Тебя там встретит огнегривый Лев...

Направленность: Слэш
Авторы: Таэ Серая Птица и Тай Вэрден
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Повседневность, AU, ER (Established Relationship), Занавесочная история, Учебные заведения
Предупреждения: Нецензурная лексика

Примечания автора:
Это еще один рассказ из цикла "РусНЕреал". Еще один кусочек той страны, которую нам хотелось бы увидеть, а не той, что есть на самом деле. Здесь не будет точной привязки к местности, все совпадения названий и имен случайны. И жанр АУ проставлен не просто так - это ДРУГАЯ Россия, другие законы, другое отношение к жизни. Учитывайте это предупреждение прежде, чем критиковать.


Глава первая

Засентябрило… Иначе и не скажешь. Вроде бы еще вчера было лето, невыносимо жаркое и невыносимо пересушенное, полнившееся запахами прибитой пыли после редких дождей и земляники на солнце. А сегодня, первого сентября, набежали тучи, затянули небо. Дачники клином потянулись в город, потихоньку начиная перевозить вещи, хотя сезон шашлыков все еще не закончился. Еще месяц-полтора будут раздаваться пьяные песнопения, будет пахнуть жареным мясом, а выручка алкогольных магазинов будет высока и стабильна. И ученики в школах будут рассеяны и невнимательны, стряхивая с себя летнюю дрему.
Первое сентября, выпавшее на пятницу, так неудачно вклинилось в неделю, что детей долго держать на линейке не стали, быстро отчитали речи, собрали цветы, показали классы. Первые, пятые и десятые классы задержались чуть подольше, познакомиться с новым классным руководителем, выслушать приветственную речь и пересчитаться. А потом всех распустили, пока учителя решали свои проблемы.
— Дорогие коллеги, — слово взяла Ирина Иннокентьевна, строгая дама без возраста, вечный директор. — Поздравляю вас с началом нового учебного года. Просьба привести в порядок свои кабинеты к началу занятий, настроиться на работу…
Лев осмотрелся. В учительской пахло цветами, которых вокруг было множество, они стояли на полу, подоконниках, столах. Учительница географии, Алена Вячеславовна, смешливый колобок в очках, шумно дышала и обмахивалась тетрадкой, жалея, что пришла в нарядном, но слишком плотном костюме. Нина Измайловна, преподаватель черчения в старших классах и рисования в среднем звене, рассеянно ощипывала георгин.
— А в наших рядах небольшое пополнение.
Лев — «меня зовут Лев Александрович Вольговский, я буду у вас преподавать русский язык и литературу» — откровенно скучал. Хотя свежая кровь заинтересовала и его.
— Это наш новый медработник, вместо Лиры Михайловны.
Про себя все облегченно вздохнули — выносить желчную и хмурую медсестру, к которой ребята просто боялись обращаться, было трудно всем.
— А кто она?
— Не она, а он, — директор позволила себе улыбку.
Женская часть педколлектива немедленно оживилась: вряд ли в школу пришел бы какой-нибудь профессор педиатрии на пенсии. Скорее, следовало ждать одного из выпускников Свято-Петровского Университета. Принимали туда только и исключительно юношей, прошедших какие-то нереально сложные психометрические тесты, а выпускали, как говорила пресса, чуть ли не бессребреников, современных Асклепиев и Николаев-чудотворцев. Заполучить такого специалиста в школу, пусть и в очень престижную по меркам их города, было сродни чуду. Обычно, их отрывали с руками и прочими частями тела детские перинатальные центры, клиники семейной медицины и Центры медицины катастроф. Ну и всевозможнейшие онкологические и прочие институты патологий в детские отделения.
— А когда мы его увидим?
— Сколько ему лет?
— Молодой и хорошенький, надеюсь?
— Юлий Салимович, входите, пожалуйста, — директор безошибочно вычислила мнущегося за дверью и не решающегося войти человека. Опыт, как говорится, педагогический никуда не деть, привыкла чуять пришедших на заклание прогульщиков и шкодников. Пусть тот, кто стоял за дверью, к данным категориям и не относился, но нервничал так же.
Лев с интересом устремил взгляд на дверь. Любопытно, какой он, этот самый медик. Раз стоит и мнется, наверняка все еще силен страх перед школой. Только выпустился? Имя было интересным. Юлий, да еще и Салимович. Дверь распахнулась, и Льву пришлось, как и остальным сидящим дамам, поднять голову, чтобы увидеть лицо того, кто шагнул через порог, наклоняя голову и аккуратно проходя в далеко не узкий проем боком, чтобы не своротить косяки плечами. Как и предполагалось, будущий медработник школы был выпускником Свято-Петровского медуниверситета, только они под белыми халатами носили неизменные строгие темно-синие формы с золотыми чашами со змеей в петлицах и алыми «петровскими»* крестами на белых шевронах. Природа не обидела этого человека ни ростом, ни богатырской статью, ни красотой. В его крови явно слились гены степных батыров, сибирских первопроходчиков, и бог весть кого еще. Коротко стриженые иссиня-черные волосы непокорно завивались там, где были чуть длиннее сантиметра, а на смуглом скуластом лице выделялись какие-то нереально-яркие светло-голубые глаза. И вот это чудо природы, переступив порог, вытянулось во фрунт, щелкнуло каблуками и доложило глубоким бархатным голосом:
— Лейтенант Службы защиты материнства и детства Короленко по вашему приказанию прибыл.
— Вольно, лейтенант Короленко, — неожиданно для всех отреагировала директор. — Вы в гражданском учреждении, так что теперь говорим: «Добрый день, коллеги». Все ясно, лейтенант Короленко?
— Так точно, госпожа директор. Добрый день, коллеги, — «исправился» лейтенант.
— Коллектив у нас небольшой, как и наша школа, но вы это знаете, Короленко. Никого из ваших преподавателей, кроме меня, к сожалению, не осталось.
«Он тут учился», — понял Лев. Ирина Иннокентьевна кивнула коллегам, предлагая начать знакомство.
— У нас ведь небольшое чаепитие, — спохватилась Олеся Викторовна, преподаватель истории. — В моем кабинете. Идемте.
Идя за историчкой, Лев пару раз оглянулся на замыкающих строй учителей директора и лейтенанта. Короленко шел, наклонившись к невысокой Ирине Иннокентьевне, почтительно внимал чему-то, что директор сочла нужным ему сказать. Потом кивнул, выпрямился, обвел широкие, отделанные искусственным мрамором стены взглядом, полным если и не ностальгии, то узнавания точно.
Мужчин среди педсостава было всего трое: физрук, трудовик и литератор. Дамы обожали их безмерно. Все трое были примерно одного возраста, стройные, подтянутые и симпатичные внешне. К сожалению всех, физрук был женат и обременен тремя детьми, трудовик кобелировал по всему городу, а Лев… А Лев не устраивал романов на работе, о чем знали все дамы. На «новую кровь» эти самые дамы сейчас наверняка мысленно жадно облизываются. Ну еще бы, Юлий Салимович, судя по всему, школу закончил лет так двенадцать назад, раз уж из старого педсостава осталась только директор. Возраст именно тот, когда в голове уже не гуляет ветер, в заднице угомонилось шило, мысли о том, чтобы остепениться. Плюсом в карму лейтенанта было то, что он пришел работать с детьми. Минусом — репутация «птенцов гнезда Петрова» как целиком и полностью преданных работе аскетов.
— Лев Александрович, — представился Вольговский, улучив момент, когда дамы занялись столом. — Русский и литература.
— Очень приятно, — Юлий Салимович аккуратно сжал и тряхнул его кисть, назвавшись еще раз. Осторожность, с которой он прикасался, выдавала немалый опыт работы с хрупкими детскими организмами.
Дамы ухаживали за новичком очень трогательно, так и норовили подсунуть самые лучшие куски торта, налить чаю, поулыбаться. На Льва внимания не обращали, привыкнув к тому, что он всегда молчит. Пару раз учителю русского казалось, что в глазах медика мелькает какая-то смешинка, и только воспитание позволяет ему принимать эту заботу как должно, с благодарностью и легкой, ни к чему не обязывающей улыбкой.
— Дамы, а почему нас никто не зовет пить чай?
Владислав Анатольевич, тот самый глубоко захомутанный физрук, был шумлив и весел, как и всегда, он сразу заполнил собой класс, здороваясь с дамами, представляясь медику, отхватывая кусок «непременно с розочкой». Трудовик — Эдуард Семенович — по своему обыкновению был молчалив и поглядывал на лейтенанта Короленко оценивающе, видимо, прикидывал, какой процент дам города вспомнит, что «любит военных, красивых, здоровенных».
— А где наш огнегривый кот?
Лев подавил желание метнуть в физрука чашку с кипятком. Что поделать, если к имени у него прилагались рыжие волосы, которые пришлось отрастить, чтобы собирать в хвост. Иначе на голове было два типа прически «мама, встречай, я откинулся с зоны» и «а вы видели, как взрывается оранжевый кудрявый георгин»?
— Классным руководством не нагрузили?
— Нагрузили… Я получил десятый «б», — скривился Лев.
Наедине с коллегами можно было и показать свои чувства, тем более, что директор уже удалилась, как и ее верные товарки-математички. Да и остальные дамы как-то слегка поскучнели и вспомнили о своих классных комнатах. Историчка ушла в учительскую, собирать букеты.
— Литератор получил маткласс?
— А что поделать…
— А ключи от медкабинета по-прежнему хранятся на вахте? — вклинился в обсуждение спокойный бархатный голос. — Пройдусь по вверенной территории, проверю комплектацию и НЗ.
— Да, на вахте. Вам составить компанию? — улыбнулся Лев.
«Соглашайся», — мысленно взмолился он, слыша, как пыхтят коллеги, волочащие букеты мимо двери. Непременно ведь начнут впаривать ему эти цветочки.
— Благодарю, я помню расположение кабинетов, — отказался лейтенант.
Видимо, хотел поработать в тишине и одиночестве. От цветов отвертеться не удалось. Физрук взял букет для жены, трудовик нахватал для своих подружек. Льву пришлось взять букет белых роз, безумно дорогих и красивых. Правда, что с ними делать, он понятия не имел. Придется выкидывать в мусоропровод дома этот веник. Идея занести веник медику «для украшения кабинета» пришла спонтанно. Как и все спонтанные идеи, показалась Льву не лишенной логики и очарования, так что он рванул вниз, где рядом с переходом в спортзал традиционно находились кабинеты психолога и медработника. Дверь медкабинета была распахнута настежь, кушетка и столы вынесены: лейтенант Короленко явно собирался переставить все по собственному усмотрению или каким-нибудь особым правилам, принятым у выпускников Свято-Петровского университета.
— Юлий, я принес вам скромный дар от всей души!
Лейтенант воздвигся в проеме двери, пригибая голову. Китель и форменную сорочку он снял, чтобы не запачкать, и остался только в брюках и белоснежной майке, только подчеркивающей смуглую кожу и мускулатуру, которую как-то скрывала форма.
— Вы поражаете меня в самое сердце, — Лев поспешил вручить ему розы. — Прикройте… свою белую майку…
— Белыми розами? — усмехнулся медик. — Ну и что вот мне с ними сейчас делать?
Графин он отыскал в шкафу, налил воды, сунул в него букет и перевручил Льву:
— Имейте же совесть, господин литератор, до роз ли, когда тут такой бардак!
— Вы сами виноваты, следовало поймать мой тонкий намек и дать мне шанс покинуть войну цветов.
— А ля герр ком а ля герр, — Короленко развернулся к огромному сейфу, всеми своими хромированными боками показывавшему, что стоял в этом углу испокон веков, и школу вокруг него возводили, и стоять будет насмерть. Лейтенант ухватился за несерьезные с виду ручки, крякнул и оторвал сейф от пола.
Лев изумленно наблюдал за ним, оценивая физическую силу нового медработника. Да уж, такой всех вокруг привьет по четыре раза.
— А куда вы уносите эту милую шкатулку, Юлий?
— Пока — в коридор, — сейф пер прямиком на Льва. — Осторожнее, Лев Александрович.
Литератор отшатнулся в сторону, пропуская медработника мимо себя. Его опахнуло жаром, словно мимо прошел раскаленный колосс, который Родосский. Сейф со всем почтением и практически бесшумно был поставлен у стены.
— Итак, поле боя свободно, можно наводить порядок, — обозревая курганы пыли там, где ранее стояла «неподъемная» мебель, кивнул лейтенант и потянулся за скромно стоящими у стенки веником и совком.
— Простерилизовать все потом не забудьте, — усмехнулся Лев, ставя графин с розами на ближайший стол.
— Бесполезными работами не занимаюсь, — откликнулся медик, экономными и аккуратными движениями сметая пыль и грязь.
— Что ж, откланиваюсь, дел еще полно. Но ваш образ я непременно сохраню в своем сердце. И чуть пониже.
— Пониже сердца у человека диафрагма. Надеюсь, мой образ не будет мешать вам дышать ночами, — не остался в долгу лейтенант.
— Ну что вы, я так буду дышать… о, как я буду дышать, — ухмыльнулся Лев.
— Угу, не заработайте гипервентиляцию, — хмыкнул медик ему в спину, оставляя последнее слово за собой.
_____________________________________
Примечание к части

* "Петровский" крест здесь - не перевернутый, а косой.


Глава вторая

Жил Вольговский в городском общежитии. Очень хорошем семейном общежитии — чистом, ухоженном, без тараканов и прокуренных коридоров. Он обитал в уютной, достаточно большой комнате, у которой даже была маленькая прихожая на одну вешалку. Кухня была общей на блок из трех комнат, ванная в каждой комнатке была своя. Льву то ли не повезло, то ли повезло — у него была душевая кабина. В чем повезло точно — у него не было соседей. Во всем трехкомнатном блоке счастливо проживал уже пару лет он один. До сего дня. Уже вечером, готовясь спать и радуясь тому, что первое сентября так удачно пришлось на пятницу, что лето продлится еще два дня, он услышал звон ключей и усталый голос консьержки:
— Вот, ваша комната, молодой человек, триста три «а».
И знакомый бархатный бас:
— Благодарю и доброй ночи.
— Правила проживания вам предоставлены. Сосед у вас один. Доброй ночи.
Лев хмыкнул — вот уж точно, повезло. Интересно, знакомиться явится, или самому нагрянуть? Передвигался лейтенант, несмотря на свои габариты, совершенно бесшумно, как и предметы передвигал, похоже, тоже. По крайней мере, Лев услышал изо всех звуков только шум воды в ванной. Момент был просто идеальный — после ванны люди обычно расслаблены и благодушны. Он сперва подошел к соседской двери и постучал, только потом сообразил, что знакомиться с соседями лучше все-таки одевшись, а не сверкая белыми трусами с принтом из штурвалов. Впрочем, они, кажется, друг друга стоили — на открывшем дверь соседе было ровно на одно полотенце на шее больше, а трусы — обычные серые.
— Давайте знакомиться, я ваш новый сосед, — Лев дружелюбно оскалился.
— Человек-паук, — в тон ему продолжил Юлий, выдержал паузу и рассмеялся.
Этот смех казался звучанием басовитой струны, на которое отзывается что-то внутри.
— Вот так совпадение. Что ж, я надеюсь, что покажусь вам беспроблемным соседом, — отсмеявшись, проговорил он.
— Человек-паук был дружелюбным, вроде бы. Вы ведь принесли домой цветы, которые я вам преподнес?
— Увы мне, оставил в кабинете. Белое к белому.
— Надеюсь, с ванной у вас проблем не возникло? Если будет недостаточно комфортно, можете приходить ко мне в гости, у меня стоит душевая кабина, в которой предыдущие жильцы мыли слоненка, судя по ее размерам.
— С ванной — не возникло, а вот с кроватью — определенно да, — печально сообщил Юлий. — У вас, случайно, той кровати, где спал мытый в вашей душевой слоненок, не осталось?
— У меня есть кровать, в которой спал слон, который не влез в душевую. Шикарная двух… нет, трехспальная кровать. И к ней вы тоже можете приходить в гости. Я сплю на полу в спальнике…
— Хм, я думал, это мне придется сегодня спать на полу, а вы-то чего?
— У меня проблемы с позвоночником, а возиться с тем, чтобы совать лист ДСП под простыни, я не хочу. Так что можете навещать мою кровать, на ней красивое постельное белье, синее.
— Обязательно навещу. А что именно с позвоночником? — в глазах медика сверкнули искры заинтересованности.
— Сколиоз из-за любви к сидению в позе радикулитной гусеницы. О нет, Юлий, не смотрите на меня так, я вас близко не подпущу к моей спине. Кстати, у меня еще и еда есть, я могу поделиться. Я полностью захватил кухню, каюсь.
— Ладно, делитесь, раз вы у нас единоличник и захватчик. Я заработался и забыл зайти в магазин, у меня нет кастрюли, чтобы сварить пельмешки, нет пельмешек, и есть очень голодный желудок. И тогда я пообещаю, что не стану коварно ночью ощупывать вашу спину, усыпив вас хлороформом.
— У меня есть кастрюля очень мясного очень супа, половина пирога с мясом, или я могу сварганить омлет с помидорами и колбасой, — Лев встряхнул головой, волосы вздыбились как грива.
На губы медика выползла усмешка, но он мужественно сдержал комментарий, который явно должен был содержать слова «физрук», «прав», «кот» и «огнегривый».
— Перед тем, как сейчас мне что-то процитировать, подумайте о том, что в трех метрах от меня чугунная сковородка, — намекнул Лев. — А я хорошо прыгаю, как и положено теннисисту.
— Я учту, — усмешка стала шире. — Я вообще-то хотел сказать, что не последователь Винни-Пуха, но… можно и того, и другого, и омлета?
— Можно. Идемте… Винни-Пух. А еще лучше, не вводите во искушение мою диафрагму и оденьтесь, пока я разогреваю еду.
А смех лейтенанту Короленко определенно выдавался при комплектации на складе с пометкой «сексуальность — повышенная», и из того же мешка, что и его голос, мускулатура и движения. Впрочем, Юлий внял просьбе и натянул тренировочные штаны и футболку. Штаны были практически в обтяжку, вероятно, пришлось покупать самый последний размер, что был, а футболка белизной могла соперничать с антарктическими льдами.
Лев носился между плитой и своим холодильником, который в комнате решил не держать. В блоке быт налаживался полюбовно, хоть посреди общей прихожей в тазике мойся, если соседи не против. Потому двухметровый красавец-швед слепил своей белизной из угла кухни. Микроволновка пискнула.
— Суп, — на кухонный стол последовала тарелка. — Пирог, — искомое было извлечено из духовки.
Омлет шкворчал на сковороде.
Говорят, что лучшая похвала повару — это не слова и не чаевые, а пустая тарелка. Юлий хвалил от всей души, искренне и трижды.
— Надеюсь, вы наелись?
— Более чем. Спасибо. И после столь интимного действа, как поедание вашего замечательного омлета, я просто не могу не предложить перейти на «ты».
— Как мало, оказывается, знают об интиме выпускники Свято-Петровского медуниверситета… Помой посуду, я проинспектирую холодильник.
Вот так легко и непринужденно…, а нет, пока что завязывалось только доброе соседство. Помывка посуды Юлием была осуществлена очень быстро и качественно, как и протирка стола, плиты и раковины. Наверное, «птенцов» учили наведению порядка и чистоты в автоматическом режиме, превращать любое место работы в подобие операционной, чтоб не стыдно было развернуться при нужде на любой сложности манипуляцию.
— Что ж, ты уже решил, куда поставишь свой холодильник? — Лев закончил проверять запас продуктов, оказавшийся не таким уж и большим.
— У меня его нет, — развел руками Юлий. — Вообще вещей нет практически.
— Что ж, думаю, что мы сможем пока пользоваться одним. А чего еще у тебя нет из вещей?
— Ничего нет. Я из Алтайска приехал.
О трагедии в полностью смытом селевыми потоками городке второй месяц говорили СМИ. Лев на минуту замер, осмысливая, потом кивнул.
— Ладно, посуда не приклеена к шкафу, на холодильник я обычно вешаю цепи и ставлю кодовый замок, но сейчас воздержусь. Кровать стоит в комнате, я лежу на полу. Будешь ощупывать, не перепутай, где у меня спина…
— Открою страшную тайну: я это перестал путать уже на первом курсе, — улыбнулся Юлий. — Но все же посплю у себя. Спасибо.
— Как знаешь, — пожал плечами Лев. — Если надоест кататься по полу и биться о ножки мебели — приходи, кровать всегда свободна, я на ней даже не сижу.
Вернувшись в комнату, он принялся вспоминать, что там слышал об Алтайске. Потому что сейчас вот дошло: фамилию Короленко он слышал по телевизору, и именно что в связи с трагедией в горном курортном городке. Вот только что именно — не вспоминалось, хоть тресни. Так что Лев расстелил на полу любимый спальный мешок, забрался в него и вытянулся, блаженно вздохнув. Спать, как же хорошо, что можно вволю отоспаться…
Утром то, что с таким упорством ускользало из памяти вечером, вспомнилось само. Эвакуация детского санатория. Герой, в одиночку вытащивший из ледяной грязи сорок шесть детей и подростков, тридцать взрослых, трех котов и собаку. Короче говоря, все население санатория. И почему этот герой явился работать к ним? Интересненько!
Лев отправился в душ, по пути лениво размышляя, хватит ли супа на двоих. Впрочем, в холодильнике были овощи, можно настругать салат. Выйдя из душа, потянул носом, улавливая запах чего-то знакомого, ароматного, мясного. Потом дошло: пахло пловом. Тем неповторимым запахом, который рождает перед внутренним взором гору золотистого, жирного риса с кусками мяса, изюмом, специями и рыжей морковью. Вольговский поспешил натянуть шорты и выбраться на кухню.
— Неужто сегодня ты решил меня покормить?
— Почему бы и нет? Должен же я был отблагодарить за то, что ты не позволил мне помереть голодной смертью, — белозубо усмехнулся колдующий над плитой Юлий. — Сходил, вот, с утреца в магазин, — он кивнул на холодильник.
— Мне очень нравится с тобой жить! А когда будет готово?
— Скоро. Сейчас чай заварится, и можно есть.
Чай пах не менее ароматно, чем плов. А еще пах мед — тягучий, горько-сладкий, настоящий алтайский. Меда было немного — семисотграммовая баночка, из которой Юлий щедро налил золотого великолепия в пиалу. Потом принялся накладывать плов, священнодействуя. После такого завтрака Лев выглядел как самый настоящий лев — довольный, сытый, жмурящийся и очень благодушный. А вид забитого до отказа холодильника привел его практически в экстаз.
— Я люблю пожрать, — пояснил Юлий. — И пожрать хорошо, сам понимаешь, такую тушу надо кормить. Так что готовить люблю и умею. Но буду просто несказанно благодарен, если мы будем делать это по очереди. В еде я абсолютно неприхотлив.
— Хорошо, по очереди так по очереди, — согласился Лев. — Кстати…
Он сходил к себе, вернулся, таща пару коробок.
— Утюг, чтобы ты не бегал ко мне каждый раз. И чайник, мало ли, захочешь вечером чай или кофе, чтобы не таскаться на кухню, будешь в комнате чаи гонять. Это пока тут хорошо и даже очень, а зимой холод собачий, с отоплением вечные проблемы. А чем окна утеплить на кухне, я уже не знаю, так надеялся, что пластиковые решат проблему…
— Вот спасибо! Утюг мне сейчас очень остро в тему! — обрадовался лейтенант. — А насчет окон — смотаюсь в комендатуру, вернусь и буду поглядеть*, чего там с окнами и что утеплять — стены или окна.
— В общем, прикинь, что тебе нужно, я поделюсь.
— Да мне пока ничего, надо обналичить сертификат компенсации и обзаводиться уже всем, что нужно. Машинку, там, стиральную, мыльно-рыльное, ноут, книги кой-какие. Так жаль библиотеку мою, — Юлий погрустнел. — С универа собирал. Ну да ладно, главное, живой.
— Ты герой, я ночью вспомнил, где о тебе слышал.
— Да какой я там герой, — Юлий только повел плечом. — Просто делал, что должно.
Лев отправился мыть посуду.
— К работе приступаешь с понедельника?
— Конечно. Мне еще содержимое той монструозной шкатулки перебирать, сортировать, читать. Доставать родителей по поводу прививочных сертификатов. Вот не поверишь, пока я сам в гости не приду, не принесут.
— Что ж, видеться будем мало и редко. А жаль.
— Почему — мало и редко?
— Потому что работаю я с утра и до поздней ночи, пока выгонять не начнут. А сейчас у меня еще и новый класс, понятия не имею, как с этими демо… детишками отношения сложатся, я их не учил раньше, слили из пяти девятых три десятых.
— Ясно. Ну, надеюсь, тебе удастся поладить с подростками. Десятые классы — самый абзац, — Юлий прищурился, расплываясь в хулиганской ухмылке, явно вспоминая что-то из своего школьного детства.
— Да не то слово, радует только то, что этой мороки мне всего на два года. Но я слишком стар, чтобы возиться с этими гормонально озабоченными подростками, которые не желают читать ничего по программе.
— Ага, ты стар, стар, суперстар.
— Ну уж постарше тебя — это точно, — хмыкнул Лев, расставляя тарелки в сушилке.
— Да ладно? Мне казалось, мы примерно ровесники. Мне тридцать три.
— Правда? Я думал, тебе двадцать семь, максимум двадцать девять.
Юлий только улыбнулся, стащил у него из-под руки тряпку и принялся протирать плиту, отставив кастрюлю с пловом на окно.
— А что не так с твоей кроватью, кстати?
— Короткая, — пояснил лейтенант. — Под мой рост вообще сложно что-то найти, я обычно и не стараюсь, покупаю матрас на заказ и сплю на полу.
— Тогда тебе повезло с моим ложем.
— Заинтриговал. Вечером приду посмотреть на этого мебельного монстра обязательно. Так, я ушел, буду к двум часам. Что-то купить? К чаю, к обеду?
— Нет, все есть, а к чаю я сделаю печенье.
— Заметано.
Юлий ушел к себе, переоделся в форму, через пять минут уже выходил четким, почти строевым шагом из подъезда общаги, Лев видел его в окно. Длинные ноги несли лейтенанта быстро и неутомимо, на монументальную фигуру в темно-синей форме с алыми крестами на шевронах оборачивались и долго глазели.
— Какой красавец… И даже не мой, — вздохнул Лев.
Иллюзий он не питал, соблазнять таких военных красавцев хорошо получается у таких же модельных парней в порнокомиксах. А обычному школьному учителю лучше обратить свои взоры на кого подоступнее. Чтобы потом не было так мучительно больно. И все же никак не вязался вид лейтенанта с его специализацией педиатра. Такой младенца мог держать на одной ладони, как пресловутый дядя Степа-великан. Да он же в двери входил, наклоняясь, потому что дверные коробки были ниже его роста! Почему не военный? Не суворовец, не балтиец? Почему он пошел учиться именно в Свято-Петровский Университет, вуз, славящийся своей жесточайшей дисциплиной? Лев еще немного повздыхал по недоступному идеалу, после чего принялся за обещанное Юлию печенье.

Короленко вернулся, как и обещал, ровно к двум часам. Увешанный пакетами, как новогодняя елка шарами, видно, удалось и компенсацию обналичить, и по магазинам прошвырнуться.
— А ты как раз на десерт, — поприветствовал его Лев, успевший укротить буйную гриву путем связывания ее в хвост.
— А можно мне, кроме десерта, еще первое, второе и компот? — послышалось из комнаты Юлия жалобное и голодное.
— Можно, плов я не весь укушал.
Юлий выбрался на кухню, уже умывшись и переодевшись. Потянул носом воздух.
— М-м-м! Сдобное! С вареньем! Обожаю!
— Садись и ешь, — хмыкнул Лев. — А я на прогулку.
— А сам поесть?
— Я уже поел, теперь мне нужно пройтись и вдохнуть запах уходящего от нас лета.
— Это да. В ЦПКиО пойдешь? Я бы сходил, говорят, там сейчас все поменялось, фонтаны рабочие, аллеи новые.
— Пойдем, — согласился Лев. — В душных кабинетах еще насидимся.
— Тогда подожди, я поем, лады?
— Лады.
Погода сегодня была прекрасней, вроде бы ничего и не изменилось, но как-то иначе пах воздух, становился стеклянней и свежей, понемногу отгорали листья, меняя изумрудный цвет на золото. Время перехода, та почти неуловимая и в то же время ощутимая граница, что отделяет лето от осени, а зиму от весны. Зимой тоже есть момент, когда в воздухе отчетливо начинает пахнуть весной, а солнечный свет становится не по-зимнему ярким и теплым.
Юлий долго над тарелками не сидел. Сметал плов, салат и чай с печеньем, вымыл посуду, протер стол, сходил переодеться и выбрался в общий коридор, постучав в двери учителю:
— Лев, я готов, идем.
Вольговский вышел. Для прогулки он выбрал светлые джинсы и клетчатую легкую рубашку. Вне стен школы можно и не носить постоянно деловой костюм. В джинсах Лев себе в школу явиться никогда не позволял, считая, что детям надо прививать вкус своим примером. Глянул на соседа и не сдержал смешок: тот надел черные джинсы и практически такую же, как у Льва, клетчатую рубашку. Видимо, тоже не любил носить форму постоянно. Или хотел отдохнуть от навязчивого внимания к себе, как к «птенцу».
— Надеюсь, ученики по пути не попадутся, — пробормотал Лев. — Кстати, в Японии у нас бы спросили, как давно мы живем вместе.
— Почему? — поинтересовался Юлий, пропуская его в дверь и закрывая ее своим ключом.
— Потому что у нас одинаковые рубашки. В Японии похожую одежду носят пары, чтобы подчеркнуть свои чувства. Хотя американские психологи считают, что все наоборот, один из партнеров просто подстраивается под другого, который его подавляет и не дает самовыражаться.
— Я бы полюбопытствовал посмотреть на того, кто рискнет попробовать тебя подавить, — усмехнулся Юлий. — А что, если полгорода мужиков клетчатые рубашки напялят, сразу всех в большую шведскую семью записывать?
— Нет, это означает, что была распродажа партии рубашек, — рассмеялся Лев.
На улице он принялся наблюдать за лейтенантом. Тот совершенно очевидно пытался высмотреть в этом современном городе тот, из которого уехал учиться. И его глаза вспыхивали, когда удавалось заметить знакомый ориентир.
— А родители у тебя где? — Лев решил узнать о новом знакомом все, что возможно.
— Да здесь, на Семеновском. И бабушка тоже. Надо бы сходить, прополоть, оградку покрасить.
— Сочувствую, — что еще сказать, Лев не знал.
Юлий промолчал, но чувствовалось, что для него эта потеря — давняя, уже много раз оплаканная, с ней смирились и продолжают жить дальше. А еще Льва теперь терзало любопытство: бабушку Юлий упомянул отдельно. Возникало впечатление, что сначала умерли родители. Погибли? На ум пришла почему-то автокатастрофа. Бабушка, значит, воспитывала. А потом? Наверное, умерла от старости, она же бабушка.
— А почему ты стал именно медиком?
— Очень хотел уметь лечить детей. И не просто лечить, а предотвращать.
— Предотвращать что? — не понял Лев.
— Болезни детские. Патологии. Мама умерла от этого — врачи не сразу поняли, что плод погиб, ну и ее не спасли. Отец — через девять дней после нее, обширнейший инфаркт. Они друг друга любили очень. Ну, а я с бабушкой остался.
— Ясно… А почему в нашу школу вернулся? Меня это, конечно, весьма радует. Но все-таки?
— После Алтайска я вообще-то вернулся в Питер, на распределение встал. А там увидел в списке знакомый город и номер школы, ну, и потянуло что-то.
— Ностальгия по Ирине Иннокентьевне?
Юлий вдруг захохотал:
— Ох, еще какая! Я у нее под дверями возникал стабильно каждую неделю по три раза. Она ж меня узнала, я даже постучать не успел!
— Она просто хорошо знает свое дело. Ну что, куда именно отправимся? Парк теперь большой, места всем хватает — и детям, и взрослым.
— Тебе виднее, веди.
— Ты там что-то про фонтаны говорил… Как раз недавно закончили монтировать новый. Каменные чаши, куда бросают монетки, теперь вышли из моды. А круто — это вот.
Фонтан бил прямо из-под земли, ровные высокие струи, общим числом сорок шесть штук. Иногда одна из струй взмывала выше остальных и брызгала в сторону, прямо на верещащих детей.
— Возвращение к старым добрым истокам? — ухмыльнулся Юлий. — В Петергофском парке такие фонтаны-шутки. Курсантами мы туда ездили на выходные.
— Они ночью еще и подсвечиваются. Красиво выглядит.
— Ну, до ночи мы тут не прогуляем, хотя было бы интересно.
— Нам ничего не мешает прийти сюда вечером, так ведь?
— Это свидание? — иронично приподнялась густая черная бровь.
— Разумеется. Ничего, что я без цветов? Точно, я же их заранее подарил, какой же я предусмотрительный.
Юлий рассмеялся, кивнул:
— Согласен, по всем пунктам. Что тут еще интересного есть, кроме стратегически-верного расположения лавочек?
— Палатки с игрушками, палатки со сладостями, несколько кафешек, всякие развлечения вроде пристрелить десять консервных банок и получить медведя-наркомана.
— М-да, со стрельбой у меня всегда было не очень, — делано огорченно развел руками Юлий. — А почему медведь — наркоман?
— Пойдем, покажу.
Главный приз — белоснежный медведь в половину роста Вольговского — был и впрямь странно пошит: лапы торчали в стороны, глаза были приклеены слишком близко и неровно, отчего вид был такой, словно игрушка только что упоролась экстази и вот-вот глупо захихикает. Пока что, глядя на этого медведя, хихикать тянуло всех вокруг.
— Ничего так мишка, симпатичный, — отсмеявшись, сказал Юлий.
— Все от восхищения мажут мимо банок. Или от ужаса, что если выиграют, то им это достанется…
— Это такая попытка взять меня на «слабо»?
— Ну что ты, как можно, — небрежно сказал Лев.
Переводить следовало как «Да, да, немедленно дай повод восхититься тобой еще раз!». Хотя Юлий был не силен во всей этой мишуре и отдавал себе отчет, что может ошибаться и в намеках, и во всем прочем. Может, все эти «подкаты» со стороны Льва были попыткой выяснить его ориентацию. О которой Юлий честно предпочитал не задумываться. В школе он, кажется, одинаково снисходительно относился и к девчонкам, и к мальчишкам, липли к нему и те, и другие. В старших классах ему стало не до отношений — он загорелся мечтой попасть в «птенцы» и яростно наверстывал упущенное по программе, запоем читая книги по медицине и о врачах. В университете было просто не из кого выбирать — все вокруг были парнями, погруженными в учебу, к тому же, строжайшая дисциплина. Либидо на время оказалось подавлено — то ли психологически, то ли и химией в том числе. Потом была работа, где строить отношения тоже было особо некогда. Так, пару раз пытался и бросил это дело. Сейчас Юлий чувствовал себя так, словно переводит дух после долгой гонки, еще не вполне понимая, что она закончилась.
Он поймал себя на том, что уже держит в руках воздушку, мысленно пожал плечами и махнул рукой. Со стрельбой у него в самом деле было не очень, вроде, глазомер идеален, рука не дрожит, а пули летят куда-то не туда. Не дружил он с оружием, в общем. Но тут то ли развлекательная воздушка оружием в полной мере не была, то ли сам он ее так не воспринял — слишком легкая, непривычная, да еще и приклад раскрашен яркими красками… Пульки легли точно в «яблочко» каждая, оставив его в полном недоумении.
— Ура, теперь это ваше! — продавец с радостью всучил ему в объятия медведя.
— Э-э-э… — растерялся Юлий. Развернулся к своему спутнику и повторил слово в слово: — Ура, теперь это твое, — и сунул белоснежное укуренное чудовище ему в руки.
— Как я счастлив, — Лев крепче обнял медведя, потом пристроил себе на закорки, благо, длины лап хватало.
Была ли это ирония — Юлий не понял, решил считать, что не было, кивнул:
— Наверное, надо оттащить медведя домой? Поужинаем, потом вернемся смотреть на фонтаны.
— Хорошо, так и сделаем, — Лев ухватил плюшевые лапы покрепче. — Спасибо. Он классный.
Совсем юношеское смущение на взрослом лице лейтенанта смотрелось весьма забавно.
______________________________________
Примечание к части

* "буду поглядеть" - просторечное выражение, иногда еще "буду посмотреть", да, именно так выражается Юлий. Не надо отмечать как ошибку.


Глава третья

— Здрасьть, Лев Александрович! — вразнобой прозвучало сбоку, заставив сердце учителя литературы подскочить к горлу и упасть куда-то под диафрагму, затрепыхаться там.
— Здравствуйте, молодые люди.
— А это у вас что?
— Это у меня игрушечный медведь, Саша, в твоем возрасте уже пора бы знать, как и что называется.
Парни загыгыкали, однако ничего особенно странного не усмотрели — идет учитель, тащит гигантского укуренного медведя, рядом еще какой-то мужик идет. Может, они на день рождения.
— Твой десятый? — Юлий внимательно присмотрелся к лицам, мысленно покачал головой, заметив пачку сигарет у кого-то в нагрудном кармане.
— Наш общий. Так, архаровцы, это наш новый медработник Юлий Салимович. В понедельник всем заполнить бланк на секцию, потому что без допуска от медработника вы туда не попадаете. Юрий, ты запомнил?
— Угу.
— Не угукай, ты не сова.
— Да, Лев Александрович. Написать, что я хожу на плавание и взять справку.
— И принести сертификаты, это всех касается, — добавил Юлий. — Родителям напомните, или сами принесите ксерокопии. О-бя-за-тель-но!
— Да, мы все поняли, — протянули вразнобой парни, поскучнев. — Вообще, выходной, мы не в школе.
— Сами меня окликнули, — злорадно напомнил Лев.
— Похоже, что мне придется еще и с курением старшеклассников бороться, — задумчиво сказал Юлий, сверля взглядом пачку в кармане школьника. — Заранее себя чувствую Дон Кихотом.
— Идем, — Лев пошел дальше. — Просто справку не выписывай без тщательного обследования. Представляешь, он курит, сажает себе легкие… Ты его на плавание допускаешь, а он тонет в бассейне, захлебнувшись.
— Ле-е-е-ев Алекса-а-а-андрович, это нечестно!!!
— А у нас тут, что, марафон и пробы на допинг?
— А что, пожалуй, я так и сделаю. И надо бы пройтись по всем классным руководителям, ты мне только что подал гениальную идею, — кивнул Юлий, стараясь шагать не слишком широко, чтоб подстроиться под шаг Льва.
— Теперь они меня будут ненавидеть, даже не особенно тихо…
— Поймут. Утешься тем, что меня они будут ненавидеть сильнее.
— А что ты вообще намерен делать?
— Бороться с драконами, когда все вокруг уверены, что это просто ветряные мельницы, — усмехнулся Юлий.
— Красиво сказано. Уф-ф-ф, какой он тяжеленный, этот медведь.
— Могу понести, — великодушно предложил лейтенант.
— Меня или его? — смешливо уточнил Лев. — Или нас обоих?
— Предлагаешь воспользоваться методом Чебурашки? Ну, если ты уверен…
Лев покосился на него, гадая, можно ли это расценивать как намек. Наверняка нет, просто шутка.
— Держи медведя, я сам мужественно дойду.
Остаток пути белое чудовище тащил Юлий, зажав под мышкой, попутно пытался набросать способы отучения старшеклассников от курения. Лев, выслушивая планы этого «блицкрига», методично рушил их один за другим, ну, или не рушил, а соглашался.
— Тебе придется брать в соучастники всех учителей, в первую очередь, классных руководителей и физрука.
— Да я ж не против. Наоборот, только за совместную и плодотворную работу. Еще бы родителей в это дело втянуть.
— А вот тут уже вряд ли. Родителям плевать, по большему-то счету.
— И это плохо, — вздохнул Юлий. — Я, конечно, не эксперт, но помню, как отец меня выдрал за один только запах курева. Тогда это помогло, я на всю жизнь зарекся к сигаретам прикасаться. Сейчас детишки вообще родительское мнение в грош не ставят.
— Придется самим как-то повлиять, — Лев открыл дверь их блока.
— И ты мне в этом поможешь.
— А что я смогу сделать? — удивился литератор, открывая свою комнату. — Заходите.
— Ты в коллективе сколько уже работаешь? Я-то нынешних учителей никого не знаю. Поможешь навести с ними мосты, только так, чтоб понятно было, что это не личный интерес.
— Десять лет в этом году будет. Как с практики начал, так и пришел потом.
Комната у Льва была достаточно просторной… когда-то. Сейчас ее большую часть занимала Она, великолепнейшая кровать, Осса, способная накрыть собой братьев Алоадов, траходром, при виде которого зарыдали бы от зависти продюсеры порнофильмов и хозяева элитных борделей. Скромно и незаметно на фоне кровати ютились шкаф с одеждой и стол с компьютером.
— Ого… — восхищенно высказался Юлий, бросая медведя на кровать, и благоговейно потрогал накрытое безразмерным покрывалом великолепие. — Меня теперь интересует только один вопрос — зачем тебе такой полигон? Если спишь ты все равно на полу?
— Он мне достался от предыдущих хозяев. У них было семь детей… Великолепного ничего. Простыни по спецзаказу, покрывало индпошив.
— Одни траты и лишения, — покивал лейтенант. — Так продай, может, кто и польстится? Или саму кровать можно разобрать, тут четыре доски и подматрасное основание, которое тоже разбирается, — он приподнял матрас и заглянул туда. — А спать на одном матрасе куда удобнее, к тому же он, вроде как, ортопедический.
— Да кто польстится на такое чудовище? — вздохнул Лев.
— Мало ли идиотов на свете? Напиши объявление на Авито, вдруг?
— Я пытался, на нее смотрели, матерились и уезжали. Народ вообще ходил посмотреть, не напутал ли я с размерами кровати.
— Ладно, так как насчет разобрать? Матрас можно утром поднять и к стенке поставить. Хотя, если ты говоришь, что работаешь с утра до ночи, тебе и поднимать не надо, просто покрывало сверху кинуть. Зато хоть на полу спать не будешь.
— Можно попробовать, хотя я привык спать на полу, он твердый и прохладный. Может, ты ее заберешь?
— У меня комната меньше, я ж там просто не пройду никак и никуда, — развел руками Юлий. — Пассатижи и отвертка есть?
— Можешь спать со мной, еще раз предлагаю, — хмыкнул Лев, закапываясь под кровать в поисках чемоданчика с инструментом.
— А если я храплю? Пинаюсь или нажрался любимого, кстати, фасолевого супа? — явно сдерживая смех, поинтересовался Юлий.
— Пинаться ты можешь сколько угодно, учитывая, что я валяюсь на полу. От храпа я тебя мигом отучу. А для всего остального есть открытое окно.
Юлий честно не видел смысла в предложении «спать со мной», учитывая желание соседа стойко, как оловянный солдатик, использовать не ортопедический матрас, а тощий туристический спальник. Но если подойти к заявке творчески…
— Лады, давай, тогда, перенесем твои шкафы и стол в мою комнату? Там — работать, здесь — отдыхать.
— А мне нравится эта идея, — Лев выбрался из-под кровати, так и не найдя там инструменты.
Юлий вздохнул, отправился к себе, нашел подаренный на выпуск универсальный нож, единственное, что уцелело у него от прошлой жизни, вместе с паспортом, конечно, удостоверением и военником, потому что всегда носилось в кармане формы. И с его помощью быстро разложил мебельного монстра на составляющие.
— Вот. Скотч есть — связать доски, чтоб не рассыпались грудой?
— Скотч точно есть, — Лев предъявил почти новый моток.
Смотреть на то, как работает другой человек, можно бесконечно долго. Лев жалел только об одном: Юлий работал быстро. Пара минут — и доски кровати аккуратно смотаны и стоят в стенной нише. Еще минута — снято белье, покрывало и наматрасник с матраса, закинуто в машинку и уже стирается, а сам матрас стоит у стенки, делая комнату пустой.
— Давай, так: ты сейчас собираешь все, что нужно перетащить, смотришь, куда, тыкаешь мне пальцем и идешь греть ужин, а я это все перетаскиваю?
— Хорошо.
Это оказалось забавно — устраивать совместный быт, делая из двух разных комнат одну квартиру немного странной планировки. Тем более что комната Юлия была угловой, и два окна делали ее достаточно светлой для того, чтобы организовать в ней рабочее пространство. А переносить габаритные шкафы Юлий умел быстро, аккуратно и бесшумно, в этом Лев успел убедиться еще вчера. А еще в том, что в комнате соседа — чисто, и когда он навел там порядок — черт его знает, но ни пылинки там не было. А вот под кроватью, когда она перестала существовать, обнаружились пылевые чертики, и это ввергло Льва в смущение, хотя Юлий ничего ему не сказал.
В общем и целом получилось уютно.
— Мне нравится… Все так. Организованно, — решил Лев, высыпая горсть ручек с красной пастой в высокий стакан.
— Привычка, — усмехнулся Юлий. — Люблю, чтоб все было предельно функционально и доступно. Я сейчас в душ, и можем ужинать.
— Хорошо. Можешь заценить мою душевую, если хочешь.
Юлий подумал и согласился: сгибаться в три погибели под своим душем не хотелось. В квартире Льва душевая кабина была намного удобнее. Семь детей обязывают, видимо, к тому, чтобы можно было их мыть по четыре штуки за один раз. Можно было только порадоваться, что в этой комнате обитала именно такая семейка. Хотя Юлий просто с трудом представлял себе, как могли поместиться в ней девять человек. Или они занимали весь блок?
С кухни доносились запахи еды, на ужин были остатки плова и очередной пирог, в этот раз с рыбой.
— Ты грибы нормально переносишь? — спросил Лев, когда Юлий вошел на кухню.
— Я всеяден, как медведь, — уверил его мужчина. — Никаких аллергий и прочих гадостей.
— Отлично, тогда я сделаю пирог с рыжиками. Надеюсь, что получится…
— Могу помочь. Хотя с выпечкой у меня не очень, но уж начинку я осилю.
— Отлично, тогда завтра приготовим. Только в школе не проболтайся, что я умею готовить…
— Ладно, я буду молчать, как Чингачгук на допросе.
— Отлично. А то придется к каждому застолью готовить, потом от похвал и попыток женить не отвертишься.
Юлий прыснул, покивал с понимающим видом и углубился в поедание ужина.

После ужина Лев потянул его смотреть на фонтаны. На улице уже успело слегка похолодать, опустились легкие сумерки, делая воздух сиреневым.
— Так красиво и спокойно, люблю такие вот вечера, — признался Лев.
Юлий молча кивал, погрузившись в созерцательность и предоставляя говорить своему спутнику. Нет, букой он не был, это Лев уже понял, за словом в карман не лез, но когда можно было промолчать, предпочитал молчать.
— Промчится день, зажжет закат,
Природа будет храм,
И я приду, приду назад
К отворенным дверям, — нараспев процитировал Лев.
— Я сражен в самую пятку, цветы, стихи, прогулки под луной… Как честный человек, я обязан ответить взаимностью, — с совершенно серьезным лицом выдал Юлий.
— Приступай, — кивнул Лев.
— Вот беда-то, романтики во мне — кот наплакал, но я попробую. — Юлий откашлялся, остановился и… запел:
— Che bella cosa na jurnata 'e sole!
N;aria serena doppo a na tempesta…
Pe' ll;aria fresca pare gi; na festa.
Che bella cosa na jurnata 'e sole!
Лев слегка зарделся. Это все постепенно переставало напоминать дружеское подшучивание… Хотя нет, все честно, он читает стихи, ему в ответ поют.
— Ma n;atu sole
cchi; bello, oje n;',
'o sole mio,
sta 'nfronte a te…
'O sole,
'o sole mio,
sta 'nfronte a te…
sta 'nfronte a te! — вывел бархатный, чуть подрагивающий голос.
Кто-то неподалеку, за кустами чего-то сиренеобразного, зааплодировал. Лев слегка смутился:
— Вот и поклонники таланта. У тебя очень красивый голос.
— Спасибо, — улыбнулся Юлий. — Это, пожалуй, единственное, что мне удавалось из «изящных искусств» в универе.
— Зато удалось на отлично. Идем, скоро фонтан окрасится.
Дальше двигались молча, Юлий смирял широту своих шагов, так что шли они, почти соприкасаясь плечами. Подошли они как раз к тому моменту, когда струи фонтана брызнули вверх, подсвеченные снизу вмонтированными в покрытие площади светильниками, затанцевали, то взвиваясь вверх, то опадая. Из репродукторов звучал то ли венский вальс, то ли что-то ему подобное, Юлий совершенно не вслушивался.
— Красиво, — проронил он.
Лев кивнул, разглядывая танец. От фонтана тянуло сыростью и прохладой, пришлось сделать шаг назад. Он совершенно случайно уперся спиной в грудь Юлия. И вообще, что тот делал позади него? Почему не рядом?
— Извини, — зачем-то сказал Лев. — Пойдем домой?
— Уже? — удивился лейтенант. — Или замерз?
— Слегка замерз и…
Струя изменила направление движения и ударила точно в Льва.
— Вот теперь точно идем домой, — кивнул Юлий, оттаскивая растерянно моргающего, в промокшей рубашке, учителя из зоны действия струй. И зачем-то принялся расстегивать свою рубашку, под которой обнаружилась белая футболка. — Снимай мокрое, наденешь мою.
— Стриптиз на глазах у всех? Нет уж, давай, хотя б за кусты зайдем.
— Стриптиз в кустах? — подавился смешком Юлий. — Ладно, стеснительный какой, идем в кусты.
В кустах, укрывших их от посторонних глаз, Лев стянул через голову рубашку.
— Давай сюда свою. Как же не повезло-то, а?
— Да ладно тебе, это же не грязь из-под колес ЗИЛа на новенькую форму за час до торжественного построения.
— Ну, это тоже невезение, признаю. Но мне еще и холодно…
— Футболку не отдам, а то меня первый же полицейский арестует, — усмехнулся Юлий. — И вообще, ну-ка, расслабь плечи. Чтобы согреться, нужно просто позволить телу наладить теплообмен.
Он несколько раз энергично провел по плечам и рукам Льва, разгоняя кровь.
— Отлично, теперь мне жарко, но почему-то совсем не в тех местах… — Лев решил взять крючок побольше и червяка намеков пожирнее.
— Главное, чтобы не стало совсем жарко голове, а то температура перед первым рабочим днем — это не то, что нужно учителю.
И как прикажете понимать? А вот это прикосновение тыльной стороной кисти ко лбу? Льву захотелось оправдать имя и зарычать.
— С температурой в районе верха у меня все отлично, — пошел второй червяк, уже почти как отожравшийся питон.
— Температуру в районе низа показано снимать в условиях домашнего стационара.
— Тогда почему мы все еще стоим в каких-то странных кустах?
— Ну, я даже не знаю. Может, тебе мешает передвигаться увеличившееся давление крови? — невинно предположил Юлий.
Лев все-таки что-то прорычал и быстрым шагом направился в сторону дома. Лейтенант догнал его в считанные шаги, пошел рядом, Лев, искоса поглядывая на него, видел безмятежную улыбку, чуть трогающую уголки губ этого… медведя.


Глава четвертая

Первую попытку до него дотронуться уже более открыто Лев сделал в коридоре блока — рискнул прижаться всем телом. Юлий был теплым… ладно, горячим. Большим и горячим. Как раз таким, чтобы хватило согреться одному человеку, даже если он Лев. И его — о, радость, о, счастье! — не оттолкнули. Лев воодушевился, запустил руки под футболку Юлию.
— Ты бы хоть до комнаты дотерпел… — немного растерянно проговорил тот, погладил по спине. Признаваться в том, что опыта в делах постельных у него еще меньше, нежели романтики в душе, было немного стыдно.
— До комнаты немного, дотерплю, — согласился Лев.
Замок, наконец, соизволил щелкнуть и открыться, хотя руки у него тряслись, как у скупца, надыбавшего огромный кусок золота.
— Вот сейчас мы и проверим этот матрас в действии…
— Лев, — Юлий в последний момент исправился и использовать уменьшительно-ласкательную форму имени не стал. — У меня нету ничего, надеюсь, ты запасливее.
— Запасливее, — успокоил его Лев. — Моя интимная жизнь не так давно была довольно бурной.
— Тогда ищи запасы, я расстелю постель.
Трахаться на матрасе без ничего Юлий позволял себе только в далекие шестнадцать. В тридцать три это уже было как-то глупо. На четвертом десятке лет вообще многое глупо — накидываться на партнера с объятиями и поцелуями, например. Лев, похоже, считал так же, поскольку вернулся из соседней комнаты с аптечным пакетом под мышкой. Юлий топтался у матраса, уже застеленного чистой простыней, подушками и одеялами, и выглядел откровенно растерянным. На самом же деле он пытался вспомнить свой единственный опыт с одноклассником после какой-то вечеринки. Выпили они тогда домашнего вина, и развезло их конкретно, так что ничего, кроме слюнявого тисканья и тумана, не вспоминалось.
— Что такое? — насторожился Лев.
— Знаешь, хреновая тебе попалась добыча, — признался Юлий. — Мало того, что жираф, так еще и неопытный.
— Это просто. Предварительные ласки, смазка, презерватив — и понеслась душа в рай. Но это эротичней делать, чем рассказывать.
— Лады, профессия обязывает — учи примером, — усмехнулся Юлий и потянул с себя футболку.
Лев стащил рубашку, расщелкнул кнопку джинсов, расстегнул молнию.
— А ты вообще сам-то этого хочешь?
— Честно сказать, мне секс интересен как приятное, но необязательное дополнение к отношениям, — подумав, сказал Юлий.
— У нас отношения? — уточнил Лев.
— В данный момент пока только добрососедские. И, смею надеяться, с претензией на дружбу. Это уж как сам захочешь, я буду только «за».
— Значит, отношения, — джинсы отправились прочь.
Раздевались они почти синхронно, и Юлия это, кажется, забавляло, по крайней мере, растерянности в жестах не осталось, а нервозности не было и в помине. Он аккуратно складывал одежду на стул около стены, но даже это выглядело возбуждающе.
— Мне нравятся твои труселя, — рассмеялся, рассмотрев сегодняшние, опять белые, но уже в якорьках.
— У меня целая коллекция, ты еще в кораблик не видел, — Лев перестал нервничать.
Без одежды он был тощ и покрыт бледными мелкими веснушками. Отнюдь не красавец.
— Потом увижу, — отозвался Юлий.
У него трусы ничем, кроме цвета резинки, от вчерашних не отличались. И пока еще оставались на своем законном месте, пряча все самое интересное. Лев подошел вплотную, огладил ладонями его плечи.
— Перейдем в горизонтальную плоскость? Так удобнее тебя домогаться.
— Перейдем, — согласился тот, опускаясь на матрас, — я не против.
Так и впрямь было намного удобнее изучать руками и губами его тело, выясняя, где у Юлия эрогенные зоны. А это было довольно-таки… нелегко. Видимо, казарменное воспитание Свято-Петровки сказывалось, Юлий сдерживал дыхание, добиться от него даже тихого стона, наверное, можно было бы только по прошествии какого-то времени в стабильных отношениях. Приходилось очень хорошо прислушиваться и присматриваться к реакциям тела. И снять, наконец, с него эти чертовы трусы!
Лев оторвался на минуту, чтобы окинуть взглядом распростертое под собой тело. Хорош, скотина молчаливая, как же хорош. Безупречное тело, выпестованное тренерами и физическими нагрузками далеко не только в спортзале. Сильное, гибкое, просто отпад, держите семеро. Лев с воодушевлением вернулся к его изучению, дотошно и внимательно: заласкать, проверить, какой будет отклик, дождаться возбуждения. Усилия увенчались успехом, когда у него самого уже вовсю все стояло и даже не дымилось — пламенело. Юлий тоже совсем бревном не лежал, его крупные ладони бродили по спине, поглаживали и сжимали с четко дозированной силой. Самоконтроль просто ужасал. И бесил — хотелось, чтобы отпустил себя. Себя подготавливать пришлось самому, распаковать презерватив, раскатать по члену Юлия. Жуть, как на тренажере…
— Осторожнее, тс-с-с, не торопись, — его придержали, видимо, кое-какой опыт не лучшего свойства был. — Мы никуда не летим вперед боеголовки.
— Это я тороплюсь познать все попавшее мне в руки счастье.
— Я не сбегу, чесслово.
Юлий так и не позволил ему самому полностью контролировать процесс, да уже и не хотелось. Было все-таки что-то безумно возбуждающее в том, что партнер касается кончиками пальцев тебя там, где в данный момент времени соединяются тела, поглаживает, размазывая смазку, по растянутым до предела мышцам, сжимает безупречно легшие в ладони ягодицы. И при этом неотрывно смотрит в глаза.
Секса у Льва не было достаточно давно для того, чтобы не устраивать секс-марафон, а просто успеть насладиться ощущениями до того момента, когда он кончил с тихим стонущим выдохом. То, что еще через пару движений кончил и его любовник, он заметил только по тому, как сжались на бедрах его пальцы, закрылись глаза, и по телу прошла крупная дрожь. И ни звука.
— Было здорово, — нарушил возникшую тишину Лев спустя некоторое время.
— Не больно? — хрипловато уточнил Юлий, осторожно поглаживая там, где, как ему показалось, слишком сильно сжал.
— Нет, что ты. Я в душ.
— Угу. Я тоже. Хорошо иметь две ванные.
— Не то слово.
Лев воспользовался ванной в рабочем кабинете, как он про себя называл квартиру Юлия. Что ж, порция эндорфинов, или что там должно быть, выработалась, секс был. Не самый крутой в его жизни, но… это пока. Он тихо фыркнул, стоя под душем: кто б ему сказал, что будет трахаться с тридцатилетним почти-девственником, не поверил бы и высмеял, думая, что таких не бывает, а уж вот это здоровенное ходячее обаяние точно им быть не может. Надо будет потом повторить, например, с утра. Утром все раскрыты и сонны, еще не успели очнуться, нацепить дневную маску. Осталось решить, где спать. Раскладывать спальник? Или… попробовать поспать под чужим боком? Если спина разболится, всегда можно завтра попросить ее размять, все-таки еще воскресенье. Он снова фыркнул: кажется, повезло заполучить собственного «тыжврача». Главное, не переусердствовать в эксплуатации.
— Ложимся спать? — спросил он, вернувшись в комнату.
— Согласен, — кивнул Юлий.
Его педантичное стремление к порядку заставило собрать и определить на места всю одежду. «Прощайте, потерянные под кроватью носки!» — мысленно посмеялся Лев, ныряя под заботливо откинутое одеяло.
— Спокойной ночи. Можно тебя обнять?
— Я не кусаюсь, — судя по голосу, Юлий улыбался. — Ползи сюда, буду тебя греть.
Лев лег к нему под бок.
— Только не пинай.
— Постараюсь.
Скользнувшие по виску губы оказались неожиданностью. Приятной. Кажется, Юлий был далеко не безнадежен. Лев улыбнулся и прикрыл глаза. Завтра надо все-таки сделать этот пирог с грибами. Собственный принцип «нет отношениям на работе» был отброшен, как устаревший. О нем Лев и не думал.

Ночь прошла спокойно. Лев неожиданно для себя разоспался так, что даже не подумал вскочить в девять утра, как привык. Спать было тепло, даже почти жарко, спина не взвыла от непривычного ложа, согретая лежащей на пояснице ладонью. Его сосед тоже спокойно спал, видимо, исповедуя принцип «пока спится — спи, потом может и не получиться». Лев выполз из-под одеяла, потянулся, прислушиваясь к себе. Неплохо. Матрас и впрямь удобный.
Юлий, разбуженный его возней, открыл глаза, показавшиеся вовсе не сонными.
— Доброе утро. Как спалось?
— Доброе. Отлично спалось. А тебе?
— Прекрасно, просто прекрасно. Место тут явно хорошее для сна. И сосед под боком уютный.
— Умываться иди. И завтракать… — фыркнул Лев.
— Так точно, есть идти умываться и завтракать!
Лев рассмеялся и ушел в ванную.
С Юлием оказалось уютно заниматься приготовлением «полезного и здорового» завтрака — обычной овсянки, вернее, Короленко купил какую-то особую пятизлаковую кашу, сухофрукты, и решительно отогнал Льва от плиты, посоветовав заняться приготовлением теста на пирог, про который не забыл.
— Надеюсь, что все получится, — пробормотал Лев. — Никогда не пробовал делать грибной пирог.
— Мясной же получился? И грибной получится. Не нервничай, ты очень вкусно готовишь.
— Спасибо, — улыбнулся Лев. — Если тебе нравится, то это главное.
Оказывается, это в самом деле приятно — искренняя похвала от человека, который не стремится заполучить тебя в свою постель. Хотя бы потому, что ты уже там, и по своей воле. И готовить вместе оказалось тоже очень продуктивно и быстро. Лев даже не заметил, как пирог оказался в духовке. Позавтракали кашей с фруктами и остатками печенья с медом и чаем.
— Пожалуй, я буду так нагл, что попрошу тебя заваривать чай всегда, — наслаждаясь ароматнейшим травяным сбором, пробормотал Лев.
— Хорошо, заметано, чай — на мне, — серьезно кивнул Юлий.
— А выпечка на мне, — согласился Лев.
После завтрака он поинтересовался планами соседа.
— Хочу смотаться в мебельный, купить пару стеллажей, стол для себя и пару нормальных кресел.
— Хорошо. А я пока морально подготовлюсь к завтрашнему дню.
— Медитация и постижение дзен! — уходя, похлопал его по плечу Юлий, и Лев опять не понял, что это было: реальный совет или дружеская подначка.
Подготовка к понедельнику у Льва заключалась в глажке рубашки и отпаривании костюма, а также в сборе ручек. В принципе, и то, и другое, и даже попытка отыскать минимум три пишущих ручки — это достаточно медитативное занятие, а после костюма и рубашки следовало прогладить необъятные простыни и покрывало на матрас. А потом пришел Юлий, притащил ноутбук и чемоданчик с инструментами, которые в доме Льва вроде бы когда-то были, или просто приглючились, потому что вчера при перетаскивании вещей так и не обнаружились, а шкафы, дверцы и стол следовало подтянуть, чтоб не расшатывались. Короче, кроме «тыжврача» в доме появился мастер — золотые руки. Эти руки еще и мяса кусок приволокли и пожарили. Так что после обеда Лев всерьез озаботился вопросом, что он будет делать, когда женская часть педколлектива начнет планомерную осаду этой крепости.
— Главное — зубами громко не скрипеть, когда начнут за тобой увиваться.
— Господи, да кому нужен солдафон вроде меня, — фыркнул Короленко, попробовал новопоставленную дверцу шкафа и принялся аккуратно смазывать петли.
— Всем… Всем нашим дамам. Главное, держись и помни, что у тебя есть я.
— Наши дамы — это последнее общество, в котором кто-то стал бы искать отношений. Разве что мазохист, обожающий быть в центре скандала. Бр-р-р! Забаррикадируюсь в медкабинете и буду отстреливаться… чем-нибудь.
— Откидывайся плюшевыми игрушками.
— В медкабинете пылесборников нет, и не будет! Игрушки, вообще-то, должны быть только моющиеся, дезинфицироваться ежедневно дважды. Короче, мороки с ними… Да и кого там игрушками утешать? Первоклашек?
— Хотя бы… Не представляешь, как они рыдают.
— Честно? Не представляю. У меня еще ни один ребенок на приеме не плакал.
— Они при виде тебя сразу цепенеют?
Юлий развел руками:
— Да вроде бы нет, улыбаются. А что, я такой страшный?
— Не знаю, как с точки зрения ребенка, но свое восхищение я тебе вечером выказал, разве не так?
Юлий немного погрустнел и спросил «в лоб»:
— Я вчера был буратиной, или еще бревнее?
— Ты вчера был изумителен и прекрасен, — успокоил его Лев.
— Я помню чудное мгновенье… угу… Так, доставку обещали сегодня, часика через два.
— Отлично. Ты все припас для работы? Карандаши-ручки-обед в контейнере? В столовой школы питаться можно, но потом у Лиры угля не допросишься… ой… — Лев засмеялся.
Юлий тоже рассмеялся:
— У меня можно и угля, и другого антацида попросить, не откажу, честное слово, раз в столовой сплошь отрава. А припас вроде бы все, кроме обеда пока.
— Детский организм отраву в столовой переносит нормально, а вот учителя часто травятся почему-то.
— Ничего удивительного, — фыркнул Юлий, но комментарий развивать не стал.
Нафига Вольговскому выслушивать от него лекции про здоровый образ жизни и прочее? Кстати, о птичках!
— Лев, ты не против, если я куплю гантели, тренажер какой-нибудь, шведскую стенку, и это добро будет располагаться в спальне? Там просто места больше.
— Я ничуть не против, — уверили его.
— Отлично! Спасибо!
Лев посмотрел на искреннюю радость в глазах Юлия и мысленно поставил галочку: посмотреть, как этот красавчик будет тренироваться. Обязательно!
— Наверное, надо рассказать про наш клубок змей и пауков?
— Ахм… как ты их ласково-то. И непоэтично. Назвал бы уже гнездом горгон и арахн.
— Арахна была одна, Горгон ненамного больше, а у нас жабы, пауки и змеи. Присоединяйся к нашему коллективу, только тебя в банке и не хватает. Тебя там встретят огнегривый Лев, синий вол в виде физрука, исполненный очей после пьянки в выходные, с ними золотой орел небесный, чей так светел после бурной ночи взор незабываемый.
— И в какой класс и отряд мне записываться? — усмехнулся Юлий.
— В вараны острова Комодо, судя по комплекции.
— Ну, Лев в самом деле огнегривый, — Юлий оставил в покое инструменты, подошел к Вольговскому и легким движением руки стянул резинку с его хвоста. — Мягкие… Обалденное ощущение. Знал бы ты, как я завидую.
— Знал бы ты, как надо мной издевались из-за имени и цвета волос.
— Ты не поверишь, но я могу представить. Я тоже был «благодарен» родителям за Юленьку по самые гланды.
— А что, красивое же имя. Нежное такое. Юльчик. Юлёк.
— Это сейчас смешно, — хмыкнул Короленко. — А в детстве я лет до восьми был щуплым, длинным, и самое привычное прозвище было Юля-глиста. Не слишком приятно пацану такое слушать. Потому во втором классе я начал драться. Никаких секций, что ты — просто злобные мальчишечьи драки на переменах и после школы. Как меня метелили… дня не проходило, чтоб я домой не приполз с бланшем, ссадинами, разбитым в юшку носом. Потом пошел в рост вширь, стал набирать мышечную массу.
— Ну и набрал же… — Лев запрокинул голову, глядя на него.
— В деда по маминой линии пошел. Отец у меня был метр с кепкой в прыжке, мама на полголовы его выше была, — улыбнулся Юлий.
— Но результат мне нравится. А тебе медкабинет не маловат будет?
— Я там переставил все, сразу и место свободное образовалось, и удобнее стало.
Крупные, сильные, но удивительно чуткие пальцы Юлия не отрывались от волос Льва, гладили, массировали голову, шею, спускались к плечам, снова зарывались в рыжие кудри. Лев жмурился как довольный кот, улыбался.
— Такие ласковые руки. Это так приятно. На чем мы там остановились? Ах да… Наше змеиное гнездо. Тебя сразу же возьмут в оборот все незамужние и разведенные. А таких из всего педсостава около четырнадцати.
— А весь педсостав? — Юлий тогда присутствующий на линейке и после в кабинете директора народ не пересчитывал.
Ирина Иннокентьевна лукавила изрядно, говоря про маленькую школу. Школа, занимавшая старинный, тщательно отреставрированный особняк купцов Гавриловых — три изумительно красивых здания из красного кирпича тысяча восьмисотых годов постройки, новейший, но вписанный в ансамбль, корпус спортзала и бассейна, огромные классы, — короче, школа-лицей «Гаврилинка» маленькой отнюдь не была. И педколлектив там работал большой. Когда учился сам Юлий — еще и очень дружный. Что же там сейчас, еще предстояло узнать.
— Весь педсостав, считая младшие классы и прочее — сорок четыре человека.
— Ого, четверть, грубо говоря, охотничков на редкого зверя? Спасайся, кто может! — рассмеялся Юлий и вдруг потянул Льва за гриву, наклоняясь и целуя.
С чего ему вдруг приспичило? Нет, он знал и понимал, с чего — хотелось доказать любовнику, что он не рассматривает ни единого варианта из посчитанных четырнадцати, кроме него. Хотя способ — поцелуй «валетиком» — выбран был определенно самый дурацкий. Лев с охотой ответил на такое внезапное и очень приятное действие.
— Постараюсь не ревновать и не сильно рычать.
— Если ты станешь рычать на них за подкаты ко мне, все и всё сразу поймут. У нас, конечно, просвещенное и толерантное государство, но объясни-ка это четырнадцати одиноким женщинам в самом соку.
— О, особенно Светлана Викторовна в свои пятьдесят в самом соку, несомненно.
— Ну, что ты, любая женщина после сорока пяти считает, что она все еще ягодка. Даже когда она уже старая сушеная клюквина, — рассмеялся Юлий.
— В любом случае, будь готов к тому, что станут строить глазки, зазывать на чай и просить подвинуть мебель.
— Ну, помочь-то я никогда не откажусь, — Короленко снова наклонился над ним, изумляясь сам себе.
Никогда не любил поцелуи, но сейчас вдруг понравилось, хотелось снова почувствовать, как откликается на наглое вторжение чужой язык, как подается под осторожным прикусыванием нежная, чуть-чуть обветренная губа.
Лев наслаждался этой лаской, подчеркивающей, что их отношения все-таки перешли на какой-то новый уровень выше добрососедских.
«А у нас все-таки отношения? — спросил он сам себя, повторяя вопрос, заданный тогда Юлию. И сам себе ответил, чувствуя где-то в глубине души легкий холодок: — Да, отношения».
— И если тебе будет строить глазки блондинка Леся, не поддавайся. Это жена нашего физрука, — продолжил он инструктаж чуть погодя.
— Ладно, буду держать круговую оборону, — усмехнулся Юлий. — Кто там в бестиарии еще есть?
— Много всего, но ты просто всем улыбайся и не поддавайся ни на чьи чары, это я тебе даже не из ревности говорю. Физрук разок у Леси переночевал, теперь у него трое детей и шикарные рога.
— А он про рога-то в курсе? Жизнерадостный мужик, как мне показалось. Или это он от отчаяния, чтоб не хотелось помыться — и в горы?
— Он просто своих детей очень любит, вот и не морочится ничем. Планирует собрать доказательства Лесиной неверности и послать блондинку лесом с лишением родительских прав.
— А дети его?
Нет, Юлий детей любил, иначе не прошел бы вступительные тесты в Свято-Петровку. Но представить себе отца-одиночку с тремя детьми… В душе поднималась волна сочувствия. Он видел таких, и, кстати, отцы-одиночки порой гораздо лучше справлялись с обязанностями, чем матери-одиночки. Но все равно было жалко.
— А что дети? Одному тринадцать, близнецам по десять. Уже мамку не требуют, подгузники им менять не надо.
— От него, спрашиваю?
— Он считает, что от него. Да и какая теперь разница, если не от него, он их обратно в Лесю не запихнет, в корзинке никому под дверь не подкинет, да и вообще, любит их без памяти.
— Да-а-а, кремень. Удачи ему в его начинании. А твои предостережения я учту, обязательно.
В дверь позвонили. Судя по тому, что звонок задребезжал именно здесь — явилась доставка, Юлий давал адрес именно своей комнаты.
— О, так быстро? Это хорошо.
— Я в магазин, куплю нам хлеба на ужин. Воду добудем в водопроводе.
— А мясо — в морозилке. Лёв, сметаны купи, я мясо в ней потушу, лады?
— Лады, — кивнул Лев и вымелся в магазин за хлебом и сметаной.
Уменьшительное производное от имени он отметил, внутренне посмеялся — да уж, кому злобный Лев, а кому и домашний Лёва.


Глава пятая

Ходил Вольговский по магазинам не так, чтобы очень уж долго, и вернулся в самый разгар сбора новой мебели. Возле уже собранного нового и его рабочего столов стояли новенькие эргономичные кресла. Он и сам на такое иногда облизывался, но купить не поднималась рука — стоило такое кресло, как крыло от самолета.
— Ах, какой пассаж, — растерянно сказал Лев, оглядывая их. — Какие классные. Но они же дорогие.
— Здоровье дороже, — отозвался Юлий, аккуратно скручивая стеллаж.
Лев сразу же попробовал новое кресло, оставшись очень доволен. Спина возрадовалась и мгновенно перестала намекать на свое существование. Короленко закончил со сборкой, передвинул мебель на предполагаемые места и огляделся.
— Ну, как тебе? Если что-то надо поменять, скажи сразу, хорошо?
— Мне все нравится, — уверил его Лев. — У нас отличнейший рабочий кабинет. Впрочем, вот этот стеллаж поставь поближе к моему столу, у меня ведь теперь будет тонна тетрадей…
Полюбовался на игру мышц под смуглой кожей, пока Юлий двигал стеллаж на указанное место. Душа пела и ликовала от смеси чувств. Вспоминать, что там у него было до Юлия, Вольговский категорически отказывался. Было и было, быльем поросло. Тем более что расстались со взаимными упреками и весьма холодно.
— Надеюсь, что завтра все обойдется без эксцессов. Десятый класс собрали черт-те из кого, из других школ даже есть.
— Да ладно тебе, десять лет стажа работы — это уже не молоденький испуганный практикант, — рассмеялся Юлий. — Перед тобой класс должен замирать, как лист перед травой.
— Дети тоже стали наглее и борзее. Кстати, ты знаешь, что в оригинале пожелание было более прямым и более понятным?
— А? Что, правда? Нет, я знал, что Сан-Сергеич Нашевсе был тот еще охальник, но чтоб такое!
— Это русское пожелание… Из сказок. Детишки были незамутненней и то, что кого-то призывали встать прямо как *** перед ****ой, воспринималось довольно ровно. Только это не Пушкин, а русские народные сказки, адаптированные под детишек младшего возраста. Это Сивку-Бурку выкликали.
Короленко развел руками:
— Лёв, у меня от связи с литературой — только фамилия, и то, к Владимиру Галактионовичу отношения не имеющая. Медик я, как есть медик, до мозга костей и костей мозга, как говорил наш Громовержец, Илья Даниилович Зевесов.
— У меня плохо с анатомией, так что не переживай, тебе тоже найдется, чем меня умыть.
— Договорились. Может, прогуляемся, пока мясо размораживается? День хороший, тепло, погода балует.
— Прогуляемся, — согласился Лев. — Заодно посмотришь, как быстрее добираться до работы.
— Лады.
Вольговский усмехнулся: любимое словечко Юлия грозило прилипнуть и к его языку.

— Остановка вон там, если дождь, снег или очередное штормовое предупреждение с падением щитов, обрушением деревьев и все такое, то можно сесть и доехать с комфортом до работы.
На лицо Юлия на секунду набежала тень, но он прогнал ее усилием воли и улыбнулся:
— Учту. Но я все-таки люблю на работу пешком ходить. У нас не такой уж и большой город.
— Тогда тебе налево и прямо, пока лбом в ворота школы не упрешься.
— И не забодаю их? — развеселился медик.
— Я в тебя верю, ты — точно забодаешь.
— Здравствуйте, Лев Александрович!
К ним приближалась стайка весьма легкомысленно одетых девиц в самом расцвете юности и гормональной нестабильности.
— Одиннадцатый «а», — обрадовался Лев.
— Боже мой, надеюсь, в форме они смотрятся приличнее, — шепотом поделился с ним впечатлением Юлий.
— Э-э-э… сомнительно. Это выпускницы, Юлий, они априори выглядеть прилично не могут — возраст и шило в одном месте не дают.
— Я заметил, — Короленко хмурился и внимательно смотрел на одну из девиц.
Лев не понимал, почему именно на нее. Вроде бы, одета построже и попроще остальных.
— Лев Александрович, а вы от нас еще не отказались?
— Нет, девочки, еще не успел.
Они смеялись, неосознанно выставляли вперед грудь, поводили бедрами. Самое время, когда у девчонок гормоны кипят и пенятся и из ушей лезут. Впрочем, у парней тоже.
— Лев Александрович, а кто это с вами?
— Юлий Салимович, наш новый медицинский работник.
— О-о-о! Так вы у нас в школе работать будете?
— Буду, юные леди. И, раз уж мы с вами так удачно встретились, если не трудно, сообщите родителям, что мне необходимы ксерокопии прививочных сертификатов. И данные по спортивным секциям, если у кого есть.
— Хорошо, принесем, — с придыханием в голосе пообещали девушки.
— Интересно, забудут или все же принесут? — вслух подумал Юлий, когда они с Вольговским отошли достаточно, чтобы не слышать почти не приглушенный щебет девушек о двух «самых очаровательных мужчинах школы».
— Забудут, даже не сомневайся. А почему ты так смотрел на Лену?
— Потому что беременные одиннадцатиклассницы — это за гранью моего понимания зла.
Лев затормозил, резко развернулся.
— Лена Агатова, подойди.
Лена не поняла, в чем причина, но все-таки подошла. Лев отвел ее в сторону, жестом отогнал потянувшихся, было, следом подружек Лены, повернулся к ним спиной.
— На каком ты уже месяце?
Она даже не побледнела — позеленела. Юлий ругнулся сквозь зубы, сдернул с плеча сумку-планшет, с которой практически не расставался вне дома, достал блистер с нужными таблетками.
— Под язык, девочка. И дыши ровно. Третий, я прав?
Она кивнула, на ресницах повисли слезы.
— Родители, конечно, не в курсе… А парень? — Лев усадил ее на скамейку.
Она все-таки расплакалась, помотала головой.
— Лена, это было… добровольно? — Юлий аккуратно приподнял ее голову, вытирая щеки салфеткой.
Она опасливо посмотрела на них, потом кивнула.
— Это… Юра. Из «вэшек». Мы ходили в поход с ребятами, заночевали на даче, ну и… Вы ведь не скажете моим родителям, Лев Александрович? Они меня у-у-убьют.
— Через пару месяцев они заметят сами. И подумай, какой скандал устроят тогда. А убивать тебя никто не станет, глупостей не говори. Сейчас еще есть шанс взвесить все «за» и «против», решить, хочешь ли ты в таком юном возрасте стать матерью, сможешь ли принять на себя ответственность за ребенка? Или лучше прервать беременность. У тебя проблемы с почками, так ведь? Отсюда отечность. И токсикоз. Нужно поговорить с родителями, Лена. Обязательно. Ты можешь воспользоваться своим правом на защиту, не называть имени отца ребенка, — Юлий говорил ровно, тихим, спокойным голосом, аккуратно касался ее кисти, лица, успокаивая девушку. Это было не трудно, гораздо труднее придется потом, если Лена, в самом деле, воспользуется своим законодательно закрепленным правом и обратится «за помощью и защитой» к нему.
— А если я от него избавлюсь, я потом смогу снова родить? — всхлипнула Лена.
— Для этого нужно обследование. Я могу дать направление в Ярославльскую клинику семейного планирования, это будет бесплатно, если решишь все-таки действовать.
Она закивала:
— Да. Я хочу узнать, какие потом будут… Нет, не хочу, я хочу оставить этого, — она снова расплакалась.
— Тихо, не плачь. Ну вот, а я-то хвастал, что у меня ни один ребенок на приеме не плакал…
— Я вызову твоего отца поговорить, — Лев погладил ее по волосам. — А он потом уже успокоит твою маму.
Ее подружки сбились в стайку и перешептывались.
— Не самый удачный момент, конечно. Сейчас ее еще и подруги будут допрашивать. Может, позвоним отцу сейчас, вызовем на нейтральную территорию? Я при исполнении все равно двадцать четыре на семь, удостоверение с собой.
— Хорошо. Лена, позвони папе.
— А м-может, вы са-ами? — она всхлипнула, но слезы уже перестали, успокоительное подействовало, акупунктура сняла тошноту и головокружение.
Лев взял ее телефон, нашел контакт отца.
— Лена, я занят.
— Это не Лена, это ее бывший классный руководитель.
— Лев Александрович, что случилось?
— Приезжайте в парк, нам нужно поговорить. Это касается Лены. И очень важно.
Дальше Лев нажал на сброс звонка и улыбнулся.
— Вот и все. Теперь это будет как с двухголовым ребенком-негром из анекдота. Жена забеременела, каждое утро рассказывает мужу свой кошмар, что родила двухголового негра. Пришло время рожать. Выходит медсестра: «Ваша жена родила негра». Муж в ужасе вскакивает: «Двухголового?». Медсестра: «Да нет, обычного». Муж: «Ну слава богу».
Юлий кивнул, но даже не улыбнулся. Предстоит нелегкий разговор с заранее взвинченным мужчиной. Он сейчас себя по пути в парк так накрутит, что как бы не понадобилось что-то покруче успокоительного. Хотя в планшетке есть все для неотложной помощи, по минимуму. Он поднялся, дошел до Лениных подруг.
— Девочки, идите, нам придется немного задержать Лену, у нее небольшие проблемы со здоровьем и нужна помощь. До встречи и не забудьте сертификаты.
Шанса на возражения он им не давал специально. Нечего тут им делать. Они ушли, хоть и оглянулись пару раз.
— Ее отец — бизнесмен, мужик крепкий, главное, его уговорить, а потом он уже так кулаком по столу стукнет, что мать вокруг Лены будет вприсядку танцевать все шесть месяцев, — тихо сказал Лев. — Вернее, он ее отчим, отец погиб, мать повторно вышла замуж.
— Постараюсь, поможешь? Ты с ним больше знаком. А что этот… Юра?
— Юра — родителей двое, оба вечно в разъездах, парень предоставлен самому себе, поэтому думает, что ему все позволено и ничего не запрещено. Классический школьный хулиган. Если Лена согласится, надо будет и с ним поговорить…
— М-да, ситуасьон, как говаривал Громовержец. Разберемся. Но как же родители не заметили, что она беременна?
— А как это можно заметить?
— Да хотя бы по банальной тошноте по утрам, тем более, у нее, — Юлий кивнул на зябко обхватившую себя за плечи девушку, — классический токсикоз первого триместра. Отечность, опять же. Я уж не говорю о том, что любая мать, если она не кукушка, заметит то, что дочь перестала потреблять средства ежемесячной гигиены.
— Ты знаешь, не все матери такие. У меня была в классе девочка, которой никогда не рассказывали про месячные и что это такое… Дальнейшее можешь себе представить. Она думала, что серьезно больна.
— Чего? — вытаращился Королев. — А медик в школе что, профилактические беседы не проводила?
— Профилактические беседы проводили все классные дамы, выгнав парней в спортзал, где мы с физруком объясняли им некоторые нюансы физиологии девушек и парней. Лира пила коньяк в медкабинете и слала всех далеко и надолго за такую зарплату.
— Ну… ты знаешь, кажется, я правильно сделал, что выбрал этот город и эту школу, — покачал головой Юлий. — Работы непочатый край.
— А вот и отец Лены.
Неподалеку показался черный внедорожник, с пассажирского сиденья выбрался представительный мужчина в деловом костюме. Лена попыталась расплакаться, но сил хватило только захныкать.
— Добрый день, Лев Александрович. Что с моей дочерью? Лена, ты жива? Здорова? Что произошло?
Юлий присмотрелся к нему и негромко протянул:
— Андрей Панов?
Мог бы и Панычем назвать, но это было непедагогично и неэтично.
— Юлька? Здорово, — его обняли, сжали в объятиях, принялись хлопать по спине. — Юлька, дружище, ты тут какими судьбами?
— Паныч, — этика шла, кажется, лесом, — я нынче в школе у твоей Лены медиком подвизаюсь. Надо поговорить. Оч серьезно.
— Пошли в машину, сядем и поговорим. Что случилось-то? Спалилась на наркоте?
— Не думаю, что девчонка, над которой ты взял шефство, может увлечься наркотой. Лев Александрович, присмотрите за Леной?
— Куда же я денусь, Юлий Салимович. Ждем вас здесь.
— Так чего с Ленкой? — нахмурился Панов.
— Только не нервничай, Паныч. Буду предельно откровенен: она беременна, срок пока небольшой, есть еще возможность сделать аборт.
— Что? — рев разъяренного носорога сотряс машину. — Никаких абортов!
— Фух, — Юлий выдохнул, улыбнулся. — Слава Богу, я в тебе не сомневался. Значит, каков план действий?
— В смысле? Надо ее в больницу на учет, или что там делают?
— Так, ясно. Слушай, что делать надо, и чего пока не надо. Жену ты берешь на себя. Оформление и направление Лены в Ярославль на полное обследование — я. Почему не у нас — ты сам знаешь.
— А отец ребенка? — на шее Панова быстро-быстро частила жилка. — Она знает, кто он?
— Знает. Но имеет право ничего не говорить, и ты об этом в курсе. С парнем я сам поговорю. Он о своей ответственности по закону тоже должен быть осведомлен.
— Правильный ты иногда, Юлька, совсем не в меру.
— Прости, Паныч, но на кой-черт тебе лишние проблемы? Если пацан решит, что лучше выплата содержания на ребенка, это будет хотя бы честно по отношению к Лене. А если к нему придешь ты и выбьешь согласие на брак, который будет нифига не счастливым… И дочери жизнь сломаешь, и парню. На кой оно надо?
— Чтобы думал потом, в кого член совать без презерватива, — рявкнул Панов. — И никакого брака, я из него кое-что другое выбью.
— Успокойся, Андрей. И на дочь не дави.
Пришлось полезть в планшетку и достать удостоверение с косым алым крестом на белом фоне.
— Не доставляй проблем и мне, и себе, лады?
— Лады, — нехотя согласился Андрей. — Я могу ее забрать?
— Заберешь, я только напишу пару бумажек. Завтра же вези в Ярославль, нечего ей делать в школе. Директрисе я сам сообщу, строго под роспись о конфиденциальности. С переводом на домашнее обучение решим.
— Ладно. Спасибо за все, что делаешь.
— Я врач, Паныч, педиатр. А тут аж трое детей, клятва Гиппократа мимо пройти не позволила бы, да и совесть тоже. Теперь то, что тебя касается. Давление проверь и сердце. Я тебе, еще когда уезжал в Питер, говорил.
— Проверю, не беспокойся, — усмехнулся тот. — Пиши свои бумажки.
Документы Юлий заполнил быстро, оторвал липучку с личным кодом, приклеил на каждый экземпляр, расписался.
— Вот, держи. Забирай дочку, только не прессуй, я ей успокоительного легкого дал, ей сейчас надо прийти домой и лечь подремать. Будут проблемы — в документах есть мой номер, звони, примчусь.
— За что ее прессовать? Тем более, она беременная.
— Имя хахаля не выспрашивай, — усмехнулся Королев. — А то я не в курсе, как ты допрашивать умеешь, Штирлиц.
— Отдай мне уже дочь и вали, — хмыкнул Панов.
Юлий вышел из машины, махнул девушке и Вольговскому, чтобы подошли.
— Все, Лена, можешь ехать с отцом, все в порядке. Имя парня лучше не говори, не провоцируй отца на необдуманные поступки.
Она закивала, села в машину, внедорожник рванул с места и исчез вдали.
— Хорошая прогулка, — отметил Лев.
Юлий только вздохнул.
— Извини, такая работа.
— Не извиняйся, ты сделал все правильно. Теперь надо поговорить с Юрием…
— Завтра, видимо. Там уже мясо растаяло, а я ужин обещал.
— Идем домой, — согласился Лев. — А завтра тебе придется осмотреть еще кучу девиц, вдруг они тоже… беременны. Кстати, на Карину Морозову из одиннадцатого «б» обрати внимание, мне кажется, она наркоманка, постоянно в кофте с длинным рукавом, бледная, под глазами синяки…
— Обязательно. Пожалуй, я с Ириной Иннокентьевной договорюсь, чтобы ко мне, начиная с седьмых классов, с уроков отпускали по очереди. Все равно в первую неделю учеба еще никакая, а так я хоть пациентов своих посмотрю-пощупаю.
— Надеюсь, щупать ты их будешь фигурально?
— Отнюдь не всегда. Эй, я врач! Мне и первичный маммологический тест им делать, если что!
— О, ужас! Эй, ты школьный врач, с каких пор они делают что-то больше, чем выдают зеленку и цитрамон?
— Вообще-то, уже три года как новый закон о школьном медицинском обеспечении вышел. Или ты думаешь, «птенцу», кроме как в школу, податься больше некуда было? Сейчас практически восемьдесят процентов выпускников Свято-Петровки распределяются в школы.
— Понятно.


Глава шестая

Дома их обоих ждал сюрприз из числа неприятных. Началось все с телефонного звонка на стационарный аппарат, висевший на кухне — общий для всех трех комнат. Лев по привычке ткнул громкую связь, наливая себе чай.
— Львеночек мой…
Лев поперхнулся чаем, закашлялся.
-… надеюсь, ты уже осознал, что зря послал меня в столь грубой форме? Соскучился? — голос у говорившего был неприятный и скрипучий, издевка так и сквозила.
Юлий, занимающийся тут же ужином, только посмотрел вопросительно, приподняв бровь. Встревать не спешил, не уверенный в том, что за это не будет послан. Все-таки, Вольговский — не трепетная барышня.
— Пошел нахуй, — сформулировал ответ Лев.
— Как грубо. А ты уже нашел себе очередной крепкий ***?
— Огурцами обхожусь, — рявкнул Лев. — Перестань мне названивать, урод.
— Некультурный львеночек, придется приехать и наказать. У тебя ведь там никого нет? А иначе я обижусь, тебе и твоему новому дружку придется очень несладко.
Нож в руке Юлия стукнул по доске слишком сильно, разрезая кусок мяса.
— А приезжай, — громко и четко выговорил он. — Поговорим.
— Ага, слышу, что голос подает… Приеду, ждите, голубки, — трубку повесили.
— Вот так всегда, — меланхолично заметил Лев. — Поперхнусь чаем, футболка в пятнах, как теперь отстирывать…
— Ничего, у меня порошок хороший, вчера купил же. В ванной стоит, иди, замочи сразу, — спокойно отозвался Юлий, ссыпая порезанные куски мяса в сотейник.
— Если еще раз позвонит, поговори с ним, ладно? Я пошел спасать футболку.
Стоило Льву удалиться, как телефон снова зазвонил. Номер был тот же самый, так что Юлий без тени сомнения принял звонок.
— Слушаю.
— А ты вообще кто такой? — завелись на том конце провода сразу же.
— Мужик, ты просто приезжай, и все. Смысл разговоры разговаривать по телефону? — Юлий прижал трубку плечом и натирал на терке морковь.
— Я ведь приеду. Придется тебя на месте урыть… Чтобы не зарился на чужое.
— Меньше слов, больше дела.
Трубку бросили. Вернулся Лев.
— Что, снова рвется общаться?
— Если он позвонит еще раз, я буду ржать, как конь, — усмехаясь, кивнул Юлий. — По-моему, он очень много болтает.
— Есть такое. Он обожал строить из себя крутого, поэтому отношения у нас длились очень недолго.
— Ты мне только одно скажи — он на тебя руку поднимал?
Вопрос был задан очень спокойно и буднично, только Лев понял, что, скажи он «да», и кому-то сегодня придется ночевать в травматологии. Однако смысла лгать тоже не было.
— Один раз. После чего мы и расстались. Хотя я в ответ врезал ему разделочной доской, так что считаю, что мы квиты.
— Уверен?
— Сам увидишь, ему наложили три шва. Я не шутил про теннис.
— Хорошо. Достанешь сметану?
Телефон зазвонил снова, оба переглянулись: опять этот.
— И чего ему неймется?
— Погоди… Не, это не он, — Лев расплылся в улыбке, включил громкую связь.
— Львище! Ты наконец-то дополз до телефона. А я тебе названиваю-названиваю. Слушай, ты не поверишь, что мамуля отколола — перекрасилась в брюнетку, ты бы ее видел. Я как заржал, так она меня потом граблями по двору гоняла.
— Ну и правильно, — хмыкнул Лев. — Так тебе и надо, па. Смеяться не будешь.
— Как у тебя там дела, в твоем городе? Еще от голода не помер? Слушай, у нас тут дядя Володя едет завтра в вашу сторону, может, с ним передать поросенка?
Юлий задумчиво открыл морозилку, обозрел практически пустые хладные пространства и активно закивал.
— Передавай поросенка, па. Мы будем рады.
— Мы? Ты все еще не расстался со своим карманным мерзавчиком?
— Расстался, па. Кстати, знакомься. Это Юлий. Юлий — это Александр Валерьевич. На заднем плане нежно похрюкивает наша будущая еда.
— Доброго вечера, Александр Валерьевич, — воспитанно отозвался Юлий, — не беспокойтесь, мы друг другу помереть голодной смертью не дадим, но за поросятину будем сильно благодарны.
— В общем, мы вам завтра пришлем поросенка, немножко грибов, ягод, и так по мелочи.
— Так по мелочи — это значит пара тушек куриц, утиный бок, гусиная лапа и прочая мелкая живность, внимания не стоящая, — пояснил Лев.
Отец захохотал, потом попрощался, пообещав, что слишком увлекаться не станет.
— Замечательно, конечно, но морозильную камеру придется все же купить, как мне кажется, — почесал в затылке Юлий. — Как думаешь? А батя у тебя, судя по голосу, чудный мужик.
— Сейчас осень, начнется забой скота, так что да… Придется купить морозильник. У родителей своя ферма, они разводят всякое мясное и молочное, мне перепадают лучшие куски, само собой, ребенок ведь один в городе, голодает. И это еще грибы мама собирает сама, а ягоды им дает тетка.
— Бедный ребенок, — Юлий наклонился, дурашливо чмокнул его в висок. — Совсем изголодался? Ничего, скоро будет мясо, гречка уже упревает, остыть не успеет.
— Там еще где-то мой бывший едет тебе портить лицо. Надо поставить поближе к двери табурет…
— А табурет зачем? — удивился Короленко.
— Как зачем? У Андрея рост сто семьдесят…
— А, ну… да, он ему понадобится, — согласился Юлий, докрошил последние коренья в мясо, накрыл крышкой и убавил огонь. — Надеюсь, до его приезда поесть успеем? Или его горящая задница реактивной тягой примчит?
— Думаю, он уже на подлете. Ничего, если я не выйду? Не люблю бытовое насилие, если сам его не учиняю.
— Да без проблем. Я тоже насилие не люблю, никакое.
— Я лучше присмотрю за нашим ужином. И разберусь с кольцом на шторе, оно за что-то цепляется все время.
Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда Юлий, поймав Льва в аккуратные объятия, сравнивал дневные и вечерние поцелуи. Звонили в комнату под литерой «б», долго и раздраженно, так что и без вопросов было понятно, кто это.
— Явился, — недовольно пробормотал Лев. — А я только начал подумывать, не стоит ли нам пойти в спальню…
Юлий усмехнулся и пошел открывать двери. Он тоже подумывал, не выключить ли газ под сотейником, вроде бы уже утушилось все, а гречку потом можно и разогреть. Но, видимо, сначала разборки, потом придется поесть, а после уж и в постель.
Дверь распахнулась, являя лейтенанта Короленко во всей его былинно-эпической красе: в трениках и сегодня серой футболке.
— А т-ты… ты ваще кто еще? — оторопел стоявший возле двери парень.
Взгляд Юлия оценил шов над бровью, сломанный нос, зашитую губу и шикарные гематомы, словно в лицо бедолаге врезалась бетонная плита.
— Юлий, любовник Льва, — отрекомендовался Короленко. — Еще вопросы?
Он вышел в коридор, аккуратно закрыв за собой дверь в блок.
— Ты… бля… ваще… — спесь с бедолаги слетела мигом.
— Да что вы говорите? Ну, так что, молодой человек, будем разговаривать цивилизованно, или попытаетесь меня, как вы выразились, урыть? — улыбнулся лейтенант.
Андрей предпочел молча ретироваться и в разговоры не вступать. Его вид Юлия явно шокировал. Короленко пожал плечами и вернулся на кухню.
— Он улетел. Вернуться не обещал.
— Ну и черт с ним. Идем в спальню?
Юлий только щелкнул верньером плиты и кивнул, усмехаясь.

Лев решил, что этим вечером им обоим лучше расслабиться перед завтрашним днем. Грядет начало работы, когда дети еще не отошли от летней вакханалии, а учителя раздражены необходимостью сидеть в душных классах и мечтать о купании или отдыхе от галдящей толпы малолеток.
— Хочешь массаж? — Юлий погладил его по плечам. — У тебя спина ноет, я прав?
— Да, прав, — Лев перевернулся на живот. — Понятия не имею, в чем там все дело.
Короленко извлек на свет божий свою походную аптечку, такие выдавались всем выпускникам. Эта была, конечно, не та первая, погибшая в Алтайске вместе с домом и всеми вещами, ее выдали в Питере, когда распределяли сюда. Но все самое нужное там было, практически нетронутое, так, в поезде старушке помощь оказал, давление сбил. Сейчас он вытащил флакон с массажным кремом, присмотрел, куда Лев поставил смазку и презервативы, чтобы потом не искать. Потому что массаж — он разный бывает. Снять болевые, и можно попробовать не совсем традиционные навыки, давно «пылившиеся» в его багаже знаний без дела.
Лев тихо постанывал, чувствуя, как горячие руки проходятся по его спине, успокаивая ноющую боль. Кто-то говорит, мол, настоящий массаж — это пытка. С хера ли — всегда хотелось спросить Юлию. Тот, кто учил их, говорил, что тело младенца и тело взрослого отличаются только размерами и количеством отложений на костях, ощущения у них одинаковые. Так почему же ребенку массаж делается бережно и аккуратно, а взрослого мнут, крутят и мучают? Все дело в том, чувствует ли мастер-массажист тело пациента. Юлий умел чувствовать, он нашел сдвинувшийся позвонок, защемивший корешок нерва, расслабил зажатые мышцы, вправил все, как было положено. Хорошо бы, конечно, после такого корсет ортопедический поносить, курс восстанавливающих препаратов проколоть и пропить. Но вряд ли Лев будет заниматься таким. Впрочем, об этом можно спросить, но чуточку попозже.
Руки от простого расслабления перешли к другим зонам, тревожа совсем другие точки тела, разгоняя кровь. И, казалось бы, он ничего такого не делал, просто гладил, массировал, иногда и вовсе легонько касался. Постанывания Льва слегка изменились, усилия массажиста возымели действие.
— Ты все еще пытаешься выправить мою спину?
— Теперь я пытаюсь выправить кое-что другое, — рассмеялся Юлий. — Нравится?
— Оно уже выпрямилось и жаждет внимания.
Короленко аккуратно перевернул его на спину, устраиваясь теперь не поверх бедер, а между ними.
— Расскажешь, что тебе нравится? — наклоняясь к нему и почти касаясь губ, спросил, пока руки продолжали разогревать тело, пока еще не позволяя себе совсем откровенных ласк.
— Продолжительная прелюдия, мне приходится на работе быть очень отстраненным, над всем, если так выразиться. Поэтому в сексе я ценю прикосновения, объятия, поцелуи, тесный телесный контакт. Может быть, это прозвучит странно, но я равнодушно отношусь к минету. Что еще…
Юлий, уверившись, что его любовник готов к настоящей прелюдии, этим и занялся. Качество обучения в Свято-Петровке было высочайшим, и сексологию им читали, теорию он знал на пять. Вчерашний вечер помог ему понять, что лучше в сексе вести, чем позволять себя ласкать, тогда он хотя бы не будет казаться срубленой секвойей. Вот и старался сейчас лейтенант Короленко, чутко присматривался и прислушивался к тому, как на его ласки реагирует любовник. На практике все оказалось немного иначе, чем в теории. Но Лев успешно восполнял пробелы, показывал, где лучше погладить, сам целовал, демонстрируя, как это делать правильно. Потом рискнул доверить свое самое дорогое осторожным пальцам Юлия и, в принципе, не прогадал — долгая и очень тщательная подготовка заставила его забыть обо всем на свете.
Принимать участие в сексе Лев начал, пусть и слабо, уже в процессе непосредственного соития, решив, что лежать бревном не годится. А то еще Юлий решит, что любовник из Льва отвратный. Но шевелиться в принципе не хотелось — его топили в нежности, в ласке, не было никаких торопливых рывков и шумной возни. Возбуждение нарастало медленно, исподволь, как приливная волна. Потом она накатила, затапливая и оглушая, заставляя судорожно хватать воздух, отхлынула, оставляя переживать блаженную истому. Шевелиться не хотелось тем более. От него и не потребовалось, Юлий даже в душ его не погнал — притащил мокрое полотенце, вытер, укутал в одеяло, позволяя еще немного поблаженствовать. Вообще-то, их ждал уже совсем остывший ужин, но он был не к спеху.
— Тебе хотя бы нравится то, чем мы занимаемся? — Лев повернулся к нему, улыбаясь.
— Нравится, — Юлий полулежал, опираясь на локоть, перебирал его волосы свободной рукой, иногда касаясь щеки или виска.
— Я не очень умелый любовник, но стараюсь. Надеюсь, не произвожу впечатления бревна.
— Тебе понравилось? — вернул ему вопрос Юлий.
— Шутишь? Ты просто божественен. Еще один плюс к твоим талантам… Мне срочно нужно найти хоть один недостаток.
— Работа, Лёв. Когда я вникну в свои обязанности полностью, видеться мы будем, наверное, только сползаясь на матрас к полуночи.
— У нас еще будут выходные и каникулы.
— Вот разве что, и то, знаю я, какие у учителей каникулы.
— Но выходные у нас никто не отнимет. Да и можем вместе обедать, например.
— Лады, — улыбнулся Юлий. — Ну, что, поужинаем? Как раз время — шесть.
— Конечно. Надо восполнять потерю белка.
Кашу и мясо, конечно, пришлось разогреть в микроволновке, но на вкусовые качества это не повлияло. Мясо таяло во рту, пышная, ароматная гречка была ему под стать.
— Как же это все прекрасно. Возьмешь кашу с собой на завтра? У меня есть контейнер, — предложил Лев.
— Возьму. И мяса как раз на обед нам двоим осталось, — Юлий заценил объем тушенки в сотейнике. — А как ты смотришь на курицу к гречке на завтрашний ужин и борщ с собой — на послезавтрашний обед?
— Очень положительно смотрю, завтра сварю борщ, — согласился Лев.
— Тогда курица — на мне. Тебе какую: на пиве, с орехами, в пряностях?
— На пиве, никогда такую не пробовал, звучит интересно.
— Договорились, — Юлий тронул его уже колючую к вечеру щеку губами, у самого щетина тоже темнела, но почему-то в основном над верхней губой. Подбородок оставался почти и не колючим.
— А еще завтра нам привезут много-много-много и еще больше мяса, грибов, ягод и прочих даров природы.
— Слушай, надо заказывать морозилку сегодня, по интернету, — подумав, сказал Короленко. — Или ехать покупать ее завтра сразу после работы, и тащить самим.
— Давай сегодня посмотрим? Приценимся хотя бы, разберемся в типах…
— Пойдем на матрас? В креслах еще насидимся, а я хочу… ну, провести время рядом с тобой, — снова немного мальчишечьей, смущенной улыбкой ответил Юлий.
— Конечно же, идем, — Лев погладил его по щеке. — Ухватим еще немного времени вместе, прежде чем уйти в работу.
Юлий притащил свой новенький ноутбук, повозился, подключая к местному вай-фаю, улегся на живот, почему-то напоминая Льву большую такую, огромную даже собаку, ньюфа или, скорее, степного овчара, флегматичного на вид, медведистого, вроде бы неповоротливого.
— Так, посмотрим, что нам надо… — Лев прижался к нему, подумав, не забраться ли сверху, но потом счел это совсем уж мальчишеством.
В итоге они выбрали марку и тип морозильной камеры, даже посмотрели, где в городе такая в наличии есть. Решено было, не мудрствуя лукаво, брать «подшведыша», как обозвал морозильник той же марки, что и холодильник Льва, Короленко.
— И будет у нас много-много еды… главное — успевать ее готовить, — Лев все-таки перебрался на любовника, улегся сверху.
— Это точно. М-м-м… — Юлий отодвинул ноут и уложил голову на руки, наслаждаясь непривычным, но почему-то удивительно приятным ощущением чужого теплого тела на спине.
— Не тяжело? — заботливо спросил Лев.
— Классно. Лёв, а ты в постели только принимать предпочитаешь, или меняться тоже?
— Меняться тоже, я универсал. Хочешь попробовать? — Лев укусил его за загривок.
— Хочу. Подождешь маленько? Мне тогда надо в душ сначала.
— А ты именно сегодня жаждешь попробовать? Я час назад кончил, у меня не встанет, а если встанет, то я опозорюсь, кончив через полминуты.
— Полминуты на то, чтобы попробовать — самое оно, — фыркнул, не двигаясь с места, Юлий, — а, к тому же, ты лукавишь, говоря, что не встанет. Задница у меня не деревянная, кое-что она тоже чувствует.
— Просто кое-кто слишком сексуально выглядит.
— Да ну? Это в каком же месте?
— Во всех.
Лев чувствовал себя, как заяц в том анекдоте, женившийся на слонихе и прыгавший вокруг нее с воплями «Такая женщина, и это все мое!». Он бы тоже попрыгал вокруг Юлия, если бы только не чувствовал себя при этом моськой. На Короленко можно было спокойно положить двух Львов, и осталось бы место. При этом еще и жадно лапать хотелось, вспоминая, что переднюю часть Юльки он изучил, а вот тыльную как-то не успел пока. Пришлось задрать на нем футболку и горячо поцеловать меж лопаток. Юлий свел их, выдохнул чуть сильнее и резче, чем обычно. Это обнадеживало. Места для поцелуев на спине было много, как и места для покусывания и облизывания. Лев задался целью исследовать ее всю, медленно и неторопливо. Когда он добрался до поясницы, мускулистой, довольно узкой, с ямочками над ягодицами, наградой за терпение стал чуть слышный сдавленный стон. Он чуть не подпрыгнул с воплем «йеххоу!» — не думал, что получится отыскать то место на этом великолепном теле, ласка которого настолько порушит самоконтроль Юлия. Лев, воодушевившись, закрепил результат.
— А вот теперь можешь идти в душ.
Юлий укоризненно покосился на него, но поднялся, придерживая стоящий колом член ладонью, поплелся в душевую.
— Потому что в душе к тебе приставать удобнее, — заявил Лев, проскальзывая следом и уже без зазрения совести притираясь поближе.
— Удобнее? — удивился тот, но спорить не стал.
— Эротичнее, — Лев осмотрел Юлия. — Хотя… мда… Разницу в росте я вообще что-то не учел.
— Места достаточно, я могу и на колени встать, — Юлий аккуратно развернулся, опустился на колени, потом оперся на сидение душевой кабинки, прогнул спину.
У Вольговского снесло тормоза. От природы он был человеком достаточно спокойным в плане секса, но тут тело словно решило отыграться за все четырнадцать лет сексуальной жизни разом. По крайней мере, никто за эти годы ему такой роскоши, такого приза не предлагал, и отказываться было бы просто преступно. Разве не он сам мечтал о Юлии, глядя на то, как тот вышагивает по улице? Лев похвалил свою предусмотрительность и то, что прихватил смазку с собой, всерьез не рассчитывая, что ему что-то да обломится, но надеясь. На откровенные ласки Юлий отреагировал с куда большим пылом, нежели раньше, по крайней мере, Лев его слышал, даже через шум воды, бьющей о широкую спину любовника. С таким Юлием, более открытым, более раскрепощенным, отвечающим на ласку, оказалось намного круче заниматься сексом.
Затягивать первый раз не стоило, пусть он и постарался устроить достаточно серьезную прелюдию, и боли, вроде бы, не причинил, растянув и раздразнив Юлия достаточно, да и скромные, по сравнению с самим Короленко, размеры не должны были доставить проблем, но бедняге ж еще сидеть завтра целый день. К тому же, он ведь предупреждал, что надолго его самого не хватит? Лев уткнулся лбом меж лопаток Юлия, тихо застонав. Только потом сообразил, что так и кончил в него. Пришлось помочь любовнику, это тоже не заняло много времени, буквально на пару движений кулака по внушительному члену. И оба оказались сидящими под теплым душем, приткнувшись друг к другу.
— Юль, я там… того…
— Ничего страшного.
Странную ласкательную форму своего имени Юлий заметил, но не обратил особого внимания.
— Как новый опыт? — Лев отвел со лба намокшие кудри.
— Отпад, — усмехнулся Короленко. — Просто отпад.
— Я старался. Надеюсь, завтра сможешь сидеть.
— Ну, если не смогу, буду стоять. Но мне… вроде бы, не больно. Так, тянет маленько.
Лев поцеловал его, потому что внезапно захотелось это сделать. Дурацкое занятие — поцелуи под душем, вода в рот и в нос затекает. Но они сидели и целовались, как два подростка, не отрываясь. Потом Лев догадался воду выключить, сразу же стало намного удобнее.
Из душа первым выбрался все-таки он, давая время Юлию привести себя в порядок. Оказалось, время-то пролетело совершенно незаметно, и на часах уже одиннадцать, а вставать рано. Так что спать оба легли сразу же, и спалось им просто замечательно: Лев совершенно не мерз, да еще и размятая спина не болела.


Глава седьмая

Утром будильник отрывисто проорал, прогоняя прочь сон.
— Доброе утро, — Лев выбрался из постели, сонный, лохматый и ненавидящий жизнь.
— Доброе, — проснувшийся на полчаса раньше безо всяких будильников Короленко продолжил отжиматься на одной руке. — Сейчас… закончу. И будет… уф… тебе завтрак. Уф.
— Я умываться. Я ненавижу утро. Я ненавижу весь мир.
Как вообще можно быть бодрым в такую рань? Вот в девять — это уже ладно. Ему категорически не хватало всего-то двух часов сна до полного счастья. Однако вода немного взбодрила, а запах завтрака почти примирил с действительностью. Больше, конечно, порадовала даже не обалденно вкусная каша с фруктами, которую единственную в качестве завтрака признавал Юлий, манка не в счет, манку Лев ненавидел и отказался сразу, а с вареными в молоке злаковыми хлопьями мирился — полезно да и вкусно. Больше всего порадовал натуральный кофе. Турки у них не было, но и ковшик подошел. Юлий вылил остатки кофе в маленький термос и вручил Вольговскому:
— Тебе, смотрю, нужнее.
— Я почти похож на человека, благодарю. Ум-м-м, все, я готов зверствовать.
— Пешком или на автобусе? — застегивая китель, поинтересовался Юлий.
— Пешком, как раз взбодримся перед занятиями, — Лев завязывал галстук.
Со стороны они смотрелись, наверное, очень странно: огненно-рыжий, довольно молодо выглядящий парень в строгом костюме, при галстуке и с портфелем, и здоровенный детина в темно-синей форме с красными крестами на шевронах, в берете, смуглый, коротко стриженый брюнет с небольшой сумкой через плечо все с теми же косыми крестами на боках.
— Суровый папаша-медик тащит сына-прогульщика в школу, — усмехнулся Лев, глядя на их отражение.
— Неа, не похоже. Слишком у тебя вид серьезный, но без толики вины за прогулы, — фыркнул Юлий.
— Тогда круглого отличника.
— Уже ближе к истине. Но почему это я — папаша?
— Потому что внушительнее выглядишь.
— Габаритнее. Внушительнее выглядишь все-таки ты.
— Здрасьте, Лев Александрович!
— Доброе утро, Лев Александрович!
— Левсаныч, добрутро! — это протараторили двое парней, проносясь мимо на роликах.
— Вот… Добрутро! скоро вообще будут мычать и разучатся разговаривать.
— С тобой хотя бы здороваются, — пожал плечами Короленко.
— А тебя просто еще не всем представили.
— Ничего-ничего, это мы исправим, — усмехнулся медик.
— Своих отправлю после первого урока. У нас классный час.
— Лады, я пока с Ириной Иннокентьевной поговорю, и про Лену, и про все остальное. И, наверное, Юрия этого вызову пообщаться.
— Только будь очень аккуратен. Парень дико проблемный.
— На самых проблемных можно тоже найти свой рычажок, — улыбнулся медик. — Нас таких на курсе каждый второй был, так уж вышло.
— Удачи.

В школе Лев пошел к себе на второй этаж. Классная комната у него была светлая и большая, шкафы отгораживали закуток с вешалкой. По стенам, как водится, портреты классиков. Неистребимая традиция со времен царя Гороха. Но у него еще и иллюстрации к произведениям висели — крупные репродукции с картин Васнецова, Репина, Шишкина, Пастернака, Врубеля. Он ими гордился — сам заказывал, тщательно отбирая. Дети должны знать не только писателей, но и сопутствующий их творчеству материал, лишним не будет.
Десятый класс уже рассаживался, помалкивая — мало кто кого знал здесь. Пришлось начать с представления и переклички. Вот что такое — из пяти классов сделать три? Даже если часть детей разъехалась, все равно новые классы будут больше и проблемнее. Вместо двадцати пяти перед ним сидели тридцать пять настороженных десятиклассников. Часть из них он знал, к части придется присматриваться, и быстро.
— А еще вы будете посещать медпункт. Сегодня после нашего урока по одному можете идти. Очередность по списку из журнала.
— А это еще зачем?
— А нас не предупреждали!
— Я не пойду.
Кто-то сидел молча, кто-то возмущался тихо или во весь голос.
— Не ходите, — согласился Лев. — Дело сугубо добровольное. Следующий пункт повестки — поездка на озеро на выходные тридцатого-первого. Спросите у родителей, кто согласен сопровождать нас. Кто сегодня не идет в медпункт, о поездке не волнуется, не допущу.
Опять шум, опять выкрики с места. Далеко не все от новеньких.
— А Лирочка нас с порога как завернет!
— У нас новый медработник. Специально для девушек — красивый. Специально для юношей — «птенец». Кто еще не определился с гендером — и то и другое.
— О-о-о!
— Да ладно, «птенца» в нашу провинцию?!
Равнодушным не остался никто. Вообще никто. Кое-кто, похоже, еще больше пожелал забиться под парту и не отсвечивать пред рентгеновским взором нового медика.
— Дальше… Тетради…
Скучные деловые вопросы заняли остаток урока. Потом он напомнил очередность похода в медкабинет, а там и звонок прозвенел.

Для Юлия первый урок стал гораздо более тяжелым испытанием для нервов. И его собственных, и директора, и вызванного на беседу Юрия Вертинского. Сперва тот не понял, в чем дело.
— Зачем меня вызвали вообще?
Юлий напомнил, скупо процитировав слова Лены Агатовой про поход и ночевку на даче. Напомнил и про ответственность будущего отца по закону, про то, что в случае несовершеннолетия виновника компенсацию за причиненный здоровью женщины вред в случае аборта или содержание во время беременности, а после — ребенку и его матери выплачивается родителями будущего отца.
— Не понял. Типа она от меня? — озадачился Юрий. — А почему не сказала?
— Испугалась. Так бывает. Она никому не сказала, даже родителям. Расследование ситуации инициировано мной, как лейтенантом государственной службы защиты материнства и детства, я имею такие полномочия. Что будем делать в вашей ситуации? — Короленко жестом предложил школьнику сесть напротив. — Я изложу варианты, и было бы лучше, чтобы ваши родители были поставлены в известность вами, Юрий.
— Это затруднительно, но попробую. А какие варианты, не рожать же?
— Не хотите становиться отцом в столь юном возрасте? — Юлий постарался сдержаться и не показать, что он в самом деле думает о таких безответственных парнях. Держать лицо он умел. — Все будет зависеть от медицинских показаний. В данный момент Лена против аборта.
— Неа. Ленку жалко. Мне что, было бы прикольно потом: нам по тридцать пять, ребенок уже в универ пошел, катались бы по миру, молодые и счастливые, у нас жизнь впереди, и ребенок взрослый.
— Да, Лене придется перейти на домашнее обучение в этот год, — согласился Юлий. — Но потом-то никто не помешает ей учиться дальше, тем более к выпускному малышу уже будет три месяца, а к началу нового учебного года — шесть. Все возможно. Но мы отвлеклись. Итак, варианты: вы сообщаете родителям, вместе с родителями Лены полюбовно согласовываете размер содержания беременной, после — матери и ребенка, отсрочку заключения брака либо свой отказ от него. Я здесь выступаю как посредник от лица Лены и могу говорить с вашими родителями от вашего лица, если вы не хотите сами.
— Разговаривайте, если их найдете, — согласился Юрий.
— Вот отсюда поподробнее. Что значит — «если найдете» и где можно искать?
— А по всему земному шару. Может, в Австралии крокодилов кормят, может с Гималаев на сноуборде едут, может в Марианскую впадину ныряют на экспериментальном батискафе.
— У вас нет возможности с ними связаться?
— Ни малейшей. Телефон там, где они обычно болтаются, не берет, смысла нет его вообще таскать с собой, разве что рации. Мама пишет бумажные письма, но пока из Австралии придет пакет, родаки могут уже умотать пингвинов щекотать.
— Ладно, с этим я сам разберусь, — вздохнув, сказал лейтенант. — Кто несет ответственность за вас, пока их нет? Поверенный? Адвокат?
— Никто, мне семнадцать лет, за меня ответственность несу только я сам. Хотя формально бабка, но она все время на даче в ста километрах от города.
— Б...есподобно. Пока я не найду ваших родителей, общаться с отцом Лены будем как? Или никак не будем, ждем явления блудных предков?
— В смысле? Словами через рот общаться будем.
— Значит, будем. Лады. Ирина Иннокентьевна, распишитесь в соглашении о конфиденциальности. Юрий, вас это тоже касается.
Подросток поставил подпись под документом.
— Я могу идти? Скоро перемена. А потом меня Киса загрызет, если я не успею тетрадь достать.
— А Киса это?.. — полюбопытствовал Юлий, пряча документ в папку.
— Это Лев Саныч, руслитра.
— Юрий! Сколько раз повторять, чтобы вы перестали звать учителей кличками!!! — возмутилась директор.
— Идите, Юрий, идите, не доводите Льва Александровича до зубоприкладства, — усмехнулся Юлий.
Юрий умчался.
— Вот что с ними делать? Киса, Кастрюля, Сколопендра… — ворчала Ирина Иннокентьевна.
— Директор, которого на моей памяти называли…
— Юлий Салимович!
— А?
— Короленко!
— Я был ни при чем, Ирина Иннокентьевна, правда! Это не я назвал вас Рэмбо!
Она только махнула рукой.
— Я послушаю, как тебя назовут. Все, иди, Юлий, скоро звонок, к тебе пойдут дети.
— Помоги мне Бог, — вздохнул лейтенант и рванул к себе. Следовало приготовить электронные и бумажные карты.
Около двери медкабинета с ноги на ногу переминался зареванный мальчик лет семи.
— Ну, что случилось? — Юлий присел рядом, вытер слезы со щек малыша. — Что болит?
— Голова болит. Очень. Учительница сказала ждать медсестру и ушла. А медсестры все нету.
— Я за нее. Идем, — первоклашку подхватили на руки, понесли в кабинет. — Сейчас посмотрим. Не падал? Не дрался? Как тебя зовут?
— Миша. Я вчера упал, меня Толик толкнул. У меня немножко болела голова, а потом перестала.
— Так, Миша, ложись-ка, не бойся. А меня Юлий зовут. Нет, не как девчонку, — лейтенант улыбнулся, — как одного римского императора.
Между делом он нацепил на тонкую ручку мальчика тонометр, проверил реакцию зрачков, прощупал найденную шишку, расспросил про то, как его маленький пациент падал, узнал, наконец, его фамилию, записал в карточку. Ничего серьезного у малыша не обнаружилось, видимо, просто понервничал из-за первого дня в школе. В процессе разговора, ну, и после легкого успокоительного, головная боль успокоилась, мальчика Юлий отвел в его класс, а вернувшись, уже застал первого претендента на знакомство и осмотр. Вернее, претендентку, наметанный глаз медика опознал в этом милом, слегка унылом очкарике с короткой стрижкой девушку.
— Староста десятого «а» Есения Осина, — представилась она. — Вот сертификаты прививок.
— Отлично, Есения, проходите. Можете сразу за ширму, раздеваться до белья, кошмарного-ужасного ничего не будет, просто обычный осмотр.
— А с какой целью? — она зашла за ширму.
— Самой прозаической, Есения — ведение полного медицинского сопровождения ребенка в школе. Это значит, что ко мне можно обращаться со всеми проблемами касательно здоровья, когда вы на территории школы.
— Что, даже таблетку при болезненных критических днях выдадите?
— Непременно выдам. И направление на осмотр в клинику выпишу, бесплатный, если по этой части есть проблемы.
Есения вышла, одетая в скромные хлопковые трусы и майку. Новый медик ей понравился: если и касался, то корректно, аккуратно и совсем не болезненно.
— А давление у вас, Есения, пониженное. Гипотония наследственная, или в семье гипертоников и гипотоников нет?
— Есть, у мамы постоянно понижено.
— Одевайтесь, уже все.
Он быстро щелкал клавишами ноутбука, заполняя карту, потом загудел принтер, выплевывая сразу несколько листов.
— Пока вот так. После уроков у вас есть дополнительные занятия? В листе направления — открытая дата, время — шестнадцать тридцать. Прием специалиста идет по четным, то есть, можете подойти уже сегодня. Адрес клиники там есть. Рекомендации свои я написал. Свободны, Есения, и зовите следующего.
— А следующий уже готов, — хмыкнула она, выходя.
— Доктор, мы вам тут раненого привели, — весело сообщил ему какой-то подросток. — У нас в кабинете литературы кровь пролилась.
— Юлий Салимович, спасайте, а то они меня уже похоронить готовы, как павшего в бою, — Лев зашел в кабинет, держа перед собой руки как зомби в фильмах. — Они мне даже перевязку сделали… Сразу обеих конечностей. От жгута на шею я отбился.
— И что у нас случилось? — усмехнулся Юлий, кивая ему на кушетку и придвигая к ней инструментальный столик, чтобы пациент положил руки.
— Стекло выпало, я еле успел прикрыться. Марченко, не трогайте осколки! Хватит одного меня. И сидите там тихо.
— Да, Левсаныч, я скажу.
— Так, посмотрим, — Юлий выпроводил из кабинета всех лишних и запер дверь.
И дальше работал сосредоточенно, быстро и четко.
— Придется шить. Аллергия на наркоз?
— Отсутствует. Все так плохо? — Лев посмотрел на окровавленные бинты и кучку стекла, вытряхнутого из его волос. — Повезло еще, что из-за Лиры в каждом классе своя аптечка в столе учителя. А то бежала бы за мной тетя Даша со шваброй наперевес.
— Ничего такого особо плохого, порезанных сухожилий нет, только глубоко разрезанная мышца. Зашивать все равно придется, могу отправить тебя в травматологию, могу сам, если доверяешь. Квалификация позволяет.
— Зашивай, у меня еще уроки. И сам к окнам не подходи, они тут часто падают на нашем этаже. Компания сильно смухлевала, когда ставила.
— На доске тебе сегодня не писать однозначно, — предупредил Юлий. — И завтра тоже вряд ли. Если ты не амбидекстер, чего я не заметил. Будет тебе красивый, ровненький шовчик. Я не пластический хирург, след останется, но мешать не должен. Вот так. Чувствуешь укол? А здесь?
— Рука уже вся онемела, ничего не чувствую.
— Ну, тогда я начинаю. Можешь не смотреть, ничего интересного.
Конечно, Лев тут же заинтересовался, что же там такое с его рукой делают. Выглядело это не особенно ужасно, блевать не тянуло. В медицинских перчатках руки Юлия выглядели не менее внушительно, кривая хирургическая иголка в пальцах — странно маленькой, а узелки на кетгуте — аккуратными и выверенными по линеечке.
— Вот и все. Перевяжу, потом дома сменю повязку. Будет болеть — придешь, дам таблетку, наркоз отойдет через час-полтора.
— Спасибо. Пойду заметать стекла…
— Техничке скажи, ее обязанность. Ты сейчас веник с совком не удержишь, — Юлий притянул его к себе, осторожно поцеловал.
Лев ответил, усмехнулся.
— Работайте, Юлий Салимович, работайте.
Больше эксцессов не случалось до момента, как в кабинет протиснулась, стараясь казаться как можно незаметнее, Карина Морозова, та самая, на которую Лев просил особенно обратить внимание.
— Зд-драсте, — пробормотала она. — Мне Киса сказал прийти.
— Он все-таки Лев Александрович, а не Киса, — хмыкнул Юлий. — Здравствуйте. Как вас зовут, юная леди? Сертификат прививок не принесли?
— Я Карина, — она натянула рукава тонкой кофты сильнее, придерживая кончиками пальцев.
В голове Юлия щелкнуло.
— Морозова? Проходите, Карина, за ширму, раздевайтесь до белья. Ничего страшного, обычный медосмотр.
— Я не хочу. И у меня нет сертификата.
— Хорошо, — покладисто кивнул медик. — Садись, поговорим так. Сертификата нет с собой или нет вообще?
— Вообще. А о чем разговаривать?
— Например, о том, каким образом у ребенка семнадцати полных лет нет сертификата. Или о том, что ты прячешь под напульсниками. Карина, я тебе не враг, наоборот. Я хочу и могу помочь, это мой долг, — он смотрел в ее глаза, говорил тихо, проникновенно, осторожно касался невесть когда пойманной кисти, успокаивая девушку. Давать таблетки, не разобравшись, в чем проблема, не рискнул, так что пришлось применять навыки легкого гипноза.
— Все со мной в порядке, — буркнула она, пытаясь закрыться.
— Не все и не в порядке, Карина, и если не я, то кто же еще? «Птенцам» полагается помогать, — он чуть усилил воздействие, улыбнулся.
Девчонка была не наркоманкой, это уже понятно, сильная воля, наркоманы такими не бывают.
— Мне Киса помогает… Постоянно родакам на мозги капает, они потом сразу такие тихие на пару недель.
— На тебя кто-то из семьи поднимает руку? Поэтому ты не хочешь пройти осмотр — чтобы не показывать синяки?
— Угу… — Карина вздрогнула.
— Ты не обращалась к школьному психологу?
— А зачем? Это бесполезно. Она маленькая и худенькая.
— Ну, если посмотреть с этой точки зрения, то я большой и крепкий, может, расскажешь, в чем проблема, чтобы я знал, как поступить?
— Принесла тройку. Надела короткую юбку. Проколола уши. Отцу все равно, мать колотит. Киса пришел и нарычал, она потом меня даже отпустила с его классом в поездку, такой кайф был, целые выходные без родаков. Только она ему сказала, что я наркоманка.
— Да нет, это же сразу видно, стоит присмотреться. А вот резать запястья — это от нервов не поможет.
Карина заметила, что ее рука уже давно лежит на столе, с задранным рукавом и снятым напульсником, только когда саднящая боль в свежем порезе прекратилась.
— Давай, сделаем так: я сейчас тебя осмотрю в присутствии психолога. Напишем документ о временном патронаже, я зайду сегодня к тебе домой и поговорю с твоими родителями. Обоими.
— А потом мать меня еще сильнее изобьет.
— Не думаю, Карина. Временный патронаж можно легко перевести в постоянный, который будет снят, как только ты сама решишь, что уже можешь жить самостоятельно и в опеке не нуждаешься.
— Все равно не поможет. Алинка всем растрепала уже, что я наркоманка.
— Всем — это кому? Одноклассникам? Учителям? Подумай сама, тебе какое дело до того, что они говорят? Неделя без синяков, и ты сможешь надеть футболку, а в школе невзначай снять кофту и показать чистые руки. Поверь, это все сразу заметят.
— Можно попробовать, — неуверенно сказала Карина. — А скажете Кисе, что я не наркоша? А то он больше меня не берет в поездки с классом.
— Скажу, обязательно. Так что, звать мне Елизавету Ивановну?
— Зовите, — согласилась девушка.
Собственно, от психолога требовалось только засвидетельствовать слова ученицы о домашнем насилии и задокументированные Юлием синяки, ссадины и порезы. Она в самом деле была хрупкой тонкокостной женщиной с тихой улыбкой и теплыми карими глазами. На роль рычага давления на мать-ехидну никак не подходила.
— Вы ведь займетесь дальнейшим, правда? — спросила она, ласково улыбнувшись.
— Конечно, Елизавета Ивановна, за тем я сюда и перевелся, — кивнул Юлий.
Осмотр был, мягко говоря, неутешительный. После того, как психолог ушла, он спросил уже одевшуюся девушку:
— Карин, а чего ты сама хочешь?
— Свалить из дома побыстрее.
— А дальнейшая учеба?
— Поступлю в какой-нибудь техникум с общагой.
— То есть, нет никакого особенного направления, по которому ты хотела бы учиться?
— На швею. Всегда работа будет, и все такое.
— Послушай, что я могу предложить. Вся Россия знает о Свято-Петровском Медицинском Университете, в который принимают только парней, но пока еще не все в курсе, что есть такой Свято-Екатерининский Социальный Университет. Туда принимают только девушек. Полностью на государственной основе. Это и проживание, и питание, и стипендия, и трудоустройство. Да, там достаточно строгая дисциплина, как и в моей альма-матер. И будет обязательная работа по распределению, по специальности.
— А кого они выпускают? Тоже врачей?
— Там много направлений. В основном — социальные профессии: швеи, повара, медсестры, воспитатели, что-то из строительно-отделочных профессий, декораторы, ювелиры. Я могу написать рекомендацию, меня самого так один замечательный человек рекомендовал в Свято-Петровку. От тебя требуется только подтянуть аттестат до уровня, когда половина оценок — четверки, а троек — меньше пяти.
— Я хорошистка, у меня только по химии тройка.
— Тем более. Могу распечатать все по данному Университету, ты посмотришь и решишь.
Карина кивнула.
— А почему вы мне помогаете вообще?
— Потому что могу и должен, разве есть другие причины?
Карина помотала головой. Залился звонок, знаменуя конец последнего урока.
— Так, у тебя больше уроков нет? — поинтересовался Юлий, собирая в папку документы на частичный патронаж.
Он прекрасно понимал, что повесил себе на шею уже минимум две проблемы: Лену Агатову и Карину Морозову. Но иначе просто не мог. А ведь это только три класса прошло. А сколько их еще будет?
— Нет, надо только сумку забрать.
— Забирай, жду тебя в холле.
Он повесил халат в шкафчик, окинул кабинет взглядом на предмет беспорядка, выключил компьютер и вышел. Подниматься в учительскую не понадобилось: Вольговский попался навстречу, наверное, шел к нему.
— Как насчет обеда? У меня пока перерыв.
— Извини, Лёв, у меня поход на дракона, — вздохнул Юлий. — Еду с твоей Морозовой, буду оформлять временный патронаж. Кстати, никакой наркомании — банальное домашнее насилие, у девочки нервы сдают, несколько порезов на запястье, сильный стресс, отсюда синяки под глазами.
— Все настолько серьезно? — удивился Лев. — Конечно, езжай.
— Ты же сам с ее матерью разговаривал, Карина сказала.
— Я не разговаривал, я нарычал, просто и примитивно. Там такая мать… В общем, сильных мужчин она очень уважает. Один рявк — и сидит по струнке.
— А отец?
— Слизень капустный у нее вместо отца.
— Ладно, надеюсь, до полного патронажа не дойдет, хватит и частичного. Позвоню, как только освобожусь. Но Карина у меня первая кандидатка в Свято-Екатерининку.
— Вербуешь? — хмыкнул Лев.
— Отдаю долги, Лёв. Вон и Карина. Обедай, а мы пошли.
— А вы спросили у Кисы про поездку? — сразу же поинтересовалась Карина.
— А какая поездка? Не спросил, только сказал, что ты не имеешь никакого отношения к наркотикам.
— Они едут на озера, в старый лагерь. Там так классно.
— Ага, хорошо, я спрошу. Впрочем, если оформим патронаж, разрешение на поездку я тебе всяко дам, это уже не от твоих родителей будет зависеть. Тем более что я, наверное, тоже еду, как сопровождение.
— Правда? А Лирочка никогда не ездила.
— Ну я же не она, — улыбнулся Короленко. — Так что я поеду.
— Будет здорово, если Киса согласится меня взять. Я забрала сумку. Поедем?
— Едем. Бессонова, семьдесят? Далековато.
— Автобус доходит за полчаса. Я привыкла.
За полчаса поездки Юлий успел немного расспросить девушку о ее семье, хотя говорить она явно не хотела, об увлечениях, выяснил, что она рисует и напросился посмотреть рисунки, в общем, пытался выманить Карину из ее ракушки и, кажется, немного даже преуспел. Все-таки ему куда проще было работать с дошколятами и детьми младшего школьного возраста, чем с подростками.
— А вот и мой дом. Сейчас с порога получу по голове.
— Тогда придется мне идти первым, — Короленко успокаивающе опустил ладонь на ее ссутулившиеся плечи. — Не бойся.
Дверь квартиры открыла женщина, от которой буквально повеяло холодом.
— Добрый день. Что она опять натворила? — она увидела Карину, в глазах полыхнула злость.
— Здравствуйте. Карина ничего не натворила. Мы можем поговорить?
— Я занята, приходите завтра.
— К сожалению, до завтра это ждать не может, — в руке Короленко появилась сине-бело-алая корочка удостоверения.
— Вот как… Проходите. А ты марш в свою комнату, — это адресовалось Карине.
— Зачем же? Карина имеет право присутствовать, как и право голоса в решении своей дальнейшей судьбы, — Юлий был безупречно вежлив, только тон был совершенно другим, жестким и почти приказным. Здесь и сейчас он был уже не просто медработником школы — он был лейтенантом войск особого назначения — Государственной службы охраны материнства и детства.
— Своей судьбы? Вот так?
— Именно так. Куда мы можем пройти, госпожа Морозова?
— Идемте в гостиную.
Квартира была старой архитектуры, с высокими потолками, узкими и высокими окнами и лепниной карнизов. Весь старый центр города, историческое наследие, состоял из таких домов. Он и сам когда-то жил в подобной квартире. Бабушка тогда еще посмеивалась, мол, потому таким здоровым и вырос, что никакие потолки не сдерживали. Сейчас Юлий цепко осматривался, отмечая почти маниакальную чистоту и порядок, книги по размеру и цвету, ни пылинки, вазочка на искусственном камине строго по центру, цветов нет — они ведь не растут по линейке.
— Присаживайтесь. Итак, о чем именно вы хотели поговорить?
Карине присесть она не предложила.
— Садись, Карина, — кивнул девочке Юлий. — В первую очередь, ознакомьтесь с копиями вот этих документов.
Копии заключений по осмотру и снятым побоям легли на столик. Карина осталась стоять. Мать взяла документы, пробежала глазами.
— Что за ерунда?
— Отнюдь не ерунда. Согласно этим бумагам я инициирую установление временного патронажа над Кариной. В случае повторного возникновения следов домашнего насилия тип патронажа будет изменен на постоянный.
— Вот как? — мать посмотрела на Карину. — Значит, патронаж?
«Давай, девочка, сейчас решается твоя судьба. Ты же знаешь, что если откажешься, если сейчас не скажешь „да“, все покатится по привычной колее, а то и станет хуже», — думал Юлий, глядя на будущую — возможно — подопечную. Давить он не мог, хотя очень хотелось. Устав, чтоб его.
— Решать тебе, Карин. Только тебе. Мои доводы ты уже слышала.
Она кивнула.
— Отлично. Забирайте ее, — холодно сказала мать. — Здесь она жить больше не станет. Прописана в квартире бабки, пускай туда и сваливает. Даю полчаса на сборы, что не заберешь — вышвырну. Пошла прочь.
— Да с радостью! — Карина кинулась куда-то вглубь квартиры.
— Адрес прописки девочки, будьте любезны. Прочтите и распишитесь в ознакомлении.
— И вы тоже вон отсюда, пока я не вызвала полицию. Ничего я подписывать не стану.
— Вызывайте. Или полицию вызову я сам.
Женщина встала, набрала номер.
— Какой-то человек вломился в квартиру, размахивая удостоверением, отказывается уходить. Нет, кажется не вооружен. Бессонова, семьдесят. Морозова Жанна Аркадьевна. Да, жду.
Юлий усмехнулся. Подождем и посмотрим.


Глава восьмая

Несколько лет назад, вернее, почти двадцать пять лет назад государство сделало ставку на будущее: на детей. Был запущен маховик новых законов, но, как и любая реформа, он набирал силу медленно, и только три года назад что-то начало меняться в обществе. Дошло пока не до всех. Пока еще не каждый обыватель знал, что человек в синей форме с алыми петровскими крестами на шевронах — это не просто медик, а солдат. Солдат особой армии, защищающей в первую очередь ту категорию граждан, которая была наиболее социально, морально и физически уязвима — детей и будущих матерей.
Патруль явился через десять минут.
— Сержант Семенов. Что случилось?
— Вот, посмотрите. Моя припадочная дочурка ему наплела, что я ее бью. И теперь пришлось вызывать вас, чтобы его выдворить.
— Пройдемте, — кивнул полицейский Юлию. — Разберемся в отделении.
— К сожалению, разбираться придется здесь, — Юлий предъявил удостоверение, жетон лейтенанта и бумаги. — Службу опеки и попечительства я сейчас вызову, если требуется подтверждение моих полномочий. Ситуация такая, что оставить подростка я не могу, сержант.
— Так, лейтенант Короленко, я сказал — пройдемте. И не тычьте мне тут ваше удостоверение. Петруха, готовься, у нас тут сопротивление представителям власти наклевывается.
«Как же вы мне остоебенили, идиоты», — устало подумал Юлий, набирая по памяти короткий номер.
— Господин майор, докладывает лейтенант Короленко… Да, ситуация противодействия. Да, передаю. Возьмите, сержант, — он протянул сотовый полицейскому.
Сержант выслушал, что ему там сказали.
— Майор, если дамочка на меня жалобу напишет, меня уволят, меня ваши игры не касаются, я свое дело знаю. Твой лейтенант сидит тут на чужой территории, без позволения, покидать квартиру отказывается. Так что не тычьте мне тут своими званиями.
— Карина, ты собралась?
Девушка вышла в комнату из коридора со спортивной сумкой.
— Извините, Юлий Салимович, у вас из-за меня проблемы, да?
— Никаких проблем. Придется проехать в участок. К вечеру все решим.
— Ребенок чей? — сержант осмотрел ее.
— Его, — холодно кивнула мать Карины. — Забирайте их обоих.
Сержант указал на выход, потом вполголоса сказал:
— Петруха, сразу по приезду сунь этого шевронного в обезьянник на сутки до выяснения личности и конца проверки. Выискался обсосок, будет он мне тут майорами тыкать.
Сержант Семенов Павел Сергеевич очень не любил тех, кто путается под ногами у службы правопорядка. Будь то медики, явившиеся на место преступления первыми, ювеналка или вот эти вот сейчас… «птенцы». Ювенальную юстицию он ненавидел по переданной родителями привычке, а ЗМиДовцев уже по собственному почину. Ненавидел потому, что жена, которую он попытался воспитывать так, как в свое время воспитывал его отец — мать: оплеухами, ремнем или ладонью по заду, забеременев, решилась обратиться к такому вот шевронному обсоску. С работы сержант, бывший тогда лейтенантом, не вылетел, но звания лишился, а вместе с ним и шанса подняться повыше. Ненавидел «птенцов» сержант тихо, но со всем пылом души, уже предвкушал, как натравит на лейтенанта сидящих в обезьяннике наркоманов, которых как раз корежило без дозы. Против пяти нариков в ломке даже этот здоровый медведь не выстоит.
Мечтам сержанта сбыться было не суждено: система на сей раз сработала не в его пользу, и по приезду наряда в участок их уже ждали майор Кононов и двое девушек в темно-зеленой форме с такими же шевронами, как у Юлия, и такими же лейтенантскими лычками — сотрудницы Свято-Екатерининского патронажного управления. Карину забрали, а вот выпускать Юлия сержант отказался.
— Лежит заявление. Должен по протоколу все зафиксировать и допросить.
— Допрашивайте, — кивнул майор. — И фиксируйте. При мне.
— Признаете, что проникли в чужую квартиру и, тыкая удостоверением, отказывались ее покидать? — сержант Семенов печатал быстро, слова цедил сквозь зубы.
— Нет, — спокойно сказал лейтенант, — не признаю. В квартиру меня впустила хозяйка, разговаривали мы нормально, а вот когда дело дошло до подписания документов на патронаж, начались проблемы.
— От ответа не уходим. Требование покинуть квартиру было?
— Так точно, могу процитировать, могу предоставить диктофонную запись.
— Так и запишем. Требование хозяйки квартиры покинуть территорию проигнорировал. По приезду сотрудников полиции не выполнил требование покинуть территорию и пытался оказать давление на сотрудников правопорядка путем звонка майору Кононову А.Р.
— Я действовал в рамках Устава и в интересах подзащитного подростка.
— Не являясь сотрудником органов внутренних дел, пытался во время оформления протокола оказывать давление на следствие путем явления майора Кононова А.Р. Дата, подпись. Расписывайтесь, лейтенант Короленко.
— Нет уж, сержант, либо пишите все, как есть, в том числе и то, сотрудником каких органов я являюсь, либо подписывать это я не буду.
— Меня остальное не волнует, сопротивление было, звонок майору был, майор вон стоит, хотя к вашим органам отношения не имеет.
Юлий пожал плечами:
— А меня волнует несоответствие протокола.
— Какая конкретно часть?
Лейтенант перечислил все фактические нарушения. Одни и те же за все годы его работы. Такие вот служаки в полиции, не желающие усваивать простую истину: они уже не являются единственной системой защиты населения, постоянно делали одни и те же ошибки. Впрочем, это обыденность. Должно пройти еще хотя бы лет десять, чтобы полиция начала работать вместе с парнями и девушками из Службы защиты материнства и детства, а не против них. Сержант переписал часть протокола, но про майора Кононова оставил оба пункта. Он очень не любил выебистых мажоров, которые чуть что начинали махать связями. У каждого обсоска есть свой майор, на всех не напугаешься. И еще он очень сожалел, что этот майор приехал так оперативно.
— Подписывайте.
Фактически, нарушением это не являлось. А майор Кононов был куратором Службы от МВД. Так что Юлий перечитал и подписал.
— Свободны, лейтенант Короленко.
— Опять встрял, Юлий, — майор покачал головой, когда Короленко втиснулся в не слишком просторный салон его служебной волги.
— Никак нет, господин майор, работа такая.
— В следующий раз на площадку выходи из квартиры, сейчас опять тонну бумажек придется подписать, отмахиваясь от внутренней безопасности. Куда тебя подкинуть?
— Я бы вышел, да побоялся, что гражданка Морозова двери захлопнет и на дочь давление окажет. До школы, если можно.
Его высадили около школы, сейчас зиявшей двумя ровными «глазами» вылетевших стекол в одном из кабинетов. Со стадиона неслись вопли и визги — шел урок физкультуры. Откозыряв майору, Юлий зашагал в школу. Денек выдался тот еще, жрать хотелось неимоверно, где-то в холодильнике в кабинете его дожидался контейнер с обедом. Он остановился на крыльце, набрал номер временного приюта.
— Лейтенант Короленко. Да. Как она? Покормили? Спасибо, девчата. Да, рекомендую. Да, могу к вечеру подъехать и привезти документы. Лады. До встречи.
В школе было почти тихо, только из-за двери кабинета английского доносилось чтение каких-то стихов. В кабинете географии распылили веселящий газ, не иначе, оттуда временами доносились взрывы смеха. Он забрал свой обед и зашагал в учительскую — микроволновка была только там, как и чайник.
В учительской сидела томного вида блондинка, которая при виде Юлия сразу оживилась.
— Здравствуйте. Это вы наш новый врач? А я Алиса Витальевна, — она посмотрела в глаза Юлию. — Для вас просто Леся.
— И вам доброго дня, Алиса Витальевна, — он кивнул, загрузил еду в микроволновку и включил таймер.
Похоже, сейчас начнется первый раунд заигрываний. Слава Богу, старшеклассницы сегодня шли адекватные, никто глазки не строил.
— А что такой красивый и сексуальный мужчина делает в нашей школе?
— Работает, Алиса Витальевна, работает. Как вы успели заметить — штатным медиком.
— А что вы делаете сегодня вечером?
— Тоже работаю.
— А после работы? — она подошла поближе, чуть подалась вперед.
— А после работы — отдыхаю.
Микроволновка звякнула, он ухватил контейнер и отошел подальше от блондинки, делая вид, что в упор не видит ее маневров и занят исключительно своим обедом.
— Может быть, мы вместе отдохнем? Расслабимся.
— Сожалею, нет.
— Вам не нравятся женщины вообще или только блондинки?
— Мне не нравятся замужние дамы, Алиса Витальевна, — он поднял голову, сурово глянул на нее.
— Как жаль… Скажите, а вы успели познакомиться со всем педсоставом?
— Далеко не со всем. Извините, Алиса Витальевна, я очень голоден, а когда я ем, я глух и нем.
Она явно обиделась, ушла обратно на диван. В учительскую широким шагом вошел Эдуард Семенович.
— Приветствую тружеников шприца и белого халата.
Алису он игнорировал, та тоже делала вид, что никакие Эдуарды мимо не проходят. Юлий молча кивнул, глотать непрожеванное он не собирался даже ради того, чтобы поздороваться с трудовиком. Тот подошел к стойке с журналами.
— Опять кто-то упер десятый «б».
— Не успеешь на пять минут отойти, а ты уже «кто-то», — возмутился Лев, входя. — Держите журнал, Эдуард. Юлий… Алиса…
— Там твой шестой класс кабинет не разберет?
— Шестой класс стенает и пишет сочинение о том, как они провели лето.
Юлий дожевал последнюю ложку гречки и сыто вздохнул.
— А чей одиннадцатый «б»? Кто классный руководитель? — задал вопрос в пространство.
— Теодора Павловна, — Лев и Эдуард содрогнулись.
— Теодора Павловна — это женщина-цунами, это дама-атомный ледокол…
— Господа, а если без метафор? Я не силен в риторике.
— Матушку Карины видел? — хмыкнул Лев. — Умножь массу на четыре, а характер сделай хуже в три раза.
— Ёперный театр… А ведь мне с ней говорить по поводу Морозовой…
— Сделай вид, что ты милый зайчик. Или ничего не говори.
— Где я — и где милый зайчик? Да и Устав…
— К директору. Можно же через голову?
— Японский же городовой… Ладно, пойду конем.
— И таблетку мне выдай, а то наркоз отошел, а скоро и я отойду…
— Воды налей себе, запивать обильно, — Юлий немедленно полез в поясной планшет, достал блистер.
Лев налил кружку воды из чайника.
— А что случилось? — озадачился Эдуард.
— Стекло вылетело.
— Не школа, а картонная коробка, я сегодня тоже ладонь раскроил, прикинь, умудрился найти единственный торчащий гвоздь во всем кабинете. Причем в ящике своего же стола.
— А почему в медпункт не зашли? — возмутился Юлий.
— А зачем? Перекисью обработал, пластырь наклеил.
— Все равно зайдите. Я на вашу «перекись» посмотрю, — сурово сдвинул брови лейтенант.
— Добрый день, коллеги. Юлий Салимович, можно вас? — в учительскую заглянула директор.
— Да, Ирина Иннокентьевна, сей секунд, — он упихал свой контейнер в пакет и поспешил выйти.
— Идемте в мой кабинет, там пообщаемся.
Рембо недовольна. Юлий не смог бы сказать, почему в голове всплыло именно это школьное прозвище директрисы, но что она злится — понимал отлично.
— Присаживайтесь, лейтенант Короленко.
О-о-очень недовольна.
Юлий сел, не зная, куда девать зажатый в руке пакет. Молча, как провинившийся школьник. Ну что за глупости в голову лезут-то? Ни в чем он не виноват!
— Можете объяснить, что случилось с Кариной Морозовой?
— Могу, Ирина Иннокентьевна. Вам по порядку и с самого начала?
— Мне с того момента, когда мне сказали, что я должна перевести ее в другое учебное заведение. В районо на нашу школу и так косо смотрят, а теперь мне стоит вас благодарить за грядущие проверки.
— Насчет другой школы — это девочки погорячились, — немного недоуменно приподнял брови Короленко. — Я поговорю сегодня, чтобы Карина доучилась здесь.
— Если проверка лишит школу лицензии, Короленко…
— Лучшую школу города? Единственную, которая выпускает учеников со знанием трех иностранных языков? Ирина Иннокентьевна, я все понимаю, но это сейчас вы утрируете.
— Ступайте, Короленко, и в следующий раз думайте, а потом делайте. Жду Морозову завтра на занятиях.
— Я хотел сообщить, что девочка поступила под постоянный патронаж Свято-Екатерининской службы опеки. Сегодня ее мать решила, что выгнать дочь из дому будет лучше, чем подписать согласие на частичный патронаж.
— Надеюсь, с ней работают психологи?
— Конечно, и психологи, и травматолог посмотрит. Домашнее насилие — не шутка.
— Хорошо. Вы свободны, Юлий Салимович. И поговорите со Львом Александровичем насчет этой поездки, я б предпочла, чтобы вы поехали с ними.
Юлий удивленно глянул на нее:
— Так я и поеду, как медик.
— А, это отлично. Меньше головной боли за детей. Все старшие классы прошли осмотр?
— Только три. Два одиннадцатых и десятый «б». Не выходит быстро, Ирина Иннокентьевна. С каждым надо поговорить, узнать жалобы, осмотреть.
— Хорошо, что работа движется.
— Стараюсь, госпожа директор. Я могу идти?
— Да, конечно, — директор переключилась на бумаги.

У медкабинета маялись сразу трое: трудовик, Лев и еще одна незнакомая Юлию классная дама.
— И все ко мне? — усмехнулся он. — Господа, пропустим даму вперед.
— Смирнова Ольга Анатольевна, начальные классы, — представилась она, войдя в кабинет.
— Очень приятно, Короленко Юлий Салимович. Садитесь, жалуйтесь. Я, конечно, педиатр, но и общую медицину знаю неплохо.
— Мне бы давление померить.
— Давайте, померим, — улыбнулся Юлий.
Минут десять спустя, выбрав из своего тревожного чемоданчика нужное лекарство, посоветовав обратиться к врачу, а не пить что ни попадя по совету подружек, он проводил женщину и пригласил мужчин.
— Ну, вот вам моя рука, — Эдуард ухмыльнулся. — Ничего страшного. Царапина.
Юлий покачал головой, отодрал пластырь, осмотрел глубоко вспаханную явно ржавым гвоздем мякоть ладони.
— И это называется «промыл»? А если нагноение пойдет? Да что там «если», когда!
Обработал, вычистил, наложил антисептик, перевязал.
— Вот теперь идите. И завтра на перевязку.
— Как скажете, доктор. Следующего звать?
— Сам войдет, — усмехнулся Юлий.
Пациенты поменялись.
— Тебе еще долго работать?
— Здесь — все, а вот в приют надо заехать и потом к куратору еще, попрошу найти мне Юриных родителей.
— Мне поехать с тобой или дома ужин готовить?
Короленко подумал, кивнул:
— Поехали в приют со мной. Карине будет приятно, что ты побеспокоился о ней, да и если ты подтвердишь, что веришь моим словам о том, что она не наркоманка, тоже. И поможешь убедить сестру Антонину, чтоб не переводила девочку из этой школы.
— Тогда поехали, кабинет закрыл, ключи сдал, готов выдвигаться.
— Как рука? Полегче после таблетки?
— Да, намного. Слегка дергает временами, но терпимо, — Лев развязал галстук.
— Дома перевяжу и наложу «спасатель», чтоб заживало быстрее. Надо будет у сестры Антонины выпросить, — Юлий аккуратно коснулся его щеки, погладил, словно спрашивал разрешения на что-то большее.
— Дверь запри, — усмехнулся Лев.
— Ради одного поцелуя? Все остальное дома, — но дверь Юлий все-таки ногой придержал.
И Лев как в воду глядел — стоило коснуться губ любовника, еще даже не целуя, только примериваясь — постучали и тут же дернули ручку.
— Ну вот, — шепнул ему в губы Лев. — Как чуют.
— Может, и чуют, — так же шепотом согласился Юлий и уже громче сказал: — Одну секунду. Лев Александрович, подождите меня, Бога ради, надеюсь, недолго.
— Конечно, Юлий Салимович, — Лев уселся возле стола.
У дверей стояла блондинка Леся. Вот же настырная! Не мытьем, так катанием? Или следила, на кого молодой медик глаз положит?
— У меня что-то голова кружится, — пожаловалась она.
— Ну, давайте, посмотрим, что там с вашим давлением, Алиса Витальевна. Садитесь вот сюда, на кушетку. Руку к груди, запястье напротив сердца. Дышите ровно.
Он специально не стал брать контактный тонометр, видно же, что ничего у нее не кружится и не болит, так что зафиксировать идеальные сто двадцать на восемьдесят хватит и запястного. Так и вышло. Леся снова надулась, понимая, что задержаться здесь не получится.
— Ну вот, видите, все отлично. Остальное от усталости и нервов. Придете домой, пообщаетесь с семьей, выпьете чаю. Лучший отдых — смена обстановки, со школы на дом, например.
Да, он слегка издевался, ну что поделать, если так воспитан был? Леся была ему неприятна вовсе не потому, что была женщиной или блондинкой, не знай он историю ее брака, засмотрелся бы — ладная фигурка, сочная, аппетитная грудь, обтянутая строгой юбкой задница, тонкая талия, да и личико миловидное. Не скажешь, что ей уже под сорок. Но она была замужем и при этом вешалась на всех, на кого могла.
— Лев Александрович, а вы составите мне компанию?
Лев предпочел оглохнуть.
— Вынужден вас огорчить, Льва Александровича я уволоку по делам. Извините, Алиса Витальевна, но дела эти ждать не будут, нам пора.
Алиса что-то попыталась сказать, но была прервана появлением супруга, обрадовавшегося встрече с женой и утащившего ее домой.
— Что за женщина, — хмуро покачал головой Юлий. — Впрочем, пока это не мое дело. Идем? Только ключ на вахту занесу.
— Идем, погода пока что прекрасная, самое время прогуляться. Заодно посмотришь на учеников вне школы.
До Свято-Екатерининского приюта они добрались через час неспешного шага.
— Никогда бы не подумал, что это приют, — рассматривая современное десятиэтажное здание, окруженное живой изгородью, с детским городком во дворе и парковкой рядом, сказал Лев.
— Ты еще внутри не видел. Здесь и детский сад, и школа, и бассейн, и спортзалы, — с гордостью за соратников кивнул Юлий.
— Это в местную школу хотят перевести Карину?
— Нет, в соседнюю. Здесь только начальная, детки с пятого класса идут в школы в округе.
— Ладно, давай найдем Карину и пообщаемся с ней.
Встретила их сама сестра Антонина. Эта женщина была одной из тех, кто стоял у истоков Службы защиты материнства и детства. Именно она тогда, много лет назад, приметила Юлия и порекомендовала его в Свято-Петровку.
— Здравствуйте, Антонина Михайловна.
— Здравствуй, Юличек, здравствуй. И можно без официоза. Рада, что ты вернулся.
— Лев Вольговский, коллега Юлия, — представился Лев в свою очередь.
— О, так это о вас мне Кариночка все уши прожужжала сегодня? Что ж, теперь ясно, ради какого такого Кисы она просит оставить ее в той школе.
— Да, Киса — это я, — признался Лев. — Не могу их отучить. Раньше был благородным самураем Киса-Сан.
— Что же вас разжаловали просто в Кисы? — Антонина улыбнулась, провела их в широкий светлый холл, кивнув охране.
— Решили, что я слишком милый.
— Коварный кавай!
  Так и косит
  Ряды самураев.
Юлий давился смехом, кусал губу, пытался сделать вид, что кашляет.
— Левсаныч! Юльсалимович! — Карина вскочила с диванчика в конце холла. — Мне сказали, что вы приедете, Юльсалимович, я вас жду-жду! Скажите, что я не хочу в другую школу!
— Зачем в другую? — поддержал ее Лев. — У нас как раз выезды на охоту и балы. Нельзя пропускать такое.
— Кариночка, ты уверена? Юличек, что скажешь?
Девушка закивала, а Короленко сказал:
— Не думаю, что смена места учебы за год до выпускного оправдана. Да и психологически Карине будет проще остаться в своем классе, чем привыкать к чужому.
— Хорошо, если вы так считаете, — уступила Антонина.
— Ура! — обрадовалась Карина.
Стоило ей уйти из дому и попасть в совсем иное окружение, как и она изменилась, перестала сутулиться и хмуриться.
— Так что завтра тебя ждут на уроках, — кивнул Лев.
— Спасибо. А мне можно на озера?
— Можно, — уступил Лев. — Хотя иногда я думаю, что твоя цель — поездки и озера, а вовсе не учеба в школе.
— Но она же хорошистка, зачем ты так? — Юлий улыбнулся Карине: — Иди, тебе уже дали комнату? Учи уроки, поблажек не будет.
— Я буду очень хорошо учиться, — заверила их Карина.
В холл вышли еще две девочки, позвали ее. Мужчины успели услышать «Киса» и «Два креста».
— Похоже, мне уже дали прозвище, — хмыкнул Юлий.
— Не самое плохое. Лучше чем Киса, это точно.
— Киса-сан — это не плохо тоже, — фыркнул Короленко
— Ага, так и тянет надеть кимоно… Мы еще тут задержимся?
— Антонина Михайловна, вот документы, которые я обещал. Я еще не раз приду навестить подопечную.
— Приходи, Юличек, будем ждать, — женщина улыбнулась ему и ушла.
— Теперь тут все, осталось только… ладно, я завтра созвонюсь с куратором.
— Тогда домой? Нас там наверняка ждет поросенок…
— А у твоего дяди есть ключи?
— Нет, он просто приезжает вечером, после моей работы. Чтобы гарантированно меня застать.
— Тогда поспешим, работа уже закончилась, а я голодный, как волк.


Глава девятая

По дороге домой Лев вытащил из Юлия историю переезда Карины в приют.
— Что значит — в обезьянник?!
— Сержанту я, видимо, очень не понравился, — усмехнулся Короленко.
— Ты кому-то можешь не понравиться? — не поверил Лев.
— Ты удивишься, но это уже не первая попытка законопатить меня минимум на двое суток.
— Странно, ты выглядишь такой законопослушной лапочкой.
— Служба защиты материнства и детства еще не настолько популярна, чтобы все прониклись. Тем более что мы практически унаследовали все проблемы и всю ненависть населения к органам ювенальной юстиции.
— Лёвка!
Их разговор прервал выглянувший из припаркованной около подъезда машины мужчина, такой же рыжий, как и племянник. Волосы стояли дыбом, показывая, как бы выглядел Лев, не отрасти он волосы.
— Дядь Володя! — Лев подскочил к нему, радостно обнял.
Юлий усмехнулся: два рыжих одуванчика, надо же. Интересно, в семье Вольговских все такие рыжие?
— Я привез вам тут кое-чего по мелочи. Думаю, в шесть рук перетащим… Ходки за две.
— В шесть рук? По мелочи?!
— В пять рук, — заметил Короленко. — А мы морозильник не купили, — спохватился он.
— Ничего, еще есть время сходить в какой-нибудь магазин бытовой техники.
— Да ладно вам, — прогудел дядя Володя. — Неужто у вас такая маленькая морозилка, что туда не влезут два поросенка, три курицы, гусь и пара уток?
— Не влезут! — в один голос, переглянувшись, заявили мужчины.
— Но это не значит, что мы от них откажемся. Мясо — основа рациона настоящего мужика, — твердо кивнул Юлий и подхватил две огромные сумки, судя по всему, с теми самыми поросятами.
— Ладно, свожу вас в магазин, — согласился дядя Володя.
Он уважительно проводил взглядом прущего сумки Юлия, подмигнул Льву:
— Вот это парень, вот это я понимаю. А то каких-то мерзавчиков себе находил.
— Теперь вы всей семьей будете мне припоминать Андрея еще лет пять, да? — проворчал Лев, беря сумку с птицей.
— Ну, пять не пять, а года три точно.
Лев только застонал, шагая в подъезд к лифту, и решил думать о том, куда девать все это мясо. Кое-что удалось утрамбовать в морозилку, остальное Юлий поставил в тазу в раковину.
— Купим морозильник — разделаем на порционные куски и запихнем туда.
— Там еще два ведра в багажнике — грибы и черника.
— Нам срочно нужна морозилка. И побольше, — решил Лев. — Поехали за ней.
И они поехали. Через два с хвостом часа Юлий втаскивал в их блок коробку с морозильной камерой.
— С мясом разберемся потом. Лёв, у нас есть чего пожрать?
— Сейчас будет, — кивнул Лев. — Пять минут — и все готово.
Пока Юлий возился с распаковкой морозильной камеры, пододвигал ее к «соседу» — холодильнику, мыл, чтобы не оставалось пыли внутри, Лев готовил еду. Полутора руками — не очень-то удобно, но как-то получалось. Это было так по-домашнему уютно. И приятно, готовить для кого-то, кто не будет воротить нос и фыркать на недостаток зелени, специй или просто с кислой миной есть приготовленное и всем видом показывать, что снизошел. Нет уж, этот прожорливый мужик, скорее, жалобно посмотрит с выражением «а добавочки?». Льва это радовало, забавляло и заставляло немного гордиться, особенно после сказанного Юлием:
— Очень, очень вкусно. Спасибо, Лёв.
— Теперь надо придумать, что делать с ягодами.
— А что делать? Часть заморозим, часть можно с сахаром перетереть и в холодильнике сырым хранить. Чуть чуешь, что простыл — пару ложек с чайком навернул. А если ты еще и пирог с ягодами испечешь, я тебя… зацелую. Вот.
— Уже пошел искать тесто для пирога, — весело отозвался Лев и тут же охнул, когда чуть поджившая рука решила отомстить за нагрузку в виде готовки.
— Потом, давай-ка, я тебя перевяжу. Черт, «спасатель» выпросить забыл. Ладно, у меня еще вроде чего-то на донышке оставалось, а завтра куплю.
— Да вроде рука шевелится, — попробовал отмахнуться Лев.
— Лё-о-ов, это не больно и не страшно, просто перевязка, — Юлий аккуратно взял его за запястье и повел в спальню.
— Я вообще с детства был очень здоровым ребенком, с врачами дел имел мало, поэтому меня они пугают…
— Даже я?
Уморительно-обиженное выражение на лице огромного детины смотрелось так, что Лев рассмеялся.
— Нет, ты меня не пугаешь. Поэтому я к тебе и помчался сразу же после несчастного случая.
— Ну вот, значит, и не надо бояться простой перевязки. Тем более, ничего тут такого страшного-ужасного нет, все хорошо подсохло. Даже швы снимать не нужно будет — кетгут сам рассосется. Дня через два уже и болеть не будет, только старайся не сильно тревожить.
Забалтывая великовозрастного пациента, Юлий закончил перевязку и чмокнул кончики пальцев.
— Все.
— Спасибо, мой заботливый врач. Пойду пытаться печь пирог.
— Я помогу. Только командуй, что делать.
С помощью Юлия весь процесс пошел достаточно быстро, вскоре пирог сидел в духовке и готовился. А Лев сидел на табурете и наблюдал за тем, как Короленко пластает мясо, сушит его салфетками и аккуратно складывает кусками в морозилку.
— Птицу разделывать, как думаешь? Утку и курицу оставить целиковыми, а остальных — на запчасти?
— Думаю, так будет лучше. Что бы только приготовить из этого…
— Да что мы, не придумаем? — ухмыльнулся Юлий. — Мясо — оно мясо и есть. А мясорубка у тебя имеется? А то я б котлеток нажарил по матушкиному рецепту.
— В одном из шкафов должна быть, кажется в угловом на второй полке.
В общем так уж получалось, что на ближайшую неделю дежурным по кухне становился Юлий, он же и борщ сварил, и мясо перемолол — одним борщом двум здоровым мужикам на обеде не наесться, нужно что-то на второе. Котлеты он пожарил такие, что у недавно, в принципе, поевшего Льва потекли слюнки и заурчало в желудке.
— Пока они тут маленечко протушатся, надо гарнир сварганить. Как насчет риса?
— Я только за всеми конечностями! Рис — это замечательно.
А потом наблюдал, как Короленко священнодействует над рисом. Готовил он по каким-то своим, неизвестным Льву рецептам, добавляя специи, золотистый изюм, мелко натертую морковь и поджаренный до идеальной золотистости лук.
— Оно пахнет так, что скоро к нам побегут соседи, голодные и несчастные.
— Ну, прибегут — угостим, — усмехнулся Юлий. — Пока что я вижу только одно голодное и несчастное создание, которое требуется срочно кормить. Ладно, два голодных создания.
Лев с аппетитом воздал должное вкуснейшему ужину.
— А сколько еще у меня рука будет болеть? — поинтересовался он после, задумавшись о чем-то.
— Через неделю уже должна перестать.
— Это хорошо, к поездке выздоровею. Значит, ты собираешься с нами? У нас небольшая группа из двадцати-тридцати человек, с нами едут родители некоторых из них.
— Я буду сопровождать все экскурсии и поездки, Лёв, работа такая, — усмехнулся Юлий. — Так что никуда вы от меня не отвертитесь. Надо было бы еще медсестру в школу на случай, если мне придется ехать в сопровождение во время учебного процесса. Но это я уж если Рэмбо продавлю, что вряд ли.
— А ты попробуй, вдруг твоя харизма продавит ее железобетонный характер.
— Пробовать буду всяко, — согласился Короленко. — Ну, что, мне — посуда, тебе — уроки?
— Ага.
Работы было не особенно много, за десять лет у Льва собрался весь арсенал поурочных разработок с пятого по одиннадцатый класс, нужно было лишь адаптировать их под тот или иной урок. И сделать кучу раздаточного материала. Тесты со второго дня учебы… Злой Киса, очень злой.

Первая неделя пролетела удивительно быстро. Или им обоим просто так показалось? Юлий был загружен по самую макушку осмотрами, отправкой детей на обследование по поводу хронических болезней, сопровождением тех, у кого не было родителей или у родителей не было возможности отпроситься с работы. Получил еще двоих подопечных на временный патронаж — и, казалось, расправил плечи и крылья. Вот уж если кого было называть «золотым орлом небесным» — то это его. Прозвище «Два креста» не прижилось, зато почему-то прижилось «Король». Болит голова — сходи к Королю. Подвернул ногу на перемене — к Королю.
Он успел познакомиться и с Теодорой Павловной, монументальной дамой, сравнимой с произведениями мастера Зураба. На Короленко она взглянула лишь чуточку доброжелательнее, чем на свои пробирки и реактивы. Вообще, успел перезнакомиться и отбить первые атаки на свою «невинность», как посмеивался Лев, со стороны всего незамужнего женского коллектива. А кое-где и замужнего. Блондинка Леся решила взять его измором. Юлию было стыдно смотреть в глаза физруку. Тот внимания на поведение жены не обращал никакого, словно его совсем не волновало то, как бесстыдно Леся предлагает себя медику.
— Это не женщина, это какая-то осадная машина, — жаловался Короленко. — Я не понимаю, неужели как-то неубедительно прошу ее от меня отстать?
— Может, соберем подписи от коллектива на ее увольнение? — Лев посмотрел в сторону двери медкабинета, подозревая, что Леся уже томится в коридоре. — Или скажи, что ты занят.
— Я хочу поговорить с ее мужем, но, ты знаешь, впервые не знаю, что сказать… Могу ведь помочь и с адвокатами, и с рассмотрением дела, и с материальной помощью подсуетиться.
— Так и скажи: Владислав, вам номер адвоката по бракоразводу нужен?
— Понимаешь, это же будет выглядеть так, словно я хочу развести их, чтоб поухлестывать за ней сам.
— Хочешь, я с ним поговорю? Или вместе пообщаемся, позовем его сюда.
— Вторая идея мне нравится больше.
— Хорошо, я позову, — Лев встал. — Сейчас удобное время?
— У меня пока пусто, у тебя окно, что у него — не знаю.
Повезло — у физрука тоже был перерыв в один урок, так что в медпункт он пошел, заинтригованный тем, что за разговор с ним хотят провести. Мяться Юлий не стал, поздоровался и сразу выложил все козыри.
— Я только надеюсь, что вы правильно меня поймете, Владислав Анатольевич.
— Чего же тут не понять, Леся вас допекла. А адвокат точно хороший?
— У нас в Службе — только лучшие, — улыбнулся Юлий.
— И они точно оставят детей со мной?
— Если понадобится, в вашу пользу будет свидетельствовать, мне кажется, весь педколлектив. Ну, большая его часть — точно.
— Тогда я согласен, — кивнул Владислав.

А против неожиданно выступили несколько самых старших женщин педколлектива. Владиславу, а с ним и «соучастникам» — Юлию и Льву — устроили прессинг и практически бойкот.
— Я же говорил — пауки в банке, — потешался Лев. — Паучихи, гюрзы…
Юлий только пожимал плечами: не впервые встречается такое. Как же, «онажемать», «онижесемья».
— Какое счастье, что от них ничего не зависит, — Лев откровенно веселился.
Леся демонстративно всхлипывала и прикладывала платочек к сухим глазам, когда видела троицу «разлучников». Остальные сохраняли нейтралитет, хотя свидетельствовать на стороне Владислава согласились многие. Суд был скор — по просьбе истца, собравшего большую часть доказательной базы, по сути, сделав за адвоката половину работы, — и справедлив: детей оставили Владиславу, квартира принадлежала изначально его родителям, так что прав на нее Леся не имела. Пришлось красавице возвращаться к своей матери в коммуналку. Физрук радовался, и, похоже, его дети тоже радовались вместе с ним. Леся фыркнула и потребовала уволить ее, видно, предполагая, что станут уговаривать остаться. Не тут-то было. Ирина Иннокентьевна пожала плечами и подписала увольнение.
— Как же стало тихо, — радовался Лев. — Может, остальные тоже уволятся? Пойдут вслед за Лесей куда-нибудь в другую школу, поддерживать ее морально?
— Лев Александрович, а замещать их будете вы? — посматривала поверх очков на него директор.
— А как же психологический климат в коллективе? — с пафосом и надрывом вещал литератор.
— Вот явится проверка из РОНО, и будет вам климат, как у небезызвестного господина Алигьери, — припечатала Ирина Иннокентьевна. — Лейтенант Короленко, где ваша обещанная медсестра?
— А я могу уже дать запрос? — обрадовался Юлий.
— Можете-можете. Финансирование позволяет.
Так в школе появилась медсестра Сонечка, у педколлектива — новый предмет для обсуждения, осуждения и обожания разом, а у Льва… собственнические мысли и признаки ревности. Слишком уж эта Сонечка была близко к Юлию весь рабочий день. Да и косилась на него с поистине детским обожанием. Милейшее создание, под стать психологу: тоненькая, хрупкая, с ласковыми глазами, улыбкой и руками, роскошной русой косой до пояса. Прозвище Сонечка получила влет — Снегурочка. Лев при встрече с ней улыбался настолько ласково, что Снегурочка вспыхивала и убегала, словно перед ней и в самом деле стоял царь саванны. И вроде бы ничего вслух Лев не произносил, но Сонечка предпочитала из кабинета лишний раз не выходить, боясь с ним столкнуться.
— Лёв, вы чего с Соней не поделили? — не выдержал однажды Юлий.
Разговор происходил дома, когда все были сыты и впереди ждал выходной.
— В смысле? — Лев валялся на полу и читал недавно вышедший роман современной писательницы, повествующий о нелегкой доле девушки из высшего общества, лишившейся родителей и дома.
— Ты на нее чуть не рычишь, она, твой голос услышав, прячется в процедурном и выйти боится.
— Я вообще ни на кого не рычу, особенно на всяких Снегурочек. Мало было Леси, теперь еще и эта.
— Э? Сонька скромная девочка, ты что? Она ж даже трудовика отшила! — вступился за коллегу Юлий.
— Потому что влюблена в красавца-врача.
Короленко пару раз моргнул, потом фыркнул, пытаясь сдержать смех.
— Лёв, я слышу ревность в твоем голосе?
— Ничего подобного! Какая ревность?
— Тогда что это? — Юлий перебрался с подоконника на матрас и пригреб любовника к себе поближе. — Я с Соней знаком уже года… три, точно. И никаких влюбленностей за ней не замечал.
— Да она как на тебя посмотрит, краснеет.
— Да неужели? Она и на Владислава смотрит и краснеет, и вообще на любое существо мужского рода. Последствия воспитания в чересчур религиозной семье, Лёвушка, вот и все.
Лев слегка успокоился в его объятиях, согрелся, улежался в уюте и счастье. Собственная неприязнь к Соне показалась такой мелкой и надуманной. Вот же он, Юлий, рядом, обнимает, улыбается. Такой родной и любимый. Лев даже не ожидал что настолько серьезно умудрится влюбиться за неполный месяц. Того же Андрея ему ревновать в голову не приходило.
— Люблю тебя, — вслух признался он.
— Правда? — Юлий перекатился, навис над ним, заглядывая в глаза.
Ответить не дал, закрыл рот поцелуем. Это тоже было отличие, с Андреем целоваться Льву не нравилось, это было как-то неприятно, то ли слишком слюняво, то ли наоборот, слишком жестко. Андрей воображал себя опытным мачо, последователем этого, как там бишь его, Грея. Юлий за пару недель умудрился дойти вместе с ним опытным путем до понимания, что поцелуи — это приятно, а в минете есть особая прелесть, когда его делает нежный и ласковый любовник.
Поскольку говорить Лев не мог, отвечать пришлось действием, показывая, что да, это правда.
— И я тебя, — разорвав поцелуй, сказал Короленко.
Теперь целовал его уже Лев, забыв про свою ревность. Да и вообще про все на свете забыв. О чем он вообще только думал? Это же его Юлька, самый честный и упертый в этой своей честности мужчина, которого Лев видел в своей жизни. Поцелуи стали переходить в более откровенные ласки, Лев соскучился по Юлию за те последние пару дней, которые пришлось посвятить работе так плотно, что дома удавалось только промычать «Привет» и упасть на коврик у дверей в попытке занять горизонтальное положение и уснуть. Чертовы электронные дневники, которые безбожно подвисали, так что оценки выставлялись с трудом и неприличными мыслями.
Черт его знает, кто там в последний раз из них был сверху, а кто снизу, разницы не было, все равно было одинаково приятно и так, и эдак. Когда снизу был Юлий, он казался более раскрепощенным, как ни странно, отдавая право командовать Льву, отдаваясь ему полностью и безоговорочно. В этот раз Лев позволил вести Юлию, решив побыть теплым и радостным бревном. По правде сказать, не таким уж и бревном, но от страстных порнозвезд они оба были далеки.
— Может, махнем в следующие выходные к моим родителям? А… поездка ведь, — пробормотал Лев, отдыхая на Юлии. — Тебе понравится, там три домика над озером.
— Махнем, я не против познакомиться с ними лицом к лицу. Тогда, наверное, на каникулах лучше? Из недели хоть три дня свободных будет ведь? — Юлий по появившейся привычке запустил пальцы в его волосы, принялся перебирать их.
— Конечно, в первые каникулы дадут четыре дня, как минимум.
— Вот и съездим.
Лев закивал, растянулся поудобнее.
— Как тебе вообще работа с детьми? Нравится именно в школе?
— Я за всю свою трудовую деятельность где только не работал. Начинал тоже в школе, потом перевели в детсад, это Питер и Москва. Потом был Хешхаб, это большой кишлак. Сам-то большой, ну, относительно, конечно, а фельдшер один, люди детей на прививку не дают. Помучился изрядно, пока всех не привил. Там ни о какой опеке речи не шло — сразу за ствол или за нож хватались. Потом три года в Алтайске, практически отпуск. Хотя тоже казусы встречались.
— В общем, наш цирк с выездом в зоопарк тебя устраивает, — подытожил Лев.
— Еще как, — усмехнулся Юлий. — Здесь практически все время тишина и спокойствие. Курорт.
— Ну-ну, погоди, это они еще с лета сил полны. А вот как устанут от учебы…
— Я работал с детьми, которые были тяжело или неизлечимо больны. Это во много раз тяжелее, Лёв. Поверь на слово.
Лев кивнул.
— А еще у нас впереди осенний бал. Девочки в платьях, мальчики в костюмах, учителя в раздрае чувств.
— А вот об этом поподробнее, что за осенний бал? У нас такого не было в школе.
— Развлекаловка для старших классов, возможность красиво пройтись в красивом наряде, красиво постоять с бокалом лимонада, красиво поулыбаться. И красиво потанцевать.
— И головная боль учителям, чтобы обеспечили безопасность и порядок всей этой красоты?
— Именно. Но из учащихся приходят тоже далеко не все, кое-кто считает, что это все глупо и смысла идти не видит.
— А вот я тебе скажу, что зря не видит смысла. Если бы еще провести пару вводных уроков в бальный этикет…
— То что было бы?
— Надеюсь, было бы проще учителям на балу. Когда он там, говоришь?
— В октябре, третьи выходные.
— Лады, я попробую составить краткие тезисы, по которым нас учили, поможешь расписать в пару интересных лекций? Вдруг да я нашу психологиню уговорю?
— Хорошо, попробуем. Пока детишки не слишком загружены, может и получится что стоящее.
— Спасибо, — Юлий приподнял голову, звонко чмокнул его в нос.
Сработал сотовый, возвещая о пришедшем сообщении. Лев дотянулся, открыл.
— Опять МЧС сообщения о штормовом предупреждении рассылает.
— Нам уже с утра сообщили. Надеюсь, до совсем уж шторма дело не докатится, такая осень была хорошая, тихая.
— Они постоянно это пишут, не обращай внимания. Просто ветер будет сильнее обычного.
— Надо будет проверить все стекла в классах, — нахмурился Юлий. — Не хотелось бы открывать курсы шитья вместо уроков.
— Проверим, — кивнул Лев. — В понедельник.
— Хочешь, сварю двухслойный кисель? — предложил Короленко. — Чего-то на сладкое потянуло.
— Хочу, мой сладкоежка.
Юлий довольно прижмурился: сладкое он в самом деле любил, предпочитая фруктовые десерты или горький «бабаевский» шоколад, но против ягодных пирогов Вольговского устоять тоже не мог. Лев скатился с него, взял книгу, принимаясь ее дочитывать. Юлий вытащил из шкафа легкий плед, накинул на него, натянул штаны и футболку и отправился готовить кисель. Его маленькому Юленьке готовила когда-то бабушка, ничего сложного не было — главное, сварить кисель погуще. Сначала молочный — на донышко, потом ягодный, снова молочный. И так, пока не закончится место в креманке или стакане. Черничный кисель смотрелся с молочным просто обалденно, а две крупные конические креманки Юлий купил сам. Льву это угощение понравилось, так что он никогда от киселя не отказывался. Вот и сегодня явился, не дочитав.
— Мне-мне-мне! Кастрюльку облизать!
Юлий рассмеялся, вручил ему кастрюльку из-под молочного киселя, который уже выложил целиком, принялся раскладывать густое, кисловато-сладкое черничное лакомство поверх белого слоя.
— Вот, готово.
— Ум-м-м, это так вкусно. Все, Киса добрый и ласковый.
— Люблю, когда ты добрый и ласковый, — улыбнулся Короленко, — тогда в самом деле как мягкий и пушистый кот, урчишь и щуришься.
— Правда? А мне говорили, что я всегда напряженный и очень злой.
— Ты на работе даже не злой, плюнь на того, кто говорил. Напряженный — да, а еще острый, как нож, насмешливый и отстраненный. Но злости я в тебе не заметил ни разу.
За окнами пошел дождь, застучал по стеклу крупными частыми каплями, потом сразу же хлынул потоком. Налетевший ветер взвыл, бросил воду пригоршней в окно, где-то внизу завыли сигнализации машин, закричали о мокнущем на балконе белье.
— Ого, ты глянь, в кои-то веки штормовое оправдано, — Юлий вцепился в подоконник до побелевших пальцев.
С такого ливня началась катастрофа в Алтайске. Он теперь терпеть не мог сильный дождь, постоянно ждал от погоды подлянки.
— Это не штормовое, это просто сильный дождь.
— На душе неспокойно.
Лев обнял его за плечи.
— Просто дождь, такое бывает. Тут город затапливать нечему и не с чего.
— Каховская водохранка в пятидесяти километрах от Звездного городка. Мы туда в детстве купаться ездили и звездюлей потом от старших получали.
— И с чего бы водохранилищу идти на город?
— Вроде, не с чего… Ладно, будем считать, это у меня посттравматика взыграла. Просто не люблю ливни. Хорошо хоть выходные впереди, из дома только в приют выйду, Карине обещал и сестре Антонине.
— Такой сильный скоро закончится. Пойдем в спальню?
— Идем, самая погода, чтоб в одеяло закуклиться.
Одеяло, по счастью, было достаточно большим, чтобы завернуться в него вдвоем. Правда, долго наслаждаться простыми человеческими радостями не вышло.


Глава десятая

Утро следующего дня началось для лейтенанта Короленко в четыре часа по полуночи, со звонка майора Кононова. Военные части и МЧС подняли по тревоге: интуиция Юлия не подвела, и плотину старинного водохранилища, построенного аж в позапрошлом веке, прорвало.
— Да, господин майор, через десять минут буду на точке сбора, — тихо, чтобы не разбудить Льва, отрапортовал лейтенант, натягивая полевую форму и спешно проверяя комплектацию «тревожной» сумки.
Лев перевернулся на другой бок и заснул еще крепче, наслаждаясь тем, что можно отоспаться за выходные. Юлий нацарапал ему записку: «Вызвали по тревоге. Люблю. Ю.» — и умчался, только щелкнул замок. Лев, проснувшийся в семь утра, словно его пнули в бок, долго смотрел на этот клочок бумаги, пытаясь сообразить, что случилось, потом включил новости. Сначала он просто не понял, что это говорят о его родном городе. Потом понял и похолодел, рассматривая кадры затопленных до второго этажа домов, лодки, спешащих спасти запертых стихией в домах людей военных. Мелькали на экране и парни в синей форме с крестами на шевронах.
— Как только что сообщил наш специальный корреспондент, по сводкам синоптиков ожидается ухудшение погоды. Так же есть опасность разрушения дамбы Верхне-Каховского водохранилища. Напомним, оба водохранилища были построены в двадцатых годах девятнадцатого века и практически пятьдесят лет капитальный ремонт сооружений не проводился ввиду отсутствия необходимого финансирования из бюджета области.
Лев выглянул из окна, вода пока что дошла лишь до уровня бамперов машин. Что ж, значит, Юлий где-то там. Лев принялся одеваться, разыскивая телефон. Надо выяснить, насколько все серьезно и не пора ли открывать школу для приема людей.

Следующие два дня прошли в авральном режиме. В школах и больницах принимали пострадавших и оставшихся без крова людей. Юлия Вольговский не видел, тот только дважды отзвонился с коротким «Жив, цел, орел, работаю». К счастью, пока получалось готовить горячее питание для всех, а на складах хватало одеял. Сообщение о прорыве Верхне-Каховской дамбы пришло к вечеру третьего дня, людей из низинных районов города эвакуировали совместными силами военных, МЧС, Красного Креста и Службы ЗМиД.
— У нас больше нет места, — Лев устало доказывал, что еще «всего пять семей» школа не примет. — Заняты классы, коридоры, спортзал.
Остановиться и позвонить Юлию времени не было, да и как звонить, зная, что у того, скорее всего, нет лишней секунды принять звонок?
— Но там всего семнадцать человек и три кота.
— Котов давайте, а людей везите в соседнюю.
Спасатели все-таки впихнули им еще троих людей, без котов, слава Богу. Безумная кутерьма начала устаканиваться, когда поставили еще три койки, нашли одеяла и сухие вещи, накормили всех эвакуированных горячей пищей, успокоили детей, мам, пап, бабушек и дедушек, оказали первую помощь. Сонечка вертелась, как белка в колесе — ее по тревоге отправили в подотчетную школу, а не на передовую борьбы со стихией.
— Лев Александрович, идите-ка, выпейте горячего чаю, в моем кабинете собираются посменно наши педагоги, — сказала Ирина Иннокентьевна. — Что там с Юлием, вы не в курсе?
— Пока нет. Час назад писал, что работает. Я пойду домой, у меня там квартира просторная, возьму несчастных заморенных котов к себе, а то жалко зверушек.
— Да-да, конечно, — кивнула директриса. — Идите.
В квартире Лев разместил уже двадцать котов. Животные были напуганы, дезориентированы и несчастны, после проникновенного объяснения, что за гадство по углам будут выкинуты в воду, и пары примеров от кем-то натренированного собрата пользовались вместо лотков… унитазом. И так и норовили набежать к улегшемуся человеку и облепить его всей массой.
Лев включил телевизор, хотя прекрасно понимал, что ничего нового там не высмотрит. И вряд ли в мешанине кадров сумеет узнать своего Юльку, даже если его и покажут. Скучные сводки, ничего особенного, камера мельтешила так, что было вообще невозможно понять, где спасаемые, а где спасатели.
— Срочное сообщение от нашего спецкора Олега Годунова, — диктор взволнованно скомкала листок с текстом, принялась зачитывать с экрана бегущей строки: — Автобус с эвакуированными из Красноозерского района людьми слетел с размытого шоссе в реку, ведутся спасательные работы. На месте происшествия работает сводный отряд МЧС и Службы ЗМиД.
Лев впился ногтями в ладонь. Автобус в реке — это очень плохо. Ныряющий за ними Юлий — еще хуже. Он все-таки узнал его, всего пару секунд показывали кадры, где лейтенант Короленко передавал спасателям двух детей и женщину, разворачивался и снова нырял в бешено несущуюся воду, туда, где едва виднелась крыша автобуса. Не он один, но… Юлька, герой чертов! Надо ехать туда… хотя, как туда доберешься? Он выключил телевизор, пару минут сидел, закрывая лицо руками, потом снова включил. Рванув неизвестно куда, он ничем Юлию не поможет, а так хоть будет знать… Хоть что-то.
Дальше шли кадры уже с других мест происшествия, снятые заранее. Жалобно мяукали коты, лезли на руки, чувствуя тревогу человека. Нужно было их еще покормить. За свою семью Лев не волновался: Чумское, где они жили, было, во-первых, в другой стороне, во-вторых, на возвышенности, в-третьих, родители отзвонились еще в первый же день и успокоили, что у них все в порядке, только порвало линии электропередач рухнувшим деревом. Он решил заняться кормежкой животных, чтобы отвлечься. Просто сделать телевизор погромче. Под сводки новостей он и задремал.
-… Короленко.
Лев подскочил, ошалело моргая, однако диктор продолжала читать другие новости. И он не был уверен, что фамилия Юлия ему не послышалась. Пощелкал другие каналы, но на Первом новости уже прошли, на Всероссийском — тоже, а повтора местных нужно было ждать еще час. Он попытался набрать номер Юлия. Бесполезно, телефон не отвечал. Где-то в бумагах у лейтенанта наверняка были записаны номера его куратора и сослуживцев, можно было поискать их. Он помнил фамилию майора Кононова. Пришлось закопаться в стол, к счастью, Юлий хранил свои записи в идеальном порядке. Лев нашел записную книжку и набрал номер майора.
— Да, слушаю! — рявкнул тот. Или, скорее, прохрипел.
— Это Лев… Сосед Юлия Короленко. Что с ним?
— Его ищут. Будет информация — с вами свяжутся.
Майор бросил трубку, оставив Вольговского стоять, судорожно сжимая сотовый в руках.
— Что означает «его ищут»? — спросил у котов Лев. — Куда он мог подеваться?
Сорок минут до очередного выпуска новостей он пробегал по комнате, как заведенный, в сопровождении кошачьей свиты и стакана с валерьянкой.
— И о трагедии на сорок шестом километре Каховского шоссе. Спасателям удалось, наконец, поднять ушедший под воду автобус. Найдены тела тридцати восьми пассажиров, капитана Еремина и лейтенанта Алиева. Спасатели ищут лейтенанта Короленко и двух подростков, которых он вытаскивал, когда затонувший автобус перевернуло течением.
Лев выпил валерьянку. «Ищут». Если они не смогли выбраться? Автобус перевернуло… Может, Юлия унесло течением… Что же делать… Юлька-Юлька… Вольговский почему-то ни капли не сомневался: Юлий будет спасать в первую очередь детей, а не себя. Почему майор не звонит? Прошел уже час, что у них там, Гольфстрим?
Он выглянул в окно, посмотрел на потоки воды, сбивающие с ног пытающихся добраться до дома людей. Если это на улице, то что там с рекой? Живое и богатое воображение нарисовало картинку по кадрам репортажей, от которой хотелось пробежаться по потолку. За окном, словно в насмешку, выглянуло солнце, освещая затопленный город. Природа, вылив свой гнев, успокаивалась. В рваных прорехах туч было видно алое закатное небо. Вечер. Они будут искать и ночью, так ведь? О том, что Юлий мог погибнуть, Лев не думал. Юлий — не мог.

Через полтора часа пискнул сотовый входящей смс-кой с незнакомого номера.
«Жив. Орел. Люблю. Ю.»
«Налакались. Ждем. Киса», — отбил Лев туда же и пошел допивать валерьянку.
Ждать своего лейтенанта Вольговскому пришлось долго. Только гораздо позже он узнал, что Юлий, которого привезли в больницу с переломанными ребрами и ногами, наглотавшегося грязной воды, зато спасшего-таки двух мальчишек двенадцати и четырнадцати лет, уже в лифте по пути в операционную просил врачей отправить смс на без запинки продиктованный номер. Ответную ему зачитали только через сутки, когда он отошел от наркоза.
Лев эти сутки провел, выпивая остатки валерьянки. Добраться до больницы он смог только после того, как отпустили из школы. Учителя посменно дежурили, и его смена закончилась к пяти часам вечера. Номер больницы передал вспомнивший-таки о каком-то там «соседе лейтенанта Короленко» майор Кононов.
— Я к лейтенанту Короленко.
За сутки Лев выпил пузырек валерьянки, заполировал пустырником и пионом и теперь был не то что спокоен — наглухо отморожен.
— К нему пока нельзя. А вы кто, простите? — замотанная регистратор подняла на него воспаленные глаза.
— А я Лев.
— Вольговский Лев Александрович? Возьмите халат и все остальное у сестры-хозяйки, палата триста восемь.
Лев послушно облачился в халат и тапки и побрел навещать Юлия, спокойный как стена, даже слегка улыбающийся. Палата была на восемь коек, все восемь были заняты, все население палаты напоминало мумии по степени забинтованности. Юлия он опознал только потому, что у того голова и руки были свободны от бинтов.
— Юлёк, проснись, к тебе пришли, — хрипло пробасил сидящий на койке рядом парень, пытаясь налить себе воды перебинтованными от кончиков пальцев до плеч руками.
— Вам помочь? — поинтересовался Лев.
— Буду благодарен. Да вы не стесняйтесь, садитесь, — парень подвинулся. — К нему не стоит, у него там гипса по самые подмышки.
Лев налил ему воды в стакан, уселся на койку и уставился на Юлия.
— Температурит он. Переохлаждение и воды наглотался, вот и колбасит. Ничего, Юлёк у нас крепкий.
— Аки дуб, — хохотнул еще один парень, лежавший с вытяжением.
— Аки могутный дуб у Лукоморья.
— Сами вы… дубы… Лёвка, ты пришел…
— К сожалению, я один, остальные двадцать жильцов передают приветы и сожалеют, что не выбрались.
— Двадцать… Коты? — Юлий разлепил глаза, поморгал, закашлялся.
— Коты. Как ты себя чувствуешь, герой?
— Честно? Как Мюнхгаузен после болота.
— Сколько тебя тут продержат? Когда просить котов покинуть квартиру?
— Хрен его знает, Лёв. Я тут вроде как почти статуя имени самого себя… — Юлий пошевелил рукой, сдвигая простыню.
Его сосед не соврал — загипсован лейтенант был на совесть.
— Потом у врачей спрошу, — решил Лев.
— Как дела в школе?
— Люди все еще там, девать их некуда, пока вода не уйдет. Занятия остановлены. Все дежурим по очереди.
— Устал? — Юлий улыбнулся ему, так хотелось взять за руку, успокоить, что все с ним нормально будет.
— Чертовски. Начинаю ненавидеть людей.
— Люди-то не виноваты, им просто страшно. Все нажитое непосильным трудом погибло, крыши над головой нет, денег нет, как жить дальше — неизвестно. Потом будут компенсации, расселение из аварийных домов, помощь, а сейчас их просто надо поддержать.
— Скотами не надо быть, Юлий, в любой ситуации, — Лев потер лоб. — Коты милые, укладываются под бок, мурлычут, ластятся. Отлично пользуются унитазом. Едят все, что дают. Просят прописку и квадратные метры.
— Но двадцать котов… нас обзовут старыми девами и выгонят на улицу вместе с котами.
— Если коты не будут мешать, то не выгонят. Они все двадцать — самцы, из них четырнадцать кастрированные, а шесть — котята, которых еще рановато. Такие милые. Если не заберут к твоему возвращению, умрешь от передоза умиления.
— Угу, умилина мне внутривенно, — усмехнулся Короленко. — Антибиотиками уже по самые уши напичкали.
— Зато ты герой. Смотрел по телевизору и гордился…
— Какой, нафиг, герой…
— Такой вот герой. Карманного формата.
— Дважды Герой, — хмыкнул парень с забинтованными руками. — Везунчик ты, Юлёк.
— Особенно тебе повезло с тем, что пока мы ездим на озера, я там пинаю балдеющих малолеток и пожираю очень вредные для печени шашлыки, ты тихо-мирно будешь лежать на койке и греться в лучах славы.
— Вот чё-о-орт! Это нечестно!
Парни, кто проснулся, загоготали.
— Что, птенчик, шашлычков охота?
— Ладно, какие твои годы, еще успеешь!
— Не накупался?
— Все честно, Юлий, это моя работа. И я буду ее работать, пока ты выздоравливаешь. Потому что у нас двадцать котов, а еще надо иногда кормить тебя.
— Угу, уел меня, — Юлий улыбнулся, уже устало — глаза закрывались, тянуло в сон. — Ты приходи, лады?
— А ты выздоравливай, — поцеловать его при всех Лев постеснялся.
Просто сжал горячую руку в ладони, почувствовал ответное пожатие, такое же аккуратное и ласковое, как и всегда, и отпустил, вышел из палаты.

Дома Лев взялся за уборку, теперь силы у него появились. Главное, что жив, остальное образуется. Он убрал всю накопившуюся шерсть, покормил котов, приготовил еды себе. Жаль, придется вскоре вернуть животных, но их и впрямь слишком много. Может, какого котенка и оставят, не всем сейчас до питомцев. Большая часть все равно попадет в приюты, пока потопленцам не дадут жилье. Вся эта канитель как минимум на два месяца, но не дольше, чем до декабря. К декабрю всех уже должны будут расселить и трудоустроить. Мысль перескочила на Юлия — когда выпишут его? Сколько придется проваляться его герою, он ведь так и не выяснил, какие травмы.
«Завтра расспрошу поподробнее», — решил Лев, наглаживая пушистый черный комок.
Время побежало быстрее, только успевай поворачиваться. Через две недели школу освободили от потопленцев и привели в порядок перед возобновлением занятий, Лев раздал восемнадцать котов, почти всех — обратно в те же руки. Черный пятимесячный котенок «дворянской» породы и рыже-кремовый полосатый полуперс остались. Юлий потихоньку выздоравливал, победив инфекцию без последствий. Как он смеялся, к заразе зараза не пристает.
— Мы очень ждем тебя дома, — Лев показал ему фотографии котов, сладко дремлющих в кастрюле.
— Еще полтора месяца минимум, — с сожалением вздохнул Короленко. — Раньше полного выздоровления меня отсюда никто легально не выпустит, а сбегать я и сам не стану, зная, чем опасно.
В палате сейчас они были вдвоем, да и палата была уже другая — трехместная. Юлий поймал Льва за руку, потянул к себе — аккуратно и словно бы вопросительно.
— Лёв, ты на меня не сердишься?
— А какой смысл на тебя сердиться? Ты делал то, что был должен.
— Кто-то может этого не понять, — и пояснил, видя удивление Льва: — От Игоря, — того парня, помнишь, в палате со мной лежал весь как мумия забинтованный? — ушла девушка. Сказала, пусть со своей медалью Героя спит, а у нее нервы не железные.
— Я педагог с десятилетним стажем, у меня уже нет нервов, вместо них титановая проволока. А еще я слишком сильно тебя люблю… К тому же, за свое геройство ты и так наказан — не спал под одеялом из двадцати котов и не поехал с нами на озера. А было здорово, между прочим.
— Сонечку брали? — усмехнулся Короленко.
— Конечно. Куда же мы без медика?
— Молодцы. А я еще поеду, не в последний же раз. И двадцать котов — хорошо, а два — еще лучше, чур, рыжик мой, — он лукаво усмехнулся.
— У тебя вообще какая-то страсть к рыжим. А мне еще надо кастрировать малыша… Но так жалко… Но метки…
— А он уже метит? Если нет и не будет — можно не кастрировать, сейчас-то ветеринары советуют просто перевязать семенные протоки, если котик спокойный и не метит.
— Он очень шебутной и игривый, но вроде бы не метит. А рыжий очень вальяжный и спокойный, когда котенок на него напрыгивает, он просто укладывает на него лапу…
— У-у-у, я уже хочу домой. А еще я очень соскучился, — Юлий понизил голос, глядя прямо в глаза Льву, — по твоим поцелуям.
— Один могу подарить прямо сейчас, — Лев не стал долго медлить.
Потом, поймав какой-то голодный взгляд любовника, усмехнулся, покачал головой:
— Мазохист ты, Юличек, весь в гипсе, а кое-чему и гипса не надо, да?
— Угу, оно и так тверже камня… — грустно согласился Короленко.
Лев запустил руку ему под одеяло, ощупывая все, что под эту самую руку попадалось.
— Я думал, ты все еще на лекарствах, которые тебе все глушат.
— Кроме противовоспалительного и витаминов, больше ничего не колют… — Юлий задохнулся, откинул голову, комкая в кулаках простынку.
Лев задвигал рукой, наконец, нащупав все, чему требовалось внимание и помощь. Общее состояние все-таки сказалось на выдержке Юлия, он закусил губу, но надолго этого не хватило.
— Лёвка… Лёвушка-а-а…
— А когда полтора месяца пройдет, получишь гораздо больше… — Лев улыбался.
— Знаешь, я теперь все сделаю, чтобы выздороветь быстрее, — пообещал Короленко.
— Тебе ведь еще к Новогоднему балу готовиться. Все девочки хотят потанцевать с тобой.
— Ох, Боже, начинаю чувствовать себя героем той песенки Ирины Аллегровой…
— Если твои переломанные ноги тебе позволят, конечно…
— Колени целы, самое главное, а остальное срастается хорошо.
— Вот и славно. Потому что я очень хочу поскорее тебя увидеть дома, познакомить с котами. Мне надоело спать одному.
— Скоро, Лёв, потерпи еще немного.
Про себя Юлий подумал, что полтора месяца на обдумывание очень важного вопроса — это как раз. А потом он озадачит этим вопросом еще и Льва свет-Александровича. Очень уж не хотелось ему быть-таки героем той самой песенки.
Зазвонил телефон Льва.
— Мне пора, работа зовет. Сегодня родительское собрание по вопросу — что делать и как с этим жить.
— Ты там не переубивай половину родителей, — напутствовал его Юлий.
— Постараюсь. Если они опять не начнут обвинять школу в лишних поборах.
Короленко только усмехнулся: это как всегда, государственных дотаций не на все хватает, хотя в последние годы на образование выделяется гораздо больший процент бюджета страны, чем раньше.
— Зайду завтра, если не нагружусь занятиями, — Лев поцеловал его на прощание.
— Буду ждать. Лёв, моя мобилка утопла, возьми в столе карту, там пин-код простой — мой день и месяц рождения, купи какую-нибудь звонилку? — попросил Юлий. — Буду отвлекать тебя от учебного процесса смс-ками.
Лев его просьбу выполнил через час, попросив начать собрание без него, все равно, это не касается выпускного его десятого класса.
— Теодора Павловна, пойдите навстречу.
— Только один раз в вашей жизни, Лев.
— Больше и не надо.
«Шестнадцать двенадцать». Юлий, оказывается, Стрелец по гороскопу, забавно. Телефон для него Лев купил такой же, как у Короленко и был, понимая, что человек привыкает к определенным вещам. Сим-карту пришлось оформлять на себя, ну да это потом можно переоформить. Было в этой покупке что-то такое… особенное.
— Вот, держи, а теперь я улетучиваюсь, иначе бюст Теодоры Павловны, душащий меня у стены, будет последним, что я почувствую в жизни.
— Спасибо, солнце.

Лев и впрямь вернулся в школу бегом, чтобы принять участие в обсуждении таких важных вещей как форма одежды в школе. Паковать всех в одну форму ему казалось чем-то странным и немного унизительным — у родителей может и не быть денег на эту самую форму, которая стоит ого-го. С другой стороны, форму требовало ввести Министерство образования, обещались дотации, да и каталоги, разосланные по школам, демонстрировали вполне вменяемые костюмы. И не будет джинсов и прочей вульгарщины вроде макси-поясов на старшеклассницах, безуспешно выдаваемых за юбки.
— Ладно, купим, — согласились родители.
— Принесите справки из собеса, школа оплатит семьдесят процентов стоимости двух комплектов, — тихонько вмешалась Сонечка. — За счет программы помощи малоимущим семьям из госбюджета.
— А как доказать, что я малоимущая семья? — заинтересовался Вертинский, представлявший на собрании себя самого вместо отсутствующих родителей.
— А вам, Юрий, нужно связаться со Службой ЗМиД, пока ваш куратор отлеживается в больнице, я этим займусь, — робость медсестры мгновенно испарялась, когда дело доходило до служебных обязанностей.
— А теперь о взносах на грядущий выпускной вечер. Думаю, суммы в пятнадцать тысяч хватит. С каждого, — грозно заявила Теодора Павловна и обвела родителей тяжелым взглядом. — Снимем ресторан, где дети будут под неусыпным контролем.
Дальше Лев практически отключился от обсуждения. Лично он считал, что пятнадцать тысяч — это слишком много, просто чересчур. На такую сумму можно всему классу погулять, а не одному ученику. Если не будет алкоголя, который при заказах в ресторане сжирает львиную часть бюджета, куда такие деньги? Свой класс в следующем году он намеревался вывезти все в тот же лагерь: музыка, пляски, костры, никакой выпивки. Есть два года, чтобы объяснить, что такое хорошие моменты в жизни и почему важно их ценить, будучи трезвыми. Собрать на выпускной вечер по две-три тысячи на столы и оплату работы частного охранного агентства, следящего за поведением, или пригласить все тех же родителей… Впрочем, до этого еще долго.
— А все вопросы по ЕГЭ можете задать Льву Александровичу.
Он мысленно застонал и приготовился слушать и отвечать. А ведь будет еще сидеть на экзаменах… Тоска какая! Почему не могут отменить это тестирование? Кому оно вообще нужно… Юлька говорил, что грядет реформа образования, он-то был в курсе даже раньше тех, кого это касалось. Специфика службы, как говорится. Только это словосочетание — «реформа образования» — пугало еще больше. Что там эти образователи еще напридумывают?
После собрания он вывалился, чувствуя себя сухой шкуркой выжатого лимона.
— София Степановна, а что с Королем… то есть, с Юльсалимовичем, я хотел сказать? — услышал за спиной.
— Скоро поправится, Юра, не волнуйтесь. Я сообщу, когда найдем ваших родителей.
«О тебе волнуются», — скинул Лев смску Юлию.
«Чертовски приятно :-)», — ответил тот.


Глава одиннадцатая

Телефон в больнице — отличное средство от скуки, за перепиской время пролетает куда быстрее. Лев добрался до дома, принялся живописать ужимки мелкого котенка и отношение к ним рыжего, пообещал приготовить рассольник к выписке Юлия, прочитал восторги того по этому поводу, жалобы на осточертевшую больничную еду, посмеялся: Юлька в своем репертуаре, любитель вкусно пожрать. Впрочем, в больнице и впрямь не особенно хорошо кормят, так, лишь бы пациент с голоду не совсем помер. Узнать бы у врачей, можно ли ему уже нормальную еду. Первые две недели, когда Юлий выкарабкивался из жара и еле шевелился, конечно было нельзя.
А так можно было бы притаскивать контейнеры. А то совсем ведь отощает, гипс свалится. Он представил себе Короленко в сваливающемся гипсе, покачал головой: воображение не справилось. Такой здоровый мужик отощать до состояния батареи не мог.
«А тебя подкармливать можно?»
«Да вроде уже можно».
«Тогда завтра… Что тебе принести?»
«Мяса-а-а!»
Лев только посмеялся над таким криком души. Ну, чего может еще хотеть его Юлька? Мяса. Гречки, наверное, он ее любит.
«Будет тебе мясо, оголодавший ты мой».
«Твой, Лёвушка, твой».
Лев принялся готовить, решив заскочить в больницу завтра в перерыв между уроками.
Как же его это грело, это «Лёвушка», это «солнце» сегодня, ласковое такое. И в душе что-то мурлыкало аж на два голоса. А, нет, это коты. И чего они еще безымянные у него? Хотя вот имя рыжего он знал, у того был ошейник с именным медальоном и адресом. Жаль, бесполезный — кота подобрали то ли соседи хозяев, то ли просто сердобольные люди. Черныш так вообще сам к школе прибился, спасаясь от наводнения.
— Ты будешь Мрак, — он поднял котенка под пузо. — А тебя потом хозяин назовет, — это адресовалось рыжему коту, надменно поедающему корм из миски. Рыжий на секунду прервался, презрительно глянул золотым глазом на человека и снова принялся за корм. Снисходил он до человека только ночью, потому что на одеяле и, конечно же, на ногах двуногого было теплее, чем на полу.
— Ничего, Юлий тебя мигом выдрессирует.
Мрак залез на плечо Льву и гордо воссел там, как на троне.

К концу ноября выписавшийся Короленко смеялся, что все дела только его и ждали, чтоб навалиться и подмять, как тот автобус, хорошо хоть фигурально. Майор Кононов сообщил, что нашли родителей Юры Вертинского, они уже спешат домой. Возникла на горизонте матушка Карины Морозовой с претензиями и попытками забрать дочь обратно. Улицу, на которой была прописана девушка, затопило, состояние домов было признано аварийным, терять жилплощадь, которую государство должно было выделить потопленцам, Морозова-старшая не желала. От матушки удалось избавиться, пусть и с трудом, точнее, с судом. Родители Вертинского от перспективы обзавестись внуком пришли в некоторое замешательство, а, пообщавшись с Пановым — в восторг.
А рыжий кот сразу по явлению Юлия домой принялся утверждать свое превосходство в стае, ревниво шипя, когда Юлий пытался занять место на матрасе. Короленко аккуратно сгреб его за лапы и шкирку, поднял на уровень глаз и долго смотрел. Отпущенный кот прижал уши и хвост и на какое-то время забился под стеллаж в кабинете. А вечером вышел — и Лев не поверил глазам, когда надменная скотина стала плести кружева хвостом и виться у ног нового хозяина.
— Будет Маркизом, — фыркнул Юлий.
— Отлично. А это Мрак.
Котенок уже карабкался по штанине Юлия все выше и выше. Имя Юлия насмешило, он осторожно отцепил коготки котенка от формы и поставил его на ладонь. Котенок сразу распушился и грозно обмявкал его.
— Да-да, ты у нас сама ночь, тьма во плоти, — ухмыльнулся мужчина, сажая котейку на плечо Льву.
Мрак сразу же затих и замурлыкал.
— Теперь мы все в котах.
— Угу. Лёв, можно с тобой серьезно поговорить?
— Можно, — Лев посадил котенка на табурет. — В кабинете?
Он слегка насторожился — о чем вообще может идти речь? Что там такое Юлий опять успел придумать, пока валялся в больнице?
— Давай, в кабинете, — Юлий взялся за трость, с которой пока еще приходилось передвигаться, похромал за Вольговским.
— Итак, я внимательно тебя слушаю, — Лев уселся в свое кресло. — Что случилось?
Юлий устроился в своем кресле, развернулся к нему и улыбнулся:
— Ничего не случилось, просто у меня была куча времени, чтобы подумать и решиться задать тебе один очень важный вопрос. Как ты смотришь на то, чтобы документально оформить наши отношения? Погоди, — он поймал открывшего рот Льва за руку, слегка сжал. — Я знаю, что слишком тороплюсь, и мы знакомы-то всего-ничего. И я вообще не лучший в мире кандидат, я просто прошу тебя подумать над такой возможностью.
— Я хотел сказать, что согласен.
Внутри было тепло, хотелось засмеяться во весь голос. Юлий — Юлька, его Юлька, смешной такой, — замер на месте, видно, ждал другого ответа и растерялся. Впрочем, ненадолго. Выдернул из кресла, сгреб в объятия. А ребра! А ноги!
— Решил снова загреметь в больницу? — заворчал Лев. — И будет у меня жених-мумия.
— Ты не тяжелый, — Юлий снова притянул его поближе, потерся носом о колючую щеку, да и сам уже был колючим. — Спасибо, солнце.
— За что? Это тебе спасибо. Что ты есть.
— За то, что у меня в той реке было две цели, Лёв: спасти детей и спастись самому, чтоб вернуться к тебе.
Лев поцеловал его.
— Отметим помолвку?
— Отметим, — согласился Короленко.
— Чем будем отмечать? Могу сделать пирог с ягодами или купить торт в кондитерской, это быстрее.
— Ты ж знаешь, я выберу твой пирог.
— Конечно, тогда ты сможешь сделать чай?
— И чай, и тебе помогу, — согласился Юлий. — Идем.
Пирог, наверное, на волне вдохновения и счастья, получился на диво сладким.
— Как же я скучал в больнице по твоим пирогам, солнце, — воздав похвалы выпечке, Юлий не преминул похвалить и повара.
— Теперь можешь ими наслаждаться… Всю жизнь. А когда мы заключим брак?
— После знакомства с родителями, на зимних каникулах. Хорошо?
— Хорошо. Думаю, родители будут очень рады.
— Ох, мне б твою уверенность… — вздохнул Юлий.
— А почему ты не уверен в том, что ты им понравишься?
— Ну, они ж меня еще не видели в глаза.
— Зато вы много говорили по телефону.
— Это да… Лады, я буду паинькой… Ну, постараюсь, по крайней мере, — усмехнулся Юлий.
— Ты даже кота очаровал… Что уж о людях говорить, — Лев смотрел на последний кусок пирога, манящий, но уже не лезущий.
Из-под стола протянулась маленькая черная лапка с растопыренными коготками. Прямо к пирогу. Мрак, мелкий разбойник, воспользовался тем, что Лев разрешает ему сидеть на коленях, и предпринял попытку разбоя.
— Так!
Лапка тут же убралась обратно, зато появилась морда.
— Мняу?
— Котам такое нельзя!
— Мня-а-ау?
Рыжий Маркиз презрительно фыркнул, делая вид, что не знаком с юным вымогателем и это не он только что терся о ноги хозяина, намекая, что тоже не против попробовать, что такое там едят люди.
— С другой стороны, там ягоды, тесто. Может, им можно?
— Печеное тесто им нельзя, а вот сырых ягод можно и положить. Сомневаюсь, что будут есть, хотя кто знает. Сладкое кошкам точно нельзя, как и соленое.
Мрак смолотил ягоды как хорошая мясорубка, довольно облизнулся и принялся мыть усы. Маркиз только понюхал, чихнул и даже попытался загрести блюдце.
— Удивительно разные кошаки, — посмеялся Юлий.
Мрак съел ягоды и из блюдца старшего собрата.
— Мы тоже разные, но сейчас мы пойдем и будем валяться на постели вместе, переваривая сладкое, — заявил Лев и потянул Короленко в спальню.
Коты сразу прискакали и забрались на них. Укладываться на любовника Лев не рисковал — рано еще, ребра-то болят, это видно по тому, что движения у Юлия еще скованные. И ноги болят, иначе не было бы вот этих складочек у уголков рта и над переносицей. Было удивительно понимать, что успел выучить любовника за такое короткое время до таких мелочей, как особенности мимики, жестов.
— Скоро все заживет, — он погладил его по руке. — Снова будешь бегать и прыгать. Сильно все болит?
— Терпимо, только ноет слегка. Болело бы — меня б не отпустили на дневной стационар, — усмехнулся Юлий. — Еще пару недель на кое-какие процедуры, на физио. Соскучился я по работе, по подопечным. Надо будет к Карине зайти, с Юркой пообщаться. Кстати, Паныч звонил, требовал нас с тобой пред светлы очи, сказал, договоренность о свадьбе будут отмечать.
— Со всеми созвонимся, спишемся и увидимся, — засмеялся Лев.
Время неумолимо приближалось к зиме. Вольговский созвонился с родителями и предупредил, что приедет на будущих выходных не один.
— Вчетвером приедем. Один Король и три кисы.
— Вы завели кошек? — обрадовался отец. — Отлично, а то у нас как раз много мяса.
— Пап, ты знаешь, а мне тут предложение сделали, от которого я не могу отказаться, не хочу и не буду.
— Что за предложение? — сразу заинтересовался отец.
— Ну, обычное, пап, потрохов, конечностей, головной боли и вытянутых нервов.
— Короче, бракованный ты у нас скоро будешь?
— Эй! Я буду окольцованный и с отметкой ГОСТа!
— Конечно-конечно. Привози жениха, будем изучать.
— Чего его изучать, его надо хватать и охранять, как редкий вид, занесенный в Красную книгу.
— А что в нем такого уж редкого, в твоем женихе?
— Все. Все редкое и все мое.
Отец засмеялся и велел привозить это редчайшее животное на ферму.
— Мать, наш Лёвка, никак, влюбился! — услышал Вольговский перед тем, как нажать «отбой».
— Все, теперь им хватит тем для разговоров на пару суток.
Мрак довольно мурлыкнул и нагло улегся на конспектах, Маркиз высокомерно взирал на суетливого двуногого и младшего товарища с книжного стеллажа, светя глазами. Щелкнул замок на двери в блок, но вместо Юлькиного «Привет, я дома!» прозвучал голос консьержки:
— Ваша комната триста три «в», вот ключи. У вас двое соседей. Правила проживания вам предоставлены.
— Упс… — беззвучно пробормотал Лев, однако поднялся и вышел поприветствовать нового соседа или соседку.
Второе «упс» он произнес уже мысленно, рассматривая кривящую губки девицу, которая буркнула консьержке «спасибо», ему «здрасть» и направилась к двери в третью комнату блока.
«У нас соседка. Блондинка. Молодая», — скинул он Юлию.
«А-а-а, кошмар! Я скоро буду, держись!»
Мрак ринулся к девушке, желая с ней сразу же познакомиться, завертелся около ее ног, рассматривая туфли.
— Ай! Уберите животное! — тут же заблажила та. — У меня аллергия на шерсть!
Лев поспешил подхватить котенка на руки.
— Я Лев, ваш сосед. Один из.
Девушка поджала губы, буркнула:
— Анна. Надеюсь, санузел тут не один на всех?
— Санузел свой в каждой комнате, общая только кухня.
— Вы мне не поможете? — девица указала на два громоздких чемодана и пару коробок, сложенных у двери в блок.
— Конечно, — Лев отправил Мрака в комнату, запер его. — Куда все ставить?
— Да уж не на кухню.
Бесцеремонность девушки просто зашкаливала. Ни «пожалуйста», ни «спасибо». Хотя, нет, после того, как он перетаскал ее вещи в комнату, буркнула «благодарю» и закрыла дверь перед носом. Лев только хмыкнул и отправился на кухню, убирать свою посуду в шкаф. Плит было три, так что локтями толкаться не придется. Хотя принимать пищу придется в кабинете, нужно поставить туда обеденный стол. Жаль, им вдвоем было хорошо, гораздо лучше, чем с кем-то еще. Впрочем, вообще удивительно, что третья комната так долго пустовала. Наверное, заселяют сейчас все общаги, как бы после оформления брака им не пришлось ютиться вообще в одной комнате, как семейной паре. С другой стороны, можно провернуть финт ушами и хвостом — выкупить уже эту недоквартиру. А Юлия как военного никто с выделенной жиплощади не погонит.
«После выходных, — решил Лев. — Все обговорим, с родителями посоветуемся, может, Юлька чего дельного скажет».
В замке повернулся ключ, за дверью заныли коты, которым очень хотелось повидаться с хозяином, пришлось брать на руки Маркиза и сажать на плечо Мрака.
— Привет.
— Привет, солнце. Привет, пушистые, — Юлий повесил трость на крючок у двери — дома передвигался уже без нее, чмокнул в нос сначала главного Кису, потом остальных кошачьих. — Я голоден, как тираннозавр!
— Сейчас покормлю, иди, руки мой. Принесу твой ужин в кабинет, на кухне теперь лучше не питаться.
— Все так плохо в Датском королевстве? — удивился лейтенант. — Ну, ладно, можем прикупить раздвижной столик, места там хватает.
— Кошмарно, — одними губами произнес Лев. — Коты будут сидеть с тобой.
Вскоре по блоку поплыли запахи вкуснейшего ужина. Домашние котлеты и пюре на молоке были сгружены на громадную тарелку и принесены в дар Юлию.
— А ты? Уже ужинал? Ум-м-м, солнце мое, пахнет просто божественно, я сейчас слюнками захлебнусь, прости-очень-голодный-я-жрать!
— Ешь-ешь, счастье мое.
Нет, ну, все-таки, это же так приятно — смотреть, как за обе щеки наворачивают твою стряпню! Да еще и нахваливают.
— Спасибо, Лёвушка, очень, очень вкусно!
— Добавки положить?
Юлий оценил степень своей сытости и согласился:
— Еще немножко можно. С меня сегодня в спортзале и в бассейне сто потов согнали. Через неделю совсем выпишут.
— Это отличная новость, — возликовал Лев и отправился на кухню.
Соседка уже была там, брезгливо поглядывала на занятые чужой посудой полки, выставляя свою.
— Я воспользуюсь вашим холодильником, Лев.
— Конечно, я дам вам верхнюю полку на время, — любезно согласился тот.
— А вообще-то, юная леди, стоит говорить «пожалуйста», — прозвучало от двери. Даже небольшая хромота не мешала Юлию передвигаться бесшумно, как и всегда. — И «спасибо», когда вам идут навстречу.
— Спасибо за полку в холодильнике, — пробурчала она, разглядывая Юлия.
— Юлий, ваш второй сосед, — представился тот, поставил чайник.
На Юлия посматривали с куда большим интересом, чем на Льва.
— Анна, — представилась она, спохватившись.
— Очень приятно, — кивнул тот, развернулся и ушел, не одарив ее даже лишним взглядом.
— Какой мужчина, — мечтательно пробормотала она. — И без кольца.
— Это ненадолго, — подавив неприязнь, отозвался Лев.
В своем Юльке он был уверен, раз уж тот первым предложил ему такой серьезный шаг, как совместный поход в ЗАГС, от своего не отступится. Да и девица на него, судя по реакции, благоприятного впечатления не произвела.
— Он женится? Обло-о-ом…
— Что поделать, такова жизнь.
Она снова что-то заворчала, потом уставилась на холодильник.
— Я привезу в конце недели свой.
Лев только кивнул.
— Если вдруг не найдете грузчиков, мы с Юлием даже поможем вам его поднять и поставить.
— Ну, я надеюсь, что вы это сделаете, поступите, как и положено мужчинам.
— А я надеюсь, что вы все-таки наймете грузчиков. Юлий недавно из больницы, и ему пока противопоказаны нагрузки, — соврал Лев, ничуть не стесняясь.
— Я подумаю, — процедила девица, потом добавила. — У меня иногда бывают друзья, предупреждаю сразу.
— Главное, чтобы они не слишком шумели. После дня работы в школе хотелось бы, понимаете ли, отдохнуть. Нам обоим.
— Вообще, по закону имею право шуметь до одиннадцати, — вызверилась девица.
— Это смотря как шуметь, — усмехнулся Лев.
Занятно, что это она так взвилась? Думала, что можно эксплуатировать соседей, раз уж попались мужики?
— И вы еще и мясо едите!
— Как и положено настоящим мужчинам, — не преминул вернуть ей ее же слова Лев.
Мысленно же схватился за голову: похоже, Бог послал им худшую из возможных соседок — веганку-аллергичку. Она еще пофыркала и гордо удалилась к себе. Лев поспешил принести Юлию еду и свои жалобы.
— Не обращай внимания, подуется и успокоится. А вот есть нам теперь в самом деле лучше здесь, чтоб не слушать фырчание этой особи, — усмехнулся тот, навернув от души добавки вкуснейшего пюре и котлетки. — Смотри, я покопался на мебельных сайтах, нашел симпатичный стол.
— Ага, мне нравится. И еще она обещает приводить гостей до одиннадцати вечера.
Юлий вздохнул:
— Это уже проблема… Так спокойно было. Вообще, я тут подумал — у меня сертификат на получение жилплощади остался, после того как я свою квартиру передал в фонд Службы после смерти бабушки. До сих пор только служебными общежитиями пользовался. Там сумма, конечно, небольшая, но на однушку хватит.
— У меня тоже есть сумма, родители постепенно откладывали, ждали, пока семьей обзаведусь.
— Значит, после каникул надо заняться вопросом. Лады?
— Лады. Свалим в собственную квартиру, коты будут носиться и топать, соседям на радость.
Юлий рассмеялся, и смешок этот показался Льву нежным бархатом, окутавшим и душу, и тело. И тело, пожалуй, отреагировало острее. После больницы они с Короленко только спали рядом, да целовались иногда.
— Как насчет еще немного позаниматься физнагрузкой на сон грядущий?
— Ну, если только поизображать бревно под гимнастом… Немножко активное бревно, анимированное такое…
— Готов изображать гимнаста и отпрыгать произвольную программу на бревне.
— Вперед, я тогда сначала в душ, — Юлий поднялся, усадил Маркиза в свое кресло и приказал: — Сидеть тут.
Рыжий кошак с царственным видом разлегся, словно он не выполнял указание двуногого, а следовал только своим желаниям.
— Черт, ну вот как ты это делаешь? — Льву пришлось Мрака снимать с плеча и дважды возвращать в кабинет, пока не удалось закрыть перед его любопытным носом дверь.
— Просто я его впечатлил…
Из квартиры Анны донеслась музыка, от которой потолок задрожал.
— М-да, и ведь ругаться не хотелось бы.
— Секунду, — Юлий подошел к двери соседки и постучал.
Она открыла дверь, посмотрела на него.
— Сделайте громкость потише, пожалуйста.
— Зачем? Мне и так норм.
— Вам — норм, а вот по уровню шума вы нормы превышаете. Да, кстати, пробки слабые, иногда выбивает.
Она разозленно фыркнула, затем захлопнула перед ним дверь. Музыка стала тише.
— А при чем тут пробки? — тихо осведомился Лев.
— Предупреждение такое — будет орать музыка или телевизор, вырублю пробки к чертовой бабушке. Так, чтобы вызывать электрика пришлось, а это только утром.
— Надеюсь, намек она поняла. Иди ко мне.
Юлий подумал, вспомнил, что после бассейна был в душе и решил махнуть на него рукой, все равно потом придется бодро сползать после секса. Так что безропотно последовал в спальню, поймал своего огнегривого в объятия и принялся раздевать, перемежая это действо поцелуями, почти целомудренными — это здорово заводило обоих.
Лев, наконец-то дорвавшийся до тела любовника, старался свою страсть сдерживать, памятуя о сломанных ребрах жениха. Тот, в конце концов, почти возмутился, что не сахарный, и вообще, очень, — «очень, понимаешь, Лёвушка?» — соскучился.
— Я тоже…, а если сдвину тебе ребро или что-то такое, скучать буду еще больше.
— У меня уже все срослось, что ты. И потом, ты же легкий.
Лев бросил сомневаться и беречься, решив, что если что-то пойдет не так, он всегда сможет остановиться. Останавливаться не пришлось, да он бы и не смог, видя, как Юлий реагирует на его ласки — почти не сдерживаясь, только кусая губы, чтобы не выдать себя лишними звуками. С существованием соседки приходилось считаться.
— Думаю, ее идиотская музыка нам иногда сможет помочь…
Улегся Лев после секса под бок Юлию, чтобы не нагружать его своим весом.
— Главное, чтоб рефлекс не выработался, — просмеялся тот, — на занятия любовью под это… неземное звучание.
— А то вставать будет в музыкальном магазине?
Ржали оба, как кони, на воображение не жаловались ни Лев, ни Юлий, картинка живо перед глазами встала.
— Или в маршрутке…
— О да-а-а. Нет уж, понадеемся на двери.

Город потихоньку приходил в себя после наводнения, разбирались завалы, подмытые и разрушенные дома, расчищались стройплощадки. За те два месяца, что Юлий провалялся в больнице, как грибы после дождя в городе возникали новые стройки.
Он, наконец, вернулся к работе, по которой, признаться, сильно скучал в больнице.
— Ой, Юльсалимович, как мне вас не хватало! — Сонечке только строжайшее воспитание помешало кинуться непосредственному начальству на шею. — А меня уже детишки затеребили — когда Король вернется, когда!
— Все, теперь я тут, они станут поспокойнее, — уверил ее Юлий.
Поездку к родителям Льва откладывать не стали, все равно больше чем на два дня выбраться бы и не вышло, так что после работы отправились покупать переноски для котов. Коты обновкам обрадовались, залезли внутрь, сперва поочередно, потом вместе, наконец, поделили их, обшерстив и покогтив.
— Надеюсь, вы собираетесь оставить их там, куда везете? — осведомилась Анна, заметив переноски.
Она как раз резала какой-то салатик себе на кухне, без спросу, кстати, взяв чужую разделочную доску и нож.
— Надеюсь, вы захлопнете варежку, чтобы я не обратил внимание, что в районе вашего голоса находятся чужие вещи, взятые без разрешения? — огрызнулся Лев.
— Вам что, жалко? — оттопырила губу девица. — Фр-р, да подавитесь своими вещами.
— Помыть не забудьте, — напомнил Юлий, который страдальчески взирал на разведенный буквально за пару дней на кухне бардак. Убирал он все помещение целиком, даже плиты мыл все.
— Надо взять у консьержки контакты родителей девицы, — Лев Анну игнорировал. — Хочу пообщаться с людьми, которые воспитали такую свинью, для которой что дом, что хлев — разницы никакой.
— А толку-то? От нее избавились, судя по всему, с превеликой радостью, сбагрив в общагу.
— Надо хоть поинтересоваться, может, ей лужу грязи в комнате налить, чтоб валялась там и балдела.
— Не бери в голову, Лёв, все равно не переучишь уже — поздно, время упущено. Даже выпускников еще можно чему-то научить, что-то в головы вбить, такой — уже вряд ли.
— А? И сколько ж ей, по-твоему, лет?
— Двадцать четыре, двадцать пять, где-то так, — пожал плечами Юлий.
— Мне восемнадцать! — отмерла Анна.
— Да-а-а? Прошу прощения, — равнодушно пожал плечами Юлий.
Лев даже удивился: как это его карманный Макаренко — и не рвется внести разумное-доброе-вечное в чью-то голову? Потом присмотрелся и заметил смешинки в глазах жениха.
— И сами вы свиньи! — она швырнула нож в мойку, ссыпала зелень в тарелку и убежала к себе.
— Есть некоторые типы подростков, которых не перевоспитаешь разговорами. А в Свято-Екатерининку такую не возьмут.
— И не надо… Мы отсюда скоро съедем. А новые соседи вряд ли будут такими милыми.
— Кстати! Хорошо, что напомнил, — Юлий достал из планшета конверт. — На работу принесли, ответ на мой запрос по поводу квартиры. Предлагают вернуть в собственность родительскую, она как раз освободилась, и доплачивать не надо, просто сдам свой сертификат.
— О… Это вообще классно, — обрадовался Лев.
— Только я даже не знаю, в каком она состоянии. Через пару дней обещали выдать ключи. Пойдем смотреть-пугаться?
— Пойдем… Надеюсь, там никакие Анны не проживали.
— Ну, у нас руки на месте и из правильного места, вроде, растут. Тебе, наверное, понравится. Потолки в квартире Морозовой помнишь? Вот там — такие же. А еще мое спальное место было раньше вроде как на втором этаже.
— О-о-о, уже предвкушаю все это, — возгорелся Лев. — А далеко будет до школы добираться?
— Минут двадцать на автобусе, минут сорок пешком. Учитывая пробки…
— Неплохо-неплохо. Что ж, я буду отмывать кухню… Меня передергивает при виде этого всего.
Юлий без слов отправился в кладовку за тряпками, шваброй и ведрами.

Вскоре кухня блистала первозданной чистотой. Зато пришла другая проблема — обозленные соседи, которых умудрилась затопить Анна.
— Пара дней — это сколько в днях? — поинтересовался Лев, слушая скандал за дверями.
— Это завтра, — успокоил его Юлий, перечитав письмо. — После работы заедем к куратору, заберем ключи — и на Шмидта. Это там.
— Отлично. А оттуда — сразу же к родителям?
— Тогда придется мне к куратору, а тебе домой за котами. Встретимся на площади Кирова?
— Встретимся на площади, — кивнул Лев. — Главное — двери запереть покрепче. И я надеюсь, что наша милая соседка не поглотит всю нашу еду.
— Ну, если бедняжка совсем оголодала на своих салатиках и решит подкрепиться мясом… Но я в самом деле думал, что ей уже за двадцать!
— Возможно, если бы она не вела себя так по-свински… И не делала такое презрительное лицо.
— Да, ей-богу, Лёв, не в выражении лица дело. И ты бы знал, как у меня руки чешутся заняться и этой девчонкой, помочь ей понять, что гробит свое здоровье. Это же не характер, а недокорм и изменения в химических реакциях мозга.
— Юль, всех ты не спасешь. И она уже совершеннолетняя… Что ты ей скажешь? Чтобы немедленно доедала наши котлеты?
— Мог бы попытаться, — вздохнул тот, — рассказал бы, что она со своим организмом творит и чем ей это грозит. Всех не спасешь, но ведь можно попробовать что-то сделать?
— Можно. Попробуй, я пожертвую котлетами.
Ругань с соседями закончилась, они ушли, хлопнув дверью. Юлий негромко постучал в дверь Анны, прихватив с собой планшет с лекарствами, вдруг понадобится.
— Что еще? — рявкнула та из-за закрытой двери.
— Это Юлий, Аня, я могу войти?
— Нет, я вас не звала.
— Может, вам помощь нужна?
— Нет, не нужна, — она все-таки открыла дверь и зло уставилась на Юлия.
Он внимательно посмотрел на нее, кивнул своим мыслям:
— У вас голова кружится, давление низкое, гемоглобин пониженный. Аня, вы же так себя в гроб загоните.
— А вам-то какое дело? — буркнула она.
— Я — врач, Аня, лейтенант Службы защиты материнства и детства. И как врач, просто не могу пройти мимо, видя, что человеку плохо.
— Я выпью кофе, и полегчает.
— Нет, не полегчает. Вы нагрузите сердце и сосуды искусственным допингом, но гемоглобин это вам не поднимет, а кожу не подтянет, скорее, наоборот. Может быть, скажете, с какого перепугу вы стали вегетарианкой?
— Потому что это круто и модно.
— Уже давно не модно, — покачал головой Юлий. — И доказано врачами, что совсем не круто. Хотите, я вам расскажу, что вы этим своим вегетарианством с организмом делаете?
— Не хочу, — буркнула она.
— А котлетку хотите? Сочную, нежную, на пару приготовленную, совсем не жирную? К салату — самое то, — мягкий, бархатный голос Юлия практически гипнотизировал.
— Котлетку… — неуверенно повторила она. — Да… Наверное.
— Хотите-хотите, одна котлетка никак не повредит, а две — вообще прекрасно помогут утолить голод и привести ваш юный организм в норму. Идемте, разогрею вам, и салатик свой прихватите.
После сытного ужина Анна слегка подобрела и стала и впрямь казаться моложе.
— А кофе вам совсем ни к чему, только цвет лица и зубную эмаль испортите. Лучше зеленый чай, если уж хотите тонизировать себя. А сейчас и вовсе ничего такого не надо. Ложитесь спать, уверен, утром встанете, словно заново родившись.
Она ушла, все так же не попрощавшись, хлопнула дверью квартиры.
— И как успехи? — поинтересовался Лев, заходя на кухню.
— Накормить — накормил, а вот воспитание — это, видимо, с детства и родительским попущением, — признался Юлий, вздыхая.
— Оставим ей еще котлет, вдруг подобреет. Идем спать? Завтра надо встать пораньше.
— Идем, — согласился Короленко. — Завтра нас ждет утомительный день.
Уже лежа в постели, Лев спросил, как потянул кто за язык:
— Юль, а ты о своих детях не думал?
Юлий хмыкнул, помолчал пару минут.
— Я, солнце, был бы отвратительным отцом. И, слава Богу, что никогда им не буду.
— Почему? Ты ведь любишь детей.
— Любить, спасать, помогать — это одно, воспитывать — совсем другое. К тому же, я просто не смогу поставить интересы одного ребенка, даже если он будет родным, выше интересов других детей. А родитель должен уметь это делать.
— Что ж, значит, хорошо, что детей у нас не будет.
— А ты сам? — Юлий пригреб его поближе, просунул под голову руку, обнимая.
— У учителей всегда самые отвратно воспитанные дети. У меня их столько, что своих я больше не хочу… пусть хотя б дома не будет ни одного подростка.
— Ну вот, видишь, ты ж практически на свой вопрос сам и ответил, — фыркнул ему в волосы Юлий. — Спи, я тебя утром разбужу вместо будильника.
Лев сладко задремал в объятиях жениха, улыбаясь во сне.


Глава двенадцатая

День для Вольговского начался просто замечательно: с поцелуя любимого человека. Правда, бормотнув «Встаю-встаю, я счас, ага…», Лев перевернулся на другой бок и снова засопел. Потом его пришел «поцеловать» Мрак, ткнулся усатой мордочкой и мокрым носом в ухо. Это пробуждение было куда результативнее.
— Все, я встал и пошел тебя кормить!
На кухне уже посвистывал чайник, звякнула микроволновка, запахло разогретым пюре и котлетами. Утробно мяукнул, попрошайничая, Маркиз. Лев умылся, дал Мраку еды, убедился, что котенок весело чавкает, и пошел на кухню, на запах завтрака.
— Ну что, морды усатые, готовы к поездке?
— Они-то готовы, а вот я маленько мандражирую, — признался Короленко, выставляя перед ним тарелку с едой. Себе положил любимой каши, как только ухитрялся ею наедаться? Правда, и миска перед ним стояла почти литровая.
— От чего? Отец от тебя в восторге. Дядя тоже.
— Кроме них есть еще твоя матушка и тетка. И сестры.
— Которые будут только рады тому, что я остепенился. К тому же, ты надежный, умный и взрослый…
— Мы ровесники, так что не взрослее тебя, — усмехнулся Юлий. — Ешь, давай, через двадцать минут выходим.
— Скажи Анне, что она может взять котлеты и пожарить.
Короленко кивнул, постучал в двери к соседке, кажется, разбудил ее. Лев не вслушивался в их разговор, старательно ел, поглядывая на приготовленные контейнеры с обедом. Как-то так у них повелось, что обед хранится в холодильнике медкабинета, а обедать приходят вместе в учительскую. Интересно, как быстро после появления на их руках колец догадаются коллеги? И какой продолжительности будет бойкот на сей раз? Не то, чтобы его волновал этот бойкот, или отношение коллег. Уж Эдуард точно против не будет, а Владислав слишком благодарен Юлию за помощь в разводе, чтоб разом забыть это.
— Она сказала, что если внезапно захочет мяса, то возьмет наши котлеты, — сообщил Юлий.
— Прям королева, — фыркнул Лев. — Ну, что, идем?
— Идем, как раз без проблем успеваем пешочком прогуляться.
— Давай, у меня сегодня три контрольных теста. К счастью, дети наверстывают материал безо всяких проблем.
— Держись там, солнце, помни про два дня выходных, — улыбнулся ему Юлий.
— Помню. Только это и не дает мне погрузиться в пучину безысходности.
Уже за три квартала от школы на них сыпались приветствия школьников, еще через квартал они нагнали Сонечку, дальше пошли вместе. На первом этаже традиционно разошлись: медики — в кабинет, Лев — в учительскую.
— А завтра уже выходной, — мечтал Эдуард, развалившись на своем стуле. — Кстати, мне урезали часы, поставили вместо них математику, вроде как предмет важнее.
— Профилирующий же, — пожал плечами Лев. — Что ж вы хотели, трудиться ручками нынче не в моде.
— Да уж… Ну что, расползаемся на рабочий день?
— Я так устала, хочу скорее завтра.
В классах царило привычное пятничное оживление. Тесты прошли вроде бы успешно, во всяком случае, дети сидели и думали, радуя взгляд Льва печатью интеллекта на лицах. Особенно радовало приближающееся окончание рабочего дня. И выходные. Впереди были выходные в компании родителей, ближних родичей, котов и Юлия. Удивительно, как он умудрился соскучиться по родственникам за какие-то три с хвостом месяца, что не виделся.

Лев едва дождался конца рабочего дня, рванул домой, паковать котов и бежать на встречу с Юлием, ушедшим из школы чуть раньше. На площадь Кирова он прискакал взмыленный, заметив уже от перехода монументальную фигуру в форменной куртке и фуражке. Вокруг Юлия собрался кружок молодых мамочек с колясками, что-то он им там рассказывал, что-то кому-то писал. Лев вздохнул, но он знал, на что шел, влюбляясь в красавца-«птенца», знал репутацию выпускников Свято-Петровки.
— Миу, — обрадовались коты хоть чему-то знакомому.
За полчаса дороги к площади они измяукались до хрипоты, причем, сидели оба в одной переноске — так было теплее и удобнее для всех, потому как приходилось тащить с собой еще пакет с кормом, мисками и лотком, взятым на всякий случай.
Юлий заметил Льва, махнул ему рукой и принялся прощаться с назойливыми мамочками, которые за ним следовали свитой, уточняя и переспрашивая.
— Успокой их, а? Они рыдают всю дорогу и всего боятся.
— Маркиз, Мрак, тихо, тихо, тс-с, — Юлий присел на скамейку, приоткрыл переноску, и две ушастые головы тут же вылезли наружу. — Тихо, красавцы, сейчас поедем на плэнэр.
Мрак тут же предпринял попытку вылезти наружу на плечо Юлию.
— Замерзнет — посадим обратно, — решил тот.
Маркиз, понюхав холодный воздух начала декабря, фыркнул и развернулся к миру задом в утепленной переноске.
— Какие все-таки разные… — Лев натянул перчатки. — Ну что, запустим кошек в квартиру?
— Обязательно. Пешком, или на автобусе?
— Пешком, боюсь, от автобуса они совсем одуреют.
— Тогда срежем дворами, запоминай дорогу. Тут, кроме такого вот предзимья, очень красиво, — Юлий повел его проходными арками, узкими двориками, какими-то тайными переулочками, о которых Лев бы в жизни не догадался. — Все зеленое, клумбы везде, да и фруктовые деревья. Идешь-идешь, а тебе на голову яблоко ка-а-ак свалится.
— И что, открываются какие-то новые истины?
— Ага. Что кепку надо было надевать, как мать велела, — рассмеялся Юлий.
— А кепка спасает от яблок?
— Ну, по крайней мере, не так больно по макушке получать. От солнца точно спасает, у меня в детстве шевелюра была не так коротко стрижена, мать арапчонком иногда звала. Знаешь, как голову печет летом?
— Догадываюсь, мне такое незнакомо, я хорошо переношу солнце.
— Я-то тоже, когда голова прикрыта. Ну вот, смотри, это моя родная улица Отто Шмидта. Его отца, кстати, Юлием звали, знаешь?
— Знаю. А мне нравится улочка… Тихая. Выглядит спокойной.
— Нам по ней примерно полквартала еще идти. Здесь, в самом деле, тихо и спокойно было, считай, пятнадцать лет тому. Как сейчас — не знаю.
Мрак давно уже забрался за пазуху Юлию, высовывая то ухо, то нос, то любопытный глаз. Маркиз временами протяжным и вредным «Ма-а-ау» напоминал, что он еще жив и ему надоела качка.
— Скоро выпустим вас побегать, — успокоил его Лев. — Кончай базлать, кошка драная.
Дом, как и многие здесь, на этой улице, был монументален, украшен полуколоннами, арками и венками лепнины на фронтоне. Высокие и кажущиеся узковатыми окна, крохотные балкончики с белыми балюстрадами, довольно ухоженное состояние — еще бы, историческое наследие.
— Какой этаж? — поинтересовался Лев. — Мне нравится дом… такой… Старинный.
— Последний, потолки нам достались самые высокие, — усмехнулся Юлий. — Три этажа, а лестницы — как на все пять. Как представлю, как мы твой холодильник нести будем, так вздрогну.
— Грузчиков наймем?
— Придется, только еще бы найти тех, которые нам мебель не искалечат. Вот поэтому, — Юлий уверенно набрал код домофона и распахнул дверь в узкий лестничный колодец.
Лев задрал голову наверх, оценив лестницы.
— Мда… Нам тут и впрямь будет довольно нелегко таскать все. Ну ничего, справимся как-нибудь.
Лестница была практически винтовая, головокружительно закручивалась между этажами, мелькая коваными чугунными перилами, истершимися ступенями. Чистые, крашеные в песочный цвет стены подъезда радовали, непобитые стекла окон лестничной клетки и новенькие радиаторы отопления позволяли жильцам держать на подоконниках неприхотливые цветы, кое-где попадались таблички о запрете курения.
— Надеюсь, что нам повезет и с соседями, — заметил Лев. — А бег по лестницам — хорошее средство держать физическую форму.
На лестничной площадке было всего три двери. Юлий прошел к дальней, аккуратной, вполне современной.
— Квартира угловая, солнечная, да сейчас и сам увидишь.
Щелкнул замок, открылась дверь, Мрак, выбравшийся снова на плечо, великолепным прыжком рванул внутрь.
— И ты иди, толсто…пятая котейка, — Маркиза вытряхнули из переноски.
Он презрительно встряхнулся, распушил рыжий султан хвоста и осторожно зашагал следом за Мраком, усиленно принюхиваясь и прислушиваясь.
— А вот теперь можно и нам войти, — Лев сделал шаг внутрь. — Ого…
Отозвалось ему эхо, заметавшись по пустым комнатам. Зал был огромен, ну, или так просто казалось, глядя на высоченные потолки, украшенные лепниной, отражающиеся в слегка потертом лакированном паркете. У одной из стен стояло порыжевшее от времени фортепиано.
— Надо же! Оно все еще стоит! — изумился Юлий. — Когда бабушке дали эту квартиру, оно уже стояло. Пережило маму, меня, пятнадцать лет квартирантов!
— И ты на нем еще и играть умеешь?
— Ну, как тебе сказать, — хмыкнул Короленко, — я умею нажимать клавиши в определенном порядке, а назвать это игрой — значит оскорбить композиторов, сочинявших этот порядок. Три класса музыкальной школы и мой категорический ультиматум, что разобью пианино, но больше не подойду к нему.
— Понятно. Что ж, примемся за осмотр наших покоев.
Квартира Льва и котов привела в восторг, огромная и светлая. Ремонта не требовалось, во всяком случае, серьезного. Зонирование спальни сохранилось, в ней был «второй этаж» — достаточный, чтобы разместить там матрас. Правда, придется привыкать к узкой лесенке.
— Осталось только придумать, как мы перетащим мебель с твоими-то ребрами, — пробормотал Лев.
— Потихонечку. А вообще, будем искать грузчиков. У нас в любом случае аж две недели на все — про все.
— Ага. А под Новый Год поставим елку. Представляешь, как она будет здорово смотреться…
— Представляю, Лёв. Пойдем, кухню посмотрим и ванную.
— Это кухня? Да тут можно съемки программы «Шеф-повар» вести… — обрадовался Лев.
— Монументально строили предки, — согласился Короленко. — Ты только в обморок не падай когда узришь санузел, лады?
За раздвижной, как у купе, дверью пряталось гулкое, как пещера, помещение, вернее, два: разделенные стеной туалет и ванная. Когда зажглись светильники, челюсть у Льва отвисла: стены были облицованы белым мрамором, полы — чем-то черным, но далеко не простой плиткой. Мрамором же была облицована чаша ванны, больше похожей на бассейн. Никто так и не решился провести модернизацию этой красоты, наверное, только трубы поменяли.
— В обморок не буду… А мы купим слоненка?
— Одного слона тебе мало? — рассмеялся Юлий.
— А у меня есть слон? — удивился Лев, проверяя напор воды.
Вода шла прекрасно, правда, согревалась медленно — колонку на кухне стоило отрегулировать или поменять.
— Ну, или медведь. Или конь. Короче, одно крупногабаритное создание у тебя точно есть.
— Ты про Маркиза, так ведь?
— Да я про себя, в общем-то. Но и Маркиза нельзя сбрасывать со счетов.
— В общем, жить тут будет комфортно всем нам. Так, где коты…
Мрак нашелся на кухне, сидел на подоконнике и шипел на газовую колонку. Маркиз в зале возбужденно дергал хвостом, наблюдая за воробьями, скачущими по перилам балконной балюстрады.
— А теперь сгребаем это все… И едем к родителям, дядя Володя будет ждать около вокзала.
— Едем, — согласился Юлий, опуская переноску перед Маркизом.
Рыжий нехотя забрался внутрь, свернулся на теплой подстилке. К нему вскоре присоседился и Мрак, заурчал, то ли делясь впечатлениями, то ли просто радуясь. До самого вокзала коты обменивались впечатлениями на своем кошачьем языке, изредка издавая недовольный мяв, чтобы напомнить людям о своем существовании.
— Замерзли? — на вокзале их встретил дядя Володя, как всегда, рыжий и благодушный. — Садитесь… Там к вашему приезду уже стол накрывают.
— Стол — это очень хорошо, — без смущения согласился Юлий, устраивая переноску на коленях. — А то обед давно был, да и было его всего ничего.
Лев просто рассмеялся, прижимаясь к нему плечом в тепло натопленном салоне машины.
— Ну, там вас наши женщины накормят так, что из-за стола выкатывать придется, — уверили его.
— И он не шутит, — шепнул Лев.
— Да? Хм… Я теряюсь, испытывать ли мне душевный подъем или же трепет?
— Но все очень вкусное, — продолжал Лев. — И его очень много.
— Значит, ты у женщин семьи Вольговских учился готовить? — Юлий поймал момент, когда на повороте Льва завалило на него, прижал крепче, поцеловал в еще не отогревшееся ухо.
— Ага. Семья у нас большая, готовить надо много, желательно еще и вкусно, — Лев слегка смутился.
Короленко словно поменялся с ним местами. Сейчас Лев вел себя так, как он в их первый день вместе. Юлий же, кажется, после своего предложения стесняться перестал и за руку Льва не брал только потому, что руки у обоих были заняты. Котам в машине не нравилось, они ныли и просились на улицу, пусть лучше двуногие их тащат на руках. В конце концов, были выпущены из переноски. Мрак немедленно полез обследовать сидения, Маркиз затаился на руках у хозяина и почти превратился в пушистый рыжий блин, из которого торчали кончики усов и ушей.
— Каких вы завели… свои копии? — хмыкнул дядя Володя.
— Да они сами завелись. Так уж вышло, что рыжий и чернявый, — снова смутился Лев, стаскивая Мрака с плеча и пытаясь уговорить сидеть на руках тихо.
— Хорошо живете, кошаки самозарождаются в недрах квартиры.
— И растут как на дрожжах. Это мелкое бесючее было раньше размером с мою ладонь, а сейчас уже и на две едва влезает.
— С кошками жить вообще весело. Ну что, можете пока подремать, ехать нам долго, часа два еще.
Не то, чтобы им так уж хотелось спать, но ровный ход внедорожника убаюкивал, так что вскоре на заднем сидении спали все четверо, тесно прижавшись друг к другу. Разбудили их уже по приезду веселые голоса женщин, спрашивавших, куда же подевались привезенные и не потерял ли их Володя по дороге. Пришлось вылезать. Здесь, за городом, было гораздо холоднее, наступающая зима чувствовалась острее и ярче, хотя бы уже тем, что лужи, в городе еще только по утрам обрастающие ледком, здесь прятались под прочной коркой.
— А это, стало быть, и есть жених Льва?
Семейство было и впрямь большим. И очень рыжим, словно целая поляна лис собралась. Юлий по привычке щелкнул каблуками, отдавать честь не стал, но отрекомендовался:
— Разрешите представиться: лейтенант Короленко, Служба защиты материнства и детства!
— Какой красавец. А я — тетя Оля, жена вашего водителя и тетка Льва.
— Со мной вы уже знакомы, я отец этого огнегривого кота.
— А я его младшая сестра Ирина.
Они все представлялись ему, улыбались и были вроде бы рады встрече.
— Юлий. Очень приятно. Весьма рад знакомству. Очень рад.
Они все были невысокими, симпатичными, улыбчивыми. Он себе казался неповоротливым медведем среди этого лисьего прайда.
— Идемте, вы, наверное, хотите есть, — их потащили в дом, умилившись по пути и котам.
Кроме этих «лис» в доме обнаружились две бабушки и один дедушка, еще одна сестра Льва, ее муж, слава Богу, русый и чем-то похожий на самого Юлия, и двое малышей пяти и семи лет. Стол накрыли на всех, не забыв и о дорогих гостях, которым придется после трапезы и впрямь катиться колобками в угол отдыхать — скатерть не видна была под наготовленными яствами.
— Юлий, а вы что любите?
— В каком смысле? — поинтересовался бедный лейтенант, встретил сочувственный взгляд Геннадия, супруга старшей сестры Льва.
— Мясо, рыбу, выпечку, у нас есть хлеб домашний, а еще есть отличный наваристый борщ, поросенок вот вас тут дожидается, каша в горшке томится.
— Ем — все, в быту неприхотлив, хотя прожорлив зело, — покаялся Юлий.
— Отлично, тогда с чего начнете? — вспыхнувшие глаза женщин ясно говорили, что Юлий из-за стола голодным не уползет.
— С борща, — облизнулся тот. — Если Лев у вас учился готовить, то я уже предвкушаю, насколько он вкусен.
— Отлично, — ему налили миску размером с тазик.
Не обошла чаша сия и Льва, и Геннадия, и остальных мужчин. Впрочем, первую перемену блюд, так сказать, уплетали все сосредоточенно и серьезно, видимо, наработались за день. Дальше все постепенно от стола отваливались. Количество блюд тоже неуклонно уменьшалось.
Пить гостям не предлагали, да и сами не пили, Юлий оценил это, и весьма высоко. В конце концов, место в желудке кончилось и у него, примерно на второй, после двух котлет, отбивной.
— Еще что-нибудь положить? Сладкое будете? Ягодный пирог…
— Чуть попозже, если можно, — страдая от того, что не подумал о десерте, вынужден был отказаться Короленко.
— Хорошо… Компот будете?
Пришлось и от компота отказаться — просто никуда не лезло.
— Давай прогуляемся? — простонал Лев.
— Не против, прогуляться очень надо, — согласился Юлий, чувствуя себя тем самым обожравшимся «всего-всего и побольше-побольше» Винни-Пухом.
Лев повел его на прогулку по окрестностям, показывать ферму.
— Вот тут радостно хрюкает наш будущий ужин.
Юлию нравилась основательность семьи Вольговских. Дом у них был огромный и основательный, ферма тоже, даже машины были такие же основательные — сплошь военные внедорожники, то ли списанные и выкупленные, то ли сделанные под заказ в Волжске.
— Я часто сюда приезжаю… Мне нравится тут гулять, такие запахи, такие животные.
— У тебя замечательная семья, Лёв. Просто замечательная.
— Скоро они станут и твоей семьей, Юль. Бойся!
— Ни за что. Было бы чего бояться-то. Я только сейчас начинаю понимать, как же мне не хватало того, чтобы было к кому возвращаться.
Лев остановил его, поцеловал. Кто-то из мужчин вышел на крыльцо, закурил, но им было все равно. Нельзя было разорвать этот поцелуй, нельзя разжать крепко стиснутые руки, пока притяжение само по себе не кончится. Наконец, они смогли разъединиться.
— И нравится вам по такому холоду целоваться? — проворчал Володя.
— Мы закаленные, — не смутился Юлий.
— Идите в дом, там вас пироги ждут. С ягодами.
— Идем, буду официально просить твоей руки у родителей, — шепнул Короленко.
— Идем… Я их выманю…
Это было бы, наверное, смешно, если бы не воспринималось так серьезно всеми участниками действа, исключая детей и котов. И очень сосредоточенное лицо Юлия, и его слова.
Родители Льва отошли в одну из пустых комнат, куда их потихоньку отозвали. Там их встретили жених и… жених, Короленко перегнулся в низком поклоне:
— За меня просить некому, простите великодушно, сам-один на свете живу, как былина в поле маюсь. Очень мне сын ваш по сердцу, по душе пришелся.
— Насколько пришелся? — лукаво сощурился Александр.
— Так, что света белого за ним не вижу, сам он мне светом стал, к нему, как к солнцу, идти готов.
— А ты что скажешь, сын? Согласен?
Лев только закивал.
— А не торопитесь вы? — обеспокоенно глянула на него Мария, мать. — Знакомы недолго совсем.
— Нет, мам, не торопимся.
— Посоветоваться нам надо, — кивнула женщина. — Идите, чайку попейте с пирогами. Идите-идите.
Лев увел Юлия к столу.
— Есть не могу, — тихо признался он.
— Я пока тоже. Ничего, просто посидим.
Оба нервничали. Конечно, сейчас родительское благословение — не такая уж и важная штука, живут и в брак вступают и без него. Но все же хотелось бы соблюсти какие-то приличия. Родители, как назло, выходить из комнаты не спешили. Что там можно было обсуждать? Лев вцепился в руку жениха, другой нервно ероша шерсть забравшегося на колени Мрака. Ну что? Все же и так понятнее некуда!
Наконец, их с Юлием позвали, чтобы огласить итог совещания. И коленки у Льва подрагивали совсем даже не иллюзорно, так что руку Короленко он так и не отпустил. Юлий поддерживал его, сам волнуясь, но стараясь этого не показывать. Со стороны было, конечно, прекрасно видно все, и закушенную губу лейтенанта, и побелевшие костяшки пальцев, которыми Лев за него хватался, и решительно нахмуренные брови обоих, готовых отстаивать свое право на брак до последнего аргумента.
— Мы согласны на ваш брак, — объявил Александр.
Дошло до них не сразу. Но когда дошло, надо было видеть, как оба засветились.
— И когда вы планируете расписаться? — поинтересовалась Мария.
— На новогодних каникулах, если прямо в понедельник подадим заявление, — за обоих ответил Юлий.
— Хорошее время, как раз и стол сообразим, — обрадовались родители.
— Квартира у нас уже есть, осталось только оформить бумаги на возврат права собственности. Работа у обоих есть, — отчитался Юлий.
— Вот и славно. А теперь идемте, надо всем сообщить радостную новость.
— Будто никто не догадывался раньше, — тихо пробурчал на ухо пригнувшемуся Юлию Лев.
— Традиции все-таки, — шепотом ответил тот. — Идем.
Его еще раз представили всем присутствующим, только уже как «жениха Лёвушки», объявили о времени свадьбы. Поздравляли их обоих долго и пламенно, мысленно прикидывая, что дарить. В случае с Юлием все было просто: ему можно было попробовать собрать потерянную в Алтайске библиотеку. У Льва же, вроде бы, все и так было.
— Будем дарить деньгами, — был вынесен вердикт.
Против денег никто ничего не имел, так что были рады все.

Выходные запомнились тем, что их кормили на убой, а еще очумевшим от просторов Маркизом, который вылетел из дома во двор, пропрыгал, шарахаясь от кур, уток, людей и детей, двухметровыми прыжками в высоту, до ближайшего дерева, взлетел белкой на самую верхушку и затаился там. Ненадолго — холод заставил беднягу воззвать о помощи. Пришлось Юлию его оттуда снимать, вернее, отдирать кота от дерева. Рыжий воспринял переноску, как спасение, свернулся в ней и в последние пару часов до отъезда домой не казал оттуда носа. Мрак же облазал всю ферму, со всеми познакомился, был клюнут курицей, но остался очень доволен.
— Вряд ли их все-таки можно воспринимать, как наши кошачьи отражения, — смеялся Юлий, наглаживая вздрагивающего Маркиза на обратном пути.
— Это точно… Бедный Маркиз, так напугался. Зато как они поели…
Это была правда, Мрак до сих пор переваривал сожранное, свернувшись на коленях у Льва вокруг собственного шарообразного живота. Их обоих тоже не оставили без внимания и поддержки, в багажнике машины лежали домашние копчености и скромная тушка курицы — раз переезжать через две недели, толку нет забивать холодильник детям.


Глава тринадцатая

В общежитие возвращались с некоторым трепетом, гадая, что устроила «дорогая соседка» на сей раз: пожар? еще один потоп? Как ни странно, кроме вечеринки, по итогам которой в холодильнике не осталось котлет и мяса вообще, ничего не случилось. Хотя недовольные соседи попросили разобраться и приструнить девицу. Это требование ввело обоих мужчин в некоторый ступор.
— Простите, а мы-то тут при чем? Ни я, ни Юлий ей отцами не являемся, даже старшими братьями — тоже нет. И даже родственниками.
— Но она ваша соседка…
— Ненадолго, — пожал плечами Вольговский и захлопнул дверь.
Вот ему еще с этой девицей разборок не хватало! Нет уж, никаких скандалов. Он хотел прожить эти две недели тихо и мирно. Сама Анна из квартиры не вылезала, не желая нарываться на разборки. На кухне опять был бардак, и Юлий, вздохнув, взялся за уборку. Радовало, что вымыть нужно только одну комнату.
— Это скоро закончится, — напоминал себе Лев, помогая ему с уборкой.
— Не переживай, это вправду скоро закончится, — Юлий поцеловал его в щеку.
От дверей донесся гневный и какой-то брезгливый фырк, мотнулась крашеная блондинистая шевелюра.
— А вот и свинка явилась. А нет, уже ушла…
— Хоть бы спасибо сказала за мясо, — покачал головой Короленко.
Впрочем, он и не ждал от этой девицы никакой благодарности, не то воспитание, не тот склад ума.
— Поскорее бы уже переехать отсюда… И забыть ее как сон.
— Я постараюсь с бумажками справиться как можно быстрее. Может, за неделю. Но не могу обещать, не от меня все зависит. Потерпи.
— Я терплю, — улыбнулся Лев. — Просто так всегда бывает, когда впереди маячит что-то хорошее, хочется, чтобы оно поскорее наступило.
— Ага. У меня вот впереди маячит мгновение, когда мы с тобой отмоем это все и отправимся в спальню… — Юлий принялся ожесточенно тереть заляпанную жиром плиту.
— А у меня — как она отсюда съезжает…
— Или мы. Ей-то с какой радости покидать общагу? Разве что соседи жалоб понапишут.
— А думаешь, они мало уже настрочили?
— Кто знает. Уф, все, с плитой я закончил. Зачем было жарить мясо на всех трех плитах?!
— Не знаю, но я закончил отмывать вторую.
Оба взглянули на «свою» плиту, на которой обычно и готовили, синхронно заскрипели зубами, рассматривая пришкваренные до черноты пятна чего-то непонятного.
— Мое терпение тает очень быстро…
— М-да. А еще я не вижу одного ножа в стойке.
— Я тоже. Как думаешь, сломали?
— Главное, чтоб никого им не порезали.
Юлий открыл дверцу подмоечного шкафчика и выругался: оттуда просто посыпались бутылки, мусор, какие-то обертки и прочее, переполнившее мусорное ведро.
— Анна! Идите-ка сюда, быстро! — рявк лейтенанта прошил стены и двери.
— Что надо? — она все-таки пришла.
— Быстро взяла мусорный пакет, собрала все это и вынесла в мусоропровод.
Говорил Юлий вроде бы тихо и спокойно, но даже ни в чем не виноватого Льва от этого голоса пробрало дрожью. Анну пробрало тем более, мусор исчез с небывалой скоростью. Юлий вздохнул и подобрал незамеченный девушкой обломок лезвия.
— Нож они все-таки сломали. Что будем делать?
— Очень хочется спрятать всю посуду и повесить замок на холодильник.
— Две недели потерпеть. Или меньше…
В общем, домыв кухню, они отправились мыться и кормить котов, и готовиться к понедельнику.
— Так, завтра у меня очередной напряженный день. Класс все еще разбит по группкам, которые меж собой не стыкуются.
— По прежним школам? Найди тему, которая будет интересна всем. Пусть даже вне программы, — припомнив, как собирал из них, озлобленных, растерянных, замкнутых, группу их Громовержец, улыбнулся Юлий. — Это сложно, но у тебя получится.
— Не уверен. Они считают, что раз они десятый класс, не пошли в училище, а учатся дальше в лицее, то все такие особенные. У нас впервые такой набор, думаю, что опыт очень неудачный. С ними психологически очень тяжело. Считают, что я завышаю оценки «своим».
— Хм, а ты завышаешь? Или просто у тебя «твои» уже к требованиям привыкли и выполняют, а эти еще разгильдяйничают?
— Второе. Они считают, что их только по факту перехода в десятый класс и зачисление в лицей должны носить на руках и чесать им пятки. А тут, оказывается, учиться надо, учителя что-то требуют.
— А ты завысь требования. А потом потихоньку отпускай планку.
— Куда уж завышать? Они же математики, у них и так моего предмета немного, и он идет по программе подготовки к ЕГЭ.
Юлий развел руками, он-то учителем не был и даже не представлял себе, какие проблемы могут быть с классом, с психологической, так сказать, температурой в нем. Да, психологию они изучали, но работать-то приходилось в основном именно индивидуально с каждым пациентом, а это совсем иное.
— В общем, придется просто признать, что да, иногда бывает и такое. Не особо дружный класс. Я надеялся, что поездка их сблизит, куда там, все веселились, но каждая группа в своем мирке. Может, их пересадить…
— Попробуй. А как там моя подопечная?
— Карина? Неплохо, учится, готовится к экзаменам, зовет меня Кисой.
— Похоже, это тоже придется принять, как данность, — усмехнулся Юлий. — Почему только Киса, я не пойму?
— Не знаю, наверное, это из-за имени. Лев — это сердитая киса.
Короленко пришлось очень постараться, чтобы не рассмеяться в голос.
— Все собрал? Иди ко мне, сердитая киса, плечи разомну. Тебе бы корсет поносить и курс лекарств пропить, а?
— А этот корсет мне не помешает в работе? — Лев с удовольствием подставился под руки Юлия.
— Не должен. Сильно нагибаться не даст, конечно, но под одеждой его не видно, а правильно подобранный — практически не мешает. Осанку немного выправит, нагрузку на спину уменьшит. А в комплексе с лекарствами спину еще и подлечим, чтобы вот такого… — позвонок под осторожными руками медика встал на место, -…больше не было.
— Ладно! Ай… О, как мне сразу стало легко.
— Значит, подберем тебе корсет и нужные препараты, только сначала я тебя в поликлинику зашлю, анализы сдавать. Быстро и без очереди. Лады?
— Лады.
Пришли коты, развалились посреди матраса мохнатыми животами вверх.
— Интересно, они и дома к нам на постель будут приползать? — усмехнулся Юлий, продолжая массаж, уже больше просто для удовольствия, чем для разминания уставших мышц.
— Конечно, они уже привыкли спать на тебе.
— Да, я лежбище для котиков, — Юлий наклонился, провел носом по его спине между лопатками.
— Что ты делаешь? — сонно пробормотал разнежившийся Лев.
— Нюхаю, — честно признался Короленко. — У тебя кожа пахнет приятно. Солнцем.
— А скоро будет — хвоей и мандаринами. Какие у тебя пожелания к Новому Году?
— А? Даже не знаю… Я как-то привык, что мне не с кем отмечать, и не отмечал… А у тебя?
— Елка или сосна, гирлянды и никакого оливье на столе. Я ненавижу оливье…
— Хорошо, никакого оливье. А что ты хочешь?
— Люблю мандарины, готов есть мандарины в мандариновом желе и запивать мандариновым соком. А еще помидоры с кетчупом и томатным соком. Я почему такой тощий? Потому что мандарины — фрукт сезонный, а помидорами много не наешься. Если честно, я не знаю, родня всегда столько всего готовила, что мне трудно сказать…
— Ладно, доживем до новогодних каникул, посмотрим, чем тебя порадовать, — пообещал Юлий, укутывая его в одеяло и ложась рядом, согнав недовольных кошачьих.
Коты сразу залезли на Юлия и принялись его утаптывать в восемь лап. Под это утаптывание он и уснул, уткнувшись в затылок Льва носом. Ему в самом деле нравился тот особенный, личный запах, который был присущ только Вольговскому. «Как запах согретого солнцем янтаря», — пришла уже почти во сне мысль, и снился ему янтарь, море, горячий песок и соленые от морской воды губы любимого.

Под будильник утром Лев просыпался нехотя, как всегда, проснувшись, когда Мрак прибежал целоваться. Умыться, завтрак, кофе.
— Лёв, шапку надень, за бортом минус семь.
— А сам-то?
— Да вот, в зимнем варианте еще жарко, в фуражке — холодно… Ладно, тоже надену.
— А у нас там эпидемия гриппа еще не подкрадывается? А то класс какой-то вялый.
— Вакцинация-то была, но кто знает, какой вирус нынче придет? Самых вялых отправь ко мне, посмотрю.
— Ладно. Надеюсь, градусников хватит.
По дороге в школу Лев все еще позевывал, но в целом держался бодро.
— Ты знаешь, что в Японии девушки подворачивают свои форменные юбки. Чем старше школьница, тем юбка короче… Посмотри вперед. Чувствуешь, как сакура расцветает?
— Чувствую, как расцветают воспалительные процессы, — скривился, как от зубной боли, медик. — Похоже, придется мне еще пару лекций прочитать на тему «девушки, берегите свои внутренние органы».
— Кор-р-р-р-отаева! — взревел Лев так, что подвернутые юбки сами расправились на четыре квартала окрест.
— Ой, Киса-Сан бушует с утра, — пробормотал кто-то.
От лекции это старшеклассниц все равно не спасло. Юлий, мягко улыбаясь, живописал с примерами и слайдами, к чему приводит небрежное отношение к собственному здоровью, капронки в мороз и джинсики с заниженной талией вкупе с коротенькими куртейками зимой. Очень уж хорошо ему удавалось описывать грядущие проблемы таких «модниц». А после лекции косяком потянулись больные с температурой, насморком и начинающимся кашлем. Вакцинация против гриппа, конечно, помогала, но не всем и не всегда. Юлий названивал родителям, требовал явиться и забрать дитя вместе с направлением к врачу. Отправить больных домой самостоятельно он не имел права.
Школа опустела на треть, заболели и некоторые из учителей. Через два дня по городу был объявлен карантин. Школу закрыли на неделю. Но учителям это выходных не принесло — пользуясь передышкой следовало дозаполнить все документы, электронные дневники, проверить различные списки и сдать на проверку свои учебные планы, а также договориться о датах открытых уроков.
— Что такое «не везет», — вздохнул Лев, одеваясь. — Приготовишь что-нибудь, пока меня не будет?
— Рассольник и отбивные с пшеничной кашей — пойдет? — улыбнулся ему Юлий, заставляя закрыть горло шарфом и надеть перчатки.
— Более чем пойдет.
— Лады, буду тебя ждать.
Сам Юлий в эту неделю тоже дома не сидел — приходилось побегать по инстанциям, готовя бумаги на возврат права собственности на квартиру. В большей части, конечно, пришлось потратить время на архив — все документы, что у него когда-то были, погибли вместе с домом в Алтайске, пришлось запрашивать копии. Но в итоге к следующему четвергу у него на руках была карта собственника, ключи и договор с фирмой по оказанию услуг перевозки. А еще его, наконец-то, выписали с дневного стационара, сочтя полностью здоровым. Хотя ноги и ребра иногда еще поднывали, особенно, после улицы.
Анна где-то училась, уходила в восемь, возвращалась в четыре. Иногда с компанией парней и девушек. Холодильник ей, кстати, так и не привезли, и ее баночки-пакетики-сверточки начали расползаться с одной полки по всему холодильнику Льва. Того это бесило. Впрочем, наступил момент, когда Вольговский ушел утром из привычной ему квартиры, а возвращаться не понадобилось: Юлий позвонил ему и предложил встретиться на площади Кирова. В общежитии остались только аккуратно выставленные на стол продукты соседки.
Коты уже обживали новый дом, тыкались во все углы, вернее, тыкался Мрак, Маркиз сидел на подоконнике и боялся. Вещи Юлий расставить-разложить не успел, только-только перевезли все и перетаскали на третий этаж. Так что работы было непочатый край.
— Зато я уже микроволновку и холодильник с морозильником подключил, — усмехнулся Короленко. — Можем сначала поесть, а потом заниматься порядком.
— Принимаю такой вариант. Осталось сдать ключи консьержке и передать комнаты. Или ты и это сделал?
— С общежитием рассчитался полностью, кровать выкупил, хотя доски от нее оставил там, в кладовке, забрал только матрас. Все по описи сдал, ключи передал. Но твоя комната пока за тобой числится, и ключи — вот, — Юлий выложил связку на стол. — Когда оба сюда пропишемся, сдашь сам, я ж за тебя не мог расписаться.
— Хорошо, тогда это уже после регистрации брака… Надо пока сообщить, что можно вселять жильцов, отдать ключи. С документами потом разберемся.
До вечера они занимались тем, что мыли полы, протирали пыль, расставляли мебель, раскладывали вещи. Юлий посмотрел на сиротливо покачивающиеся на шнурах патроны с лампами, на время, подхватил жениха под руку и повлек в магазин за люстрами.
— Давай вон ту… Под дерево. Красиво выглядит, — Лев рассматривал люстру.
— В зал? Хорошо, пусть будет эта. А в спальню? Туда надо бра и люстру. И еще на кухню и в коридор чего-то простенького.
— Как тебе вот это?
Комплект из люстры и двух бра с плафонами в виде перламутровых колокольчиков и зелеными листьями выглядел вполне презентабельно.
— Пойдет. А вон та, как думаешь, на кухню подходит? К кухонной мебели, и вообще…
Лев оглядел люстру-цветок.
— Думаю, да. Кстати, ты заметил, что цветочная тематика в этом сезоне в моде? А вот хрусталя стало намного меньше.
— А у нас когда-то в зале висела вот такая, — Юлий указал на четырехъярусное чудовище под бронзу, с доброй сотней хрустальных шариков-подвесок и несколькими десятками цепочек из прямоугольных хрусталиков вверху, закрывающими подвес, и внизу, скрывающими лампочки.
— Я как представлю, каково ее мыть… Впрочем, если ты хочешь такую…
Юлий покачал головой:
— Нет, не хочу. Просто она там смотрелась красиво. Но это было… как тебе объяснить, это было мое детство, а выбираем мы то, что понравится нам-взрослым и надолго.
Лев погладил его по руке.
— А ты сам что хотел бы видеть?
— Мне вон та в зал больше нравится. Комната большая, светлая сама по себе, но вечером нужно что-то побольше, на пять-шесть ламп, чтобы не сидеть в потемках.
Та люстра, на которую он показывал, была выполнена в интересном смешанном стиле, вроде как и эко — основа казалась натуральной деревянной веткой, с которой свисали несколько крупных стеклянных цветов орхидеи.
— Какая прелесть. Да, это определенно то, что нам нужно, — сразу возгорелся Лев. — А еще нам нужны шторы…
— Да, шторы определенно нужны, — согласился Юлий. — Но, давай, это уже завтра? Нам бы еще утащить сегодняшние покупки.
— Хорошо. Всякие милые мелочи вроде мыла тоже завтра…
— И стиральную машинку! — в один голос «вспомнили» оба.
— Причем хорошую, — добавил Лев. — Разорюсь один раз, но чтобы хватило надолго.
— У меня еще на карте с компенсацией денег полно. Надо будет посмотреть, может, диван в зал? Там же пусто совершенно, один телевизор на стенке.
— Ага. А еще нам нужен стол. Покрепче. Потому что твоя новая семья развернется вовсю, откармливая тебя к грядущему Новому Году. Много еды… Очень много еды. Стол лучше дубовый.
Юлий вспомнил застолья в доме Вольговских, застонал и кивнул:
— Это точно. И укрепить подпорки на нашем «чердачке», потому что после того, как они меня откормят, я туда или не влезу, или влезу и сломаю.
— Есть и плюс — мы живем далеко, а семейство наезжать будет только на праздники вроде новогодних.
— Лёв, да я ж совсем не против, чтобы наезжали, и даже если чаще. Они замечательные.
— И рыжие… — кивнул Лев. — Гена хочет назвать сына Тигром.
— О, Боже, и будет еще одна Киса. Надеюсь, ему Люда пистон вставит, чтоб мозги включились.
— Надеюсь… Кошачье имя — это не так весело, как все думают. И да, еще мне нужно в парикмахерскую, подстричься.
— Только не обкорнайся сильно, а то во что я носом утыкаться ночью буду?
— Да нет, я просто подрежу сантиметра три, а то слишком длинно — это уже некрасиво.
— Лады, солнце мое.
Наишаченные, как дромадеры, всего лишь тремя коробками со светильниками и бра, лампочками, несколькими полочками для ванны и зеркальным шкафчиком под мыльно-рыльные принадлежности, они вернулись домой.
— А вот теперь это все надо как-то повесить, — Лев на люстры смотрел с сомнением.
— Завтра, Лёв, не в потемках же, а то меня ёбом как токнет, и буду глазами светить, как тот волк из «Ну, погоди!».
— Нет уж, это чересчур. Так, нам еще нужны шторы. Где взять такие шторы?
— Шить на заказ. Или купить ткани и подшить в ателье, если сильно не заморачиваться, — Юлий смерил взглядом четырехметровой высоты потолки, под которыми, чуть ниже лепнины, сиротливо виднелись гардины.
— Какого цвета хочешь шторы? У меня завтра только первый урок, смогу уйти пораньше.
— А это смотря какого цвета ты хочешь обои, если будем «немножечко делать ремонт», как говорила моя бабушка.
— Что-нибудь бежевое или песочное, думаю. Белый — слишком уж медицинско, темная зелень напоминает болото, светлая зелень — выцветшую от времени, синие оттенки… можно попробовать, или фиолетовые.
— Вот синие или фиолетовые, давай, в спальню. Там два окна, летом придется закрывать шторами, а то солнце поспать не даст. А в зал — что-то золотисто-кофейное, если найдешь, будет и светло, и аккуратно. Лады?
— Завтра пробегусь по магазинам, — согласился Лев.
— В ванне поваляемся? После такого дня можно и нужно расслабиться. Я только постель сейчас застелю чистым бельем и полотенца достану.
Лев побрел в ванную, решив, что нужно оценить этот бассейн.
— Юль, только колонку отрегулируй!
— Скажи, как хватит, — Юлий принялся доворачивать верньеры, регулирующие подачу воды и силу пламени.
— Хватит! — наконец решил Лев.
Вода лилась хорошим напором, горячая, чистая. Ванна, начищенная Юлием до сияющей белизны, наполнялась быстро, и в ней вода казалась голубоватой.
— Интересно, это почему?
— Потому что подача воды в этом районе идет из артезианской скважины, а не через очистные, — пояснил Юлий. — Тут из любой колонки на улице можно воду пить и не бояться, что пакость какая-то в организм попадет.
— Здорово, — Лев растянулся в воде, распустив гриву. — Такое блаженство.
В этой ванне места хватало им обоим. Правда, Юлию все-таки приходилось полусидеть, на его рост даже этот почти-бассейн рассчитан не был.
— Здесь раньше селились царские чиновники, знаешь? Такой… номенклатурный район, можно сказать, для обедневшего дворянства дома были, причем, одна семья занимать могла весь этаж. Это, вот, например, было для прислуги или приживалок. Соседние квартиры — четырехкомнатная и трехкомнатная. В первой — две ванных комнаты.
— Ого… Но с учетом отсутствия слуг не ого, а нам повезло больше всех.
— Эт точно. Во времена моего золотого детства напротив, в трешке, жила баба Вера, причем, одна. Ни детей, ни внуков. В один прекрасный день выбралась на лавочку у подъезда, села и померла тихонько. Ты б знал, Лёвушка, сколько барахла и мусора из ее квартиры потом вынесли на помойку… Неделю, наверное, таскали.
— Старушки, они такие. Наверное, копила все газеты и пакеты?
— А так же валенки, шубы, бушлаты какие-то, баночки, бутылёчки… Нам, мелким, было просто как в сказке про Сим-Сим, нас пустили в эту квартиру покопаться в сокровищах. Кукол у нее было много, вот что помню, старинных, фарфоровых, и современных, и не только русских. Девчонки себе охапками их забирали, и я одну стащил, красивая была, чернокосая, на маму похожая.
— Да уж… — Лев передвинулся ближе. — А у тебя есть планы на летний отпуск?
— Только не топи меня сразу, солнце… В летний лагерь, который «Обручевка», волонтером записаться.
— Отлично… — с кислой миной сказал Лев. — Ладно, буду наслаждаться морем в одиночестве.
— Я еще не записался, — вздохнул Юлий. — Лёв, не злись.
— Я и не злюсь. Я устраиваю водную феерию и отбиваюсь от кота.
— Злишься. Ну, Лёв, посмотри на меня. Я не буду записываться волонтером на то время, когда у тебя отпуск. Лады? Отдохнем вместе.
Лев отчаялся отбиться от Мрака и выпустил его. Кот сразу свалился в воду, взмявкнул, выскочил, негодующе глядя на людей, потом опустил в ванну переднюю лапу. Маркиз сунул любопытный нос в дверь, просочился в щель и взлетел на раковину.
— Все, вся семья в сборе.
Лев плескался водой в Мрака, тот урчал, Маркиз просто все не одобрял. А у Льва внутри боролись злость и обида — почему он всегда должен быть на втором месте? Ладно, тот случай с автобусом, спасать жизни — это работа. Но лагерь? Записаться волонтером в какой-то лагерь вместо того, чтобы провести время вместе с мужем? Можно подумать, они так часто видятся… А кому в лагере вообще нужен Юлька?
— Солнце… ну, прошу тебя, не злись…
А-а-а, медведь толстошкурый! Льву хотелось в самом деле притопить его сейчас в этой ванне. Не смотреть в эти голубые глазищи, в которых вина пополам с этим в подкорку вбитым долгом.
— На что именно мне не злиться? — уточнил Лев. — На твое стремление всех вокруг спасать? На то, что работа у тебя на первом месте всегда?
— Не всегда… Ладно, ты прав, всегда. Просто… Лёв, если ты будешь злиться вместо того, чтобы просто взять меня за ухо и обратить внимание на себя и свои желания, у нас ничего толкового не выйдет. Иди сюда, — Юлий легко поднял его, переложил на себя, приподнял голову жениха, глядя в глаза. — Не первая моя попытка отношений, солнце. Третья. И первые две провалились по одной причине — ни одна из моих подруг не смогла понять и принять то, что меня придется учить считать партнера тем, что выше долга.
— Я не считаю, что я выше долга. Просто какой долг тебя тянет в лагерь, укомплектованный собственной медслужбой?
— Эм… я в качестве волонтера медслужбы и хотел поехать, — осторожно заметил Юлий.
— Зачем? При каждом лагере есть собственная, которая задолго до тебя собрана и укомплектована годами работы.
— Ладно, если я признаюсь, что просто не умею отдыхать, это зачтется? — страдальчески свел брови Короленко.
— Нет. Буду учить тебя отдыхать… Слушай, тебе понравится на море. Там куча тонущих, порезавшихся, укушенных акулой, стукнутых скатом, ужаленных медузой, перегревшихся и перекупавшихся…
Юлий заткнул его поцелуем, безмолвно соглашаясь на все, лишь бы его рыжее солнце больше не злилось. Оказывается, это… холодно и почти больно — чувствовать и видеть, что разочаровал любимого человека.
— К тому же, я спрашивал про планы на отпуск, а отпуск у нас, Юль, не три месяца. Потому что я уже согласен в июне смыться в лагерь вожатым… Лишь бы не тупить на ПэПэЭ по шесть часов в день.
— Хорошо, думаю, до лета страсти-мордасти по нашему браку в коллективе остынут, и отпуск нам оформят в одно время, а дальше поглядим, да?
— Ага. Но торчать по шесть часов… В прошлом году сидел, спасибо, больше не заманят. Торчать, не сметь смотреть в окно, не сметь выходить, не сметь шуршать, чихать, издавать любые звуки. И все это счастье бесплатно.
— А волонтерам все-таки немного платят, — протянул Юлий. — Так я тебя сманю с собой?
— В июне? С радостью…
— А на море поедем в августе, лады? Почти бархатный сезон, народу поменьше.
— Лады. Главное, сбежать в июне из города.
— Тогда записываться надо уже сейчас, пока мы не пролетели, как ДСП над Гималаями.
— Завтра запишемся. Расскажи про лагерь хоть…
— Вот выкупаемся, спать ляжем, и на сон грядущий расскажу.
— Надеюсь, он приличный. Меня как-то заманили в лагерь вожатым. Обещали новые корпуса, трехразовое питание и свежий воздух. В итоге мы жили в разваленных бараках с туалетом в виде отгороженного участка леса, я поймал клеща на шее, а из жратвы был капустный несоленый суп.
— Жуть какая. Нет уж, в такой лагерь я бы тебя не потащил, сам бы не поехал и детей везти не позволил. Обручевка — это довольно далеко от цивилизации, но зато там своя инфраструктура, такой себе маленький город, где взрослые только приглядывают за порядком, готовят, обеспечивают медпомощь и работу котельной и электростанции.
— Звучит неплохо. Выбираемся и в постель?
— Выбираемся.
В старом доме не было полной тишины. Вернее, не так, это в общаге Лев привык слышать какие-то звуки от соседей, отголоски разговоров, ссор, музыки. В этом доме толстенные стены и современные трехслойные стеклопакеты не пропускали звуки извне, зато в самой квартире что-то потрескивало, шуршало, побулькивало. Это его слегка нервировало. А уж если сверху еще и железные шары катать начнут… На чердаке…
— Чего ты? — сонно приподнял голову Юлий, когда любовник уже в третий раз беспокойно перевернулся, сбивая одеяло.
— Не знаю, что-то шуршит, поскрипывает. Не по себе.
— Просто старый дом, Лёв. Иди ко мне.
Его пригребли в жаркие, крепкие и осторожные объятия, поцеловали, запустили руку в волосы… И Лев отрубился, как выключенный.


Глава четырнадцатая

Утром Льва будить пришлось запахом кофе, иначе он подниматься отказывался.
— Декабрь… Ненавижу, самый тяжелый месяц… Начиная числа с пятнадцатого, все мыслями под елками. Какие контрольные, какие тесты?
— Один урок, — заветные слова, промурлыканные Юлием ему на ухо, заставили Льва взбодриться и даже поесть нормально. — А я приду как всегда, часам к пяти, когда все уроки и допы закончатся.
— Я тебе покидаю образцы обоев и тканей фотографиями на телефон.
— Лады, буду ждать. Еще кофе? Есть минут десять, чтоб неспешно выпить, одеться и выйти.
— Да, еще кофе, мне надо проснуться. У меня сегодня веселый седьмой класс.
Юлий налил ему еще чашку, сам взялся быстро перемыть посуду после завтрака. Контейнер с обедом в этот раз он тащил только для себя. Лев выпил кофе, зевнул и побрел одеваться.
— Надо прикупить еще галстуков, мне кажется, что мои все скучные.
— Ага, а я знаю, что подарю тебе на Новый год, — рассмеялся Короленко.
— Веселый желтый галстук в зеленую елочку?
— Не скажу, иначе какой же это будет сюрприз?
— Ладно. Готов к выходу?
— Готов, идем.
На улице пахло так, как только может пахнуть в городе перед тем, как там выпадет первый снег. Два месяца без дождей после урагана просушили город, то, что пару раз сеялось в ноябре, за дождь можно было не считать, так, мерзкая морось. И вот снова чувствовался запах первого, липкого, влажного снега, которым, если повезет, и его выпадет много, будут наслаждаться дети, и от которого в этом случае будут страдать коммунальщики.
— Доброе утро, Лев Александрович.
— Доброе утро, Юлий Салимович.
— Лев, прибавьте шагу, урок через десять минут.
— А вы же, обычно, со стороны Можайского идете, Лев Александрович?
— Сегодня решил сменить маршрут, — отшутился Лев.
Никакой тебе конспирации, глазастые коллеги все заметят, все обсудят. Он порадовался только тому, что домой они с Юлием зачастую уходили в разное время, а не вместе. Сегодня от разговоров удалось отбиться, он просто сбежал после своего урока. Электронные дневники заполнить можно и из дома. Но впредь… Хотя, заявление в ЗАГСе у них уже лежит, стыдиться им нечего, на глазах учеников свои отношения они не демонстрировали.
Лев выкинул лишние мысли из головы и сосредоточился на том, чтобы найти подходящий цвет штор и гармонирующие с ним обои. Он перефотографировал около двух десятков образцов обоев и столько же тканей, перекинул их Юлию на выбор. Тот через десять минут скинул четыре пары картинок, давая Льву сделать окончательный выбор.
«Я выбираю вот это, буду хорошо оттенять гривой», — Лев отправил ему третий вариант, пленивший его золотыми оттенками.
«Лады, солнце, мне нравится. Буду сегодня в четыре, заеду за „радостью соседям“, что-то из продуктов нам надо, кроме молока?»
Это было так… по-семейному, так замечательно — перекидываться такими смс-ками с тем, кто скоро, совсем скоро станет самым близким человеком не только на словах, но и по закону.
«А ты умеешь делать что-нибудь из кроликов? Нам грозят доставить пять тушек».
«О! Кролики — это не только ценный мех, но и три-четыре килограмма диетического, нежного мяса. Крольчатину только тушить. Я тебя понял, куплю сливок и белого вина».
Лев отправился закупаться всякой домашней ерундой вроде тапок, игрушек котам, солонки, еще пары комплектов ложек и вилок. Коврик в ванную, держатель для бумаги, симпатичный стакан под зубные щетки. Завернул в магазин бытовой техники, думал просто прицениться к стиральным машинкам, а в итоге купил все-таки, заказав доставку на вечер. В итоге, ненапряжная прогулка по магазинам вылилась в то, что домой Лев явился с объемными пакетами. А потом пришлось, едва успев все разобрать, бежать встречать дядю Володю и кроликов.
— Хорошая квартирка, — одобрил тот.
— Это Юлькина, вернее, его родителей. Знаешь, дядь Володь, как было страхово в первую ночь спать тут? Все чего-то шуршит, скрипит… Бр-р-р!
— А ты не бойся. Пускай себе шуршит и скрипит. В деревне же такой ж дом был у твоего деда, забыл уже?
— То было давно, и детям всегда проще бояться, не боясь по-настоящему, — усмехнулся Лев. — Помнишь мультик про котенка по имени Гав?
— Помню-помню. Вот ты как котенок, сиди и бойся.
— У меня есть, с кем, — улыбка стала шире. — Правда, с ним и бояться не получается — то не до страха, то засыпаю мигом.
— Ну вот и молодцы. Что вам привезти на следующей неделе? Мне все равно ехать к вам, надо солью закупиться, парой мешков.
Лев только распахнул морозильник, задумчиво почесал в затылке.
— Вот даже не знаю… Грибов, может, соленых? И ягод еще, Юлька обожает мою выпечку, а за сладкими пирогами идет, как мыш за дудочкой.
— Хорошо, привезу, — покладисто согласился дядя.
— А! И картошки мешок! Насчет солений-варений я еще с мамой созвонюсь, лады?
Спросил и сам же рассмеялся: подцепил-таки от Юлия это словечко.
— Лады.
Дядя Володя ушел, через десять минут явился Юлий, как раз к разогретому ужину. Притащил чемодан с дрелью — «радость соседям». Льва, вышедшего в коридор встретить жениха, припер к стенке и расцеловал, холодя щеками и носом.
— Привет. Проходи, раздевайся, мой руки и ужинай. Скоро доставка прибудет.
— Доставка?
Юлий подумал, что надо будет раскошелиться на нормальный шкаф для верхней одежды, а не вешалку с крючками. И обувницу.
— Да, я купил еще кое-что.
— Ладно. Что с обоями? Надо, наверное, в эти выходные заняться, чтоб Новый год уже встречать в комнате, где не пахнет клеем и побелкой.
— Надо посчитать, сколько рулонов нам надо, и завтра куплю.
— Вместе купим, тебе вообще тяжелое носить нельзя. И зайдем в ортопедическую аптеку, подберем тебе корсет.
После ужина привезли стиральную машину.
— А куда же мы ее поставим?
— На кухню, там-то места полно. Вот сюда. Докупим столешницу и боковины, и будет не просто стиралка, а еще один разделочный стол.
— Отлично. Пойдем считать количество рулонов?
— Пойдем.

Пересчитывать пришлось трижды. Лев пришел в некоторое смятение, увидев получившуюся цифру.
— Да не может быть!
— Восемь на четыре и еще на четыре и на два, потому что пятидесятисантиметровые рулоны. И подели на десять. И даже если минус окна, двери и балконную дверь, и минус сантиметров двадцать до лепнины, все равно будет двадцать три рулона точно.
— Мы задолбаемся это клеить…
— Можем поискать метровые обои, выйдет раза в два быстрее. И примерно одинаково по цене.
— Проще стены покрасить…
— Да ладно тебе, мы с родителями за три дня справлялись, при том, что клеил один отец, а мы с мамой так, на подхвате были.
— Ладно, попробуем. Зато будет красиво… И надо точную длину штор отмерить.
— И не забыть купить лестницу, не хватало еще со стола и табуретки навернуться, — Юлий, представив, как удобно будет поймать Льва на второй-третьей ступеньке и поцеловать, непроизвольно облизнулся.
Такие мысли все еще удивляли его самого. Как будто отношения с Вольговским позволили его чувственности, почти задавленной воспитанием в Свято-Петровке и последующими неудачами в личной жизни, воскреснуть и расцвести пышным цветом.
— Ага, а потом повесим шторы, можно будет шататься по квартире в одних трусах.
— Это особенно актуально зимой, — хохотнул Короленко, — листва окна не прикрывает, и в противоположном доме все видно, что у кого творится.
— Вот-вот, а я не привык, что за моей личной жизнью наблюдают.
— Тогда с люстрами повременим, потолки надо сначала освежить, потом обои, а потом уже люстры. И два дня на все… Справимся!

Оптимизм Юлия был заразителен, хотя Лев иногда скептически хмыкал, но не спорил. К его удивлению, они и впрямь успели сделать все в достаточно краткие сроки. Клеить обои оказалось не таким страшным делом, как Льву сперва представлялось. И — да, он впервые в жизни это делал. В деревенском доме стены были отделаны вагонкой и натуральным деревом, в общаге — покрашены, и перекрашивать их не то, чтобы запрещалось, просто не было нужды. Но сейчас он впервые понимал, каково это — делать ремонт в своем доме. Документы на прописку они уже сдали, паспорта до Нового года получить всяко должны были успеть.
— Неужели это все сделали мы? — ужасался Лев, глядя на комнату.
Мягко сияла, разбрасывая радужные лучики, люстра, поблескивал золотистый узор на обоях, медово переливался натертый какой-то мастикой паркет, глухую темень декабрьского вечера закрывали кофейные, с золотистыми цветами, шторы. Очень не хватало уютного дивана, кофейного столика перед ним, книжных стеллажей под цвет паркета. Лев сразу же это озвучил.
— У нас и книги будут…
— Тебе нравится? — Юлий обнял его, стоя за спиной, поцеловал в макушку, потерся о рыжие кудри носом. Волосы Льва еще пахли шампунем, еще были немного влажными после душа.
— Очень. Теперь чувствуется, что это наш дом.
— Завтра после работы можем в мебельный зайти, присмотреть и стеллажи, и диван, и стол со стульями. Надо посчитать, сколько у нас всего родственников, и купить табуреты, чтобы во время застолий не бегать по соседям и не занимать у них.
— У нас двенадцать родственников и мы двое. Четырнадцать стульев.
— Ну, у нас есть рабочие кресла, можно купить двенадцать стульев.
Лев рассмеялся.
— Главное, ничего в них не прятать.
— Вряд ли у нас появятся бриллианты, — усмехнулся Юлий. — Хотя золото уже есть, и я его никому не отдам.
— Ага, твое золото от стресса мне в тапки нагадило.
— Да нет, я вообще-то имел в виду то золото, в чьи тапки нагадила наглая рыжая жопа.
Лев повернулся в его объятиях, уткнулся лицом в грудь Юлию.
— Ты мое солнце, Лёвушка.
Вот так можно было стоять хоть вечность. Но на кухне исходила ароматом тушеная в вине со сливками крольчатина, да и устали за день оба, хотелось поесть и лечь, может, просто обняться, а может и нет, заниматься любовью в новом доме они еще не пробовали.
— Пойдем поедать кроликов? — наконец, предложил Лев.
— Идем. Надеюсь, я с рецептом не налажал…
Крольчатина оказалась выше всех похвал. Лев не облизал тарелку только потому, что наелся.
— Чай? Я твой любимый заварил, и мед нашел правильный.
— Чай я еще смогу в себя влить, местечко найдется. Ты так готовишь, что я точно растолстею.
— Солнце, ты готовишь еще вкуснее, так что меня пока спасает только то, что есть возможность в свободное время заниматься в спортзале и в бассейне школы, — усмехнулся Юлий.
— А меня спасает то, что не в коня корм, я закален проживанием с родственниками и их попытками любого закормить.
Чаевничали молча, неторопливо, смакуя травяной чай и нежнейший, горьковатый мед. Потом вместе перемыли-перетерли посуду, вместе же почистили зубы и отправились готовиться к понедельнику, расстилать постель. Лев уже заметил пару искоса брошенных Короленко очень заинтересованных взглядов и, укладывая в портфель тетради, ручки и конспекты, чувствовал на себе очередной такой, казавшийся прикосновением горячей ладони.
— Портфель собрал, школьную форму погладил… Вроде бы все.
Юлий смешливо фыркнул:
— Тогда иди сюда, выпускник, разомну тебе спину, устал же за сегодня.
— А можно, я завтра в школу не пойду, меня там дети обижают, — заныл Лев, укладываясь рядом с Юлием.
— Ну, что ты, Лёвушка, а ты им сдачи дай. Тестик там, контрольную, — Короленко немедленно устроился поверх его бедер, предварительно стянув с жениха очередные труселя с корабликами.
— А еще они меня обзывают.
— Ну… Лёв, это непедагогично, — Юлий давился смехом.
А Льву словно по затылку обухом стукнуло: шестнадцатое число, а он даже не вспомнил ни разу за день! И Юлька, паразит, ни полсловечком не напомнил!
— Они меня дразнят Кисой…
Что же такое придумать-то? Пирог испечь, на ночь глядя? Поздравить, а завтра срочно побежать искать подарок?
— Ки-и-иса, это потому что ты теплый и мурчать умеешь.
Плечи и между лопаток обласкали поцелуями, Юлию нравилось касаться светлой, в редких золотистых родинках, кожи, отмечать каждую родинку поцелуем.
— А еще у меня память, как у кота, я забыл поздравить тебя с днем рождения. Так что поздравляю прямо сейчас! А подарок поймаю, задушу и положу на подушку завтра.
— М-м-м, ладно, я что-нибудь придумаю и с мышатиной, — рассмеялся Юлий. — Но лучший мой подарочек — это ты. Хочу кое-что попробовать, разрешишь?
— Конечно, все, что угодно, раз я подарок.
Того, что сделал потом Юлий, Лев не ожидал. И не ожидал, что реакция на, в принципе, ничем не примечательную ласку окажется такой бурной с его стороны. Просто ни один его любовник раньше как-то не доходил до того, чтобы сделать ему римминг. Хотя бывшие любовники вообще много до чего не доходили. А вот Юлию Лев был готов позволить абсолютно все. Для начала он вцепился покрепче в подушку зубами, чтобы не радовать соседей стонами, потом попытался себя уговорить, что это просто ласка такая, не с чего с ума сходить. Уговаривалось плохо, казалось, все нервные окончания, которые только были в округе, сползлись, вопреки анатомии, в одно место, чтобы подставиться под горячий и ласково-настойчивый язык. Лев подумал, что от такого кончить вполне реально, но претворить мысль в жизнь не успел — язык убрался. Разочарованный стон сдержать не удалось, но долго предаваться разочарованию тоже не вышло: вместо языка, вернее, вместе с языком вернулись ласковые и осторожные пальцы. Льву оставалось только принимать ласки, наслаждаясь ими.
Юлий знал, как ему нравится, когда все неторопливо, без спешки, резких рывков и шлепков. Знал и пользовался этим знанием, придерживал его руки, не давая трогать себя, целовал взмокшую спину, ласкал грудь, напряженный живот, не касаясь его члена и сам. Наверное, сказывалось то, что это был их первый секс в собственном доме, но Льву казалось, что сейчас все было чувственнее, чем раньше. Он и кончил в этот раз без рук, только от того, пожалуй, что сегодня Юлий не молчал, словно и в его восприятии что-то изменилось. Его «солнце мое, Лёвушка, огнегривый мой, любимый» стало катализатором самого бурного оргазма, который Лев за собой мог припомнить.
— Мрак, отнеси меня в ванну?
— Мрямпф, — отозвались из угла.
— Я тебя сам отнесу, — усмехнулся отдышавшийся Короленко. — На руках.
— Давай. Твой подарок — тебе теперь со мной и возиться.
— Ты бы знал, как же мне это в радость, — Юлий поцеловал его, поднял на руки и аккуратно спустился по узенькой лестнице вниз.
Лев уже в ванной вспомнил о том, что жених жаждал шведскую стенку и гантели. Придется с ним обсудить этот спортинвентарь, так что сюрприза не получится. Хотя, может, Владислав поможет?
— Я в понедельник после работы куплю тебе хороший и полезный подарок.
Юлий не стал спрашивать, почему именно в понедельник, не стал и спорить, ему, например, нравилось подарки дарить, он уже и своим подопечным подарки присмотрел, и Льву, и тем, кого мог своими друзьями назвать. Может, Вольговскому тоже нравился процесс выбора и дарения?


Глава пятнадцатая

Льву удалось припереть физрука к стенке, под страшную клятву о неразглашении вытребовать из него информацию о том, какую стенку надо покупать, и какими гантелями пользуется Юлий Салимович.
— На свадьбу-то позовете? — хитро сощурился Владислав.
— Позовем, — согласился Лев. — В обмен на неразглашение.
— Ладно, я буду нем, как могила. Записывайте, Лев, параметры, только тогда уж поделитесь: что вам на свадьбу дарить?
— Я не знаю, у меня первая свадьба в жизни.
— Ладно… Тогда, надеюсь, деньгами подарок принять не откажетесь? Я так-то в выдумке всякого такого не силен.
— Не откажемся, — с облегчением выдохнул Лев.
Уже выходя из спортзала, он оглянулся, окликнул физрука:
— Владислав, а вы вообще как догадались-то?
— А по вам как-то это сразу видно.
— Хм… И многим видно?
— Не знаю, пока что шепотки не поползли. Просто у меня глаз наметанный… А еще у меня сестра живет напротив вашего дома, дети у нее ночуют, ну и я иногда тоже.
У Льва немного отлегло от сердца. Вот же хитрый жук Владислав! Прозвеневший звонок заставил его поторопиться на урок.
На обед он спустился в столовую, решив, что там научились готовить. Предположение оказалось ошибочным, так что после пятого урока Лев Александрович изволили неблагородно тошниться в учительском туалете. А потом — ползти в медкабинет за угольком или чем-нибудь таким.
— А у меня в холодильнике обед, значит, стоит спокойненько, тебя ждет, — покачал головой Юлий, выдавая ему мензурку с антацидным гелем. — После праздников я тебя на обследование отправлю, не спорь. А еще надо бы проверить, что и как тут готовят, если тебя от местных макарон и шницеля так скрутило. Ко мне уже трое старшеклассников прибегали с жалобами на боли в желудке.
— Не знаю. Но есть я до вечера ничего не буду… Как же мне плохо.
— Дай руку. Попробую немножко нетрадиционного шаманства применить.
Акупунктурой увлекался Громовержец, в свое время побывавший в Тибете и Китае и учивший этому хитрому искусству тех, в ком, как он выражался, чуял дар и возможности. Лев без единого слова протянул свою конечность, доверяя. Через пять минут аккуратного, хотя иногда и несколько болезненного массажа тошнота пропала, горечь на корне языка тоже словно растворилась.
— Ну, как ты? Должно немного полегчать.
— Да, теперь я снова полон сил и энергии, — Лев взбодрился. — Готов отвести последний урок.
— Давай, солнце. Я тут до пяти зависаю, у десятых плавание.
— Я тут часов до трех, потом по делам, в общагу надо заскочить…
— Тогда можем пересечься на Кирова. Ну, или дома уже, если я буду раньше, приготовлю супчик на курином бульоне, как раз твоему бедному желудку легкий и питательный.
— Хорошо, мы там созвонимся, ладно?
— Лады, — Юлий легко поцеловал его в висок.
Лев улыбнулся ему и поспешил в класс, нужно было еще заставить детей вымыть доску.

Тащить домой купленные гантели, штангу, подвес, кольца и детали шведской стенки Лев, конечно же, сам не стал — в магазине была приличная доставка, заплатил он только за срочность, чтобы уже вечером вручить жениху свой увесистый подарок. А еще следовало придумать что-то на Новый год… Воображение почему-то пасовало и тормозило.
«Потом решу», — наконец, остановился он на одной мысли, пока разогревал ужин к возвращению Юлия.
Юлий вернулся домой уже в сумерках, поцеловал с порога, от него пахло снегом.
— Там снег идет, Лёв, красиво. Пойдем, на балконе постоим? Куртку только надень, холодно.
— Пойдем. Как плавание, все прошло нормально? Никто утонуть не пытался?
— Слава Богу, нет. А Юрка, оказывается, на юношеский разряд идет. Вроде бы серьезный парень, я не вижу в нем такой уж проблемности, как ты говорил. Вседозволенностью тоже не страдает, за Ленку и ее дитя отвечать готов.
— Остепенился.
Лев привалился боком к Юлию, глядя в небо, пока голова не закружилась от вида падающего снега.
— Словно ты поднимаешься наверх в прозрачном лифте, а снег мелькает мимо тебя…
— Не замерз?
Лев только прошептал «Нет», невозможно было замерзнуть в такую теплынь, да еще и когда тебя обнимает и греет своими горячими руками любимый человек. Постояли еще немного.
— Пойдем, солнце мое. Очень уж кушать хочется, — Юлий поцеловал его в висок.
Ужин прервал звонок в дверь.
— А вот и подарок… — обрадовался Лев.
Юлий вышел в коридор за ним следом. Лучшим подарком самому Льву оказались загоревшиеся глаза жениха, когда тот увидел на коробках логотип спортмаркета и названия снарядов.
— Лёвка, спасибо!
— Как это все монтируется, я не знаю, — предупредил Лев. — Я вообще видел такие стенки только в спортзале в собранном виде.
— Ничего, Лёв, зато я знаю. Если получится завтра пораньше прийти, смонтирую и повешу все. Спасибо, — он наградил Льва еще одним поцелуем, долгим и горячим.
— А теперь можно и доедать.
— Да-да, пока совсем не остыло! — тут же согласился проголодавшийся Короленко, утаскивая жениха на кухню.

На следующих выходных их дом обзавелся нужной мебелью: в коридоре, благо, места было предостаточно, повесили спортивные снаряды, поставили шкаф и тумбу для обуви. В зале появился раздвижной стол, такой же янтарно-красноватый, как и паркет, двенадцать стульев вокруг него, два пока пустых стеллажа и застекленный — под посуду и памятные безделушки, которые рано или поздно появятся, кофейного цвета в почти незаметные золотистые разводы диван и журнальный столик. Кресла было решено не брать, хотя место в зале позволяло поставить и их.
— Зачем они нам… Котам и так есть, обо что точить когти, где спать и по чему носиться.
К чести что Маркиза, что Мрака, когти они точили только о специальную когтеточку, хотя от случайных зацепов мебель застрахована не была — бегали и прыгали коты по всей квартире. Особенно забавно было наблюдать за Мраком, который в погоне за игрушечной мышью проскальзывал и буксовал на гладком паркете, как кот из «Том и Джерри». Лев веселился, любуясь, как черная бестия недовольно мявчит, пытаясь изловить добычу.
— Юль, тебе не кажется, что пора сажать их на диету? А то через неделю новогодние праздники…
— А если кто-то, не будем тыкать в черную и рыжую задницы, в праздник будет замечен в том, что тырит еду на столе, то все праздники просидит в ванной, — усмехнулся Юлий, поднимая недовольно уркнувшего Маркиза и взвешивая на руке. — Всего-то четыре килограмма. Да и Мрак для своего возраста не толстый и очень подвижный.
— Надеюсь, после праздников все так и будет. Завтра у нас понедельник, двадцать пятое декабря… Начинается одна из двух худших недель учебного года.
— Почему — худших? И какая вторая? — полюбопытствовал Юлий, отпуская кота и обнимая жениха.
— Потому что идут контрольные, а на уме у всех елки, мандарины и шампанское, девочки пишут смски, парни не отстают. Все планируют поездки за границу, лыжи в Альпах и сноуборды черт-те где. Продумываются наряды, а цвет туфель и высота каблука намного важнее урока. Это ужасная неделя. Вторая ужасная неделя — последняя майская, когда половина учащихся в обмороке от ужасов об ЕГЭ, начинаются пробники, а когда приходят результаты, мы всей мужской частью коллектива сторожим подсобки, чердак и бассейн… Вешаются. За десять лет моей работы я вытаскивал из петли восьмерых, все отличницы, все плохо сдали пробники. Каждый урок начинается с фразы о том, что жизнь не кончается, экзамены можно пересдать, а вот жизнь уже не вернуть. Но как это объяснить подросткам, для которых плохо сданный экзамен — это конец всей жизни?
Юлий только покачал головой: в его время такого кошмара не было, да и когда начинал работать в школе — тоже. Впрочем, тогда и ЕГЭ еще не было, а к обычным экзаменам относились все-таки попроще.
— Ничего, Лёв, справимся. Кстати, раз уж я на осеннем балу не побывал, мне хоть новогодний светит?
— Конечно. Осенний в этот раз был довольно скомканным, просто нескончаемая фотосессия под вальсы Шуберта, всем было неловко танцевать, но девочки хотели выгулять наряды, отменить бал не вышло. Обещали устроить новогодний, уже настоящий. Всего три бала, последний обычно устраиваем в начале мая, это помогает вдохновить учеников на самый трудный месяц в году. Впрочем, наверное, это будет последний год, когда мы устраиваем балы…
— Почему? — удивился Юлий. — Да в «Гаврилинке» сам Бог велел балы устраивать, для того у нас и бальный зал имеется!
— Организатор балов выдохся, хочет убежать на волю в саванну и носиться, задрав хвост. Если честно, я просто устал… Никому ничего не надо, первое заявление «Наши родители это оплачивать не будут». Первые пять лет это было весело, у нас осенью мальчики гримировались под Пушкиных, девочки делали прически под Гончарову. Один из балов мы сделали под вечер по сбору средств из «Унесенных ветром». Мы подбирали костюмы, музыку, антураж, ту или иную эпоху. А когда веселье превращается в конвейерную обязаловку, я пас. Они хотят просто фотографироваться…
— Не расстраивайся, может, все еще изменится, — Юлию оставалось только обнять его и зарыться пальцами в волосы, стянув с рыжего хвоста резинку, отвлекая от мрачных мыслей и расслабляя.
Вечер, тихо, можно кино посмотреть, а можно просто посидеть в тишине, глядя, как Мрак бесится, а Маркиз наставительно что-то уркает с высоты стеллажа. Юлий просто обожал такие вечера. Это было время, когда их никто не тревожил, когда можно было заняться только своим любимым человеком, поговорить, узнавая что-то новое.
— Юль, ты говорил, что немножко умеешь «нажимать клавиши в правильном порядке»… Покажи?
Короленко хмыкнул, но принес с кухни табурет и подошел к фортепиано. Он немного слукавил, говоря о трех классах музыкальной школы. В Свято-Петровском Университете были обязательные курсы «изящных искусств», ректор университета считал, что образование юношей обязано быть разносторонним. Рисование, лепка, пение, музыка, танцы. Петь и танцевать Юлий умел неплохо, рисование и прочие прикладные искусства ему не давались от слова «совсем», а вот музыка… Он и сам не понимал, как относится к инструменту. С одной стороны, он в самом деле по воспоминаниям детства пианино ненавидел. С другой… Другая состояла в том, что, сев за клавиатуру и начиная играть, он довольно быстро переключался с заученных нот на что-то свое.
Лев благоговейно внимал льющейся из-под пальцев Юлия музыке, незнакомой и прекрасной. Коты уселись около его ног, покачивая головами в такт, словно тоже разбирались в искусстве. Старое пианино было немного расстроено, но почему-то это придавало музыке свою, особую прелесть. Полчаса спустя Юлий опустил руки с клавиатуры, смущенно разминая отвыкшие от такого пальцы.
— Вот как-то так…
— Это было прекрасно, — Лев поцеловал его в шею.
В дверь позвонили, но как-то нерешительно.
— Кто это? — несказанно удивился Лев. — Ты кого-то ждешь?
— Нет, и не приглашал никого, — Юлий пошел открывать. — Паныч? Вот так сюрприз! Ты откуда узнал, что мы переехали?
— Чтобы я да чего-то не узнал? Обижаешь, Юлька.
— Служба ОБС донесла? — рассмеялся Короленко. — Проходи, чай будешь? Рассказывай, как там Лена?
— Ругается с будущим мужем на тему имени ребенка. Давай свой чай. Лев Александрович, добрый вечер.
— Добрый, Андрей Яковлевич. Какими судьбами? — Лев внимательно смотрел на мужчину, гадая, как тот отнесется к другу детства, узнав о его… партнерстве. Юлька-то явно был бисексуальной ориентации и вряд ли светил свой интерес к парням, если тот был, в юности.
— Заехал рассказать новости про Лену. И выпить чаю.
— Идемте, чай у Юлия получается всегда просто потрясающий. А к чаю есть пироги с грибами.
— О, пирожки? Не откажусь! — оживился Панов.
Отвращения или осуждения в его глазах Лев так и не заметил, скорее, тот смотрел оценивающе и несколько удивленно, словно не мог понять, что такого его друг нашел в Вольговском.
— Свадьбу они планируют весной, чтобы деревья в цвету и стройная Лена в платье, — рассказывал Панов.
— Ну и молодцы, — одобрил Юлий. — К кому Лену на учет поставили? К Захаровой?
— Ага, как к лучшему специалисту.
— Тогда я спокоен, Марина, хоть и не наша выпускница, но руки у нее золотые и легкие. Ты мне скажи, Паныч, Юрку его обормоты-родители не на твою ли шею повесили? Насколько я знаю, они опять куда-то укатили, в Аргентину, что ли.
— Почему сразу на шею? Живет у себя, является после уроков почти каждый день.
— Парнишка довольно талантлив в плане спорта, Владислав в силу своих возможностей его на соревнования отправляет, Юра в этом году кэмээса защищать должен, в марте на Всероссийских Играх.
— Это хорошо, что он спортсмен, плавать будет не хуже тебя. Извините, Лев, вам, наверное, неприятно вспоминать о его талантах пловца.
— Да почему же? Я им горжусь, наоборот, — Лев придвинулся ближе к Короленко, с каким-то непонятным самому себе вызовом глянул на Андрея.
— Это хорошо. Что ж, мне пора, если что-то понадобится, звоните, не стесняйтесь.
Панов похвалил пироги, попрощался и вышел.
— И что вот ему надо было?
— У Паныча тут родители живут, в соседнем доме. Может, они нас видели, а я их, наверное, и не узнал. Вот и сказали, что вернулся.
— Здорово, что у Лены все налаживается.
— Хорошо, что вовремя поговорили с Андреем, — согласился Юлий.
— Это точно.
Бал не давал Льву покоя.
— А что, если пригласить на бал девушек и парней из других школ? В некоторых должны были быть факультативы по бальным танцам.
— Я не в курсе, как сейчас, а в сорок пятой точно были раньше, — Юлий наморщил лоб, вспоминая. — Их еще Эльфира Зурабовна вела…
— Я обзвоню школы, узнаю. А девушки «екатерининки» изящному вальсированию обучены?
— Обучены, — медленно наклонил голову Короленко. — Ты предлагаешь… Хм! Хорошая идея!
— Я предлагаю устроить бал для них. Раз уж наши дамы через губу цедят, что им это не нравится…
— Завтра же созвонюсь с сестрой Антониной, узнаю, как она к такому отнесется.
— Хорошо. Исходя из числа девушек, и будем искать парней…

Наполеоновские планы стоило провернуть как можно скорее: до объявленного бала оставалось пять дней. Так что в эту неделю ни Юлий, ни Лев просто уроками и медпомощью не занимались. Короленко договорился с куратором Свято-Екатерининской службы опеки и попечительства, и на бал обещали явиться двадцать три девушки. Карина Морозова хвостиком бегала за Юлием и Снегурочкой, она была практически связным между рядовыми и лейтенантами Свято-Екатерининки и «Гаврилинкой», конечно, не в ущерб учебе, за этим строго следил Юлий.
— У нас есть семнадцать парней. Где еще взять… — переживал Лев.
— Обещали быть Владислав и Эдуард. Будет Антон Гриднев и Женя Лукаш из одиннадцатого «а». И мы с тобой.
— Мало, я же распорядитель, я должен за всем следить… Нужно еще кавалеров, к тому же, Эдуард и Влад следят за порядком, танцевать каждый танец они не смогут. Алло, — Лев отвлекся на телефон. — Да, я. Да, но… Подождите… Мы не можем… Черт… У нас проблема, Ирина Иннокентьевна умудрилась разослать приглашения по школам. У нас будет толпа народу.
— Ну, что ж, значит, в этой толпе будет немного места и для гусар, — ухмыльнулся Юлий, набирая номер. — Свят, даю добро. Да, конечно, с приглядом за молодежью. Парадка. Само собой! Сообщу. Лады.
— А меня посвятишь в происходящее? — Лев нещадно трепал волосы, просматривая список школ.
— Помнишь парней, с которыми я валялся в больнице в одной палате? Это все наши, «птенцы». Будет двенадцать человек для обеспечения порядка, Рэмбо согласилась.
— Отлично. Теперь займемся поисками кавалеров…
— Лёв, успокойся, по-моему, этого достаточно. А еще надо повесить в рекреациях афиши. Мне девочки напечатали.
— Точно, нужно с музыкой разобраться… Напомни мне, почему я на это все подписался?
— Потому что тебе это нравится, солнце. А насчет музыки не волнуйся, будет музыка, — Юлий украл у него быстрый поцелуй, пользуясь тем, что в учительской они были одни, и ушел вешать красочные афиши.
Лев эти самые афиши оценил, ему все понравилось. Настроение было приподнятое, он любил весь мир. Даже несмотря на то, что педсостав «Гаврилинки» в который раз ворчал о глупом времяпрепровождении, тратах, хотя из бюджета школы будет оплачено только, наверное, электричество, потраченное во время бала. Декорацией зала занимались шестеро девушек из Свято-Екатерининки, подключая по мере надобности школьников, которые сами хотели помочь, да мужчин, которым несложные просьбы были не в тягость. Актовый зал школы когда-то в самом деле был именно бальным. Из него вынесли кресла, освежили длиннейшие французские шторы, настроили рояль, обитавший здесь едва ли не со времен первых хозяев дома, натерли паркет. Рядом с роялем высилась искусственная ель, украшенная золотистыми и лиловыми, под цвет штор, шарами, электрическими гирляндами в виде свечек и мишурой. По другую сторону установили стереосистему. По правилам бала, никаких танцев новее танго не должно было быть.
В учительской при виде Льва все улыбались, зато, стоило ему покинуть помещение, как тут же начиналось обсуждение того, насколько оторван от реальности литератор со своими балами, которые никому не нужны. Ирина Иннокентьевна шикала на коллег, но понимала, что этим людям плевать на то, чему она и тот же Лев посвящали всю свою жизнь: воспитанию из школьников достойных членов общества. А воспитание это предполагало не только вдалбливаемый в головы детей учебный материал, но и их развитие, вырабатывание у них навыков социального общения, подача их в интересной для учеников форме. Казалось бы, опытные педагоги почему-то категорически не желали видеть того, что их «работа» однобока, что они не выполняют тех функций, что возложены на школу государством с момента, как образование стало обязательным. Сам Лев делал вид, что не обращает никакого внимания, и ему плевать, хотя дома первым делом падал в ванну расслабляться. Все чаще он задумывался над тем, что будет делать, когда директор уйдет на пенсию. Сейчас Ирина Иннокентьевна поддерживала его, пусть чисто номинально. Но не станет ее — не станет и поддержки, новый директор вряд ли озаботится поездками на природу, балами и прочими «ненужными» делами, не имеющими к учебному процессу прямого отношения.
— Не хочу увольняться… Определенно не хочу. Может, я неправ, это все блажь, выдумки.
С Юлием своими мыслями он не делился, пока не делился — не хотел омрачать настроение жениху. Тот казался очень молодым и увлеченным, занимаясь организацией бала вместе с ним.


Глава шестнадцатая

В день самого бала Лев с утра нервничал, как и всегда перед ответственным мероприятием, пытаясь вспомнить, не забыл ли он что-нибудь. Пятница была номинально последним учебным днем четверти, но фактически все оценки уже были выставлены, на уроках учителя даже не пытались что-то там требовать, младшие классы вообще распустили после классного часа и коротких поздравлений с наступающим. Старшеклассники были взбудоражены: слухи о гостях из других школ, «птенцах» и «екатеринках» волнами курсировали всю неделю. Отказавшиеся от бала старшеклассницы кусали локти, однако Лев был неумолим — после карточек с отказами никто за девицами раньше не бегал.
Никакой особой темы в этот раз не было, просто классический рождественский бал в европейской традиции. Само мероприятие было назначено на четыре часа, так что пополудни всех, кто должен был участвовать, отпустили. А в четыре спешащих к школе гостей встречали одетые в парадную форму с белоснежными аксельбантами, перчатками и начищенными сапогами «птенцы», церемонно раскланивались с юными леди и кавалерами. Лев тихо млел в углу, любуясь ими.
— Какие все-таки красавцы…
Вот уж воистину сегодня в этом зале был настоящий цветник прекрасных дам и… кхм… молодая дубрава, так сказать, не менее прекрасных кавалеров. «Птенцы гнезда Петрова» возвышались над школьниками, хотя, надо сказать, некоторые парни были им под стать, обещая вырасти такими же богатырями. «Екатеринки», все в бальных платьях, причем, сотворенных своими руками или руками подруг-соратниц, демонстрировали безупречные манеры, гости других школ знакомились друг с другом и с хозяевами бала. За роялем сидел Юлий, наигрывал что-то легкое, явно наслаждаясь тем, что видит.
Лев вспомнил о долге, заскользил среди дам, осыпая их комплиментами и улыбками. Он, как и остальные кавалеры, не относившиеся к военной братии, был в черном фраке, с белой сорочкой и галстуком-бабочкой, волосы перехватывала черная лента, и напоминал он сейчас со стороны то ли Мефистофеля, то ли Локи, особенно когда так улыбался. Его зазывали на вальс, Лев отшучивался, но не соглашался.
Звуки рояля сменились торжественным тушем, гости выстроились парами, организаторы постарались все учесть, и каждой девушке достался партнер. Наверняка, тем, рядом с кем сейчас замерли красавцы-«птенцы», завидовали все остальные.
— Приветствую всех собравшихся на наш ежегодный зимний бал. И да начнется праздник, — Лев был краток.
Кроме, собственно, танцев, был организован небольшой фуршет — лимонады, холодный чай, крохотные тарталетки. Угощение обеспечили «екатеринки», отказавшись от денег. Лев забыл все свои тревоги и просто наслаждался праздником, любуясь девушками и их кавалерами, елкой, огоньками гирлянд.
— Могу я пригласить на танец хозяина вечера? — прозвучал сбоку бархатный голос, заставляя сладко сжаться сердце.
— Можете попытаться, — величаво разрешил Лев, поворачиваясь.
Юлий поклонился, вызывая у окружающих изумленные вздохи, протянул руку:
— Окажите мне честь, господин Вольговский, став партнером на этот тур вальса.
— С удовольствием, господин лейтенант.
— Какая красивая пара, — восторженно заметила Карина.
Владислав, практически неузнаваемый во фраке, загадочно хмыкнул и кивнул.
— Еще какая, юная леди, еще какая. Софья Степановна, не соблаговолите ли оказать честь?
— Соблаговолю, — кивнули ему в ответ.
Физрук и медсестра являли собой тоже заметно контрастную пару. Сонечка мило краснела, хотя Владислав не позволял себе никаких нарушений бального этикета.
Кто-то из «птенцов» снимал весь бал на крупную полупрофессиональную камеру, ее передавали по эстафете, давая возможность потанцевать всем. Были и фотографы, тоже из гостей. Фото обещали сделать всем, записывали телефоны желающих. Но непрерывной фотосессии не было, был в самом деле бал, танцы, фуршет, оживленные беседы перезнакомившейся молодежи, расспросы старших об учебе в их университетах, о работе. И снова танцы.
Все имеет свойство заканчиваться, закончился и прекрасный бал. Лев прощался с гостями, обещал, что они еще встретятся. «Птенцы» провожали детей, в восемь вечера в декабре уже тьма кромешная. Кого-то родители встречали на машинах, кого-то ЗМиДовцы проводили и передали с рук на руки родным. Учителя и Юлий с Сонечкой остались, чтобы привести в порядок зал и проверить коридоры.
— Чудесный праздник получился, — восторженно пискнула Снегурочка, в своем голубовато-белом платье впрямь смахивающая на сказочную красавицу.
— Не то слово, — согласился Лев. — Где у нас метлы, надо подмести тут все.
В восемь они уже закрывали школу.
— Сонечка, вы позволите вас проводить? Нам ведь по пути, — Владислав галантно предложил девушке руку.
— Спасибо, Владислав Анатольевич, буду благодарна, — воспитанно отозвалась та, слегка краснея и игнорируя фырк Эдуарда.
— Как думаешь, у них сложится что-нибудь? — Лев провожал взглядом удаляющуюся пару.
— Если только Владислав спешить не станет… Вообще, очень надеюсь. Сонька — замечательная девушка, к тому же, умеет найти подход к любому ребенку, а Василиса свет-Владиславовна ее уже обожает. Может, как раз, поэтому наш физрук на Сонечку внимание и обратил.
— Может быть. Как тебе бал? Понравилось?
— Я в восторге, Лёв, просто в восторге, — улыбнулся Юлий.
— А впереди у нас выходные и праздники. Надо готовиться… И подарки успеть закупить.
— Завтра, как проснемся, пойдем за елкой и подарками, лады? Жаль, шаров у нас нет, пластиковые я покупать не хочу, они совсем не так смотрятся.
— Будут, — кивнул Лев, набирая номер. — Привет. Отлично, ага. Дядь Володя, привези мои старые елочные игрушки. Да, все. Вообще все. Ага, четыре коробки. И гирлянды. И домик тоже вези.
Юлий рассиялся, словно ему пообещали настоящее чудо на Новый год:
— Ура! У нас будет елка с игрушками!
— Да. У меня их много. И звезда на елке будет. Главное, чтоб коты дождик не ели.
— А мы не будем вешать дождик. И мишуры по минимуму. Если игрушек много — зачем их закрывать?
— А гирлянды ты любишь?
— Люблю. Вот гирлянды, я надеюсь, наши пушистохвостые жрать не станут. Лёвушка, спасибо за сегодня, — Юлий остановился, пользуясь тем, что темно и до следующего фонаря далеко, обнял, приподнимая, жадно и жарко целуя.
Лев ответил на этот поцелуй, мечтая прямо сейчас оказаться дома. Дойти бы эти полквартала по тихим и почти безлюдным улочкам старого города…
— Пойдем, солнце, — Юлий крепко взял его за руку, грея даже через перчатку. — Пойдем скорее.
— Ага… — Лев перешел чуть ли не на бег.
Раздеваться они начали раньше, чем захлопнулась дверь. Раздеваться и целоваться, прижимая друг друга к стенам, пусть со стороны Льва это и смотрелось немного смешно, ему сейчас было плевать. Он трясущимися пальцами расстегивал парадный китель своего «птенца».
Прекрасный день следовало завершать не менее прекрасным вечером. Идти куда-то, лезть наверх… нет, зачем? У них такой на диво удобный диван… Свет из коридора ложился шелковыми пятнами на прогнувшуюся спину Юлия, на бесстыдно, открыто выставленный зад. Ямочки на пояснице, чисто выбрит — практически «новогодний подарок» Льву. Предаваться любви стоило бы не спеша, но слишком уж вся эта поза покорности Льва заводила. Они были разными, и нравилось им по-разному принимать участие в соитии. Юлий не оставался безучастным, теперь уже нет, от тихих, чуть хрипловатых стонов у Льва все стояло так, что сдерживаться выходило с огромным трудом. А еще теперь после оргазма можно было царственно возлежать на Юлии, уже не боясь за его ребра. Оказывается, этого Льву сильно не хватало. Все-таки «кошачье» имя накладывало какой-то отпечаток.
Как и любое имя, в принципе. Вот взять Юльку. С латыни «Юлий» переводилось как «кудрявый» или «пушистый», так и было ведь, стоило его волосам чуть подрасти, и они непокорно завивались. А отчество тоже влияло, Юлий предпочитал обойти конфронтации, сгладить острые углы. Салим — с арабского «мирный». А как это сочеталось с рассказами самого Юлия о драках в школе? Да все просто: мудрость приходит с годами, а иногда с разгона бьет в лоб, как было и с Короленко.
— И тут я понял, что нам не хватает камина и медвежьей шкуры, на которой можно тебя любить, — заявил Лев.
— Камин можно и электрический, — довольно потянулся Короленко, — а насчет шкуры даже не знаю, медведи вообще-то в Красную Книгу занесены.
— Шкуру тоже можно искусственную.
— Хорошо, я не против. Ты на ней тоже будешь смотреться изумительно.
— Рыжее на белом? Думаю, что да. Ох-х-х, на меня запрыгнул кот.
— Как твоя спина, солнце? — Юлий знал, что любовнику нравится на нем валяться, и старался пока не шевелиться.
— Она у меня есть. Как твои ребра? Мне сползать?
— Если только замерз голышом. Я уже здоров, целиком и полностью, Лёвушка.
— Тогда я останусь, ты теплый. И в квартире тоже не особо холодно.
В комнате повисла уютная тишина, разбавляемая урчанием двух котов. Потом Юлий нарушил ее:
— Надо было спросить у дяди Володи, когда приедет.
— Ага, сейчас позвоню, — Лев пересадил Мрака на спинку дивана и пошел уточнять время прибытия коробок с игрушками. — Будет завтра в двенадцать.
— Тогда сначала игрушки, а потом магазины, — Юлий включил в ванной воду, набрать и поваляться вдвоем.
— Хорошо. А что бы ты хотел на Новый год?
— Солнце, у меня все есть. Особенно ты.
— Ага, а чего у тебя особенно нет? — Лев вернулся на него.
— У-у-у, это слишком сложный вопрос. Ладно, — Юлий сдался, усмехаясь, — если найду под елкой «Физиологию» Янгова, я буду счастлив. Особенно, если в издании семнадцатого года.
За этим изданием точно придется побегать, но Лев ничуть не отчаивался. Найдет.
— Идем, там уже вода набралась. Погреемся — и спать. Можно отоспаться завтра вволю.
— И это так меня радует, ты даже не представляешь. Спать аж до девяти утра.
Юлий только улыбнулся, уверенный, что раньше десяти его рыжее солнце не проснется. Если, конечно, он сам не встанет раньше, чтобы приготовить на завтрак что-нибудь совсем не похожее на кашу. Например… блины. У них есть еще мед, есть сметана и целая куча варенья. Да, решено, завтра утром будет будить любимого Лёвушку блинными ароматами.
— Я так счастлив, что у нас был прекрасный вечер. Ты посмотрел, каким бывает бал в нашей школе.
— И потанцевал с тобой, вот это было самым прекрасным на балу. Забирайся, я сейчас приду.
Лев знал, куда он ушел — собрать и развесить по местам все вещи, чтобы не измялись больше, чем уже есть. Короленко в плане порядка был страшный педант, правда, это не мешало им уживаться. Портить ему праздники стенаниями на тему того, как допекли коллеги, Лев тоже не собирался, обида слегка отхлынула. Пожаловаться можно и потом, если захочется, после праздников. Тем более им еще выдерживать нападки старших коллег после того, как те поймут, почему у них на пальцах кольца одинаковые, обручальные.
— Вода… Тепло… Ты рядом. О чем еще можно мечтать, — Лев мечтательно жмурился, глядя на Юлия, забирающегося в ванну.
— Ну, например, о том, чтобы я тебя выкупал? — Юлий устроился в теплой воде, подтянул любовника к себе и на себя, глубины ванны хватало.
— Да, например, об этом…
Собственно, минут через десять Короленко этим и занялся, разнежив Льва до состояния «отнесите меня в постель и не тревожьте до завтра».

Засыпали они вдвоем, обнявшись, проснулись втроем и без Юлия. Зато с запахом блинов, наполнявшим всю квартиру. Коты предпочитали тепло человеческого тела непонятной еде. На запах непривычного завтрака Лев и пришел, потягиваясь, ероша запутанные со сна волосы, потирая щетинистые щеки и зевая, хотя вполне выспался — на часах минутная стрелка уверенно приближалась к двенадцати, а часовая — к десяти.
— Божественно, — оценил он вид золотистых блинов. — Сейчас как зажую! Только умоюсь.
— Умывайся, солнце, у меня чай заваривается уже, — улыбнулся Юлий, поймал его поперек груди, потерся носом о рыжие кудри и отпустил.
Лев умылся, побрился и выполз, свежий, пробудившийся и готовый к началу нового прекрасного дня. Завтракали неспешно, за окном слепило глаза солнце, отражаясь от свежего снега, выпавшего ночью. Потом приехал Владимир, привез игрушки, еще две кроличьи тушки, огромную индюшку и мешок картошки, моркови, свеклы и капусты. Короче, все перетаскивали в две ходки в шесть рук. Володю напоили чаем и накормили блинами, за что он согласился подвезти их к Центральному рынку.
— Так… Нам нужна елка… Пушистая.
— Вы елку-то в последнюю очередь ищите, а то как с ней таскаться? Хотя… ладно, ищите елку, я ее потом к багажнику на крыше привяжу.
— Значит, елка…
Найти заветное деревце оказалось непросто, все продаваемое было в лучшем случае метр в высоту и довольно куцее. Продавались, в основном, пихты, и то, что Лев первым углядел заныканную за кургузый строй этих, с позволения, веников красавицу-сосенку, немилосердно связанную, но даже в таком виде казавшуюся гораздо пышнее и красивее, было чудом.
— А покажите-ка нам вот эту.
— Смотрите, только это сосна.
— Ничего, нам подойдет, — Лев уже видел, как это дерево встает в гостиной.
Сосенка была не слишком большая, всего-то метра два с половиной, ну, три. Зато и не ниже Юльки будет, а то что это был бы за смех? Стоила, правда, довольно дорого, но Льву ни капли не было жалко потратить такие деньги на красоту на две недели. И украшать ее можно будет долго и тщательно.
— Ого, — дядя Володя оценил красоту дерева. — Отвезем эту прелесть домой?
— Наверное. По пути заедем тебе за солью. А за подарками мы уж сами.
— Хорошо. Родственников-то приглашать на праздники будете?
— Конечно. Зря ли мы стол такой покупали? — удивился Юлий, помогая ему увязать сосну. — И на Новый год, и на восьмое января. У нас дата росписи — восьмого.
— Тридцать первого приезжать? — уточнил дядя Володя.
— Лёв, твое слово.
— Да тридцать первого, конечно. Детей потом спать уложим, как набесятся, а сами гулять пойдем.
— Хорошо, так и сделаем. Вы там сильно не готовьте… — он усмехнулся.
Лев и Юлий хором рассмеялись, кивая.
В последний момент вспомнили, что нет основания для елки. У Короленко было когда-то очень давно, сделанное отцом — тяжелое, чтоб точно не перевернулась и не упала. Под него мама всегда подстилала несколько газет, чтобы металл не поцарапал паркет, а сверху заворачивала белой простынкой, пряча и газеты, и четыре металлические «лапы», и банку с водой, в которую ставили деревце, чтобы подольше не опадало.
— Мда, проблема… — озадачился Лев. — Я как-то о таком и не подумал.
— А надо слазить поискать на чердаке, — осенило Юлия. — Я ведь все, что с собой не увозил, туда стащил. А у нас в доме не принято рыться в чужих вещах, так что оно может там и лежать. Давай, посмотрим, а если нет — придумаем что-то или купим, время еще есть.
— Давай.
Чердаки Лев любил, в детстве он все теплое время года на чердаке и жил, спасаясь от младших, которые туда забраться не могли.
Попрощались с дядей Володей, занесли сосенку в квартиру, поставили в ванную — чтобы оттаяла, да и ополоснуть ее, пока ветки связаны, нужно от пыли и грязи. Переоделись и полезли. Чердачный люк в каждом подъезде был, Юлий открыл электрический щиток, усмехнулся:
— Традиции не меняются, даже когда меняются жильцы.
Ключик от замка висел там, сколько он себя помнил, пока жил здесь.
— Значит, дому повезло с жильцами.
Чердак был как чердак: пыльно, мало света, какие-то кабеля и распределительные коробки, зато в дальней части было что-то похожее на стеллажи. На них Лев заметил даже старинный сундук, про чемоданы уж и говорить нечего, фанерные ящики, мешки. Юлий поднял лежащую здесь же самодельную лесенку, забрался на самый верх, где стояло несколько коробок.
— Солнце, давай-ка, ты залезешь и мне коробки подашь?
— Как только ты оттуда слезешь, — хмыкнул Лев.
Коробки оказались увесистыми, но не настолько, чтобы ронять на Юлия, который быстро перехватывал их.
— Я, честно говоря, уже не помню, что в них. Посмотрим сейчас.
Вскрывать на совесть заклеенные коробки пришлось ножом, благо, его-то Юлий таскал в кармане всегда, автоматически перекладывая из формы в джинсы и обратно. В первой же коробке нашлась та самая кукла, о которой он говорил Льву, завернутая в полотенце, под ней — какие-то тетради… и три альбома, старых, в бархатных, тяжелых переплетах с облезлым тиснением. У Юлия задрожали руки, когда он их коснулся.
— Лёвка, я был уверен, что они куда-то пропали… Смотри.
Первая фотография была свадебной. Мать Юлия в самом деле была повыше его отца, а в простеньком белом платье, с венком и фатой на черных, заплетенных короной волосах, казалась очень красивой. Светлые глаза сын взял от нее. Мужчина, стоящий рядом с ней, в строгом костюме — темно-сером, в полоску, улыбался, топорща усы, волосы у него были явно усмирены гелем и лежали красивыми волнами на одну сторону. Он бережно держал свою жену за руку.
— Какие они красивые. И ты от них взял все лучшее.
— Наверное, бабушка это убрала, — глухо сказал Юлий, кашлянул. — Мне тогда было очень плохо, она не хотела, чтобы я часами сидел над альбомами. Надо забрать…
Лев погладил его по плечу.
— Возьмем. Продолжим поиски?
— Да, да, извини, — встряхнулся Короленко, бережно укладывая альбом на место.
Они потом смахнут пыль с них, сядут на диване или на полу, посмотрят фотографии. Потом. А еще обязательно выберутся после праздника на кладбище. Хотя бы для того, чтобы убрать снег, положить пару алых роз и рассказать, какого замечательного человека Юличек нашел.
Подставка под елку тоже нашлась, ее нужно было отчистить от ржавчины, отмыть, зато это была почти семейная реликвия — что-то, сделанное руками отца Юлия.
— Теперь осталось поставить дерево. Как думаешь, наша банда все объела или пара иголок уцелеет нам на радость?
— Даже и не знаю. Надеюсь, уцелеет.
Кое-что было оставлено на чердаке, но коробку с куклой и альбомами, и две коробки с книгами они забрали с собой. Коты к сосне интерес проявили слабый, так что дерево было вне опасности. А после того, как оно было водружено на подставку в воду и укутано, Лев принялся открывать свои коробки. На свет появлялись сверкающие разноцветные шары, серебряные сосульки, фигурки животных и птиц. Они наряжали распушившуюся сосенку, тихо переговариваясь, Лев временами рассказывал забавные истории, связанные с игрушками.
— А это — ветеран. Этот шар пережил меня, моих сестер, восемь падений с елки, был забыт в кресле, и на него уселась мама. Но он жив.
Шар был старинный, из толстого литого стекла, позолота внутри потрескалась и кое-где осыпалась.
— Ого, какая тяжелая штука, — восхитился Юлий, аккуратно вешая «ветерана» поближе к стволу, иначе под ним прогибались ветки.
— Ага. А этот набор прадед привез из Франции, было восемь котов, уцелело только пять, — Лев погладил кончиками пальцев черно-белого стеклянного кота.
— Красавцы какие!
Коты расселись на ветках по всей сосне, казалось, готовые перемяукиваться.
— А теперь гирлянды. У меня их семь штук, тебе какая больше нравится? Есть под бело-желтые свечки, есть цветные китайские фонарики.
— Давай, свечи на елку, а остальное — по квартире развесим?
— Может, на гардины нацепим? Или коты поле… Мрак, не качайся на шторах! Хвост оборву!
Маркиз насмешливо следил за младшим собратом, подергивая роскошным хвостом, с самой верхней полки стеллажа. Он-то умный, он знает, что делать ни в коем случае нельзя. Когда дома хозяева, конечно.
— Юль, достань кота!
Мрак, во избежание наказания, драпанул туда, где мог спастись от карательного хвостоотрывания — вверх по шторам. Лев прыгнул за ним, как кузнечик, долетев чуть не до самой гардины, но сантиметра до хвоста не достал. Юлий покачал головой и пошел за стремянкой, с которой они со Львом клеили обои. Снимать кота, понявшего, что грядет последний час его единоличного владения хвостом, пришлось аккуратно — Мрак вцепился в штору и гардину и жалобно завыл. Потом попытался вырваться из рук Юлия, но тот держал крепко.
— И вот что с ним делать? — Лев разглядывал воющего от ужаса кота, твердо уверенного, что сейчас будут бить или выкинут обратно на улицу.
— Ладно, сейчас посмотрим, — непонятно выразился Короленко и поднес черную мохнатую тварь к лицу.
Вой оборвался, как будто Мраку с размаху запихнули в глотку шпротину. Кот обвис, уши прижались, хвост спрятался между задних лап. Через минуту Юлий отпустил его, и Мрак опрометью кинулся в спальню, прятаться под столом хозяина.
— Что ты с ним сделал? — удивился Лев.
— Да, в принципе, ничего, — усмехнулся Юлий. — Просто шкодить он больше не будет.
— Точно? А он в порядке? — Лев заглянул в спальню.
— В порядке. Маркиз же тоже в полном порядке.
— А он тоже успел где-то нашкодить?
— Просто я над ним такой фокус провернул еще в самом начале нашего знакомства. Не помнишь?
— А, да. Помню… Когда выясняли, кто в нашей стае альфа-самец.
Юлий рассмеялся.
— Давай, вешаем игрушки дальше. Может, еще успеем по магазинам потом.
Игрушки были развешаны, а насчет похода по магазинам Лев иллюзий не питал — толпы детей и родителей и просто желающих купить подарки все заполонят. Однако сам он все же собирался прогуляться, только не по супермаркетам, а по букинистическим магазинчикам, помня о той самой «Физиологии» Янгова. И сделать это было желательно отдельно от Юлия, иначе какой же это подарок? Вот как бы еще от жениха при этом отбиться, не вызывая подозрений?
Судьба тут же подкинула шанс — зазвонил телефон.
— Да?
— Лёвушка, это тетя Даша, уборщица. У тебя в кабинете опять со стеклом беда. Директору дозвониться не могу.
— Дарья Никитична, я сейчас приеду. Юль, у меня новогодний форс-мажор. У нас есть малярный скотч? Повезло, что тетя Даша живет в школе…
— Скотч? Вроде бы, еще оставался, я покупал на всякий случай пару бобин.
— Ага. Я позаимствую… — Лев набрал номер. — Алло, Эд, у тебя молоток-гвозди-срочная фанера на месте? Да, опять. Что? А зачем его брать? Что фотографировать? Ага, я явлюсь красивый с фотографией разбитого окна, а фирма меня развернет. Ладно, сфотографирую. А что ты предлагаешь делать, забью окна, наклею скотч на остальные. Угу, ага, понял, помню, где лежит, — Лев положил трубку. — Как мне хочется сейчас заорать «Пидарасы» во всю глотку…
— Хорошо хоть там сейчас никого не было. Ладно, солнце, поехали, — Юлий аккуратно закрыл коробки, в которых еще были шары и гирлянды. — Быстрее справимся, быстрее вернемся.
— Вообще, я хотел тебя попросить… Уф-ф, в кого я такой честный. Я хотел смотаться один, а потом пронестись по букинистическим магазинам в поисках подарка тебе.
Юлий притянул его к себе, поцеловал и только потом ответил:
— Значит, пронесешься, когда закончим с окнами. А я пойду домой готовить ужин и ждать тебя. Лады?
— Ага. Надеюсь, что там не все так плохо…
Все оказалось гораздо хуже. Лев открыл классную комнату и замер на пороге, издавая негодующий писк, потому что слов у него уже не было. Оклеивать скотчем было нечего. А «дежурной» фанеры на широкие окна старинного особняка могло и не хватить. Вернее, ее бы точно не хватило.
— Меня сейчас инфаркт хватит, — простонал Лев, падая за ближайшую парту. — Чем я эти окна заложу? Кирпичом?
Юлий вздохнул: а ведь предлагал же Рэмбо сразу после того, как Лёвка первый раз стеклом руку порезал: давайте, Ирина Иннокентьевна, в суд подадим на фирму, пусть компенсируют, а мы новые окна вставим? Но директрисе почему-то очень не хотелось связываться с судом. Заподозрить неподкупную Шаловскую в том, что она выделенные на ремонт окон деньги положила в карман, у Короленко не поворачивалось… ничего.
Пришла тетя Даша с метлой, совком и брезентовыми рабочими варежками, поздоровалась и принялась убираться. Лев отмер:
— Теть Даш, мы сами все вынесем, а вы пройдите по этажу, посмотрите, где еще пострадали окна, и найдите мне номер фирмы, которая их ставила… — сейчас он напоминал льва, который облизывается, глядя на жирную антилопу, не подозревающую о своей участи.
— Что будем делать, солнце мое? — когда уборщица ушла, спросил Юлий. — Рабочую бригаду я сейчас попрошу у девочек, там всегда есть кто-то на дежурстве. Но подрядчика надо брать за яйца.
— Знаешь, в чем прелесть двух семейных ферм с отличной репутацией? К ним чаще всего обращаются с просьбами влиятельные люди. Как думаешь, кому стоит звонить, юристам или кому похуже? Или можно сразу звонить господину Панову и подключать его связи… разнообразного толка.
— Панычу? Можно и ему. Но пороть горячку все-таки не надо. Звоним юристам, которые школу курируют, параллельно — тем, которые у нас из родителей есть. И подрядчику.
— Меня напрягает, что Рэмбо этого не сделала.
— Меня тоже. Не хотелось бы думать плохо, — помрачнел Юлий. — Ладно, юристы разберутся.
Пришаркала уборщица, принесла папку с педантично записанными ею номерами. Все знали, что она скрупулезно ведет этот своеобразный журнал учета, и там можно найти номера кого только угодно, от сантехников до спецбригады психоневрологии.
— Спасибо, теть Даш.
— Кстати, стекла выпали еще у математиков, одно, правда.
— Аррррррр!!! — Лев принялся листать журнал.
Юлий созвонился с директором, обрисовал ситуацию.
— Ирина Иннокентьевна, я ведь предупреждал. А если бы это случилось в учебную неделю?
— Какой ужас… Но что я могу сделать, они давали гарантию, а теперь получается, что это мы ее нарушили, потому что слишком шумно.
— Что? Слишком шумно, и от этого выпадают стекла? В пластиковых стеклопакетах? Ирина Иннокентьевна, а дайте-ка мне срочно телефон нашего юриста. Сейчас мы им сделаем шумно, — прорычал в принципе очень редко выходящий из себя Короленко.
— Сейчас… Там… не могу вспомнить, нужно поискать, спросите у тети Даши.
— Хорошо, найдем сами. Всего доброго, Ирина Иннокентьевна, с наступающим вас, — Юлий отбил звонок и глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. — Лёв, как у тебя? Нашел?
— Ага, все нашел. Юрист. Подрядчик. Вот и позанимались покупками подарков…
— Ничего, еще завтра есть время, солнце, успеем.
Подрядчика удалось вызвонить только спустя полтора часа, и только с помощью приехавшего юриста. Вместе с ним примчались Панов и Евстахова, видно, где-то пересеклись — Андрей привез на своей машине обоих. Лев успел осмотреть классы, убедиться, что стекла шатаются, так что смысла их укреплять нет.
— Как вообще может ходить ходуном стекло в пластике?
Ответ на этот вопрос он получил буквально чуть ли не на голову, как в прошлый раз: фиксатор, который крепил стеклопакеты, то ли не был рассчитан на такие температуры, то ли просто был бракованным, с протяжным треском вылетел из пазов, и тяжеленный стеклопакет обрушился вниз. Упасть на мраморный пол и разлететься на куски ему не дали Андрей и Юлий. Сработали слаженно, словно каскадеры, поймали стекла, переглянулись и заржали:
— А руки-то помнят, Юлька.
— Помнят, Паныч. Еще и напомнили.
Края стекол были острыми, несмотря на соединительные элементы, ладони у обоих оказались порезаны.
— Идите в медблок, — Лев осмотрел остальные фиксаторы и затем злобно посмотрел на представителя подрядчика, побледневшего и потерявшего весь задор. — От шума, значит, вылетают?
— Лев Александрович, — юрист присутствия духа не потеряла. — Вы присядьте, и лучше на заднюю парту, подальше от товарища…
— Лёв, пойдем, поможешь нам, — позвал его Короленко. — А то угваздаем в крови весь мой кабинет.
— Идем, — кивнул Лев.
Тетя Даша принесла ключ от медблока, открыла дверь. Через полчаса, как раз, когда они под руководством Юлия заклеили порезы, примчалась директор.
— Лев Александрович, Юлий Салимович, можете идти, мы тут сами разберемся, — Панов подмигнул обоим и развернулся к честной и не очень компании уже с самым зверским выражением лица.
— Сейчас им Паныч устроит Ватерлоо.
— А мы точно можем идти? Кстати, что здесь делает Панов, если на мое предложение ему позвонить ты ответил, что горячку пороть не надо?
— Директор тут, разберутся и без нас. А Паныч юриста и маму Евстахова Кирилла привез, видимо, знакомы и были где-то вместе, я видел, как они из его машины выходили, — пожал плечами Юлий.
— Надеюсь, что в четверти будут новые окна… Нормальные. Как твои руки? Сильно порезался?
— Не, не сильно. До завтра подсохнет и заживет. Ну, что, идем за подарками? Пара часов времени у нас есть, магазины сегодня до девяти.
— Идем.


Глава семнадцатая

Толпы народу в магазинах Льва совсем не обрадовали, от шума и духоты заныло в висках.
— Давай, я тебя по твоим букинистическим отпущу, там-то такого столпотворения наверняка нет. А сам тут пробегусь? — предложил великодушно Короленко, видя его мучения.
— Давай, — согласился Лев. — И встретимся дома, в тишине и покое.
Юлию то, что они разбегаются в разные стороны, тоже было на руку: он хотел сделать жениху небольшой сюрприз и потому в ювелирный жаждал отправиться в одиночестве. Своими стенаниями о галстуках Лев подал ему идею о новогоднем подарке. Один, шуточный, уже был куплен и упакован, а вот серьезный следовало купить. Галстук, подходящий под цвет его глаз и под любой, в принципе, костюм, он уже купил, стоила шелковая удавка немало. Теперь надо было подобрать под него рубашку и комплект из запонок и галстучной булавки.
Если Юлий справился с задачей быстро, то Льву так не повезло. Он, в силу образования и профессии, знал практически все букинистические магазины в городе, пришлось потратиться на такси, чтобы объездить их за короткое время. Но на вопросы Льва о книге продавцы разводили руками.
— Мы о такой и не слышали, книга, видимо, очень редкая.
— Сто лет назад издана, это вам нужно было бы искать в частных коллекциях.
— Юноша, идемте со мной, — один старичок, перебиравший книги, внезапно оживился. — Так приятно встретить того, кто интересуется подобными экземплярами книг, вы знаете, это так редко встречается, такой неподдельный интерес. Я живу недалеко отсюда, поможете мне донести мои книги, а я отдам вам то, что вы ищете. Я так редко выбираюсь из дому, сегодня вот решил побаловать себя к грядущему празднику.
Лев согласился. Чем ближе был дом старичка-библиофила, без устали болтавшего о своих сокровищах и сетовавшего на современную молодежь, ничего не понимающую в ценности старинных изданий, тем больше Льву хотелось засмеяться. Дорога была очень знакомой. А уж когда он открыл дверь подъезда и столкнулся нос к носу с женихом, как раз выносившим мусор, веселье захлестнуло с головой.
— Я на втором этаже живу… О, Боже мой, птенец гнезда Петрова, незабвенный мой Юличек, ты ли это? Позвольте вам представить, мой новый юный друг Лев Вольговский. А этот шалопай — Юлик Короленко, который гарантировал мне коньяк на своей свадьбе в день выписки из роддома.
— Здравствуйте, Иосиф Соломонович, здравствуйте! — Юлий смущенно раскланялся со старичком. — Я и не знал, что вы все еще живете тут. А с вашим юным другом я знаком, как же. Коллега мой, в одной школе работаем. И, раз уж на то пошло, то позвольте представить вам моего жениха, Иосиф Соломонович, Лев Александрович Вольговский, прошу любить и жаловать. Свадьба — восьмого января, вы приглашены-с.
— Ах, как все чудесно вышло, — старичок весьма обрадовался. — У вас чудесный жених, весьма чудесный, Юлик. Идемте же. Лев, я ведь обещал вам помочь с подбором подарка.
— Я там курочку на пиве в духовку зарядил, — склонившись к уху Льва, заговорщически прошептал Юлий. — Если хочешь — пригласи Иосифа Соломоновича в гости.
Лев так и поступил. Старичок долго благодарил, даже слегка прослезился от такого внимания.
— Дети у меня решили уехать за границу, живут теперь в Канаде, супруга моя скончалась десять лет тому. Так одиноко бывает порой, а еще и ноги мои уже не так резвы как прежде.
— А мы вот перебрались сюда недавно совсем. Знаю, что Пановы-старшие тут до сих пор обитают, вы вот, как в детство окунулся, — Юлий улыбнулся, раскладывая по тарелкам ароматнейшую курятину. — Вы все еще собираете библио-редкости? Лёв, это ведь у Иосифа Соломоновича я первые свои книги по медицине читал, бабушка меня за ухо приходила вытаскивать.
— Собираю ли я их? У меня крупнейшая в городе коллекция, Юлик.
— Да, я помню — четыре комнаты, и ощущение храма книг, когда входишь, — усмехнулся Короленко. — А у меня, вот, почти ничего не осталось. То, что на чердаке сохранилось, то и есть.
— Помнится, ты, уезжая в этот свой Питер, всю библиотеку мне и соседям раздал, — прищурился старичок.
— Так я не думал, что когда-нибудь еще сюда вернусь, — развел руками Юлий. — Так вышло.
— Где родился, Юлик, там и пригодился. Судьба-с!
Иосиф Соломонович осмотрел стеллажи, котов и сосну с игрушками, затем покивал своим мыслям.
— Соберем твою библиотеку тебе обратно, Юлик, только вот места маловато.
— У нас шкафы до потолка были, я тебе на фото покажу, — пояснил Юлий на вопросительный взгляд Льва. — Библиотеку еще прадед собирать начал, бабушка и родители продолжили.
— А где заказать такой шкаф? — заинтересовался Лев.
— О, Лев, я вам непременно подскажу. Такие как у меня сейчас делает только одна мастерская, на заказ, по рекомендациям-с. Но вас я всенепременно порекомендую, да-да! — оживился Иосиф Соломонович.
Через некоторое время он распрощался и ушел к себе.
— Какой милый дедушка, — Лев положил в шкаф завернутую в подарочную упаковку книгу.
— Профессор Гинзбург — это не шутки, это ого-го человечище, — усмехнулся Юлий.
— Тот самый Гинзбург? Да ну, не может быть!
— А тот самый — это какой? Он раньше в МГУ преподавал.
— Литературовед. Мы его труды в вузе конспектировали.
— Тогда, может, тот самый. У них вся династия — литературоведческая.
— Здорово! Приятно познакомиться с живой легендой, — Лев покачал головой, изумляясь тому, как тесен мир. — Ладно, давай гирлянды включим, посмотрим, как оно все будет?
— Включай.
Гирлянды мягко засияли, перемигиваясь, отражались в стеклянных боках шаров и фигурок. Это было волшебно, по-настоящему волшебно и очень красиво.
— Настоящий Новый год, — тихо сказал Юлий, обнимая жениха. — Спасибо, солнце.
— Это тебе спасибо, что ты есть, такой вот замечательный, — Лев любовался гирляндами.
Под елкой-сосной уже лежала перевязанная золотистой лентой коробка, они давно были взрослыми и в Деда Мороза не верили, и ждать ночи тридцать первого, чтобы прятать подарки, не было нужды. Теперь было главное дождаться утра первого января, чтобы вскрыть свои подарки. А еще что-то непременно подарят родственники, в этом можно было не сомневаться.
— Так что мы все-таки будем готовить на новогодний стол? — спросил Юлий, когда домыли посуду, перетерли и составили на места. — Я там немного креветок купил и два маленьких осетра.
— Сейчас позвоню и узнаю, что привезут родичи. Думаю, они притащат салаты, которые можно везти холодными. И копченое мясо, которое можно погреть в духовке. А мы сделаем какие-нибудь пироги, купим фрукты и сообразим десерт?
— М-м-м, мандарины в мандариновом желе и под мандариновым кремом? — усмехнулся Короленко. — Если хочешь, я могу сделать.
— Не оценят же… А ты можешь мандариновое желе? — Лев сразу облизнулся.
— Так я для тебя его сделаю, а остальным пироги с ягодами. Могу, солнце, могу. Я и мандаринов прикупил… ящик.
— О да-а-а, я хочу мандарины, много-много оранжевых шариков со шкуркой!!!
Юлий рассмеялся:
— Прямо сейчас? Только не ешь их в постели, лады?
— Лады…
В мандарины Лев вгрызался, словно его неделю не кормили, а потом поставили ящик фруктов. Больше пяти все равно не влезло — Юлий расстарался и нашел мандарины весьма приличных размеров. На кухне висел густой аромат тропических фруктов. Коты недовольно чихали и прятались в спальне.
— Пойдем спать, Лёв, время к двенадцати. Завтра с утра готовить будем, — Юлий обнял свое мандариновое чудо и увлек в ванную, отмывать от сока.
— Как твои ладони, Юль?
— Заживают, солнце.
— Что вы вообще ловить его бросились? Разлетелось бы, я бы подмел…
— А если бы тебя осколками ранило? Прямо перед тобой упало бы, ну, нет, пара порезов — несравнимо с тем, что могло бы быть.
— Спасибо, мой защитник, — Лев умылся, вытер лицо и поцеловал его. — Закажем стеллаж, соберем тебе библиотеку заново. А если телевизор убрать, поставим и три стеллажа.
— Как скажешь, солнце, — согласился Юлий, которому телевизор в принципе был не так уж и нужен.
— Ты ведь хочешь новую библиотеку?
— Хочу, конечно.
— Значит, мы ее организуем, — Лев улыбнулся.
Засыпал этой ночью Юлий, обнимая живую и теплую мандаринку — волосы Вольговского пахли фруктами и, почему-то, немного — снегом.

Утром их разбудило нежное звяканье, доносящееся со стороны сосны. Коты уселись под деревце и принялись лапами гонять игрушки, которые сталкивались с забавным звоном.
— Мр-р-рак! Мар-р-ркиз! — прорычал Лев.
Звяканье прекратилось, ненадолго.
— Надеюсь, эти обормоты не побьют игрушки.
— Надо им купить мышей с бубенчиками, — предложил Лев.
— Ага, а где предыдущие две? — хмыкнул Юлий. — Опять Мрак куда-то под диван загнал?
Мыши и впрямь нашлись под диваном, куда весело залетали с пинка, а вот вытащить их не получалось. Юлий привязал к веревочным хвостам мышей суровую нитку и подвесил на ручку застекленного шкафа. Мрак немедленно вознамерился игрушки оттуда сдернуть, вставая на задние лапы и барабаня передними по мышам, как кролик.
— Как хорошо, что у котика есть игрушка… — умилился Лев.
Юлий только улыбнулся: котики — они такие, только дай побеситься.
Позавтракав, они принялись за готовку. Вольговские обещали приехать к пяти часам, следовало до этого времени закончить все приготовления.
— Вот куда мы их разместим спать… — задумался Лев.
— Спать в новогоднюю ночь? — смешливо прищурился Юлий. — Ну, детей уложим наверху, кто из взрослых устанет — тоже может там лечь. Еще есть надувной двуспальный матрас — я подумал, что лишним не будет, особенно, если мы собираемся летом на море. И диван — он ведь тоже раскладывается.
— Хорошо… Так, стол есть, скатерть есть, родственники будут. Отлично! Может, приготовим для Иосифа Соломоновича что-нибудь?
— Профессор уважает коньячок, — хмыкнул Юлий. — И, помнится, обожал папин бефстроганов.
— В его возрасте коньячок? — ужаснулся Лев.
— Отучить Иосифа Соломоновича от сего напитка не смогла ни Ираида Семеновна, его дражайшая супруга, ни ее матушка, так что, как бы меня, как врача, это его увлечение ни печалило… Пытаться не буду.
— Подарим ему бутылочку?
— Обязательно. Раз уж я, еще из роддома не выписавшись, обещал…
— По-моему, ты просто его обоссал, когда тебя мимо проносили.
— Да, признаюсь в хулиганских наклонностях, — просмеялся Юлий.
— Так что надо успеть в магазин.
— Собираемся?
Лев кивнул и пошел собирать волосы в хвост и проверять погоду на улице.
В магазин они успели, и даже выбрали неплохой, судя по стоимости, коньяк и, посовещавшись, шампанское — все-таки, Новый год. Лев позвонил родителям и попросил привезти фужеры, где-то там, в его «приданом», по традиции, лежала пара коробок с хрусталем. Родители согласились, что набор бокалов прихватить необходимо.
— И нас будет меньше, чем предполагалось. Только мы с папой и тетя Оля с дядей Володей.
— А Люда со своими и Ирка решили сами справлять?
— Ага, кто-то в клуб, кто-то с другой родней. Бабушки-дедушки решили, что будут смотреть телевизор на всю громкость, слушать песни семидесятых и безудержно пить лимонад.
— А и отлично! — подумав, согласился Лев. — Тогда нас выходит шестеро. Или семеро, если профессор Гинзбург почтит наше застолье своим вниманием.
— Да. Погуляем, развлечемся…
Мысленно Лев хмыкнул: эти четверо, как всегда, выберутся из дома во двор, запустят по паре фейерверков, покидаются друг в друга снежками, и не важно, что им всем уже за пятьдесят, а потом вернутся домой и преспокойно сядут перед телевизором. Или лягут спать. Вот он в их годы никогда так делать не будет!
— Надо на следующий год поехать к ним, например, там будет намного веселее. И еще надо как-то котов от фейерверков уберечь, Мрак их никогда не видел, наверное.
— Спрячутся с Маркизом в ванной, там и не слышно будет.
— Бедные коты, надо будет им в качестве успокоения дать чего-нибудь вкусного.
— Печенки им куриной — за глаза и за уши хватит, — постановил глава кошачьего прайда.
Коты сразу же его поддержали мявом и верчением под ногами, требуя дать им печенки сейчас и еще больше потом.

К пяти часам стол был раздвинут и накрыт, подарки упакованы и уложены под елку, профессор Гинзбург приглашен, коты накормлены до отвала. Родственники приехали точно к назначенному времени, начались объятия и укладывание подарков под елку. А потом — выставление из объемистых сумок кастрюль, кастрюлек и кастрюлечек.
— Ты же говорил — только салатики и копчености! — трагическим шепотом возопил Юлий, глядя на эту вакханалию кулинарии.
В духовке доходили под сырной корочкой два осетра, на плите домлевал в сметанном соусе бефстроганов, а на столе уже высились салаты из креветок и свежих овощей.
— Улыбайся и думай, как сытно ты поешь.
— И как громко я лопну, — покивал бедняга Короленко.
— Соседей угостим. Всех.
— Договорились.
— А не маловато ли мы привезли, — озаботился дядя Володя, в глазах которого прыгали чертики.
— Не-е-ет! — в один голос, очень дружно отказались Лев и Юлий.
— Еще Иосиф Соломонович съест немного, — решил Лев. — Так, баланс на телефоне… Чтобы всем смс рассылать.
Юлий рассыпался в благодарностях маме жениха за привезенную посуду — с чем в их доме пока еще была напряженка, так это с салатниками и блюдами, впрочем, и обычных тарелок было маловато. Радовало уже то, что приборы Лев сообразил купить — вилок, ложек и столовых ножей было достаточно.
— А вот и бокалы, которые вы просили, — Мария выставила на кухонный стол хрусталь на витой ножке.
— Красивые, — Юлий вздохнул: после смерти бабушки ему пришлось продавать все более-менее ценное, чтобы оплатить похороны. Только книги он отдавал бесплатно, а вот сервизы, вазы и хрустальные наборы отнес в комиссионку. Хрусталь и посуду немедленно ополоснули, вытерли и выставили на стол.
Время понемногу приближалось к десяти часам, стол был накрыт, включен телевизор, в который сразу уставилось старшее поколение, пересматривая «Карнавальную ночь».
— Схожу за Иосифом Соломоновичем, — сказал Юлий. — И можно за стол.
— Давай, на него уже все накрыто.
Старичок-профессор в щегольском для его возраста костюме и даже при галстуке весьма гармонировал с нарядным старшим поколением. Младшее устыдилось и рвануло переодеваться из банальных джинсов и футболок в парадное. По крайней мере, брюки и сорочки надеть пришлось, и слава Богу, что все было в более-менее презентабельном виде после бала.
— Лёвушка, у вас снова был бал в школе? — сразу догадалась Мария. — Красавцы. А фотографий не осталось?
— Будут, после праздников. И видеосъемка тоже была, так что посмотрите во всей красе на бал, — кивнул Юлий.
Стрелки часов постепенно приближались к полуночи, шампанское было приготовлено, как и бокалы. Наконец, прозвучала заставка перед традиционным президентским поздравлением. Президент произнес положенную речь, поздравил граждан с наступающим. Изо всех телевизоров и радиоприемников зазвучал переливчатый бой кремлевских курантов.
— С наступающим! — с тонким звоном сдвинулись бокалы.
На улице сразу же ввысь рванулись фейерверки, коты понеслись прятаться.
Для Юлия этот праздник был, по сути, одним из первых по-настоящему счастливых за последние пятнадцать лет. И уж точно первый за последние десять лет, который он провел не в одиночестве. Его все поздравляли, смеялись, засыпали их со Львом пожеланиями счастья. После того, как было опробовано и осыпано похвалами горячее, вручен подарок профессору Гинзбургу, тот откланялся, ссылаясь на старческую немощь.
— По соседкам пошел, точно тебе говорю, — ухмыльнулся Юлий.
— Коньяком поить, что ли?
— И сплетничать.
— О чем сплетничать? — не понял Лев.
— Обо всем, и обо всех. Иосиф Соломонович — кладезь информации.
— Идемте на улицу, — позвали их. — Запускать фейерверки.
После фейерверков и эпической битвы снежками вернулись в дом погреться, поклевать салатов и попить горячего чаю. Юлия уговорили показать семейные фотографии, и он не стал сопротивляться.
Как ни странно, но первым «выключаться» начал Лев, задремал, привалившись к плечу Юлия. Тот, извинившись перед старшим поколением, аккуратно поднял его на руки и отнес в постель. Раздевать пришлось самому. В спальню, крадучись по стенкам, просочились коты, немедленно облегли сонного Льва, усыпляя надежнее пары бокалов шампанского.
— Приходи побыстрее, — пробормотал тот.
— Обязательно, солнце. Только родителям и дяде с тетей спальные места устрою — и приду.
Матрас и диван — как раз на две пары человек хватило. Юлий выдал пледы, простыни, извинился, что подушки есть только диванные, но старшие Вольговские замахали на него руками, чтоб не беспокоился, и отправили спать, пообещав, что сами со всем разберутся. Лев, ощутив рядом Юлия, сразу же его обнял. Вскоре отключился и Короленко — те же два бокала шампанского в принципе непьющего мужчину не то, чтобы свалили, хмель успел выветриться за время прогулки, но все равно отозвались сонливостью. Он даже изменил своим принципам и оставил немытой посуду.
В квартире воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском фейерверков где-то вдалеке. Александр и Владимир выбрались на узкий балкончик, покурить и поговорить перед тем, как составить компанию женам в постелях.
— Как тебе праздник, Сашок? — Владимир прикурил и затянулся, поглядывая на расцветающие в небе гроздья огней.
— Шикарен, давненько так душой не отдыхал. А тебе?
— Аналогично, братишка. А как тебе будущий зять?
— Вроде надежный, Лёвка вообще без ума и мозгов от него.
— Прям так и сказал? — усмехнулся Владимир.
— А что он скажет, если мозгов нет?
— По-моему, все у Лёвки с мозгами в порядке. Взрослый мужик, чай, четвертый десяток пошел, уже не время влюбляться, как малолетке.
— В общем, мне Юлий нравится, о Льве он заботится.
— Жаль только, фамилия Вольговских на Лёвке и кончится, — Владимир затушил окурок в снегу, бросил в пустую пачку от сигарет.
— Ну, что уж тут поделаешь, кончится, так кончится.
— Мальчики, идите-ка спать! — сердитым шепотом позвала их приоткрывшая балконную дверь Мария.
— Идем-идем, — согласились оба.


Глава восемнадцатая

Проснулись Юлий и Лев почти одновременно, и довольно-таки поздно. На кухне шумела колонка, женщины, переговариваясь, мыли посуду, разогревали рыбу и копченые колбаски, тихо бубнил телевизор, почти неслышно — их старались не будить.
— Как жить-то хорошо, — блаженно пробормотал Лев.
— Ага, — глубокомысленно согласился Юлий. — Голова не болит?
— Нет, с чего ей болеть?
— С шампанского. Если не болит — отлично. Встаем?
Котов в обозримом пространстве не наблюдалось. Зато они наблюдались на кухне, выписывали кренделя под ногами женщин и выпрашивали рыбку-мяско-печеночку.
— И не стыдно? — ужаснулся Лев. — Подумают, что мы вас не кормим.
— Ур-р-рмя-а-а? — Мрак поднялся на задние лапы, вцепился когтями в джинсы любимого хозяина, умильно заглядывая в лицо.
Маркиз немедленно сделал вид, что он вовсе ничего не выпрашивал, и вообще, он — прекрасная пушистая статуэтка на холодильнике.
— Вымогатель пушистый, — Мрака взяли под пузо. — Что ты хочешь?
— Мы его уже покормили, Лёвушка, — рассмеялась мать. — И рыбки, и птички, и мяска, и корма. Внимание ему надо.
— Ну, этого полно, — Лев принялся гладить кота. — Доброе утро всем.
— Доброе утро! — на кухню заглянул Юлий, смущенно поблагодарил за помытую посуду. — Идем умываться, солнце. Потом завтракать и потрошить подарки.
— Идем, — кота пересадили по соседству с Маркизом.
Умылись-побрились, побрызгались друг в друга водой, дурачась. Выбрались к столу, осознали, что доедать все наготовленное и привезенное придется минимум неделю, ужаснулись.
— Надо к кому-то в гости нагрянуть, — придумал Лев.
— Можем к Пановым-старшим потом заглянуть. И к профессору.
— Ко всем заглянем.
— А мы поедем, — решили родичи. — Вы тут все доедайте…
— А подарки? Подарки-то чуть не забыли! — спохватился Юлий, метнулся в спальню, где в большом пакете под цвет красного с золотом мешка лежали все новогодние презенты. Вернулся на кухню и принялся выкладывать: — Это вам, Мария Филипповна, это вам, Александр Валерьевич, Владимир, это для вас, Ольга. А это Ире, Люде, Геннадию, ну, и младшему поколению. А вот это, — он достал довольно тяжелую коробку, упакованную не в традиционные яркие цвета, а в скромную коричневую бумагу, перевязанную зеленым бантом, — старшему поколению.
— Спасибо, — Юлия заставили наклонить голову и расцеловали. — А все наши под елкой.
Вольговские долго растягивать сборы не стали, они вообще, как заметил Юлий, были легки на подъем. Так что спустя полчаса они с Львом остались одни в квартире.
— Ну, что, пойдем потрошить елку? — улыбнулся он.
— Да, ура, подарки!
Разноцветные свертки были заботливо подписаны. Юлию достались тапки, шарф, свитер и набор кастрюль, а Лев пополнил семейный бюджет деньгами. В подаренную женихом «Физиологию» в двух томах Юлий вцепился, как в сокровище, не забыв перед тем расцеловать Льва.
— Ну, последние коробки — твои, открывай.
Лев принялся распаковывать шуршащую бумагу.
— Так-так…
Галстук был зеленым, с чуть заметным переливом и более темным вышитым рисунком: то ли перо, то ли просто загогулинка. Юлий склонялся к мысли, что все же перо. Рубашку он подобрал тоже зеленую, достаточно светлую, чтобы о цвете говорил только оттенок ткани в складках. Запонки и галстучная булавка были из белого золота, украшены небольшими прямоугольными изумрудами. Комплект стоил, конечно, как шасси от «Антея», но Юлий ничуть не жалел, что потратился — Льву оно должно было пойти.
— О… — Лев рассматривал пару минут подарок, затем кинулся на шею Юлию. — Спасибо, — наградой стал поцелуй.
До-о-олгий поцелуй. Потом, когда они все-таки прервались, Юлий, щуря глаза в усмешке, кивнул под елку, где оказалась еще одна небольшая продолговатая коробка:
— Это тоже твое, солнце.
— Еще один подарок?
Однако распаковывал его Лев с великой охотой. В прозрачной пластиковой упаковке, красиво свернутые, лежали… трусы. Черные, с забавным принтом в звездочки, кометы, ракеты, солнышки, галактики и планеты. Семь штук.
— Это тебе пополнение коллекции.
— Спасибо, — Лев засмеялся. — Очень полезный и нужный подарок.
— Не хочешь… примерить?
— Сейчас займусь…
Кончилась «примерка» ожидаемо — в постели, и ни один из них не остался разочарован. Выбрались они из спальни к трем часам дня, привели себя в порядок и решили, что можно уже и прогуляться. И по гостям, и просто так.
— С кого начнем и где подарки? — Лев повязывал новый галстук.
— Давай, начнем с тех, кто ближе всего обитает? — предложил Юлий, созвонившись с Владиславом и выяснив, что он с детьми сейчас у сестры, то есть, буквально, через двор.
Мелких подарков Короленко накупил достаточно, чтобы порадовать троих подростков и даже одного юношу — у сестры физрука сын был уже довольно взрослый.
— Как встретили праздник? — встретивший их Владислав приветливо улыбнулся. — Мои сразу убежали смотреть салют.
— Ну, мы были очень скучными взрослыми: немножко снежков, несколько фейерверков — и свалились спать часам к трем-четырем, не помню точно, — усмехнулся Юлий.
— Да уж. Ну что, у нас есть салаты. Оливье. Винегрет. Курица с ананасами.
— У нас тоже есть салаты, а еще домашние колбаски, отбивные и рулет. И пироги, — Лев ухмыльнулся, притаскивая из прихожей набитую жратвой сумку. — Где там твои архаровцы? Зови, пусть разгружают.
— И подарки принимают, — Юлий вытащил из сумки такой же красный с золотом пакет, стилизованный под мешок Деда Мороза.
Подростки на слово «подарки» приманились мигом. И на запахи еды тоже.
— Так классно, столько вкусного.
— Лиска, это тебе, — в руки девочки перекочевала коробочка в золотистой обертке. — Роман, думаю, это будет тебе интересно, — подростку досталась книга без обертки, увесистая энциклопедия о парусных кораблях. — Издание старое, еле нашел в букинистическом.
— Вау, Юльсалимович! — мальчишка накрепко прижал книгу к груди.
— Кирилл, это тебе. Но не в ущерб учебе.
Брат-близнец Василисы просиял, как солнечный лучик, принимая свою коробку с подарком.
— Степан, тебе это понадобится в учебе.
Восемнадцатилетний парень смущенно поблагодарил и мигом ретировался в свою комнату.
— А взрослым достается вкусная еда! — провозгласил Лев.
— Это все семья, или сами столько наготовили? — Владислав расставил тарелки.
— Сам догадайся, — фыркнул Юлий.
С физруком у него установились отличные дружеские отношения, чему, в принципе, немало поспособствовал частичный патронаж, на который Владислав согласился с условием, что вести его будет Короленко.
— Все приняли участие? Ну что, шампанского нет… Есть компот из яблок.
— Самое то, что надо!
Долго рассиживаться в гостях не стали, выпили по бокалу компота, еще раз поздравили и ретировались. Следующими на очереди были Пановы-старшие. Дома было еще много еды, но Юлий взял только два пирога — ягодный и с мясом.
— Наталья Юрьевна сама мастерица готовить, а вот твоими пирогами я похвастать хочу.
— Было б чем, зачастую ты же их и готовишь, — засмеялся Лев. — А я только пальцем указываю.
— Все равно твоя заслуга, солнце, сам бы я в жизни выпечкой не занялся.
Открывшая им двери Наталья Юрьевна, на которую Андрей Панов оказался очень сильно похож внешне, всплеснула руками:
— Юличек, наконец-то сподобился!
— Наталь Юрьевна, познакомьтесь, — церемонно поцеловав женщине руку, Юлий представил ей Льва: — Лев Вольговский, мой жених.
— Жених? — непонимающе переспросила она.
— Именно. Андрей не рассказывал?
— Нет. Но… Проходите.
— А мы тут точно ко двору? — тихо уточнил Лев.
— Мы дружили семьями… Мои родители и Паныча, отцы работали на одном предприятии, матери — в одной музыкальной школе. Раньше. Как сейчас — не знаю…
Здесь им налили шампанского, поздравили, хоть и с некоторой растерянностью, пригласили за стол. Юлий нехотя потрошил фаршированную куриную ножку, отвечая на вопросы старшего поколения, и ждал — когда же у них лопнет терпение. Дождался.
— Юлий, можно тебя на секунду? — Яков Ильич как-то строго глянул на Короленко через очки.
— Да, конечно, — мысленно Юлий вздохнул: сейчас начнутся нравоучения.
Они вышли в дальнюю комнату — кабинет хозяина.
— Я все понимаю… Но это ведь мужчина!
— Все верно, Яков Ильич, — Юлий не опускал глаз, следя за тем, как вышагивает по ковру старый друг отца.
— И ты… Ты с ним собираешься жить?
— Я собираюсь заключить с ним брак, Яков Ильич. Мы и так живем вместе.
— Уму непостижимо. Двое мужчин. Что скажут на работе?
— Узнаем после каникул, — пожал плечами Юлий. — В любом случае, у нас нормальное государство, однополые браки разрешены, за такие отношения не преследуют.
— Вот уж не ожидал от тебя…
— Почему, дядь Яша? — Юлий вздохнул, вспоминая, как драли их отцы за уши, то один, то второй — кто первым найдет, как учили перебирать двигатели стареньких Волг, жарить мясо или собирать модели. Это все было так давно, хотя, по сути, прошло всего двадцать лет.
— Не знаю. Неправильно это, Юль.
— Неправильно — любить? Не вижу разницы между разнополыми и однополыми семьями, дядь Яша, если и там, и там — любовь. Ну, не будет у нас детей — и что? Мне и Лёвке их хватает по самую завязку на работе, не до своих.
— Разве что так… — уступил мужчина.
— Спасибо, — с чувством поблагодарил Юлий. — Идемте к столу, что ли, а то теть Наташа и Лёвка уже, наверное, нервничают, не дали ли мне тут ремнем по заду.
— Идем.
Дальше застолье потекло в более дружественной обстановке. Засиживаться, впрочем, долго не стали: еще надо было зайти к Карине и к Панову-младшему, проведать и поздравить Юрку с Леной.
— Я теперь как Мрак, шарообразен и не могу думать о еде, — пожаловался Лев, входя в квартиру.
— Ничего, сейчас быстренько пробежимся по городу пешком, на улице замечательно, торопиться не будем, за стол садиться у Паныча тоже, — утешил его Юлий.
— Такое чувство, что город вымер…
— Первое число, что ж ты хотел? Народ праздновал всю ночь, мало кто выползает из дому. Так, подарки сейчас сложу, еду брать не имеет смысла.
— Ага. Нас и так закормят…
Юлий рассмеялся и пошел укладывать подарки в пакеты. Несколько разнообразных альбомов, наборы пастели, акварели и кистей — для Карины. Дорогущий японский бисер и канва — для Лены, об этом увлечении приемной дочери рассказал Паныч. Ежедневник в кожаной обложке для сестры Антонины. Почти такой же — Андрею. Новые очки для плавания — Юре. Коробка бельгийского шоколада — жене Андрея. Вроде, никого не за… А, нет, еще красивый шелковый платок Сонечке. Вот теперь все.
— Люблю новогодние праздники. Все такие милые, веселые, — поделился Лев.
Юлий усмехнулся, кивнул. Наверное, он был с этим согласен, хотя бы потому, что помнил, как отмечали Новый год, когда были живы родители, да и потом, пока еще была жива бабушка, он еще находил силы порадоваться празднику. Потом, когда ее не стало, осознание тотального одиночества придавило и заморозило всяческое желание веселиться. Шесть лет учебы, строгого распорядка дня и дисциплины не способствовали возможности отметить этот праздник, как было привычно. А потом он привык к тому, что ночь с тридцать первого декабря на первое января — это всего лишь еще одна ночь в году, ничего особенного. Этот год, а вернее сказать, Лев показал ему, что это все-таки праздник. У него появилась семья, подопечные, вернулись в его жизнь старые друзья и знакомые.
— Идем… Послушаем, как Карина отметила, что загадала.
— У них там в приюте свои балы и утренники, — улыбнулся Юлий. — Ей наверняка понравилось. Все, я готов.
— Тогда вперед. С кого начнем?
— Думаю, все-таки с Карины.
— Веди… Нам повезло, что сегодня довольно тепло.
На улице снова шел снег, лениво и неторопливо падали крупные, разлапистые снежные хлопья. Ветра не было, мороз был практически незаметен, народу на улицах было мало, в основном — те, кому не повезло работать посменно в праздники, и такие же «поздравляки», как Юлий с Львом.
— Юльсалимович! Киса-Сан! — Карина очень обрадовалась. — А я вам связала по шарфу.
— А мы тебе купили маленький презент, — Юлий сунул в руки Льву коробку, подтолкнул: «поздравляй».
— С Новым Годом, Карина.
— Киса-Сан! — его поцеловали в щеку, но очень горячо.
Юлий с трудом удержал смешок, его целовать не стали — Карина не дотягивалась, а попросить нагнуться постеснялась.
— Как у тебя вообще дела, мастерица?
Шарф Льву понравился, рыжий в зеленую полоску, очень мягкий. Короленко достался серый в голубую полоску.
— Отлично! Здесь так замечательно, такие внимательные воспитатели… Добрые, с ними интересно разговаривать обо всем. И девочки тоже. Я живу в одной комнате с Алинкой и Маринкой, они классные! — Карина вывалила на мужчин ворох сведений о своем распорядке, каникулах, о том, чем их кормят, ей срочно нужно было поделиться своими восторгами, и в Юлии, как в кураторе, она нашла заинтересованные уши, а Льву пришлось просто потерпеть.
Наконец, Карину отвлекли соседки, позвавшие на ужин. Юлий нашел Сонечку, обитавшую в приютском общежитии, поздравил, вручил подарок, получил ответные для обоих: вязаные перчатки под цвет шарфов. Сразу стало ясно, с чьей подачи было Каринкино рукоделье. И они вышли на улицу.
— А прилично идти сейчас в гости? Темнеет уже…
— Мы ненадолго, только вручим подарки — и домой.


Глава девятнадцатая

Лена им очень обрадовалась, Юрий предпочитал сидеть в углу и не особенно показываться всем на глаза — было как-то неловко. К Пановым он все никак привыкнуть не мог, хотя и знал, что стоит уже прекратить цепляться за свое привычное одиночество, все равно чувствовал себя странно, приходя в этот дом. Другое дело, что он и невесту свою узнавал с другой стороны. Или даже со многих сторон. В школе Ленка вела себя совсем иначе. Такая, как сейчас, она нравилась ему больше.
Подаркам обрадовались все, Юлия и Льва сразу же зазвали к столу, пытаясь накормить.
— Паныч, не издевайся, мы недавно от твоих родителей, — простонал Юлий.
— А, так бы сразу и сказал. Ну, тогда просто посидим на диване.
«Просто посидеть» не получилось, Короленко втянул отмалчивающегося Юру в разговор, потом Лену, потом Андрей взялся прислушиваться к тому, какие планы строит молодежь, влился в дискуссию, попытался настоять.
— Паныч, не кипятись, Юра дело говорит, смотри…
— Лев, а вы женаты? — спросила Елена, жена Андрея, заметив, что гость только наблюдает за разговором, но сам не вмешивается.
— Я? Нет, что вы… Не женат и вряд ли буду. Работа и личная жизнь поглощают все время.
Она рассмеялась:
— Вы сейчас это «что вы» с таким трагизмом сказали, словно я вас спросила, не совершали ли вы случайно убийства. А личная жизнь — это?..
— Коллега по работе.
Лев вообще не любил рассказывать посторонним людям о личной и семейной жизни.
— О, ясно. Можно сказать, что ее и нет, — посочувствовала женщина.
Лев покосился на «почти отсутствующую личную жизнь».
— Можно и так сказать.
Юлий кивнул, поднялся:
— Лады, я узнаю все об этом университете. Пойдем мы, поздно уже.
— Уф-ф-ф, — выдохнул Лев, выходя из подъезда. — Почему все так и норовят узнать про чужую личную жизнь?
— Любопытно же, кого такой огненный красавец выбрал, — Юлий притиснул его к себе, обнимая за плечи.
— Красавец, скажешь тоже. Вот ты у нас и впрямь прекрасен.
— Лёв, солнце мое, не буду с тобой спорить, но красота, как и любовь — в глазах смотрящего и любящего.
— Да. А дома нас уже ждут несчастные оголодавшие звери… Как думаешь, гирлянды порвали?
— Не-а, зачем бы им? У Мрака есть его мыши, а Маркиз наверняка продрых весь день, вылеживаясь на нашей постели.
— Опять полно шерсти… Может, его вычесать? Я буду чесать, ты держать, коты негодующе заорут.
— Давай, попробуем вычесать, — согласился Юлий, усмехаясь.
Он даже не сомневался, что Маркиз будет изображать несчастную жертву бесчеловечного и бескошачного режима, драть глотку почем зря, но даже не подумает вывернуться из-под щетки или поцарапать «мучителей».
— Тогда купим пуходерку… И будет чистый кот! И чистые брюки.
— В последнем я как-то сомневаюсь — есть еще Мрак, он, хоть и короткошерстный, но тоже шерстяная жопа, — рассмеялся Короленко.
— Он черный. На черных брюках незаметно… Бр-р-р, холодает что-то.
— Зима, однако. Идем, тут недалеко дворами, а дома поставим чайник, заварим чайку, а тебя еще ждет твое желе, кстати, нетронутое.
— Да, мои мандарины… Цитрусы мои ненаглядные! — Лев облизнулся.

Первый день нового года окончился просто замечательно: неспешным чаепитием и поеданием сладкого в зале, под еле слышный бубнеж телевизора, Юлькину книжку и кошачье мурлыканье. Лев, дооблизывав ложку, отставил блюдце на столик, привалился к плечу жениха, прикрыл глаза и принялся продумывать свадьбу, которая должна была состояться через неделю, в понедельник, восьмого января. Сперва он думал, что можно будет собраться дома. Но только сейчас ему пришло на ум, что нельзя не пригласить на это мероприятие ту же Сонечку, Владислава, Панова, сестру Антонину. А значит, надо озаботиться арендой ресторана. Или кафе. Скромненько, почти безалкогольно — пусть будет только шампанское, без него-то не получится. Свои соображения он изложил Юлию.
— Есть какое-нибудь кафе, которое ты бы хотел видеть местом проведения?
Тот только покачал головой: вот уж чего он не разбирал, так это того, на месте ли те кафе, ресторанчики прочие заведения, которые он помнил.
— Ладно, я подумаю… Нужно небольшое что-нибудь.
— Ты прав, я об этом сам бы не подумал.
— У нас просто гостей получается слишком много. Квартира всех не вместит. Или можно на ферме… Зорька нам промычит поздравления, а Борис прохрюкает марш Мендельсона.
— Далековато, и гости не все «лошадные», — подумав, покачал головой Юлий.
— Тогда кафе. Знаешь, есть одно… При кондитерской. Оно небольшое, белое, там много цветов по стенам.
— Нужно сходить и договориться об аренде завтра, наверное?
— Ага, думаю, они будут работать, — Лев чесал за ушами Мрака.
— Надо подумать и посчитать, сколько человек будет.
— Тогда давай считать, — Лев принес блокнот и карандаш. — Сейчас всех по головам перепишем.
Юлий рассмеялся:
— Пиши, давай, сначала твоих.
Лев переписал семью, добавил Эдуарда и Владислава. Юлий вписал Сонечку, Пановых-старших и Андрея с Еленой, Антонину Михайловну, профессора Гинзбурга.
— Вроде бы все? Ирину Иннокентьевну пригласим?
— Конечно. Если она согласится…
— Никто не мешает нам попробовать ее пригласить, ведь так? — Юлий стянул с его волос резинку, растрепал хвост и запустил в рыжие кудри пальцы.
— Разумеется, никто. И надо костюм приготовить… Хочу быть красивым на своей свадьбе.
— Знаешь, я подумал — я, наверное, тоже пойду в гражданском, ты не против?
— Конечно же нет, — Лев встряхнул головой, кудри попытались встать дыбом.
— Грива Льва — как корона Солнца,
Поступь Льва — бег неслышный Солнца,
Он грядет, как восход нового дня:
Неумолим, предопределен для меня, — процитировал Юлий, — Только не спрашивай, чье это, я не помню.
— Романтик ты мой, — Лев погладил его по щеке.
— Да прям таки романтик, — Юлий потерся о его ладонь, прикрывая глаза от удовольствия.
— Иногда бываешь… А почему я? Почему ты согласился со мной жить?
— Мне с тобой с самого начала было… легко? — подумав, сказал Юлий. — А потом просто влюбился.
— Легко? А что это значит?
— Общаться с тобой было легко. Солнце, не знаю, как сказать. Мне не были неприятны наши взаимные подколки, скорее, наоборот. До того момента все было так, как в учительской, первого сентября, помнишь? Удушающая забота.
— О тебе все время пытались заботиться?
— Меня все время пытались купить заботой, это разные вещи, Лёв.
— И только я злобно требовал еды?
— Прям как Мрак, — усмехнулся Юлий.
— Мы с ним вообще похожи. А я даже и не думал, что ты обратишь на меня внимание.
— Почему нет?
— Ты такой красивый.
— Большой и заметный, — фыркнул Юлий, пригребая его еще ближе, утыкаясь носом в растрепанные рыжие пряди, пахнущие мандаринами и чем-то теплым, домашним. — Красивый ты, трудно не заметить было такого… Локи. У тебя и улыбка была такая, словно ты знаешь наперед все, что сделают и скажут коллеги при виде меня.
— Я их просто слишком хорошо знаю… Все-таки десять лет — это большой срок.
— Так ты скажешь, почему не думал, что я обращу на тебя внимание? — не дал ему уклониться от темы Юлий.
— Потому что ты слишком… слишком великолепный. Умный, красивый, образованный, наверняка нет недостатка в поклонницах.
— Ага, бревно бревнистое в постели, все мысли только о работе…
— Но это исправляется…
— Я исправляюсь? — Юлий подумал, что неплохо было бы перебраться в постель, но потом махнул на это рукой и вытянулся на диване, почти отработанным движением укладывая жениха поверх себя.
— Просто стоит тебе почаще напоминать про себя. Или просто на тебе лежать.
— Ага. Ты теплый и легкий.
Руки его уже пробрались под футболку, мягко поглаживали спину, прощупывали, все ли в порядке. Корсет помогал, правда, зловредный Лев на каникулах совсем забросил его надевать, надо бы напомнить, что не для красоты куплено, а для здоровья.
— С моей спиной все хорошо.
— Точно? — вопрос был риторическим, потому что пальцы уже касались не расслабляющими движениями, и не только спины.
— Да, более чем… Игривый ты мой медведь.
Юлий только фыркнул, подтянул его повыше, чтоб можно было целоваться, запустил пальцы под пояс домашних джинсов, поглаживая поясницу. Лев с охотой поцеловал его, после чего попробовал выбраться из штанов прямо на Юлии, не вышло, пришлось сползти и раздеться.
Раздевались они почти всегда одновременно, это уже стало маленьким личным ритуалом. Любовник мог снять пиджак, китель, рубашку или футболку, но остальное нужно было снять самостоятельно. Почему так? Да кто бы сказал! Они не стеснялись друг друга, да и нечего было стесняться. Просто так получилось. Юлий сел на диван, протянул руки, касаясь бедер Льва. Он редко когда недвусмысленно направлял его, зачастую просто обозначал, что хотел, давая любовнику выбор. Лев сделал шаг вперед, ближе к Юлию. Момент равновесия — момент, когда еще неизвестно, что он сделает в следующее мгновение. Момент выбора для самого Льва — чего он хочет сейчас? Какой ласки? Короленко поднял голову, посмотрел в глаза, без слов задавая этот вопрос.
После встречи с Юлием Лев минеты ценить начал больше. Было в них, оказывается, нечто очень возбуждающее. На это Лев взглядом и намекнул. Проследил, как скользит по губам Юлия язык, как склоняется его голова к паху, вместо того, чтобы немедленно начать ласку, целует в живот. Это тоже было возбуждающе. Наверное, так Лев реагировал на все касания Юлия. Хотелось одновременно и подтолкнуть, и держать руки при себе, наслаждаясь тем, что дают. Он выбрал нечто среднее: запустил пальцы в слегка отросшие и курчавящиеся на макушке волосы, закрыл глаза. Осторожные, ласковые руки касались его бедер, гладили ноги, отыскивая чувствительные точки даже там, где Лев никогда бы не подумал. Потом Юлий уложил его на диван, принялся изучать более пристально. Язык у него был теплый и влажный. Лев послушно гнулся в любую сторону, следуя за его руками, не чувствуя ни малейшего дискомфорта. Только когда его снова принялись ласкать языком, застонал, не сдержавшись — слишком были острыми ощущения. Но стоны были довольными, так что Юлий с чистой совестью продолжил доставлять удовольствие своему домашнему хищнику.
Они не каждый раз пользовались презервативами, не срываться же посреди прелюдии, чтобы отыскать в спальне заначенный флакон со смазкой и резинки? Приходилось обходиться своими силами, раздразнить и заласкать, чтобы легко войти в расслабленное тело, не торопясь, аккуратно и ласково. И так же двигаться, заставляя любовника с каждым медленным толчком в его тело дышать, словно в противофазе, все быстрее, с каждым ласковым прикосновением рук — стонать, не имея сил сдерживаться. Это раньше нужно было молчать. Здесь, в их собственной квартире, Лев мог не кусать руку или подушку, все равно стены были такими, что ни соседи их, ни они соседей не могли услышать.
Юлий подхватил его под ягодицы, приподнимая, и новое движение в его тело заставило Вольговского выгнуться, обхватывая бедра любовника, вжимая его в себя, чтобы была хоть какая-то опора для него, совершенно теряющегося в наслаждении.
— Еще…
И были еще движения, еще более медленные, заставляющие задыхаться и почти скулить. Раньше Лев не совсем понимал выражение «маленькая смерть» применительно к оргазму, но сейчас постиг его в полной мере. Он умирал — долго, почти мучительно, сознание разрывало на мелкие клочки от безумного удовольствия. Потом последовало медленное, как всплытие батискафа, воскрешение в осторожных, но крепких объятиях, на горячей груди любимого человека.
— Я однажды точно с ума сойду… От счастья.
— Не-а, я не дам тебе свихнуться, — в голосе Юлия слышалась улыбка. — Нести тебя в ванную?
— Ага… Неси. И купай. Все, что угодно.
Вот кому еще он мог бы довериться настолько? Не считая семьи? В ванне Лев расслабился и растекся по Юлию. Уснул он, кажется, там же. По крайней мере, того, как оказался в спальне в постели, он не запомнил.

В себя Лев пришел от «усатого» поцелуя.
— И тебе привет, кот. Уже встаю…
Мрак довольно уркнул и поскакал вниз, ожидая, что его сейчас покормят. Или просто побалуют лакомством — судя по запахам, доносящимся из кухни, Юлий уже давненько встал и священнодействовал над завтраком, а он всегда кормил хвостатых.
— Доброе утро. Меня во сне посетила страшная идея — почему бы нам не поехать в кафе и там на месте разобраться со всем?
— Доброе, солнце. Хорошая идея, почему страшная-то? — Юлий улыбнулся ему. — Умывайся, Лёв, завтрак уже готов, я подумал, что после салатов и жирного неплохо было бы поесть чего полегче. Ты к молочному супу как относишься?
— Я его ОБОЖАЮ! — горячо признался Лев.
— Отлично, тогда он тебя ждет.
— Я самый счастливый хищный кот на свете!
Короленко только улыбался: ему нравилось делать своего любимого хищника счастливым.
— Никогда не умел готовить суп на молоке. Но обожаю его.
— Почему не сказал? — Юлий поставил перед ним миску исходящего ароматным паром варева. — Я-то его готовлю редко, когда вспоминаю. Больше люблю овсянку. Приятного аппетита.
— Спасибо. М-м-м, я счастлив!
После еды Лев стал собираться на прогулку, не забыв шарф, связанный Кариной. Коты водили вокруг него и Юлия хороводы и горестно мяучили, как будто их на неделю без хозяев оставляли, а не на пару часов!
— Вымогатели. Нет уж, сидите дома, пушистые жопы! И к елке не лезьте.
Хвостато-усатые вытребовали себе корма и затихли, уверившись, что голодная смерть им не грозит.
— Минус двадцать, солнце. Шапку не забудь.
— Сам-то!
— А что я? Я уже надел.
— Тогда идем.
Солнца не было, тучи и легкий снег захватили город. Ладно бы снег, но был еще и ветер. Оставалась только благодарить Карину за шарфы, они отлично защищали лица от колких снежинок. В кафе они ввалились, напоминая снеговиков.
— Как пахнет… — восторгался Лев.
Уяснив, чего они хотят, девочки-официантки проводили их к заведующей кафе.
— Добрый день, — грузная седеющая дама поднялась из кресла им навстречу. — Чем могу помочь?
— Мы хотели бы устроить в вашем кафе свадебное торжество, — улыбнулся Лев.
— На одну пару? На две? — деловито кивнула заведующая.
— На одну… На нас.
Радушная улыбка сползла с ее лица, как… как будто была резиновой нашлепкой, вот такое сравнение пришло в голову Льву.
— Сожалею, но мы не можем сдать зал в аренду, — отчеканила заведующая.
— Ясно, благодарю. Идем, Лев, — Юлий поднялся, сразу поняв: никакого иного результата они здесь не добьются.
— Вот как… Жаль. Я рассчитывал на это кафе, — Лев расстроился донельзя.
— Солнце, пусть лучше будет другое кафе, но то, где нас не сочтут… ненормальными.
Юлий вовремя заменил слово, вспомнив услышанный краем уха шепот, брошенный в спину заведующей: «Вот уроды!»
— Поищем другое, — согласился Лев. — Надо посмотреть дома по справочнику.
— А знаешь, давай, заглянем в «Старый Дворик»? Когда-то там был замечательный маленький ресторан… Может, уже давно нет, но чем черт не шутит?
— Давай… — кивнул Лев, все еще переживая.
Юлий крепко сжал его руку, согревая и давая понять, что все это чушь закоренелых в своей глупости ретроградов. И что он все равно остается рядом, даже если их будут поливать оскорблениями в лицо, а не шипеть их в спину.
— Ладно. Не хотят — и не надо, — успокоился от пожатия Лев.
— Вот и правильно. Идем, здесь относительно недалеко. По пути еще посмотрим, может, есть какие-то кафе.
Кафе попадались, но работать второго января не желали.
— Лады, мы еще не дошли, — уткнувшись в очередную запертую дверь, пожимал плечами Юлий.
Перенести дату росписи на весну или лето им не приходило в голову. Уже все решено, и тянуть нет смысла. Лучше раз и навсегда объявить о том, что они вместе, чем скрывать это от бдительных коллег.
— Похоже, «Старый Дворик» работает! — в голосе Короленко прозвучала почти детская радость.
— Тогда веди, мой проводник!
В двери пришлось входить все же по очереди, Юлий галантно пропустил его вперед. Интерьер кафе изменился, и разительно, с того времени, как он был здесь в последний раз. Теперь здесь было… очень стилизовано, углы стен отделаны под дикий камень, а фрески в простенках изображали улочки старого города с их трех-четырехэтажными домами с колоннами и лепниной, зелеными двориками, клумбами и лавочками.
— А тут красиво… — отметил Лев. — Если согласятся, будет здорово тут посидеть.
— Очень надеюсь, что согласятся.
На сей раз им повезло: в кафе был сам хозяин, к тому, чью свадьбу будут играть, отнесся безразлично, зато долго и детально прорабатывал с ними меню, музыку, предложил тамаду, но на отказ не огорчился. По поводу алкоголя сказал, что в его заведении алкоголь не продается, но они могут принести свой, бокалы под шампанское уж всяко найдутся. Цена тоже оказалась вполне подъемной за небольшое семейное торжество. Лев был от счастья на седьмом небе.
— У нас будет свадьба!
— Осталось уговорить твоих родителей, чтобы ничего не готовили, — рассмеялся Юлий.
— Миссия невыполнима. Но попробовать вполне можно.
— Попробуем объяснить, что, во-первых, это слишком — готовить на такую ораву гостей, во-вторых, если они приготовят, жрать это все придется нам, а доедать — им на наших поминках, когда мы окочуримся от обжорства.
— Ладно-ладно. Но потом они еще отыграются на нас.
— Ничего, это будет потом, — легкомысленно отмахнулся Юлий.
— Тогда надо всем позвонить и сообщить место. А заодно отбрыкаться от кучи еды.
— Дома, солнце. Позвоним, сообщим и отбрыкаемся. У тебя нос покраснел, замерз?
— Знаешь, я еще не решил. Кольца! Мы забыли кольца!
— Не забыли, — усмехнулся Юлий, — но я не мог купить их один, без тебя. В ювелирный?
— Да.
В магазине Лев совсем потерялся, бродил кругами и рассматривал витрины. Сонная девушка за прилавком, недовольная работой в праздник, дремала и ничего не спрашивала. Пришлось Короленко брать все в свои руки и командовать парадом. Он никогда особенно не любил золото, но традиции же, куда от них убежишь? Да и не стоит, становиться Иваном-родства-не-помнящим? Так что обручальные кольца были все же золотые — из белого золота, без рисунка и насечки. Девушка сквозь сон озвучила сумму, взяла оплату и уселась дремать дальше.
Футляр с кольцами Лев всю дорогу нес сам, ощупывая его в кармане, словно пытался удостовериться, что это правда, ему не снится, и это в самом деле будет — свадьба. Заявление в отделе ЗАГС таким весомым аргументом не являлось, как и договор аренды с кафе.
— Не верится… Уже верится, — дома он разглядывал кольца и растерянно улыбался.
— Почему не верилось-то? — Юлий обнял его, поцеловал в вихрастую макушку.
— Никогда не думал, что вступлю в брак.
— Почему, солнце?
— У меня не было настолько серьезных отношений. Никогда.
— Это понятно, только я спросил тебя совсем не о том, были ли у тебя отношения, — мягко заметил Юлий, — а о том, почему ты не верил в мои слова и в меня.
— Мне кажется, что это все еще сон.
Юлий хмыкнул, наклонился, перекинул его через плечо и потащил в спальню — недоуменно брыкнувшегося пару раз и затихшего. И впервые ритуал был нарушен — он сам раздел любовника, не давая ему ничего сделать.
— Утверждаешься в правах мужа?
— Доказываю, что не сон.
Доказательства были очень убедительны.
Лев успокоился и принялся размышлять о более прозаических вещах, возлежа в ванне рядом с Юлием. Например о том, сколько визгу будет в учительской после каникул.
— Эй, Земля вызывает Нарнию! — потормошил его Юлий. — Прием! Вставай, солнце, буду тебя мыть.
— Ага, уже поднимаюсь… Так, задумался о чем-то.
— О чем, Лёвушка?
Юлий намылил мочалку и принялся аккуратно, ласкающими движениями тереть ему спину, плечи, бока, в который раз восхищаясь гладкой кожей, золотистыми родинками и веснушками.
— О будущем. Что, если Ирина Иннокентьевна уволится по возрасту?
— Будет новый директор. Скорее всего, даже не из нынешнего педсостава.
— И эта новая метла может вымести всех и вся.
— Может, — не стал спорить Юлий. — Но вряд ли будет.
— И балы вряд ли будут. Думаешь, назначат кого-то опытного и столь же лояльного к воспитанию, как Рэмбо?
— Балы будут, если ты этого захочешь сам. А я и Сонечка, и Влад с Эдуардом тебе поможем. А насчет директора… не знаю, солнце. В любом случае, надежда-то остается на лучшее.
— Надежда есть всегда, да?
— Пока мы живы — всегда, — усмехнулся Короленко. — Все, мое счастье, под душ — и вылезай.
Лев повиновался.
— Чувствую себя таким чистым, что аж поскрипываю…
Юлий укутал его в банное полотенце размером с простыню, поднял на руки и отнес на диван.
— Пожалуй, все-таки купим камин и ковер под медвежью шкуру, будет гораздо уютнее. Сейчас притащу тебе телефон, возьму свой, и будем обзванивать всех гостей.

Родители Льва нехотя согласились, что готовить и впрямь не стоит, во всяком случае, столько.
— Хотя бы колбасу возьмете?
— Колбасу возьмем. И можно еще парочку кроликов, — Льву безумно нравилось, как готовил крольчатину Юлий, а тот и рад был побаловать любимого нежным диетическим блюдом.
— Хорошо. И ягод, я помню.
— Да-а-а, это всегда, — рассмеялся Лев.
Ягоды Юлий готов был жевать наперегонки с Мраком, хоть мороженые, хоть из варенья. А уж пироги с ягодами — это непременно каждые три-четыре дня. Хотя после пирогов Короленко подолгу потел на шведской стенке, с гантелями или отжимался от пола. Лев посмеивался — он вес не набирал никак, так и был тощий как палка от швабры. Зато зимой здорово мерз без защитного слоя жира. Раньше мерз, подумалось ему. Сейчас нет, во-первых, потому что спал ночью на огромной и живой горячей грелке, с еще двумя сверху, во-вторых, любовь, видимо, все-таки греет.
— Тебе привезут ягод. И тебе, морда усатая. Ветеринар сказал, что это нормально, что он ест ягоды, но меня берут сомнения.
— Почему? Ест и пусть ест, пока это на здоровье не влияет. Стул нормальный, по углам ягодами не блюет, значит, жрет то, что нужно организму. Может, он так-то белый, а черника ему нужна для ровного окраса шерсти? — пошутил Юлий.
— Он был бы синий.
— Гм… Тогда он рыжий.
— Был бы зеленый, наверное?
— Серо-буро-козявчатый в крапочку, — рассмеялся Короленко. — Подшерсток у него точно нежно-серый.
— Мя? — Мрак сразу полез к ним, выпрашивать еду, раз уж хозяева о нем говорят.
Юлий взвесил его на руке, покачал головой:
— Нет, никаких «мя», ты и так вес набираешь быстро.
— Мя? Мяяя! — разрыдался кот.
— Может, немножко печенки? — сразу же размяк Лев.
— Лёв, нельзя баловать. От ожирения кота вылечить труднее, чем человека.
Мрак понял, что еды не дадут, поник, но тут же освободился и рванул задирать Маркиза. В зале то и дело слышалось воинственное шипение, скрип когтей по паркету и периодические «бум-м-м», когда то один, то второй кот, разогнавшись, не вписывались в поворот.
— Как думаешь, квартиру они нам разнесут за год или всего за полгода?
— Пол к лету точно надо будет отциклевать и пролакировать заново.
Лев вздохнул и стал копаться в телефоне, ища контакты Владислава.
— А Влада надо приглашать с семьей, как думаешь?
— Думаю, что с семьей.
— Ага, хорошо, надо будет уточнить у хозяина ресторана количество мест, когда всех обзвоним. Я Ирине Иннокентьевне звоню?
— Конечно же, — закивал Лев.
— На свадьбу? — растерянно переспросила директор, и Юлий практически воочию увидел, как она поправляет свои очки на переносице. — На чью свадьбу, Юлий?
— На нашу со Львом, Ирина Иннокентьевна.
Судя по звукам, она там судорожно вздохнула, может, и за сердце схватилась. Честно говоря, Юлий надеялся, что Шаловская не окажется скрытой гомофобкой и не станет осуждать их. Очень надеялся: это же Рэмбо, это любимый его директор, непогрешимая железная леди.
— Хорошо, я надеюсь, что смогу прийти.
— Восьмого, Ирина Иннокентьевна, роспись в центральном ЗАГСе, в двенадцать.
Она скомкано пообещала быть и попрощалась. Он посидел, собираясь с мыслями. Нужно было позвонить еще Сонечке и сестре Антонине. Они обе несказанно обрадовались, сразу же принялись поздравлять.
— Успеется еще. Ждем вас на свадьбе. Обязательно.
С Пановыми-старшими разговор о свадьбе следовало заводить не по телефону.
— Лёв, я к Пановым, пойду приглашать их.
— Хорошо. А согласятся?
— Надеюсь… Хотелось бы, но если нет… Будет Андрей, он-то никакого отвращения, надеюсь, не питает.
— Да вроде ничего не говорил?
— И не показывал. Я все-таки стараюсь верить в лучшее в людях, иначе было бы совсем кисло, Лёв, — усмехнулся Юлий, обнимая его, целуя в висок, проводя носом по уху. — Лады, надо идти.
— Давай, буду ждать результатов.
Юлий оделся, еще раз поцеловал вышедшего проводить его к двери Льва и заторопился к друзьям покойных родителей. Лев остался дома, ждать и переживать. Не хотелось, чтобы Юлий расстроился из-за итогов переговоров. Хотя сам он, честно сказать, сомневался, что Пановы-старшие согласятся прийти на свадьбу. Даже ради памяти своих друзей. Собственно, когда полчаса спустя Юлий вернулся домой, Лев все понял по его лицу с порога, не понадобилось ничего говорить.
— Ну и ладно, зато твой друг придет.
— Ага. Сейчас, только позвонить ему надо.
— Давай. А я пока сделаю нам чай.
Разговор с Панычем был не в пример легче.
— Восьмого, в двенадцать. Понял, будем. Мелких не брать?
— Почему? Бери, обоих.
— Ладно, понял, прихвачу.
— Спасибо, Паныч.
— За что это? — на секунду завис тот, но он не добился бы в жизни того, чего добился, не умей просчитывать и думать. — А, понял. Не вешать нос, гардемарины.
Юлий поневоле рассмеялся.
— Кстати, о птичках. А Белов сейчас где, ты не знаешь?
— Увы, не знаю. Как занырнул куда-то, так и не отсвечивает.
— Жаль. Он же на Тихоокеанском флоте служил? Надо будет попробовать разузнать, если наш гардемарин недобитый не в секретку умудрился попасть, надеюсь, удастся свидеться.
— Надейся, может, что и получится.
В школе их было трое, вот только мушкетерами их называть никто не стал — прозвище «гардемарины» приклеилось намертво из-за третьего, Саши Белова. На Сергея Жигунова он был похож разве что русой вьющейся шевелюрой, а на одноименного героя романа и сериала — неистребимой любовью к приключениям. И к морю. В котором он и пропал, решив связать с ним свою дальнейшую судьбу. Вообще, жизнь раскидала мальчишек, знавших друг друга чуть ли не с пеленок.
— Паныч, а Сашкина мать?
— Там же, где и твои, Юль.
— Ясно, — вздохнул Короленко. — Лады, не будем о грустном. Отмечать, знаешь, где будем? В «Старом Дворике»!
— Серьезно? Там еще живое заведение? Круто, что еще сказать…
— Увидишь. Ну, созвонимся, Паныч.
Он отбил звонок и потер виски. М-да, как же странно — мать у Белова была совсем не старая еще, как раз наоборот, моложе теть Наташи и его матери. А как обернулось…
— Лёв, на завтра у тебя есть какие-то планы?
— Нет, никаких. А у тебя?
— Съездишь со мной? На кладбище.
— Конечно, — сразу согласился Лев.
— Спасибо.
Лев уже давно заметил — Юлька тактилен до невозможности, его нужно обнимать, особенно, когда настроение далеко не безоблачное. Вот и сейчас сидел рядом, притершись близко-близко к боку, потом вообще подумал и забрался на колени.
— Всех обзвонили? Эду я позвонил, он будет один, без какой-то из своих пассий. Вроде бы, все?
— Каринку еще думаю пригласить, все-таки, подопечная.
— Она будет просто в восторге, я почему-то в этом более чем уверен.
— Ну, как же, любимый Киса-сан в брак вступает, да еще и в такой. Каринка обожает эти японские комиксы, как их там…
— Манга. Не надо, я это тоже читал. И аниме смотрел.
— Она нас уже давно просчитала, — усмехнулся Юлий. — И про одинаковую одежду она тоже знает, шарфы эти, хорошо хоть не одинаковые по цвету, зато во всем остальном…
— Да уж. Ты звони девочке, приглашай.
Юлий дотянулся до телефона, не давая Льву сползти с его коленей и устроиться рядом. Так, когда он обнимал его, чувствовал практически всем телом, было намного приятнее.
— Сестра Антонина, извините за поздний звонок… Да, хотелось бы Карину услышать. Конечно, подопечная же. Спасибо, жду.
Через несколько минут трубку взяла Карина.
— Алло, Юлий Салимович, что случилось?
— Карин, мы с Львом Александровичем приглашаем тебя на наше бракосочетание.
— Уииииииииии!
Лев закашлялся.
— Карина, что за вопли французской свинки? — послышалось со стороны.
— Простите, сестра Антонина, не сдержалась, — покаялась девочка, но было ясно, что это раскаяние — только видимость.
— Восьмого числа, — закончил приглашение Юлий.
— Я приду! Обязательно! Непременно!
— Сестра Антонина тоже идет. И София Степановна… Снегурочка. Можешь попросить их помочь тебе с платьем и прочим.
— Хорошо! Свадьба! Круто! Настоящая!
— Настоящее не бывает. Ну, все, выдыхай, успокаивайся, еще успеешь навизжаться. Восьмого, не забудь. Спокойной ночи, Карина.
— Спокойной ночи, Юлий Салимович. Передавайте привет Кисе.
— Карина!
— Ой, простите, мое почтение Кисе-сан!
— Так уже лучше.
Телефон у Юлия стоял на громкой связи, и «Киса-сан» сейчас прижимался лицом к плечу жениха, тихо давясь смехом пополам с негодованием.
— Все, теперь я от «Кисы» не отмоюсь, — пожаловался он.
— Ну, давай смотреть на вещи трезво, — Юлий сдержал смешок, — тебе очень идет это прозвище. Очень. Даже если учитывать, что мало кто из учеников видел тебя в домашней обстановке, интуиции их можно позавидовать.
— Если ты так говоришь, то я согласен.
— Идем спать? Встать придется пораньше, часов в девять, заехать в какой-нибудь цветочный. Розы и японские хризантемы купить.
— Хорошо.
Лев предпочел Юлия из объятий не выпускать всю ночь, прижиматься, согревать, давать понять, что он рядом. Ему и самому нужно было чувствовать, что его медведище рядом, уютно сопит в макушку, даже во сне умудряясь держать его бережно и не наваливаться всем немалым весом.


Глава двадцатая

Утром они проснулись одновременно от того, что коты проскакали прямо по спящим.
— Лучше всякого будильника, — охнул Лев.
— Однако весьма точно, — Юлий добыл сотовый из-под подушки, разлепил один глаз и посмотрел на время. Телефон в его руке разразился «Полетом валькирий». — Пора вставать, солнце мое. Как ты смотришь на сырники со сметаной и медом на завтрак?
— Сквозь полуприщуренные веки.
— Значит, тебе первому умываться, пока я тесто замешиваю, — усмехнулся Юлий.
Лев не возражал, отправившись к холодной воде, приведшей в чувство. Зима, когда так сладко спится под теплым одеялом. А вообще что-то он разбаловался. Обычно на каникулах и в выходные вскакивал в девять — и ничего, отлично высыпался. А сейчас и в десять не хочется выбираться из-под одеяла. Но надо.
Их ждала поездка на кладбище. Это ведь тоже часть традиции: если бы были живы Юлькины родители, они бы просили благословения у них, как у Вольговских-старших. Но раз нет, почтить их память будущие супруги обязаны вместе.
— Все, я бодр и полон сил! Почти, вот еще поем эти замечательные сырники…
— Ешь, я умываться, — Юлий по дурной привычке чмокнул его в макушку и ретировался в ванную, оставляя один на один с блюдом золотистых, ароматных, мягких сырников.
Лев ополовинил блюдо, затем решил, что хватит, иначе джинсы не застегнутся. Остальное схомячил Юлька, быстро выпил чашку чаю, помыл посуду.
— Одеваемся, солнце, сегодня еще дел куча.
— Одеваемся.
Зима решила вспомнить, что ей тоже положено немного солнца, снег искрился и переливался. Очень хороший день. Очень холодный, солнечный и отчаянно-синий от неба, на котором не было ни облачка. Они доехали до рынка на автобусе — повезло, вынырнул из-за угла как раз, когда проходили мимо остановки; зашли в несколько цветочных, придирчиво выбирая алые розы и золотисто-солнечные хризантемы. Лев купил еще белые розы — от себя.
На кладбище снега было немного, хотя тропинки прочищать тут никто особенно не спешил, сторож довольно лениво помахивал лопатой около своего домика. У него Юлий и взял одну из лопат, уверенно потопал вперед, расчищая дорожку для Льва. Идти было достаточно далеко, кладбище было старым, участки были разбросаны хаотично — лес же, какие там ровные ряды. Перед нужным Юлий остановился, вздохнул: могилы немного приводили в порядок Пановы, но все равно участок зарос бурьяном, щетинившимся сейчас из-под снега черными головками полыни и кладбищенского мака. Трехгранные стелы-памятники с табличками отмечали места могил, на них Лев и ориентировался, складывая цветы.
— Янина Витольдовна и Салим Асадович Короленко, — прочитал он.
— И Дария Милошевна Богорадская — моя бабушка по матери.
— Сплошные львы вокруг тебя, смотрю, — улыбнулся Вольговский.
— А? — не понял Юлий.
— «Асад» по-арабски — «лев».
— Да… в самом деле. Судьба, Лёвушка, — кивнул Юлий, смахнул снежную шапку с отцовской стелы. — Мама, папа, бабушка, я привел к вам того, кто мне очень дорог и мною любим. Я прошу вашего благословения…
Они оба замерли на пару минут в молчании. Луч солнца как-то особенно ярко блеснул на навершиях стел.
— Спасибо, — севшим голосом проговорил Короленко.
— Цветы, — шепотом напомнил Лев.
Юлий спохватился, положил по две алых розы на каждую могилу, на бабкину — еще и две хризантемы.
— Идем, солнце, весной приедем, надо будет привести тут все в порядок.
— Идем.
Всю обратную дорогу Лев держал его за руку, нимало не стесняясь. Пусть его Юлька внешне хорохорился, держался с таким видом, словно ему уже не больно вспоминать, но обмануть это могло Вольговского только в первый раз, когда он еще не знал своего жениха так, как сейчас. Было и больно, и тяжело, и поддержка ему была, ой, как нужна. Дома Лев его сразу утащил на диван, валяться в обнимку. Полчаса они просто пролежали, даже не целуясь, только обнимая друг друга.
— Так, я ведь многое хотел за сегодня успеть, — придя в себя, смущенно усмехнулся Юлий. — Но, раз уж мы дома, давай, пообедаем, а потом дела. Нужно съездить присмотреть костюмы, заказать машину, купить шампанское.
— А не рано для шампанского?
— А что ему сделается? Хотя… да, ты прав, после пятого цены упадут, тогда и купим.
Лев угукнул, поцеловал его.
— Займусь обедом.
— Я помогу, — Юлию совсем не хотелось оставаться одному, а порезать мясо или лук, или что-то еще, тихонько сидя в углу и не мешаясь под руками Льва — почему нет?
— Хорошо. Вместе делать что-то — это всегда прекрасно.
Вот кончатся каникулы, и они будут вместе готовить в лучшем случае ужин, а пока есть возможность побыть вдвоем как можно дольше, надо пользоваться.
— Надо бы еще узнать про окна… — спохватился Лев.
— Пообедаем — и позвоним Рэмбо, — согласился Короленко.
— Надеюсь, все нормально. И больше не будет стеклопада. Зимой это совсем не радует.
После изысков новогоднего стола тянуло на пищу попроще, к тому же, еще оставались салаты, которые следовало доесть, а копченостями был просто забит один отсек холодильника. Решили приготовить простую тушеную с овощами и картошкой свинину, благо, были нежирные кусочки.
После обеда Лев принялся просматривать, какие магазины с одеждой сейчас вообще работают.
— Думаю, числа до пятого нам мало что светит в плане выбора.
— Вот за то и не люблю я длинные праздники, — бурчал Юлий, — делать же совершенно нечего. В прошлом году я вообще все праздничные дни на работе обитал, была у меня там пациентка трудная, капризничала постоянно. И не заметил даже, как пролетело время. Может, ты тоже покапризничаешь? — уставился на Льва, состроив на лице умильное просительное выражение.
— На тему чего? — Лев рассмеялся.
— Даже не знаю. Ты же у меня умница, солнце, придумай сам?
Бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться. На кухне раздался грохот, Лев рванул туда.
— Твою мать…
Прекрасный чайник, верой и правдой служивший ему столько лет, решил уйти на покой.
— Хочу новый электрочайник!
Юлий сложил руки на груди и поклонился:
— Слушаюсь и повинуюсь, о, рахат-лукум моего сердца, — после чего открыл шкафчик и достал коробку с точно таким же чайником — тем самым, который Лев ему в общаге презентовал, так сказать, на новоселье.
Получилось смешно и почти сказочно. Ветерана похоронили в мусорном ведре, новый чайник был водружен на подставку и кипятил воду для введения в эксплуатацию.
— Давай Иосифа Соломоновича навестим? Ходит он плохо, вдруг ему помощь нужна, в магазин сходить или еще что?
— Давай, хорошая идея! — обрадовался Короленко.
По нему было видно: сидеть сиднем и ничего не делать — хуже смерти, про таких говорят, что шило в заднице колупает, и Лев подозревал, что не завтра, так послезавтра Юлий взвоет раненым медведем и умчится в приют, волонтерствовать. Или еще куда-нибудь.
Сосед их визиту очень обрадовался, сразу же повлек показывать всю свою огромную библиотеку.
— Жаль, что содержать ее я в прежнем порядке не могу, на лестницу и не забраться.
Они тотчас вызвались помочь. В глазах старичка-профессора зажегся хитрый огонек, хотя, по большому-то счету, они бы и без его хитростей помогли. Книг было много, приведение библиотеки в порядок заняло все время до вечера. Зато Иосиф Соломонович в благодарность за работу напоил их вкуснейшим белым чаем.
Лев с трудом заставлял себя не зависать над каким-нибудь книжным раритетом восемнадцатого века, пока помогали профессору Гинзбургу. Это было трудно, почти невозможно — каждая книга в огромной коллекции раритетом и была, каждую хотелось взять, осмотреть, пощупать, вдохнуть пыльный запах старой бумаги. А потом с головой окунуться в чтение.
— Вы приходите, приходите, не стесняйтесь, Лев, — радушно предложил Иосиф Соломонович. — Я же вижу, что вам нравится читать, и что вы будете аккуратны с книгами.
— Очень аккуратен, — горячо уверил его Лев.
И вечером практически до самого сна возбужденно рассказывал Юлию, какие сокровища хранятся за неприметной дверью квартирки на втором этаже их дома. Тот только усмехался, успокаивал его легким массажем головы и плеч.
— Это просто невозможно, я никогда и не мечтал о таком, это же просто чудо, — и дальше такие же бессвязные излияния восторга.
Уснул он только после акупунктурного массажа, который позволил расслабиться и успокоиться. А Юлий еще долго не спал, вспоминая, как впервые разговорился со старичком-соседом: высоченный, нескладный еще подросток с вечно стесанными до мяса кулаками, насупленными бровями и синяками. Тогда он еще не потерял родителей, не встретил сестру Антонину и не обрел смысл своей жизни. Тогда Юлия пригласили в квартиру, посмотреть книги.
— Вам может что-нибудь понравиться, у меня много книг по всем направлениям.
Книги тогда троечника Юльку волновали мало, но он пошел, хотя бы затем, чтобы донести пакет с тяжеленной книжищей, который тащил старичок, до его квартиры. Библиотека профессора потрясла его воображение. В ней не было вечно галдящих детей, строгой библиотекарши, зато была тишина, приглушенный свет, пробивающийся из-под римских штор, особый запах… и разрешение пройти и выбрать книгу, которую захочется прочесть.
— Читать нужно не спеша и вдумчиво, тогда будет полное удовольствие от книги.
Тогда он выбрал старинное издание «Капитана Немо», первое, переведенное на русский язык, с ятями и прочими изысками, тысяча восемьсот семьдесят второго года. Продираться через него было сложновато, но довольно увлекательно, хотя попадалось много незнакомых слов. Сперва он стеснялся спрашивать, что они значат, потом все же решился. Профессор принес ему словарь устаревших слов.
Незаметно, исподволь, Юлька привыкал не только бездумно поглощать книги, но и обсуждать их с Иосифом Соломоновичем. А потом грянула беда, и на долгие несколько месяцев Юлька погрузился в странное состояние непреходящего бессильного гнева и горя. Тогда Иосиф Соломонович снова зазвал его к себе, посоветовав посидеть и подумать среди своих друзей, что Юлий желает в дальнейшем делать. Просто так сидеть в этом книжном храме Юлька не мог, он отправился бродить вдоль стеллажей, время от времени вытаскивая книги, пролистывая и ставя на место. Под руку попался огромный, внушающий трепет, том «Физиологии», все с теми же ятями, с пожелтевшими страницами, с переложенными папиросной бумагой иллюстрациями, напечатанными на более толстой бумаге. Юлька не заметил, как устроился прямиком на полу, привалившись плечом к стеллажу, прикипев глазами к страницам книги, которая впоследствии изменила его жизнь. Он зачитался так, что пропустил и обед, и ужин, отвлек его Иосиф Соломонович от чтения с немалым трудом.
— Я знаю, кем хочу стать, — заявил ему подросток, подняв от книги покрасневшие глаза.
— Это славно, свет мой, но сегодня надо поспать.
Пришлось вернуть книгу на полку, запоминая, где она стоит, и идти домой. Но именно тогда у Юльки появилась цель. А встреча — и теперь можно было бы поинтересоваться у старика, а случайная ли она была? — с сестрой Антониной стала для него даже не толчком, пушечным выстрелом, придавшим ускорение в сторону мечты.
— Юль, тебе чего не спится? — сонно пробормотал Лев, приоткрывая один глаз.
— Так, ударился в воспоминания. Спи, солнце, — Юлий обнял его, уткнулся в рыжую макушку, вдыхая травянисто-фруктовый аромат от волос любимого, закрыл глаза.

День свадьбы приближался. Хотя на пути к семейному счастью возникло одно препятствие — Юлия одеть на свадьбу в гражданское оказалось затруднительно.
— У нас нет костюма вашего размера, — ответ во всех магазинах одежды был одинаков.
Он вздыхал и шел в следующий. И получал очередное: «нет вашего размера». Пока, после десятка отказов, возвращаясь домой, не встретил во дворе вышедшего подышать воздухом профессора Гинзбурга. Тот немедленно принялся расспрашивать, заметив завуалированную понурость своего «юного друга». А, узнав, в чем проблема, всплеснул сухими ладонями и потащил Юлия за собой — куда-то в соседние дворы, в такой же дом, только на первый этаж.
— Миша, открывай, я слышу, как строчит твоя тачанка! — позвонив несколько раз в звонок, вскричал впавший в некоторую ажитацию Иосиф Соломонович. — Открывай немедленно, у меня к тебе срочное дело!
— В чем срочность? Ты собрался жениться и прямо завтра?
— Не я, Миша, не я.
Дверь открылась, когда обитатель квартиры снял цепочку, и Юлий увидел практически иллюстрацию к роману Зощенко или одесскому анекдоту: сутулого, плешивого старичка-еврея, с портновским метром на шее, игольницей на резинке поверх черного нарукавника на запястье и в очочках со скромной позолоченной оправой. Портной смерил его внимательным взглядом, поцокал языком:
— И шо, это таки срочно?
— Это нужно вчера, Миша. Посмотри, этот мальчик скоро вступит в брак. И что я скажу родне его жениха за то, что у мальчика есть лишь трусы?
— И ты таки предлагаешь мне одеть мальчика за один день?
Юлий очнулся, когда уже стоял посреди комнаты, растопырив руки, а портной Миша сновал вокруг него, как трудолюбивый мураш, обмеривая, записывая что-то в засаленный блокнотик, вынимая карандаш из-за уха.
— Какого цвета будем делать костюм? В полосочку? В клеточку? Не приведи Боже, черный?
— Не черный. Не в клеточку, — отмер Юлий.
— Ну, слава Богу, мальчик заговорил! Йося, я думал, бедному его жениху достанется немой атлант, думал — зачем мальчику костюм, ему нужна набедренная повязка и балкон, чтоб держать его.
Иосиф Соломонович залился смехом.
— Юлик, свет мой, какой костюм будет у твоего Лёвушки?
— Белый. А галстук зеленый. А Лев рыжий.
— Феерично, но, Йося, если я одену мальчика в бэлый, это будет катастрофа! Это будет «ничего себе пельмешка», Йося!
— Миша, не кипишуй. Шо ты таки предлагаешь?
— Я предлагаю серый цвет. Он будет похож на мыша с сыродельни, но это не будет бэлый кит.
Юлий слушал этот еврейский говорок и давился смехом.
— Я согласен на мыша.
— О, Йося, я слышу глас разума в мальчике. Завтра с утра он, надеюсь, не заблудится и придет-таки на примерку? — портной посмотрел на Короленко поверх очочков.
— С утра — это конкретно во сколько? — уточнил тот.
— В девять утра.
— Так рано? — вырвалось у Юлия.
— Юноша, я вам не криворукое недоучко с Баумановской. Я — мастер!
— Верю-верю, — закивал Юлий.
— Завтра в девять. Иначе вы будете позориться в пиджаке без пуговиц.
— Что вы, мастер, как можно! Буду непременно.
Профессора Гинзбурга Миша-портной вытолкал вместе с Юлием, бурча, что ему надо работать, а не отвлекаться на разговоры, если Йося хочет увидеть мальчика в пиджаке не только с пуговицами, но и с рукавами.
 — Что ж, проблема решена, — довольно кивнул профессор.
— Спасибо вам, Иосиф Соломонович, — с чувством поблагодарил его Юлий. — Я прямо не знаю, что бы я делал… Вернее, знаю — надевал бы парадную форму, а так не хотелось.
— Ничего. Теперь у тебя будет отличный костюм.
— Вы знаете, первый в моей жизни с тех пор, как… как я уехал отсюда.
— Ты будешь в нем просто красавцем, — уверил его профессор.
— Ох, надеюсь. Еще раз спасибо вам! А ведь вам, Иосиф Соломонович, быть мне посаженным отцом вместе с сестрой Антониной.
— Мальчик мой, — старик растрогался. — Я даже и не думал…
— Вам-вам, профессор. После родителей и бабушки вы с теть Тоней были теми, кто дал мне новую жизнь.
Его погладили по руке, выше профессор не доставал. Юлий тепло попрощался с ним и отправился домой, отчитываться Льву о достижениях.
— Здорово, — тот обрадовался. — А теперь садись ужинать.

Чем ближе был день свадьбы, тем сильнее в глубине души Льва натягивались все струнки, заставляя его даже уже не нервничать — замирать в хрупком внутреннем покое из опасения, что какая-то струна не выдержит и порвется. Наконец, наступило восьмое число. Лев с утра потерял аппетит и покой, ходил бледный и отчего-то волновался. Заставлять его позавтракать Юлий не стал, он и сам с трудом упихнул в себя бутерброд вместе с чашкой кофе. К девяти приехали Вольговские и все остальные родичи Льва.
— Волнуетесь? — посмеялся Александр.
— Д-да…
— Немного, — согласился и Юлий, от нервов срывавшийся на сочный бас.
— А зря… Ничего страшного нет. Наоборот, радостный день.
С утра обзвонили всех приглашенных, уточняя, приедут или нет, адрес ЗАГСа, время. Сестра Антонина явилась к десяти, как посаженная мать, привела Иосифа Соломоновича.
— Хорошо хоть, свадебных букетов не будет, — вымученно пошутил Лев.
— А! Бутоньерки! — вскочил с места и унесся в спальню Юлий, принес оттуда небольшую коробочку с логотипом свадебного салона.
— Мальчики, пора уже выезжать, — позвали их.
Короленко аккуратно закрепил на лацкане белого костюма своего жениха бутоньерку из живой красной розы и нескольких листиков, такую же, как у него, взял его за руки, согревая холодные от нервов кисти.
— Мы готовы?
— Мы готовы, — кивнул Лев, приходя в себя.
— Идем, солнце.
От традиционных колец на крыше машины, цветов и прочего они отказались, так что только алые и белые ленты на капоте указывали о ее предназначении. Длинная черная «Звезда» ждала их, салон был теплым, вместительным. Женихи, родители и посаженные родители поместились без труда.
Улицы лениво заполнялись машинами, у кого-то начиналась рабочая послепраздничная неделя. Работать в которую никому не хотелось. Но до ЗАГСа они добрались без пробок.
— Вольговский и Короленко? — распорядитель нашла их фамилии, кивнула: — Пятый зал, пожалуйста, вас ждут.
Марш Мендельсона заставил Льва нервно сжать руку пока что жениха. Первыми в зал вошли родители, встали по бокам от красной дорожки и регистрационного стола. Потом Юлий потянул за собой Льва, шепотом уговаривая его:
— Только не сбегай, солнце.
Лев такими глупостями заниматься и не собирался, но шутка вышла веселая и вернула хорошее настроение и обычную собранность. В зале их уже ждали все остальные гости, и они прошли по дорожке, остановившись у стола.
— Дамы и господа, мы собрались сегодня здесь, чтобы связать узами брака двух истинно любящих людей — Юлия и Льва.
Лев понадеялся, что на свадебных фотографиях они оба не будут выглядеть как два кролика, белый и серый. Или гуся — один серый, другой белый, два веселых гуся…
— Готовы ли вы, Лев, взять в законные мужья…
Лев едва не прозевал момент, когда нужно было сказать «да». Юлий ответил свое «да», чуть крепче сжав его руку.
— Обменяйтесь кольцами.
Кольца заняли свое место на пальцах, ознаменовав создание новой ячейки общества. Целоваться их, слава Богу, не просили, позвали поставить подписи в Книгу записи актов гражданского состояния, вручили свидетельство о браке — пластиковую карту, такую же, как ордер на квартиру, только золотистого цвета, выдали карты-паспорта с внесенными отметками об изменении статуса.
— Гости могут поздравить новобрачных.
Поздравления они принимали с улыбками, и все так же держась за руки. Правда, пришлось разжать ладони, чтобы обнять по очереди родителей и посаженных родителей, потом выдержать крепкие рукопожатия коллег и Панова.
— А теперь в кафе, — самая вкусная часть торжества Льва радовала, хотя он был уверен, что не сможет проглотить ни кусочка.
Зал они забронировали на пять часов, правда, оба не были уверены, что так долго кто-то из гостей просидит за столом. В час пополудни все гости уже подняли наполненные шампанским бокалы в честь новобрачных. Для младшего поколения был приготовлен отдельный столик, с безалкогольным шампанским. Застолье тоже получилось по-семейному уютным и праздничным, без тамады и конкурсов, с парой бутылок шампанского на всех. Зато закуски в кафе подавали замечательные, Лев соблазнился попробовать.
Первыми откланялись Пановы и Владислав со своими детьми, отдарившись за скорый уход подарками и еще раз поздравив новобрачных и нажелав кучу добра. Потом ушли сестра Антонина, Сонечка и Карина. Морозова вообще сияла, как солнышко, радуясь за опекуна и любимого учителя, в этот раз даже, безудержно краснея, поцеловала обоих. Следом убежал и Эдуард, пообещав, что поддержит морально в школе. Ирина Иннокентьевна покачала головой, но тоже пообещала свою поддержку.
— Естественно, коллеги, я попрошу вас не выставлять свои отношения напоказ.
— Разумеется, — уверил ее Лев. — Никоим образом.
— Вот и молодцы, — немедленно оттаяла Рэмбо. — И вообще молодцы, ребята, вы, мне кажется, отличная семья.
Она тоже ушла, вручив им свой «скромный дар» в красочном конвертике.
— Что ж, давайте вас домой закинем — предложил дядя Володя. — И будете праздновать уже узким кругом из вас двоих.
— Мы только за, — переглянувшись со Львом, кивнул Юлий.
Иосиф Соломонович попрощался с ними на лестничной клетке, еще раз потряс сухонькими старческими руками их руки:
— Какие же вы молодцы, какие молодцы. Счастья вам, мальчики.
— Чувствую, что счастья у нас будет много, — Лев оглядел коробки и конверты в прихожей.
— Это же хорошо, — усмехнулся Юлий, прижал его к себе. — А я, наконец, смогу сказать тебе «мой дорогой муж».
— Мой дорогой муж, — Лев подставил губы для поцелуя.
И поцелуй был ему подарен — долгий, нежный и горячий. Как и все остальное. Все.
Коты сегодня как-то присмирели, словно чувствовали важность момента. Только поздно ночью, когда двуногие хозяева угомонились, наплескались в ванне, прибрали все подарки и конверты подальше от хвостатого племени, оное прокралось в спальню и привычно облегло по бокам, а там и угнездилось сверху, являя иллюстрацию к «пирамиде власти».
— Обнаглели, — сонно проворчал Лев.
Но стряхивать Мрака со своей спины не стал, тепло тяжелой кошачьей тушки очень быстро окончательно усыпило его.


Глава двадцать первая

— Так не хочется на работу, — пробормотал Лев утром. — Но надо. Все, учительские будни и подготовка к четверти.
— Надо, — согласился Юлий, пришедший будить его вместе с котами. — Мне в управу, получать лекарства и вакцины под роспись.
— Ага. Увидимся уже вечером…
— Да нет, почему вечером? Мне же все добытое непосильным бюрократическим трудом еще в школу тащить и прятать в сейф, — рассмеялся Юлий. — Так что встретимся на обеде в учительской, по пути куплю чего-нибудь перекусить и коробку пирожных, поздравить наших дам с прошедшими праздниками.
— Хорошо, встретимся на работе, — согласился Лев.
Разбежаться пришлось сразу от подъезда в разные стороны, и Вольговский вздыхал все время, что потратил на дорогу. К хорошему привыкаешь быстро. Иногда — слишком быстро.
На него внимание обращали мало, видимо, привыкли, что смотреть не на что. И это было хорошо, не хотелось отбиваться от любопытных коллег в первый же рабочий день. Но руку он все равно старался прикрывать журналом. Не повезло, все-таки углядели.
— Лев, а что это у вас колечко на пальце поблескивает?
— Да вот…
— Вы женились?
Глупый вопрос был, конечно, и он искренне не понимал, зачем его задавать? И так ведь ясно, что если кольцо на безымянном пальце, значит — обручальное.
— Добрый день, коллеги! — жизнерадостно прозвучало от двери, в которую Юлий пытался протиснуться так, чтобы не помять коробку с пирожными. — С прошедшими вас!
Все уставились на его руку, на которой блестело точно такое же кольцо, потом перевели взгляд на Льва. Тот сделал вид, что не замечает вопросительных взглядов.
— А что случилось? — удивленно спросил Юлий, опуская коробку на стол возле чайника. — Хотя, я догадываюсь — первый рабочий день.
— У вас кольца одинаковые, — заметила Теодора Павловна. — В одном салоне брали?
— Так точно, Теодора Павловна, — улыбаясь, отрапортовал Короленко. — Дамы, господа, кому чай, кому кофе?
— Мне чай, а мне кофе.
— А когда с прелестной супругой познакомите, Юлий?
— Кхм… С супругой? Наверное, никогда, — он прикусил губу, чтобы не рассмеяться, глядя на вытянувшиеся лица коллег.
— Как же так?
— Отчего же?
— Потому что у меня нет супруги? — приподнял бровь в легкой насмешке Короленко. — Ирина Иннокентьевна, ваш чай. Влад, ваш кофе. Дамы, прошу, пирожные.
— Тогда супруг?
— О, Боже мой, неужто… Лев, вы что…
Пирожные и чай были забыты, все обступили Льва и Юлия. Короленко приобнял мужа за плечи, стараясь удержать на лице добродушную улыбку, хотя больше всего ему хотелось морщиться от кудахтанья дам, как от навязчивой головной боли. В целом к ним отнеслись доброжелательно, хотя были и те, кто отвернулся и от них, и от пирожных. Немного, но они были. В основном, именно из старшего поколения. Юлий искренне не понимал, почему так? Почему до этих людей так и не дошла простая истина: главное — искреннее чувство, а уж между однополыми партнерами оно или разнополыми, совсем не должно волновать окружающих. Зато остальные поздравляли их, потом увлекли к столу, пить чай. Лев отговорился головной болью и сбежал из учительской. Было отчего-то очень обидно. Он понимал, что так вполне может быть, что не все примут их брак. Но как-то было противно и муторно внутри.
— Лёв? — Юлий опять подошел неслышно, обнял. — Не расстраивайся так.
— Просто не ожидал. Казалось бы, какое им дело?
— Ну вот именно. Какое им дело до нас, а нам уж точно никакого дела до их мнения. Правда?
— Наверное. Ты закончил с делами в медблоке?
— Да, уже закончил. А ты?
— Тоже. Домой? — Лев постарался успокоиться.
— Можем прогуляться, погода просто великолепная. Хочешь?
— Да, — оживился Лев. — Давай прогуляемся. Потом обещают морозы.
— Крещенские же, — усмехнулся Юлий. — Пойдем. Побродим по парку, там должно быть сейчас тихо и красиво.

Красиво в парке было точно, а вот насчет тихо можно было поспорить. В преддверии грядущих морозов родители вывели детей на прогулку. Кое-где лыжники проложили свои маршруты, на берегу пруда вообще стоял сплошной визг и смех — малышня, да и взрослые тоже катались на огромных надувных «плюшках», ледянках и даже просто картонках с горки.
— М-м-м, я бы тоже скатился, — усмехнулся Короленко.
— Пойдем? — предложил Лев. — Взрослые тоже развлекаются.
— Пойдем. Главное, не порвать штаны, — рассмеялся Юлий.
Лев осмотрел горку, решился тоже скатиться. Вроде как-то неудобно… Наплевать. Ему тоже хочется веселиться.
Они накатались до того, что у Льва закружилась голова. Да и брюки промокли от снега, и перчатки. Повезло сесть в автобус, так что через полчаса Лев уже отогревался в ванне, а Юлий заваривал чай и наливал мед.
— Уф-ф! Я так с детских лет не веселился, — Лев блаженствовал.
— Главное, не аукнулось бы, — Юлий притащил поднос с чашками и пиалкой с медом прямо в ванную, поставил на табурет рядом с ванной. — Пей, давай, чтоб прогреться и снаружи, и изнутри.
— И ты тоже согревайся, думаешь, я один замерз?
— Обязательно, солнце мое. Тебе сегодня еще с учебными планами работать, или ты все уже сделал?
— Я все сделал уже очень давно, у меня на все классы написано по всем программам, копия в компьютере, распечатано по два экземпляра… Иди сюда, муж мой.
Юлий усмехнулся и придвинулся ближе, перетащил его на себя, поливая горячей водой из горсти грудь и плечи, целуя в шею.
— Начинаю согреваться, — Лев прищурился.
— Я знаю, как тебя согреть еще сильнее, — промурлыкал Юлий, — если захочешь.
— Очень хочу. И что за чудодейственный способ?
— М-м-м, привстань?
Лев приподнялся, глядя на мужа. Юлий извернулся, переворачиваясь, становясь на колени, опираясь сложенными руками на бортик ванны, оглянулся на него, усмехаясь с таким видом, словно спрашивал: «Вам требуется особое приглашение, господин Вольговский-Короленко?»
— Это нас обоих согреет, определенно…
Способ прогревания после морозной улицы оказался чудесным и весьма приятным. А главное, заставил забыть о том, что кому-то там не понравилось, что они вместе. Пошли они все к черту, на кулички.

Четверть началась, скучная и обычная, морозы никому желания на учебу не прибавляли. Однако это была почти финишная прямая к экзаменам, у кого-то и к ЕГЭ. Приходилось отчаянно зубрить материал и ждать весну. Кто-то болел, кто-то нервничал, кто-то из учителей чуть ли не на каждой перемене бегал к медкабинету померить давление и попросить то валидола, а то и нитроглицерина. Кольца Льва и Юлия были замечены и сразу же вызвали бурное обсуждение, стихавшее при приближении кого-то из супругов.
— Детишки, — бурчал Лев.
— Не обращай внимания, солнце, выпускники выпустятся и забудут, десятиклашки тоже забудут за лето.
— А остальные? Ладно, пообсуждают и успокоятся.
— Вот именно. Терпение, о, мой царственный огнегривый хищник, терпение, — улыбался ему Юлий.
С подачи Рэмбо, которой на мозги накапали родители, он организовал проверку столовой, пришлось срочно искать замену уволенной поварихе, нарушавшей санитарные нормы.
— Там теперь точно можно есть? — уточнил Лев.
— Можем протестировать, если что, антацидного геля у меня хватит, — кивнул Короленко.
Лев отправился проверять питание, вынес вердикт: съедобно и даже вкусно.
Рэмбо на пенсию не собиралась, на осторожные расспросы Льва гордо вскинула голову:
— Не дождутся, Лев Александрович, не дождутся. Меня отсюда разве что вперед ногами вынесут.
Победа, конечно же, с помощью квалифицированных юристов, над недобросовестными подрядчиками словно бы придала ей сил и окрылила.
— Все так чудесно, — Лев только что не мурлыкал. — Она останется нашим директором.
— Вот и славно. Что там нас ждет? Весенний бал? Какую тему выбирает наш бессменный распорядитель? — Юлий в самом деле был заинтересован проведением бала. Нужно было немного отвлечь старшеклассников.
— Я пока не знаю… С темами все плохо, ты сам видел.
— Устроим бал цветов? А перед ним — большую лотерею. Кто какой цветок выиграет, тот так и наряжается.
— А давай, — обрадовался идее Лев. — Хочу посмотреть, как нарядиться гладиолусом.
Юлий посмеялся, но к выбору цветов подошел тщательно. Приглашения на предбальную лотерею были разосланы «екатеринкам», «птенцам» и в те школы, что участвовали в прошлый раз. Снова были напечатаны афиши, развешены по школе. Эдуард, матерясь, но больше от энтузиазма, делал лотерейный барабан из оргстекла. В этот раз девушки из «Гаврилинки» затребовали своего участия. Юлий понял, что сам не справляется, вытряс помощь из биологини, вместе с ней корпел над цветочными справочниками, подыскивая иллюстрации в интернете: на фанте-билете должен был быть нарисован тот цветок, под который следует нарядиться вытащившему фант.
— Кажется, все, — наконец, решил он. — Цветов даже с запасом.
Подготовку к балу вытаскивали впятером, с посильной помощью, больше моральной, конечно, директора: Юлий со Львом, Сонечка и Владислав с Эдуардом. Остальные учителя разделились на сочувствующих и противников. У последних в костяке были те четверо, кто изначально противопоставил себя Вольговским-Короленко. Они и сейчас брезгливо кривились и старались не смотреть в сторону пары. И Юлий радовался уже тому, что Лев держится, хотя ему неприятно, и это еще слабо сказано.
Однако бал все-таки состоялся, красивый и пышный. Девушки решили проблему костюмов просто: надели шляпки в виде цветов. Юлий не знал, кто им подсказал такой простой и изящный выход. Подозревал, конечно, но Сонечка так и не призналась.
— Такой букет, — восторгался Лев. — Они так шикарны.
Кроме документальной съемки для своих было городское телевидение. Это уже подсуетилась Рэмбо. И не только телевидение, но и пара журналистов. На следующей неделе в газетах появились обстоятельные репортажи о «Гаврилинке» и ее «традиционных балах». Пришлось всем недовольным кисло улыбаться Льву и предлагать помощь в организации следующего празднества.
— Такая помощь меня в гроб вгонит, — шипел Вольговский.
— Да у нас, вроде бы, сработавшаяся команда? — усмехался Юлий. — На кой нам чужие неловкие руки и не желающие к тому же помогать?
— Я на сегодня домой. А ты?
— Бассейн, солнце. Буду к шести.
— Лады. Вот же, привязалось…
Юлий только рассмеялся, целуя его. Слава Богу, разговаривали в медкабинете, а Сонечка за каким-то надом убежала к четвертым классам. Впрочем, они оба знали, за каким — там учились близнецы Владислава.
— Буду очень-очень ждать, — Лев поспешил уйти, в стенах школы его даже свидания с мужем не радовали.
Третья четверть пролетела практически незамеченной, каникул словно и не было, все были слишком загружены. Приближалась вторая «черная неделя»: скоро будут писать пробники, и учителям будет не до личной жизни и не до жизни вообще. Причем достанется не только преподавателям, школьникам тоже придется весьма несладко. Хоть учителя и пытались оказывать психологическую помощь, но это порой не спасало. Елизавета Ивановна в это время просто готова была разорваться на части, чтобы помочь всем и каждому. В прошлом году ее отпаивали саму валерьянкой в учительской, когда медсестра просто закрыла кабинет и спокойно ушла домой. Сейчас у нее будет помощь в виде Сонечки и Юлия, но и этого мало, а что делать-то? Оставалось надеяться, что хотя б в этом году ученики будут достаточно закаленные.
Апрель выдался мрачным, то снежным, то просто серо-пасмурным, изредка вылезало робкое, словно неуверенное в том, что пришла весна, солнышко, растапливало снежную жижу.
— Шел семьдесят четвертый день январта, — ворчал Лев, поглядывая за окно.
— Ничего, вот как наступит майюль, будешь знать, — посмеивался Юлий. Потом стал серьезнее: — Сегодня пробники пишутся, да?
— Да. А через две недели придет ****ец, когда будут объявлены результаты.
— Ладно, я постараюсь выбить дежурную бригаду, пусть машина постоит во дворе, на всякий случай.
— Если они решат что-нибудь сделать с собой не в школе, а дома.
— Дома за них ответственность несут родители, — покачал головой Юлий. — А ответственность учителей заканчивается в тот момент, когда ребенок выходит за пределы школьного двора.
— Ладно-ладно, пусть будет дежурная бригада, — согласился Лев. — Ты уже узнавал насчет работы в лагере летом?
— Да, я уже даже записал нас с тобой в волонтерскую дружину, на два заезда — июньский и июльский.
— Отлично. Осталось только дожить.
— Доживем, солнце, доживем. Ну, пора выходить. Обеды я взял, в твое окно приду в учительскую.
— Хорошо.

«Окон» становилось все меньше, количество дополнительных уроков возросло вдвое. Страшная аббревиатура ЕГЭ пугала всех и вся. Юлий притащил в медблок огромный чайник и заваривал успокоительные сборы. За ними приходили не только ученики.
— Я попыталась прорешать пробник, у меня вышло тридцать четыре балла, — Света-историк готова была вцепиться себе в волосы.
Юлий молча налил ей в чашку ароматный травяной чай, взял за запястье, считая пульс. Акупунктура помогала до известного предела, взвинченных и в постоянном стрессе людей точечный массаж уже не успокаивал в достаточной мере. Пришлось раскошелиться на успокоительное.
— И вот так каждый год, — пожаловался Лев. — А ты представляешь, каково детям?
— Примерно представляю. И надеюсь, что с реформой что-то изменится.
— Как показывает практика, каждая реформа только деформирует образование.
— Хм… А если бы тебе предложили поучаствовать в составлении документов, регламентирующих образовательный процесс, что бы ты предложил поменять?
Учителя, сидящие в кабинете, притихли, ожидая ответа Вольговского.
— Отменил бы ЕГЭ и вернулся к сдаче нормальных экзаменов. Или посмотрел, как это делают в других странах и выбрал лучший вариант.
— В основном, везде сдают тестирование, — пожала плечами англичанка. — Типа того же ЕГЭ. Просто подход разный.
— И все дети так же волнуются?
— О, Лев Александрович, я же сказала — подход разный. В странах, где система тестирования внедрена давно, к этому относятся спокойно, потому как тесты пишут с младшей школы и каждый год. Не сомневаюсь, что первоначально у преподавателей были те же проблемы, что и у нас.
— И что же вы предлагаете?
— Я? Я же не министр образования и даже не депутат заксобрания, чтоб предлагать что-то, — фыркнула женщина.
— Значит, остается только работать с тем, что имеем.


Глава двадцать вторая

Все готовились к результатам пробных тестов, как к сражению. Юлий и Лев — в том числе.
И вот они пришли.
— Слава Богу, все в порядке, ниже семидесяти восьми ни у кого нет, — облегченно вздохнул Лев.
— И все-таки, дежурство не отменяем, — Юлий чувствовал какое-то напряжение, так и не рассеявшееся с объявлением результатов теста.
— Если ты считаешь нужным…
Короленко только кивнул. Если он ошибся — извинится и компенсирует потраченное время и нервы коллег чаепитием с пирогами. Если нет…
— Влад, на тебе бассейн, спортзал и раздевалки. Эд, как всегда, подсобки и общая раздевалка. Сонечка, ты дежуришь в медпункте. Елизавета Ивановна, женские уборные. Лев — мужские. На мне — лестничные пролеты и чердак.
На чердаке он и заметил дергающиеся ноги повисшего в петле парня. «Костя. Филенков». Память на имена и лица у Юлия была отличная, а за время работы он уже всех школьников осмотрел и с каждым пообщался. Так что имя и фамилия парня всплыли сами за те секунды, которые понадобились, чтобы вытащить его из петли. И слава Богу, что она была неумело завязана и не затянулась намертво. И слава куратору, который обеспечил всех дежурных по школе карманными рациями. Через пару минут, которые Короленко провел за реанимационными мероприятиями, к нему подоспела помощь. Пришедший в себя Костя угрюмо молчал и ни на кого не смотрел. Говорить с психологом отказывался напрочь.
— Костя, ты понимаешь, что сейчас поедешь вместе со «скорой»?
Он кивнул, потом все-таки пробормотал:
— Мне нужна защита.
— Юль, ему все равно нужен медицинский присмотр, даже если сейчас он под твоей юрисдикцией будет, — заметила фельдшер, убирая жгут, шприцы и ампулы.
— Поедем вместе, — кивнул Короленко.
— Меня в психушку сдадут?
— Во-первых, никто никуда тебя не сдаст, раз уж ты потребовал защиту у «птенца». Во-вторых, пообщаешься с психологом, если не хочешь с ним — поговори со своим куратором, — пояснила фельдшер. — Но обязательно придется с кем-то говорить, понимаешь?
— Я не хочу ни с кем разговаривать.
— Почему, Константин? — Юлий присел напротив него. — Ты понимаешь, что смерть — это не решение проблемы, это просто полное твое исчезновение? Ты именно этого хотел?
— Да. Если меня не будет… Всем будет лучше.
— Кто тебе такое сказал?
— Я знаю.
— Откуда ты знаешь, если тебе этого никто не говорил? Ты можешь ошибаться, — Юлий говорил спокойно, без надрыва и патетики.
— Я не оправдал надежд семьи.
— Вот как? В чем это? В учебе? Лев Александрович сказал, что даже пробники написаны хорошо, а уж реальные тесты — тем более будут сданы. А в остальном — ты еще школьник, какие могут быть оправдания или не оправдания надежд?
— Я психически больной…
Юлий позволил себе усмешку:
— Вот те раз. А ты в курсе, что ни один психически нездоровый человек себя таковым не признает?
— Я не в этом смысле. Я — гомосексуалист.
— Ну и что? Это не заболевание, не отклонение, это такая же норма, как и гетеросексуальность.
— Нет. Это неправильно. Я больной.
— Тогда, наверное, и я больной?
— Наверное, — равнодушно согласился подросток.
— Хорошо, будем лечиться, согласен? Смерть — это не лекарство, к сожалению.
— А это разве лечится?
— Лечится все, кроме смерти. Даже рак и СПИД, а ты не знал?
Костя помотал головой, потом посмотрел с надеждой:
— То есть, я смогу стать нормальным?
— Сможешь, — твердо пообещал Юлий, прекрасно зная: нормальность — понятие абсолютно растяжимое, и здесь главное помочь ребенку осознать, что его сексуальные приоритеты ненормальными отнюдь не являются.
— И никакого впаривания про то, что я должен себя принять таким, какой есть?
— А сейчас это не имеет смысла, — пожал плечами Короленко. — Ты уперся в то, что болен и тебя надо лечить. Значит, будем лечить. Долг врача — не навредить.
— Ладно, — подросток совсем успокоился. — Скажете родителям, что это лечится?
— Если ты расскажешь, что вообще произошло, я буду знать, как с ними говорить. Естественно, под клятву о неразглашении.
Уговаривать подростка пришлось долго, Юлий даже расписку написал для него, в стандартном бланке. И только потом ему поведали печальную историю, которая привела Костю в петлю. Очень скупо, буквально в трех словах:
— Я влюбился… В соседа. А он оказался, ну, не из тех. И родителям пожаловался.
— Вот как. И когда?
— Утром вроде. Или вчера.
— А ты откуда об этом узнал?
— Мать позвонила.
— Ну, хорошо, тебе позвонила мама. Что она сказала? «Сын, ты не оправдал наших надежд»?
Костя вспыхнул и умолк, видимо, Юлий облажался с вопросом.
— Ага, значит, я не прав. Так что же она сказала, Костя? Дословно, если можно.
— Ничего, — буркнул тот. — Отстаньте. Я больше не хочу с вами общаться.
— Значит, мать предупредила тебя, что сосед нажаловался… скорее всего, отцу. И тот рвет и мечет, — Юлий продолжал, потому что если бы Костя не желал разговаривать, он бы просто замолчал.
— Да, теперь вы довольны?! Все, я больше не хочу говорить! — Костя отвернулся.
«Скорая» доехала до больницы, Юлия пригласили на выход.
— Ложитесь, молодой человек, — фельдшер кивнула Косте на носилки.
Тот покорно улегся.
«Плохо», — одними губами сказала женщина.
«Я вижу», — так же ответил Короленко.
Если бы Костя хотя бы возразил, что сам пойдет, было бы лучше. А вот такая покорность и апатия были нехорошим признаком.
— Нужно что-то с этим делать. Пора приглашать дипломированного психолога, думаю…
— Значит, пригласим, — согласился Юлий, хотя в глубине души подозревал, что Костя доверия к чужаку испытывать не будет.
Костя отказался разговаривать вообще со всеми, начиная от Юлия и заканчивая психологом, просто лежал и молчал. Короленко не стал пытаться пробить эту стену лбом, выбрав еще один, обходной путь, понадеявшись на то, что верно истолковал слова Кости. В любом случае, он обязан был сообщить родителям мальчика о случившемся. И лучше он сообщит сначала матери.
— Алло, кто это?
— Лейтенант Короленко, Служба защиты материнства и детства. Я работаю медиком в школе, где учится ваш сын.
— Что-то случилось? — женщина явно сильно встревожилась.
— Случилось. Думаю, было бы гораздо удобнее встретиться с вами в четвертой детской больнице, в холле приемного отделения.
— Я сейчас же еду. Скажите адрес.
— Толстого, сорок шесть, корпус «а».
Она примчалась через полчаса, бледная и нервничающая. Юлий встретил ее у регистратуры.
— Анастасия Ильинична? Лейтенант Короленко. Я звонил вам.
— Что случилось с Костей? — она нервно комкала платок.
— Попытка суицида. К счастью, неудачная.
Мать побледнела еще сильнее:
— Где он? Я должна его увидеть.
— Непременно увидите после нашей беседы. Пойдемте, — Юлий жестом указал направление, провел ее в небольшой кабинет, где, кроме стола, вешалки и двух жестких стульев не было ничего.
Она растерянно посмотрела на Юлия:
— Почему я не могу увидеть своего сына? Я его мать.
— В данный момент Костя находится под моим патронажем по праву на защиту. Вам это говорит о чем-нибудь?
Она покачала головой:
— Нет. Когда я его увижу?
— Я уже сказал, когда мы с вами побеседуем. Я прошу вас очень внимательно выслушать меня, — терпения у Короленко было достаточно, голос оставался ровным и доброжелательным.
Он кратко объяснил ей суть патронажа, хотя и сомневался, что женщина не пропустила мимо ушей большую часть объяснений.
— Анастасия Ильинична, вам все ясно из мною сказанного?
— Кажется, да. Так когда я увижу сына?
— Когда ответите на несколько вопросов. Присядьте, госпожа Филенкова. И расскажите, пожалуйста, знали ли вы о проблемах сексуального самоопределения сына?
— Нет. Он ничего такого не рассказывал.
— И вы ничего странного в его поведении не замечали в последний, скажем, год?
— Нет, он вел себя так же, как всегда. Он обычно очень тихий и молчаливый мальчик.
— Расскажите, что произошло вчера вечером. Или сегодня утром?
— Явился наш сосед, они о чем-то поговорили с моим мужем, после чего Антон налетел на меня с упреками, что это я воспитала сына таким. Я позвонила Косте, узнать, что случилось, но он сказал, что все в порядке, он все исправит, и бросил трубку. А потом позвонили вы. Я оставила мужа приходить в себя, а сама поехала сюда. Теперь я могу увидеть сына?
— Теперь вы можете выслушать меня? — все так же ровно спросил Юлий. — Ваш сын, по его же словам, влюбился в соседа и рискнул признаться ему в этом. Сосед оказался… — «сволочью», — гомофобом и пришел жаловаться вашему мужу. Костя не нашел никакого выхода для исправления ситуации лучше самоубийства и попытался повеситься на школьном чердаке, — объяснил Юлий.
Женщина шокировано посмотрела на него:
— Что? Костя… пытался повеситься из-за этого? Теперь мне еще больше необходимо с ним поговорить.
— Идемте. С психологом или со мной он говорить отказался, может, вам удастся объяснить ему, что его ориентация не является болезнью.
Костя при виде матери слегка оживился, если попытку спрятаться под одеяло можно назвать оживлением.
— И почему ты мне ничего не рассказал? Юлий Салимович, выйдите, пожалуйста.
Короленко кивнул, вышел следом за медсестрой. Оставлять несостоявшихся самоубийц в одиночестве запрещено, вот и сидела она рядом с мальчишкой. Через десять минут из палаты долетел нервный голос Анастасии:
— Антон, я хочу, чтобы ты собрал вещи и убрался из моей квартиры к черту.
Юлий выдохнул и привалился спиной к стене. Здесь будет все хорошо. С мальчишкой поговорит психолог, скорее всего, понадобится некоторое время на реабилитацию. Да, еще возможно, что развалится семья. Но это — меньшая цена за спокойную жизнь подростка.
— А когда его отпустят домой? — Анастасия выглянула из палаты.
— После того, как он согласится побеседовать с психологом, получит квалифицированную помощь. Костя еще несовершеннолетний, поэтому я могу не отзывать патронаж, вам может понадобиться помощь юристов или финансовая?
— Нет, с финансами у меня все в порядке, юрист у меня… м-м-м… спутник жизни кузена. Не знаю, как это правильно назвать. А вот силовая не помешает.
— Обычно это называется «супруг», госпожа Филенкова, — усмехнулся Юлий.
— Они не заключали официальный брак.
— Значит, партнер. Я одного не понимаю — вы, выходит, нормально относитесь к подобным парам, почему же Костя считает, что болен?
— Потому что я в командировках все время. А он с отцом…
— И господин Филенков, похоже, вбил ему в голову, что иметь ориентацию, отличную от гетеросексуальной, это патология и болезнь.
— Кажется… Но Антон уберется отсюда.
— Я не сомневаюсь. Однако не смогу помочь вам, так сказать, силовыми методами, пока не будет юридических оснований для этого. Собственно, вы и сами должны это понимать. Только в том случае, если вы инициируете бракоразводный процесс, я или дежурный участковый патруль будет иметь основания требовать от вашего супруга освободить квартиру.
— Инициирую — это конечно.
— В любом случае, Косте придется полежать под наблюдением врачей, минимум, два дня.
— За два дня я разберусь… Можете проследить сегодня хотя б… чтобы Антон не попытался поднять на меня руку?
— Это — непременно, — согласился Короленко.
— Тогда идемте?
Юлий кивнул, но больше не ей, а спешащей к ним медсестре. Та отправилась в палату к Косте, а Короленко жестом пригласил мать подростка на выход из травматологии.

Всю дорогу до дома она молчала и покусывала губу. То ли боялась, то ли злилась.
— Анастасия Ильинична, вы сказали, что ваш муж может попытаться поднять на вас руку. Он уже так делал? — решил прояснить вопрос Юлий.
— Пытался пару раз, один раз успешно. Потом долго каялся и просил прощения.
— Вы не обращались к участковому? — это было почти утверждение.
— А зачем? Что он сделает?
— На первый раз — вынесет предупреждение. На второй — арест на сорок восемь часов. Госпожа Филенкова, есть законы, регулирующие семейные отношения. Домашнее насилие — это преступление, которое карается так же, как и любое другое преступление против жизни и здоровья человека.
— Звучит это все отлично… Не спорю.
— Закону уже лет пять, — пожал плечами Короленко. — Почему наши граждане предпочитают замолчать проблему, а не обратиться за помощью, для меня загадка.
Около дома уже стоял патруль во главе с сержантом Семеновым.
— Гражданка Филенкова, на вас поступила жалоба… Ага, опять ты…
— Добрый вечер, сержант Семенов, — усмехнулся Юлий.
— Жалоба? На меня? — Анастасия выпрямилась, поджала губы. — Могу я узнать ее суть? Учитывая, что меня и дома не было в последние два часа.
— Ваш муж жалуется, что вы ему угрожаете и собираетесь выгнать его из квартиры.
— Он в ней не прописан, это во-первых, не имеет на нее никаких прав, это во-вторых.
— Значит, угрозы имели место быть? — уцепился за лакуну в ответе сержант, зло поглядывая на невозмутимого лейтенанта, замершего рядом с женщиной.
— Никаких угроз, все четко и прямо. Я попросила его съехать.
В принципе, на этом инцидент должен был быть исчерпан. Но Анастасия, зло усмехнувшись, предложила патрульным пройти в квартиру и вместе с лейтенантом Короленко проследить за тем, чтобы ее супруг покинул квартиру без ущерба имуществу, себе и хозяйке. А в квартире от сержанта Антон Филенков затребовал защиты своих интересов.
— Мне некуда съезжать. Опять же… Я ее законный муж.
— Это ненадолго. Завтра же с утра подам заявление на расторжение брака, — хмыкнула женщина. — А теперь, будь добр, собери свое… свои вещи и покинь мою квартиру.
— Я имею право тут оставаться до завтрашнего утра.
— А я боюсь за свою жизнь и здоровье. Сержант, мой муж имеет склонность к насилию, и я не могу чувствовать себя в безопасности рядом с ним.
Сержант Семенов некоторое время думал, на лице изображалась мучительно-тяжкая работа мысли, потом просиял:
— Если что — сразу вызывайте нас.
— Анастасия Ильинична, вы можете переночевать в гостинице, — предложил Юлий, хотя крупно сомневался, что женщина согласится.
С какой бы стати ей, хозяйке квартиры, ночевать где-то? Он ее понимал. Как понимал и то, что ее муж вполне может устроить погром в отместку за то, что его выгоняют.
— И не подумаю. Это моя квартира.
— Я не могу гарантировать вашу безопасность…
— А безопасность и целостность моей квартиры мне кто гарантирует в мое отсутствие?
— И это я понимаю. Вы можете пригласить родственников или хотя бы подругу?
— Да, я приглашу брата.
— Приглашайте. Я дождусь его прихода и покину вас.
Патруль удалился, решив, что пока никого не убили, так что в них не нуждаются. Юлию махнули рукой на кресло, мол, присядьте, не стойте столбом.
— А ты собирай вещи, я не шучу, — Анастасия теперь не казалась растерянной и испуганной, как в первый момент, когда Короленко ее увидел. Собралась, взяла себя в руки.
— Но Настя…
— СОБИРАЙ!
Муж чуть ли не подпрыгнул.
— Это все из-за тебя! — претензия была высказана как-то по-бабски визгливо. — Если бы не твоя гнилая кровь, мой сын бы никогда!
— Да при чем тут моя кровь? — возмутилась Анастасия.
— Твоя-твоя! Это не у меня двоюродный братец — пидарас!
— А ты наперечет ориентацию своих братьев знаешь? И напоминаю — это ты воспитывал сына, пока я зарабатывала деньги.
— Еще вопрос, чем ты их зарабатывала!
— Так, собрал вещи и вымелся!
— Нихера, я отсюда ни-ку-да не пойду до утра, — издевательски ухмыльнулся мужчина.
— Пойдешь как миленький.
Она вышла на кухню, прикрыв за собой дверь, звонить брату. Антон заметался по квартире, то и дело зло поглядывая на невозмутимо и неподвижно восседающего в кресле лейтенанта. Если и хотел устроить скандал или банальный мордобой, то идея не выгорела с самого начала.
Полчаса спустя в дверь позвонили, Анастасия пошла открывать. Через минуту в комнате появились двое мужчин, при виде которых Антон загрустил уже не слегка, сопоставив габариты и ясно распознав читающиеся по лицам жениной родни намерения, принялся суетливо складывать раскиданные вещи.
Юлий поднялся, поздоровался:
— Добрый вечер. Лейтенант Короленко, Служба ЗМиД. Госпожа Филенкова, думаю, теперь я могу оставить вас, не опасаясь за ваше здоровье?
— Конечно, — усмехнулась та.
— Запишите мой телефон. Будет нужна помощь — звоните, я пока еще являюсь куратором Кости.
— Диктуйте, — кивнула Анастасия.
Короленко продиктовал номер и попрощался. Уже на улице он позвонил Льву.
— Все, я освободился и иду домой, солнце.
— Что случилось? Ты на часы смотрел?
— Честно — не смотрел, — вздохнул Юлий, заторопился, перешагивая лужи. — Нужно было уладить все вопросы с родителями Кости.
— Все в порядке? Все удалось уладить?
— Надеюсь, да. Анастасия Ильинична сказала, что с юридической стороной вопроса ей поможет родственник. От меня только и потребовалось — покараулить ее, пока не приедет «группа поддержки».
— Тогда я очень жду тебя дома. Ужин разогрет. Коты плачут и спрашивают, где ты.
— Бегу, уже бегу, солнце, — улыбнулся Юлий.
Дома его сразу обняли, помурлыкали и повели кормить горячим.
— …а ее муж вызвал патруль, — рассказывал он уже после ужина, неторопливо прихлебывая чай. — И мне «повезло» наткнуться на того самого сержанта, который грозился уконопатить в обезьянник.
— Надеюсь, в этот раз он тебе не угрожал?
— Нет, не было повода, ни малейшего. Хотя смотрел так, словно очень об этом сожалеет, — усмехнулся Юлий.
— Ну и черт с ним. Как Костя?
— Не слишком хорошо. Нет, с точки зрения физического здоровья — все будет хорошо, за ним понаблюдают врачи, чтобы исключить осложнения от отека мозга. Вот с психологической стороной все хуже. Надеюсь, мать и психолог ему помогут.
— Я тоже на это очень надеюсь… Он славный парень.
— Угу, только неуверенный в себе. Лады, сколько там натикало? Сколько?! — Юлий глянул на часы и покачал головой: — Спать!
— Спать, — согласился Лев, от которого отчетливо пахло пустырником.

Костя Филенков вернулся в школу через неделю. Администрация не распространялась о причинах его отсутствия, болел и болел. Сам он теперь посещал психолога, и, кажется, все налаживалось, по крайней мере, через пару недель подросток подошел к Юлию и смущенно, отводя глаза, поблагодарил.
— Не за что, Костя. Нужна будет помощь — обращайся.
Подросток кивнул и ушел в класс.
— Я слышал, что его отец уехал из города, — заметил Лев.
— Скатертью дорожка, — только и фыркнул на это Короленко.


Глава двадцать третья

Апрель и май пролетели практически незаметно. Для Юлия — так точно, работы хватало, несмотря на весну, простывали, на физкультуре падали, вывихивали руки-ноги, кое-кто пытался разбить себе лоб, поскользнувшись в бассейне.
В конце мая Пановы-младшие пригласили на крестины внука, которого назвали Александром.
— Это… ну, это в вашу честь, обоих, — смущаясь, пояснила Лена. — Вы же оба — защитники, вот и…
Мужчины растрогались.
— Я почти забыл, какие эти новорожденные маленькие, — Лев на ребенка посмотрел с интересом, но близко не подошел.
Еще забавнее было наблюдать за тем, как воркует над младенцем муж. Ну точно как орел над птенцом.
— Ты и с такими мелкими управляться умеешь?
— Умею, Лёвушка, умею, — усмехнулся Юлий. — С ними даже проще. Намного проще.
— Они же такие маленькие и хрупкие… Страшно.
— Просто надо быть осторожными.
Сам он, казалось, вовсе не осторожничал. Распеленал ребенка, покрутил ручки-ножки, показал, как правильно делать массаж, как пеленать, чтобы ребенку было удобно и ничего нигде не жало. Со стороны на это смотреть было жутковато — слишком крупные руки, пальцы, и такое мелкое человеческое существо в них… Однако Юрий и Лена выслушивали его внимательно, кивали и запоминали.
Крестной матерью у маленького Саши была та самая школьная юрист, старая знакомая Паныча. Крестным отцом единогласно выбрали Юльку, и Лев даже не подумал возразить, слишком уж сияли глаза обоих молодых родителей, чтобы портить им праздник.
— А ты хорошо смотрелся с ребенком в руках, — отметил он, когда они возвращались домой.
— Спасибо, — улыбнулся Юлий. — У меня раньше был маленький альбом с фотографиями, на которых я со своими пациентами. Можно начать снова собирать.
— Чтобы потом в старости похвастаться?
— И затем тоже. Память же.

Прелесть ЕГЭ в том, что рано или поздно он заканчивается. Особенная прелесть для Льва состояла в том, что он не сидел наблюдателем в пунктах проведения, не ерзал под прицелом камер и не выслушивал нотации по поводу того, что смел смотреть в окно. Он просто сбежал от всего этого в летний лагерь.
Как Юлий и обещал, это был такой себе маленький город, в котором от взрослого «населения» требовались только те услуги, которые пока еще не могли взять на себя дети: организация питания, медпомощи и присмотр за котельной и электрогенераторной станциями. Население лагеря делилось не столько на отряды, сколько на клубы по интересам, руководство которыми осуществляли старшие школьники. Они сами выбирали досуг и свою повседневную занятость, согласовывали планы с несколькими воспитателями-психологами. Те свое мнение не навязывали, предпочитая быть своеобразными третейскими судьями.
Относительно новые трехэтажные корпуса, административное здание, где жили и работали взрослые, бассейн, теннисные корты, футбольное поле, баскетбольная площадка, закрытый павильон для всевозможных настольных игр и рукоделия, библиотека, огромная светлая столовая. Все было сделано для полноценного летнего отдыха детей.
При виде корта Лев пропал начисто.
— Скажи, что ты умеешь играть, — потребовал он от мужа.
— Э-э… возможно, — почесал в затылке Юлий, — учиться-то учился, но когда-то было?
— Неважно. Какое покрытие… И инвентарь наверняка не особо дряхлый!
— Посмотрим?
Инвентарь оказался пусть и не профессиональным, но хорошего качества, в Обручевке все было на высоте. Вокруг Льва немедленно скучковались два десятка подростков, жаждущих оценить мастерство новенького волонтера.
— А вы, правда, хорошо играете?
— А вот сейчас и проверим… — ухмыльнулся Лев.
Здесь, наверное, впервые за все время совместной жизни с Юлием, он смог увидеть мужа не в форме, костюме или домашней одежде, а в тенниске и шортах. И порадовался тому, что этот мужчина уже принадлежит ему — безраздельно и целиком. Короленко вышел на корт, отсалютовал ему ракеткой. Лев с удовольствием погрузился в игру, достойного соперника в которой давно уже не встречал. Подростки с восторгом следили за беготней по корту и прыжками. Юлий достойным соперником был, и сдаваться на милость любимого супруга категорически не желал, отбивая даже самые хитрые подачи — хватало скорости и ловкости, иногда и длина рук играла решающую роль.
В итоге все удалось свести к ничьей. Лев плюхнулся на скамейку и блаженно потянулся:
— Было классно.
— Вы не против, если мы ангажируем вас на несколько товарищеских матчей? — поправляя очки, к нему шагнул один из старших парней, судя по всему, глава теннисного братства, почему-то напомнивший Льву классических «глав школьного совета» из множества пересмотренных в свое время аниме.
— Я совсем не против, — согласился он. — Будет приятно поразмяться и вспомнить молодость.
— Пауль, — паренек протянул ему руку, — старшина теннисного клуба.
— Лев Вольговский, — руку пожали.
— Это Оксана, мой заместитель, — Пауль представил высокую коротко стриженую брюнетку, которая тоже энергично пожала руку Льву.
— Очень приятно.
— А вы на практике? — с любопытством спросил Пауль.
— На какой?
— На педагогической. Вы же студент?
— Я бы сейчас молча протянул паспорт, но не получится… Нет, мне тридцать четыре года, моя педпрактика далеко позади.
— А редактором в издательстве вы не работали? — Пауль рассмеялся.
— Нет. И с Юлием мы ровесники… И Кисой меня лучше не называть.
Судя по вспыхнувшему взгляду подростков, последнее предупреждение запоздало. Короленко, слышавший этот разговор, согнулся, пытаясь сдержать смех, но не смог — это было выше его «скромных» сил.
— Это… ха-ха-ха… ох… судьба-а-аха-ха-ха…
— Ничего смешного… Ну почему его звали Киса, а меня зовут Лев…
Это был риторический вопрос, на который ответа не было. Но спустя первую неделю жизни в Обручевке Льву пришлось просто смириться с тем, что даже взрослые, умные и серьезные люди иногда называют его Кисой.
— А тебя никогда Цезарем не дразнили? — поинтересовался он у мужа.
— Не дразнили, — рассмеялся тот, — не прижилось.
— Повезло. Как думаешь, котам сейчас хорошо у родителей? Я по ним скучаю… Не хватает мурчания по ночам.
— А так же императорских замашек твоего Мрака и божественного игнора Маркиза, — согласился Юлий. — Думаю, черная шерстяная жопа построила уже всю живность, а Маркиз оккупировал все антресоли и нашкафные пространства и объявил аннексию полок.
— Может, ты мне будешь мурлыкать?
— Если только тебе после моего «мурлыканья» не будут сниться кошмары…
— Не будут, — уверил его Лев. — Кстати, мы с тобой мне напоминаем другую пару из аниме… Хироки Камидзё и Новаки Кусама. Один преподает японскую литературу в университете, второй выучился на врача и работает педиатром в больнице… И из-за своей работы часто злит любовника.
— А я тебя часто злю? — Юлий привычно уже перетащил супруга на себя и теперь поглаживал спину, словно сгонял своими большими ладонями усталость, как воду.
— Иногда бывает… — Лев поцеловал его в плечо.
— Прости, солнце.
Лев только усмехнулся, пряча лицо в его плечо. Прощал и будет прощать, потому что знал, что без своей работы Юлька не живет. А еще потому что знал — что бы ни случилось, где бы он ни задержался, он вернется домой, к нему, Льву, к мужу. Ну, и котам, конечно.
— А ты хорош в теннисе, очень даже хорош. Такого удовольствия от игры я давно не получал.
Юлий почти по-настоящему замурлыкал от удовольствия.
— Спасибо. А ты просто великолепен.
— Посмотрим, что там за соревнования. А мне здесь нравится, очень необычный лагерь.
— Один из первых таких. Насколько я знаю, сейчас строится Беловка, Каменка и Стожары. И это — тоже одно из ответвлений реформы образования. Будем готовить самостоятельных и сильных личностей, солнце, а не покорное стадо.
— Посмотрим, что тут за одну смену изготовится.
— Обручевка работает уже пять лет, — рассмеялся Юлий. — Пауля я помню, и его подружку-зама тоже, они сюда с открытия ездят и остаются на все лето.
— Вот и славно. Посмотрим завтра, что тут получилось.
— Посмотрим. Тебе удобно? Тогда спи, солнце мое любимое. Подъем тут в полвосьмого.
Лев заснул сразу же, переполненный впечатлениями дня.
Потом он не мог сказать, что дни, проведенные в лагере, тянулись или были скучными. Отнюдь, здесь не приходилось скучать. Отдельным почти шоком, но шоком приятным, для него стало то, что очень много детей собиралось в определенное время в библиотеке, устраивая вечера Дискуссионного клуба. В основном, конечно, те, что постарше, имевшие уже свое мнение о каких-то событиях, исторических или обыденных.
— Начинаю верить, что с таким новым поколением будущее у нас точно есть, — сказал он мужу.
— Это еще что. Вот они сейчас наотдыхаются, максимум, неделя, и начнутся паломничества к волонтерам, — посмеялся Юлий, но уточнять не стал, отговариваясь простым: — Сам все увидишь, Лёвушка.
И Лев увидел и поучаствовал. Через неделю после прибытия к ним в административный корпус заглянули несколько девушек и парней, приглашая на «маленький вечер поэзии».
— А что нужно делать? — поинтересовался Лев.
— Можно поучаствовать, а можно побыть судьей, — немного смущаясь, сказала Жанночка, миловидная рыженькая восьмиклассница. — Будем читать стихи, свои и классику, обсуждать.
— Хорошо, это я могу и умею. Стихи обсуждать, в смысле.
На поэтический вечерник собралось мало не все население лагеря, причем, в столовой. Аккуратно сдвинули столы к стенам, расставили стулья почти амфитеатром, волонтеры подключили микрофоны и аккустическую систему. Вместо верхних люминесцентных ламп зажглись неярким уютным светом настенные светильники, которые Лев сперва принимал за украшения.
— Приветствуем вас на первом ежегодном собрании поэтического клуба. Сегодня в наших рядах стихотворцев прибыло, — к микрофону вышла девушка, похожая на ту рыженькую, только постарше. Наверное, старшая сестра.
Лев внимал поэзии, отмечал манеру чтения, голос, умение держаться у каждого из участников. Что его подкупало — здесь не было ни грамма недоброжелательности, зависти, соперничества. И те, кто читал свои стихи, не подвергались насмешкам или злобной критике.
— Мне нравится, — шепнул он Юлию. — Такое теплое… времяпрепровождение.

Вторым шоком стало то, что здесь готовились к школе. В библиотеке было много учебников, никто никого не загонял из-под палки, конечно, но Лев зачастую видел, как младшие подходили к старшим с просьбой объяснить что-то. Или к волонтерам, если старшие не справлялись. Сам он несколько раз объяснял правила правописания приставок и суффиксов, восторгаясь любознательностью мелочи. К другим подходили за помощью не менее часто. И — что удивительно — даже к Юльке, которого уговорили провести несколько уроков по оказанию первой помощи. Впрочем, уговаривать и не пришлось — согласился Короленко влет, стоило только заикнуться.
Еще были походы за территорию лагеря, довольно частые — раз в три дня желающие обязательно выбирались на природу в сопровождении инструктора и медика.
— Юль, а ты ужей боишься? — поинтересовался в одном из таких походов Лев.
— А чего их бояться? — удивился тот. — Я вообще змей не боюсь.
— Вот и славно, — Лев предъявил полуметрового ленивого ужа.
— Ты его где взял? — рассмеялся Юлий.
— Мы встретились на берегу ручья и сразу полюбили друг друга.
— А как же я? Я ведь лучше ужа!
— Но ты посмотри, какой он красивый, изящный, сонный.
— Нажравшийся, вот и сонный. Отпусти бедное пресмыкающееся, — усмехнулся Юлий, — тебе котов мало?
Уж, отпущенный на волю, уползал со всей мочи.
Кроме ужей в окрестных лесах водилась масса мелкой живности, дети прикармливали бурундуков, белок, птиц, иногда видели лис.
— Юль, смотри, какую я прелесть нашел, — Лев принес завернутого в куртку ежа, который фыркал и посматривал вокруг с интересом. — Такие смешные лапки.
— Молодой еще, непуганый.
На ежа сбежались поглазеть младшие дети, бедняга пошел по рукам, был аккуратно затискан — Юлий предупредил, что ежи кусаются — и в итоге благополучно сбежал.
— Люблю природу, — радовался как ребенок Лев. — Ужи, ежи, белки, лисы, осталось только лося найти.
Но до конца второй смены лося они так и не нашли, хотя какие-то следы копытных на берегах ручьев видели, а Юлий подтвердил, что лоси тут водятся. Видимо, лесные гиганты просто не попадались на глаза людям.
— Это были чудесные два месяца… А впереди еще три недели счастья на море.
— Ну, что, теперь понимаешь, почему я так сюда рвался? — усмехнулся Юлий, когда прощались с остающимися еще на месяц волонтерами.
— Понимаю, тут здорово… А теперь — отпуск! Море, песок, акулы! Дельфины! Загорелые мускулистые юноши в плавках…
Сказал и прикусил язык, но в глазах Юлия даже искры ревности не возникло.
— Надо будет побольше крема с пантенолом прикупить, — пробормотал себе под нос Короленко, тревожась за нежную шкурку своего Кисы.
— Боишься обгореть? — рассмеялся Лев.
— За тебя боюсь. Мне-то только панамку купить придется. А ты, если собираешься стать «загорелым юношей в плавках», а не свежевареным крабиком, будешь эротично намазан кремом каждый раз, как только соберешься под солнце.
— И тогда мы точно никуда не выберемся…
— Будем тренировать выдержку, — ухмыльнулся Юлий.
— И умение плавать. Привезем красивых раковин?
— Обязательно. И раковин, и камешков.
— И морскую звезду, — Лев обнял его.

Из лагеря пришлось вернуться домой, чтобы перебрать чемоданы, перестирать то, что надо, убраться в квартире.
— Так, самолет завтра в десять, такси я заказал, вещи собраны, билеты в планшете. Что еще я забыл? — Юлий обвел глазами комнату.
— Холодильник отключен, продукты сожраны, коты у родителей… Вроде бы все в порядке, — Лев тоже оглядел комнату.
— Отлично. Завтра вечером уже будем купаться в ласковых волнах Средиземного моря.
— Да… Жду не дождусь. Только ты, я и море, особенно прекрасное на закате.
— И никаких детей, за которых ты несешь ответственность, — рассмеялся Юлий.
О себе он так сказать не мог, солдат СЗМиД на службе двадцать четыре на семь, триста шестьдесят пять дней в году.
— Это ли не счастье? А места под сувениры в сумках остались?
— Да у нас сумки полупустые, хоть полпляжа туда можно запихнуть со всеми ракушками и морскими звездами.
— Полпляжа все-таки не надо, — рассмеялся Лев. — Нас другие отдыхающие не поймут.
— Прогуляемся? Давай, в кафе сходим, что ли, все равно дома уже нечего делать, а до вечера далеко, — предложил Юлий.
— Давай.
Лев слегка нервничал, как и всегда перед поездкой куда-то далеко. И летать он не то, чтобы боялся, просто не любил.
— Мандражируете, юноша? — усмехнулся Юлий, заметив его нервозность. — С чего вдруг, солнце?
— Не люблю полеты, немного волнуюсь, удастся ли отпуск. И все такое.
— Нам лететь всего-то четыре часа. Все будет хорошо, — Юлий обнял его, чмокнул в висок, никого не стесняясь. — Почему бы это наш отпуск мог не удаться?
— Погода, еда? Ладно, все удастся…
— Мы же едем в пансионат, о еде не нужно будет заботиться, а погода… Море прекрасно в любую погоду. Ты умеешь плавать?
— Да, и даже неплохо, смею надеяться.
— Можем посоревноваться, — Юлий подмигнул ему. — Обожаю плавать.
Лев согласился. Делать что-то вместе с обожаемым мужем было очень здорово.
Они выбрали кафе на тихой, зеленой пешеходной улочке, заказали себе по порции мороженого, кофе и молочного коктейля. Было замечательно сидеть под полосатым тентом, поглядывать на прохожих, поедая десерт. Молчать или говорить ни о чем. Лев вспоминал какие-то смешные случаи из жизни на ферме, свое детство, животных, которые его окружали. Юлий рассказывал о своем детстве, о том, как мечтал учиться фехтовать и верховой езде, чтобы оправдать прозвище «гардемарин», о своем друге Сашке Белове, о том, как строили на водохранилище плоты каждое лето, за что огребали от владельцев растащенных на доски заборов, а потом от родителей — за самоволки.
Потихоньку стрелки часов подобрались ближе к девяти вечера.
— Пора возвращаться, пока я не съел все имеющееся мороженое, — Лев блаженствовал. — Я же так его обожаю. Когда переехал на учебу, каждый день покупал себе стаканчик. Или два.
— Ты питался только мороженым? — насмешливо сощурился Юлий.
— Не всегда, оно не слишком насыщает, хотя я бы не отказался поедать лишь его.
— А потом явились родители, посмотреть, как и чем питается их любимое чадо, ужаснулись и навезли всего-всего, что только поместилось в машину.
— Как-то так, — согласился Лев. — Но от мороженого я все равно отказаться не смог.
Вечер мягко обнимал город, как огромный, раскрашенный в золото, медь и пурпур плюшевый медведь. В листве, припорошенной за несколько дней без дождя пылью, шуршал ветерок, пахло яблоками и свежескошенной травой.
— Пойдем, посмотрим на фонтаны? — предложил Лев.
— Пойдем. Главное, не промокнуть нам с тобой.
— Постараемся не попадать под струи…
Парк был полон народа, но это не мешало, как ни странно. Им — точно не мешало идти, взявшись за руки. Дурацкий жест, но почему-то об этом не думали ни один, ни второй. Струи фонтанов пританцовывали, меняли направление и время от времени разбрызгивали вокруг воду, щедро делясь ей с зеваками.
— Как же это все-таки красиво. Я мечтаю посмотреть на танцующие фонтаны в Дубае.
— Может, когда-нибудь и туда слетаем, — усмехнулся Юлий.
Почему бы и нет? Если не тратить деньги на ерунду, года через два-три можно купить туристическую путевку и в Дубай.
— Было бы здорово. Надеюсь, мы накопим достаточно быстро на эту поездку.
— Постараемся побыстрее, — пообещал Короленко.
Лев мечтал о загаре, которым можно будет похвастаться в школе. Главное, не переусердствовать… А то будет арап Петра Великого. Мечты эти он лелеял давно, только загореть все никак не получалось: слишком белая кожа, сгорал мигом, стоило чуть-чуть подольше пробыть на солнце. Но сейчас с помощью мужа можно попробовать обзавестись хотя б легким загаром. А то вроде и на море съездил, а вернулся как бледная поганка. Пятнистая поганка, вернее — обычно именно пятнами загар с него и сходил вместе со сгоревшей кожей. Но, судя по тому, что Юлька тащит с собой всю свою «тревожную» сумку, сгореть, отравиться, утопиться и все такое прочее ему не светит — вылечат в два счета.
— А ты вообще бывал на море? — с любопытством спросил Лев, удобно улегшись под боком у супруга. — Я вот всего два раза… Первый раз попал в дожди.
— Я только в детстве бывал, и тоже дважды, но мне везло на погоду, — Юлий усмехнулся. — Там и плавать научился весьма забавным образом.
— Упал за борт?
— Не совсем. Мне пять лет было, мелкий шкет, но высокий. А на берегу аттракцион стоял — водяная горка с бассейном, такая, винтовая. Очень уж я на ней прокатиться хотел, но бассейн пугал — глубокий, метра два с хвостом. Решили мы, что отец прокатится первым, а я — сразу за ним, и он меня поймает в бассейне. Решили — сделали. Только вот сразу после меня катилась парочка, мужик с женщиной, ну и я прижался к борту, чтоб их пропустить — инерция-то у них была больше и скользили они быстрее. И покатился дальше. Плюхнулся с разгону — никто меня не ловит, кое-как сам выгребся к бортику бассейна. Там меня отец и нашел. Он, оказывается, ту парочку поймал, они его чуть не утопили.
— Но плавать ты научился. А я просто с мостков в реку упал…
— Спи, котище ты мое водоплавающее. Завтра уже в море падать будем.
Лев рассмеялся, однако послушно закрыл глаза.


Глава двадцать четвертая

Снились Льву почему-то дельфины, один из которых все время плыл рядом, касаясь теплым боком. Потом Лев внезапно понял, что это не дельфин, а косатка*. Страшно не было — косатки хоть и зовутся китами-убийцами, но в памяти всплыл давний детский фильм «Освободите Вилли», да и кит агрессивности не проявлял, скорее, наоборот, подставлял огромный плавник, подныривая, словно предлагал прокатить. Лев забрался на него.
— Давай, прокати меня, Вилли.
Этот сон запомнился ему захватывающими дух прыжками-полетами огромного кита, скольжением под водой и над ней, безумным восторгом. А закончился тем, что он проснулся на рассвете, крепко прижимаясь к спине Юлия. Такого же огромного, теплого и надежного.
— Будешь моей косаткой? — пробормотал он в ухо мужу.
— М-м-м? А что я должен для этого сделать?
Лев почувствовал, как под ним перекатились твердые горбы мышц, когда Юлий потянулся.
— Не знаю, мне просто снилась косатка… Она катала меня на себе…
— Здорово. Встаем, или еще поваляемся? Время… — Короленко подтащил к себе сотовый, глянул на цифры, — время еще есть.
— Поваляемся, я представлю, что вокруг море, а ты кит.
Юлий только рассмеялся, поерзал, заставляя вспомнить, что спать оба предпочитали без одежды.
— А сколько у нас там времени? — Лев укусил его под лопатку.
— Шесть утра, солнце, — довольно проурчал Юлий, повел лопатками.
— О-о-о, у нас более чем достаточно времени… — решил Лев, снова укусил мужа. — Требую супружеский долг… Отдать, то есть, взять… Ум-мпф, в шесть утра мой мозг спит.
Юлий перекатился, стаскивая его на постель и нависая.
— Надеюсь, спящий мозг не помешает тебе получить удовольствие? — теплые губы почти коснулись уха, потом поцеловали, втягивая мочку.
— Спит только мозг, все остальное уже проснулось.
Юлий немедленно отправился проверять, все ли в самом деле проснулось и насколько.
В итоге, из постели они выбрались аккурат ко времени, когда его оставалось только на то, чтобы принять ванну и позавтракать. Впрочем, Лев от завтрака отказался.
— Неважно переношу самолеты, лучше уж пустой желудок.
— Я взял пачку карамелек. Нет, не обычных — от укачивания. Надеюсь, они тебе помогут.
Пиликнул сотовый, возвещая, что машина ждет. Юлий подхватил полупустой чемодан, свою сумку с лекарствами, проверил планшет — летел он в форме, на всякий случай, чтобы не прикопались к содержимому сумки. И страшно завидовал по этому поводу мужу, который мог позволить себе легкие капри, сандалии и рубашку с коротким рукавом.
— Надеюсь, ты хотя бы на пляж будешь ходить не в форме? — поинтересовался Лев.
— Естественно. Вот приедем в отель, разденусь немедленно, — простонал бедный лейтенант, правда, больше наиграно, чем взаправду.
Жару он переносил нормально, если была прикрыта голова. А на пляже он собирался прикрывать ее как минимум чалмой — чтоб точно не напекло.
— Только не переусердствуй, я страшен в ревности.
Юлий только рассмеялся, переплел с ним пальцы, поглаживая по запястью.
— Не ревнуй, мое солнце. Причин нет.
На самом деле причины были, и еще какие веские! Хотя бы то взять, что Лев был не так уж и уверен в собственной неизменной притягательности для мужа. Это раньше вокруг них не было достойных кандидатов… и кандидаток, учитывая бисексуальность Юльки. Но уж на побережье моря-то! Их же будет море! Юлий, судя по спокойной улыбке, даже не подозревал, какой океан страстей кипит сейчас под рыжей шевелюрой его любимого человека.

Начало отпуска было прекрасным — вылет не задержали, никаких неполадок и заминок не возникло, покормили точно по расписанию. И Лев даже смог выпить немного воды. Правда, питаться весь перелет пришлось только кисловатыми витаминными карамельками, которые — о, чудо! — в самом деле помогали справиться с тошнотой. За иллюминатором простиралось чистое, в редких кучерявых облачках, небо, и можно было с восторгом наблюдать, как обманчиво-неторопливо проплывают внизу поля, леса, города и реки.
Потом самолет пошел на снижение, Лев вцепился в мужа и крепко-накрепко закрыл глаза. Так и просидел до объявления о том, что можно расстегнуть ремни и приготовиться к выходу, прижатый к сильному плечу крепкой рукой.
— Все уже, солнце. Выходим.
— В-в-вываливаемся, — поправил его муж.
— Тогда держись, могу вынести.
— Люди не поймут, увы.
Пришлось перебирать своими ногами, крепко держась за локоть мужа. Вышли через гофрированную «кишку» перехода в здание аэропорта.
— Сейчас на аэроэкспрессе домчим до города, а там зайдем в какую-нибудь симпатичную кафешку. Ты как? В состоянии будешь покушать?
— Я бы выпил кофе. Или сока, — решил Лев.
Упаковку сока Юлий купил прямо в аэропорту, хотя там, по традиции, вся еда стоила в два раза дороже, чем в городе. Потом они получили свой чемодан, сели в экспресс, и через полчаса уже выходили из павильона прибытия прямиком на набережной, под вопли чаек и шум моря. Лев совсем ожил, любовался всем вокруг, восторгаясь чайками, туристами и облаками на небе. Юлий только улыбался той непосредственной радости, которую он излучал. И в самом деле — яркое рыжее солнышко.
— А до нашего отеля далеко? Переоденешься, пойдем прогуливаться и изучать местные бары.
— Я же тут не ориентируюсь, Лёв, — рассмеялся Юлий. — Надо купить карту, что ли.
— Ага…
Карту купить оказалось не проблемой, специально для таких вот туристов, ошалевших от красот моря и города, на каждом шагу продавались справочники. Свой отель они отыскали быстро, идти до него оказалось слишком долго, потому решено было прокатиться на воздушном трамвае — монорельсе.
— Какие-нибудь особенные планы на отпуск есть, Юль?
— Не-а, просто расслабиться и отдохнуть. Пляж, может, на Белые скалы будет пеший тур, пойдешь со мной? Это невысоко, но там очень красиво, в детстве я ходил один раз, помню до сих пор.
— Давай, звучит очень здорово.
— Потом можем еще снять катамаран и сплавать в Якорную бухту. Туда, вроде как, редко кто заплывает, а место примечательное. На дне бухты лежит добрый десяток якорей, каменистый пляж, чистейшее море.
— А почему они там лежат? — Лев рассматривал отель, в котором им предстояло жить.
— Говорят, никто не знает, откуда они там взялись. В общем, тайна-тайна! — заговорщически понизив голос, прошептал Юлий.
— Звучит здорово. Ну что, вперед, осматривать комнату и гонять тапками животных?
Через пять минут им уже выдали ключи от «номера для новобрачных», вогнав Льва в некоторое смущение.
— Почему именно такой, мы, что, похожи на молодоженов?
— Почему нет? Мы и есть молодожены, считай, это наш медовый месяц, — смеялся Юлий, слушая его бурчание и раскладывая вещи по широкой, хоть и не такой огромной, как у них дома, постели.
— Переодевайся, новобрачный, пойдем окунаться в море, — Лев плюхнулся в кресло.
Короленко с наслаждением содрал с себя форму, смотался в душ, переоделся в белоснежные легкие брюки и такую же рубашку с коротким рукавом. И, как и обещал, завязал на голове что-то, отдаленно похожее на чалму, прикрывая снова коротко стриженые волосы.
— Как бы тебя у меня не увели. Придется держать покрепче… — Лев переоделся в легкие темно-зеленые бриджи и белую майку.
— Так, как бы ты у меня не вернулся сегодня в номер зажаренным до хрустящей корочки, — озабоченно покачал головой Юлий, добыл из своей сумки защитный крем и принялся намазывать его руки, шею и вообще все открытые места, включая лицо.
— Теперь корочка мне не грозит?
— Надеюсь, нет, но крем с собой на всякий пожарный возьму. И парео еще одно — тебе на плечи накинуть.
Тонкую золотистую ткань, свернутую жгутом, он просунул в шлейки брюк вместо ремня, становясь еще больше похожим на Аладдина-на-современный-лад.
— Можем идти, солнце. Море, кафешки, фрукты, правда, лучше будет купить и принести сюда, промыть как следует.
Льва фрукты манили не особенно, куда больше ему хотелось на море, вдохнуть запах соли. На ресепшн им подсказали, что к местному пляжу проложена отдельная линия монорельса, вагон ходит каждые десять минут, добираться проще всего туда, а там уж, если не устроит — нанять катамаран и выбрать любую из трех сотен бухт на побережье.
— Наверное, там много народу, — предположил Лев. — Все отдыхающие… Или мало, все решат, что нет смысла тащиться на переполненный пляж.
— Не проверим — не узнаем, так ведь? Сейчас разведаем, а вот купаться, наверное, все-таки вечером поедем, ближе к шести. И вода теплее, и народу меньше, и риск сгореть ниже. Лады, мое солнце?
— Лады. А еще посмотрим, чем тут кормят туристов.
Кафе, забегаловок, ресторанчиков и просто магазинчиков с едой было множество, выбирай на любой вкус: меню интернациональное, национальное, причем, кажется, любой национальности мира. Льву ничего не нравилось.
— Хочу в местный ресторанчик, где цены гуманные, а еда действительно вкусная.
— Ну… лады, поищем.
«Маяк» они нашли с подсказкой какого-то местного старичка, напомнившего Юлию говорком Мишу-портного. Ресторан в виде маячной башни располагался довольно далеко от туристических дорожек, хотя, если приглядеться, был довольно заметен и издалека. Внутри было просторно, тихо, очень аппетитно пахло едой. А цены очень приятно гладили кошелек. Не сговариваясь, оба выбрали рыбные блюда: организм, видимо, подавал сигнал, что не против местной еды.
— Возьмем на заметку, «Маяк» не так уж и далеко от нашего отеля.
— Да. А как готовят… Я бы вылизал тарелку, если б не помнил о правилах приличия.
— Ну вот, теперь я начинаю испытывать муки ревности!
— К тарелке? — поддразнил его Лев.
— К поварам! Ты так говорил о моей готовке, а тут еще кто-то, — изобразил ревнивый оскал Юлий.
— А дома я тарелку вылизывал. Если успевал.
— Ну… лады, страшный зверь ревности во мне поглажен и усмирен.
— А после такого отличного приема пищи необходимо прогуляться.
— Тут улицы просто созданы для фитнес-прогулок, — ухмыльнулся Юлий. — Главное не потеряться.
Они расплатились и вышли под жаркое небо. Благо, солнце уже потихонечку клонилось к закату, и можно было идти по той стороне улицы, где уже была благословенная тень. Народу на улицах практически не было — не центр, да и жара, и день будний.
— Так хорошо. Жаль, что нельзя это ощущение законсервировать, а в ноябре есть по ломтику.
— Согласен, от и до.
Улицы то прыгали огромными ступеньками вниз, то взбирались наверх, изгибались так, что с верхнего конца улицы можно было, казалось, перепрыгнуть на нижний, пройдя несколько километров запутанных поворотов и выбравшись на подобие террасы. Выше был островок соснового леса, и запах моря, смешиваясь с ароматом хвои и смолы, просто опьянял.
— Почему целоваться на улице неприлично, — огорчился Лев.
— Ну, пока никого нет…
Оба испытывали просто безумное желание подурачиться, сделать что-то такое, чего в обычной жизни себе не позволяли. Юлий усадил мужа на высокий парапет террасы.
— Ты только держись, солнце.
И принялся исполнять желание, как и положено образцовому джинну. Лев растаял в его объятиях, разнежился как сытый кот в пятне солнца.
— Никуда не хочу идти, давай на улице жить?
— Знаешь, какие злые тут комары? — заговорщическим шепотом на ухо спросил Юлий. — Хуже Дракулы!
— Увы нам. Придется спать в номере…, а там кондиционер есть?
— А ты не видел? Есть и кондей, а я прихватил пару флакончиков инсектицида и фумигатор, так что можем спать даже с открытыми окнами. Они, кстати, на внутренний дворик выходят, заметил?
— Не особенно, я больше от бело-розового интерьера в себя приходил. Номер для новобрачных. Шампанское за счет отеля тоже будет?
Юлий хохотал, не сдерживаясь, до слез. Сам он на цвета интерьера внимания не обратил, больше занятый желанием как можно скорее стянуть пропотевшую форму.
— О, я уверен — будет!
Когда они вернулись в номер, накупив по пути фруктов, коими Лев все же соблазнился, их ждало не только шампанское, но и бело-розовый торт. Юлий уже через десяток минут смеяться не мог — скулы болели, просто подвывал, упав в кресло, слушая возмущенное бурчание мужа. Но надо отдать должное администрации: торт оказался вкусным, сладкое любили оба, а с фруктами и шампанским вообще пошел на ура.
А простыни, по счастью, были просто белыми, без рюшей и прочих кружев: решили, наверное, слишком сильно медовый месяц паре не переслащать. Из кровати, «отпраздновав» первую прогулку и вообще, первый день отпуска недолгим, но зато довольно бурным сексом, перебрались под душ, благо, душевая оказалась очень похожей на ту, что стояла в комнате Льва в общаге. А потом решили все же поздороваться с морем.

Море им обрадовалось, сразу же потянуло за собой, одарило брызгами воды и розовой раковиной. Пляж, вопреки ожиданиям, был полупустой, можно было арендовать шезлонги, можно — надувные матрасы, но это добро у них было свое, и Юлий не забыл его взять с собой. Правда, забыл прихватить в первый раз на пляж, но они не собирались долго вылеживаться. Окунулись в волны, размялись заплывом до буйков и обратно. Теплая вода ласково держала, словно в огромных ладонях.
— Мне здесь уже нравится, — решил Лев. — А если мы не встретим никого из отдыхающих с детьми, собаками и любовью к алкоголю… Все будет идеально.
— Идеально не бывает, — качнул головой Короленко, указывая в сторону расположившегося в добром десятке шезлонгов семейства с четырьмя детьми навскидку от пяти до пятнадцати. Дети, видимо, набесившиеся за день, тихо строили что-то из песка, взрослые под натянутым тентом распивали свежепринесенный жбан пива.
— Готов идти на платный пляж… — простонал Лев.
— Да ладно тебе, они пока что совершенно не мешают, а завтра посмотрим, может, в самом деле махнем в Якорную бухту.
— Пойдем в номер? Что-то у меня как-то… все вянет и опадает.
— Пойдем, Лёв, слишком много впечатлений и солнца.
Обратно ехали на воздушном трамвайчике, рассматривая паутину освещенных улиц и море огней чуть дальше, в районе порта. В номере Лев залез под прохладный душ, после которого совершенно без сил упал на кровать.
— Вроде нигде не побывали, а мозг гудит от впечатлений.
— В первый день всегда так, да еще и акклиматизация сейчас пойдет. Ничего, завтра можешь поспать подольше, я принесу тебе завтрак в номер, — Юлий поцеловал его в нос.
— Я не хочу портить тебе отпуск своим валянием в номере.
— Почему вдруг — портить? — удивился Юлий. — Все хорошо, Левушка, тебе надо выспаться завтра, все равно ведь встанешь часов в девять-десять, и будет время прогуляться до самой жары.
Уснули они по привычке в обнимку, но было слишком жарко, и ночью раскатились так, чтобы чувствовать друг друга плечами, бедрами, руками, но не мешать.
______________________________
Примечание к части

* https://ru.wikipedia.org/wiki/Косатка_(млекопитающее)
Люди, кАсатка - это ласточка. Косатка - кит. Косаткой его назвали за косой плавник.


Глава двадцать пятая

Кое в чем Короленко просчитался — продрых его Лев, как настоящий король саванны, до одиннадцати, не желая просыпаться даже на запахи фруктов. Времени зря он все равно не терял, успел пообщаться с девушками на ресепшн, совершенно очаровать их и выспросить, куда в первую очередь стоит отправиться неискушенным туристам.
— Только чтоб толп не было, вы же тут все знаете, посоветуйте, милые леди.
Девушки переглянулись и принялись записывать места, которые стоило бы посетить, а также местные кафе и бары «для своих», куда туристы и не забредали. Взамен, припомнив, что Юлий при заселении был в известной всей стране форме с косыми красными крестами на шевронах, выпросили у него консультацию для сына одной из девушек. Короленко клятвенно пообещал, что ребенка посмотрит, когда у его матери будет выходной.
— Завтра как раз, — обрадовалась администратор.
— Отлично. Давайте, тогда, после обеда, в жару все равно никуда не пойдешь гулять, вот и займусь делом.
— Хорошо.
Когда Юлий вернулся в номер, Лев уже сушил волосы, почти проснувшись после душа.
— Ну, как, отоспался? — он подобрался к мужу, уткнулся во влажные кудри носом, обнимая его.
— О, более чем. Куда мы идем сегодня?
— У меня тут аж целый перечень интересностей образовался. В музей носовых* фигур хочешь?
— Хочу! Это же так круто, — обрадовался Лев.
В отпуске он напоминал любопытного и беззаботного подростка.
— Там очень жарко и очень солнечно, Лёв, надень рубашку с рукавами, а то твоим плечам придет амба.
Юлий все равно тщательно намазал его перед выходом кремом, заставил повязать косынку: рыжий — не рыжий, а солнечный удар — не шутки.
— Надеюсь, нам выпадет хотя бы один денек без солнца… Просто прогулялись бы. Без угрозы быть запеченными заживо.
— Надо метеосводки посмотреть. Или у местных старожилов поспрашивать, уж они-то точно знают, когда будет пасмурно, шторм или солнце. Готов? Идем, девчата обещали, что в этом музее толп не бывает, зато смотритель рассказывает просто обалденно.
— А из кого ты эти ценные сведения добыл?
— Из девочек-администраторов. Они местные, — усмехнулся Юлий, не заметив ревнивого огонька в глазах любимого супруга.
В музее Льву очень понравилось, больше всего из-за рассказов и баек про эти фигуры. Было чему удивиться и чему ужаснуться. Да и сама атмосфера старинного дома, залов с высокими потолками, в которых выставлены были все эти тритоны, девы, скелеты и прочие изыски воображения средневековых мореплавателей и кораблестроителей, навевала жуть. А хрипловатый голос смотрителя и гида в одном лице, весь его вид был словно списан со страниц книг Стивенсона, даже деревянный протез вместо ноги был, как у пирата. Казалось, выйди за дверь, и попадешь в прошлое.
Лев после посещения музея еще полтора часа переваривал впечатления за мороженым в кафе.
— Это было потрясающе, — наконец, сформулировал он.
Юлий только кивал, внутри все еще переживая минуты в гулких залах, под неспешное постукивание и скрипучий голос «пирата».
— Куда отправимся сейчас?
Самые жаркие часы они благополучно провели в прохладе музея, можно было на пляж.
— В море. Плавать… Ловить русалок.
— Хорошо, солнце, доедай свое мороженое, и пойдем. Вернемся в отель, переоденемся — и на пляж.
Сегодня пляж выглядел куда приветливее без кучи детишек и полупьяных взрослых. Видимо, то многодетное семейство отправилось на экскурсии. Вообще народу было немного, что удивительно. Погода стояла изумительная, прохладный ветерок, очень легкая облачность, комфортная температура. Но, видимо, именно это курортников и разогнало: люди думают, что на пляж нужно ходить, когда солнце шпарит вовсю, не понимая, что тем самым обрекают себя на солнечные удары, перегрев, ожоги и прочие сопутствующие проблемы.
— Как хорошо, — Лев в блаженстве потягивался. — Наперегонки?
— Наперегонки, — азартно согласился Юлий, пару раз присел, разминаясь.
В плавании Лев мужу проигрывал бесповоротно, слишком уж медленно плыл. Обгонять его совсем уж Юлий не стал, это было не интересно, зато нырнул, пристраиваясь под ним так, чтобы коснуться, но не попасть под руки и ноги. Лев попробовал увеличить скорость, засмеявшись. От Короленко оторваться было нереально, он выныривал, отфыркивался и снова нырял, чтобы приласкать, погладить, подразнить.
Назад к пляжу Лев повернул поздно — силы кончились на половине пути.
— Держись за плечи, побуду твоей косаткой, — уяснивший, в чем дело, Юлий успел поймать его до того, как у уставшего Льва начались бы судороги.
— Спасибо. Я что-то не рассчитал…
— Будем знать, зато, насколько ты вынослив, и меру не превышать.
— Да… Спасибо, что рядом и всегда спасаешь.
Юлий только улыбнулся, чего Лев, конечно, видеть не мог, но знал, что так оно и есть. Судорога икру ему все-таки прихватила, но случилось это уже практически на берегу, так что его личный спасатель быстро устранил проблему.
— Все, грейся, — укутав в полотенце и сунув мужу в руки бутылку воды и банан, приказал непререкаемым тоном. — На сегодня заплыв завершен.
— Завтра подольше поплаваем. Я уже привыкну…
— Договорились. Куда с утреца направим свои стопы? — Юлий добыл из планшетки список, развернул, усаживаясь на покрывало рядом с мужем.
— Так… Какие у нас есть музеи? Я не прочь еще послушать всякие байки.
— Есть музей при ювелирном заводе Коршунова, там должно быть интересно, заводу уже почти двести пятьдесят лет.
— Давай, — загорелся Лев. — Звучит просто обалденно.
— Наши петлицы на парадке — из позолоченного серебра и делаются именно там по спецзаказу, — усмехнулся Юлий.
— Завтра непременно послушаю.
— Еще есть музей яхтенного спорта «Капитан Врунгель», Чельменские старые винодельни…
— Оставим их на следующие дни. Какой же кайф… Только ты и я, — Лев светился от счастья.
— М-м-м… ну… — Юлий вздохнул и признался: — Я обещал ребенка посмотреть, это недолго, после обеда. Как раз нагуляемся, ты отдохнуть можешь лечь, а я смотаюсь…
— Опять работа? — погрустнел Лев. — Впрочем, ладно… Я посплю в жару.
В награду за понимание он получил самый нежный поцелуй, который только был возможен. Это его примирило с тем, что муж нашел себе работу. Пара часов ничего не решит. Но каков жук, а? Как он только умудряется? Хотелось одновременно и стукнуть, и погордиться тем, что Юлька — тот, кому доверяют больше местных врачей.
По возвращению в номер Лев сразу после душа упал на кровать. Юлий принялся за массаж, без сексуального подтекста, просто расслабить уставшие мышцы, да и нервы тоже. Лев постепенно расслабился, даже задремать успел. На ужин его пришлось будить, хотя Юлию и было жаль прерывать сладкую дрему любимого Кисы. Но еде Лев весьма обрадовался.
— Хомячья жизнь: есть, спать, бегать.
— Ну так отдых же, солнце, на отдыхе положено набираться впечатлений и здоровья, чтоб на всю зиму хватило, — усмехнулся Короленко. — Впечатления мы себе обеспечим, здоровье, надеюсь, не подведет.
— Пока что я только ем как не в себя.
— Главное, чтоб наедался. На морском-то воздухе немудрено.
Питание в пансионате было прекрасным, трехразовым, но они все равно умудрялись перекусывать в кафешках по пути, которые входили в указанный список. Особенно Лев налегал на рыбу, такой дома точно не поесть. Морепродуктов было вдоволь, и они пока еще не успели приесться. Крабы, рыба, моллюски, водоросли. На любой вкус и аппетит. А на аппетит не жаловались оба.
— Прогуляемся еще? — предложил после ужина Лев.
— Давай, — согласился Юлий.
Вечером здесь, в районе пансионатов, народу было не так много, как в центре, а близость моря и прибрежных сосновых лесов давала ни с чем не сравнимую свежесть воздуха. Мимо проехала машина, набитая какими-то скупо одетыми девушками, верещащими и размахивающими руками.
— И не боятся же кататься по местным улочкам, — покачал головой Короленко.
Ездить здесь могли только местные, да и вообще, больше был популярен городской пассажирский транспорт, те же монорельсы. Машин было на удивление мало.
— Может, выпили уже… — предположил Лев.
Юлий только передернул плечами: да тут даже не «может», а «скорее всего». До первого постового патруля. А дальше машину на штраф-площадку, девиц — в отделение на профилактическую беседу. Это если добрый патруль попадется.
— Смотри, какой закат, — Лев про дурочек на иномарке уже забыл. — Такое небо…
— Пойдем на ту террасу? Полюбуемся городом с высоты и звездами, — предложил Юлий. — Я помню дорогу.
— Веди. Люблю рассматривать города с высот. Они сразу такие игрушечные…
И они пошли, не торопясь, наслаждаясь тем, как изменились улочки города с наступлением сумерек, рассматривая кованые, стилизованные под старину, а кое-где и в самом деле старинные, снятые еще с парусных кораблей фонари, стараясь не запинаться о горбатые булыжники, отполированные временем, которыми здесь мостили тротуары с того самого года, как был основан город. Тоже — традиция, освященная временем.
— Так тихо и уютно. Тебе здесь нравится? Не жалеешь, что я тебя выволок на прогулку?
— Ничуть, солнце, знаешь, мне очень нравится, когда мы гуляем вдвоем, к тому же, без риска встретить кого-то из наших подопечных, — тепло рассмеялся Юлий. — А тебе?
— А я просто в восторге. Никого знакомого. Никаких встреч и вынужденных улыбок.
Полчаса спустя они добрались-таки до террасы, когда на землю уже упала непроглядно-темная южная ночь, наполненная обезумевшим стрекотанием цикад, сонным писком птиц, которые делали тишину еще более оглушительной, стоило только слуху привыкнуть к этим шумам, отсечь их.
— Смотри, любимый мой, — Юлий оперся спиной на широкий парапет, укладывая мужа себе на грудь так, чтобы он смог увидеть небо.
Бархатное, но отнюдь не черное, как могло бы показаться — черноты не было заметно за переливчатым сиянием мириад звезд, за серебряным флером Млечного Пути.
— Хочу взлететь туда, — Лев протянул руку. — Кажется, это так близко…
— И так невообразимо далеко… — эхом отозвался Юлий. — Кажется, протяни руку — и сдернешь Млечный путь, как прозрачный платок с росписью по шелку… Или пропустишь его, как песок сквозь пальцы.
— Да. У меня голова немного кружится.
— Я тебя держу, не улетай, — в голосе Юлия слышалась улыбка.
— Останусь только ради тебя, — пообещал Лев.
Назад, в пансионат, они отправились только тогда, когда местная комариная гопота почуяла, что репеллент, которым Юлий перед прогулкой обработал обоих, выдохся. Возвращались они чуть ли не бегом, сопровождаемые нарастающим звоном комариных ратей. В нем так и слышалось: «Э, кровь есть? А если найду?». В номере не было летающих монстров, фумигатор исправно работал, можно было даже распахнуть окна и дышать всю ночь терпким запахом моря, смешанным с ароматом магнолий и олеандров.
— Отличный отпуск… — Лев растянулся на прохладных простынях.

Следующее утро они оба проспали, проснувшись хорошо, если к одиннадцати. Завтрак был безнадежно пропущен, так что обошлись фруктами. Решили съездить на ювелирный завод, потом пообедать в «Маяке», потом Лев намеревался продрыхнуть самую жару, а Юлий — сходить и посмотреть на ребенка администратора Нади. А потом их ждала Якорная бухта с ее якорями.
— Жду не дождусь, — мечтал Лев.
— Нужно будет арендовать катамаран, прихватить с собой надувной матрас, воды, бутербродов. Зависнем там до вечера, как ты на это смотришь?
— Очень даже положительно! И с восторгом. Будет здорово, уже предчувствую.
На заводе — на самом деле, не такой уж он и большой был, такой… очень камерный заводик, — им показали, как делаются отливки для значков и петличных эмблем, как мастера доводят до совершенства заготовки, как тянут проволоку для цепочек, золотой канители и многое, многое другое. Юлий не удержался — купил тайком от мужа широкий браслет из серебра, украшенный вставками местного янтаря и коричневатого перламутра. Подарил только в ресторане.
— Мне показалось, тебе такое пойдет.
Льву и впрямь шло, с его рыжей гривой и бледной, несмотря на все попытки загореть, кожей.
— Я отсюда уеду, как дикарь откуда-нибудь с островов Микронезии — увешанный ракушками, камешками, браслетами, — посмеялся он.
На шее уже болталась та самая розовая ракушка, которую они нашли в первый поход на пляж.
— Зато память.
Юлий тронул губами кончики его пальцев и отпустил, давая возможность нормально поесть. Против такой памяти Лев не возражал. Зимой нужно на что-то смотреть и вдохновляться на работу.
После вкуснейшего сытного обеда они добрались до отеля, нырнули под прохладный душ и разошлись: Лев в самом деле упал подремать, а Юлий, нехотя натянув вычищенные форменные штаны и сорочку, подхватил «тревожную» сумку и пошел вниз, к девочкам-администраторам, где его уже ждала Надя.
Ничего страшного с ребенком не случилось — просто сильная аллергия на какой-то продукт, выразившаяся температурой. Он выписал направление, осмотрел, споил антигистаминное и посоветовал не ждать у моря погоды, а у ресепшн — «птенца», брать ребенка и вести к врачу и на анализы. Все равно без них никакие диагнозы ставить нельзя.
— Спасибо вам, — Надя застенчиво улыбнулась.
— Да не за что же, Надя, это вам спасибо — за гид по достопримечательностям.
— Надеюсь, вам пригодилось?
— Еще как! Это гораздо интереснее, нежели обычные туры.
По возвращении Юлия ожидал безмятежно дремлющий Лев, которого здешняя жара начинала доканывать. Короленко выставил температуру на кондиционере пониже, снова убрел в душ.
— Слышу плеск воды. Или комары купаются, или супруг вернулся.
— А если это огромный комар-мутант? — фыркнул выбравшийся из душа Юлий.
— Тогда я обречен. Но ты вроде похож на человека.
— Ключевое слово «вроде». Там жарко. Нет, там очень ЖАРКО. И солнце жарит вовсю, так что дрыхнем до вечера, Лёвушка, в бухту поедем попозже, на закате.
— Иди сюда, — Лев раскрыл объятия.
Юлий с готовностью упал в них, прикрыл глаза. Кондиционер работал, прохладный воздух радовал, а теплые объятия усыпляли. Продремали оба вплоть до вечера, когда выплеснулись на улицы полупьяные молодые туристы. Дуракам закон не писан, а назвать эту молодежь умной было сложно — их тянуло на подвиги, в том числе и на пляж. Когда Лев с Юлием ехали в монорельсовом вагончике, Короленко вспоминал, видел ли он на пляже вышки береговой охраны.
— Вроде бы, видел…
— Думаю, они тут обучены как раз для подобных случаев. Вряд ли это первые пьяные малолетки здесь.
— Солнце, стукни меня, чтобы опция «долг» на время отключилась, — в шутке Юлия была, пожалуй, только доля шутки.
Лев врезал ему кулаком в плечо — по голове побоялся.
— Спасибо.
— Помогло?
— Надеюсь, да. В любом случае, мы с тобой возьмем напрокат катамаран и уплывем подальше от обитаемых пляжей. Плед, спички, полотенца, две пачки сосисок, фрукты, батон, вода, матрас, насос… Я все положил?
— Да. Особенно сосиски. Есть захотим…
— Вкусные сосиски, — Юлий облизнулся. — Местные, мы вчера в «Илюхином дворике» на них соблазнились. Специально купил.
— О, те самые… Предвкушаю. И надеюсь, что мы будем одни в бухте.
— Я тоже на это очень, о-о-очень надеюсь, — Юлий протянул это свое «очень» тихо, чуть слышно, на ухо мужу.
Лев улыбнулся. Ему хотелось попробовать секс на пляже. Он не сомневался, что все нужное у Юльки с собой: и репеллент, и смазка, и прочее. Юль был не из тех, кто полагается на «авось» и не перепроверяет, все ли собрано, так что его «а все ли я положил?» — это просто возможность дать мужу поучаствовать в процессе. За это Лев его и ценил.
— Приехали… Где тут прокат?
Прокат — длинная контора на бетонном пирсе, выдающемся далеко в море — нашелся в самом конце пляжа. Народу было мало, катамаранов, лодок и тримаранов — много. Катамаран — это такая забавная конструкция из двух узких лодочек, связанных настилом, на котором укреплено двойное сидение. А под каждым — педальная конструкция, которая вращает лопасти двух гребных колес. Руля нет, поворачивать можно, как и в обычной лодке, задействуя одно из колес.
— Давно я такие не видел, — улыбнулся Лев. — С… Даже не помню.
— Ох, как мы с тобой сейчас поплывем… — судя по прикушенной губе, Юлия разбирал смех.
— Это будет кошмарно, я согласен.
— Это будет забавно. Ничего, как-нибудь справимся.
Катамаран им достался лимонно-желтый, с яркими голубыми полосками вдоль бортов обеих половинок. Смешной такой.
— А педали крутить нам далеко? — Льва катамаран забавлял.
— Довольно-таки далеко, я потому и оформлял аренду на сутки, чтобы не выдыхаться завтра, возвращаясь. Ну, готов? — Юлий закрепил сумку с продуктами и вещами, протянул руку мужу.
— Готов, — Лев принял ее. — Вперед, за приключениями!
Минут двадцать после того, как устроились на сидениях, они пытались заставить катамаран двигаться не кругами. И ржали, как сумасшедшие — то Юлий слишком сильно нажимал на педали, то Лев. Потом приноровились, но поплыли не в ту сторону. Пока сообразили, пока развернулись… К искомой бухте добрались в глубоких сумерках. И то, что на берегу не светилось ни огонька, порадовало.
— Здесь берега отвесные, прохода нет, только с моря можно добраться. Так что если никто бухту не «застолбил» — она наша на всю ночь.
Судьба им улыбнулась — никто не пожелал плыть сюда на всю ночь, напрягаться ради какой-то прогулки. Повезло еще и в том, что практически сразу они наткнулись на выброшенный волнами плавник, так что собрать костер и разжечь его много времени не заняло. Особенностью бухты было то, что ее дно и берег покрывала мелкая гладкая галька, а труднодоступность для туристов обусловливала чистоту небольшого пляжа. Через полчаса в выложенном крупными камнями углублении весело полыхал костерок, Юлий надувал насосом матрас, а Лев нанизывал сосиски на прутики, вырезанные из растущего у самой скальной стенки куста.
— Обожаю мясо, запеченное на живом огне. Даже если оно в виде сосисок. М-м-м, какая вкуснятина получится, — Лев не мог дождаться, когда можно будет вцепиться зубами в сосиску.
Сосиски были в самом деле просто обалденные — из рубленого мяса четырех сортов: курятина, свинина, телятина и баранина, в натуральной оболочке. Они истекали жирком, тот шипел на углях, заставляя мужчин глотать слюнки.
— Все, давай есть, не могу больше, так пахнет! — взмолился Юлий, ломая батон крупными кусками, выкладывая на чистую полотняную салфетку, туда же — мытые огурцы, помидоры, солонку.
Лев снял с огня сосиски, вручил один прутик мужу.
— Приятного аппетита. Не обожгись, — и сам вцепился зубами в горячее мясо, чуть не зарычав.
Бес-по-доб-но! Просто бесподобно! Наверное, это был какой-то атавизм, доставшийся людям от пещерных предков, но никакое, даже самое изысканное блюдо не могло сравниться с мясом, приготовленным на костре, на природе. Как сказал Лев — даже если это мясо в виде сосисок. Юлию оставалось только порадоваться тому, что он купил аж две килограммовые пачки недешевого удовольствия. Одну из них они прикончили влет, просто насыщаясь, а вот вторая тянулась медленно, став из еды удовольствием.
— Оставим по четыре штуки на утро? — предложил Юлий, когда стало ясно, что больше «не лезет».
— Согласен, — Лев безо всякой охоты доел последний кусок и растянулся, глядя на звезды.
Камни были еще горячие, не остывшие после целого дня под солнцем.
— Лёв, иди ко мне, — Юлий поднялся, протянул руку. — Здесь есть один камень… Похож на половинку дивана, даже в разводах, как в рисунке.
— Ну-ка… Ого, — Лев засмеялся. — Точно. Как неистощима на выдумки природа.
«Полдивана» тоже был еще горячим, а губы Юльки, поймавшего Льва в объятия на этом камне — еще горячее. Вольговский был счастлив. Звездная ночь, шум моря, любимый муж рядом — что еще нужно для счастья и секса на диком пляже? Ну… плед, например. И смазка. И любимый муж, который об этом позаботится. Плед сделал каменный «диван» почти удобным, а то, как ласкал его Юлий, удвоило, если не утроило количество звезд над головой. Короленко не спешил, как и всегда, и Льву казалось, что его тело двигается в одном ритме с морем.
— Секс на пляже — это так захватывающе, — полусонно признался он. — Особенно, если с тобой.
Его уже перенесли на матрас, укутали пледом, и Юлий лежал рядом, согревая.
— Можем повторить утром, — промурлыкал он, обнимая мужа, — в другом раскладе.
— Утро будет утром, мы еще успеем всласть наобниматься.
— Тогда спи, я не дам тебе замерзнуть.
Лев уткнулся носом ему в ключицу и прикрыл глаза. Прекрасный день. И впереди еще целых две недели таких же… Это будет самый лучший отпуск в его жизни, уж в этом Лев был твердо уверен.
_________________________________________________
Примечание к части

* Носовые фигуры (гальюнные фигуры) - это не восковые фигуры! Это те самые украшения под бушпритом парусного судна в виде русалок и прочих существ!


Глава двадцать шестая

Лев оказался прав: чудесный отпуск был чудесен до самого конца, начиная от сосисок на костре и заканчивая длительными прогулками по берегу моря.
— Даже уезжать не хочется, — Лев пытался упаковать в сумку все сувениры.
— Угу. Но надо. Зато набрались впечатлений на год вперед. И не только их, — посмеивался Юлий, глядя на его попытки. — Давай, я сам уложу, солнце. Кстати, самый главный сувенир ты везешь на себе.
— Ты про браслет? Про ракушку? — Лев отошел, позволяя мужу упаковать сумку.
— Не-а. Иди сюда, — Юлий подвел его к зеркальной створке шкафа, оттянул резинку штанов, обнажая молочно-белую кожу там, где были плавки. По контрасту с ней остальное тело Льва покрывал ровный золотистый загар, которого тот попросту не замечал раньше.
— Ого, да я красавец, золотистый кошачий хищник!
— Настоящий лев, — Юлий поцеловал его под ухо, улыбнулся и пошел укладывать сувениры так, чтобы не поломать и не разбить.
Как Лев и хотел, они насобирали пару горстей ракушек всевозможных видов, сушеные морские звезды пришлось покупать, всем дамам в большом семействе Вольговских были куплены жемчужные ожерелья, курящему Володе — серебряный портсигар, некурящему Александру — серебряная ручка, украшенные местным перламутром. Ну, и после посещения старых виноделен они не могли уехать оттуда без бутылки отличного муската.
— А у нас найдется место под все ракушки? — переживал Лев.
— У нас, вроде как, целый сервант пустует. Только хрусталь из твоего «приданого» одну полку занимает, а так свободно.
— Вот и славно. А что приданое… Из него хорошо пить шампанское, — Лев слонялся по номеру, делая последние фото на память.
Такси решено было не брать, возвращались уже проверенным маршрутом: монорельс, аэроэкспресс, аэропорт. И вот объявлена регистрация на их рейс, потом посадка… Вот самолет отрывается от взлетной полосы…
Лето неумолимо подходило к концу. Лев провожал отпуск, вцепившись в супруга и зажмурившись. Юлий обнял его, распустил волосы из хвоста и принялся массировать затылок. Успокоил настолько, что Лев проспал весь полет, устроившись в его руках. Проснулся он уже по приземлении, миновав сам период снижения, так что на твердую землю выбрался своими ногами и без потрясений.
В аэропорту их встречали Володя и коты.
— Они как почувствовали, что я за вами еду, Мрак в машину первым залетел, Маркиз следом за ним рванул.
— Как они отожрались, — Лев оглядывал Мрака. — Это точно кот, а не боров?
— Да что ты! Разве ж это отожрались? А как вы-то похудели! Надо будет родителям сказать, — Володя подмигнул им.
— Не вздумайте, дядя Володя! — взмолился Лев.
— А что так-то? Холодильник, небось, пустой у вас?
— Они ж примчатся проверять степень отощания!
— Ну. И привезут маленько мяска, овощей, фруктов…
— Юль, что скажешь? Мы отощали или не настолько?
Короленко почесал в затылке.
— С одной стороны, у нас в самом деле в холодильнике и морозилке — шаром покати. Но я боюсь представить, сколько и чего привезут твои родители, стоит только заикнуться.
— Они знают размер холодильника, может, больше, чем надо, не привезут?
— Рискнем?
Пришлось рискнуть, тем более, что стоило отдать подарки.

Володя довез их до дома, выгрузил котов, два баула с «маленькими презентами» — пироги, грибы, яблоки, груши, ведро картошки, две куриные тушки размером с хорошего гуся каждая. Коты сразу понеслись обнюхивать квартиру, обсиживать ее, пачкать шерстью и заявлять свои права на каждый сантиметр. Соскучились за два с половиной месяца, да и люди тоже. Квартира снова казалась гулкой, из нее выветрился запах жилого помещения.
— Придется обживаться.
Лев подхватил на руки Мрака, который внезапно понял, что хозяева дома и можно не слезать с них. Даже Маркиз ходил хвостом за хозяином и норовил обтереться о его ноги, путался в них и урчал без умолку. Юлий закинул вещи в стирку, подумал и взялся чистить грибы.
— Как ты смотришь на грибы с курицей в сливках и гречку, Лёв?
— Очень даже позитивно смотрю!
И тут зазвонил телефон Юлия. Лев нахмурился: кого бы там могло принести по связи. Телефоны стояли на зарядке в спальне, на кухне шумела вода, и Юлька, судя по всему, звонка не слышал. А номер в памяти его телефона не был забит, потому что отображался только цифрами.
— Алло, — Лев решил ответить, приготовив ручку и блокнот, мало ли что срочное.
— Юлька, смуглянка, ты ли это? — хохотнул в трубку хрипловатый мужской голос.
— Не совсем, это муж Юлия.
— Оба-на, вот так номер! Ну, тогда здравствуйте, муж Юлия, а самого Юлия я могу услышать?
— Пока что нет… Он занят. Но я могу передать ему ваше сообщение.
— И на том спасибо. Передайте тогда, что Белов приехал, собирает гардемаринов на родительской хате.
— А, тот самый Белов. Юлий о вас рассказывал. Думаю, он будет рад… Передам.
— Вот спасибо. Как вас звать-то, смуглянкин муж?
— Лев меня зовут. А, вот и Юлька… Тебе тут твой гардемарин Белов позвонил.
— Да ну?
Судя по выражению лица, Юлий искренне удивился и столь же искренне обрадовался.
— Сашка? Белов? Ты, вправду, ты?
Дальнейший разговор Лев не слышал, удалившись на кухню проверять, что там готовится такое ароматное. Пока любимый супруг общался там с потерянным и нашедшимся другом, он, как лиса вокруг колобка, кружил, принюхиваясь, по кухне, дорезал салат, накромсал хлеба.
— Умираю от голода, — сразу сообщил он, как только Юлька появился на кухне.
— Уже почти готово, солнце. Сейчас каша допреет, и можно есть.
— Ага… — Лев облизывался.
— Сашка нас через три дня приглашает к себе, обещает бочонок красной икры, — хмыкнул Юлий, обнимая его. — Пойдем?
— Ну раз там аж бочонок красной икры, то вполне можно пойти.
— Хорошо, я передам, что мы согласны. Руки мой, солнце, я накладываю.
Лев и думать забыл про приглашение. Подумаешь, старые друзья Юльки соберутся вместе, это ж хорошо, что блудный Белов разыскался. Было даже любопытно, насколько прозвище… ну, соответствует, что ли? Панова он знал, пусть и не досконально, но достаточно хорошо. Тот был надежен, как скала, и столь же основателен. Может, потому и остался в родном городе, никуда не рванул после школы, выучился здесь, здесь же и свое дело начал. Юльку он тоже знал… нет, скорее, узнавал пока, слишком малый срок — год они вместе, почти ровно год. А тут еще и бочонок красной икры. Что ж, если приглашают обоих, видимо, Белов жаждет познакомиться с мужем своего друга. А Лев просто посмотрит на тех, с кем Юлька дружил, в домашней, так сказать, обстановке. Вот, кстати, забавно: жену Панова пригласят, или будет мальчишник?

После обеда они взялись за уборку, нужно было перемыть полы, проветрить квартиру, вытряхнуть покрывала и одеяло, постирать занавески, протереть пыль. Работы не так уж и много, но провозились до вечера.
— И надо отзвониться родителям. Узнать, что и сколько они нам привезут.
Родители, как выяснилось, приехать собирались как раз завтра, проведать блудных сыновей, посмотреть, кто и как загорел, и привезти пару свиных туш, кур, уток и еще немного по мелочи из готовой еды. И ягод. После долгих уговоров удалось сойтись на половине перечня.
— У нас морозилка не резиновая! Две свиньи не влезет никак, даже в виде фарша!
— Хорошо. Но ведь курочек примете? Вы же любите их, — тоном Мефистофеля в разговоре с Фаустом соблазняла их Мария.
— Юль, как мы смотрим на кур?
— Положительно. В смысле, куда положить — найдем, — отозвался Короленко, намывающий морозилку перед тем, как включить ее.
— Кур — давайте. А еще грибы и ягоды. Но утки уже не влезут.
— Слушай, можно и пару уток. Я тогда тушенку домашнюю сделаю, — оторвался от своего занятия Юлий, почесал в затылке. — Свиную и утиную.
— И пару уток. Пару штук, а не пару десятков.
— А домашние яйца?
— Юль, у нас яйца есть?
— Шесть штук на четверых, неразменные, так сказать, — просмеялся тот.
— Ага. А куриные, перепелиные и страусиные посчитай.
— Ни одного, солнце.
— Мам, везите яйца. Что не влезет — повезете обратно, делов-то.
— Да конечно! Друзьям-соседям раздадите, — фыркнула женщина. — Завтра к полудню будем, ждите.
Лев положил трубку и посмотрел на холодильник.
— Дружище, твоя задача — не лопнуть по швам.
— Наша тоже, — ухмыльнулся Юлий. — Кстати, надо бы сахара купить. И муки. А то я тут по сусекам поскреб, по амбарам помел — пироги делать не из чего, а хочется.
— Пойдем в магазин? Жаль, что балкон не застеклен, можно было бы там хранить какие-нибудь продукты.
— Идем. А насчет застекления надо подумать. Балкон небольшой, сильно дорого не встанет, а у меня еще маленько денег на карте есть.
— Но как же архитектурный ансамбль?
— Одевайся, пойдем на улицу — присмотрись. Многие застекленные, просто так, что это в глаза не бросается.
Лев кивнул, натягивая джинсы.
— Тогда застеклим. И можно будет уберечь от дождя какие-нибудь продукты вроде масла.
— Я вот думаю: нам стоит делать заготовки на зиму, или нет?
— Заготовки? В смысле, консервировать грибы и все такое? — уточнил Лев. — Может, просто наморозим ягод?
— Нет, ягод-то мы и так наморозим, да и грибов, если будут белые, тоже. Просто зимой родители привозили, но… Это ж наглость какая-то — у них все время попрошайничать?
Лев заметил то, как Юлька сказал это — не «твои», просто «родители».
— Шутишь? Попробуй отказаться… Обида на весь год и попытки впихнуть еще больше еды, но вместо земляники — смородину, вместо вишни — малину. И непрерывный речитатив: «Мы живем среди леса, у нас этого завались, а в вашем городе в магазинах одна химия». К тому же, у меня все время банки лопаются, вздуваются, прокисают… А у мамы там как раз самый разгар сезона заготовок идет.
— Лады, я тогда не буду даже заикаться, а то, боюсь, нас погребет под лавиной еды, — усмехнулся Юлий. — Ну, что, идем? Мука и сахар. Яйца будут завтра, масла надо купить и маргарина.
— А ты не особенно обольщайся, в сентябре нам придется мотаться на все выходные на семейные предприятия. Это у моих родителей мясная ферма. Я ведь говорил, что дядя и тетя владеют овощной… — Лев злорадно ухмыльнулся. — Заставлять забивать скот тебя не будут, но сутки на сборе яблок гарантирую. Пока я бегаю с окровавленным топором по двору и изрекаю не совсем приличные слова. У кур просыпается просто прям какой-то инстинкт ниндзя…
— Почему бы и нет? Я только «за» всеми конечностями, чтобы помочь. К тому же, это ж логично.
— В общем, будем чернорабочими несколько выходных. Подготовка к зиме, и все такое.
— Вот и отлично. Все отдых, — оптимистично усмехнулся Юлий. — А что яблоки мне собирать — это норм, я высокий, лесенка не понадобится.
— Ага. Заодно покажу тебе дом, в котором я вырос. Мы же все сначала жили там, где много-много овощей и ягод, а также фруктов. Семейное дело. Это потом родители скопили денег, купили землю и теперь у них свое хозяйство. Очень полезно, кстати, может, прибыль и не такая, чтобы каждый год менять мне «Мерседес», зато связи — ого-го. Все хотят на стол свежайшее мясо.
Юлий слушал его, улыбался, кивал. Приобнимал за плечи, не стесняясь никого, да и чего бы ему было стесняться? Он шел рядом с мужем, с любимым и законным мужем, о чем четко свидетельствовали их кольца. Ему нравилось слушать, как Лев рассказывает о своей семье. Хвастает, конечно, но ведь есть чем? И все это заработано честным трудом, все эти связи, машины, дома.
— И только последние три года я перестал проводить там все лето, работая.
— А почему?
— Личная жизнь. А вот и магазин…
Насчет личной жизни, кроме Андрея, который сам вылез, Лев не распространялся. Не считал нужным и этичным вообще. Юлька тоже, хотя Вольговский уже знал, сколько «попыток» личной жизни у мужа было, но не расспрашивал о них. Иногда любопытство заедало, конечно. Но он давил его в зародыше.
— Масло, маргарин, еда для котов, наполнитель для котов…
— Мука, сахар…
Еды и прочего «для котов» оказалось побольше, чем для людей.
— Золотые наши котики, — Лев вздохнул.
Но протестовать не протестовал — чем тратиться на лекарства, лучше потратиться на изначально качественный корм и все прочее. Тем более что коты — это такая приятная часть семейства. Мохнатая, хвостатая и мурчащая.
Когда шли назад, Льву пришел в голову вопрос, который он и озвучил:
— А где этот ваш блудный гардемарин живет?
Юлий махнул рукой в сторону дороги в школу:
— Через три двора отсюда.
— О, даже не так уж и далеко от нас, — обрадовался Лев.
— Ты б знал, насколько в детстве «три двора отсюда» было далеко. Не в смысле расстояния, а в мировоззрении, что ли. У вас такого не было?
— Не понимаю, о чем ты. Мы все дружили.
Юлий только развел руками, улыбнувшись.
— А у нас соперничали — двор на двор.
— И как же вы умудрились подружиться с Беловым?
— Только в школе. Он уже тогда был пацаном справедливым. Это он во дворе меня мог задевать, ну так я, как говорится, сам был виноват — на чужую территорию зашел и все такое. А там, когда меня, тощего и высокого, начали гнобить все подряд, вступился первым. Потом и Паныч к нам присоединился. Но он вообще-то в параллели учился.
— А у меня не было в школе друзей. Да и подруг тоже.
— Совсем? А почему так? — удивился Юлий.
— Как-то так сложилось, даже не знаю, почему. Много читал, хорошо учился. Наверное, просто никому не нравился.
— И все одиннадцать лет никому не нравился?
Кажется, Юлий в такое просто не мог поверить.
— Мне никто не говорил про то, что я кому-то нравлюсь, так что, наверное, нет. У нас вообще был тихий класс, сосредоточенный на учебе.
— Наверное, я тебе даже завидую. У нас — вон, хоть Ирину Иннокентьевну спроси, класс был просто оторва на оторве, учились кое-как.
— Но выучились вроде бы неплохо.
Дома их встретили соскучившиеся коты, стремившиеся наверстать время разлуки с хозяевами. Хозяева, в отпуске вспоминавшие о котах, только поедая какую-нибудь особенно вкусную рыбку, чувствовали себя немного виноватыми в этом и тоже активно наглаживали хвостатых.
— А с чем мы будем делать пироги?
— Есть на выбор яблоки и груши и грибочки, — заглянув в холодильник, заметил Юлий.
— Давай и то, и то сделаем?
— Лады, солнце, — теплые губы на пару секунд прижались к виску, — сделаем и то, и то.
— Ты же любишь ягодные пироги, — Лев поцеловал его в щеку.
— Люблю, я сладкоежка.
В доказательство Юлий урвал себе «сладенького»: поймал в поцелуй губы мужа, постарался не отпускать подольше. Ему казалось, у Льва на губах еще хранился вкус морской соли и напоенного солнцем винограда. Лев чуть не забыл про пироги, напомнил о них урчащий желудок. Быстро поставили тесто, разогрели себе оставшейся с обеда каши с курино-грибной подливкой, потом занялись пирогами.
— Жрать, говорят, в ночи нельзя,
Жрать, говорят, в ночи нельзя,
Жрать, говорят, в ночи нельзя,
А я говорю, что буду! — намурлыкивал Юлька, укладывая в форму тесто, а на него — порезанные груши и яблоки.
Лев не пел, он готовил молча, но с улыбкой. Через полчаса весь подъезд уже знал: Короленко-Вольговские вернулись из отпуска и пекут пироги. Соседи пока что не настолько обнаглели, чтобы бегать и выпрашивать поделиться, но до этого было недалеко.
Как и обещали родители, машина, приехавшая к «бедненьким отощавшим отпускникам», ломилась от всевозможных припасов. Мария и Александр поахали над ракушками, над загаром, посмотрели фотографии, порадовались тому, что «дети» так хорошо отдохнули. Обратно они увезли подарки и обещание явиться сразу же по возможности.
— Уф-ф. Теперь еще встреча с твоими друзьями. И прощай, лето, здравствуй, школа, — Лев с тоской посмотрел в сторону стеллажей с учебными планами.
— Интересно, будет ли в этом году кто-то новый в коллективе?
— Надеюсь, что будут, надо омолаживать коллектив. И если пара старых грымз уволится, я совсем не буду страдать.
— И по ком не будешь страдать особенно? — усмехнулся Юлий, занимаясь размещением стратегических запасов мяса в морозильнике.
В мойке уже отмачивались куски свинины и две жирные утиные тушки на домашнюю тушенку.
— По Евгении Львовне, — скривился муж. — У-у-у, как вспомню ее, так вздрагиваю от макушки до пяток.
— Знаешь, так странно вообще: уехать из школы с одним коллективом, а приехать в ту же школу, но с совершенно новым коллективом.
— Столько лет прошло, что поделать. Никто не молодеет.
— Одна Рэмбо на своем посту, как бессменный часовой. Надо было ей другое прозвище дать, — Юлий усмехнулся. — Терминатор.
— Ну, терминаторы все-таки менялись, а вот Рэмбо был один и тот же.
— Тот, которого играл старина Шварци, тоже был один и тот же.
— Но Рэмбо ей все же подходит больше.
— Ну так… — Юлий тихо рассмеялся, и до Льва, наконец, дошло:
— Значит, это ты ее так назвал?! А ведь как отпирался!
— Некоторые секреты открывать любимому директору школы, в которой учился, а теперь работаешь, нельзя никогда!
— Это точно. Хм, надо бы погладить к встрече с твоими друзьями любимый галстук.
— Забудь про галстук, солнце. Думаешь, Паныч или гардемарин наш блудный будут при всем параде? Не удивлюсь, если Белову попадет под хвост вожжа, и он потащит нас всех куда-нибудь на природу, на рыбалку, например.
— Тогда в чем мне идти? Джинсы и футболка?
— Вполне подойдет. Или рубашка, если вдруг похолодает.
— Ладно, джинсы и рубашка, я понял.
— Лады. Поможешь мне, солнце? Надо свининку кусками покромсать, примерно пять на пять чтоб были.
Банки на то, чтобы закатать готовую тушенку, пришлось занимать у Иосифа Соломоновича, ему Юлий снес по куску грибного и фруктового пирогов, да еще пообещал отдариться готовым продуктом. Старик визиту очень обрадовался, пригласил заходить почаще и вдвоем.
— Обязательно, Иосиф Соломонович, обязательно. Мы же только-только вернулись, вчера день на уборку потратили, сегодня — на готовку вот. А завтра зайдем с Лёвушкой, — пообещал Юлий, утаскивая коробку со стеклотарой.
Весь следующий день было решено посвятить профессору, по крайней мере, побольше времени.
— Он все-таки одинок, жаль его, — вздохнул Лев.
— Он был одинок уже в то время, когда зазывал меня в гости, — кивнул Юлий. — Жена — та еще грымза, такая… ну, грымза. Теща — вообще полный абзац. Дети как-то быстро «оперились», впрочем, я их понимаю, хотелось побыстрее оказаться подальше от любящих мамаши и бабки.
— А теперь вот они к отцу и носа не кажут.
— Общаются по скайпу, ты же видел, какой у профессора ноут стоит. А летать из Канады к нам каждый месяц — не налетаешься.
— Заготовки выглядят неплохо, — сменил тему Лев.
Короленко окинул взглядом батарею закатанных банок, полных аппетитнейших кусков мяса и птицы, кивнул.
— Пробовать будем? Там банки кончились, а тушенка еще осталась. И я рис сварил.
— Пробовать будем! — сразу заявил Лев.
Ужинали в привычном обоим, уютном и теплом молчании, прерываемом только восхищенным: «Ум-м-м, вкуснятина!» и «Еще кусочек, солнце?». Временами вклинивалось негодующее «Мняяу?». Но тушенка двум попрошайкам не досталась, хватило и утиных потрошков, а уж лапы Мрак и вовсе вознамерился уволочь в комнату и использовать вместо игрушек.
— Куда? — возмутился Лев.
Мрак состроил оскорбленное выражение морды, взял одну перепончатую лапу в зубы и принес ему на колени, мол, ладно, раз ты такой жадный — поделюсь.
— Вот балда, — Лев оттаял. — Но если куски лап будут валяться по всей комнате…
Юлий рассмеялся.
— Балуешь ты его, балуешь, солнце.
— А как не баловать такое замечательное пушистое черное чудовище?
— Мур-р-р? — Юлий состроил самое умильное выражение лица, какое только мог представить. — Жаль, что у меня хвоста нет.
— И ты тоже хочешь утиную лапу?
— Нет, я куда большее чудовище, чем эти двое пушистых, мне утиные лапы не нужны, мне нужен ты и в полном комплекте.
— Забирай и уноси на закат. А еще лучше — увози на белоснежной яхте.
— Из белоснежного у нас только ванна, она за яхту сойдет? — Юлий подхватил мужа на руки и понес купать. А потом можно и в постель.
Ванна вполне сошла за отсутствующую яхту, а в постели день закончился весьма приятно, так что засыпал Лев утомленным и счастливым.


Глава двадцать седьмая

Следующий день, посвященный старичку-профессору и его библиотеке, Лев был не менее счастлив. Юлия они с Иосифом Соломоновичем потеряли в недрах квартиры, Гинзбург только махнул рукой:
— Ах, милый друг, оставьте, Юлик всегда был натурой увлекающейся, вероятно, он нашел то, что ему в самом деле интересно, и не оторвется, пока не прочтет минимум половину.
— Да, я заметил, что он очень любит книги и чтение. А я вот, признаться, слегка питаю антипатию к подобному.
— Как же так, ведь вы, мой юный друг, выбрали стезю преподавателя?
— Именно в последние пару лет у меня и наблюдается некое отвращение к чтению.
— О, вероятно, вас, как и меня, удручает качество современного литературного слова.
— Не без этого, профессор, увы, не без этого.
Зато к интеллектуальным беседам никакого отвращения Лев не питал, что и выяснилось уже поздно вечером, когда откуда-то из книжного массива выбрался немного помятый Короленко, жадно прижимая к себе тяжелый том в темной кожаной обложке.
— Ой, а я и не заметил, что уже вечер…
— Да мы тоже, — встрепенулся Лев.
На вопрос, «а можно ли взять почитать вот это бесценное…», старичок-профессор только улыбнулся, закивал:
— Конечно-конечно, Юлик, я уверен, что уж тебе-то доверить можно любую книгу.
— И нам все-таки пора, — с сожалением попрощался Лев.
— Да-да, уж простите старика. Вы меня так порадовали сегодня, так порадовали, спасибо вам! Наверное, как вот Юлик в Петербург уехал, а Сашенька во Владивосток, так ко мне совсем никто не приходил, чтобы надолго, и развлечь беседой.
— Сашенька? Вы про Белова?
— Ну, — профессор несколько смутился, — о нем, да.
— Да у вас, Иосиф Соломонович, мы всем гардемаринским составом паслись, — усмехнулся Юлий, оторвавшись от книги.
— Ладно, идем уже, — засмеялся Лев. — Хватит надоедать профессору. Спасибо за беседу, Иосиф Соломонович.
— И вам, Лёвушка, и вам.
— Кстати, Иосиф Соломонович, гардемарин наш беглый вернулся, — заметил Юлий.
— Какая радость. Приводите его непременно, пускай повидает старика, — обрадовался профессор.
— Завтра увидимся с ним, обязательно скажу. Доброй ночи, Иосиф Соломонович!
— Какой он все-таки классный, — с восторгом поделился Лев, когда они вернулись домой.
— Заговаривает напрочь, — усмехнулся его муж, соглашаясь. — У него не голова, а энциклопедия «Все обо всем», и память просто безупречная, даже сейчас.
После ужина и просмотра фильма они легли спать. Льва слегка тревожила завтрашняя встреча, хотя он сам не мог понять, отчего: с незнакомыми людьми общаться ему приходилось гораздо чаще, чем ему бы того хотелось. Казалось бы, что тут такого: познакомиться еще с одним другом супруга, не так уж у него их много, чтобы отказывать. Тем более, если судить по Панычу и по той же Сонечке, друзья у Юльки были ему под стать. Те, кого можно, не кривя душой, назвать «настоящими людьми». Даже странно, почему он так нервничает. Отвык, видимо.
От чего именно отвык, он в эту ночь так и не решил. Юлий, которого верчение любимого мужа разбудило, сонно проворчал что-то, пригреб его к себе поближе, обнимая поперек груди, ровно задышал в затылок, и Лев провалился в сон, не успев даже возмутиться. А утром переживать было некогда — нужно было умываться, одеваться, кормить котов, выдавать им ценные указания о поведении.
Иногда ему казалось, что оба хвостатых члена их маленькой семьи прекрасно понимают все сказанное. И иногда даже выполняют. Удивительно умные животные. Хотя, чего он еще хотел? Если уж Юлька их как-то гипнотизировать умеет, может, от его гипноза они «поумнели»?
— Я готов к выходу. Коты накормлены и уложены спать.
Юлий кивнул, подхватил свою неизменную сумку, пояснил:
— А если в самом деле потащит на природу? Не домой же за ней бежать?
— Ага, — Лев подумал и взял с собой куртку. И обуться решил в кроссовки, а не в туфли, как хотел сначала.
Юлий, к слову, тоже выбрал спортивную обувь. И они снова были одеты почти как близнецы — одинаковые темно-синие джинсы, клетчатые рубашки, отличающиеся только цветом, одинаковые черные кроссовки.
До места сбора они добрались быстро. Лев собрал в себе всю дипломатию и включил самую теплую улыбку. Он как-то не представлял даже, как именно выглядит этот Сашка Белов. И, когда двери квартиры в очень похожем на их доме открылись, увидел симпатичного мужчину в тельняшке и черных джинсах: русого, коротко стриженого, достаточно высокого и плечистого, чтобы не теряться на фоне Юльки, которого он немедленно облапил:
— Короленко! Смуглянка! Явился, чертяка!
— Куда б я делся, блудный ты морской черт! Сашка, знакомься, мой муж, Лев. Лёвушка, это вот полосатое — и есть тот самый гардемарин Белов.
— Рад знакомству. Юлька очень жалел, что не смог найти вас раньше, к свадьбе, — Лев широко улыбнулся и протянул руку.
М-да, это был не аккуратный и осторожный Короленко, Сашка сжал и тряхнул его ладонь чересчур крепко.
— Очень приятно, Лев. А уж мне-то как жаль, да… Проходите, Паныч еще не явился, но этот черт всегда опаздывает. У него на моей памяти отмазки по этому поводу никогда не повторялись — фантазия безграничная. Юлька, там есть коньяк, ром и винище. Я в курсе, что ты пить не любишь, но хоть бокал за встречу?
Лев с интересом и осторожным любопытством рассматривал Белова. Ничего, сойдет. Веселый, по всему видно, и заводной, как музыкальная шкатулка.
— Только бокал, Саш. Ты в курсе, почему я пить не люблю.
— В курсе, в курсе, — рассмеялся тот.
— А почему? — поинтересовался Лев. — Хватил лишку и устроил дебош?
— Ну, дебошем это было очень сложно назвать, скорее, демарш.
— Сашка.
— Или даже…
— Саш-ка!
— Ладно, молчу, как партизан, молчу.
— Видимо, ты и впрямь умудрился вытворить нечто очень впечатляющее, — рассмеялся Лев.
— Угу, — у мужа — вот забавно-то! — полыхнули румянцем скулы. — Еще какое. Особенно это впечатлило меня самого тогда.
Звонок в дверь прервал этот разговор, по мнению Юлия начавший заходить на опасную колею.
— Всем привет, — Панов обнял Юльку и Белова, пожал руку Льву. — Мне черная кошка дорогу перебежала, пришлось объезжать, поэтому я и опоздал.
Юлий и Сашка переглянулись, одинаково почесали в затылках:
— Не было?
— Не было! Я же говорил — он в отмазках не повторяется!
— Какие отмазки — чистая правда. Ну что, идем к столу?
Сложно объяснить, чем застолье в чисто мужской компании отличается от обычного, но что-то там было такое, особенное, заставлявшее Льва чувствовать, что его словно бы принимают в узкий круг друзей. Не сразу и не с бухты-барахты. Он и сам не знал, как вообще держаться в такой компании, так что больше улыбался и помалкивал. Впрочем, после первой же рюмки отличного рома, который он рискнул попробовать, общение пошло живее. Лев даже рискнул рассказать пару баек из своей студенческой жизни. Ему они казались довольно веселыми. Юлий выцедил бокал красного вина наполовину и больше только вертел его в руках, чем пил.
Закуска в беловской берлоге была чисто холостяцкая: огромная тарелка с бутербродами, щедро намазанными маслом и красной икрой, копченые кальмары, что-то еще, подозрительно похожее на осьминожьи щупальца, салатник с чем-то странным, но очень вкусным, что оказалось побегами бамбука, приготовленными по корейскому рецепту.
Разговоры с подачи Льва перекинулись на студенческо-курсантские будни, потом ушли еще дальше в прошлое, и трое «гардемаринов», включая все-таки немного захмелевшего Юльку, принялись наперебой рассказывать Вольговскому о своих приключениях в школе.
— Правда? Вот ужас… И вам за это даже не влетело? Какой кошмар… — Лев кивал и поддакивал, посмеиваясь в нужных местах.
— А поедемте на водохранку? — загорелся Сашка.
— Нету больше водохранилища, Саш, после осеннего наводнения спустили все, теперь там хрень непонятная, вроде как, русло восстановить должны эко-отряды.
— Блин, жаль. А просто махнем на природу?
Юлий усмехнулся, подмигнул мужу, мол, что я тебе говорил?
— На автобусе?
— Почему — на автобусе? Юлька, ты водить умеешь?
— Ну, естественно…
— Вот ты и поведешь.
Короленко немного опешил, но так как пил он меньше всех, а трезвел быстро, пришлось соглашаться.
— А там костерок, отдых, мясо, — размечтался Белов.
— А мясо…
— В холодильнике, — отрезал пути к отступлению решительно воздвигшийся на ноги «гардемарин». — Поехали, чего зря время терять.
Пришлось ехать. Впрочем, Лев и не возражал особенно, отдых в лесу ему нравился. Не нравилось только то, что на переднее сидение уселся Белов, отмазавшись тем, что сзади его укачивает. Укачивает! Моряка!
— Как же еще не комиссовали по причине непреносимости качки? — ядовито спросил Лев.
— А в море качка другая, — отозвался тот с усмешкой. — А вот машины я не очень хорошо переношу.
— Бывает. Тогда как раз и надо садиться сзади.
— Э, вот тут я поспорю!
— Так, ребята, мы едем или препираемся? — Юлий завел мотор, улыбнулся мужу в зеркало заднего вида. — И куда именно едем? На Замятино?
— Давай туда, — легко решил Белов.
Через полчаса он заметил:
— А водишь ты теперь не в пример аккуратнее.
— Так мне уже и не шестнадцать, чтоб лихачить, — усмехнулся Юлий. — И машинка у Паныча не в пример дороже той «шестерки».
— Так что береги ее, — не преминул заметить Панов.
— Ты так и не сказал, что дядь Яша тогда говорил, увидев свою машину.
— Ничего приличного, поверь мне. Так, мы не далековато забрались?
— До Замятинского съезда еще километр, я помню, — успокоил мужчин Юлий, уверенно держа руль, чтобы тяжелый внедорожник не рыскал по проселку.
— А там поляна, костерок, шашлык…
Нужное место нашлось быстро.
— Черт, как будто в юность вернулся, ничего не изменилось, — выбравшись из машины на поляну, Белов с наслаждением огляделся, потянулся. — Шалаша только нету.
— Обойдемся и без него, у меня палатка есть, — Панов тоже разминал кости.
Он старого друга знал тоже на «отлично» — кроме палатки в багажнике нашлись одеяла, шампуры, коробка с овощами, хлебом, одноразовой посудой. Юлий вытряхнул из своей сумки три баллончика с репеллентом, раздал:
— Брызгайтесь, пока вас не сожрали.
Лев комаров не любил, так что набрызгался щедро.
— Чем помочь?
Дело нашлось каждому. Льву поручили очень ответственное: нанизать шашлыки. Юлька взялся за костер, Белов с Пановым шустро ставили палатку.
— Предвкушаю аромат и вкус жареного мяса, — вполголоса мечтал Лев.
— А помните, как мы тогда две палки колбасы уперли и на костре их жарили?
— Это вы без меня, сволочи, колбасу жрали, — фыркнул Панов.
— Что, две палки колбасы на двоих? — ужаснулся Лев. — И ничего не треснуло?
— Не-а, молодые были, вечно голодные. Мы тогда еще и удочки с собой взяли, только выловили пару коряг и мелочи с пяток, — рассмеялся Юлий.
— Коряги хоть не погрызли с голодухи, молодые организмы? — Льву было весело.
— Понадкусывали, — хором ответили Сашка и Юлька.
— Бобровые хвосты потом не поотрастали?
— Да вроде нет, мы проверяли, — хохотнул Белов.
— Хм-м-м? — заинтересованно посмотрел на него Лев. — И как же вы проверяли наличие хвостов?
— А как это вообще можно проверить? — вопросом на вопрос ответил тот, удостоверившись, что Юлий отошел куда-то, видимо, за дровами.
— Я знаю несколько способов, — веселиться Льву расхотелось. — В общем, хвостов не нашли…
— Точно. Ни хвостов, ни лишних конечностей.
— Короленко! Где тебя черт понес? — гаркнул на весь лес нахмурившийся Андрей, заметив напряжение между Львом и Александром.
— Где-где, — Юлий выбрался из кустов, являя иллюстрацию к рассказу о ленинском субботнике — таща на плече небольшое бревнышко. — Паныч, у тебя в машине, часом, топора нет?
Лев посмотрел на Панова весьма заинтересованным в топоре взглядом, по крайней мере, тот почему-то принялся уверять, что никаких топоров, ножей и пил не припас.
— Эх, ладно, придется, как Балаганову, подручными методами, — хмыкнул Юлий, доставая свой неразлучный нож, в котором была и мини-пилка.
— Знаешь, мы с Беловым пойдем еще дров пособираем.
— Хорошо бы, только сильно крупные не тащите, — согласился Короленко.
Белова в лес буквально уволокли. Лев посмотрел на мужа:
— Так что было между тобой и Александром?
— В смысле? — до Юлия не сразу дошло, что имеет в виду его дорогой супруг, и почему он шипит, как угли под дождем.
— В прямом, я что, спрашиваю не по-русски?
— Так, солнце, успокойся, — Короленко отложил в сторону бревно и нож, поднялся, поймал мужа за руку. — Чего он тебе наговорил? Было, хм… Только то, что мы с ним друг на друге целоваться учились и пару раз переспали, экспериментируя.
— Ах, вот ка-а-ак… — протянул Лев, прищуриваясь. — А упомянуть до нашего знакомства о таком милом пустяке ты, конечно, нужным не посчитал.
Взгляд его холодел с каждой минутой.
— Лёв, ты… меня к нему приревновал? — растерялся Юлий.
— Приревновал? Ну что ты. В конце концов, муж у тебя все-таки я, а не он, — голос Льва так и сочился ядом. — Подумаешь, драгоценный лейтенант Короленко забыл сказать, что ведет мужа знакомиться со своим любовником. Какая ***ня, право слово, сэры.
— Во-первых, он все-таки друг, а назвать любовником у меня бы язык не повернулся, — пожал плечами Юлий, не понимая, с чего муж так взъярился. — Во-вторых, нам было по шестнадцать, и я, честно говоря, не думал, что стоит ворошить настолько далекое прошлое. В-третьих, хотя это стоило бы все же поставить на первое место, мой муж, солнце, ты, а не он, не так ли? И я, вроде бы, не давал повода считать, что способен на неверность?
— Отлично. Ничего, переживу, — Лев отвернулся.
— То есть, я все-таки дал повод? — еще больше растерялся Юлий, обходя его так, чтобы видеть лицо.
— Нет. Просто не предупредил…
— Лёв, солнце мое рыжее, ревнивое-кусачее, — Короленко усмехнулся, поймал его за плечи, притягивая к себе, целуя в висок, раз уж смотреть на него муж отказывался. — Про своего Андрея ты меня тоже не предупреждал, помнишь?
— Но я вас и не знакомил под видом того, что это мой друг, не так ли?
— Но Сашка-то, в самом деле, друг. Никак иначе, Лёв.
Лев слегка пригладил вздыбленную гриву и перестал рычать, успокоившись. Друг так друг.
— Не воспринимай его дурацкие подколки так всерьез. С чем у Белова проблемы, так это с пониманием, когда стоит заткнуться.
— Хорошо, я постараюсь, — в объятиях мужа Лев удивительным образом сразу же становился кротким и ласковым.
Неподалеку затрещали кусты, выругались голосом Панова.
— Что, дрова сопротивляются? — поинтересовался Лев.
— Почти, — ворчливо посетовал Андрей, выпутываясь из кустов и стараясь не растерять охапку веток.
— А я мясо нанизал, — Лев отошел от мужа.
— А кое-кто, не будем тыкать пальцами, еще угли не пережег.
— Почему это? — наиграно оскорбился Юлий. — У меня все с углями хорошо, можно жарить.
— Тогда давайте приступим к готовке, — Лев облизнулся.
Через десяток минут явился и Белов с дровами, тему «хвостов» и проверок их наличия больше не поднимал, за что ему все, кажется, были благодарны.

Шашлык был выше всяких похвал, Лев наслаждался сочным мясом, настроение было на отметке «отлично» и падать не собиралось.
— А не гитару ли я видел в багажнике? — намекнул Белов, когда все насытились шашлыком.
— Экий глазастый, — хмыкнул Паныч, но гитару извлек, устроился с ней на бревне у костра. — Вспомнить бы еще, как на ней играть…
Лев с интересом внимал им. Сам он гитару не любил. Он почти ждал, чтобы прозвучала песня из «Гардемарины, вперед», но нет, Паныч играл все, что угодно, только не ее. А Юлька пел, и это приводило Вольговского в восторг: в лесу и под гитару голос мужа звучал… как-то по-особенному проникновенно.
— Как отрежется все то, что отмерено,
Припаркуется машина к обочине.
Там растет на склоне старое дерево,
Вместо листьев у него — колокольчики…
Забредет ли в те края чудо-облако,
Дунет ветер, не беда, мол, что листьев нет —
На вершине закачается колокол,
Что постарше остальных, побасистее…
И припев подхватили уже все трое «гардемарин»:
— Колокольное дерево
С тихим звоном качается.
Души тех, кто отчаялся,
Прилетают сюда.
Кто сложил песню верную,
Да не знал, спеть позвонче как,
Прорастет колокольчиком,
И беда — не беда.
— Отличный вечер, — решил Лев, швыряя комара в костер.
Когда комары совсем озверели, было решено ложиться спать.
— Посижу еще, — усмехнулся Сашка. — Сто лет вот так не сидел.
— Так, палатка… Кто кого ногами будет утрамбовывать? — это больше занимало Льва.
— Ахм… я, пожалуй, в машине подрыхну, — решил Панов, — там кресла раскладываются.
— Ага. А я предпочту палатку, — решил Лев.
Юлий даже не стал ничего говорить, сразу отправился в палатку за мужем. И там уже заметил:
— Спать придется одетыми, а то к утру закоченеем оба.
— Да без проблем, у меня джинсы удобные. И футболка мягкая.
— Иди ко мне, чудо мое пушистое, — улыбнулся Юлий. — Буду тебя греть.
Лев на природе, да после алкоголя заснул быстро, мгновенно практически, даже не успел мужа обнять. Обнимал его Юлий сам, потом выпитое вино, хоть и было его всего бокал, дало о себе знать, пришлось укутывать Льва в одеяло и тихо выбираться из палатки, стараясь не напустить в нее комарья. Он убрел за кусты, облегчил душу и вернулся к костру, возле которого так и сидел Белов.
— Ты спать не собираешься, гардемарин?
— Собираюсь. Вот еще посижу. И пойду на второе сиденье к Панычу.
— В палатке еще куча места.
— Да нет, спасибо. А то меня твой Лев загрызет и не поморщится.
— Вообще-то, Лёвка — разумный человек, в отличие от некоторых.
— Это ты меня в виду имеешь? — усмехнулся Белов.
— Сашка, у тебя язык как был в нежной юности без костей, так и сейчас, — хмыкнул Юлий.
— Да что я сказал такого-то? То Паныч на меня нарычал, то ты сейчас.
— Ну, знаешь, если ты сам не понял, что сказал… — Юлий развел руками. — Не важно, Сашка. Уже не важно.
— Ладно. У тебя все… хорошо?
— Все прекрасно.
— А я думал, ты женишься, обзаведешься семьей, будешь счастлив…
— Саш, я и так сейчас семейный человек. И счастлив. А вот ты почему нет?
— Я имел в виду, что ты женишься… На девушке, — вопрос Короленко о себе он пропустил мимо ушей.
— Так, погоди, я не дорубаю, Сашка, при чем тут то, с кем я состою в браке? — Короленко чувствовал, что упускает что-то очень явное и важное из виду, но не понимал, что именно.
— Просто думаю… Получается, если бы я вернулся раньше, у меня был бы шанс? Раз ты и по мужикам тоже.
Короленко пару раз открывал рот, пытаясь что-то сказать, потом просто покачал головой, с хрустом переломил ветку, которой помешивал угли в костре.
— Вряд ли, Сашка. Дело не в том, по мужикам я или нет. Дело в том, что я люблю своего мужа.
— Это я уже понял. Но ведь почему-то ты выбрал его, а не какую-нибудь из своих поклонниц.
— Потому что и он меня любит. Именно меня, а не парня в форме «птенца», героя России, и все такое.
— А ты уверен? — не отставал Белов.
— Уверен. А проверять не советую, — в кулаках Короленко с хрустом разломилась еще одна ветка.
— Ладно-ладно. Я вообще спать иду.
— Доброй ночи, — Юлий поднялся, отряхнул руки и отправился в палатку.
Разговор с Беловым оставил смутное чувство неправильности, и он надеялся, что утром это пройдет. Лев сразу же обнял его, подкатившись под бок. Юлий аккуратно просунул руку ему под голову, потом и вовсе перетащил на себя, опасаясь, что тот простудится — спать практически на голой земле с его-то спиной — смерти подобно.
— Засыпай, — совершенно несонным голосом сказал Лев.
— Сам-то чего не спишь, солнце?
— А без тебя что-то одиноко и холодно.
— Ну, я уже тут, спи.
В голосе Юлия слышалась улыбка. Думать о том, слышал ли муж их с Беловым разговор, он вообще не хотел. Лев расположился на нем поудобнее и заснул, улыбаясь от уха до уха. Разговор он слышал. И был очень счастлив.

Утром Белов сделал вид, что никакого разговора не было, Андрей вообще был не в курсе, только зевал и ворчал, что лучше бы в палатке спал, чем в машине. Юлий смеялся, разжигая погасший за ночь костер, чтобы поджарить остатки мяса на завтрак:
— Ну так пришел бы. В палатке места на всех четверых бы хватило.
— Зато отдохнули на славу, — мясо Панова утешило.
— Это точно. Жаль, что еще так посидеть-встретиться вряд ли скоро выйдет, — вздохнул Сашка. — Через неделю улетаю назад, во Владик.
— Ну ты хоть не теряйся, сообщай о себе, — Панов похлопал его по плечу.
Во взгляде Льва ясно читалось пожелание пропасть до конца времен.
— Обязательно сообщу, — Белов широко улыбнулся разозленному Вольговскому. — Буду вам открытки присылать. С морскими видами. И акулами.
«Надеюсь, из одной из них будешь торчать ты», — Лев улыбнулся еще злобнее.
Юлий засек этот обмен взглядами, вздохнул, что можно было перевести как «дожили до четвертого десятка, а все как дети малые!», обнял мужа и из-за его спины показал Белову кулак.
Назад возвращались в молчании. Белова сунули на заднее сиденье, чтоб не злил Льва. У дома Сашки все выбрались из машины, Льву пришлось, сцепив зубы, смотреть, как «гардемарины» обнимаются на прощанье. Панов хотел подвезти Льва и Юлия до дома, но те отказались, что там везти-то — полквартала?
— Наконец-то, отдых закончен. Завтра надо наведаться в школу, — дома Лев расщедрился на реплику.
— Надо. И мне тоже. И по подопечным пробежаться, а то хреновый из меня куратор.
— Да ладно, ты отличный куратор, — хмыкнул Лев. — Заботливый, все время проверяешь, как там твои детки.
Юлий покачал головой, глядя на него и гадая, что не так. Лев снова на что-то явно злился. Но расспрашивать не торопился — любимый муж и сам может сказать, если где-то Юлий накосячил.
Лев уселся созваниваться с коллегами и выяснять, когда и куда приходить.
— Для начала — на мою свадьбу.
— Влад, какая свадьба? С кем? — сразу подскочил Вольговский.
— Вот только не делай вид, что не догадываешься! — в шутку возмутился физрук. — С Сонечкой, конечно же. Все будет скромно и тихо, восемнадцатого, в субботу.
— Непременно придем. Где и во сколько?
— А там же, где было у вас, в час дня. Обязательно приходите, мы будем ждать. Сонечка говорила, что твоему Юлию позвонит сама.
— Непременно, — Лев попрощался и забегал по квартире. — Что дарить?
— Конвертик красивый дарить, а в нем — сам догадайся, что, — хмыкнул Юлий.
Его телефон разразился трелью входящего буквально полчаса спустя, и Сонечка, запинаясь от волнения, пригласила их на свадьбу.
— Я бы хотела… Юльсалимович, вы знаете, что у меня… никого нет, и я… вас и сестру Агату попросила… Хотела сестру Антонину, но она…
— Она у меня была посаженной матерью, потому отказала, — понимающе улыбнулся Юлий. — Хорошо, Сонь, я буду посаженным отцом на твоей свадьбе. И мы придем, обязательно.
— Мы очень вас ждем.
— Конвертик, конвертик… Надо найти что-нибудь такое… Где они вообще продаются? — бегал по гостиной Лев, бормоча себе под нос.
Короленко поймал мужа, усадил рядом с собой на диван.
— Мы сейчас пойдем и все купим. Не волнуйся так. Надо приготовить костюмы, но это вечером. Свадьба аж послезавтра, Лёв.
— Надо же еще найти конверт и деньги приличного качества.
— Все найдем. Сперва пообедаем, а то шашлык был давно. Я сейчас что-то сварганю быстро. Например, рагу. Будешь?
— С удовольствием! — сразу же согласился Лев.
— А пока я готовлю, может, расскажешь мне, что тебя опять огорчило утром?
— Ничего, — оторопел муж. — Что меня могло огорчить?
— Совсем ничего? И то, что от Беловского дома до нашего ты мне ни слова не сказал и за руку взять не позволил, мне показалось? — Юлий вытащил из морозилки кусок свинины и теперь нарезал его, неторопливо и аккуратно. Только вот нож по доске стучал как-то слишком громко.
— Я просто задумался о завтрашнем дне. Все проветривать, проверять, облазать всю школу от подвала до чердака…
— Значит, я могу выдыхать?
— Разумеется.
Лев удивленно посмотрел на мужа.
— Я не хочу, чтобы нашу жизнь омрачали ссоры. И даже тени непонимания, — пояснил Короленко. — Поэтому, если ты хочешь еще что-то обо мне узнать, что может тебя напрячь, спрашивай сразу, хорошо?
— Хорошо. Пойду погоду гляну на выходные. Надо прикинуть, в чем являться на свадьбу. Может, зеленая рубашка и тот галстук?
— Может. Тебе идет, — согласно кивнул Юлий.
Что ж, вопросов нет — и ладно.
— Никогда б не поверил — Влад и Сонечка. С ума сойти… Не думал, что он женится еще раз.
— Зря, видели же, что к этому идет, еще на зимнем балу, — усмехнулся Юль. — И Сонька — девочка хорошая, к тому же, знает, что такое семья и как ее ценить.
— Надеюсь, детям она тоже понравится.
Короленко кивнул, сосредоточенно дочищая картошку и другие овощи.
Рагу вышло великолепным, как и всегда. После обеда они, быстро собравшись, поскакали по магазинам — следовало бы все-таки купить что-то в подарок.
— Кухонный комбайн, — подсказал Юль, который все еще числился куратором маленькой, но дружной семьи физрука и потому примерно знал, чего у него нет.
— Осталось разобраться с функциями этих чудо-устройств.
— Идем, будем разбираться по ходу дела.
Купленный через час дотошнейшего допроса бедных консультантов в магазине бытовой техники комбайн занял свое место на руках Юлия.
— Надеюсь, им понравится, — Лев мысленно перебирал коллекцию галстуков и прикидывал, что из нее надеть. В конце концов, мысли сошлись на том, что ничего «параднее» свадебного галстука у него пока не появилось, вот его и наденет. — Так. А у тебя рубашка какая-нибудь новая есть? — озаботился он гардеробом мужа.
— Свадебная.
— Нет уж, идем!
И «в темный лес ягненка поволок» — в магазин, выбирать новую сорочку и галстук для любимого супруга. Дело это было нелегкое, но Лев никогда перед трудностями не пасовал. Когда удовлетворивший обоих вариант был, наконец, найден, он понял, чему так радовался Юлий, когда Иосиф Соломонович познакомил его с Мишей-портным. Если уж одну только сорочку они нашли с таким трудом, то о костюмах и вопрос не стоит — только шить на заказ.
— Все купили, ура. Теперь завтра пережить день осмотра школы…
— А он когда начинается? Мне бы надо бы в кабинетах прибраться, — пробормотал Юль, — шторы помыть, окна, стены.
— Часов с девяти примерно. Пока жара не наступила, надо проветрить.
— Так… значит, надо завтра встать пораньше. Часов в шесть. А лечь сегодня в десять. Лады?
— Лады.
Лев улыбнулся: какое, все-таки, словечко приставучее. Но какое правильное — у них в самом деле все в ладах. Несмотря на всяческие недоразумения.


Глава двадцать восьмая

Следующий день и впрямь был ознаменован суетой и бегом. Проверить, проветрить, отмыть, выкинуть мусор, невесть когда накопившийся. Упахались до кровавых зайчиков в глазах, хотя не так уж и много было той работы, скорее, больше нервотрепки — высокая комиссия, чтоб ее.
— Я закончил со своим кабинетом. Он огромен как Эрмитаж, — пробормотал Лев.
Теперь следовало бы посмотреть, как там дела у мужа, не заборол ли его в этот раз монументальный сейф? Но нет, не заборол. Медкабинет и процедурная сверкали и сияли свежеотмытыми стенами, окнами и жалюзи.
— Доктор, можно меня положить в сухое темное прохладное место?
— Умаяли? — Юлий достал из холодильника запотевший кувшин с узнаваемым по цвету и аромату напитком — успокоительным и тонизирующим чаем, налил в стакан мужу.
— Я отмыл свой кабинет, облазал чердак, подвалы и подсобки.
— Что там комиссия? Ко мне еще не приходили, а я только с кабинетом психолога успел разобраться и со своим.
— Приняла кабинет и ушла дальше. А, слышу, к тебе идут.
— Ну, пожелай мне удачи, — Юлий выпрямился, одернул китель и белый халат, превращаясь из теплого-родного-домашнего в строгого лейтенанта СЗМиД на страже здоровья.
Явившаяся комиссия осмотрела медблок, сейф и Юльку. На этом сочли, что все закончено. Пока директор подписывала акт вместе с комиссией, остальные могли расходиться.
Хотя не все сорок человек коллектива сегодня присутствовали, Влад и Сонечка, например, готовились к свадьбе. К ней же готовиться отправились и Лев с Юлием. Следовало погладить костюмы и рубашки, придумать поздравительную речь. Подарок уже был упакован, красивый подарочный конверт с новенькими, еще хрустящими купюрами приготовлен.
— Интересно, кого молодожены из школы пригласят? — вслух подумал Юлий.
— Эдуарда, наверное. Может, Ирину Иннокентьевну.
— Елизавету Ивановну еще, наверное. Они с ней хорошо общались.
— Думаю, что и ее тоже. Подружек Леси точно там не будет… А остальные особенно и не общаются с молодежью.
— А Рэмбо ничего не сказала о пополнении коллектива, когда я спросил, но улыбалась. Наверное, все-таки кто-то новый будет.
— Предвкушаю, — загорелся Лев. — Вот бы кто-нибудь из парней пришел.
— Да, неплохо было бы, а то вчетвером от женского царства отбиваться не комильфо.
— А пока они терзают новенького, мы выдохнем!
— Какой ты жестокий и коварный, — рассмеялся Юлий.
— Я просто устал от того, как они шушукаются за нашими спинами, — хмыкнул Лев.
— Пока в головах старшего поколения не щелкнет понимание, а это маловероятно, но возможно, будут шушукаться. Могут еще и наговаривать начать нам друг на друга. Мол, «а вашего мужа, Лев Александрович, видели в компании симпатичной девицы давеча. Это, вероятно, его коллега?» — и посмотрят так невинно.
Юлий, конечно, говорил в шутку, но, зная ревнивый характер мужа, в каждой шутке может быть изрядная доля правды.
— Куда интересней будет, если такое сообщат тебе.
Юлий пожал плечами:
— Я тебе доверяю. И я не ревнив, солнце. Может, это нехорошо, но я привык безусловно верить близким.
— Я тоже тебе верю. А вот окружающим тебя девицам — нет.
— Хм…
Ответ Льва озадачил Короленко.
— А какая разница? За мои поступки ответственность несу я, а не девицы, так?
— Так. Но вьются-то они вокруг тебя.
— Ну, как бы, кроме Леси — никто пока больше не вился, — снова рассмеялся Юлий. — У меня слишком хорошая охрана.
— Я громко рычу и больно кусаюсь, — Лев тоже улыбался. — Ну что, надо выспаться перед завтрашним днем…
— Согласен, надо, — Юлий повесил отглаженную рубашку на плечики, посмотрел критическим взглядом, но остался доволен.
— Завтра будешь украшением всей свадьбы, — уверил его Лев.
— Да не приведи Бог! Украшением свадьбы должна быть пара молодоженов, а никак не посажёный отец невесты.
— Люблю свадьбы. Все такие красивые, счастливые и иногда плачут.
Юлий мог бы поспорить, но не стал. Просто обнял мужа и позволил себе пару минут тихо посидеть, вдыхая запах волос Льва, слушая его дыхание, чувствуя ладонью, как бьется его сердце. Очень многое для него значили такие минуты.
— Как же хорошо, — тихо пробормотал Лев. — Так тепло. Люблю тебя.
— И я тебя люблю, мое солнце.
— Ложимся спать?
— Давай. Мрак уже, наверное, вылежался на одеяле.
Коты недовольно помяукивали и всем видом намекали, что не пора ли любезным хозяевам улечься и дать всласть потоптаться по их телам. Маркиз даже позволил себе наглость по примеру Мрака подойти и потрогать Юлия за колено мягкой лапкой. Мол, ну, долго вас еще ждать? Хватит обниматься в неположенных местах, есть же постель!
— Идем, нас уже приглашают, — Лев подхватил под пузо обоих котов и понес в спальню.
Уже улегшись, устроившись привычно и уютно, обнявшись так, как было удобно обоим, Юлий усмехнулся:
— А мне этого не хватало, знаешь? Родного матраса и кошачьих тушек на одеяле и на голове. Я имею в виду, в отпуске и в лагере.
— Нет ничего лучше дома, — согласился Лев.
Муж уже уснул, а он все смотрел в потолок, размышляя. Почему он ревнует Юльку? Может, потому, что муж ему все-таки небезразличен, Льву не наплевать, что кто-то там пытается вторгнуться в их личную жизнь. Или потому что Лев никогда не считал себя привлекательным настолько, чтобы удержать кого-то рядом. Прежние пассии сбегали с легкостью, стоило появиться на горизонте кому-то, более для них подходящему. Но ведь сейчас у них совершенно иная ситуация. Официальный брак, — он дотронулся до кольца, ставшего привычным и практически незаметным украшением, — они живут вместе, а не просто набегают друг к другу в гости. Наверное, стоит просто привыкнуть к мысли о том, что Юльке никто больше не нужен.
Большая горячая ладонь погладила по плечу.
— Что ты не спишь, солнце? Жарко?
Голос сонный, хрипловатый. Кто бы из его любовников раньше просыпался, чувствуя, что он не спит? Да никто!
— Бессонница что-то явилась, сейчас пройдет.
— Угу, сейчас.
И сильные, но такие осторожные пальцы зарылись в волосы, принося желанное расслабление и спокойствие. Льву показалось, что он закрыл глаза на минуту, а уже нос Мрака тычется в ухо, побуждая просыпаться.
По квартире разносился аромат блинчиков — Юлька, видимо, решил его побаловать, расстарался. М-м-м, блинчики в его исполнении получались кружевными и обалденно вкусными.
— Все, теперь я счастлив, улыбчив, всех люблю. Можно выводить меня в люди, — решил Лев после завтрака.
— Надо подъехать к загсу пораньше, чтобы не толкаться в дверях. Минут за тридцать до времени регистрации.
— Ладно. Поехали тогда.
Лев себе сегодня нравился, костюм ему шел, новая рубашка и галстук отлично сочетались с внешностью. Захватили подарки, вызвали такси. Мысль о собственной машине посетила Льва, уже не в первый раз, но сегодня особенно четко.
— Юль, как ты смотришь на приобретение собственного транспорта?
— Вообще, конечно, положительно, только я не в каждую машину влезаю, что-то из серии «мини-купе» покупать бесполезно.
— Купим такую, чтобы ты влез.
— А своя машина — это хорошо, можно будет выезжать куда-нибудь на природу, да и к родителям мотаться самим, не заставлять дядь Володю.
— Значит, в ближайшее время присмотрим что-нибудь.
Возле дверей отдела ЗАГС стояли украшенные машины, виднелись три невесты в белоснежных кружевах. Однако свою Снегурочку Юлий и Лев опознали совсем не по платью, похожему на торт из взбитых сливок. Сонечка была в скромном и наверняка сшитом своими руками платьице, которое делало ее еще более хрупкой, нереальной, подчеркивая и огромные голубые глаза, и прическу «короной», в которую «екатеринки», помогавшие соратнице и подруге готовиться к свадьбе, вплели белые цветы веночком.
— Красавица какая, Сонечка, — Юлий осторожно обнял подругу. — Сияешь просто.
— Мне даже не верится, — пролепетала она. — Это все взаправду.
— Взаправду, Сонь. Ты же Влада любишь взаправду?
Она покраснела, уткнулась в его грудь лбом.
— Люблю…
— Вот и славно, — ласково сказал Юлий. — Идем, пора женой становиться.
— Боюсь… — она вцепилась в его руку, как тонущий в брошенный с корабля конец. — А если…
— Тс-с-с, не «если». Все у вас получится. Дети тебя любят? Любят. Влад тоже, иначе бы не предложил. А раз любит, значит, все будет и все получится.
Это ее успокоило, она снова улыбнулась.
— Сонечка, нам пора, — рядом появился Владислав.
Юлий как-то очень строго глянул на него и торжественно передал руку невесты.

Гостей было немного, но все были близкими, так что невеста перестала волноваться и на вопрос регистратора о том, берет ли она Владислава в мужья, уверенно ответила «да». Близнецы захлопали в ладоши, старший сын Влада шикнул на них, но тоже улыбался, довольный: Сонечка им нравилась.
Отмечали торжество в небольшом кафе, Владислав решил, что лучше уж оплатить услуги нанятых поваров и официантов, чем позволять невесте весь день стоять на кухне. Скромная свадьба прошла без эксцессов, хотя подсознательно, похоже, все ждали чего-то. Но то ли до Леси никто не донес новость, то ли той было не до устраивания пакостей, все прошло мирно и тихо. Потанцевали под негромкую музыку, выпили по паре бокалов вина за здоровье молодоженов, надарили подарков. Не обошлось и без слез — Сонечка слишком разволновалась. Утешать и успокаивать взялся сам муж, никому не доверил, даже тем, кого его жена назвала посажеными родителями. Но даже это не испортило прекрасного вечера.
Домой Лев возвращался, задумчивый, улыбался и придерживался за локоть супруга.
— Рад за них? — спросил Юль, специально замедляя шаг: очень уж хорошо было на улице, не грех прогуляться подольше.
— Очень. Все будут счастливы. И вечер такой отличный… Погода и все прочее.
— Пройдемся? Мы по старым дворам с тобой так и не погуляли, все некогда…
— Конечно, идем, — обрадовался Лев.

Оставшееся до первого сентября время промелькнуло почти незаметно в прогулках, встречах с вернувшимися школьниками и периодическими явлениями в школу для самой последней проверки классов.
— Все, — Лев завязывал галстук, стоя перед зеркалом. — Поздравляю вас с началом нового учебного года, Юлий Салимович. Добро пожаловать в ад.
— И вас с тем же, Лев Александрович, — усмехнулся Юлий, поправляя аксельбант на парадной форме и проверяя белоснежные перчатки. — Да ладно тебе, солнце, ты ведь любишь свою работу, иначе не продержался бы больше десяти лет.
Лев провел щеткой по волосам, связал их в хвост, пригладил тот, чтобы не так задорно топорщился и вился.
— Идем. Посмотрим, что у нас новенького.
— Идем, мой огнегривый, — Юлий улыбнулся ему.

— Лев Александрович! Доброе утро! И вам, Юлий Салимович!
— Охайо гозаимас, Киса-сан! Король-сан!
— Девочки!
— Здравствуйте, Левсаныч! Юльсалимович!
— Добрый день, коллеги, — это рысью, отдуваясь на бегу, промчалась Нина Измайловна, снова вырядившаяся в нарядный, но слишком жаркий костюм. Впрочем, костюм был тот же, что и последние пять лет. Кое-что никогда не меняется.
— Добрый день. И вам добрый день. Здравствуйте, — частил Лев как заведенный, собирая букеты.
В этом году выпускной класс решил и своего классного руководителя порадовать, а то что всем дарят, а он стоит без единого цветка? Юлий тихонько посмеивался, стоя рядом с директором: придется дома поставить это все в ведро. Не выбрасывать же? Рядом с Ириной Иннокентьевной он стоял по простой и весьма тревожащей его причине — директор пожаловалась на сердце, а некоторая бледность и одышка заставляли нервничать. Вызвать кардио-бригаду Рэмбо не позволила:
— Не сейчас, Юлий, после того как ученики разойдутся.
По той же самой причине приветственная речь была короткой, а учеников распустили по классам быстро. Короленко немедленно утащил директора в свой кабинет, уложил на кушетку и вызвал скорую, уточнив, что возможен микроинфаркт.
— Ирина Иннокентьевна, вы же понимаете, что с таким не шутят. Не хочу, чтобы ваши слова о том, что на пенсию вас не выгонят, а из школы только вперед ногами вынесут, сбылись.
Прибывшая бригада увезла директрису в больницу, сообщив, что немного подержат под наблюдением. Так что знакомить новичков на общем собрании с коллективом пришлось Теодоре Павловне.
— Наш новый физик, Илья Валентинович.
Юлий переглянулся поочередно со всей мужской частью коллектива: молодой, неженатый, симпатичный. Ну, мир праху твоих нервов, Илья Валентинович.
— А также у нас новый математик, Андрей Викторович.
Женская незамужняя часть коллектива оживилась, математик и физик погрустнели и захотели сбежать.
— Чаепитие, коллеги! Прошу в мой кабинет! — как всегда, заторопилась Олеся Викторовна. — Там и познакомимся… поближе.
— Я пойду к себе, цветы сортировать, — сразу заторопился Лев.
— А я помогу, — Эдуард подскочил следом.
— А я подержу ведро с цветами, — Владислав не горел желанием пить чай.
— Ай-яй-яй, коллеги, не стыдно вам бросать новеньких на растерзание? — вполголоса пожурил их Юлий. — Ладно, я присмотрю, чтоб не покусали и не порвали на клочки. Тем более там торт «Прага» будет, — он выразительно облизнулся.
— А знаешь, как некоторых плавать учат? — хмыкнул Лев. — Берут за шиворот и кидают в реку.
— Знаю, но все равно пойду. У Нины Измайловны тоже одышка, как бы мне сегодня вторую бригаду не пришлось вызванивать…
— Так директора увезли?
— Увезли, Лёв, и пару недель не выпустят точно — с инфарктом не шутят.
— Не завидую Теодоре Павловне, она же теперь вместо директора.
Короленко кивнул, пожал руки Владу и Эдуарду, которые явно решили потихоньку сбежать, пока все заняты разглядыванием и попытками сразу же очаровать новичков, и отправился в класс истории. Надо же немного морально поддержать… брошенных в воду коллег.


Эпилог

Первое сентября выдалось нежарким, солнце скрылось за тучами.
— Неплохо, — Лев нервно затянул узел галстука, чуть не придушив себя. — Погода хорошая.
— Мандражируете, молодой человек? — Юлий развернул его к себе, поправил галстук, нацепил булавку с изумрудом и мягко поцеловал в щеку. — Успокойся, солнце. Это не страшнее, чем раньше.
— Не уверен… Ладно. Идем. Речь я приготовил, отрепетировал, коты одобрили.
— Валерьянки и успокоительных травок у меня в сейфе много, — подмигнул ему Короленко, открыл дверь. — Идем.
Возле самой школы Лев притормозил, осмотрел здание уже каким-то новым взглядом. Ему сегодня на многое предстояло взглянуть по-другому. Например, на учеников.
— Доброе утро, школа. Как вы знаете, теперь у вас будет новый директор, — Теодора Павловна взяла слово первой, давая время привыкнуть.
Ученики переглядывались — о том, что Ирина Иннокентьевна ушла на пенсию, знали многие. Но кто будет новым директором, слухи ходили довольно туманные, включавшие в себя весь педколлектив.
— И я передаю слово новому директору школы, Вольговскому Льву Александровичу.
Лев вздохнул, улыбнулся и вышел к микрофону.
Прошлый год Теодоре Павловне пришлось исполнять обязанности директора слишком часто — Рэмбо, бессменная и неподкупная, сдала как-то слишком резко, впрочем, возраст — оказывается, ей было без малого семьдесят, и почти сорок пять лет она отдала школе. По ее же ходатайству пост директора решили передать Льву.
— Здравствуйте…
Из-за туч все-таки решило выглянуть солнце, не иначе как послушать речь нового директора. Лев смотрел на улыбающиеся лица учеников, на море цветов, на коллег. И особенно на мужа. И тоже улыбался.
— А сейчас наши будущие выпускники представят вашему вниманию танец. При школе действует студия бального танца «Аврора», в которой все желающие могут подготовиться к традиционным для «Гаврилинки» балам — осеннему, новогоднему и весеннему.
Из репродуктора зазвучало неожиданное:
— Под небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И яркою звездой…
Юлий улыбнулся, встречая взгляд любимого мужа, коротко наклонил голову: да, это он подговорил ребят танцевать именно под эту песню.
— Тебя там встретит огнегривый Лев
И синий Вол, исполненный очей,
С ними золотой Орел небесный,
Чей так светел взор незабываемый.
      Огнегривый Лев украдкой показал своему небесному Орлу кулак и стал спускаться с возвышения. Впереди ждало чаепитие, от которого в этом году Лев отказываться уже не собирался.