Каменный век. Борьба за женщин. 7 глава

7    
    
     Поначалу идея вернуться в племя нашему герою пришлась по душе, но позже, когда он подумал получше, она ему очень не понравилась. И он долго не хотел и слышать об этом. В самом деле, нужно ли возвращаться? Пусть жить вдвоем без поддержки соплеменников и трудно, зато здесь нет других мужчин, постоянно пожирающих Большелобую вожделенными взглядами, а главное, нет Лежащего Зубра: Ловчее Рыси продолжал верить, что тот, и правда, ожил, вернулся к сородичам и снова живет среди них. Не бросится ли она сразу Лежащему Зубру на шею, как только увидит его живым? Куда ему, Ловчее Рыси, соперничать с ним. Тот очень превосходит его и внушительной, красивой внешностью, и силой. Они будут драться, жестоко драться. Но разве Ловчее Рыси сможет победить? Он лишится и возлюбленной, и жизни. Нет, он ни за что не согласится возвращаться.
 
       Но у Большелобой желание вернуться в племя было слишком велико. Тому имелись немаловажные причины. Ей не давало покоя желание стать, как бы сейчас сказали «первой леди государства». Она знала, что любимая жена вожака имеет в племени почти такой же авторитет, как и он. Ей живется очень хорошо. Она в основном отдыхает. Вся работа ее заключается только в том, чтобы руководить другими женщинами: решает кому чем заняться, какой объем работы выполнить, дает приказы и указания. Все женщины заискивают перед ней, ищут ее дружбы. Что будет любимой женой нового вожака, Ловчее Рыси, Большелобая не сомневалась. Даже не сомневалась, что будет его единственной женой, потому что пока не знала никого, кто бы мог быть ей соперницей. А о долгосрочной перспективе в те времена обычно не задумывались. Теперь Росомахе – так звали любимую жену Медведя, –   конечно, придется расстаться со своим особым положением. Его займет она, Большелобая. Она поднимется над всеми женщинами племени, в том числе и над постоянными своими обидчицами. Она восторжествует над ними, над теми, кто так ее презирал. О, это будет страшно-неприятная неожиданность для них! У Большелобой радостно замирало сердце, когда она представляла, как будет повелевать ими, а они будут покорно исполнять все ее распоряжения, льстиво угодничать перед ней, подобострастно искать ее дружбы.  Более того Большелобая не сомневалась, что обретет власть не только над женщинами, но и над всем племенем, поскольку знала, сколь велико ее влияние на юного богатыря, единственно возможного преемника Медведя.

      Однако Ловчее Рыси и слышать не хотел о возвращении. Большелобая затратила не мало стараний на то, чтобы уговорить его. Даже пустила вход все с вои любовные чары, чтобы добиться своего. Наконец Ловчее Рыси не выдержал и признался в чем главная причина нежелания возвращаться.

     – Ловчее Рыси видел следы Лежащего Зубра, – сказал юноша. – Лежащий Зубр ходил здесь.

     Глаза Большелобой округлились. В них появились изумление и страх.

     – Следы Лежащего Зубра?! Нет, не может быть. Медведь ходил здесь. Его следы.
 
     – Лежащего Зубра следы. Ловчее Рыси нюхал следы. Пахли Лежащим Зубром следы. По этим следам Ловчее Рыси Лежащего Зубра нашел.

    Глаза Большелобой снова округлились от изумления и сильного страха.
 
    – Не призрак. У призрака нет следов, – произнесла она, опустила взгляд и некоторое время сидела задумчиво с тревогой на лице. Машинально взяла палку, поворошила в костре и также машинально подкинула в него пару сучьев.

    – Почему Ловчее Рыси сразу не сказал о следах? – спросила она.

    – Большелобая увидит Лежащего Зубра. Большелобой не нужен будет Ловчее Рыси. Большелобой нужен будет Лежащий Зубр.

    – Лежащий Зубр? – женщина взглянула на юношу с удивлением и чуть с усмешкой. Даже страх, который был до этого в ее глазах, исчез. – Мертвец? Зачем Большелобой мертвец? Ловчее Рыси думает что говорит?
 
    – Лежащий Зубр живой. Ловчее Рыси видел, Большелобая видела – Лежащий Зубр живой.

    – Как Лежащий Зубр мог стать живым?! Ловчее Рыси думает что говорит? Мертвец не может стать живым.
 
     – Цветы, травы кладут в могилу. Зачем? Цветы, травы лечат. Лежащего Зубра вылечили. Лежащий Зубр стал живой. Вернулся к людям племени. Лежащий Зубр – там. Большелобая увидит – Лежащий Зубр живой. Большелобой не нужен будет Ловчее Рыси.

     Она взглянула на него недоуменно-насмешливым взглядом. Некоторое время смотрела так. Потом снисходительно-насмешливым тоном спросила:

     – Почему Ловчее Рыси такой, как глупые люди? Почему Ловчее Рыси тоже верит, что цветы, травка могут оживить покойника?

     – Наверно, могут. Поэтому кладут. Всем кладут. Всегда клали, – ответил молодой охотник.

     – Нет, не могут. Ни один мертвец не ожил. Никогда. Не верь глупым
 людям.

     – Тогда почему кладут?!

     – Потому, что глупые люди. Даже если бы травка оживила, то оживший задохнулся бы под землей. А земля тяжелая. Очень тяжелая. Как поднимет? Как такую тяжесть можно поднять?! Нет, человек не поднимет.

     – Лежащий Зубр стоит, ходит, Лежащий Зубр глядит, как живой, – Ловчее Рыси видел, Большелобая видела. Ловчее Рыси видел следы. Это следы Лежащего Зубра. У призрака нет следов.

     – Да, у призрака нет следов. Это не призрак.

     – Тогда кто?!

     – Мертвец.

     – Мертвец?! – Ловчее Рыси чуть не подпрыгнул от удивления. А затем на некоторое время онемел от ужаса.

     – Да, мертвец, – проговорила Большелобая. Она действительно так думала. Потому что прежние ее соплеменники верили не только в призраков, но и в то, что мертвецы могут вставать из могил и бродить по земле, как живые люди. Когда-то она слышала об этом страшные рассказы.

     Мысль о том, что мертвый Лежащий Зубр ходит где-то поблизости, возможно, разыскивая изменившую ему жену, очень сильно испугала ее. Поэтому, когда услышала от Ловчее Рыси о следах и поняла, что они, и правда, принадлежат Лежащему Зубру, некоторое время, объятая ужасом, молчала, пока не овладела собой и не смогла продолжить разговор.
 
     – Мертвец ходит?! – спросил с недоумением и страхом в голосе Ловчее Рыси. О таком ему еще не приходилось слышать: его сородичи, исповедовавшие малоразвитые религиозные представления, верили в духов, призраков, но до ходящих мертвецов пока не додумались.

      – Иногда мертвецы встают из могил. Мертвецы это могут – мертвецы сильнее живых. Иногда мертвецы даже нападают на живых. Чтобы забрать с собой в могилу.

      Большелобая нагнала на Ловчее Рыси еще больший страх, чем тот, который внушало ему опасение, что Лежащий Зубр ожил, ищет их или поджидает в племени. Она заметила, как юноша побледнел и каким ужасом наполнились его глаза.

      – Но мертвецы не нападают, когда много людей. Боятся. Мертвецы ищут одного человека, ищут двух человек. Тогда нападают.
 
      Это она уже выдумала, рассчитывая хоть обманом склонить любимого согласиться возвратиться в племя. Хитрость удалась ей вполне. Ловчее Рыси настолько был простодушен, настолько велико было влияние на него Большелобой, не только как женщины, несказанно осчастливившей его своей любовью, но и как женщины необычайно умной, намного превосходящей умом его соплеменников, что он верил ее каждому слову, как верит каждому слову своей матери малое дитя. Он сразу же согласился и даже выразил готовность двинуться в путь хоть прямо сейчас.   
 
     Ловчее Рыси и Большелобая вернулись к соплеменникам, когда Ловчее Рыси совершенно оправился от ранения, снова стал таким же сильным, как и прежде. Впрочем, ждать не пришлось долго: исключительно жизнеспособные первобытные люди оправлялись даже от тяжелейших ранений поразительно быстро. От синяков и ссадин на лице и теле Большелобой тоже не осталось следов.

      
    
     Настал день, когда наш герой и его возлюбленная, держась за руки, вышли из леса и стали подниматься по склону к площадке перед пещерой. Взялись они за руки, потому что по древним обычаям это был знак заключения брачного союза. Ловчее Рыси невольно вспомнил, что точно также шли Лежащий Зубр и Большелобая, когда он впервые увидел ее.

     И также, как Лежащего Зубра, соплеменники бросились обнимать его. Большелобую они встретили с гораздо меньшей радостью. Появление их было большой неожиданностью для сородичей. Они не сомневались, что тех уж давно нет в живых.

     Люди Племени горного барса пришли в неистовый восторг, когда узнали, что Медведь убит. Впрочем, они уже догадывались о смерти долго не возвращаюшегося вожака. Сейчас же радовались подтверждению догадки, в которую даже боялись поверить.
 
     Для поднятия авторитета мужа Большелобая научила его сказать, что не она, а именно он убил вожака. Молодой охотник сообщил это сородичам с немалой гордостью. Не будем строго судить его за то, что он не отказался присвоить чужую заслугу и похвалялся ею: в те времена понятия честности, совестливости, скромности пребывали в самом зачаточном состоянии и в такой же мере были усвоены нашим героем.

     Выполнил Ловчее Рыси и другую просьбу жены – взял власть в племени в свои руки. Сделать это было нетрудно, ибо она никому не принадлежала: сородичи так боялись Медведя, что хотя считали его погибшим, никто не решился пока занять место вожака. Ни один из мужчин не осмелился оспорить у Ловчее Рыси право на власть: все знали, что теперь нет никого в племени, кто бы мог сравниться с ним в силе. К тому же всем по душе был добрый нрав Ловчее Рыси. Они не могли представить никого, кто бы мог их больше устроить в качестве вожака, чем он. Видимо, поэтому с такой радостью и встретили его возвращение.

     Как ни поверил наш герой Большелобой, все же полностью преодолеть свой страх перед возможностью того, что Лежащий Зубр, и правда, ожил и вернулся в племя, ему полностью не удалось, и, приближаясь в окружении радостных сородичей к пещере, он невольно бросал по сторонам беспокойные взгляды, ожидая увидеть воскресшего богатыря. Радовался, что не видит его. Но опасался, что тот находится сейчас в пещере и вот-вот выйдет оттуда. Все подошли к ней. Остановились. Оживленный разговор продолжался здесь. Ловчее Рыси невольно с внутренним напряжением всматривался в густой мрак между корявыми краями входа в пещеру, страшась разглядеть в этом мраке могучую фигуру Лежащего Зубра. Наконец наш герой не выдержал и спросил соплеменников:

     – Лежащий Зубр здесь?
 
     Едва он это сказал, как все сородичи, только что шумно, весело разговаривавшие, все разом замолчали и уставились на него изумленными, непонимающими взглядами.

     – Лежащий Зубр умер. Кто-то убил Лежащего Зубра у реки. Лежащего Зубра хоронили. Ловчее Рыси Забыл? – сказал Белый Ястреб.

     Другие сородичи закивали, зашумели, подтверждая слова Белого Ястреба.

     – Ну вот, видишь, Лежащего Зубра нет здесь. Большелобая правду сказала, а Ловчее Рыси не верил, – произнесла Большелобая.

     – Правда?! Лежащего Зубра нет здесь? – снова спросил соплеменников Ловчее Рыси, словно желая еще более удостовериться в том, что услышал.

     – Ловчее Рыси глупый? Почему Ловчее Рыси спрашивает? Разве кто умер, –  может вернуться? Крепко очень спит. Не может проснуться. Ловчее Рыси не знает? – спросил Филин, приземистый очень широкий, словно квадратный, молодой охотник. У него было круглое, обрамленное светло-русыми волосами и бородой лицо, с крючковатым длинным носом и огромными серыми близко поставленными глазами.

      – Ловчее Рыси видел, Большелобая видела – Лежащий Зубр ходит в лесу. Как живой.

     – Да-да, – закивала Большелобая, – Лежащий Зубр ходит в лесу –  Большелобая видела.

     Сородичи снова замолчали. Лица их вытянулись, глаза с выражением дикого ужаса воззрились на Ловчее Рыси и Большелобую. Затем все перевели взгляды на Синеокого. Это был зрелых лет мужчина – типичный неандерталец, коренастый, с мощной мускулатурой. С большой головы спадали до плеч мелкокудрявые рыжие волосы, заметно поредевшие на макушке. Постриженная огнем борода была короткой. Она почти смыкалась на губах с такими же рыжими усами. Странными казались на этом грубом обветренном лице большие чистейшей голубизны глаза, смотревшие доверчиво-нежным, как у ребенка взглядом. Вдруг его глаза изменились: расширились, открыв большие с красными прожилками белки, зрачки стали беспокойно вращаться. Широкие ноздри начали раздуваться. Казалось, что Синеокий умалишенный, у которого начинается какой-то приступ. На самом деле он был в совершенно здравом уме. Просто, как сейчас бы сказали, играл роль. Впрочем, у многих художественно одаренных людей бывают странные душевные порывы, похожие на поступки невменяемых. У Синеокого, относившегося к числу этих людей, такие порывы выражались в особом состоянии, напоминающем исступление, близкое к трансу. Пару раз в этом состоянии он сумел ответить себе и соплеменникам на очень сложные для их понимания вопросы. При этом заметил, что сильное впечатление на людей произвели не только сами ответы, но и внешний вид, сопровождавший ту внутреннюю игру чувств, которая помогла дать верные, как казалось сородичам, выразительные объяснения. С тех пор всегда, когда соплеменники обращались к нему за подобными разъяснениями, он принимал точно такой же вид. Причем каждый раз убеждался, что вид этот придает особую значимость и большую внушительную силу его высказываниям. Но что же это были за вопросы, с которыми обращались к нему сородичи? Выше уже говорилось, что представления о потустороннем мире, о духах у Племени горного барса находились на самой ранней стадии развития и исчерпывались лишь некоторым количеством легенд и сказок. Как ни страшил людей этот мир, все, что было связано с ним, вызывало у них огромный интерес. Все время возникали новые и новые вопросы, на которые люди ответить не могли. Но был в племени человек, который мог ответить на все такие вопросы и даже добавить интересные комментарии. Это был Синеокий. Он хорошо знал все старинные сказания о потустороннем мире, о духах, дополнил их вымыслом и сочинил не мало новых, не сдерживая свое богатое болезненное воображение, а также много беря из столь же болезненных и беспокойных сновидений. Именно такие, как он, люди и стали первыми шаманами. Самое же удивительное было то, что никто никогда не усомнился в том, что он рассказывал, никто никогда не спросил его, откуда он знает то, что говорит. Благодаря своим знаниям о потустороннем, как видим, в значительной степени мнимым, Синеокий пользовался очень большим авторитетом среди сородичей. Стремление поддерживать этот авторитет и возбуждало в нем желание сообщать сведения, которые чрезвычайно сильно захватывали не только воображение, но и все сознание соплеменников.

     Сейчас они смотрели на Синеокого, желая узнать, что скажет он по поводу того, что погибший и похороненный Лежащий Зубр вдруг объявился в лесу. Знаток сказаний о сверхъестественном изрек то, что они и ожидали услышать:
     – Это призрак.
     О приведениях, духах, как говорилось выше, люди Племени горного барса были достаточно наслышаны.
     – Нет, – отрицательно замотал головой Ловчее Рыси. Он сказал:
     – У призраков нет следов. Лежащий Зубр ходит по лесу – есть следы. Ловчее Рыси нюхал следы – запах Лежащего Зубра.
     – Да-да, – закивала Большелобая. – Лежащий Зубр не призрак.

     Сказанное сейчас нашим героем и Большелобой поразило соплеменников даже еще больше, чем сообщение об увиденном в лесу Лежащем Зубре, которому полагалось находиться в могиле. Привыкшие получать ответы на загадки потустороннего мира у Синеокого, они снова, затаив дыхание, смотрели на него в надежде узнать, каким образом у призрака появились следы? Но авторитетный, одержимый, вещающий откровения муж на сей раз молчал, что случалось с ним редко.

     Тогда заговорила Большелобая, она подробно изложила свою версию, которую поведала недавно нашему герою. Причем подкрепила ее парой страшных сказок, слышанных в родном племени. Она нагнала на сородичей Ловчее Рыси даже еще больший страх, чем на него. Сказанное ею поразило их воображение сильнейшим образом, и они уже готовы были поверить в выходящих из могил и гуляющих мертвецов, как вдруг один неандерталец сказал:

     – Нет. Этого не может быть, – твердым уверенным тоном заявил он. Звали его Чудной, нередко также – Балбес. Он тоже имел типичный неандертальский облик. Но внимательный взгляд заметил бы в его внешности особенность, не свойственную сородичам: у этого человека был несколько больший, чем у них, шишковатый лоб. Но чему же он был обязан своими отнюдь не лестными прозваниями? Долгое время люди Племени горного барса считали самым умным среди них Лежащего Зубра, но понимали, что Большелобая намного умнее его. Поскольку та была чужеземка, то, конечно же, не могли признать ее превосходства над ними.  Неандертальцам едва хватало сообразительности смутно догадываться, что самый умный в племени человек – это Чудной (мы будем использовать менее обидное имя). И как было не догадываться об этом, когда он почти безошибочно предсказывал погоду, когда на охоте его советы оказывались более ценными, чем советы самых бывалых охотников. Даже шившим одежды и готовившим пищу женщинам он давал советы, которые те признавали весьма полезными, так как позволяли внести усовершенствования в работу. Тем не менее упомянутые выше имена закрепились за ним. И никому не приходило в голову называть его по-другому. Но почему? По той же причине, по какой имена эти и были даны ему. Получил он их потому, что большинству сородичей казалось слишком странным его поведение. Уже то, что Чудной подолгу наблюдал за  недостойными мужчин занятиями женщин, – однако, не вникнув в чью работу, не смог бы, конечно, давать им полезные советы – выглядело уж очень чудно в глазах соплеменников, как и то, что он подолгу любил наблюдать за движением облаков, течением струй воды, внимательно рассматривать насекомых, всевозможные камни, растения, кору, листья деревьев, и т.п. Кроме вполне нормальных, но просто непонятных соплеменникам сторон его поведения были и самые настоящие странности, без которых, наверное, не может обойтись ни один гений, а Чудной был никто иной, как гениальный неандерталец. Единственный человек в племени, который не очень уступал ему в сообразительности, была Большелобая. Поэтому он любил вести с ней беседы. Поскольку цель его в таких разговорах явно была далека от стремления соблазнить ее, Лежащий Зубр никогда не возражал против них. Даже, напротив, охотно становился слушателем, как, впрочем, и другие соплеменники. Они внимали этим беседам буквально с открытыми ртами, потому что речь шла о неведомых им предполагаемых причинах окружающих явлений природы. Почти всегда соплеменникам казалось, что в этих спорах побеждает необычайно умная чужеземка, поскольку она лучше владела речью. В реальности же было с точностью наоборот. И она сама чувствовала, что уступает собеседнику в глубине и доказательности суждений. Поэтому со временем стала уклоняться от споров с ним. Однако сейчас, конечно, уклониться не могла.

     – Нет. Этого не может быть, – говорил он. – Не могут мертвецы выходить из могил и ходить, как живые.
     – Тогда кто же это? Если не призрак, не мертвый, не живой, то кто? Пусть Чудной скажет, если знает, – усмехнулась Большелобая.
     Чудной не ответил на вопрос, а заметил:
     – Если Лежащий Зубр вылез из могилы, мертвый или живой, то могила должна быть разрыта. Значит, там сейчас яма.
 
     Едва он так сказал, как все бросились к могиле Лежащего Зубра.
     Он был похоронен неподалеку от реки на опушке хвойного леса, который спускался к ней по склону горы. На другой стороне реки теснились могучие скалы. Лес там рос преимущественно широколиственный. Желтая листва деревьев ярко выделялась на фоне корявых каменных громад.

     Выдался погожий день, и хотя была середина осени, солнце слегка пригревало. Люди, которые начали носить одежды из шкур, хотя еще по-осеннему легкие, чувствовали, что им жарко.

     Племя горного барса хоронило своих усопших где придется. Все были уверены, что на этой опушке могила только Лежащего Зубра. Они и не подозревали, что здесь кроме нее, по меньшей мере, еще с полсотни других захоронений, но таких давних, что никто о них не знал уже. Даже могильные насыпи стали едва приметными бугорками. Всю опушку покрывало густое разнотравье, еще ничуть не пожелтевшее и не поблекшее, потому что, как уже было замечено выше, трава остается зеленой осенью намного дольше листвы.
 
     Люди окружили могилу Лежащего Зубра. Продолговатый невысокий бугор густо порос травою. Никто не заметил никаких признаков того, что намогильная насыпь бала хоть малейшим образом нарушена. Внимательно осмотрев ее, люди непонимающе развели руками и снова уставились на Синеокого. Затем перевели взгляды на Чудного и Большелобую. Она сказала:

     – Значит, Лежащий Зубр вылез давно: трава успела вырасти. Новая.
     – Лежащий Зубр закопал яму? Зачем? – спросил Чудной.
     Большелобая задумалась, потом проговорила:
     – Чтоб живые не знали, что мертвец из могилы вышел.
     – Зачем мертвец хочет, чтобы живые не знали? – снова спросил Чудной.

    Большелобая пожала плечами и опять задумалась. Затем ответила:

    – Мертвец знает зачем надо то, что делает. Живые не знают, что задумал мертвец. Откуда знать живым?
    – Лежащий Зубр лежал мертвый – у Лежащего Зубра здесь рана была, большая рана, вот какая, – Чудной указал себе на солнечное сплетение и пальцами показал размеры раны и спросил:
    – Большелобая, Ловчее Рыси видели, как мертвый Лежащий Зубр ходит, как живой. У Лежащего Зубра Была здесь рана?

   Большелобая и Ловчее Рыси в недоумении посмотрели друг на друга. Как же раньше они не подумали об этом?! Нет, никакой раны не было у Лежащего Зубра, виденного ими после его погребения.

    – Нет, – сказал ловчее Рыси. – Никакой раны. Лежащий Зубр совсем как живой. На мертвеца совсем не похож.

    Большелобая обвела всех изумленным взглядом и медленно произнесла не менее изумленным голосом:

     – Неужели и правда…, неужели…, неужели цветы вылечили? Неужели ожил? Лежащий Зубр живой? – Потом растерянно-недоумевающе проговорила: – Почему Лежащий Зубр не приходит?
     Она снова обвела взглядом окружающих.
     – Может, память в могиле осталась. Лежащий Зубр все забыл, – предположил кто-то. 
     – Надо его найти, привести к нам, – предложил другой.
     – Если Лежащий Зубр ищет сородичей, если хочет быть с сородичами, тогда зачем не хочет, чтобы сородичи знали, что из могилы встал? – спросил Чудной.

     Опять соплеменники глядели друг на друга и молчали: никто не мог ответить на этот вопрос, даже Синеокий, даже Большелобая, даже Чудной. Но последний знал, что нужно делать, чтобы значительно продвинуться в поиске ответа на страшную загадку. Он указал на могилу и произнес фразу, которая, наверное, была одним из самых первых словосочетаний, появившихся с того времени, как человек научился из слов слагать простейшие конструкции, фразу, которую поняли бы и питекантропы,
а уж тем более неандертальцы, фразу с твердой логикой которой трудно было поспорить:

     – Если ушел, значит, нет.

    Все же Чудной счел необходимым пояснить свою мысль:

     – Копать надо, чтобы узнать.
     – Правильно! Да! Да! Копать надо! Если вылез, то там нет! – раздались одобряющие голоса.

    Сразу же подростков послали к пещере за палками-копалками: возвращаясь со своих работ, собирательницы там оставляли свои нехитрые орудия труда. Становище было близко. Мальчишки вернулись быстро, принеся самые лучшие палки-копалки – наиболее острые и широкие. Женщины скорее дружно взялись за работу. Раскапывали могилу они, а не мужчины, поскольку те не имели нужной сноровки. Женщины копали лучше также потому, что группы мышц, выполнявших эту работу, у них благодаря ежедневной тренировке были развиты особенно хорошо, отчего телосложение многие имели мужиковатое. Ни одному из охотников не пришло и в голову взяться за палку-копалку: конечно, это не мужское дело. Они стояли в стороне, с нетерпением ожидая результатов эксгумации.
 
     Женщины работали попарно, часто сменяя друг друга. Поэтому работа шла быстро. Копали вот каким образом: рыхлили землю палкой, потом выгребали и выкидывали ее руками.
 
     Вдруг одна из работавших вскрикнула и выскочила как ошпаренная из ямы. Ее напарница повернулась, посмотрела туда, где она только что была, завизжала и тоже быстро выкарабкалась наверх. Обе вылезшие из могилы женщины были смертельно бледны. Лица их выражали животный страх. Одна вообще потеряла способность речи. Другая с дрожью в голосе проговорила:

     – Там,… там… там есть что-то. Там Лежащий Зубр есть.

    Муха – так звали эту женщину – стала изображать руками как копала:

    – Муха палкой – раз, два. Вдруг палка как-то не так стала втыкаться. Муха вначале думает – камень. Нет, рядом мягко, но не как земля. Муха стала руками вот так, вот так, – она сделала разгребающие движения руками, – а там, там тело показалось. Серое, страшное. И черви там. Много червей. Фу. Пахнет сильно. Невкусно пахнет. Вонь.
     – Да, да. Там кто-то есть. Человек там. Мертвый человек. Щука видела: в земле немного видно, – подтвердила сумевшая прийти в себя напарница Мухи. – Ой, как пахнет!

     Впрочем, все уже чувствовали отвратительный запах разлагающегося трупа, даже те, кто находился в шагах тридцати от могилы, потому что люди тогда обладали исключительно чувствительным обонянием.

     Все застыли, онемев от страха и омерзения. Долго никто не решался приблизиться к могиле. Наконец из окружавшей ее толпы вышел Белый Ястреб, подошел к разрытой земле, ударил себя кулаком в выпуклую грудь и воскликнул:

     – Белый Ястреб не боится! Белый Ястреб будет копать!
     – Нет! Не надо! – вдруг вскричала Большелобая. Затем уже более тихим голосом сказала: – Зачем? И так ясно – Лежащий Зубр там.

     Ее поддержал Чудной:

     – И правда, зачем копать? Лежащий Зубр здесь. Разве не ясно?

    Несколько человек решились подойти к могиле и с выражением страха и отвращения на лицах заглянули в нее. Вскоре они осмелели еще больше и оживились. Морщась от неприятного запаха, стали говорить:

    – Да, видно уже. Плечо выступает. Там вон ноги. Вот голова. Все в земле, но все равно видно. Лежащий зубр здесь. Да, не уходил никуда. Спит. Да, все также спит. Крепко спит очень. Живой так крепко спать не может. Не повернулся даже. Все на том же боку спит.

     (Примечание: неандертальцы хоронили усопших, придавая им положение спящего на боку человека, который поджал колени и положил под голову руки).

    Люди отходили от могилы и говорили толпе:

     – Лежащий Зубр там. Лежащий Зубр спит. Цветы не вылечили.
     После этого соплеменники стали приступать к Синеокому со словами:
     – Лежащий Зубр не ушел. Лежащий Зубр в могиле. Не выходил.
 
     Знатоку и толкователю загадочных явлений потустороннего мира предстояло ответить на очень непростой вопрос. Действительно, как же так? Покойник на том месте, где ему и положено находиться. В то же время кто-то разгуливает в образе Лежащего Зубра и это явно не призрак, раз он способен оставлять на земле следы. Синеоокий опять не растерялся. У него уже была готова новая версия. Он не замедлил ее изложить, не забыв прежде напустить на себя тот особый вид чрезвычайно сильной взволновансти, который придавал большую убежденность его словам:

     – Лежащий Зубр – призрак, но не такой, как тень. Есть призраки другие. Как живые люди ходят, смотрят. Если дотронешься – твердый. Если призрак дотронется – как живой человек дотронулся. Тяжелый: ходит – следы есть. Может схватить и утащить в подземный мир к мертвецам. Старый-старый сказ о таких призраках есть.

     Синееокий нарочно запугал сородичей, потому что знал, что чем больший страх внушают им его слова, тем больше они в них верят и тем больший авторитет он приобретает в племени.

     Услышанное произвело на всех сильнейшее впечатление. Люди поспешили закопать могилу и уйти отсюда.

     Несколько дней после этого события племя жило в страхе. Людям казалось, что ужасный таинственный выходец из замогильного мира вот-вот заявится к ним.  Более остальных это страшило, конечно, Большелобую и Ловчее Рыси. Она боялась, что Лежащий Зубр ищет ее, чтобы утащить к себе в могилу, обольщаясь и там делить с нею ложе, а наш герой опасался мести призрака, вызванной ревностью. Синеокий старательно поддерживал в сородичах страхи.

     – Вот видишь, милый, – говорила Большелобая своему юному мужу, – как хорошо, что Большелобая и Ловчее Рыси вернулись сюда. Ведь призрак ищет Большелобую и Ловчее Рыси там, а не здесь. Пусть ищет там. Все равно не найдет. Большелобая правильно говорила, что надо уйти в племя.

     Ловчее Рыси так и открыл рот, пораженный. Он почувствовал суеверный ужас и одновременно радость, что избежал страшную опасность, ощутил восхищение прозорливостью возлюбленной, большую благодарность ей, преисполнился гордостью, что имеет такую умную жену.
 
     – Как же призрак догадался, что Большелобой и Ловчее Рыси нет здесь? – спросил он.
     – Конечно, приходил сюда. Прятался за кустами, камнями. Наблюдал за племенем, слушал разговоры. Большелобую и Ловчее Рыси долго не видел. Понял, что ушли отсюда. Лежащий Зубр, знаешь какой умный, догадливый. Конечно, все понял. Ушел нас искать.
     – А как же Лежащий Зубр догадался, что Ловчее Рыси и Большелобая там, в той долине?
     – Никак. Конечно, не догадался. Просто ходит, ищет, где придется. Вот туда и забрел. Ведь призраки ходят-бродят.
     –  Да, как хорошо, что Ловчее Рыси и Большелобая ушли оттуда.
     – Да, конечно, хорошо. Пусть Ловчее Рыси всегда слушается Большелобую. Тогда всегда будет хорошо.
     – Ловчее Рыси всегда будет слушаться Большелобую: Большелобая умная, будет хорошо.


 
     Мало-помалу ужас перед призраком Лежащего Зубра в душах людей Племени горного барса проходил, по мере того, как от мыслей о нем все более отвлекали повседневные заботы. Однако скоро произошло событие, которое сделало этот страх снова очень сильным.

     В тот день охотники охотились в Еловой долине. Так называлась огромная живописная долина, которая раскинулась к югу от гор и скал, где находилась пещера племени. Всю ее заполняли хвойные рощи и рощицы. Они перемежались лугами и лужайками. Хотя сосен здесь росло ни чуть не меньше, чем елей, долина почему-то получила название только еловой.

     Идя обширным лугом, поросшим густой травой, охотники подходили к небольшому ельнику. Поскольку трава была по-прежнему совершенно зеленой, а вокруг темнели сплошь хвойные перелески, где тоже преобладали зеленые цвета, можно было подумать, что еще продолжается лето.  Однако густая трава на лугу сильно поникла и едва доходила до колен идущих. Люди помнили, что всего несколько дней назад она стояла высокая, и они утопали в ней по грудь. Не способствовал иллюзии лета также уже почти зимний холод, которым веяло с вершин гор на севере.
 
     Охотники были одеты в звериные шкуры, но еще не в такие теплые, мешковатые, как зимою, а в более легкие, едва доходящие до колен и оставляющие совершенно открытыми правую руку и правую часть груди. На ногах были грубые кожаные то ли тапки, то ли полусапожки. Странно выглядели среди этих одетых людей те некоторые мужчины и юноши, которые по причине своей исключительной невосприимчивости к холоду охотились, как и летом совершенно нагими.

     Ловчее Рыси шел в окружении охотников, с радостью, гордостью думая о том, что теперь он вожак, что вот теперь он, как и Медведь, предводительствует на охоте всеми охотниками племени, а они действительно подчиняются ему, даже самые старшие, заискивают перед ним, как перед Медведем.  Опытные охотники с каким-то робко-уважительным, покорным видом дают ему советы. Он не собирается зазнаваться, становиться спесивым: охотно выслушивает и дает распоряжения, основываясь на этих советах. Поступает так в соответствии с наставлениями своей умной жены.

      Впереди основной группы охотников, опережая ее на шагов сто, шли шесть лучших следопытов: никто в племени не мог так хорошо, как они, видеть, угадывать и «читать» следы, то есть определять какому животному они принадлежат, как давно оно здесь пробегало и имеет ли смысл преследовать его. Руководил этим авангардом Белый Ястреб. Он тоже был наг. Длинные белые волосы его, прихваченные на затылке тесемочкой из древесного волокна, болтались, как конский хвост на широкой могучей спине, оттеняя еще не успевший сойти летний загар.
 
     Белый Ястреб шел с особой важностью, с особой важностью давал указания подчиненным, направляя их туда, где, по его мнению, нужно было искать следы. Казалось, он упивается своим новым положением – положением предводителя следопытов. На эту должность, как сказали бы сейчас, назначил Белого Ястреба наш герой. Он и во многом другом выделял его среди остальных охотников, воздавая ему таким образом благодарность за дружбу с ним тогда, когда все из страха перед Медведем сторонились его.

     Следопыты скрылись в зарослях ельника. Затем и основная группа охотников вступила в сумрак чащи. Вскоре между деревьями просветлело. Роща кончалась толпой низкорослых молоденьких елей. Снова стали видны следопыты: они стояли среди этих елей. Вдруг все разом исчезли. Но прежде успели подать остальным охотникам знак, что надо всем спрятаться и не просто спрятаться, а мгновенно совершенно исчезнуть. Первобытные охотники это умели делать очень хорошо. Основная группа охотников тоже мгновенно исчезла, благо, что место для того, чтобы надежно укрыться от чужого взгляда здесь было очень подходящее.

     Несколько минут основная группа охотников находилась в тревожном, томительном ожидании, не видя то, что наблюдали следопыты. Наконец те поднялись из зарослей и снова явились глазам остальных. Это и было сигналом окончания тревоги. Все бросились к следопытам и стали расспрашивать, что они видели, не забывая, однако, по охотничьей привычке говорить тихо.  Никогда еще им не приходилось видеть товарищей столь испуганными. На них, как говорится, лица не было. Вытаращив глаза, совершенно бледные, они судорожно тыкали пальцами в сторону опушки леса, на краю которой только что скрывались в зарослях, и говорили:

     – Там, там шел. Прошел мимо. Лежащий Зубр. Лежащий Зубр шел.

    Как ни были взволнованны, старались говорить все же достаточно тихо.
 
    Невозможно передать то впечатление, которое произвело на всех охотников новое появление выходца из могилы. Ни у кого уже не было ни малейшего желания продолжать охотиться в Еловой долине. Охотники поспешили покинуть ее и не возвращались сюда до завершения событий, которые еще предстоит описать.