерась нашли.
     - А-а- а! Вы сюда и сваво анчихриста привели? – завопил уставщик, по-дойдя к перилам крыльца. – Чада мои возлюбленныя! Чё вы смотрите!? Се-редь вас Люцифер объявилси, а вы и ухи развесили? Слухаите, как ён вашева пастыря в грязь топчет! Где вы, христиане? Гоните ево из общины, вместе с теми, хто привёл богоотступника под свой кров и разделил с ём хлеб. Вы-гнать их, чё бы и духа ихова тут не было!   
     Но толпа безмолвствовала. Глаза Амвросия выхватили из толпы лицо Ро-мана. Рядом с ним стояли Варя, Никитишна и Аксинья, с вызовом глядя на него «Стоит, кобыла необъежженная…», - со злобой подумал он о снохе Са-виных, с которой у него почему-то ничего не получалось в постели. Чтобы её добиться, он и свёл счёты с её муженьком. И как оказалось – напрасно. Впрочем, он всё равно хотел его убрать из-за строптивого характера. Он злобно глядел на Романа – причину всех своих бед, - готовый испепелить его взглядом. Тот, не обращая на него внимания, что-то говорил Аксиньи.
    Входная дверь вновь стукнула и на крыльце появился скупщик с опухшим лицом. Увидев столько народу, он икнул от неожиданности и, криво ух-мыльнувшись, гаркнул:
    - Что за шум, а драки нет! – и не слыша ответа из толпы, покачиваясь, по-вернулся к уставщику:
    - Амвросий! Любушка ты мой… Что тут происходит, а?
    Тот, раздувая в бешенстве ноздри, прорычал:
    - Мои божьи овцы пришли меня судить! Меня! Сваво пастыря!
    - Тебя? Судить?  - Никодим повернулся к толпе, ухватившись за резной столбик и вихляясь всем телом – сутки пьянства давали себя знать. – За что, люди добрые, вы обижаете моево друга? Это…Это же самый лучший, самый добрый… Вы не правы! – он помотал пальцем, тараща осоловелые глаза и мало что понимая в происходящем.          
    - Будя юродствовать-то! – оттолкнув какую-то бабу перед собой, вперёд вышла Марфа, глядя на уставщика гневными глазами – Ответь-ка, пастырь ты наш! За чё казнил сына маво? – шагнула она к крыльцу с поднятыми ку-лаками.
    Амвросий внезапно протрезвел, глядя на мрачную толпу и разъярённую Марфу: «А ведь они сейчас могут разодрать меня на кусочки!».  И испугано заверещал дрожащим гнусавым голосом:
    -  Ангелочки всеблагие… Самаритяне добрые… Видит Господь наш - не-тути крови ево на дланях моих. Вот мой крест в том! – он истово перекре-стился раскольничьем двуперстием. – Ежли я лукавлю, то пусть Господь наш всевидящий испепелит мя чичас! Бога, бога пречистова забывать стали… На меня, пастыря вашева, понапраслину возводите… Господи!  - он возвёл вверх глаза, растопырил руки. – Ты усё видишь! Они, овцы божьи, не ведают, чё творят. Вразуми их! Наставь на путь истинный! А я, твой раб, буду молить тебя денно и ношно! – вопил он, кося глазом на толпу. И, возликовал было, заметив на некоторых лицах из толпы растерянность и сомнение. Да и сама толпа поредела, кто-то рассудив, что всё может обернутся победой того же Амвросия, поспешил покинут его двор. Но большинство продолжало оста-ваться во дворе, втайне рассчитывая, что уставщику уже не отвертеться под тяжестью обвинений, которые выдвинула против него семья Савиных.
     Но тут вновь подал голос старец Иринарх. Он трижды стукнул по земле посохом и, подойдя к Марфе, стал рядом:
    - Зрим лукавство и гордыню… И всё бесовское, богомерзкое… И кровь убиенных на тебе, Амвросий, и сыне твоём, не к ночи вспомянутом! Грешен ты, зело грешен! Отринь от себя гордыню и покайся перед людьми… Госпо-ду нашему напрасно елей льёшь, черны твои помысли. И ежли на весы божьи положить на одну чашу добродетели твои, а на другую грехи – перевесят они не токмо трижды, но трижды по три, да и мало этова будет. И сказано в свя-том писании: «ежели потянется рука твая к чужому – отруби себе палец, да-бы не искушать диавола в себе, ежели потянется плоть твоя к чужой жене – отруби плоть свою,  ежели захочешь взять чужую жизнь – отдай свою. Токмо тогда спасёсся, не попадёшь в геенну огненную». А ты, раб божий Амвросий, давно перешёл енту грань. И чужое брал, и прелюбодействовал, и жизнь у других отбирал. И ето токма то, чё всплыло. А скока потаенных грехов у тя?  Видно, сам ты всё не упомнишь. Обвил тя сатано сваими путами, и тащит в ад, а табе ндравится. Посему хочу зрить волю общины нашей: быть Амвро-сию уставщиком или пущай уходит в пустынь Синайскую и замаливат грехи свои перед Господом нашим Иисусом Христом? Чё скажите, люди право-славные?
    Старец Иринарх стоял перед толпой и ветер шевелил его белые волосы. По толпе прошёлся ропот. Потом чей-то голос робко произнёс:
    - Тяжки грехи ево…Ох, тяжки… Пущай идёт отсель…
    - Бесы ево обуяли… Гнать из общины! – крикнул столяр Кузьма. И тут словно прорвало, толпа зашумела, послышались проклятия:
    - Убивец! Прелюбодей! Богохульник! Вор! – особо неистовствовали жен-щины, готовые вцепиться в уставщика. Видать, многим из них он отравил жизнь, возомнив себя наместником Господа и не ограничивая себя никакими моральными и божественными принципами. Вот уже разгорячённая толпа стала подступать к крыльцу, кто-то запустил в побледневшего Амвросия су-хой навозной лепёшкой, та со свистом пролетела над головой перепуганного скупщика пушнины и треснулась о косяк двери. Ещё вчера уставщик был властителем судеб любого жителя деревни, а сегодня стоял он перед толпой своей паствы раздавленный и жалкий. Изгой…
    Протрезвевший Никодим, видя агрессивный настрой толпы, втянул голову в плечи и оторвавшись от столба, брякнулся на пол, запнувшись за половик. И, не медля, открыв дверь лбом, на карачках юркнул в сени.
    Старец поднял кверху руки:
    - Люди! Остановитесь!  Наш Господь всегда призывал к всепрощению! Простим и мы нашева бывшева пастора божьева… Пущай уходит от нас с миром. Мы не убивицы, мы с вами христиане, чё чтут закон божий и чело-вечный. Аминь! – перекрестил он толпу трижды. Повернулся к крыльцу:
    - Ты слыхал, Амвросий, что народ грит… Уходи от нас ради Христа! Вот скупщик закончит здеся свои дела и уходи с ём. Не гневи Бога… И нас боле не тревожь…
    К Амвросию, увидевшему, что опасность расправы с ним, благодаря стар-цу Иринарху,  миновала, вернулось самообладание и наглость. Он повёл злобным взглядом по расходившейся со двора толпе, отметив, что Савины медлят, Марфа так и стоит рядом со старцем.
    Бывшей уставщик гнусно ухмыльнулся. Единственное, о чём он сожалел в этот момент, так о том, что сын не выполнил  его наказа: не сжёг эту сучку Аксинью и только ранил анчихриста. О смерти Луки он уже не сожалел, как не сожалел о том, что больную жену придётся бросить здесь.
    - А ежели я не уйду отсель, Иринарх? Чё вы со мной могёте сотворить? – сузив налившиеся кровью глаза, спросил он старца. – А всё ента, - Амвросий повёл рукой вокруг, - нажита праведным трудом, как я смогу забрать с со-бой? Ответь мне, старец благочестивый?
    Иринарх посмотрел на него. «Ни в чём ён не раскаялся. Вона глаза горят, как у загнаннова волка. Промахнись, тута в горло вцепица. Господи, прости ево душу бессмертную»..
    - Не хужей мя знашь, как община поступат с этакими. Чё тады спраши-вашь?
    - Так хочу запомнить, каму какую свечку ставить: каму - за здравие, каму – за упокой. – Амвросий злобно ощерился, показав жёлтые и крупные, как у лошади, зубы.
    «Ишь, скалится… - Покосился на него старец. – Зубы-то, чё у волка. Попа-дись  - перекусит надвое и не подавится, тут же загланёт». – Боле нам не о чём грить, Амвросий.. Мы сказали – ты слыхал. Идём отсель, Марфа.
    Хозяин усадьбы проводил их ненавидящим взглядом, плюнул, дождав-шись, когда закроется калитка, и поспешил в дом.
    - Что, ушли? – чуть ли не шёпотом спросил Никодим Егорыч, испугано ко-сясь на входную дверь.
    - Ты чё сипишь, как русак, кода ево за горло ухватили? – ухмыльнулся хо-зяин. – Никак ведмежья болесть обуяла?
    - А ты, Амвросий, вроде как не понимашь, что тебя отсель пинком выпро-важивают? – вопросом на вопрос ответил скупщик.
    - Ничё… - На щеках того забугрились желваки. – Глянем, хто будя апосля смеяца. Ты, Никодим, за скоко управисся с рухлядью?
    - Ну, дён пять потребуется.
    - Глянется… - Кивнул хозяин. – Значица так: мою рухлядь возмёшь за деньги, они мне таперча оченно будут нужны. И возьмёшь по самой высокой цене. – Увидев, что тот недовольно скривился, Амвросий засопел:
    - Чё, не по ндраву? А сколь ты здеся нажился за всё енто время? Забыл? Забыл, хто табе помогал обирать етих божьих овечек?
    - Что ты… что ты… Амвросий Спиридоныч! – заюлил скупщик, зная его
нрав . – Ты меня не так понял.
    - Мотри у мя, Никодим! Ежли чё,  ухвачу за кадык вот ентой дланью, - он навис над ним коршуном и растопырил перед его носом корявую ладонь с толстыми пальцами, - тока пискнешь! Внял, агнец божий?
    - Внял… внял… - Скупщик, посерев, втянул голову в плечи.
    Амвросий увидев, что нагнал на него страху, довольно заржал:
    - Помни, Никодимушка, - ласково проворковал он, - я те тама, середь без-божников, ишо оченно пригожусь. И вообче надоть держаться вдвох, хто знат, как таперча жизня крутанётся. А мы с тобой сколь лет-то по единой тропке ходим – не счесть. Почти родня… Так-то, друг сердешный, таракан запешный.  Давай-ка по медовушки вдарим, душа требоват.
    Разливая медовуху по стаканам, он, поглядывая на нахохлившего скупщи-ка, только ухмылялся в бороду. За все годы, что они были знакомы, он хоро-шо изучил его повадки и нрав. Хитрый и изворотливый делец был отчаянно труслив, коей чертой Амвросий и собирался пользоваться в будущем. Зная его алчность, - тот в подпитии нередко хвастался, как он обводит вокруг пальца руководство своей конторы, кладя к себе в карман половину выручки при закупки пушнины, - он понял, что стоит только намекнут про это, как скупщик тут же задерёт лапки кверху. И тогда из него можно будет верёвки вить.
    - Вот ишо чё, Никодимушка…- Он покрутил стакан в руке. – Трёх лошаков не грузи, мине надоть свой скарб отсель забрать. Энтим  христопродавцем дажить ржавова гвоздя  не оставлю. Чё не заберу, то пущу на распыл.
    - Это как? – вытаращился на него скупщик.
    - Как, как… Да пущу краснова петуха под стреху, вои и уся недолга.
    Никодим беспокойно заёрзал на стуле:
    - Послушай, Спиридоныч… А может не стоит этого делать? Как на сле-дующий год я сюда заявлюсь?  Народ-то меня может в твои сообщники запи-сать, мол, помогал тебе дом запалить.
    - Не боись, Никодимушка! Усё по уму сделам. Вроде вместе поедем под вечер, верст пять отойдём, станем на ночь. Вернусь сюды под утро, дом запа-лю и к табе. Понял?
    - Что тут не понять. – Скупщик покачал головой. – Не боишься, что кто-то ещё сгорит?
    Амвросий оскалился, топорща густые усы:
    - По мине, так пущай усе сгорят, самаритяне подлые. Никода не пращу ём… Никода!
    - Да, лучше твоим врагом не быть, Амвросий Спиридоныч. Себе дороже станет…               
     Тот внимательно посмотрел на него:
    - Это хорошо, чё ты понимашь, Никодим. Значица, не будешь с мя лука-вить… 
    … Что скупщик пушнины ловкач и плут, Роман понял сразу, как только тот перешагнул порог дома Савиных. Выдавали его быстробегающие по сто-ронам лукавые глаза и улыбка, не сходящая  с  лица.  Только в  один момент он придал  ему соответствующее выражение, когда упомянул о смерти Ми-хаила.
    - Скорблю, дражайшие Евсей Пахомыч и Марфа Власовна. Хоть и с запо-зданием, но, как понимаете, раньше это сделать не было возможности. Скорблю  от души. Такого сына потерять, такого сыны. Врагу не пожела-ешь… Царствие ему небесное… - Он широко по раскольничьи перекрестил-ся.
    Марфа ничего не сказала, только поджала губы, а Евсей кивнул головой, как бы благодаря его за сочувствие. А тот продолжал разливаться соловьём, кося взглядом на сидевшего  на лавке Романа, видимо прикидывая, как вести себя с ним.
    - Золотой был у вас парень, что и говорить. Бывало приду к ним за мехом, так он всегда почтительно посадит в передний угол, чая предложит. И только потом начинает разговор о пушнине. Что и говорить – велика потеря для ро-дителей…
    - Ён у нас не просто потерялси, а убили ево, Никодим Егорыч. – Заметил Евсей.
    - Как же, как же…Наслышан про эту прискорбную историю, наслышан. Даже не верится, что такой благочестивый человек, как Амвросий Спиридо-ныч, причастен к этому злодеянию. Просто в голове не укладывается. Ай-я-яй-я-яй…  - Скупщик покачал головой.
    - И не только к этому… - Глаза Евсея потемнели. – Вон Романа убить хо-тели, да только ранили. Жену Михаила было сожгли, да Господь отвёл. И это имя в нашем доме больше не произноси, Никодим Егорыч! Для нас проклято оно. И гореть ему, убивце, на том свете в аду!
     - Да, да…Очень даже понимаю ваши чувства. - Взгляд скупщика забегал по сторонам.- Тогда, Евсей Пахомыч, давайте ваши меха, будем оценивать Сразу скажу для вашего сведения, что цены нонче на пушнину снизились. Вы уж не обессудьте, я человек маленький, что мне прикажут, то я и делаю. И ещё, на обмен у меня кое-какие товары закончились.  Богатый промысел был у вас в этот сезон, пришлось отдавать. А так как вы живёте в самом кон-це селенья, то и ассортимент уже не тот. – Щегольнул он непонятным для них словом. - Но основной товар имеем. Да и для вас, Марфа Власовна, я всё привез, что заказывали в прошлый раз. Ну, там нитки, материю, крючки-запонки и прочую мелочь. 
    Когда же Евсей с Нгнашей принёсли из кладовой ворох пушнины, глаза скупщика алчно сверкнули, он передёрнул усами и шумно втянул в себя воз-дух носом.
    - А что я говорил! – победно воскликнул он, пожирая глазами меха. – Очень даже удачный сезон. И так  у всех промысловиков. – Одной рукой он взял шкурку соболя за носовой хрящик, второй  за пушистый хвост и встрях-нул. По шкурке пробежала темная волна с синеватым отливом. Скупщик прищурился, видно было, что соболья шкурка ему понравилась. Он вертел её так и сяк, дул на мех. Потом поднёс к окну, внимательно осмотрел каждый сантиметр шкурки – нет ли дырок или порезов. Видимо, убедившись в цело-стности товара, вытащил платок, плюнул и стал тереть густой подшёрсток.
    - Побойся Бога, Никодим Егорыч! – воскликнул уязвленный Евсей.  – Ты ли мя не знашь стока лет. Я кода омманывал тобя?
    - Не гневайся… Тут дело государственное и денежное. Как говорится - до-веряй, но проверяй. Спрос-то с кого будет, ежели что? Естественно, с меня. – Он бережно положил шкурку отдельно, из портфеля вытащил тетрадь и ка-рандаш. Присел за стол и, сопя, стал что-то писать, бубня себе под нос. По-том, отложив писанину, вновь встряхнул шкурку:
    - Ну, что, Евсей Пахомыч… Записываю вторым сортом.
    Евсей помрачнел:
    - Креста на тя нету, Никодим Егорыч. Кудыт ишо луче зверушка-то?..
    Скупщик развёл руками:
    - Стандарт, от него никуда. Не в моих силах его менять. Так что извиняй, кержак мой дорогой.
    Ещё два соболя пошли вторым сортом. Потом Евсей выложил ещё трёх. Скупщик взял очередную шкурку,  повернул её наискось – густая шерсть и тёмно-голубой подшёрсток на брюшке развалились по сторонам,  сверкнув голубоватыми искорками. Он вновь проделал все процедуры тщательного осмотра, аккуратно положил к кучке отобранных. Потом криво ухмыльнулся:
    - Ну, ты и жук, Евсей Пахомыч. Сначала подсунул, что попроще, а самые лучшие, как говорится – под занавес.
     Хозяин в ответ только усмехнулся:
    - Так я тобя знаю скоко лет, Никодим Егорыч?
    -  Погодь, погодь…– Скупщик уставился на него. - Так, почитай, с того дня, как  я впервой сюда пробрался. Второй десяток лет на исходе…
    - Во-о-т… Чё с тобой надоть ухо востро держать, я ужотко давно знаю.
    Роман с интересом следил за торгом. Что скупщик имеет солидный навар при этом, и ежу понятно. Пользуясь изолированностью раскольничьей об-щины от остального мира, тот обдирал местных охотников, как хотел, зная, что никто из них не в состоянии проверить цены на пушнину.
    Торг продолжался, в очередь пошли меха остальных зверей: лис, горноста-ев, колонков и белок. Время от времени Роман ловил на себе ускользающие взгляды скупщика, словно тот что-то пытается вспомнить. Сидеть под этим негласным надзором ему стало неприятно и он вышел из комнаты. На крыль-це столкнулся с Варей. Та тоскливо взглянула на него, отвела глаза и молча вошла в дом.
    Этот её взгляд немым укором вновь напомнил ему о том, что через пару дней он покинет этот дом и этих простых, но ставших за время жизни здесь такими родными, людей. Сел на скамейку и уставился невидящим взглядом на стайку кучевых облаков степенно плывущих по голубому небу.    
     Увидев вошедшую Варю, скупщик расплылся в улыбке:
    - С каждым годом всё хорошеешь, девонька. Вот радость-то родителям… Совсем заневестилась дочка-то…- Заметил он, провожая взглядом девушку, торопливо прошедшую в свою горницу.
    - Так усё своим чередом: мы – старимся, молодые – цветут. – Философски ответил хозяин.
   - А что, Евсей Пахомыч, постоялец-то ваш ещё долго здесь будет? – вроде бы ненароком спросил скупщик, встряхивая шкурку горностая.
    - Ён не постоялец, - нахмурился Евсей. – Нам ён, аки сын, вместо убиенно-го Мишани.   
    - Ну да, ну да… - Закивал поспешно тот. – Я вас хорошо понимаю.
     - Уходит ён от нас вскорости, в ентот свой мир. Человек ён казённый, сю-ды попал по божьему разумению. Слава Господи, чё жив остался.      
    - На всё воля божья. – Ввернул скупщик, мучительно вспоминая, не мог ли он где-то видеть этого человека. Но в голову ничего не приходило, и он вы-бросил это из головы.
    … Под утро раздался гул набата - ночной сторож в центре деревни во всю силу бил железякой по подвешенному лемеху.
    Марфа, заслышав  звон, затрясла мужа за плечо:
    - Евсей!  Просыпайся ужо!
    Тот, открыв глаза, непонимающе уставился на неё:
    - А?  Ето ты? Чё случилось-то?
    - Не ведаю… - Отозвалась она. – Сторож звонит… Слышишь?
    Они прислушались - заунывный звон всё также плыл над спящей деревней. Марфа соскочила с постели, подошла к окну:
    - Евсей! На том краю зарево… Кто-то горит! – Она перекрестилась. – Гос-поди! Спаси и сохрани от беды.
     - Я побёг! – Евсей набросил на себя одежду и быстро выскочил на крыль-цо.
    - Евсей Пахомыч! – от сарая быстрым шагом подошёл одетый Роман. – Пожар в том конце деревни!
    - Пошли, паря! Могёт люди успели выскочить, ежли пожар…- Бормотал Евсей, выбегая на улицу. Что там что-то горит, было ясно - где-то в конце деревни красный отблеск колыхался над деревьями. Из домов выскакивали полуодетые люди, таращась на разгорающийся пожар, и подчиняясь общему порыву, бежали туда, суматошно перекликаясь меж собой. Пожар в деревне, это общая беда… И принести она могла много горя жителям.
    Когда они прибежали к бушующему и победно ревущему огню над домом бывшего уставщика, что либо предпринять для его тушения было бессмыс-ленно. Горел дом и хозяйственные постройки во дворе. Единственное, что оставалось делать, это не дать огню переброситься на соседние строения. Цепочки людей тянулись от колодца к ним, передавая друг другу вёдра с во-дой. Стоящие на крышах мужики поливали их, уже исходящие паром, такой жар шёл от горящей усадьбы, что подойти ближе десятка метров не было ни-какой возможности.
    - Перелез чрез забор и вижу… - Чернявый мужик в распахнутой фуфайке и бязевых запачканных сажей кальсонах, выпучив глаза, взахлёб рассказывал обступившим его людям:
    - Мотрю, на задворках в горнице  ужотко огонь пылат, а в окне хтой-то, вся в белом, руками стучит по стеклу. Рот раззявила, видать, криком кричит баба… Я шарю по земле, чем окошко выбить, ничо под руку нету. Хвать тут дрючок, да к окну, а тама нетути никаво, только хрясь! – мужик взмахнул ру-кой, - стёкла лопатца стали…
    - Господи! Дык в той каморке у Амвросия Серафима больная лежала, а с ею Лушка Сизикова, чё присматривала за ёй. – Крестилась простоволосая ба-ба с ужасом в глазах.
    - Сгорели, как ни есть, живьём сгорели! – таращился мужик в фуфайке на бушующий огонь. – Баю, в сараях коровы ревут, овцы блеют, свиньи визгом исходять. Давай я дверцы отворять, да выпущать их… Жалко, животину-то… Выгоняю их, а у самаво ужотко волосья от жара чуть не горят, крыша-то на сараюшках ужо занялася… И чё антиресно – усе дверья колами подпёрты. – Мужик глубокомысленно поднял вверх палец, глядя на людей.
    - Амвросий-то со скупщиком ишо апосля обеда обозом из дому выехали, сам видал! Вот те крест! – плюгавый мужичонка в накинутом на плечи домо-тканом армяке суматошно перекрестил себя. – Лошаков с дюжину, не мене. И усе навьючены, дале некуды…
    Евсей и Роман переглянулись…
    - А вить это сам бывший уставщик свой дом поджёг, боле некому! – гром-ко сказал Евсей и все повернулись к нему. – Он, он… - Убеждённо повторил он.
    - Енто ты по злобе, Евсей. – Сивобородый мужчина в опорках на босу ногу и плисовых штанах помотал головой. – Как можна ета сотворить? 
  - А ты раскинь умишком, Калистрат! – повернулся к нему Евсей. – Сам усё забрал, бальну жонку оставил здеся. Да на кой ляд она ёму тама сдалася… Усю животину с собой не угнать, но и оставить общине  для ево, чё острый нож в горло. Вот ён и сделал этак. Ни мине, ни вам, божьи овцы, как ён нас звал. И подпустил краснова петуха…   
    - Дык, как ето у ево длань поднялася сотворить такое? А, люди? – загляды-вала в глаза стоящим вокруг людям краснолицая баба, колыхая могучими грудями под сорочкой.
    - Так и поднялася… - Вывернулся из толпы столяр Кузьма, подойдя к Ев-сею с Романом. – Ишь, как полыхат… Дом-то жалко, а ишо пушше баб, чё сгорели.
    - А вот ему-то их и не жалко было. – Стоял на своём Евсей.- Зверь ён в
овечьей шкуре.
    Роман, глядя на огонь, испытывал двоякое чувство. С одной стороны угры-зение совести – всё, что произошло за эти месяцы, связано с его появлением здесь. И этот пожар, и гибель людей – своего рода апофеоз происшедшего. С другой стороны: не появись он, всё бы так и шло, как десятки лет назад. В деревне властвовал бы уставщик со своими понятиями о добре и зле, и в пер-вую очередь радея о своём благополучии и полной власти над жителями. Вот и думай, что лучше… Он усмехнулся про себя, вспомнив лагерь и проведя параллель с порядками там и тут. И в какой-то мере даже удивился, найдя немало общего в сравнении...
     Огонь бушевал несколько часов. Повезло жителям ближних домов, что не было ветра. А то и они могли стать погорельцами. Народ стал расходится, когда стало ясно, что пожар дальше не пойдёт, а соседи уставщика остались следить за пепелищем.       
    
   
               
                ГЛАВА   57               
    Природа раскрывалась свежими красками весны. Набухшие почки деревь-ев взрывались молодыми листьями, которые  зеленой волной обволакивали таёжные просторы, темнея в распадках и еланях, и отсвечивали бледным глянцем по склонам сопок и увалов, дальние из которых, отдавая голубизной, на далёком горизонте сливались со светлым ясным небом.  Изумрудная трава тянулась вверх на любом клочке земли, куда падали животворящие  лучи дневного светила. Прилетающие из дальних южных стран пернатые напол-няли лесные просторы звуковым разнообразием, да таким, что сторожил этих мест дятел-трудяга временами прерывал свой стукоток, как бы не желая на-рушать слаженную симфонию хорового пенья. И только кукушка всегда нев-попад вплетала своё «ку-ку».
    Над опушенными светло-зелёной листвой берёзами, черёмухой, осинами, и более прозаичным мелким кустарником, высились тёмные свечи елей и пихт, да курчавые силуэты красавцев-кедров. Нежная хвоя лиственниц ещё не скрывала наготу узловатых ветвей и чернявую чешуйчатость стволов. Под-снежники уже отошли, их место заняли огоньки, да первые фиолетовые со-цветия багульника, наполняя воздух тонким сладостным ароматом. Качались под ветром буйные заросли плакучих верб по берегам речек и ручьёв, вились над водой зимородки и трясогузки, серебристыми переливами заливался в вышине жаворонок.
    «Вот он и пришёл, последний день моей жизни здесь, в этом диком краю, среди простых и добрых людей», - отрешённо подумал Роман, глядя на хло-потливых скворцов, таскающих соломинки в скворечник. Заботливые роди-тели готовили безопасное убежище для будущего потомства. Вчера он на-блюдал, как пара скворцов вытурили из птичьего домика воробьиное семей-ство. Эти птахи ранее заняли пустующий скворечник и начали его обустраи-вать на свой лад. Но тут объявились прежние хозяева и в короткой схватке, в которой воробей, пытаясь отстоять своё право на эту «жилплощадь», потерял несколько перьев, и вынужден был спасаться бегством. Скворец, клюя на ле-ту незадачливого соперника,  загнал его под крышу сарая.  Победно распевая, он вернулся к домику, где его  ожидала подруга и ещё не менее часа тарахтел на разные лады, видимо, в красках расписывая скворчихе свои боевые заслу-ги по изгнанию вероломных захватчиков.
    Мысли его вернулись к Варе. Она не оставляла надежды как-то повлиять на его решение уйти. Вот и сегодня, едва он спустился с сеновала, как дверь сарая распахнулась и в проёме появилась девушка. В простеньком платьице, просвечивающим на свету, отчего её точёная фигурка обрисовалась таким чётким контуром, что он невольно отвёл глаза, с накинутым на плечи цвета-стым платком. Когда она подошла к нему, он обратил внимание на лёгкие полутени под глазами, словно она плохо отдыхала и потерянное выражение карих глаз.
    - Доброе утро, Варюша! – улыбнулся он ей. – С тобой всё в порядке?
    Она ничего не ответила, подошла вплотную и уткнулась лицом ему в грудь. Плечи её стала сотрясать дрожь, она всхлипнула.
    - Ну что ты, Варюха-Горюха? – он растеряно стоял, не зная, что предпри-нять. – Ну-ка перестань сырость разводить! – фальшиво-бодрым голосом приказал ей, но девушка подняла заплаканные глаза и, смотря на него, заика-ясь от рыданий, проронила:
    - Ро-о-м-а-а… Ми-и-лень-к-и-й  м-о-о-й… не-е у-х-о-д-и-и… Пра-а-шу-у те-е-б-я-я…   Н-е-е  у-х-о-о-д-и-и…
    Тычась зарёванным лицом ему в грудь, она безутешно рыдала, повторяя вновь и вновь эту свою безнадёжную просьбу. Он стоял, опустив руки, в го-лову ничего не приходило, он никак не мог подыскать нужных слов, чтобы как-то успокоить несчастную девушку. Та, видимо, потеряв всякую надежду, оторвалась от него, подняла вверх руки, запрокинула голову и рвущимся го-лосом воскликнула:
    - Госпо-о-д-и-и-и!  Владыка небесный! Об одном прошу тебя… Ну, сделай же чё-нибудь, чтобы он остался! – в отчаянии прокричала она: - Неужели ты не  видишь, как я ево люблю-у-у!?..
    Но глухи остались небеса к её мольбам. Она посмотрела  на Романа с уко-ром и слабой надеждой, но он так ничего и не придумал, как её утешить. По-няв это, она безвольно опустила руки и, поникнув головой, слепо побрела к выходу. А он так и остался стоять, поражённый её признанием в любви к не-му и безмерным отчаянием, что её чувства остались без ответа.
     Что она не безразлична ему, он понял давно. Наивная и простодушная,  бесхитростная и готовая отдать себя без остатка своему избраннику. И не требующая ничего для себя взамен… И ещё он был вынужден признать - они со Светой во многом были похоже, как две капли воды.
    …Ужин прошёл в тягостном молчании. Предстоящая разлука с Романом для семьи Савиных оказалась вдвойне тяжелее, после находки останков Ми-хаила. Привязавшись к нему за это время, они словно вновь теряли старшего сына. И теперь за этим столом каждый из них  оценивал предстоящую разлу-ку по своему. Евсею, ещё по-первости, было ясно, что Роман, спасший ему жизнь, уйдёт, хотя втайне лелеял робкую надежду. Ему так не хватало по-гибшего старшего сына, а этот пришелец словно заменил его. И теперь ухо-дит… Марфа спала и видела в нём любимого зятя, и ей вдвойне было от это-го горько, что её мечта пошла прахом. Ей так хотелось простого счастья для дочки. Варя влюбилась в него с первого раза, как только увидела его. Он так отличался от мужской половины деревни своей открытостью, добротой, же-ланием помочь, мужеством и силой, что не влюбиться в него было невоз-можно. И теперь для бедной влюблённой девушке рушился весь мир, все на-дежды. Дальнейшая жизнь представлялась ей серой и беспросветной. А Иг-наша терял не только человека, на кого хотелось походить, но и предмет за-висти его  деревенских сверстников. Шутка ли, он побил самого сильного мужика в деревне. И уже в который раз ругал себя мальчишка, что не попро-сил Романа научить драться, как он.
    Вот так и ужинала семья, думая каждый о своём. Варя сидела, опустив го-лову, бесцельно теребя  кусочек хлеба.  Не дожидаясь,  когда отец  встанет из-за стола и перекрестится, как было заведено у староверов, она встала и молчком ушла к себе. Евсей только крякнул на неподобающее поведение до-чери, но ничего не сказал. Марфа, допила молоко из кружки и тоже не стала ждать, когда встанет хозяин. Но по привычке перекрестилась на образа и по-следовала за Варей. Евсей удивлённо крякнул ещё раз – никак не ожидал та-кого выверта от жены. Ну, ладно Варюха, у неё не жизнь сейчас, а ночь темна – он знал про её сердечные дела от жены.  Но Марфа-то, завсегда держалась устоев веры, а тут надо же…
    Роман поблагодарил за ужин, перемигнулся с Игнашей – было у них такое заведено. Тот, потерев глаза, полез на полати, взяв с Романа обещание, что разбудит его, когда утром они с отцом соберутся уходить из дома.
    - Чё хочу сказать тебе, паря… - Начал Евсей, когда они остались вдвоём. Мы с Марфой чё удумали-то… У тя ничево нет, я грю о документах. Обжи-ка… - Он встал, подошёл к образам и достал из-за иконы тряпицу.
    - Мотри-ка вот… От Мишани осталось, кода ён с войны пришёл. – Евсей развернул тряпку и подал Роману паспорт. Тот удивлённо взял его, раскрыл. С первой странице на него глядел молодой мужчина в солдатской гимнастёр-ке, тёмноволосый, с серьёзным выражением подтянутого лица. Савиных Ми-хаил Евсеевич, 1923 года рождения, село Волчиха,  Хорского района, При-морского края.
     - Надо же… - Удивлённо заметил Роман. – Настоящий… Фото, печать… Всё, как положено. Даже прописка отмечена, штамп стоит. – Он повертел паспорт в руках, вновь просмотрел страницы.
    - Ну, чё гришь? – полюбопытствовал Евсей. – Пригож?
    - Вы хотите мне его отдать?
    - Ну-у… Кому ж ишо! – кивнул Евсей. – Нам ён ни к чаму, а тобе, авось, и нужон будя.
    Роман с сомнением глянул на паспорт. А что, в самом деле, какой-никакой, а документ. И пусть выдан в сорок седьмом году, всего-навсего девять лет назад. Он внимательно глянул на фотографию. Чем-то мы с ним похоже, правда, волосы у меня светлее, заметил он. На фото разницы нет, вот если совсем блондин, тогда другое дело.. Носами мы схожи, вот только нужно бу-дет убрать бороду.
    - Большое спасибо, Евсей Пахомыч! Вы даже не знаете, как меня выручи-ли.
    Хозяин замахал руками:
    - Чё ты, паря, чё ты! Хучь чем помочь  и то нам в радость. И вот ишо табе. – Он протянул Роману немного денег. – У скупщика Никодима тока и было.
    Роман расчувствовался… Вот же подумал Евсей о нём, когда сдавал пуш-нину. Он пересчитал деньги, всего оказалось почти шестьсот рублей.
    - Ещё раз спасибо. Теперь – за деньги. На первое время хватит, а там я что-нибудь придумаю.
    - В вашем миру без ентова никуда. А у тя, паря, как говорится, ничо за ду-шой нету. Однако, так-то тяжко… - Покачал головой Евсей, как-то по особо-му глядя на него. – Ну, да ничо… Как грят в народе: Бог не выдаст – свинья не съест.
    …А в горнице, на груди матери, как бывало в детстве, тихо плакала Варя. Марфа баюкала её, как маленькую, понимая, что утешить дочку нечем. Нуж-но будет время, чтобы утихла боль. Варя притихла, только вздрагивая изред-ка. Потом подняла голову:
    - Скажи мне, маменька, как мне таперь жить-то? Люблю я ево, окаянно-ва… Ничё с собой сделать не могу… - И вновь прильнула к ней.
    - Доня, моя доня…  - Грустно проронила Марфа. – Чем помочь – не знаю. С ентим сама должна справиться, нихто не помогнет.
    - У меня сил нет… - Эхом  отозвалась Варя. – И жить не хочется…Готова руки на себя наложить…
    - Господи! Грех-то какой… И дажить думать об ентом не смей. Слышишь! – она взяла в руки лицо дочери. – Господь табе жисть подарил и тока он мо-гёт ей распорядиться. Из головы выброс таки мысли. Поняла? А то, чё лю-бовь твоя, как лебедь с перебитым крылом – знать судьба такая у тебя, доня. И с ентим ничё не сделашь…
    Полная луна заливала блеклым светом пол комнатки через окна, тишина стояла в доме, когда Варя, не сомкнувшая глаз, осторожно соскользнула с постели. И невольно вздрогнула – из кухни раздался мелодичный звон, - ста-ренькие ходики исправно сообщили о наступлении полуночи. Сердце её би-лось так сильно, ей казалось, что его удары услышит любой, кто находится сейчас в доме. Она приоткрыла дверь, та даже не скрипнула, приободрив де-вушку. Родители крепко спали на своей кровати, мать лежала, белея голым плечом и закинув полную руку на отвернувшего к стене мужа. Дочь неслыш-ной тенью, на цыпочках, прокралась к двери в переднюю комнату, осторож-но преодолела кухню и выскользнула на крыльцо.
    Лежащий вокруг мир, уставший от дневных забот, разнежено забылся в сонливой эйфории, забыв на время тяготы, радости и печали прошедшего времени. Всё спало: и неподвижно стоящие у забора три берёзы, и черёмуха, набравшая цвет, и пара скворцов, в отвоёванном жилище, и нахальные воро-бьи в гнёздах под крышей. Спали домашние животные в сарае, куры на на-сесте под недремлющем оком драчливого петуха – спал весь мир.
    Варя спустилась во двор, подошла к сеновалу – сердце было готово вы-прыгнут из груди, осторожно потянула на себя дверцу. Проскользнула в об-разовавшуюся щель, прислушалась – шумно вздохнула корова за перегород-кой, и вновь стало тихо. Она подошла к лестнице и решительно поставила ногу на перекладину…
    Роман проснулся, как от толчка. Открыл глаза и…чуть слышное дыхание от силуэта, неясным ореолом обозначившийся рядом с ним, подсказало ему, что это не сон. Он непроизвольно протянул руку и наткнулся на тёплое тело. Горячая рука взяла его ладонь, притянула к себе и он почувствовал упругое тело под тонкой тканью.
    - Варюша,  зачем ты… - Договорить он не успел – тёплая ладошка легла ему на губы.
    - Молчи, милый…  - Тихий завораживающий голос девушки заставил его смолкнуть. – Я не хочу проститься с тобой, как все. Слышишь? Не хочу… Этой ночью ты мой… Ничей… Только мой… - Повторяла она эти слова, словно молитву.
    Она медленно подняла руки и одним движением сняла с себя сорочку. В полосе бледного лунного света, льющегося через щели в дощатой стене, он увидел её всю в нагой красоте расцветшей юности. Бледное лицо с огромны-ми тёмными глазами, полуоткрытый, словно от жажды, рот с резко очерчен-ными полными губами, ореол светлых волос. Глаза его с невольным востор-гом отметили покатые плечи, высокую грудь с торчащими бледно-розовыми сосками,  тонкую талию и округлую полноту  бёдер. Она смотрела на него сияющими и застенчивыми глазами, в едином порыве отдавая ему самое до-рогое, самое заветное в своей короткой юной жизни и как бы сожалея, что не может дать ещё что-нибудь более ценное.
    - Я замёрзла… Согрей меня… - Прошептала она,  и скользнула к нему под одеяло. Дрожь волной прошла по её телу и он обнял её, понимая, что если сейчас отвергнет это высшее проявление любви к нему, оттолкнёт Варю, пришедшую сюда с одной целью – раствориться в нём в эту первую и по-следнюю ночь перед разлукой, то не будет ему прощения. Да и он сам нико-гда не простит себя.
    Целомудренным естественным движением девушка привлекла его руку к себе и положила его ладонь на свою грудь, вспомнив откровения Аксиньи, как-то поведавшей ей, что никакой мужчина не устоит, ощутив рукой жен-скую сущность. От этого прикосновения она почувствовала  необычное, словно удар тока, чувство томления и восторга. И обняв его, она прижалась к нему всем горячим телом, исступленно покрывая лицо Романа короткими неумелыми, наивно-страстными поцелуями и бормоча между ними:
    - Люблю тебя… Ты меня тока не жалей… Слышишь? Не жалей…  Я вся твоя…
    И уже не в состоянии противиться  тому тёмному навязчивому чувству, что неотвратимо поднималось из глубин его естества, он, стиснув зубы, при-жал к себе это послушное и нежное тело. Короткий вскрик на время нарушил тишину, потом было слышно только прерывистое и частое дыхание…Чуть позже он целовал мокрые от слёз щёки и губы, глядя на бледное лицо её.
    - Милый…любимый мой… - Шептала она, счастливо улыбаясь ему с вос-торгом безумия. – Что будет потом – мне всё равно, но эта ночь…и ты со мной… такой родной и близкий… 
    Он лёг навзничь и положил её голову к себе на плечо, обхватив рукой жар-кое и покорное тело. Варя тесно прижалась к нему, слушая глухие удары сердца и ласково теребя завитки тёмных волос на его груди. Потом на мгно-вение замерла, приподнялась над ним и с неистовой силой приникла к его губам своими. Горьковатый запах её волос, нежного юного тела, тугие и тёп-лые губы, прижимающиеся со страстью к  его губам, хмелем ударили в голо-ву, словно стакан искристого солнечного вина. Не владея собой, он осторож-но, но с силой, повернулся  к ней и  весь во власти  любовного дурмана, не-терпеливо и жадно прижался к её послушному и отдающемуся телу…
    Потом они лежали, прижавшись друг к другу, смиряя удары своих бешено стучащих сердец, он снова и снова целовал её влажное от радостных слёз ли-цо, гладил бархатистую кожу плеч, ласкал упругую плоть груди и с тоской понимая, что вот сейчас всё это закончится. Внезапно она охнула, приподня-лась и глядя на него тёмными искрящимися в лунном свете глазами, испуга-но пролепетала:
    - Господи… милый мой… мне пора… маманя скоро встанет… - Быстро накинула на себя сорочку, повернулась к нему. Провела пальцами по его бровям, носу, губам… Он поймал её руку и прижался губами к нежному за-пястью. Она сдавленно охнула, на мгновение со стоном прижалась к нему, затвердевшими сосками груди, прощаясь, и слепо тычась  мокрым от слёз лицом и тут же отпрянула от него.
    - Помни меня, любый…  - И, невесомо, как летнее облачко, соскользнула вниз. Скрипнула дверь и всё стихло. Он лежал, уткнувшись взглядом в кры-шу сеновала и чувствовал, как что-то или кто-то властно и безжалостно сдав-ливает сердце. От резкой острой боли он стиснул зубы, закрыл глаза, чувст-вуя, как влага скапливается в уголках глаз и капельками скатывается по ще-кам. Потом боль ушла, осталась только щемящая грусть, грусть от того, что наступит утро, он уйдёт и никогда больше её не увидит. Это было так нелепо и обидно, что он рассердился на себя, заметив, что это в большей степени за-висит только от него. Немного успокоенный этим обстоятельством, он неза-метно уснул…


                ГЛАВА   58       
    Открыл глаза, когда сквозь сон, похожий скорее на обморок, услышал звон молока о стенки ведра – хозяйка доила за перегородкой корову. Пару минут он лежал неподвижно, в памяти вновь всплыло всё, что произошло здесь, на сеновале: юная девушка, её готовность отдать себя всю без остатка любимо-му, неумелые искренние ласки, наивная готовность подчинится здесь и сразу без раздумий и не требовать ничего взамен. Ни сожаления о случившимся, ни упрёков…
    …- Прощайте, Марфа Власовна! Спасибо вам за всё, что вы для меня сде-лали. У меня просто не хватает слов…
    - Спаси тя Господь! Иди с миром, Рома… - Она притянула его к себе и по-целовала в висок. Он, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза, накло-нился, взял её руку и с безмерной благодарностью припал к шершавой ладо-ни этой простой деревенской женщины.
    - Чё ты… Чё ты, Рома… - Смущённо произнесла она, которой впервые в жизни поцеловали руку. – Перестань… - Марфа, едва сдерживая слёзы, отня-ла руку и перекрестила его:
    - С Богом, сынок…
    Он взял за лямки мешок и… вновь опустил на лавку, вспомнив обещание данное Игнаше. Отдёрнул занавеску на полатях и тронул сопевшего маль-чонка за плечо. Тот открыл глаза, очумело посмотрел на Романа, видимо, не понимая, чего тот от него хочет.
    - Ну, прощай, брат… - Улыбнулся ему тот. – Расти здоровым и слушайся родителей. Да помогай во всём…  Будь здоров, Игнаша….
    - Обожди меня, Рома… - Он окончательно проснулся и не слушая ничьих возражений, шустро скатился на пол:
    - Я с вами… - Сел на пол, обувая сапоги.
    Евсей только усмехнулся:
    - И кудыт ето собрался? С нами табе никак нельзя.
    - Тятя, да я тока за огород Рому провожу…
    - Это можно… - Кивнул отец. – Не забывай, Игнаша, оставляю табя, как мужика на хозяйстве.  – Он закинул ружьё за плечо. Заметив взгляд Романа на дверь горницы, Марфа вздохнула:
    - Чё-то Варюха занедужела… Ты, Рома, не серчай, чё не вышла провожать.
    - Что вы, Марфа Власовна… Передайте – пусть не болеет… - Он взял ме -      
шок в руки, заметив про себя, что хозяйка наложила еды точно на месяц, не менее. Во дворе их встретил Серый, умилено мотая хвостом.
    - Ишь, шельма, как радуется, чё в тайгу идём. – Заметил Евсей. Он повер-нулся к жене:
    - Чрез неделю вернусь, однако. Не скучай, жона. Да мотри тут, без меня-то… - Он попытался залихватски ей подмигнуть, скрывая  растерянность от ухода Романа, так сильно он прикипел к нему, как к родному сыну.
    - Да ладно табе, балабол… - Незлобиво ответила она. – Возвертайся поско-рее…
    Они едва подошли к калитке в огород, как стукнула дверь и тоскующий крик заставил их обернуться:
    - Ро-о-м-а-а! - с крыльца светлой птицей слетела Варя и с ходу кинулась ему на шею. Он еле удержал её, так порывисто и сильно она повисла на нём, шепча что-то сквозь слёзы и осыпая его короткими быстрыми поцелуями. Он, ошеломлённый этой бурей отчаянных чувств, только жмурился под на-тиском милых тёплых губ. Не давая ему опомнится, Варя оторвалась от него, повернулась и пошла к крыльцу, поникнув головой.
    Евсей при этом крякнул, впервые увидев свою дочь не обыкновенной дев-чонкой, а взрослой, убитой горем, девушкой. Мать, как никто понимающая, что творится в душе дочери, только неодобрительно покачала головой.  Иг-наша стоял с разинутым ртом, глядя на уходящую сестру. Потом, ничего не поняв, он поднял голову и уставился на мать:
    - Мамань! А чё Варька-то плачет?
    Она посмотрела на него и тяжко вздохнула:
    - Заболела твоя сестрица… Больно ей, вот и плачет…
    - Идём, ужо, паря… - Евсей глянул на смущённого Романа, страдальчески сморщился, и открыл калитку. Марфа, придерживая вырывающегося из её рук сына, вновь перекрестила уходящих в спину…
    Они шли теми же тропами, что и тогда, в августе прошлого года, когда Ев-сей вёл Романа в свою деревню. Те же сопки, седловины, ручьи и речки… Они перевалили через сопку, у подножья которой была пещера, в которой прятались от грозы. Валёжник, что тогда нагромоздила буря, выворачивая деревья с корнем, ломая, словно спички толстые сосны и пихты, валялся на земле эдаким мёртвым напоминанием о сокрушительной силе, что прошлась мимоходом по этим девственным местам. На месте стоял и тот кедр, поте-рявший во время ураганного ветра большую часть ветвей, но сам оставшийся несокрушимым памятником стойкости и мощи. Тайга была наполнена тем птичьим разноголосьем, что отличает этот сезон от других годовых перио-дов. Сезон возвращения  птичьих караванов из дальних стран для возобнов-ления извечного цикла продолжения жизни. Деревья ожили под животвор-ными лучами дневного светила,  выбросив из почек  первые робкие листоч-ки, уже начали кудрявятся белым  ветви черёмух, зелёная трава щетинилась
 повсюду. Говорливые ручьи пенились средь камней, стекая с седловин, на-
полняя лощины и лесные буераки влагой,  вливаясь в мелкие речушки.
    Они перевалили  скалистый  гребень,  усеянный гранитными валунами, и торчащими из земли каменистыми щетинистыми пластинами, словно спин-ные наросты древних ящеров. Спустившись вниз, по торчащим из воды кам-ням, перебрались на другой берег говорливой речки, в небольших омутах ко-торой и на перекате в светлой воде отчётливо просматривались тёмные спин-ки серебристых хариусов.
    Пару раз за день останавливались на отдых. Наскоро перекусывали до-машними вкусностями, которыми снабдила их Марфа, да в таком количестве, что с заплечными мешками на спине они со стороны напоминали странных одногорбых верблюдов. И зачем только мне-то столько продуктов наложили, легкомысленно рассуждал Роман, рассчитывая добраться до того тракта дня за четыре. Ладно, Евсею необходимо еды почти на неделю, а мне-то зачем? – рассуждал он, забрасывая тяжёлый мешок  на спину. Особо на привалах не разговаривали, ограничиваясь общими фразами. Закусив, с четверть часа от-дыхали, полулёжа на подстилках из прошлогодней хвои, потом молча под-нимались и, навьючив себя,  продолжили путь по известному только Евсею маршруту. Роман, следуя по пятам старого охотника, только удивлялся его выносливости. Что ни говори, а полтинник за плечами многое значит. И тем не менее, нужно отдать должное Евсею, после длительного перехода он не выбивался из сил, так же ровно дышал, потом не обливался. Таёжник, зака-лённый десятилетиями активной жизни среди дикой природы… Не нужно сбрасывать со счетов и свежий воздух, чистую воду, продукты, не обреме-нённые всяким там пестицидами-гербицидами. Да и в семье спокойная об-становка, дети растут здоровыми – что ещё нужно таким людям для полного счастья? На этот вопрос Роман не смог для себя ответить.
    Тем временем день подходил к концу. Солнце медленно и лениво прибли-жалось к вершинам дальних сопок, в распадках и еланях, заросшими молод-няком пихт и елей, становилось всё сумрачней. Евсей, идущий впереди, вне-запно резко повернул в сторону и через несколько минут хода они останови-лись у родника, пустившего светлую струйку воды в сторону заросшей ло-щины. Рядом с ним под развесистыми ветвями-лапами могучей ели приту-лился остов шалаша из жердей.
    - Ну, вот, паря, здеся ночку и скоротам… - Заявил Евсей,  повесив ружьё на сук и сбрасывая мешок с плеч. - Щас нарубим лапника, обновим шалаш. За-палим костерок, да закусим, чем Бог послал. Устал, небось?
    - Есть немного… - Не стал лукавить Роман. – Я вот смотрю, Евсей Пахо-мыч, а ты молодец. Смотрю на тебя и удивляюсь. Столько отмахали мы за день, а у ты, вроде, и не уставший. Я вот моложе, а пройденный путь даёт о себе знать.
    Было видно, что похвала спутника пришлась тому по душе. 
    - Привыкшие мы… сызмальства… Бывалочи вёрст пятьдесят отмахнёшь по сопкам, да горам, домой вернёсся, а там банька жёнкой истоплена. Напа-рисся всласть, до обмороку, дома хватишь стакашек другой медовушки, да к жонке под бочок…Будто и не бегал по тайге-матушке. Тока сам удивлясся, откель сила берётся…- Лукаво ухмыльнулся он.
    Роман улыбнулся, слушая бесхитростное откровение Евсея. Вытащил из мешка топорик и стал рубить пихтовые .ветки. Тем временем охотник развёл огонь на старом кострище, на рогульки подвесил котелок с родниковой во-дой. Пока закипала вода, они вдвоём настлали веток внутри шалаша и обло-жили ими его со всех сторон.
    Когда расположились у огня на ужин, ночь исподволь выползла из распад-ков и лощин, окутывая лес и сопки невесомым тёмно-серым покрывалом. Светло-лиловые языки пламени лениво лизали сухие сучья, то тянулись к верху, то опадая. Над ними раскинулся тёмно-синий небесный купол, с мер-цающими тут и там искристыми точками звёзд.
    Роман допил маленькими глотками ароматный чай из трав, отставил круж-ку в сторону.
    - Евсей Пахомыч! Шалаш-то вы ставили?
    - Мы с Мишаней… Годков, эдак, семь назад. Как-то ночь застала нас в ен-тих местах, вот и нашли подходявое место. А чё…  Водица под боком, и крыша над головой справная. – Он кивнул в сторону ели, под которой стоял шалаш.
    - Удачно вы тут обустроились – Согласился Роман. Какое-то время они помолчали, глядя на огонь. Потом Евсей кашлянул, тяжело вздохнул:
    - Я чё хочу грить табе, Рома… - Он явно был смущён предстоящим разго-вором, отчего нервно перекладывал  с места на место свою кружку. – Ты, ета… знай, чё мы завсегда тобя ждём..   Для нас ты, как сын…  А для Варюхи – свет в оконце, не токмо, как брат. Шибко она табя любит…  И жоня из яё хорошая будет. Верная… - Он строго глянул на него: - Ета грю на токма, чё дочь, а так оно и есть.
    Роман опустил голову. Что он мог сказать отцу девушки? Что провёл с ней ночь на сеновале? И теперь, кровь из носу, но женится обязан.
    - Я тоже не слепой. Вижу. как она ко мне относится. И лучшей жены мне не отыскать. Только вот сначала мне нужно долги отдать. И ты, Евсей Пахо-мыч, знаешь об этом. Иначе мне жизни не будет… - Твёрдо сказал Роман и тот его понял. Понял, что этот человек от своего не отступится.
    - Э-хе-хе-хе-хе… - Только  покачал головой Евсей, сказать что-то на это у него не было слов.   
    - А за добрые слова, Евсей Пахомыч, спасибо.  Вы для меня тоже родными стали за это время. – Взволновано сказал Роман. – У меня-то из близких только мама осталась… Ну, вы-то знаете, я вам рассказывал.
    - Какжеть, всё помню. – Кивнул тот. Мать – завсегда мать. Табе  в перву очередь надоть праведать её… Небось сапсем исперживалась, бедная…
    - Только так… Доберусь до города и сразу на поезд. Узнаю, как она там и назад…
    - Деньжищ-то скока надо… - Покрутил головой Евсей. – Иде тока возь-мёшь, паря…
    - Ничего… Мне бы только добраться до города, там что-нибудь придумаю. – Упрямо сдвинул брови Роман.
    - Так-то оно так… - Хмыкнул тот. – Тока хто табе их даст? Вот я о чём…
    - Там видно будет… - Уклончиво ответил Роман. - Дал мне адрес в городе один человек из лагеря… Да я говорил о нём тогда. Тот, который в городе, должен мне с этим помочь. Он принимал у них золотые вещи и остался дол-жен.
    - Золото, гришь? – как-то странно при этом посмотрел на него Евсей.
    - Ну да, золото. – Подтвердил Роман.
    - Диавольский камень… Греховный… От ево шибко много бед в миру.
    - Согласен. Только бывает так, что без него не обойтись. – Он махнул ру-кой. - Да что там вести о нём сейчас разговор…
   - Хто ево знат… - Загадочно проронил Евсей, но в тот момент Роман не об-ратил на это внимание.
    - До тропы через хребет ещё далеко? – поинтересовался он, глядя на игру огня в костре.
    - Могёт  завтра к вечеру выйдем.
    - Ну и хорошо… Если всё пойдёт ладом, то дня через три-четыре буду в городе. Да, Евсей Пахомыч, я что ещё хотел спросить? Как вы теперь будите без уставщика?
    - Как грят в народе – свято место пусто не быват. Уставщиком выберут старца Иринарха. Он из них самый грамотей, да и справедлив… Не в пример тому злодею… Три шкуры не будя драть с людей.
    - Тогда я буду спокоен за вас. А то получилось, что всё произошло в де-ревне из-за меня, а я ухожу и оставляю вас одних.
    - Да в деревне так табе благодарны, паря, чё словами не скажешь. Ежли б не ты, так этот убивец и творил свои тёмны делишки, да народ гнобил… Вместе с сынком своим, да Федулом, не к ночи спомянуты… Господь усё ве-дает, чё иде творится… И воздаст каженному по делам ево… - Евсей пере-крестился. – Вот и воздал Создатель ентим злодеям по ихам делам. – Он гля-нул на небо. Оно всё искрилось мириадами звёзд. Светлой ажурной полосой, этакой паутинкой тянулся через звёздное небо Млечный путь, вечный спут-ник пилигримов и моряков.
    Ночная прохлада тянулась из низменных мест, начало июня заставлял ещё кутаться ночью в тёплую одежду и жаться к костру. Евсей подкатил к огню солидное брёвнышко, засунул толстым концом в угли.
    - Таперча моно и спать ложитца, эта штука до утра будя тлеть. Никака зве-рушка к нам не полезет.
    - Да уж, пора… - Согласился Роман, посмотрев на часы. – Уже одиннадца-тый час…
   … Несмотря на усталость, ему не спалось. Рядом негромко похрапывал Ев-сей, уткнувшись лицом в видавшую виды шляпу с обрезанными полями  Че-рез отверстие шалаша малиновым светом мерцали угли кострища, изредка язычок пламени вытягивался вверх, облизывая бок лесины, потом, словно за-стеснявшись, скукоживался и уползал под ствол. Серый, лежащий рядом с костром, внезапно поднял голову с торчащими треугольниками острых ушей, замер, заворчал негромко, потом стих и вновь опустил голову на вытянутые вперёд лапы. Запах пихтовых веток и мерцающие огоньки костра навевали мысли о предстоящем. Как всё сложится? Он пока не мог себе представить. Но предварительно набросал для себя порядок действий. Сначала нужно до-браться до краевого центра. Надо полагать, что за эти прошедшие месяцы местными органами внутренних дел уже забыт сам факт побега трёх зэков из Дальлага №7. Эта сволочь «Узда», конечно же, доложил, что бежавшие с ним заключённые Ястребов и Гусев мертвы. А коль так, то дело о их розыске прекратили и сдали в архив. Так что в этом отношении можно быть спокой-ным, никто его искать не будет. В городе нужно первым делом навестить зубного техника, который может ему помочь, если не с документом, то хотя бы с деньгами. Паспорт у него есть, хоть и не на его имя. А вот деньги ему просто необходимы. «Седой» говорил, что техник должен ему солидную сумму за товар. Неплохо бы заиметь несколько тысяч… Попытаться дозво-ниться до мамы. Потом купить билет до родного города. Приехать к маме, потом побывать у родителей Светы, посетить кладбище, где нашла успокое-ние его любовь. Попросить прощения, что не уберёг, не защитил… Потом вернуться сюда, в краевой центр и приступить к тому, ради чего он бежал из лагеря, скитался по тайге, чуть ли не год прожил в глухомане, где едва не распрощался с жизнью. Предъявить счёт тому, кто разрушил подло и безжа-лостно жизнь Светы и его, кто принёс горе её родителям и его маме. Кто-то сказал однажды, что месть это блюдо, которое нужно употреблять холодным. То есть, не очертя голову творить суд, а хладнокровно, расчётливо и безжа-лостно. Ибо такие подлые и гнусные типы должны получить то, что заслу-жили. А то, что он в одной ипостаси будет представлять собой следователя, судью и палача не создаст для него дополнительных трудностей, наоборот, никакой тебе бюрократической волокиты и судебной казуистики. Нашёл пре-ступника, объявил приговор и привёл в исполнение. Всё. Что он будет делать потом? Это можно решить позже, после выполненного долга…Сейчас не стоит над этим заморачиваться. Это всё потом… Споткнувшись на неясной перспективе, мысль плавно перетекла на события предыдущей ночи.
    Варя… Юная наивная душа, бросившаяся в угарные объятия первой люб-ви, как головой в омут. Простая и бесхитростная девочка, увидевшая в нём чуть ли не былинного героя и без колебаний отдавшая ему свою любовь, са-моотверженно и бескорыстно. Можно только себе представить, что она сей-час переживает… Признаться в любви зрелому мужчине, без колебаний от-даться ему, без всякой надежды на счастливое будущее, или хотя бы полу-чить намёк на взаимное чувство. Так нет, он даже ей не сказал, что она ему не безразлична, что он тоже ощущает к ней непростые чувства. Самодоволь-ный, ограниченный балван… Принявший принесённую этой девочкой бес-ценную жертву, как должное и при этом даже не намекнувший на своё отно-шение к ней. И сделал он это сознательно, чтобы у неё не возникло иллюзий относительно будущего. Ибо он не знает, чем для него может закончится за-планированное выполнение высшей справедливости. Мало ли что может с ним случится… Поэтому дать ей надежду на счастливое продолжение того, что произошло на сеновале прошлой ночью, с его стороны было бы не про-сто опрометчивым, но и бессердечным. А так, глядишь, пройдёт время, боль утихнет, жизнь возьмёт своё и образ того, который когда-то сумел внушить это чувство, сначала потускнеет, потом постепенно растает, как утренний туман под лучами солнца. Останется только лёгкая грусть, навеянная  стары-ми  воспоминаниями…  Да ощущение  того, что  да, конечно же, было это у неё, было… Но так давно, что будет казаться просто сном… далёким и при-зрачным…
    …Ущелье было не таким зловещим, внушающим ужас своими мрачными красками и антуражем аспидно-черных стен, где были найдены останки Ми-хаила, но тоже впечатляло. Узкое и глубокое, с торчащими у высоких стен, испещрённых пятнами ржавых мхов и серых лишайников, базальтовые баш-ни, куски и глыбы, усеивающие дно этой прихожей к преисподней, если уме-стно такое сравнение, тянулось куда-то вверх в глубины главного хребта Си-хотэ-Алиня.
    Они пробирались по этой расщелине не менее часа, свернув от устья круп-ного ручья, впадающего в реку, которая прорывалась через хребет и давала возможность перебраться в западное предгорье. Роман поинтересовался у Евсея, почему они не пошли в сторону заветной тропы вдоль реки, а сверну-ли в ущелье. Тот какое-то время пристально смотрел на него, словно колеб-лясь в своём решении, потом кратко буркнул, что нужно перед уходом за пе-ревал обстряпать одно дело. Этим объяснением он нагнал ещё большего ту-мана на размышления Романа так, что он махнул рукой и всецело доверился своему проводнику. Да и то сказать, он же проведёт его на ту сторону хребта, а как это сделает, не его, Романа, забота. Поэтому он безропотно следовал по его пятам, глядя в основном под ноги, лавируя между разнокалиберными ка-менюками. Серый жался ближе к Евсею, поскуливая. Видать и ему  не по душе был этот мрачный пейзаж.
    Двигаясь вверх по берегам бушующего потока, приходилось то и дело пе-ребираться с одного его берега на другой, обходя неприступные прижимы. Иногда ущелье расширялось, скорость воды значительно уменьшалось, она не пенилась пузырями, как у порогов, а текла чинно и смиренно. Через какие-то пятьдесят-сто метров, всё начиналось сначала: стены сдвигались, вода бе-силась, сжатая каменными объятиями, исходила пенистыми брызгами и пу-зырями, бешено несясь по каменному ложу. Впереди идущий Евсей внезапно остановился и махнул Роману рукой. Тот, прыгая с камня на камень пере-брался на другой берег и идя по узкому карнизу вдоль отвесной стены, по-дошёл к нему.
    Ни слова не говоря, Евсей глянул на него и кивком головы указал на воду у своих ног. Роман наклонился и… замер от увиденного. Русло ручья тут и там перегораживали торчащие из воды и наклонённые в сторону потока, словно щётки, зубчатые тонкие плитки какой-то тёмно-серой породы. А между ними виднелись разбросанные по дну, отблескивая желтизной, разного размера камни. Одни с ноготь пальца, другие размером с крупную фасолину, видне-лись камушки и более внушительных размеров. Ручейками и небольшими проплешинами по дну желтели мелкие чешуйки. И было их много… Эта странная структура тянулась по дну ручья вверх на несколько метров, и по-всюду из-под воды отсвечивало жёлтым.
    Роман повернулся к Евсею и уставился на него с немым вопросом. Тот, словно подтверждая его догадку, кивнул, глубоко вздохнув:
    - Они… диавольские камни… Золото…  - Он прислонил ружьё к каменной стене, снял заплечный мешок. Глядя на него, освободился от ноши и Роман. Старый охотник присел на валун и дрогнувшим голосом проронил:
    - Ето Мишаня нашёл, кода с войны возвернулся. Показал тока мне. Тапер-ча и ты знашь.
    Роман посмотрел на Евсея, доверившего ему эту тайну.
    - Евсей Пахомыч! Конечно, спасибо за доверие… Только зачем показал мне это?
    Тот хмыкнул, усмехнулся в бороду:
    - А чё, ежли я, паря, схотел табя проверить?
    - То есть? – удивился Роман.
    - Грят, чё видя ето, людишки с глузду съежат, черепушку клинит, гляделки вылазят. А ты, кажись, ровно дышишь. Дажить в лице не поменялси.
    Тот пожал плечами:
    - Наверно, я не подвержен этой страсти. В жизни с этим никогда не стал-кивался.
    Евсей кашлянул:
    - Шутканул я табя проверять… Вчерась ты грил про человека в городе, чё с золотишком дело имет. Возьми с собой каменьев, скока надо, да ентому мужику продай. Вот табе и деньга будя…
    Роман посмотрел на ручей. Невольно вспомнился знаменитый Клондайк, золотая лихорадка и Джек Лондон в придачу, герои которого мыли золото на некогда русской Аляске. И о которых он много читал в юности. Он нагнулся над водой, запустил руку в ручей. Вытащил пару камешков, размером с во-робьиное яйцо, положил рядом. Крутившийся неподалёку Серый подбежал к самородкам, нюхнул, фыркнул и разочаровано гавкнул. Роман оглянулся на Евсея. Тот поощрительно кивнул ему, мол, чего стесняешься? Бери ещё…
    Он присмотрелся и заметил в углублении под торчащей плиткой саморо-док побольше. Извлёк из воды, размером тот был с детский кулачок. Взвесил на руке, почесал в затылке. Прикинул на глаз и решил, что вытянет камешек грамм на восемьсот, не меньше.
    - Вот, Евсей Пахомыч… Думаю, хватит.
    - Экий ты маловытный… Бери ишо, чё б апосля не жалеть.
    Роман помотал головой:
    - Нет, нет… Достаточно. А то ещё заболею этой самой лихорадкой.  – По-шутил он.
    - Да нет, паря… Видю, чё ента лихоманка тобя не возьмёт…
    Положив малые самородки во внутренний карман куртки, крупный отпра-вил на дно мешка, завернув в тряпицу. Затем прошёлся вперёд, по берегу ру-чья, но метров через двадцать уткнулся в очередной прижим. Далее ущелье загибалось вправо, всё такие же мрачные стены как бы смыкались, отчего создавалась иллюзия, что ручей вытекает из-под скал.
    Роман вернулся к сидящему Евсею, затянул плотнее верх мешка.
    - Чё тама зрил? – поинтересовался тот, забрасывая свой мешок за плечи.
    - Я не геолог, но думаю, что чуть выше по течению ручей пересекает ос-новную золотоносную жилу. А во время большой воды в ручье, когда весной снег тает или в ливни, вода, мчась по руслу, вымывает золото, которое и за-держивают вот эти щётки. – Он кивнул на косо торчащие из воды плитки. – И судя по самородкам, что здесь лежат, та жила очень богатая. Золота там должно быть много. Впрочем, это я так, для общего развития… Меня, в лю-бом случае, это не касается… - Пояснил он, беря в руки свою ношу
    - Тады, пошли… - Кивнул Евсей. – Надо спешить, чё бы засветло перевес-ти тобя за хребет.
    Через час они двигались вдоль реки, к возвышающему впереди горной гряде, заросшей хвойным лесом. Эта часть пути запомнилась ему как череда подъёмов – за одной грядой следовала другая. Таёжные заросли менялись го-лыми каменистыми проплешинами, или лугами, зеленеющими молодой ярко-зелёной травой с узорчатым разноцветьем, напоминающим гигантский ковёр. Вновь впереди очередной подъём, довольно крутой, отчего Евсей шёл, на-клоняясь вперёд и дыша с надрывом. Чувствуя, как ему нелегко, Роман за-брал себе ружьё, несмотря на его возражения, чтобы хоть на немного облег-чить ему ношу.
    Взобравшись на гребень, охотник со стоном облегчения опустился на зем-лю и, скинув мешок, блаженно растянулся на траве. Понимая, что Евсею тре-буется продолжительный отдых, Роман предложил перекусить, заметив, что на часах уже полдень. Да и завтрак у них был в шесть…
    Услышав этот аргумент, Евсей согласился сразу. Разложив полотенце, что Марфа сунула ему в мешок, Роман вытащил припасы и через пять минут они жевали пирожки с картошкой, закусывая ими ломти окорока. Серый трудил-ся над куском рядом, благодарно поглядывая в их сторону.
    - Мы, похоже, от реки уходим? – поинтересовался он, убирая остатки тра-пезы в мешок.
    - Вот перевалим енту горушку, - Евсей кивнул в сторону очередного подъ-ёма. – Тамма повернём к реке. А ишо версты чрез две подойдём к тропе над рекой. Идёт она над ущельем, эдак с версту. Ета самая трудная и опасная до-рога… И другой нетути. Дале – спуск вниз, и тожить, как здеся. Я тудыт да-леко не ходил. Говаривали, чё идти вниз вёрст десять, однако, будет… 
    - Вот и ладно. Покажите мне эту тропу над ущельем, дальше я пойду сам. По этой тропе ты давно ходил, Евсей Пахомыч?
    - Давно, паря… Это кода мужиков провожали на войну. – Вспомнил тот.
    - Значит, прошло более десяти лет. – Прикинул Роман. – А тропа какой ширины?
    Евсей почесал затылок:
    - По всякому… То метра три, а то и один…Тут вниз не смотри, чё б голова не кружилася. А то так и затянет…
    - Всё будет хорошо, Евсей Пахомыч… -  Успокоил он его. – Я к высоте привычный…
    …Тропа вильнула влево, через ровное каменистое плато, петляя среди ка-менных глыб и одиночных сосен с корявыми изогнутыми стволами, к тёмно-му провалу, развалившему надвое теснину, величественной циклопической стеной стоявшую впереди.
    Взгляд Романа скользил по этой невероятной круче отвесно нависшей  с громадной высоты к их ногам. Там, наверху, над зубчатыми изломами вер-хушки стены, виднелись, словно спички, торчащие деревья.
    - М-да… Через эту гору только на крыльях можно перелететь. – Заметил он.
    - То-то и оно… Вот тока по ентой тропе единый путь и есть. По ней и при-шли наши прадеды сюды, на енту землю. Ну, чё? Айда, паря, дале…
    - Да, конечно… - Согласно кивнул Роман. – Мне нужно засветло пройти по тропе.
    Тропа подошла к провалу, обрывающемуся вниз на страшную высоту. Там,  в узком каньоне, бесновалась река, мчась по каменному ложу в брызгах и пе-не. И над этой бездной вилась тропа, узкой лентой скользившая под косо на-висающей над ней громадой горы. Они втянулись в этот проход, вначале до-вольно широкий, но по мере продвижения вперёд постепенно сужающийся. Внизу, где ворочалась река, белёсыми космами плыли рваные клочья тумана. Основание скалы не было видно, оно скрывалось среди тумана и водяных брызг. Мрачный полумрак наполнял сжатое узкое пространство ущелья. Они шли по тропе, которая опоясывала скальную стену тонким ремешком. В се-рой полосе пропасти светлой лентой извивалась бешеная река, ворочая кам-ни, жадно облизывая пенистыми языками скользкие стены. Но здесь, на этой высоте, совершенно не слышно, как она беснуется и ревёт, словно раненое свирепое животное.
    Полчаса ходьбы, и вот они подошли к тому, самому узкому участку тропы, которая изгибалась словно тетива гигантского лука. Из этой точки была вид-на завершающая часть тропы, которая исчезала, сворачивая вправо за стенку.
    - Вот ето само опасное и узкое место начинатся… - Пояснил , останавлива-ясь, Евсей.
    Роман посмотрел на эту дугу, что вдавливалась внутрь гранитного масси-ва, прикинул, что и в самом деле длина её с версту будет. Повернулся к охот-нику.
    - Будем прощаться, Евсей Пахомыч! Спасибо за всё. Век вас не забуду. – Растрогано произнёс он, не зная, какими словами выразить свою благодар-ность этому человеку.
    -  Спаси тя Христос, Рома! – он обнял его и троекратно поцеловал. – Пом-ни, паря, чё двери наши завсегда открыты для тобя. Примем тя, как роднова.  – Он шмыгнул носом, сморгнул влагу с глаз. – И ишо… Не мотри вниз, кода по ней пойдёшь…
    - Хорошо, я помню… - Роман опустился на корточки, перед сидящим Се-рым: - Прощай, дружище… - Он прижался на миг щекой к его голове, поче-сал за ухом. Пёс от удовольствия прикрыл глаза.  Роман улыбнулся, потрепал его по голове и, кивнув Евсею, сделал первый шаг в сторону неизвестности…



                ГЛАВА   59
    Дорога до тракта заняла у него двое суток. Позади остался трудный пере-ход через главный хребет Сихотэ-Алиня с его опасной тропой вдоль ущелья, по которому текла река Кунжа, путь через тайгу, две ночёвки. Бесконечные сопки, распадки, ручьи… И та самая деревня, где в прошлом году он, дове-денный до отчаяния голодом, стащил в крайнем доме мешок с припасами. На этот раз он обошёл деревню стороной, не желая привлекать внимание жите-лей к себе. И вот теперь стоял на обочине тракта, ожидая попутную машину в сторону краевого центра.
    Несколько машин прошли мимо, не остановившись. Он вытер со лба пот – день выдался жаркий, листья деревьев даже не шевелились. Вытащил фляж-ку из мешка и с наслаждением сделал пару солидных глотков. Едва успел за-сунуть её в мешок, как из-за поворота сверкнула на солнце ветровыми стёк-лами машина, таща за собой  облако пыли. Роман шагнул на дорогу и поднял руку. Из кабины высунулся шофёр с лысой головой и моржовыми усами, се-рыми то ли от возраста, то ли от пыли. Он оценивающим взглядом смотрел на него:
    - Что скажешь, мил человек? – пророкотал обладатель усов.
    - Не подбросите до города? – осведомился Роман. – Я тут торчу битый час и никто не останавливается.
    - Так боятся брать попутчиков. Поэтому и не тормозят…
    - Вы же остановились?
    Шофёр хмыкнул:
    - Я – другое дело, не боюсь…
    - Заговорённый, что ли? – улыбнулся  Роман.
    - Может и заговорённый… Всю войну за баранкой на фронте и ни одной царапины. Вот и думай…
    - Значит, повезло… - Согласился он. – Ну, так как? Возьмёшь?
    - Садись, чего уж тут.
    Роман открыл дверцу и махом залез в кабину видавшего виды  «ЗИСа». За-скрежетав передачей, машина дёрнулась и попылила дальше. Водитель, кру-тя баранку, бросал любопытные взгляды на попутчика.
    - Сам-то ты откуда будешь, мил человек? – не выдержал он. – Вот смотрю на тебя и гадаю.
    - Ну и что нагадал? – улыбнулся Роман.
    - Бородатый ты… Может, геолог… - Пожал борцовскими плечами шофёр.
    - Ну, а если не геолог? Может, я местный житель?
    - Таких местных не бывает. – Убеждённо заявил тот. – Я на местных на-смотрелся за эти годы. Да и разговаривают они чудно. И одёжка на них ста-ромодная. А у тебя вон какой кожан на плечах.
    - Да уж… - Усмехнулся Роман. – От него мало что осталось. Ну, а по прав-де – геолог я. – Слукавил он на всякий случай, подтверждая его выводы.
    - А я что говорил! – шофёр провёл пальцем по усам. – У меня, брат, не глаз, а алмаз. В город-то по служебным делам?
    - По ним самым. Нужно срочно в геологическое управление. – Он продол-жил развивать свою «легенду», ничего другого ему не оставалось.
    - Далеко от тракта экспедиция?
    - Так трое суток добирался.
    Водитель покачал головой:
    - Отчаянный вы народ – геологи. В тайге-то полно опасностей: и на зверя можно нарваться, да и на лихого человека то же.
    - Что сделаешь… Работа такая. – Заметил Роман.
    - Это ты верно сказал. – Кивнул тот. – Вот  у нас, шоферов, тоже всяко бы-вает. В прошлом году один из наших шоферов так и пропал где-то. Ушёл в рейс, а домой не вернулся.  Машину нашли, а сам будто сквозь землю прова-лился. Был человек, и нет его.
    - Что, так и не нашли?
    Шофёр помотал головой:
    - Не-а… А машину обнаружили в пригороде…
    - Так, наверное, его, беднягу, убили, а груз забрали.
    - Тут ты не угадал, браток. Пустой он шёл, за мебелью для школы.
    - Странно… - Удивился Роман. – Он-то куда делся?
    - Вот в этом-то и вся загвоздка…
    - Может, что-то личное?
    - Это как? – посмотрел на него с недоумением шофёр.
    - Ну… - Помялся Роман. – Может он решил так от семьи избавиться. Жена допекла…
    - Скажешь тоже… - Как бы с обидой глянул на него тот. – Им все завидо-вали, крепкая семья была. Двух дочек растили. А тут такое…
    - Это я в порядке предположения… - Пояснил Роман. – Что ни говори, а история странная…
    Какое-то время ехали молча. Он глядел на проезжающие окрестности, по-крытые лесом сопки, заросли вдоль дороги, озёра и болотца, заросшие трост-ником  Цвела черёмуха, одуряющий запах проникал даже в кабину. По обо-чине цветастым ковром стелились огненно-красные цветы, так называемые в народе «жарки». Стояла та пора, когда тайга дышала свежестью своих моло-дых листьев, ярко-зелёная трава с разнообразными соцветиями радовала глаз сочными красками. От всего этого великолепия у него стало так спокойно и благостно на душе, что глаза смежились и он незаметно задремал. Видимо, сказались последние ночёвки в тайге, когда приходилось спать урывками при костре, так даже неровная ухабистая дорога не помешала ему забыться на ка-кое-то время.
    Он открыл глаза и непонимающе уставился на теребившего его за рукав лысого мужика, всё ещё находясь во власти сонного дурмана.
    - Кончай ночевать, геолог! – весело пророкотал тот, скаля зубы под усами. –  Ну, ты и спец придавить… Айда, брат, подхарчимся. А то у меня живот основательно подвело.
    Тут Роман увидел, что машина стоит в каком-то населённом пункте, у при-земистого дома с вывеской «Чайная», на которой розовощёкая женщина с белым венчиком на голове призывно улыбалась рядом со сверкающим само-варом. Рядом  с чайной стояло ещё пара грузовиков.
    - Что за село? – спросил он, закрывая дверцу кабины.
    - Петропавлово…  До города осталось сто восемьдесят вёрст. – Отозвался шофёр, разглаживая усы. – Пошли, а то сейчас упаду с голода…
    В небольшом зале с несколькими столиками сидело несколько человек. Они радостно встретили вошедшего лысого шофёра. Тот приветственно взмахнул рукой и, усаживаясь за свободный столик, пояснил:
    - Знакомые мужики… Тоже шофера.  Ихние машины тут стоят …
    Дебелая официантка не спеша подплыла к их столику и улыбнулась де-журной улыбкой.
   - Здравствуй, Катюша! – заухмылялся усатый шофёр. – Я смотрю, ты всё хорошеешь…
   - Вы уж скажите, Степан Иваныч! – кокетливо отозвалась она. Было видно, что комплимент пришёлся ей по душе.
    - Эх! Сбросить бы мне эдак лет десять! – он лихо прошёлся пальцем по усам. – Точно бы отбил тебя у твоего мужа!
    Официантка зарделась:
    - Ну,  что вы, Степан Иваныч! Вы и сейчас мужчина хоть куда! – жеманно пропела она, разглаживая белый передник на высокой груди.
    - Ну, а прежде чем приступать к твоей осаде, Катюша, неплохо бы подкре-питься. Ибо говорят в народе: путь к сердцу мужчины лежит через его желу-док.
    Официантка подхватила шутку:
    - Вот-вот… Всё-то у вас, мужиков, одни разговоры.  – Вроде бы с обидой произнесла она, поджав полные губы. – А ежели что всерьёз, так сразу в кус-ты…
    - Ох, не буди во мне зверя, Катюша! – оскалился тот. – Лучше сначала на-корми…
    - Ладно уж, - смилостивилась она, доставая блокнотик из кармана перед-ника. – Что принести?
    - Вашего борща со сметаной и пампушками. - Он повернулся к Роману. – Советую борщец, сплошное объедение.
    - На второе есть котлеты, жареные караси в сметане и азу по-татарски. – Отбарабанила официантка, заинтересовано глядя на Романа.
    - Мне котлеты с гарниром и компот. А ещё на закуску рыбку с лучком и подсолнечным маслом. – Закончил Степан, сглатывая слюну.
    Официантка молча посмотрела вновь на Романа.
    - Мне ваш знаменитый борщ, азу и компот. А кроме рыбы, что ещё есть? - поинтересовался он.
    - Есть солёные грузди в сметане. И салат из квашеной капусты с луком и маслом.
    - Принесите салат.
    Через пять минут они во всю трудились над тарелками. От борща шёл та-кой вкуснящий запах, что просто слюнки текли. Да и остальные блюда радо-вали своим видом и размерами. Отдав должное закускам, они приступили к борщу. Действительно, он предвосхитил все ожидания. Тёмно-красный, с большим куском мяса и пампушками с чесноком вызывал дикий аппетит, тем более у проголодавшихся путников.
    Шофёр Степан даже мычал от удовольствия, отправляя в рот ложку за ложкой. Увидев, что Роман улыбается, он кивнул:
    - Знаешь, брат, в нашей шофёрской работе остановка у этой чайной вроде праздника. Так что не удивляйся моему аппетиту…
    Они блаженно отдыхали, попивая прохладный компот. Роман поставил стакан на стол, достал деньги и отдал подошедшей официантке со словами благодарности. Подождав, когда она отошла от их столика, он спросил Сте-пана, когда примерно они доберутся до города. Тот достал из кармана часы:
    - Думаю, что часам к десяти вечера доберёмся. Спешишь, что ли?
    Роман пожал плечами:
    - Так управление уже будет закрыто. Тут уж спеши – не спеши, всё бестол-ку. Придётся ждать до завтра.
    - Остановиться-то есть где?
    - Найду что-нибудь… - Неуверенно ответил Роман.
    - Я бы тебя приютил, да только негде сейчас. – Виновато проронил шофёр. – Тесть с тёщей сейчас гостят, в домишке не продохнуть.
    - Не беспокойся, пожалуйста. Мне бы только добраться до вокзала. Там есть комната отдыха, может там устроюсь. А мест не будет, на лавочке пере-ночую, не впервой.
    - Так я тебя до вокзала довезу, мне почти по дороге будет. - Сказал донель-зя довольный шофёр, что у геолога всё будет нормально.
    …Начало темнеть, когда они приехали в город. Изрядно поколесили по улицам, прежде чем Степан затормозил неподалёку от ярко освещённого же-лезнодорожного вокзала.
    - Ну, вот, Роман и твой вокзал. 
    - Спасибо, Степан! Ты вот ещё мне подскажи… Где тут улица Волочаев-ская? Может, знаешь?
    - Волочаевская… Волочаевская… - Задумался тот. – Знакомое название. А-а! Вспомнил! – обрадовано произнёс Степан. – Она за Центральным рынком. Спросишь там  - любой подскажет.
   - Ещё раз спасибо тебе! И в будущем рейсов без приключений! – пожал ему руку Роман.
    - Тебе так же всего доброго… - Отозвался тот. – Найти золотую жилу, гео-лог!
    - Обязательно найду! – рассмеялся Роман и махнул на прощание рукой. «Что её искать, ежели уже нашёл…», - усмехнулся он про себя. Имея ввиду не ущелье с самородками, а семью Савиных, и в первую очередь Варю.
    В вокзале было многолюдно, несмотря на вечернее время. Собственно, че-му было удивляться… Город был солидным транспортным узлом. Отсюда уходили поезда и товарняки по разным направлением. Почти два года назад его, заключённого Ястребова Романа, отправляли отсюда спецпоездом в Дальлаг №7. И у него в глазах всплыл тот вечер, грузовой перрон, толпа за-ключённых в свете прожекторов и вокруг охрана с собаками. Посадка в ва-гонзак… 
    Он встряхнул головой, избавляясь от прошлого. Как и думал, в комнате отдыха мест не нашлось. Он нашёл почтовое отделение  и заказал разговор, назвав номер в своём родном городе, где жила мама. Ждать пришлось более часа. Его охватило волнение, когда девушка-оператор пригласила его в ка-бинку. «Господи, сейчас услышу её родной голос…», мелькнуло у него в го-лове и он нетерпеливо схватил трубку.
    - Алло! Алло! – закричал он в трубку.
    - Да! Я слушаю! – раздался мужской голос. Роман озадачено посмотрел на трубку..
    - Вас не слышно… Кто говорит? – Вновь прозвучал тот же голос.
    - Позовите к телефону Нину Георгиевну!
    - Какую Нину Георгиевну? Здесь такой нету. Вы ошиблись номером! На-бирайте его правильно! – сердито рявкнул тот же голос и в трубке послыша-лись гудки отбоя.
    «Что за чёрт…», - Роман недоумённо смотрел на телефон. Он отчётливо помнил номер в квартире мамы. Вышел из кабинки и подойдя к стойке, по-просил вновь вызвать номер, сославшись, что связь прервалась. Девушка не-довольно посмотрела на него и вновь принялась накручивать диск телефона. Через некоторое время она крикнула, чтобы он снова взял трубку. В ней вновь послышался тот же голос.
    - Простите… Это я вам звонил только что с Дальнего Востока… - Начал Роман.
    - Я же вам русским языком ответил, нет тут никакой Нины Георгиевны! – сердито  заявили вновь.
    - Не вешайте, пожалуйста, трубку. Ваш номер телефона и адрес такие? –.взмолился он, диктуя данные.
    - Ну да… - Буркнул недовольно голос.
    - А вы здесь с каких пор живёте?
    - Так по осени два года будет, как ордер получили.
    - А кто до вас жил в этой квартире? – он затаил дыхание в ожидании отве-та.
    - Говорили, что одинокая баба какая-то… Что с ней стало, не знаем.  – Не-приветливо раздалось в трубке.
    - Спаси… - Он не успел поблагодарить, как там прекратили разговор.
    - Мужчина? – он повернулся. Его позвала девушка за стойкой. - Вы закон-чили разговор?
    - Да, да… - Он, растеряно кивнув, положил трубку на телефон. Затем спус-тился в зал ожидания, нашёл освободившееся место на скамейке. Было душ-но, Роман снял куртку и, свернув её, положил на мешок. Постоянно по трансляции передавали сообщения о приходе и отходе поездов, задержках о прибытии, кто-то кого-то искал, назначая встречу у справочного бюро, ухо-дили и приходили пассажиры, между скамеек бегали и кричали дети. Стояла обычная вокзальная колготня.
    Он озабочено думал о результате разговора по телефону. Где теперь мама? Куда она делась? – с тревогой думал он, вспоминая с досадой, что нет у него номера телефона родителей Светы. Ведь можно было узнать у них о маме. Ему было ясно одно: нужно срочно ехать туда, в родной город. Всё дело в деньгах, вернее в отсутствии их достаточного количества. Ничего, завтра он разыщет зубного техника и через него решит эту проблему. И сразу же на по-езд. К себе, на малую родину… Там всё и выяснится…
    К полуночи зал ожидания заметно опустел. Остались только пассажиры ожидающие ночные поезда, да бездомные, такие же бедолаги, как Роман. Он занял скамейку в углу зала, под голову положил мешок, на него куртку и, вы-тянув ноги,  закрыл глаза. И будто куда-то провалился…
    Очнулся он от того, что кто-то настойчиво теребил его за руку. Открыл глаза и в слабом свете  висящей  высоко под  потолком  лампы  увидел двух  милиционеров, стоящих около него. Один из них, сержант с худым нервным лицом, смотревший на него с неприкрытым недовольством, приложил ладонь к виску:
    - Сержант Свиридов! Ваши документы, гражданин.
    Сон мгновенно слетел с Романа. Он сел на скамейку, из кармана куртки достал паспорт и подал сержанту.
    - Так… Савиных Михаил Евсеевич… 23 года… село Волчиха… - Он гля-нул внимательно на Романа, потом на фотографию. Зырк-зырк … Прищу-ренные глаза бегали с лица на фото и  наоборот.  Роман  внутренне напрягся,  прикидывая, что делать, если милицейский наряд что-то заподозрит и его по-ведут в отделение.
    - Вот глянь, Зайцев… - Сержант подсунул документ напарнику. – Как тут разобрать - он это или не он? На фото молодой солдатик, а на самом деле вот он – мужик да  ещё с такой бородой.
    - Так почти десять лет прошло, когда из армии отпустили. – Оправдывался Роман. – Люди же меняются за годы жизни.
    - Они меняются, а мы разбирайся. – Желчно проронил сержант.
    - Чего ты к нему, спрашивается, прицепился? – поддержал Романа другой милиционер. – Паспорт в наличии. А то не знаешь, как оформляют паспорта, да ещё при демобилизации. Когда миллионы отправляют на гражданку. И фото ляпают так-сяк…
    - Порядок есть порядок. Вы бы гражданин бороду бы сбрили, что ли… - Скучно заявил старший наряда. – А то трудно понять – вы на фото, или кто-то другой.  И вообще – спать здесь не положено. – Он протянул паспорт Ро-ману.
    - А где положено? – хмыкнул он, засовывая документ в карман.
    - Дома спать положено, или в гостинице. – Отрезал сержант.
    - В гостиницах мест нет. -  Не выдержал вновь Роман.
    - Всё равно не положено. – Пробубнил уходящий милиционер. – Ещё раз застанем спящим, оштрафуем за нарушение общественного порядка.
    - Здря ты, сынок, с имя завязывашься. – Посоветовал ему старичок, сидев-ший напротив его с мальчонкой лет семи. – Они люди служивые, чё им ска-жут – то они и делают. Как говорят: плетью обуха не перешибёшь… А то ишо им не пондравится, так и в кутузку могут упечь.
    Роман удобнее уселся на скамейке. Он был доволен тем обстоятельством, что прошёл проверку его паспорт. А бороду и в самом деле придётся сбрить – меньше будут обращать внимание. Бородатые всегда вызывают подозрение у представителей закона. Под бородой может маскироваться преступник. Он невольно усмехнулся - так это ж про него. Официально же он, Ястребов Ро-ман Демидович, преступник. А по этому паспорту – Савиных Михаил Евсее-вич – законопослушный гражданин. При этой мысли внутри неприятно за-свербело и он помрачнел. Всегда считавший себя гражданином своей страны и гордившийся своей фамилией, теперь вынужден жить под чужим именем, с чужой фотографией в документе. И по вине одной подлой душонки… Он не-вольно сжал руки в кулаки, чувствуя, как злость расползается по всему телу, вызывая вновь ненависть. «Успокойся, дружок, больше выдержки. – Попенял он себе. - Всё ещё впереди… Своё честное имя вряд ли вернёшь, но справед-ливое возмездие ты обязан свершить, что бы это тебе не стоило».
   Сон пропал. Роман вытащил из мешка полковриги хлеба, оставшийся кусок окорока. Отрезал ножом, найденным в ущелье среди лохмотьев одежды Ми-хаила. Нож был необычным, с наборной из разноцветных кусочков плекси-гласа ручкой. Он тогда очистил лезвие от ржавчины и наточил его до остро-ты бритвы.
    Поднёс бутерброд ко рту и заметил голодный взгляд мальчишки, украдкой скользнувший по его руке с едой. Он, не колеблясь, протянул ему бутерброд:
    - Возьми, малыш.
    Тот поднял голову к лицу старика, как бы спрашивая разрешения. Тот кив-нул головой:
    - Бери, внучок. Дядя тебе даёт от чистого сердца…
    - Спасибо… - Прошептал мальчонка, беря из его руки еду и впиваясь зу-бами в кусок.
    - Сиротка… - С тяжёлым вздохом произнёс старик. – Дочка вот недавно померла, царствие ей небесное. А муж ишо раньше погиб в море, рыбаком был Вот, везу ево к младшей дочке под Псков. У её, право, самой трое ребя-тишек. Но ничё, где трое, там и четвёртого прокормят, кровя-то родные…
    Роман откромсал ещё ломоть хлеба и мяса, отчётливо понимая, что и ста-рик-то так же голоден. Протянул ему:
    - Это вам…  - Тот часто закивал седой головой и дрожащей рукой взял бу-терброд:
    - Благодарствуем, сынок, за твою доброту. Спаси тя Христос… - Роман в смятении отвёл взгляд, заметив в его глазах сверкнувшую слезу
    … Волочаевскую улицу он нашёл без особых трудов. Доехал на трамвае до Центрального рынка, походил по рядам. Купил стакан семечек и заметив дворника, подметавшего пол у входа в торговый павильон, спросил про ули-цу.
    - А она у тебя за спиной, гражданин. – Сообщил тот, опираясь на метлу и беззастенчиво разглядывая бородатого незнакомца. – Видишь, трамвайная линия? Вот за ней она и начинается, твоя Волочаевская…
    Роман оглянулся – частный сектор почти в центре города.. Он кивком по-благодарил дворника, на что тот буркнул что-то типа: «ходят тут всякие…», и пошёл в сторону трамвайного пути.  Дом номер десять заметно отличался от соседских построек. Двухэтажный  кирпичный дом с затейливой железной оградой, такие же массивные ворота и калитка говорили о достатке хозяев. Заметив про себя, что зубные техники живут очень даже неплохо, он подо-шёл к калитке. Стоило ему только взяться за щеколду, как во дворе раздался собачий рык и загремела проволока. Здоровенная овчарка, выскочив из кону-ры и гремя цепью, помчалась к воротам, захлёбываясь злобным воем. Он не-вольно отступил от калитки.
    Стукнула дверь и на высоком крыльце появился мужчина в серых брюках и рубашке навыпуск. Заметив стоящего у калитки Романа, он спустился с крыльца и, не дойдя пару шагов до него, рявкнул на беснующуюся собаку:
    - Фу, Рекс!  - пёс клацнул зубами и сел, вывалив розовый язык.
    Пригладив прядку жидких волос зачесанных на обширную плешь, хозяин обшарил ускользающим взглядом выпуклых тёмных глаз фигуру  на тротуа-ре..
    - Что надо? – спросил он не очень-то любезным тоном, выпятив толстую нижнюю губу.
    - Ты Леонид Злобин? – Роман решил не церемонится с этим зубным техни-ком, отвечая вопросом на вопрос.
    - Ну, я… - Буркнул тот, продолжая рассматривать нежданного посетителя и теряясь в догадках относительно этого визита.
    - Я от «Седого», - сообщил гость, в свою очередь глядя внимательно на хо-зяина.
    - Тише ты… Чего орёшь на всю улицу? – прошипел тот, оглядываясь по сторонам. Потом открыл калитку. – Проходи. – Оглядел улицу и не заметив ничего подозрительного, закрыл её за собой.
    - Идём в дом. – Хозяин провёл гостя через просторную прихожую в боль-шую комнату на первом этаже. Трюмо у стены, кадка с фикусом рядом, ко-жаный диван,  круглый стол с гнутыми стульями под розовым абажуром, ко-мод с вереницей слоников на вышитой салфетке и большой радиоприёмник на тумбочке в переднем углу. Было видно, что в этом доме не считают по-следние рубли.
    - Ну, как там наш приятель? – спросил Леонид, сверкнув золотыми зубами, когда гость сел на диван.
    - Вашими молитвами, уважаемый. – Усмехнулся Роман.
    - Сколько ему ещё там чалиться?
    - Семь лет.
    - У-у… За это время много воды утечёт. - Скривил губы хозяин. И Роман по его интонации понял, что вряд ли этот хмырь тут же раскошелится.
    – И чего он от меня хочет?
    -  Так старый должок на тебе висит, голубь… Вот за ним я и пришёл.
    - Какой ещё такой должок?.. – отвисла губа у техника. – Ты чё, в натуре, несёшь?
    Роман сузил глаза:
    - Ваньку мне тут не валяй. Мне сказал «Седой», я тебе передаю. Понял? Или забыл, что не всё отдал за последнее рыжьё? Так что, давай, гони должок и я ушёл.               
    Леонид присвистнул:
    - «Седой» что думает? У меня госзнаковский печатный станок стоит в до-ме? И я ночами шлёпаю ассигнации?
   - Что он думает – я не ведаю. – Заявил Роман. – Просьбу его передал. А там тебе решать. И помни, он сам с тебя по другому стребует… Ты его знаешь. – Угрожающе проронил он, глядя, как при этом испугано забегали глазки зуб-ного техника.
    - Нет у меня таких денег сейчас. А когда будут – не ведаю. Его подельники в последний раз год назад с товаром приходили. – Недовольным тоном ска-зал Леонид. – Я что, должен был им отдать его долг?
    - Хорошо. Я передам твой ответ «Седому». – Поднялся с дивана Роман. И дойдя до двери, остановился, словно вспомнив о чём-то.
    - Да, чуть не забыл… Интересуешься таким товаром? – и вытащил из кар-мана самородок с воробьиное яйцо.
    При виде золота глаза хозяина сверкнули, он бочком подкатился к гостю. Взяв в руки камень, поднёс его к глазам, чуть ли не обнюхал. Затем царапнул по нему лезвием перочинного ножа.
    - Откуда он у тебя? – уставился он на Романа. Настроение его изменилось на глазах.
    - Откуда, откуда… Тебе какое дело? – мрачно посмотрел на него тот. – Есть интерес – бери! Не хочешь – других найду. Давай  рыжьё сюда!
    - Ты чего спешишь? – выкатил на него глаза Леонид. – Так дело не делает-ся, дорогой. Надо же всё обмозговать. Ты проходи, садись.  Я сейчас… -  За-суетился он, зажав самородок в кулаке. Стремительно выскочил из комнаты и через пару минут вернулся, неся небольшие аптекарские весы. Водрузил их на стол и подошедший Роман сел на стул, глядя на манипуляции хозяина.
    Тот под его внимательным взглядом отрегулировал весы, выверив стрелки, положил аккуратно самородок на чашечку, на другую стал выкладывать бле-стящие гирьки. Сто грамм… ещё пятьдесят… двадцать… Наконец стрелки сравнялись…
    - Сто семьдесят четыре грамма. – Леонид посмотрел на. владельца само-родка – Четыре грамма снимаем на примеси.  Итого сто семьдесят грамм.
    .Роман прищурился, соображая, как себя преподнести сведущим в этом де-ле:
    - Согласен. И не вздумай фуфлыжничать, я цену такому рыжью знаю. – Ввернул он слова из уголовного лексикона, дабы тот понял, что имеет дело с опытным человеком.
    - Я друзей такого авторитета, как «Седой», и не думал накалывать. – Оби-жено сказал хозяин, обласкивая взглядом самородок и прикидывая, какой на-вар он будет иметь за этот камушек. Получалось, что вдвойне от суммы, ко-торую придётся отдать этому бородатому посланцу «Седого». – Цену даю выше государственной на целый полтинник, по пятёрке за грамм. Годится?
    Роман выждал паузу, словно обдумывая предложение, потом небрежно
кивнул, соглашаясь.
    - Айн момент! – повеселевший хозяин полез в карман и вытащил толстый бумажник. Вытащил пачку денег и зашелестел купюрами с такой быстротой, что у Романа зарябило в глазах. – Восемьсот пятьдесят рубликов. Можешь пересчитать.
    - Всё верно! А говоришь, что денег нет! – Съязвил Роман, засовывая день-ги во внутренний карман куртки.
    - Последние отдаю…- Буркнул тот.
    Не забыв, что у хозяина в бумажнике осталась солидная пачка банкнот, он вытащил из кармана. второй самородок.
    - Что скажешь об этом? – спросил он у изумлённого Леонида.
    - У тебя в карманах что, золотой запас государства? – хихикнул тот, алчно сверкнув глазами.  Взяв протянутый камень, он положил его на весы. Покол-довал немного, потёр руки: - На этот раз сто восемьдесят восемь грамм… Три  - на примесь, итого сто восемьдесят пять. Получается  девятьсот два-дцать пять рублей.  – Он быстро отсчитал деньги и протянул пачку ассигна-ций Роману. Тот тщательно пересчитал и присоединил их к лежащим в кар-мане.
    - Приятно иметь дело с солидным человеком. – Леонид предупредительно открыл перед Романом дверь. – Если что-то подобное появится, милости прошу. Адрес знаешь…

                ГЛАВА   60
    На рынке Роман приобрёл фибровый чемодан, в Универмаге, сунув десят-ку продавцу – молодому парню нахального вида, - купил солидный серый костюм в полоску, пару сорочек, галстук, шляпу и импортные чешские штиблеты вкупе с носками. Неподалёку от магазина зашёл в парикмахер-скую. Когда сел в кресло и пожилой мастер, накинув простыню на его плечи, поинтересовался, как клиент хочет выглядеть, Роман критически оглядев се-бя в зеркало, сказал, что желает видеть себя приличным человеком. Парик-махер осмотрел его со всех сторон и заявил, что сейчас борода не в моде, и посоветовал короткую стрижку и тонкую ниточку усов, как у американского актёра Дугласа Фербенкса. Усов тоже не нужно, возразил Роман и мастер, пожевав губами, согласился. Взял ножницы и принялся священнодействовать над клиентом. 
    Через час он себя не узнал в зеркале: гладко выбритое лицо, короткая стрижка и никакой бороды. Он поблагодарил мастера, оставив ему пятёрку на чай. И спросил, нельзя ли ему где-нибудь у них переодеться. Тот отвел его в подсобное помещение, где Роман и снял с себя прежнюю одежду и одел всё новое. Подошёл к висевшему зеркалу на стене и критически осмотрелся. От-туда глядел на него совершенно незнакомый человек. Таким он не видел себя давно. Свежее лицо с серыми глазами под изломом густых бровей, резкого рисунка твёрдо сжатые губы, светло-голубая рубашка оттеняла  гладкость щёк, галстук в тон костюма был повязан изящным узлом, в своё время этому его научила Света.. Плотная ткань пиджака облегала широкие плечи, а когда Роман надел серую шляпу, то невольно хмыкнул, прикидывая, на кого он по-хож: то ли с виду дипломат, то ли какой-то партийный работник, а может быть артист. Посмеявшись над своими фантазиями, он засунул куртку и ос-тальное в чемодан и вышел из подсобки. Увидев его преображённым, старый парикмахер только всплеснул руками. А пожилая уборщица вздохнула с со-жалением, вспомнив свои семнадцать лет и заявив, что такого красавчика она бы не упустила.. Попрощавшись с ними, Роман вышел на улицу и махнул ру-кой свободному такси, сказав себе, что можно позволить себе проехаться до вокзала в машине.
    В вокзале, идя в сторону билетных касс, он встретился с теми двумя мили-ционерами, что проверяли у него документы вчера в зале ожидания. Сержант скользнул взглядом по идущему навстречу щеголеватому франту в элегант-ном сером костюме и шляпе и даже не заподозрил, что они уже встречались. Зато Роман невольно усмехнулся, вспомнив вчерашний разговор с милицей-ским патрулём. Он поправил шляпу на голове, сравнив её для себя с шапкой-невидимкой – блюстители порядка его совершенно не узнали.
   Когда в кассе он попросил билет на ближайший поезд в западном направ-лении, кассир, глядя на элегантного молодого человека в шляпе, ответила, что есть билет только в мягком вагоне. Роман сразу согласился и чуть было не уехал без рюкзака, вспомнив о нём, когда уже сидел в купе. Его чуть пот не прошиб – там лежал большой самородок. До отхода поезда осталось де-сять минут и он спешно помчался в камеру хранения. Отдав рубль кассиру, схватил свой заплечный мешок, совершенно не вязавшийся с его нынешним обликом и едва успел заскочить в вагон, как поезд тронулся.
    В двухместном купе соседом у него оказался пожилой мужчина, как потом выяснилось, работник торговли. Первые сутки Роман отсыпался за прошед-шую неделю. Экспресс шёл ходко на запад, останавливаясь только на круп-ных станциях, как Биробиджан, Благовещенск, Тахтамыгда, Могоча… А ос-тальные мелкие – десятки, не меньше, - всякие там Архара, Симаки и прочие Ерофей Павловичи гордо проскакивал на снижая скорости и победно гудя.
    - Похоже, молодой человек, вы решили побить мировой рекорд сна. – Ус-лышал он, открыв глаза и встретившись взглядом с соседом. Седая голова, седые усы, с ними резко контрастировали чёрные мохнатые брови и живые тёмные глаза, смотрящие с юношеским задором на окружающий мир. Тёмно-синий двубортный костюм и светлая рубашка с галстуком в полоску допол-няли облик эдакова английского джентльмена, минимум как представителя послевикторианской эпохи и сторонника классического стиля в одежде, ре-шил Роман. Сразил его наповал кончик белоснежного платочка, торчащего из нагрудного кармана пиджака.
    - Сколько же сейчас времени? – хриплым со сна голосом спросил он. Часы свои он оставил в кармане пиджака, висевшего сейчас вверху на крючке в ногах мягкого дивана. Сосед вытащил из кармана часы-луковицу жёлтого цвета на такой же тяжёлой цепочке, нажал кнопку, крышка плавно открылась – по купе поплыла мелодия популярного вальса «Голубой Дунай».
    - Уже тринадцать пополудни дальневосточного времени, - ответил облада-тель редкостных часов. – Могу засвидетельствовать, что вы изволили почи-вать почти двадцать часов. – Он вздохнул. – Вам можно только позавидовать. Вы не знаете мук бессонницы… Это такая, знаете ли, скверная штука. Своего рода бич пожилого возраста.
    - Простите… э-э… - Роман запнулся, глядя на соседа.
    Тот понял его замешательство:
    - Аристарх Дмитриевич, к вашим услугам… - По старорежимному отреко-мендовался он, на миг склонив голову с безукоризненным пробором.
    - Ро… Михаил Евсеевич… Можно просто Михаил… Очень приятно. – В замешательстве, что чуть не назвался своим настоящим именем, выдавил он из себя улыбку.
    - Скажите, Аристарх Дмитриевич, где мы сейчас едем? – поинтересовался он, надеясь, что тот не обратил внимание на его оговорку.
    - Час назад проехали Невер.
    В дверь купе постучали.
    - Да-да, войдите! – ответил сосед
    Дверь открылась, в проёме появился проводник в фуражке и светлой фор-ме со звёздочками на петлицах:
    - Добрый день! Не желаете ли чаю, товарищи?
    - Нет! – почти одновременно ответили пассажиры и, посмотрев друг на друга, засмеялись.
    - Мы, скорее всего, пойдём обедать в ресторан. Не так ли, Михаил? – обра-тился сосед к всё ещё лежащему попутчику. Тот молча кивнул головой. – А вот от прессы, голубчик, не откажемся.
    Проводник почтительно кивнул:
    - Сей момент принесу.
    - Так что, Михаил? Приводите себя в порядок. А я выйду в коридор, полю-буюсь красотами местной природы. – Сосед поднялся и вышел, прикрыв за собой дверь.
    Роман прошёл в туалетный отсек при купе, побрился купленной в городе бритвой, умылся. Одел костюм и вышел в коридор.
    - Быстро вы, Михаил, собрались! Просто, как кадровый военный…
    - Так ещё не выветрились некоторые навыки от военной службы.
    - И какие же?
    - Ну, например, в армии нужно утром при подъёме  одеться за сорок пять секунд – столько горит спичка в руке сержанта.
    - Однако! – удивился сосед. – А если кто-то не успел?
    - Тогда сержант командует «отбой», потом вновь «подъём»… И так до тех пор, пока все не научатся быстро одеваться.
    - Строго в армии с этим!
    - По другому нельзя, Аристарх Дмитриевич. Тем более в наш атомный век.
    - Да-да, конечно. Полностью с вами согласен.
    - Ваша пресса! – послышалось рядом. Проводник протянул соседу пачку газет.
    - Благодарю. И прошу вас закрыть купе, мы с молодым человеком идём в ресторан.
    - Всенепременно… - Тот достал из кармана ключ…
    Ресторан был наполовину пуст. Они заняли столик и к ним сразу же подо-шёл официант.
    - Слушаю вас. – Он открыл блокнот.
    - Что вы можете нам предложить? – спросил Аристарх Дмитриевич.
    Официант оценивающе посмотрел на клиентов.
    - Есть свеженькая окрошка, солянка а ля рюс, котлета по-киевски, гусиная печёнка в винном соусе с отварной картошечкой, отбивная. Из закусок: крас-ная икорка с маслом, крабы, заливной судак. Напитки: боржоми, кофе-гляссе, чай. – Заученно отбарабанил он.
    Попутчики переглянулись. Роман повёл рукой:
    - Аристарх Дмитриевич! Прошу, заказывайте на своё усмотрение.
    - Ну, что ж… Нам по окрошечке, котлеты по-киевски… На закуску - за-ливного судака. И принесите-ка нам, любезный, по рюмке старки. Ежели она у вас есть…
    - У нас всё есть, уважаемый! – и официант вальяжной походкой удалился на кухню.
    Роман рассмеялся:
    - У нашего официанта вид чуть ли не мажордома какого-нибудь набоба, не меньше.
    - За что я люблю этот экспресс, так это за стиль обслуживания. Чувству-ешь себя человеком. – Аристарх Дмитриевич встряхнул салфетку и заткнул её за ворот рубашки. Когда официант принёс закуски и окрошку, открыл и налил в фужеры боржоми, а затем водрузил на стол две запотевшие рюмки со старкой, вот тогда Роман понял, насколько он проголодался.
    - Начнём, пожалуй… - Сосед поднял рюмку. – За знакомство, Михаил! И приятного аппетита.
   Роман кивнул:
    - Взаимно, Аристарх Дмитриевич! – рюмки звонко соприкоснулись. Когда он оторвался от пустой тарелки с окрошкой, то поймал его взгляд со слабой улыбкой на лице .
    - Приятно на вас смотреть, Михаил, с каким азартом вы едите.
    - Надеюсь, вы меня не осуждаете за это? Как-никак, почти сутки не ел.
    - Что вы, что вы… И в мыслях не было. Кстати, как вы относитесь к спиртному?
    Роман пожал плечами:
    - Особенного пристрастия не испытываю. Так, разве что при каких-нибудь обстоятельствах…
    - Вот поэтому я и заказал всего по рюмке водки. К вечеру нам нужно быть в форме. Я приглашаю вас, милостивый государь, на торжественный ужин.
    - Даже так? – удивился тот. – И что мы будем отмечать?
    - А вот это я придержу в секрете до вечера. Иначе будет неинтересно…
    - Ну, что ж, подождём… - Улыбнулся заинтригованный Роман.
    Время до вечера они провели за чтением газет. Услышав, как сосед, за-шуршав газетой, шепчет: боже мой… боже мой… Роман, оторвавшись от статьи рассказывающей о постстройке и первом пассажирском рейсе самолё-та Ту – 104, спросил:    
    - Что случилось, Аристарх Дмитриевич? Чем вы так расстроены?
    - Мир сошёл с ума, Михаил! Тут пишут об испытаниях американцами тер-моядерной бомбы на атолле Бикини два года назад. Надо полагать, что у нас тоже есть такое оружие. Учёные говорят, что этим оружием можно уничто-жить нашу планету. И не один раз. – Сосед посмотрел на него поверх очков. – Они что, эти все политики? Сумасшедшие?
    - Они не сумасшедшие… Просто кое-кто из них неправильно оценивают реальность на нынешний день. 
    - Да и у простого народа с головой неладно. Вот вам пожалуйста, кто-то из законодателей моды соорудил женский купальник и назвал его «бикини», в память о том атолле. Ну, и чем вам не пир во время чумы? – продолжал брюзжать сосед.
    - Что делать… Мир в развитии… - Философски заметил Роман. – Будем надеяться, что у власть предержащих хватит ума своевременно остановиться.
    - Дай-то Бог! – тяжело вздохнул Аристарх Дмитриевич. - А то читаешь но-вости и волосы дыбом. Тут воюют – там воюют. Да ещё грозят всякими стра-стями…
    … - Так что у нас за знаменательное событие? – поинтересовался Роман, когда они вечером расположились за столиком в вагоне-ресторане.
    - Сегодня вашему покорному слуге стукнуло шестьдесят два года.
    - Да ну… - Удивился Роман. – Это как же получилось, что день рождения вы встречаете на колёсах?
    - Срочно вызвали в министерство. Да и дата не круглая, так что близкие меня поняли.
    - В таком разе, Аристарх Дмитриевич, примите мои поздравления с таким знаменательным днём . Здоровья вам и всяческих благ.
    - Благодарю, Михаил! Мне повезло, что в этот день у меня оказался рядом такой попутчик. А то одному в такой день скучно.
    Тот же официант, что и днём, принял заказ и вскоре столик был тесно за-ставлен блюдами. Потом он принёс отдельно заказ Романа, завёрнутый в плотную бумагу. Под вопросительным взглядом юбиляра, он развернул её:
    - Мой скромный подарок, уважаемый Аристарх Дмитриевич! Пусть ваша жизнь будет такой же искристой и опьяняющей, как этот напиток, и сладкой, как эти конфеты! - произнёс он тост на кавказский манер, вручая бутылку армянского коньяка и коробку шоколадных конфет.
    - Вот уж не ожидал, что кто-то мне сегодня преподнесёт подарок. Спасибо! – растрогано произнёс сосед.
    - И где же вы появились на свет? – поинтересовался Роман, когда они вы-пили первую рюмку за именинника.
    - Родился я в Китае, в Харбине. И большую часть сознательной жизни прожил там. Мой отец проектировал знаменитую КВЖД в конце прошлого века. А когда её построили, то наша семья там и осталась. – Глаза соседа за-туманились, и на какое-то время  он смолк.
    «Так вот откуда у него такая словесность и манеры…, - Понял Роман, жуя бутерброд с маслом и икрой. – Сейчас он весь там, в своей молодости, со своими родителями. И с той жизнью…».
    - Извините, меня… воспоминания… - Виновато произнёс именинник, на-ливая в рюмки.
    - Я вас понимаю, Аристарх Дмитриевич. Воспоминания всегда навивают грусть. Я же предлагаю вспомнить ваших родителей… Давайте помянем их. – Предложил Роман.
    - Давайте… Царствие им небесное… - Тихо произнёс сосед.
    - А как вы оказались в Союзе? – через некоторое время спросил Роман, ко-гда они отдали должное отбивным котлетам.
    - В сорок пятом, когда изгнали японцев, отец, умирая, сказал мне: сынок, пройди через невозможное, но вернись в Россию. Здесь мы всегда в гостях, а Россия – родная земля. В сорок восьмом я добился возвращения на Родину.
    - Трудно было начинать с нуля, здесь?
    - Сказать трудно – значит ничего не сказать. – Грустно усмехнулся сосед. – Начал с простого продавца, потом завсекцией в универмаге. Так и пошло… Два года был директором, затем перевели в краевое управление, отдел заку-пок. Вот вызвали в Министерство по этому вопросу.
    - Учитывая короткий срок, вы неплохо шли по служебной лестнице.
    - Можно и так сказать. – Кивнул он. – Тут сыграл мой опыт работы в Хар-бине. В молодости я окончил коммерческое училище и работал в торговом доме знаменитого Чурина. Правда, чтобы пройти путь от простого менедже-ра до директора торгового дома, мне понадобилось пятнадцать лет.
    - Простите, Аристарх Дмитриевич… Менеджер – это кто?
    - Так зовётся там продавец. Это пришло туда от американцев.  – Сосед вновь наполнил рюмки. – Давайте, Михаил, за вас! Я вам просто завидую. По доброму… У вас впереди вся жизнь… Да-да, вся жизнь! – повторил он, заме-тив его протестующий жест. – Вот вам сколько сейчас?
    - Уже скоро двадцать девять…
    - Не уже, а только ещё двадцать девять, дорогой Михаил. Перед вами такие горизонты открыты… Такие возможности… Вот вы кто по профессии?
    - Геолог, полевик… - Роман так и решил придерживаться этой «легенды».
    - Полевик … полевик…
    - Это просто, Аристарх Дмитриевич. Геолог, кто работает в поле, то есть ищет полезные ископаемые.
    - Какая романтичная профессия! Вот и давайте выпьем за вас! Пусть вам повезёт, и вы откроете что-то такое, что сделает вас знаменитым на всю страну! – он, улыбаясь, поднял рюмку.
    Они просидели в ресторане почти до закрытия. Вспоминая, делясь своими впечатлениями, думая о будущем. Роману пришлось при этом напрячь всю свою фантазию, дабы не оплошать при разговоре о «своей» героической профессии. Помогли ему прочитанные в своё время книги и то, что его собе-седник в этой сфере профессиональной деятельности совсем не разбирался.
    Возвращались через пустые коридоры вагонов, основная масса пассажиров уже отошла ко сну. Полусонный проводник молча открыл им купе и, поже-лав спокойной ночи, ушёл к себе. Роман быстро разделся и лёг в объятия прохладных простыней. Какое-то время лежал с открытыми глазами. В голо-ве мелькали туманные образы людей, с которыми пришлось ему общаться в последнее время. Почему-то более всего перед глазами появлялись то шофёр, с которым он приехал в город, то голодные дед с внуком и парикмахер. Странно, почему именно они? – задавался он вопросом. Где-то там, в отдале-нии, проплывали лица родных, семьи в таёжной деревне. Мелькнули и исчез-ли лики Светы и Вари, так чётко и рядом… Он глубоко вздохнул, веки за-крылись и нежные плавные волны понесли его куда-то вдаль…
    … Как-то, смотря в окно на проплывающий таёжный пейзаж, Роман спро-сил соседа:
    - Скажите, Аристарх Дмитриевич,… Вот вы прожили в Харбине столько лет, и здесь почти десять. В сравнении, как отличается жизнь там и здесь?
    Читающий газету сосед, отложил её в сторону и удивлённо посмотрел на него:
    - Вы, Михаил, сейчас спрашиваете об этом из праздного любопытства или хотите понять основную сущность различия двух экономических систем?
    Роман смущённо почесал затылок:
    - Скорее второе…  Что ни говорите, а одно дело прочитать об этом в на-ших газетах и совершенно другое услышать из уст, так сказать, первоисточ-ника.
    Тот задумчиво посмотрел в окно, видимо, собираясь с мыслями, потом вы-пил минеральной воды. Глянул на ожидающего Романа:
    - Из меня некудышний эксперт в этой области… Так, на уровне обывате-ля., не более того.
    - Я понимаю, Аристарх Дмитриевич, сложность этого вопроса. Меня и ин-тересует именно суждение обыкновенного человека, а не дипломированного
специалиста.
    - Ну, хорошо…  - Он пожевал губами.  – В какой-то мере мне, по роду мо-ей деятельности, в примитивном плане наглядно были видны, скажем так, пороки той системы. Ну, к примеру… Если у тебя есть деньги, то ты можешь иметь всё. Или почти всё… Ежели у тебя их нет, то дело плохо. И никто тебе не поможет. А денег у части простых людей нет, потому что нет работы. Без-работица… Один из самых тяжёлых пороков капиталистического мира. А безработица порождает нищету и тянет за собой шлейф отвратительных изъ-янов общества. Процветает коррупция, преступность, проституция, мошен-ничество и многое другое. Целый пласт населения превращён в своеобразные отбросы общества. Небольшая кучка людей владеет национальными богатст-вами данной страны. И это на фоне дикой бедности основной части населе-ния. – Сосед вдруг смолк, вновь глотнул воды:
    - Я не утомил, Михаил? – спросил он, отставляя стакан в сторону.
    - Что вы, Аристарх Дмитриевич! – воскликнул тот. – Мне это очень инте-ресно!
    - Продолжим! – улыбнулся тот, польщённый одобрением слушателя. – Те-перь сравним с положением здесь. Одним из великих достижений социализ-ма является отсутствие безработицы. Работают все, поэтому нет дикой нище-ты. С голоду никто не умирает, хотя многие живут не очень зажиточно. Го-сударство заботится о населении: бесплатное образование, медицина, множе-ственные льготы для большинства. Это впечатляет. Плановое хозяйство даёт свои плоды, насыщая рынок товарами. Но в то же время порождает некото-рые отрицательные явления.
    - Какие? – невольно вырвалось у Романа.
    - К примеру… Отсутствие конкуренции в сфере производства. Вот там любой производитель желает побыстрее продать свой товар, чтобы получить прибыль. Для этого он старается этот свой товар сделать для покупателя бо-лее привлекательным, чтобы он выглядел лучше, чем такой же товар другого производителя.  Например, соответствующий внешний вид, качество более лучше, чем у конкурента. Вот производитель и старается, вносит новшества, совершенствует технологию производства, повышает производительность труда, что позволяет снижать цены. Здесь же покупатель возьмёт любой то-вар, ибо другого нет. Да и такой не всегда бывает в продаже. А завод или фабрика, получив план, спокойно его выполняет, не заботясь о повышении качества или внешнего вида, или изменения технологии. И повышения про-изводительности труда руководство не волнует.
    - Но почему? – вновь не выдержал слушатель.
    Аристарх Дмитриевич пригладил усы, внимательно посмотрел на Романа, словно собираясь открыть ему некую тайну.
    - А потому, уважаемый Михаил, что нет материальной заинтересованно-сти. Да, да… Нет её, и всё тут. А человек, что там, что здесь в большинстве своём живёт насущными заботами: прокормиться, одеться, детей воспи-тать… А для этого нужны презренные денежные знаки. Чем больше, тем лучше… Вот здешний производитель и знает: план выполнил, зарплату по-лучил, ну ещё премиальные, которые положены и вся недолга. Зачем ему ду-мать о том, чтобы улучшить качество товара? Он от этого ничего не получит. Ну, разве что-то в моральном плане. А это, как говорится, на хлеб не нама-жешь.  Я говорю на примере нашей торговли, а она ничем не отличается  от предприятий других отраслей в стране.
    - А как же рационализаторы и изобретатели? Ведь они же что-то делают для повышения качества товара, или даже изменения в производстве? Что скажите?
    - Несомненно, это позитивное явление. Но не забывайте, что эти люди ра-ботают в основном на голом энтузиазме. Вдобавок, чтобы воплотить свои идеи в жизнь, им нужно преодолеть множество рогаток, что наворотили бю-рократы. А это, скажу вам, задачка потруднее  будет,  чем  что-то  придумать,  изобрести.  Вдобавок,  кое-кто  из них,  бюрократов, не прочь при этом запи-сать себя в соавторы. А коль изобретатель не согласится, то начинают встав-лять ему палки в колёса. Побьётся, побьётся такой горемыка, да и плюнет на своё изобретение. И он страдает, и государство в целом. Ибо идёт торможе-ние в развитии производственных отношений в целом. На мой взгляд это не-избежно при такой системе.  А вообще, конечно, социализм более прогрес-сивный строй. И обращён он лицом к простому человеку. Здесь нет расслое-ния на бедных и богатых. Правда, есть одно обстоятельство… И вы. Михаил, да и большинства людей, не знаете, что существуют так называемые магази-ны-распределители. В них отовариваются лица, принадлежащие к партийной и властной номенклатуре. По заниженным ценам ими приобретаются товары повышенного спроса, в том числе импортные товары и продукты.
    - Да вы что? Серьёзно? – вытаращился на соседа  Роман.
    - Да уж куда серьёзнее… - Усмехнулся тот. – Я же в торговле работаю, и все эти точки мне знакомы. Вот и сейчас я еду на закуп в Москву, где в том числе буду решать вопрос и об этом. Вернее не решать, а согласовывать о квотах на такой товар. Так-то вот, дорогой Михаил. Да не хмурьтесь вы так… Как я уже говорил, в любой системе есть свои изъяны. Это одна из них, при том не самая смертельная в масштабах такой гигантской страны.
    - Возможно и не смертельная, но как-то становится не по себе, когда пред-ставители нашей народной власти, в понимании простых людей являющиеся её цветом и совестью, создали себе этакие индивидуальные кормушки. – Он покрутил головой, уязвлённый откровением  соседа.
    Аристарх Демидович грустно улыбнулся, глядя на его реакцию:
    - Не воспринимайте всё это так близко к сердцу. Вы просто ещё не обла-даете житейской мудростью, это свойственно в вашем возрасте. Всё прихо-дит с годами, поверьте мне.   
    - Всё равно, как-то не по себе. – Проронил хмурый Михаил. У него не ук-ладывалось в голове, что вот те самые люди, которые с высоких трибун на-поминают постоянно народу о своих  пекущихся денно  и нощно заботах  о нём,  на самом  деле думают прежде всего о себе. Это было крайне неприят-ное открытие для него. Он лёг на диван и хмуро уставился в потолок ваго-на…
    А поезд тем временем неустанно мчался на запад. Вот уже и Иркутск поза-ди, и Красноярск… Осталась одна остановка на узловой станции Тайга, а там и до его родного города рукой подать.
    …Сойдя на перрон, Роман повернулся к попутчику:
    - Вам счастливого пути, Аристарх Дмитриевич! И удачной поездки в сто-лицу. Был рад с вами познакомиться!
    -  Мне  также было приятно, Михаил! Желаю великих открытий, геолог! – тот протянул ему руку и крепко пожал.- И вот ещё… - Он вытащил из внут-реннего кармана записную книжку и ручку. Черкнул несколько строк, вырвал листок и протянул ему:
    - Здесь домашний адрес и телефоны. Будет возможность, звони или сразу приходи. Буду рад встретиться, со своими домашними познакомлю.
    - Благодарю, Аристарх Дмитриевич! С удовольствием зайду, если полу-чится. Всего вам доброго. – Он приподнял шляпу и, взяв чемодан, смешался с толпой на перроне.



                ГЛАВА   61
    Разбитной таксист схватил чемодан и засунул в багажник:
    - Прошу в салон! – оскалившись, сверкнул он фиксой. – Куда едем?
    А когда пассажир назвал адрес, шофёр вытянул губы трубочкой и, вздох-нув, плутовато мазнул взглядом по его лицу:
    - В копеечку  вам выйдет поездка, уважаемый. Рубликов на десять, не меньше.
    Роман усмехнулся, таксисты в этом городе не меняли своих привычек, но-ровя облапошить любого клиента. Посему он решил тут же всё поставить на свои места:
    - Только без фокусов, шеф. Я вырос в этом городе. Давай вон по той улице на проспект.
    Водитель с унылым видом завёл двигатель и резко взял с места, аж колёса завизжали. У дома счётчик показал два с половиной рубля. Лицо шофёра просветлело, когда  клиент отдал пятёрку и не взял сдачу
.    - Извините, уважаемый, земляка не признал. – Раскаяно проронил он, вы-таскивая чемодан.
    - Бывает… - Флегматично ответил Роман, глядя на родной подъезд.
    Старый лифт натружено заскрипел и пополз вверх. Вот и родной этаж. Он вышел из лифта – сердце застучало в груди. До боли знакомая дверь, старая царапина на косяке. Отломленное основание электрического звонка, нацара-панная на стене буква Р. Всё, как три года назад.
    Стукнула дверь рядом, на площадку вышла женщина в платье и соломен-ной шляпке, и с ридикюлем в руке. Увидев стоящего Романа, близоруко прищурилась и он узнал их соседку. Сколько он себя помнил, этот ридикюль был непременным её атрибутом   
    - Вы кого-то ищите, молодой человек? – поинтересовалась она, захлопывая дверь.
    - Здравствуйте, Раиса Петровна!  - он снял шляпу.
    - Здравст… - Она осеклась, поднеся руку к губам и изумлённо раскрыв глаза, ридикюль упал на пол. – Ро-м-а-а!? – её шатнуло и она привалилась к стене.
    - Не пугайтесь, Раиса Петровна… Это в самом деле я… - Он сделал пару шагов и бережно попридержал её за локоть.
    - Рома…Боже мой… Мальчик наш… - Лепетала она, шаря дрожащей ру-кой по его лицу. – Как же так… Мы давно тебя похоронили… - Плечи её за-тряслась, она всхлипнула. – Бедная… бедная Нина… Не вынесла…  извес-тия… о тебе… И … Света… Боже мой… боже мой… - Бормотала она, всхлипывая
    Мамы больше нет, понял он. Эту мысль, которая навязчиво вновь и вновь напоминала о себе после телефонного звонка, он гнал от себя. И вот сейчас всё подтвердилось…  Он опустил голову. Мамы больше нет… Тупо вороча-лась в голове мысль. Сердце сдавило и он невольно простонал. Так они про-стояли, как ему показалось, целую вечность   Но вот соседка прекратила всхлипывать, посмотрела на него, засуетилась:
    - Рома, подай мне ридикюль… Он на полу лежит…
    - Да-да, конечно.. – Он подал ей сумочку. Она вытащила ключ, дрожащей рукой попыталась открыть дверь, но ничего не получалось.
    - Давайте я, Раиса Петровна. – Роман взял ключ и открыл дверь.
    - Заходи, Рома… Чемодан не забудь…
    Он вошёл к ним в небольшую прихожую, поставил чемодан на пол.
    - Ты что-то забыла, Рая? – послышался внутри квартиры мужской голос.
    - Володя! Иди сюда! – крикнула соседка. - Ты только посмотри, кто при-шёл!
    - Ну, что тут такое случилось? Чего ты кричишь? – в проёме двери появил-ся невысокий полный мужчина  в толстых роговых очках, с округлой лыси-ной, обрамлённой венчиком седых волос. – Ну и… - И замер на месте, не сводя взгляда с Романа.
    - Не может быть… Глазам своим не верю… - Он снял очки, сделал пару неуверенных шагов вперёд:  - Рома… дорогой…
    - Здравствуйте, Владимир Иванович! – он шагнул ему навстречу и они об-нялись. Сосед хлопал его по спине и только повторял: - Живой… живой…
    Они сидели на кухне и Роман рассказал им всю свою эпопею. Хорошо зная
этих людей, он ничего скрывать не стал. Раиса Ивановна, слушая, постоянно всхлипывала. Муж молча гладил её по спине, успокаивая.
    - Да, Рома, нахлебался ты горюшка по самое некуда, - помотал он головой, когда тот закончил рассказ. – Мама твоя сразу преставилась, как только Нил Артемьевич привёз сюда дочь в гробу. Он него и про тебя узнали, вот сердце у неё и не выдержало. Похоронили их всех рядом.  Сначала  маму со  Светой, а через месяц и Любовь Ивановна к ним присоединилась. Угасла, как свеча на ветру. Не смогла пережить утраты дочери… - Владимир Иванович смежил веки и отвернул голову, не желая, видимо, чтобы видели его слабость.
    - Нила Артемьевича тогда всё случившееся сильно подкосило, - Раиса Пет-ровна, теребя в руках влажный от слёз платочек, подняла на Романа запла-канные глаза. – И так-то здоровье было не ахти какое… Исхудал весь, в чём только душа держится. Ещё тогда перестал работать. Днями пропадал на кладбище.. Недавно встретила его на улице. Еле узнала. Стал, как воробы-шек, голова трясётся, ногами шаркает по земле.- Она тяжело вздохнула. - Продал всё ценное из квартиры и поставил на могиле памятник.
    - Красивый… - Подтвердил муж. – Мы всегда приходим к ним, когда по-сещаем кладбище. У нас там родители похоронены.
    Какое-то время они помолчали… Потом Владимир Иванович, глянув на жену, спросил Романа, что он собирается делать дальше.
    - Сейчас пойду к Нилу Артемьевичу,  Потом поедем с ним на кладбище.
    - В городе сколько думаешь пробыть?
    - Побуду с ним, сколько – не знаю. Нужно немного приободрить его.
    Владимир Иванович закивал головой:
    - Это ты правильно решил.
    - А потом вернусь назад, нужно будет кой с кого долги стребовать. – Твёр-до заявил Роман, стискивая кулаки.
    Раиса Петровна испугано посмотрела на него и всплеснула руками:
    - Ох, не бери грех на душу, Рома. Прошу тебя, не бери… - Повернулась к мужу: - Вот чего ты молчишь? Скажи Роме, что это смертный грех. Пусть он не делает этого…
    И видя, что тот молчит, решила пустить в ход последний аргумент:
    - Вот ты преподаёшь в университете марксизм-ленинизм… Насколько я знаю, там такое не приветствуется. Ведь так?
    Владимир Иванович усмехнулся, глядя на рассерженную жену:
    - Неверно говоришь, дорогая. Нет там ничего об этом. Зато в священном писании сказано: око за око, зуб за зуб. Вот тебе и вся философия. А тебе, Рома, одно скажу – поступай так, как тебе сердце подскажет. И никого не слушай…  А ты, Раиса Петровна, - повернулся он к жене, - вместо дискуссии, Рому бы покормила.
    - Нет, нет, дорогие мои… Я пошёл к Нилу Артемьевичу.  – Возразил он, вставая.
    - Может дома его и не быть. Вдруг он снова на кладбище уехал. – Предпо-
ложила Раиса Петровна.
    - Тогда возвращайся к нам. И без всяких возражений. – Заявил её муж. – Да и вообще, пока будешь в городе, забегай в любое время. Мы будем только рады.
    - Спасибо вам за всё, дорогие. Ещё встретимся, и не раз…
    В гастрономе, что находился на первом этаже Дома учёных, он накупил продуктов и вошёл в подъезд. На третьем этаже остановился у знакомой две-ри и какое-то время стоял, не решаясь нажать кнопку звонка. Потом стиснул зубы и решительно позвонил. Тишина. Надавил ещё раз. Снова тихо. Если сейчас не откроет, значит нет дома, решил он, нажимая на кнопку. Он уже повернулся, чтобы уйти, как за дверью послышался шорох. Затем дверь от-крылась и Роман увидел худого старичка, с трясущееся головой, недоверчиво смотревшего на него. Просто тень от прежнего тестя…
    - Что вам нужно? – спросил тот, недоверчиво глядя на визитёра.
    - Нил Артемьевич! Это я… Роман…- У него сжалось сердце.
    - Какой Роман?  Не знаю я никакого Романа. – Он потянул ручку двери, собираясь её закрыть.
    - Нил Артемьевич, я муж вашей дочери Светы! – в отчаянии закричал он.
    - Муж дочери давно погиб. Что вы мне голову морочите, молодой человек! – сердито заявил старичок.
    - Нил Артемьевич! Ну посмотрите же вы на меня! – взмолился он. – Я не погиб… Я ваш зять, Роман! Вспомните, это я в Сочи вытащил Свету из моря!
    - Помню, было такое… - Согласился тесть. - Ну да, Роман тогда спас нашу дочь… 
    - Так это я и был, - простонал Роман. – Ну, что мне сделать, чтобы вы по-верили? – с горечью выдавил он из себя.
    - Прекратите  издеваться надо мной… - Устало произнёс трясущийся ста-рик. - Их давно нет. Ни дочки, ни зятя. Они погибли… Слышите!?
    - Света умерла, я знаю. Но я не погиб, как все думали. Я здесь, Нил Ар-темьевич… - Он подошёл к нему и обнял его за плечи. Тот поднял голову и долго всматривался в его лицо слезящимися глазами. Что-то промелькнуло в них, он наморщил лоб, вспоминая, потом лицо просветлело. Он поднял руки и стал ощупывать его, жадно разглядывая черты и узнавая. Старые усталые глаза наполнились слезами, он судорожно вцепился в него, словно боясь, что он сейчас исчезнет.
    - Роман…голубчик… как же так… - Всхлипывал тесть. Слёзы градом сте-кали по худому лицу. – И Света… И ты… Я всех похоронил… - Простонал он и, качнувшись, ткнулся лицом ему в грудь. Роман погладил его по худой костлявой спине, горький комок застрял в горле.. Чувствуя, что сейчас не выдержит и заревёт сам, он стиснул зубы и  с силой сжал веки. «Как же он всё выдержал? Один, со своими умершими…Господи… За что это всё нам выпало? Кто ответит?». Но мёртвая тишина стояла вокруг, прерываемая только плачем старика.
   Но вот он перестал всхлипывать, поднял мокрое от слёз лицо и снова стал всматриваться в Романа, всё ещё как бы сомневаясь. Потом закивал трясущей головой, удостоверившись, что перед ним живой зять:
    - Рома… дорогой ты наш… - Он огляделся, словно что-то забыл и удив-лённо произнёс:
    - Что это мы с тобой у порога? Заходи скорей… - Схватил его за руку и с силой потянул его за собой.
    - Сейчас…Нил Артемьевич… сейчас… - Бормотал Роман  - Я только чемо-дан заберу…
    Щёлкнул замок двери и он оказался в знакомой профессорской квартире. А ещё через полчаса они сидели на кухне и ели наскоро приготовленную Ро-маном яичницу с колбасой. 
    Кусок в горло ему не шёл, глядя на тестя. Тот ел медленно и мало, роняя крошки на стол и одежду и эта старческая неряшливость и весь вид некогда ухоженного профессора сдавливала жалостью сердце Романа. Тот же, время от времени, отрывался от еды и робко протягивал руку, прикасаясь к нему, словно желая вновь удостовериться, что перед ним сидит давно погибший муж их умершей дочери.
    Потом они сидели в гостиной и Роман рассказывал подробно, в деталях, про всё, что произошло с ним и Светой: как он болтался более месяца в море, и почему Света покончила с собой, и про трибунал. Рассказал о пребывании в лагере, бегстве из него, как блуждал в тайге, где чуть не умер от голода, про то, как попал к староверам и про всё остальное. За исключением некото-рых подробностей, не относящихся к основному повествованию, например, про свои отношения с Варей или охотничьи истории.
    Нил Артемьевич слушал молча, не перебивая его вопросами, не вставляя в его рассказ свои реплики, а когда тот закончил, так же молча встал, подошёл к окну и долго стоял там, приткнувшись лицом к стеклу. Потом вернулся к Роману, сел рядом и спросил:
    - Как же это ты всё вынес, Рома? Как не сломался, не сошёл с ума?
    - Я-то что… Вот как вы выдержали, Нил Артемьевич? Такое и врагу не пожелаешь – всё сразу потерять.
    - Мама твоя, Нина Георгиевна, на наших глазах скончалась, как только я сообщил ей о тебе. Когда я привёз Свету, Любушка моя поседела в одноча-сье…А потом, через месяц, и она ушла. Последние полмесяца совсем пере-стала есть… - Он тяжко вздохнул. – Перед кончиной всё Свету звала…
    Роман опустил голову… И вдруг отчётливо и жёстко признался себе, что во всех бедах, свалившихся на эту благополучную семью, виноват он. Не вышла бы Света за него замуж и ничего бы  не случилась.  И она,  и  Любовь  Ивановна  были  бы живы, Нил Артемьевич продолжал бы читать лекции студентам… Как знать, и с ним не случилась бы вся эта трагедия, и он про-должал бы и сейчас летать… Он в порыве обхватил руками голову и застонал от безысходности.  Ну почему так случается?. Кто распоряжается жизнями людей таким жестоким образом? В чём они и перед кем провинились, за что им выпала эта тяжкая и мучительная доля? Кто в этом виноват? – вопрошал он себя раз за разом и не находил ответа.
    Прикосновение руки заставило его поднять голову.
    - Что с тобой, Рома? – старческая мудрость глядела на него глазами тестя. – У тебя что-то болит?
    - Сердце у меня болит, Нил Артемьевич. И в голове сумятица… Вот ска-жите вы мне, старый мудрый человек… Почему на нас всё это свалилось? За какие-такие провинности? Кого мы прогневали? А может я во всём виноват? Ведь не выйди Света за меня замуж, у вас  было бы всё хорошо. Вот что не даёт мне покоя…
    Профессор положил ладонь ему на руку:
    - Перестань себя казнить, сынок… Ты тут не причём. Кто может знать, что случиться с каждым в будущем? Никто… - И через минуту добавил: - Это судьба… Безжалостная и неотвратимая…
    Потом они молча сидели, каждый ушедший в свои тяжкие думы. Солнце позолотило голую стену, где, как помнил Роман, висел большой гобелен. Не висела над столом большая хрустальная люстра, её место занял простенький светильник. Исчезла горка из карельской берёзы, где на просторных полках стояли сервизы и хрустальная посуда. В простенке раньше располагалась не-плохая коллекция старинного холодного оружия, которую начинал собирать ещё отец профессора – её тоже не было на месте. Верно сказала Раиса Пет-ровна, всё это ушло на памятник трём женщинам, упокоившимся на одном из местных кладбищ.
    Он встал и подошёл к стоящим на столике двум большим фотографиям в одинаковых багетных рамках, перепоясанных траурными ленточками. Лю-бовь Ивановна глядела с неё строго, повернувшись вполоборота, а Света ве-село улыбалась и солнце запуталось в её пышных светлых волосах. Эта была та самая фотография, которую он так любил. Роман повернулся и посмотрел на профессора.
    - Нил Артемьевич! Завтра мы сможем посетить наших?
    Тот очнулся от раздумий, кивнул:
    - Да, Рома… Конечно же… Первый год я ездил туда чуть ли не каждый день. Сейчас значительно реже, силы уже не те… Не знаю, как дальше бу-дет…
    - А куда ехать-то? На какое  кладбище?
    - На Ельцовском я их похоронил. Там хорошо, сосны кругом… - Он сморгнул, вытер глаза ладонью.
     Роман вернулся на диван и снова уставился на голую стену, солнечные пятна на ней. Потом глаза, как магнитом притянуло к фотографии Светы. Он сидел и не мог оторвать глаза от неё. Казалось, что вот она сейчас появится рядом, взлохматит ему волосы лёгкой рукой,  на мгновение прижмётся и
шепнёт: «о чём задумался, милый?». И так это отчётливо он себе представил,
что закрыл глаза и невольно улыбнулся от невообразимого счастья.
    … К вечеру Роман нажарил картошки с мясной тушёнкой, настрогал сала-та из свежих овощей, нарезал колбасы, положил на тарелку жирных ивасей с нарезанным кольцами луком, вскрыл банку китайских маринованных огур-цов. В завершении поставил на стол бутылку коньяка. Плеснул его по чуть-чуть в чайные чашки – рюмок в квартире не обнаружил, и встал:
    - Нил Артемьевич! Давайте помянем наших: Любовь Ивановну, Свету, мою маму. Я не смог проводить их в последний путь, так сложились обстоя-тельства. А вам от меня низкий поклон за всё. Спасибо вам, что вы были с ними в это горькую и печальную минуту. – Он выпил до конца и сел.
    - Царствие им небесное… - Прошептал профессор, поднося чашку к губам. Некоторое время они молчали, ковыряясь в тарелках. Нил Артемьевич сидел, уставившись в стол, поом поднял голову, посмотрел на Романа и, жалобно спросил:
    - Ты со мной поживёшь немного? А то я всё один и один… Это так тяже-ло… - И горько заплакал, ещё сильнее тряся головой . Роман подсел к нему, обнял за острые плечи, прижал к себе:
    - Не расстраивайтесь, Нил Артемьевич! Мне спешить особо некуда… Так что я поживу у вас…А вы сейчас, пожалуйста, поешьте. У нас с вами завтра трудный день, нужно хорошенько подкрепиться. - Он положил ему на тарел-ку жареной картошки, кусочек колбасы, рыбку… - Прошу вас…   
     Потом, настояв на этом и заметив, что профессор немного поел, он поин-тересовался:
    - Я смотрю, у вас в квартире чисто. Кто-то же помогает вам?
    Тот кивнул:
    - Раз в неделю приходит Зинаида, племянница. Убирается, готовит, отно-сит и забирает бельё в прачечную. Чаще не может приходить, у самой семья, так что своих хлопот хватает. Я ей и так за это благодарен, часть пенсии ей отдаю.
    - А я её помню, и её мужа тоже… Они на нашей свадьбе были.
    - Верно. Они добрые люди, не забывают меня…   
    Закончив ужин, они перешли в гостиную и Роман стал рассказывать про совместную жизнь со Светой в гарнизонном городке, о работе Светы в шко-ле, как её уважали ученики и их родители. О своих планах на будущее, как они должны были уехать в Москву, где Роман собирался учиться в Военно-воздушной Академии, как Света мечтала о жизни в столице, о театрах и му-зеях,  выставках и ателье, парикмахерских и магазинах…
    - Только не суждено было им сбыться. – Раскаяно произнёс он, стараясь не смотреть на съёжившегося  тестя. И желая уйти от печальных воспоминаний, спросил:
    - Вы во сколько ложитесь спать, Нил Артемьевич?
    - По всякому, Рома… Когда как… Знаешь, в моём возрасте, да ещё одному, трудно уснуть. Иногда ночью приходится вставать – бессонница… Ну, тебе это не грозит. Давай-ка постелем тебе в моём кабинете. Там мягкий диван. Идём, я тебе покажу, где бельё лежит...
    Он лежал на спине с открытыми глазами, глядя на искусно выполненную лепнину потолка с изящными завитушками и округлыми линиями. Полу-круглые валики с ажурными лепестками, обращёнными внутрь, обрамляли потолок по периметру, придавая этой заурядной архитектурной детали праздничный шик. Через широкое окно с тяжеловесными портьерами и воз-душными шторами медленно вползали вечерние сумерки, сглаживая резкие очертания предметов, превращая яркие краски в полутона. Загадочно свети-лись разноцветные переплёты толстых фолиантов в книжных шкафах в ис-кристых обрамлениях стекольных створок. Висящие на стенах картины по-лумрак превращал в загадочные тёмные провалы, не оставляя ни следа от сюжетных деталей. И только массивный письменный прибор из малахита с торчащими ручками на монументальном рабочем столе профессора  всё ещё сопротивлялся экспансии темноты, отчётливо выделяясь на светлом фоне стены. Всё проходяще, думал он, вбирая в себя палитру сумеречных красок  кабинета, этого волшебного мира корифея-одиночки. Вот уйдёт профессор из жизни и всё это великолепие канет в Лету. Все эти вещи уйдут целиком или по отдельности в другие руки и другие помещения. Исподволь тягучая тоска холодной змеёй вползла внутрь его, подавляя волю и растворяя в себе всё то, что всегда являлось для него прочным незыблемым фундаментом уверенно-сти и твердости воззрений. Он закрыл глаза, дабы избавится от этого засасы-вающего, словно трясина, чувства неуверенности и подавленности, навеян-ных трагическими событиями с близкими родными людьми. Прочь! – гнал он от себя эти тёмные силы разрушения и хаоса, несущие в себе мрак и небытие
   

                ГЛАВА   61
   Утро выдалось по летнему солнечным и тёплым. Заказав такси, Роман до-говорился с водителем, что они по дороге на кладбище заедут на рынок, что-бы купить цветы. Пройдя весь цветочный ряд, он приобрёл два разных буке-та: розы для Любовь Ивановны и охапку ромашек для мамы и Светы. Они обе при жизни предпочитали их всем другим.
    Был выходной день и на кладбище уже с утра приехало много народа. А когда Роман удивился такому наплыву людей, старушка, стоящая у ворот, укоризненно глянула на его и напомнила, что сегодня праздник святой Трои-цы. И истово перекрестилась…    
    Они прошли по дорожке мимо массы скромных надгробий разнообразных по форме и убранству. Деревянные кресты соседствовали с металлическими памятниками в виде пирамидок, увенчанных пятиконечными звёздами, кое где возвышались памятники из каменных плит. Те, кто мог себе позволить, устанавливали надгробие из полированного гранита или мрамора с эпита-фиями и датами из позолоты, ограждая их металлической оградкой. Другие ставили памятники из гранитной крошки, ограду сооружали из крашенного штакетника. Кто-то постоянно ухаживал за последним приютом своих род-ных. Это было видно и по чистым участкам, аккуратно обновлённым оград-кам, рядом никакого мусора. Другие посещали редко, тут и там густо росла трава, пыль лежала на поверхностях памятников и ограде. Погребальные ис-корёженные венки с выцветшими надписями валялись рядом. Виднелись и заброшенные могилы, которые не посещали годами: покосившиеся кресты и свалившиеся набок пирамидки, холмики густо заросшие бурьяном, свалив-шиеся на землю и сгнившие оградки – такое навивало грустные мысли о бренности и забвении.
     Ещё не зная ничего о памятнике, Роман сразу понял издали, что это мону-ментальное надгробие стоит на месте захоронения их родных. Оно выделя-лось среди других своими размерами и композицией. Длинная полированная плита из чёрного мрамора вертикально протянулась вдоль чугунной ограды, к ней  примыкали лежащие на земле три надгробия из такого же материала. На вертикальной стене над плитами были выбиты три портрета. И над всем этим посредине возвышалась белая склоненная фигура ангела с высоким бе-лым же мраморным крестом за  его спиной.
    Нил Артемьевич открыл калитку низкой оградки и они вошли внутрь. Ро-ман провёл взглядом по портретам, отметив, что Света лежит посредине. Он склонил голову и проронил хриплым, от перехватившего горло спазма, голо-сом:
    - Здравствуйте, родные… Вот мы и встретились. Простите меня, что не уберёг вас… Особенно, ты прости меня, Света… Не сумел… не смог отвести от тебя беду… Прости… - И перешёл на шёпот: - Клянусь перед то-бой…любимая… эта нелюдь за всё ответит… Или мне не жить… - Говоря эти слова, он не отрывал глаз от её изображения, безмятежно смотревшей на него с мрамора.. Потом наклонился и  разложил на плиты цветы. И долго стоял, не отводя взгляда от дорогих лиц.
    - Рома… - Послышалось сзади. Он оглянулся - Нил Артемьевич сидел на скамеечку у ограды. Такой маленький, щуплый… В самом деле, как воробы-шек. – Рома, иди  сюда… Давай, посидим здесь…
    Роман присел рядом.. И только сейчас обратил внимание, что перед мра-морной стенкой, рядом с плитой на могиле его жены, Любовь Ивановны, ос-талось пустое место.  Он повернулся к тестю с немым вопросом. Тот понял, о чём хочет спросит Роман. И кивнул:
    - Ты правильно понял, сынок. Это моё место… Я сразу оговорил с админи-страцией  кладбища, когда отводили мне участок. И Зинаида с мужем знают… И деньги я скопил за это время. Хватит на всё, а мастер, кто эти портреты де-лал, сказал, чтобы я не беспокоился. Мол, мой он скопирует прямо здесь. – И уловив беспокойство во взгляде Романа, он вдруг грустно улыбнулся и обы-денно сказал:
    - Мне будем здесь спокойно… Ведь рядом с моими дорогими и любимы-ми…  Разве может быть плохо? Снова будем все вместе, будто и не разлуча-лись… - И эта его уверенность, что он наконец-то обретёт покой, когда он умрёт и будет рядом со своими близкими, и спокойствие, с каким он это сей-час сказал, потрясло Романа. Видимо, в такие годы люди совершенно по дру-гому относятся к вопросу жизни и смерти, чем в молодости.
     Через день, после посещения ими кладбища, пришла племянница Зинаида, шустрая женщина лет сорока. Увидев Романа, она всплеснула руками, и всё время потом смотрела на него с каким-то то ли любопытством, то ли удивле-нием, что он живой и здоровый сейчас здесь, с ними. Она быстро прибралась в квартире и уже в прихожей, когда он пошёл закрыть за ней дверь, ему с беспокойством поведала шёпотом, что Нил Артемьевич за последний месяц сильно сдал, как она выразилась. А когда он попросил пояснить ему,  что она имела в виду, Зина доверительно и опять же шёпотом сказала, что он совсем исхудал, ест плохо и… - Тут она оглянулась на дверь в комнату, где сидел профессор и заговорщески, округлив испугано глаза, заявила, что он стал за-говариваться. Да-да, повторила она, уловив недоверие во взгляде Романа, именно так. И сказала, что несколько раз замечала за ним, как он сидит один и что-то бормочет себе под нос, а пару раз видела, как он сидел и разговари-вал с женой на фотографии, да ещё сердито что-то ей доказывал. И она с бес-покойством поделилась с Романом опасениями, как бы он что-нибудь не сде-лал с собой.
    Он постарался как-то успокоить Зинаиду, сказав, что эти разговоры с со-бой и с женой на фото, идут скорее всего, как ему кажется, от одиночества, но всё равно он будет настороже, особенно после её опасений.
    Как-то вечером он пошёл в гастроном и  заскочил в соседний дом к Быст-ровым. Раиса Петровна засуетилась, потащила его на кухню и хотела его на-кормить борщом. Но он отказался, сказав что спешит. А зашёл просто узнать, как они тут себя чувствуют. Владимира Ивановича дома не было, с утра уе-хал на рыбалку, пояснила жена.
    - На кладбище-то ездили? Как там Нил Артемьевич себя чувствует? – по-интересовалась Раиса Петровна, пододвинут к нему стакан с холодным до-машним квасом. Он с удовольствием выпил пару глотков кисленького на-питка, ощущая, как пузырьки газа покалывают и лопаются в горле.
    - Кладбище посетили на следующее утро, как я приехал. Величественный памятник поставил Нил Артемьевич, что и говорить. Правы вы были, Раиса Петровна… Чтобы всё оплатить, он продал из квартиры все ценные вещи. Я перед ним теперь в неоплатном долгу. Что касается его самочувствия…  Да как сказать, Раиса Петровна…– Пожал он плечами. - Давит на него, конечно же, эта невосполнимая потеря, да и одиночество оказывает своё негативное действие. А тут ещё Зина мне поведала, что он заговаривается. С собой гово-рит и с Любовь Ивановной на фото. Так-то вот…
    - Как тут на станешь заговариваться. – Вздохнула она. – Целыми днями один, да один. Как-то попервости, после смерти Любовь Ивановны, мы чуть ли не каждый день к нему стали наведываться. Так он потом рассердился и выговорил нам, что, мол, нечего за ним присматривать, он не младенец и не нуждается в постоянной опеке. Пришлось наши посещения сократить.
    - Я пошёл, Раиса Петровна. Время к ужину идёт, пойду приготовлю что-нибудь. Спасибо за квас. И мой поклон Владимиру Ивановичу.
    - Трудно тебе, Рома? Постоянно готовить нужно…
    - Э-э, за последние годы я многому научился, в том числе и еду готовить. Так что это для меня небольшая проблема.
    - Видишь, какой ты молодец! – улыбнулась она. – Передавай наш привет Нилу Артемьевичу. Как-нибудь зайдём, поправедуем его.
    - Он, конечно, будет рад, так что в любое время милости просим…
    А через несколько дней случилось то, что так опасался Роман. Он пригото-вил завтрак, как обычно, сварил овсяную кашу, которую любил профессор и поджарил яйца с салом. Шло время, а Нил Артемьевич так и не выходил из спальни. Подождав, Роман решил посмотреть, что случилось. Он осторожно открыл дверь – профессор лежал на кровати с открытыми глазами. Услышав шорох, он медленно повернул голову и Роман обеспокоенно заметил у него лихорадочно блестевшие глаза и горячечный румянец на щеках.
   - Доброе утро, Нил Артемьевич! Как вы себя чувствуете? – с беспокойст-вом спросил он, подходя к кровати.
    - Да что-то неважно, Рома… Дышать трудно и сердце готово выскочить из груди.
    - Вы принимаете какое-то лекарство?
    - Да, посмотри здесь, – показал он исхудалой рукой на прикроватную тум-бочку.
    Роман подошёл, открыл верхний ящичек. В нём стояло несколько пузырь-ков, лежали коробочки с таблетками.
    - Какое лекарство, Нил Артемьевич?
    - Там пузырёк… с зелёной этикеткой… двадцать капель на полстакана… - С трудом проговорил он.
    Роман схватил пузырёк и помчался на кухню. Отмерил капли в стакан, до-бавил воды и бегом вернулся в спальню. Придерживая тестя за спину, дож-дался, когда он всё выпьет и осторожно опустил его на подушку.
    - Нил Артемьевич! Я сейчас неотложку вызову.
    - Может, не надо, Рома?
    - Об этом не может быть и речи. – Твёрдо заявил он. - Вы лежите, я сейчас позвоню.
    Приехавший врач тщательно прослушал его, измерил давление, сделал укол. Когда он вышел из спальни, Роман тревожно посмотрел на него:
    - Что скажите, доктор?
    Тот сунул статоскоп в нагрудной карман халата:
    - Вы кем приходитесь профессору?
    - Зять, - коротко ответил Роман.
    То удивлённо приподнял брови, как-то по особенному глянул на него:
    - Что сказать… У больного критическая форма сердечной недостаточно-сти, плюс аритмия и ещё куча сопутствующих заболеваний. Вдобавок низкое давление…
    - Что можно сделать в этом случае? - спросил Роман.
    - Я сделал ему укол, это должно немного улучшить работу сердца. Можно его госпитализировать. Только он вряд ли согласится. Полгода назад я попы-тался это сделать, но он категорически отказался.  – Врач развёл руками. – Я давно знаком с профессором и хорошо изучил его характер. Если он чего-то не захочет – уговаривать бесполезно.
    - Но ведь можно что-то предпринять?
    - Я выпишу лекарство для инъекций, по утрам будет приходить патронаж-ная сестра. Если вновь станет ему плохо, то срочно звоните нам.
    - Каков ваш прогноз, доктор?
    - При таком состоянии организма можно ждать всё, что угодно. – Нахму-рился тот. – Так что нужно быть готовыми ко всему. А  сейчас идёмте со мной, я всё-таки предложу ему больницу.
    Но Нил Артемьевич вновь отказался ложиться в больницу. Мало того, ко-гда раздосадованный врач ушёл, он сказал Роману, чтобы тот не ходил в ап-теку за лекарством для уколов.
    - Но почему вы отказываетесь от лечения, Нил Артемьевич? – недоумённо спросил он,
    - Рома, сядь сюда… и послушай… меня, старика. – Тяжело дыша, сказал он.  Роман сел на край кровати и взял его ладонь в свою руку. – Не нужно… ничего. Мои родные… Они зовут меня… Слышишь? Зовут… Я к ним хочу… Пожалуйста…Не препятствуй… - Чуть не плача, взмолился он. Сжал крепко его руку и глядя в его глаза, то ли попросил, то ли приказал, захлёбываясь и прерываясь: - Скажи… тот… который надругался… над нашей дочкой… он что?.. Так и будет… жить… дальше?
    Понимая, что ждёт он него этот несчастный отец и муж в одночасье поте-рявший самых родных людей, он не колебался и так же, как у могилы жены, ответил, глядя в его лихорадочно блестевшие глаза:
    - Нил Артемьевич, дорогой мой! Я давно поклялся всем дорогим, что было у меня в жизни, что отдам всё, но эта тварь больше не будет ходить на земле. Поверьте мне…
     Профессор благодарно сжал его руку:
    - Спасибо… сынок… Я теперь… буду… спокоен… А теперь… иди… ус-тал… я…  - Он закрыл глаза.
    Роман постоял, прислушиваясь к его прерывистому дыханью и на цыпоч-ках вышел из спальни, оставив дверь приоткрытой. Вяло поковырял остыв-шую яичницу, выпил чаю. 
    Время от времени подходил к двери спальни и прислушивался. И отходил, заслышав дыхание больного тестя. Вечером он еле сумел уговорить его вы-пить хотя бы чашку горячего какао, положив  в него две ложки сахара.
    На ночь он притащил в спальню раскладушку, найденную в кладовке и дремал урывками, тревожно вслушиваясь в тишину. Под утро забылся мёрт-вым сном, и проснулся, когда солнечные лучи светлым пятном легли на ко-вёр спальни. Чертыхаясь про себя, он поднялся со скрипучей раскладушки и осторожно подошёл к кровати. Тесть лежал на спине с закрытыми глазами и со спокойным умиротворённым белым лицом. Роман прислушался, но в спальне стояла мёртвая тишина. Он, чувствуя, как невольно заколотилось у него сердце, тихо позвал:
    - Нил Артемьевич… - И видя, что тот не пошевелился, уже громко позвал его вновь: - Нил Артемьевич! – и снова в ответ тишина.. Он подошёл, взял его за руку, была она совсем холодной, если не сказать – ледяной, и уже по-нимая, что произошло, встал на колени и уткнулся головой ему в грудь. – Нил… Артемьевич…дорогой… но как же так… - Прошептал он, чувствуя, как слёзы подступают к глазам и, не владея собой, горько заплакал, как в детстве. Плакал он не просто от того, что потерял близкого человека – отца Светы, который в его глазах был добрым и порядочным человеком и которо-го он считал чуть ли не вторым отцом. Плакал он ещё и от того, что в его ли-це он потерял сейчас последнего человека, который связывал его с прежней жизнью, с тем радостным и счастливым миром, в котором он жил ещё совсем недавно со Светой и который навсегда теперь исчез со смертью Нила Ар-темьевича.
    Он позвонил в больницу и милицию, Быстровым и племяннице тестя Зи-наиде. Начались необходимые приготовления для похорон. В присутствии Романа и четы Быстровых племянница с мужем достали шкатулку из пись-менного стола в кабинете, открыли ключом. Там оказалось завещание, в ко-тором Нил Артемьевич все домашние вещи оставлял своей племяннице, а так же все сбережения, при условии, что часть из них должна пойти на его похо-роны и окончание работ на памятнике, как то окончательное оформление в виде плиты на его могилу, идентичной другим, и оформление его портрета на стеле. На этом завещание и заканчивалось, больше никакого имущества и ценностей у  профессора не было.  Так как квартира была государственной и никого прописанных в ней не оставалось, то в течении полумесяца её надле-жало передать по акту кем-то из существующих родственников представите-лю местного ЖЭКа.
    На третий день состоялись похороны. Проводить а последний путь знаме-нитого в научных и преподавательских кругах профессора пришли коллеги по университету, его студенты, друзья и даже представители официальных властей, какой-то секретарь обкома партии по науке и образованию. У моги-лы несколько человек выступили с речами, подчёркивали заслуги профессо-ра, его научную и общественную деятельность, изданные печатные труды, не забывая отмечать при этом личные человеческие качества. Потом панихида закончилась, дюжие могильщики опустили гроб, обшитый красным бархатом в могилу, присутствующие бросили по горстке земли. Минуты… и вскоре вырос небольшой холмик с временным деревянным крестом над последним приютом успокоившегося навек и соединившегося со своими родными Нила Артемьевича. Народ стал расходиться, к Роману, севшему на лавочку, подо-шли Быстровы и Зинаида с мужем Иваном.
    - Поехали, Рома… Через пару часов поминки. – Сказала Зинаида, огляды-вая холмик, обложенный венками и грудой цветов, хозяйским взором.
    - Вы поезжайте, а я немного побуду здесь. – Сказал он, не отрывая взгляда от портретов на стеле.
    - Побудь, побудь… - Поддержала его Раиса Петровна, а Владимир Ивано-вич положил ему руку на плечо и слегка сжал её.
    - Смотри, не опаздывай… - Вновь напомнила ему Зинаида и подхватив мужа под руку, повела к выходу.
    - Мы тоже пошли…  Встретимся на поминках.    - Раиса Петровна перекре-стилась под ироничным взглядом Владимира Ивановича и, сердито взглянув на него, быстро пошла вперёд, догоняя Зинаиду. Муж хмыкнул, качнул голо-вой и направился вслед за ними.
    Роман сидел, глядя на памятник. Прошло всего-то десяток дней с моего приезда, подумал он, и вот нет ещё одного хорошего человека, любящего мужа и отца, творческой личности. И мой родной город теперь остаётся тоже в прошлом. В памяти же останутся только вот эти незабываемые лица на хо-лодном мраморе, да плиты со скромными эпитафиями. И страшная пустота в сердце, напоминающая о невозвратности потерянного навсегда, о той страш-ной утрате, что происходит с живыми существами в этой такой, оказывается, короткой земной жизни.
    Так он просидел не менее часа. Потом спохватился, попрощался с лежа-щими близкими, пообещав прийти снова и пошёл по тропинке, обгоняя посе-тителей. У ворот стояло несколько такси с зелёными огоньками, так что к поминкам он не опоздал. Пришло немного народа, в основном те, кто долгое время был соратником по работе в университете. Да и те задержались нена-долго – стояло лето и у каждого были свои заботы. Под занавес остались только Быстровы, да соседи. Зинаида с раскрасневшимся лицом, выпив не-сколько рюмок, сетовала на себя  и своего молчаливого мужа Ивана. Мол, дали они маху в своё время. Нужно было попросить Нила Артемьевича, что-бы он прописал их к себе. И теперь бы у них была эта шикарная квартира. А в той бы жила дочь.
    - Зина, ничего бы не получилось с пропиской. – Мягко сказал Владимир Иванович.
    - Это ещё почему? – сердито посмотрела на него та, словно это он мог по-мешать им в таком вопросе.
    - Понимаете, Зина… Эта квартира была выделена университету. В неё
можно было прописать только самых близких.
    - А мы кто? – племянница посмотрела на молчаливого мужа, как бы ожи-дая от него поддержки. – Разве мы были не близкие Нилу Артемьевичу?
    - Самыми близкими являются родители и дети. Или вот ещё: когда Света вышла замуж, то Рома мог бы прописаться здесь. А теперь в неё вселят кого-то из сотрудников университета. – Объяснил ей популярно Владимир Ивано-вич. – Так что можете себя не ругать.
    - Неправильный такой закон, - возмутилась Зинаида. Но тут же внезапно повеселела, сказала Ивану, чтобы он всем налил и залихватски хлопнув рюм-ку, заявила, что вывезет из квартиры всё до последней нитки. И грузно опус-тившись на стул, внезапно заплакала, памятуя о своём умершем дяде, какой он был добрый и отзывчивый. Раиса Петровна принялась её успокаивать.
    - Рома, ты на девять дней останешься? – спросил Владимир Иванович.
    - Да, останусь… И после этого сразу уеду.
    - А может останешься и на сорок дней? – поинтересовалась Раиса Петров-на. – Мог бы пожить у нас, коль эту квартиру нужно освобождать.
    Роман покачал головой:
    - Спасибо вам, Раиса Петровна, но больше оставаться не могу. Время под-жимает…  - Непреклонно заявил он, заметив, как она неодобрительно поджа-ла губы, но ничего не сказала. Владимир Иванович предложил пойти в каби-нет, сказав, что у него к нему есть один вопрос. Они прошли в святая святых умершего профессора и сели на диван.
    - Я что хотел попросить тебя, Рома… Ты не смог бы поговорить с Зинаи-дой по поводу этой библиотеки? – он кивнул в сторону книжных шкафов.  – Здесь уникальные труды, которых нет в университете. Зачем они им, спра-шивается?.
    - Почему-то Нил Артемьевич упустил упомянуть про библиотеку в своём завещании, да и про все свои рукописи. А это большой научный труд. -  За-метил Роман, соглашаясь с ним. - О чём разговор! Давайте и решим этот во-прос прямо сейчас. И в самом деле, это же специальная литература. – Он вышел из кабинета и вскоре вернулся с Зинаидой.
    - Вот Владимир Иванович предлагает подарить библиотеку профессора университету. Здесь научная литература, так сказать, чтиво для учёных. Вам совершенно неинтересна, да и продать её невозможно. А мороки полно, нуж-но постоянно пыль с книг и шкафов убирать. Да и места они занимают мно-го, а квартирка ваша не из просторных. Что скажете, Зинаида Викторовна? - спросил Роман племянницу Нила Артемьевича.
    - Университет был бы очень вам очень благодарен за вклад, который вы сделаете с мужем. И внёс бы в список благотворителей учебного заведения. – Дипломатично пояснил Быстров.
    - Из ихней благодарности шубу не сошьёшь… - Зинаида оценивающим взглядом окинула библиотеку. Посмотрела на прислонившегося к косяку Ивана. Потом решительно махнула рукой:
    - А-а-а! Пущай забирают! И верно, куда нам эти книги. Только место будут занимать! Да ещё возись с ними…
    - Вот и славно! – оживился  Владимир Иванович! – Тогда я сообщу ректо-ру  о вашем решении и они заберут библиотеку в ближайшее время.
    - Но только книги! А шкафы мы продадим! Вместе с мебелью… – Непре-клонным тоном заявила Зинаида. Подошла к библиотеке и провела ладонью по полированной поверхности шкафа: - Нил Артемьевич как-то сказал, что они сделаны из ценной, этой… как её … - Она наморщила лоб, вспоминая, оглянулась на мужа:
    - Иван! Как дерево-то называется? Я же тебе говорила!
    - Из карельской берёзы… - Отозвался молчаливый муж.
    - Во-во! Из неё самой! А она оченно ценная! – и Зинаида ещё раз с любовь провела рукой по шкафу. – Мы за них неплохо возьмём.
    Роман и Быстров переглянулись… Что и говорить, эта женщина была ну очень практична. Из категории тех, что ничего своего не упустит.      
    - Конечно, конечно… Это ваше право… - Подхватился Владимир Ивано-вич. – Как я понял, и все бумаги из письменного стола так же можно будет забрать. Верно?
    - Забирайте! – милостиво разрешила Зинаида. – Всё одно мы бы их выбро-сили.
    - Как только в университете решат с машиной, я сообщу Роману. Он же здесь пока будет жить. Надеюсь, вы ему доверяете? – спросил Быстров.
    Зинаида оценивающе глянула на Романа. «Смотрит на меня, как на шкаф…», - усмехнулся он про себя, перехватив её взгляд.
    - Я согласна. Пущай Роман отдаёт… Всё одно я не смогу здесь быть каж-дый день. - Согласилась она.
    - Тогда  я завтра  с утра и займусь  бумагами. – Кивнул Роман. – Чтобы быть готовым к передаче этих материалов в университет.
    - Работай, работай… - Снисходительно хихикнула Зинаида. – Пущай тебе университет благодарность выносит...
    … Следующий день он посвятил разборке бумаг в письменном столе. Их оказалось довольно солидное количество. Профессор был педантом в работе с бумагами, что значительно облегчило Роману их  классификацию. Рукопи-си профессора, подборки научных статей из публикаций в нашей стране и за рубежом, личная переписка его с учебными заведениями и официальными лицами, советскими и иностранными, были систематизированы, аккуратно собранными по времени и странам, разложены по нумерованным и подпи-санным папкам. Роман последовательно разбирал ящик за ящиком в столе, откладывая в сторону то, что не представляло из себя никакой ценности. Бы-ли тут и разнообразные рекламные проспекты и буклеты, бумаги и счета из отелей, использованные билеты на самолёты Аэрофлота и иностранных авиакомпаний и прочие мелочи, что обычно оставляют  себе люди на память о поездках и посещениях новых и необычных для себя мест. Он собрал це-лую коробку цветных и простых карандашей, и ручек, своих и заграничных, стиральных резинок, несколько пачек писчей бумаги и других канцелярских принадлежностей, полагая, что они могут пригодится детям Зинаиды.
    Пересмотрел художественные издания, что стояли на нижних полках шка-фов. Несколько десятков книг. Тома Горького, Льва Толстого, Пушкина, Лескова, Чехова соседствовали с зарубежными авторами. Мопассан и Золя, Марк Твен и Драйзер, Джек Лондон и Фенимор Купер. На глаза попался не-большой том с неизвестной для него фамилией автора на обложке - Эрнест Хэмингуэй, роман «Прощай оружие». Он полистал книгу и заинтересовано отложил в сторону.
   Вечером позвонил Быстровым:
    - Владимир Иванович, здравствуйте! Это Роман…
    - Привет, Рома! Чего звонишь? Мог бы и прийти…
    - Да поздно уже… Не хотел вас беспокоить. Вы договорились с универси-тетом?
    - Ректора не было, но я имел разговор с председателем научного Совета. Он, конечно, обоими руками ухватился за эту идею. В университете наслы-шаны о библиотеке Нила Артемьевича. Он обещал, что завтра или послезав-тра пришлёт машину и людей для перевозки книг.
    - Прекрасно. Вот только нужно будет ещё раз позвонить ему и сказать, чтобы они привезли с собой ящики. Кроме книг я отобрал солидное количе-ство бумаг. Думаю, что они будут интересны для университета.
    - Хорошо, хорошо… Я завтра с утра перезвоню, ты не беспокойся.
    - Вот и отлично… И ещё… В шкафах я нашёл несколько десятков художе-ственных изданий. В основном наша и зарубежная классика. Вы же книго-люб! Думаю, что эти книги подошли бы для вашей библиотеке.
    - Мы бы, конечно, на отказались… Но, Зинаида… Как она к этому отне-сётся? – с сомнением в голосе сказал Быстров.
    - Владимир Иванович! Зинаида понятия не имеет об этих книгах. И как я наслышан, она вообще не читает художественную литературу. Но если вас это волнует, то я улажу этот вопрос. А завтра мы с вами перенесём их к вам.
    - Спасибо тебе большое, Рома… Нам будет приятно что-то иметь на па-мять о семье Нила Артемьевича.
    - Вот и хорошо… Жду от вас звонка.
    Постелив себе, как обычно, на диване, он включил в изголовье переносную настольную лампу и открыл первую страницу. Эрнест Хэмингуэй… «Про-щай оружие»…  И погрузился в доселе неизвестный ему мир первой мировой  войны глазами американца-волонтёра, работающего санитаром на фронте в Италии. Жизнь и смерть, кровь и грязь, любовь и разлука, встречи и расста-вания  …И красной нитью проходила в сюжете ненависть к войне…
    С сожалением оторвался от романа под утро. Книга оказала на него такое впечатление, что он решил увести её с собой.   
    Последующие дни запомнились Роману отправкой книг в университет. С         
группой студентов приехал молодой доцент. Складывая в ящики тяжёлые фолианты, он восторженно охал и ахал, повторяя о большой ценности изда-ний. Хорошо, что Зинаида не слышит всего этого, думал Роман, а то она тут же запретила бы забирать библиотеку. Вечером они с Владимиром Иванови-чем перенесли художественные тома  к ним домой. Кроме книг, он передал им в дар письменный прибор из малахита, что стоял на столе Нила Артемье-вича.
    Пару дней он посвятил прогулкам по городу, словно прощаясь с ним. Съездил к проходной авивзавода, на котором проработал три года перед по-ступлением в лётное училище, посетил самые памятные места города. Хотел съездить в свою воздушную альма-матер, лётное училище в Толмачёво, но передумал. Вдруг встретит он своего бывшего инструктора Олега Светлова? И что ему скажет? Что он теперь никто, и звать его никак? Что сидел в лаге-ре, бежал оттуда, а теперь живёт под чужой фамилией? Да и рвать себе душу, глядя на проносившиеся над головой учебные истребители, зная, что никогда в жизни больше не сядет в крылатую машину, не вдохнёт специфический за-пах кабины, не ощутит восторга, поднимая в воздух самолёт… Нет, это на для него…
    И всё же он разбередил себе душу, сходив в кино. Шёл днём  по проспекту и увидел афишу, на которой был изображён  летящий самолёт. В кинотеатре «Маяковский» демонстрировался польский фильм «История одного истреби-теля». Он посмотрел на часы, до начала сеанса оставалось десяток минут и ноги сами понесли его к кассам кинотеатра. Фильм сразу захватил его. В нём рассказывалось о польских лётчиках, которые во время войны сражались в небе Англии на истребителях «спитфайер» с немецкими «мессершмиттами». О трагической судьбе одного из них, дравшегося в чужом небе за свою не-счастную растерзанную родину, нередко терявшего своих друзей-пилотов и в конечном итоге сгоревшего в самолёте в воздушном бою над проливом Ла-Манш.
    Роман вышел из кинотеатра под большим впечатлением. Воспоминания нахлынули на него потоком…  Истребитель Як-9, на котором он выпускался из училища, был так похож на «спитфайер», да и боевые будни в Корее на-поминали жизнь на английской авиабазе. Если они и отличались, то просто-той и аскетичностью быта советских лётчиков на корейской земле, ибо ника-ких баров и симпатичных девушек в Корее не было. Конечно, воздушные бои на реактивных машинах рознились своей спецификой, и тем не менее так много всколыхнули в нём кадры этого фильма, что вернувшись в квартиру, он достал початую бутылку коньяку, налил чашку и выпил залпом. Потом он долго сидел, уставившись в никуда, весь в воспоминаниях о лучших годах, правда, не такой уж и продолжительной своей жизни, связанных с авиацией, с лётной работой истребителя-перехватчика.
    На девятый день он съездил с Быстровыми на кладбище, Зинаида не по-ехала, сославшись на то, что ей нужно приготовить стол. Роман попрощался со всеми, кто навеки остался лежать под могильными плитами, вновь долго стоял перед портретом Светы.
    Они просидели несколько часов за столом, вспоминания всех. Шёл вялоте-кущий разговор обо всём и не о чём. Снова раскраснелась Зинаида, выпив пару рюмок, и радостно заявила, что нашла покупателей на мебель за хоро-шую цену. И чуть было на радостях не затянула песню, да муж Иван так зыркнул на неё, напомнив, что они сидят на поминках, что властная Зинаида мигом прикрыла рот ладонью.
    - Билет уже купил, Рома? - Поинтересовалась Раиса Петровна, печально глядевшая на семейное фото семьи Нила Артемьевича, перевязанное чёрной ленточкой.
    - Да, поезд завтра в полдень, в двенадцать сорок, - уточнил Роман.
    - Мы тебя проводим… Да, Володя? – повернулась Раиса Петровна к мужу.
    - Само собой разумеется. – Подтвердил Быстров.
    - Мы только не сможем, Рома… Сам понимаешь, дела… - Зинаида развела руками.
    - Я не в претензии, Зинаида Викторовна. – Усмехнулся он. – Всё отлично понимаю. Буду уходить, дверь захлопну, а ключи оставлю на тумбочке в прихожей..
    - Договорились! – она наморщила лоб, что-то вспоминая, потом хлопнула ладонью по столу так, что зазвенела посуда. Молчаливый Иван покачал осу-ждающе головой.
    - Чуть не забыла… - Зинаида уставилась на Романа хмельными глазами. – Ром! Ты чё-нибудь возьми себе на память, а?
    - Если вы не против, то я заберу портрет Светы.
    - О чём разговор! Можешь брать чё хошь! – великодушно разрешила Зи-наида.
    - Спасибо, но больше ничего не надо. Только портрет.
    - Замётано…
    - Вот ещё что…- Вспомнил Роман. - Я тут  подарил письменный прибор со стола Нила Артемьевича семье Быстровых на память о нём. Думаю, что вы, Зинаида Викторовна, не будите против. Они столько лет дружили…
    - И правильно сделал, Рома! – она мотнула головой. – Да и на кой ляд он нам, такой тяжеленный. – Она вдруг визгливо хохотнула: - Разве чё орехи колоть!..
    … Роман занёс чемодан в купе и спустился вновь на перрон.
    - Ты нас не забывай, Рома… - Раиса Петровна поднесла кружевной плато-чек к глазам. – Как приедешь сюда – сразу к нам.
    - Как я смогу вас забыть! – грустно улыбнулся он. – У меня в этом городе кроме вас никого и не осталось.
    - Ты это… - Владимир Иванович посмотрел на него тревожными глазами, – береги себя. Очертя на рожон не лезь. Как говорится: семь раз отмерь –
один раз отрежь. Будет возможность – черкни хотя бы пару строк. Мы будем
только рады знать, что с тобой всё в порядке. Понял, Рома?
    - Конечно, Владимир Иванович! Вам всего хорошего… Ежели что – не по-минайте лихом!
    - Не говори так, сынок! Не надо… -  Раиса Петровна затрясла головой. - А за своих не беспокойся, как посещали, так и будем посещать, да порядок на-водить. – Он обнял её. Она  всхлипнула и расцеловала его. Роман пожал крепко руку мужу.    - Спасибо вам!
    - Молодой человек! Вы едите или как? – спросила толстая молодая про-водница, смотря на сцену прощания из тамбура..
    - А как же! С вами, дорогая, хоть на край света! – засмеялся он, заскакивая на ступеньку вагона.
    - Какой весёлый пассажир! – захихикала она, кокетливо поправляя светлые кудряшки на голове – Заходите наверх!
     Поезд тронулся и в его памяти так и остались две фигуры на удаляющемся перроне: Раиса Петровна, машущая светлым платочком и Владимир Ивано-вич с поднятой над головой белой кепкой.


                ГЛАВА   62
    Прошло чуть больше трёх недель, когда он ехал с надеждой увидеть свою маму, обнять её, уткнуться, как в детстве, ей в колени, почувствовать её лас-ковые невесомые руки на своей голове и забыть на какое-то время весь тот кошмар, что непосильным грузом лёг на его тело и душу за последние два года. Но надежда рухнула, разбилась вдребезги на мелкие кусочки со слова-ми Раисы Петровны, что мамы больше нет. И вот теперь он, потерявший по-следнего родного человека, осиротевший навсегда, катил в обратную сторону с единственной надеждой - найти и покарать того, по вине которого рассыпа-лись в прах надежды и чаяния, стремления и просто жизнь двух счастливых по своему семей. От них остались могильные плиты и воспоминания близких и друзей, да единственный осколок в его лице, оставленный проведением на этом свете.
    Целыми днями он лежал на верхней полке, смотря на проплывающий за окном пейзаж. Попутчики, две молоденькие девицы и парень пытались раз-говорить его, пригласив поиграть в «дурака», но он наотрез отказался и весё-лая хохотушка с копной светлых волос и озорным взглядом голубых глаз, вызывающая к себе неподдельное внимание со стороны мужчин, была раз-очарована, признав, что её чары на этого симпатичного молодого человека совершенно не действуют. Разочарование своё она выказывала ледяным взглядом, когда они сталкивались в коридоре или в тесном пространстве ку-пе, или в виде едких замечаний о невоспитанности некоторых представите-лей мужского пола, явно адресуя это в его адрес. Но он совершенно на обра-щал внимание на её щенячьи выпады, как он называл её стремление уколоть,
а всё также продолжал созерцать проплывающие картины за окном или дре-
мал, отвернувшись к стенке.
    Молодая троица вышла в Иркутске и он совершенно один ехал до Читы, где ему подсадили пожилую чету, ехавшие до Владивостока в гости к сыну. Они совершенно не досаждали ему разговорами, женщина днями вязала на спицах какие-то детские вещи, по-видимому, для внучат, а муж изучал тол-стенный том, как к своему изумлению обнаружил Роман «Капитал» Карла Маркса. И он в какой-то мере проникся уважением к пожилому человеку, решившему на склоне лет осилить этот чрезвычайно сложный, как ему каза-лось, научный труд. Во всяком случае ему такая попытка когда-то не уда-лась, то ли по причине своего возраста, то ли не способностью воспринимать сложные экономические изыски. Дело кончилось тем, что не осилив и трети тома, он был вынужден отставить его в сторону, осознав, что такой подвиг ему пока не под силам.. Так они и ехали, он, лёжа наверху, спускаясь по не-обходимости для похода на обед в ресторан или просто постоять в коридоре, пожилая пара внизу, занятые каждый своим ответственным делом. Но было бы неправильно  думать, что он  просто бездумно смотрит в окно. Нет, в  го-лове  он прокручивал множество вариантов своих действий по приезду в краевой центр. Первой и главной целью на начальном этапе операции он по-ставил задачу выяснить - находится ли в городе эта нелюдь и узнать распо-рядок его жизни: где живёт, режим работы, маршрут следования, чем зани-мается в выходные дни, пристрастия. Впрочем последний пункт был для него наполовину ясен – основным пристрастием его были, естественно, женщины. Вот он и рассчитывал в одном из вариантов использовать слабый пол для достижения своей цели. А так как для этого потребуется время и, соответст-венно, деньги, то первым делом нужно будет реализовать самородок, сразу же, как только решится вопрос с проживанием. 
    Поезд пришёл в город по расписанию, в полдень. Роман вышел на перрон, поглядел на знакомый фасад вокзала. За эти недели, что он потратил на по-ездку, ровным счётом ничего не изменилось: так же гукали паровозы, выпус-кая клубы пара, слышался перестук колёсных пар вагонов на стыках колёс, у пассажирских поездов гомонили пассажиры, носильщики с бляхами на фар-туках и в форменных фуражках зычно покрикивали, предупреждая людей. Словом, была обычная сутолока, характерная для железнодорожных вокза-лов.
    Он вышел на привокзальную площадь, решив попытать счастья в город-ских гостиницах. Сел в автобус и через полчаса уже стоял у стойки админи-стратора в гостинице «Дальний Восток». В той самой гостинице, где они жи-ли после возвращения из Кореи,  в ресторане которой они отмечали свои на-грады и повышения по службе, а также поминали друзей погибших в корей-ском небе. И хотя в холле в креслах и на диванах сидели жаждущие получить номер, а перед крашеной особой за стойкой портье торчала небезызвестная
табличка «мест нет», он решил действовать способом, подсказанный ему по-
путчиком, Аристархом Дмитриевичем. Он незаметно сунул в паспорт сто рублей и подал администратору:
    - Будьте любезны, на моё имя должна быть бронь.
    Та взяла документ, раскрыла и, зыркнув по сторонам, сунула сотню в шкафчик стола. Потом, как бы сверилась с несуществующим списком, лю-безно улыбнулась и дала ему бланк для заполнения. Несколько человек, си-девшие в холле и внимательно обозревающие пространство перед стойкой администратора, тут же подскочили к стойке, возмущённо галдя и размахи-вая какими-то бумажками.
   - Граждане, не возмущайтесь! Соблюдайте спокойствие. У товарища бронь для участников семинара по лесному хозяйству. – Она повернулась к Роману и вновь улыбнулась ему:   
    - Заполняйте бланк…
    Через пятнадцать минут он стоял посреди однокомнатного номера, неверо-ятно изумлённый той лёгкостью, с которой он заселился в гостиницу. И всё благодаря совету опытного попутчика. Принял душ, освежившись после дли-тельной дороги, побрился, протёр щёки «шипром» и спустился в холл. Так же продолжавшие сидеть в креслах измученные ожиданием командировоч-ные проводили его мрачными взглядами, когда он подошёл к стойке и протя-нул ключ. Принимая его, администратор заговорщицки проронила шёпотом,  дабы никто не услышал:
    - Захотите продлить проживание, обращайтесь ко мне… - И величаво улыбнулась.
    Решив не откладывать в долгий ящик проблему с деньгами, он, наскоро поев в кафе на первом этаже, направился по знакомому адресу на улицу Во-лочаевская. Как и в первый раз, волкодав выскочил  из конуры, и с истош-ным басовитым рыком кинулся к воротам, гремя цепью.  Бесновался он не-сколько минут, пока на вышел хозяин и не цыкнул не него.
    Леонид спустился с крыльца, всмотрелся в посетителя и не признав знако-мого, неприветливо сказал:
    - Если по поводу протезирования, то приходите через месяц, я сейчас в от-пуске. – И, видимо, решив, что достаточно такого объяснения, повернулся к крыльцу.
    - Нехорошо, Леонид… Нехорошо… -  Недовольным тоном для пущей важности процедил Роман. – Приглашаешь в любое время, а сам  и на порог не пускаешь. Как это соизволишь понимать?
    Техник, услышав это, повернулся, пригладил прядь волос на лысине, по-дошёл к калитке и внимательно оглядел его с ног до головы.
    - Что-то я не припомню, чтобы приглашал тебя, мужик.
    - Ну, ты даёшь, Леонид! Как  золотишко покупать, так пожалуйста!
    - Постой, постой…  - Пробормотал тот. – Ничего не понимаю… А где бо-рода-то? – он вдруг согнулся и захохотал, хлопая себя по коленкам. – Быть тебе богатым! Ей богу узнать трудно! Тогда пришёл какой-то бородатый му-жик, а сейчас вполне приличный человек.. Давай заходи! Давай, давай… - Он гостеприимно  распахнул калитку и провёл Романа в дом.
    - Так, так…  - Он ощупал его острым взглядом выпуклых глаз, пытаясь по-нять, с чем на этот раз пришёл посланник «Седого» - сам по себе, или опять по поручению авторитета.
    - Давай, выкладывай, с чем на этот раз заявился…
    - Как и в прошлый раз, есть самородок! Будешь брать?
    - Показывай! –  хищно оскалился Леонид.
    - Щас! Нашёл дурака шастать по городу с килограммом золота в кармане! - презрительно ухмыльнулся Роман.
    - Сколько, сколько? – изумлённо уставился на него техник.
    - Сколько слышал… - Буркнул гость. – Один камень, по весу минимум в три раза тяжелее тех двух.
    - Так это же тянет на пять кусков! – быстро прикинул Леонид.
    - Быстро считаешь! – кивнул Роман. – Ну, так как?
    - У меня сейчас таких денег нет! – заявил тот, лихорадочно прикидывая, как уговорить его подождать пару дней, пока он соберёт необходимую сум-му. Он должен заиметь этот самородок  во  чтобы  ни  стало, уже  воочию  видел его у себя в сейфе. Те, кому он в свою очередь сплавлял золото, повы-шали цену ещё и за размер. Крупные самородки, если были свыше полкило-грамма, шли у них по двойной цене.
    - На  нет  и спроса  нет! – флегматично  заметил  продавец, поднимаясь. – На этот товар найду другого покупателя, с деньгами. – Роман заметил алч-ный лихорадочный взгляд Леонида. И решил блефовать. Никого другого, чтобы сбагрить самородок, на примете у него не было. Но, похоже, техник клюнул.
    - Если подождёшь пару-тройку дней, то я накину рубль сверху прежней цены. То есть по шесть рублей за грамм.
    Роман даже не остановился.
    - Слышь, друг! По семь рублей! – не выдержал Леонид
    - Ладно… Так и быть, только по знакомству. Говори, когда прийти с само-родком?
    Тот шумно выдохнул, вытер вспотевший лоб: «Эк, как его корёжит… - Удивился Роман, глядя на взмокшего, но счастливого техника. – Видно, это и есть золотая лихорадка».         
    - Сегодня четверг…К вечеру воскресенья управлюсь. Приходи к десяти – деньги будут.
    - По семь рублей за грамм? – уточнил Роман.
    - Да-да! По семь… - Чуть не выкрикнул Леонид.
    - Хорошо, в воскресенье вечером. Оформим сделку и разбежимся. И в ближайшее время больше вряд ли встретимся.
    - Что так? – разочаровано поинтересовался тот.
    - Да становится жарко кое-где… КГБ идёт по пятам. – Роман решил напос-
ледок напустить туману для этого помешенного на золоте.
    Когда он ушёл, Леонид плюхнулся на диван и принялся считать. Выходи-ло, что если даже он отдаст по семь рублей за грамм, то разница будет со-ставлять не менее трёх кусков. Неплохо  И тут он вспомнил последние слова продавца.. Значит, этот мужик придёт в понедельник в последний раз. Не-ожиданная мысль робко проклюнулась в его сознании, и вскоре полностью захватила его. «Последний раз, говоришь… - Хмыкнул Леонид. – КГБ идёт по пятам?.. Ведь если этого продавца заметут, то тогда смогут выйти и на меня… А вот этого нельзя допустить. За незаконные операции с золотом по-лагается «вышка», что совсем не входит в планы рядового советского зубно-го техника». Обдумывая мелькнувшую мысль, он принялся грызть ногти, знак своего высшего сосредоточения. И вскоре сначала ухмыльнулся до-вольно, потом откровенно расхохотался. То, что он придумал, решалось эле-ментарно, без всяких там для него последствий, а барыш получался очень даже неплохой. А помогут  ему осуществить этот план те, кому он сплавляет рыжьё.
    … Вернувшийся в гостиницу Роман, слонялся из угла в угол, не зная чем занять время. Он глянул на часы, было только пять вечера. Достал бумажник, вытащил листок, данный ему Аристархом Дмитриевичем. Пододвинул теле-фон и стал накручивать диск. На рабочий телефон никто не ответил. Тогда он позвонил по домашнему номеру. Когда ответил миловидный женский голос, он спросил своего бывшего попутчика. А через минуту услышал запомнив-шийся бархатистый голос.
    - Аристарх Дмитриевич? - уточнил он.
    - Да! С кем имею честь? – ответил тот в своей старомодной манере.
    - Это Михаил, ваш попутчик в поезде, когда вы ехали в Москву.
    - Боже мой! Михаил, голубчик! Вы откуда телефонируете?
    - Да я вот сегодня только приехал. Дай, думаю, позвоню…
    -  Ах, как это славно, что вы вспомнили обо мне. Чем вы думаете занять сегодняшний вечер, Михаил?               
    - Да особо нечем… Знакомых у меня здесь нет. Вот, разве что, только вы…
    - А где вы соизволили остановиться?
    - В гостинице «Дальний Восток».
    - Даже так! В неё попасть у нас довольно трудно.
    - А я воспользовался вашим советом. И представьте себе – сработало.
    - Неужели? – в трубке раздался довольный смешок бывшего попутчика. – Что ж, приятно слышать, что совет старого чудака оказался полезен. Кста-ти… Вы сейчас в гостинице?
    - Да, звоню из номера.
    - Выходите из гостиницы, за углом будет остановка. Садитесь на шестой маршрут автобуса и через три остановки выйдите. Рядом с остановкой, назы-вается она «Парковая», стоит дом из красного кирпича. Обойдёте его с левой стороны и внутри двора увидите дом с башенками. Первый подъезд, второй этаж, квартира номер шесть. Запомнили?
    - Всё просто!
    - Так что милости просим! Никакие отговорки не принимаются!
    - Ну, вот, напросился в гости! Даже неудобно как-то… - Смущённо проро-нил Роман.
    - Всё очень удобно. Татьяна Николаевна испекла сладкий пирог. По секре-ту скажу – шедевр кулинарного искусства!
    - Ну, если пирог! Отказаться точно невозможно! – рассмеялся он.
    - Вот и славно! Ждём! – в трубке послышался сигнал отбоя.
    Он критически оглядел себя в зеркале. Чуть сдвинул шляпу на глаза, по-правил галстук. «Вполне сойду для официального приёма», - решил он. В ка-фе купил торт и бутылку шампанского. Рядом с гостиницей женщина торго-вала букетами полевых цветов. Выбора не было и он приобрёл довольно ми-лый букетик. Найти дом не составило труда, внешне он пробудил у него ка-кие-то неясные ассоциации но, взойдя на второй этаж, Роман начисто всё от-мёл и нажал на кнопку звонка.
    Дверь распахнулась и Аристарх Дмитриевич с приветливой улыбкой гос-теприимно повёл рукой:
    - Проходите, Михаил! Не заблудились?
    - Что вы! Мы, геологи, в тайге, как дома. А тем более в городе… - Он вру-чил хозяину квартиры торт и шампанское, снял шляпу и повесил на вешалку.
    - Добрый вечер! – в прихожую вошла женщина со следами былой красоты и очень сохранившаяся для своих лет. С редкой сединой на пышно взбитых волосах и статной фигурой, в светлой кофте и серой юбке.
    - Добрый вечер! – он протянул хозяйке скромный букет. – Это вам!
    - Спасибо! Люблю полевые цветы… – Она поднесла букет к лицу. – Они такие естественные и пахнут летним простором. – Проходите, Михаил, в гос-тиную. Не удивляйтесь, что называю вас по имени. Муж при возвращении из Москвы рассказал нам о знакомстве с вами. И очень лестно отзывался о сво-ём молодом попутчике.
    - Благодарю, Татьяна Николаевна! – почувствовал он себя не в своей та-релке от похвалы. «Дёрнул же меня чёрт представится геологом. Придётся как-то выкручиваться…», - думал он, проходя вслед за хозяевами в светлую просторную комнату. Круглый стол с мягкими стульями вокруг, сверху сви-сал большой зелёный абажур. Картины на стенах, в углу пальма в деревянной кадке, паркетный пол. И тёмное пианино у стенки.
    Непринуждённый разговор прервался звонком в прихожей. Татьяна Нико-лаевна встала:
    - Дорогой! Сиди, я сама открою. – И направилась к двери со вставками из витражного разноцветного стекла.
    - Дочь пришла с дежурства в больнице. – Пояснил хозяин. – Сейчас я вас познакомлю.
    Дверь распахнулась и… Роман оторопел – рядом с Татьяной Николаевной стояла… Рита. Та самая Рита-Маргарита, с которой он провёл тогда незабы-ваемую ночь после возвращения из Кореи.
    «Вот так влип… - Мелькнуло у него в голове. – Что же сейчас будет? Мо-жет, не узнает?» – слабая надежда вскоре испарилась, когда он увидел, как изумлённо взметнулись её брови. Он встал с дивана.
    - Знакомьтесь! Это наша дочь Рита! – торжественно произнёс Аристарх Дмитриевич. – А это, Михаил! Геолог и мой попутчик в поезде. Я вам рас-сказывал о нём.
    - Значит, вы, Михаил, геолог! – насмешливо прищурилась Рита.. - Надо же! Впервые знакомлюсь с представителем такой романтической профессии. Знакома была с моряками, лётчиками, а вот с геологом впервые.
    - Мне очень приятно, Рита! – он взял себя в руки. – В отличии от вас с представителями медицины я знаком давно.
    - Итак! – прервал их диалог Аристарх Дмитриевич. – Идёмте в столовую. А то пирог прокиснет. Приглашай, дорогая, Михаила. – Обратился он к жене.
    - Прошу вас! – Татьяна Николаевна церемонно взяла его под руку. – Идём-те…
    За столом он постоянно ощущал на себе удивлённо-насмешливый взгляд Риты. Перед закусками хозяин налил себе и гостю коньяку в позолоченные серебряные рюмки, жене крымского вина в резной хрустальный фужер. Под-нёс, было, бутылку с вином к фужеру дочери, но та, оторвавшись от созерца-ния лже-геолога, заметила:
    - Папуля! Я же медик! Зачем мне эта кислятина? Плесни-ка лучше коньяч-ку.
    Аристарх Дмитриевич неодобрительно покачал головой, но перечить взрослой дочери не стал и, взяв поданную женой рюмку, налил в неё янтар-ного напитка. Та взяла рюмку и, глядя на Романа, усмехнулась и первая про-тянула её к нему:
    - За приятное знакомство! – и обернулась к отцу:
    - Извини, папа! Я помню, что первый тост в нашей семье – твой. Но я ре-шила нарушит традицию. Женский  каприз,  что  ли… - И медленно, не сводя взгляда с Романа, выцедила коньяк из рюмки, даже не поморщившись.
    Родители переглянулись, явно не понимая, что это сегодня нашло на их дочь. Та же, находила эту ситуацию не просто забавной, но и непонятной для её самой, совершенно не понимая причины трансформации лётчика-Романа в геолога-Михаила. Что это, в самом деле?- думала она. Кто он? Может, шпи-он? Враг страны? Но тогда, при знакомстве в ресторане, он же был среди своих же лётчиков. Какой же он шпион?  Что же заставило его изменить своё прошлое? А может он просто придуряется? Решил разыграть её? Но в поезде, он же не догадывался, что это её отец? Тогда почему он представился ему в качестве геолога по имени Михаил? Совершенно непонятно…Так и не придя
к какому-то разумному объяснению, она решила не забивать себе голову, а
позже просто потребовать от него разъяснения этой странной, если не ска-зать нелепой, ситуации.
    - Знаете, э-э, Михаил… - Он внутренне напрягся, не зная, что ожидать от неё. - Я была знакома с одним лётчиком, звали его… - Она сделала паузу, как бы забыв и явно надсмехаясь над ним. – Звали его Роман. Такой бравый пи-лот! Это было несколько лет назад…Он тогда вернулся из Кореи с орденом на груди. Так вот… К чему это я? – она обвела всех взглядом, словно потеря-ла мысль. А-а… вспомнила! Так вы, Михаил, и он, Роман, на одно лицо! Как близнецы! Бывает же такое! – издевательски засмеялась она.
    - Видимо, это был мой двойник… - Пожал плечами Роман. - Редко, но в жизни такое бывает.
    - Конечно, конечно… - Забавлялась Рита. – Может вы и в самом деле два близнеца, разлученные при рождении. В жизни такое бывает… - Передраз-нила она его.
    - Тебе не кажется, дочь, что ты непозволительно насмешливо ведёшь себя в отношении нашего гостя? – вновь неодобрительно посмотрел на неё отец. – Что это сегодня с тобой?
    - Аристарх Дмитриевич! – вмешался Роман. – Всё в порядке. Я понимаю юмор. Иногда он бывает просто необходим. Мы же с вами не английские чо-порные леди и джентльмены, что в своих семьях ведут себя, как на приёме у королевы.
    - Это вы, Михаил, правильно подметили. – Оживился тот. – Знавали мы в Харбине таких англичан. Помнишь, дорогая, семейство Паркеров? – обра-тился он к жене. Татьяна Николаевна улыбнулась:
    - Ну, как же, дорогой! Такое невозможно забыть… Представьте себе, Ми-хаил! Это семейство английских квакеров снимало домик рядом с нашим. Так вот, целый год прошёл, прежде чем они стали нас замечать. А обычно, проходя мимо, они смотрели как-то сквозь нас, или как на столб или мусор-ную тумбу. Будто нас и не существует… Странные люди, эти англичане.
    Так всё застолье Рита продолжала насмешничать над ним. Дождавшись, когда отец нальёт под горячее второе, она подняла рюмку:
    - У меня есть тост! Предлагаю выпить за людей мужественных профессий! За лётчиков-геологов и геологов-лётчиков! За вас, Михаилов и Романов! - И по-мужски махом опрокинула в себя рюмку.
     - Э-э-э… - протянул Аристарх Дмитриевич. – Всё, моя дорогая… Тебе больше не наливаю. Что-то вы сегодня ведёте себя непростительно, леди.
    - Простите меня, мои хорошие… - Как-то враз сникла Рита. – Дежурство сегодня тяжёлое. Пациент умер на операционном столе, все на нервах. За весь день во рту ни крошки… Вот меня и понесло… И вы, Михаил, тоже ме-ня простите… Видно хотела на вас отыграться  за скверное настроение.
    - Ну, что вы, Рита! Я вас отлично понимаю…Я не в претензии… - Заверил он её.
    - Вот, папа, Михаил меня реабилитировал. – Улыбнулась дочь. – Я, пожа-
луй, у вас сегодня переночую, если вы не против.
    - Вот и хорошо, дочка. – Обрадовалась Татьяна Николаевна. – Мы, хоть, насмотримся на тебя. А то целыми неделями не появляешься.
    - Всё, всё… Отдаю старые долги! – засмеялась Рита. – Но прежде чем уйти спать, я хочу съесть кусочек твоего фирменного пирога, мама. А ты, папа, нальёшь мне фужер шампанского под него. – И заметив, что отец нахмурил-ся, она погладила его по руке и поцеловала в щёку: - Ну, пожалуйста, папу-лечка! Прости свою непутёвую дочь! Я буду паинькой! Только мамин пирог мне без шампанского в горло не полезет!
    Аристарх Дмитриевич, строго глядевший на дочь, невольно заулыбался:
    - Ах ты, Лиса Патрикеевна! Знаешь, как отца разжалобить… Что с тобой сделаешь. Так уж и быть, нарушу слово… Но после этого сразу спать! – су-рово произнёс он.
    - Договор есть договор! – весело заявила Рита. И повернулась к Роману:
    - В городе- то долго будите?
    Роман немного замешкался, потом зная, что никто ничего не проверит, от-ветил :
    - Сам ещё не знаю… У меня  осталось десять дней отпуска, потом, как ме-стное начальство решит. – Продолжал он раскручивать свою легенду, испы-тывая при этом досаду, что приходиться лукавить перед этими славными людьми.
    - Тогда ещё увидимся. – Кивнула Рита. – Можно будет днём на пляж схо-дить, или вечером в парке погулять.
    - Правильно, дочка! У Михаила здесь никого нет, вот и возьми над ним шефство. – Поддакнула Татьяна Николаевна, которой он понравился своей учтивостью и манерами. Да и внешне вызывал невольную симпатию. Даже тоненький, чуть заметный, шрам, появившийся у него на щеке и ниточкой пробороздив бровь после «обработки» в кабинете майора Грибова, не портил его мужскую привлекательность.
    - Спасибо, Рита. Я буду рад, если это вам не в тягость. – Благодарно сказал он, стараясь не высказать открыто своё к ней отношение… Хотя и прошло столько лет, он хорошо помнил ту страстную ночь во всех деталях.
    - Да какая же тягость… - Рита засмеялась. – Да и что с вас, романтиков тайги, взять. – Вновь не удержалась она от соблазна как-то его уязвить.
    Отдав должное сладкому пирогу, Роман сказал, что в жизни не ел такой вкуснятины, вызвав этими словами румянец на щеках хозяйки и благодарный взгляд. Рита, заметившая это, откровенно хихикнула:
    - Я вас поздравляю, Михаил! Вы навсегда завоевали благосклонность ма-мы. Вам теперь обеспечен режим наибольшего благоприятствования.
    - И что это значит? – удивлённо спросил он, переводя взгляд с дочери на мать и обратно. Аристарх Дмитриевич при этом только улыбнулся в усы.
    - Это многое чего значит! – хитро прищурилась Рита. – Вы теперь всегда
желанный гость в этом доме! И всё, что из этого вытекает… Если, конечно, вы её не разочаруете…
    - Я постараюсь этого не допустить. – Дипломатично ответил Роман.
    Рита встала из-за стола, прикрыла ладонью рот, подавив зевок, поцеловала родителей:
    - Всё, больше не могу! Меня с ног валит… Я пошла спать… - У двери сто-ловой обернулась и спросила:
    - Кстати, Михаил… А где вы живёте?
    - В гостинице «Дальний Восток».
    - Надо же… Видно в ней геологам отдают предпочтение перед другими желающими… - Вновь в её голосе прозвучала насмешка.
    - Геологи тут не причём, - ответил Роман на вызов. – Просто я подмигнул администратору и она не устояла.
    - Похоже, вы уверены в своей неотразимости. А знаете, Михаил,  что это черта ограниченных людей? – начала злиться Рита.
    - Дочь! Ты спать пошла? Вот и иди. И не цепляйся к нашим гостям. – Сер-дито посмотрел на неё отец.
    Видно поняв, что уже перебарщивает, девушка помахала руками:
    - Всё, всё… Я ушла… - И  улыбнувшись чему-то своему, Рита вышла из столовой.
    Втроём они ещё посидели немного, разговаривая на разные темы. Потом Роман глянул на часы и  сказал, что ему пора. Хозяева проводили его, в при-хожей он поблагодарил их за гостеприимство, заявив, что давно не чувство-вал такого домашнего уюта.
    - Приходите к нам в любое время, Михаил. Мы будем всегда рады видеть вас. – Было похоже, что он и в самом деле завоевал благосклонность Татьяны Николаевны. Он учтиво пожал протянутую руку Аристарха Дмитриевича и ушёл.
    «Господи! Как это противно чувствовать себя лжецом. – Сетовал он, идя к остановке. – Лишний раз и не придёшь, чтобы не изворачиваться и не лгать. Вот так-то, друг Михаил… Как это по-научному называется? – он резко ос-тановился, вспоминая. Отчего пожилая женщина, идущая навстречу, опасли-во обошла его стороной, что-то пробормотав. Единственное, что он разобрал были слова: «…а ещё в шляпе». Видно, она подумала, что я пьян, решил он. Усмехнувшись, он пошёл к остановке. И, уже сидя в автобусе, вспомнил – раздвоение личности. Вот как это называется! Впрочем,  настоящее раздвое-ние – это болезнь психики, а у него – искусственно созданная ситуация, и в неё он попал по собственной инициативе.


                ГЛАВА   63
    … Роман мрачно посмотрел на парня, что-то спросившего у него, но, по-гружённый в невесёлые мысли, не расслышал
    -  В чём дело? – неприветливо буркнул он.
    - Нет ли у вас папироски? – вновь обратился к нему тот.
    - Не курю, и вам не советую. – Отрезал он, и шагнул к дверям гостиницы. А мрачен он был оттого, что почти пару часов слонялся неподалёку от «серо-го» дома, как называли здание краевого управления КГБ местные жители. Пятиэтажный дом с решётками  на окнах и массивной входной дверью стоял на тихой тенистой улочке, примыкающей к центру города. Естественно, что-бы не засветиться, он сидел метрах в пятидесяти от здания на скамейке под тополями, вблизи тротуара, по которому  только и можно было дойти к авто-бусной остановке. Но в проходивших мимо мужчинах, майора Дроздова, он так и не увидел. И эта первая неудача привела его в расстроенное чувство.
     - К вам пришли, молодой человек! – администратор, подавая ему ключ, кивнул ему в сторону холла. Он обернулся – из кресла за большим фикусом поднялась женская фигура и танцующим шагом направилась к нему.
    - Рита!? – удивлённо спросил он, когда та сняла тёмные очки. Хотя он ждал этого визита. Ведь должна же она была выяснить об этой самой его трансформации из Романа в Михаила, из лётчика в геологи. Хотя бы чисто из женского любопытства.
    - Привет! В гости пригласишь? – с вызовом спросила она, глядя в упор ка-рими глазами.
    - А как же! – усмехнулся он. И доверительно добавил. – Я знал, что ты придёшь. Прошу! – он протянул руку в сторону лестницы.
    В номере она осмотрелась, и села в кресло у окна, закинув загорелую стройную ногу на ногу. Проследив, как он снял пиджак и шляпу, и отправил их в шкаф, Рита спросила:
    - Я всё теряюсь в догадках… Как мне тебя называть? Михаил? Или всё-таки Роман?
    Ни слова не говоря, он вновь открыл шкаф и вытащил из кармана пиджака паспорт. Подошёл к ней и протянул его:
    - Вот мой документ. Можешь полюбоваться…
    Она открыла паспорт:
    - Савиных Михаил Евсеевич… - Прочитала она, удивлённо изогнув бровь. Пролистала страницы, бросила зелёную книжицу на стол.
    - И что всё это значит? Ты можешь мне объяснить? – она уставилась на не-го выжидающе  и недоверчиво.    
    - Могу… Только это длинный разговор. – Пояснил он.
    - А я никуда не спешу. – Заявила она, устраиваясь поудобнее. - Излагай…
    Он сел в другое кресло:
    - Хорошо. Тогда я начну с того момента, когда четыре года  назад мы рас-стались с тобой.
    И он рассказал ей почти всё, с подробностями и деталями. Только ничего не сказал о Варе. Потому что она к этому периоду его жизни никакого отно-шения не имела. Он не видел, как менялось выражение лица Риты по мере его повествования. Как недоверчивое, сначала, выражение лица, сменилось участием и болью за него. Она то краснела, то бледнела, глаза то наливались гневом, то испугом. Время от времени она прикладывала ладони к  горящим щекам, всматриваясь в беспристрастное лицо рассказчика.
    - Вот собственно и всё… Что же касается вчерашней нашей встрече, то она произошла случайно. Откуда я мог знать, что Аристарх Дмитриевич твой отец. – Он пожал плечами.– Правда, когда я подошёл к вашему дому, то что-то мелькнуло в памяти, но тут же исчезло. Я же тогда видел дом ночью, да и то мельком. И в квартире мне ничего не напомнило.
    - Так год назад родители в ней сделали капитальный ремонт, всё поменяли.  - Она смотрела на него изумлённо во все глаза:
    - Боже мой… Боже мой… За что же всё это на тебя свалилось?
    - Хотел бы я это от кого-нибудь узнать… - Устало проронил он.
    - Господи… Но… твоя Света… Ей-то за что выпала такая судьба? Бедняж-ка… - Она внезапно всхлипнула, потом ладонью смахнула слёзы с глаз. – Из-вини… Просто не в силах сдержаться. Так жаль её, что сердце разрывается… - Она посмотрела на него и робко спросила: - У тебя есть её фотография?
    Он открыл чемодан и вытащил портрет Светы, всё ещё с чёрной ленточкой наискосок. Рита взяла в руки и долго всматривалась в её лицо. Потом поста-вила на стол:
    - Красивая… - С невольным вздохом сказала она.
    - Красивая… - Эхом откликнулся он и добавил: - Была…
    Она вновь взяла в руки его паспорт:
    - У тебя его уже проверяли? – спросила она, всматриваясь в фото.
    - Один раз на вокзале.
    - И ничего? Не прицепились?
    - Сержант всё всматривался… Но у меня тогда борода и усы были, вот он и сравнивал.
    - Что-то общее есть, конечно… Но если основательно присмотреться, то…
    -  То всё можно отнести на прошедший срок. Паспорт Михаил получал при демобилизации. Видишь, когда он выдан? В сорок седьмом году, почти де-сять лет прошло. За это время молодой человек в корне меняется. Вот на это я и рассчитываю…
    - Может быть… - Кивнула Рита, кладя паспорт на стол.   
    - Рассчитывать на что-то другое всё равно не приходится. Другого паспор-та у меня нет.
    - И что ты собираешься делать дальше?
    Он посмотрел на неё долгим взглядом. Потом мрачно усмехнулся и де-вушка, смотревшая на него, невольно содрогнулась – глаза у него заледене-ли, налились ненавистью, руки сжались в кулаки:
    - Найду его и … - Продолжать он не стал, но она поняла и без слов. И всё же решила всё узнать до конца.
    - А вообще, как дальше жить собираешься?
    - Как-то над этим не задумывался. Вот разберусь с этим… с этой ситуаци-ей… Неизвестно, каким боком она мне выйдет, - поправился он, - тогда и бу-ду думать. А может и думать не придётся… - Криво усмехнулся он.
    Она задумчиво покачала головой, глаза её невольно остановились на порт-рете Светы:
    - Я могу чем-то помочь тебе? – спросила она, отрывая взгляд от портрета.
    Роман какое-то время смотрел на неё, словно оценивая её слова:
    - Возможно я тебя попрошу об этом. – Осторожно сказал он.
    - В любом случае рассчитывай на меня. – Твёрдо заявила она. – Что бы от меня не потребовалось, я сделаю всё для тебя, что в моих силах.
    - Спасибо, Рита! Я в этом не сомневаюсь…- Он посмотрел на часы – вось-мой час. – Знаешь, я проголодался… Идём, поужинаем?
    - Пойдём! – согласилась девушка. – Я утром только кофе выпила, да бу-терброд съела.
    В ресторане было немноголюдно, желающих сидеть здесь в тёплый день было мало. Они сели за свободный столик, подошедший официант протянул им меню.
    - Что-нибудь выпьешь? – поинтересовался Роман, разглядывая страницы.
    - Я бы с удовольствием выпила холодного шампанского. - Заявила Рита, захлопывая меню. – И съела кусок мяса.
    - Прекрасный выбор. – Кивнул он и щёлкнул пальцами, подзывая офици-анта.
    - У вас холодное шампанское есть? – спросил он молодого парня с про-нырливыми глазами и вислыми усами а-ля Тарас Бульба.
    - Найдём. Есть Массандра… Брют, полусладкое, полусухое…Что пожелает дама? – спросил официант, воровато поглядывая на смуглую ложбинку в смелом вырезе платья Риты.
    - Дама желает «брют». – Ответила девушка.
    - Отдаю должное вашему выбору. Чувствуется вкус знатока. – Почтитель-но произнёс он, продолжая созерцать её выглядывающие прелести.
    Роман усмехнулся скрытному подглядыванию официанта:
    - Принесите нам бутылку «Нарзана», красной икры, два куска мяса с ово-щами, плитку шоколада «Рот Фронт», мороженое даме и два кофе. И, соот-ветственно, шампанское… Всё. – Роман бросил меню на стол.
    - Минутку… - Отошедший официант оглянулся на Риту. – Скажите ваше-му шеф-повару: один кусок мяса не совсем прожаренный…
    - Сделаем… - Нервно шевельнул тот усами.
    - Привыкла, - ответила она на немой вопрос Романа. – Папа в Харбине все-гда так жарил стейки. Да и сейчас на даче не отказался от своего пристра-стия. – Она огляделась вокруг. Чему-то улыбнулась. – Помнишь, где вы си-дели четыре года назад? – спросила она у него.
    Роман покрутил головой:
    - Да вон у той колонны стоял наш столик! А вы сидели правее нас. Как
сейчас помню!
    - Верно! – улыбнулась Рита. – На вас весь зал таращился! Таких молодых, красивых и в орденах. Помню, помню! От баб отбоя не было…
    - Но, как помнится, тогда ваш столик разобрал всех парней! – рассмеялся он.
    - Да уж! Мы постарались!.- тряхнула она головой. – А потом обменялись мнениями, как у кого получилось.
    - Даже так? – у него вытянулось лицо. – Ну, вы даёте…
    - Даём, даём… Но и берём тоже… - Хихикнула она. – А ты что думаешь? Только мужики обмениваются впечатлениями? – она смолкла – официант подкатил тележку к столику. Он расставил тарелки, ловко открыл запотев-шую бутылку и налил шампанского до половины каждого фужера. Пожелал приятного вечера, обмолвившись, что мясо принесёт, как только оно будет приготовлено.
    - Давай за встречу? – предложила Рита, поднимая фужер, где выныривал и вновь опускался вниз положенный ею кусочек шоколада, облепленный пу-зырьками
    - За встречу! – согласился он, соприкасаясь своим фужером с её. Холодное шампанское покалывало горло, пузырьки лопались на языке. Отставив фужер в сторону, он с наслаждением откусил  бутерброд с икрой, что протянула ему Рита.
    - Так на чём мы остановились? – спросил он, откидываясь на спинку стула. – Ты что-то говорила, как женщины обсуждают мужиков.
    - Ну да… - Кивнула Рита. – И думается мне, что у нас всё более откровен-нее и предметнее, чем у вас. Так что нам на язык лучше не попадаться.
     - Значит, ты им тоже поведала, как и что у нас было? – изумлённо спросил он.
    - А чему ты удивляешься? – откровенно засмеялась она. – Мы все вмести работаем в больнице и нам нечего скрывать друг от друга. Знал бы ты, как они мне завидовали! Получилось, что ты, капитан, оказался на голову выше остальных других парней. Нам было, что сравнивать…
     Роман так и застыл с бутылкой над её фужером после таких откровений. Он смущённо хмыкнул, явно польщённый этим. Она же откровенно потеша-лась над ним… Когда же он налил шампанского, она не долго думала:
    - Знаешь, я не буду предлагать тост за то, что ты всё перенёс и не сломал-ся. За это нужно пить что-нибудь покрепче и побольше.Мы это сделаем в другой раз. А сейчас я предлагаю выпить за твою непосредственность, что до сих пор живёт в тебе… И это так мне нравится…  - Рита улыбнулась и шеп-нула: - Особенно в постели…Таким вот и оставайся.
   - Что я остался прежним, то это вряд ли… - Усмехнулся он.- Как-никак че-тыре года минуло. От прежнего капитана Ястребова вряд ли что-то осталось. Так-то вот, Рита-Маргарита!
    - Как я поняла из твоего рассказа, то у тебя особо не было возможности
раскрыться. Супружеские отношения одно, а случайные встречи совершенно другое. Там можно себе позволить то, что не могут муж и жена. Поверь мне…
    - Верю, верю… Похоже, что в этих делах ты просто профессор. – Согла-сился он.
    … Допив кофе, Рита дождалась, когда он рассчитается с официантом и, встав, как бы ненароком спросила:
    - Надеюсь, ты меня проводишь?
    - А ты сомневаешься в этом?
    - Да нет… Просто спросила из-за приличия… - Рассмеялась девушка.
    И уже когда они ехали в машине, он, глядя по сторонам, спросил:
    - Послушай, а куда это мы едем?
    - Ко мне, куда же ещё…
    - Разве не к родителям?
    - Да нет же… Я живу в другом районе. – Она усмехнулась. – За эти четыре года многое чего и у меня изменилось. Даже замуж исхитрилась сбегать.
    - А что случилось? Почему сейчас одна?
    - Застукала муженька с вдовой генерала. Он к ней ушёл после развода, а квартиру оставил мне.
    - Мои соболезнования…
    - Да перестань… Я была просто рада. – Рита усмехнулась. – Не тот мужик оказался.
    - В смысле?
    - Тряпка, безвольный человек… Да и как мужчина не на уровне. – Откро-венно призналась она. Всмотрелась в улицу и сказала таксисту: - Вот здесь, пожалуйста,  за пятиэтажку налево. - Машина, взвизгнув тормозами, резко свернула.
    - Дамочка, дальше тупик… - Заметил шофёр. - Там строительство, дорога перекрыта.
    - Вот у забора и остановите. Мы там выйдем.
    - Как скажите… - Кивнул таксист, сворачивая теперь направо. И действи-тельно, дорога впереди уткнулась в деревянный забор. Машина останови-лась, щёлкнул таксометр:
    - С вас пять шестьдесят. -  Сказал таксист.
    Роман сунул ему десятку:
    - Возьмите! Сдачи не нужно.
    - Благодарствую! Побольше бы таких клиентов… - Бормотнул обрадовано таксист.
    - Всего доброго… - Роман вылез из такси и подал руку Рите. Машина под-мигнула зелёным огоньком. И исчезла за поворотом.
    - Вот в этом дворце мои хоромы! – кивнула она в сторону трёхэтажного дома, стоящего на  пригорке,  к торцу  которого от дороги тянулся забор. Вы-сокие тополя у дома тянулись верхушками в небо.
    - Что это здесь строят? – поинтересовался Роман.
    - Говорят какое-то административное здание. Наконец-то сваи забили. А то с утра до ночи бух-бух, бух-бух… Утром придёшь с дежурства – уснуть про-сто было невозможно.
    Они поднялись к дому, прошли мимо детской площадки с песочницами, покосившими грибками, качелями и Рита открыла дверь в крайний подъезд, увлекая за собой Романа. Двухкомнатная квартира, с небольшой кухней, со-вмещённым туалетом. Окна выходили на заросший бурьяном пустырь. За пустырём тянулся высокий забор из каменных плит с колючей проволокой поверху,  и сторожевыми вышками по углам.
    Роман смотрел на эти вышки, колючку на заборе и у него внезапно похо-лодело внутри, сердце сжало тисками, словно он опять оказался в том про-клятом месте, где человека превращают в ничто, в лагерную пыль, как любил повторять майор Грибов. Ноги у него вдруг ослабели и он невольно опустил-ся на стул.
    Хлопотавшая  по квартире Рита, убирая и запихивая в шкаф разбросанные тут и там вещи, увидев побледневшее его лицо, подошла к нему:
    - Что? Что случилось? – тревожно спросила она.
    - Там… там… что это? – спросил он, тыча пальцем в окно.
    - Где? – не поняла она, поворачиваясь к окну. – Ты про забор? – он молча кивнул.
    - Так это какие-то воинские склады. – Сказала она и тут же охнула, поняв, что он сейчас почувствовал, увидев атрибуты охраняемого объекта.
    - Господи… Милый ты мой…успокойся… Там всего-навсего охраняемые склады. – Она прижала его голову к своей упругой груди и он приник к ней, словно ребёнок, ищущий защиту от опасности. Гибко изогнувшись, она за-прокинула ему голову и стала покрывать его лицо поцелуями, потом нашла губы и нежно прильнула к ним своими горячими и упругими губами. И хотя прошло четыре года, его тело вспомнило те ощущения, что испытало в её объятиях. Руки его стали требовательными и нетерпеливыми, он поднялся со стула и Рита женской проницательностью поняла, что вот сейчас нужно сде-лать то, что заставит забыть его тот кошмар, через который он прошёл и ко-торый вновь проявился у него сейчас при виде этой картины за окном.
    - Идём, милый… - Она взяла его за руку и повела в другую комнату, где стояла кровать. Глядя на него потемневшими глазами, она стала расстёгивать ему рубашку. Секунды… и сбросив с себя платье, она увлекла его на кро-вать…
    Потом они лежали расслаблено и молчали, потрясённые тем неистовством, с которым они любили друг друга. Она обхватила его руками и прижалась горячим телом к нему, слабая улыбка бродила по её лицу.
    Ночь прошла в полуобморочном состоянии. Они проваливались в сон, чтобы потом очнувшись и ощутив прилив сил, вновь познать друг друга в
вихре страсти и дикого наслаждения. Продолжалось это до утра, пока тяжё-
лый мёртвый сон окончательно не свалил их.
    Открыв глаза, он уставился в потолок, совершенно не понимая, где это он находится. Повернул голову и замер… Закинув одну руку за голову, смуглая обнажённая женщина неподвижно лежала на спине. Тихо поднимались и опускались белые грушевидные груди, пульсировала голубая жилка на стройной шее, голубые тени залегли под глазами.
    Он долго лежал не шелохнувшись, любуясь ею. Потом осторожно прикос-нулся губами к её груди, тронул языком символ страсти и нежности. Дрожь пробежала волной по её коже, он поднял голову и увидел устремлённый на него затуманенный взгляд.  Она глубоко вздохнула, убрала руку из-за головы и положила ему на плечо.
    - Как ты, мой капитан?.. – улыбнулась она и рука её  потянула его к себе.
    - Пока живой, как видишь…  - Повинуясь, он развернулся к ней всем те-лом, прильнул губами к пульсирующей жилки на шее.
    - Ах… - Всхлипнула она, обхватила его руками за спину, насколько это было возможно, и вздрагивая телом, простонала:
    - Иди ко мне, милый…
    Он, теряя голову, весь во власти вновь проявившегося неистового желания, стиснув зубы, требовательно прижал к себе податливое упругое тело…
    Освежившись под душем, они сидели в маленькой кухне. На плитке сипел никелированный чайник, выпуская тонкую струйку пара из носика. Рита на-мазала ломоть хлеба толстым слоем масла, щедро посыпала сверху сахарным песком, пододвинула открытую банку с крабами.
    - Прости, что кормлю тебя так. Знаешь, просто лень готовить для себя од-ной.
    Он улыбнулся: - Перестань… Что может быть лучше после страстной ночи съесть бутерброд, где масла больше, чем хлеба.
    - Обожди… - Рита вспорхнула с табурета, открыла дверцу шкафчика и достала два яйца. – Вот выпей… - Она лукаво улыбнулась - Говорю, как ме-дицинский работник – очень даже способствует для восстановления мужской силы. Как и крабы…
    - Ну, если это рекомендует медицинский работник, то я подчиняюсь… - Он стукнул по яйцу ложечкой, снял сверху кожуру, посыпал соли и выпил. За ним последовало второе… Потом он расправился с крабами и бутербро-дом.
    Подперев рукой голову, она с ласковой улыбкой смотрела на него, на его мускулистый торс, извивы сильных мышц на руках.  Он выпил большую чашку кофе, и расслабленно прислонился спиной к стене.
    - Как это здорово, чувствовать себя живым, особенно, когда ты любишь женщину. – Он вдруг замер, весь превратившись в слух.
    - Что? – Рита обеспокоено наблюдала за ним – сейчас он был похож на охотника, услышавшего приближения добычи. – Что случилось? – с тревогой
спросила она, прислушиваясь в свою очередь. Ничего не услышав, она пожа-
ла плечами.
    - Тихо… - Шепнул он, тревожено глядя на неё. – Я слушаю…. как восста-навливаются мои силы после этой чудесной ночи…
    - Противный! – засмеявшись, она вскочила с табурета и попыталась шлёп-нуть его по руке. Он перехватил её, притянул и посадил к себе на колени. Ласково потёрся носом о обнажившееся плечико, рука скользнула под хала-тик и пальцы обхватили упругий холмик груди. Девушка застонала:
    - Что ты со мной делаешь… - Она положила голову ему на плечо, закрыла глаза, между приоткрытых губ блестела полоска зубов… Вся во власти лю-бовного томления, она была сейчас похожа на обессилившую и изнемогаю-щую от жажды птичку. Роман подхватил её на руки, отнёс в комнату и, со-рвав с неё халатик, бережно положил обнажённую на смятые простыни кро-вати. Рита открыла затуманенные глаза, призывно протянула руки:
    - Иди ко мне… Я изнемогаю от любви…
    Чувствуя, как всё сильнее стучит сердце, и весь он во власти древнего, из-вечного как мир, всесокрушающего желания, Роман сбросил окрученное во-круг бёдер полотенце и опустился на вздрагивающее смуглое тело женщи-ны….
     -  Ну и неутомимый же ты, боец… - Простонала она, когда они, раски-нувшись на кровати, лежали, хватая воздух пересохшими губами. – С тех пор ты стал ещё сильнее… Я вся растворяюсь в тебе, когда ты меня любишь…
    - Ты просто колдунья… Похоже, что ты меня чем-то опоила … - Прошеп-тал он, закрывая глаза….
    …- Боже мой! – воскликнула Рита, теребя его. – Я совсем сошла с ума с тобой…
    - Что? Что произошло? – он сел в кровати, недоуменно глядя на неё сон-ными глазами. Ему показалось, они заснули только что…
    - Через три часа мне на ночное дежурство, а я всё ещё лежу с голым муж-чиной в постели. Как я буду работать? Боже мой… Ни рукой… ни ногой… - Стонала она, смеясь. – До чего ты меня довёл, дурочку…
    - Хватит уже тебе… - Бормотал он, всё ещё находясь в сонном дурмане… - Иди ко мне..
    - Нет…нет… - Она отчаянно замотала головой. – Ты хочешь, чтобы меня из больницы выгнали? Всё-ё-ё… - Она неохотно отвела его руку. – Мне ещё себя нужно в порядок привести.
    Рита сползла с кровати и, пошатнувшись, чуть не свалилась на пол:
    - Видишь, что ты со мной сделал? – хихикнула она, еле удержавшись на ногах,. – Ничего… Сейчас под холодный душ… Потом кофе…   И я снова на коне…
    - То есть на мне? – скаламбурил он, окончательно просыпаясь.
    - Господи! Вы только посмотрите на него! – засмеялась она,  двигаясь по странной извилистой траектории к ванной комнате. – У него одно на уме…
    - Ну да… - Поддакнул он. – Был у меня знакомый рецидивист. Так он од-нажды так сказал: «мне бы сейчас кофе с булочкой, да в койку с дурочкой!»
    - Это точно обо мне… - Вновь хихикнула она, открывая дверь ванной. – Только вам, сударь, сейчас этот номер не пройдёт. И вообще… Поднимайся-ка из кроватки! – скомандовала она и скрылась в ванной..
    Еле соображая, он привёл себя в порядок. А когда Рита вышла посвежев-шая из душа, он уже вскипятил чайник и сделал бутерброды.
    - Какой ты милый! – она поцеловала его в щёку.
    - Может, мне сегодня остаться у тебя? – осторожно спросил он, наливая ей кофе. – Ты завтра возвращаешься, а я тебя встречу.
    - Пожалей меня, милый… - Простонала она. – Это уже перебор.
    Он посмотрел на неё… Даже после всех ночных и дневных страстей внеш-не она выглядела свежей, только вот лёгкие тени под глазами, да усталый взгляд свидетельствовали о пережитых ею неудержимых и всепоглощающих любовных сватках.
    - Если завтра живой вернусь после дежурства, то целый день буду отсы-паться. Боже, как я мечтаю об этом… - Жалобно проронила Рита.
    - Тогда мне приехать к тебе завтра вечером?
    - Приезжай… - Кивнула она. – Только попозже…
    Он заулыбался, но тут улыбку стёрло с его лица:
    - Сегодня какой день?
    - Так суббота… А что такое?
    Он разочарованно вздохнул:
    - Совсем из головы вылетело… У меня же завтра вечером назначена встре-ча.
    - Надеюсь, не с женщиной? - прищурилась она. – Смотри, милый, с медич-ками не шути.
    - А то что? – ухмыльнулся он.
    - Опасное это занятие – шутить с нами. Несколько лет назад здесь одна ис-тория такого шуму наделала! В мединституте студент крутил амуры с не-сколькими девицами, тоже студентками. То с одной ночь проведёт, то с дру-гой… Они прознали про это и при встрече  с ним  очередная подруга под-поила его снотворным. Собрались все жертвы молодого жеребчика и по всем правилам хирургии отхватили ему яички
    Роман вытаращил глаза:
    - Ничего себе… Что? В самом деле?
    - Представь… Всех четверых студенток, что участвовали при операции, посадили. Каждой по пять лет дали. Групповуха при отягчающих обстоя-тельствах… Так-то вот…
    - Ну и ну… - Он почесал затылок. – Одно утешает – мне это не грозит. У меня деловая встреча с одним типом.
   Рита встревожено посмотрела на него:
    - Это не опасно?
    - Да не думаю… На вид он патологический трус.
    - Будь поосторожнее, милый. В этом городе полно всякой мрази.
    - Не волнуйся, я всегда осторожен. А эта встреча мне необходима, как воз-дух…
    - Я тебя предупредила.  А там, как знаешь…
     Рита встала, крутанулась перед ним:
    - Как я выгляжу?
    - Неотразима… Как Венера Милосская, только одетая…
    Она покраснела от удовольствия:
    - Спасибо, милый, за комплимент… А теперь идём, времени почти не ос-талось…
    - Тогда до понедельника?
    Рита кивнула: - Давай встретимся в двенадцать на набережной?
    - А может зайдёшь ко мне сначала?
    Девушка помотала у него перед носом пальцем:
    - Ага! Чтобы из номера не выходить, пока коридорная не попросит? Нет уж… - Посмотрев на огорчённое лицо Романа, улыбнулась:
    - Сходим на пляж, покупаемся… А оттуда – ко мне.
    - Нет. Сначала пообедаем, накупим еды – у тебя шаром покати, и тогда к тебе.
    - Хорошо, хорошо… - Она чмокнула его в щёку. – Идём уже…
    …В номере гостиницы он сразу же принял душ, рухнул на кровать и как провалился, едва голова коснулась подушки.
 

                ГЛАВА   64
    Зубной техник лениво шёл по оживлённому крытому рынку, разглядывая разнообразный товар, лежащий на продовольственных рядах. Можно было купить всё что угодно, лишь бы деньги были. Молоко и простокваша, сливки и сметана, масло и сыры, соседствовали с всевозможными колбасами, окоро-ками, ветчиной и солёным салом. У стены павильона тянулись мясные ряды. Говядина и свинина разных сортов, баранина, ливер, тут же лежали говяжьи и свиные ноги, подслеповато смотрели на окружающий мир свиные и говя-жьи головы. На отдельных прилавках громоздились тушки кур, в коробках отсвечивали пирамидки куриных яиц. Длинные оцинкованные столы у тор-цевой стены заполняла рыба. Копчёная и вяленая, красная и белорыбица, ик-ра – чёрная и лососёвая, иваси и тихоокеанская селёдка в банках, солёная сельдь в бочках на развес, свежие карпы и сазаны, нельма и таймень, и всякая другая сорная рыба. Но всех затеняли разноцветьем овощные и фруктовые ряды. Если среди продавцов овощей тон задавали корейцы, то за грудами фруктов топтались смуглые мужики в тюбетейках из Средней Азии и гор-танно зазывали покупателей усатые вислоносые молодцы в кепках-аэродромах с Кавказа.   
    В павильоне стоял тот шум, что характерен для таких оживлённых мест, тем более, что был выходной лень и народ старался закупиться для следую-щей недели Леонид остановился у прилавка с ранней черешней, взял одну ягоду, поинтересовался ценой. Продавец оценивающе глянул на него, назвал сумму, от которой у техника чуть не выпали и без того выпуклые глаза. Он положил ягоду на прилавок и пошёл по проходу дальше, обшаривая взглядом продавцов. Не обнаружив знакомого лица, он подошёл к прилавку, где стоял молодой парень с едва пробивающимися усишками, но в примечательной кепке. Техник взял в руку краснобокое яблоко, покрутил в руке. Незаметно огляделся и не увидев ничего подозрительного, обратился к парню:
    - Привет, Джабар! Где Муса?
    - Здраствуй, дарагой! – кивнул парень – Зачем он тебе?
    - Срочное дело…
    Тот что-то гортанно сказал соседу и, кивнув технику, шустро нырнул под прилавок. Через дверцу оказался в проходе и Леонид пошёл за ним. За торго-выми рядами в стене павильона оказалась дверь, ведущая в складские поме-щения. Парень, лавируя между нагромождением ящиков, бочек и мешков провёл техника в дальний угол склада, где за обычным столом сидели два кавказца и пили чай из изогнутых стаканов.
    Парень подошёл к одному из них, нагнулся и что-то сказал. Тот повернул-ся и, увидев стоящего Леонида, приглашающее махнул рукой. Техник подо-шёл к столу и сел на свободный стул, приведший его малец уже испарился.
    Кавказец дружелюбно оскалил белые зубы под пышными усами, спросил:
    - Чай будешь, дарагой? – и когда тот отрицательно мотнул головой, он не-одобрительно произнёс: - Зря отказываешься… - И торжественно поднял указательный палец: - Чай из самой Индии.
    - Некогда мне чаи гонять. У меня к тебе срочное дело, Муса.  – И повёл взглядом в сторону второго, сидевшего в мохнатой бараньей шапке и невоз-мутимо потягивающего чай.
    - Можешь говорить при нём, Леонид. Это наш человек.
     Ингуш Муса был тем звеном в цепочке, через которого зубной техник сплавлял золото, неважно какое: готовые изделия, приносимые ему ворами или самородное, похищенное с золотых приисков. 
    - Хорошо. Так вот, Муса. Сегодня вечером после десяти часов от меня выйдет человек, в карманах которого будет семь косых. Его на перо, деньги заберёшь. Половину  возьмёшь себе, другая половина моя. Идёт? 
    - Чей человек7 Откуда? – шевельнул тот усами.
    - Со стороны… Сказал, что пришёл за долгом одному авторитету, что ча-лится у «хозяина» в одном из Дальлагов. Да, должен я был одному за рыжьё, но год назад тот умер от чахотки. А этот, похоже, знал про долг и решил сру-бить мазуты по лёгкому. Видно, недавно откинулся и сразу ко мне. И фуфло мне впаривает, что тот передаёт привет и требует отдать долг. – Врал напро-палую техник, зная, что проверить это фуфло, которое он впаривал Мусе, не-возможно. И про его жадность тоже хорошо знал, а посему был уверен в сво-их расчётах
   - Говоришь, семь косых? – Муса  колебался… С одной стороны половина такой суммы солидный куш за непыльную работу – завалить какого-то при-шлого. С другой  - кто его знает, что за пришлый, кто за ним стоит и не вый-дет ли это боком потом ему, Мусе? Но техник был прав, Муса просто не мог отказаться от этих денег..
    - Харашо, дарагой… - Кивнул ингуш. – Ты сказал, что он придёт к тебе. Так может, его у тебя и завалить?
    У техника челюсть отвалилась от такого предложения:
    - Ты чего, Муса, совсем охренел? – взвизгнул было он. И смолк, встретив его смеющийся взгляд.
    - Я пошутил, дарагой!
    - Ну и шутки у тебя… - Недовольно буркнул техник.
    - А как мы будем его ловить? Куда он от тебя пойдёт? – уставился на него Мусса.
    - У него ко мне и от меня одна дорога. Через переулок, мимо этого базара и к остановке. Вот в переулке будет самое то. Вечером там никто не ходит.
    - В переулке, гаваришь? – почесал гладко выбритый подбородок Муса. – Харашо. Потом схожу, посмотрю.
    - Вот и лады… - Техник поднялся со стула. – Да, чуть не забыл. На неделе обещали золотишка принести. Так что готовь мазуту, Муса.
    То, что золото принесёт сегодня этот пришлый мужик, техник не стал ему говорить. Не к чему этому головорезу знать все тонкости по сделке. Так безопасней будет.
    - Много? – у ингуша заблестели глаза.
    - Сказали, что не меньше килограмма будет. Одним куском…
    - О-о-о! Якши, кунак! – расплылся в улыбке Муса. – Аллах акбар! Омин! – провёл он ладонями по лицу. То же самое проделал второй, отставив стакан в сторону.
    - Ну, я пошёл. Как только принесут – сообщу…Тогда и отдашь мою поло-вину…
    …Роман проспал до обеда. Проснувшись, повалялся расслаблено в крова-ти, вспоминая  прошлую ночь. Страстность Риты, с которой она любила его, приятно изумляла. Что ни говори, но если женщина получает при этом не меньше, чем отдаёт, то и мужчина чувствует себя эдаким Гераклом, что ли… Он усмехнулся за эту свою самооценку, назвав себя зазнавшимся хвастуниш-кой. Просто у нас с ней сложилась эдакая гармония, когда оба отдают себя другому полностью и без остатка. Это как слаженная игра в оркестре, когда каждый инструмент исполняет свою партию в такт другим. И в процессе по-лучается та изумительная мелодия, что сладостно и волнующе звучит в душе. И не только в душе, усмехнулся он. Рита была та женщина, в постели с кото-рой забываешь обо всём. Что и говорить,  редкостное сочетание обаяния, страстности и красоты. Этакая гремучая смесь, которая  любого мужика  мо-жет подтолкнуть на что угодно. Только вот такие женщины, подумалось ему, мало пригодны для совместной жизни. Случись что, будь какие-то проблемы, например, частые продолжительные отлучки из дома, вызванные работой, женщина с горячей кровью, долго томиться  без любви не сможет. И в ко-нечном итоге получится как в том анекдоте: приезжает лётчик домой после длительных учений, звонит в дверь – тишина. На звонки никакого ответа, стал стучать – бесполезно. На шум выглянула старушка из соседней кварти-ры с риторическим вопросом: «что, не открывают? А ты сынок, рогами, ро-гами!..». Он невесело усмехнулся, похоже, Рита из такой породы – женщина для мужской услады, на серьёзные длительные отношения они не способны. Ибо такую красивую страстную женщину всегда окружают соблазны: посто-янное внимание других мужчин,  льстивые комплименты, на которые они клюют, как на привлекательную наживку; ухаживания, подношение цветов, подарков, приглашения в театр, ресторан. Какая женщина может остаться равнодушной к таким знакам внимания? Да и физиология своего требует, как ни крути…А дальше пошли обиды, ревность, ссоры…Ибо скрыть пристра-стия на стороне практически невозможно.  И вот вам, пожалуйста, трещит фундамент семейного благополучия по всем швам, с печальным исходом…   Другое дело, например, Варя… Простая, наивная девушка из тайги, лесная нимфа. Воспитанная в строгих религиозных канонах старообрядческой веры, чуждая страстям и соблазнам современного мира, она была той женщиной с которой можно связать свою жизнь навсегда. И её любовь, бесхитростная и открытая, но и не менее страстная, как он понял тогда, на сеновале, принесёт мужчине не меньшую радость, но и человеческое спокойствие. А это дорого-го стоит…
    Впрочем, чего это он ударился в такие дебри взаимоотношений между женщинами и мужчинами, спрашивается? Тебе, дружок, сейчас не об этом думать надо, а о том, как выйти на след этой твари и исполнить свой муж-ской долг. А не выбирать для себя будущую спутницу жизни. Может полу-чится так, что не будет в этом никакой необходимости. Ибо нельзя оставлять без внимания степень опасности того, что он должен сделать, учитывая тот факт, что эта мразь работает не где-нибудь, а в КГБ. Вот об этом и нужно думать...
    До поездки к технику времени было ещё достаточно. Он сходил в кафе, пообедал основательно, заказав окрошку и бифштекс с яйцом, запил компо-том. В холле гостиницы, в газетном киоске накупил газет и журналов. В но-мере сел к окну и с удовольствием погрузился в мир новостей,  фактов, ин-формации  в стране  и в  мире.  Отвлёк его раздавшийся раскатистый гром. Роман оторвался от газеты – рыхлая чёрная туча, стремительно наползавшая на город, покрывалом закрыла солнце. Поднявшийся ветер погнал по улице пыль, теребя и раскачивая ветви деревьев. Сразу же потемнело, ветвистая светло-оранжевая молния зигзагом перечеркнула тучу, вверху громыхнуло с оглушительным треском. Тяжёлые редкие капли застучали по внешнему по-доконнику, пятнами расползаясь по оконному стеклу. Становясь всё плотнее, струи дождя стегали по крышам домов, асфальту улиц, сбивая пух с цвету-щих тополей. Растущие на глазах лужицы покрылись рябью от секущих струй, на воде вздувались и лопались пузыри.
     Летние грозы проходят быстро. Вот и на этот раз, погромыхав над горо-дом, освежив дома, улицы и площади, помыв запылённые деревья скверов и улиц, туча, приглушённо ворча, стала уползать за реку. Снова выглянуло скатывающееся к горизонту солнце, лаская ослабевшими лучами дома, влаж-ный асфальт, деревья, роняющие на землю дождевые капли с листвы. Везде-сущие воробьи, покинув свои убежища, весело чирикая, плескались в тёплых лужицах. На город вновь опустилось спокойствие, временно нарушенное грозой.
    Роман открыл оконную раму –  дневная духота сменилась долгожданной прохладой, в номер хлынула свежесть. Прикинув, что вряд ли уместно будет ехать вечером в светлом костюме, он накинул свою куртку, сунул в карман самородок и спустился вниз.
    К дому техника он подошёл чуть раньше десяти часов. По-видимому, хо-зяин уже его ожидал, потому что стоило ему подойти к дому, как одновре-менно из конуры со злобным рыком выскочил барбос и открылась входная дверь, из которой появился техник. Цыкнув на пса, он подскочил  к калитке и услужливо открыл её.
    - Проходи, проходи… Жду уже … - Проблеял Леонид, суетясь.
    - Да я, вроде, не опоздал. - Заметил Роман, проходя знакомым путём в дом. Техник, забежав вперёд, пригласил его в знакомую комнату. Видимо, в са-мом деле ожидал его, потому что аптекарские весы уже стояли на столе.
    - Присаживайся  на стул, - любезно заявил он. Роман сел, вытащил саморо-док из кармана и подал ему. Увидев такой солидный кусок золота, Леонид, выпучив глаза, жадно схватил его дрожащей рукой.
    - О-о-о! Каков милашка… - Благоговейно просюсюкал он и, дыхнув на са-мородок, потёр его замшевой тряпкой. Благородный металл матово засветил-ся жёлтым в свете включённого абажура и Леонид восхищённо зацокал язы-ком. Положив его на тарелку весов, на другую установил полукилограммо-вую гирьку – весы даже не шелохнулись. Техник шевельнул носом, добавил такую же вторую. Чашка с золотом оторвалась и пошла кверху, но на среди-не подъёма затормозилась. Лицо техника от волнения пошло красными пят-нами, в замешательстве он схватил тряпку и вытер внезапно вспотевший лоб. Потом слегка надавил пальцем на чашку с гирьками, подав её вниз. Убрал палец – весы вернулись на прежний уровень.
    - Однако…  - Прошептал он и посмотрел на Романа. – В нём больше кило-грамма…
    Поколдовал с гирьками и носики весов наконец-то выровнялись:
    - Килограмм сто восемнадцать грамм. Значит восемь грамм списываем на
примеси, итого получаем кило и сто десять грамм. Согласен?
    Роман пожал плечами:
    - Вполне… Давай рассчитывайся, да я пойду. Время позднее, с такими деньгами шарахаться по вашим закоулкам не в кайф.
    - Да-да! – засуетился тот, доставая пачку денег из деревянной резной шка-тулки. Зашелестел кредитками, пересчитал вторично и протянул их Роману.
    - Вот твои деньги. Здесь пять кусков пятьсот пятьдесят рублей.
    Не беря деньги, Роман хмыкнул:
    - Что-то я не понял, Леонид! Мы же с тобой договаривались по семь руб-лей за грамм. Ты что мне тут впариваешь? – прищурился он, приподнимаясь со стула.
    - А-а-а… - Замахал тот руками. – Извини, извини… С твоим самородком у меня голова пошла кругом, всё перепутал. Всё верно, грамм по семь рубли-ков. – Он вновь зашелестел бумажками. – Вот теперь всё как в аптеке! – хи-хикнул он, протягивая деньги и избегая смотреть ему в глаза. – Семь кусков, семьсот семьдесят рублей. Немного не хватает купить за такие деньги «По-беду».
    - Это другое дело. – Сказал Роман, пересчитав и спрятав деньги во внут-ренний карман куртки. – Совет на будущее: с деловыми людьми так больше не шути. Могут не понять и сразу на перо посадить. – Припугнул он техника, вспомнив свой лагерный «университет».
    - Понял, понял… - Проблеял как бы напуганный Леонид. «Поучи…поучи.. Только твоё перо уже тебя ждёт…», - тут же злобно подумал он, вспомнив Мусу.
    - Ладно, прощай! – кивнул ему Роман. – Вряд ли когда-то ещё встретим-ся…
    «Это ты верно сказал - больше не встретимся. Тебя сейчас Мусса поджида-ет…». Техник проводил его до калитки. запер её наглухо и поспешил в дом. Полюбовался самородком, положил в шкатулку. Мелькнула в голове, что его денежки уже в руках Муссы, а этот хмырь, что взялся его поучать, лежит, не-бось, бездыханный у забора в переулке.
    …Теперь можно не задумываться о деньгах, вспомнил он с благодарно-стью Евсея. Что бы он делал, если не эти самородки, об этом теперь голова не болела. Пройдя полсотни метров по пустынной в такое время улице, он свернул в переулок,  ведущий к рынку. За крышами домов ещё светилась уз-кая полоска вечерней зари, а здесь сумерки окутывали серым покрывалом за-боры, утоптанную и влажную после прошедшего дождя дорожку с мелкими лужицами. Он перешагнул через очередную лужу и поскользнулся, но сумел сохранить равновесие. Чертыхнувшись, вытер подошвы о траву и увидел, как впереди, в нескольких метрах от него, из пролома в заборе появились две фи-гуры. Ещё не догадываясь о их намерениях, он настороженно вгляделся в очертания.
     - Эй, дарагой! Закурить есть? – явно выраженный акцент не оставил сом-
нения, что это не местный народ, а представители далёкого юга. Да и голов-ные уборы напоминали об усатых джигитах, торгующих на рынках россий-ских городов.
    - Не курю… - Буркнул Роман, удивлённый нелепостью ситуации. Два кав-казца просят закурить у одинокого прохожего в пустынном месте. Спраши-вается, что они тут делали в такой поздний час? Напрашивалась мысль о преднамеренном появлении их здесь и сейчас. Явно, они кого-то поджидали. Возможно, даже его…
    - Нехарашо, грубо отвечаешь, дарагой! – проронил тот же голос и облада-тель, мягко ступая, стал приближаться к нему, в его опущенной руке сверк-нуло жало ножа.
    - Курыть у тебя нет, тогда давай сюда деньги! – прорычал он. Второй, прижимаясь к противоположному забору, стал обходить его с левой стороны.
    Роман, не задумываясь, прыгнул к первому, осознав, что этот сейчас наи-более опасен. Тот, явно не ожидая от жертвы такой прыти, инстинктивно вы-бросил навстречу ему руку с клинком. Блокируя выпад, Роман резко ударил напружиненной левой рукой по его локтю, а справа обрушил кулак на пере-носицу нападавшего. Что-то мерзко хрустнуло, и обладатель кепки-аэродрома и усов, хрипло вскрикнув, рухнул на землю. Роман, помня о вто-ром, резко повернулся… Тот, оскалившись, перебрасывая нож из одной руки в другую, кошачьим шагом двинулся ему навстречу. Что-то гортанно крик-нув, он вдруг взмахнул рукой и Роман едва сумел увернутся в последний мо-мент от сверкнувшего ножа. Сделал шаг назад, увернулся от второго замаха. А когда тот, хищно блестя зубами, занёс руку с ножом, он шагнул вперёд и перехватил левой рукой запястье убийцы. Сжимая его руку с ножом, как в тисках, он резко присел и с силой нанёс удар кулаком ему  в пах.
    - О-у-у! – вырвалось у того из горла, глаза едва не выскочили наружу. От дикой боли он сжался и, воя, в свою очередь присел на корточки, рукой при-жимая низ живота. Хлёсткий удар снизу в челюсть опрокинул его на землю. Роман поднял выпавший нож и, посмотрев на  скулящего  владельца,  заки-нул  его подальше  за  забор. Туда же отправил он и клинок первого. Тот мол-ча  продолжал лежать на дорожке бесформенным  кулем. И пульса  у него не прослушивалось, констатировал он.. «Чёрт… Похоже не рассчитал удар. – Роман недовольно поморщился. – Впрочем, что это я? Никак, расстроен? Не ты, а они на тебя напали. Они хотели тебя убить. Вот и получили…». Он по-вернулся и пошёл в сторону рынка, к автобусной остановке. 
    …- Послушай… А тот, из-за которого всё началось… - Рита даже переста-ла теребить его за прядки волос на груди. – Он что, здесь находится?
    - Здесь… Работает в краевом управлении КГБ. – Нехотя проронил он.
    - Как его фамилия?
    - Тебе-то зачем? – повернул он к ней голову.
    - Да есть тут один прилипала оттуда. Надоел уже… Встретил после дежур-ства у больницы с букетом. Еле отвязалась от него. Всё пытается к себе за
тащить. Ясно для чего…
    Роман усмехнулся:
    - Не понравился, что ли?
    - Не мой тип мужчины… Какой-то он никакой…
    - Как это?
    - Лицо рыбье…. И глаза подстать – блеклые…
    Роман насторожился:
    - Не замечала какую-нибудь за ним странность? Или привычку?
    Рита задумалась, потом пожала плечами:
    - Да что-то не припоминаю… Мы с ним и встречались-то несколько раз.
    - А он так не делает? – Роман дёрнул себя за мочку уха.
    Девушка удивлённо посмотрела на него:
    - Как-то было… Обожди… обожди… Уж не хочешь ли ты сказать, что…
    Он приподнялся и спиной опёрся о спинку кровати:   
     - А фамилия у него случайно не Дроздов? Звать Виктор?
    - Фамилию его не знаю, а звать Виктор… - Она побледнела, широко рас-крыла глаза. – Ты думаешь, что это он?
    - Многое сходится…  - Процедил он. – Это вряд ли случайность…
    - И что теперь? – испугано посмотрела на него Рита.
    - Надо бы удостоверится, что это точно Дроздов.
    - Но как это сделать?
    - Он не говорил тебе где живёт?
    - Как-то обмолвился, что у него есть комната в семейном общежитии.
    Роман задумался. Рита смотрела на прорезавшуюся морщинку на его лбу, твёрдо сжатые губы, суровые глаза, устремлённые куда-то вдаль и понимала, что совсем не знает этого мужчину. Столько уже пережившего за несколько лет, потерявшего самых близких людей и носившего в себе только одно же-лание – отомстить за всё.
    Она робко протянула руку и погладила его по плечу:
    - Я готова тебе помочь, милый. Что нужно делать?
    Он оторвался от своих дум и пристально посмотрел на неё:
    - Если бы знать номер его телефона…
    Рита захлопала глазами:
    - Знаешь … Он мне как-то называл его.
    - Так что ж ты молчишь! – он схватил её за руку и с силой тряхнул.
    - Я тогда не подумала как-то, что это будет важно для меня! И не запомни-ла…– Виновато пролепетала она. – Помню только последние цифры были 25.
    - Это важно, Рита! Чертовски важно! – глаза его потеплели, морщинки раз-гладились. -Теперь мне ясно, что нужно делать. Ты по-прежнему готова мне помочь?
   - Да, милый! – она была счастлива увидеть его снова весёлым.
    Он  широко улыбнулся, ласково посмотрел на неё:
    - Ты очень добрая… Знаешь, давай сейчас выкинем всё из головы. И поду-
маем об этом завтра. А сейчас иди ко мне… - Он положил руку на её обна-жённое бедро и требовательно потянул к себе. Девушка послушно пододви-нулась к нему и с радостным вздохом прильнула головой к его груди …
    …Роман нагнулся к окошку киоска Горсправки:
    Сидевшая внутри женщина вопросительно посмотрела на него.
    - Мне нужен номер телефона приёмной КГБ. – Заявил он. Сотрудница с интересом взглянула на молодого мужчину в шляпе, припомнив, что этот номер у неё спрашивали последний раз с полгода назад. Видимо, мало нахо-дилось желающих общаться с такой организацией, одно название которой внушало трепет у рядового обывателя.    
    …- Говори так, как мы с тобой договаривались. Ничего лишнего… Поня-ла? – Роман снял трубку с телефона в будке и протянул Рите.
    - Да, мой капитан! – улыбнулась ему девушка и принялась накручивать диск. В трубке послышались звонки вызова, потом они прекратились и муж-ской голос сухо произнёс:
    - Приёмная управления КГБ. Я вас слушаю…
    - Добрый день! Мне нужно срочно связаться с майором Дроздовым. Как это можно сделать?
    Какое-то время в трубке стояла тишина, видимо дежурный офицер перева-ривал услышанную информацию. На немой вопрос Романа она пожала пле-чами. Потом не выдержала и протянула нетерпеливо:
    - Алло! Я вас не слышу!
    - Кто вы? И зачем вам нужен майор Дроздов? – поинтересовался дежур-ный.
    - Это конфиденциальная информация и я не имею права её объяснять.
    Дежурный чертыхнулся. Он уже просмотрел список сотрудников аппарата, телефоны которых запрещено было сообщать кому бы то ни было. Майор Дроздов в том списке не значился. Сидит, небось, в кабинете, да бумажки пе-ребирает и корчит из себя героическую личность перед знакомыми бабами, фыркнул про себя дежурный. И всё-таки нужно подстраховаться. А то дашь номер, а потом выяснится, что разыскивает его какая-нибудь бабёнка на предмет взыскания алиментов. И ты же крайним окажешься, что дал теле-фон. Эти бумажные крысы из своих амурных похождений могут такую раз-дуть историю о якобы утечки государственных секретов, что тебе же и боком выйдет.
    - Алло! Слышите меня?
    - Да, да! Я вас слушаю! – Рита вскинула глаза на Романа.
    - Перезвоните по этому телефону через десять минут.
    - Хорошо. – Рита повесила трубку.
    - Что случилось? – тревожно посмотрел он на неё.
    - Сказали перезвонить через десять минут.
    Они вышли из телефонной будки. Ждавшая своей очереди пожилая жен-
щина что-то желчно проронила о треплющихся по телефону молодых людях по стольку времени без стыда и совести.
    - Давай найдём другой телефон. – Предложил Роман. – Есть ещё один по-близости?
    - Зачем? – удивлённо посмотрела на него она.
    - На всякий случай… - Уклончиво пояснил он.
    Рита осмотрелась:
    - Идём к скверу Невельского. Там есть телефон у входа.
     Они дошли дл сквера, там действительно находилась такая же телефонная будка и никакой очереди не было… 
  Девушка вновь набрала приёмную комитета. 
     - Хорошо. – Буркнули недовольно на том конце провода. – Вы можете на-брать номер телефона… -  И дежурный продиктовал комбинацию из шести цифр.   
    - Тот телефон? – нетерпеливо спросил Роман.
    Рита, глядя на записанный номер, кивнула головой.
    - Видишь, номер заканчивается на 25, как я тебе и говорила.
    Роман облегчённо вздохнул:
    - Значит, твой навязчивый ухажёр та самая сволочь Дроздов. Нам везёт… - Глаза у него заледенели, на скулах закаменели желваки. Он кинул новую мо-нетку в аппарат. - Что ж, давай, звони!

   
                ГЛАВА   65
     Дроздов, корпевший над кипой бумаг с отчётами отделов за квартал, заин-триговано поглядывал на телефон. Несколько минут назад ему позвонил по внутренней линии дежурный по управлению и сообщил, что какая-то жен-щина хочет сообщить ему конфиденциальную информацию и спросил, нуж-но ли сообщить ей его номер телефона.
    Некоторое время майор молчал для пущей важности, хотя и разбирало его невероятное любопытство и он терялся в догадках, кому бы он мог понадо-бится. Помолчав, он сказал дежурному, что тот может сообщить его номер телефона, ибо информация может составлять интерес для конторы. Он так и выразился – для конторы! – чтобы дежурный проникся доверительному для него отношению со стороны работника системы, который тоже не лаптем щи хлебает, а с другими стоит на страже государственных интересов.
    И хотя он ждал звонка, тот прозвякал для него неожиданно. Майор снял трубку:
    - Да! Я слушаю…
    - Виктор! Это ты? – прозвучал мелодичны женский голос. Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить обладательницу голоса, но в голову ничего не при-ходило, ибо близких знакомых женщин в этом городе за последнее время у него появилось предостаточно.
    - Да! С кем имею честь? – он развалился в кресле, теряясь в догадках.
    - Не узнал, что ли? – обижено прозвучало в трубке. Он лихорадочно пере-бирал последние знакомства с прекрасным полом, но вспомнить конкретную женщину не мог.
    - Простите,.. но не могу узнать этот божественный голос… - Проблеял он.
    - Ну вот и верь вам, мужчинам! То букеты дарим, а то по телефону не при-знаём! - женщина явно была в расстройстве.
    «Букет, букет… - Он вспоминал, кому из женщин недавно преподносил цветы. И тут его словно молнией поразило. – Неужели неприступная Рита? Обворожительная медсестра из городской больницы?».
    - Рита! Прости меня… Совсем не узнал! – он чуть не захлебнулся от вос-торга. Та самая Рита, которую он добивается уже полгода, сама позвонила ему.
    - Ну, наконец-то… А я, признаться, хотела уже положить трубку.
    - Что ты… что ты! Я так рад слышать тебя, просто слов нет… 
    - Виктор! Тут очередь у телефона… Долго разговаривать не могу.  Так вот… У меня завтра день рожденья.  Я приглашаю тебя
    - Спасибо, Ритуля! Во сколько и куда подъехать? – он расплылся в доволь-ной улыбке.
    - К восьми вечера у ресторана «Амур».
    - Я понял! Гостей много у тебя будет?
    - Со мной только подружка. Не хочу собирать много народа. Узкий круг… Просьба к тебе… Для Иры можешь пригласить мужчину? Но только не же-натика…
    - Всё понял! Есть хороший друг, холостяк. Недавно в городе, жаждет по-знакомиться с женщиной без предрассудков. Ну, ты меня понимаешь?
    Рита хихикнула:
    - Чего уж не понять… Знаем, что нужно молодому холостяку от женщины. – Многообещающе проворковала она.
    - А что, Ира тоже медичка?
    - Да, мы вместе работаем! – подтвердила Рита.
    - Это просто прекрасно! - воскликнул он в полном восторге
    - Тогда всё! Завтра у «Амура» в восемь! Я ухожу, а то меня сейчас здесь очередь линчует.  – Рассмеялась напоследок  она и повесила трубку.
    Майор заворожено смотрел на телефон, глупо улыбаясь. Надо же… Сучка, что столько времени крутила хвостом, позвала в кабак. Стало быть, он ей завтра всё напомнит, как она ему, офицеру КГБ, столько времени мозги кру-тила. Дай только возможность уложить её в постель, там он покуражится над ней, заставит делать всё, что в голову придёт. А он на этот счёт большой фантазёр! Он ухмыльнулся, вообразив себе всё в картинках. Взгляд его упал на телефон. Он пододвинул его к себе, взял служебный телефонный справоч-ник.
    - Серёга, привет! – расплылся он в улыбке, заслышав голос Грибова.
    - Ты, Витёк?
    - Кто же ещё может подумать о друге в этом городе, если не я?
    - Это верно! Ценю…
    - Можешь себе представить, кто мне сейчас позвонил?
    - Судя по твоему голосу - не меньше, чем начальник Управления. И что на-значает тебя своим заместителем. – Хохотнул Грибов.
    - Твоими бы молитвами… Только ты попал пальцем в небо, провидец хре-нов!
    - Тогда извини, друг… Я весь в догадках.
    - Помнишь, я тебе говорил про медсестричку? Риту?
    - А-а…Это которая никак тебе не даётся?
    - Да-да, та самая. Представляешь? Сама позвонила и пригласила завтра на свой день рождения! – загоготал Дроздов.
    - Везёт тебе, Витёк… - Завистливые нотки послышались в голосе приятеля. – Бабы сами тебе на шею вешаются.
    - Могу тебя обрадовать, Серёга. Идём с тобой вместе. Ритка пообещала привести с собой подружку, тоже медичку. И, как я понял, девица не будет ломаться.
    - Ты настоящий друг, Витёк! – обрадовался Грибов. – Я твой должник!
    - Ладно! Сочтёмся… - Снисходительно проронил тот. – Нужно будет сбро-ситься, да подарок купить. Предлагаю по четвертаку. Как ты?
    - Замётано. Когда встречаемся?
    - Завтра, после работы, подгребай к Универмагу. Эдак, без пятнадцати семь… Купим презент, да цветов. Нам в «Амур», к восьми…
    - Что конкретно будем покупать?
    - Я думаю пачку презервативов! Гы-гы-гы! – заржал в восторге от собст-венной выдумки Дроздов.
    - Ха-ха-ха! – зашёлся в хохоте  Грибов. – Ну ты и выдумщик!
    - Смех повышает жизненный тонус! Ну, а если всерьёз, купим какую-нибудь безделицу.   
    - Отлично! – воскликнул майор. – Тогда до завтра?
    - Договорились… - Дроздов положил трубку. Потёр в восторге руки. Мысль, что завтра эта гордячка будет принадлежать ему, наполняла душу майора приятными размышлениями. Разнообразие всегда тешило его созна-ние. Оно толкнуло его на связь с женой  своего благодетеля - полковника, начальника штаба управления. Дама была такой ненасытной в любовных де-лах, что порой, измочаленный накануне при свидании с ней, он засыпал в ка-бинете за рабочим столом. Она исхитрялась затаскивать его на себя на даче, и даже в квартире, стоило только появиться подходящему моменту. Он хи-хикнул, вспомнив как впервые произошло это его грехопадение. Однажды, будучи у них на даче, поднявшись утром на второй этаж за купальными при-надлежностями, он услышал громкий разговор. Она, высунувшись из окна спальни, давала советы мужу возившемуся в цветнике под окнами. Гость за-глянул в приоткрытую дверь и увидел её в такой соблазнительной позе, ле-жащей на подоконнике, что в голове у него всё помутилось. Воровато огля-нувшись и убедившись, что на втором этаже никого нет, он проскользнул внутрь спальни и страстно обнял её, прижавшись к пышному заду . Она не сделала попытки вырваться, или оттолкнуть его, наоборот, только сильнее прогнулась в талии, да шире расставила ноги. Как потом она созналась ему, смеясь, что в тот момент ощутила такой восторг и сладострастие, от того, что отдаётся другому мужчине на глазах мужа, что прикусила себе губу, дабы не закричать. Последнее время она уже порядком ему надоела своей этой жи-вотной ненасытностью, и он реже стал бывать у них в доме, боясь, что одна-жды полковник застукает при их любовных играх. А это будет крах его карь-ере, да и вряд ли он останется при управлении, скорее всего засунут в какую-нибудь дыру.
    Он потянулся, улыбаясь, в предчувствии завтрашнего вечера. Затем с от-вращением пододвинул стопку бумаг, улыбка тут слетела с лица – работу нужно было закончить к концу рабочего дня. Майор тяжело вздохнул и по-додвинул ближе первый документ…
    …Сидя за столом на кухне, они в деталях обсудили все свои действия на завтра. Роман говорил, а она слушала его, как примерная ученица.
    - Денег не жалей. Нужно будет его основательно подпоить. Так что нажи-май на спиртное… – Пояснял он. – Но так, чтобы он осознавал себя и мог осмысливать обстановку. Я также буду в ресторане, чтобы быть в курсе со-бытий. Чтобы мог при необходимости принять меры, если что-то пойдёт не так. Через какое-то время выйдешь в фойе и подашь мне знак, что всё идёт нормально. Затем вы покидаете ресторан и на такси едите сюда. Я приеду раньше и буду поджидать или на детской площадки, или  за углом. Вы под-нимаетесь к дому и ты под каким-нибудь благовидным предлогом, ну, на-пример, что бы привести комнату в порядок, или ещё что-то, оставляешь его и уходишь. Остальное тебя не касается… Всё поняла?
    Она поглядела на его решительное и суровое лицо, и осознание, что ей придётся, хотя и косвенно участвовать в опасном и не законном деле, в ка-кой-то мере поколебало её уверенность. И чтобы скрыть своё замешательст-во, Рита молча кивнула.
    Роман заметил это. Он с самого начала не хотел впутывать её в это сомни-тельное предприятие, да и не совсем безопасное, хотя она должна будет уча-ствовать на вторых ролях.
    - Послушай, Рита! – он взял её руку в свою. – Если ты чувствуешь угрызе-ния совести, или просто не сможешь сделать этого, давай переиграем. Я пой-му тебя и буду действовать в одиночку. – Решительно заявил Роман. – Знаю, чтобы пойти на такое, нужно испытать всё на собственной шкуре. Потерять своих родных и близких, любимую работу и стать изгоем в своей стране. И всё это по вине одного подонка… Я тебе уже говорил – если я этого не сде-лаю, то мне дальше не стоит жить.
    - Нет-нет! – воскликнула она, кляня себя за минутную слабость. – Я сказа-ла, что помогу тебе, значит так оно и будет. Не сомневайся, милый! – он взя-ла его руку и прижала к своей щеке.
    - Хорошо… Но знай, ты вольна в своём выборе и мы сможем отменить завтрашнее мероприятие в любой момент, вплоть до поездки в ресторан.
    - Не беспокойся,  я не передумаю. – Улыбнулась ему Рита.
    - Ну, хорошо…  - Всё ещё сомневаясь, сказал он. -  Вот, возьми пятьсот рублей.
    - Это много! Половина моей месячной зарплаты!
    - Много – не мало. И не скупись в ресторане… Как-никак, день рожденья! – напомнил ей Роман. – В таком деле на расходы не смотрят…
    …Две молодые женщины стояли у входа в ресторан. С пышными причёс-ками, в нарядных ярких платьях, пальцы с лакированными яркими ногтями сжимали дамские сумочки. Блондинка облизала накрашенные сердечком полные губы, с интересом оглядывая проходящих мужчин. Подруга, попра-вив завитые чёрные кудри, насмешливо заметила:
    - Ты чего, Ирка, так пялишься на проходящих мужиков?
    - Это не я на них - они на нас пялятся. – Хихикнула та.
    - Ты забыла, дорогая, что у нас сегодня кавалеры? Можешь не стрелять по сторонам.
    - Как же, как же… Только где они, спрашивается, эти кавалеры? - блон-динка досадливо озиралась по сторонам. – Что-то они не очень-то торопят-ся… Не люблю необязательных людей, особенно мужиков.
    - Не ворчи, дорогая… Сейчас появятся. – Рита достала из сумочки зер-кальце, глянула на себя – в меру накрашенные губы, чуть оттенённые чёр-ным карандашом глаза. Оставшись довольной своим видом, сунула зеркальце на место. Подняла глаза и… ткнула подругу в бок:
    - Улыбнись… Вон, идут ухажёры…
    Двое мужчин в штатском, один в сером костюме, второй в светло-коричневом, шли по тротуару к стоящим подругам. Те изобразили на лицах дежурные улыбки, глядя на приближающих мужчин.
    - Добрый вечер! – раскланялись те, подходя к ним. - Рита! С днём рожде-нья! – Дроздов  протянул девушке букет. – Сергей! Вручай подарок! – ско-мандовал он, и второй протянул ей коробку, перетянутую лентой с бантом.- Это вот от нас!
    - Благодарю! Вы так любезны! – лёгкая усмешка тронула губы Риты от ви-да несуразного жёлтого галстука второго кавалера, совсем не гармонировав-шего с цветом костюма.
    - Да! – спохватилась она. – Познакомьтесь! Моя подруга Ира. Прошу лю-бить и жаловать! – представила она блондинку друзьям.
    - И любить будем, и жа… же.. желать… - Попытался скабрезно скаламбу-рить обладатель жёлтого галстука. – Как вы слышали, меня зовут Сергей! – и беззастенчиво, с нескрываемой наглостью, уставился на блондинку, поняв, что она предназначена для него. Фигуристая Ира с голубыми глазами и соч-ным накрашенным ртом, так возбудила его,  что он был готов наброситься на неё тотчас и тут же овладеть.
    Увидев, как передёрнуло подругу его нескрываемое наглое ощупывание глазами, Рита взяла её под руку:
    - Идёмте, мальчики… Стол ждёт нас …
    … Роман, сидевший в ресторане в стороне от заказанного ими столика, где должна разместится компания, нервно поглядел на часы. «Пора бы им поя-виться…», - он взял стакан с минеральной водой, поднёс ко рту, да так и за-мер, заметив входившую Риту и, как он понял, её подругу. Следом за ними в зал вошли двое мужчин. Он сразу узнал Дроздова, с его высокомерно вздёр-нутой головой, на которой уже формировалась изрядная плешь. Ярость при виде этой мрази застучало молотом в висках. Он сжал зубы, да так, что заны-ли челюсти. И тут второй повернул голову и… Роман обомлел, узнав в нём майора Грибова, «кума» в лагере, приговорившего его к неофициальной смерти. Как же так получилось, что они оказались здесь вместе? Мысли хао-сом крутились в голове… Стоп… Что-то у тебя, дружок, с памятью стало плохо. Ведь «Узда» говорил, что лагерный «кум» выполнял заказ своего дружка из краевого управления. Всё сходится… А как эта сволочь Грибов сейчас оказался здесь – дело десятое… Это их появление вместе так поразило его, вызвав взрыв ненависти к этим двум своим смертельным врагам, что он непроизвольно сжал рукой стакан, который не выдержал и лопнул у него в руке. Осколки зазвенели, упав на стол, вода полилась на скатерть. Сидевшие за столиком пожилые муж с женой удивлённо посмотрели на него.
    - Простите, пожалуйста… - Натянуто улыбнулся он и пошутил. – Стаканы какие-то хлипкие стали выпускать… - И осторожно стал собирать осколки стекла в блюдечко.
    - Верно… - Поддержал его муж. – Всё экономят.. . То ли дело гранёный стакан, сроду не сломается. Мы как-то с женой в цирке видели номер: гим-наст делал стойку на доске, которая лежала на гранёном стакане. Вот вам и пожалуйста… Помнишь, дорогая?
    - Всё-то ты у меня замечаешь! – улыбнулась жена. – А я не то что стакан, сам номер не помню! – призналась она под неодобрительный взгляд мужа.
    - Что с них взять, с этих женщин!? Они в таких публичных местах не на основное стараются смотреть, а оценивают наряды других. – Попенял он, глядя на Романа, который скрупулёзно выискивал мелкие осколки на скатер-ти. При этом тот незаметно, искоса,  поглядывал. на столик, где расселась пришедшая компания. И мысленно похвалил Риту, которая рассадила гостей так, как он просил - эти двое сидели спинами к Роману.
    - Вполне с вами согласен. Я думаю, что это пристрастия у них в крови. В этом их не переделать. – Автоматически ответил он на едкое замечание сосе-да о женщинах.
    Голова его в это время была занята другими мыслями… «Они оба здесь…
совсем рядом… - Кулаки сжались, и он представил, как хрустят их шеи у не-го в руках… - Нет… Это знак судьбы… Само проведение послало их вместе в этот ресторан. И грош цена будет мне, если я упущу этот шанс. Никаких колебаний… Второй такой возможности судьба мне точно не предоставит. Так что, дружок, давай думай, как свести сегодня с ними счёты. - И тут он успокоился,  как всегда, перед предстоящим боем на ринге с грозным про-тивником. - Что осложнилось сейчас для меня? - Начал он хладнокровно ана-лизировать.- То, что их теперь двое… Но у меня есть основное преимущест-во – неожиданность. С которой они столкнутся, и к которой совершенно не готовы. Вот этим мне и нужно воспользоваться на полную катушку. Ошело-мить своим появлением, ведь они знают, что меня нет на этом свете. А тут вот он я, в телесной оболочке…  Мёртвые встают из могил и хватают жи-вых...  - Хмыкнул он, представив себя на их месте. - Такое сильно деморали-зует человека, лишает его способности к сопротивлению. Да и алкоголь за-тормаживает реакцию…Таким образом получается, что расклад сил в пред-стоящем поединке примерно равен. Их количеству я противопоставлю свои качества: неожиданность, хладнокровие и быструю реакцию. И конечно же цель, ради которой я готов на всё…».
    Он посмотрел в их сторону, там всё было на месте… Теперь главное… Нужно будет сообщить Рите, чтобы она привезла их к своему дому обоих. Это её основная задача. Жаль, конечно, что Ира не сможет поехать вместе с ними. Ей завтра с утра на работу и она категорически сразу отказалась ехать после ресторана к подруге. С другой стороны вовлекать ещё одного человека в такую акцию и без его согласия,  небезопасно. Кто его знает, как всё повер-нётся…  А Риту нужно будет попросить, чтобы она пустила в ход всё своё обаяние и уговорила ехать к ней обоих. Впрочем, уговаривать их особо вряд ли придётся, учитывая их скотские наклонности, решил он. Два сапога – па-ра, и сегодня они это проявят во всей своей красе… 
    Коньяк развязал языки… Рита постаралась и налила кавалерам янтарного напитка чуть ли не по полному фужеру, себе с Ирой – охлаждённого шам-панского.
    - Ритуля! – фамильярно обратился к ней Дроздов, витиевато излагая тост на кавказский манер. В нём было всё: восхищение её красотой и молодостью, и что она своим видом всех мужчин приводит в восторг, и вызывает соответ-ствующее у них желание, а он рассчитывает, что именинница поймёт и оце-нит его стремление быть вместе с ней. Закончил он почти прямым признани-ем в любви к ней и откровенным желанием  узнать друг друга поближе, и не позднее, чем сегодня. - С днём рождения, дорогая! – и протянул к ней свой бокал. Риту просто шокировало это поздравление, но помня наказ Романа, она любезно улыбнулась на двусмысленность тоста и поблагодарила, заявив, что в жизни ещё никто её так не поздравлял.
    - Нет-нет! Так не годится! Или вы мне зла желаете? - возмутилась она, увидев, как они выпили по половине налитого.
    - Ну, что ты, радость наша! – развязно произнёс Дроздов. – Советские офицеры этого не допустят! Верно, Серёга? – обратился он к приятелю, ко-торый в это время созерцал округлые полушария высокой груди сидевшей напротив его блондинки.
    - Серёга! Оторвись на минутку, а то наша именинница сердится! – он ткнул его в бок. Тот непонимающе глянул на него:
    - Ты о чём, Витёк? Я что-то не понял…
    - Ирэн! Что вы сделали с моим приятелем? – обратился к ней Дроздов. – Он с вас глаз не сводит!
    - Это вы у него спросите! – гордо вскинула подбородок девушка. – От его взгляда у меня скоро будут дырки в груди.
    - Серёга!  Не сверли несравненную Ирен, то место предназначено совер-шенно для другого. Понял?
    - Понял, понял! – поднял тот фужер. – За именинницу! 
    - Вот это другое дело! – мотнул головой приятель. – За тебя, дорогая! – он призывно поднял фужер и медленно выцедил коньяк. Пошарил глазами по столу и, заметив на тарелке нарезанный лимон, сграбастал ломтик и отправил его в рот.
    - Молодцы, мальчики! – воскликнула Рита, незаметно подмигнув недо-вольной подруге, мол, принимай всё, как должное.
    - Кстати, мальчики! Вы когда-нибудь пробовали «чёрную пяточку»? – вскоре обратилась она к приятелям, набросившимся на закуски.
    - А что это за хрень? – выкатил на неё глаза захмелевший Дроздов.
    - Это не хрень, как ты выразился, Виктор, а очень прекрасный коктейль. – Мило улыбнулась ему Рита. – Немного коньяка и шампанское. Сделать?
    - Сделать! – мотнул головой тот. – И прямо сейчас!
    - Слушаюсь, мой повелитель! – она наполнила их фужеры, себе и Ирине долила шампанского.
    - Нет-нет! – помотал пальцем Дроздов. – Себе тоже добавь коньяку. А то у меня такое ощущение, что ты, Ритуля, хочешь нас споить.
    - Ну, что ты, Виктор! – оскорбилась девушка. – Как ты можешь так ду-мать? Вы нам сегодня будите нужны, как мужчины.
    - Это звучит многообещающе. Вот за это и давайте выпьем! – польщённый этим её  признанием, он стукнулся с фужером Риты и крикнул приятелю:
    - Серёга! Не отставай! – и опорожнил полностью емкость.
    - Ну, как? – поинтересовалась именинница.
    - Божественный напиток! – восхищённо пробормотал тот, тыкая вилкой в кружок колбасы, который почему-то всё выскальзывал в сторону.
    Оркестранты вернулись после перерыва и зал наполнился громкой музы-кой. На небольшой сцене меняли друг друга двое исполнителей, женщина и мужчина, озвучивающие популярные песенки раздельно, а то и дуэтом. Раз-горячённые вином и обстановкой посетители заполняли пятачок перед орке-стром, топчась под музыку и пытаясь подпевать певцам.
     - Ритуля! Я приглашаю тебя на танец! – майор Дроздов с грохотом отста-вил стул в сторону и галантно подал руку имениннице. Та выразительно гля-нула на Иру и показала глазами на Грибова. Поколебавшись, подруга пота-щила Сергея на площадку. Потоптавшись несколько танцев подряд, парочки вернулись за стол.
    - Что, по «пяточке»? – Рита взяла бутылку коньяка, выразительно глядя на Дроздова. 
    - Идёт… - Согласно кивнул он. – Но только мы сейчас сходим кой-куда. Серёга! Пойдём, покурим! – обратился Дроздов к приятелю, который в это время с упорством маньяка пытался ухватить под столом округлую коленку Иры. Та, в свою очередь, отводила его потную ладонь в сторону.
    - Идём, - согласился он, с неохотой отрываясь он увлекательного занятия.
    - Послушай, подруга! – возмущённо сказала Ирина, когда приятели ото-шли от столика. – Кого ты пригласила?
    - Как кого! Сама видишь, офицеров!
    - Хороши офицеры, нечего сказать! – негодующе фыркнула Ира. – Этот Сергей словно с необитаемого острова явился и впервые увидел женщину. Он готов меня прямо здесь завалить на стол и изнасиловать! Прямо маньяк какой-то…
    - Тише, Ирка! Что ты кричишь на весь ресторан! – прошипела на неё Рита, оглядываясь по сторонам. Но с соседних столиков никто на них не обращал внимания, все были заняты только собой.  – Я тебя прошу, ну потерпи не-много…
    - Ага, потерпи… Если он снова начнёт меня за коленки хватать, я ему по морде съезжу. – Не унималась подруга.
    - Осталось немного подождать… Видишь, они уже хороши! – Рита встре-тилась глазами с Романом. Тот пальцем показал на выход из зала и девушка поняла, что он хочет ей что-то сообщить.
    - Зная, какие у тебя будут гости, сроду не согласилась бы идти сюда.
    Рита покачала головой:
    - Ну, что ты в самом деле… Я-то откуда знала, что этот Сергей таким на-глым окажется. Да и от тебя от этого не убудет. Подумаешь, за коленку её подержали…  Не девочка же, сама знаешь, что к чему.
    - Ну, знаешь ли…- Взъерепенилась Ира и попыталась встать. Рита, заметив возвращавшихся друзей, зыркнула на неё:
    - Ну-ка, сядь! Сядь, говорю! – и расплылась в улыбке, глядя на подошед-ших.
    - Проветрились, мальчики? Вот и славно! А теперь мы с Ирой сходим по-пудрим носики! – она встала из-за стола, подруга последовала за ней.
    - Ирка! Ну, что ты кобенишься? – сердито спросила Рита, подходя к зерка-лу в фойе.. – Я же рассчитываю на тебя. Потерпи…  Сейчас налью им ещё по одной и поедем… - Она увидела, смотрясь в большое зеркало, Романа, вы-шедшего из зала.
    - Ладно… - Нехотя согласилась Ира. – Ты идёшь в туалет?
    - Иди-иди! Я сейчас… – Поторопила  она её. И выжидающе посмотрела на Романа остановившего рядом.
    - Ты молодец… - Прошептал он. – Всё правильно… Теперь главное – вези их обоих к себе.
    - Это ещё зачем? – удивилась она.
    - Его приятель… Это тот самый майор Грибов из лагеря. – И она увидела, как гневно исказилась его лицо.
    - Да ты что!  - охнула девушка.
    - Представь себе… Мне повезло, что они вместе.
    - Но это же опасно, милый… - Испугано заметила она.
    - Рита! Сделай так, как я прошу. – Он сердито сдвинул брови. – И не пере-живай за меня.
    - Хорошо, хорошо! – кивнула она.
    - Перед тем, как будите уходить, поправь причёску. Мне нужно уехать раньше…
    - Договорились! Я сейчас пойду к Ире. Не нужно, чтобы она видела нас вместе…
     …- Послушай, Серёга! – майор Дроздов, севший на место Риты, посмот-рел на приятеля. – Ты только не смейся… – Он взял бутылку и налил обоим коньяка.
    Грибов икнул, взял рюмку:
    - Я тебя слушаю, Витёк!
    - Когда мы возвращались сюда, я увидел в зале… Кого бы ты думал?
    - Ну и кого?
    - Того самого Ястребова… Представляешь? – Дроздов осоловело уставил-ся на приятеля.
    Грибов выпучил на него глаза:
    - С тобой всё в порядке? Где ты его видел?
    - А вон там, за столиком! – и Дроздов махнул рукой в глубину зала.
    - Ты, что, Витёк? Совсем охренел?  Какой Ястребов? Он давно сгнил в тай-ге… - Сергей, ухмыльнувшись, покачал головой. – Похоже, ты перебрал…
    - Ничего я не перебрал… - Тот поднял рюмку и обрадовано воскликнул, увидев мелькнувшую тень за большим фикусом:
    - Вон он, Ястребов… А ты не веришь… - И махом выпил рюмку. Они ус-тавились друг на друга, трезвея на глазах. Грибов повернулся и, таращась, посмотрел в сторону, куда показывал приятель. Ничего не увидел, недоволь-но посмотрел на него:
    - Ты, что, Витёк? Решил меня разыграть?
    Дроздов помотал головой:
    - Мамой клянусь… Это точно он!
    - Хорошо… Я щас пойду проверю и найду твоего Ястребова. Понял? И оп-равлю его туда, откуда он пришёл… - Грибов похлопал себя по внутреннему
карману и подмигнул приятелю.
    - Ты что, взял с собой пушку? – уставился на него недоверчиво Дроздов.
    - Она у меня всегда с собой! – похвалился тот. – Мало ли что…
    - А как же приказ? Сдавать личное оружие в конце рабочего дня?
    - Похоже, Витёк, ты забыл, что я работаю в оружейном отделе нашего Управления. Всё в моих руках…
    - Ты просто молоток, Серёга!
    - На том стоим! – Грибов встал и, шатаясь, пошёл туда, где приятель, по его словам, видел то ли Ястребова, то ли его дух.
    «Неужто заметили? – Роман видел через щели между листьями фикуса, как эти уроды что-то обсуждали, глядя в его сторону. А когда Грибов направился в эту сторону зала, понял, что догадка его верна. – Чёрт… Нужно незаметно сваливать отсюда…». Он бросил десятку на стол и, оставляя между собой и приближающимся бывшим «кумом» раскидистый фикус, стал незаметно пе-ремещаться в сторону выхода. Тут же юркнул за толстую декоративную ко-лонну и, прикрываясь ею, спешно вышел в фойе.. И чуть не столкнулся на выходе с девушками, возвращающимися в зал. Увидев его, Рита удивлённо подняла брови. Поравнявшись с нею – Ира шла впереди, - он бросил ей на ходу:
    - Уезжаю… Жду… - И быстро пошёл к двери…
    …Грибов вернулся и плюхнулся на стул рядом с Ирой. Криво ухмыльнул-ся:
    - Девушки! Вы верите в привидения? – внезапно спросил он подруг, мимо-ходом кладя руку на бедро Иры. Ту аж всю передёрнуло, но, помня просьбу Риты, сдержалась и медленно убрала её.
    - Да какие привидения могут быть в наши дни? – рассмеялась Рита. – Да-вайте лучше выпьем! – потянулась она к бутылке.
    - Не-е-е-т… Это принципиальный вопрос! – продолжил гнуть своё Грибов. – Вот мой друг, майор госбезопасности Виктор Дроздов, только что уверял меня, что видел в зале некоева Ястребова. – Если бы он глянул при этом на Риту, то увидел бы, как она побледнела. Но он смотрел на приятеля, который сидел, уставившись обалдевшим взглядом в никуда. - Но этот Ястребов был убит год назад человеком, который так и сказал об этом. Вот я и сходил сей-час посмотреть на него. И естественно, никого там не нашёл: ни Ястребова, ни его тени. Понял, Витёк?
    - Понял! – закивал тот, как китайский болванчик. – Только, чтобы ты мне не говорил, а Ястребов здесь был… - Он погрозил приятелю пальцем. – Ты, Серёга, не веришь в привидения, а я теперь верю!
    - Видите! И это утверждает чекист и член нашей славной партии. – Грибов хихикнул. – С ним неладно… И только ты, Рита, сможешь его избавить от привидений.
    - Да ну вас с вашими привидениями…- Сердито посмотрела на них девуш-ка. - У меня день рождения! Предлагаю выпить за моё здоровье!  А потом поедем ко мне. Буду лечить некоторых! – она многообещающе посмотрела на Дроздова. Тот заулыбался, представляя, как она будет его «лечить», и взял фужер.
    - За прекрасную именинницу! – гаркнул он, отчего на них стали огляды-ваться с соседних столов, понимающе улыбаясь. – А что это мы пьём? – спросил он, глядя на полный фужер.
    - Так вашу любимую «черную пяточку», мальчики! – Объяснила Рита. – Допиваем и едем ко мне!
    - Вот это дело! – обрадовано воскликнул Дроздов, в предвкушении, что он будет делать этой ночью с прелестной хозяйкой. – Серёга! Пьём до дна! И вперёд, к нашей прелестной имениннице! - он, выпучив глаза, гулко стал гло-тать из фужера. Наблюдавший за ним Грибов, мотнул осоловело головой, зажмурился и присосался к своей посудине…


                ГЛАВА   66
     Вчетвером они втиснулись в такси… Машина ехала по ночному городу, не останавливаясь – машин на улицах единицы, прохожих почти нет.
    - Рита, ты не забыла, где меня высадить?
    - Не беспокойся, подруга, я помню.
    - А ты, э-э, Ирэн, разве не с нами? – удивлённо спросил Дроздов, тараща глаза на сидевшую у дверцы девушку.. – Серёга!. – Он толкнул разомлевшего приятеля плечом. - Ирэн скоро выходит
    - Почему… выходит?.. Как… выходит?.. – заплетающим языком пробор-мотал тот.
    - У неё мама больная, - пояснила Рита.
    - У неё мама больная… ик…Понял… нет? – Дроздов, кривя губы в пьяной ухмылке, вытаращился на приятеля.
    - Мама?.. А … как же… я?..  Она… мне… обещала… - Бубнил Грибов, пы-таясь разглядеть Иру ускользающим мутным взглядом.
    - Я обещала?  - с явной издёвкой подала голос Ира. – Интересно бы знать, что я обещала и кому?
    - Мне… - Продолжал гнуть своё основательно захмелевший майор. – Что проведёшь… со мной ночь…   
    Ира громко захохотала:
    - Вы только послушайте, что он несёт!? Я обещала ему ночь!
    Машина резко затормозила.
    - Ира! Выходи! – сказала Рита. Та открыла дверцу и выпорхнула из маши-ны.
    - Всем до свидания! – крикнула она. – Ой! Гром гремит, дождь будет…
    - И я… с Ирой… - Грибов завозился на сиденье, дёрнул за ручку, но дверь не открылась.
    - Куда!? Сиди уже, Сергей! Поехали, шеф! - Рита повернулась к прияте-
лям: - Сейчас приедем и продолжим праздник.
    - А выпить есть… что-нибудь? – поинтересовался у неё Дроздов.
    - Есть. И выпить, и закусить… – Пообещала Рита. – И ещё кое-что… - Ин-тригующе засмеялась она.
    - Слышь, Серёга! Не вешай нос… Но предупреждаю, на Ритулю губы не раскатывай, это моя баба, а я не привык делиться ими даже с такими друзья-ми, как ты. Понял, пьяная ты… морда?
    - Сам…дурак … - Ощетинился пьяный Грибов. - Ха! И это называется друг… Да я бы с настоящим другом не то что бабой, последним куском по-делился… Только ты…- Он помотал перед собой пальцем, - не из таких…
    - Верно… Моё – это моё, а остальные пущай лапу сосут… Ты… тоже…
    …. Роман сидел под грибком на детской площадке, подавляя растущую дрожь. Он успел переодеться у Иры и теперь ждал приезда «гостей». Сверху громыхало, он с опаской поглядывал на тёмное небо, разрываемое временами ветвистыми молниями. Дождь сейчас никак не входил в его планы. Он по-вернул голову, глянул на дом. Светилось только одно окно на втором этаже в правой половине строения, да слабые лампочки над дверьми подъездов. Дом спал, завтра обычный трудовой день.
    Внизу сверкнули фары, прогудел мотор и стих. Роман насторожился и на-щупал в кармане куртки нож. Вновь взревел мотор, свет фар описал полу-круг, запрыгал по дороге, и снова стало тихо. Через несколько минут послы-шались голоса, заскрипел гравий под ногами и Роман увидел три тени, под-нимающиеся снизу.
     Вот они прошли в паре шагов от грибка и остановились.    Для пущей важности Роман всхрапнул.  Кто-то из двоих, заметив сидевшего в тени че-ловека, сказал, едва ворочая языком:
   - Во… даёт…ик…наш приятель… 
    - Мальчики… - Послышался женский голос и Роман вздрогнул. – Подож-дите здесь пять минут, я наведу дома порядок и вернусь за вами. Хорошо?
   - Ритуля! Мы... подождём, но ты поторопись! – этот голос Роман мог бы узнать из тысяч голосов… Голос начальника первого отдела авиаполка на аэ-родроме «Воздвиженка». Он судорожно, до боли, сжал кулаки.
    - Ну, ты … что скис, Серёга? – спросил Дроздов приятеля, что топтался рядом.
    - Тебе … хорошо… Будешь всю…ночь кувыркаться… со своей Риткой, а я лапу сосать… - Недовольно заметил Грибов.
    - Ничего, перебьёшься… Я уже…сказал тебе..  делиться не намерен! - на-зидательно произнёс Дроздов.
    - Я не понял, Витёк? Что ты хочешь… э-э… сказать?
    - Коль тебе… не обломилось… с Иркой… ик… .А как там… у Ритки пой-дёт… посмотрим. Но только… сначала… поимею её я… потом  видно бу-дет… Понял? Может я … и передумаю… Но ты к ней … сам не лезь…Идёт?
    - Посмотрим… может твоя… Ритка меня пред… пред… предпочтёт… те-бе…
    - Не надо…ля-ля… мы не бабы… Полезешь к Ритке…получишь… по су-салу… Слушай… нужно отлить. Айда… за угол…
    Сверкнула молния, загромыхало. Придерживая друг друга, парочка двину-лась к углу дома, куда подходил забор, ограждающий строительство. Роман, сжимая в кармане рукоять ножа, двинулся за ними. Лампочки, висящие на столбах забора, раскачиваясь от порывов ветра, чертили лучами света по земле.
    Грибов подошёл к забору, повозился и довольно закряхтел. Дроздов в двух шагах за его спиной, шатаясь, что-то бурчал себе под нос. Вновь сверкнула молния, перечёркивая небо огненными зигзагами. Роман подошёл к Дроздову и похлопал его по плечу. Тот повернулся и, осоловело глядя на него, спро-сил:
    - Тебе чё надо… мужик?
    Роман, сотрясаемый нервной дрожью, схватил его за лацканы пиджака и тряхнул:
    - Узнаёшь меня, ублюдок? – процедил он сквозь зубы, и приблизил к нему лицо.
    Пьяная ухмылка у майора внезапно стёрлась с лица, он раскрыл рот, глаза полезли из орбит:
    - Ты-ы-ы… - Протянул он со страхом и вдруг истерично захохотал. – Гы-гы-гы! Ястребов…  Ты… откуда?.. Тебя же… убили… - Еле шевеля омерт-вевшими губами, уже шёпотом спросил он.
    - Узнал, мразь!? С того света за тобой пришёл… Пора отвечать за моих родных… За Свету… За ребёнка…
    Дроздов, приходя в себя и схватившись за его руки, взвизгнул:
    - Серёга! Это…это Ястребов! Стре… стре… стреляй! – завизжал он, пыта-ясь вырваться из рук Романа. Повернувшийся  к ним Грибов, увидев в свете лампочки лицо Романа, узнал его и, помертвев от ужаса,  трясущимися рука-ми вытащил из кармана пистолет. Словно непосильную тяжесть он поднял оружие, ходуном пляшущее в руке и, видя впереди только ненавистное лицо, которое вдруг заслонило перед ним весь мир, вытаращив глаза и тонко за-скулив, нажал на курок: один раз… второй…третий…четвёртый…
    Грохот выстрелов слился с оглушительными раскатами грома. Роман, оза-ряемый вспышками выстрелов, почувствовал, как дёргается от пуль тело майора. Сильная боль стеганула его по боку и, чувствуя, как Дроздов начи-нает оседать в его руках, в ярости отшвырнул его от себя на Грибова. От мощного толчка двух тел хлипкий забор не выдержал, затрещал, потом зава-лился и тёмный клубок слетел в котлован. Раздался короткий вскрик и всё стихло.
    Роман, шатаясь, словно пьяный, провёл рукой по лицу, тряхнул головой, плохо соображая, где он и что с ним. Перед глазами так и стоял Дроздов с ужасом в глазах… Грибов с искажённым от страха лицом…выстрелы… и… всё… Придя в себя, подошёл к пролому и, держась за наклонившийся стол-бик, всмотрелся. При свете лампочки, слетевшей с проводом вниз, он увидел лежащие один на другом рядом с бетонной сваей два неподвижных тела. Не-естественно разбросанные руки, залитое кровью лицо Грибова, с остекле-невшими глазами, неподвижно устремлённые вверх. И масляно-тёмное пятно на светлой свае…
  Чувствуя слабость в ногах, он опустился на землю у забора.. Так же сверка-ло, громыхало наверху, в тёмном небе; порывы ветра трепали ветви тополей и листву, а он всё сидел, отрешённо смотря перед собой. Тягостное напряже-ние последнего времени сменилось апатией и пустотой внутри. Свершилось то, ради чего он жил эти два года: лагерь, бегство, скитание по тайге, деревня староверов, борьба за жизнь, возвращение в реальный мир, скорбь по род-ным, поиск нелюдей, исковеркавших ему жизнь. И как апофеоз – два мёрт-вых тела на дне котлована.
    Он пошевелился, поднял кверху лицо и, словно задыхаясь, стал жадно хва-тать воздух пересохшим ртом. На лицо упала одна капля, вторая… И пошёл дождь, смывая с земли мусор и тлен.  Роман протянул руку и глядя, как струйки воды текут между пальцев, слабо улыбнулся. Всё проходит – прой-дёт и это…  Вдруг вспомнилось ему знаменитое изречение царя Соломона. Зарубцуются раны на сердце, уйдёт из него постоянная боль, сотрутся из па-мяти лица и поступки людей, новые образы займут их место. Время врачует почти всё, но где-то там, в потайных уголках сознания навечно сохранится печаль о тех, самых близких, самых любимых, кто будет жить там всегда, до последней минуты твоей жизни… И с мыслями о них уйдёшь в иной мир…
    Он поднялся на ноги и чуть не вскрикнул от боли в боку. Расстегнул курт-ку, потрогал рукой бок. Рубашка была мокрой, а бок словно опалило огнём. Вытащил руку -  ладонь была вся в крови. Пошатываясь, он добрёл до подъ-езда, поднялся к двери квартиры Риты и тихонько постучал. Дверь тут же распахнулась, девушка испуганными глазами безмолвно уставилась на него. Поняв, что это он, Рита втянула его в коридор, захлопнула дверь.
    - Господи, живой…Чего я только не передумала. – Прошептала она. – Уже хотела пойти, узнать. Мало ли что могло случится…
    - Похоже, меня зацепило… - Осевшим голосом сказал Роман, стягивая куртку. Рита ойкнула, увидев рубашку, залитую кровью. Заметив её испуган-ное лицо, Роман пошутил:
    - Мне говорили, что здесь живёт красивая девушка, имеющая отношение к медицине. Так я ваш новый пациент… - Попытался улыбнутся, но из-за жгу-чей боли улыбка вышла кривой. Испуг у неё моментально прошёл, она молча потащила его в ванную комнату. Заставила его раздеться, бросила рубашку и брюки в ванну.
    - Ну-ка, подними руку. – Наклонилась, осмотрела рану.
    - Пулевое… Прошла скользом… - Подняла на него глаза с немым вопро-сом.
    - Это Грибов, мразь… Он застрелил с испугу Дроздова, а мне повезло… Легко отделался… 
    - Раздевайся полностью, трусы тоже в крови. – Приказала она, и увидев, что он медлит, усмехнулась:
    - Никак мы стесняемся? Да я давно у тебя всё разглядела, можешь не сму-щаться. Я сейчас…- Проронила она и вышла. Он посмотрел в зеркало: пуля скользнула по рёбрам и вспахала мышцу у правой лопатки на спине. Борозда всё ещё сочилась кровью.
    Вошла Рита с подносом на котором  громоздились разные медицинские штучки. Сев на табурет, она осмотрела рану. Намочила вату спиртом и при-нялась обтирать бок, не касаясь раны.
    - Везёт твоей правой половине… - Кивнула Рита на бедро, где красовался шрам от жакана. – Теперь ещё одна отметина до конца жизни.
    - Мужчину шрамы украшают… - Заметил Роман, следя за  её ловкими ру-ками.
    Она бросила окровавленный кусок ваты в тазик, пристально посмотрела на Романа.
    - Нужно заштопать рану, милый. У меня нет наркоза… Придётся потер-петь, будет немного  больно…
    - Не впервой… - Усмехнулся он. – В тот раз из ноги пулю доставали, и то-же без наркоза. Как видишь, живой… - Бравируя, сказал он, но вспомнив, ка-ково ему тогда пришлось, невольно скривился.
    - Сейчас умереть я тебе тоже не позволю. Так что, успокойся…
    - Послушай, Рита… А на кухне ничего не осталось из спиртного?
    - Там почти полная бутылка коньяку… - Она вскочила с табурета. – Я при-несу…
 Он выпил полный стакан спиртного, вцепился зубами в деревянную ручку зубной щётки.
    - Я готов. – Промычал он, чувствуя, как алкоголь начинает обволакивать тёплой волной сознание. Поднял кверху правую руку, левой схватился за ручку двери.
    Бок ожгло пламенем – Рита начала обеззараживать рану спиртом. Боль вонзила когти в рану и он невольно застонал, как бы не хотелось ему не по-казывать свою слабость перед девушкой. Капли пота выступили у него на лбу, а когда она закончила зашивать рану, он был весь мокрый.
    - Я не белошвейка, но старалась сделать шов поаккуратнее.  – Заметила Рита, обрезая кончик нитки. – Сейчас на рану наложу салфетку с мазью Вишневского – она многим нашим солдатам в войну спасла жизни, и забин-тую. Думаю, что инфекция не попала в рану. Через день поменяю повязку. Как ты?
    Роман вытащил изо рта деревяшку:
    - Терпимо… Но наполовину пьяный. 
    Рита наложила салфетки, с обильным слоем  мази, с терпким, бьющим в нос, запахом и плотно перепоясала белоснежным бинтом его торс.
    - А ты молодец, милый… Можешь терпеть. – Обтёрла ему лицо, грудь от пота. Принесла из комнаты простыню, в которую он завернулся.
    - Рита! Мне нужно отсюда убраться. Не хочу тебя подводить…
    - В чём ты поедешь? Вот сейчас твои вещички простирну, высохнут и то-гда можно уезжать. А сейчас иди приляг… Тебе нужно отдохнуть.
    На глаза ему попалась бутылка, он налил полстакана коньяка и одним ма-хом выпил.
    - Снотворное… - Пояснил он Рите и дойдя до кровати, лёг. Бок по-прежнему жгло, но вполне терпимо, голова кружилась. Он лежал, глядя от-решённо на стену, через какое-то время веки стали тяжелеть и он провалился в забытье. Роман не слышал, как пришла Рита и осторожно прилегла рядом, стараясь не потревожить его…
    … - Кто обнаружил тела? – спросил капитан, старший опергруппы, при-бывшей на место происшествия.
    - Так я… - Кашлянул пожилой мужик в старом сером пиджаке, такого же цвета брюках и кирзовых сапогах – Осипов Иван Петрович. Ночной сторож при строительстве.
    - В какое время вы их обнаружили? – капитан вытащил платок и трубно высморкался.
    - В седьмом часу… Пошёл осмотреть площадку с Фомкой…
    - С какой ещё Фомкой? – перебил его капитан.
    - Да вот с ней. – Сторож кивнул на сидевшую поодаль дворняжку, внима-тельно смотревшую на них. – Она, шельма, и нашла. Слышу, заливается во всю. Подхожу, а она стоит возле сваленного забора, мордой в котлован, и гавкает. Глянул, - мать моя женщина, - лежат двое, не шевелятся. Я ходом в бытовку, оттуда и позвонил в милицию.
    - Во время дежурства что-нибудь слышали?
    - Так вечером гроза началась, мы с Фомкой в бытовке сидели. Грохотало, будь здоров, да дождь хлестал… - Сторож смущённо поскрёб в затылке. – Под шум я и прикемарил…
    Молодой лейтенант, наблюдавший  за медэкспертом, который осматривал трупы, неодобрительно заметил:
    - Спали, значит… Не боитесь, что у вас тут всё растащат?
    - А что тут тащить? – хмыкнул сторож. – Сваи закопанные, да бетонные плиты?
    - Товарищ капитан! Возьмите документы… - Медэксперт выпрямился и подал удостоверения. – Дело осложняется… - Покачал он головой.
    - Что тут у нас? – Капитан открыл корочки - брови у него удивлённо по-ползли вверх.
    - Майор КГБ Дроздов Виктор Степанович… Второй – майор МВД Грибов
Сергей Евгеньевич. Час от часу не легче… - Он глянул на своих сотрудни-ков:
    - Прошу больше к трупам не прикасаться! Пусть они сами разбираются. – Он  повернулся к сторожу:
    - Говорите, у вас в бытовке телефон есть?
    - Есть! А как же без него…   
     - Лейтенант! Дуй к телефону! Сообщи полковнику о пострадавших. Пус-кай сообщат в КГБ.
    - Слушаюсь! – лейтенант, скользя по мокрой глине на дне котлована, по-бежал к лестнице, по ней поднялся к бытовке. Через час появилась оператив-ная группа КГБ во главе с майором и военный прокурор. Капитан милиции рассказал им о предварительном осмотре места происшествия, о информации сторожа и передал удостоверения погибших.
    - Они свалились сверху, сломав забор. Видите! – он кивнул на свисающие доски. -  Похоже на драку…
    - Смерть наступила у одного от нескольких пулевых ранений, второй рас-колол череп при падении о бетонную сваю. На ней следы мозгового вещест-ва. – Сообщил милицейский эксперт.
    - Оружие найдено? –  спросил прокурор, внимательно осматривающий трупы.
    - Да, один ТТ. Чей, пока неясно. Василий Иванович! – капитан обратился к своему эксперту: - Передайте товарищам пистолет.
    - Да-да, конечно… - Засуетился  тот, открыл портфель и передал свёрток своему коллеге из КГБ.
    - Мы можем уехать? – поинтересовался капитан у майора. – Нам тут, по-хоже,  делать уже нечего.
    - Вы у нас находитесь в оперативном подчинении. Согласовано с вашим начальством. – Майор окинул взглядом сотрудников милиции.- Фотограф нам не нужен, а вот ваш эксперт пусть поработает с нашим. Пока мы будем здесь работать, вы, товарищ капитан, с лейтенантом пройдитесь по кварти-рам в этом доме. – Майор кивнул в сторону трёхэтажки. – Возможно кто-нибудь из жильцов что-то видел или слышал.
    - Хорошо… - Недовольно буркнул капитан. Ему, явно, не понравилось быть на побегушках у сотрудников КГБ. – Идём, Светлов!
    Сквозь сон Рита услышала звонок в прихожей. «Кого это так рано принес-ло? – сердито подумала она, осторожно слезая с постели. Роман даже не ше-лохнулся, как лёг на здоровый бок, так и продолжал спать.
    Девушка накинула халатик, прикрыла дверь в спальню, и вышла в прихо-жую. Звонок прогремел ещё требовательнее.. Открыла дверь и почувствова-ла, как тревожно застучало сердце, – милиционер на площадке приложил ру-ку к козырьку фуражки:
    - Лейтенант Светлов! Вы хозяйка квартиры?
    - Да-а… А что случилось?
    - Попрошу ваши документы! – строго глянул лейтенант.
Рита в комнате достала из серванта паспорт, вернулась назад и подала его милиционеру.
    - Маргарита Аристарховна Юшкова. – Он удостоверился, что фото соот-ветствует оригиналу, да и прописка тоже. Протянул паспорт хозяйке. Та за-пахнула разошедшие полы халатика, заметив взгляд лейтенанта на обольсти-тельную ложбинку.
    - Э-э… Маргарита Аристарховна! Вы вчера вечером были дома?
    - И ночью тоже… - Усмехнулась она.
    - Ничего странного не припомните? Ну, там, крики, стрельбу…
    Рита пожала плечами:
    - Да нет… Разве что ближе к ночи гроза началась. Молния сверкала, да гром гремел… А потом дождь начался и сильный ветер. Больше ничего тако-го…
    - Ну, что ж…Спасибо и на этом. Извините за беспокойство.- Лейтенант снова козырнул.
     - Да ничего… Я понимаю… - Рита кивнула и закрыла дверь, обессилено прислонилась к стене. Визит лейтенанта вновь напомнил ей о событиях про-шедшей ночи и укрепил её в решении, что Роману нужно отсюда уезжать и как можно скорее. Вернулась в спальню, посмотрела  на него  спящего. По-ложила  ладонь  ему на лоб. :Если и есть температура, то небольшая, решила она. На кухне включила утюг, выгладила подсохшую одежду Романа. Приго-товила завтрак, глянула на часы. «Пора ему вставать…»  Включила чайник, приготовила кучу бутербродов.
    На вошедшую в спальню Риту уставились припухшие со сна глаза ранено-го. Она подошла, присела на край постели:
    - Как ты себя чувствуешь, милый? – прохладной ладошкой коснулась его лба.
    - Вполне терпимо… -  Слабо улыбнулся Роман, взял её руку и поцеловал.
    - Тебя не знобит? – прикосновение его горячих губ пробудили у неё волни-тельные воспоминания их близости, да так, что она почувствовала томление в теле. И тут же изругала себя за эти мысли, вспомнив о его состоянии.
    - Немножко…  Ну и бок напоминает.
    - Это всё естественно. Организм борется … - Кивнула она. И рассказала ему о посещении милицией.
    - Так и должно быть… Они хотят разобраться во всём этом. Работа у них такая… - Он внимательно посмотрел на Риту: - Испугалась?
    - Есть немного… - Созналась девушка. – Но больше за тебя.
    - Ты мой ангел-хранитель… - Пробормотал Роман, приложив её ладонь к щеке. Она бережно отняла руку, улыбнулась.
    - Не делай пока так. А то у меня начинает голова кружится…
    - Значит, я у тебя в долгу. Как выздоровею, так долг отдам. – Он ласково посмотрел на неё. – С процентами…
    - Да ну тебя! С тобой невозможно серьёзно разговаривать. – Погрозила она пальцем. – Не о том сейчас думаешь, милый…
    Он вздохнул:
    - Я всё понимаю. Пора уезжать?
    Рита молча кивнула.
    - Что ж, пора, так пора… - Согласился он, садясь на постели. – Как там моя одежда?
    - Так вон на стуле… Всё отстиралось, никаких пятен. Я выгладила её, мо-жешь одевать.
    - И как я только расплачусь с тобой?.. – посетовал он, натягивал брюки и морщась.
    - Расплатишься, но только натурой… - Хихикнула она.
    - Договорились… Как только, так сразу… Я готов, моя королева.
    Она критически осмотрела его и осталась довольна.
    - Идем на кухню, там всё и обсудим.
    Смотря, как он ест без особого аппетита, Рита забеспокоилась:
    - Не вкусно? Или не хочется?
    Роман помотал головой:
    - Всё нормально, Рита… Ты же сама сказала, что так и должно быть. Не беспокойся…
    - Ну, хорошо… Я вот что предлагаю… Мы сейчас едем в гостиницу, ты выписываешься и  я увожу тебя на дачу своей подруги. Она уехала отдыхать в Прибалтику и вернётся не скоро. А меня попросила время от времени наве-дываться туда.
    - Рита, а может мне остаться в гостинице?
    - Не думаю, что это хорошая мысль. – Она покачала головой. – Вот пред-ставь себе… У тебя поднимается температура. Ты без сознания… Вызывают врача и он обнаруживает у тебя это ранение. Милиция начнёт копать… И как знать, чем это обернётся для тебя.
    Роман, выслушав её, хмыкнул. Что ж, в её рассуждениях есть свой резон. И впрямь, как он сможет объяснить своё ранение? Следователи не дураки, они смогут связать воедино моё ранение и происшествие в котловане.
    - Возможно, ты права. Только на даче я с тоски умру …
  - Я буду тебя навещать,  милый. Дача  хорошая,  есть электрическая плитка, водопровод. Даже камин в большой комнате. Растут фрукты, полно сморо-дины, вишни. Тебе понравится.
    - Ну, если камин… - Протянул он, улыбаясь. – Тогда я согласен…
    …- Так что скажите, господа сыщики? – прокурор воззрился на майора - следователя военной прокуратуры. – К каким выводам вы пришли? Какую версию можете озвучить?
    Тот поднялся из-за стола, глянул на портрет Дзержинского, висящий над прокурором, собрался с мыслями. Перебрал бумаги, лежащие перед ним на столе.
    - Я сначала хотел бы изложить факты, выявленные в процессе оперативно-розыскных мероприятий, товарищ прокурор. Если вы не возражаете…
    - Излагайте, майор… - Кивнул хозяин кабинета.
    - Так вот… Два офицера: майор КГБ Дроздов Виктор Степанович и майор МВД Грибов Сергей Евгеньевич, находясь в состоянии сильного алкогольно-го опьянения, по неизвестной нам пока причине, оказались позавчера поздно вечером в районе строительства дома по улице Восточной. Рано утром вчера они были найдены мёртвыми в котловане стройки ночным сторожем. При осмотре места происшествия выяснилось, что Грибов погиб при ударе голо-вой о бетонную сваю, на что указывают следы на ней мозгового вещества. Дроздов был убит тремя выстрелами в упор из пистолета ТТ, который со-гласно номера был приписан майору Грибову. И который оказался у него в тот вечер, в нарушении приказа. Как было выяснено проверкой, свой писто-лет майор почему-то не зарегистрировал в журнале. Что случилось вечером между ними, пока неизвестно. Возможно, произошла ссора, при которой Грибов выстрелил в Дроздова, потом они свалились в котлован. На что ука-зывает сломанная часть забора, ограждавшего стройку. При этом Грибов ударился головой о сваю.
    Майор смолк, зашелестел бумагами, складывая в стопку. Прокурор задум-чиво почесал нос, передвинул письменный набор с одного места на другое. Посмотрел на следователя:
    - У вас всё, майор?
    Тот переступил с ноги на ногу,  посмотрел на прокурора:
    - Во всей этой картине есть существенная и пока непонятная деталь: Гри-бов застрелил Дроздова в спину, потом каким-то образом они уже вместе оказались в котловане.
    Прокурор побарабанил пальцами по столу:
    - А не мог ли быть там  ещё кто-нибудь? Например, третий человек?
    - Гипотетически это возможно. Мы осмотрели весь участок наверху, в рай-оне сваленного забора, и всё в котловане. Но никаких следов присутствия третьего лица не обнаружили. Да и то сказать, в тот вечер была гроза… Если и были следы, то дождь всё смыл. Опрос жителей дома рядом со стройкой также ничего не дал. Большинство уже спали, остальные все говорят, что ни-чего особенного, кроме грозы, они не заметили. Правда, одна старушка ут-верждала, что в это время сидела без света на кухне и при вспышке молнии увидела, как два человека шли в сторону забора, а за ними сзади как бы ещё один.
    - Так как бы, или шёл? -  недовольно спросил прокурор.
    - Она так выразилась … - Майор пожал плечами.
    - Так выразилась… так выразилась… Что говорят эксперты?
    - Разрешите, товарищ прокурор? – поднялся с места капитан, эксперт по баллистике.
    - Слушаю… - Кивнул тот.
    - Мы провели экспертизу по идентификации пуль из тела Дроздова. Все они выпущены из пистолета марки ТТ, приписанного майору Грибову. Это не подлежит сомнению.
    - Ясно. Что дала общая экспертиза?
    Капитан в возрасте, с короткими седыми волосами, в роговых очках, от-крыл папку:
    - К сожалению на пистолете не обнаружено отпечатков, дождь постарался. На одежде не выявлено явных следов борьбы, как оторванные пуговицы, на-дорванные рукава или воротники. На руках и лицах так же не обнаружены царапины, синяки, порезы. Исследование поражений выстрелами внутренних органов Дроздова даёт возможность предположить, что он был ещё жив, ко-гда свалился в котлован.   
    - И к какому же выводу вы пришли, майор? – спросил прокурор следовате-ля.
    - Можно предположить, что двое друзей – как выяснилось, они действи-тельно были друзьями, - изрядно подпив, решили поехать в гости к своей близкой знакомой, живущей в том районе.
    - А-а… шерше ля фам… - Усмехнулся прокурор. – И вы туда же, майор…
    - Это не исключается, товарищ прокурор. В приёмной Управления КГБ было зафиксировано, что накануне происшествия неизвестная женщина пы-талась поговорить по телефону с майором Дроздовым. Дежурный, с согласия майора, сообщил ей номер телефона в его кабинете. Суть разговора неизвес-тен.  Можно предположить, что приехав на место, между друзьями возникает ссора на почве ревности. А так как они были изрядно пьяны, то разъярённый Грибов, дождавшись, когда Дроздов повернётся спиной к нему – стрелять в грудь, когда тот смотрит на него, он не решается, да ещё и пистолет во внут-реннем кармане, - и разряжает в него оружие. Алкоголь понижает болевой порог, Дроздов находит в себе силы повернутся к своему убийце и набрасы-вается на него. Потеряв равновесие, они падают на забор, тот ломается и оба сваливаются в котлован. Грибов ударяется головой о сваю, Дроздов умирает чуть позже,  из-за поражённой печени и потери крови.
    Прокурор вновь побарабанил по столу пальцами:
    - Что ж, майор… Логика в ваших рассуждениях есть…Выстроена довольно реальная версия. На мой взгляд нужно будет ещё проверить для полной ясно-сти вот такие моменты: поговорить с той старушкой, что видела третьего че-ловека; найти женщину, к которой они, возможно, ехали. Иначе какого рож-на они оказались в том месте. Неплохо бы отыскать таксиста, который их ту-да привёз.  И выяснить, где они надрались до такого состояния. Ну и методом исключения подтвердить свою версию. – Он тяжёлым взглядом посмотрел на майора:
    - Не забывайте, что это дело находится под особым контролем начальника Управления КГБ. Шутка сказать – убит офицер конторы. Я что-то не при-помню аналогичного случая, который был когда-либо здесь. Так что, идите и работайте. С докладом ко мне через неделю… И держите меня в курсе… Ибо там – прокурор ткнул пальцем вверх, - рассчитывают, что мы сможем в крат-чайшие сроки раскрутить это дело…
   

                ГЛАВА   67
    - Как ты тут?  Ещё не умер от голода? – Рита чмокнула его в щёку. Роман с удовольствием посмотрел на неё: в яркой кофточке с короткими рукавами, узкая юбка тесно облегала стройные бёдра, загорелые ноги оттенялись се-ребристыми босоножками. Взбитые чёрные кудри, губы, чуть тронутые яр-кой помадой, сияющие карие глаза – девушка была чудо как хороша. Она раскраснелась от его взгляда, слегка смутилась:
    - Чего это ты так меня рассматриваешь? – спросила Рита, повязывая фар-тук. И лукаво улыбнулась. -  Соскучился, что ли? Сейчас буду тебя кормить.
    - Соскучился… - Признался он. – Хорошо, что у твоей подруги здесь есть книги. А то хоть волком вой…
    - Не пробовал? – лукаво засмеялась она.
    - Чего? – удивлённо посмотрел на неё Роман.
    - Повыть?
    - Издеваешься? Над больным, находящимся почти на пороге у смерти, не-счастным человеком! Нет у вас сердца, девушка…
    - Боже мой… Какие мы несчастные! - подхватила шутливый тон Рита. И тут же сделалась серьёзной. – Прежде, чем сесть за стол, давай-ка сменим повязку.
    - А поесть? – страдальчески простонал он.
    -  У меня от жалости сердце разрывается, глядя на тебя! Но смотрю, как ты морщишься от боли, и понимаю – нужно осмотреть рану.
    - Ладно… издевайся… - Проронил Роман, стаскивая с себя рубашку.
     Рита размотала бинт, сняла салфетки. Лицо у неё стало серьёзным, она об-работала шов, вновь пахучая мазь легла на рану.
    - Что скажите, профессор? – поинтересовался он, надевая рубашку.
    Девушка строго посмотрела на него:
    - Физические нагрузки исключить полностью. Чем ты тут занимался? Ну-ка, кайся?
    - Да, ерунда… Поколол дрова для камина. Смотрю, в сарае чурки короткие лежат…сухие… Понял, для чего они предназначены. Ну и помахал топо-ром…
    - Помахал он, видите, топором… Вот, спрашивается, кто тебя просил во-зиться с этими чурками? – сердито уставилась на него Рита. – По твоей мило-сти загноился шов у спины, где пуля разорвала мышцы.
    Он виновато смотрел на неё:
    - Прости… Я подумал, что от нагрузки быстрее заживать будет.
    - Он, видите ли, подумал… - Она покачала головой. – Вы когда, молодой человек, будите головой думать, а не чем-то другим?
    - Всё-всё… - Он поднял руки. – Сознаю, был неправ… Больше такого не повторится.
    - Хорошо, что осознаёшь. – Она вдруг улыбнулась. Знаешь, какое выраже-ние лица у тебя сейчас?
    - Ну, и какое?
    - Как у ребёнка, который нашкодил и боится наказания.
    - Надеюсь, в углу на горохе не придётся стоять? Можно рассчитывать на снисхождение, учитывая тяжёлое состояние здоровья? – дурашливо спросил он, виновато склоняя голову.
    - Так уж и быть, прощаю… - Рассмеялась Рита. – Прямо умиление накаты-вает, как проштрафившийся больной просит об этом.
    Шутливый разговор продолжался и за обеденным столом. Когда же Рита сказала, что остаться не может, ей завтра к восьми утра на дежурство, он по-скучнел. Притянул её к себе, обхватил за талию, уткнулся лицом ей в грудь. Она взъерошила ему волосы, тяжело  дыша, сильнее прижала голову к себе.  Руки его стали требовательными, пальцы дёрнули за язычок молнии на юбке. Рита опомнилась:
    - Нет-нет… - Она осторожно отстранилась от него и укоризненно погрози-ла пальцем. – Ох, и до чего же хитрый и непослушный пошёл больной! Мы как договорились? Никакой физической нагрузки! Табу!  - Она поправила волосы перед зеркалом, поглядела на его разочарованное лицо и улыбнулась – Всему своё время! Можно будет снять ограничение недели эдак через две.
    - Через сколько!? – удивлённо-обиженное выражение на его лице позаба-вила Риту.
    - Копите силы больной! – хихикнула она. – Не забывайте, какой у вас вы-рос долг!
    - Ну и когда же я смогу отдать? Ведь пенни растут…
    - Отдашь! Я твои способности знаю.
    - Придётся трудиться  и днём, и ночью … Покой нам только сниться… - Вроде бы уныло произнёс он, но девушка заметила промелькнувшее на его лице хитрое выражение.
    - Боже мой! С кем ты связалась, бедная девушка!  Это просто какой-то не-нормальный больной!- она, шутя, опасливо обошла его, чтобы он не смог до неё дотянутся. – Я ухожу! Буду послезавтра! Не скучай! – послала ему воз-душный поцелуй и, схватив сумочку, выпорхнула из домика…
    … Дни шли за днями…  Роман читал книги – несколько полок с томами висели на стене в большой комнате, с удовольствием окунулся в мир при-ключений и фантастика, обнаружив в кладовке кипу журналов «Всемирный следопыт», изданных  ещё в двадцатых годах. Собирал поспевшую вишню и крыжовник, качался днями в гамаке, подвешенным в саду, познакомился с соседями. Как-то вечером зашёл мужчина лет под шестьдесят, если не боль-ше, отрекомендовался председателем дачного кооператива. Был он среднего роста, с большой лысиной, суетлив и до чрезвычайности болтливым. Сказал, что является лицом официальным и должен знать всех, кто проживает на его территории. Так как он отлично знает хозяйку этого домика, то будет хоро-шо, если гость, - он выразительно посмотрел на Романа, - покажет ему доку-мент, удостоверяющий личность и объяснит, каким образом он оказался здесь. Мол, пусть он не высказывает недовольства этим, потому что порядок есть порядок.
    Роман поддакнул насчёт порядка, безропотно принёс паспорт на имя Са-виных Михаила Евсеевича и любезно предоставил его председателю. Тот достал очки, водрузил их на нос, изрядно напоминающий картофелину с красноватым отливом, и скрупулёзно изучил его от корки до корки. Заметил, глядя на фотографию в паспорте, что года очень влияют на внешний вид че-ловека  Справедливая оценка, в свою очередь подчеркнул это тонкое замеча-ние Роман. Что, мол, даже не верится, каким он был чуть больше десяти лет назад.
    Да, согласился председатель, годы человека изрядно меняют и, зачастую, не красят. Вишь, каким он был сам когда-то, и каков сейчас. Он отдал пас-порт и выжидательно уставился  на него. Понимая, что он хочет услышать от него, Роман сообщил, что не смог устроится в гостиницу, пришлось согла-сится на предложение знакомой пожить на даче. Таким образом он и оказал-ся здесь.
    Глядя на нос председателя, он решил скрепить знакомство рюмкой армян-ского коньяку, что днями привезла Рита по его просьбе. Председатель для виду помялся, но Роман сразу заметил, как шевельнулся у него нос при виде этого напитка. За первой рюмкой последовала вторая, затем третья, после ко-торой председатель засуетился и сказал, что должен уходить, ибо законная супруга может не понять, что его должность обязывает быть в контакте с жи-телями дачного посёлка. Расстались они почти друзьями, несмотря на солид-ную разницу в возрасте. Уходя, председатель заявил, что хороших людей он видит издалека, и что если у Михаила возникнут какие-нибудь проблемы, то он завсегда готов помочь. 
    После его ухода он ушёл в сад и устроился в гамаке. Глядя на деревья со свисающими спелыми ягодами, скользящие в вышине птицы, слушая шелест листвы над головой, он ощутил опять сумятицу в душе. Этот визит и внеоче-редная проверка паспорта, ввергли его в приступ меланхолии и уныния. Уже в который раз он впадал в такие вот приступы, которые стали его посещать после событий у дома Риты, чуть ли не каждый день. Нет, он не испытывал чувства вины и раскаяния. Этот закономерный итог жизни двух подлых и злобных выродков, - по другому представить их было просто невозможно, - был предопределён свыше. Даже если он не смог бы довести это дело до ло-гического конца, значит кто-то другой выполнил бы позже эту справедливую миссию. Ибо не могут подобные твари вершить зло в этом мире до бесконеч-ности.
    Дело было в другом. У него тогда была цель – найти и покарать. А теперь, когда он достиг её, то оказалось, что дальнейшая жизнь потеряла смысл. Он потерял всех и всё… Впереди бессмысленное существование. Как жить дальше? К чему стремиться? Ради кого и чего? Думал и не находил ответа…
    …Прокурор смотрел на входивших в его кабинет сотрудников оператив-ной группы, расследовавших дело о смерти двух офицеров, пытаясь понять по выражению их лиц, с какими результатами они пришли к нему. И был со-бой явно недоволен, поняв, что физиономист из него никакой, когда офицеры расселись по стульям у длинного стола, а он так и не сделал для себя вывода.
    - Что ж, майор, докладывайте…  - Устало произнёс он, вспомнив нелице-приятный разговор со своим непосредственным начальством – военным про-курором округа. Тот намекнул ему, что сроками расследования крайне недо-волен генерал КГБ, куратор местных спецслужб; так же озабоченность вы-сказал по поводу этого громкого дела начальник местного краевого МВД и тоже генерал. А если расследование зайдёт в тупик, то могут последовать со-ответствующие выводы начальства и кадровые перестановки. И на роль стре-лочника очень даже подойдёт его кандидатура, что и озвучил прямым тек-стом его начальник.
    Озабоченный майор, с красными от постоянного недосыпа глазами, от-крыл папку:
    - В ходе оперативно-розыскных мероприятий сотрудниками опергруппы было выявлено следующее… Майор Дроздов и майор Грибов провели вечер в ресторане «Амур» в обществе двух девиц, что было выявлено при опросе обслуживающего персонала ресторана, работающего там в тот вечер. Осно-вательно набравшись, компания села в такси марки «Победа», - госномер прилагается, - таксомоторного парка номер два. Водитель – Шилов Алек-сандр Иванович, 1908 года рождения, беспартийный, характеризуется поло-жительно.
    При разговоре с ним он сообщил, что тем вечером взял компанию из четы-рёх человек у ресторана «Амур» и повёз по маршруту, что говорили ему пас-сажиры. Одна девица вышла раньше, троих остальных пассажиров он довёз до улицы Восточный, где они вышли у строительной площадки. Расплати-лась девушка и они вышли из машины, но в какую сторону они пошли - во-дитель не заметил. Так же он сказал, что мужчины были сильно выпимши – выражение водителя, - и вели себя соответственно. Ругались между собой, один из них всё доказывал, что эта девушка его, а он, его друг, будет лапу со-сать. Девушка их всё успокаивала, говорила, что у неё дома есть всё для про-должения праздника. Сотрудниками опергруппы были выявлены личности девиц. Ими оказались две медсестры центральной горбольницы. Та, что вы-шла раньше, Смирнова Ирина Валерьевна показала, что в ресторан её при-гласила подруга и сослуживица Юшкова Маргарита Аристарховна, так ска-зать, для компании. Поведение мужчин в ресторане ей не понравилось, вели они себя недостойно звания офицеров. Поэтому она и не поехала к подруге на квартиру, сославшись на больную мать. В разговоре с другой девицей – Юшковой Маргаритой Аристарховной выяснилось следующее… С майором Дроздовым она знакома полгода, он постоянно оказывал ей знаки внимания, приглашал к себе домой - у майора комната в семейном общежитии работни-ков КГБ. Но как говорит девица, он ей не нравился, вёл себя всегда неподо-бающим образом, поэтому она ему отказывала в этом. Накануне он встретил-ся с ней у больнице после  её ночного дежурства и пригласил на следующий день в ресторан «Амур» на празднование, якобы, своего дня рождения. На-мекнув при этом, что от приглашения сотрудника КГБ отказываться не сле-дует, ибо это может иметь негативные последствия. И посоветовал ей при-вести с собой подругу, для его приятеля.  Что она и сделала, пригласив кол-легу по работе. В ресторане они провели почти три часа, мужчины быстро опьянели, вели себя довольно непристойно. Когда вышли из ресторана и де-вушки хотели уехать одни, Дроздов сказал Юшковой, что они хотят поехать к ней в гости, зная, что у неё есть квартира. И что он не советует ей ломаться, а не то он может очень осложнить ей жизнь, учитывая её прошлое. Он имел в виду, что семья Юшковых в сорок восьмом году вернулась в Союз из китай-ского города Харбина, где проживала там всё время. Отец Маргариты Юш-ковой в данный момент работает в краевом управлении торговли, мать – до-мохозяйка.  Приехав к её дому, девица попросила их подождать минут де-сять, чтобы навести дома порядок, после чего хотела их привести к себе. На вопрос, зачем она привезла их к себе, Юшкова ответила, что испугалась Дроздова с его угрозами. И рассчитывала, что будучи пьяными и выпив у неё ещё, они просто-напросто отключаться до утра, а утром им обоим нужно на работу. Наведя порядок, она вышла на улицу, но их у дома не обнаружила, позвала, но никто не откликнулся. Разразилась гроза, пошёл дождь и она вернулась к себе, полагая, что они, вероятно всего, решили уехать. Возможно вспомнили, что завтра им на работу. Что же касается этих девиц, то обе на работе характеризуются положительно. - Добавил майор, закрывая папку.
    - Стоп! – прокурор даже выпрямился в кресле, словно сделал стойку на со-бачий манер, почуяв запах добычи. – А сам факт, что семья Юшковых верну-лась в Союз из Харбина, не наводит на некоторые мысли?
    Майор потёр бровь пальцем – была у следователя такая манера, когда он сомневался в каких либо измышлениях, и неловко усмехнулся:
    - Был грех, товарищ прокурор! Уж больно заманчивая выстраивалась вер-сия: Маргарита Юшкова, бывшая жительница Харбина и смерть двух офице-ров. Мы с коллегами провели большую работу и пришло к выводу, что эта версия неверна и ведёт в тупик.
    Прокурор откинулся на спинку кресла. Следователь был на хорошем счету у руководства, грамотный и опытный розыскник.
    - Интересно будет послушать на основании каких фактов вы пришли к от-
рицанию этой версии… - Пожевал  разочаровано губы прокурор, заметив про себя, что при разработки этой Юшковой, если бы всё подтвердилось, можно было бы заработать неплохие дивиденды у руководства.
    - Когда семья Юшковых вернулась в Союз, дочери было всего тринадцать лет. - Продолжил докладывать майор. – Поэтому трудно предположить, что девочка была кем-то завербована до отъезда сюда.
    - А если основным лицом в этом деле был её отец, а она всего лишь оруди-ем в его руках? – прищурился прокурор, ему было трудно отказаться от та-кой перспективной версии.
    - Вы извините, товарищ прокурор, но это уже из области научной фанта-стики.  - Упрямо наклонив голову, заявил следователь. – Да и сейчас не три-дцать седьмой и не сорок девятый годы, чтобы фабриковать дела, высасывая факты из пальца. Что касается её отца… Юшков Аристарх Дмитриевич, ро-дился и вырос в Харбине, в семье инженера, в своё время проектировшего знаменитую КВЖД. Участвовал в её строительстве, а потом и работал в Управлении дороги. Умер после войны и похоронен там, в Китае. Аристарх  Дмитриевич пошёл по коммерческой линии. В политической жизни русской диаспоры Харбина участия никакого не принимал, ни в каких партиях не со-стоял. После освобождения Харбина от японцев, подал заявление в нашу миссию с просьбой разрешения выехать с семьёй в Союз, мотивируя это ре-шение желанием возвратиться на Родину своих предков. Ходатайство было рассмотрено, проведены соответствующие проверки нашими органами и да-но разрешение на возвращение, что он и сделал в сорок восьмом году. Здесь начал работать в качестве продавца магазина и дошёл до руководителя тор-гового отдела закупки товаров при краевом управлении торговли. За эти го-ды многое сделал для развития этой отрасли народного  хозяйства, где ныне и  работает.  Начальством характеризуется  положительно. А теперь посмот-рите, что собой представляют жертвы этого прискорбного случая. – Он пере-вернул лист в папке.
    Прокурор недовольно засопел при упоминании о тех годах. Ещё свежа бы-ла на памяти чистка в прокурорской системе после развенчания культа лич-ности Сталина, когда многие сотрудники лишились своих постов, а некото-рые попали в места не столь отдалённые, уличённые в участии в массовых репрессиях. Он и сам тогда еле усидел в своём кресле.
    - Так вот… Дроздов, майор КГБ. Был переведён в краевое Управление из авиаполка одного из аэродромов ПВО, где являлся начальником первого от-дела. Перевод был связан с нашумевшей историей, и по просьбе командова-ния полка. Дроздов прославился там своими амурными похождениями, неод-нократно был изобличён в приставаниях к жёнам офицеров. Последний факт, при котором он был избит одним из мужей, жена которого наложила на себя руки, стало последней каплей терпения командования полка и причиной  для его перевода. Здесь он также не отличается  примерным поведением, но его связи в Управлении КГБ пока позволяли ему оставаться на плаву в системе. В Управлении он работает в канцелярском отделе и совершенно не представ-ляет никакой ценности для иностранных спецслужб. Допуска к секретным материалам он не имеет. – Следователь повернулся в сторону прокурора, на-хохлившегося, словно сыч, в кресле: 
    - Это я по поводу шпионского следа в этом деле. Не тянет он на хранителя государственных  секретов. Обычный  рядовой  клерк,  в обычном,  не сек-ретном  отделе  секретной службы.  Теперь о другом… Майор Грибов… Они были знакомы по совместной учёбе в училище НКВД. После окончания учё-бы пути их разошлись, Дроздов пошёл по линии обеспечения безопасности режимных объектов, а Грибов попал в систему МВД. Последнее место рабо-ты до перевода сюда – начальник оперативного отдела Дальлага №7. Как вы-яснилось при проверке, он характеризуется начальством лагеря, как жесто-кий и мстительный человек. Есть факты, что те заключённые, которые отка-зывались сотрудничать с ним, в скором времени оказывались на лагерном кладбище или становились инвалидами. Прилагаются материалы опроса со-трудников администрации лагеря. Кстати, перевод его в краевое  управление  было  совершено при содействии майора Дроздова, вопреки выводов москов-ской  контрольной  комиссии при  Главной прокуратуре СССР. Здесь майор Грибов выполнял обязанности начальника оружейного отдела краевого Управления этой службы. Отсюда и наличие пистолета у него в тот вечер. Майор не особо соблюдал для себя выполнение приказа о ношении личного оружия сотрудниками.
    - Ну, а ту старушку опрашивали, что видела трёх человек у дома в тот ве-чер? – спросил прокурор, дабы желая щёлкнуть по носу строптивого следо-вателя, напомнившего ему о прошлых годах и незавидных делах, к которым прокурор имел отношения, хотя и косвенные. И отнёсшего к его выводам от-носительно семьи Юшковых с явным пренебрежением.
    - Да, с ней беседовал лейтенант Назаров. Старушка путается в своих пока-заниях. Говорит, что то ли на самом деле видела третьего человека, то ли это приснилось ей. Оказывается, в какой-то момент она задремала, а проснув-шись, запамятовала, видела она троих наяву или во сне. Да и что можно ожи-дать от человека в таком возрасте, недавно ей исполнилось  восемьдесят шесть лет.
    - М-да… - Хозяин кабинета побарабанил пальцами по столу. – Нужно от-метить, что вашей группой была проведена большая работа по этому делу. Собрано большое количество материала. – Он нервно дёрнул крыльями по-родистого носа и уставился  немигающим взглядом  на следователя. Неглас-но среди сотрудников военной прокуратуры он получил кличку «Удав» именно за этот взгляд.
    - Что-то теперь изменилось в вашей версии, майор?
    - Нет, в корне ничего не изменилось. Изучив все материалы этого дела, я по-прежнему придерживаюсь  той же версии: ссора двух приятелей на фоне ревности, с последующим применением оружия Грибовым в отношении Дроздова, Затем падения в котлован и смерть обоих фигурантов: одного от ранений, второго при ударе головой о сваю.
    - Хорошо… - Он окинул взглядом остальных сотрудников опергруппы:
    - Возможно у кого-то из вас есть свои замечания, дополнения или несогла-сие с выводами майора?
    Но никто не высказал своё отдельное мнение, все были согласны с майо-ром. 
    - Мне всё ясно. – Он посмотрел на уставшего следователя. - Оставьте ма-териалы дела мне. Я их просмотрю и доложу выводы  следствия прокурору военного округа. А вы можете отдыхать, даю три дня. – Милостиво разрешил хозяин кабинета, глядя на утомлённые лица работников опергруппы…
    …Стукнула калитка… Роман, вытиравший посуду, глянул в окно – к дому по дорожке шла Рита. Дверь скрипнула, она вошла  и молча прислонилась спиной к косяку. Ему сразу бросились в глаза тёмные полукружья под глаза-ми и тусклый взгляд всегда лучистых глаз.
    Он положил полотенце на стол и, не сводя с неё встревоженного взгляда,  подошёл к девушке:
    - Что случилось, Рита? – спросил Роман. Она качнулась навстречу и уткну-лась лицом ему в грудь, руками охватив за плечи. Он обнял её и, хотя бок тут же отозвался тупой болью, прижал девушку к себе.
    - Что случилось, дорогая? Тебя кто-то обидел?
    Она всё также молча помотала головой.
    - Что-то с твоими родными? -  терялся он в догадках.
    Она подняла голову и он заметил, как в её глазах плеснулся страх:
    - Меня вызывали в КГБ. – И снова уткнулась в его грудь. От её слов у него по спине поползли мурашки. Как и большинство законопослушных граждан, он был наслышан о всемогуществе этой организации, способной найти и по-карать любого, кто осмелится посягнуть на устои государственного строя или выскажет крамольные мысли о её методах работы, о безвинно погибших и продолжающих томится в лагерях ГУЛАГа. Ещё были на слуху дело крем-лёвских врачей сорок девятого года, раскрутившее новый веток репрессий в послевоенное время, под каток которых попали тысячи и тысячи невинных и честных людей. Ещё не истёрлась краска в газетах, рассказывающих о пре-ступной деятельности Берия и его камарильи в лице Абакумова, Меркулова, Деканозова и других, ради личных амбиций готовых на всё и использующих карательные органы для достижения этих целей. И хотя в последние годы произошли существенные изменения в структуре и кадровые чистки, сама организация оставалась такой же могущественной и вездесущей, избежать внимания которой и не попасть под репрессивный каток было делом почти невозможным.
    Роман осторожно приподнял голову Риты и, увидев на её глазах слёзы, шепнул:
    - Успокойся, моя хорошая… Идём, сядем на диван, и ты мне всё по поряд-
ку расскажешь. Договорились?
    Она, всхлипнув, кивнула. Придерживая её за плечо, он провёл её в комна-ту, посадил на диван. Ласково вытер слёзы со щёк и глаз носовым платком. Затем принёс бутылку коньяка, налил полную рюмку и заставил выпить, не слушая её возражений.
    - Ты же медик и отлично знаешь, что нервные потрясения могут отразится на твоём сердечке. А это нам не к чему. Верно? – он некоторое время поси-дел, держа её руку в своих ладонях. С удовлетворением заметил, как порозо-вели щёки, девушка тихо вздохнула.
    - Ну, как, моя хорошая, получше? Успокоилась? – она кивнула, глядя на него покрасневшими глазами.
    - Вот и хорошо… А сейчас подробно, со всеми деталями, ничего не упус-кая, расскажи обо всём, что случилось.
    Рита вновь прерывисто вздохнула:
    - Вчера в больнице меня остановил мужчина, когда я шла из столовой к се-бе на этаж. Вежливо поинтересовался моей фамилией и сказал, что сегодня в девять часов утра мне нужно явиться в управление КГБ в двенадцатый каби-нет на втором этаже. И что пропуск на моё имя будет у дежурного при входе.  – Рита судорожно сжала его руку. – Знаешь, у меня в этот момент показа-лось, что подо мной пол провалился. Ноги у меня онемели, стали как ват-ные…
    - Я тебя очень хорошо понимаю… - Кивнул Роман, успокаивающе погла-живая её руку.- Наверное, в этой ситуации я чувствовал бы себя не лучшим образом. Продолжай…
    - Знаешь, милый, я эту ночь глаз не сомкнула…
    - Могу себе представить, что ты пережила… - Он уже проклинал себя, что втянул её в эту историю. Наивно полагая, что всё обойдётся и Рите ничего угрожать не будет. Так бездарно не оценить угрозу, бросив вызов такой ор-ганизации, покусившись на жизнь представителя этой спецслужбы, даже ес-ли он и не являлся какой-то значимой фигурой в этой иерархии. Как говорит-ся, дело престижа… Никому не дано вершить суд над теми, кто состоит в её рядах, будь он даже самым распоследним винтиком в её механизме. А коль ты всё же решил это сделать, так нечего тащить за собой ещё кого-то, тем более женщину. Но его разум тогда был затемнён единственным желанием – отомстить… Ни о чём другом он не думал…
    - Еле дождалась утра…  Пришла в «серый» дом, ноги подгибаются, всё во мне дрожит. Вручил мне пропуск дежурный и я поднялась на второй этаж. В кабинете сидел мужчина в штатском и ещё один за пишущей машинкой. Первый любезно пригласил сесть. И не слова ни говоря, положил на стол две фотографии. Посмотрел на меня и спрашивает, знаю я этих людей или нет. Хорошо ещё, что я не стала отрицать своего знакомства с ними.
    - Ты умница, Рита, а я дурак. – Заявил он, тяжело вздохнув.
    Девушка недоумённо посмотрела на него:
    - О чём это ты?
    - Мне не нужно было втягивать тебя в свои дела. Я просто недооценил ре-альные возможности КГБ. В основном там работают очень умные люди, имеющие отличную подготовку и обладающие неординарным мышлением. Самоуверенный болван, вот я кто…
    - Не казни себя так, милый… Вспомни, я сама вызвалась помочь, после то-го, как ты всё мне рассказал про себя, про Свету…
    - Всё равно я не имел права так рисковать тобой. – Упрямо стоял он на своём.
    - Что сделано, то сделано… Не будем теперь посыпать голову пеплом. – Она, успокоившись, ласково посмотрела на него. – Я не раскаиваюсь, что взялась помогать тебе.
     - И что дальше было?
    - Этот следователь стал расспрашивать меня, откуда я их знаю, каким об-разом мы оказались в ресторане, а потом у моего дома. Я всё рассказала, как было на самом деле. Единственное, что я изменила в показаниях, это то, что Дроздов меня пригласил на свой день рождения, а не я его. Опровергнуть это не сможет никто… Они уже ничего не скажут, в том числе и о разговоре по телефону. А ещё про то, что я выходила тогда из дома, но не нашла их…Это тоже им не проверить… Да, забыла сказать, что Ирку также вызывали к сле-дователю. И она тоже рассказала, как я пригласила её, и что было дальше. И про приставания  к ней пьяного Грибова в ресторане, и как не поехала с нами ко мне. Знаешь, что меня поразило? Что они про всё узнали в такой короткий срок. И про ресторан, и таксиста нашли, и нас с Иркой вычислили…          
    - Я о том и говорю, что в КГБ дураков не держат.  Работать там умеют. Не зря говорят, что эта организация является одной из самых лучших спецслужб в мире. – Заметил Роман. – И чем кончилась ваша беседа?
    - Я поинтересовалась у следователя, мол, а что случилось? Почему меня вызвали сюда?
    - И что он ответил?
    - Сказал, что мои знакомые попали в неприятную историю. Но что они по-гибли, не сообщил. И сказал, что возможно меня ещё вызовут, поэтому реко-мендовал мне не покидать город на ближайшее время. Подписал пропуск и отпустил.
    Он внимательно слушал рассказ Риты, анализируя всё, что она сообщила.
    - Рита! Ты можешь быть спокойна, у них на тебя ничего нет. И  гибель этих уродов они не могут связать с тобой.
    - Ты думаешь? – с надеждой посмотрела она на него.
    - Не просто уверен… Убеждён!
    - А я совсем в панику ударилась… - Пробормотала девушка.
    - И напрасно!  Если бы они каким-то образом смогли догадаться про это, то тебя сегодня просто бы не выпустили. И стали бы крутить, добиваясь при-знания. 
    Рита невольно содрогнулась, представив себе такое развитие событий. Ро-ман заметил её реакцию на его слова,  отлично понимая, о чём она подумала сейчас. Попасть в жернова такой организации – дорога в никуда.
    - Если тебя вновь вызовут в комитет, стой на своём. Не путайся в показа-ниях, это самое главное. – Напутствовал он Риту, отлично понимая, что глав-ное сейчас, это внушить ей уверенность, что всё будет хорошо.
    - А теперь давай поужинаем и ты ляжешь спать. Тебе нужно хорошенько отдохнуть после всех этих перипетий. Да-да! Это в первую очередь… Завтра встанешь и мир вновь засияет для тебя яркими красками. Сразу забудешь все свои страхи, как кошмарный сон. Это я тебе обещаю… - И был вознаграж-дён, заметив слабую улыбку на её лице…
    За столом он вновь налил ей коньяка, не забыв и себя, и с удовлетворением заметил, как после выпитого на её щеках проявился слабый румянец, да и на-строение заметно улучшилось. Она с аппетитом поела, напилась крепкого чая. Они ещё посидели в саду, под деревьями, и заметив, что глаза у неё за-крываются, он за руку отвёл её в спальню…
 

                ГЛАВА   68
    Пошла вторая неделя, но Риту больше не вызывали в «серый» дом. А Ро-ман заметил ей, что следствие, по-видимому, ничего больше не обнаружив в этом деле, прекратило дальнейшее расследование, сделав соответствующие выводы на основе выявленных фактов.  Постепенно она успокоилась и снова стала той взбалмошной и весёлой, как раньше. Только иногда она замыкалась в себе и непонимающе смотрела на него, когда он в этот момент обращался к ней.   
    - Ты сегодня ночью опять стонал… - Рита пододвинула к нему вазочку с вареньем. – Что-то плохое приснилось?
    - Не помню… Заспал, наверное. – Он зачерпнул ложечкой тёмно-красную массу, отправил в рот и зажмурился от удовольствия. – Вкуснотища какая!
    - Обычное вишнёвое варенье. Понравилось?
    - Нет слов… Хорошая из тебя хозяйка получится. – Заметил он, вытаски-вая цельную ягодку из вазочки. И тут же пожалел о сказанном., потому что Рита не замедлила напомнить о себе.
    - Так в чём же дело? Позови в хозяйки…
    Роман поднял голову и встретился с её грустной улыбкой. Уже не в первый раз он замечал этот ожидающий взгляд молодой женщины и невольно сожа-лел о том, что не может ничего ей сказать. Чем ближе наступал тот момент, когда настанет время и бок окончательно заживёт, и ему придётся решить, что делать дальше и как жить, тем чаще он замечал, как ждёт она от него серьёзного разговора.
    - Эх, дорогая моя… Какой из меня муж… У меня даже никакого приданно-го нет. - Пошутил он.
    - Зачем мне твоё приданное? Ты сам золото! – усмехнулась Рита.
    Он покивал головой:
    - Конечно… Только самоварное… - И понимая, что от этого разговора не уйти, он решил сразу и бесповоротно поставить все точки над и. Замялся, на зная, с чего начать, но тут девушка сама пришла ему на помощь.
    - Скажи, милый, как ты ко мне относишься? – задала она вопрос и Роман  вынужден был признать, что она тоже хочет выяснить всё сразу.
    - Ты женщина, о которой только могут мечтать мужчины.  – Начал он.
    - Но только не ты… - Прервала она его, побледнев. – Больше можешь не продолжать.
    - Зачем ты так? – укоризненно посмотрел он на неё. – Я хочу, чтобы ты меня поняла. У меня здесь, - он положил руку на сердце, - пусто. Понима-ешь? Там как будто всё мне выжгли… Остался один пепел. То тепло, что ты мне даёшь – бесценно. Но этого мало, чтобы стать счастливыми. Я-то ничего не могу тебе дать. Пойми меня…Вот кто я такой, спрашивается? Да никто… Человек, у которого отняли прошлое, и у которого нет будущего. Од-          ним словом – изгой. Найти себя здесь, в этом мире, у меня нет такой возмож-ности. Жить, постоянно оглядываясь, я не смогу. А прошлое будет постоянно напоминать мне и когда-нибудь я просто сорвусь. Или ты однажды поймёшь, что мы сделали ошибку. Поэтому я не хочу делать тебя несчастной… У нас с тобой нет будущего, Рита…
    Он понимал, что этими словами делает ей больно, но по-другому не мог поступить. Не хотел, что бы у неё возникла иллюзия совместной счастливой жизни. И был немало удивлён, когда она подошла к нему, обняла и прижала его голову к своей груди:
    - Бедный мой малыш…  - Прошептала она. – Не сердись на меня, что я так хотела быть счастливой с тобой. Это выше моих сил. – И когда он хотел ей сказать, что она самая лучшая и он так бы хотел быть всегда с ней – она при-крыла его губы ладонью:
    - Не нужно ничего говорит… Я всё понимаю. Давай не будем омрачать ос-тавшиеся дни перед разлукой упрёками или недомолвками. – Она погладила его по голове, и он был потрясён её мудростью и мужеством, с каким она встретила крах своих грёз…
    …Он сидел на коне и перед ним, у подножья холма, шли, сотрясая землю, фаланги великой армии. Гвардейцы царя со щитами, сверкающими серебря-ными пластинами; тяжело вооружённые гоплиты с длинными копьями; дро-тикометатели, ряды которых напоминали ощетинившего гигантского ежа. За ними следовали лучники, пращники, конница двигалась по десять всадников в ряд – впереди тяжёлая, затем средняя и лёгкая. Воины, проходя мимо, по-ворачивали к нему весёлые лица, безбородые и бородатые, кто-то вскидывал свободную руку в приветствии и он, в свою очередь, взмахом руки отдавал дань их силе и мужеству. Впереди, в полсотни метрах, колыхалась стена про-
гретого жарким солнцем марево, ряды воинов утыкались в неё и тут же исче-
зали, словно проваливаясь в бездну.
    Послышался топот копыт, группа всадников остановилась поодаль. От неё отделился один в пурпурном плаще, сверкая золотыми пластинами доспехов, в боевом шлёме с щетиной конских волос по гребню и коротким македон-ским мечом на поясе Длинные волосы выбивались из-под шлема, бритое ли-цо и умные проницательные глаза на худощавом лице… Мощный вороной конь под ним, прикрытый боевой попоной, шёл, отвернув вбок голову, и пританцовывая, словно на торжественном смотре.
    - Приветствую тебя, Роман! – вскинул он руку, останавливая храпящего жеребца рядом.
    - И ты будь здрав, о великий! – ответил тот
    - Ты чего тут застрял? – поинтересовался всадник, сдерживая пританцовы-вающего коня. Тот, мотая головой, неодобрительно косил лиловым глазом.
    - Да на распутье я, Саша! Не могу выбрать - куда податься. Прямо или свернуть направо? Вот и ломаю голову… А ты куда намылился со своими мужиками?
    - Ха! – он сверкнул улыбкой. – А мы домой! Хватит, навоевались по самое некуда. Как там у вас поётся? «Не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна!». Лучше не скажешь! Вот, спрашивается, на кой хрен нам этот Египет и Турция в придачу? А? Что скажешь?
    - Хозяин барин… - Пожал Роман плечами. – Тебе, Саша, виднее… Только хочу предупредить – будьте поосторожнее с турками. Это ещё тот народец, любят бить в спину.
    - Разберёмся… - Он повернулся и махнул рукой. – Таис! Давай сюда!
    Молодая красивая девушка с гривой пышных волос подскакала к ним и кивнула Роману. Он ответил, вежливо наклонив голову и вспоминая, где он её мог видеть.
    - Вот на неделю заскочим к Таис в Афины, а там и до родной Македонии рукой подать. Так-то вот, дружище. Может и ты с нами?
    - Нет, Саша, мне в другую сторону. Правда, ещё не знаю в какую…
    - Вот чудак человек! – он неодобрительно глянул на Романа. – Таис! Ты только посмотри на него! Мужику уже столько лет, а он всё никак не может определиться! Там дева юная слезами изошла в думах о нём, а он и в ус не дует! Ну, Рома, не ожидал я от тебя такого! Ну, хоть ты ему скажи, Таис!
    - Да про какую деву ты говоришь?! – с досадой спросил он.
    - Нехорошо, Роман, нехорошо… - Осуждающе посмотрела на него девуш-ка. – Задурил голову девчонке и в кусты… Это не по-джентельменски… На-слышаны мы, что ждёт она от тебя ребёнка.
    - Вот так-то, дружище. А ты ещё выбираешь, куда тебе податься. Конечно же к Варе! – воскликнул Александр.
    - К Варе? – удивлённо посмотрел на них Роман. – А вы-то откуда про неё знаете?
    Тот хмыкнул: - Какой же я был бы царь, если бы не знал про всех и про
всё. Так что, давай, сворачивай направо и к ней! - он внимательно вгляделся в шеренги шагающих воинов. - А нам пора - обоз на подходе. Видишь, мой Буцефал уже весь извёлся! – он потрепал жеребца по холке. – Будь здоров, Рома! Айда, Таис!
    Роман посмотрел им вслед. Отъехав пару шагов, тот повернулся к нему и крикнул:
    - Передавай Варе привет от Александра Македонского и Таис Афинской! Будем в ваших краях, обязательно зайдём в гости! – и стеганул плёткой же-ребца… 
    … «Приснится же такая дичь…». – Подумал он с усмешкой, таращась сон-ными глазами  на доски потолка. Солнце через оконное стекло грело так, что он лежал весь в поту. Вытер лоб, откинул влажную простыню в сторону. Глянул на часы – почти двенадцать. А лёг чуть ли не в четыре, так захватил его роман Ивана Ефремова «Таис Афинская», что он решил его дочитать. Дочитал к утру и, пожалуйста вам сон, как говорят, в руку.
    И тут его словно кто-то стукнул по голове. Как же он мог забыть про Ва-рю… Славная, наивная душа. Добрая и бесхитростная… И любит его, это он знает наверняка. Вот тебе и выход… А что? Жить простой жизнью, среди простых и доброжелательных людей. Рядом с красивой любящей женой. Что может быть лучше?  Ну и что, что староверы? Такие же люди со своими за-ботами, не избалованные жизнью, не обременённые пороками современного мира. Да и там, в диком таёжном крае, не нужно будет чего-то опасаться, ко-му-то что-то доказывать. Охота, рыбалка, свой огород…И как у всех - жив-ность, ибо там по другому нельзя. Зато всё своё, чистое, без всяких там гер-бицидов-пестицидов.
    И сразу у него стало легко на душе, всё стало на свои места. А он-то со-всем было упал духом, потеряв  основной стержень в жизни – её цель. Итак, что теперь осталось? Ещё неделю, не больше, и можно будет собирать ве-щички. Как там в песне? «И в дальний путь на долгие года…». Что там я се-годня хотел сделать? Вспоминал он, плескаясь у рукомойника. И вспомнил… А хотел ты, дружок, попытаться найти Акимова Юрия Семёновича. Он за-мер, вспомнив об этом… А может не стоит пытаться искать? Что он ему ска-жет? Что бежал из лагеря и всё остальное? Он вытерся, поставил чайник. Что, брат, сдрейфил? И почему? Кажется, зря… Он нормальный мужик и вряд ли изменился за эти два года. Нет, надо встретится. Ну, не сдаст же он тебя, узнав про побег. Это исключено…
    Он черкнул записку для Риты, выпил чаю, оделся и пошёл на станцию. Ку-пил в киоске свежую газету и стал знакомится с новостями. Прочитал пере-довицу, развернул и замер в изумлении – с газетного листа на него смотрел его однополчанин по войне в Корее - Глеб Борков. И с которым они в одном поезде возвращались домой. На снимке Глеб в защитном шлёме и странном костюме, улыбаясь, стоял у какого-то самолёта. Роман впился глазами в га-зетные строчки. В короткой статье говорилось, что лётчик-испытатель ЛИИ майор Борков Г.А. на самолёте Е-162  достиг скорости две тысячи двести тридцать километров в час на стокилометровом отрезке, превысив на двести десять километров рекорд принадлежавший ранее американскому лётчику-испытателю полковнику Стаффорду на самолёте Ф-105.
    Двоякое чувство охватило Романа. С одной стороны он был страшно рад и горд за страну, за Глеба, что тот добился своей цели, став лётчиком-испытателем; с другой стороны ему стало грустно от мысли, что он, перспек-тивный лётчик, как говорили о нём его командиры, оказался, образно говоря, без крыльев. Уже сидя в электричке, он ещё несколько раз перечитал замет-ку, так она затронула его душу.


                ГЛАВА   69
    В маленьком сквере, у штаба военного округа, Роман сел на скамейку, от-куда отлично была видна входная дверь, надвинул шляпу на глаза и стал внимательно всматриваться во входящий и выходящий военный люд. Про-шёл час, время подходило к восемнадцати часам, но знакомое лицо так и не появлялось в поле зрения. Он уже собрался уходить, решив, что Акимова может и не быть в штабе по причине отпуска, командировки или ещё по ка-кой-то оказии, как из двери вышли двое военных, оживлённо разговаривая, и направились по дорожке сквера
    - Нет, нет и нет! Я в корне не согласен с генералом Ступовым! – донеслось до Романа, и он сразу узнал голос Акимова. И сразу представил себе, как он в этот момент передёрнул усами. Два полковника, не спеша, поравнялись с ним, продолжая что-то обсуждать. Они отошли на несколько шагов дальше по дорожке, когда он встал и, хрипловатым от волнения голосом, произнёс:
    - Юрий Семёнович!
    Оба офицера остановились, Акимов повернулся к Роману. Солнце светило ему в глаза,  и вряд ли он смог узнать мужчину в светлом костюме с надви-нутой на глаза шляпой
    - Это ко мне, Сергей Викторович! – он повернул голову к собеседнику. – Давай оговорим этот вопрос в понедельник.
    - Хорошо! До понедельника! – второй полковник небрежно-изящно кинул ладонь к козырьку и, пожав руку Акимову, пошёл к выходу из сквера.
    Юрий Семёнович, сделал пару шагов и, когда Роман слегка приподнял край шляпы кверху, резко остановился, словно наткнувшись на препятствие. Глаза его изумлённо расширились, он медленно приблизился к нему и, охва-тив руками его плечи, просипел:
    - Роман… Неужто это ты? – и в волнении передёрнул усами.
    - Я это, Юрий Семёнович, я… - Он радостно смотрел на него, растянув гу-бы в улыбке.
    - Глазам своим не верю! Ну, здравствуй, дорогой мой! – Акимов обнял его,
похлопал по спине. Затем отстранился, вновь глянул, словно сомневаясь, что это он, посмотрел на часы:
    - Надеюсь, что ты никуда не спешишь!?
    Роман улыбнулся, глядя на полковника и узнавая его манеру разговаривать в утвердительно-вопросительном виде:
    - Не спешу, товарищ полковник.
    - Вот и славно! Едем ко мне! – и жестом пресёк попытку Романа что-то сказать. – И никаких возражений! Жена и дочь на югах, вернутся через неде-лю к учебному году. Так что я сейчас холостякую. Идём!
    Они прошли сквер, и Акимов подошёл к стоявшей на небольшом пятачке «Победе», открыл машину и кивнул Роману:
    - Садись! Десять минут и мы дома.
    Вёл он машину так же уверено, как и пилотировал истребитель. Несколько раз, отрывая взгляд от дороги, мельком смотрел на сидевшего рядом Романа, как бы желая удостоверится, что тот на самом деле здесь. Подъехав к пяти-этажному дому внутри тенистого двора, он припарковал машину рядом с ещё несколькими машинами. Затем они зашли в гастроном, Акимов накупил раз-ных продуктов, в винном отделе взял пару бутылок коньяку.
     - Сейчас мы с тобой сотворим холостяцкий ужин. – Заявил он, когда они прошли на кухню. – Когда жены нет рядом,  её отсутствие чувствуется во всём, в том числе и на кухне. – Усмехнулся полковник, надевая фартук. – Ты открывай банки, а я сейчас нажарю яичницу с колбасой – фирменное блюдо холостяка. – Хохотнул он.
    Вскоре на плитке аппетитно зашкварчало. Тем временем Роман нарезал хлеба, открыл банку красной икры, крабов. Из купленных свежих овощей на-крошил салат, заправил его сметаной. Хозяин открыл дверцу маленького хо-лодильника «Север» и торжественно водрузил на стол блюдо с жареными ка-расями.
  - На те выходные ездил с приятелями на рыбалку. Так сказать – трофеи. По-просил соседку, она пожарила. 
    Акимов разлил коньяку по пузатым рюмкам, поднял свою:
    - За встречу, Роман! Тем более – нежданную… - Он медленно выпил, взял бутерброд с икрой. Увидев, что тот крутит рюмку в ладонях, вопросительно вздёрнул брови:
    - Ты чего это застыл? Давай-ка выпей, да наваливайся, по-фронтовому. Помнишь, как в Корее? – улыбнулся он.
    Роман проглотил пахучую жидкость, которая огненным комом свалилась внутрь, подцепил кружок копчёной колбасы. Прожевал, не чувствуя вкуса, отложил вилку в сторону и спросил, глядя в упор на полковника:
    - Почему вы меня не о чём не спрашиваете, Юрий Семёнович?
    Тот передёрнул усами, налил ещё коньяку:
    - Жду, когда сам расскажешь… А сейчас давай-ка выпьем  за наш празд-ник.- И усмехнулся, глядя на удивлённого Романа. – Сегодня же восемнадца-
тое августа – День Авиации. Или забыл?
    - А ведь верно… - Тот грустно усмехнулся. – Только к этому празднику я теперь не имею никакого отношения. – С горечью произнёс он.
    - Э-э, нет…Тут ты не прав! – строго взглянул на него полковник. – Бывших лётчиков не бывает. Если ты прочувствовал когда-то восторг, поднимаясь в небо на самолёте, с которым ощущаешь себя единым целом, - это, брат, на-всегда входит в твою кровь, в твой мозг.  – Глаза его потеплели. – Давай, Ро-ман, за наш с тобой праздник! – он стукнул своей рюмкой о его, и прислу-шался к малиновому звону хрусталя.- Знаешь, мне сейчас вспомнилось на-звание книги, которую я хотел бы когда-нибудь прочитать. Есть такой аме-риканский писатель  Эрнест Хэмингуэй. Слыхал о нём?
    - Не только слышал, но и читал его роман «Прощай, оружие». В библиоте-ке моего тестя… - Помрачнел он, вспомнив умершего почти на его руках Ни-ла Артемьевича. И не стал вдаваться в тот факт, что эта книга лежит сейчас в его чемодане.
    - Так вот, он написал книгу «Праздник, который всегда с тобой». Может, когда-нибудь её издадут и у нас.  Чувствуешь, какое название? Вот и этот наш праздник всегда с нами… Чего бы в жизни не случалось… Помни всегда об этом, это и твой праздник!
    Роман благодарно посмотрел на Акимова. Сейчас он впервые с новой сто-роны открылся для него – чутким и отзывчивым человеком.
    … - А сейчас наш третий тост! – Акимов поднялся из-за стола и Роман по-следовал за ним. – Давай за тех, кто не вернулся из своего последнего полё-та… Они выпили и какое-то время сидели молча за столом. Потом хозяин достал портсигар, пододвинул его к Роману. Тот раскрыл его и прочитал краткую надпись внутри крышки: «Ещё столько же в небе…», и ниже одно слово – «друзья» и дата.
    - Со значением написано… - Роман взвесил портсигар на руке, вдруг вспомнив о самородках. – Тяжёлый… - И придвинул его к хозяину.
    - Коллеги подарили… Говорят, золотой… - Пояснил тот. С любопытством глянул на гостя. – Не куришь, что ли?
   Роман кивнул:   - Так и не научился…
    - Молодец! А я вот никак не могу бросить… И жена всю плешь проела, и врачи советуют. Грозятся, что скоро могут проблемы со здоровьем начаться.  – Акимов махнул рукой. – Всё равно одну-то я сейчас выкурю, в честь такого события. – Он вытащил папиросу, прикурил и подошёл к открытой форточке. – Ну, вот, теперь можно поговорить о тебе… Начинай…
    - Не знаю, с чего начать… - Замялся Роман.
    -  Что, разобрались с твоим делом? Или тебя досрочно освободили? – по-интересовался полковник.
    - Да нет, Юрий Семёнович, я сам себя освободил. – Проронил он, словно прыгая в ледяную воду.
    - Как это? – недоумённо уставился на него Акимов.
    - Бежал из лагеря год назад. – Тусклым голосом  сообщил он. Полковник так и застыл у форточки с папиросой в руке. Потом пришёл в себя, сел за стол и уставился на Романа.
    - Ну-ка, ну-ка… Давай поподробней…
    И Роман подробно рассказал обо всём: и про пересыльную местную тюрь-му, где он впервые столкнулся с тюремными порядками и уголовным миром. Потом про лагерь, царившие там правила, про то, как его несколько раз хоте-ли убить. Особо остановился на фигуре так называемого «кума» - майоре Грибове, который не добившись от него согласия на сотрудничество, решил разделаться с ним. О бывшем военном лётчике, а ныне «смотрящим» лагеря, о том, какую роль он сыграл в его жизни, как помог бежать. Потом о самом побеге, о уголовнике по кличке «Узда», который должен был его убить уже на воле по заказу  того самого мерзавца  майора  Дроздова.  Каким  образом он избежал  гибели от рук «Узды», как скитался по тайге и чуть не попал в руки преследователей. Потом переход через хребет, спасение охотника от медведя, деревня староверов и жизнь с ними. Противостояние с уставщиком, снова покушение на его жизнь, ранение. О возвращение сюда, поездка в свой город. О умерших близких, последним из которых был отец Светы, и которо-го он успел застать в живых. Про его похороны, и возвращение в этот город. Про то, как он нашёл этих двух нелюдей, про схватку у стройки, в которой его снова ранили, а те получили то, что заслужили своей мерзкой и подлой жизнью. Рассказал и о Рите, не называя её и не говоря, кто она такая и чем занимается.
   Когда он закончил своё затянувшееся повествование, перед полковником стояла пепельница, забитая доверху смятыми окурками, а в кухне плавал толстый слой сизого дыма. Акимов сидел напротив, уставившись на него с немым вопросом, типа: почему ты до сих пор живой и где предел человече-скому долготерпению и стойкости духа.
    Словно очнувшись, он встал и распахнул раму кухонного окна. Скопив-шийся дым повалил наружу, слабый ветерок моментом вытянул его остатки на улицу.
    - Сейчас пожарные прискачут, подумают что в квартире пожар. – Хохот-нул полковник. Закрыл раму, сел за стол, вновь пристально посмотрел на Ро-мана. Затем налил коньяку почти по полной рюмке:
    - Расскажи мне кто-то другой… - Он покачал головой. – Не поверил бы… А тебе верю. Давай выпьем. – Он дождался, когда Роман поднимет свою рюмку:
    - За то, что не сломался! Всё вынес! За тебя, Роман!
    Отодвинув от себя тарелку, он открыл снова портсигар, но он оказался пустым:
    - Явный перебор! – засмеялся он. – Высадил недельную норму, не меньше. Хорошо, что жены дома нет. Скандала бы не избежать… - Он ковырнул ос-тывшую яичницу на тарелке.
    - Знаешь, Роман… У меня есть приятель, из «конторы». Ну, ты понимаешь, о чём я… Он ниже этажом живёт, полковник. Вместе на рыбалку ходим. Он, правда, постарше меня будет, но общая страсть нас сблизила. Да ещё моя машина… - Акимов усмехнулся. - Удобно, когда у соседа она есть. Так вот, неделю назад он мне рассказал про этот случай, как два офицера – один из них был его сотрудником, надрались до соплей и подрались из-за какой-то женщины. Печальный итог – два трупа. Рассказывает он мне, а сам чернее тучи. Я его и спрашиваю, что, этот сотрудник был для тебя, Яков Михайло-вич, не просто сослуживцем? А он посмотрел на меня и говорит: знаешь, Юрий Семёнович, ежели бы ты не был так влюблён в свои летающие железя-ки, я бы тебя в нашу «контору» забрал. Потому что ты мыслишь неординарно и сразу просёк ситуацию. И рассказывает мне, что погибший майор был как бы потенциальным женихом для его дочери.
    Акимов покрутил головой:
    - На что только не идут родители ради счастья своих детей. Вот у него дочь, перезревшая девица, да и на вид не кинозвезда. Страшненькая…  Как понимаешь, выйти замуж для неё, несбыточная мечта. И тут появляется этот майор, начинает ухлёстывать за ней. Цветы, подарки и прочая лабуда. Деви-ца на седьмом небе от счастья, отец тоже воспарил духом. И хотя он пришёл к выводу, что майор ещё тот жук и для своей карьеры решил воспользоваться такой ситуацией – породниться с начальником штаба Управления, тем не ме-нее был просто рад, что дочь выйдет замуж.. Был ещё один нюанс - в послед-нее время отец заметил, что этот ловелас на его молодую жену не по-родственному поглядывает. Надо сказать, что эта вертлявая особа, на два-дцать лет с хвостиком моложе полковника. И на знаки внимания этого хлю-ста смотрела очень даже благосклонно. Да и по управлению ходили слухи об амурных похождениях майора. И тем не менее, он на всё смотрел сквозь пальцы, лишь бы дочь была счастлива. И тут на тебе…Жених погиб, дочь в трауре, да и мачеха тоже переживает, не меньше падчерицы. Вот он мне и говорит, что в результаты следствия не верит. И что его номинальный зять погиб не от руки своего приятеля, а кто-то ещё расправился с ними обоими. Мол, он сам докопается до истины и виновника горя дочери на части порвёт. И в  разговоре называет мне фамилию - Дроздов. У меня ещё тогда мелькну-ла мысль – а не тот ли это сукин сын? Спрашиваю у соседа, мол, не служил ли он, Дроздов, два года назад в авиаполку начальником первого отдела. Служил, говорит мне сосед. Тогда я и подумал - есть бог на свете, настигла эту мразь кара. Конечно, я не сказал это ему, он бы меня не понял. Вот толь-ко тогда мне в голову не могла прийти мысль, что именно ты приложил к этому событию руку.
    - В полном смысле этого слова… - Кивнул Роман. – Когда я держал его за грудки и тряс, Грибов, спьяну и от охватившего его ужаса – шутка сказать, я же для них был явившимся за ними с того света, - явно не соображая, начал стрелять Дроздову в спину. Чувствую – бок мне обожгло, а этот гнус начина-ет тяжелеть у меня в руках, я и отшвырнул его прямо на Грибова. Тогда-то они и свалились в котлован, сломав забор. И провидение мне помогло, когда бывший «кум» черепушку себе расколол о сваю. – Он поднял голову и пол-ковник увидел в его глазах то ли сожаление, то ли досаду.- Знаешь, Юрий Семёнович, о чём я жалею?
    - О чём же?
    - Что не сломал им шеи вот этими руками! – гневно произнёс Роман и по-тряс сжатыми кулаками. – У меня до сих пор стоит передо мной лицо моей Светы. Она же беременная была… Дроздов изнасиловал её, она и не вынесла этого. - Уже шёпотом добавил он.
    - Да ты что! – охнул Акимов, заметив боль в его глазах.  - Тогда председа-телю трибунала ваш Николай Иванович сказал, что по гарнизону слух идёт об этом. Да только тот не принял это во внимание. Мол, бабьи сплетни три-бунал не рассматривает в качестве фактов. И ты молчал во время следствия.
    - Что бы это изменило, Юрий Семёнович? Да и у меня тогда в голове чёрт знает что творилось. Всё навалилось сразу – и смерть Светы и ребёнок… Мне об этом рассказала соседка, жена  штурмана. Ссылаться на неё было бессмысленно, она бы не согласилась давать показания против Дроздова. Вы же знаете, как довлеет над людьми страх перед нашими органами. Ещё в па-мяти у народа массовые репрессии тридцатых и сороковых годов
    - К сожалению, это так… Хотя идут разговоры, что спецслужбы наши ре-формированы. Я интересовался у соседа насчёт изменений в КГБ. Так он в общих словах преподнёс, мол, да, произошли изменения, изжита порочная практика необоснованных обвинений, методы допроса приведены в нормы законодательства, были осуждены и уволены работники, дискредитирующие звание советского чекиста и так далее и тому подобное. Как на самом деле сейчас варится на той кухне одному богу известно.
    Какое-то время они помолчали, потом Роман поинтересовался у полковни-ка:
    - Как там наш «батя»?  Что нового в «Воздвиженке»?
    - Николай Иванович год назад ушёл в отставку. Поехал к себе на Кубань, как он выразился, рыбку ловить.  Проводили его с почётом, полк-то в пере-довых в ПВО. Сейчас там командует выпускник Академии ВВС. Грамотный мужик, да и лётчик неплохой. Вот месяц назад был у них, проверял технику пилотирования у командования. Вместе с новым командиром и новые маши-ны пришли на замену. Так что ему пришлось попотеть, когда полк осваивал новую технику. Ничего, справился мужик.
     - А что за машины? – вроде из праздного любопытства спросил Роман, но Акимов увидел, как загорелись при этом у него глаза. «Эх, какого лётчика потеряли тогда наши ВВС, - засвербело у полковника внутри. – Не ценят у нас до сих пор талантливых людей в государстве. Ох, не ценят… Ведь имен-но на таких, как он, и держится авиация».
    - Если, конечно, не секрет. – Добавил он, расценив молчание полковника,
как нежелание делится этой информацией.
    - Ну что ты, Роман! – очнулся от раздумий Акимов. – Какие могут быть от тебя секреты! Полк переучился на новые МиГи, «девятнадцатые».
    - Сильно отличается от прежнего? Я полагаю, что вы их курируете по дол-гу службы?
    - На них, родимых, сейчас летаю… - Кивнул полковник. – А отличаются они основательно. И скорость сверхзвуковая,  и потолок побольше. Опять же радар помощнее стоит, цель можно захватить на удалении пятнадцати кило-метров. Да и вооружение другое - четыре ракеты «воздух – воздух». Для пе-рехвата и ближнего боя.
    - Строгая машина в пилотировании?
    - Смотря для кого… Для тебя точно больших сложностей не было бы.
    Слова полковника резанули его по живому и он опустил голову, что бы тот не увидел, как предательски защемило у него в глазах и невольно сжалось сердце у бывшего пилота..
    Акимов с жалостью посмотрел на него, представляя, что сейчас творится у него на душе. Внезапно он чуть не подскочил на стуле, глаза у него загоре-лись:
    - Послушай, Роман! Что мне сейчас пришло в голову… - Он передёрнул усами. – А что если я поговорю о тебе с Иваном Никитовичем?
    - С каким Иваном Никитовичем? – не понял его Роман.
    - Так с Кожедубом! Ты что, забыл, как он тебя наградил за два сбитых над аэродромом?
    - Нет, конечно… Только орден у меня отобрали.  А где Иван Никитович сейчас?
    - В Москве, естественно… Он сейчас большой человек. В прошлом году окончил Академию Генштаба. Командует дивизией, но на этой должности долго не задержится, это, как говорят, и к бабке не ходи. У него масштаб другой… Да ещё и депутат Верховного Совета СССР. – Было видно, что он очень гордится Кожедубом. Ведь на фронте Акимов был у него ведомым, по-том вместе были в Корее, где Иван Никитович командовал дивизией, а Аки-мов – эскадрильей.
    - Вот я и говорю, что он тебя тут же вспомнит И сделает всё возможное и невозможное. – Было видно, что Юрий Семёнович хочет помочь Роману от всей души. Да и как не помочь человеку, который спас когда-то тебе жизнь.
    Загоревшись, было, этой идеей, Роман вдруг сник, грустно улыбнулся:
    - Спасибо, Юрий Семёнович, за ваши благие намерения, желание помочь мне. Только, отнимать время у такого человека не стоит.
    - Но почему? – воскликнул удивлённо Акимов.
    - Ну, подумайте сами, Юрий Семёнович… Что вы ему скажите? Как я из-бил старшего по званию и мне присудили за это пять лет лагерей? Как через год бежал из места заключения и теперь живу под чужим именем? – он пока-чал головой. – Нет, не нужно этого делать. Начнут копать по новой, да и припаяют мне ещё и за побег. Пусть уж остаётся всё как есть… Как говорит-ся: Богу – богово, а кесарю – кесарево… Кто-то пусть летает, а мне остаётся забиться в тёмную щель, да потихоньку сопеть. Ибо с моим недалёким про-шлом вход в этот мир теперь для меня заказан.
 .   Акимов, выслушав его, был вынужден признать, что Роман прав. Никому не будет дела  до этой печальной истории. Ну и что с того, что сломали жизнь прекрасному лётчику, а его жена с неродившемся ребёнком наложила на себя руки? Что от переживаний за них умерли родители? Кого это может волновать? – он заскрипел зубами. Открыл вторую бутылку и вновь налил почти по полной рюмке.
    - Давай, Роман, помянем твоих: и Свету с ребёнком, и родителей, что без-временно ушли из жизни. – Он тяжело вздохнул. -  Как говорят в народе: царство им небесное…
    Роман благодарно посмотрел на своего бывшего командира и ведущего в воздушных боях в  корейском небе..
    - Чем я тебе могу сейчас помочь, Роман? – спросил через некоторое время полковник.
    - Спасибо, Юрий Семёнович, но ничего не нужно. Я вам благодарен за то, что приняли меня, не отвернулись.
    - Что ты такое говоришь… Как бы я мог поступить по другому? Не обижай меня…Кстати… Куда ты теперь, когда твоя миссия здесь закончена?
    - Я уже решил – возвращаюсь к староверам. Буду охотиться, рыбачить. Может, женюсь… - Улыбнулся Роман.
    - Так-так… В таком случае у меня для тебя кое-что есть. Ах, как хорошо, что ты это мне сейчас сказал! – заговорщицки улыбнулся полковник.  – Один момент! – поднял он вверх указательный палец и вышел из кухни. Роман удивлённо хмыкнул, гадая, чего это он придумал сейчас.
    Минут через десять Акимов вернулся с каким-то длинным свёртком. Потёр ладони и загадочно произнёс, поглаживая свёрток:
    - Вот и настал твой час… - Он развернул свёрток и Роман увидел тёмно-зелёный матерчатый чехол. Акимов открыл его и перед глазами изумлённого гостя сверкнула воронёной сталью ружьё. Полковник, улыбаясь, протянул его Роману:
    - Мой тебе подарок! Владей!
    Роман благоговейно взял в руки оружие и тут же понял, что это не охотни-чье ружьё, а винтовка – уж больно узкое было дульное отверстие. Он по-смотрел на хозяина с немым вопросом.
    - Это винчестер! – пояснил тот, видя, какое впечатление оружие произвело на Романа. – Магазин на пять патронов. Вон, даже откидной штык есть. Па-троны используешь и в штыковую атаку на медведя! – хохотнул полковник.
    - Откуда она у вас? – спросил Роман, разглядывая невиданную винтовку. «Всё правильно, винчестер…  Вон и характерная скоба у приклада для заря-жания». Про это оружие, он читал в книгах о так называемом Диком Западе. Вторая половина девятнадцатого века… Колонисты в Америке отвоёвывают у индейцев земли на западе континента. И везде фигурирует этот тип оружия – винчестер.
    - В сорок четвёртом году мне его подарили парни из эскадрильи, с кото-рыми я перегонял «аэрокобры» из Аляски в Союз. Получилось так, что свой день рождения я встретил в Фербенксе, есть там у них такой городок. Там мы получали самолёты. Пришлось мне тогда выставить парням виски, они мне и подарили эту винтовку. Заметь, Роман, это не простой винчестер, а так назы-ваемая русская версия. Во время Первой мировой войны царское правитель-ство заказало в Америке партию винтовок под русский патрон, как у трёхли-нейки, калибра 7,62 мм.  Американцы поставили России несколько сот тысяч таких вот винтовок.
    - А где же парни взяли такую? – спросил Роман, не выпуская из рук вин-товку.
    - Как они рассказывали, её презентовал им хозяин оружейного магазина. Когда они пришли туда, хозяин, увидев русских лётчиков, поинтересовался, что они желают приобрести у него. А когда узнал, что те хотят купить винче-стер для своего друга по случаю его дня рождения, тогда и вынес её из скла-да. Сказал, что она лежит у них более двадцати лет, никто ею за эти годы не интересовался, учитывая такой калибр, она как раз и подойдёт русскому лёт-чику.  Каким образом она попала к ним, он не помнит, потому что был тогда мал, а отец уже умер. И торжественно заявил, что дарит её русскому лётчику, мол, бейте этих фашистов, а мы, американцы, вам будем помогать.
    - Спасибо, Юрий Семёнович, за такой царский подарок! Вот уж не ожидал, что буду держать в руках это знаменитое оружие! – воскликнул Роман.
    - Самое ценное в нём, я повторяю, что для него подходят наши патроны. Я в те годы приобрёл их где-то с сотню, так что тебе хватит на несколько лет.
    - А сами-то чего не занялись охотой?
    - Не вышел из меня охотник. Вот рыбалка – другое дело. А когда ты ска-зал, что думаешь вернуться в тайгу, я и понял – вот человек, которому эта винтовка подойдёт, как нельзя лучше. – Улыбнулся полковник, донельзя до-вольный таким исходом.
    - И как же вы её привезли в Союз? -  поинтересовался Роман, когда они вновь сели за стол.
    - Так это было просто - сунул в кабину «аэрокобры» и все дела. – Акимов покрутил головой и рассмеялся. – Оттуда чего только не возили… Двигатель у американского истребителя расположен сзади кабины пилота,  так под его капотом было свободное пространство. Вот туда и засовывали покупки: спиртное, дамское бельё, чулки и прочие товары. И смех, и грех… Один ухарь запихал ящик сливочного масла. Перед посадкой в Уэлькале – первый промежуточный аэродром по трассе перегона на Чукотке, - по рации кто-то заблажил, мол, из хвоста идущей впереди «кобры»  дым шлейфом прёт. А все помнили, как было несколько аварий при перегонах. В двигателе этого само-лёта проявлялся дефект – обрывался шатун, пробивал картер, масло выбра-сывалось наружу, двигатель клинило. И как следствие – пожар… Правда, по-том наши кулибины-техники придумали хитрость. При приёмке в Фербенксе картер обваривали стальными прокладками, чтобы избежать утечки масла. И помогало… - Он налил в рюмки. – Давай, Роман, за то, чтобы этот винчестер тебе служил верно.
    - Так что же с той «коброй» было?  - напомнил Роман.
    - С какой «коброй»? – забыв про свой рассказ, уставился на него полков-ник.
    - Так у которой дым из хвоста пошёл перед посадкой?
    - А-а-а! – вспомнил Акимов. – Прыгать с парашютом пилоту нельзя было – высота маленькая. Командир группы приказал остальным уходить на второй круг, а тому – заходить с прямой. Сели, дым всё валит у него от двигателя. Открыли капот, и кто-то из техников и говорит: «братцы, ей-богу блинами пахнет». Смотрят, а на двигателе какая-то тёмная масса. Пальцем ковырнули, – батюшки мои! – топлёное сливочное масло. Растаяло в картонной упаковке, да на горячие выхлопные патрубки стало стекать – вот и пошёл дым.
    Роман рассмеялся:
    - Надо же было такому казусу случится!
    Акимов хмыкнул:
    - Лётчику тому не до смеха было, чуть под трибунал не отдали. После того случая в Якутске таможню устроили для перегоночных самолётов. Всё вы-гребали подчистую. Но я успел винтовку провести до того, как таможню по-ставили. Вот и таскал всё с собой до сегодняшнего дня. Словно подспудно ожидал такого вот случая. Так что, Роман, удачной тебе охоты!
    - У меня просто нет слов для благодарности, Юрий Семёнович! – вновь принялся благодарить его Роман.
    - Перестань… Я рад, что хотя бы этим малым могу тебе помочь.  – Он вдруг хлопнул себя по лбу ладонью. – Совсем забыл… Я сейчас! – он ушёл и вскоре вернулся. – Вот тебе патроны, и этот рюкзак будет тебе кстати. Ну, не с чемоданом же тебе идти по тайге.
    С широкими лямками, с несколькими кармашками на нём, он был в самом деле просто необходим ему при возвращении в деревню. Да и потом, для охотника, сущий клад.
    - Юрий Семёнович… А эта молния для чего тут? – спросил он, рассматри-вая подробнее рюкзак.
    - Э-э, брат! Нужно отдать должное американцам в таких делах. Вот смот-ри! – Акимов взялся за язычок молнии и потянул его вокруг основания рюк-зака. Раз! Встряхнул за лямки,  дно опустилось и внутренний объём увели-чился почти наполовину.
    - Ты смотри-ка! – удивился Роман. - Хитро придумано!
    - Не говори! Очень практично. Вроде бы пустяк, а выгода большая. – заме-тил полковник. - Осталось тебе  только загрузить его.
    - За этим дело не станет… - Заверил Роман, укладывая в рюкзак патроны.
    Засиделись они за полночь… Допили коньяк, перешли на чай. По просьбе Юрия Семёновича Роман подробно рассказал о быте, обычаях, обрядах в жизни лесных отшельников-староверов. Об истории этой части русского на-рода, который для сохранения своих православных корней немало перетер-пели за эти века от власти светской и духовной. Об их неукротимых поисках потаённых мест, где бы они могли спокойно жить, добывая себе хлеб насущ-ной и не боясь преследований за свою приверженность канонам старого пра-вославия.
    Полковник с подлинным вниманием и любопытством внимал рассказам Романа о природе тех мест. О девственной тайге, реках, горной системе Си-хотэ-Алиня. О зверях и другой живности, населяющих те таёжные дебри, о охоте на них, об охотничьих  приёмах… - более благодарного слушателя Ро-ману было бы не найти.
    - О-о-о! – воскликнул полковник, посмотрев на часы. – Время махом про-летело! Уже три часа ночи. Засиделись мы с тобой.
    - Так ведь было что вспомнить, да что рассказать! – заметил Роман.- Когда ещё доведётся встретится… - С грустью в голосе сказал он.   
    - Будем верить в лучшее. А там уж, как масть ляжет. – Акимов улыбнулся. - Я по натуре оптимист. И верю, что мы ещё обязательно встретимся!
   - Хотелось бы, Юрий Семёнович, - согласился он. Потом улыбнулся и вскочил со стула.
    – Совсем из головы вылетело со всеми этими историями.. Вы бы только знали, о ком напечатано в сегодняшней газете! Я сейчас… - Роман вытащил из кармана пиджака свёрнутую газету.
    - Вы только посмотрите о ком здесь статья! – он развернул газету и поло-жил на стол перед полковником.
    Тот вгляделся в фотографию лётчика у самолёта:
    - Смотри-ка ты! Никак Глеб… Глеб Борков! – воскликнул Акимов.
    - Он самый, Юрий Семёнович! Вы только почитайте о нём… Настоящий герой! – Роман вновь всмотрелся в весёлое лицо друга.
    - Ай да молодец! – оторвался от газеты полковник. – Можно только пора-доваться за него, да гордиться, что вместе дрались в небе Корее. А ты заме-тил, Роман, какой странный костюм на нём, да и самолёт уж больно не похож на нынешние.
    - Заметил… - Кивнул тот. – Видно специальный, для полётов на больших скоростях  да высотах.. Время не стоит на месте…
    - Это ты верно сказал… Верю, пройдёт немного времени и наши лётчики в строевых полках буду летать на таких вот самолётах, а может быть и лучше. –Полковник посмотрел на притихшего Романа. – Будем отдыхать? Кстати, а ты где сейчас базируешься?
    - У знакомых на даче, Юрий  Семёнович.
    - Так, может, сгоняем на рыбалку? Как-никак, у меня два дня выходных…
    Роман почесал затылок, смущённо улыбнулся
    - Да я что-то не знаю… И одет не соответствующим образом.
    - Об этом можешь не беспокоится. Оформим тебя, как положено. А в свою тайгу ещё успеешь… Зато такое место завтра увидишь – закачаешься…


                ГЛАВА   70
    Нагруженный снаряжением Роман вслед за Акимовым подошёл к «Побе-де». Прислонившись к багажнику, стоял мужчина лет пятидесяти, одетый в старую армейскую форму, только без знаков различия. Зелёная рубашка под распахнутым кителем, синие бриджи заправлены в видавшие виды сапоги с порыжевшими носками. Волосы с проседью выбивались из-под фуражки. Цепкие глаза под лохматыми бровями ощупали подходивших, зацепившись дольше на лице спутника хозяина машины.
    - Опаздываете, господа хорошие… - Пророкотал он басом – Эдак все наши карасишки в камыши забьются, выковыривай их потом оттуда…
    - Поплачь, поплачь, Яков Михайлович! Рыба, как и карты, слезу любит. – Рассмеялся Акимов. – Ты, я смотрю, как всегда в своём боевом снаряжении.
    - А она у меня заветная, я всегда в ней с уловом…
    - Вот уж не ожидал, что наши славные чекисты верят в приметы. – Подко-вырнул тот.
    - Эх, молодо-зелено… Поживёшь с моё, Юрий Семёнович, кой на какие вещи будешь смотреть по-другому. – Он усмехнулся. – Впрочем, сейчас не время для дискуссий. Ты лучше познакомь меня с молодым человеком.
     - Яков Михайлович,  сосед  и  соратник  по  рыбалке.  А это – Акимов кивнул в сторону своего гостя, - Роман… э-э… - Он замешкался на мгнове-ние, не зная как охарактеризовать его. - Мой знакомый охотник из таёжного посёлка.
    - Что-то я никогда раньше от тебя не слышал о твоих знакомых охотников. – Заметил тот, протянув свою руку. – Роман, значит…- Он с каким-то нездо-ровым любопытством посмотрел на него.
    - Так к слову не приходилось… - Пожал плечами Акимов. – Вчера, как снег на голову свалился.
    - Значит, недавно соизволили в городе появится? – спросил Яков Михай-лович, продолжая удерживать его руку.
    - Да, неделю назад… Вот только вчера удалось к Юрию Семёновичу прие-хать. – Роман, глядя в его глаза, почувствовал вдруг какую-то тревогу.
    - А что за дела-то у таёжного охотника в нашем городе? – поинтересовался тот, ощупывая его взглядом.
    - Дела личного характера… - Уклончиво ответил он.
    - Ну да, ну да… У молодого человека всегда бывают личные дела…
    Акимов, сложив вещи в багажник, захлопнул его:
   - Яков Михайлович! Ты чего к моему гостю прицепился? Издержки про-
фессии что ли?
    - Так всегда же хочется поближе познакомиться с новым человеком! – криво усмехнулся тот. – Так сказать, новые воззрения, мысли, взгляды…
    - Ладно, объяснил… Поехали уже, а то и в самом деле на уху не наловим. – Заявил Акимов, открывая дверцу машины. – Яков Михайлович! Ты садись сзади, я Роману наши красоты покажу.   
    Выехали за город, дорога сначала ложилась под колёса бетонными плита-ми, отчего на их стыках машина стучала колёсами, как бы ведя им счёт. Ос-тавив позади последнюю плиту, «Победа» зашуршала по гравийной дороге. По сторонам мелькали кустарники, болотца с торчащими метёлками камыша и пучками травы на кочках. На возвышенных косогорах группами и в оди-ночку высились берёзы, мохнатые ели и пихты. Светились красными мазка-ми ветки рябины на зелёном фоне лесного братства…Золотистые поля при-ветливо кивали колосьями, кисточками созревающего овса. Уходящее лето щедро дарило свету сочные яркие краски своей зрелости… 
    - А что, Роман, в ваших краях места красивые? – подал сзади голос Яков Михайлович.
    - Красивые… - Кивнул тот. – Здесь равнина, а у нас сопки, горы… И, соот-ветственно, тайга-матушка.
    - И где же эта красота находится?
    - Отсюда на юго-восток. – Лаконично ответил Роман.
    - И как же вы добираетесь туда? – не отставал от него сосед.
    - По всякому… Можно сначала по «железке», потом на машине. Или на попутной машине, а потом пешком. – Не вдаваясь в подробности, пояснил он.
    - И сколько же времени на это уходит?      
    - Дней пять-шесть.
    - Ты так Романа расспрашиваешь, словно хочешь переехать туда жить! – хохотнул Акимов, поглядывая в зеркальце на Якова Михайловича.
    - А что? Вот уйду на пенсию и уеду куда-нибудь жить на природу.
    Акимов засмеялся:
    - Ценю твой юмор, Яков Михайлович… Только тебя сейчас от тёплого горшка не оторвать, да и домашние твои не позволят.
    - Умеешь ты, Юрий Семёнович, человека с небес опустить на грешную землю. 
    Через полчаса полковник свернул на просёлочную дорогу и машина, мягко пыля, поплыла среди жёлтых полей и перелесков. Миновав тёмный еловый лес, дорога выскочила на пригорок, с которого раскинулась панорама, как на лубочной картине. На переднем плане дорога дугой тянулась посреди хлеб-ного поля к небольшой деревеньке, крыши которой виднелись тут и там сре-ди зелени деревьев. Ещё дальше, за тёмной стеной леса, сверкала серебром лента широкой реки.
    - Вот и добрались…  - Произнёс весело Акимов. – Сейчас поставим нашу
 «антилопу-гну» в стойло и на карасей. 
    - Так мы не к реке едем? – поинтересовался Роман.
    - Нет, наши рыбацкие угодья на озере. От деревни пару километров…  Вот туда сейчас и потопаем.
    Они заехали на деревенскую улицу и по зелёной траве направились в её противоположный конец, пугая кур и стайки гусей. При виде машины гусаки начинали шипеть, пригнув шеи к земле, и агрессивно бросаясь в сторону грохочущего чудовища. Едва машина проезжала мимо, как гусак возвещал своей стае о победе, громко гогоча и хлопая крыльями. Лохматая собачонка, выскочив из-под ворот, с истошным лаем кинулась за машиной и отстала, только пробежав не меньше половину улицы.
    Проскочив улицу, Акимов затормозил у ворот последнего домика. Едва вышли из машины, как калитка отворилась и появился невысокий старичок, в тёмной суконной кепке и  светлой рубашке, заправленную в серые штаны. Роман в удивлением заметил на его ногах старые валенки.
    - Здравствуй, Архип Митрофанович!  - улыбаясь, подошёл к нему Акимов. – Вот, снова к вам приехали.
    - Милости просим, гости дорогие! – засуетился старичок. – Проходите в хату!
    Яков Михайлович и Роман также поздоровались с хозяином и стали вы-гружать из машины рыбацкое снаряжение.
    - Я только машину загоню во двор, и мы сразу на озеро пойдём. Не будем терять время. - Объяснил Акимов. - И так сегодня припозднились…
    - Ничего… Сейчас у карася самый жор. Так что успеете его надёргать… - Обнадёжил их старичок, подслеповато глядя на гостей.
    Юрий Семёнович вытащил из машины лётные унты, подошёл и протянул ему:
    - Вот, Митрофанович… Носи на здоровье!
Старичок взял унты, ощупал их. На лице появилась растерянная и радостная улыбка.
    - Спасибо тебе, Семёныч… Храни тебя бог, когда ты по небу летишь… - Сказал он, прижимая к груди подарок. – Теперь мои ноженьки согреются…
    - Они на собачьем меху, очень тёплые… - Грустно глядя на него, ответил Акимов. - Поклон от нас Полине Васильевне. Будем завтра уезжать, обяза-тельно зайдём.
    - Может, холодненького молочка попьёте?
    - Спасибо, Митрофанович! Завтра… А сейчас мы пошли…
    - Ладно…С богом, ребятушки. – Закивал хозяин, а когда они отошли, ук-радкой их перекрестил в спину.
    Они прошли вдоль огородной изгороди дома напротив и по лесной тро-пинке двинулись мимо молодой поросли берёз и осин, пахучего разнотравья на полянах, мимо муравейников. Тут и там поднимались высокие стебли ки-прея, иван-чая и белоголовника, и Роман, глядя на них, вспоминал тот души-стый чай, что заваривала в доме Савиных хозяйка.
    - Так вот, Роман … Эти старички, где мы сейчас были…  - Сказал Юрий Семёнович, подождав, когда он догонит его. – Остались под старость одни. Пять их сыновей ушли на фронт, и ни один не вернулся. Все сложил свои го-ловы…
    - Что? Больше никого не осталось? – спросил потрясённый Роман.
    - Никого… Старший был женат, но детей не было. А невестка умерла, за-болев воспалением лёгких. Вот они теперь вдвоём доживают свой век.. Бед-ные старики…  - Акимов тяжело вздохнул и молча пошёл дальше.
    … Место и в самом деле было красивое. Большое озеро, шириной метров триста. уходило вглубь лесного массива, изгибаясь за лесистый мыс.
    - Оно так и называется – Кривое… - Пояснил Акимов. – А вон там, в левой стороне, протока, которая соединяет озеро с рекой. Поэтому здесь не только караси водятся, но и речная попадается. Но в основном господствует карась.
    - Так здесь вы и останавливаетесь? – спросил Роман.
    - Нет, здесь местные промышляют… А наше место вон у того мыса.
    Ещё минут пятнадцать они пробирались над берегом озера по едва замет-ной тропинке, петляющей между стволами сосен, елей, берёз и густых зарос-лей кустарника. Пару раз пришлось переходить низменные места с чавкаю-щейся грязью.
    - Давайте-ка обустраиваться… - Предложил Яков Михайлович, когда они вышли на небольшую поляну на берегу озера. – Да попытаемся на уху надёр-гать рыбёшки…
    Большой шалаш, покрытый берёзовыми и хвойными ветками, кострище с рогульками, колченогий столик, да несколько чурбаков, стоящих рядом – всё говорило о том, что место это давно обжитое.
     Пока возились с вещами, готовили снасти, Роман несколько раз ловил на себе изучающий взгляд Якова Михайловича, что начало его тревожить.
    «Не нужно было мне соглашаться на эту рыбалку. И сказать Юрию Семё-новичу, что документы  у меня другие и звать теперь меня  Михаил, а  не  Роман, не додумался. Да кто бы мог знать, что у своего бывшего командира я столкнусь с несостоявшимся тестем этой сволочи. Да ещё работником КГБ… Впрочем, чего это я накручиваю себе страсти, спрашивается? Он, конечно, мог это имя услышать от своего будущего зятя и оно внезапно всплыло в его голове после этого случая. Впрочем, мало ли на свете Романов… Если пы-таться найти потенциального виновника гибели Дроздова по имени, то это выглядит полным абсурдом»..
    - Роман, держи! – Юрий Семёнович протянул ему бамбуковое удилище. – Оно в полном комплекте, вот ещё тебе наживка – перловая каша с конопля-ным маслом. – Он протянул ему баночку из-под крабов. – Крючок караси-ный, наживляй пару зерён и закидывай.
    - И где мне можно будет устроиться? – поинтересовался Роман.
    - У Юрия Семёновича прикормленное место справа, а я предлагаю пойти со мной в левую сторону. Там, рядом со мной, есть неплохие места. – Пред-ложил Яков Михайлович.
    Роман заметил удивлённый взгляд Акимова, но понимая, что отказ может быть истолковано кагэбешником по-своему, кивнул головой:
    - Идёмте! Полагаюсь на ваш опыт…
    Метрах в пятидесяти от стоянки они вышли к утоптанному место у кромки воды, рядом со свисающийся  над водой ивой.
   - Здесь я постоянно рыбачу, а вон у тех кустов неплохо клюёт. И тоже при-кормлено. Можете там испытать своё рыбацкое счастье. – Подсказал провод-ник, снаряжая свою снасть.
    Роман подошёл к приметному месту. Густые кусты тальника торчали чуть ли не из озера, травянистый берег обрывался в метре от уреза воды. Вбитая в дно рогулина для упора удилища указывала, что здесь время от времени за-кидывали удочки, да и прогалина среди торчащих из воды камышей и кув-шинок была довольно привлекательным местом, где может жировать караси-ное племя. 
    Он размотал леску, прикинул на глаз и передвинул поплавок на метр от крючка. Насадил пару зёрен перловки и закинул на чистую воду между ка-чающимися на воде широкими листьями. Поплавок сначала лёг на воду, по-том гусиное перо, воткнутое в пробку, встало вертикально. Роман положил удилище на рогульку и, услышав плеск воды, оглянулся на соседа. Тот, в этот момент, вытаскивал свою первую добычу – отблескивающего серебром карася.
    Поплавок так и торчал спокойно на воде и Роману вновь полезли в голову мысли о пристальном наблюдении за ним соседа. Что он хочет узнать о нём? Чего добивается? И вообще, какими фактами он располагает о нём? Тут на-вязчивые мысли испарились - поплавок  клюнул пару раз и поплыл в сторо-ну. Он подсёк и потащил добычу из воды. Не иначе «лапоть» попался, думал он, чувствуя солидное сопротивление. Каково же было его изумление, когда из воды вывернулся ощетинившийся всеми своими колючками небольшой ерш. Вот тебе и «лапоть», хмыкнул про себя Роман. Впрочем, хоть и некази-стый трофей, но для навара в ухе очень даже пойдёт.
    Когда пришло время обедать, на самодельном кукане  у него висело три средних карася, пара плотвичек, да первая добыча – ёрш. Всех переплюнул Яков Михайлович, он вытащил семь  карасей. На одного меньше  оказался улов у  Акимова.  После того, как напились чая со взятыми из дома продук-тами, Юрий Семёнович как бы мимоходом спросил:
    - Роман! У тебя нет желания прогуляться до деревни? – и предваряя его вопрос, пояснил: - Надо бы старичкам свежей рыбки отнести… Сейчас клёва не будет, у рыбы послеобеденная сиеста. Возьмём своё на зорьке…
    - Чувствуется  неплохая теоретическая подготовка. – Съехидничал вдруг представитель КГБ, колюче посмотрев на Акимова. Тот передёрнул усами,
но ничего не сказал, глянул на Романа в ожидании ответа.
    - С удовольствием… - Роман встал с чурбака. Юрий Семёнович вытащил из воды улов Якова Михайловича:
    - Ну, что, сосед? Ты не против? Остальную пустим на уху… Знатная полу-чится, двойная…
    Тот пожал плечами:    - Когда я был против…
    - Вот и славно… - Акимов достал холщёвую торбу, переложил рыбу кра-пивой, вручил Роману: - Не заблудишься?
    Тот усмехнулся:
    - Обижаете, Юрий Семёнович, таёжного жителя! Тайга для меня – дом родной…
    - Ну-ну, таёжный житель… - Иронично протянул Яков Михайлович. – Да-же если пропадёшь, всё одно найдём. У нас руки длинные… - Зловеще  про-тянул он.
    Роман широко улыбнулся,  хотя  эти слова  резанули слух.
    - Захочу спрятаться – не найдёте! – отпарировал он. – Ну, я пошёл…
    Два километра до деревни он проскочил махом. Открыл калитку у домика, зашёл в небольшие сени и постучал. Дверь открылась, старичок посмотрел на Романа и, видно, не узнал:
    - Проходи, мил человек… Гостем будешь…
    - Архип Митрофанович, я с Юрием Семёновичем приехал… Не узнали ме-ня? 
    Из-за стола поднялась опрятная старушка, совершенно седая, приветливо улыбнулась: -  Проходи, сынок… Совсем старый плохо видеть стал…
    Старичок согласно кивнул:
    - Верно… Поизносились мои глазоньки…
    - Я вам рыбки свежей принёс, карасей на жарёху. – Роман поставил торбу на лавку у стены.
    - Спасибо вам, ребятушки, за ласку и заботу… - Закивал хозяин. – Василь-евна! Ты бы освободила сумку-то, она им ещё пригодится.
    - А то я без тебя не знаю, Архипушка, - незлобиво ответила старушка. – Ты, сынок, сядь, передохни с дороги. Я сейчас молочка холодненького при-несу.
    - Не беспокойтесь, пожалуйста! Мне пора возвращаться .
    - Ничего, ничего… Вот молочка попьёшь, да пойдёшь…  - Суетился ста-рый Архип, не зная, в какой угол его посадить. – На молодых ногах-то быст-ро добежишь.
    Чёрно-белая кошка вывернулась из-за печки, подошла к Роману и, мурлы-ча, стала тереться  о его ноги. Он нагнулся, протянул руку и погладил её. Жмуря зелёные глаза, она замурлыкала с удвоенной энергией.
    - Признала Мурка, как своего… - Заметила старушка, наливая из крынки молоко в кружку. – Страсть, как любит гостей…
    Роман  пил  прохладное молоко,  разглядывая  фотографии  на  стенах. Два
больших портрета рядом с божницей – хозяева. Ещё молодые, смотрят стро-го, без улыбки. Вот вся большая семья: родители и пятеро мальчишек. Потом пошли фотографии собранные в больших деревянных рамках: ребятишки в пионерских галстуках, какие-то пары в застывших позах на фоне разных кар-тин: гор, озёр с лебедями, морские пейзажи. Вот уже молодые парни, школь-ники старших классов. Молодой парень в командирской фуражке, в петлицах треугольники, трое в танковых шлёмах в обнимку на фоне танка, ещё один в морской форменке и лихо сдвинутой набок бескозырке, на ленте надпись – «черноморский флот». Вся жизнь простой русской семьи светилась перед глазами Романа в этих фотографиях. А за столом сидели рядышком двое ста-риков – всё, что осталось от некогда большого семейства.
    - Сыновья? – спросил он, чувствуя, как застрял горький комок в горле.
    - Сыновья… - Эхом отозвались старички. – Вот, только и остались эти фотки…   - Митрофанович подошёл к Роману:
    - Вот наш старшенький – Володенька. - Он погладил рукой фотографию парня в фуражке. -  Всю войну прошёл, убили под Берлином. А это трое средненьких…- Дрожащие пальцы прошлись по лицам танкистов: - Саша, Витя и Фёдор. Сгорели в танке под Курском. И самый младшенький – Костя. Служил подводником…Прислали нам извещение, что лодка не вернулась. Утонули… –  Лицо Архипа Митрофановича сморщилось, он тяжко вздохнул и вернулся за стол.  Роман ещё постоял перед фотографиями, глядя на живых парней, сердце у него сжалось в груди от осознания той тяжкой доли, что выпала в жизни этим старикам.
   Он тяжело опустился на лавку, посмотрел на них. Затаённая боль таилась в их лицах, серебром легла на волосы, навсегда стёрла радость в глазах. Вот она, уродливая печать войны, невидимым клеймом легла на души русского народа за годы страшных испытаний. 
    - Как же вы тут одни живёте? – спросил Роман. - Тяжко же…
    - Привыкшие мы… - Пожевал старческими губами Архип Митрофанович. – Власть помогает… То дров привезут, то сена для нашей кормилице… Каж-дый месяц пособие за сыночков получаем. Хватает… Да и много ли нам, ста-рым, надо… - Он повернул голову и вновь посмотрел на фотографии сыно-вей.
    Роман встал: - Я, пожалуй, пойду… А то мои друзья меня потеряют… Спасибо вам за молоко, Полина Васильевна. Очень вкусное…
    - Вот возьми, сынок, сумку. Я туда зелени с огорода положила. Небось к вечеру ушицу будите варить, пригодится. - Старушка протянула торбу. - Свежей картошечки подкопала, да лука и укропа нарвала.
    - Вот за это большое спасибо. – Обрадовался Роман. -  Для ухи самое то…
    - Вы не забудьте по утру половить. – Напомнил старый Архип. – Шибко хороший клёв на зорьке!
     - Обязательно, Архип Митрофанович! – улыбнулся Роман. - Будьте здоро-вы! До завтра!
    Весело насвистывая, он широкими шагами спешил по тропе. Все свои опа-сения по поводу подозрений полковника КГБ он отодвинул на второй план, уверяя себя, что никаких доказательств относительно его нет, обыкновенные домыслы. А домыслы реальной цены не имеют. С этими мыслями он и по-дошёл к месту стоянки.
    - А мы уж хотели идти разыскивать! – встретил его внимательным взгля-дом Яков Владимирович. – Время уж много прошло. Думали, заблудился…
    - Да где тут блудить-то? Разве что в трёх соснах… - Усмехнулся Роман, вытаскивая из торбы овощи. – Полина Васильевна зелени для ухи положила, да свежей картошки…   
    - Таёжники-то  умеют уху варить? -  поинтересовался тот.
    - И уху тоже… - Ответил он, смотря на хмурое лицо подошедшего Акимо-ва. Тот подтащил  к кострищу большую сухостоину. Глянул на Романа и тот заметил у него на лице затаённую тревогу.
    - Юрий Семёнович!  Тут некоторые  считают,  что молодые  таёжники не умеют  варить уху. Может её приготовление сегодня доверите мне? – спро-сил он Акимова. – Яков Михайлович не против.
    - Ну, если Яков Михайлович не против, то давай, дерзай… Только учти, он у нас с большими претензиями насчёт еды.
    - Чего уж ты, сосед, меня эпикурейцем выставляешь перед Романом? - не-довольно посмотрел на Акимова сосед.
    - А разве я неправ? Ты же у нас гурман, да и в остальном соответству-ешь…
    Яков Михайлович побагровел:
    - Это в чём же я соответствую? Давай уж говори, если начал…
    - Полагаю, что я получил высочайшее разрешение. – Встрял в разговор Роман, заметив, что разговор двух соседей принимает обоюдоострый харак-тер.
   - Ты чего к словам цепляешься, сосед? – удивлённо спросил Акимов. - Я же так, к слову пришлось...
    - Так неплохо бы сначала подумать, а  потом выбирать слова. – Резко заме-тил сосед.
    - У-у-у… - Протянул  Акимов. - Что-то я тебя не узнаю сегодня… Ты сей-час похож на колючего ерша, что Роман сегодня поймал.
    - Ну, вот… Я ещё и ерш! Пойду-ка , пожалуй, к карасям, они уж точно ме-ня ершом не назовут. – Яков Михайлович  поднялся с чурбака, хмыкнул и, взяв удочку, направился в сторону своего места. 
    - Что это с ним? – спросил Роман, подождав, пока обиженный не скрылся за кустами.
   - Я его специально сейчас завёл, чтобы он ушёл.- Заявил вполголоса Юрий Семёнович. - Ты, Роман, будь поосторожнее с ним. У него против тебя какие-то заморочки в голове. Пока тебя не было, он всё выпытывал у меня: кто ты, да что ты; как давно я тебя знаю.
    - И что вы ему сказали? – насторожился тот.
    - Что ты бывший лётчик, списанный из авиации по здоровью. Служил в Приморье, где мы с тобой и познакомились. Теперь вот занимаешься охотой, живёшь в глухой таёжной деревне. Так что держись это версии, чтобы у нас не было расхождений.
    - Спасибо, Юрий Семёнович, что предупредили…
    - Ну, а как по другому-то?.. Зря вот я втянул тебя в эту рыбалку. – Сокру-шённо заметил Акимов. – Да кто бы знал, что у него проявится к тебе такой интерес? И он начнёт выпытывать? Так что держи ушки на макушке… - Он посмотрел на спокойную гладь озера. – Я, пожалуй, тоже пойду на поплавок погляжу.
    Роман кивнул:
    - Всё будет хорошо. Не волнуйтесь, Юрий Семёнович… Я буду осторожен. А сейчас дров нарублю, рыбу начищу, картошки…  Для ухи всё приготовлю.


                ГЛАВА   71
    … Он посидел какое-то время, бездумно глядя на зеркальную поверхность озера. Солнце скатывалось к верхушкам деревьев, готовясь свалится за них; ветер притих и такое умиротворение было вокруг, что не хотелось даже ду-мать о чём-то. На воде  расходились тут и там круги, рыба кормилась всякой мелкой живностью, попадающей в водоём. Здесь же стайками резвилась ры-бья молодь, в свою очередь являясь добычей озёрных хищников. Речные чайки, горластые днём, под вечер куда-то исчезли. Ласточки бесшумно носи-лись над озером, хватая на лету насекомых, то проносились низко над водой, то стремглав устремлялись вверх. Окружающий мир жил своей простой жиз-нью, как сотни и тысячи лет назад.
    Роман подошёл к воде, попробовал рукой воду. Хоть и заканчивалась вто-рая декада августа, и прошёл Ильин день, после которого в России как бы не купались, а вода была тёплая. И он решил искупнуться, разумно полагая, что другой такой возможности в этом году вряд ли будет. И не раздумывая дол-го, сбросил с себя одёжку, вошёл осторожно в воду, дабы шумом не поме-шать рыбакам, и поплыл от берега. Метрах в двадцати перешёл на кроль, проплыл ещё с полста метров вперёд, перевернулся на спину и замер на воде. Голубой купол опрокинулся над ним, сияя своей первозданной чистотой, лишь на западе, в лучах заходящего солнца, золотилась тонкая цепочка пери-стых облаков. Внезапно глаза его зафиксировали инородное тело на голубом фоне – серебристая точка бесшумно пересекала купол, разматывая за собой тоненькую белую нить. Как зачарованный, смотрел он на эту странную сюр-реалистическую картину, словно выполненную таинственным художником. Простую и в то же время гениальную, как чёрный квадрат Малевича, только в более оптимистичных тонах: голубой купол, рассечённый надвое белой тонкой полоской. Он глядел и отчаянно завидовал тому, кто сейчас сидел в своей металлической скорлупке, творя этот шедевр для тысяч и тысяч зрите-лей. Когда-то и он делал это, но с тех пор прошло так много времени и слу-чилось так много чего, что он уже разуверился в этом. И было ли на самом деле? Дождавшись, когда полоска уйдёт за горизонт, он медленно поплыл к
берегу, сознавая, что пора из голубых высот возвращаться на грешную зем-лю. Голодные рыбаки его совершенно не поймут, если уха не будет во время готова…
    Он поджёг бересту под сложенными дровами – котелок, наполненный во-дой с картошкой, был подвешен над костром. Огонь разгорелся быстро, жёл-то-красное пламя, извиваясь и опадая, жадными языками тянулось к тёмным бокам котелка. Роман положил в него небольшую неочищенную луковицу и вспомнил, что забыл спросить у Акимова, где лежат специи. Чертыхнувшись, он поспешил к его месту. Обогнув  ивовый куст, он увидел, как Юрий Семё-нович, держа удилище, согнутое в дугу, напряжённо следит, как натянутая леска режет воду. Увидев Романа, он красноречиво мотнул головой, призы-вая к себе.
    - Роман! Хватай подсак! Похоже, крокодил попался… - Натужено прохри-пел он, не спуская  глаз с  лески.  В какой-то момент,  поддавшись  его уси-лиям,  из воды высунулась крупная голова рыбины с разинутым ртом. Здоро-венный карась вдруг колыхнул хвостом, подпрыгнул и тут же леска, слабо тенькнув, лопнула.. Взбугрилась вода, расходясь кругами по поверхности, пряча в себе сорвавшуюся добычу. Акимов едва не упал, потеряв опору, уди-лище с остатком лески взметнулось кверху.
    - Тьфу! – плюнул он с досады и швырнул удочку на землю. – Ну, ты ска-жи! – чуть не плача, простонал Юрий Семёнович и уставился на Романа  обиженными глазами. – Ты видал!?
    Тот почесал затылок:
    - Жалость-то какая… Истинный крокодил! Наверное, килограмм на пять, а то и больше…
    - Что ты! Под семь точно бы потянул! Ах ты, боже мой! Как не повезло! – стонал он, качая головой. Потом, остывая, посмотрел на Романа:
    - Ты чего прибежал?
    - А где лежит приправа для ухи?
    - В шалаше, то ли слева, то ли справа… Не помню… Посмотри, найдёшь.. – Бормотал он, всё ещё не отойдя от шока.
    - Юрий Семёнович? А водка есть?
    - Смотри, там же… - Отмахнулся от него Акимов, переживая свою неуда-чу.
    Роман залез в шалаш, все вещи были свалены в кучу. Он посмотрел один мешок, на ощупь пытаясь определить содержимое. Наткнулся на что-то тя-жёлое, пошарил рукой, нащупал гладкую поверхность, и вытащил… писто-лет. Незнакомой конструкции, с рубчатой удлинённой рукоятью скошенной к низу. В неё была врезана блестящая металлическая пластина с короткой над-писью: «За верность долгу и присяге», 1944 год. Кап. Бурцеву Я.М. от  ген. Абакумова В.С.
     «Ну и ну…- Бормотнул он про себя, крутя пистолет в руке. - От самого Абакумова! Начальника контрразведки «Смерш» и впоследствии министра внутренних дел. Растреленного два года назад. Интересно… Зачем его Яков Михайлович приволок сюда, спрашивается?». Он сунул пистолет на прежнее место, нашёл специи, водку и поспешил к костру..
    Когда рыбаки пришли, у Романа было всё готово. Нарезанный ломтями хлеб, солёное сало, копчёная колбаса, зелень с огорода стариков расположи-лись на столике. Котелок с ухой и чайник  стояли на углях.
    - Как успехи у поваров? – поинтересовался Яков Михайлович, подходя к костру.
    - А как у рыбаков? – в свою очередь спросил Роман.- Может, вас и кормить не за что?
    - Но-но! Какие могут быть сомнения в наших достижениях! Восемь штук карасей! Полагаю, что это рекорд! – с некоторым хвастовством  заявил он.
    - Небось, не карасей, а карасишек? – съехидничал Акимов, выходя из-за кустов.
    - Кто бы говорил… У самого-то что? – прищурился сосед.
    - Десять… И все отменные! От восемьсот до килограмма. А один сошёл – более пяти кило был. Вон, Роман видел!
    - Подтверждаю. Жаль, снасть у Юрия Семёновича не выдержала! Вот это был бы рекорд! – кивнул он.
    - Это не считается! Кабы, да бы… - Ухмыльнулся сосед. – Может, и эти, твои отменные, тоже на словах?
    - Идём, покажу… - Спокойно заявил Акимов.
    - Да ладно, верю на слово…- Снисходительно заявил тот. – Так что, мы се-годня будем уху есть? Или языки чесать?
    - Прошу за стол! – гостеприимно повёл рукой Роман. Он налил в алюми-ниевые чашки наваристой ухи, в отдельную сложил варёную рыбу.
    - А где наши боевые сто грамм? – красноречиво  посмотрел на него Аки-мов.
    - Один момент! – он нырнул в сгущавшиеся сумерки и через минуту поя-вился с бутылкой в руке. – Вот она, родимая! Я её в роднике охладил…
    - Это ты молодец, догадался! – Юрий Семёнович взял бутылку, покрутил в руке
    - Я ложку водки на уху брал. – Сообщил Роман, пододвигая стаканы
    - Не понял? Доливал в уху, что ли? – воззрился на него удивлённо Яков Михайлович.
    - Да, по таёжному рецепту. Уха приобретает удивительный букет.
    Сосед покачал головой:
    - Сколько живу, а первый раз такое слышу. – Скептически заявил он, с по-дозрением смотря на свою чашку с ухой.
    - А вы попробуйте… Не бойтесь, не отравитесь… - Усмехнулся Роман.
    - Предлагаю выпить за удачную рыбалку! – поднял свой стакан Акимов. Звякнуло стекло, все дружно осушили емкости. Закусив салом с луком, Яков Михайлович пододвинул к себе чашку с ухой. Зачерпнул ложкой, принюхал-ся… Брезгливое выражение сменилось удивлением. Он осторожно втянул в себя горячий навар, причмокнул, вновь потянулся к чашке. И с аппетитом принялся есть уху.
    Акимов глазами показал на него Роману. Затем потянулся за бутылкой, на-лил…
    - Оторвись, Яков Михайлович! – ухмыльнулся он, глядя, как тот работает ложкой.
    Сосед недовольно поднял голову, положил ложку:
    - Умеешь ты, Юрий Семёнович, прерывать наслаждение от вкусной еды.
    - Неужто понравилось?
    - Нужно отдать должное – в этом что-то есть… - Признался сосед. – Со-вершенно другая квинтэссенция вкусовых ощущений. Неплохо, неплохо для таёжника…
    - Гордись, Роман! Ты преодолел трудный экзамен, заслужив похвалу само-го Якова Михайловича! – хохотнул Акимов. – Немногие удостаивались такой чести…
    - Всё насмешничаешь? – недовольно протянул сосед.
    - Да нет, просто рад, что тебе понравилось кулинарное произведение Ро-мана. ..
    … Пламя сначала робко облизало брёвнышки, положенные друг к другу на угли, потом занялось ярким пламенем, освещая всё вокруг красноватым от-блеском. Потягивая крепко заваренный чай, они молча сидели, вслушиваясь в вечерние звуки. Вдалеке грустно прокричала выпь, высоко, среди ветвей сверкнули жёлтые глаза, послышался лёгкий шелест, и по-лешачьи захохо-тав, ночной охотник нырнул в густые заросли.
    - Как дочь себя чувствует? Жена? – поинтересовался Акимов у соседа. – Что-то я их давно не вижу…
    - Они на даче живут… Как она может себя чувствовать после всего слу-чившегося? – буркнул Яков Михайлович. – Все её надежды рухнули с гибе-лью Виктора.
    - У нас ещё водка есть? – внезапно спросил он у Акимова.
    - Конечно… Целая бутылка  в шалаше. – Удивлённо ответил Юрий Семё-нович.
    - Я принесу… - Поднялся с чурбачка Роман.
    - Не надо! Я сам! – раздражённо рявкнул сосед и направился к шалашу. Акимов и Роман переглянулись. Через пару минут появился Яков Михайло-вич с бутылкой в руке. Молча сел за столик, отбил сургуч с горлышка, резко ударил по дну ладонью – пробка вылетела  из бутылки.
    - Чувствуется солидная практика. – Съязвил Акимов. – Учись, Роман!
    Не обратив на его слова внимания, сосед налил себе полстакана водки и залпом выпил.
    - Что вы на меня уставились? – раздражённо спросил он, заметив их реак-цию на его поведение. – Я Виктора помянул, вам оно не к чему… - Через не-сколько минут глаза его заблестели, он удобнее сел и уставился на огонь.   
    - Как твоё личное расследование? – нарушил молчание Акимов. – Кроме результатов официального следствия что-то удалось выяснить?       
    - Удалось… Я знаю теперь, как на самом деле погиб Виктор. – Злобная гримаса перекосила его лицо. – И не только я… Вот он тоже… - Он мотнул головой в сторону Романа.
    - О чём это вы? – спросил тот, чувствуя, как в голову ударила горячая вол-на. «Вот она, главная угроза… - Понял он тоскливо. – Зачем я только согла-сился на рыбалку…».
    - Ты знаешь о чём…О том, как ты убил Виктора… Роман….Ястребов… Сидеть! – рявкнул он, увидев что тот приподнимается с чурбака. – Сидеть, я сказал! – в его руке тускло сверкнул пистолет – дуло уставилось тёмным зрачком на Романа.
    - Вы с ума сошли… - Сказал тот, опускаясь на место.
    - Ты что, совсем сбрендил, Яков Михайлович? – остолбеневший Акимов пришёл в себя. – Убери свой «вальтер»!
    - Ты тоже сиди! – махнул пистолетом в его сторону сосед. – До тебя время ещё дойдёт! А тебя, Ястребов, я вчера сразу узнал, когда встретились, … – Лицо его, освещаемое бликами костра, гримасничало, словно физиономия паяца на сцене. – Глазам своим не поверил, когда увидел. Я же твоё фото ви-дел в МВД, паскуда! Убийца! – проревел он, с ненавистью смотря на Романа. - И Виктор о тебе рассказывал, как ты его изуродовал! Это как же ты в жи-вых оказался? Тебя же убили при побеге!?
    - Я из могилы поднялся, чтобы покарать его! – наливаясь ненавистью, про-цедил Роман. – Об одном сожалею, что не я его убил, а его дружок, Грибов, такая же сволочь, как и он!
    - Врёшь! Это ты его убил! Грибов не мог его застрелить! Слышишь, ты!..  Я примерно догадываюсь, как ты с ними расправился! Каким образом ты на них вышел – я пока не догадался. И как оказался у стройки…Но докопаюсь… Подозреваю, что у тебя был помощник… Так вот… Там ты напал на них.  Началась схватка. Ты сумел завладеть оружием Грибова и застрелить Викто-ра в спину. Потом ты сбрасываешь Грибова в котлован, где он разбивает го-лову о сваю и вслед за ним отправляешь туда же тело Виктора. Так было? Не желаешь сознаваться? Ничего… В нашей «конторе» умеют развязывать язы-ки…
    - Это всё ваши домыслы… Я вам  уже сказал,  как было  дело. - Роман стиснул зубы: - А он вам не рассказывал, как изнасиловал мою беременную жену, когда все посчитали меня погибшим? Как она повесилась после этого?
Как наши матери умерли, узнав о нас? – наклонившись над столиком, бросал
он ему свои обвинения, словно перед ним сейчас был Дроздов
    - Не верю тебе… Врёшь ты!  Ты его убил! - орал несостоявшийся тесть – Не мог он так поступить! Не мог! Врёшь ты всё, врёшь! – продолжал орать, брызгая слюной, полковник.
    - А не говорил он, как заказал меня уголовнику через Грибова, чтобы тот меня убил во время побега?         
    - Всё равно я тебе не верю! Ты моей дочери жизнь сломал! Слышишь, Яст-ребов!?  Моей…дочери! – он приподнялся, лицо его побагровело, пистолет плясал в руке. – Она… никогда…Виктор…я… - Глотая слова, полковник хватал ртом воздух, задыхаясь, глаза остекленели… Пистолет выпал, он ру-кой схватился за грудь, захрипел и повалился наземь…
    - Яков Михайлович! Что с тобой? – закричал Акимов, бросаясь к нему. Ро-ман обессилено опустился на чурбак.
    - Боже мой… - Пробормотал Юрий Семёнович. Он повернул к нему расте-рянное лицо: - Роман! У него пульса нет! Он умер…   
     …Эта ночь запомнилась ему, как длинный кошмарный сон. Как сходили в деревню, подняли с постели нескольких местных мужиков, которые помогли им донести мёртвого Якова Михайловича и вещи до машины. Поездка до го-рода по пустынной ночной дороге. В городской больнице Юрий Семёнович позвонил в милицию и в КГБ. Тело умершего полковника поместили в морг. Потом они отвечали на вопросы работников милиции. Из «серого» дома приехал майор, хорошо знакомый Акимову. Как-то он вместе с ними ездил на рыбалку, притом именно в ту самую деревню. Уже утром они вернулись на квартиру Акимова и завалились спать…
    …- Пора мне возвращаться в тайгу. А то у меня складывается впечатление, что я опасен для людей, которые оказываются рядом со мной. – Заявил Ро-ман, размешивая сахар в чае. - Вот и Яков Михайлович попал в эту катего-рию.
    - Не говори ерунды, Роман. Он не захотел тебя услышать. Да и смерть это-го стервеца Дроздова его мало взволновала. Его переживания связаны с до-черью…с её будущим…Ты тут совершенно не причём. Так что, успокойся.  Оказывается у Якова Михайловича третий инфаркт случился… - Юрий Се-мёнович отставил стакан в сторону. – Нужно сообщить дочери и жене о его кончине. Где ты, говоришь, дача твоих знакомых?
    - Остановка пригородного поезда «тринадцатый километр».
    - Знаю…Тогда я тебя довезу туда,  а потом заеду к ним. Это почти рядом, немного в сторону. Ты ещё сколько будешь в городе?
    - День-два, не больше… Куплю подарки моим деревенским и в дорогу. – Роман вытащил из бумажника деньги. – Юрий Семёнович! Вот возьмите ты-сячу рублей и что-нибудь купите Полине Васильевне и Архипу Митрофано-вичу от меня. Хорошо? Вы же всё равно как-нибудь поедите туда?
    Акимов понимающе посмотрел на него:
    - Конечно, Роман. Я обязательно присмотрю для них что-то необходимое и
отвезу. Так что не беспокойся. Ну, что? Будем собираться?..
    …«Победа» подкатила к домику. Калитка распахнулась – Рита укоризнен-но посмотрела на Романа.:
    - И где же это вы соизволили пропадать, молодой человек?
    Вышедший из машины Акимов улыбнулся:
    - Вы уж его особо не ругайте, милая барышня. Мы так давно не виделись. Знаете, воспоминания и всё такое…
    - Юрий Семёнович, познакомьтесь! Это Рита, моя добрая фея. –  Предста-вил Роман девушку.
    Лицо девушки смягчилось, она протянула Акимову руку.
    - А я вас знаю! Мне Роман рассказывал… А сейчас вспомнила… - Она приветливо кивнула. – Вы были в ресторане, когда вернулись из Кореи и от-мечали возвращение на Родину. Тогда мы с Романом и познакомились.
    - Верно… Было такое… Вот только вас не помню, простите… - Смешался он. Повернулся к Роману:
    - Я поехал. Будешь когда в городе – не забывай… Адрес знаешь. Будь здо-ров!. И вам всего хорошего, Рита! –. Акимов крепко встряхнул руку Романа и они обнялись. Хлопнула дверца, взревел мотор и «Победа» покатила в сторо-ну ворот дачного кооператива
     А через два дня Роман с Ритой стояли на обочине тракта, поджидая по-путную машину. Девушка с отрешённым лицом смотрела на Романа, отчёт-ливо осознавая, что сейчас этот мужчина, который так вошёл в её жизнь, ис-чезнет. И, возможно, навсегда… Оттого-то грусть таилась в её глазах и ще-мило сердце.
    - Ты иногда вспоминай меня… - Проронила она дрожащим голосом, не понимая, как получилось, что не смогла его удержать рядом. Разумом она понимала положение, в котором оказался Роман, всю его сложность, но сердце девушки говорило совершенно о другом…
    - Ну, что ты, Рита… Как же я могу забыть тебя после того, что ты сделала для меня. Я в неоплатном долгу перед тобой. – Грустно улыбнулся он, не зная, как её утешить. В его жизни наступал новый этап, и он сам ещё не знал, как у него сложится  дальше…
    … Позади осталась дорога, полная трудностей: поездка на попутном ЗИСе до приметной обгорелой сосны у тракта, переход до реки Кунжа. Опасная тропа над пропастью, где в мрачном сыром ущелье ревела река и где он едва не свалился вниз. До сих пор его охватывала дрожь, когда он вспоминал тот момент. Недавно прошёл дождь и тропа отблёскивала каплями воды на кам-нях. В самом узком месте – ширина составляла не более полуметра, правая нога внезапно скользнула по мокрому камню в сторону обрыва.  Он инстинк-тивно схватился  левой рукой за стену. Благо, что она была сухой и пальцы вцепились в небольшую выемку.  Это и спасло его… Всё произошло за ка-кие-то секунды, но этого хватило, чтобы пройдя тропу, он обессилено опус-тился на землю. Запоздалая дрожь  от пережитого страха волной прокатилась по телу. Он просидел на месте не менее получаса, прежде чем продолжил свой путь. Потом были две ночёвки под пологом леса. Чувствовал он себя при этом в полной безопасности. Вселял ему это чувство подарок Акимова – «винчестер», лежащий под рукой. Весь путь он прошёл без приключений, никакой опасный зверь ни разу не встретился ему. И вот конец долгой дороги по горам и тайге. Невольно забилось у него сердце, когда он, выйдя из-под покрова леса, увидел изгородь огорода Савиных…
    …Семья была вся в сборе. Только что отвели ужин и каждый занимался своим делом. Евсей с сынишкой Игнатом мастерили кадки под разные соле-нья. Варя, склонив голову, сидела на лавке за шитьём. Марфа замешивала тесто на постряпушки – завтра суббота,  хотелось побаловать своих домаш-них и, вздыхая, поглядывала в сторону дочери. Для тяжких вздохов у неё бы-ли причины. С неделю назад Варя подошла к матери, когда отца с Игнатом не было дома, и жалобно глядя на неё, сказала:
    - Мамонька… тяжёлая я… Ребёночек у меня будет. - И горько заплакала.
    Марфа, как стояла у лавки, так и села, уставившись на дочь изумлёнными глазами.
    - Господи… - Выдохнула она, - доченька, да как же так? – растеряно про-изнесла мать, не веря своим ушам. Варя стояла перед ней, прижав руки к груди и опустив голову. Марфа привлекла её к себе и крепко обняла. – С кем согрешила-то? – спросила она, хотя догадалась сразу.
    Дочь, вытерев глаза, отстранилась от неё с явным укором, мол, как ты мо-жешь спрашивать такое.
    - Ты только не думай про него плохо… Я сама к нему пришла, перед тем, как ему уйти.
    - Ох, доча…доча… - Покачала головой Марфа. – Чё же мы с тобой делать-то будем? Отцу-то придётся сказать…
    - Мне ему сказать? - спросила Варя, глядя на мать блестящими от слёз гла-зами.
    - Нет… Я сама ему поведаю, тока вот время для ентова выберу подходя-ще…
    … Как-то поздно вечером, лежа в супружеской постели, Марфа решилась:
    - Евсей… Чё хочу сказать-то… 
    - Я тя слухаю… - Муж повернулся к ней. – Ну, и чё смолкла?
    - У Варюхи ребёночек будет… - Бухнула она, бросившись, как в омут го-ловой. Наступила тишина… Она взглянула на мужа – тот лежал с открытыми глазами и молчал.
    - Ты чё молчишь? Скажи хоть чё нибудь! Аль табе всё одно?
    - Ребёночек-то от Ромы?
    - От каво ж ишо? – усмехнулась Марфа. – От ево, родимова… Она сказала, чтобы мы на ево не думали плохо. Она сама к нему пришла той ночью… Так-то вот…
    - Ничё… Вырастим… - Спокойно сказал Евсей. – Ты её не гноби… Шибко
она ево любит. Бог даст, могёт он вернётся.
    - Дай-то Бог! – перекрестилась жена.
    Евсей положил руку ей на плечо:
    - Послухай, мать… А может мы с тобой сами робёнка сотворим?
    Марфа хихикнула: - Да ну тобя, старый… Придумашь тоже…- И почувст-вовав на своей груди его требовательную руку, смущённо шепнула: - Обожди чуток, пущай Игнаша уснёт…
    … И теперь, глядя на Варю, она думала о том, как ей тяжко придётся в жизни, здесь, в деревне. Кто её возьмёт с ребёнком? Разве что какой-нибудь вдовец… Хорошо, если добрый человек будет. А если начнёт попрекать ре-бёнком, да ещё  руки распускать? - Марфа вновь тяжело вздохнула..
    - Чёй-то с Серым деется? – раздался голос Игнаши, стоявшего у окна.
    Евсей поставил готовую кадушку на лавку:
    - И чё с ним такое, сынок?
    - Дык уставился на огород и хвостом  крутит. 
    Пёс обернулся на окно, приглушённо гавкнул, затем нелепо подпрыгнул и взвизгнул от переполнявших его чувств.
    - Наверно, зверушку каку-то чует, вот и бесится… - Евсей критически по-смотрел на своё творение. – Мать! Примай кадку!...
    Роман зашёл в огород, радующий своим разнообразием: картофель с от-цветшими плетями, основательно закрученные капустные кочаны, овощные грядки, среди которых выделялись с огурцами, круглые шляпы подсолнухов, зелёная стенка гороха, среди зелёных листьев виднелись жёлтые бока тыкв.
    Едва он открыл калитку во двор, как к нему бросился «Серый». Он сходу прыгнул, положил лапы ему на грудь и, умиленно крутя хвостом, лизнул его в щёку.
    - Ах ты мой хороший… узнал… - Шептал Роман, увёртываясь от влажного языка пса. – Ну, пойдём домой…
    Он зашёл в сени, открыл дверь. Перешагнул порог и улыбнулся. Все обер-нулись на стук двери. Тишину нарушил  удивлённый возглас Марфы при ви-де Романа, да скалка, упавшая на пол из её рук.
    - Здравствуйте! Я вернулся… - Произнёс взволновано он и утонул в испу-ганных и счастливых глазах Вари…
     .

   
      
         
                эпилог
    Морозное утро сияло всеми красками сказочного снежного царства. На светло-голубом полотне неба малиновый диск дневного светила, только что вынырнувшего из-за частокола деревьев на высокой сопке, осветил оцепе-невшие от холода деревья, окутанные блестевшим в лучах инеем. Искорками драгоценных алмазов искрились крупинки снега на поверхностях сугробов, вздымающие свои лысые горбы, словно застывшие морские валы. Величест-венный лес начинал просыпаться. Раздался сначала неуверенный, с переры-вами, резкий звук ударов о дерево, затем в морозном воздухе рассыпалась длинная очередь – трудяга дятел добывал себе завтрак, долбя обломанный ствол старой сосны. Зацвиркали вёрткие синицы, снуя между ветвями де-ревьев, проснувшаяся белка вылезла из дупла, осмотрелась, пробежала по стволу, насторожилась, услышав странный шелестящий звук неподалёку. Звук становился всё сильнее, зверёк, распушив длинный хвост, юркнул вверх и затерялся среди игольчатых ветвей, облепленных снегом. Вездесущая со-рока, теребя блестящим клювом растопорщившуюся кедровую шишку, чу-дом не тронутую другими с осени, услышав этот звук, застыла, оглядывая бусинками глаз снежное пространство внизу.
    Между деревьями появились две фигуры, странные своим видом для мест-ных обитателей, двигающиеся по снегу скользящим шагом. Сорока, насто-роженно наблюдавшая за ними, раздосадованная этим вторжением чужаков в её привычный мир, возмущённо вскрикнула и, распустив хвост, похожий на оперенье стрелы, сорвалась с кедровой ветки и понеслась прочь, галдя на ле-ту, предупреждая обитателей леса об опасности.      
    Идущий впереди на широких охотничьих подбитых мехом лыжах мужчи-на, услышав возмущённую тираду сороки, остановился. Сдвинул меховую шапку, отчего со взмокшего лба пошёл пар, обернулся назад. Серые глаза его потеплели, глядя на подходившего по его лыжне рослого подростка.
    - Устал, сынок?  - спросил он, увидев его раскрасневшееся лицо и преры-вистое дыханье. Парнишка остановился, шмыгнул носом, с любовью глянул на отца.
    - Нет, батя! А ты чего остановился?
    - Да услышал, как белобока завозмущалась… Дай, думаю, посмотрю, чего это она сердится.
    - Узнал? – с любопытством уставился на него сын.
    - Она сидела на кедре… Наверное, нашла шишку на завтрак, а мы ей по-мешали. Вот она на весь лес и кричит об этом.  Ну, а если всерьёз, то сорока предупреждает всех, что увидела кого-то чужого.
    - Смотри-ка ты, какая … Прям, как наш Серый! – засмеялся подросток.
    - Верно… - Кивнул отец. – Ну, что? Перевёл дух? Идём дальше?
    - Идём! Давай, батя, я впереди пойду?
    Мужчина улыбнулся и ласково поправил на сыне шапку:
    - Нет, сынок… Береги силы… Сейчас начнётся тягун на седловину, тяжело будет. Видишь, какой здесь снег глубокий…
    Что отец оказался прав, сын понял, когда они прошли половину пути, под-нимаясь на седловину между двух сопок. С каждым шагом становилось всё труднее, сбивалось дыханье, а ведь он шёл вслед по лыжне отца. Но, натуже-
но пыхтя, сын упрямо передвигал ногами, сжав зубы, стараясь не показать
отцу, как он устал.
    - Отдых! – услышал он и чуть не упал, заступив лыжами на концы лыж от-ца. Поднял голову и наткнулся на его внимательный взгляд. Мужчина сунул руку за пазуху полушубка и протянул ему кусок сахара:
    - На-кась, сынок, подкрепись! Глюкоза быстро восстанавливает силы.
    - Батя, а глюкоза - это что?
    - Так называют сахар по научному…
    Сын кивнул головой и закрыл глаза от наслаждения, рассасывая во рту сладость. Почувствовав что-то, открыл глаза – отец смотрел на него с доброй улыбкой.
    - Как, сынок?
    - Здорово! Можно опять идти вверх.
    - Вот и хорошо…
    Полчаса трудного подъёма и вот они вышли на пологую выемку между двумя заросшими сосной вершинами сопок. Впереди, в низине, раскинулся заснеженный лес  в морозной дымке. Где-то за ним, невидимая отсюда, течёт речка, закованная льдом, покрытая толстым снежным покрывалом. Останет-ся пересечь низину с редким кустарником и вот она деревня, прячущаяся сейчас среди снегов.
    Чуть слышный знакомый звук донёсся с промороженного неба. Мужчина поднял голову и увидел две белые пушистые нити  со сверкающими точками впереди, двигающиеся в сторону поднимающегося от горизонта солнца. Стоящий рядом сын вслед за ним всмотрелся в голубую бездну и, разглядев эту картину, спросил:
    - Батя, а ты на таких летал?
    - Может быть на таких… Но скорее всего это новые машины.
    - А куда они сейчас летят?
    - Они идут на восток, сынок. К океану… Скорее всего пару подняли на пе-рехват…
    - А перехват… Это что?
    - Это чтобы не допустить врагов на нашу землю…
    Сын вновь посмотрел на следы от самолётов, какая-то мысль не давала ему покоя. Он спросил отца:
    - Скажи, батя… А стать лётчиком?  Это трудно?
    Мужчина повернул к нему голову:
    - Трудно, сынок… Для этого нужно не просто стать грамотным, а закон-чить школу, быть здоровым. И главное  - очень нужно этого захотеть…
    - А как ты думаешь? Я смогу стать лётчиком? – он пытливо посмотрел на него.
    - А это, Демид, будет зависеть от тебя. Если захочешь – будешь.
    Парнишка задумался, вновь поднял голову к небу. Глаза его засветились от восторга и приняв важное для себя решение, он повернулся к отцу:
    - Я хочу быть лётчиком!
    Отец внимательно и строго посмотрел на него:
    - Запомни, сын! Если человек ставит перед собой очень важную жизнен-ную цель, то должен добиваться её, несмотря на все трудности. Упорство и настойчивость, вера в свои силы -  вот что сможет помочь в достижении этой цели.   
    - Я всё равно стану лётчиком! – Демид упрямо сдвинул брови. – Как когда-то был им ты. Несмотря ни на что! Веришь?
    - Верю! – улыбнулся мужчина. Он поправил ружьё за плечами.- Пошли домой, сынок.  Мама, да Нина со Светой нас уже совсем заждались. Давай за мной!  - он тронул лыжи и заскользил под уклон к белеющему внизу лесу, зная, что сын следует за ним…               
   
                --------- ***   --------               
    В этот давно знакомый мне промежуточный аэропорт самолёт прибыл без опоздания. До рейса на Москву оставалось ещё почти три часа и я решил по-сетить кафе на втором этаже пассажирского терминала, полагая, что до обеда в самолёте ждать ещё долго. Встал в очередь, поставил на поднос стакан ко-фе, несколько бутербродов, омлет и небольшую плитку шоколада. Распла-тился, глазами отыскал столик, где поставил свой чемодан, и направился к нему. Внезапно, кто-то толкнул меня и я чуть не расплескал кофе на подносе. Рассердившись, повернул голову – седой мужчина, одетый в стального цвета костюм, виновато посмотрел на меня:
    - Извини, командир! – он передёрнул седыми усами. – Задумался…
    - Ничего… С кем не бывает… - Незлобно ответил я – кофе-то не распле-скалось, - и поспешил занять столик. Отдав должное омлету и бутербродам, я неторопливо пил кофе, рассеяно смотря по сторонам. Пассажиров в зале бы-ло много, подъезжающие автобусы и такси доставляли всё новые и новые толпы людей, двери открывались и закрывались. По трансляции постоянно передавали информацию о прибывающих и отправляющих рейсах, доносился гул взлетающих лайнеров, галдели пассажиры – стоял шум, характерный для такого места, как аэропорт. Да и то сказать – наступило время отпусков и школьных каникул, что всегда приводит к резкому увеличению пассажирско-го потока на воздушном транспорте. Допив кофе, я прошёлся по залу, задер-жался у киоска «Союзпечать», купил несколько центральных газет, толстый журнал и сел на свободное место в зале ожидания.
    Время за чтением прошло быстро и вскоре я занял своё место в салоне большого пассажирского лайнера. Этот ряд кресел оказался против аварий-ного выхода, что являлось неоспоримым преимуществом - расстояние между креслами впереди было больше. Это позволяло даже вытянуть ноги, что не-маловажно при длительных перелётах.
    - Повезло нам… - Раздалось сбоку. Я повернул голову и только сейчас увидел, что рядом со мной сидит тот самый мужчина, который толкнул меня в кафе.
    - Это  вы о чём? – спросил я, застёгивая ремень безопасности.   
    - А вон о том люке. – Он кивнул на аварийный выход. – Ежели что, есть шанс выскочить первыми.
    Самолёт в этот момент дёрнулся и присоединённый тягач осторожно по-тащил его на предварительный старт. Женщина, сидевшая у иллюминатора, испугано округлила глаза, услышав замечание соседа:
    - Вы думаете, что это понадобится?
    - Я пошутил. Насколько наслышан, с самолётами этого типа ни разу не случалось аварий. – Поспешил он успокоить пассажирку.
    - Тогда зачем вы это говорите? – сердито проронила она и демонстративно отвернулась к окну. Сосед только усмехнулся и доверительно мне прошеп-тал:
    - Один из женских недостатков – они в большинстве своём совершенно не понимают юмора. Что вы на этот счёт думаете?
    Я пожал плечами:
    - Знаете, я как-то не обращал на это внимание.
    Он внезапно сморщился, передёрнул усами, недовольно покачал головой и пробормотал, ни к кому не обращаясь:
    - Ведь давно известна истина: никогда не одевай новую обувь в дальний путь. Так нет же, одел, старый дурак. Теперь вот майся…
    Я невольно усмехнулся, услышав такую самокритику:
    - А вы снимите их, как только взлетим. А иначе ноги отекут…
    - Вы думаете?
    -  Уверен. – Категоричным тоном заверил я. В этот момент свист двигате-лей перешёл в ревущий гул, самолёт нехотя тронулся с места и, увеличивая скорость, побежал по полосе. Мелкая дрожь от вибрации корпуса пробегала по телу. Зелёная трава за бортом слилась в сплошную полосу. Толчок, и вся эта картина стала проваливаться – самолёт круто полез  вверх.
    Я сидел, уставившись в блестящую лысину пассажира в кресле передо мной, и какая-то неясная мысль крутилась в голове, никак не желая принять окончательную форму. Прошло какое-то время, гул двигателей притих и женский голос разрешил отстегнуть ремни и придать удобную форму крес-лам – лайнер занял свой эшелон. Сосед завозился, освободился от ремня и нагнулся, чтобы снять свои тесные туфли. И тут меня словно током ударило – я увидел у него на верхней части уха странную особенность, - верхний обо-док ушной раковины был надрезан, или вернее, рассечён где-то на полсанти-метра. Когда-то такое я наблюдал единственный раз в жизни, а тут ещё эта его привычка передёргивать усами. Не  могут  же  такие  странные  приметы  быть  ещё у кого-то. Я  напряг  память и  всё вспомнил, или  почти  всё.  Да-же  вспомнил  имя  соседа, так же звали тогда моего второго пилота, вот только забыл отчество. Бывает же такое, усмехнулся я про себя…
    Через полчаса после занятия эшелона полёта пассажиров решили накор-мить обедом. Тележки с комплектами еды и напитками торжественно двига-лись по проходу за симпатичными стюардессами. Пассажиры брали предла-гаемые ими подносы и принимались за обед. Дошла очередь и до нас, мы бы-стро расправились с закусками, традиционной курицей с рисом, запили чаем и вскоре освободились от посуды, отдав подносы очередной девушке в фор-ме.
    Я повернулся к соседу, решив, что не след дальше тянуть время:
    - Юрий… э-э… - Промямлил я, - простите, забыл ваше отчество?
    - Семёнович… - Удивлённо напомнил он. – Мы, что, знакомы? А-а… Ну, конечно же… Как-никак в одной системе работаем. Видимо, как-то встреча-лись, возможно в управлении.  - Подхватился он, глядя на мои погоны и значки. – Вы в местном авиаотряде работаете? Я смотрю на ваши шевроны, пытаюсь угадать: командир эскадрильи или заместитель командира лётного отряда?
    - Командир эскадрильи… Но работаю я на Чукотке.
    - На Чукотке? – он удивлённо посмотрел на меня. – Тогда откуда же вы меня знаете?
    Я улыбнулся: - Уважаемый Юрий Семёнович! Перенеситесь на пятнадцать лет назад, в маленький посёлок Чумикан на побережье Охотского моря. По-селковая гостиница, в которой всего четыре постояльца: вы и экипаж перего-ночного АН-2. Август месяц, две недели нет погоды – туман. Наступает праздник – День Авиации, кровный праздник всех, кто имеет к ней отноше-ние. Естественно, постояльцы гостиницы не могли не отметить этот святой для них день. А потом вы нам начали рассказывать про свою лётную жизнь: как гоняли самолёты с Аляски, про фронт, бои в Корее…
    По мере того, как я вспоминал всё – менялось выражение его лица: сначала недоумение, потом глаза его потеплели, вспоминая те годы и наконец он ра-зулыбался:
    - Боже мой! Я всё вспомнил… Этот ваш  второй пилот… Да-да, тоже Юрий. Он  здорово играл на гитаре и пел песни… - Он удивлённо посмотрел на меня:  - Послушайте!  Как это вы меня узнали через столько лет? Мистика какая-то…
    - Никакой мистики!  У вас есть две вещи, которые запоминаются надолго. Во всяком случае запомнились мне.
    - И какие же?
    - При определённых обстоятельствах вы передёргиваете усами…
    Сосед ухмыльнулся: - Есть такое… А что же второе?
    - Уж очень приметное ухо…
    - А-а … Вы об этом? – он рукой коснулся разреза. – Память о войне… Снаряд из «эрликона» - была у фрицев такая зенитная установка, -  попал в окантовку фонаря кабины. Осколок от него ударил по шлемофону. Почти снёс наушник и ухо разрезал. Вот и осталась отметина на всю жизнь.
    - Юрий Семёнович! Как-то в один из тех дней вы завели разговор о судьбе. И рассказали нам трагическую историю военного лётчика, с которым вы вместе были в Корее. Как потом рухнула вся его жизнь: погибла жена, он оказался в лагере заключённых, бежал… Потом пришёл к вам и поведал про свою жизнь в какой-то затерянной в тайге деревни староверов, про то, как отомстил тем, кто был виновником его несчастий…Знаете, я до сих пор пом-ню, как меня, да всех нас, потрясла эта невероятная, даже фантастическая, история. Скажите, вы больше никогда не встречались с ним?
    Сосед загадочно улыбнулся:
    - Представьте себе, та история имеет продолжение. Где-то в начале семи-десятых годов звонок в мою квартиру. Я открываю дверь и не верю своим глазам: стоит Роман с молодым парнем, который оказался его сыном. Парень как две капли воды похож на отца, и как отец,  решил стать лётчиком. Про-блема  была одна,  нужен был аттестат об окончании школы, которой в тех таёжных местах нет до сих пор. Да-да… Представьте себе такой вот казус в наше время. – Он усмехнулся, уловив недоверие в моём взгляде.
     - Так вот, в городе живёт его хорошая знакомая, влюблённая в него с дав-них пор. Она добилась от него, что он оставил сына на её попечение. За три года мальчишка, упрямый и целенаправленный, как его отец, прошёл полный курс средней школы, сдал экстерном и получил аттестат. Можете себе такое представить?  - Юрий Семёнович покрутил головой. – Это просто невозмож-но! Но это факт… Потом подключился я. Обратился к Ивану Никитовичу, моему бывшему командиру, и он помог Демиду поступить в Армавирское лётное училище ПВО. Генерал, начальник училища, ему давно был знаком. В своё время Иван Никитович был у него инструктором. Окончил парень учи-лище с красным дипломом и правом выбора. И вот уже второй год лётчик-лейтенант Савиных Демид Михайлович служит здесь, на том же аэродроме, где когда-то начинал его отец. Командиры говорят, что он в совершенстве овладел новым перехватчиком, что поступил на вооружение в тот полк. Так что сын продолжает любимое дело своего отца.  Такая вот история…
     - Да-а… Просто невероятная история…  Только вот мне помнится, что вы  тогда называли другую фамилию, просто я сейчас её не помню.   
    - Так получилось, что в связи с теми трагическими обстоятельствами он был вынужден жить по чужим документом. Ну, не совсем чужим, а с паспор-том погибшего брата жены. Отсюда и у сына такая фамилия.
    - Сюжет прямо как у Дюма… - Удивлённо проронил я. – А что за таинст-венный Иван Никитович, который помог парню?
    - Иван Никитович? Так это же наш знаменитый Кожедуб! – уважительно заметил сосед. – На фронте я был у него ведомым. А потом в Корее с амери-косами дрались. Вот лечу к нему на юбилей. Шестьдесят лет ему на днях стукнет. Так-то вот, дорогой мой командир…  Видишь, какие фортеля иногда выкручивает жизнь, похлеще любого романа.
    - А что отец? Так и живёт в той глухомани?
    - Представь себе, и другой жизни не мыслит. Красивая любящая жена, кроме сына, ещё две девочки растут.  Он в них души не чает. И назвал-то как: одну в честь матери, другую, как трагически погибшую свою первую лю-бовь. По-своему он счастлив… Только иногда, когда увидит в небе самолёт, глаза у него становятся как бы больными. Видно та страсть к небу так и оста-лась в его душе по сей день… - Глухо проронил Юрий Семёнович и, отвер-нувшись, стал смотреть на проплывающие далеко внизу белые барашки об-лаков…
 
   
                Октябрь 2014  -  Март 2016гг.
                г.Талица


































                Новый роман бывшего профессионального
                пилота Владлена Грабузова повествует о не-
                лёгкой, почти фантастической судьбе совет-               
                ского лётчика средины ХХ века.
                В книге изменены только фамилии глав-   
                ных героев, в остальном все основные собы-
                тия изложены с полной достоверностью и               
                могут лишь нести в себе небольшие автор-
                ские погрешности…

   …Он увеличил скорость, уклоняясь вправо от пушечных трасс и, поймав в прицел сдвоенные двигатели под крылом, всадил в них длинную очередь из всего бортового оружия. Роман видел, как гасли трассёры, впиваясь в сигары двигателей. Затем из них выбилось пламя и дымный хвост, как траурное по-лотнище, вытянулось над  «МиГом».

    - Щас я из тебя, сука, буду ремни нарезать! – он с истошным воплем ки-нулся к нему. В последний миг Роман шагнул в сторону и, когда тот пропо-рол заточкой воздух в сантиметре от его бока, провёл свой коронный удар с разворота в челюсть. Глаза «Хорька» едва не выскочили из орбит, зубы клац-нули и он снопом рухнул на деревянный пол барака. Рука разжалась и сталь-ное остриё покатилось в сторону…
 
    В десятке метрах от них, треща, раздвинулись кусты и мохнатая туша  вы-скочила к ним, проворно перемахнув через поваленную бурей сухостоину. Человек вскинул ружьё и нажал на курок. Бац! – боёк щёлкнул впустую – осечка! Рычащая тяжёлая туша тараном сбила его с ног и он только успел выставить ружьё перед собой…

 Он сделал несколько десятков шагов вперёд и тут мёртвую тишину, царив-шую на дне этого местного Дантова ада, разорвал жуткий тягучий и жалоб-ный вой. Где-то впереди выл Серый, и такая безысходность и отчаяние слы-шалось в нём, что у Романа мороз прошёлся по спине и на голове зашевели-лись волосы…

…Роман нагнулся и замер от увиденного. Русло ручья, тут и там, перегора-живали торчащие из воды и наклоненные против потока, словно щётки, зуб-чатые тонкие плитки какой-то породы. А между ними виднелись разбросан-ные по дну, отблескивая желтизной, камни. Одни с ноготь пальца, другие размером с фасолину… 

                «Сломанные крылья»

















      









   

. 






.







   
               












.

.

   












 



            
    
    
   
               
 
   




 


.
   
   

.




.
   
 
   
    
   

   
   
    .
 


      
 
    
      
    

      
         
 

       
 
      
 

      

    
      

   
      
   
    
      
    

      
      

      
   
      
    
   
    
    
   
   
    
   
            

   
      

   
   
   
               


   
   
   
   

      

   
   
   
    

   
 
   
   
    
    
   
 
   
   
 

    .      
      
    
      
      
            
   
   
   

   


   
 
      
   
   
      
   
   
            
   
         
   


    
 




   
   
   
    
   
   
         
            
             
         
    
   
             
            


   
         
   
      
         
      


   
      
   


 
      
 
 
   
 
   
    
               
    
    
       
   
       
   
         

    
       


       
   

 

   

               
    
   
   
    
      
       
      
   


   
      
   
      
 
         

   

   
 
   

 





   
   
         
    
            
      

          

 
 
   
   

   
      
    
      
 

       

   

      
    
   
         
            

   

       
 
         
   
            


      
         
      
      
    
               
   
   
   
         
   
         
      
      


.
   
       
       
      
   
         
   
       
               

      
   
   
      
   
      
    
   
   
 
            
   
   
      
 
   
   
      

.   

 
    
   
      
   
         
      
      
   
   
      
   
      

               
      
      

            
   
   
   
   
            
               
   
   
               
         


   

    
   
   
      
    
   
    
         
               
 
      

   

    
       
   


         
   
    

       
      


   
   
   

   
      
   
   
 

      
             

      




 
      

   
         
      

    

    
    
   
         
          

   
      

    
   
   
    
   
         
      
   
   


   
   

    
   
 
   
       

         
    
   


 
   
      
    
   
       
   
 
      


 
            

   
   
   

       

             
 
   
   
   
   
   
   
      
   
 
      
 
   
   
       
   
               
   
       
   
 
 
    

      
    
      
   
   
   
               
               
   
      
    
   
    
   


   
    

         
    
      
         
   
   
      
      
      
 
   
   
   
    
      
   
    
   
   
    
    
    
       
   
       
      
   
         
 
   
       
   

    
   
               
               

 
   
   
   
       
   
      
   
      
               
   
   
         


    
   
   
   
   
            
 
      
          
    
      
 
    
    
   
       
       
   

         
               
               
         

   
   
   
         
          

      


    
       

      
   
 



    …      




    
   
      
   
    .
   
    
      

               
               

    
    
   
   

   
    . 
    
         
   
   
      
    
 
   
   
   
   
   
   
 
    
 
      
             
      
   
      
   
   
    
   

    
    
               
      

   
.