Ловцы удачи

— Ага, едет! — Данька нетерпеливо подпрыгнул на пыльной обочине. — Е-е-едет!

— Слуш, Дань... — Мишка сосредоточенно рылся в карманах. — У меня на два билета осталось. Или одному кому-то ехать, или обратно — пешком...

— На две? — Данька поскреб затылок грязной пятерней. — А давай проедем одну остановку и вернемся пешком?

— Ну... давай!

Мальчишки запрыгнули в подошедший автобус, и Мишка деловито выгреб из кармана всю мелочь:

— Нам два билета, пожалуйста, — хором сказали мальчики подошедшей кондукторше. Полная немолодая тетка, не взглянув на детей, оторвала два билета и сунула каждому в руки.

— Есть, есть! — завопил Мишка, рассмотрев свой. — Счастливый, да еще и симметричный! — и правда, на Мишкином билете красовался симметричный номер: 378873.

Данька, которому достался следующий билет — соответственно, совсем не счастливый и не симметричный, нахмурился и подошел к дверям.

— Пошли уже. Приехали.

Забава с билетами была новой для мальчишек. Другие свободные деньги тратят на жвачки и шоколадка, а то и, не дай бог, на пиво и сигареты, а Данька с Мишкой заделались ловцами удачи. Как начались летние каникулы — пацаны стали пропадать на улице, покупая на карманные деньги билеты на автобусы, троллейбусы и трамваи. Спорили, кто больше наберет к началу учебного года. Пока счет был 17:14 в пользу Мишки. То есть, уже 18:14, учитывая сегодняшний билет.

— Пошли домой, что ли? — Мишка весело спрыгнул с подножки и помахал автобусу вслед. Тот поднял кучу пыли, облепившей и без того грязных друзей.

— Ну пошли. Кстати, — Данька оживился. — Мама говорила, что сегодня пирог испечет. Хочешь?

— Конечно! И холодного компота!

— Ага! — забыв о недавнем огорчении из-за билета, Даня первым припустил в сторону дома. Мишка, немного поотстав, бежал следом.

Дома мальчишки прежде всего получили головомойку — сначала словесную, потом и буквальную. Данькина мама, зная, что у Мишки дома не все благополучно, выгонять грязного мальчишку не стала, запихнула обоих пострельцов в ванную и ополоснула из душа. И только после того, как пыльные мордашки отмылись, явив свету Мишкины веснушки и рыжие брови и Данькины царапины на лбу (Барсик вчера защищал упавший на пол кусок колбасы), Данькина мама разрешила им сесть за стол, отрезала по куску пирога с капустой и налила в высокие стаканы домашний компот из сухофруктов.

Мишка съел полтора куска пирога и выпил два стакана компота — больше не влезло. Ах, как сейчас он завидовал другу! Его родители с утра до вечера пропадали на заводе, пытаясь накормить шестерых детишек — из них двое были старше Мишки, а трое — младше, самые маленькие братик с сестренкой едва научились ползать. Но даже мизерную зарплату задерживали, а отец, помимо всего, еще и пил. И дети ходили кое-как одетыми, жили почти впроголодь, часто за счет сердобольных соседей, отдававших многодетной семье старую одежду, да и помогавших с едой.

— А мои дома голодные... — вдруг протянул он. — А я деньги на билеты истратил. Нашел и истратил. А мог бы купить хлеба, хватило бы всем на вечер.

— Это были твои деньги, — насупился Данька, — ты их нашел и поступил так, как посчитал нужным.

— Ну да, конечно...

— Мишенька, — в кухню заглянула Данина мама. — Я пирогов много напекла, мы не съедим. Давай я тебе один с собой положу? — и, не дожидаясь согласия мальчика, стала заворачивать большой румяный пирог в пакет. — Вот, отнеси маме и братьям с сестренкой.

— Спа... спасибо, — Мишка взял пирог и, еще раз поблагодарив, побежал домой. Жил он в этом же доме, в соседнем подъезде. Да и квартира была такая же, двухкомнатная. Но у Даньки была своя комната, а Мишка делил свою комнату с тремя братьями. Двое младших, близнецы, спали с родителями.

Впрочем, забава с поездками продолжалась до самой осени. К досаде Даньки, хоть он и ездил чаще, чем Мишка, но счастливых билетов тому выпадало намного больше. К слову, далеко не всегда эти билеты покупались. Не желая больше тратить на бесцельное времяпрепровождение деньги, Мишка попросту собирал билеты у остановок, а затем откладывал счастливые — на которых сумма первых трех цифр совпадала с суммой последних. Данька тоже не брезговал, собирал билеты, но и здесь ему везло меньше. К первому сентября счет был 87:64 — огромный разрыв, и все в пользу Мишки!

В школе, узнав о странном хобби друзей, билеты им стал таскать весь класс и даже учительница Марья Анатольевна. И к октябрю уже Мишка торжественно произнес:

— Сто!

— Чего? — не понял его Данька. Ребята как раз шли домой после школы. Данька, традиционно, шлепал прямо по лужам. Мишка, жалевший маму, лужи обходил — не хотел, чтоб она, уставая после работы, еще и расстраивалась из-за мокрых ботинок и грязных брюк сына. И так с трудом нашла школьную форму всем по размеру. С Мишкой было труднее всего: младшие в школу еще не пошли, самый старший Ванька получил почти новенькую форму, второму по старшинству — Димке — досталась Ванькина прошлогодняя, а ему, Мишке, не досталось ничего, потому что после Димки форму только на пугало можно надеть. С трудом нашли по знакомым, хотя штаны все же слегка коротковаты...

— Сто говорю. Бинго. Я собрал ровно сто счастливых билетов.

— И что ты будешь с ними делать? — вдруг озадачился Данька. Он как-то внезапно осознал, насколько бессмысленным было это коллекционирование.

— Как что? Не знаешь, что делают со счастливыми билетами? Я их съем! — Мишка почти бежал домой. Он так торопился, что, не заметив торчащий из земли прут, споткнулся и упал, порвав брюки. Это было настолько неожиданно, настолько трагично, что, не выдержав резкого падения (не физического, а душевного — только что почти парил, и вот — весь в грязи), Мишка, не простившись с лучшим другом, побрел домой, подозрительно хлюпая носом. Данька же, обиженный на везучесть друга, позволившую ему собрать 100 счастливых билетов (а у него, Даньки, всего-то чуть больше семидесяти!), гордо развернулся и пошел к себе в подъезд. Ну и пусть этот напыщенный индюк ест свои билетики в одиночку. В конце концов, рано или поздно, но и он тоже соберет счастливую сотню, и вот тогда...

Вечером того же дня, когда Даня делал уроки, во двор въехала, отчаянно завывая сиреной, скорая помощь. Данька от любопытства высунулся в окно и увидел, как следом за носилками, крытыми белой простыней (голова не покрыта, но кто там — с седьмого этажа не видать) сбегает Мишкина мама, накинувшая пальто прямо на халат, в сапогах на босу ногу. Запрыгивает вместе с носилками в машину, и скорая, продолжая завывать, уезжает прочь.

— Мам! — Данька спрыгнул с подоконника и побежал на кухню, где, как обычно, хозяйничала его мама. — У Мишки кого-то из семьи в больницу увезли, на скорой. Я сбегаю к нему, ладно?

— Конечно. Позови его к нам ночевать! — крикнула мать вслед сыну. Тот, хоть и услышал, не оглянулся. Накинул куртку, залез в ботинки и побежал в соседний подъезд.

Дверь Мишкиной квартиры была открыта. Слышались голоса соседей, всхлипывали бабы. Данька протиснулся в прихожую, его узнали, пустили в комнаты. Там сидел отец Мишки — трезвый, что для него было необычно. И какой-то словно растерянный.

— А, это ты... садись, Даниил, садись... — отец у Мишки был необычный. Хоть и пьяница, но небезнадежный, не алкаш, как нередко говорила Данькина мать, а она всегда была права. Он ко всем обращался по полному имени, и вообще дядька был умный, это признавали все. А вот погубил его завод... — Ох, горе...

— А где Мишка? — бледнея, спросил Данька. Ответ он, впрочем, уже знал.

Вокруг продолжали суетиться люди, тормошили Мишкиного отца. Наконец приехали две бабки — одна с маминой стороны, другая с отцовой — разобрали пятерых детей, чуть не передравшись, с кем поедет Ванька — старший рос грубияном, мог и ударить, а воспитывать было некому. Впопыхах чуть и Даньку не увезли, но Мишкин отец вступился, и в итоге они остались вдвоем.

— Я же сегодня с хорошей вестью вернулся... — заговорил, наконец, мужчина. — Меня на работе повысили. До начальника. Теперь не цехе работать буду, а в офисе, и Любу туда же переведу. И зарплата лучше, и условия. И квартиру новую пообещали, трехкомнатную. Правда, при условии, что пить брошу — ну и черти с ней, с треклятой. А прихожу домой — все встречают, кроме Мишки. Ванька с Димкой говорят — он пришел грязный, штаны порвал и, видимо, испугавшись, что мама ругаться станет, под одеяло залез и так и сидел там весь день, шуршал чем-то.

Захожу в комнату, одеяло откидываю, а Мишка там фиолетовый весь, едва дышит. Скорую вызвали, говорят — инородное тело в гортани, кажется. Ну и увезли.

— Так он жив? — вскинулся Данька.

— Был жив, а как повернется — не знаю... Сыноче-е-ек мой... — по-бабьи вдруг завыл Мишкин родитель.

И как раз раздался звонок телефона. Данька, забыв, что не дома, кинулся к телефону, схватил трубку. Там была тетя Люба — звонила из больницы сказать, что все обошлось. Вовремя довезли, откачали, заодно и желудок промыли от бумаги.

— С чего он вдруг вздумал бумагу есть? — недоуменно спрашивала она Даньку. — Неужели так оголодал? Бедный мой мальчик... но сейчас все изменится!

На следующий день Данька с родителями пришел к Мишке с больницу. Палата была двухместная — для Мишки и его мамы, и, кажется, впервые в жизни у него была своя кровать. Мама вышла поговорить с Данькиными родителями, а Данька остался. Он смотрел на друга — еще больше похудевшего, осунувшегося, с глазами на пол-лица — и думал, что этот Мишка совсем не похож на того, каким он был еще вчера.

— Знаешь, Дань, мы с тобой такие дураки... — вдруг сказал Мишка. — Мы гонялись за этой удачей, а ведь это все искусственно. Ее нельзя поймать специально, она только сама приходит. Вот я и поплатился.

Эти слова были такими взрослыми, что Мишка не сразу понял, о чем это его друг. А когда понял, кивнул.

— И все равно у вас все будет хорошо теперь.

— Да, я знаю, мама сказала. Только я переезжать не хочу... другой дом — это другая школа, и от тебя далеко. Вот бы в нашем дворе дали квартиру! — размечтался Мишка.

Мальчики разговаривали примерно полчаса, потом Мишка утомился и уснул, а Данька тихонько вышел в коридор. Мамы тоже прощались, и Мишкина мама держала в руках большой пакет с соками — ничего другого Мишке пока было нельзя.

Потом Данька с мамой шли по улице домой, а на улице падал первый снег... и Данька рассказывал маме про то, как они с Мишкой решили собирать счастливые билетики, и как Мишке везло больше, и что получилось в итоге... А Данькина мама, надо отдать ей должное, сына не перебивала и не торопила. А потом, остановившись посреди двора, взяла с него честное слово — обо всех подобных задумках сначала советоваться с родителями, потому как просто собирать билетики — это нормально, а вот подбирать грязь на остановках, а потом ее есть — это уже плохо. И еще она пообещала, что Данькин папа непременно поможет Мишкиным родителям с квартирой — и чтоб она оказалась в их же доме, если они того захотят.

Но это уже совсем другая история.

А у Мишки и Даньки и дальше все было хорошо. Мишка очень скоро выписался из больницы, а к выписке получил новенький — совсем-совсем новенький — школьный костюм. Впервые в жизни!