Преступление и наказание

             
                Победители всегда будут судьями,
                а побеждённые — обвиняемыми.

                Герман Геринг, рейхсмаршал,
                ближайший сподвижник Адольфа Гитлера

      Исполнилось семьдесят лет со дня казни (16 октября 1946 года) главных гитлеровских военных преступников, развязавших вторую мировую войну, в результате которой  погибло около семидесяти миллиона человек, в том числе в СССР свыше 30 млн.

    Интерес к итогам Нюрнбергского процесса не ослабевает со временем.  Написано о процессе множество книг и статей, сняты кинофильмы.  Всё это служит суровым предостережением  зачинщикам любых вооруженных столкновений, приводящим к массовой гибели гражданского населения, включая беззащитных детей.
   
   Заседания Нюрнбергского Международного военного трибунала открылись 20 ноября 1945 года и продолжались почти одиннадцать месяцев, до 1 октября 1946 года. Материалы процесса составили 116 томов, в каждом из которых содержится полторы тысячи страниц.

   Проходили заседания трибунала в бывшем  Дворце юстиции в Нюрнберге,  в помпезном здании, чудом сохранившемся после ожесточенных бомбардировок города американской и  английской авиацией.
       
   Уместен вопрос: почему заседания Международного военного трибунала прошли в американской зоне оккупации, а именно в Нюрнберге, старинном германском городе в немецкой Баварии.  Например, логично  было бы провести такой процесс над нацистскими преступниками в советском оккупационном секторе Берлина, взятого советскими войсками каких-нибудь полгода назад. Я уж не говорю о том, что можно было организовать суд над военными преступниками в Ленинграде, в котором в течение девятисот дней блокады погибло от голода, обстрелов и бомбёжек почти два миллиона жителей.

   Но так уж и согласились бы те же американцы на проведение заседаний Международного военного трибунала в Ленинграде или даже в восточной части Берлина. Опасались, что суд в советской зоне оккупации будет под влиянием главной державы победительницы скоротечным и не таким уж по американским канонам «демократическим».  Но  было  и основание для такого выбора: поблизости от Нюрнберга находился Мюнхен.  В Мюнхене зарождался германский  фашизм, проходили сборища нацисткой партии.  Здесь Гитлер, как ни в одном другом городе Германии произносил свои зажигательные речи, направленные на завоевания восточных территорий и установления расового господства.

   Оплоты немецкого фашизма Мюнхен и Нюрнберг были освобождены американскими войсками, большинство подсудимых из германского правительства и немецких генералов были арестованы в западных зонах оккупации, так как  именно там искали спасения от возмездия заправилы фашистского рейха. Хотя предусматривалось, что расходы на организацию и ведение судебного процесса должны нести все четыре страны-победительницы, судебный процесс, в основном, финансировался Соединенными Штатами Америки, одной из стран победительниц, обладающей как ни одна страна в мире должной финансовой возможностью. Нужно было в течение почти года содержать большой аппарат военной полиции, нести расходы на содержание заключенных, на доставку многочисленных свидетелей по процессу, на аппарат защиты подсудимых, на журналистов, иллюстрирующих течение процесса, переводчиков, стенографистов и т.д.
Одним из инициаторов процесса и его ключевой фигурой опять-таки был американец - обвинитель от США Роберт Джексон.  Им был составлен сценарий процесса, и Джексон впоследствии принимал в нём самое активное участие, будучи сторонником, как он считал, непредвзятого и свободного хода суда.

    Все заседания военного трибунала проходили в открытом режиме с  участием прессы, прямой радиотрансляции и множества зрителей, получивших специальные пропуска. Одна американская делегация на Нюрнбергском процессе включала семьсот пятьдесят человек.  Охрану преступников, как в здании тюрьмы, так и в зале заседаний осуществляли американские военные полицейские опоясанные белыми широкими ремнями, с белыми касками и с резиновыми дубинками тоже белого цвета.  Эти же полицейские окружали два ряда скамьи подсудимых и трибуну допроса, они же  выводили подсудимых  из камер и по окончании заседания снова водворяли в камеры. Через отверстие в окошке двери камеры велось непрерывное наблюдение за подсудимыми.

     Наружную охрану Дворца Правосудия и его внутренней тюрьмы осуществляли советские солдаты, облаченные в парадные мундиры.

     В зал  судебных заседаний подсудимых вводили по одному в сопровождении двоих полицейских.

   Обвиняемым по процессу места на скамье были определены заранее членами Трибунала.
   
   В первом ряду скамьи сидели наиболее злостные военные преступники. Среди них: Герман Геринг, 53 года, рейхсмаршал, главнокомандующий военно-воздушными силами гитлеровской Германии, уполномоченный по четырехлетнему плану, ближайший помощник Гитлера с 1922 года, организатор и руководитель штурмовых отрядов (СА), тайной полиции (гестапо). Геринг был   один из организаторов провокационного поджога рейхстага и захвата власти нацистами. Кроме того рейхсмаршал нахватал себе должности главного лесничего «фатерлянда», а также главного егеря. Геринг считал себя, как и Гитлер, знатоком живописи и коллекционировал награбленные в Западной Европе и в Советском союзе картины известных художников.

    С начала процесса нацистские преступники вели себя на скамье подсудимых довольно непринуждённо: презрительно улыбались  на членов Суда, переговаривались между собой и своими адвокатами, деловито писали им записки, готовили тексты ответов на предстоящие вопросы обвинителей.

     Длинные речи выступающих подсудимые слушали в пол-уха, даже с досадой, часто снимали с себя наушники, в которых слышался синхронный перевод.

    Сам по себе допрос подсудимых мало вносил существенных деталей в перечень обвинений.  Типичным ответами обвиняемых на вопросы членов суда были: не помню, не присутствовал, не имел к этому делу отношения и т.п.

    По-видимому, не очень-то расстраивали бывших воротил гитлеровского рейха  представленные суду многочисленные обличительные документы и речи обвинителей. Более внимательно прислушивались к выступлениям свидетелей. Но вот на белом экране показывают кадры кинохроники, их не подделаешь, они действовали устрашающе верно.  Лишь после показа кинофильмов - этих  особенно неопровержимых улик о зверствах нацистов в концлагерях и на оккупированных территориях (горы трупов, передвигаемых бульдозером, тюки волос, срезанных у жертв перед казнью, сцены расстрелов военнопленных и гражданского населения, вороха оставшейся обуви, жерла печей крематориев) преступники как-то обмякли, приуныли.

   У некоторых по лицу текли слёзы (вот она хвалёная немецкая сентиментальность!). Даже Геринг часто закрывал лицо руками и опускал голову.

   Герману Герингу - нацисту номер два досталось относительно удобное для его комплекции место -  его не стеснял хотя бы с одной стороны бок соседа- подсудимого Рудольфа Гесса.  Герингу в отличие от других преступников можно было облокотиться как на переднюю как на боковую стенку ограждения скамьи.

   В начале судебного процесса Геринг   пытался быть главарём среди подсудимых, этаким тюремным фюрером. Движением головы и рук и своими выкриками он давал понять, что одобряет или осуждает ответы  подсудимых при допросах.
 
   Нацист номер два среди подсудимых на Нюрнбергском процессе выгодно выделялся своей заметной фигурой: рослый, широкоплечий, с выразительными чертами лица.  В молодости во время первой мировой войны он был одним из результативных германских лётчиков-истребителей.  Лично им сбито в ту пору двадцать два самолёта противника.  Своей неуёмной энергией он способствовал приходу Гитлера, к власти, а затем прикладывал все силы к делу вооружения рейха современным оружием.
   
  Геринг утверждал, что завоёванное нацистами пространство должно быть умиротворено как можно скорее. Наилучшее решение - пристреливать всякого. кто отводит взгляд.
   
   Грабительская сущность и жадность личности Геринга явствует из следующих его высказываний.

   "Что бы ты не увидел полезного для немецкого народа, вцепись в него как ищейка, изыми и... доставь в Германию".

   "Бельгийцы неплохо питаются. я вне себя..."   
 
     Между тем Гитлер незадолго до своего самоубийства за самозванство Геринга (тот отправил письмо Гитлеру о том, что он в связи с болезнью фюрера принимает на себя руководство империей) лишил рейхсмаршала всех наград и приказал немедленно арестовать его как предателя, для чего на его поимку был отправлен отряд эсэсовцев.  Геринга спасли от расправы оставшиеся ещё верными ему лётчики из люфтваффе, но Геринг предпочёл на испытывать судьбу дальше и сдался американским военным.

      Теперь на судебном процессе его лицо ещё не утратило  былую красоту. Прямой нос, четко очерченный подбородок.  Благородные залысины над большим лбом. Правда,  перед войной и в годы гитлеровской войны Геринг несуразно располнел, что было предметом многочисленных карикатур в его адрес. Однако  в американской тюрьме у него отбили пристрастие к наркотическим таблеткам, а треволнения многомесячного судебного разбирательства в Международном военном трибунале заставили  его похудеть более чем на тридцать килограммов веса. Это бросалось в глаза даже по одежде Геринга – полы его френча, в котором он был на  заседании Трибунала, казались чрезмерно широкими.

     Как ни один из подсудимых Геринг вслух бросал свидетелям обвинения осуждающие реплики.

_  - Предатель! – крикнул  он вслед сходящему со свидетельской трибуны бывшему фельдмаршалу Паулюсу, который в конце сорок второго года сдался советским войскам вместе со своим, сильно поредевшим в ходе Сталинградской битвы гарнизоном.

    «Свинья» - это ещё было не самым бранным словом обозлённого «наци номер два» на обличающие фашизм выступления свидетелей.  Однажды он так вошел в свою шумоватую роль, что ближайший к нему охранник  замахнулся на него дубинкой и разве что не ударил нарушителя судебного порядка по пальцам.

    Опустим ради краткости изложения рассказ о соседе Геринга справа -Рудольфе Гессе, заместителя Гитлера по нацисткой партии, и остановимся на следующем соседе Геринга по скамейке преступников, на Иоахиме Риббентроппе.
 
      Достаточно вспомнить повелительный жест Риббентропа в адрес главы французского правительства Деладье при подписании мюнхенского соглашения о разделе Чехословакии в 1938  году.  Тогда Риббентроп бесцеремонно ткнул вытянутый палец в то место под соглашением,  где следует французу незамедлительно поставить нужную подпись.  Теперь в суде Международного трибунала Риббентроп держался как-то придавлено и даже с оттенком заискивания к членам  суда. Он рассеянно внимал словам обвинителей и свидетелей и не теряя времени обдумывал мемуары, которые он надеялся оставить потомству и которые действительно были изданы на Западе после его смерти.

    Рядом с Риббентропом сидел Вильгельм Кейтель -  фельдмаршал, начальник штаба вооруженных сил Германии (ОКВ).  Кейтель даже среди своих подчинённых получил прозвище «лакейтель». Именно он подписывал акт о безоговорочной капитуляции Германии 8 мая 1945 года. Тогда он ждал, что ему поднесут акт на подпись к столу, за которым он сидел, но Маршал Советского союза Жуков заставил его подняться  с места и подписать акт уже за столом победителя. Характерно, что Кейтель как ни один из подсудимых на допросах превозносил Гитлера и называл его гениальным руководителем.  Даже после самоубийства Гитлера  он не соизволил приказать остаткам немецких войск сдать  победившей стороне оружие.

   Внешне Кейтель выглядел человеком строгой военной выправки.  Донашивал свою фельдмаршальскую форму, правда без погон и крестов. Краснели лампасы на брюках – галифе, заправленные в  тщательно вычищенные сапоги.  На вопрос обвинителя, где он получил военное образование, Кейтель отвечал, что не учился ни в юнкерском училище, ни в  военной академии, а начинал службу рядовым ещё в годы первой мировой войны и дослужился до предельно высокого в армии чина благодаря своей старательности и приверженности к    неукоснительной дисциплине.

   Особо следует упомянуть сидящего рядом с Кейтелем на жёсткой скамье подсудимых Эрнста Кальтенбруннера,первого помощника Гиммлера, обергруппенфюрера СС, начальника главного управления безопасности  (РСХА), в ведении которого были штурмовые отряды  - СА,  полиция и гестапо.  С покатым мясистым носом, с тяжелой нижней челюстью, почти двухметрового роста, ближайший помощника Гиммлера он внушал ужас и отвращение даже среди остальных подсудимых.  Никто из них на скамье не подал ему руки для приветствия и даже чопорный Кейтель старался сидеть к этому вынужденному соседу спиной.

   В фильме «семнадцать мгновений весны» в аудиенции  со Штирлицем Кальтенбруннер был показан как одиозный субъект с жестким отрывистым голосом и гордо возвышающейся за столом фигурой. Он не имел друзей даже в ближайшем окружении Гитлера и ещё перед капитуляцией Германии сбежал в лесистые предгорья  на юге Германии и долго бродил среди лесной гущи, пока не наткнулся на охотничью избушку, где намеревался отлежаться, но был там вскоре арестован случайно подошедшим американским патрулём.

     Немного о жизни подсудимых в заключении.
 
    Персонал тюрьмы относились к содержанию преступников, как к персонам VIP - по заглавным буквам слов (Veru important persons).

   Охране тюрьмы и обслуживающему тюрьму персоналу было поручено не допускать ухудшения здоровья подсудимых, чтобы они в состоянии были выдержать все перипетии судебных заседаний. За подсудимыми ежедневно наблюдали врачи, в том числе опытный психиатр.

    Преступники содержались в отдельных камерах площадью от пяти до десяти квадратных метров.  В камере размещались койка, покрытая солдатским одеялом, жесткое кресло, привинченный к полу стол. Разрешалось иметь бумагу, карандаши, семейные фотографии, туалетные принадлежности, табак. Брил заключенных безопасной бритвой под наблюдением охраны проверенный парикмахер из пленных немцев.  На ночь отбирали очки. Руки во время сна заставляли держать поверх одеяла. Один или два раза в недёлю в камерах происходил обыск. Еженедельно была баня.
 
     Имеются фотографии обедающих Геринга, а также Йодля с Кейтелем.  Видны дешевые алюминиевые миски и маленькие с ручкой сковородки для второго блюда, а рядом горка нарезанного ломтями хлеба. К завтраку  давали фрукты. Вот хотя бы такой один кусочек хлеба умирающему от голода защитнику Ленинграда в страшные дни блокады!

  Каждый день подсудимые пользовались прогулками в тюремном дворе, где можно было общаться  друг с другом. Были воскресные дни отдыха, продолжительные рождественские и пасхальные каникулы. Была возможность получать книги и журналы из тюремной библиотеки. Так, Герман Геринг увлекался чтением о наполеоновских войнах, а подсудимый Фон Риббентроп пользовался справочными данными для написания своих мемуаров.
      
    В ночь на двадцатое февраля 1946 года один из подсудимых Роберт Лей, бывший руководитель германского трудового фронта повесился на канализационной трубе камеры.

     После этого был ужесточен режим наблюдения за обвиняемыми.  Теперь у дверей каждой камеры неотлучно стоял охранник, сменяемый через каждый час.  Иначе было невыносимо, почти не моргнув глазом, следить за каждым движением подсудимого в камере. Начальник тюрьмы американский полковник Эндрюс, добродушный, но пунктуальный служака проявлял все должные заботы о подсудимых, чтобы они по состоянию своего  здоровью были готовы  ко всем заседаниям суда, к предстоящим допросам и к восприятию обвинения. Наиболее часто выражал протесты  начальнику тюрьмы Герман Геринг.  Он считал себя знаменитым государственным деятелем и не выносил тюремные ограничения. Особенно возмущался тем, что у него отобрали чемодан с наркотическими таблетками.
 
    - Вы здесь имеете дело с историческими личностями! – возвышал голос он. – А вы останетесь неизвестными! Пройдёт лет пятьдесят, и мои статуэтки  будут в каждом доме!

  - Скажите спасибо, что я вылечил вас от приёма таблеток и от избытка внутреннего сала, с чем не могли справиться лучшие доктора Германии! – улыбался начальник тюрьмы американский полковник Эндрюс.

   Общительный Геринг в минуты досуга был не прочь поделиться с  близкими ему по военному духу Кейтелем и Йодлем, мыслями о карьере и славе Наполеона.

   - Поймите, через пятьдесят лет, - повторял Геринг, - народ признает нас героями, и наши полуистлевшие кости в мраморных гробах перенесут в национальный храм.
 
      Ему никак не могло придти в голову, что от нацистских преступников через несколько месяцев не останутся не только полуистлевшие кости, но и сам пепел от них будет рассеян над пространством Германии без всякого следа.

     Геринг жаловался своему адвокату и начальнику тюрьмы, почему их судят как уголовных преступников, а не как военнопленных.  Мол, на них должна распространяться Женевская конвекции 1929 года о режиме для военнопленных.
 
   Все подсудимые возмущались, что им самим приходилось делать  уборку в камере. Они отворачивались от протянутой в окошко тюремной двери метлы: мол, их - персон такого ранга ещё заставляют выполнять роль уборщиков!?
 
    Между тем Геринг рано предчувствовал конец гитлеровского рейха.
Ещё в начале 1942 года, когда германские войска потерпели первое крупное поражение в боях под  Москвой он поделился с министром вооружения и боеприпасов Альбертом Шпеером своими опасениями по поводу провала молниеносной войны.

  - Если после этой войны Германия сохранит границы 1933 года, можно будет сказать, что нам крупно повезло!

     В одном из судебных заседаний в зале послышался смех. Это германский банкир-советник Гитлера по вопросам экономики и финансов Яльмар Шахт заявил американскому обвинителю, что Гитлер ему, Шахту, как министру без портфеля ежемесячно платил пятьдесят  тысяч марок, и он теперь надеется после окончания судебного процесса получать адекватную пенсию, в противном случае на что же он будет жить?

   - Я думаю, что расходы на ваше содержание после процесса будут весьма невелики, доктор, - язвительно сказал обвинитель Джексон.

    Однако, слова подсудимого Шахта о своей пенсии выглядели не так уж нелепо... Оправданный на заседании Трибунала Шахт прожил долгую и благополучную жизнь.

    Теперь следует сказать о наказании немецких преступников.  Прямо по Достоевскому: ожидание неизбежного наказания переживаются с психологической и даже с физиологической точки зрения более драматично по сравнению с почти мгновенной заключительной стадией наказания – расстрелом или повешением.  Но об этом позже. Заправилы третьего рейха еще до того как их ввели в зал заседаний Международного военного трибуна провели более шести месяцев в американских тюрьмах.  Оказавшись в нюрнбергской  тюрьме, они на протяжении одиннадцати месяцев шли на судебные заседания как на обыденную работу, правда, в сопровождении тюремной охраны, и проводили томительные часы на узких жёстких скамьях с заметными щелями между досок.    Представьте себе два ряда скамеек с узким проходом между ними и нависающими над ними с трёх сторон солдат и сержантов военной полиции. Наверное, особой надобности в такой многочисленной охране не было – это была показуха для репортёров и киносъёмок.
 
   Окна зала были наглухо зашторены, было тесно и душно несмотря на слышное жужжание вентиляторов.  Прямо за передним барьером скамеек располагались кресла и столы адвокатов.  Это были наиболее известные в Германии юристы.  Почти впритык к столам адвокатов сидели за пишущими машинками опытные машинистки и стенографистки: велась стенограмма всего хода процесса.

   Теснота и вообще вся обстановка процесса физически и морально угнетали подсудимых. А главное, на их психику давила мысль о неизбежной расплате. А в камерах, ещё не видавших ремонта, с обвалившейся местами штукатуркой на кирпичной кладке, их ждали следующие испытания. Они заключались, прежде всего, в непрерывном ежесекундном наблюдении  за поведением подсудимых в глазок двери.  Даже отправлять свои естественные потребности они могли только под не моргающим глазом военного полицейского. Во время отхода ко сну и во сне они должны были держать руки только поверх грубого солдатского одеяла.

    Все эти в общем-то узаконенные атрибуты тюремной жизни отягощались думами о предстоящем с восьми утра подъемом с постели, скромным  завтраком и выводе в сопровождении двух полицейских на очередное  судебное заседание.
 
   Наверное многие из подсудимых подумывали о самоубийстве.  Как уже упоминалось,  первым это сделал Роберт Лей – видный деятель нацисткой партии, глава трудового фронта.  Только надежда на более или менее спасительный исход суда поддерживал их силы.  Особенно ликовали скамьи подсудимых после того как дошёл до них слух о   выступлении недавнего премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля.  Это было 5 марта 1946 года в  Фултоне. Старый противник ещё царской России и потом Советского союза призывал к развязыванию пусть не горячей, но ощутимой холодной войны с коммунистическими режимами. Появилась надежда, что им, заключённым, не вынесут смертный приговор, а там, возможно, они понадобятся западным недругам Советского  союза.

    Трибунал приговорил двенадцать подсудимых к смертной казни через повешение. Некоторых приговорили к пожизненному заключению или на длительные сроки в тюрьме. Трое были оправданы.
 
   Смертные приговоры были приведены в исполнение в ночь на 16 октября 1946 года в спортзале Нюрнбергской тюрьмы. Геринг покончил с собой за два часа до казни раздавив во рту капсулу с цианистым калием.  Существует несколько предположений, как он получил капсулу с ядом, или во время последнего свидания с женой при поцелуе, или же хранил капсулу в складках своего отощавшего живота.

   «Нельзя винить тех, кто меня обыскивал, так как найти капсулу было практически невозможно» - великодушно оправдывал тюремщиков Геринг в своей предсмертной записке.

  - Фельдмаршалов не вешают! – не раз вслух повторял Геринг и эти же слова он оставил тоже в предсмертной записке.

   Исполнял приговор американский  сержант Джон Вудз  с добровольным помощником.  Идя на виселицу, большая часть приговорённых сохраняла присутствие духа,  особенно в те моменты, когда на них были направлены объективы фотоаппаратов. Многие смирились  со своей судьбой, спокойно слушали напутствие пастора. Приговорённые поднимались по тринадцати деревянным ступенькам к платформе высотой два с половиной метра. Над виселицами  был оборудован металлический блок для верёвок, а в полу помоста - люк со створками. Нажатием рычага створки люка раскрывались и приговоренный падал в глубину помоста. Неестественно толстые кручёные манильские веревки предварительно проверили на прочность, подвешивая к ним двухсоткилограммовый груз. Приговоренные к виселице произносили несколько слов. Так, Вильгельм Кейтель после слов, превозглашающих здравицу в часть Германии, добавил:
   -Я иду вслед за своими сыновьями (два сына фельдмаршала погибли на Восточном фронте).

    Повешенные падали во внутрь помоста.

   Процедура казни проходила не очень гладко. Люк со створками, куда падали тела казнённых, оказался узким. Когда приговорённый падал вниз с верёвкой на шее, то ударялся головой о деревянный край люка. Даже на фотографии трупа фельдмаршала Кейтеля было заметно его окровавленное изуродованное лицо. Палачи не рассчитали правильно длину верёвок,  и повешенные умирали не сразу и долго мучились в петле. Некоторых пришлось повторно душить уже руками. Но все это было скрыто от  глаз репортеров тремя сторонами помоста. После казни последнего осуждённого на помост поставили носилки  с телом Геринга, чтобы он занял подобающее место под виселицей и, кроме того, чтобы журналисты убедились, что это был точно мёртвый нацист номер два.

   К великодушию исполнителей приговора суда: они не стали подтягивать ещё не остывшее тело Геринга к чугунным блокам виселицы, то есть не предали его тело посмертной казни.  В истории, например, известна посмертная казнь английского полководца и революционера Оливера Кромвеля в начале второй половины 17-го века. Тогда полуистлевший труп знаменитого англичанина был вздёрнут на виселицу, а отрубленная голова его ещё долго возвышалась на шесте посреди площади.

   Чтобы несколько развеять у читателей тягостные мысли о процессе казни нацистских преступников уместно вспомнить откровенные слова заправил третьего рейха о немецком характере.

     К теме о национальных чертах германского народа не раз возвращался и Герман Геринг. В беседе с тюремным врачом общительный и располагающий к себе Герман, бывший рейхсмаршал, пробовал даже шутить по этому поводу:

   – Если перед вами один немец, то это наверняка порядочный человек, два немца – это уже банда, а трое – обязательно вызовут войну.

    Подсудимый Ганс Франк, имперский министр юстиции и генерал-губернатор Польши в разговоре с врачом-психиатром рассуждал так:

   -  Варварство характерная расовая черта немцев.  Иначе как же объяснить, что Гиммлер заполучил столько людей согласных выполнять его варварские приказы. Да и Гитлер соблазнил немецкий народ.

    А через некоторое время Франк продолжил разговор на эту тему говоря, что немецкий народ легко поддаётся внушению.

    «Мы, немцы, все грабители.  Даже наша литература началась с «Разбойников Шиллера».

   Юмор юмором, а всё же на что рассчитывали главари третьего рейха, которого они называли тысячелетним.  На захват не принадлежащим им территории, материальных и культурных ценностей покоренных стран? Безусловно, с немецкой расчетливостью в неизбежный успех они верили в свои завоевательные бредни и не задумывались о неизбежном возмездии за содеянное.

   Ну, а немецкий народ? Народ Эммануила Канта, Иоганна Гёте,  Артура Шопенгауэра, Макса Планка и Густава Кирхгофа. Как он в своей основной массе поверил гитлеровским главарям.  Жить в роскоши, в огромных квартирах потребляя награбленный хлеб, наслаждаясь шедеврами, награбленными изделиями культурного наследия, не утруждая себя разумной деятельностью, пользуясь услугами рабов…

  Неужели не понимали, что это  привело бы к вырождению нации, оставшейся без стимула к труду, противореча своему же лозунгу: труд делает человека свободным.  Где же немецкая сентиментальность, пускать слезу по поводу людских горестей?

    Лучшие качества немецкой нации – аккуратность, педантизм, дисциплинированность сыграли злую шутку,  превратив большинство народа в покорных исполнителях злой воли.  Почти на всем протяжении войны оказала полное послушание вождям третьего рейха  пятимиллионная армия вермахта, причем даже тогда, когда стало известно о самоубийстве фюрера и крахе фашистского государства.  Так нацистская пропаганда дурманила немецкий народ. Достаточно вспомнить, что только во время Берлинской операции погибло около ста тысяч советских солдат.
 
      А эти, многочисленные батальоны стариков от фольксштурма, а эти, загипнотизированные нацистами шестнадцатилетние юнцы из гитлерюгенда, настойчиво уже в преддверии своей гибели стрелявшие "панцерфаустами" по советским танкам и артиллерийским установкам - вот степень одурманивания немецкого народа нацистским режимом.

   Будем надеяться, что это останется только в прошлом.