Жестянки

1-й конкурс "Vita.ТЮЗ" – 2 место, 2018 г.

Лонг-лист 9-го Международного конкурса драматургов "Евразия", «Пьеса на свободную тему»




драма в 2-х частях



место действия: город Жестяново
время действия: наши дни



действующие лица:

АНДРОНОВА
ЗАХАРОВА
ВИКТОРОВНА
ЖИЛЯЕВА
КОСТИНА
ЕГОРКИНА
СКОРИК
РУТА
ГОШАРА и ПАХИТОС, сёстры-близнецы
КИРИЛЛ
БОРЯ





Часть 1

СЦЕНА 1. Старый запущенный городской лесопарк. Вечер. Фонарь. В зарослях таится Андронова. По аллее идёт Кирилл.

АНДРОНОВА. Кирилл!
КИРИЛЛ. Кто это?
АНДРОНОВА. Я, Андронова.
КИРИЛЛ. Голос не узнать. Ты где?
АНДРОНОВА (показывается из зарослей). Иди сюда.
КИРИЛЛ. Ага, сейчас, как бы, нашла Красную Шапочку.
АНДРОНОВА. Я же не волк.
КИРИЛЛ. Ты хуже, ты девчонка.
АНДРОНОВА. Жесть.
КИРИЛЛ. Что я, дурак, что ли, с тобой в кусты.
АНДРОНОВА. Ну, Кирочка…
КИРИЛЛ. Сама выходи.
АНДРОНОВА. Да что там делать, на свету, столько народу по лесопарку с работы ходит, няньки с малышнёй сейчас пойдут по домам, пацаны.
КИРИЛЛ. Спятила? Где ты их видишь… Уже вечер кругом,  темень. Андронова, всё, я сказал. Или как бы выходишь сюда, или я ухожу.
АНДРОНОВА. Уговорил. (Выходит из кустарника.) Привет. Ты мне рад?
КИРИЛЛ. Еле ушёл от телохранителей.
АНДРОНОВА. Так и будем торчать у всех на виду?
КИРИЛЛ. Достали папашины псы.
АНДРОНОВА. Боишься меня, что ли, Красная Шапочка? У меня гибкие нежные руки, аккуратные красивые уши, глаза – да, большие, даже огромные, в них можно утонуть, но ты же умеешь плавать, а зубы ровные и чищенные, такими мальчиков не едят.
КИРИЛЛ. Зачем ты меня в кусты зазывала?
АНДРОНОВА. Приглядись, я даже не собака.
КИРИЛЛ. Странная ты сегодня, Андронова.
АНДРОНОВА. В кустах столько аромата, с ума сойти, надышалась. А я так хочу с ума сойти. Ты хочешь?
КИРИЛЛ. До зверюги тебе, может, и далековато, но в каждой девчонке живёт киллер.
АНДРОНОВА. Что, даже целоваться не будем?
КИРИЛЛ. Что значит «даже целоваться»? Как будто я тебе что-то когда-то позволял.
АНДРОНОВА. У нас не любовь, по-твоему?
КИРИЛЛ. Идём уже гулять. Просто гулять и – вся любовь.
АНДРОНОВА (на ходу). Ладно, показывай дорогу.
КИРИЛЛ. Куда пошла! Опять твоей дорогой? Если любовь, значит, обязательно лапаться, как бы? Двигаем, время не резиновое. Мне отец за побег ещё намылит мягкие мышцы…
АНДРОНОВА (уходя). Идёшь?
КИРИЛЛ. А куда я на фиг денусь. (Уходит.)

Из кустарника выглядывают Гошара, Скорик и Рута.

ГОШАРА. Ребзя, тихо и жёстко.
СКОРИК. Короче.
ГОШАРА. Грубишь.
РУТА. Гошара, командирствуй уже.
ГОШАРА (жестами показывает, кому куда идти). Скорик – там, Рута – там, я – там.

Гошара Скорик и Рута, уходят.


СЦЕНА 2. Андронова и Кирилл идут по аллее.

АНДРОНОВА. Нам – туда. Там лишних глаз, может, не будет.
КИРИЛЛ. Какая стеснительная вдруг, прям, примерная маменькина дочка.
АНДРОНОВА. Кируша, чмокни хотя бы, а?
КИРИЛЛА. Сначала чмокнешься, потом чокнешься, знаем, проходили. Куда ты спешишь. И вообще в тебе сегодня многовато агрессии.
АНДРОНОВА. Ты от меня, как от огня, дёргаешься. Не съем же. Ну, хоть за ручку-то возьми, Кира, у нас ведь свидание.
КИРИЛЛ (берёт Андронову за руки). Ух ты, надо же, как тебя, как бы, трусит …
АНДРОНОВА. Ничего себе «как бы», по-настоящему мантулит, не по-детски.
КИРИЛЛ. Меня тоже. Ладно, давай свои губы. (Тянется губами к Андроновой, в последний момент легонько отталкивает.)
АНДРОНОВА. Чего толкаешься?
КИРИЛЛ. Я, как бы, не могу!
АНДРОНОВА. Тихо ты… чего орёшь…
КИРИЛЛ. Горю весь… жарко.
АНДРОНОВА. А ты как думал, свидание – это тебе не шишками швыряться. Я тоже таю. Но пора же уже как-то развивать наши отношения, или опять будем тупо шастать по тропинкам и балаболить за просмотренные кинишки, мы же взрослые уже.
КИРИЛЛ. Андроша, не в нас дело. Вернее, не в тебе. Да, как бы, и не во мне даже.
АНДРОНОВА. Да понимаю я, не дура, Захарова всё ещё перед твоими глазами маячит. Так? Так. Целовался с ней?
КИРИЛЛ. Да. Нет. Просил же не говорить про неё. Я с тобой, нас двое, никого не надо. Давай ещё раз попробуем.

Андронова и Кирилл тянутся друг к другу губами.

КИРИЛЛ (отталкивает Андронову). Нет! (Убегает.)
АНДРОНОВА. Как маленький, вот цуцик. Постой! (Убегает за Кириллом.)


СЦЕНА 3. Из-за деревьев выбегает Кирилл, за ним – Андронова. Останавливаются.

АНДРОНОВА. Да стой же ты уже! Ну, что ты, маленький мой…
КИРИЛЛ. Понимаешь, я понял, что моя совесть как бы успокоится, если Захарову, скажем, передать в надёжные руки. Подыскать ей парня, как бы, возлюбленного. Понимаешь?

Из-за деревьев выходят Гошара, Рута и Скорик, окружают Киру и Андронову.

ГОШАРА (поигрывая ножом). Должок, Андроха.
КИРИЛЛ. Вы кто…
ГОШАРА. Дед Перепихто.
АНДРОНОВА. Денег нету.
ГОШАРА. А долг есть. Взять её!
РУТА (хватает Андронову). Стоять, кобылка.
СКОРИК (хватает Андронову). Не лягаться, зашибу.
КИРИЛЛ. Пустите её!
ГОШАРА. Приказываешь?
КИРИЛЛ. Я – просто, по-человечески.
ГОШАРА. И?
КИРИЛЛ. Что вы от неё хотите?
ГОШАРА. Тебе, матрёшка, скажу.
КИРИЛЛ. Кто матрёшка, я?
ГОШАРА (поигрывая ножом). Ты.
КИРИЛЛ. Убрала бы нож…
ГОШАРА. А теперь иди вперёд, вон за те деревья.
КИРИЛЛ. Зачем…
ГОШАРА. Узнаешь. Девки, пошли. Шагай. (Подталкивает Кирилла.)
АНДРОНОВА. Не пойду.
РУТА. А ну, шагай вперёд. (Подталкивает Андронову.)
АНДРОНОВА. Не толкайся, синяк будет.
СКОРИК. Не верещи.

Гошара, Кирилл, Андронова, Рута и Скорик уходят вглубь парка. С разных сторон, из-за деревьев, выглядывают Жиляева, Викторовна, Костина, Егоркина и Захарова, в масках.

ВИКТОРОВНА. Девчата… тсс… (Жестикулирует, указывая в направлении ушедших.)

Все скрываются.

СЦЕНА 4. Входят Гошара, Кирилл, Андронова, Рута и Скорик.

ГОШАРА. Всё, тормозим. (Кириллу.) Про что молчим, пацанская могила? Эй, матрёшка, ты вообще, при жизни? Если в норме, качни тыкву. (На положительный кивок Кирилла.) О, девки, гля, кивает. Молодца тебе за это. Короче, твоя кренделюха мне мани должна. Долг не простой, матрёшка, карточный. Срок подошёл. У нас, у приличных людей, так: нет денег под расчёт, тогда - натурой или в расход. Чья натура тебе понятно? (На отрицательный кивок Кирилла.) О, девки, опять кивает, совсем молодца, настоящий мужчинка. Натура будет ты.
КИРИЛЛ. Не понял, как бы…
ГОШАРА. Обалдеть, девки, тыква ещё и разговаривает, я с него просто тащусь. Иметь тебя будут сексуально.
КИРИЛЛ. Нет… Андронова, скажи им!
РУТА. Она текст забыла, малышок.
СКОРИК. И сам ты лучше помалкивай.
ГОШАРА. Не надо плакать, всё будет классно… нам. А ты просто расслабишься и получишь удовольствие. Мы – чёткие девчонки, честно-честно.
КИРИЛЛ. Не надо! Я папе скажу. Денег дам.
ГОШАРА. Дай.
КИРИЛЛ. Завтра принесу, клянусь.
ГОШАРА. До завтра надо ещё дожить. А сегодня я тебя уже успела полюбить.

Из зарослей выбегают Жиляева, Викторовна, Костина, Егоркина, Захарова. Жиляева и Викторовна, приставляют ножи к горлу и спине Гошары.

ВИКТОРОВНА. Стоять!
СКОРИК. Шухер! (Убегает.)
РУТА. Атас! (Убегает.)
ВИКТОРОВНА. Девки, взять их!
ЖИЛЯЕВА. За теми надо бежать?
ГОШАРА (Викторовне). Подавишься, в горле застряну.
ВИКТОРОВНА. Зачем, нам одной кирпичихи хватит. Девки, стойте, ну, их!
ЕГОРКИНА. А зря, я бы их…
КОСТИНА. Теперь они долго не остановятся.
АНДРОНОВА. Чего вы так долго не появлялись?
ЖИЛЯЕВА. Интересно же было поглазеть.
ГОШАРА. А, подставила, Андроха! Ну, тады ой. Слышь, парень, хочешь правду? Твоя подружка нарочно зазвала тебя в парк, чтоб мне сдать, вместо долга.
КИРИЛЛ. Не понимаю…
ГОШАРА. Объясню. Она не только тебя, она ещё и меня подставила. Вот это подлость, вот это круто, я таких предателей только в кино видела…
ВИКТОРОВНА. Молчать! Всем молчать! Так что, девчонки, что делаем, что?
ЕГОРКИНА. Не ори, успокойся.
ЖИЛЯЕВА. Просто разговариваем, поняла?
ВИКТОРОВНА. Отвали, Жиляева, ради бога, не тронь меня. Хватит лясы точить. Деньги давай, Гошара.
ГОШАРА. Откуда у меня деньги? Я же не зарабатываю, я ещё маленькая, несовершеннолетняя.
ЕГОРКИНА. Ты даёшь деньги в долг, а потом процентами душишь. Ты всегда при деньгах.
КОСТИНА. У тебя при себе всегда солидная пачка, резинкой скрученная, скажешь нет?
ГОШАРА. Враньё и поклёп на честную чистую девочку.
АНДРОНОВА. Пусть Гошара разденется, обыщем.
ГОШАРА. Тебе, Андроха, по любасу не жить.
ЕГОРКИНА. Только тронь её потом, не обрадуешься, на лоскутное одеяло пойдёшь…
ЖИЛЯЕВА. Раздевайся.
ГОШАРА. Комары закусают.
АНДРОНОВА. Тогда деньги!
КОСТИНА. Или деньги, или жизнь.
ГОШАРА. Нет у меня денег с собой, нет.
ВИКТОРОВНА. Делаем уже что-то, делаем, ну!
ГОШАРА. Наркоша, что ли?
ВИКТОРОВНА. Это ты меня типа обидела? Деньги гони, если хочешь жить.
ГОШАРА. А я, может, не хочу жить.
ВИКТОРОВНА. А я хочу.
ГОШАРА. Ну, и дура.
ВИКТОРОВНА. Ну, не хошь, как хошь. (Несколько раз вонзает нож в упавшую Гошару, обмирает.)
ЗАХАРОВА. Нет! Нет! (убегает)
ЖИЛЯЕВА. Девки, Захарову надо ловить, проболтается.
ЕГОРКИНА. Встречаемся на выходе из парка. Костина, ходу! (Убегает.)
КОСТИНА. Вильм ужасов. (Убегает.)
АНДРОНОВА. Кирилл, бежим!
КИРИЛЛ. Возьми меня за руку, Андроша, мне страшно…
АНДРОНОВА. Малыш. (Взяв за руку Кирилла, убегает.)
ЖИЛЯЕВА. Сестричка, ау…
ВИКТОРОВНА. Что? Привет. Мы где?
ЖИЛЯЕВА. Ау, блин, приплыли.
ВИКТОРОВНА. Что-то было? Оба-на, что это?
ЖИЛЯЕВА. Бывшая Гошара. Труп. Это ты её.
ВИКТОРОВНА. Это – я её?
ЖИЛЯЕВА. Ты, ты.
ВИКТОРОВНА. Во, как вставило. Вспомнила. Да. Да-да. А где все? Убежали. (Обыскивает одежду Гошары.) Обыскать её надо.
ЖИЛЯЕВА. Не трогай её, брось.
ВИКТОРОВНА. У неё деньги… у неё всегда есть деньги…
ЖИЛЯЕВА. Как ты не боишься мёртвых.
ВИКТОРОВНА. Думала, мне привиделось. Ох, как мне классно-то было ножом в человека – хрясь, хрясь. А сейчас так тошнотно. Есть! (Показывает деньги.) Как рассказывали, свёрнутые резинкой в трубочку.
ЖИЛЯЕВА. Уходим уже. (Уходит.)
ВИКТОРОВНА. Да, да-да. Ох, классно…(Уходит.)

СЦЕНА 5. Неподалёку у входа в парк стоят Захарова, Егоркина и Костина, уже без масок, чуть поодаль на корточках сидят Андронова и Кирилл.

ЗАХАРОВА. Что мы натворили…
ЕГОРКИНА. Что теперь будет.
КОСТИНА. Будет, что-то то будет точно.
АНДРОНОВА. Шашлык из нас будет, когда разберутся. А тебя, Захарова, увидеть здесь я никак не ожидала.

Входят Жиляева и Викторовна.

ВИКТОРОВНА. Вот они, денежки, вот они, вот! Истинные бобосы, весёлые картинки! Доллары, чтоб им пусто было. Сколько же зла от них, сколько зла и горя. И сколько радости, с ума сойти. Пусть я – коза, зато при бабках. (Пересчитывает деньги.) Девки, купим аппаратуру, инструменты. Теперь мы реально жестяные, вуаля: рок-группа «Жестяные девчонки». А то название придумали, а сами – ни рыба ни мясо. Пять штук! (Берёт купюру.) Полсотни мои, комиссионные, по чесноку. Костина, лови. (Бросает деньги.) Да, да, чёрт, да! Я – убийца. Зато мне скоро станет здорово, чудно, прекрасно. Дуры, вы не знаете, что такое счастье. Мне пора за счастьем, я знаю, где его продают.
ЗАХАРОВА. Ради химической отравы убить человека.
ВИКТОРОВНА. Да. Пусть все сдохнут, лишь бы мне было хорошо.
ЖИЛЯЕВА. Андроха, ты поняла, поняла, что натворила, поняла?
АНДРОНОВА. Я?!
ЕГОРКИНА. Ты придумала засаду, чтобы отнять деньги у Гошары, разве нет?
АНДРОНОВА. Но я же хотела, чтобы у вас появились деньги на новую аппаратуру.
ЖИЛЯЕВА. Ты хотела, чтобы мы ограбили Гошару. А самое главное, хотела получить за наводку три тысячи рублей, которые должна была той же Гошаре.
ЗАХАРОВА. Ужас. Надо в полицию сообщить.
ВИКТОРОВНА. Только попробуй! И тебе тоже не жить.
АНДРОНОВА. А что мне делать было, что? Гошара меня избивала, терроризировала. Где было взять денег?
КОСТИНА. Не надо было брать взаймы.
АНДРОНОВА. Что, нашли крайнюю?
ВИКТОРОВНА. Всё, цыц! Теперь я говорю. Всем молчать, никому не рассказывать. Объявляю всем в первый раз и последний: бойтесь меня. (Кириллу.) А ты, парень, понял меня?
КИРИЛЛ. Да, да.
ВИКТОРОВНА. Ты теперь могила, запомни. Ну, чего стоишь, вали отсюда, марш!
КИРИЛЛ. Да? Да. (Убегает.)
ВИКТОРОВНА. Давай, наводчица, догоняй любимого. Бегом!
АНДРОНОВА. Бегу, бегу… (Убегает.)
ВИКТОРОВНА. Остались все свои. Нет, девчонки, кончилось моё терпение, вы тут сами разбирайтесь. (Убегает.)
ЖИЛЯЕВА. Девчонки, я – с ней. Созвонимся. (Убегает.)
ЕГОРКИНА. Расходимся.
КОСТИНА. Просто так?
ЕГОРКИНА. Можно не просто, можно в полицейском бобике, вызвать? Всем привет. (Уходит.)
КОСТИНА. Пошли, Захарова.
ЗАХАРОВА. Я останусь, Гошару надо прибрать как-то, не бросать же, как мусор, она же человек.
КОСТИНА. Она не человек, она труп. А мы – люди, мы живые. Уходим, я сказала, спалишь всех. Вместе пришли, вместе уйдём. И не доводи меня до греха.
ЗАХАРОВА. Ужас… ужас. (Уходит.) 
КОСТИНА. Шагай. (Уходит.)

Из-за деревьев выходят Скорик и Рута.

РУТА. Одна только эта Захарова из них нормальная. Что делаем, Скорик?
СКОРИК. Надо всё прояснить, мы поздновато вернулись.
РУТА. Они же все разошлись.
СКОРИК. Так не бывает, вернётся кто-то, смерть – дело впечатлительное. Не так? Себя вспомни. Идём.
РУТА. А Гошара?
СКОРИК. А Гошара, не поверишь, остаётся. (Уходит.)
РУТА. Освободите автобус, конечная остановка. (Уходит.)

СЦЕНА 6. Двор многоэтажки. Вечер. Горит фонарь. Входит Захарова, идёт к дому. Из сквера выходит Кирилл.

КИРИЛЛ. Захарова!
ЗАХАРОВА. Что? Кто? Кира…
КИРИЛЛ. Что это было? Там, в парке. Просто объясни!
ЗАХАРОВА. Может, не сейчас, хотя бы завтра.
КИРИЛЛ. Ты уверена, что завтра как бы будет? Уверена? Та кирпиченская девка, которую заколола эта психованная, тоже, небось, строила, как бы, планы на завтра.
ЗАХАРОВА. Строила. И не только на завтра, но и на сегодняшний вечер. С тобой.
КИРИЛЛ. Она меня хотела… бред! Да. Ужас. Как бы дикость. Не могу представить, каким образом девчонка может изнасиловать парня.
ЗАХАРОВА. Не надо, Кирилл, не знай. Всегда лучше бежать со всех ног от такого ужаса. Мне нечего тебе сказать, я не могу объяснить произошедшего.
КИРИЛЛ. Как ты оказалась с жестянками? С чего ты в современные ритмы-то рванула, всегда народные пени голосила будь здоров.
ЗАХАРОВА. Солисткой хочу быть, а у народников всё время хором. Я в шоке, просто в ауте, тоже хочу понять, как это произошло. Только вчера попросилась к ним в группу. Дала клятву рокера. Вот и нарвалась на посвящение. Я не думала даже, что иду на ограбление, девчонки сказали, что решили должника припугнуть, а тут такое…
КИРИЛЛ. Не могу оставаться один сегодня. Давай, вместе побудем? Поговорим, подумаем. Прошу тебя, побудь со мной, мне нужна твоя моральная поддержка.
ЗАХАРОВА. Мы с тобой окончательно, вроде бы не расставались, а ты уже с моей лучшей подругой шуры-муры закрутил. Унизил меня, оскорбил, да ещё у меня же и помощи просишь? Нет, не хочу я быть с тобой, иди к своей новой жилетке, Андрошка наверняка тебя ищет.

Входит Боря, с пакетом наполненным продуктами. 

БОРЯ. Кирилл, привет.
КИРИЛЛ. Борька? Вот кстати.
БОРЯ. А я в магазин ходил, не могу баскет смотреть без колы… Что с тобой?
КИРИЛЛ. Пустишь нас привести, как бы, себя в порядок?
БОРЯ. Конечно. Баскет посмотрим, настоящий, НБА. 
КИРИЛЛ. Знакомься.
БОРЯ. Очень рад. Борис.
ЗАХАРОВА. Захарова.
БОРЯ. А имя?
ЗАХАРОВА. По имени меня никто не зовёт. И никто никого.
КИРИЛЛ. Захарова пойдёт с нами.
ЗАХАРОВА. Нет.
БОРЯ. Да!
ЗАХАРОВА. Что?
БОРЯ. Извините, вырвалось.
КИРИЛЛ. Захарова, Захарчик ненаглядная, не бросай меня сейчас. Боря, мне страшно почему-то без неё. Она сильная, надёжная. Попроси её.
БОРЯ. Захарова, пойдёмте, прошу вас помогите мне быть с ним, я один с ним не справлюсь.
ЗАХАРОВА. Да, Борис, вам помогу.
КИРИЛЛ. Хоть так, ура.
ЗАХАРОВА. Куда идти?
БОРЯ. Да вот мой подъезд.

Из-за угла выходит Андронова.

АНДРОНОВА. Ребята, подождите!
БОРЯ. Привет. А я как раз хотел спросить Киру, почему он без тебя.
АНДРОНОВА. Потому что.
БОРЯ. Поссорились?
ЗАХАРОВА. Она с нами не пойдёт.
БОРЯ. Почему?
КИРИЛЛ. Потому что ей стыдно.
АНДРОНОВА. Кому? Мне? Чего стыдно-то?
КИРИЛЛ. Так тебе даже и не стыдно?
АНДРОНОВА. Я готова объясниться.
ЗАХАРОВА. Сначала - по сусалам. (Даёт Андроновой пощёчину.) За Гошару.
БОРЯ. Не надо драться!
АНДРОНОВА. Я ж руки не подняла даже. Где ты видишь драку, одно сплошное избиение.
КИРИЛЛ. Не лезь, Боря, объясню, по ходу.
БОРЯ. Я имею право знать до того, как мы отправимся, ведь вы идёте в мой дом.
ЗАХАРОВА. Не могла у меня взаймы попросить?
КИРИЛЛ. Или у меня.
АНДРОНОВА. Тебе я, Кирилл, намекала.
КИРИЛЛ. Не знаю, не понял, наверное.
АНДРОНОВА. Ой, да не прикидывайся, понял ты всё, жмот.
КИРИЛЛ. Я не люблю, когда со мной темнят. Хочешь что-то от меня, так и скажи, открыто, в глаза.
АНДРОНОВА. У пацанов деньги брать последнее дело. А у тебя, Захарова, я сто раз брала.
ЗАХАРОВА. Попросила бы в сто первый. Хоть раз я тебе отказывала?
КИРИЛЛ. А на меня ловила Гошару, как бы на живца. Твоя идея?
АНДРОНОВА. Так жестянки решили, не я командовала. И ловили не на тебя же одного, я ж тоже там была приманкой. Если бы не наркоша, всё прошло бы чики-чики.
КИРИЛЛ. Но не прошло. Рубаху порвали. И душу порвали девки и сердце…
ЗАХАРОВА. Борис, оставим их наедине. Пойдёмте.
КИРИЛЛ. Боря, я приду. Мне надо привести себя в порядок, отец меня в таком виде точно прибьёт.
БОРЯ. Да, конечно, конечно, приходи.
КИРИЛЛ. Можно Андрошку взять?
БОРЯ. Насчёт женщин спрашивайте у Захаровой, сегодня она моя рыцарица.
АНДРОНОВА. Лихо!
ЗАХАРОВА. Рыцарица? Не возражаю.
КИРИЛЛ. Вот как! А я?
БОРЯ. Как всё между вами неспортивно. Ты ревнуешь, похоже?
КИРИЛЛ. А мы и не спортсмены, мы местная дворня.
ЗАХАРОВА. Идёмте, Борис, пусть милые тешатся.
БОРЯ. Согласен, дама - вперёд.
ЗАХАРОВА. Дайте один пакет, помогу нести. (Подхватывает пакет с продуктами.)
БОРЯ. Спасибо, вы – солнце.
ЗАХАРОВА. Ишь ты, разглядел.
КИРИЛЛ. Вы ещё за ручки возьмитесь, голубки.
ЗАХАРОВА. Вот голубки за ручки пусть и берутся, а мы нормальная пара, мальчик и девочка, разнополые мы, пойдём под руку. (Берёт Борю под руку.) Идёмте, Борис.
БОРЯ. Кирилл… Ребята, вы не спешите, обсудите всё подробно, мы вас обождём. Идёмте, Захарова. (Уходит с Борей.)
КИРИЛЛ. Ловко! Вот гад, я даже ахнуть как бы не успел, а он уже её под мышку - хвать. А она, она-то, тёлочка невинная, как бы вся из себя, чуть коснулась пацана и на-те вам, Борис, я вся, блин, ваша. Хоть бы для приличия пострадала, что я от неё ушёл.
АНДРОНОВА. Кирилл! Мне плохо…
КИРИЛЛ. Ещё бы, наворочала дел. С другой стороны, если плохо, значит, нормальная, живая, радуйся, что человек, а не животное.
АНДРОНОВА. А если хорошо, значит, мёртвая?
КИРИЛЛ. Не знаю, спроси у Гошары.
АНДРОНОВА. Будем цапаться?
КИРИЛЛ. Нет.
АНДРОНОВА. Спроси уже, что ли, у любимой девушки, почему ей плохо.
КИРИЛЛ. У тебя?
АНДРОНОВА. У меня!
КИРИЛЛ. Спрашиваю.
АНДРОНОВА. Я всегда была сильнее Захаровой. А тут она меня отделала, и я поняла, что слабее её. Испугалась. А я ведь бесстрашная всегда была, тем более с ней.
КИРИЛЛ. Всё теперь перекувыркнулось в мире, а на ноги встать забыло. Ладно, нечего трепаться и так всё ясно, пошли к Борьке, чиститься, заодно нарушим им любовную идиллию.
АНДРОНОВА. Чего ты бесишься-то, сам же хотел подогнать Захаровой парнишку, вот и срослось.
КИРИЛЛ. Точно. А ведь ты права. Я и не врубился сразу. А как ты здесь вообще оказалась?
АНДРОНОВА. Ну, я сообразила, что ты в таком виде домой не пойдёшь, значит, будешь искать куда идти, а у Борьки хата свободна.
КИРИЛЛ. Соображает она. Я думал, у тебя как бы стресс, крышу снесло, а она нет, соображает. Не девочка, железобетон.
АНДРОНОВА. Кирилл… прости меня, пожалуйста, за всё. Я так в тебя влюблена, что просто себя не узнаю.
КИРИЛЛ. А я не знал, Андронова, что ты – игрок.
АНДРОНОВА. Да какой я игрок! Игрок – это о-го-го! А я – так, жертва игромании.
КИРИЛЛ. Всё, идём. За мной. (Уходит с Андроновой.)

Из кустарника выходят Рута и Скорик.
 
РУТА. Кто он, этот Боря? Я не знаю такого.
СКОРИК. Какая разница, может, приехал погостить. Нам-то что. Главное, теперь мы знаем всё, что произошло в парке. Даже больше. Валим отсюда, нечего светиться на чужом районе. Домой. (Уходит с Рутой.)

СЦЕНА 7. Квартира Бори. Вечер. Гостиная. Боря и Захарова глядят в окно.

ЗАХАРОВА. Шумно. Как ты здесь спишь.
БОРЯ. Вообще-то, сплю я в пригороде Милуоки, в частном доме. Там тихо. А здесь, на любимой родине, какой может быть сон. А теперь ещё и вы. Здесь сон мне совсем ни к чему.
ЗАХАРОВА. Мои окна выходят во двор. Стоп-стоп, что вы сказали, пригород чего?
БОРЯ. Миллуоки, штат Висконсин. США.
ЗАХАРОВА. Обалдеть! А с виду нормальный парень… в смысле, наш. А я чувствую что-то не то, то ли в голосе, то ли в речи. Вон оно что.
БОРЯ. В прошлый раз я приезжал три года назад. И родился там, за бугром. За океаном. А тут, у бабушки с дедушкой, в Жестяново, я не был аж десять лет. Каждый день моего приезда, каждая российская ночь – они новые, их невозможно пропустить мимо внимания, нельзя не разглядывать. Я хочу их запомнить. Я страшусь их не заметить. В Америке высплюсь. А здесь пусть всё шумит.
ЗАХАРОВА. Каждый новый день, каждая ночь, они, конечно, новые. Но они же и последние. Радуешься утру, но неизбежна ночь. Рождаешься ради того, чтобы умереть. Жесть.
БОРЯ. Какие вы все здесь трагические. В юности недопустимо быть пессимистом.
ЗАХАРОВА. Ничего подобного, я оптимистка. Я очень жду смерти. Особенно после сегодняшнего. Чем скорее умрёшь, тем скорее оставишь мир бессмысленных жертв, таких же бессмысленных убийц и совсем уж бессмысленной жизни.
БОРЯ. С такими мыслями часто становятся наркоманами, а это страшно. Вот, что реально бессмысленно. Я думал, размышлял. Во-первых, Бог должен быть. Отсюда следует во-вторых, что жизнь никак не бессмысленна, иначе нас не было бы. Этот вывод верен даже, если Бога нет и мы – не его дети, а потомки сэра Чарльза Дарвина. Просто смысл надо обрести. Разыскать. Обнаружить. И стать человеком. А раз ты – человек с обретённым смыслом личной жизни, значит, и я живу со смыслом, и он, и тот, и этот, и все мы, даже если мы так и не узнаем, что смысл есть.
ЗАХАРОВА. Ой, умный какой мужичишка попался, такая прелесть. Загаситься, что ли, пока не поздно.
БОРЯ. Но ты ведь не обыкновенный человек, как я, Кирилл говорил, что ты поэтесса?
ЗАХАРОВА. Я всего лишь пишу просто песни. Стихи и тексты песен… между ними грандиозная разница.
БОРЯ. Кирилл расписывал тебя в превосходных красках.
ЗАХАРОВА. Как торговец на рынке?
БОРЯ. Зачем ты так.
ЗАХАРОВА. Дикий вечер.

СЦЕНА 8. Окраина. Входят Рута и Скорик.

РУТА. Гошара сейчас на том свете, небось, бесится, чтоб за неё отомстили. Точно ведь во сне припрётся.
СКОРИК. Что ты такая придурочная, мистическая, как мужик, ей-богу.
РУТА. Как мужик, да? Я, да? А сама, чего тогда орёшь во сне, как бешеная?
СКОРИК. Во сне, Рута, я сплю и за себя не отвечаю. Итак, Гошару убила нарик - рокерша. А она у них пока одна такая и звать её Викторовна.
РУТА. Так ты знаешь, что ли, этих рокеров?
СКОРИК. В общих чертах. Я много знаю. Иначе не выжить.
РУТА. Да, ты – голова. Так что, будем мочить наркошу?
СКОРИК. Не нам решать, но скорее всего. Хотя по мне мочить надо таких, как Андроха. Она же всё замутила, дрянь. А нарики, что с них взять, это же не люди, это же зомби. У нас в городе их процентов восемьдесят от общего числа. Зачем их мочить, они по жизни мочёные, никуда не годные. Зачем они нужны, срань господня, тьфу. Пусть сами дохнут, особенно эти, богатенькие. Меньше пустого народа, Рута, настоящим людям достанется больше кислорода, верно? Да, Пахитос устроит тут всем, и вашим, и нашим, без разбора, она бешеная.
РУТА. Любой человек отомстит за родственника, а за близняшку, уж будьте покойны, небо с овчинку покажется.
СКОРИК. Хуже нет, чем бешеный главарь. Проходили уже, помнишь Птичку? Такой наркошей была, пробу ставить негде. Спасибо полиции, избавила от гнилого руководства. На зоне на днях померла. Нельзя пускать нариков наверх.
РУТА. Да, Птичка была дикая. Скоро и Пахитос сбрендит, я видела, она подсела на спайс.
СКОРИК. Рута, врёшь!
РУТА. Отвечаю. Думаешь, от чего у неё постоянно красные глаза? А какие перепады в настроении. То скачет, как блоха, то вялится в депрессняке.
СКОРНЯК. Все люди такие, дурные без дури.
РУТА. А не замечала, что она ходит кругами или по какой-то непонятной траектории, причём, в одиночку? С памятью у неё проблемы о-го-го. Вчера, например, завалилась на лежанку, только закрыла глаза и давай с кем-то разговаривать, отмахиваться.
СКОРИК. Алкаши тоже такие же.
РУТА. Ты же знаешь, она не пьёт, организм изрыгает. А ещё вспомни, какой она была ещё пару месяцев назад. Хоть один из симптомов, что я тебе назвала, ты у неё наблюдала?
СКОРИК. Она же божилась, что ни за что и никогда.
РУТА. Могу сказать даже, когда она попробовала впервые. Я только сообразила. Помнишь, она как-то перед всеми выпендривалась, что круче всех, и курнула спайсу.
СКОРИК. Не при мне.
РУТА. Потом почти тут же повторила. Типа сила в ней такая, что никакая наркота с ней не справится. А так не бывает. Наркоту не переборешь, от неё есть только одно средство: проходить мимо, сторонкой, и огородами-огородами бегом-бегом!
СКОРИК. Пока своими глазами не увижу, что она потребляет этот срач, не поверю.
РУТА. Увидишь. И что тогда?
СКОРИК. А тогда всё просто: грязь из дома надо выметать.
РУТА. Хорошо бы тебе, Скорик, самой подняться, а? Можешь ведь.
СКОРИК. Помалкивай. Время покажет.
РУТА. А теперь, думаешь, не до того, войну воевать станем?
СКОРИК. Не нам решать.
РУТА. Не нам решать, да нам воевать.
СКОРИК. Нам. Нам… нам! Идём уже, Пахитос ждать не любит.

СЦЕНА 9. Роща. Входит Пахитос. Она ведёт себя в полном соответствии с признаками наркотического опьянения: разговаривает с воображаемыми собеседниками, ходит кругами, то ложится, то танцует.

ПАХИТОС. Перо, которым пришили Гошару, где? А, вот. (Разглядывает воображаемый нож) Вот он. Ничего себе режик. Охотничий, точно знаю. Отмывала? Ножи не моют, а чистят. Поучи ещё маму рожать, сопля! Не чистила. И не мыла. Судари и сударыни. Сволочьё и всякое помойное пузырьё. Крысы мои! Слушайте сюда моё «итого». Гошара, сестра моя единоутробная, угробилась. Сдохла, как настоящая падаль человеческая. Её и в землю воткнут, как положено падали, порубают на куски топориком и упакуют в гнилую общую яму, с такими же обрубками таких же подлецов, как она. Как и все мы. Ну, и чёрт бы с ней. И чёрт бы с нами. Если бы не один нюанс. Сытые и подлые людишки, они могут хоронить нас, как вздумают, но жизнь нашу насильно отнимать не смеют. Потому что это наша жизнь. Потому что у нас кроме жизни вообще ничего нет. Ни кола, ни двора, ни дохода. Граждане крысы, нам за смерть Гошары придётся отомстить. Чтоб неповадно было. Чтоб знали: мы за нашу жизнь в молчанку играть не станем, ответим во весь голос! Сроку нам, уроды, на это дело ровно сутки. Начинать рыскать тут же, сейчас. Что? Кто я? Пахитос. Аминь. Зарубите на носу все! Решаю я, одна, всё и всегда. Война? Нет, пока не война. Война - дело долгое, солидное. А у нас тылы не подготовлены, стратегия не разработана. И против кого воевать? Против лабухов, что ли? Это ж тараканы. Война – это когда до глубины души, а не по настроению. Вся наша судьба – сплошная жесть, все мы в душе хотим войны. Но если подумать, куда она от нас денется, эта жестянка? Ещё немного подождём. Застоялись мы, согласна. Но всему своё верное время. А сейчас я объявляю простую диверсионную операцию. Мы должны наказать рокеров. И больше никого! Только виновных в конкретном частном случае. Наказать по-взрослому и во весь голос! Наказать – это как-то мелко, а? Точно! Покарать. Мы проведём карательную экспедицию. И сами мы будем карателями! Такие мозги на мусорку выбросили. Хотя зачем людям мозги. Им ни к чему. А вот нам, крысам, без мозгов никуда. Мы, крысы, это дело очень уважаем! И слушать любим мозги, и кушать. Гляди, перестанет твой котелок варить, я из него лично ножичком всё выскребу и вылижу до блеска, вдруг поумнею. Так что, не дури и не пори чушь. Кстати, мне не нравится моё погоняло. С этой минуты я запрещаю называть меня Пахитос. А как? Вот тебе приказ: к утру подогнать варианты моего нового имени. А до утра, как звать? Может, по имени? Противно. Не хочу. Как моё настоящее имя? Настоящее? Екатерина. Катя? Как ты сказала!? Унизить норовишь! А что, Катя – коротко и ясно. Мама меня звала Катюша, папа – Катерина. А Гошара сама была тогда не Гошара. А как? Чёрт, сестра моя, сестричка, как имя твоё! Прости, родненькая, мне мешают, отвлекают, дёргают. Ты как смеешь меня перебивать, клопяра! Ты – клопяра. Ты бледная моль. Ты паучишка недовязанная. Тебя вообще нет. И мне не надо ихнего, людского имени мне не надо. А-то придумали мамка с папкой, как меня назвать. Ничего не хочу от людей, потому что я – крыса. Я сама себе возьму имя. Точное имя, вечное. Такое имя, какое надо мне и вам, крысята мои, чтоб все знали, чтоб все запомнили на всю жизнь. Сестра, ты знаешь меня, скажи, как меня зовут. Не слышу? Сейчас-сейчас, я к тебе подойду, и ты скажешь. Вот он нож, которым зарезали тебя, он – мой фонарь в ночи, покажет дорогу. Осветит лучом. Эй, ясный луч, пронзи моё сердце и вырвись из глаз моих тропинкой к сестричке, к маме, к папе… к свету. (Пронзает грудь воображаемым ножом и замертво падает.)

Из кустарника выходят Скорик и Рута.

РУТА. Пахитос? (Проверив пульс Пахитос.) Мёртвая. Близнецы, говорят, друг без друга не очень-то.
СКОРИК. Сказка какая-то, зарезать себя воображаемым ножом… дурдом.
РУТА. Подумать только, она тоже была человеком. Хотя бы себя напоследок вспомнила. Ну, что, Скорик, главарь умер, да здравствует главарь.
СКОРИК. Лучше главарка. Думаешь, меня изберут?
РУТА. Уверена. Поздравляю.
СКОРИК. Не сглазь. Хотя что-то не очень охота.
РУТА. Или на трон, или с Кирпичного – вон, у наших принцесс один вариант.
СКОРИК. Я не принцесса. Решим.
РУТА. Что делаем, берём и уходим?
СКОРИК. Нет, не берём, бросим её здесь. Чтоб наши не подумали будто мы имеем к этому отношение. Её реально убил наркотик, и мы здесь не при чём. Уходим.
РУТА. Прощай, Катя Пахитос, бог с тобой.
СКОРИК. И чёрт тоже.

СЦЕНА 10. Квартира Бори. Боря и Захарова.

БОРЯ. Кто такие кирпиченские?
ЗАХАРОВА. Вокруг Жестянова не осталось пригородов, сёл, деревень. Они разорились, оказались ни к чему. Что-то, конечно, пустили под новостройки, но в целом уничтожили. Может, и была какая-то идея, да только она не осуществилась. Но, несмотря ни на что, остался посёлок при кирпичном заводе. Уже мало, кто помнит, когда сам завод реально функционировал. Но посёлок остался. И выжил. Вместе с людьми. Остались не только коренные жители, к ним добавились приезжие, из деревень, с вольных поселений, непосредственно из-за колючей проволоки. Сползлись бомжи со всех разгромленных окрестностей. Прикинь, могут ли кирпиченские обитатели любить нас, городских, уничтожающих зачем-то их родину – окраину? Нет. А можем ли мы, жестяновцы, любить тех, кто не любит нас? Нет. Вот тебе и вся подноготная конфликта. Андронова – недавняя кирпиченка. Оттуда родом и весь наш сегодняшний вечер, который она организовала, не задумываясь над последствиями, которые человеку в одиночку, без гения в душе, ни за что не просчитать.
БОРЯ. Мои дедушка с бабушкой работали на том кирпичном заводе, в молодости. Когда-то их принесло сюда из деревни, на заработки. И родители мои ещё отлично помнят детство там, на берегу ручья, что тогда был полноводным, как река. Там даже нашли мамонтёнка. А в большой реке в те времена водилась стерлядь.
ЗАХАРОВА. Мои родители живут неподалёку от вас, в столице вашего штата, в Мэдисоне.
БОРЯ. Да ладно! Чудеса, мы – дважды земляки! Не может быть…
ЗАХАРОВА. Предки - преподы в универе.
БОРЯ. Как? Переведи.
ЗАХАРОВА. Мои родители работают преподавателями в университете.
БОРЯ. Понятно. О, великий и могучий русский язык.
ЗАХАРОВА. Которого в Америке нет. Настоящего, кровяного с корнями – нет. Про моих родичей Кирилл, тебе, конечно, не сказал, чтобы не увеличивать мои шансы.
БОРЯ. Шансы на что?
ЗАХАРОВА. На тебя.
БОРЯ. О чём ты?
ЗАХАРОВА. О суете.
БОРЯ. У тебя есть шансы на меня?
ЗАХАРОВА. Не знаю. Но виды теперь есть.
БОРЯ. Что-что?
ЗАХАРОВА. Ничего. (напевает) Ямщик, не гони лошадей…
БОРЯ. У тебя дивный голос...
ЗАХАРОВА. Что есть, то есть. Но кроме голоса у меня есть ещё немало чего от природы. Например, грудь мужских размеров, ноги мужских размеров, ну, и так далее, сам видишь.
БОРЯ. Почему мужских?
ЗАХАРОВА. Потому что мои размеры для мужчин самое то. Даже если самой это не нравится. Но всё, хорош, не на базаре, и я не корова, не продаюсь. Давай, о другом. Спрашивай, отвечу.
БОРЯ. С кем ты живёшь?
ЗАХАРОВА. С бабушкой и дедушкой.
БОРЯ. Как и я! Мы так во многом схожи.
ЗАХАРОВА. Похоже.
БОРЯ. Почему ты не с родителями?
ЗАХАРОВА. Я бывала в Штатах. Этого достаточно. Вернее, мне этого хватило.
БОРЯ. Понимаю, многие русские там тоскуют. Но зачем же так, что ты не с родителями?
ЗАХАРОВА. Мы любим друг друга. Дело во мне. Трудно объяснить. Так-то мне всё понятно, но выразить словами не могу. А ты говоришь «поэтесса». Нетушки, я всего лишь столяр, специалист по строганию песен. Я не могу жить в Америке, мне там муторно. Хотя знаю, все говорят, что надо перетерпеть первый год и по оконцовке будет тебе счастье. А знаешь, как будет одним словом «строгающий песни»? Рапсод. Так что, я ни много ни мало, а коллега Гомера, Беранже, Бёрнса, Окуджавы. Я – рапсод-жестянка. 
БОРЯ. Тебе там муторно, возможно, потому что рядом не было меня?
ЗАХАРОВА. Думаешь?
БОРЯ. Подозреваю. Надеюсь.
ЗАХАРОВА. Интересная мысль. Или это предложение?
БОРЯ. И то, и другое. И ещё много чего, возможно. Главное, начать, а там посмотрим.

Входит Кирилл.

КИРИЛЛ. Эй, голубки, воркуете? Андронова почти мытая, сейчас выйдет из ванной, я приготовил ужин. К столу!
ЗАХАРОВА. Почему без стука.
КИРИЛЛ. Потому что я не стукач.
ЗАХАРОВА. Не хочу. Я не голодна.
КИРИЛЛ. Ну, и фиг с тобой, золотая рыбка, нам больше достанется. Боряныч, пошли.
БОРЯ. Забыл? Я же не ужинаю и вообще не ем после восемнадцати.
КИРИЛЛ. А, да, фигуру блюдёшь. Ну-ну, молодёжь, не будем мешать. Нам, с Андрошей, попрощаться с вами, когда будем уходить?
ЗАХАРОВА. Не стоит, идите себе отсюда по-английски к хренам собачьим. Как считаешь, Боря?
БОРЯ. Конечно-конечно, не обязательно прощаться.
КИРИЛЛ. О, да ты ей уже тыкаешь, а она не возражает, того и гляди проткнёшь. Как-то вы скоренько доворковались… Так, что, Боря, Захарова остаётся с тобой на ночь?
ЗАХАРОВА. Иди уже, питайся. Любовь – это не совсем то, что ты думаешь.
КИРИЛЛ. Любовь? Ой, какие мы философические стали за какой-то паршивый час, аж жуть.
ЗАХАРОВА. Это даже совсем не то, что ты думаешь. Потому что ты ещё маленький, соплячок. Понял?
КИРИЛЛ. Жесть. Борюсик, что ты с ней сделал? И что теперь такого нового про любовь она узнала?
ЗАХАРОВА. Да, мы рядом только час, но час не паршивый. Любить – это не зажиматься по углам, не щупать друг у друга отрастающие части туловища. Не значит   строить планы на сытое совместное сосуществование до гробовой доски в деревне, где мычат коровы, кудахчут куры и визжат сопливые дети.
БОРЯ. Не это?
ЗАХАРОВА. Нет.
КИРИЛЛ. Жаль. Мне эта картинка с соплями в деревне понравилась, красивая. Тогда что же, по-твоему, такое, Захарова, любовь?
ЗАХАРОВА. Любовь – это когда не только один на двоих воздух, но когда даже лёгкие одни на двоих. Когда не только одно на двоих здание, но один на двоих дом. Когда не только один на двоих поцелуй, но один на двоих взаимный восторг.
КИРИЛЛ. Изменщица. Предатель. Будь ты проклята!
ЗАХАРОВА. Кретин, проклятие – это бумеранг, так что, мне – по фигу, а ты жди ответа.

Входит Андронова.

АНДРОНОВА. Слышу, орут, дай, думаю, зайду нагло, вдруг меня зовут…
КИРИЛЛ. Пошла отсюда!
АНДРОНОВА. Не пойду.
БОРЯ. Прошу не хамить, Кирилл, ты в гостях.
КИРИЛЛ. Я в гостях, а Захарова нет?
АНДРОНОВА. Я не хамила, Боря, и спасибо за ванну.
КИРИЛЛ. Да подавитесь вы свой жрачкой вместе ужином. (Уходит.)
АНДРОНОВА. Кира, а я!
ЗАХАРОВА. Догоняй своё сокровище, не-то профукаешь.
БОРЯ. Приятно было познакомиться.
АНДРОНОВА. А вы уже спелись. Ой, да подавитесь вы друг дружкой! (Уходит.)
ЗАХАРОВА. Мне сходить, удостовериться, что они ушли, или тоже закрыть за собой дверь?
БОРЯ. Никогда не уходи от меня. А вот я пойду, удостоверюсь. (Уходит.)
ЗАХАРОВА (напевает, глядя в окно) Как сто лет не пившие, как сто лет не жившие, бабочки летят на фонари…

Входит Боря.

БОРЯ. Я здесь.
ЗАХАРОВА. Думаешь, я примитивно ревную Киру и мщу за его шуры-муры с Андрохой? В детстве я подружилась со щенком, а он убежал от меня и спрятался в конуре. Я просто взбесилась. Были бы силы, разгромила бы щенячье убежище. Я тогда ревновала собаку к конуре?
БОРЯ. Я тебя ещё не понимаю, я просто слушаю тебя, любуюсь тобой.
ЗАХАРОВА. Ну, и дурак. Я неудачный вариант для совместного счастья. Наша, с бабушкой, квартира в десятом этаже. Комната гостиной тоже выходит на дорогу. Автомобили носятся, ползают, тормозят… как психованные. А между их колёсами и стёклами почему-то всегда носит ветром ошмёток замызганной газеты или полиэтиленового пакета. Я часто думаю, что это меня носит… Боря, я – ошмёток.
БОРЯ. А ты, как придёшь домой, приглядись в окно внимательнее, и ты увидишь там ещё один ошмёток. Это я. Следом за тобой мотыляюсь.
ЗАХАРОВА. Ты же оптимист, а я – тоска.
БОРЯ. Ещё какой оптимист! Потому что я точно знаю, что нагоню тебя… и мы станем мотыляться вместе.
ЗАХАРОВА. Если ты простишь мне моё прошлое… с Кирой… и вообще…
БОРЯ. Разве прошлое у тебя без меня было?
ЗАХАРОВА. Не знаю… не уверена. Не помню.
БОРЯ. Хочется вспомнить?
ЗАХАРОВА. Нет. Хочу жить сегодня. Здесь и сейчас.
БОРЯ и ЗАХАРОВА (вместе) Вместе…
ЗАХАРОВА. Глянь на небо, оно как будто бы из лоскутов. По весне в нашей стороне всё всегда неровно, неоднородно, что ли… Будто в калейдоскопе, то складывается, то перевёртывается в узор, в лабиринт.
БОРЯ. Я был бы счастлив подарить нам небесный лоскуток. Чтоб парашютом дельтаплана лететь над землёй. Потом лоскут поставили бы парусом. Чтоб лететь над волнами.
ЗАХАРОВА. Лучше подари нам небесный лоскут постелью. Чтоб умереть в любви вдвоём…
БОРЯ и ЗАХАРОВА (вместе). Вместе…
ЗАХАРОВА. А на сороковинах, за поминальным столом расселись бы одни только мои песни. С одним на всех припевом: Мой милый, не воскресни…
БОРЯ. Не?
ЗАХАРОВА. Не!
БРЯ. Почему «не»?
ЗАХАРОВА. А зачем воскресать…
БОРЯ. Это правда чудесно – умереть в любви.
БОРЯ и ЗАХАРОВА (вместе). Вместе…
ЗАХАРОВА. Если вырвать лоскут, во вселенной, наверное, образуется чёрная дыра… с надорванными алыми краями.
БОРЯ. Это не просто чёрная дыра, с алыми краями, это сам Бог.
ЗАХАРОВА. Он воссядет насмешкой над нами, нашими душевными пустяками.
БОРЯ. Мы ему не пустяки.
ЗАХАРОВА. Я прощаю тебе всё.
БОРЯ. Я прощаю тебе жизнь без меня…
ЗАХАРОВА. Меня зовут Таисия. Если хочешь, Тая.
БОРЯ. Тая… ты мой лоскут счастья хмурых небес… ты вся моё счастливое небо… вся-вся-вся.

Часть 2

СЦЕНА 11. Старый деревянный 1-этажный клуб. Вечер. На крыльце сидит Жиляева. Викторовна ходит кругами, как будто что ищет.

ЖИЛЯЕВА. Сейчас девчонки ключ принесут, приляжешь, поспишь, отдохнёшь.
ВИКТОРОВНА. Ха-ха, наркоша во сне отдыхает - это последний анекдот. Это не сон, Жиляева, это даже не фильм ужасов. Это сам ужас. Живой, жирный, потный, огромный, как небо в моём черепе…
ЖИЛЯЕВА. Бедная моя…
ВИКТОРОВНА. Не смей меня жалеть, убью! Прости, прости-прости, прости. Я сама виновата в моём ужасе. Из группы мне тоже давно надо было уйти. Меня никто не подсаживал на наркоту, я – сама. Это мой сознательный выбор.
ЖИЛЯЕВА. В минуту душевной слабости.
ВИКТОРОВНА. Слабости… слякоти! И что это меняет? Могла же и по-другому как-то разрядиться, мало, что ли, вариантов. А эту дрянь и не пробовать даже. Ты-то же устояла, а всегда рядом была.
ЖИЛЯЕВА. Я испугалась, вспомнила Розу Пепеляеву, Шурку Забоеву, Галку и Верку Липовецких. Стольких девок уже нет, а нам ведь ещё жить да жить. Детей рожать. Мы же девочки. Я очень хочу родить. Здоровых, живых.
ВИКТОРОВНА. Сопливых, вонючих, орущих. Прости, прости-прости, прости. У нас с тобой такие разные судьбы, сестричка. Хотя внешне похожи, как два пожарных ящика. Только ты новенький ящик, как будто из магазина, а я, как будто сто лет назад сделана кое-как, развалилась уже почти совсем, загниваю. А знаешь, что самое ужасное? Самый ужас - всё осознавать. Каждые сутки, каждый вдох, каждый выдох… Скорей бы сдохнуть. Чёрт возьми, как же я устала жить наркоманкой, Господи!!!
ЖИЛЯЕВА. Вылечить бы тебя. Мне за это десять лет своей жизни не жалко!
ВИКТОРОВНА. Почему?
ЖИЛЯЕВА. Вот такая у меня к тебе нежность.

Входит Костина.

КОСТИНА. Живы?
ВИКТОРОВНА. Ключ от клуба есть?
КОСТИНА. У Егоркиной, сейчас придёт.
ВИКТОРОВНА. Меня сейчас всю растрясёт в горох.
КОСТИНА. Дома-то хоть были?
ЖИЛЯЕВА. А то!..
ВИКТОРОВНА. Меня вышвырнули, как паршивую псину. А эта пришибленная за мной ушла. И мне не поможет, и сама попала под раздачу.
ЖИЛЯЕВА. А чего клуб сегодня заперт?
КОСТИНА. Народ - по дачам, картошку копают. Хорошо, Егоркина потихоньку сделала дубликат ключа. Викторовна, ты здесь просто отлежаться хочешь или насовсем уходишь из Жестяново?
ЖИЛЯЕВА. Костина! Не надо сейчас вопросов, Костина!
ВИКТОРОВНА. Не могу мозги в кучу собрать, рассыпаются, не знаю, что делать.
ЖИЛЯЕВА. Школа случайно не сгорела?
КОСТИНА. Зачем?
ЖИЛЯЕВА. Чтобы завтра в неё не идти.
КОСТИНА. А фиг ли ей будет, стоит. Хотя, к примеру, под крыльцом вчера я видела завклубом две канистры бензина затырила. Скоро ночь, взять канистры и поджечь храм информации и пропаганды. Весь наш район будет счастлив поплясать у такого костра. Как идея?
ВИКТОРОВНА. Ты уже выдала одну идею с Гошарой, чем кончилось?
КОСТИНА. Я же пошутила. Не рычи на меня.
ЖИЛЯЕВА. А вообще, как жизнь?
КОСТИНА. В смысле?
ЖИЛЯЕВА. Ну, про Гошару народ ещё не говорит?
КОСТИНА. Тишина. Сама еле сдерживаюсь, чтобы в лесопарк не сходить.
ВИКТОРОВНА. Да не нашли трупешник, не нашли! До сих пор там валяется, вторые сутки. Час назад ещё я там была. Никто не заметил. Никто никому не нужен, ни живой, ни мёртвый.
ЖИЛЯЕВА. Викторовна, успокойся, не ори.
КОСТИНА. Хоть бы дождь пошёл, что ли, лучше ливень.
ЖИЛЯЕВА. Тоже жду, обещали. Смыло бы всё.
ВИКТОРОВНА. На совести дожди не идут, там следы остаются навсегда.
ЖИЛЯЕВА. Поплачь, ты же девочка, слёзы сильнее дождя…

Входит Егоркина, с пакетом.

ЕГОРКИНА. Мне пацаны такую композицию сегодня подсунули, закачаешься, как нарочно для нас написано. Послушаем? А ещё, девчата, мне тётка отвалила целую гору бижутерии с косметикой. Во, полный пакет. Налетай.
КОСТИНА. Ну, не тут же, не на улице. Заходим. Только, чур, начнём не с разбора косметики, сначала полабаем.
ЕГОРКИНА. Как наши дела, в парке, кто-нибудь знает?
КОСТИНА. Всё по-прежнему.
ЖИЛЯЕВА. Отпирай уже дверь!
ЕГОРКИНА. А я ключ посеяла.
ВИКТОРОВНА. Чёрт тебя возьми!
ЕГОРКИНА. Не нашла нигде…
ЖИЛЯЕВА. Ну, и чего мы тогда кучкуемся?
ЕГОРКИНА. Рефлекс.
КОСТИНА. Сила живого искусства. Она, как магнит, как церковь. Да, именно, как церковь, притягивает к себе искренние души творцов. И в дни радости, и в дни печали. А вот, если бы мы играли не на акустике, а на механических примочках, тогда… тогда… тогда мы точно не знали бы, куда бежать.
ЕГОРКИНА. Не говоришь, соловьём разливаешься, как училка. Так ты мне надоела своими уси-пуси-гоп-ца-ца с розовыми слюнями. Я хочу общаться матом. И орать на всю ивановскую! А это твоё живое искусство после вчерашнего сейчас разорвала бы, раздолбала, растоптала.
КОСТИНА. Да что вы все на меня-то кидаетесь.
ЖИЛЯЕВА. Викторовне плохо, вон, как трясёт.
КОСТИНА. Ещё бы, человека убить.
ЖИЛЯЕВА. Тихо ты! Шёпотом! Молча! Уши везде, уши!
КОСТИНА. Не ори на меня!
ЕГОРКИНА. Да при чём здесь человек! Кто человек, эта Гошара, что ли? Да плюнуть и размазать тонким слоем. При чём здесь убийство, Викторовне тупо догнаться надо, это важно.
ЖИЛЯЕВА. Зачем напоминать? Тебя вообще, кто спрашивает?
ВИКТОРОВНА. Надо, надо… надо.
ЖИЛЯЕВА. Частишь…
ВИКТОРОВНА. Жиляева! Теперь больше не надо стоять мне поперёк! Никому не надо! Я в корень нервная.
ЖИЛЯЕВА. Пошли по домам.
ВИКТОРОВНА. Куда? Это туда, где ты и предки? Где стены и крыша? Чай с плюшками и телевизор? Короче. Я ухожу из лабухов. «Жестяные девчонки» - смешно слышать. Вы не стоите такого названия, вам в детсадике на пианино бренчать, в подъезде романсики хныкать. Я – жесть. Реальная. Я теперь отдельная песня от вас. У меня другая жизнь. Я ухожу.
КОСТИНА. Кирпичата всё равно докопаются, кто у нас убийца. Уходит она. Некуда тебе уходить.
ЕГОРКИНА. А кто у нас убийца?
ЖИЛЯЕВА. И правда, кто?
КОСТИНА. Какого чёрта она её порезала? Её просили!? Припугнули, отметелели, если надо, деньги конфисковали, свалили и – все дела.
ЕГОРКИНА. Стоп-стоп-стоп! Какое убийство? Что за бабло? Не было нас там, в лесопарке, мы репетируем день и ночь. Знать не знаем, кто Гошару упокоил. И кто такая Гошара? Или кто такой? Впервые слышим.
КОСТИНА. А эта… Андронова?
ЕГОРКИНА. Она-то, может, и убила. Нам-то откуда знать. А если она на нас показания даёт, значит, просто крайних ищет. Нам, девки, надо быть готовыми все связи подключать, и родню, по любасу.
КОСТИНА. Прикинемся овцами.
ВИКТОРОВНА. А вы такие и есть.
КОСТИНА. Вы? А ты?
ВИКТОРОВНА. А я волчара драная, позорная…
ЖИЛЯЕВА. Перед законом отмажемся, но что делать с кирпиченскими? Немного ума надо, чтобы нас вычислить…
ЕГОРКИНА. Андронова, конечно, может сдать и кирпиченским. Но они вряд ли ей поверят. Во-первых, Андроха в их понимании, предательница и должница. Скорее, уже на неё подумали. Во-вторых, мы ж не хулиганки, мы ж искусством занимаемся, кто поверит, что мы разбойничаем, никто.
КОСТИНА. Да полиция вообще плюнет, нужны ей кирпиченские сто лет в обед. Шантропа же, отбросы общества.
ЖИЛЯЕВА. Всяко может повернуть.
ВИКТОРОВНА. Если нас прищучат, признавайте, всё как было. Валите на меня. Мне плевать.
ЕГОРКИНА. На что тебе плевать? На жизнь свою, что ли?
ВИКТОРОВНА. Мне плохо, девчата.
ЖИЛЯЕВА. Пройдёт… скоро возьмём дозу.
ВИКТОРОВНА. Да не про то толкую, сестричка! У меня есть чек, даже два. Мне плохо потому, что было хорошо там, когда я Гошару убивала. Я ж нормальный человек, я ж захочу, чтобы мне теперь чаще было хорошо. Понимаешь? Ты мне кирпиченских теперь на постоянку станешь, как дозу, подгонять? Или, может, своих личных врагов? Сначала соперниц, потом соседей, учителей, полицейских, врачей и, наконец, родню. Мне там было хорошо. В парке. Мне хочется ещё убить. Деньги у кого?
КОСТИНА. Ты же мне их кинула там.
ВИКТОРОВНА. Давай сюда, все до копейки.
КОСТИНА. Мы хотели купить аппарат.
ЕГОРКИНА. Отдай деньги.
КОСТИНА (вынимает купюры). Вот. (Подаёт Викторовне.)
ВИКТОРОВНА (взяв купюры). Я сегодня под крыльцом заночую, утром уйду. Насовсем. Всем привет. (Забирается под крыльцо.)
ЕГОРКИНА. Может, так и лучше.
КОСТИНА. И я не хочу петь песни на крови.
ЕГОРКИНА. Деньги такая подлая штука, вечно приходится отвечать, откуда взяла. Да и Гошара эта покоя не даёт, спать не могу, кошмарит, жесть.
КОСТИНА. Точно. Но в целом не знаю, не знаю. Время покажет. Ну, по норам?
ЕГОРКИНА. Ага, по домам, и носа на улицу не покажу.
ЖИЛЯЕВА. Я остаюсь.
ЕГОРКИНА и КОСТИНА (хором). Бывай. (Уходят.)
ЖИЛЯЕВА. Что же делать, что же делать. (Напевает.) Мне подари, мой ангел, в день рожденья лоскут небес, не парусом – постелью, и через сорок дней в поминовенье насыпь в стакан мой снег, накрой метелью. А вкруг стола пусть сядут мои песни и твой запев: Мой милый, не воскресни…

Из-под крыльца выбирается Викторовна.

ВИКТОРОВНА. Скачи домой, воробышек, и не чирикай над моим ухом. Ненавижу этот клуб. Здесь вечно копошатся какие-то людишки с глупыми мыслишками, с убогими голосишками, с неуклюжими ручонками-ножонками. Художественная, блин, самодеятельность. Душу мутят, совесть треплют. А зачем всё? Не нужно, лишнее. Жиляева, понимаешь? Мне оно мешает. И тебе. И всем людям на районе. Гори оно всё ясным огнём! И не ходи больше за мной, матерью клянусь, обеими нашими мамками – сёстрами клянусь, убью, если не отстанешь. Уходим, сейчас рванёт.

Крыльцо взрывается, клуб загорается.

ЖИЛЯЕВА. Мамочка, война!!!
ВИКТОРОВНА. Какая мамочка, какая война, две канистры бензина рванули, всего-то. Тоже мне, «Жестяные девчонки», курицы синюшные, девчонки. Ах, живое искусство, ах, песенки… Вот оно, жизнь горит, в небо рвётся! Прощай, не ищи меня, убью. (Уходит.)
ЖИЛЯЕВА. Что делается-то… Что творится, мама! (убегает)

СЦЕНА 12. Улица. Утро. Под фонарём стоит Кирилл. Входит Андронова, с портфелем.

АНДРОНОВА. Без рюкзака? На занятия не идёшь?
КИРИЛЛ. Убавь ты громкость.
АНДРОНОВА. Сам-то орёшь. Чего звал?
КИРИЛЛ. А тебе уже не хочется, как бы, со мной встречаться?
АНДРОНОВА. Мне? Это, по-моему, тебе.
КИРИЛЛ. Не выдумывай. Рюкзак в машине, отец опять меня под плотную охрану сдал, взбесился, что я дважды, как бы, от его церберов уходил на встречи с тобой. Так-то он нормальный человек, взял и проспонсировал замену всех городских фонарей на солнечные батареи. Просто он любит командовать, не умеет по-другому.
АНДРОНОВА. Тяжело быть богатым отпрыском, лишний раз не спрыснешь.
КИРИЛЛ. Ничего, Андрошка, наверстаем.
АНДРОНОВА. В каком смысле?
КИРИЛЛ. В прямом и самом, как бы, плотном. Отец на днях в загранку на месяц сваливает, а маман – не стена, отодвинем, как бы. Если хочешь, покувыркаемся.
АНДРОНОВА. Неужели в смысле секса?
КИРИЛЛ. В смысле любви. По полной программе.
АНДРОНОВА. Правда?
КИРИЛЛ. А что, зря я саму Захарову, что ли, бросал ради, как бы, тебя же.
АНДРОНОВА. Поцелуй?
КИРИЛЛ. Не сейчас. Времени в обрез, а настоящий поцелуй – вопрос серьёзный, его нельзя решать впопыхах, на скорую руку…
АНДРОНОВА. Скорая, не скорая, рука при поцелуе не при чём.
КИРИЛЛ. Ещё как при чём, причём обе. Особенно, как бы, при настоящем поцелуе…
АНДРОНОВА. Так чего же ты всё же меня вызвал?
КИРИЛЛ. Ты меня расслышала?
АНДРОНОВА. Про нескорую руку?
КИРИЛЛ. Про любовь.
АНДРОНОВА. Посмотрим. Я рада. А теперь говори, зачем на самом деле позвал. 
КИРИЛЛ. Ладно. (Подаёт купюры.) Вот деньги. Сходи к своим бывшим землячкам, на Кирпичный, верни, как бы, долг. Бери не парься, безвозмездно.
АНДРОНОВА. Почему?
КИРИЛЛ. Мы же с тобой почти совсем уже близкие люди, вот и всё. На.
АНДРОНОВА (взяв купюры). Спасибо.
КИРИЛЛ. Половину им отдашь, вторую оставь себе, как бы, на шпильки. С деньгами – всё.
АНДРОНОВА. Ты – мой ангел. Я тебя сейчас здесь же съем…
КИРИЛЛ. Просил же, после, как бы…
АНДРОНОВА. Ладно.
КИРИЛЛ. Главное сейчас погасить в зародыше войну Жестяново с Кирпичным. Это достойная миссия. Твои кирпиченки спросят, кто, как бы, непосредственно убивал Гошару.
АНДРОНОВА. Спросят.
КИРИЛЛ. Надо, как бы, правильно ответить.
АНДРОНОВА. Конечно, мы же знаем, кто.
КИРИЛЛ. Но они-то не знают. Ну, отомстят они наркоманке, нам-то, что с того, никакого навара. Жить-то хочется, как бы, без проблем и плохих людей, но с тобой. Особенно не люблю, как бы, живых врагов.
АНДРОНОВА. Врагов?
КИРИЛЛ. А ты назови Захарову.
АНДРОНОВА. Что!? Во как! Ты её любишь!
КИРИЛЛ. И я добавлю тебе ещё десятку. Нет, двадцатку. Можешь даже всё в карты просадить, я и это возмещу. Просто укажи на Захарову. И не возражай. И будет тебе, как бы, счастье. Со мной. Я пошёл. Сделай, как я сказал. (Идёт.)
АНДРОНОВА (вослед). Стой! Забери бабки. Раскомандовался тут. Под папашу своего зверского косишь? Так вот, я этого не сделаю.
КИРИЛЛ. Сделаешь. Ты меня любишь.
АНДРОНОВА. Забери деньги.
КИРИЛЛ. Не дури, дура. Ты хочешь быть со мной счастливой.
АНДРОНОВА. Из-за меня уже убили человека, больше такого не повторится. Захарова - моя подруга. (Бросает деньги на землю.) Вот твои деньги, подымешь, из грязи.
КИРИЛЛ. Или ты хочешь стать мне врагом?
АНДРОНОВА. И папаша твой бандит, и деньги твои кровавые. И меня ты не любишь, ты мстишь Захаровой за Борьку. Так что, гуляй лесом, паря, и не показывайся мне на глаза. Потому что я – кирпиченская, и со мной лучше не ссориться. Бывай, командир, не кашляй. (Уходит.)
КИРИЛЛ. Зря. (Поднимает деньги.) Нет, милочка, мои деньги не кровавые, они просто пыльные, отряхнул и пошёл. Чёрт, сам пойду. Скучно стало колобку на окне лежать, взял, да и покатился — с окна на лавку, с лавки на травку, с травки на дорожку — и дальше по дорожке… (Уходит.)

СЦЕНА 13. Роща. Рута и Скорик сидят на ящиках у потухшего костра, пекут картофель.

СКОРИК. Девчонки. Неужели так трудно понять, что впереди каждую ждёт целая жизнь. Зачем вам наркотики, если есть водка? Результат тот же, а бросить, всё-таки, можно. Зачем вам табак, если от него кожа дряхлеет уже к шестнадцати годам? Потом-то, кому нужны будете? И хорош таскаться по шелудивым мужикам! Мало вам невольной заразы в нашем убогом быту? Чужого дерьма решили пособирать по помойкам? Короче, курево и ширево запрещаю. Пьянства со случайными шоферюгами и всякими прохожими, чтоб больше тоже не было.
РУТА. Картофелина справа должна быть готова.
СКОРИК. Проверим. (Вынимает картофелину из золы, разламывает.) Печенча готова. Ну, как начало тронной речи?
РУТА. А сама как думаешь?
СКОРИК. Тебя спросили.
РУТА. Если сразу не прибьют за такое, то пришпилят во сне.
СКОРИК. Да уж, точно сказала. Не для праведной жизни люди сбиваются в стаи. Согласна. Ни слова подобного. Тебе СМС.
РУТА. Выскажись просто, по делу, а лучше по текущему моменту. Потом, по ходу жизни, повернёшь, как куда захочешь. (Читает СМС.) Вызывают на первый пост, приняли гостя. Ты ждала кого?
СКОРИК. Нет, разберись. Я ещё порепетирую.
РУТА (на ходу). Последи за моей печенчой, ага? (Убегает.)
СКОРИК (вослед). Тут близко, поторопись, не-то сама всё съем. Теперь ты, Коростелёва. Знаю, что отец тебя опять ни за что избил. Нет, не пропеклась, ещё минуты три. Мы его предупреждали, он не понял. С ним, Коростылёва, проблему не сегодня-завтра решим окончательно. (Достаёт из золы картофелину.) Или готово, или, фиг с ним, съем с сырцом. Ты за это, Коростылёва, должна так же хорошо учиться. Поведение внутри подтяни. Летом отнесёшь документы в медицинский. Финансово, сама знаешь, поможем. Нам тоже нужны грамотные фельдшеры. (ест) Пропеклось, можно картошку доставать. (Выкапывает картофель из золы и складывает в бейсболку.) Сельцова, Безродная и Коломяга… молодцы. Первенство в тхеквон-до нам очень даже в тему. Получите у кассира премии, я уже распорядилась.

Входит Рута, ведёт за собой связанную по рукам Викторовну.

РУТА. Сама разбираться я не стала, тут серьёзное дело. Она сама на наших вышла, сказала, что пришла сдать убийцу Гошары.
СКОРИК. За деньги?
ВИКТОРОВНА. Деньги я сама принесла. Они с её трупа. Возьми в заднем кармане штанов.
РУТА (достав деньги). Точно Гошарины баксики, трубочкой, на резинке.
ВИКТОРОВНА. Там полста не хватает, я на чеки потратила.
СКОРИК. Нарик?
ВИКТОРОВНА. Да.
СКОРИК. Я вашей породе не доверяю.
ВИКТОРОВНА. И что это меняет?
РУТА. Звать Викторовна, она из «Жестяных девчонок».
СКОРИК. Так-то бы так, да в чём подвох. Зачем пришла?
ВИКТОРОВНА. Ушла из группы. Ушла из дому. Что дальше не знаю, тебе решать. Готова остаться с вами.
СКОРИК. Ты-то готова, да мы-то нет, жестянка, у нас своих наркоманок выше крыши. Вот бы вас всех вылечить, сколько пользы было бы, немерено.
ВИКТОРОВНА. Могу быть киллером.
РУТА. Ничего себе, заявочка! А кто тебе сказал, что нам нужен убийца?
СКОРИК. Ты уже убивала?
ВИКТОРОВНА. Да.
СКОРИК. Понравилось?
ВИКТОРОВНА. Да.
СКОРИК. Я встречала таких, но нариков среди них не было.
ВИКТОРОВНА. Я честная.
СКОРИК. Из неё может быть нормальная торпеда.
ВИКТОРОВНА. Торпеда? Что это?
РУТА. Палач - смертник.
ВИКТОРОВНА. Смертник?
СКОРИК. Одноразовый киллер.
ВИКТОРОВНА. Я согласна.
СКОРИК. Ты зарезала Гошару?
ВИКТОРОВНА. Я. Заколола. Лично.
РУТА. Обалдеть! И сама пришла! Псих…
СКОРИК. У тебя СМС, Рута.
РУТА. Да ладно. (Достаёт мобильник.) Точно.
СКОРИК. Глухая ты, что ли.
ВИКТОРОВНА. Как ты догадалась, что я?
СКОРИК. Так как-то.
ВИКТОРОВНА. Умная.
СКОРИК. А то. Поэтому ты ждёшь приговора, а я ем печенчу.
ВИКТОРОВНА. Я не дура.
СКОРИК. Тебе же хуже.
РУТА. На втором посту ещё один гость.
СКОРИК. Определи её. Деньги - в кассу. Печенчу забираю, подходи, оставлю. Будет так, Викторовна. Ты назначаешься на явку с повинной. Там пятеро наших на киче под следствием. Возьмёшь всё на себя. Года два-три отхватишь, не больше. Физия у тебя сладкая, глазки скорчишь, может, и на условный срок проскочишь. Но лучше тебе посидеть бы, и тебе польза, и нам нужны опытные персоны. Сегодня оттягивайся, завтра к обеду ко мне на инструктаж. (Уходит.)
ВИКТОРОВНА. Мне догнаться бы…
РУТА. Не торгую.
ВИКТОРОВНА. У меня при себе.
РУТА. Видно будет. Шагай. (Уходит с Викторовной.)

СЦЕНА 14. Роща. Поляна. На пне сидит Кирилл. Входит Скорик, усаживается поодаль, ест картофель из бейсболки.

КИРИЛЛ. Приятного аппетита.
СКОРИК. Сказали, ты сын того самого Тахтамышева?
КИРИЛЛ. А ты главная?
СКОРИК. Я спросила – ты ответил, понял?
КИРИЛЛ. Да. Меня зовут Кирилл. Отчество Азарович.
СКОРИК. А почему не Авторитетович? Или Бандитович?
КИРИЛЛ. Сын за отца не ответчик.
СКОРИК. И это неправильно. Родитель должен знать, что за каждый свой поступок он ответит перед человечеством собственным ребёнком - изгоем, а ребёнок его должен знать, кто его сделал.
КИРИЛЛ. Ты, что ли, как бы, человечество?
СКОРИК. Нет, я хладнокровное пресмыкающееся из семейства гадов. Правда, теперь главная на Кирпичном. Так что, у меня вообще никаких правил и тормозов. И мальчишек я не люблю очень. Зубоскалить будешь дома, если попадёшь туда сегодня. Чего пришёл?
КИРИЛЛ. У меня информация.
СКОРИК. И?
КИРИЛЛ. Для начала я деньги принёс, карточный долг покойной Гошаре за Андронову.
СКОРИК. Что это сегодня за день такой благотворительный, хоть вешайся от доброты. Что за инфа?
КИРИЛЛ. Хочу назвать имя убийцы вашей Гошары.
СКОРИК. И?
КИРИЛЛ. Фамилия Захарова.
СКОРИК. Это у которой погоняло Викторовна?
КИРИЛЛ. Да нет, та – наркоманка, а эта новенькая, солистка. Я там был, видел.
СКОРИК. Отвечаешь?
КИРИЛЛ. Стопудово.
СКОРИК. Ты же понимаешь, что смерть – не прикол, дело серьзное.
КИРИЛЛ. Конечно.
СКОРИК. Ставишь на кон свою жизнь за то, что убивала Захарова.
КИРИЛЛ. А моя-то жизнь при чём?
СКОРИК. У нас, на Кирпичном, всё по-взрослому, парень. Держишь мазу?
КИРИЛЛ. Ну, да. Хотя они в масках были…

Входит Рута.

РУТА. Где моя печенча? О, какие люди, сынок папаши заявился.
СКОРИК. Он думает, что мы тут ничего не знаем и вообще дурнее паровоза.
КИРИЛЛ. Нет-нет, я даже не думал ничего такого!
СКОРИК. Слизняк, любимую девку из ревности к другому на смерть сдать. Ни полюбить не сумел, ни расстаться. Поганая мужицкая порода.
КИРИЛЛ. Я разделался бы с ним в честном бою, но меня слишком хорошо знают, у отца же потом проблемы будут. Мне вообще нельзя драться. Ладно, ладно, признаюсь, Захарова не убивала. Пусть гуляет со своим америкосом, я уже про неё забыл…
СКОРИК. Как ты сказал: америкос?
КИРИЛЛ. Да. Сам-то он русский, предки в эмиграцию уехали давно, лет десять.
СКОРИК. Почему я не в курсе, что в наших краях нарисовался реальный враг!?
РУТА. Ну, не враг же, Скорик, чего ты? Живёт себе в Америке наш парень…
СКОРИК. Он не наш. Сколько раз я объясняла, недоумки, что всё американское – это зло! А всё русское, что добровольно уехало, это зло двойное, четверное!
РУТА. Он-то при чём? Предки же уехали.
СКОРИК. Мы все при чём! Везде! Потому что мы – русские, за весь мир в ответе. Особенно за добро. Или скажешь, мы против добра?
РУТА. Нет, конечно. Русские – самые доброжелательные гостеприимные люди…
СКОРИК. Зло надо уничтожать. Нас никто в мире не любит, завидуют, гады, нашим богатствам, нашим победам, нашим просторам, нашему природному гуманизму. А тут эти предатели Родины семейный портрет России портят. Викторовну подгони мне, натравим на америкоса. Захарова, конечно, порченая, но всё же наша, не трогать. А насчёт сынка папаши, Рута, позвони на пост, пусть возьмут и бросят девчонкам на обед. Давай.
РУТА. Бегу, бегу. Вот веселье девчатам… (Убегает.)
СКОРИК (вослед). Только смотрите там, чтоб парня не до смерти, Рута, проследи! Девочек предавать нельзя, а продавать тем паче. И пусть потом живёт, как хочет.

СЦЕНА 15. Квартира Бори. Гостиная. Вечер. Боря и Захарова спят на разложенном диване. Звонит домофон.

ЗАХАРОВА. Мобильный?
БОРЯ. Домофон. Разносчики рекламы.
ЗАХАРОВА. Который час?
БОРЯ. А ты ругалась на часы со светящимся циферблатом.
ЗАХАРОВА. Точнее?
БОРЯ. Двадцать два двадцать две.
ЗАХАРОВА. Рекламщики уже спят. Настойчивая достача.
БОРЯ. Бывает. Пойду, проясню.
ЗАХАРОВА. Вот так легко возьмёшь и оторвёшься от любимой девочки?
БОРЯ. Трудно. Но лёгкое расставание не повредит, наоборот подогреет чувство.
ЗАХАРОВА. Моё чувство подогревать не надо, оно и так кипит. Чёрт! Сходи, просто сними трубку и пусть висит. (Звонит мобильный.) А это точно мобильник.
БОРЯ. Я свой выключил.
ЗАХАРОВА. Ворчим, как два старых супруга.
БОРЯ. Отлично, значит совместная жизнь налаживается на долгие года.
ЗАХАРОВА. Иди уже.
БОРЯ. И ты смени рингтон, противнее домофона зудит. Пошёл. (Уходит.)
ЗАХАРОВА (по мобильному). Але? Чего вдруг? Андронова, ты не вовремя. С моими жестянками? Где? А что, клуб сгорел? Надо же. Викторовна зажигает? А про твоего Кирилла я слышать ничего не хочу! Мне всё равно, Андронова. Обсуждайте, что хотите, мне некогда, у меня любовь. Всё. (Выключает мобильный.) Мне без вас классно. А без тебя, Андронова, просто замечательно.
БОРЯ (входит). Это к тебе, поднимайся. (Прыгает в постель.) А я из нашего, с тобой, общего тепла – ни ногой.
ЗАХАРОВА. Ко мне? В квартиру, где живёшь ты? Интересненько. И кто это мог бы быть?
БОРЯ. Андронова.
ЗАХАРОВА. Андронова? Она что одновременно говорила по домофону и мобильнику? Ерунда какая-то. Ты уверен, что Андронова?
БОРЯ. Кто ещё кроме неё знает, что ты у меня.
ЗАХАРОВА. Не нравится мне, предчувствие. Давай, не будем открывать дверь.
БОРЯ. А я уже открыл.

Входит Викторовна, в маске.

ЗАХАРОВА. Дверь запри!
ВИКТОРОВНА. Поздно.
БОРЯ. Ты кто!
ВИКТОРОВНА. Твоя смерть, американец. Почему не в спальне? Родительское ложе священно?
ЗАХАРОВА. Викторовна, ты? Помогите!
ВИКТОРОВНА. Это ты, Захарова, соседей просишь о помощи? Не смеши.
ЗАХАРОВА. На помощь! Убивают!
ВИКТОРОВНА. Захлопнись. (Демонстрирует нож.)
ЗАХАРОВА. У неё нож!
БОРЯ. Не тронь Таю!
ВИКТОРОВНА. Кого?
БОРЯ. Мою Таисию. (Хватает торшер.)
ВИКТОРОВНА. Захарову, что ли? Так она ещё и Таисия. Торшером против ножа? А ты, хоть и американский урод, ничего, есть на что посмотреть.
ЗАХАРОВА. За что?
ВИКТОРОВНА. Не лезь, я не за тобой.
ЗАХАРОВА (соскакивает на пол). Не позволю! (Встаёт впереди Бори.)
ВИКТОРОВНА. Обоих одним ударом? А что, можно попробовать. Переходим на ты? Проткнёмся! Прижмитесь друг к другу плотнее. Люблю эротические картинки, а тут ещё и наяву.
БОРЯ. Тая, отойди, ты мешаешь мне отбиться. (Отталкивает Захарову.)
ВИКТОРОВНА. Не отобьёшься.
ЗАХАРОВ. Она наркоманка, её не уговорить.
БОРЯ. А я уговаривать не буду, просто зашибу. Эй, пошла вон.
ВИКТОРОВНА. Вымесок.
БОРЯ. Кто?
ВИКТОРОВНА. Подонок. (Хохоча, бросается на Борю с ножом.)
БОРЯ. Неправда. (отмахивается торшером)
ЗАХАРОВА. Перестань смеяться!
ВИКТОРОВНА. А мне весело, Тая, радостно, я счастлива.
ЗАХАРОВА. Убийца, надо было сдать тебя в полицию.
ВИКТОРОВНА. Верно. Но поздно.
ЗАХАРОВА (бросает в Викторовну цветочным горшком). Мимо…
ВИКТОРОВНА. Двое на одного? Классно! Здоровски! Тут много цветков в горшках, Захарова, только ты мазила!
ЗАХАРОВА. Ты озверела совсем…
БОРЯ (отбиваясь, распахивает дверь на балкон). Тая, на балкон, живо! Я прикрою!
ЗАХАРОВА. Одна не уйду.
БОРЯ. Я за тобой. Путь свободен только на крышу.
ВИКТОРОВНА. По пожарной лестнице, что ли?
БОРЯ. Тая, беги, ну!
ЗАХАРОВА (выбегает на балкон) Я здесь, сюда!
ВИКТОРОВНА. Не отставай, Борька, от подружки, я – за вами, обожаю крыши. Только ты до неё не доберёшься, тебе лестницу надо пройти, а я-то рядом, а у меня-то нож, а нож-то режет, колет. Торшер оставь, в люк не влезет.
БОРЯ. Какая ты… странная.
ВИКТОРОВНА. Ага, странная - наркоманная. Не рискуй девчонкой, остановись, открой мне своё сердце, я его вырежу и сожру.
ЗАХАРОВА (вернувшись). Борис, я с тобой! В дверь звонят!
ИКТОРОВНА. Зараза…
ЗАХАРОВА. Это помощь!
БОРЯ. Кто знает! Уходим на крышу.
ВИКТОРОВНА. Господи, как хорошо-то.
ЗАХАРОВА. Боря, за мной! (Уходит.)
БОРЯ. Иду. (Уходит, заперев балконную дверь).
ВИКТОРОВНА. Балконная дверь – не крепость, детки, соседи – не помощь. (Уходит, выбив балконную дверь).

Входит Андронова.

АНДРОНОВА. Эй, молодые сладкие, у вас дверь открыта. Ау?

Входят Егоркина, Костина и Жиляева.

ЕГОРКИНА. И что?
АНДРОНОВА. Никого.
ЕГОРКИНА. Балкон!
ЖИЛЯЕВА. Сестричка…
АНДРОНОВА. За ними!
КОСТИНА. Ничего себе кордебалет…

Все уходят на балкон.

СЦЕНА 16. Крыша высотки. Выбегают Захарова и Боря, за ними – Викторовна.

ВИКТОРОВНА. Вот и всё.
ЗАХАРОВА. Нет, не всё.
ВИКТОРОВНА. Обоих порешу, на ремни порежу.
БОРЯ. Это ты врёшь, не возьмёшь. Я лучше с крыши спрыгну.
ЗАХАРОВА. Вместе прыгнем.
ВИКТОРОВНА. Какие же вы красивые, Господи.
ЗАХАРОВА. И счастливые.
ВИКТОРОВНА. Нет. Вы не смеете быть счастливыми, потому что счастье моё, оно не ваше. Вы не знаете счастья! Ладно, черти, Бог с вами, прыгайте.

Выбегают Андронова, Жиляева, Егоркина и Костина.

ЖИЛЯЕВА. Надя!
ВИКТОРОВНА (начинаются судороги). Не подходи! Порежу! (Роняет нож.) Руки мои!
ЖИЛЯЕВА. У неё ломка.
ВИКТОРОВНА. Слёзы, вытрите мне слёзы. Не тронь меня никто. Ноги… (Падает.) Кости мои… больно.
ЗАХАРОВА. Как же вы вовремя, девчата.
КОСТИНА. Мы не девчата, Захарова, мы девчонки. «Жестяные девчонки»!
ЕГОРКИНА. Я вас умоляю, потреплемся потом.
ВИКТОРОВНА (поднимается на колени). Когда я… когда мне…. Я умею взлетать… а вы нет, вы не прыгнули, забоялись… я умею парить… вы - нет.
АНДРОНОВА. Ну, так пари отсюда, вон оно небо, лети.
ВИКТОРОВНА. Сейчас, сейчас.
ЖИЛЯЕВА. Заткнись, Андронова! Сестра больна, ей надо «скорую помощь».
ЕГОРКИНА. На тот свет ей надо.
КОСТИНА. И не в небо, в ад.
ВИКТОРОВНА. Я умею летать.
ЖИЛЯЕВА. Господи, Надежда, это не ты, родная, не ты, наркотики твои летают, пойми же, остановись…
ВИКТОРОВНА. Вы вместе. Все. Без меня. Больно мне одной. Вас не ломает. Вы счастливы, Люба, это правда?
ЖИЛЯЕВА. Правда. Ты тоже. Только мы здоровы, а ты больна.
ВИКТОРОВНА. Вы счастливы без меня. Все без меня. Без меня – всё. Без дозы. Без полёта. Без неба. Вам хорошо. А мне… мне невыносимо, сестричка, я так больше не могу.
ЖИЛЯЕВА. Можешь, солнышко! Родная моя, Надежда, подлечишься и сможешь.
ВИКТОРОВНА. Не смогу, уже нет, я - убийца. Чёрт с вами, люди, живите себе, я прощаю вам смерть мою. Счастья хочу, счастья. (Спрыгивает с крыши.)
ЖИЛЯЕВА. Надежда!