Воины от бога

Северо – Западный фронт.
Новгородская область. Старая Русса-Демянск-Рамушево.
1942-1943 гг.

     ...Тяжело и горько об этом рассказывать. Жернова войны перемололи здесь сотни тысяч солдатских судеб. Но люди ко всему привыкают. И мы освоились. По ходу кровавой бойни война обучала солдат премудростям фронтовой жизни. Хочешь, не хочешь, но мы брали уроки и «натаскивались» на благоприятный результат.
     Старички-ветераны уже знали, куда упадут бомбы с пикирующего «Юнкерса». Это чудовище-лаптёжник больше выло, чем наносило реальный ущерб. Обычно несколько бомб летели в большущий разброс на расстояния по нескольку сот метров друг от друга. Попасть и убить каждого красноармейца "певунам" было просто нереально. Постепенно страх от их появления проходил. Так, прилетели и прилетели. Сейчас немецкие лётчики выполнят свою работу, заработают премиальные и свалят в свой фронтовой бар пивасом баловаться. Истребителей наших днём с огнём не дождёшься. Помешать им реально никто не мог. На всю дивизию у нас по штату было всего 8 зенитных орудий и те охраняли небо над неприкосновенным штабом.
     Бойцы знали, что под миномётным огнём вперёд ползти безопаснее, чем лежать на месте. По всему выходило, что чем ближе к блиндажам противника, тем больше шансов выжить от обстрела. Немцы тоже не могли по своим лупасить. Долгий и протяжный свист означал приближение мины. От неё спасало любое углубление. Любое. Только не надо было паниковать, бежать. Просто нужно было «стрельнуть» взглядом вправо, влево и мгновенно упасть в ямку. Свиста не стоило бояться. При прямом попадании, вой услышать всё равно было не возможно. В этот раз, значит, мимо. И реакции окружающих солдат на оплошность не стоило стыдиться. Если ошибся, ни один бывалый сослуживец тебя не осудит. Хуже, когда твоё разорванное тело будут собирать по кусочкам. Да и всего-то в распоряжении было 2-5 секунд.
Гаубичный снаряд по тональности противного завывания звучал почти точно так же. Только времени, чтобы укрыться было меньше. Секунда-две. Поэтому падать надо было там, где стоял. Если уцелеешь, потом встряхнёшься. Не беда, лишь бы головушка цела осталась.
А после обстрела надо было помнить, что на поле боя всегда имелись неразорвавшиеся мины, снаряды. Они наблюдались мирно замершими поминальниками воткнувшимися в землю. Их ни в коем случае нельзя было трогать, запинаться об оперение. Обычное дело для сапёра разминировать или взорвать тут же боеприпас, не отходя от «кассы».  Филигранная работа, для мастеров «золотые руки», разберутся сами. У них ошибка всего одна в жзни.
     Служивые на практике поняли, что бежать от немецкого танка нельзя, потому что он, как раз и давил впереди себя бегущих. Выстрел из стального чудовища всегда был слышен вместе с взрывом от попадания. Тут, как повезёт. Хорошо, если зрелище наблюдалось со стороны. Но, иногда танки били по нашей позиции почти в упор. Особенность выстрела была такова, что панцеры всегда стреляли с прямой наводки. Но и здесь была своя фишка. Перезарядка орудия у него была до 10 секунд. Если первым выстрелом по тебе не попали, рассыпайся миномётный расчёт. Брызни по сторонам, рви когти и поглубже носом в землю. Танковый осколочный снаряд в радиусе 5 метров рвал абсолютно всё в клочья. В хлам. И, если по батарее работала немецкая броня, а противостоять с наших позиций было нечем, выбор был не велик: лежать, где упал или скатиться в мало-мальскую ямку. Авось пронесёт или повезёт, понимайте, как знаете. С...ка, это был полный п...дец, но всё равно, шанс выжить ещё оставался.
     В ту пору противотанковых гранат  у нас не было. На первых порах стоило выждать, перебороть страх, пропустить танк через окоп. Затем автоматной очередью отсечь немецких солдат, заставить их залечь. А уж затем «коктейль Молотова» следовало отправить по назначению. Забросить сбоку, на вентиляционную решётку двигателя «Тигра» Т-6. Немецкие монстры редко взрывались изнутри. У них начинка снаряда была иная, чем у нашего Т-34. А вот моторный отсек мог полыхнуть солярой, да ещё как!
     Мои бойцы уже давным-давно прознали, что автоматчиков, стреляющих из «шмайссеров» Мр-40 с бедра опасаться не стоит, потому как их пули все уйдут в «молоко». В немецких автоматах на 32 пистолетных патрона не было переключателя на одиночный огонь, магазины фрицев пустели быстро. Тем более, что прицельная дальность у него была всего 100 метров. Игрушка. Для своих размеров он был тяжёлым, для понтов приспособленным к стрельбе от пояса. Тем более, что отдача была сильной и его ствол уводило вправо. Нашим лучше.  Прицел у советской трёхлинейки был рассчитан аж на 2 километра. Когда ещё фрицы подойдут до наших траншей на 250-100 метров? И дойдут ли вообще? А под нашим свинцовым ливнем им тоже не в жилу грязь месить и русскую земельку топтать. Гансы были тоже не железными. Простые люди, от немецкой сохи. Пехота. Затем они, как обычно, спуляют по облакам. В это время красные стрелки половину их первой линии отправят уже в мир иной или на больничную койку. А там и до рукопашной недалече. При нападении при штыковой атаке по всей  ширине фронта шансов выжить у немчуры никаких не было. Однозначно.
     В атаку наши ребята поднимались молча. Это только в кино показывали "ура". Здесь же всё было проще. Силы надо было экономить на бешеный и стремительный рывок до броска гранаты. Какое там "ура"? Во время бега у солдата дел было множество. Подхватить, приложить, выстрелить, прилечь, вскочить, снять с пояса и вырвать чеку, не вставая в полный рост. Полупригнувшись постараться бросить одну гранату, вторую, третью на расстояние до 30-25-20 метров. А тем временем и дистанцию надо было сокращать. Ближе к траншеям противника необходимо было подготовить нож. Или пристроить сапёрную лопатку черенком поудобнее за ремень ватника. При сближении с немцем, надо было непременно выстрелить первым. Постараться размозжить ненавистную голову шютце-стрелка. А иначе могли возникнуть большие проблемы. И тогда 50 на 50, кому как повезёт. Но никто не хотел умирать первым. И понеслась пехота вперёд на врага.
     Гордость брала за уверенных в себе советских воинов. Я с 1941 года на войне и чётко представлял себе, что у нас в гвардейском полку трусов отродясь не водилось. Мне было 18 лет. Моим друзьям по 19-20, но все пацаны, без исключения, были уже «матёрыми» солдатами войны. Надёжные и отважные боевые товарищи стали совсем другими. Обыденностью стало держать удар врага и крепче стоять на ногах. Не паниковать от численного превосходства неприятеля, а бить его в «хвост и гриву» опытом и умением. Рядовым делом стала отвага и мужество.
     От обилия крови, расплющенных конечностей, выползающих из разорванного живота кишок, расчленённого на фрагменты товарища с оторванной головой уже не тошнило. Впечатления? Да что они, какой прок? Засунешь, бывало, свои чувства поглубже в сердце и вперёд, поставленную задачу выполнять. Ожесточённость, это точно, зашкаливала. Не надо было вторично командиру взвода орать и поднимать солдат под свинцовый дождь. Все всё понимали. Жертвенность становилась обыденностью. На войне, как на войне.
     Злость от неудачного боя уже не сеяла в души страх, а поднимала на подвиг. Не в безысходный смертельный рывок на амбразуры, а в обходной манёвр с фланга. И, надо же, удавалось выжить после, казалось бы, смертельных, безысходных атак. А бестолковые, пьяные и сумасбродные командиры даже перестали расстреливать людей за неординарную инициативу снизу. Все понимали, что победа становилась куда ценнее, почётнее, радостнее, если бойцы оставались живыми. Начальники, вдруг, и сразу все перестали жрать втихушку от подчинённых людей трофейный шоколад в своих землянках. Водку уважительно разливали в алюминиевые кружки и ели добытую по случаю баварскую тушёнку на кончике ножа общим чохом с солдатами, на бруствере земляного отвала. Могли угостить и папироской из портсигара. Самосад-то из кисета всем осточертел. За таких командиров хотелось встать горой. И не по приказу, а от души бойцы корячились и волокли их раненными, контуженными с поля боя из-под огня неприятеля. Лишь бы живой остался комбат.
     И ещё. После обстрела, по окончании боя надо было внимательно осмотреться, может быть, кто-то из друзей валялся рядом раненным, кто-то бился конвульсиями в агонии. Обязательно надо было перекликнуться: «Все живы? Кто живой?». Если слышали отзыв, надо было подползти, подобраться, подойти, глянуть, всё ли в порядке. Сегодня спасёшь ты боевого друга, а завтра выручат и помогут тебе. Никто не отменял закон жизни: сам погибай, а товарища выручай.
     В моём понимании, это были уже элитные бойцы. Боевые товарищи становились воинами от бога. В нас вселилась непоколебимая уверенность, что победа неизбежно будет за нами. Сомнений по этому поводу уже никаких не возникало. Некогда было дурью маяться, воевать и побеждать надо было. Мы все выполняли честно свой долг перед Родиной. Но, к великому сожалению, теряли и боевых товарищей. Спаси и сохрани...

     Из воспоминаний моего отца.
166 стрелковая дивизия, 517 стрелковый полк, 2 миномётная рота.
Командир 3 миномётного взвода, лейтенант Щербаков Иван Петрович
(28.10.1923 г.р.)