Школьник Просиков. Глава 3

               


                К нам приходит практикант


   У мамы сегодня день рождения. Когда я проснулся, она уже ушла на работу. Папа завтракал в одиночестве, и я появился вовремя.
   - Папа, это же моя горбушка!  - закричал я негодующе.
   - Да, да, конечно, - виновато сказал папа. - Извини. Кстати, надеюсь, что ты не забыл про мамин день рождения.
   - Как же я могу забыть, - удивился я. - Ведь сегодня будет большой, нет, громадный торт и много всяких других пирожных.
   - А как насчет подарка, чем ты собираешься порадовать маму?
   - Это тайна. Хотя тебе могу сказать. Нет, пусть это будет сюрприз.
   Мы договорились с папой встретиться во второй половине дня, чтобы купить цветы и что-нибудь вкусненькое к праздничному столу. А потом папа отправился на работу, а я в школу.
   
   До начала уроков оставалось еще достаточно времени, и мы с ребятами с жаром обсуждали на школьном дворе достоинства и недостатки футбольных команд "Зубило" и "Шайбы", но к единому мнению никак не приходили. Недалеко от нас два переростка усердно лупили друг друга, а несколько первоклашек подбадривали их. Они еще совсем дети, эти первоклассники! Игорь Сабельников тоже с удовольствием смотрел не дерущихся и жевал конфеты.
   - Ты, конечно, угостишь меня конфетой? - спросил у него Сережка.
   - Нет, - решительно отказал Сабельников.
   - Ладно, не очень-то и хотелось, - с напускным равнодушием сказал Сережка. - Я больше люблю зефир.
   - Ну и ешь свой зефир.
   - А почему ты ухмыляешься?
   - Я и не думал.
   - Смотри, пожалеешь.
   - Это вряд ли.
   И вот здесь, показывая ребятам какую огромную рыбу поймал мой папа этим летом, и, растопыривая руки как можно шире, чтобы они могли представить  ее невероятные размеры, я совершенно случайно задел переростка Дубякина по прозвищу Барракуда - это такая рыбья тварь, которая жрет кого ни попадя, и у нее большие и острые зубья-крючки. Так вот: у Дубякина зубы точно такие же!
   Дубякин, он же Барракуда, тут же сжал мою руку своей лапищей и вкрадчиво поинтересовался, как меня зовут. Я ответил, что меня зовут Боря Просиков.
   - Так вот, юный и неловкий Просиков, ты глуп как сало!
   - Сало? - удивился я. - А разве сало предмет одушевленный? Это человек - одушевленный.
   - Я поражен и глубоко тронут твоей непосредственностью, - проникновенно сказал Дубякин. - Но послушай меня внимательно малоразвитое, неуклюжее дитя, а перед тем закрой рот, пожалуйста: глядишь - и мухи не залетят, и комар интереса не проявит. Итак запомни: сало - это не предмет, а еда! И потом - кто тебе сказал, что ты человек... Ты - юный бабуин! И друзья твои тоже относятся к этим славным приматам.
   Мне стало обидно и за себя, и за своих друзей. Я вздохнул.
   - Придется обо всем рассказать брату. Вряд ли ему понравится, как меня обзывают.
   - А кто твой брат? - насторожился Дубякин.
   - Он - чемпион мира по боксу! - Никакого брата у меня и в помине не было. Зато имелся значок, найденный мной на улице, и еще недавно принадлежавший обладателю третьего юношеского разряда по легкой атлетике. Значок был так себе, прямо скажем - неубедительный значок. Особенно им не похвалишься. Вот если бы иметь значок с надписью "Чемпион мира!!!" - тогда совсем другое дело. Такой значок хорошо принести в школу - тогда бы все боялись и восхищались мной: "Да, у него отличный удар левой, помнишь как он врезал тому-то..." И никакой переросток не посмел бы придираться ни ко мне, ни к моим товарищам.
   - И я тоже брату скажу! - вклинился в разговор Колька Сестренкин. - Знаешь, какой он у меня? Он такой, что... что... что... Да!
   Да, он такой, это верно, брат Сестренкина. Я даже поежился. И сам-то Сестренкин ничего себе такой. А подрастет, точно станет таким... таким, как старший Сестренкин.
   Дубякин сразу поскучнел, занервничал даже, и, немного помявшись, сказал, что вышло недоразумение.
   - Друзья ваших братьев - мои друзья, - значительно сказал он, - то есть братья ваших братьев, то есть вы ваших братьев... - здесь он окончательно запутался. - Ну, в общем мы поняли друг друга.
   Я хотел сказать, что ничего не понял, но тут Колька пихнул меня в бок. И правда, палку перегибать тоже не стоит. Дубякин-Барракуда значительно здоровей и старше нас. Но я сделал важный вывод: если какой-то Дубякин старше тебя, то это совсем не значит, что он такой же умный как ты.
   - Уф! - выдохнул Витька Меднис, как только ушел Дубякин. - Я уже думал, что мы сегодня будем сильно  биты, а с перебитыми ногами и руками совсем непросто решать арифметические задачи.
   - День еще не закончился, - угрюмо сказал Сабельников.
   
   В класс учительница вошла вместе с завучем Юлием Цезаревичем. Завуч был очень серьезен и сообщил, что сегодня урок природоведения проведет студент-практикант.
   - Дети, обещайте мне, что будете послушными. Не подведете? А то у нас с вами возникнут сложности.
   Разумеется, мы обещали.
   - А теперь я посмотрю вам в глаза, и если встречу честный и открытый взгляд, то я вам поверю.
   Первым завуч посмотрел на меня и... встретил честный и открытый взгляд. И на кого бы он не посмотрел, повсюду взгляды выражали честность и открытость.
   - Невероятно, - сказал Юлий Цезаревич, но вид у него все равно был недоверчивый. - И еще, - добавил он, - сидите так тихо, чтобы даже вашего дыхания не было слышно.
   - Но мы не можем не дышать. Иначе превратимся в кучу покойников, - возразил Ленька Трахтергенц. - Это не понравится нашим мамам.
   А Вовка Брусникин заявил:
   - Но у меня во рту полипы, и я дышу ртом и громко.
   - Кто-то что-то сказал, или мне послышалось? - грозно нахмурил брови завуч.
   Все молчали. Никто не дышал. Даже Вовка с его противными полипами. Юлий Цезаревич еще раз печально посмотрел на нас, вздохнул и вышел, сказав на прощание учительнице, чтобы она с нами была построже.
   Затем появился сам студент-практикант, Гумбольдт Евсей Евсеевич, и урок начался.
   - Евсей Евсеевич, а за кого вы болеете - за "Шайбу" или за "Зубило"? - сразу взял его в оборот Женька.
   - Я болею за порученное мне дело - за природоведение, - ответил несколько опешивший студент.
   - Лисицкий, еще один глупый вопрос, и я отправлю тебя из класса, - вмешалась Нина Федоровна.
   Поначалу было заметно, что Гумбольдт Е.Е. немного волнуется, но потом ничего,  разошелся и рассказал нам про тропические леса и озера, про огромные стада зебр и антилоп, про красных слонов и львов-людоедов, про вулканы и гейзеры. А когда речь зашла про морские глубины и их обитателей, стало совсем интересно.
   - А кашалот - это млекопитающее или рыба? - вдруг перебил его новенький Сашка Скоков.
   - Глупый, кашалот - это рыба, - сказал Генка Тарлович. - Говорят: рыба-кит. А что кашалот, что кит - один черт. Значит и кашалот- черт, то есть я хотел сказать - рыба.
   С Генкой особенно не поспоришь. Он у нас здоровяк, этот Генка, и нам порой от него крепко достается, но товарищ он отличный!
   - Нет, кашалот - это морской зверь! - заявил Вовка Брусникин.
   - А у меня дома есть две рыбки в банке, - сказал я.
   - Они вкусные? - спросил Сабельников.
   - Да откуда же мне знать! Я не для еды их держу.
   - А для чего же? - искренне удивился Игорь.
   - А коза? - оживился Сережка.
   - Что коза? - спросил практикант.
   - Коза - млекопитающее или млекодающее? А в Парагвае козы водятся? Вот у моей бабушке в деревне Кошкарово водятся. Да и в соседних деревнях их немало.
   - Хватит! Довольно! - закричала учительница. Я еще раз прошу вас, ребята, перестаньте шуметь и задавать дурацкие вопросы!
   Студент Гумбольдт улыбнулся и сказал, что сам с нами справится, на то он и учитель, чтобы отвечать на всякие вопросы; и еще он сказал, чтобы Нина Федоровна не волновалась, поскольку он умеет обращаться с детьми. Но очень скоро Евсей Евсеевич улыбаться перестал.
   - Интересно, слон здоровее носорога... - задумчиво протянула Ленка Семочкина.
   - Думаю, что здоровее, - сказала другая Ленка - Цветочкина.
   - Думают в Думе, - буркнул Сестренкин.
   - Евсей Евсеевич, расскажите нам про Думу!
   - Евсей Евсеевич, не надо про Думу рассказывать.
   - У слона - клыки, у кита - усы, а у змеи усы бывают?
   Студент-практикант слегка побледнел, но держался еще молодцом, и даже стал рассказывать про огромные пропасти и карстовые пещеры.
   - А что такое карст? - спросила Ритка Сурикова.
   - Карст - это легко выщелачиваемая порода.
   - Легко - что?
   - Ну как бы вам это объяснить...
   - А вы попробуйте.
   Но объяснить он не успел, так как Сашка Прохоров спросил - почему у попугая две ноги?
   - Дурак ты, Сашка, - ответил ему Васька Бегалов. - С четырьмя ногами он был бы кошкой или собакой, только с крыльями.
   - А если три?
   - Чего три?
   - Три ноги.
   - Три ноги не бывает.
   - Нет, бывает!
   - Бывает четыре, восемь бывает у осьминогов.
   - Тише, тише! - вновь заволновалась учительница. Но у нас накопилось столько вопросов, что они требовали немедленного ответа.
   - А у гусениц сколько ног?
   - Надо считать.
   - Акула вообще без ног, а осьминогу за здорово живешь накостыляет.
   - Нет, осьминог ее сожрет.
   - Всех сожрет медведь - он самый сильный!
   - Белый или бурый?
   - Плюшевый.
   - Ну не сильнее же он слона?
   - Сильнее!
   - А слон затопчет крокодила? А двух крокодилов?
   Вопросы сыпались со всех сторон.
   У студента нервно задергалось веко и он стал озираться по сторонам, вздрагивая при каждом вопросе. Мы и не подозревали, что он такой пугливый.
   - Вы что-нибудь потеряли, Евсей Евсеевич? - участливо спросила Ритка Сурикова.
   - По-моему, он нервничает, - заметил Сабельников.
   - Мама говорит, что все болезни от нервов, - вздохнула Катька Лепилина.
   - А моя мама говорит, что от всего помогает диета и правильный образ жизни, - сообщила Цветочкина.
   - Ты думаешь, что Евсей Евсеевич ведет себя неправильно?
   - Да ничего я не думаю, -  ответила Ленка.
   - Как всегда, - прыснула Ритка.
   - Ничего вы в этом не понимаете, - заявил Димка Крайников. - Мой папаня говорит: надо выпить стакан-другой успокоительного - и о нервах можно забыть. Никаких нервов - только глубокий и освежающий сон.
   - Спать на уроке нельзя, - наставительно сказала Тонька Акимова.
   - Нет, на уроках хорошо спится, сладко так... - не согласился Славка и зевнул.
   А за нашими с Сережкой спинами разгорался нешуточный спор. Славка сказал, что есть такая птица - секретарь, и она ловит змей. На этом основании он утверждал, что мама Женьки Лисицкого - птица.
   - Она у меня ученый секретарь! - возмутился Женька.
   - Ну и что. Значит она - ученая птица!
   - Так что же, она и змей ловит? - полюбопытствовал Сестренкин.
   - Насчет змей не знаю, - признался Славка.
   - Ну это уже слишком! - завопил Женька. - Наверное, у тебя мозги совсем жиром заплыли, Гречнев!
   Раздался звук оплеухи... Звук такой радостный для сердца настоящего мужчины. Женька зарыдал. Но торжествовал Славка недолго. Женька влепил ему не менее звонкую оплеуху. И они еще раз обменялись ударами.
   - Немедленно в угол - оба! - закричала Нина Федоровна. - Вы сорвали урок и будете наказаны.
   На шум прибежал Юлий Цезаревич. Вид у него был очень сердитый. Он долго говорил, что нормальные дети так себя не ведут, что ему очень стыдно перед Евсеем Евсеевичем, и совсем не о таком поведении мечтали наши мамы и папы, отдавая нас в школу. Они надеялись, что мы будем прилежно заниматься и хорошо себя вести, и верили, что мы станем замечательными парикмахерами, юристами, бухгалтерами и бизнесменами, а мы, вместо этого ведем себя неподобающим образом, шалим и нарушаем дисциплину, и все это может кончиться... Завуч не договорил, но было понятно, что нас ждет нечто ужасное, о чем вслух и говорить-то тяжело и неприлично.
   - Я думаю, что дикари Новой Гвинеи охотно приняли бы вас в свою компанию, - заключил Юлий Цезаревич.
   Светка Панина засмеялась, а практикант тяжело осел на пол, веко у него продолжало дергаться, а прежней веселости как не бывало.
   - Вы не садитесь, Евсей Евсеевич, вам скоро выходить, сейчас звонок прозвенит! - сказал Сашка Скоков.
   Ошарашенный студент вскочил, потом сел на стул... И опять вскочил.
   - Так! - сурово произнес завуч. Его взгляд остановился на Вовке. - Это уж чересчур, Брусникин.
   - Это не Брусникин, - сказал я.
   - Молодец, что признался, - растрогался завуч, потеплев взглядом. - Это мужественный поступок.  Значит, вы не совсем безнадежны.
   - Еще чего, это не я!
   Завуч помрачнел.
   Конечно, я знал, кто это сказал, но я не выдаю своих товарищей.
   - Сейчас мы все выясним! - повысил голос завуч. - Я просто посмотрю вам в глаза. Уверен, что виноватый выдаст себя и покраснеет. А так как он стоял рядом со мной, то первым делом внимательно посмотрел на меня. Я не разочаровал его... и покраснел. Но когда завуч перевел взгляд на Сережку, то и он немедленно покраснел. Юлий Цезаревич обошел класс и всем внимательно смотрел в глаза. Все краснели.
   - Да-а-а... -протянул он озадаченно.
   Кто-то фыркнул.
   - Если ваше поведение не изменится в лучшую сторону - ваше будущее видится мне печальным, и боюсь, что тогда вам будет не до смеха. - Завуч пожал плечами и с недовольным видом вышел.
   

   А на перемене чуть не пострадал Сережка. И если бы не спасительный звонок, прозвеневший как нельзя кстати, ему пришлось бы худо. Целая толпа разъяренных товарищей гналась за ним по школьному двору совсем не с добрыми намерениями. А случилось вот что.
   Сережка спросил у ребят: не загадать ли им загадку?
   - Попробуй, - сказали они и нахмурились.
   Тогда он выразил сомнение, разгадают ли они ее. Товарищи спросили - не издевается ли Сережка над ними и не считает ли их за идиотов?
   На вопросы он не ответил, и загадал загадку.
   Разгадать они не сумели, а потому сильно разозлились и велели загадать еще.
   Сережка опять загадал. Они снова оплошали и, конечно, разозлились еще больше. Лица их запылали.
   - Давай снова! - злобно заверещали они.
   Выражение лиц при этом у них было нехорошее, прямо надо сказать, некрасивые были лица - тяжелые, даже зловещее что-то в них проглядывалось. Но Сережка не обратил на это внимание. А зря. Он ответил, что они ребята туповатые, и сколько им не загадывай, все равно не отгадают, и предложил такой вариант:
   - Если сможете точно повторить за мной три предложения...
   - Только жалкие придурки не смогут, - сурово ответили друзья.
   - Что ж, давайте проверим. Если сможете, значит у нас ничья. Согласны?
   - Согласны!
   - Тогда начали: "Мы отличные и незлобивые товарищи..."
   Они повторили.
   "...гордимся, что такой товарищ, как Сергей Томилин учится в нашей школе".
   С зубовным скрежетом они повторили и эту чудовищную фразу.
   - Все, вы уже проиграли!
   - Почему?! Ведь было только два предложения!
   - Ничего подобного! Вы не повторили за мной третье, когда я сказал, что вы проиграли.
   - Ты обманул нас! - взревели товарищи. - Грязный и недостойный нашего общества тип! Ну держись, игрун!
   Серега скоренько рванул к школе. И как я уже говорил, от расправы его спас только звонок.
   

   Следующий урок - физкультура! И это замечательный урок! Побольше бы таких, а то зря тратим время на всякую арифметику. И физрук наш, Ганнибал Ильич - он отличный!
   В самом начале урока он пообещал сделать из нас - лентяев и мелких прохиндеев - чемпионов Европы. Правда, не уточнил по какому виду спорта.
   - Ну что, малыши-коротыши, начнем, - сказал физрук и, взяв мяч, швырнул его в кольцо. - Итак, кто из вас умеет играть в баскетбол? Мяч до кольца кто-нибудь добросит?
   Я смело шагнул вперед.
   - Мой папа был чемпионом мира по баскетболу!
   Все застонали от зависти.
   - Ты врешь! - закричал Лисицкий.
   - В каком году? - поинтересовался физрук.
   Я сказал.
   - Ну как же, помню. Я сам в этом году пять раз становился олимпийским чемпионом. А сейчас, козявки, смотрите и учитесь, как бросают по кольцу настоящие мастера. Внимание, исполняю два штрафных...
   Первый мяч Ганнибал - так все зовут его в школе - забросил с девятнадцатой попытки, второй - с сорок шестой... Прошло около двадцати минут.
   - Вот так-то, - удовлетворенно пророкотал он.
   Поскольку отведенное для баскетбола время вышло, мы занялись перетягиванием каната. В финале сошлись, с одной стороны - Славка, Сережка и я, с другой - троица, возглавляемая Тарловичем. А Генка очень, очень сильный! И грубый. Славка пожаловался физруку, что тот оказывает на нас психическое воздействие.
   - А вы не воздействуйтесь.
   - Но он показывает кулак и говорит обидные слова. Очень трудно состязаться в перетягивании каната с психически ущербным Генкой.
   - Бодритесь! - бодро сказал Ганнибал. - Тяжело с психами, легко со здоровыми.
   Мы стали бодриться. Девчонки, в основном, болели за нашу команду.
   - Ну, Сережка, голубчик! Давай, Славка! Борька, вперед!
   Поддержка девчонок придала нам сил. И мы пошли вперед. Вернее назад. Так легче перетягивать канат. Но тут Лисицкий стал дразнить Сережку.
   - Давай, Серенчик! Давай, голубок! Поднажми, лапушка!
   Сережка отпустил канат и бросился на Женьку. Мы тоже не остались в стороне. Ужасный бой! По своему ожесточению он напомнил мне Бородинское сражение. И не знаю, чем бы закончилась эта битва, если бы в нее не вмешался физрук. Он был очень недоволен, наш Ганнибал Ильич.
   - Я пять лет проработал в колонии строго режима, - мрачно изрек он.
   - Вы преподавали там физкультуру? - спросил Вовка Брусникин.
   - Я преподавал там историю философии, - с выражением сказал Ганнибал. - Так вот, тамошние обитатели - ягнята по сравнению с вами. Но вы у меня еще попляшете! Я научу вас хорошим манерам! Я сделаю из вас настоящих мужчин!
   - И женщин тоже? - пискнула Катька.
   - И женщин! Я вас всех настоящими сделаю! Вы у меня побегаете! С полной выкладкой, да по плацу! По полной программе!
   - А что значит - с выкладкой и по плацу?
   - А это значит, что вы меня на измор не возьмете, и не надо строить из меня дурака. Не на того напали! Я все выдержу! Я пять лет кормил хищников в зоопарке...
   - А что вы там преподавали: хорошие манеры или историю философии?
   - Какой вы разнообразный! - восхищенно воскликнула Ритка.
   Ганнибал Ильич судорожно провел рукой по лицу, будто ему что-то померещилось; может быть, один из хищников, которых он кормил в течении пяти лет.
   - Всем построиться в шеренгу! - закричал он. - Шаг вперед! Нет, не так! Шаг назад, бестолочи! А теперь - шаг вперед! Опять не так!
   - У нас что здесь - урок танцев или физкультура, - пробурчал Генка.
   - Разговорчики! Все на улицу, марш! Бег на 60 метров - кто быстрее.
   - А мы никуда не торопимся, - раздался голос из шеренги.
   - Мой папа говорит, что если быстро бегать, то пятки сотрешь, - заявил Колька Сестренкин.
   - Я не могу бегать. Тем более быстро, - заплакал Ленька, - у меня хронический аппендицит!
   - Когда... - глухо начал Ганнибал.
   - ...я служил ямщиком, - выпалил я вдруг, даже не знаю почему. Как-то само собой вырвалось.
   Славка не понял и спросил:
   - Кто служил ямщиком? Ганнибал Ильич? А в каком году это было? Это когда вы стали олимпийским чемпионом?
   - Что? А?.. Нет, в другом, - раздраженно ответил физрук. - Я смотрю, ты самый умный из всех, Гречнев?
   - Ну...
   - Ну раз так - иди и подтянись на перекладине хотя бы один раз...
   К сожалению, в учебнике истории я видел только одну фотографию настоящего Ганнибала (хотя Ганнибал Ильич тоже вроде настоящий: вот он передо мной - до него рукой можно дотронуться), но, по-моему, он очень похож на нашего.
   А 60 метров нам так и не удалось пробежать - урок кончился! А то бы я обязательно победил!