Наброски к роману - 6

                6

Следующая страница дневника была вырвана. И как-то грубо - лист был разорван по диагонали. Трудно было понять, кто это так обошёлся с текстом: сам ли автор, или просто вырвал кто-то не глядя, чтоб печку растопить, или виновата рука ребёнка, которому, как известно, всё равно чего рвать - старинный манускрипт или вчерашнюю газету? По сохранившимся словам и обрывкам предложений можно было догадаться, что Игнат пытался разобраться в своих чувствах после первой брачной ночи.
Отчётливо читалось внизу:

"Смотрю - надулась, как мышь на крупу. Спрашиваю: в чём дело?
Ответ меня огорошил: "Ты не называешь меня по имени".
- Ну и что?
- Значит боишься проговориться и думаешь о своей Оксаночке.
Я мог ждать чего угодно, только не этого.
Сцен ревности мне ещё не хватало!
- Так и ты меня по имени не называла, - нашёлся я.
Но, похоже, в этом случае вне подозрений могла быть только она.

Это меня озадачило. Свою первую я даже не спрашивал: кто был отцом Андрея. Меня это просто не интересовало. Мы и не думали устраивать друг другу сцены ревности - в мыслях не было.
А бывший муж Людмилы, как оказалось, жил неподалёку от нас. Людмила говорила о нём не без раздражения. Он после развода с ней, снюхался с какой-то Нюрой, женился, и уже тоже имел от неё детей. Странно было, что она как будто ревновала и его к ней!
Казалось бы: плюнь и забудь, переверни страницу жизни и живи спокойно дальше - так нет - прошлое её всё ещё цепко держало. Вместо того, чтобы уехать куда-нибудь подальше от своего бывшего, который только мотал ей нервы уже на пару с новой женой, она продолжала жить рядом".

Вообще, читать об этих дрязгах было скучно. Я сам был огорчён, когда любопытство надоумило меня заглянуть в книги по психологии. Её, к сожалению в школах не преподают. А зря! Человек мог бы избежать многих ошибок в жизни, если бы знаком был хотя бы с основными, фундаментальными законами этой науки. Но так уж, видимо, у нас заведено. Вот и поговорка известная говорит о том же: "На ошибках учатся". Да, только умные на чужих, а дураки на своих.
Не преподают её, видимо, с одной целью - проще управлять человеком, который в психологии ни бум-бум, чем человеком просвещённым, а значит и готовым уже ко всему.

Человек, как оказалось, не меняется. Он умрёт с тем, что было заложено в него до 6-и лет. Если, конечно, сам не захочет измениться и не приложит к этому титанических усилий.
А в случае со скандалистами чётко сказано: "рви после первого же скандала", иначе за первым будет другой, потом следующий и так до бесконечности.

Я стал листать тетрадь, чтоб найти страницы с заглавной буквой Г в тексте. Это было не сложно - слёты проводились регулярно в середине лета.

"Место было выбрано удачно. Большая поляна, на которой, видимо, проводился ежегодный Сабантуй, находилась на берегу реки Юрюзань. Речка была мне хорошо знакома, я уже бывал на её берегах, хотя и не в этом месте. Рыбалка там всегда была отменная!
Сидя в тени гигантского осокоря, можно было любоваться и рекой с извивающимися в ней водорослями, смотреть, как плещутся в воде дети, смотреть на лес на другой стороне реки, на возвышенности, наслаждаться теплыми лучами солнца и слепнуть от ярких его бликов на волнах переката, и думать, что есть, всё-таки счастье в жизни!

Счастье было рядом, и его в то же время не было. Галина, как всегда меня избегала. Я сидел под осокорем и что-то строгал перочинным ножом, когда меня окликнула Фаина Михайловна:
- Игнат! Помоги Галине ящик донести!
Галина уже шла по ромашковому полю, направляясь к белеющим неподалёку палаткам.
Подхватив указанный ящик, я поспешил следом, и вскоре с ней поравнялся.
- Вы?! - почему-то удивлённо вскинула она брови.
Я только улыбался, не зная, как истолковать это "вы".
- Что у Вас в этом ящике, кирпичи, что ли?- с улыбкой счастливого идиота спросил я.
- Если тяжело, поставьте. Мужики донесут.
Наверно, надо было поставить на самом деле. Ответила она совершенно равнодушно и серьёзно, вероятно не уловив моего юмора, и не думая, что может таким ответом обидеть.
Мужики! Тогда я-то кто? Но ящик я всё-таки донёс, после чего, заслужив "спасибо", вернулся под свой осокорь.

Надо сказать, что это было замечательное в своём роде дерево. Судя по всему, оно помнило ещё самого Салавата (Юлаева. прим.автора). Изначально растение состояло из двух стволов, и было толщиной не меньше, чем в два обхвата,  но один ствол, видимо не так давно сгнил, и ветер сломал его на высоте примерно трёх метров. Кора с упавшего ствола уже начала отслаиваться и падать к мощным корням, выпирающим из земли, а толщиной она (кора) была сантиметра три - четыре - такой слой образовался за прошедшие века. Из этой-то коры я и стал вырезать то, что напрашивалось само собой, и было проще всего - черепаху.

Я думал, что пора мне, наверно, уехать уже к чёртовой матери, и перестать мотать себе нервы. Сосредоточенность на резьбе  помогала собраться с мыслями.
Я не понимал: что это я зациклился на этой Галине? То есть понимал, но ничего поделать со своими чувствами не мог. Меня даже не обидел её ответ. Надо ли говорить, что этот ящик с кирпичами я готов был таскать за ней хоть до конца слёта?

Свои занятия резьбой я продолжил и позднее, когда работнички после трудов праведных стали возвращаться к родному костерку.
Откуда-то появилась сначала одна, потом другая бутылочка, и у костра стало веселей. А вскоре зазвучали и песни.

Я уже вырезал несколько фигурок, когда на моё занятие обратила внимание одна женщина. Она подошла поинтересоваться, после чего все уже знали, чем я занимаюсь в свободное время. Большой неожиданностью для меня было и то, что вскоре подошла и Галина.

Сев на бревно рядом со мной, и взяв в руки черепашку, она несколько секунд её разглядывала, поворачивая с улыбкой и так и эдак, а потом сказала:
- Надо же, она даже головку в сторону повернула!
И тут же захотела её купить у меня, чего я тоже никак не ожидал.
Озадаченный таким предложением, я просто сказал:
- Возьмите, если Вам нравится.
После чего мне пришлось раздать другие фигурки и всем остальным, кому это было интересно. Среди фигурок была мышь, медведь, овца и ещё одна черепаха, покрупнее. Потом я ещё выполнил заказ той женщины, которая первая обратила внимание на моё занятие, и вырезал свинью, не забыв поинтересоваться: кому она её хотела бы подложить?
 Но на самом деле, проще всего было из такого материала сделать черепашку, и я их потом многим подарил, хотя конечно, предпочёл бы отдать их все Галине, чтобы вновь насладиться её чисто детским восторгом и какой-то, сразу обезоруживающей улыбкой.

С этого момента отношение Галины ко мне резко изменилось - она стала меня замечать!
Она потом спрашивала: где я учился резьбе?
Что я мог ей сказать? Что научился тут же, сидя под осокорем? И я, напустив для чего- то на себя важный вид, на полном серьёзе  соврал, что два замечательных мастера много лет передавали мне свой опыт.

Потом мы вместе с ней выгребали из костра печёную картошку, обжигаясь чистили её щепкой от золы, и ели, посыпая крупной солью...
Теперь это был не закрытый наглухо шкаф, с потерянным ключом, а открытый и весёлый человечек. Как иногда мало надо, чтобы человек раскрылся!
Это были незабываемые минуты...
А о том, чтобы пожинать лавры, я что-то и не думал...
Человеку и для счастья не так уж много надо, оказывается...

Однажды под вечер вдруг гроза началась, и меня звали в ту палатку, которую занимала Галина с подругой. То ли думали, что мне страшно, то ли самим было страшновато. Но у меня начался "обратный процесс" - теперь уже я стал сопротивляться сближению...почему-то я счёл это для себя неприемлемым.
И почему так происходит, просто ума не приложу...

ПРОДОЛЖЕНИЕ: