Наши соседи

Нашими соседями по коммунальной квартире была семья Штеренберг – мать и трое детей, все мальчики. Их мать ходила всегда с повязкой на голове. «У меня в голове кипит чайник», - жаловалась она маме. Когда мы поселились в этой квартире, старшему было уже за тридцать, а младшему лет восемь. Наши и их комнату разделяла закрытая двухстворчатая дверь. С нашей стороны дверь закрывал только шкаф. Поэтому мы слышали всё, что происходило у соседей. Когда у нас устраивали какое-то гуляние, шкаф отодвигали, открывали дверь и расставляли столы так, что они начинались в нашей комнате, проходили через дверь и заканчивались в комнате соседей. На её детях совершенно чётко было видно, как наследственность влияет на детей. Старший, Алик, был от первого мужа. Всё, что могло быть плохого в человеке, было у него, начиная от здоровья, и кончая характером.  Его редкие волосы были прилизаны, а на лице была постоянно лисья улыбка. Напоминал он хорька или что-то очень противное. Свою мать он называл коровой, и это было ещё самое приличное в его лексиконе. Кстати, у него был хороший слух, и он всё время что-то напевал. Двое других детей были от второго мужа. Это были крепкие здоровые ребята. Вскоре Алик уехал из Одессы. Иногда он приезжал. Он не рассказывал, чем занимался. Вроде бы, он работал администратором в каком-то провинциальном театре. Однажды Алик приехал с очередной женой. Это была тощая русская женщина, вероятно, актриса. Они привезли с собой карликовую японскую собачку, с которой постоянно возились. То она болела, и надо было показать её ветеринару, то ещё что-то случалось. Постоянно её держали на руках, боясь что на неё могут наступить. Кормили её специальной едой. Я, который привык иметь дело с нормальными животными, относился к ней очень презрительно. Привезли они также переносной приёмник. Это был ещё ламповый приёмник. Величиной он был с небольшой чемоданчик. На его наклонной шкале было написано Telefunkin. Я тогда уже увлекался радиотехникой и буквально прилип к этому приёмнику. В другой раз Алик привёз уже транзисторный японский приёмник. Это была непривычно маленькая коробочка и две миниатюрные колонки. Кстати, звучали эти колонки очень хорошо.
 
Боре, так звали среднего сына, было уже лет двадцать. Это был сильный здоровый парень с пышной рыжеватой шевелюрой. Вскоре он женился и переехал к жене. Работал он шофёром. Когда я читал Бабеля, я представлял внешность его персонажей, как внешность Бори. Однажды в его присутствии шумел какой-то жлоб. В его ругани кроме матерщины мелькали слова жид, жиды и т.п. Боря подошёл к нему и так ударил, что этот гад упал в подвал и пришлось вызывать скорую помощь. Борю потом вызывали в милицию, там ему угрожали и говорили с ним на повышенных тонах. Но Борю нельзя было запугать, и он отвечал им также в повышенных тонах. Потом это дело замяли. Тогда ещё власть старалась не сильно афишировать антисемитские дела.

Младший из детей, Жорик, вскоре превратился в высокого крепкого парня. Их мать к тому времени уже умерла, и Жорик жил один со своей подругой. Звали её Галя. Галя была высокая красивая девушка. Она напоминала латиноамериканку. Гладкие чёрные волосы были убраны назад, чёрные глаза блестели. Галя занималась хозяйством, дружила с моей мамой, консультировалась с ней по поводу приготовления пищи. Жорик работал мастером на какой-то фабрике. Зарабатывал большие деньги, возможно не совсем легально, так как вскоре директора фабрики и некоторых сотрудников арестовали. В их числе был и Жорик. Когда следователи пришли с обыском, они удивлялись, что в доме ничего ценного не было. Вероятно Жорик предусмотрительно хранил ценности в более безопасном месте. На допросах Жорик вёл себя так, как и положено в их среде, не сдал своего хозяина, взял на себя всё, что было незаконно в его цехе. За это позже какие-то незнакомые люди, вероятно по поручению бывшего начальника, приносили Гале деньги и всячески поддерживали её. Потом, когда Жорик вышел, ему передали очень большую сумму. Вероятно, его начальник крутил колоссальными деньгами, и Жорик уберёг его от огромного срока. Когда шло следствие, Галя рассказывала маме, как следователь уговаривал её рассказать о Жорике всё, что она знает, и даже оговорить его. «Что ты, русская красивая девушка, защищаешь этого жида?» - говорил он проникновенно. Галя говорила маме, что будет ждать Жорика. Однако, так как она не была официально расписана с Жориком, её вскоре выселили. Ещё некоторое время Галя приходила к нам поболтать с мамой, рассказать ей новости. Однажды она пришла просить у мамы совета. Ей было уже около тридцати и к ней сватался хороший парень, моряк дальнего плаванья. «Жорика ждать ещё много лет, когда же я буду рожать?» - говорила Галя. В общем, она вышла за этого парня замуж. Мне Галя нравилась, и я подарил ей одну из первых своих картин, выполненных маслом. Это была копия картины Ренуара «Девушки в чёрном». Когда Жорика освободили, он при первой возможности уехал в Израиль к Боре, который уехал ещё раньше.

С другой стороны нашей квартиры жила, можно сказать, типичная еврейская семья: муж с женой, бабушка и двое детей. Девочка была года на два младше меня. Это была черноволосая черноглазая не по возрасту развитая девочка, и я с интересом отмечал её формы. Мальчик же был совсем сопливый. Девочку звали Роза, а мальчика Сёма. Постоянно я слышал крики у них. Нас разделяла стена, и было хорошо слышно, когда они кричали. В то время всем было плохо, все жили в страхе, и я обратил внимание, что при этом русские глушили себя водкой, а евреи вымещали все свои беды на свою семью. Я хорошо знал идиш, и, прислушиваясь к их проклятиям, удивлялся их виртуозности. Это была настоящая своеобразная литература. Жалко, что я ничего не запомнил. Помню только, что под конец скандала, хозяин кричал: “Дайте мне нож! Я не могу уже так жить!” Я тогда злорадно думал: “Может быть, и в самом деле дать ему нож?” Когда мне надоедали их крики, я стучал по стене, и крики прекращались.
 
И вот через много лет я был в гостях у моих одесских знакомых здесь в Израиле в Назарете.
- Ты знаешь, кто наши соседи? – спросила меня хозяйка. – Сейчас посмотришь.
Она вышла и через минуту вернулась с детиной, иначе не назовёшь пришедшего мужчину.
- Как ты думаешь, кто это?
Я не знал, что ответить.
- А я вас помню, - говорит детина. – Вы, наверное, меня не помните, я тогда был для вас маленький. Я ваш сосед, меня зовут Сёма, а мою сестру Роза.
И я вспомнил наших бывших соседей. “Вот, пожалуйста, - подумал я, - в кого превратился тот затюканный сопливый Сёма!”

Удивительно, кого только ни встретишь здесь в Израиле!