Баварские рассказы. 2 - Махорка или легкий способ

       Граница была с Чебе, оттуда через мостик начиналась загадочная и манящая, как фата-моргана Германия. Олег с Лешей пристроились к длинному концу очереди, состоящую з румын, венгров, сербов, албанцев и других восточноевропейских народов, спешащих на работу в «Дойчланд». Кононенко вдруг с удивлением сообразил, что, возможно, предков, выстроившихся перед «цоллем» людей, привозили сюда насильно, усадив за решетчатые вагоны. – «А теперь мы едем сюда добровольно, да еще вываливаем за визы кругленькую сумму».


 - Ви ехать Франрайх? – на ломанном русском спросил пограничник.
 - Я! – дружно кивнули ребята. – На выставку нумизматов, - добавил Леша и на всякий случай вытащил школьный альбом для рисования.


   Немец удивленно развязал бумажные бечевки, такого способа закрывать папки он не встречал, по-видимому, никогда. Девальвированные купоно-карбованцы запестрели, как осенний лес. Офицер осторожно взял небольшой прямоугольник и внимательно посмотрел на Кия, Щека, Хорива и сестру их Лыбедь. Первые деньги делались вообще без водяных знаков и, похоже печатались просто на цветном принтере.


 - Очен ценн? – строго спросил немец.
 - Угу, - кивнул раскрасневшийся Олежка.
 - Яволь, ви ест писать папир, - офицер протянул Леше большой лист, заполненный разными таблицами.
 - Тебе делать нечего, - прошипел Леша и в свою очередь сунул декларацию товарищу, - я по-немецки не белмес, английский учил.
 - Тут е, - Олег перевернул листок на другую сторону, - инглиш.
 - Его я тоже не знаю, - скривился Алексей, но бумагу все-же взял и со вздохом сказал: - кто тебя за язык тянул?


   Он уселся за соседний столик, взял блестящую ручку и принялся крутить в руках декларацию. Буквы на обоих сторонах листка выглядели одинаково не понятно, Олег плюхнулся рядом и с серьезным видом заглянул Леше через плечо.
 - Помочь хочешь? – хмыкнул Кононенко, приятель отрицательно покачал головой и на всякий случай чуть отодвинулся от стола.


   Тем временем к таможенникам подошел последний пассажир, недавно прибывшего электропоезда. Высокий худощавый парень лет тридцати в поношенных синих джинсах и клетчатой рубашке «а-ля восьмидесятые». Ехал он от границы, Леша заприметил его прыщавую физиономию еще на вокзале в Кошице.
 - «Значить земляк», - подумал Леша, - «интересно, как он «распетлял» в Праге с чеченами».


    Незнакомец вытащил темно синюю книжицу с белым всадником, паспорт был явно неукраинский и осторожно положил его перед немцем. Тот заглянул в конец коридора и не увидев там никого, облегченно вздохнул, странные туристы ему порядком надоели.
 - Юри Березоветс, - выдавил пограничник и устало посмотрел на прыщавого парня, - ви из Брест, почему ехать здес? – офицер был прав, белорусы добирались до Германии на прямую, через Польшу, а этот с какого-то перепуга поехал в объезд через Украину, Словакию и Чехию.


    Юра пожал плечами и промолчал, особого желания общаться с «фрицем» он не испытывал.
 - Гут, - вздохнул немец и начал листать синюю книжицу. - Зи ехат на виставку эгрикалче Данмарк, - офицер замялся, подыскивая нужное слово: - ви менеджер агрокомпании «Пут Ил-ича», что ето ест такое?


    Если замученный офицер не мог сообразить на какую-такую сельскохозяйственную выставку в Данию отправляется этот странный менеджер, еще более непонятной компании, с совсем непроизносимым названием, то его визави и вовсе ничего не разобрал, кроме как «Путь Ильича».


 - Я того, - развел руками парень, - этого…, не понял вас.
 - Не тупи, чувак, - шепнул Леша белорусу, - немцы этого не любят.
    Было понятно, что этому колхознику сделали датскую визу, на какую-то несуществующую выставку, а толком парню ничего не объяснили.
    Немец некоторое время оценивающе смотрел на Юру, тот был по-олимпийски спокоен, и взирал на офицера добрыми телячьими глазами.


  Пограничнику надоело буравить глазами флегматичного белоруса и он, отложив паспорт махнул рукой, призывая Юру расстегнуть молнию на бесцветной дорожной сумке с надписью «МАЗ». Колхозник не спеша открыл ее и стал выкладывать на пластиковый стол свой нехитрый скарб.


   Ворох аккуратно заштопанных носок, светлые джинсы со «стрелками», громадная банка чуть вздувшейся тушенки «Завтрак туриста», полиэтиленовый пакет с нижним бельем, три клетчатые рубашки одного цвета и кирпично-желтое сало небрежно завернутое в газету «Поцяг». Юра видно периодически прикладывался к продукту, который в основном ассоциировался с его южными соседями. С одной стороны, сало имело неровный край и было чуть светлее.


 - Шпик, - зачарованно протянул немец, оглядывая внушительный кусок свиньи.
 - Я его ем, - оживился белорус, и для наглядности открыл рот и несколько раз ткнул туда указательным пальцем. – Вкусно, - Юра с удовольствием похлопал себя по тощему животу.
   Немец нервно сглотнул, еще раз посмотрел на редкостного идиота и тяжело вздохнул: - Цигареттен?
 - Я не курю сигарет, там сплошная химия, - доверчиво пояснил офицеру Юра и вытащил из сумки круглую железную коробку с надписью «Монпансье». Улыбнувшись как факир перед началом фокуса, белорус резко открыл крышку и в нос бедному пограничнику ударил ядреный аромат самосада.


 - Вас ист дас? – немец отшатнулся и прижал к слезящимся глазам снежно-белый носовой платок. Юра растерялся, увидев, как побледнел фриц и поспешил успокоить работника «цолля».
 - Это я курить, - белорус подсознательно заговорил, как и его собеседник, не соблюдая времена и падежи. – Это очень хорошо, гут, курить, - и он несколько раз втянул в себя воздух, энергично прикладывая руки к губам. Но необразованный немец никак не мог понять менеджера агрокомпании «Путь Ильича».


 - Махорка, - попробовал зайти с другой стороны Юра и стал скручивать вытащенный из кармана листок бумаги, - я это курить.
 - Ма-хо…, марихуанна, - побелевший офицер наконец понял белоруса, правда не совсем так, как надеялся простодушный колхозник. Он выхватил из кармана свисток на длинной ручке и сонную тишину пограничного пункта Чеб-Марктвиц прорезала яростная трель.
     Когда вбежавшие полицейские надевали наручники на несопротивляющегося Юру, он лишь шептал побелевшими губами:
 - За что? Я это курить, махорка…


    Помещение наполнилось людьми в светло-коричневой полицейской форме, появилась даже страшноватая дама средних лет, без формы, но в компании симпатичной овчарки. Собака подошла к коробке с самосадом понюхала ее и сокрушенно посмотрела на свою хозяйку. Несчастного белоруса немцы приковали к специальному штырю и усадили на скамейку, а сами начали яростно спорить, время от времени указывая на злосчастную коробку.


    Прошедшие контроль иностранцы, которые теперь сидели в электропоезде на немецкой стороне границы, облепили стекла вагонов, пытаясь понять причину внезапно возникшей суматохи. Леша с Олегом словно приклеились к стульям, они не знали, что им делать, ситуация получалась дурацкая, было жаль парня, но он и сам был повинен в этом недоразумении. Побелевший Юра сидел, как не живой, время от времени бросая взгляды на блестящие наручники, из его полуоткрытого рта медленно текла тоненькая струйка слюны.


    Один из пограничников отошел от стола, взял со стола оба паспорта и с треском поставил в них квадратные печати. Он резко махнул рукой в направлении выхода, не удостоив ребят даже взглядом. Леша рывком поднялся, не заставляя себя упрашивать и двинулся к выходу, Олежка засеменил следом. Уже в дверях Кононенко бросил последний взгляд на белоруса, тот так же безучастно смотрел в пол.


    Они уселись в электропоезд подальше от шумных албанцев и принялись ждать отправления. Наконец зашумел кондиционер, уведомляя о скором отправлении и в вагон ввалился белый, как мел Юра, он прижимал к себе открытую дорожную сумку, из которой торчали разномастные носки и нервно вздыхал. Албанцы по вскакивали со своих мест и обступили белоруса, пытаясь общаться с ним на интернациональном языке жестов.
   Леша растолкал балканских работяг и повел земляка к своему месту.
 - Ты как, дружище? – постарался подбодрить колхозника Кононенко. – Нормуль? Куда лыжи направил?


   Юра чуть выдохнул, приходя в себя и начал свой грустный рассказ. Родом он был из небольшой деревеньки в Полесье, на самой границе с Житомирской областью и ехал в «Неметчину» уже в третий раз. Оба раза ему крепко доставалось в Варшаве, забирали все до последнего пфеннига на вокзале свои же белорусы, под чутким руководством ребят с Кавказа.


   На этот раз он решил изменить маршрут, в надежде избежать очередной экзекуции. Самое смешное, что он ехал в одном купе с двумя бабульками из Брно и чеченцы миновали его купе без осложнений. Казалось все страшное осталось позади, а тут такое! Самосад дома он не курил, просто оба раза вместе с деньгами земляки забирали у него и все сигареты, ввиду этого Юрчик решил, что крутые пацаны вряд ли позарятся на дедову махорку. После того как Олег и Леша покинули таможню, пришел какой-то «модный чувак», он понюхал содержимое коробки и коротко бросил – «табак». После этого Юру расковали, а в скорости и отпустили, но махорку забрали, в списке разрешенных для ввоза в Евросоюз товаров она отсутствовала.


 - Везунчик ты Юрок, - улыбнулся Леша, - хорошо, что хорошо заканчивается. Идем курнем, самосада у меня правда нет, зато есть «Кэмэл».
 - Спасибо, не хочу, - покачал головой белорус. И видя недоуменные взгляды добавил: - мне еще на таможне тот «фриц», что ментов вызвал, целую пачку предлагал, видно ему неудобно стало.
 - Чого ж ты, не взяв?  - не понял Олежка.
 - Не могу, ребята, - Юра с тоской посмотрел на смятую пачку с желтым верблюдом. – Такое отвращение…, вам не передать, - он с усилием сдавил мозолистыми руками мягкую ручку сумки, - тошнит при одной мысли об этом…, мне кажется, я уже никогда не буду курить…