Дело было в Журавлях

            


Предстоящее строительство Промышленского канала не могло меня не тревожить. Я знал, что кроме меня никто это дело не толкнет, и одновременно не знал, с чего и как начать… Отбросил все иные заботы и стал заниматься только каналом: разговаривал об этом с инженером-гидротехником Тустановским, с прорабом Сибстройпути и с прочими, кто брался давать мне советы. Советы были разноречивы, и необходимо было самому выбрать окончательное решение. Наиболее толковые советы давал мне Александр Агафонович Тустановский, но он сам был крайне занят ремонтом ряжей. Прораб Сибстройпути был человек приличный, знающий, но он, в свою очередь, досаждал мне расспросами деталей, о которых я ничего не знал, а его разъяснения только наводили меня на горькие раздумья.
Промежуток между речкой Промышленкой и Томью я уже облазил, там работало на уборке снега полсотни рабочих. Пробовали копать, но мерзлый грунт поддавался плохо. Пытались оттаивать грунт кострами, но скоро установили, что дров надо очень много, а толку от этого мало: пока копают землю, она успевает замерзнуть… Надо взрывать! Так я решил со своими десятниками-строителями и по этой причине появился у прораба Сибстройпути:
— Надо взрывчатки!
— ??? Это для чего же? — недоуменно спросил он.
Я рассказал ему все.
— О! Это, знаете, дело не такое простое… Какой взрывчатки вам надо и сколько?
По опыту прошлой работы, в основном по строительству Мрасского лесохранилища и взрывам на Большом Мрасском пороге, я был знаком только с аммоналом, еще понаслышке знал, что можно для взрыва льда употреблять обыкновенный порох… Поэтому храбро заявил:
— Аммонала. Хоть с тонну…
— Аммонал у нас не употребляется, да и нет его… А динамит не подойдет? Очень немного есть динамита, но надо разрешение ГПУ… Склад-то готов?
— Какой склад?
— Под взрывчатку! Ведь полагается специальный склад; его построите, затем его осмотрят, тогда уж разрешат, при условии соблюдения разных формальностей…
— Склада нет… А зачем склад? Мне приходилось с этим иметь дело, так нам давали без склада, для хранения «открытым способом», прямо под елку можно класть…
— Нет, так не разрешат. Это вы, Олег Николаевич, работали где-нибудь в лесу, вдали от населенных пунктов, а здесь, около города… Нет, не разрешат! — уверенно заявил прораб.
Все-таки взрывчатку мы получили. Построили склад, нечто вроде землянки; добыл я через прораба двух взрывников, и начали мы работы.
Первое время я ездил на Журавли через три-четыре дня, потом стал ездить ежедневно, а после порчи зимней дороги — совсем переселился туда, здесь у меня даже была маленькая избушка, поставленная прямо у края будущего канала.
— А как это взрывают землю? — поинтересовалась у меня Аля.
— Ну, поедем на Журавли! Посмотришь, как взрывают.
Взрывные работы в Журавлях были в разгаре: мы как раз получили партию аммонала и взрывали столько земли, сколько могут потом убрать рабочие. Если землю вовремя не убрать, она вновь смерзается и тогда ее приходится долбить или вторично взрывать.
Взрывники приготавливают в своем помещении заряды: делают из бумаги пакеты, похожие на магазинные, в которых продают рожки или сахар; насыпают туда аммонал (напоминает муку, только желтого цвета), вставляют бикфордов шнур, на внутренний конец шнура надевают и зажимают капсюль. Готовый заряд закладывают в нужное место, поджигают конец шнура и бегут в укрытие.
Если взрыв производится тогда, когда это нужно, то он представляет захватывающее зрелище: вместо того чтобы трудиться с ломом над мерзлой землей или находиться в воде по колено, куда приятнее смотреть, как все ненужное взлетает в воздух!
Аля пробыла со мной на участке полдня и не хотела уходить. Взрывник поджигает шнуры и убегает, а мы стоим в сторонке, расстояние выбираем в зависимости от величины зарядов. Заряд больше — мы дальше, заряд меньше — мы поближе. Ахнул очередной взрыв! Комья земли, корни деревьев, камни — все это летит высоко в небо! Зрелище завораживающее, а душа радуется от сознания того, что в небо взлетает ненужное, мешающее рытью канала.
Канал строился. Но не теми темпами, какими нужно… А опоздание в такой работе равносильно катастрофе…
Городские власти Кемерова нам очень хорошо помогали: вынесли постановление об оказании помощи леспромхозу, составили разнарядку, выделили нам 500 человек рабочих на земляные работы и 25 машин для вывозки леса с Журавлей. Всю жизнь я вспоминаю добрым словом руководителей города! Если бы они не оказали такой существенной помощи, то ничего бы нам самим не удалось сделать с каналом, да и лес своими силами мы бы не вывезли.
Рабочие должны были вот-вот прибыть на копку канала. Пока же работала сотня людей — только свои, местные. По выходным дням они обычно отправлялись в город, на базар за продуктами. И вот как-то накануне выходного инженер Тустановский и говорит:
— Знаете, что… Если рабочим завтра не дать денег, то они пойдут в город в середине недели и всю неделю будут болтаться… Черт знает что получится! Надо бы завтра у них принять работу и рассчитать.
— Да вот, Александр Агафонович, десятник-то мой уехал в город… Принять работу некому.
— А если бы вы сами, Олег Николаевич, приняли у них работу? Ведь как хорошо будет: они в выходной сходят на рынок и всю неделю будут работать! И жалоб не будет! Да много ли там приемки, за час справитесь…
— Разве что так…
Такой состоялся у нас с Александром Агафоновичем разговор у него на квартире в 12 часов ночи, потом я попрощался и ушел к себе в избушку.
Устроился спать, уже и лампу потушил, а мысли не дают покоя… Лежу, размышляю: значит, завтра приму работу и поеду домой, к Але. А как приму? Что именно надо? Надо определить объем вынутой земли… Измерить и помножить… Н-да… Канал имеет форму трапеции… Забыл формулу определения площади трапеции…
Встал, зажег лампу, попробовал высчитать площадь трапеции, но ничего не получалось… Испачкал бумагу, но ни площади, ни тем более объема так и не вычислил…
Оделся и в темень пошел к Тустановскому.
— Александр Агафонович! — постучался я. — Это я, откройте на минутку. Совестно сознаться, но забыл формулу площади трапеции…
— Произведение полусуммы оснований на высоту! — отчеканил он, чуть приоткрыв дверь, и я увидел, что он был в нижнем белье.
— Спасибо! Все, закрывайтесь!
Я вернулся к себе в избушку. Еще посидел над задачками, спать не хотелось. Наутро принял работу у землекопов.
Здесь важно, что я наткнулся на пробел в знании геометрии. А я ведь закончил 6 классов реального училища и по математике имел четверки! Но вот забыл… Нет, не забыл, все эти знания были вложены поверхностно и давно вылетели из головы, так как закладывались туда только для получения отметки… Досадно, обидно, но это факт. Об этих недостатках в учении говорил мне не раз отец; рассказывал, что и ему в свое время приходилось уже взрослым переучиваться… Я до поры до времени пропускал его слова мимо ушей, но вот привелось переучиваться и мне.
Разница между поколением отца и моим все-таки есть. Отец знал очень много, я и мои сотоварищи по реальному училищу плохо знали науки. Плохо, но все-таки лучше, чем теперешняя молодежь. Ведь эти, кто моложе нас… Ладно уж, не буду; кому надо, тот все сам поймет…
Уже была половина марта и днем снег сильно подтаивал. Копка земли для будущего канала шла полным ходом, более половины работ было сделано; оставшаяся часть, та, что ближе к Томи, имела песчаный грунт и копалась довольно легко. Дашь десяток небольших взрывов — песок встряхнется, после его легко выбрасываешь наружу.
Я сидел у себя в избушке и держал в руках пакет: только что получил проект строительства… Все детали уже давно были согласованы, но для формальности проект был нужен. Леший его знает, что там, в этом проекте, будет написано… Фантазия и жизненный опыт, однако, подсказывали мне, что за этим проектом, где-то позади него, маячила голова прокурора… Прокурора города Кемерова Мандрыко! И должность страшноватая, и фамилия какая-то странная, и мужчина этот, большой и лохматый, не был в числе моих больших приятелей…
В проекте строительства канала о самом канале было две-три фразы да на поле одного листа карандашом начерчен был разрез канала. Все остальное было посвящено исключительно строительству плотины, которая должна была появиться ниже верхней части канала и служить для поднятия горизонта воды: лишняя вода пойдет в канал.
О том, что плотина должна быть, я знал, но 90;% внимания было уделено каналу, тогда как проект, наоборот, 90;% внимания отдавал плотине, о канале особенно и не распространялся… Почему? Я сидел и думал над этой проблемой… Для того, чтобы получился канал, надо было вынуть 27 тысяч кубометров мерзлого грунта, а чтобы сделать плотину, требовалась тысяча фашин и сто пятьдесят кубометров камня… Какая-то несообразность… Сделать плотину — это тьфу-тьфу! Раз-раз, и готово! А вот канал — это труд! Вся суть в канале, даже проект назван «Строительство канала». Так в чем же дело?
Ширина речки Промышленки — 20 метров. Плотина идет поперек речки, ее длина… Ого! Ее длина… так… так… здесь 10 метров, на том берегу 15 метров да через речку еще 20 метров… Вся длина почему-то 50 метров, да еще сказано, что берега реки выше плотины сделать пологими и отсыпать их камнем, чтобы не размывались… По сто метров с каждого берега сделать «каменное одеяние»…
— Н-да… — говорит мне Александр Агафонович, закрепленный за строительством канала в качестве технорука, — очевидно, немного перестраховываются проектировщики… Но имейте в виду, что немного. Проект уделяет мало внимания собственно каналу, это понятно: что о канале много говорить? Показали на полях разрез — и все… А плотина — это уже техническое сооружение, вот на ней и заостряют внимание… Мой совет: не оттягивайте строительство плотины. Скоро в Промышленке начнет прибывать вода и плотину будет строить гораздо труднее, вода будет мешать. Канал копается успешно, перебросьте часть людей на плотину… Кстати, вы мне говорили, что есть какой-то десятник, специалист по мельничным плотинам? Вот и определите его на этот участок работы…
Я уединяюсь для мучительных размышлений. Стою на берегу Промышленки. Она тихо несет свои воды. На берегах — горы привезенных камней и крепко стянутых фашин. Если фашин не хватит, так тут богатые заросли тальника, так что хватит и Томь перекрыть! Тустановский сказал: когда будет вода, то работать будет труднее, «трудности неимоверно возрастут»… В моем воображении встает картина весны: Промышленка вздулась, ее воды побежали быстрее, злее набрасываются на камни плотины. Но разве хватит сил у этой маленькой речушки поднять и отбросить эту гору камней? Ну, поднимется вода вот сюда… Все равно сил у реки не хватит! Нет! Задавим эту речушку! Никуда она не денется! Однако строить плотины мне еще не приходилось… Тустановский прав: надо начинать строить плотину! Мне ясно рисуется общая картина хода работ: плотина перекрыла реку, воды ее устремились в канал, лес идет по каналу в Журавлевскую гавань. Вот и отлично! А потом все закончим, к осени в отпуск, вместе с Алей в Новосибирск!
От таких мыслей я повеселел и обращаюсь к работающему неподалеку от меня пожилому рабочему:
— Ну, как дела, папаша? Будем строить плотину? Выйдет у нас что-нибудь из этой затеи или нет?
Седобородый дед бросает работу и, улыбаясь, говорит:
— А кто его знает… Вы образованные, сами знаете, что делаете. Поди как не выйдет? Раз взялись, значит выйдет…
Николай Александрович Гусельников — старый строительный десятник. Мне его дал горсовет из какой-то своей организации специально для строительства плотины. Николай Александрович уже давно живет на Журавлях и пьет водку. Не то чтобы у него был запой или он устраивал пьяные дебоши —  просто он чувствует себя, как на курорте: пока строительства плотины нет — он ждет и от скуки пропускает по стаканчику-другому. Он весьма разговорчив, особенно когда подопьет. Ему полста лет, жизненный опыт большой. Любит вспоминать молодость:
— Строил… много строил… Вот на родине, в России значит, встречали одного купца, он к ярмарке заказал мост построить. Вот это был мост! Все под стружок делали, а перила и столбы под краску!
— Что же, Николай Александрович, вы всегда рассказываете про строительство мостов, а плотины строили? — наверно в сотый раз задаю я ему такой вопрос.
— А как же! Строил, много строил… Только, извиняюсь, мост — это красивое сооружение, его надо уметь построить, а плотина — дело простое: набросал камня да фашин — и вся недолга! А вот мост и вспомнить приятно…
Пока он, Гусельников, мне не нужен, пусть себе живет и пьет водку, думаю я про себя, а когда понадобится, тогда уж я водки ему не дам и прижму, заставлю работать этого специалиста.
Но вот пришел решительный момент, когда надо было приступать к строительству плотины, и я объявил Гусельникова ответственным за эту работу. И тут произошло неожиданное. Строитель мостов и плотин мне вдруг заявляет:
— Плотин я никогда не строил… Мосты — это да, а плотин не строил и никогда не говорил об этом!
От такого заявления у меня аж дыхание перехватило… Я сначала превратился в вопросительный знак, затем несколько растерялся и замолк. Однако, увидев, что Гусельников ничуть не смущен происшедшим и не думает раскаиваться, я обрушился на него:
— Болтун! Отъявленная шпана! Немедленно убирайтесь отсюда, пока целы! Садитесь в лодку и уезжайте, или я в конце концов за себя не ручаюсь! Убирайтесь! В горсовет будет послана телефонограмма, что вас выгнали!
Гусельников, видимо, не ожидал от меня такой реакции и начал пятиться. Лицо его приняло испуганный вид.
— И прокурору Мандрыко сообщу! — выкрикнул я напоследок.
Последние слова имели магическое действие, и Гусельников заговорил по-другому:
— Зачем же так сердиться, Олег Николаевич? Ведь я не отказываюсь работать; я только сказал, что таких плотин мне не приходилось строить… Напрасно вы сердитесь… Я ничего плохого не сделал…
— И хорошего ничего не сделали за месяц. Не хотите работать — нечего и мешать, поезжайте куда хотите! — продолжал я уже спокойнее.
— Как же я не хочу работать? Я хочу работать… Я только говорю, что вот таких плотин не строил, но с вашей помощью мы все сделаем! — выкручивался Гусельников.
Постепенно я отошел, успокоился и с Гусельниковым примирился: все-таки строитель, а другого выбора у меня не было!
И, надо сказать, Гусельников стал совсем другим человеком: он бегал, суетился, заботился. Позднее выяснилось, что Николай Александрович просто боялся, что я хочу переложить всю ответственность за строительство плотины на него, хочу, так сказать, «на нем выехать»… Спустя неделю после ссоры он мне признался:
— А к прокурору Мандрыко мне никак нельзя показываться! Ведь через него я и попал сюда… Он хотел меня посадить, а потом отправил сюда, вроде как для искупления вины… А вы вдруг посулились что-то плохое обо мне ему сообщить… Нет, к Мандрыко мне никак нельзя!
Хотя и редкостью бывали такие бурные вспышки гнева, но мне в них почти не приходилось раскаиваться: в большинстве случаев они шли на пользу дела. Вот и Гусельникова я исправил такой вспышкой.
И плотина начала строиться. Я уже давно понял, почему в проекте так много внимания уделено плотине. В ней, проклятущей, таились мучения! Но в чем дело, в чем секрет, я узнал через некоторое время… Недаром говорят: «Намучишься — научишься»!
Да, плотину мы построили быстро: тьфу-тьфу! раз-раз! Готово! Промышленка к тому времени начала вздуваться, вода быстро прибывала, бурлила, пенилась и гудела. Но что такое Промышленка? Хе! Я ведь работал на бурной Мане, видел страшную Усу, бешеную в период весенней «дурнины», плавил лес через Мрасское страшилище, плавал по низовьям Оби-матушки… Словом, видал виды… Так что задавим речку Промышленку! Не пикнет!
Плотина красовалась, возвышаясь над берегами. Гусельников много уделил внимания ее внешнему виду: выравнивал камни, подсекал торчащие прутья фашин… Речка стихла, вода остановилась и поднялась намного: оставалось прокопать последнюю перемычку — и вода хлынет в канал. Все! Конец!
— Через два дня закончим копать канал, зачистим дно и, благословясь, пустим лес! — размышлял я со своими десятниками, стоя довольный возле плотины и следя глазами за священнодействиями Гусельникова, украшавшего сооружение.
Вечером по такому случаю я разрешил десятникам и себе испить по чарке водки: за благополучное окончание! Пребывая в блаженном настроении, мы еще посидели, побеседовали и легли спать.
На рассвете я услышал:
— Технорук здесь? Плотину промыло! Пусть сам поглядит; может, пока еще не поздно… — и человек убежал.
Я сорвался с постели и, как был неумытый, бросился к плотине.
Да! Промыло! Вода ушла! Авария! И лохматая голова дяди-прокурора замаячила за моей спиной: «Ага! Аварии устраиваешь? Злоумышленно? А ну, пиши протокол…» Что я пережил в этот момент, передать не берусь… Но что-то надо делать… Знать бы, что!
Следом прибежал Гусельников, начал собираться рабочий люд. Пришел Тустановский. Когда первое сильное потрясение прошло и я отошел от столбняка, то с полной ясностью увидел, что плотина не размыта, она стояла нетронутой. Река не могла нарушить наше сооружение — плотина, т. е. груда фашин, перемешанная с камнями, так и стояла на своем месте. Река размыла свой берег и ушла по новому руслу…
Плотина строилась на самом узком месте, сейчас же она стояла на самом широком. Рассуждать можно долго, а вода ушла…
Александр Агафонович на мой немой вопрос ответил:
— И посоветовать-то тут трудно что-нибудь умное… Знаете, что? Мне, как инженеру, неудобно говорить об этом вслух; как товарищу, вам скажу: ремонтируйте по способу крестьянских мельничных плотин, заваливайте эту промоину до тех пор, пока не остановите…
И начались наши мучения. Три раза мы заделывали брешь, и получалось опять то же самое: берег уходил от плотины, вода бросалась в отверстие, горизонт воды падал и канал оставался вверху. Что же делать? Что делать? Я твердо знал одно: если перерасходую деньги, но лес сплавлю, то все обойдется; но вот если лес сплавить не удастся, тогда… О! Лохматый дядя-прокурор проявится наяву!
Когда плотину прорвало в третий раз, я был уже на грани отчаяния и положительно не знал, что предпринять. И вдруг неожиданно дело изменилось, пришла помощь, откуда не ждал.
— А ведь ты, батюшка, не ладно делаешь, — услышал я голос возле себя и увидел того самого седобородого старичка, с которым шутливо разговаривал перед началом строительства злополучной плотины. Он, сморщившись в мелкие складочки, улыбался беззубым ртом и смотрел на меня снизу вверх, почесывая спину…
— А ты мне скажи, папаша, как надо. Тебе приходилось иметь дело с плотинами? — заговорил я, хватаясь за доброе ко мне обращение и почти не веря в серьезную помощь. Советчиков-то было много…
— Да шибко-то я похвалиться не могу, а только вот так дело не получится. Она берег свой всегда будет размывать, ежели так делать…
— Постой, постой! — перебил я его спокойно. — Ты говори толком; скажи, что не так и как надо делать.
Он опустился на корточки, взял первую попавшуюся щепку и начал молча чертить на земле линии. Я удивился: что это? Подвох или помешательство у меня? Он подсмотрел чертеж? Нет, откуда ему видеть проект… Или я уже перестал соображать? Берега, как раз там, где я «упростил» проект, старик мне выправляет, делает их пологими:
— Ты камень-то притыкаешь к берегу, а берег мягкий, он и размывается… А ты прикажи берег срезать наискосок, тогда камень будет придавливать береговой грунт, ему вырваться будет нельзя; даже если что там и подмоет, то камень осядет, сверху опять подбросишь… Так, батюшка, всегда наши старики делали на мельницах! Здесь людей много, такой силой можно быстро сработать…
Так вот она в чем соль всего дела! Береговой грунт надо прижать камнем! Правильно говорит старик: прижмешь, он и не поползет! Вот почему в проекте берега наискось срезаны, это не для красоты, это для прижима берегового грунта. Ах я болван! А я это «упростил», думал — для красоты…
— Спасибо, папаша! Вот это ты мне дельно сказал! Твоя правда. Я сейчас начну командовать, а ты будь при мне. Ты чем занят-то?
— Да я фашины вяжу… Я тут с самого начала… Поначалу не знали, как их вязать, ну, я вызвался помочь, да так тут и обвык…
— Ну и брось эти фашины. Будь при мне, оплатой не обижу…
Брешь быстро завалили, срезанные наискось берега были задавлены камнем, и плотина подняла воду. Окончательно. Наутро плотину не промыло, не прорвало. Оставшимся в запасе камнем отсыпали берега. Я бегал вместе со стариком около задней части плотины, вынюхивая подозрительные места, стараясь предугадать, нет ли слабины.
— Нет, ничего нет подозрительного. Кажется, все хорошо! — сказал я вслух и только тогда обратился к своему спасителю деду: — Фамилия-то твоя, папаша, как?
— Мельниковы мы…
Плотину не прорвало!
Деду Мельникову, которого звали каким-то старинным именем, вроде Евграфа Селиверстовича, я заплатил так хорошо, что не мог отделаться от его благодарностей.
Вода готова была хлестать через плотину и недвусмысленно заглядывала в канал. Первоначально нетронутую часть земли у начала канала мы хотели рыть лопатами, а теперь я решил это место взорвать. Раздались, один за другим, четыре взрыва — и вода хлынула в канал. Я с первой струей воды пошел вниз по каналу: очень опасался, что мы вырыли канал без достаточного уклона и что вода не пойдет.
— Знаете, что я вам скажу? — произнес Александр Агафонович Тустановский через минуту после того как подошел к каналу. — Вода идет преотлично!
— Эге! Теперь-то, дорогой Александр Агафонович, и я могу вам об этом доложить! Теперь я знаю даже глубину воды в канале и ее скорость!
Мы посидели с ним немного на берегу и поблагодушествовали.
А еще через пару дней навесили между ряжей Журавлевской гавани боны; обвязали и обтянули, где надо, тросами; положили шесть штук тяжелых металлических лежней — и гавань приняла должный вид, «полную готовность».
Лес из Промышленки выскочил в Журавлевскую гавань быстро и без происшествий. И я, наконец, уехал в Кемерово к Але.
— Ты что-то похудел, — воскликнула жена, увидев меня на пороге дома.