Беспокойные сердца

комедия в 2 действиях



действующие лица:


ЭММА
АНЯ
ВИТАЛЯ
МУСЯ
ДАНИЛА
САШОК
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА
ТЁТЯ ПАША
ЛУЖИН




Действие 1


КАРТИНА 1. Улица по соседству с большой дорогой. Под деревом, вкопанная в землю, стоит старая лавочка. Входят Виталя и Муся.

ВИТАЛЯ. Свободна! Наша лавочка! Муся, беги скорей, я держу!
МУСЯ. Я бы ещё бегала.
ВИТАЛЯ. Шевелись, занять же надо, сейчас придёт кто-нибудь, как сядет на наше место, чего потом делать, в лес, что ли, идти, лень по такой погоде пылить столько.
МУСЯ. И что.
ВИТАЛЯ. Всё, застолбили.
МУСЯ. И что.
ВИТАЛЯ. Наша лавка хоть на всё целое сегодня.
МУСЯ. И что.
ВИТАЛЯ. Ты рада?
МУСЯ. И что.
ВИТАЛЯ. Чего ты иштокаешь, слов других забыла, что ли.
МУСЯ. И что.
ВИТАЛЯ. Ни фига себе свидание, так и будешь тупо со мной иштокать?
МУСЯ. И что.
ВИТАЛЯ. Иштокалка.
МУСЯ. Кто?
ВИТАЛЯ. Ктокалка.
МУСЯ. Чего-чего…
ВИТАЛЯ. Чегокалка.
МУСЯ. Ты кому это говоришь…
ВИТАЛЯ. Комукалке.
МУСЯ. Засохни, срублю одним махом.
ВИТАЛЯ. Да помню я, что твои братья в секции карате.
МУСЯ. Жерлянкин!
ВИТАЛЯ. Всё, о, девушка моей мечты, можешь говорить, Жерлянкин внимает, госпожа.
МУСЯ. Так вот. О серьёзном. Признаюсь, я долго думала про нас, с самого прошлого свидания. И вот, что я надумала. Надо нам с тобой кончать с дружбой, утомило это дело.
ВИТАЛЯ. То есть ты со мной хочешь разойтись?
МУСЯ. Какой мне смысл с тобой расходиться, если кроме тебя приличных мальчишек нашего возраста в село этим летом не приехало, а местных просто нет в природе. Я ж тут без тебя совсем от скуки сомлею. Короче, так, Виталя, с дружбой завязываем, переходим к следующему этапу нашего общения. Займёмся любовью.
ВИТАЛЯ. Чем-чем?!
МУСЯ. Развитием чувственных отношений между нами. Я тебя не тороплю, понимаю всю ответственность данного решения, можешь не спешить с ответом.
ВИТАЛЯ. Мусенька, ты помнишь, сколько нам лет?
МУСЯ. Вот ты точно – дерево! Я говорю не про секс, а про любовь. Понял? Не про туловище, а про чувства. Чувствуешь разницу? Чурка с вытаращенными глазами.
ВИТАЛЯ. Только что был деревом, а уже чурка. Все люди растут, а я мельчаю.
МУСЯ. Пень!
ВИТАЛЯ. Хочешь, чтобы обиделся и ушёл?
МУСЯ. Нет, не хочу.
ВИТАЛЯ. Чего ты от меня хочешь?
МУСЯ. Любви. Чистой хрустальной звонкой.
ВИТАЛЯ.  Слушай, может, не надо хрустальную? Может, выберешь материал попрочнее?
МУСЯ. Всё, я ухожу.
ВИТАЛЯ. Нет! Всё, шутки - в пыль и в сторону. Объясни толком, как мы с тобой станем заниматься любовью?
МУСЯ. Начнём с малого. Сядем лицом друг к дружке, возьмёмся за руки, ладошка в ладошку, и станем глядеть друг другу в глаза.
ВИТАЛЯ. Кто кого пересмотрит?
МУСЯ. Кто у кого что высмотрит в глазах, понимаешь? На самом донышке глаз у нас гнездится душа с чувствами.
ВИТАЛЯ. Как пирог с грибами.
МУСЯ. Не хами.

Входит Елена Георгиевна, направляется к лавочке.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Молодые люди, не помешаю?
ВИТАЛЯ. Ещё как.

Входит Тётя Паша, направляется к лавочке.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. «Ещё как» - что?
МУСЯ. «Ещё как» - не помешаете. Присаживайтесь, конечно.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Вот ещё только малолеток я не спрашивала, сесть мне или постоять, пока вы мне не разрешите. Так, что ли?
ТЁТЯ ПАША. Елена Георгиевна, вы уже с той стороны вернулись?
МУСЯ. Здрасьте, тётя Паша.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Да куда там.
ТЁТЯ ПАША. Подвинься-ко, Машуня, здорово. А ты чей?
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Полчаса проторчала на обочине, ноги отваливаются, и никакого просвета.
МУСЯ. Жерлянкин.
ТЁТЯ ПАША. А звать как? Родственник пионеркам?
ВИТАЛЯ. Виталий.
ТЁТЯ ПАША. Пионеров больше нет, скауты они. Звучит, как скоты?
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ненавижу иностранные словечки.
МУСЯ. Эмме и Аннушке – двоюродный брат.

Входит Лужин, направляется к лавочке.

ВИТАЛЯ. И не скауты, они – «котики». Отряд называется «Воскресенские котики». А я к ним не отношусь, я сам по себе.
ТЁТЯ ПАША. Воскресенские – понятно, в честь нашего села, а почему котики?
ЛУЖИН. Приветствую всех и вся. А я вас, девчата, как увидел, сразу понял: дорогу так и не перешли. А ну, брысь, малышня, освободите место старику.
ТЁТЯ ПАША. Ой, да всем места хватит, если поплотнее ужаться, сидите, ребятки.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ничего-ничего, прав Сергей Сергеевич, пусть уступят.
ЛУЖИН. Брысь, салажня, я сказал.
ВИТАЛЯ. Только грубить не надо.
МУСЯ. Виталя, не спорь со старшими.
ЛУЖИН. Поднимайся, давай!
ВИТАЛЯ. Мы здесь первыми были, места наши.
ЛУЖИН. Тебя палкой отходить или уши оборвать?
МУСЯ. Виталя, возьми себя в руки, и уступи место.
ВИТАЛЯ. Ой, да ладно-ладно, все мы гуманисты, стариков и бродячих животных не обижаем.
ЛУЖИН (усаживается). Пили отсюда от греха подальше, сопляк, не-то, ей-богу, прибью.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Вот они, как раз, идут пионеры.
ВИТАЛЯ. Я – не сопляк, а вот вам не мешало бы платок носовой иметь.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Хамство какое!
ТЁТЯ ПАША. Лужин, у вас и правда сопля на ноздре.
ЛУЖИН. Мне восемьдесят лет, я заслужил право ходить так, как хожу, и никто не смеет мне указывать. Где мой платок, чёрт его задевал, в каком кармане. А тебя, если не будешь слушать взрослых, обещаю, сниму ремень и выпорю.

Входят Аня, Эмма и Данила.

ТЁТЯ ПАША. Тебе нельзя ремень снимать, штаны упадут.
ЭММА. Ребята, идите к обочине, я – сейчас. (Направляется к лавочке.)
АНЯ. Я – с тобой.
ЭММА. Данила, шагом марш к ребятам, они собираются, построй их.
ДАНИЛА. Ладно. (Уходит.)
ЛУЖИН. Вы, гражданка Озерцова, на поводу сопляка идёте и  мой авторитет роняете.
ТЁТЯ ПАША. Авторитет – чёрт с ним, лишь бы не уронить штаны.
ЭММА. Добрый день всем.
АНЯ. Здравствуйте.
ТЁТЯ ПАША. Детки, почему вы котики-то?
ЛУЖИН. Под американцев подделываются, насмотрелись фильмов.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Я ихней продукции принципиально не вижу.
ЭММА. В честь самого юного Героя Советского Союза во время Великой Отечественной войны Вали Котика.
ТЁТЯ ПАША. Ух, ты!
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Не ожидала.
ЛУЖИН. Ишь ты, а сопляки-то на людей похожи.
ЭММА. Знаете о таком?
ТЁТЯ ПАША. Много их там было.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Я думала, что всё, пропал наш многострадальный народ, ничего не хочет помнит, ни о чём достойном не хочет знать, ни к чему светлому не стремится.
ТЁТЯ ПАША. А я всегда верила.
АНЯ. Ну, в общем, дорогие старики, мы к вам по делу.
ЭММА. Нет, постой, мы должны рассказать про Валю Котика.
АНЯ. Эмка, время же…
ЭММА. Аннушка, настоящему человеку некуда спешить, чтобы не было от жизни одышки. Валя Котик родился 11 февраля 1930 года в селе Хмелёвка Шепетовского района, Каменец-Подольской области Украины в крестьянской семье. К началу войны он только перешёл в шестой класс школы № 4 города Шепетовка, но с первых дней войны начал бороться с немецкими оккупантами. Осенью 1941 года вместе с товарищами убил главу полевой жандармерии близ города Шепетовки, бросив гранату в машину, в которой тот ехал. С 1942 года принимал активное участие в партизанском движении на территории Украины. Сначала был связным шепетовской подпольной организации, затем участвовал в боях. С августа 1943 года — в партизанском отряде имени Кармелюка под командованием Музалёва, был дважды ранен. В октябре 1943 года он обнаружил подземный телефонный кабель, который вскоре был подорван, и связь захватчиков со ставкой Гитлера в Варшаве прекратилась. Также внёс свой вклад в подрыв шести железнодорожных эшелонов и склада. 29 октября 1943 года, будучи в дозоре, заметил карателей, собиравшихся устроить облаву на отряд. Убив офицера, он поднял тревогу; благодаря его действиям, партизаны успели дать отпор врагу. В бою за город Изяслав 16 февраля 1944 года был смертельно ранен и на следующий день скончался. Похоронен в центре парка города Шепетовка. В 1958 году Вале посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Он так и не успел стать Валентином Александровичем.
ЛУЖИН. Надо же.
ТЁТЯ ПАША. Жалко парнишку.
АНЯ. Эмма, теперь всё?
ЛУЖИН. Похоже на тимуровцев нашего времени, я был им.
ТЁТЯ ПАША. И я.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. И я.
ЭММА. А мы – егоровцы. И всех нас объединяет дед Егора, отец Тимура – герой гражданской войны Аркадий Гайдар. Строго говоря, мы, с вами, от мала до велика, - гайдаровцы.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Подожди, надо прояснить. Валя Котик был пионером, почему же вы не пионеры, как он?
АНЯ. Господи, чего непонятно, мы вне политики. Мы просто делаем добрые дела.
ЭММА. А если понадобиться, то кто-то из нас и на подвиг пойдёт.
АНЯ. Короче, мы теперь каждый день на один час встаём в почётный караул около памятника на братской могиле, а для этого надо перейти на ту сторону дороги. Вам ведь надо на ту сторону? Мы готовы вас перевести.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Вне политики они, ишь ты, поганцы.
ТЁТЯ ПАША. Вот лично мне тоже неинтересно, почему они не пионеры, не скауты, зато я точно знаю, что мне очень надо на ту сторону получить пенсию.
ЛУЖИН. И в магазин.
ТЁТЯ ПАША. Вам, Лужин, лишь бы вина купить.
ЛУЖИН. И колбасы с хлебом.
ТЁТЯ ПАША. Хлеб надо самому печь, выгоднее и здоровее.
ЛУЖИН. И ещё купить макароны, самому их не сделать.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. И как же вы переходите дорогу?
ЭММА. Колонной. Строем, как солдаты. Впереди и позади идут сигнальщики с красными флажками. Автомобили останавливаются и пропускают.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А флажки, таки, красные.
АНЯ. Красный цвет яркий, издалека виден.
ЛУЖИН. И как вы, строевым шагом идёте?
ЭММА. Конечно. Чтобы никто не сомневался, что мы занимаемся серьёзным торжественным делом.
АНЯ. Дорогие ветераны жизни, у нас на сегодня ещё куча нужных людям добрых дел, не надо нас тормозить, идёте с нами или пойдёте пять километров до светофора?
ТЁТЯ ПАША. Я иду. Рясина, идёте?
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Конечно. Только не быстро, ладно?
ЛУЖИН. Вот баба, не знаешь, что такое шаг караула, - это же медленно и торжественно. Успеем всем шоферам во всех машинах, каждому в отдельности, дулю в носопырку ткнуть, злодеям.
АНЯ. Всё-всё, идёмте, там ребята собрались уже, на ходу поговорите.
ТЁТЯ ПАША. Вперёд, старики, остановим автомобильного врага человеческого, перекроем ему артерию. За мной! (Уходит.)
ЛУЖИН. Я не отстану. (Уходит.)
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. И что за форма одежды на вас? Девочки, нам это надо серьёзно обсудить. (Уходит.)
АНЯ. По ходу, по ходу.
ЭММА. Ань, я догоню.
АНЯ. Привет, Виталька, и пока. (Уходит.)
ЭММА. Братик, наша мама спрашивает, почему ты перестал заходить?
ВИТАЛЯ. Вы же всё время заняты.
ЭММА. А ты займись вместе с нами общественно-полезным трудом.
ВИТАЛЯ. Только без агитации, ясно? У меня каникулы плюс личные отношения с дамой.
МУСЯ. Занят он, короче.
ЭММА. Всё никак не налюбуетесь друг дружкой? Когда надоедите, присоединяйтесь. Оба. Счастливо. (Уходит.)
ВИТАЛЯ. Чего задумалась?
МУСЯ. Да надоело. Я люблю эту лавочку, она наша, с тобой. А тут повадились все, кому не лень. И постоянно взрослые стали сидеть.
ВИТАЛЯ. А что тут сделаешь.
МУСЯ. Ты же всё время говоришь, что умнее всех, типа, любого обставишь.
ВИТАЛЯ. Всех, не всех, но многих, чего скрывать.
МУСЯ. Ну, вот и докажи. Или ты придумываешь, как освободить лавку только для нас, или свиданий у нас больше не будет.
ВИТАЛЯ. Спятила, как это сделать?
МУСЯ. По барабану. Не знаю как, и знать не хочу, твоё дело.
ВИТАЛЯ. В сказке, что ли, живёшь? Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что?
МУСЯ. Я тебе сказала: что, а не принесёшь, тогда точно пойдёшь – знаешь куда?
ВИТАЛЯ. Догадываюсь.
МУСЯ. Вот тогда и поговорим про поцелуи и вообще про любовь. И, ёлки-палки, Жерлянкин, прекрати хамить взрослым.
ВИТАЛЯ. А я не вижу разницы в общении между взрослыми и молодёжью, потому что все мы – люди и у нас равенство. Если со мной ведут себя грубо и неуважительно, то я, соответственно, не нахожу нужным отвечать вежливо и с уважением. Уважать или не уважать надо не возраст, а то, каков ты есть.
МУСЯ. Разлюбить тебя, что ли, философ? Хватит всех и вся поучать, не в школе. Ну, ты меня услышал. Не подходи, покуда лавочку не освободишь. И не таскайся за мной, камнями забросаю. Всё. (Уходит.)
ВИТАЛЯ. Мне здесь капканы расставить? Или злую собаку на цепь посадить? И ушла ведь! Точно, завести какого-нибудь двортерьера и назвать Мусей, самая добрая псина от такого имени обозлится. Зачем мне эта любовь, если она ставит такие тупые задачи. Обойдусь! А если подумать? Посоображать… Так даже интересней.

Входит Сашок.

САШОК. Жерлянкин!
ВИТАЛЯ. Сашок, откуда!
САШОК. Оттуда, где меня уже нету.
ВИТАЛЯ. С приездом, братан.
САШОК. Сам ты – ботан.
ВИТАЛЯ. Я сказал: «братан».
САШОК. В родственники набиваешься?
ВИТАЛЯ. Нужда была – болело брюхо.
САШОК. А по Маршаку?
ВИТАЛЯ. Забыл начало, постарел.
САШОК. «День стоял весёлый Раннею весной. Шли мы после школы – Я да ты со мной…»
ВИТАЛЯ. «Куртки нараспашку, Шапки набекрень, – Шли, куда попало В первый тёплый день…»
САШОК и ВИТАЛЯ (хором). «Шли, куда попало, Просто наугад, Прямо и направо, А потом назад. А потом обратно, А потом кругом, А потом вприпрыжку, А потом бегом.  Весело бродили Я да ты со мной, Весело вернулись К вечеру домой. Весело расстались –
Что нам унывать? Весело друг с другом Встретимся опять»…
САШОК. Помнишь детство.
ВИТАЛЯ (напевает). «Не забывается, не забывается…»
ВИТАЛЯ и САШОК (хором). «Не забывается такое никогда».
ВИТАЛЯ. Ты же не хотел в этом году сюда ехать?
САШОК. У меня проблема, помоги. Мне надо срочно влюбиться.
ВИТАЛЯ. Ещё один придурок.
САШОК. Я не один?
ВИТАЛЯ. Сашок, оглянись: лето, приволье, переходный возраст – в общем, вокруг одни придурки.
САШОК. А выбор есть?
ВИТАЛЯ. Девчонок здесь как грязи.
САШОК. Выражаешься ты, однако…
ВИТАЛЯ. Я же не в смысле, что они не моются, они на речке постоянно. Я, в смысле, что девок в этом году так много, что хоть бы и не было совсем. А вот с мужиками – напряжёнка. Хошь, покажу кусты, где они обычно переодеваются? Такой подиум, закачаешься.
САШОК. То есть с нами ощущается нехватка? И куда же мы в этом году подевались?
ВИТАЛЯ. Не знаю.
САШОК. Ты же у нас любитель анализировать.
ВИТАЛЯ. Анализатор вышел из строя. А чего тебе вдруг так резко приспичило, опять творческий кризис?
САШОК. Точнее выразиться: тупик.
ВИТАЛЯ. Может, я чем помогу?
САШОК. Не, Виталя, я тебя никогда не полюблю, извини, я - гетеросексуал. Правда, пока ещё без секса, но гетера мне нужна определённо.
ВИТАЛЯ. Ещё скажи, отказался бы от секса.
САШОК. А чёрт меня знает, Виталька, по честному-то боязно. Короче, друг, о деталях после, давай, займёмся целым. С тебя экскурсия по женскому Воскресенску.
ВИТАЛЯ. И чем тебе помешал тупик, летом-то?
САШОК. Мой прапрадед, ты знаешь, космонавт. За ним, ты тоже знаешь, по мужской нисходящей линии пошли сплошные скульпторы. И вот на днях старшая бабуля, вдова космонавта, объявила семейный конкурс на самый оригинальный проект памятника предку, который будет установлен в день космонавтики, 12 апреля следующего года на могиле героического предка.
ВИТАЛЯ. Круто. Решил победить стариков? Оптимист. Ладно, экскурсант, будем тупо выводить тебя из тупика. Значит, говоришь, ко Дню Космонавтики идея нужна?
САШОК. Причём, оригинальная. Ты же известный генератор идей, покумекаешь?
ВИТАЛЯ. Интересно. Подумаю.
САШОК, Пошли к речке?
ВИТАЛЯ. Ах да, ты же не в курсе, что в этом году к речке не ходят?
Не понял, сам же говорил, что дамский цветник покажешь.
ВИТАЛЯ. Там не цветник, Сашок, там полновесная оранжерея. Поэтому мы, реальные мужчины, на речку не ходим, мы туда бегаем. Причём, чем быстрей, тем лучше. Бежим?
САШОК. Летим!


КАРТИНА 2. Дом Жерлянкиных. Аня перед зеркалом примеряет одежды.

АНЯ. А я, такая, иду себе, и все пялятся на меня с моими ножками, пялятся… пялятся. А я им: чего пялитесь, реальной красавицы никогда не видели, что ли. И добавляю, такая, мол, это вам ещё моего ума не видно, увидели бы - попадали.

Входит Данила.

ДАНИЛА. Эмма где?
АНЯ. Ты уже обнаглел, Запрудный, как будто поселился у нас. А здесь женщины живут, мальчикам стучать в дверь надо.
ДАНИЛА. Где женщины?
АНЯ. А я?
ДАНИЛА. Ты? Голову напекло? Какая из тебя женщина.
АНЯ. Женский пол нашего возраста надо оценивать в перспективе.
ДАНИЛА. В чём?
АНЯ. В той самой, да-да, в перспективе.
ДАНИЛА. Да ну тебя сегодня. Где, спрашиваю, Эмма?
АНЯ. В санитарном узле.
ДАНИЛА. В больнице! Что с ней?
АНЯ. Ты, Данила, за прошедший календарный год как-то совсем уж упростился. Для тебя санитарный узел и больница – одно и то же?
ДАНИЛА. Санитарный же…
АНЯ. Больница – это медицина на той стадии, когда уже поздняк метаться, а санузел – это повседневная необходимость плюс гигиена.
ДАНИЛА. Что ты из меня дурака-то делаешь, что я не знаю, что такое санузел.
АНЯ. Да? Ну, и что это?
ДАНИЛА. Унитаз и ванна.
АНЯ. Не поверишь, санитарный узел – то же самое.
ДАНИЛА. Как?

Входит Эмма.

ЭММА. Уже пришёл. Все собрались?
ДАНИЛА. Тебя ждём.
ЭММА. График работ на руках, мог бы и сам распределить.
ДАНИЛА. Запутался я в твоих бумажках, устал соображать. И без тебя там такой гвалт стоит, кто с кем хочет, кто с кем не хочет.
ЭММА. Аня, чего ты перед парнем раздетая вертишься?
АНЯ. Я - не перед парнем, я - перед зеркалом. А он вообще вошёл без стука, как к себе домой, и в упор не видит во мне женщину.
ЭММА. Мой Данила не любит видеть в перспективе, ему милее здесь и сейчас. Правда, Запрудный?
ДАНИЛА. Я, конечно, может быть, извиняюсь, но кто-то уже объясните мне, что это такое - ваша перспектива?
АНЯ. Ты серьёзно? Не знаешь слова перспектива?
ЭММА. Аня, слово он знает, значение слова узнать ещё не успел. Даня, золотой ты мой человек, хорошо, что спросил. У нас сегодня обязательно будет время пообщаться и я тебе отвечу. А сейчас возвращайся к отряду, объяви, что я сейчас буду. Я только что из душа, на улице ветер, никто же не хочет, чтобы командир простыл. Просохну и приду.
ДАНИЛА. Я обожду.
ЭММА. Запрудный, мы с моей сестрой – девочки, нам есть, о чём с ней утром обсудить без тебя. Понял?
ДАНИЛА. Что?
ЭММА. Пожалуйста, сделай, как я сказала, или в наш дом больше не пущу ни разу. Пожалуйста, иди.
ДАНИЛА. Спасибо, пошёл. А, чёрт, догадался: санузел – это тот же санитарный узел, только сокращённо, да?
АНЯ. В точку.
ДАНИЛА. Так-то, нашла дурака. Только недолго, Эм, ага? Мы же ждём. (Уходит.)
АНЯ. Зачем тебе этот остолоп?
ЭММА. Он не остолоп, он – незаменимый заместитель командира. А самое главное - мальчик. Вот подрастёт и поумнеет. Туповатость – это у мужчин возрастное, мама говорит, обычно проходит. Ищи во всём кайф, сестра. К примеру, сейчас каждое умное Данькино слово для меня – это радость. А был бы он уже умён, то каждая его глупость меня расстраивала бы. Плюс он настоящий богатырь и великий распорядитель. Так что, для меня мой Данилка – ежедневный позитив. Эй, почему ты до сих пор не в форме?
АНЯ. Эмма, я скоро свихнусь, так мне хочется походить в сарафане, в платье, в купальнике, в сандалях, босиком, с распущенными волосами… Меня достало носить форму летом!
ЭММА. Похоже, нервный срыв.
АНЯ. Да! Бойся меня! Все меня бойтесь!

Входит Виталя.

ВИТАЛЯ. Вы чего на стук не отвечаете? Голоса слышно, а дверь не открывают.
АНЯ. Ветер какой сегодня шальной, такого человека в наш дом занесло.
ВИТАЛЯ. Да ладно стебаться.
ЭММА. Привет, Виталя. А мы уже уходим.
ВИТАЛЯ. Знаю.
АНЯ. Он специально так пришёл, чтобы не приходить надолго.
ВИТАЛЯ. Вот из принципа ещё и вечером припрусь, как сяду допоздна да как съем всё варенье в доме с печеньем.
АНЯ. Нет уж лучше сейчас всё выкладывай, могу даже варенье с печеньем с собой дать, лишь бы ты не убивал мой личный вечер.
ЭММА. Виталька, она ёрничает, не обижайся.
ВИТАЛЯ. В курсе, моя школа.
АНЯ. Ещё скажи, братик, что ты меня с колыбели жизни учишь.
ВИТАЛЯ. Не скажу, ещё обвинят за такой продукт воспитания. Ладно, хорош трепаться, девки, я – по делу. Не дёргайся, Эмма, успеешь к своим котикам, я – коротко.
АНЯ. Как долго.
ЭММА. Вот язва.
ВИТАЛЯ. Ничего, старшая, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не скулило.
АНЯ. Я старше тебя.
ВИТАЛЯ. Запомни, девочка, бьют не по свидетельству о рождении, а по попе, иногда по башке, чтоб язык прикусывали вовремя. Короче, вот какая петрушка. Предлагаю вашему отряду ночью без свидетелей нарисовать «зебру». Таким образом, на раз решится проблема попадания в ту часть села, где сосредоточены важнейшие средства функционирования, такие как почта, банк, магазины и прочая, прочая, прочая.
ЭММА. Не понимаю.
АНЯ. Какая зебра?
ВИТАЛЯ. Предлагаю организовать для односельчан переход через проезжую часть. По правилам автомобилисты обязаны остановиться и пропустить пешеходов. Народ у нас ленивый, ходит редко и то по определённым дням, так что, никакого особенного раздражения у водителей не вызовет. То есть надо просто начертить на дороге белой краской полоски, которые в народе кличут «зеброй».
АНЯ. Класс! Вот это идея. Виталька, признаюсь, я горжусь, что ты – мой брат.
ВИТАЛЯ. Это не я – твой брат, а ты – моя сестра.
АНЯ. Гордыня обуяла? Ау, Эмка, ты с нами?
ЭММА. Но это незаконно.
ВИТАЛЯ. А законно оставить людей без перехода?
ЭММА. Но они же не специально, руки не дошли.
ВИТАЛЯ. Вот и вы не специально приложите руки.
АНЯ. Он прав. До райцентра 50 километров, ногами не доберёшься, чтоб заявление на зебру написать, мобильной связи здесь нет, а по стационарному телефону не дозвониться. Местные специально из-за дорожной заморочки париться не будут, они лучше под колёсами полягут смертью храбрых. Автомобилисты же, в основном, транзитные, никто не станет проверять, чтоб пожаловаться, им проще пропустить пешехода.
ЭММА. А чего тут жаловаться, нечего тут жаловаться. Нужное дело для общества, не для себя же лично. Молодца тебе за это, Виталька. Всем скажем, что это твоя идея, пусть знают, кого благодарить.
ВИТАЛЯ. Обойдусь. Ещё подумают, что я с котиками заодно, а я человек свободный, мне строем ходить не с руки.
АНЯ. С какой руки?
ВИТАЛЯ. Чего?
АНЯ. С какой руки ты обычно начинаешь движение?
ВИТАЛЯ. Да ну тебя. Всё, пока, я рад, что вы осознали и приняли.
ЭММА. А я знаю, с чего это ты вдруг об общем благе забеспокоился.
ВИТАЛЯ. Просто я такой человек, готов ради людей на любой умственный подвиг.
ЭММА. Лавочку решил освободить? Чтобы никто не мешал вам с Муськой своими посиделками, особенно старики?
АНЯ. Колись, кавалер!
ВИТАЛЯ. Ну, да, и что? Настоящая любовь – это двигатель прогресса. Да, и не забудьте дорожный знак на столб приколотить, чтоб всё как положено. Могу Сашка попросить, он всё равно дурью мучается.
АНЯ. Сашок приехал?
ЭММА. Он же не собирался в этом году.
ВИТАЛЯ. Вдохновение ему, видите ли, понадобилось. Так мне ему сказать или сами?
АНЯ. Давайте я поговорю.
ВИТАЛЯ. Вот-вот, кокетка старая, заодно стань его вдохновением.
АНЯ. Дурак ты, Жерлянкин, и не лечишься.
ВИТАЛЯ. Сама ты - Жерлянкина. Всё. Только, Эм, пожалуйста, не тяни резину, включайся в тему поскорее.
ЭММА. Сегодня же обсудим на собрании отряда, кавалер. Спасибо тебе, умница.
ВИТАЛЯ. Ну, тогда уж умник. До скорого. (Уходит.)
АНЯ. Класс! Дом Сашка на Лазурной, там же и старики Иванниковы живут, так что, я за компанию могу их проведать, поинтересоваться, как у них сейчас дела после нашего ремонта в птичнике.
ЭММА. Хорошо. Слышь, меня тоже осенило. Ладно, давай, отдохни от форменной одежды, но чтоб без дела не сидеть, возьми на себя функции диспетчера. Будешь замкомандира по тылу, так сказать.
АНЯ. Обалдеть! Кайф! Эмка, ты лучше всех!
ЭММА. На Лазурной, кстати, и Павлина Семёновна Озерцова живёт. На прошлой неделе ей забор правили и мышеловки смастерили, кошка мышей не ловит. Ей 72 года, все тётей Пашей зовут.
АНЯ. Ой да знаю я её.
ЭММА. Загляни, поинтересуйся, всё ли устраивает. А я побежала. Да, вся документация, сама знаешь, у меня на столике. Разберёшься?
АНЯ. Конечно.
ЭММА. Пока. (Уходит.)
АНЯ. Разберусь. В сарафане! Нет, лучше в новом купальнике. А что, пойду, такая, стройная, загорелая, с ногами от ушей…


КАРТИНА 3. Муся идёт по улице, навстречу – Сашок.

САШОК. Мы знакомы?
МУСЯ. И что.
САШОК. Нет проблем: я – Сашок.
МУСЯ. И что.
САШОК. Но я-то тебя точно где-то видел.
МУСЯ. И что.
САШОК. Ты меня заводишь.
МУСЯ. И что. (Уходит.)
САШОК. Куда? Эй, блондинка, постой! Ой-ё-ей, а волнения-то во мне сколько. Вдруг это она… Да. Да! Постой!


КАРТИНА 4. Около калитки Аня жмёт кнопку звонка.

АНЯ. Есть кто дома? Тётя Паша…

Из дому выходит Тётя Паша.

ТЁТЯ ПАША. Иди-иду, деточка, ковыляю. А, Жерлянкина. Здравствуй, Аня. Так я благодарна вашему отряду за помощь, ты себе представить не можешь. А чего ж ты без формы?
АНЯ. Тётя Паша, поверьте, я - в отличной форме, а всё остальное сформируется с возрастом.
ТЁТЯ ПАША. Ну, ты – болтушка. Я же про форменную одежду.
АНЯ. Да поняла. Просто с сегодняшнего дня я исполняю функции диспетчера отряда, и мне дали поблажку – разрешили ходить в сугубо гражданском прикиде.
ТЁТЯ ПАША. Ещё бы, лето же. Я тебя понимаю. Мы, в детстве, конечно, хотели в пионеры, соревновались даже, кого раньше примут. Но чтоб в тимуровцы какие-то стремиться, как вы, тут все потихоньку-полегоньку задний ход давали. Нет, конечно, были такие же, типа вас с сестрой, общественные, активные, но немного. Нормальные дети же любят вольные забавы, как бы самостоятельные. Особенно в воскресенье и на каникулах, кому ж охота по чужим делам потеть. Я, признаться, плохой пионеркой была. И троечницей такой, что пробу ставить негде было. Мы, серенькая простенькая ребятня, так-то бы завидовали, когда первым грамоты почётные давали, хлопали им всей школой или лагерем, это конечно. Но чтоб выступить вперёд, встать вровень по делам – не, такого добровольно не делали. Между нами выделяться было непринято, а для мальчишек и вовсе опасно, могли таких люлей навешать в тёмном месте без лишних глаз, что навсегда желание отбивало. Мы и галстук пионерский только в школе носили, а так при первой возможности совали в портфель, с глаз долой. Те, кто постарше моего поколения, конечно, не так, они сталинского воспитания были, как мои старшие браться, наоборот в пионерских галстуках чуть спать не ложились. На речку летом в них бегали. Нырнут, поплещутся, вынырнут, обсохнуть толком не успеют, а пионерский треугольник уже на шее висит. Не, мы брежневского поколения люди, у нас повольготнее было. А чтоб вперёд всех выйти и встать в голове, это сколько же надо уверенности. А чтоб была такая уверенность, сколько ж надо знаний. А хочешь много знаний – надо вкалывать, читать, думать, и вся работа умственная. А тут уж каждый знает, лучше пару соток в одиночку вскопать, чем с мыслями больше пяти минут управляться. Да и зачем мне было умствовать, если я точно знала, что дальше родного села не выйду. Выйти-то, конечно, выходила, за грибами с ягодами, скажем, или там поохотиться, порыбалить, но не по столбовой дороге к городским высотам, нет, ни к чему. Ой, заболталась! Ты ведь хотела чего-то?
АНЯ. Пришла узнать, как обстоят дела после ремонта, выполненного нашими котиками.
ТЁТЯ ПАША. Котики, котики, настоящие котики, все такие миленькие, деловые. (Напевает.)
«Солнцу и ветру навстречу,
На битву и доблестный труд,
Расправив упрямые плечи,
Вперед комсомольцы идут!
Комсомольцы – беспокойные сердца,
Комсомольцы все доводят до конца.
Друзья, вперед,
Нас жизнь зовет!
Наша Родина кругом цветет!»
И ведь умеют-то как много своими руками. Да, мы уж, старики, молодёжь всегда ругаем, а она – вот какая, сноровистая, отзывчивая. Замечательная молодёжь.
АНЯ. Спасибо, Павлина Семёновна, за положительный отзыв. Пойду. Может быть, у вас есть какие-то ещё пожелания, или у ваших знакомых, или соседей, обращайтесь, котики всегда готовы прийти на помощь, в любое время.
ТЁТЯ ПАША. Конечно, всем рассказываю и говорю про вас, я теперь для вас – личная бесплатная реклама. А так, вроде, всё путём, всё пока слава богу. Постой, Анюта, я тебя сейчас яблочками угощу.
АНЯ. Нет-нет, спасибо, не надо.
ТЁТЯ ПАША. Ребятам отнесёшь.
АНЯ. Да ну, что вы, куда я с яблоками сейчас пойду, дела же.
ТЁТЯ ПАША. Деловая, аж светишься.
АНЯ. К тому же, у нас у всех свои сады, всё есть. Пойду.
ТЁТЯ ПАША. Постой! Нет, так не покатит. Не по-русски это, без благодарности полезного человека отпускать, на вот возьми триста рублей.
АНЯ. Да что вы! Мы же не за деньги, мы от души и по совести!
ТЁТЯ ПАША. Да всё понятно, никто вас ни в чём не уличает. Просто вам же необходимы какие-то средства на всякие нужды, на ту же форменную одежду. Инструменты рабочие можно обновить, какие-то прикупить. Я хоть и приторговываю на городском рынке, но больше дать не могу, но эту сумму ты взять просто обязана.
АНЯ. Да я-то при чём, ребята же делали.
ТЁТЯ ПАША. Так они сладили, я работу приняла, пошла в дом за благодарностью, а они смылись, только пятки сверкали. Так что, я с этими деньгами уже попрощалась. Бери, они ваши, честно заработанные. Я ведь всё равно мужчин каких-нибудь пригласила бы ремонтом заняться, если бы ваши не пришли, а тем пришлось заплатить бы намного больше. Так что, тут всем выгодно.
АНЯ. Не могу я принять, тётя Паша…
ТЁТЯ ПАША. Обидеть хочешь пожилого человека! На, держи! (Вкладывает купюру в руку Ани.)
АНЯ. Ой, больно же… насильно-то зачем.
ТЁТЯ ПАША. Держи, пригодятся, вот помяни моё слово. И всё, прощай. (Уходит.)
АНЯ. Вот же… ёлки-палки, лес густой. Эмка меня точно прибьёт. А ведь точно же деньги могут пригодиться. Ещё как могут… на что-нибудь. Эх, поглядим.


КАРТИНА 5. По улице идёт Муся, навстречу – Виталя.

ВИТАЛЯ. Ну, и где ты запропала, который день не виделись.
МУСЯ. Сказала же, не освободишь лавочку, не подходи.
ВИТАЛЯ. Да я уже всё придумал, скоро всё будет как надо.
МУСЯ. Вот скоро и приходи.
ВИТАЛЯ. Муся, мы же теряем драгоценные дни, часы, минуты, когда вместе.
МУСЯ. Знаю. И что. Сама, может быть, переживаю, но первое слово дороже второго. Сказала «потом», значит потом.
ВИТАЛЯ. Я же весь извёлся без тебя.
МУСЯ. И что.
ВИТАЛЯ. Мне плохо без тебя.
МУСЯ. И что.
ВИТАЛЯ. Что ж мне делать без тебя?
МУСЯ. Ушиби себя об стенку.
ВИТАЛЯ. Иштокалка больная.
МУСЯ. Бяка – саколяка, ёшкин – крошкин.
ВИТАЛЯ. Ворона пляжная.
МУСЯ. Чума болотная. Что плошки уставил?
ВИТАЛЯ. Сама ты - мимозыря.
МУСЯ. А ты - глупендяй.
ВИТАЛЯ. Мышкин хобот.
МУСЯ. Индюк малосольный.
ВИТАЛЯ. Плешка тараканья.
МУСЯ. Чухоблох. Упс с ручкой.
ВИТАЛЯ. А ты сручка с упс.
МУСЯ. Хлюздапёр.
ВИТАЛЯ. Моль в обмороке, кикимора болотная.
МУСЯ. Фамильничаешь? Да, я – Болотова. И что такого? Или может от меня пахнет как от болота? А ты закатайся в рубероид, поганка с полянки, круглопёр. Думаешь, не знаю, от чего пошла твоя фамилия Жерлянкин,? Жерлянка - лягушка такая. Зелёная, склизкая.
ВИТАЛЯ. Сама ты - жаба вислоухая.
МУСЯ. Желтопузик.
ВИТАЛЯ. Жабчерица пупырчатая.
МУСЯ. Бармалюга. Глухомань. Дедуин.
ВИТАЛЯ. Сколопендра, шмакодявка, психимора. Крыса банановая.
МУСЯ. Шпендик. Плесень. Тутуй с припаянной башкой.
ВИТАЛЯ. Шапокляк.
МУСЯ. Кабуча.
ВИТАЛЯ. Старая каманча.
МУСЯ. Гоблин вислоухий.
ВИТАЛЯ. Сама развесила уши как барсук. Дурында.
МУСЯ. Чебурака.
ВИТАЛЯ. Твои в лесу грибы и шишки.
МУСЯ. Утухни, судорога.
ВИТАЛЯ. Отвали, моя черешня, я черёмуху люблю. Выжарка кошачья.
МУСЯ. Чепушок доморощенный. В голову укушенный. Упырь. Евпатий-коловратий.
ВИТАЛЯ. А ты - полный капец! Чувырла.
МУСЯ. Мутант из зоопарка. Морщерогий кизляк.
ВИТАЛЯ. Прекрати этот ультразвук, я тебе не дельфин.
МУСЯ. Кашаглот. Дятел.
ВИТАЛЯ. Швабра с ушами.
МУСЯ. Я тебе женщина или труба на бане?
ВИТАЛЯ. Мацепурик с дюшесом.
МУСЯ. Не мужик ты, а сомбреро-ушанка. Шлепок майонезный.
ВИТАЛЯ. Заройся в мох и плюйся клюквой. Кукушка пестрохвостая.
МУСЯ. Леонардо недовинченный.
ВИТАЛЯ. Засохшая букашка на лобовом стекле мусоровоза.
МУСЯ. Ха.
ВИТАЛЯ. У тебя ножки, как у кошки после атомной бомбёжки.
МУСЯ. Ха-ха.
ВИТАЛЯ. Пуфик.
МУСЯ. Что-что…Что ты сказал!
ВИТАЛЯ. Да, занесло нас что-то. Ты же первая начала. Ладно, пусть я первее. Марусенька, прости. Я больше не буду…
МУСЯ. После того, как ты назвал меня пуфиком?
ВИТАЛЯ. Мария, прости…
МУСЯ. Бог простит, а я запомню. (Уходит.)
ВИТАЛЯ. А я уезжаю! Оно мне надо нервы мотать. Вон из деревни, домой, в город!


КАРТИНА 6. Улица. Елена Георгиевна, с продуктами в сумках, идёт по обочине.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Жерлянкина? Жерлянкина, подойди!

Входит Аня.

АНЯ. Чего?
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Что за манера «чевокать»? Ты что, с ровесницей разговариваешь?
АНЯ. Извините.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Меня зовут Елена Георгиевна.
АНЯ. Здравствуйте, я – Аня.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Мне ходить-то не очень, чтобы легко было, а дело у меня до ваших котиков серьёзное. Только ты почему-то не в форменной одежде, выгнали?
АНЯ. Нет, временно дали поблажку, типа отпуска без выхода на отдых. Я сейчас исполняю обязанности диспетчера работ.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ага, понятно. А то, думаю, как так, Жерлянкины организовали такое замечательное подростковое движение для помощи нуждающихся, а сами увольняются из отряда. Нет, ты точно в отряде?
АНЯ. Да точно же, точно. Что-то произошло?
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. На днях были ваши ребятишки. Починили мне телефонный аппарат, телевизор наладили, ещё там по мелочам. Вот тебе двести рублей на общие нужды, больше дать мне уже будет трудно.
АНЯ. Ой, да мы не же безвозмездно трудимся, за совесть.

Входит Лужин.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Я тебе так скажу, обижать меня не рекомендую. А деньги вам всегда понадобятся под рукой, на инструменты, ещё какие-то аксессуары. Не возражай. Я тебе пятидесятками даю, разменяй в магазине, возьми оттуда себе сколько-то, а остальное в общую кассу.
ЛУЖИН. А я вот такое дело не одобряю, считаю это полной дискредитацией идеи.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Вас не спросили. Он меня ещё учить будет.
ЛУЖИН. Ребята занимаются идейным делом. А за идею всегда надо не деньги брать, а сражаться, биться, жертвовать собой, иногда даже товарищами, близкими людьми, потому что идея – превыше всего. Великая идея – это не торговая марка, чтоб её на сувениры растаскивать. И совсем уж негоже чистое и высокое пачкать купюрами, потому что деньги – грязь, которую невозможно отмыть, так вот она прилипает.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Я всю жизнь проработала в сфере педагогического образования и знаю, что делаю.
ЛУЖИН. Ага, поваром в детском садике.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А что это меняет! Или я не участвовала в воспитании подрастающего поколения, и ведь не одного какого-то, а нескольких. Благодаря и мне тоже мы теперь живём в нашей замечательной стране.
ЛУЖИН. Ха, вы родились на Волге, а при этом всю жизнь проработали на Севере. Выходит, поехала за длинным рублём?
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Я – патриотка Северов!
ЛУЖИНА. Тогда чего ж вы к нам приехали, в Россию? Патриотизировали бы себе свою пенсию там.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Это откуда же вам всё известно?
ЛУЖИН. В нашей замечательной стране ничего не скроешь, на каждого сверчка найдётся свой фотоаппарат, всё тайное всегда становится явным.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. За романтикой, старик, я в юности поехала на Севера, за романтикой. Никакой самый длинный рубль не в состоянии компенсировать пережитые мороза за пятьдесят градусов, да комарьё, больше похожее на военные бомбардировщики, чем на насекомое. А что такое полярная ночь вам известно? Полчаса дневного света без солнца и снова тьма. И так – полгода. Ужас. Психологический кошмар. А затем на месяц - полярный день, когда солнце не заходит вообще, можно книжки читать без освещения, но ведь и спать невозможно. То есть опять психологический кошмар. И так весь год сплошных аномалий. А вокруг тундра, шахтёры и комары.
АНЯ. Я пойду, извините.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Никуда не пойдёшь, покуда не возьмёшь деньги – этот мой эквивалент благодарности.
ЛУЖИН. Бери-бери. Или она к вам домой придёт, с родителями встретиться. Откуда тебе знать, что обиженная женщина наговорит сдуру, особенно старуха.
АНЯ. Не надо, неловко.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Не сметь со мной разговаривать такими обзывательскими словами. Возьми деньги, Жерлянкина.
АНЯ. Нет.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Тогда вот, бросаю их на землю. И пусть тебе в страшных снах привидится, что значит разбрасываться деньгами пенсионеров. (Уходит.)
ЛУЖИН. Ты подумай, какая впечатлительная. Севера… Северяночка. Одно слово: романтичка. Подними деньги.
АНЯ. Вы же против денег.
ЛУЖИН. Ничего подобного, я не против денег, я против оплаты. Но тут деваться уже некуда, как говорится, дают – бери, а бьют – беги. От меня же ваши котики никогда не дождутся ни копейки. Чаем напоить, пирожками накормить с пельменями – это да, и ещё много-много раз буду говорить «спасибо». Но платить деньги за доброе дело, да ещё детям – это хуже психологического кошмара. Это, я бы сказал, самый натуральный психологический коллапс. Подыми деньги.
АНЯ. Неудобно как-то.
ЛУЖИН. Поднять, я сказал!
АНЯ. Да поднимаю уже, поднимаю.
ЛУЖИН. У меня не забалуешь, я – старший прапорщик в отставке, всю жизнь работал с народом, лучше всякого педагога знаю человеческую породу.
АНЯ. Совестно мне.
ЛУЖИН. Сама виновата.
АНЯ. В чём? Я себе шла мимо, она меня сама подозвала.
ЛУЖИН. Есть такая восточная притча. Приходит ученик к мудрецу и спрашивает, мол, как поступить, если входишь в комнату, а там человек вешается. Ведь если помешать, тогда будешь ответственным за жизнь этого человека, а не помешать, будешь ответственным за его смерть. Учитель отвечает: мудрость, малыш, в том, чтобы не оказаться в комнате, где человек вешается. Поняла?
АНЯ. Нет.
ЛУЖИН. Вот и ладно, зато будет тебе теперь над чем поразмыслить ближайшие лет пятьдесят. Если, конечно, не забудешь притчу. Счастливо оставаться. (Уходит.)
АНЯ. Вот попадалово… Никак не ожидала, что работа диспетчером может быть такой познавательной.


КАРТИНА 7. Дом Жерлянкиных. Входит Эмма.

ЭММА. Ой-ё-ёй, как же ноги-то гудят… мамочки мои. Зато сколько сделано сегодня, просто обалденный восторг и наслаждение. Сейчас-сейчас, снять обувь и посидеть кверху ногами минут десять… Потом массаж, чтобы восстановить кровообращение. Снизу вверх, как бы поглаживая. А почему «как бы», тут есть, что погладить, если уж честно. Если бы не общественная работа, я бы этими мальчишками так крутила-вертела, чтоб они потом сами кверху ногами валялись. Ой, какие же мы молодцы, сколько народу сегодня охватили добром и заботой.

Данила вводит Сашка, со связанными руками.

САШОК (поёт). «Не слышно шуму городского, За невской башней тишина, Лишь на штыке у часового Горит полночная луна. Вот бедный юноша, ровесник Младым цветущим деревам, В глухой тюрьме заводит песню И отдает тоску волнам. Прощай, отец, прощай, невеста, Сломись, венчальное кольцо, Навек закройся, моё сердце, Не быть мне мужем и отцом".
ЭММА. А дальше?
САШОК. Забыл.
ЭММА (поёт). «Сосватал я себе неволю, Мой жребий - слёзы и тоска! Но я молчу - такую долю Взяла сама моя рука".
САШОК. Хорошо поёшь.
ЭММА. Там ещё что-то было, по-моему.
ДАНИЛА (поёт). «Прости, отчизна, край любезный! Прости, мой дом, моя семья! Здесь за решёткою железной - Уже не свой вам больше я!»
ЭММА. Умница, Данила. Он столько песен революционной тематики знает, просто обзавидуешься.
САШОК. Чего в этой песне революционного? Типичный бандитский романс. Однако, голос сильный, поаплодировал бы да руки заняты кандалами.
ДАНИЛА. Чего врёшь, какие кандалы, ремень мой.
САШОК. Всё равно никак не получится устроить тебе бурные овации.
ЭММА. А что, Даня, он добровольно не шёл?
ДАНИЛА. Да ну его, псих какой-то, я, говорит, свободный художник, куда хочу – туда, типа, и хожу. А я ж ему с самого начала толковал, что Эмма Жерлянкина сказала найти тебя и доставить. Какая тут свобода может быть, совсем с головой не дружит.
САШОК. Приказ Эмки важнее свободы?
ДАНИЛА. Конечно. Я ж тебя по-человечески просил, сходи, выполни свой общественный долг перед Эммой, а потом иди себе, свободничай, сколько влезет.
САШОК. Пока опять не прикажет явиться?
ДАНИЛА. Если Эмма приказывает, надо прийти. Или всё равно приведут.
ЭММА. Сашок, с приездом, год не виделись.
САШОК. Ты в курсе, что значат для настоящего художника его личные, выросшие вместе с ним, руки? Их беречь надо, холить, лелеять.
ЭММА. Запрудный, развяжи его, не убежит.
ДАНИЛА. Знаю. Пусть попробует, я ему тогда ноги к голове привяжу, а руки тогда пусть себе рисуют. (Развязывает.)

Входит Аня.

АНЯ. Сашок, привет! А я тебя обыскалась.
САШОК. Не может быть, а я уж подумал, что вы не родные сёстры и не танцуете одни и те же танцули, как шерочка с машерочкой. 
АНЯ. А повежливее нельзя?
САШОК. Можно, если вас троих заковать в наручники, отвести в зоосад и посадить в клетку. А я так вежливо-вежливо бросал бы вам куски от нарезного батона без мяса.
ДАНИЛА. Сейчас как дам по кумполу.
САШОК. Слушай ты, юный конвоир, неужели ты думаешь, что я тебя испугался?
ДАНИЛА. А нет?
ЭММА. Хватит всем. Извини, Сашок, что так вышло, но мы тебя действительно три дня искали, а тебя даже дома почти не бывает.
САШОК. Вам-то какое дело!
ДАНИЛА. Вежливо разговаривай.
САШОК. Да что это такое! Приказывают, принуждают, поучают. Что вы о себе возомнили? Вы - школа, полиция, церковь? Что вы такое? Вы просто самозванцы, напялили форму, а по сути шпана оголтелая. Не хочу иметь с вами ничего общего, немедленно отпустите меня и молите бога, чтобы я не натравил на вас реальные правоохранительные органы.
ЭММА. Это на кого ты наезжаешь, на меня? На моих котиков? Да нас никакая полиция никогда пальцем не тронет. Потому что мы делаем полезные добрые дела. Потому что мы – организованная команда, которая всегда на виду. Все знают, чего от нас ждать. А ещё лучше всем известно, что мы ни за что не сделаем плохого. Мы не воруем, не грабим, не ширяемся, не развратничаем. Нас все знают, уважают, ценят. А плохими людьми становятся вот такие, как ты, одиночки. Строишь из себя свободного художника, как твой отец и деды? А на какие средства вы жили бы, если бы люди, граждане, народ не делали им заказы? На какой-такой ракете полетел бы в космос твой прапрадед?
АНЯ. Полетел бы на метле.
ЭММА. Разве что. Мы, организованная масса, один из передовых рабочих отрядов нашего великого народа. Наши деды и отца, бабушки и матери, наконец, сами, - мы строим всё, что ты видишь в стране построенного, пользуешься всем, чем мы тебе дали попользоваться. Так что будь добр уважать нас и слушать. 
ДАНИЛА. А будешь выпендриваться, запру в сарае, или закатаю в погреб, враз смирным станешь.
САШОК. Вот, значит, вы какие.
ДАНИЛА. Такие.
ЭММА. Разные.
АНЯ. Эмма, куда-то нас не туда занесло. Вопрос простой, проблема не стоит выеденного яйца, а вы тут философию развели. Данила у нас парень простой, его попросили – он сделал, как смог. Извини, Сашок, никто не хотел тебя обижать. Мы просто хотели попросить тебя нарисовать дорожный знак, вот и всё. В этом ничего сложного нет, нарисовать как-нибудь может и кто-то из нас, дорожный знак – это же не портрет, не пейзаж. Но наш отряд стремится к качеству. Вот и всё. Ну, пожалуйста, извини нас. Ты же классный парень, красивый, талантливый, и, не побоюсь этого слова, мужественный.
САШОК. Дорожный знак-то вам зачем?
АНЯ. Эм?
ЭММА. Нет уж, начала – продолжай. Ты – диспетчер.
АНЯ. Мы решили сделать дорожный переход через центральную дорогу. В этом году там авто так разъездились, что даже молодёжь не всегда рискует перебежать, а какого старикам? Сам знаешь, так уж вышло, что вся необходимая инфраструктура находится на той стороне: почта, администрация, магазины, банкомат, школа.
САШОК. Нелегально же!
АНЯ. Да, мы тоже обыкновенные люди, а не заорганизованная толпа. Тоже, как все, ошибаемся. Бывает, обижаем ненароком, бывает обижают нас. Но так уж устроена жизнь человеческого общества. Но мы всегда и однозначно хотим сделать мир лучше. Как и ты. Разве картины твоих предков воспитывают в людях злобу, ненависть, агрессию? Нет, как раз наоборот. Сашок, сделай милость, помоги обществу, нарисуй знак.
САШОК. Да причём здесь милость… Согласен, переход для нашего села дело не просто хорошее, а реально нужное. А Законно, не законно – это не дело художника, это забота заказчика. Сами ответите. Договорились. Тем более заказ не хлопотный и недорогой.
ЭММА. Недорогой? Ты, что ли, деньги хочешь запросить?
САШОК. Не надо истерик, командир. По уму надо бы с вас за работу слупить, да сказал же, что понимаю общую пользу и готов выполнить работу даром. Но расходные материалы, типа краски, из воздуха же не берутся. Уж если делать неофициально, то должно быть похожее похожего.
АНЯ. Ты скажи, сколько надо?
САШОК. Пока не знаю, надо прикинуть, я смету набросаю. Мы же здесь все не местные, придётся наводить справки, что, где, почём и откуда взять.

Вбегает Муся, с палкой.

МУСЯ. Берегись! А ну, пустите его! Солдафоны проклятые, совсем очумели? Человека связывать! Я братьев старших приведу, они каратисты, всех вас перебьют, если что-то сделали ему!
САШОК. Муся…
МУСЯ. Как ты?
САШОК. Уже ничего, вроде бы.
МУСЯ. Вроде бы? Пошли отсюда. Даже не думай подходить ко мне, громила, шарахну по башке, не задумаюсь. Сашок, на выход.
САШОК. Муся… Какая ты роскошная!
МУСЯ. Шагом марш отсюда, я сказала.
САШОК. Всё-всё, иду.
МУСЯ. Ага, сногсшибательная, и если на нас кто кинется, точно с ног сшибу. Пошёл! (Уходит с Сашком.)
АНЯ. Что это было?
ДАНИЛА. Нападение.
АНЯ. Нет, тут другое. Похоже, они вместе?
ДАНИЛА. А Виталя?
АНЯ. А Виталю взяли и отправили в отставку. Другое дело, знает ли он сам об этом. Не надо было девчонку оставлять без конвоя, а-то взял и умотал в город.
ЭММА. Откуда ты собираешься взять деньги?
АНЯ. Ну, это мои проблемы, я – диспетчер, я и буду придумывать. Не про то разговор. Эм, зря ты доводишь дело до подобных эксцессов, связывать руки, водить людей под конвоем.
ЭММА. Я-то причём? Это у Запрудного тормоза отказали!
ДАНИЛА. Я же хотел как лучше, наверняк чтоб.
ЭММА. Всё, оставьте меня все! До утра меня нет. (Уходит.)
АНЯ. Ну, ты медведь, Данила, ходишь напрямки, всё ломаешь, крушишь, походя, ни о чём не задумываешься.
ДАНИЛА. Не любишь ты меня, Анка. Оскорбляешь, унижаешь.
АНЯ. Не пори чепуху. Я к тебе отношусь очень хорошо, как к парню моей сестры.
ДАНИЛА. Я не её парень. Понятно? Я её заместитель.
АНЯ. Как скажешь.
ДАНИЛА. Муська-то совсем страх потеряла. Я аж растерялся. Братьями своими ещё пугает. Посмотрим, если что, кто кого.
АНЯ. Иди домой.
ДАНИЛА. Ладно, до завтра. (Уходит.)
АНЯ. Да… Ну, Муська, вот пантера! Такого парня у меня из-под носа умыкнула. Вот, значит, с кем Сашок пропадал. А Виталька-то наш… бедный. Да уж, ближайшие дни в селе Воскресенское скучно не будет.




Действие 2


КАРТИНА 8. Улица неподалёку от дороги. Сашок ножовкой пилит лавочку. Входит Муся.

МУСЯ. Ты что? Зачем!
САШОК. На память. Здесь сидели мы.
МУСЯ. Тебе лечиться надо, Сашок.
САШОК. Чувства не лечатся, особенно крепкие, тем более мои.
МУСЯ. Тут куча народу сидело.
САШОК. А я вижу только наши следы.
МУСЯ. Следы наших задниц.
САШОК. Наших влюблённых туловищ, а это разница. Всё, готово. Тебя коробит?
МУСЯ. Да нет, чувствуй на здоровье, на всю оставшуюся жизнь.
САШОК. Вижу тебя - голова кружится, руки с ногами немеют и такой в душе подъём, восторг даже, как будто я пишу на холсте, а на нём проявляется нечто такое, что я точно понимаю – это шедевр.
МУСЯ. А как же люди, им на чём-то сидеть надо.
САШОК. Соорудят новую, давно пора обновить, Мария, им всё равно.
МУСЯ. Хорошо, что стемнело, засекли – прибили бы.
САШОК. А я хорошо бегаю. И ты.
МУСЯ. Я быстрее.
САШОК. Всё, мать, ты своё отбегала, я твоя конечная остановка.
МУСЯ. Ещё чего! Да ни за что, у меня вся жизнь впереди.
САШОК. Со мной. И я всё одно быстрее. 
МУСЯ. Хвастун. Я – ничья, меня словить может только ветер, а не человек.
САШОК. Ещё Демон. «Печальный Демон, дух изгнанья, Летал над грешною землёй, И лучших дней воспоминанья Пред ним теснилися толпой; Тех дней, когда в жилище света Блистал он, чистый херувим, Когда бегущая комета Улыбкой ласковой привета Любила поменяться с ним»…
МУСЯ. Я – комета! Ну, докажи, что ты – Демон. Догони.
САШОК. Догоню.
МУСЯ. С ножовкой и деревяшкой – ни одного шанса. А если не догонишь, значит, я – не твоя. (Убегает.)
САШОК. Ещё как моя! И ничего не помешает. (Убегает, с ножовкой и выпиленным куском лавочки.)


КАРТИНА 9. По переулку идёт Виталя. Из калитки вы ходит Аня.

АНЯ. Братик!
ВИТАЛЯ. Анка, ты? Обалдеть…
АНЯ. В смысле?
ВИТАЛЯ. Такая девица из тебя вдруг выросла…
АНЯ. Помни о родстве и не облизывайся.
ВИТАЛЯ. Ты не в моём вкусе.
АНЯ. Значит, неправильный у тебя вкус. Извини, тороплюсь, я теперь за командира, дел невпроворот.
ВИТАЛЯ. А что Эмка?
АНЯ. Из этого дома надо зайти напротив, потом из этого переулка сходить в тупик на том конце села. Эмму полиция увезла, под белы рученьки. Вспомнила: ёлки-палки, Жерлянкин, это же ты придумал переход нелегально соорудить, вот кого надо-то на нары отправить, а не Эмму! Не боись, шучу.
ВИТАЛЯ. Что случилось?
АНЯ. Ой, ну, соорудили мы переход. А тут вдруг, ни с того ни с сего, полиция приехала и точнёхонько так к нам в дом, то есть, по конкретной наводке. Месяцами полицейские здесь даже на горизонте не появляютя, а тут – ба-бах, мол, сооружение незаконного объекта. Настучали доброжелатели.
ВИТАЛЯ. Она же несовершеннолетняя, чтоб арестовывать.
АНЯ. Её же не на нары закатали, а на разборки повезли. Родители уже тоже там, решают вопросы. А я здесь одна, второй день за командира. Что ты имел ввиду, когда меня увидел и сказал «обалдеть»?
АНЯ. Значит, ничего девушка из меня получилась?
ВИТАЛЯ. Ну, ещё не получилась, хвост-то не пуши. Но за те десять дней, что меня не было, ты заматерела, расцвела. Классная деваха из тебя получится.
АНЯ. Согласна, что-то типа того.

Входит Данила.

ДАНИЛА. Аня, я – с графиком исполнения работ за полдня. Привет, Жерлянкин. Вернулся?
ВИТАЛЯ. Нет, приехал.
ДАНИЛА. Эмму видел в городе?
ВИТАЛЯ. Я по тюрьмам не шляюсь, я спец по дивану.
ДАНИЛА. Чего?
ВИТАЛЯ. Чегокалка.
ДАНИЛА. Как?
ВИТАЛЯ. Какалка.
ДАНИЛА. А по кумполу?
ВИТАЛЯ. Отскочит.
АНЯ. Хватит болтать, давай график.
ДАНИЛА. Держи. (Подаёт Ане лист бумаги.) Распоясался ты без контроля, присоединяйся к котикам.
ВИТАЛЯ. Не, я по гороскопу – пёс, котиков на дух не перевариваю.
ДАНИЛА. Я же не про кошек говорю.
ВИТАЛЯ. И я. Поговорили?
ДАНИЛА. Нет, у меня ещё вопрос. Как тебя на этот край села занесло?
ВИТАЛЯ. Здесь Муся живёт.
ДАНИЛА. Точно, в пятнадцатом же доме. Ладно, с тобой всё ясно, дворняга.
ВИТАЛЯ. Кто?
ДАНИЛА. Ктокалка.
ВИТАЛЯ. Повторяло – в сортир ныряло.
ДАНИЛА. Сейчас, подожди, выговорю: сортиркалка.
АНЯ. И ведь выговорил.
ДАНИЛА. Стоп, я же её час назад у Сашка видел.
ВИТАЛЯ. Кого?
ДАНИЛА. Они целыми днями вместе, так что, дома её наверняка не застанешь.
ВИТАЛЯ. Кто?
ДАНИЛА. Сашок и Муся.
ВИТАЛЯ. Муся?
АНЯ. Мусякалка.
ВИТАЛЯ. И Сашок?
АНЯ. Сашокалка.
ВИТАЛЯ. Хорош прикалываться! Где ты видишь тут, чтоб было весело?
АНЯ. Ты уехал, они и подружились.
ВИТАЛЯ. Отвечаешь?
АНЯ. Виталя, я же не подглядываю и не слежу за Муськой, ты не просил, а лично мне – по барабану.
ДАНИЛА. Все на селе знают.
ВИТАЛЯ. Пошёл я. Насчёт Эмки держите меня в курсе, ага? (Уходит.)
ДАНИЛА. Пошёлкалка.
АНЯ. Вернее, прощёлкалка. Ну кому-то сейчас будет на орехи с семечками, только щёлкайте и выплёвывайте… это будет что-то с чем-то.
ДАНИЛА. Что будет?
АНЯ. Скорее всего, сцена ревности с последующим пацанским мордобоем.
ДАНИЛА. Поглядеть бы!
АНЯ. Дела у нас, дела. Данила, вот что. Гляди. (Достаёт купюры, пересчитывает.) Три тысячи. Итого уже о-го-го получилось. Дальше кроить нельзя, надо обнародовать, в смысле поделиться с отрядом, пока Эммы нет.
ДАНИЛА. Не понимаю.
АНЯ. Обсудить с ребятами, как дальше быть с деньгами, в одиночку такое не решается.
ДАНИЛА. Что за деньги?
АНЯ. Это мне насильно впихивают благодарные жители села за нашу работу. Понял?
ДАНИЛА. За спиной Эммы сшибала?
АНЯ. Я не сшибала, не клянчила и не выскуливала!
ДАНИЛА. Не оправдывайся, каждому из нас люди что-то предлагали, мы поэтому и убегали сразу после исполнения рабочего задания, чтобы не возникало прощаний с такой вот благодарностью.
АНЯ. Вы-то убегали, а меня Эмка отправляла как раз за тем, чтобы выяснить качество работы. Мне не убежишь. Думаю, надо поделить полученные деньги между всеми котиками и совместно решить, как быть дальше – с оплатой или без.
ДАНИЛА. Спроси у меня, я тебе скажу ответ сейчас. Меньшинство будет «за», большинство воздержится, трое, точно знаю, наотрез откажутся. Потом все начнут подозревать друг дружку, отряд расколется, котики разбредутся.
АНЯ. Что же делать…
ДАНИЛА. Надо Эмку дождаться, пусть она решает, командир всегда умнее всех.
АНЯ. Спроси у меня, я тебе заранее сейчас озвучу её решение.
ДАНИЛА. Сам знаю. Не надо было придумывать должность диспетчера. Пожалела сестру, чтоб ты в нарядных платьях разгуливала. Субординация, дисциплина и форменная одежда – вот залог успеха любого мероприятия.
АНЯ. Блин, Данька, откуда ты таких слов набрался!
ДАНИЛА. У меня есть Эмма и врождённая память на её слова.
АНЯ. Значит, дело в том, как человек одет?
ДАНИЛА. Естественно.
АНЯ. Что естественно, то не безобразно.
ДАНИЛА. У тебя – да.
АНЯ. Что-что?
ДАНИЛА. А-то придумала ходить в купальнике.
АНЯ. В закрытом же.
ДАНИЛА. Давай ещё в открытом.
АНЯ. Блин, Запрудный, я тебе нравлюсь! Нравлюсь?
ДАНИЛА. Да ладно…
АНЯ. Колись, пока не поздно, лови момент, Данька, - нравлюсь?
ДАНИЛА. А то что?
АНЯ. Уйду.
ДАНИЛА. Тоже мне уйдукалка.
АНЯ. Уйти?
ДАНИЛА. Уйтикалка.
АНЯ. Ухожу.
ДАНИЛА. Ухожукалка.
АНЯ. Всё, достал, пока.
ДАНИЛА. Покакалка. Да!
АНЯ. Что да? Нравлюсь?
ДАНИЛА. Да…
АНЯ. Очень?
ДАНИЛА. Совсем.
АНЯ. Что ли, любишь?
ДАНИЛА. Очень.
АНЯ. И ты мне нравишься.
ДАНИЛА. Врёшь!
АНЯ. Ни грамма.
ДАНИЛА. Ты надо мной издеваешься…
АНЯ. Ты мне даже снишься иногда. Рядом с Эмкой, правда. Может, это ревность? Если ревную, значит, люблю?
ДАНИЛА. Да ну тебя, люблюкалка…
АНЯ. Ты покраснел! Хочешь будем вместе?
ДАНИЛА. Ты будешь со мной дружить?
АНЯ. Конечно. Хочешь?
ДАНИЛА. Да…
АНЯ. Я так рада.
ДАНИЛА. Я больше…
АНЯ. Если хочешь, всегда и везде будем рядом.
ДАНИЛА. Ты только в купальнике на глазах у всех не шатайся по селу.
АНЯ. Хорошо. Данила…
ДАНИЛА. Анюта…
АНЯ. Так неожиданно.
ДАНИЛА. Ага. Как фокус в цирке.
АНЯ. Переходим к другой форме общения?
ДАНИЛА. Чего?
АНЯ. Ты уже сразу становишься моим, прямо сейчас или потом?
ДАНИЛА. Прямо сейчас мне же надо выполнять обязанности заместителя командира отряда. Как выполню, сразу примчусь, вместе придумаем график, чтобы не расставаться.
АНЯ. А как же Эмка?
ДАНИЛА. Нормально, чего такого. С ней я дружу, как с товарищем, а с тобой буду, как с девчонкой.
АНЯ. То есть, с ней, как между людьми, а со мной, как между полами.
ДАНИЛА. Какими полами?
АНЯ. Ну, не комнатными же. Про межполовые связи слышал?
ДАНИЛА. Я даже про однополые знаю, не держи меня за дебильного.
АНЯ. Но по-людски-то мы с тобой тоже можем дружить?
ДАНИЛА. Однозначно.
АНЯ. Я буду ждать сегодня наше первое свидание.
ДАНИЛА. Правильно, я – тоже.
АНЯ. А вдруг отряд проголосует за платные услуги населению?
ДАНИЛА. Чего? Обалдеть, как ты переключаешься, скачешь, как заяц, с темы на тему.
АНЯ. Привыкай. Так ты с Эмкой не переступал черту между дружбой и чувствами?
ДАНИЛА. Дружба – тоже чувство.
АНЯ. Может быть. Но всё же дружба – это, в первую очередь, обязанности друг перед другом, чувство долга. Короче, переступал с ней черту?
ДАНИЛА. Нет, конечно, я же только о тебе и мечтал всегда.
АНЯ. Здорово. А Эмма?
ДАНИЛА. А она переживает только за общественные проблемы.
АНЯ. Круто, что мы поговорили!
ДАНИЛА. Как камень с души, я так давно хотел колануться…
АНЯ. Давай, попробуем провести собрание? Насчёт денег. Их же по любасу надо куда-то девать. Ты же теперь во всём станешь поддерживать меня?

Входит Виталя.

ВИТАЛЯ. Что, голубки, всё воркуем?
АНЯ. Мы – по делу.
ВИТАЛЯ. Муси точно дома нет, ушла, сказали, конкретно с Сашком. Лучший друг, блин, называется! Правда, он про Мусю не знал, он же позже приехал. Ну, и что? Узнал же всё равно, тогда надо было поступить, как настоящий мужской друг и товарищ. Мы же с ним вместе все группы детсада прошли, в одном дворе, в одном подъезде уже который год ломаем. Предатель! Данила, у тебя же были, вроде, боксёрские перчатки?
ДАНИЛА. Ну.
ВИТАЛЯ. А может две пары найдётся?
ДАНИЛА. У деда должны быть.
ВИТАЛЯ. Перчи нужны мне прямо сейчас. Пойдём.
ДАНИЛА. Всё равно, по ходу, зайдём, возьмём. А зачем две пары?
АНЯ. Будет дуэль! Будет, Виталя?
ВИТАЛЯ. Не твоё дело.
ДАНИЛА. Не хами Анюте.
АНЯ. Вот именно.
ВИТАЛЯ. Она – моя сестра, как хочу, так с ней и разговариваю.
ДАНИЛА. Не при мне.
ВИТАЛЯ. Вон оно что, Эмма – за порог, а вы, значит, друг с дружкой?
ДАНИЛА. Причём тут Эмма-то?
ВИТАЛЯ. Всё ясненько-понятненько, как и у меня с Муськой.
АНЯ. Я – не Муська.
ВИТАЛЯ. Ну, и Данила – не я.
ДАНИЛА. Ты про что сейчас?
ВИТАЛЯ. Да не хочу я тратить время на ваши шуры-муры, у меня своих чувств - выше крыши, бьют ключом и всё по темечку. А мне больно! Так ты даёшь боксёрские перчатки?
ДАНИЛА. Обещал же.
ВИТАЛЯ. Тогда вперёд, Запрудный!
АНЯ. Иди, Данила, , сама пошла бы с вами, но у меня неотложные отрядные дела.
ДАНИЛА. Так я пошёл?
ВИТАЛЯ. Да пошёл, пошёл!
ДАНИЛА. Заткнись, Жерлянкин, не тебя спрашивают. Анюта, так я пойду?
АНЯ. Иди. Потом расскажешь.
ВИТАЛЯ. Идём уже, идём, идём.
ДАНИЛА. Идём.
АНЯ. Пацаны, на посошок, только честно: как я выгляжу?
ДАНИЛА и ВИТАЛЯ (хором). Зашибись! Лучше всех! У дураков мысли сходятся. (Уходят.)
АНЯ. Плохо, что хорошо выгляжу, денег меньше давать станут. Надо заняться гримом, приглушить свою красоту неземную, а вечером опять становится собой, вот и весь вопрос. Не успел Запрудный ответить, поддержит или нет. Ой, да куда он теперь денется, телок по имени Данька. Вперёд, Аня, ты лучше всех и вообще всё зашибись. (Уходит в калитку дома напротив.)


КАРТИНА 10. Улица неподалёку от дороги. К лавочке торопится Лужин. Входит Тётя Паша, торопясь к лавочке.

ТЁТЯ ПАША. Лужин, не беги, ноги отвяжутся.
ЛУЖИН. Обратно привяжем, а тебя обгоню.
ТЁТЯ ПАША. Завязки оборвёшь, если не тормознёшь.
ЛУЖИН. Ничего, на клей посадим.
ТЁТЯ ПАША. Мели, Емеля, твоя неделя.
ЛУЖИН. Воробей торопился, да маленький уродился.

Входит Елена Георгиевна.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Что это за скачки вы тут бегаете?
ЛУЖИН. Моя взяла. (Опускается на лавочку и проваливается в выпиленную дыру.) Мать моя вся в саже, что такое!?
ТЁТЯ ПАША. А заторопка всегда со спотычкой живёт.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Живой хоть?
ТЁТЯ ПАША. Куда денешься от такого вредного старика, не только, что живой, так ещё и лается.
ЛУЖИН. Не на тебя же, на свою судьбу, имею право.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Что такое с лавочкой?
ТЁТЯ ПАША. Ребятня, небось, ногами прыгала, сломали.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Да куда там, глядите, опилки вот – выпилили!
ТЁТЯ ПАША. Вот пиликалки, ты подумай, и зачем было серёдку кромсать?
ЛУЖИН. Кому понадобился кусок старой деревяшки?
ТЁТЯ ПАША. Недаром говорится: «Русский народ, что море, всё унесёт».
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ты подумай, какая точность, не глядя, сесть прямо в дыру. Сергей Сергеевич, кем в армии были, не снайпером?
ЛУЖИН. Командир миномёта. Да, я старый артиллерист, мимо цели не промахнусь. Может, уже бросите трещать, и делом займётесь?
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Каким?
ЛУЖИН. Меня из дыры вытаскивать, не могу же я сам подняться.

Тётя Паша и Елена Георгиевна тащат Лужина из дыры.

ТЁТЯ ПАША. Годы к земле прижимают. Вот так всегда, любим торопиться к своему конфузу. Как половчее ухватить-то…
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Под мышки. Надо в профиль тащить, в смысле боком.
ТЁТЯ ПАША. Как грохаться, так в анфас…

Входит Эмма.

ЭММА. Я помогу! (Помогает вызволить Лужина.)
ЛУЖИН. Спасибо, дочка.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Пожалуйста.
ЛУЖИН. Я Эмме сказал.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Какая же она дочка, она правнучка.
ТЁТЯ ПАША. Тоже мне, дочку выискал, бобыль старый.

Эмма, Тётя Паша и Елена Георгиевна вытаскивают Лужина из дыры.

ЭММА. Вот так.
ЛУЖИН. Спасибо.
ТЁТЯ ПАША. Жаль теперь на лавочке ни посидеть, ни поговорить, а долгого общения ноги уже не выносят.
ЭММА. Пойду, я только что с автобуса, в городе была, устала.
ЛУЖИН. Постой. Хочу высказать тебе, Эмма, раз уж попалась, душевную благодарность, пополам с сердечной, за пешеходную дорожку на ту сторону дороги.
ТЁТЯ ПАША. Это верно. Ты - молодец, воскресенский котик.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Неделю, как гуляем по переходу, когда захотим, а не когда получится. Озерцова вон только что оттуда, а, небось, передохнула бы сейчас на лавочке и обратно пошла бы, типа по делам. А на самом деле, чтобы почувствовать себя хозяйкой жизни. И ведь права. Человек – главное существо на Земле, а не техника. Ненавижу машины.
ТЁТЯ ПАША. Одно мне не нравится, что Митрофанова с Радужного переулка тоже пользуется переходом. Вот бы придумать именные переходные билеты, бесплатные, конечно, чтобы вредным старухам и негодным людям ходу на ту сторону не было. Пусть бы как раньше пластались за пять километров до светофора, чтоб знали, как приличным людям нервы мотать.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Да уж, с Митрофановой вы постоянно ругаетесь на всё село.
ЛУЖИН. Чего нам ссориться, старикам, как-нибудь перетерпимся. Каждый из нас в любой момент может уже отправиться на тот свет, по последнему переходу на тот свет.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Тьфу на вас, Лужин, не хочу даже думать о смерти.
ЛУЖИН. А вы думайте о жизни, так легче.
ЭММА. Всё, до свидания.
ТЁТЯ ПАША. Смерть никуда не денется. Спасибо тебе, золотая наша девочка Эмма Жерлянкина, за такую замечательную заботу о пожилых односельчанах.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. И не только о пожилых. Котики же всем людям помогают любого возраста.
ЛУЖИН. Иди уже, малышка, отдыхай. А мы, я так понимаю, вперёд - на переход?
ЭММА. Поздно. Я из автобуса видела, как «зебру» в асфальт закатывают.
ЛУЖИН. Убирают наш переход!?
ТЁТЯ ПАША. Ужас!
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Кошмар!
ЭММА. А дорожный знак уже сняли. Даже столб вырыли. Я же не просто так в город ездила, меня туда полиция увозила для дознания.
ЛУЖИН. А что ты натворила?
ЭММА. Как что, организовала обустройство незаконного перехода.
ЛУЖИН. Как же там узнали так быстро?
ТЁТЯ ПАША. Месяцами ни одной правоохранительной личности в Воскресенске не бывало, а тут едва неделя прошла и – на тебе.
ЭММА. В полицию и в администрацию района поступил ряд писем с жалобой и телефонных звонков на переход, сделанный без согласования с властью.
ТЁТЯ ПАША. Такое могла только Митрофанова сделать с Радужного переулка.
ЭММА. Одно из заявлений написали вы, Павлина Семёновна Озерцова.
ТЁТЯ ПАША. Врёшь!
ЭММА. Тётя Паша, мне дознаватель показала ваше письмо.
ТЁТЯ ПАША. Вот сволочь, как можно рассказывать преступнику о том, кто доложил руководству о вопиющем нарушении закона и порядка.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Это же надо, какая подлость…
ЭММА. А ещё мне показали распечатку так называемых телефонограмм, обращений от бдительных граждан. Один из низ ваш, Рясина Елена Георгиевна.
ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Что ты на меня так смотришь, дерзкая девчонка? Или может быть я не права? И не смей мне говорить обо мне в единственном числе, как будто тыкаешь. С ума сойти, не думала, что доживу, когда соплячка мне тыкать будет. Никакого уважения к пожилым людям. Возраст надо уважать, девочка, несмотря ни на что. И нечего мне здесь с тобой больше обсуждать, домой надо. Вон теперь сколько государству пришлось неучтённых денег потратить, чтобы твоё антиконституционное преступление исправить – убрать последствия незаконного перехода: технику пригнали, людей завезли – это же надо и зебру замазать, и знак снять. Небось, совещание специальное пришлось проводить высокопоставленным людям, отрываться от глобальных задач народного хозяйства. А она ещё и тыкает! Натыкались уже все, хватит. (Уходит.)
ЛУЖИН. А быстро поршнями шевелит, как молодая.
ТЁТЯ ПАША. Ишь ты, какая выискалась, Жерлянкина, ещё и укоряет так, как будто обличает. Мне не стыдно, я всю жизнь сигналила о правонарушениях и сигналить буду. Иначе что может произойти с селом? Со всем нашим многострадальным государством! Оно всегда в опасности. Оно испокон веков окружено подлыми злобствующими врагами. Наша святая гражданская обязанность быть бдительными и не замалчивать неправомочных действий. И не о чем больше базарить! Слушайте почаще Гимн Российской Федерации и будет вам счастье. (Уходит.)
ЛУЖИН. А эта ещё моложе ходит. Завидно мне, честно. Не обижайся, малышка, такая жизнь.
ЭММА. Да, я нарушила закон, но ведь не со зла, ради пользы.
ЛУЖИН. Понимаю, просто хотела сделать как лучше, а получилось, как всегда. Штраф-то хоть родителям не выписали?
ЭММА. Нет. Просто пропесочили по полной программе. Меня отдельно мурыжили три дня, учили послушанию и ответственности, с привлечением педагога-психолога. А у меня, между прочим, каникулы!
ЛУЖИН. У нас, Эмма, разный бизнес, у детей – материальный, у стариков – моральный. Понимаешь?
ЭММА. Нет.
ЛУЖИН. В чём смысл начала жизни? В познании предметного мира и получении подарков. Вскоре ребёнок переходит в более осмысленный период и уясняет, что все его проблемы решаются деньгами. Есть деньги, купишь всё, что хочется, вот и радость тебе и полное счастье. Потом переход в юность, зрелость – это отдельный разговор про разные стимулы. Дети жизнь начинают, а старики её кончают. Когда ты сутками проживаешь накануне перехода в иной мир, тебе становится ясно: совесть надо чистить. То ли перед Богом, то ли перед семьёй, то ли перед страной – каждому своё. Вот ты и чистишь, как умеешь.
ЭММА. Вы про меня?
ЛУЖИН. А кто-то пишет, конечно, из корысти. Представляет себе, что напишет власти, она заметит подпись и отдаёт распоряжение отметить подписанта. Например, Почётной Грамотой. А может и денежной премией. Всякое бывает. Много ли одиночеству надо.
ЭММА. Как всё сложно.
ЛУЖИН. Постареешь, поймёшь, что всё очень просто. Не воруй, не мошенничай, не насилуй, не убивай, не завидуй, не лги - и будет правильно. Только соблюдать это всё надо не по отдельности, а вкупе. Поверь, деточка, практически это нереально.
ЭММА. И как жить?
ЛУЖИН. Как-нибудь.
ЭММА. Хороших людей много, я люблю людей.
ЛУЖИН. Не за что нас любить, деточка. Мы же воруем, грабим, насилуем, убиваем, завидуем, лжём. Как-то так. Но таких у нас в стране нет. А если есть единицы, их перевоспитают соответствующие органы: школа, тюрьма, психушка.
ЭММА. Чума.
ЛУЖИН. Да, жизнь. Жизнь и судьба – просто чума.
ЭММА. Знаете, как фамилия моего дознавателя? Лужина Екатерина Алексеевна.
ЛУЖИН. Она моя внучка. Да, я рассказал ей про переход, когда ездил навестить в город. Просто поделился хорошей новостью, а она тут же отреагировала – сказала, что разберётся. Вот видишь, без заявлений и телефонограмм с тобой произошло бы то же самое. Ну, ты попереживай, позлись, поосмысливай, поделай выводы и живи дальше на здоровье. А я пошёл. (Уходит.)
ЭММА. Так странно жить… Зачем это надо, кому? Я же лично не просила меня рожать. И никто не просит, все рождаются без спросу. Просто так мы здесь, что ли, без всякого смысла? Просто чтобы поболеть чумой? Нет! Не может быть! Все знают, чума лечится! Ведь никто же после рождения не хочет умирать. Значит, в жизни есть смысл. Надо просто его разыскать. Ну, вот какой интерес - выпиливать кусок лавки? На память о чье-то заднице, что ли? А что, романтично.

Входит Данила, с доской на плече.

ДАНИЛА. Эмма!
ЭММА. Привет.
ДАНИЛА. Люди сказали, что лавочку покалечили, вот решил сам починить. Рабочих рук не хватает. А там Виталька ваш дружку своему Сашку сейчас будет дуэль устраивать, я им дедовские боксёрские перчатки дал, хотел посмотреть.
ЭММА. Но работа важнее?
ДАНИЛА. Да, как ты учила.
ЭММА. Мы здесь с тобой в прошлом году часто сидели, пока старики нас не пересидели.
ДАНИЛА. Ты здесь и отряд придумала, и Валю Котика вспомнила.
ЭММА. Надо не чинить лавочку, надо наладить новую. Не лавочку, а лавку. На порядок вместительнее, чтобы побольше задов умещалось.
ДАНИЛА. Есть, командир!
ЭММА. Да положи ты уже доски. Как Аня, справляется?
ДАНИЛА. Так-то бы да, люди говорят, у Жерлянкиных в семье все толковые лидеры рожаются. Вроде, что наследственное. Один дед – генерал, другой – областью руководил.
ЭММА. Лидеры – да. Я пока в полиции с психологом маялась, много чего передумала. И знаешь, что поняла? Лучше быть человеком. А лидером быть неинтересно. Сегодня я – лидер, завтра – ты, послезавтра ещё кто-то. Генералов много, разных руководителей ещё больше. Если хочешь что-то реально сделать, надо становится вождём. Понимаешь?
ДАНИЛА. Какая разница.
ЭММА. Принципиальная. Лидер действует таким образом, чтобы люди жили так, как им хочется. А вождь – наоборот, он действует так, чтобы люди жили по его разумению, потому что он знает, как надо жить, и ему неважно, как вам хочется.
ДАНИЛА. Откуда он знает, как надо?
ЭММА. Хороший вопрос. Чтобы на него ответить, надо стать вождём. А мне уже не хочется быть даже лидером. И вообще, потом сделаешь лавку. Пойдём ко мне, попьём вишневого компоту, ты же любишь.
ДАНИЛА. Ещё бы, особенно твоей мамы. Так ты хочешь стать вождём?
ЭММА. Я хочу вишневый компот.
ДАНИЛА. Не понимаю, как можно додумывать до чего-то. Это же как-то специально настраиваться надо на мысли?
ЭММА. Отринуть лишнее, типа, пищу, телевизор, общение. Затем отпустить фантазию. Потом понимаешь, что среди всего одна мысль всего дольше и чаще. Задаёшь вредные вопросы этой мысли, проводишь сама себе типа пресс-конференцию. Ответы на вопросы обязательно подбрасывает очередную мысль, в связи с предыдущей. И так до тех пор, пока вопросы не иссякнут. Вот это то, что в осадке и может стать идеей-фикс. Забавно, но первая мысль чаще всего оказывается верной.
ДАНИЛА. Ну, если лавку сделать потом, может, посмотрим на дуэль?
ЭММА. Нет. Будем пить мамин вишневый компот.
ДАНИЛА. Да, командир. Нет уж, я выбираю еду, телевизор, общение, не хочу мыслить, уж лучше ты, если тебе этот ужас в кайф. Что дальше?
ЭММА. Идём?
ДАНИЛА. Командуй.
ЭММА. Забыл, что я обыкновенная девочка?
ДАНИЛА. Ага, забыл.
ЭММА. Надо вспомнить. Что ты на меня таращишься так?
ДАНИЛА. Ты переменилась.
ЭММА. Разговоры со следователем и психологом – это тебе не шишками швыряться, монолит переменится, не то, что человек.
ДАНИЛА. А ты – на меня?
ЭММА. Гляжу на тебя и думаю, что одного вишневого компота маловато будет.
ДАНИЛА. Чего?
ЭММА. Не догоняешь?
ДАНИЛВ. Нет.
ЭММА. А ты догони! (Убегает.)
ДАНИЛА. Нет, не догоняю, но обязательно догоню. (Убегает.)